Опрометчивый поступок

Глава 14

– «Сэм Коди – хороший парень и как нельзя лучше подходит для этой работы». Я цитирую вам это, хотя и не получил к тому прямого указания.

Йен Патерсон, американский посол в Великобритании, посмотрел на Сэма поверх толстых старомодных очков. Его лицо дрогнуло, и он снова уткнулся в письмо.

– «Если вы готовы доверить ему эту миссию, то объясните следующее: чтобы добиться аудиенции у королевы и вручить ей верительные грамоты, ему все-таки придется выглядеть респектабельно. Если он преуспеет, впредь я не колеблясь поручусь за него головой. Сейчас нам куда больше необходим посол, чем чрезвычайный представитель. Во всем этом есть известный риск, но я верю в Сэма. Почему бы ему не убрать подальше свой стетсон, не надеть смокинг и не

подправить немного манеры, чтобы побить лощеных англичан их же собственным оружием? Даю слово, что его кандидатура будет одобрена. Мы с Хобартом отлично ладим, а он, как вам известно, лично назначает комиссию, так что можете считать, что поддержка сената у вас в кармане – даже при том условии, что Сэм не явился на свадьбу с дочерью одного из сенаторов. – Дважды не явился, олух царя небесного!»

Йен Патерсон аккуратно сложил письмо и постучал уголком по полировке стола.

– Итак, жизнь продолжается. Что скажете?

Сэм завозился в кресле. На него выжидательно смотрел через стол человек, которому вскоре предстояло уйти в отставку по состоянию здоровья. За последние три месяца Йен Патерсон похудел фунтов на пятьдесят и мало походил на цветущего мужчину, впервые представленного Сэму прошлой зимой в Париже. Сейчас он почти терялся на фоне громадного письменного стола. Больно было видеть Йена в таком плачевном состоянии, тем более что Сэм чувствовал к нему искреннее расположение. Он пересек океан с уверенностью, что будет работать рука об руку с этим незаурядным человеком, и никак не думал стать его преемником, пусть даже и временным.

Пост чрезвычайного и полномочного представителя был предложен Сэму в связи с возобновлением переговоров о строительстве Панамского канала, призванного напрямую соединить два величайших океана – Тихий и Атлантический. Его полномочия в данном конкретном вопросе были неограниченны и превосходили полномочия Патерсона. По сути, это было воздаянием за заслуги в испано-американской войне и мирных переговорах в Париже. Сейчас в Америке остро стоял вопрос конкуренции между железнодорожными и водными перевозками. Модернизация последних в любом случае требовала крупных субсидий, и общественное мнение склонялось в сторону Панамского канала в надежде, что это поможет решить наболевшую проблему. В результате первого тура переговоров англичане получили больше прав на еще не построенный канал, чем американцы. Это было совершенно неприемлемо, и президент Мак-Кинли подыскивал человека, способного изменить сложившееся положение. По его мнению, Сэм Коди как нельзя лучше подходил на эту роль: он слышал о нем еще во времена войны.

Для начала дипломатической карьеры не хватало только одобрения сенатской комиссии, и оно было бы дано, не выступи сенатор Петере с резким выпадом в адрес новоиспеченного дипломата.

Когда Сэм пересекал океан, его дальнейшая судьба казалась делом решенным. Он готовился начать новую жизнь буквально во всех отношениях, в том числе вступить в брак с Гвендолин Петере, дочерью сенатора от округа Иллинойс. В неожиданном приступе романтики Гвен настояла на том, чтобы они венчались в Лондоне. Раз уж им предстояло жить в «старой доброй Англии», венчание тоже должно было совершиться по старым добрым традициям.

Сэму было все равно, где и как венчаться, главное, что он обзаводился семьей. Единственный довод против него состоял в том, что он, мол, прост и грубоват – одним словом, неотесанный техасец, – и что королева может на этом основании отказать ему в аудиенции. Он надеялся, что брак создаст ему тот самый «имидж респектабельности», разговоры о котором уже навязли у него в зубах. Женатый ковбой все же лучше ковбоя холостого, а значит, заведомо распущенного.

Так все начиналось. И вот Сэм снова в Лондоне, уже шесть дней. Родных он обнаружил в отеле «Ритц», причем для этого даже не потребовалось наводить справки. Нанятый на вокзале извозчик ухмыльнулся и сказал: «Ну и ну! Еще один американец! Я слыхал, что „Ритц“ ими прямо – таки набит!» Как Сэм и подозревал, это оказались его домашние. Он предъявил им себя, живого и невредимого, переночевал под той же крышей и с утра выехал в Дувр: там в «Аллегретто», романтической гостинице для новобрачных, коротал дни его багаж. Последним пунктом было забронировать место на ближайший пароход. Но отплыть на нем так и не удалось, поскольку у причала Сэма перехватили двое служащих госдепартамента и доставили прямо в посольство, где он сейчас и находился.

– Как вы могли не подать о себе известий? – выговаривал ему Патерсон.

– Я хотел зайти, но прочел в газете, что сенат не одобрил мою кандидатуру, и подумал, что лучше будет исчезнуть без лишнего шума.

– Разве мы не друзья?

– Да, конечно, но… – Сэм никогда не мог постигнуть, как кто-то может видеть в нем друга и уж тем более полномочного представителя. – От меня больше неприятностей, чем пользы.

– В этом есть свои преимущества, – заметил Патерсон, усмехнувшись. – Люди прирастают к месту, теряют остроту восприятия, и тогда их нужно всполошить, как птичий выводок, чтобы только перья летели.

– Да уж, в этом мне равных нет, – буркнул Сэм.

– Вот и хорошо. Предстоит, так сказать, пугнуть воронью стаю, и только вы способны устроить все так, чтобы стая снова уселась на том же поле, но на более выгодной для нас позиции.

– Благодарю за доверие. – Сэм впервые улыбнулся.

– Значит, вы согласны?

– Нет. Прошу извинить, но у меня жестокий приступ ностальгии. Придется вам облечь полномочиями кого-нибудь другого. Кто там на очереди, Уинслоу?

– Уинслоу они попросту заклюют. Вам тоже придется попотеть, если хотите добиться успеха. Поймите, здесь нужен человек, который никогда не играет по общепринятым правилам. Вот увидите, они и опомниться не успеют, как подпишут договор на наших условиях. Кстати, Гвендолин Петере проводит время с представителями противоположной стороны. В парламенте сейчас затишье, все разъехались по своим имениям на гусиную охоту. Мисс Петере тоже в провинции и, как я понимаю, высматривает себе титул. Самый благоприятный момент заступить на пост и заодно подогреть к себе интерес бывшей невесты. Возможно, все удастся уладить. Как бы ни был настроен ее отец, мисс Петере – прелестная молодая леди и…

– Знаю, – коротко перебил Сэм.

– Отправляйтесь и вы на гусиную охоту, у виконта Венда великолепные угодья.

– Благодарю вас, сэр, но я уже решил, что… постойте, как вы сказали? Чьи угодья?

– Джереми Бедфорд-Брауна, виконта Венда. Он известен своей страстью к охоте. В это время года он сам и те из членов парламента, что покрепче, бродят по его обширному поместью с ружьями в руках. Ну, вы знаете: твидовые костюмы, начищенные сапоги и породистые собаки. Венд не из числа, светских львов, он ненавидит сезоны терпеть не может балы а в парламенте появляется только в силу…

– Минутку! – Сэм жестом остановил поток сведений. – Не о его ли дочери недавно писали в газетах?

– А в чем дело? – Патерсон пожевал бледными узкими губами. – Сейчас не время интересоваться женским подом.

– Лидия. Ее ведь так зовут?

– Да, но… впрочем, я что-то такое припоминаю. Кажется, Лидия Бедфорд-Браун ухитрилась заблудиться где-то в Дартмуре, на вересковых пустошах, и выжила, так сказать, в нечеловеческих условиях. – У Патерсона вырвалось жалкое подобие смеха. – У ее отца шкура грубее, чем у старого козла, и если мисс Лидия пошла в него, то ее способность к выживанию меня ничуть не удивляет. О таких говорят… постойте, как же это… что-то такое о змеях…

– Гадюке такого лучше не кусать – сдохнет, – подсказал Сэм и засмеялся.

– Вот именно.

Йен Патерсон поддержал его, но глаза остались серьезными, почти печальными. С минуту он барабанил костлявыми пальцами по столу. Сэм заметил синеватый оттенок его ухоженных ногтей. По слухам, у Патерсона был рак. Сэм всеми силами избегал упоминаний о болезни, так как не хотел знать наверняка. Его огорчала несправедливость судьбы, по капризу которой человек нередко уходит слишком рано.

– Так я могу на вас рассчитывать? – спросил Патерсон.

Сэм сказал себе, что с его стороны это будет что-то вроде акта милосердия, что так он выразит свою симпатию и признательность.

– Сделаю, что смогу. В конце концов, почему бы и нет?

В глубине души он знал, конечно, что лицемерит даже перед самим собой. Упоминание о виконте Венде немедленно заставило его вспомнить про Лидию. Мысли о ней не были приземленными, но не были и платонически возвышенными.

Лидди. Ее улыбка, глаза, волосы. Ее тело. Они снова окажутся рядом, им волей-неволей придется общаться. Сэм понял, что ждет не дождется, когда сможет принести Лидии свои извинения. В конце концов, разве он не сбежал куда глаза глядят, желая любой ценой избежать прощания?

«Что ж, человек предполагает, а Бог располагает», – подумал Сэм, мысленно улыбаясь. Как Лидди ни протестовала, он все же нанесет ей визит. Визит, от которого можно ждать всего, чего угодно, вплоть до пары оплеух. Если подумать, не такая уж печальная перспектива.

Глава 15

– Я понятия не имею, где его посадить! – с тревогой прошептала виконтесса Венд маркизе Мотмарш.

Если учесть, что она особенно гордилась своим умением правильно разместить за столом любой состав гостей, это прозвучало для стоявшей рядом Лидии почти как мольба о помощи.

– Мистер Патерсон, американский посол, по штату выше лорда казначея, но он ссылается на болезнь и присылает вместо себя кого-то, о ком я понятия не имею! Где я, по-вашему, должна посадить этого человека? В передней части стола, где обычно сидит посол, или в задней, где американцу самое место, если он ничего собой не представляет?

Маркиза, женщина уже немолодая, но все еще статная, в вопросах старшинства не имела себе равных, не потому, что, подобно виконтессе Венд, ревностно оберегала свой собственный престиж. Во-первых, она была наблюдательной, а во-вторых, вращалась в свете не менее сорока лет. Иерархия была для нее святыней из святынь.

– Если американский посол болен, кто-то должен временно исполнять его обязанности, – сказала маркиза своим тихим, приятным голосом.

Голос виконтессы, напротив, был звонок, как туго натянутая струна.

– Да, но ведь не просто заболел, а подал в отставку по состоянию здоровья! Без сомнения, кто-то должен принять пост.

– Если бы королева уже дала аудиенцию его преемнику, мы бы об этом услышали.

– Возможно, весть уже в пути. Я не хочу совершить промах! – воскликнула виконтесса в отчаянии.

– Когда мы выезжали в провинцию, ни о какой отставке и речи не шло. Ручаюсь, что верительные грамоты еще не были вручены.

– По-вашему, мистер Патерсон просто взял да и вышел в отставку, не оставив преемника?

– Возможно, его отставка еще не принята официально. – Кроткий голое маркизы звучал на редкость убедительно. – Бедный, бедный мистер Патерсон! Грэхем… – это был ее муж, маркиз, – говорил, что за последнее время его здоровье сильно пошатнулось.

– Все это хорошо, – откликнулась виконтесса, не слушая, – но куда же мне все-таки посадить этого… кто бы он ни был? Лучше прямо спросить его самого, вручал ли он уже верительные грамоты. До королевской аудиенции в наших глазах он – никто.

– Прямо спросить? Но это так неловко! – Маркиза в негодовании покачала головой, отчего перья в прическе заколыхались.

«Неловко», – мысленно хмыкнула Лидия. Скорее чревато осложнениями. Ее мать терпеть не могла общаться с людьми до тех пор, пока точно не знала, стоит она выше или ниже их по положению. Для каждого случая у нее была особая манера общения.

Виконтесса отошла, шурша тафтой, а Лидия осталась с ощущением, что мысленно злословить немногим лучше, чем ругаться вслух. Впрочем, ее можно было понять: последние две недели мать была совершенно невыносима, а в этот вечер превзошла себя. Ничто не радовало ее больше, чем сознание того, что все и каждый знают свое место. Ничто не изводило так, как подозрение, что кто-то метит выше, чем заслуживает. Она всегда боялась оплошать.

Сегодня все крутилось вокруг того факта, что королевский внук, племянник принца Уэльского, три недели назад сделал формальное предложение Мередит, троюродной сестре Лидии. Вне себя от радости и удовлетворенного тщеславия, виконтесса предоставила свой дом для оглашения помолвки. Впрочем, назвать резиденцию Бедфорд-Браунов «домом» можно было лишь с большой натяжкой. Это был настоящий замок средневековых пропорций и размеров в лучших традициях старой Англии. Мать невесты приходилась виконтессе золовкой, но не часто получала приглашения в эту твердыню. Неудивительно, что оно ее безмерно порадовало.

И вот родной дом Лидии разубран согласно случаю. В каждой нише, в каждой вазе, будь она мраморной, фаянсовой или хрустальной, красуются живые цветы. Двери парадной гостиной должны через четверть часа открыться в парадную столовую, которой почти никогда не пользовались и где состоится самый парадный ужин, на котором только Лидии приходилось присутствовать, Королева прислала свои наилучшие пожелания помолвленным.

С минуты на минуту ожидали выхода принца Уэльского с супругой. Яхта их высочеств два дня назад бросила якорь у побережья, карета их высочеств недавно остановилась у парадного подъезда. В данный момент принц с супругой отдыхали с дороги в лучшей спальне, где им предстояло провести и эту ночь. Виконтесса лучилась от гордости: ведь это был первый случай за двадцать лет, когда царствующие особы почтили ее дом своим присутствием. И какие особы! В последний раз это была всего-навсего кузина немецкой королевы, зато теперь – будущий король Англии!

Лидия нетерпеливо повела плечами: в перчатках у нее всегда потели руки. Мередит с женихом уже спустились к гостям минут пять назад. Виконтесса по возможности деликатно выясняла, каждый ли знает свое место в процессии, когда объявят, что ужин подан. Здесь все зависело от титула и прав. Это не было официальное мероприятие, просто «вечеринка в тесном семейном кругу» – во всяком случае, по словам виконтессы. Это означало, что соберутся «всего лишь» человек шестьдесят, самые сливки общества. Соберутся, чтобы отпраздновать очередную помолвку в царствующей фамилии. Кон. – станция Бедфорд-Браун всеми силами подчеркивала, что это имеет прямое отношение к ее семье. В данный момент она приблизилась к дочери, чтобы в очередной раз выказать «материнскую заботу».

– Лидия! Не понимаю, почему было не сделать прическу с открытым лбом? Тебе это идет куда больше. – Она так энергично поправила волосы дочери, что едва не вырвала с корнем целую прядь. – Ты уже приняла лекарство?

– Нет.

– Где твой отец?

– Не знаю.

– Надеюсь, он хотя бы не заблудится в собственном доме! Ему вести к столу супругу принца, а он еще не соизволил спуститься. – Виконтесса сделала гримаску. – Тебе снова сидеть за столом рядом с бароном де Бла.

На самом деле он был барон де Блю, француз по происхождению, но мать Лидии полагала, что это не звучит. – Где Боддинггон?

– Не знаю!

– А что ты вообще знаешь? – резко спросила виконтесса.

– Больше, чем ты думаешь! – тем же тоном ответила Лидия.

По непонятной причине она все время старалась перечить. Это продолжалось две недели после возвращения.

– Довольно, – отмахнулась ее мать. – Я и тебя пристрою к делу. Американец, о котором мы говорили с маркизой, – высокий брюнет. Кто-то его видел однажды. Боже, как все это неудобно! Словом, как только он появится, сразу проведи его ко мне. Сам он, конечно, не догадается – они никогда не поступают, как должно.

«А вот это верно», – подумала Лидия. Последний (он же первый) американец, с которым ей довелось иметь дело, был как раз из таких.

Сэм! Там, на пустошах, она сумела расправить крылья, и он ее в этом поддержал. Только теперь, вернувшись домой, Лидия окончательно поняла, что означала для нее эта поддержка. То, что ее мать считала возмутительной дерзостью, он называл отвагой. Лидии недоставало Сэма – ох как недоставало!

Мать поймала ее взгляд с другой стороны комнаты и коснулась лба. Это был сигнал поправить прическу в соответствии с ее указаниями. Лидия отвернулась и, резко щелкнув, раскрыла веер.

Если бы мать узнала про Сэма… если кто-нибудь из присутствующих узнал, что он вообще существует!

Лидия напомнила себе, что должна о нем забыть. Напомнила в сотый раз за один только этот день. Нет лучшего способа помнить, чем приказать себе забыть. Глупо! Забыть – это единственный выход. Если бы Эмма Бовари, Тэсс д'Эрбервиль или Анна Каренина сумели подавить свою страсть и вовремя вернулись к прежней жизни, их истории имели бы не в пример более счастливый конец. Все хорошо, что хорошо кончается. У Лидии не было ни малейшего желания пополнять собой ряд литературных героинь, которым пришлось отравиться, повеситься или броситься под поезд из-за 239

маленького приключения из числа тех, которые мужчина позволяет себе неоднократно.

Нужно молчать, беречь свою тайну. Тогда со временем все забудется само собой. А если нет, она заставит себя забыть. Отец, британец до мозга костей, всегда говорил: «Терпение! Не думай о том, о чем думать мучительно. Просто живи дальше!»

А между тем внизу только что появился тот, кто должен был напомнить Лидии о недавнем прошлом. В этот момент он и двое его сопровождающих отряхивались в холле. Лакей застыл рядом в терпеливом ожидании.

– Прошу извинить за опоздание, – сказал Сэм, подавая ему шляпу, плащ и зонт. – Овцы! По дороге со станции мы въехали прямо в стадо овец. Наверняка не мы первые, не мы последние.

Лакей вытаращил на него глаза, а Джон Уинслоу, стоявший на шаг позади, едва удержался от глупого хихиканья. Он был правой рукой Патерсона и верил, что унаследует его пост. К Сэму он втайне относился как к самозванцу и злобно радовался каждому его промаху. Иное дело Майкл Фрезьер, третий из прибывших. Он всецело был на стороне Сэма и готов был сделать все возможное, чтобы тот поскорее приступил к своим обязанностям. Их, всех троих, провели в переполненную парадную гостиную, где Сэм тотчас наткнулся взглядом на сенатора Петерса с супругой, тещей, сестрой и ее мужем – одним словом, на многочисленную родню своей несостоявшейся женьГ. Гвен, конечно, присутствовала тоже и была вся в белом, словно нарочно, чтобы напомнить ему о неблаговидном поступке. Она стояла чуть поодаль в облаке белоснежных кружев и с розой у талии. С розой розовой, как романтическое утро. Казалось странным, что в столь узком английском кругу присутствует сразу столько американцев, однако, к великому сожалению Сэма, они тут были.

Он благоразумно остался вместе со своими спутниками у входа и вступил в светскую беседу с матроной, достаточно августейшей, чтобы явиться в одиночку. Ее муж, как выяснилось из разговора, в этот момент отстреливал гусей в Шотландии. Сэм слушал вполуха, одновременно обыскивая глазами помещение и постоянно подвергаясь риску столкнуться с настойчивым взглядом Гвен. Она явно пыталась привлечь к себе его внимание: не то хотела публично высказать свои претензии, не то помириться. Ни одна из перспектив его не прельщала. Он надеялся, что за ужином они окажутся как можно дальше друг от друга, а уж если совсем повезет, то не перемолвятся за этот вечер ни словом. Все, что он говорил до сих пор, было уже неактуально – значит, из разговора не могло выйти ничего, кроме новых обид. Гвен была не из тех, кто делает вид, будто ничего не произошло. Она предпочитала выяснять отношения.

Сэму живо вспомнилась Лидия. Что бы он ей ни говорил, какую бы чушь ни нес, она никогда не копалась в оттенках его чувств, не вскрывала их, как в анатомичке. Она или смеялась над его словами, или парировала их. Лидия могла за себя постоять.

Ему ее недоставало – ох как недоставало!

Сэм украдкой скользил взглядом по лицам, зная со всей определенностью, что явился сюда только для того, чтобы повидать Лидию. И вдруг увидел гордый затылок, увенчанный короной каштановых волос, приведенных в повиновение с помощью серебряной сетки и украшенных шелковыми цветами. Он еще не успел толком понять, Лидди это или нет, а тело уже ответило: да, это она! Ее вид мгновенно взбудоражил кровь, и с этим ничего нельзя было поделать. Как радостно, как чудесно было просто видеть ее! Как она была хороша! И разодета, словно принцесса. При мысли о том, что на этом безупречном наряде нет ни пятнышка грязи, Сэм невольно улыбнулся. Лиф платья мягко переливался – должно быть, был унизан перламутровыми блестками.

Кожа тоже цвета перламутра, нежная и шелковистая.

Лидия повернулась. Теперь она стояла вполоборота к Сэму, улыбаясь тому, с кем говорила. Он мог видеть даже через комнату, как длинны и густы ее ресницы, как таинственно они затеняют глаза. Ее выразительный рот с полной нижней губой был чуть тронут помадой. Она сияла, как драгоценный камень среди невзрачной гальки.

Сэму пришлось вытянуть шею, чтобы как следует разглядеть собеседника Лидии. Это был молодой человек, довольно ладно скроенный, хотя и полноватый в талии, и – черт его возьми! – такой же лощеный, как и каждый истинно английский джентльмен. Он склонялся к Лидии с таким видом, словно имел на нее какие-то права или желал бы иметь. И без того взбудораженная, кровь Сэма буквально вскипела, вызвав из своих глубин чудовище – яростную ревность. Он почувствовал в незнакомце соперника и, еще не зная, что у того на уме, готов был протолкаться к нему, схватить за ворот и без долгих разговоров вышвырнуть в первое попавшееся окно, чтобы поближе познакомился с брусчаткой двора.

Ему хотелось крикнуть: «Руки прочь – она моя!» Но рассудок напомнил, что это не так. Сэму достало благоразумия не совершить ничего предосудительного. Он отвел глаза с пылающим от гнева лицом.

Увы, долго избегать Лидию взглядом было выше его сил, и вскоре он заметил, что снова разглядывает эту пару. Очевидно, ее собеседник что-то почувствовал, так как он повернулся. Глаза их встретились. Сэм постарался вложить во взгляд весь вызов, на какой только был способен. Когда англичанин отвернулся, вид у него был уже не такой самодовольный. С вежливым поклоном он отошел от Лидии и исчез в толпе. Теперь и она, в свою очередь, оглянулась узнать, в чем дело.

Лицо ее смертельно побелело. Сэм улыбнулся в надежде, что это отчасти смягчит шок от его внезапного появления. Не – сводя с него застывшего взгляда, Лидди схватила кого-то рядом за плечо и пошатнулась, словно собралась потерять сознание. Сэм пожалел, что это не он стоит сейчас рядом с лей, – он бы подхватил ее на руки.

Трудно сказать, чего он ждал. Едва заметной улыбки, которые так хорошо удавались Лидди. Легкого кивка. Чего-нибудь, что сказало бы: ему рады. Но ничего не случилось. С болезненной гримасой на лице Лидди повернулась к Сэму спиной.

Ладно, он не гордый, он не нуждается в особом приглашении. Сэм направился в ее сторону. Матрона, до сих пор безмятежно болтавшая в одиночку, даже не заметила, что он уходит. Сэм не обратил внимания на оклик какого-то создания сплошь в перьях и стеклярусе, он думал только о том, что должен оказаться как можно ближе к Лидди: к ее нежной бледной коже и волосам, которые всегда так хорошо пахли. Возможно, ему даже удастся ощутить их аромат. Он прямо спросит ее, что это за джентльмен с ранним брюшком и не нужно ли с ним разобраться.

Разумом Сэм понимал, что это нелепо, что будущий дипломат должен уметь сдерживать чувства и что они с Лидди уже не на пустошах. Если с ходу устроить сцену, карьера оборвется, так и не начавшись, он подведет и друзей, и свою страну. Но и понимая все это, он продолжал пробираться сквозь толпу в надежде перемолвиться с Лидди хотя бы словом.

– Постойте! – раздался рядом резкий высокий голос, и Сэма цепко ухватили за локоть.

– В чем дело? – раздраженно осведомился он. Стеклярус и перья – эта женщина не желала оставить его

в покое.

– Не вы ли представляете здесь мистера Патерсона, сэр?

– Допустим, а что?

– Леди Венд, хозяйка этого дома. Волей – неволей пришлось остановиться.

– Прошу прощения. Я немного запоздал, а здесь у вас так многолюдно! Сэмюел Коди к вашим услугам. Как вы справедливо заметили, я здесь вместо мистера Патерсона.

– Понятно. – Судя по выражению лица, ее беспокоило что-то другое. – Вы уже были у королевы?

– Что? – удивился Сэм. – Ах, у королевы! Ну, был.

– В Лондоне? – спросила виконтесса с подозрением.

– В Виндзоре. Министр иностранных дел устроил нам частную встречу в связи с чрезвычайной ситуацией.

– Значит ли это, что вы официально приняли на себя обязанности американского посла?

– Я его лишь временно замещаю. Полагаю, к концу августа они пришлют кого-нибудь на место Патерсона, но пока… – Сэм слегка поклонился, – прошу любить и жаловать.

Виконтесса наморщила лоб, осмысливая полученную информацию.

– Иначе говоря, мэм, перед вами Сэмюел Коди, чрезвычайный и полномочный американский посол в Англии.

У виконтессы приоткрылся рот, и Сэм запоздало сообразил, что вместо «мадам» употребил «мэм». Вот незадача! Это была одна из его наиболее частых ошибок.

– Прошу извинить за опоздание, – добавил он, чтобы как-то исправить дело.

Она лишь неопределенно повела плечами.

– Видите ли, мистер Патерсон вынужден был срочно отправиться домой, к семье. Он серьезно болен.

– Да, да, я знаю, – ответила виконтесса, обретая наконец дар речи, и рассеянно добавила: – Мне очень жаль. – Ее мысли опять где-то блуждали. – Придется переместить каждого на одно место!

Сэм не понял, о чем речь, но благоразумно промолчал.

– Я говорю, из-за вас придется сдвинуть всех дальше по – столу, – пояснила она с неудовольствием. – Столько хлопот! Пойду немедленно этим займусь.

Теперь по крайней мере было ясно, что проблема возникла по его вине.

– Простите, – на всякий случай сказал Сэм.

– Теперь уж ничего не поделаешь, – отмахнулась женщина в перьях и стеклярусе. – Главное, ничего не перепутать. Впрочем, все устраивается как нельзя лучше! Вы войдете с герцогиней.

Она указала на болтливую матрону, чей муж находился в Шотландии, потом адресовала Сэму такую холодную и мимолетную улыбку, что он спросил себя, не показалось ли ему, – и отошла по своим делам. Можно было продолжать погоню за…

За ее дочерью! Так эта женщина приходится Лидии матерью? Боже правый! Вот откуда эта суровая закалка!

Лидия бросила взгляд через плечо. Она была почти уверена, что ошиблась и приняла первого попавшегося высокого брюнета за своего ковбоя с вересковых пустошей. Но нет, глаза ее не обманывали – это был Сэм. Он попал в цепкие руки виконтессы Венд и сейчас высился над ней, кстати, как и почти над всеми собравшимися. Этот гладко выбритый, тщательно причесанный мужчина казался идеализированной версией того Сэма, которого Лидия знала всего три дня. Теперь на нем были крахмальный воротничок, шелковый шейный платок, белоснежная рубашка в мелкую складочку, черный смокинг и драгоценные запонки. Иными словами, он был при полном параде. Более того, лицо его не носило и следа прежних украшений: ни синяка, ни царапины – остался только ровный загар. Даже поза его была иной, более уверенной, как у человека, который знает себе цену. И все же он оказался загнанным в угол и вскоре должен был вылететь вон.

Лидия отвернулась, чтобы не видеть его унижения, и уставилась на подбородок Боддингтона, который двигался в унисон с рассказом о том, как вдохновило английские войска в Южной Африке последнее обращение королевы. Вместо этого она всем существом приноравливалась к присутствию Сэма. Оно было столь ощутимо в душной переполненной гостиной, что Лидия почувствовала дурноту. С утра у нее, не было во рту маковой росинки, но дурнота не имела с этим ничего общего. Это была острая смесь страха и предвкушения.

Зачем он явился? К кому? К ней? Об этом страшно было даже подумать. Но этот его взгляд!.. Да, Сэм пришел к ней. Как он мог?! Ему не проскользнуть мимо ее матери, этого Цербера в юбке, этого стража светских условностей и правил.

Лидия не выдержала и обернулась снова. Ее мать улыбнулась Сэму! Пусть коротко и неискренне, но улыбнулась. Это было «добро пожаловать». Как если бы опрометчивый поступок Лидии изменил все течение жизни, как если бы ее сумасбродным мечтаниям было позволено воплотиться!

А Сэм уже снова пробирался к ней через толпу. Сердце Лидии забилось часто и испуганно, в горле пересохло. Не без усилия она повернулась к Боддинггону. Оказывается, он уже умолк и тоже разглядывал Сэма.

– Лид… – раздалось за спиной.

Сердце ее ухнуло в пятки, но голос тотчас исправился:

– Мисс Бедфорд-Браун?

Медленно – медленно, как во сне, Лидия повернулась на голос. Да, это был Сэм. Он выглядел… Хотелось сказать – безупречно, хотя две недели назад она ни за что не применила бы это слово к небритому, грязному ковбою.

– Счастлив видеть вас, – сказал он с большей искренностью, чем следовало.

По крайней мере голос его не изменился: глубокий, низкий, с хрипотцой. Слышать его снова казалось чудом, от него слабели колени. Лидия ощущала бешеное биение своего сердца.

Пауза тянулась, казалось, целую вечность.

– Вы что же, хорошо знаете друг друга? – наконец спросил Боддингтон.

– Нет, – сказала Лидия как раз тогда, когда Сэм ответил: «Да».

– Ах, мисс Бедфорд-Браун! – воскликнул он со смехом. – Неужели вы непременно.должны утверждать прямо противоположное? Неужели нельзя обойтись без препирательств?

Лидия уставилась на свои руки, потом взгляд сам собой скользнул ниже и коснулся мысков потертых ковбойских сапог из кожи вишневого цвета. Волна головокружения налетела так внезапно, что потемнело в глазах. Так нельзя, в отчаянии подумала Лидия, не хватало еще хлопнуться в обморок!

– На самом деле, – пояснил. Сэм, – я лишь – пытался получше узнать мисс Бедфорд-Браун в…

– Плимуте, – поспешно подсказала она, испугавшись, что будет назван город, где она никогда не бывала. – Я была там на турнире по стрельбе из лука.

– Нет, в Блейкотте, – мягко поправил Сэм. – Мисс Бедфорд-Браун так мало ко мне благоволила, что даже не помнит, где мы познакомились.

– Напротив, отлично помню! В Плимуте, – настаивала Лидия.

Она готова была настаивать до потери сознания, потому что окончательный – и широко известный – вариант истории их с Роуз скитаний не включал остановки в Блейкотте. Похоже, до потери сознания было рукой подать: гостиная все быстрее плыла перед глазами, море голов колыхалось вверх – вниз, словно на волнах прибоя. Духота становилась невыносимой. На лбу и верхней губе ощущалась испарина, зато руки совершенно оледенели.

– А ведь и в самом деле! – оживленно воскликнул Сэм. – Помнится, в Плимуте вы наотрез отказались принимать знаки моего внимания. Я был безутешен и позже сделал еще одну попытку, где же это? Как, бишь, назывался этот городок?

– Ту – Пойнтс!

– Вот именно.

У Лидии вырвался облегченный смех, она чувствовала себя идиоткой. Дыхание участилось, стало неглубоким.

– Лидия! – вскричала рядом ее мать. – Сейчас же прими лекарство! Где твой тоник?

Она не только не имела понятия, где тоник, но и не нуждалась в нем. Тоник тут был бессилен. Однако открытый флакон с ненавистной жидкостью уже маячил перед глазами. Поймав запах, Лидия испугалась, что ее вырвет. Она и в самом деле начала давиться.

– Их королевские высочества, принц Уэльский и его супруга!

Лидия начала соскальзывать на пол. В последний момент она ощутила подхватившие ее руки, которые тотчас узнала. На нее пахнуло свежевыглаженной рубашкой, дорогим одеколоном…

Она была без сознания недолго, а очнувшись, с изумлением услышала, как Боддингтон доказывает Сэму, что право на ее бесчувственное тело принадлежит ему и только ему. В данный момент они держали ее в четыре руки.

– Все в порядке, – пробормотала Лидия, безуспешно стараясь высвободиться.

– То есть как это в порядке?! – возмутилась ее мать. – Ты отказываешься принимать лекарство, и я уже не раз говорила, что это не доведет до добра! Ты все время на ногах, да и вообще поступаешь наперекор советам докторов. Видишь, чем это кончилось?

Лидия попыталась возразить, но не могла вставить слово; К счастью, появился виконт Венд.

– Ваше высочество, если не возражаете, я сам отведу свою дочь в столовую. Это против правил, но…

Он обращался к принцу Уэльскому. С ее несколько смещенного ракурса тот показался Лидии сплошным животом. Ни он сам, ни его супруга не возражали против такого вопиющего нарушения правил, и виконтесса вынуждена была уступить, хотя и со скрежетом зубовным. Таким образом, процессию возглавили хозяйка дома об руку с принцем Уэльским и принцесса об руку с Сэмом Ходи. Лидия, которая шла следом, решила, что все это ее горячечный бред, но за супом перехватила обрывок, разговора, из которого узнала, почему ее ковбой сидит во главе стола.

Посол Соединенных Штатов Америки? Первоначальное изумление быстро сменилось гневом. Ах, наемник за все про все! Вот что имел в виду проклятый Сэм Коди! Он, видите ли, устраивает дела! У него не один босс, а много! Что он имел в виду? Что-нибудь возвышенное, например, весь американский народ?! Лидии хотелось швырнуть в Сэма тарелку с томатным супом, чтобы безнадежно испортить крахмальную грудь его белой рубашки. А еще лучше – повесить его на шелковом шейном платке!

Однако и теперь оставалось загадкой, зачем он явился в поместье ее отца.

Впрочем, этот вопрос занимал многих за обеденным столом. Сэм явно произвел впечатление, хотя держался весьма сдержанно и был немногословен. В какой-то момент он сказал, что президент – «честный стрелок», что было понято в прямом смысле.

– Нет, – возразил Сэм, буквально излучая свой техасский шарм. – Это значит, что он не признает грязных трюков и обманных ходов, но и бьет наверняка, прямо в точку.

Что касается ужина, в ожидании которого Лидия томилась с самого полудня, тот оказался ужасен. Вскоре она потеряла счет блюдам, каждое из которых казалось еще отвратительнее предшествующего, но пахли они все одинаково – старыми, отсыревшими и заплесневелыми конскими попонами. Лидия оставалась за столом, сколько была в силах, с отвращением расталкивая в своей тарелке еду и тупо глядя через стол на Сэма. Наконец она поняла, что не выдержит больше ни минуты, извинилась и встала.

Несколько джентльменов сделали движение подняться, Сэм в том числе.

– Нет – нет, это излишне! – поспешно сказала Лидия. – Не нужно меня провожать. Я поднимусь к себе.

Собрав остатки достоинства, она покинула стол, своих домашних, друзей, Сэма, будущего короля Англии и его супругу. Она и в самом деле намеревалась укрыться у себя в комнате, но поняла, что не одолеет ступеньки на третий этаж и спустилась на первый, в вестибюль, где выбежала через парадные двери, услужливо распахнутые дворецким.

На воздух, скорее на воздух!

Это было мудрое решение. Стоило ночной свежести пахнуть в лицо, как сразу стало легче. Лидия отошла подальше за колоннаду и стояла у перил, лелея остывающий гнев. Как он посмел водить ее за нос? Как посмел переступить порог ее дома? Не важно, что его привело. Это была ненужная встреча, которая только все усложнила. Кто-то вышел следом – понятно кто.

– Это ты, – констатировала Лидия, не оборачиваясь.

– Я, – подтвердил Сэм со смешком, который она так хорошо знала.

Этот его хрипловатый, словно чуточку простуженный смех! В нем хотелось омыться, как в животворном источнике. Хотелось защекотать Сэма, чтобы он смеялся и смеялся, пока слезы не брызнут из глаз. На омытую лунным светом террасу легла тень.

– Я не хотел тебя огорчать.

Лидия продолжала смотреть на длинную шеренгу экипажей, на застывших в ожидании кучеров и лакеев, а когда все-таки повернулась, Сэм стоял рядом в своем безупречном наряде, в рубашке такой белой, что она сияла в лунном свете.

– Ты такой… чистый! – вырвалось у нее.

– Ты тоже, – засмеялся Сэм. – Да и вообще, выглядишь потрясающе. Выразить не могу, как я рад снова тебя повидать.

– А я нет.

– Знаю, – ответил он, пожимая плечами. – Смешно было бы ждать радости от женщины, которая запретила появляться у ее дверей. – Сэм улыбнулся. Это была первая его полноценная улыбка, в которой в равной мере участвовали сразу обе части лица. – Просто так уж случилось, что я все-таки получил пост. Не тот, который был мне обещан, но так даже лучше. Может, передумаешь?

– Не передумаю.

– Вот как?

– Уходи!

– Ладно, – сказал Сэм и повернулся к дверям. – Нет!

Он помедлил, выжидательно глядя через плечо.

– Уходи совсем! Я имею в виду, из нашего дома!

Он вздохнул и покачал головой, не то в знак отказа, не то не желая верить своим ушам. Так или иначе, он больше ничего не сказал, просто вернулся в дом. Сквозь узкое стрельчатое боковое окно Лидия видела, как он поднимается по лестнице в парадную столовую, и подумала, что он будет там не только самым высоким и красивым мужчиной, но и самым «честным стрелком».

Вернувшись, Сэм увидел, что леди уже покинули джентльменов и удалились пить кофе. Мужской пол прохаживался по столовой, разминая ноги. Виконт Венд лично разливал гостям какой-то напиток. Лакей поистине зловещей худобы следовал за ним с коробкой сигар на серебряном подносе. Сэм подумал, что сигары похожи на усохшие трупы в общем гробу розового дерева, и отказался.

Подошел виконт Венд с двумя рюмками, наполненными янтарной жидкостью.

– Коньяку?

– Благодарю, с удовольствием.

Сэм принял то, что, на его вкус, оказалось очень хорошим бренди. Выжидающе приподняв бровь, хозяин дома смотрел, как он пробует напиток.

– По словам сенатора Петерса, первоначально вы прибыли сюда как чрезвычайный и полномочный представитель для возобновления переговоров о строительстве Панамского канала.

– Это так.

Подошли еще два джентльмена, за ними поспешал сенатор Петере. Вид у него был воинственный. Сэм очутился в окружении и сразу ощутил себя не столько в гостях, сколько при исполнении обязанностей.

– Кандидатура мистера Коди не была одобрена сенатом, – сообщил Петере, обращаясь к виконту Венду.

– Ну, что ж поделаешь! – миролюбиво заметил Сэм.

– Как могло случиться, что человек, которому сенат не доверил даже отдельно взятые переговоры, держит теперь в руках всю политику Америки в Англии? – осведомился Петере ледяным тоном.

– Временно держит, временно, – уточнил Сэм. – Вам хорошо известно, что Патерсону пришлось спешно оставить пост. Нельзя же просто закрыть посольство! Если это вас утешит, я просто подвернулся под руку. – Он повернулся к виконту. – Шутка, сэр. На самом деле я достаточно информирован об американских интересах за рубежом и даже приложил к ним руку на мирных переговорах в Париже. Короче, пока не найдется человек, чью кандидатуру всецело одобрит наш досточтимый сенат, вам придется иметь дело со мной.

– Значит, временно… – протянул один из неизвестных Сэму англичан и адресовал виконту взгляд, в котором

явно читалось, что Англия не обязана иметь дело с каким-то проходимцем и просто будет дожидаться постоянного посла.

– Больше всего меня занимает Панамский канал, – сказал Сэм. – Президент ждет, что я вернусь с новым проектом договора.

– Зачем, если существует соглашение, подписанное обеими сторонами?

– , Ему пятьдесят лет, за это время многое изменилось.

– Особенно за прошлый год! – уточнил Венд обвиняющим тоном.

Это был намек на беспрецедентную победу Соединенных Штатов над Испанией в недолгом конфликте двух крупных держав. В результате Америке достались Куба и Филиппины, а Пуэрто-Рико и Гуам попали в сферу ее влияния. В тот момент, о котором шла речь, эта омываемая двумя величайшими океанами держава посягала на мировое господство. Панамский канал мог его существенно приблизить.

– В наше время многое может измениться даже за четверть часа, – заметил Сэм спокойно. – У меня налажена прямая телеграфная связь с президентом, который только и говорит, что о будущем канале. Он, знаете ли, как бульдог – ухватит и не отпустит.

Он не упомянул о том, что было известно всем и каждому: что как раз в прошлом году, когда вопрос о вооруженном конфликте подступил вплотную, «бульдог» обратился к банкам с просьбой финансировать войну и немедленно получил пятьдесят миллионов долларов. В Европе это расценили как весьма ловкий ход, что не замедлило подтвердиться. Война принесла Америке не только новые территории, но и большее уважение.

– Позвольте узнать, каковы ваши полномочия? – осведомился Венд.

– По всем вопросам, касающимся переговоров о канале, – неограниченные. Я буду говорить от лица президента.

– Но к чему все это? Соглашение Клейтона-Булвера уравнивает наше влияние, и вы должны признать, что это разумно: ведь у англичан больше опыта. Вспомните Суэцкий канал!

– Суэц далеко, а Панама, можно сказать, у нас на заднем дворе. Вся внутренняя торговля будет зависеть от нового канала, и мы не можем вложить контроль над главной торговой артерией в чужие руки… – Сэм слегка улыбнулся, – даже если это руки друга.

Виконт и не подумал улыбнуться в ответ, наоборот, он нахмурился.

– Скажите прямо, вы надеетесь отобрать у Англии контроль над Панамским каналом?

– Совершенно верно, – подтвердил Сэм с простодушной улыбкой.

Все в молчании уставились на него. Здесь не привыкли слышать неприкрашенную правду. Потом, с забавной синхронностью, все три английских собеседника Сэма опустили глаза на бренди в своих рюмках. Ничего больше не было сказано, каждый ограничился неразборчивым бормотанием. Сенатор Петере смотрел на Сэма с откровенной неприязнью.

– Прошу меня извинить, – сказал Сэм, не дожидаясь, пока допрос возобновится, – я хочу немного прогуляться, до того как вернутся дамы.

– Вы остаетесь? – спросил виконт.

– Что, простите?

– Я спросил, намерены ли вы остаться в моем доме. Лично приглашаю вас провести здесь несколько дней. Надеюсь, вы охотитесь?

– Иногда, благодарю за приглашение и с радостью его принимаю.

– Никаких разговоров о политике. Обещаю.

– Со своей стороны, не могу обещать вам того же, – усмехнулся Сэм. – Впрочем, к чему спешить, ведь мы непременно вернемся к вопросам политики позже, в Лондоне. Как я уже говорил, меня заботит в первую очередь канал, и я всерьез намерен увезти с собой если не готовое соглашение, то хотя бы его одобренный парламентом проект. – Он поставил пустую рюмку на поднос проходившего

мимо лакея и сделал общий кивок. – Джентльмены, я скоро вернусь.

Уходя, Сэм услышал за спиной возобновившийся разговор, причем на намеренно повышенных тонах.

– Наглый ублюдок!

– Мотмарш говорит, что в Париже он довел всех до белого каления.

– Надеюсь, надолго он здесь не задержится!

– Когда он не может сразу добиться своего, то переходит к оскорблениям.

– И это современный американский дипломат? Куда они катятся!

Сэм повернулся и снова предстал перед своими обвинителями. Он не мог удержаться от искушения.

– Я не просто дипломат, джентльмены, я еще и специальный и полномочный представитель и прибыл сюда делать дело, а не ублажать ваш утонченный вкус. Когда судьба сталкивает меня с хорошим человеком, я и веду себя по-человечески, а со свиньей – соответственно. Разбираться в людях – это большое искусство.

– Некоторые думают, что вы и есть самая большая..: – начал молодой человек, стоявший поодаль, это.он недавно беседовал с Лидией.

– Свинья? – благодушно осведомился Сэм. – Видите ли, хорошо это или плохо – зависит от того, кто производит оценку. Если это человек достойный, он имеет право судить других, хотя это его и не красит. Ну, а если он сам ничем не лучше, он может засунуть свое мнение… сами знаете куда.

Англичане переглянулись, виконт пригубил коньяк, пряча улыбку.

– Хорошо сказано, – заметил он вполголоса.

– Рад слышать, – ответил Сэм с коротким поклоном. – Вот видите, уже имеется кое-какой прогресс, так сказать, первое сходства мнений. Остается хорошенько обдумать, на чем стоять насмерть, а в чем можно и уступить.

На сей раз он пошел прочь быстрее, намеренно покачиваясь на ходу той пружинистой походкой, которую обычно приписывают ковбоям. Хоть и не часто, но он любил строить из себя стопроцентного ковбоя. В делах, и особенно в делах дипломатии, он практиковал тактику грубого напора, поэтому кое-кто видел в нем «наглого ублюдка». Однако в подобной манере был свой плюс: это давало ему громадное преимущество перед теми, кто боялся уронить свое достоинство и потому всегда действовал в строгих рамках собственных понятий о вежливости.

Как правило, сама судьба шла ему за это навстречу, так вышло и на сей раз. Уже у дверей Сэм услышал пронзительный голос сенатора Петерса:

– Не знаю, как он сумел пролезть в посольство, но вот что, Венд, – я не желаю оставаться с ним под одной крышей. Я повидаю ваш дом!

«Правильно, – подумал Сэм, – и не забудьте прихватить Гвен»..

Глава 16

Лидия рано ушла к себе, но провела бессонную ночь, размышляя о том, что же все-таки затевает Сэм. Он мог погубить ее, открыв правду. Не то чтобы она ожидала от него столь низкого поступка, но само его присутствие, сама возможность случайной обмолвки повергали ее в трепет. Лидия уснула в надежде, что утром не обнаружит Сэма среди гостей, что все растает, как страшный сон.

Страшный сон. Она накликала его, воспользовавшись этой аналогией. Заря уже занималась, когда Лидня оказалась в каком-то колоссальном обветшалом сооружении – возможно, на развалинах замка. Там было сумрачно и промозгло, из каменных стен хорошо сохранилась только одна, и перед ней кто-то стоял. Лидия едва могла разглядеть его оттуда, где сидела в старом кресле, судорожно сжимая руками подлокотники. Почему-то ей было очень страшно. Страх сковывал ее, как невидимые путы, и не давал шевельнуться. Человек был чем-то занят… судя по звукам, он что-то смешивал в стеклянном сосуде. Что бы это ни было, оно предназначалось для Лидии.

О нет! Но он неожиданно оказался рядом. Она чувствовала близкое и зловещее присутствие, хотя и не могла уже видеть из-за холщового мешка, который надели ей на голову. Непонятная слабость не позволяла сбросить колпак. Человек обвил руками ее плечи и повлек к себе, собираясь совершить нечто ужасное. «Ваше превосходительство! – закричала Лидия. – Я ничего не вижу!» Почему она обратилась к нему таким образом? Ведь так обращаются к послу! Кто он – Сэм?

Человек не издал ни звука, просто сильнее потянул Лидию на себя. Она забилась в слепом ужасе, но он был гораздо сильнее. Она ощущала эту силу в руках, кольцом охвативших ее плечи, в каменной неуступчивости мышц груди, к которым была прижата. Он приподнял ее распущенные волосы, и по шее потекло что-то холодное. Нет, не потекло – впиталось, заполнило все тело, покалывая и пощипывая, словно сплошь состояло из колючих, ледяных серебряных звездочек…

Лидия рванулась изо всех сил и очнулась в своей постели. В окно заглядывало ясное летнее утро, но сон был еще свеж в ее памяти, и сердце тяжело колотилось в груди. Что за человек явился ей там, в руинах? Он был высок, широкоплеч и очень силен – как Сэм. Почему ее подсознание наделило его дурными намерениями? Неужели он представляет собой такую угрозу?

Лидия содрогнулась. Только что испытанный страх казался подлинным, он отталкивал и странно привлекал, гипнотизировал, как темная бездна. Она не подозревала в себе ничего подобного.

– Доброе утро, – сказала Роуз, входя с чашкой чая, с которой неизменно начинался день Лидии.

Это был ежедневный ритуал: держа в одной руке поднос, горничная на ходу захватила другой рукой бархатную гардину и потащила за собой, впуская в спальню свет. На паркет пола и постель легла кружевная тень тюлевой занавески.

– Вот ваш чай.

Лидия уселась, а Роуз направилась в обратное путешествие вдоль окна, на этот раз собирая в мягкие складки другую гардину. Вскоре в спальне уже хозяйничало солнце. Из-за ветвей, колеблемых ветром за окном, уютные пятнышки бегали по трельяжу с полкой для туалетных принадлежностей, узорчатой ширме и скамеечке для ног. За окном виднелась привычная и мирная картина: пруд, у берегов поросший лилиями, и парк, постепенно переходящий в лес.

– Ты уже знаешь, кто явился к нам на ужин? – спросила Лидия, помешивая чай.

– Как кто? Их королевские высочества, – весело ответила Роуз, отворяя первую створку тройного окна и впуская ветерок, напоенный ароматом цветущих роз. – Они уже отбыли.

– Правда? Никто не говорил, что они уедут так рано. Мне и в голову не пришло встать пораньше, чтобы проводить их. Но я не об этом. Ты видела мистера Коди?

– Ах, этого! – Роуз сразу перестала улыбаться. – Ну, видела. Хотя он теперь и посол, я от него не в восторге. Что это за джентльмен, у которого нет камердинера? – Она неодобрительно поцокала языком. – Я мало что о нем знаю, только сплетни горничных.

– Сплетни горничных? Значит, он остался?

– По крайней мере на одну ночь.

– Ну, рассказывай!

– Хм… мистеру Коди отвели комнату в северном крыле. С собой у него один чемодан, да и тот прибыл только сегодня утром из какой-то гостиницы. Двое других, что приехали с ним, вечером откланялись, а с ними и американский сенатор. Говорят, он не поладил с мистером Коди, который, кстати сказать, остался по личному приглашению его милости, но милорд виконт его не слишком жалует. Был у них какой-то разговор, но я не знаю подробностей. – Роуз подняла с кресла шаль, исчезла с ней в гардеробной и продолжала уже оттуда: – После разговора мистер Коди держался больше в стороне, пока мисс Пинкертон и мисс Вертер не уговорили его сыграть с ними в пикет.

Горничная появилась из гардеробной с халатом в руках, перебросила его через верх ширмы и помедлила, припоминая.

– Ну вот, в конце концов американец их обыграл, но вел себя при этом так любезно и отпускал такие шуточки, что лакеи все утро только и говорили, что об их заливистом хохоте. Один сказал: «Ну и шумели они!»

Лидия допила чай, поставила чашку на туалетный столик и подняла руки, позволяя облечь себя в халат.

– Он сильно переменился, этот мистер Коди, – задумчиво произнесла горничная. – Выглядит, как настоящий джентльмен. Вот уж не подумала бы!

– Когда ты видела его последний раз, нос у него был свернут, а глаз подбит. – Лидия тоже призадумалась. – К тому же он подстригся. М-да… в тот день мы были похожи на два огородных пугала. – Она рискнула бросить взгляд на горничную и спросила: – Как по-твоему, мистер Коди красив?

Она и сама прекрасно знала ответ на этот вопрос: о да, Сэм был красив, особенно в обнаженном виде. Роуз выглядела озадаченной.

– Можно сказать и так, мисс Лидия, но красота красоте рознь. Ходят слухи, что этот мистер Коди дал кому-то от ворот поворот прямо у алтаря. Дочери какой-то важной персоны, вот только не знаю, какой именно. – Вид у нее при этом был такой, словно ее в равной мере задевали недостойное поведение мистера Коди и невозможность разузнать о нем побольше. – У джентльмена должен быть камердинер, иначе ему грош цена. Кто-кто, а посол должен вести себя соответственно!

«Если бы Сэм только мог», – подумала Лидия. Увы, по всему выходило, что он не растаял, как страшный сон. Отныне ей предстояло вольно или невольно выискивать в нем черты человека из ночного кошмара, сумасшедшего аптекаря с его пузырьками и склянками, персонажа недавно увиденной пьесы. Вполне возможно, что этот образ, смешавшись в глубинах памяти с образом Сэма, породил нечто новое и жуткое. Что касается реального мистера Коди, своим превращением в джентльмена он был обязан отчасти одежде. На сей раз он надел все английское, кроме своих ковбойских сапог, да и те не каждый мог заметить под брюками. Интересно, кто посоветовал ему остепениться?

В этот день из Лондона наконец вернулся ее брат. За завтраком Клив сидел в дальнем конце стола, на своем обычном месте, и развлекал гостей анекдотами. Он, Мередит, ее жених Фредерик, Джулиана Вертер и Сэм дружно смеялись над его шуточками, словно были одной компанией, давними друзьями. Постепенно Лидии стало казаться, что Сэм превосходно себя чувствует в ее родном доме.

Буфет в виде исключения состоял из десятка длинных судков с подогревом, откуда гости по желанию брали себе угощение. Насколько Лидия знала, отцу пришлось выдержать долгий разговор с матерью, чтобы завтрак мог обойтись без неизменного присутствия лакеев. Виконт находил такую атмосферу более доверительной и уютной, она располагала его к предстоящей охоте. Подобные вольности допускались только в сезон охоты на лис, поэтому виконтесса Венд покинула замок, чтобы в ближайшее время вообще не спускаться к завтраку. Теперь, когда их королевские высочества отбыли, у нее не было причины терпеть провинциальную скуку. Хотя об этом не говорилось вслух, Клив выбрал время для приезда так, чтобы не столкнуться с матерью.

Двери на террасу были распахнуты, и кое-кто из гостей предпочел завтракать на свежем воздухе. Терраса шла вдоль боковой стены дома и открывалась на обильно цветущий розарий. Утренний ветерок не спешил уняться и весело теребил раздвинутые тюлевые занавеси.

Войдя, Лидия сразу отыскала глазами Сэма. Почувствовав это, он поднял взгляд от стола. Несколько мгновений они смотрели другу на друга. Он сделал движение подняться – она тотчас отвернулась.

«Не смей вести себя так! – думала она сердито. – Не подходи ко мне и не смотри с таким видом, словно хочешь сообщить всему свету, что мы любовники!» Новый приступ страха овладел ею, но она заставила себя держаться как ни в чем не бывало. Лидия положила себе омлета, запеченных тостов с сыром, помидоров, остро ощущая на щеках виноватый румянец. Что, если кто-нибудь догадается по одному ее виду? А если уже догадался? И не кто-то один, а многие? Если она вообще не станет смотреть на Сэма, это покажется подозрительным, а если посмотрит, то может выдать себя. Как же это трудно – хранить тайну в присутствии того, кто имеет к ней прямое отношение!

Краем глаза Лидия видела, что Сэм все-таки поднялся и стоит в нерешительности, ероша волосы знакомым жестом, к которому бессознательно прибегал, если был озадачен или огорчен. Память ее против воли всколыхнулась, напоминая о ему одному присущих привычках. Как он поводит плечами, как наклоняется и выпрямляется, как тянется к ней. Она вспомнила запах Сэма и его излюбленную привычку тереться об нее.

Довольно! Заметив с краю блюдо с ломтиками ананаса, Лидия положила себе такую щедрую порцию, что едва сумела удержать тарелку в руках. Надо сказать, на тарелке уже громоздилась гора съестного, которым, пожалуй, можно было накормить небольшую деревню. Тем лучше, подумала Лидия с вызовом. За вчерашний день она оголодала, как волк зимой. Отвращение к пище исчезло без следа, все пахло просто божественно, и она расценила это как добрый знак. В конечном счете ей удалось обойтись без тоника, оставалось только укрыться на террасе и без помех насладиться обильным завтраком,

Лидия была уже на полпути к распахнутым дверям, когда кто-то вдруг схватил ее сзади за талию. В глазах потемнело, на этот раз от ярости. Сейчас он узнает, как вольничать! Не медля ни минуты, Лидия вывалила большую часть съестного на грудь тому кто позволил себе лишнее.

Вот только это был не Сэм, а ее брат Клив, высоченный и тонкий, как тростинка.

– Негодяйка! – со смехом воскликнул он, стараясь отряхнуться. – Я знал, что ты ненавидишь эту жилетку, но чтобы настолько!..

Под расстегнутым сюртуком в самом деле был его любимый жилет в желтых, красных и оранжевых разводах, который Лидия считала верхом безвкусицы.

– Ради Бога, прости!

– Ерунда, – отмахнулся Клив, он пребывал в отличном настроении, что случалось нечасто. – Если честно, я даже рад. Хоть портной и уверял, что это последний крик моды, я носил этот жилет из вредности, а вот рубашку жалко.

– Я подарю тебе точно такую же, – пообещала Лидия с большим облегчением. – И притом на свои личные сбережения. Помнишь турнир в Скоптоне? Я не только завоевала Серебряную Стрелу, но и сорвала изрядный куш. На рубашку точно хватит.

– Ну уж нет! Оставь себе на шляпки. Надо как можно скорее отпраздновать твою победу. Я закажу лучшее шампанское, чтобы было что опрокинуть тебе на голову.

Лидия обрадовалась возвращению брата, притом так сильно, что махнула рукой на изгвазданную одежду и бросилась ему на шею. Ей никогда не удавалось обнять его иначе чем за талию – так велика была разница в росте. И к лучшему, потому что тарелка была все еще у нее в руке.

– Ну уж нет, – сказал Клив, решительно ее отстраняя. – Я и без того похож на часть какого-нибудь изысканного блюда, а если ты и сзади обвешаешь меня всякой съедобной всячиной… Не надо будить в людях первобытные инстинкты. Признавайся, что это на тебя нашло? Мы не виделись целый месяц, но вместо приветствия ты кидаешься ананасами и омлетом!

Сэм наблюдал за ними с большим интересом. Невозможно было не заметить взаимной симпатии брата и сестры. Он был счастлив за Лидию и завидовал Кливу чего

бы он ни дал за такую встречу после долгой разлуки, даже если бы это стоило ему испорченного костюма. Но он забыл обо всем, когда Лидия засмеялась шутке брата, словно услышал знакомые переливы любимой мелодии во всем богатстве ее оттенков.

Беседа за столом остановилась, люди с улыбкой поворачивались узнать, в чем дело. Лидия была великолепна, когда смеялась вот так, от души. Смех ее был естественным и заразительным, к нему хотелось присоединиться, разделить радость, которая его породила. В самом деле, это было чудесное зрелище.

Сэм пожелал, чтобы в столовой не осталось никого, кроме них двоих. Он полностью забылся и позволил себе откровенно восхищаться тем, как смеется Лидия Бедфорд-Браун. Это не прошло незамеченным.

– Хороша, верно? – спросил кто-то. – И к тому же одна из самых богатых наследниц. К ней в придачу идет лучшая часть Англии.

Сэм повернулся на голос и узнал говорившего. Вчера после ужина их все-таки представили друг другу. Это был Бодцингтон, тот самый молодой человек, который заявлял права на Лидию. Он сидел перед чистой тарелкой, словно явился только для того, чтобы сообщить кое-какие сведения.

– Лично мне Англия ни к чему, – сказал Сэм, – ни целиком, ни по частям.

– Разумеется, потому вам и не дано оценить достоинства Лидии Бедфорд-Браун.

– По-вашему, она всего лишь придаток к куску земли?

– Нет, отчего же, – спокойно возразил Боддингтон.

Сэм перевел взгляд на брата и сестру, по-прежнему дружески болтавших у дверей на террасу. Клив был отчасти похож на Лидию, но совсем иначе сложен и при всей свой худобе выглядел крепким парнем. Волосы у него были еще темнее.

– Я думал, ты отдыхаешь перед новым сезоном, а оказывается, у тебя хлопот полон рот, – поддразнил он сестру. –

Обследуешь вересковые пустоши? Лидия дала ему тычка под ребра.

– И притом не одна, а с каким-то законченным болваном. Если бы он взялся вывести вас с Роуз с пустошей, вы и по сей день ходили бы кругами!

Сэм нахмурился. О ком речь? Что это за законченный болван? Неужели он чего-то не знает? Что случилось после его отъезда? Или это выдумка двух бойких на язык женщин? Но зачем вообще было – упоминать про мужчину, все равно какого? Он напомнил себе, что это не важно. Главное, выдумка сработала и репутация Лидии спасена.

– Любопытно знать, как он выглядел. С усами и «кольтом»? Раз уж он явился прямо из «Шоу Буффало Билла»…

Сэм готов был подслушивать и дальше, но помешал Бод – дингтон.

– Вас интересует Лидия? – неожиданно спросил он.

– Немного, – солгал Сэм. – А вас?

– Очень.

Боддингтон умолк, и они дружно проследили взглядом, как Лидия под руку с братом исчезает на террасе. Сэм медленно уселся, все еще взволнованный разыгравшимся на его глазах маленьким спектаклем и досужими репликами англичанина. Ему захотелось стукнуть Боддингтона чем-нибудь тяжелым.

– Вы что же, влюблены в мисс Бедфорд-Браун? – спросил он прямо.

Молодой человек странно задвигал челюстью, словно пережевывая трудный вопрос, потом лицо его посветлело, как лицо ученика, которому удалось подыскать правильный ответ.

– Полагаю, сэр, что влюблен.

Клив предложил Лидии принести на завтрак Что-нибудь более приемлемое и менее обильное. Она согласилась, и они мило провели время на террасе за чаем, подслащенным именно так, как она любила, и тостами, намазанными мармеладом не слишком густо и не слишком тонко. Их тет-а-тет на самой отдаленной скамье настолько удался, что Лидия почти решилась поделиться с братом истинной историей своих приключений на пустошах или хотя бы частью ее.

– Там был один мужчина… – начала она. 263

•ЧРГ

Клив сразу перестал жевать и уставился на нее. Должно быть, самый тон уже сказал ему слишком много, потому что бровь его приподнялась, а на лице проступило выражение острого любопытства. Лидия сразу опомнилась.

– …в поезде! Он собрался за мной поухаживать, а я дала ему от ворот поворот. – Она все-таки не удержалась от искушения и добавила: – Беда в том, что он мне понравился. Он был… не похож на остальных.

Бровь Клива опустилась, он снисходительно потрепал Лидию по руке. И все же они чудесно провели время, это значительно улучшило ее настроение. Увы, ненадолго. Когда Лидия собралась подняться к себе в комнату, сверху донесся оклик отца, остановивший ее на первой же ступеньке.

Джереми Бедфорд-Браун был лысеющий, коренастый мужчина со всеми внешними признаками немолодого возраста и живым взглядом еще вполне бодрого человека. Он не вышел ростом, зато взял проворством и выносливостью.

– Мне нужно поговорить с тобой, Лидия, – сообщил он, останавливаясь ступенькой выше – привычка, возникшая из желания казаться более статным, особенно рядом с женой, которая обогнала его в росте на целый дюйм.

– Да, папа?

Виконт погладил лакированный деревянный шар, которым был увенчан нижний столб перил. Казалось, он подыскивает слова.

– Вчера я прямо спросил Боддингтона, чего он ждет, почему не обращается ко мне с просьбой дать разрешение на брак с тобой.

– Не надо, папа!

– Нет, надо. Я твой отец, а это значит, что на мне лежит ответственность за твою дальнейшую судьбу и я имею право вмешаться, если сочту это необходимым. Знаешь, что Уоллес мне ответил? Что он не уверен в твоих чувствах. – Лидия собралась запротестовать, но отец остановил ее движением руки. – Лидия Джейн! Мужчина нуждается в некотором поощрении.

Он не может вечно находиться между небом и землей. Дело женщины – подать ему знак, помочь ощутить

под ногами твердую почву. – Оглядев Лидию, он нахмурился. – Я уверен, что этот молодой человек ждет только конкретных знаков внимания. Как только это произойдет, он попросит твоей руки. Вы могли бы обручиться еще до конца этой недели! Боддингтон – хорошая партия, да и сам по себе неплох. Из него получится прекрасный муж. – Виконт помедлил и продолжал уже иным тоном, с отеческой нежностью: – Он сумеет сделать тебя счастливой. А как буду счастлив я, видя, что твоя жизнь устроена!

– Но, папа!

– В чем дело? – осведомился он нетерпеливо.

– Я еще не готова к браку! – выпалила Лидия с храбростью отчаяния.

– К браку нельзя подготовиться, – сказал виконт, пожимая плечами. – Люди вступают в брак, когда приходит время.

– А как же ты сам? Ведь ты был уверен в своих чувствах?

– Еще бы! Я знал, что из моей невесты выйдет прекрасная мать для моих детей и энергичная хозяйка дома. Разве я ошибался?

– Но ведь между вами не все в порядке.

– С чего ты взяла? – спросил сбитый с толку виконт. – Между нами все хорошо, лучше и быть не может. – Он подумал и поправился: – Никаких серьезных разногласий, не старайся сменить тему! Иди и скажи Боддингтону что-нибудь приятное.

– Как-нибудь потом.

Лидия была и испугана собственной дерзостью, и восхищена ею. Покидая болота, она даже не надеялась выказать в родном доме ту силу характера, которую открыла в себе рядом с Сэмом и которую успела полюбить. Здесь это могло плохо кончиться, но ей так и не удалось полностью вернуться в привычную колею, к полному послушанию.

Ее отец сдвинул брови. Однако это был не гнев, а скорее тревога. Лидия смутилась.

– У меня есть и другие интересы, папа. Я днями не могу опробовать новый лук, а между тем Джиллс уже расставил мишени. Если мало тренируешься, пропадает 265

навык. Ты же не хочешь, чтобы у меня ослабела рука! Ну, я пойду? Иначе потом опоздаю на обед.

Виконт покачал головой, но не нашел, что возразить. Страстный охотник, он уважительно относился к любому виду стрельбы.

– Позже так позже, – согласился он.

– Не волнуйся, я буду любезна с Бодцингтоном. Лидия не кривила душой: она не имела ничего против

Боддингтона. Как человек достойный, он заслуживал по крайней мере любезности.

Глава 17

Если бы Боддингтона спросили, как он понимает любовь, он перечислил бы качества, которые желал видеть в своей избраннице: здравый смысл, хорошие манеры, привлекательную внешность и тому подобное. Любовь для него была решением связать свою жизнь с определенной женщиной, принятым после тщательного взвешивания всех «за» и «против». Ему казалось естественным выбирать возлюбленную, как новый костюм. «Пожалуй, я возьму вон тот, в мелкую полосочку – он здесь самый элегантный».

Возможно, дело было в том, что ему еще не довелось испытать на себе всю власть любви, всю ее силу. Он еще не взлетал на ее крыльях, не страдал, не задавался вопросом, достоин ли он этого чувства. Так думала Лидия, лишь недавно открывшая для себя, что любовь – это стихийное бедствие. То, что возникло между ней и Боддингтоном, и рядом не стояло с настоящей любовью, ни один из них не питал к другому сколько-нибудь сильных чувств, однако они благосклонно относились друг к другу, ценили друг друга, и это казалось не самым худшим поводом вступить в брак.

Если она и дальше будет мешкать с поощрениями, Боддингтон может переметнуться к кому-нибудь другому. Что она тогда почувствует? Безусловно, досаду. И все? Пожалуй, да.

Поклонников у Лидии хватало. Она была не настолько глупа, чтобы не сознавать главной причины, по которой они к ней слетались. Больше всего их привлекало богатое приданое и положение в обществе. Как по отцовской, так и по материнской линии происхождение Лидии не оставляло желать лучшего, но и с такими отличными данными она не стала лучшей партией в Англии, так как имела обо всем собственное мнение, а это не слишком нравилось женихам. Боддингтон великодушно уверял ее, что она слишком умна, чтобы это скрывать. Он никогда не препирался с ней, не старался настоять на своем, а, наоборот, поддакивал, хотя сам же над собой и посмеивался. Втайне Лидия поражалась тому, что после шести сезонов она еще не перешла в разряд прирожденных старых дев, а лишь прослыла разборчивой невестой.

Она не терялась в присутствии сильного пола, держалась ровно и дружески. В ней ощущалось здоровое влечение к мужчине, замешенное на самоуважении. Клив полагал, что не последнюю роль тут играют маленькие женские уловки. Роуз всегда могла хорошо причесать Лидию, а сама она не только умела элегантно одеться, но и в нужный момент держалась кокетливо. Конечный результат был настолько неоднозначен, противоречив и так сильно интриговал мужчин, что каждый сезон добавлял одного или двух к числу воздыхателей Лидии. Тот факт, что граф Боддингтон, наследник маркиза Эмсвика, вот уже два года находится в их числе, подогревал интерес остальных. Стоило ему отсеяться – и акции Лидии сразу пошли бы вниз.

Акции. Фонды. Основной капитал. Все это были понятия, вполне применимые и к вопросам брака, в том числе в глазах Лидии и ее домашних. В конечном счете это была сделка, деловое соглашение. Было бы кстати еще и влюбиться, но любовь – штука своенравная, она могла прийти, а могла и нет. В любом случае жизнь продолжалась.

Поскольку Лидия не могла распоряжаться собственной судьбой, она научилась в совершенстве владеть луком. Здесь она была себе полной хозяйкой, безгранично верила в себя и потому попадала точно в центр соломенной мишени с расстояния в шестьдесят ярдов, причем стреляла из лука в тридцать два фунта весом, который считался слишком тяжелым для женщины и, если уж на то пошло, слишком длинным – пять футов восемь дюймов. Именно в Уэльсе, на севере Англии, был изготовлен на заказ новый лук, о котором Лидия напомнила отцу. Его доставили в замок неделю назад. Сразу по прибытии Лидия опробовала его в Риджент – парке. Точность прицела оказалась выше, чем у ее прежнего оружия, однако до серьезной тренировки дело так и не дошло: не хватало времени. Вот почему Лидия с жадностью ухватилась за возможность вволю пострелять, примериться к новому оружию и оценить, каковы ее шансы на успех в будущих турнирах.

Она рассчитывала пройти на стрельбище через розарий, но добралась только до террасы, где появилась в самый разгар драматического повествования. Рассказчиком был Сэм. Аудитория – Клив, Джулиана Вертер и Элизабет Пинкертон – зачарованно внимала каждому слову.

– …и вдруг – из-за холма индейцы! С гиканьем и улюлюканьем мчатся вверх по склону на своих полудиких лошадях. Не так чтобы очень много, шестьдесят или чуть больше, но это только начало. Вскоре их уже были… – Сэм широко развел руки, – неисчислимые полчища! Тот, кто никогда не видел атакующих команчей, не знает, как леденеет кровь в жилах!

– Ах! – воскликнула Джулиана Вертер в сладком ужасе. – Тогда вы и получили это шрам, мистер Коди?

Она указала на красноватый след зажившей ранки в углу губ Сэма. Элизабет Пинкертон замахала руками.

– Ну что ты, дорогая! Это совсем другая история. – Которую она просто жаждала пересказать, это было

совершенно очевидно по блеску ее глаз. – Мистер Коди совершил благородный поступок: не позволил пятерым негодяям ограбить жену бакалейщика. Он уложил их всех до единого, но последнему удалось нанести ему удар в лицо. Вообрази себе, пятеро на одного. Мистер Коди вышел победителем, хотя и дрался голыми руками! – Элизабет повернулась к Сэму. – Ну же, мистер Коди, продолжайте! Итак, на вас напали команчи.

– Дело в том, что они не… – начал Сэм.

– Не настолько ужасны, как вы утверждали? – кокетливо спросила Джулиана. – Опишите нам этих дикарей.

– Они дьявольски ловкие. А как управляются со своими томагавками! От удара в лоб отдаешь Богу душу мгновенно, но все же не настолько быстро, чтобы не ощутить, как оба глаза вылетают из орбит.

Дамы дружно схватились за сердце, но потом сообразили, что Сэм их поддразнивает, и облегченно захихикали. Должно быть, он адресовал им самую обаятельную из своих улыбок, так как они еще и залились румянцем смущения.

– Команчи умеют на полном скаку свешиваться с неоседланной лошади и даже пролезать у нее под брюхом. В бою это приходится кстати, потому что мешает в них целиться.

– Где вы набрались всего этого, мистер Коди? – спросила Лидия, не скрывая насмешки. – Вероятно, начитались дешевых романов.

Сэм повернулся и тотчас расцвел белозубой улыбкой. Белозубой в буквальном смысле: взгляду Лидии представился ряд зубов, почти безупречных, если не считать одного слегка обколотого в какой-нибудь драке резца. О такой широкой и непринужденной улыбке только и можно было сказать: она озарила лицо.

– Смелое предположение, мисс Бедфорд-Браун. Возможно, вы судите по себе.

– Вовсе нет! – поспешно возразила Лидия. – Просто ваш рассказ неправдоподобен.

– Тем не менее он правдив.

Сэм сделал шаг к Лидии, взялся за лук, висевший у нее через плечо, и ловко его снял. 269

– Постойте, что вы делаете?!

Вспомнив участь, постигшую другой ее лук, Лидия похолодела. Так как Сэм держал оружие за пределами ее досягаемости, она схватила его за руку, резко рванула к себе – и вдруг заметила, что на террасе уже собралась небольшая толпа. Здесь были Мередит с женихом, маркиза Мотмарш, ее пасынок Чарльз с женой и другие гости. Все они с интересом ждали, как развернутся события. Сэма это ничуть не смутило. Он пробовал натяжение тетивы с таким видом, словно знал, что делает.

– Вам сегодня лучше, мисс Бедфорд-Браун? – спросил он через плечо.

– Лучше?

– Вчера вам сделалось дурно.

– Да… верно, сегодня я прекрасно себя чувствую. Следовало добавить «спасибо», но слово просто не пошло

у Лидии с языка. За завтраком она не могла смотреть на Сэма из страха выдать свое смущение. Дружески беседовать с ним в присутствии посторонних казалось и вовсе невозможным.

– Представьте себе индейца, который целится в вас из лука, – сказал Сэм, демонстрируя это благодарной аудитории. – Лошадь несется вскачь, а он сидит как влитой, крепко сжимая ее бока коленями.

Лидия неодобрительно сдвинула брови, не пропуская, однако, ни слова. О, этот его голос, глубокий и звучный! Все зачаровывало ее: как Сэм жестикулирует, какие позы бессознательно принимает, чтобы подчеркнуть свои слова, как при каждом мимолетном взгляде на нее по лицу его проходит тень сожаления. Но все это также и смущало, Лидия не знала, куда девать глаза.

Впрочем, до конца рассказа оставалось не так уж долго. Все закончилось перемирием, условия которого Сэм назвал бесчестными. Как ни странно, он выступал в них со стороны индейцев и сделал все, что мог, – по его словам, слишком мало.

Честь. Справедливость. Все это у него в крови. В нем чувствовалось особого рода благородство, которое

не имело ничего общего с происхождением и которое нельзя было приобрести, как титул, вместе с землей. Лидия задалась вопросом, кто из собравшихся на террасе мог постичь внутреннее благородство этого человека настолько, чтобы раскрыть ему объятия в буквальном смысле слова. Когда рассказчик умолк, она протянула руку.

– Я уже могу забрать лук?

Сэм обернулся, его улыбка померкла. Он протянул ей оружие.

– Спасибо… – буркнула Лидия.

Поскольку слушатели окружали его плотным кольцом, ей пришлось протиснуться мимо него, чтобы сойти в розарий. Она спустилась по ступеням с гордо поднятой головой и надменным видом, но в душе царило смятение. Никогда прежде ей не приходилось лицемерить. Ситуация все больше выходила из-под контроля. Как же так получилось?

Первые несколько шагов Лидия прошла не спеша, хотя и с сильно бьющимся сердцем. Потом нервы сдали, и она бросилась через розарий бегом.

Почти сразу после ее ухода Сэм нашел какой-то предлог, чтобы покинуть террасу. Стараясь не привлекать внимания, он прошел через дом к черному ходу и оказался в саду, постепенно переходившем в парк. Под сенью деревьев было прохладно, в воздухе чувствовалась особая августовская свежесть.

Сэм думал, что без труда отыщет Лидию, но попал в анфиладу высоких шпалер с розами, откуда расходились сразу три одинаковые тропинки. Не зная, какую выбрать, он пошел наугад, попал в рощу и совсем было решил повернуть назад, как деревья расступились и взгляду его представился типично английский вид: зеленые поля и луга, убегающие к самому горизонту. В эту картину отлично вписывалась англичанка с луком в руках.

Лидия стояла примерно в полусотне шагов от Сэма, в профиль к нему, и во что-то целилась. Выстрелив, она опустила локоть, с напряженным вниманием прослеживая

полет стрелы. Это позволяло без помех ее разглядывать, пока Сэм приближался, бесшумно ступая в густой траве.

Как уже не раз бывало, Лидди казалась ему мифическим существом. На фоне всех этих далей и безграничных небес она стояла прямо и гордо, как нефритовая статуэтка, потому что наряд ее был зеленее окрестных полей и замшелых валунов. По мере приближения Сэм заметил красновато-рыжую отделку – как он вначале подумал, из полосок бархата. Но это были полоски лисьего меха. Костюм был бархатным. Хотя в Техасе ни одной женщине не пришло бы в голову носить бархат летом, в Англии это не резало глаз. За пояс жакета были небрежно засунуты красно-рыжие замшевые перчатки. Лидия одевалась более изысканно, чем Гвен, обожавшая оборки и светлые тона, и не в пример более эффектно. Сэм вспомнил скромное коричневое платьице, в котором она явилась ему на

пустошах. Там он не чаял увидеть Лидди такой разодетой. Эта тоненькая, бледная, болезненная на вид девушка умела себя подать. Неудивительно, что она имела успех у мужчин вроде Боддингтона.

На голове у нее была маленькая соломенная шляпка вроде той, которая тогда, на болоте, так дерзко сбилась набок. Эта сидела на голове в строгом соответствии с требованиями моды и была украшена пучком мелких перьев – зеленых и белых.

Лидди уже прилаживала другую стрелу и настолько погрузилась в свое занятие, что Сэму удалось подобраться вплотную. Оказывается, она целилась в круглую плетеную мишень, укрепленную на довольно солидном расстоянии. Можно было видеть концентрические круги с желтым центром, где уже торчала пара стрел.

Лидия отвела локоть, натягивая тетиву. На пальцах у нее Сэм заметил кожаные колпачки, ремешки от них сходились к широкому браслету на запястье, тоже кожаному. Стрела рванулась вперед. Она не зазвенела и не загудела на лету, это был особенный звук. Даже с такого расстояния было видно, что она вонзилась точно в центр мишени рядом с другими стрелами. Их голубое оперение резко выделялось на яркой желтизне центрального круга.

«Меткое попадание», – подумал Сэм с невольным восхищением. Лицо Лидии осталось сосредоточенным. Она достала из колчана очередную стрелу.

– И сколько раз подряд ты попадаешь «в яблочко»? Она вздрогнула и оглянулась. Стрела в ее руке была светлого дерева, с затупленным серебряным наконечником.

– В подходящий день раз десять и больше. Отвернувшись, она начала готовиться к выстрелу. Сэм

вспомнил одно ясное утро на вересковых пустошах, утро чудесного, счастливого дня.

– Ты хочешь сказать, в «выигрышный» денек? В солнечный и безветренный, когда пущенная стрела летит в точности туда, куда ее нацелишь. Правда, и промах не на что списать.

Лидия бросила на него короткий взгляд, потом обратила все свое внимание к мишени. Стоя так, с нацеленной стрелой, она спросила:

– Зачем ты здесь?

Внятный звук распрямившейся тетивы, есть! Казалось, мишень сама притянула стрелу и с легким чавкающим звуком всосала в себя ее наконечник в самом центре желтого круга. Пучок голубого оперения стал гуще.

– Чтобы поговорить с тобой, – ответил Сэм. – Без | свидетелей, без любопытных глаз. Я пришел сюда в надеж – I де, что наедине все-таки сумею убедить тебя и нам обоим ? станет легче…

– Убедить? В чем?

– Что он приехал в Йоркшир к ней. Не только по этой причине, но в основном по этой. Приехал вопреки запрету.

– Что я здесь не для того, чтобы всем все испортить, – сказал Сэм. – Я никого не хочу столкнуть в свиную кормушку на потеху другим.

Еще один короткий взгляд, улыбка. Он сумел развеселить ее, пусть ненадолго, пусть ненамеренно. Но Лидия уже потянулась рукой за спину, чтобы достать из колчана новую стрелу.

– Ни о чем подобном я и не подозревала… – она помедлила, – ваше превосходительство. – Она вложила стрелу в лук. – Насколько мне известно, ты здесь намереваешься охотиться.

– В прямом смысле – на гусей, а в переносном – на членов парламента. – Сэм хмыкнул. – В том числе на твоего отца, мне придется сбить с него спесь. Он, похоже, крепкий орешек.

– Зачем ты мне лгал? – спросила Лидия.

– Я же не спрашиваю, зачем ты лгала мне! – начал Сэм, но прикусил язык: это все равно ни к чему не привело бы, кроме препирательств. – Что ты имеешь в виду?

– Все! – Она отвела локоть, натягивая тетиву. – Ты сказал, что работал на ранчо, что перегонял быков – и я поверила!

– Это правда, я действительно перегонял быков, и не раз, да и на ранчо долго работал. Кстати! Что за историю вы состряпали с Роуз? Утром я слышал, как твой брат говорил о каком-то безмозглом болване, о пьянчужке, который ночью пошел отлить и не нашел дороги назад. – Вспомнив, как Клив изощрялся в остроумии на его счет, Сэм ощутил запоздалое раздражение. – Зачем вам это понадобилось? Я же нарочно исчез, чтобы не пришлось приплетать мужчину!

Лидия опустила руку и повернулась, щеки ее слегка порозовели.

– Ты забыл у костра свой жилет и не удосужился выловить из ручья шляпу. Пришлось это сделать мне.

– Значит, мой стетсон у тебя? – приятно удивился Сэм.

– Но хуже всего, что после тебя остался этот ужасный тельник! – продолжала Лидия, не слушая. – Ну а раз уж не обошлось без мужчины, пришлось изобразить его в самых черных красках. Какое счастье, что тельник был красным!

– Почему?

– Потому что ни один англичанин не наденет белье такого дурацкого цвета. Это вызвало смех и отвлекло внимание от главного.

– Дьявольщина! – вскричал Сэм и едва успел прикусить язык раньше, чем с него сорвалось что-нибудь непристойное. – Англичане так по-дурацки чопорны, что будут хихикать над любым бельем, какое ни покажи, словно это что-то неприличное, – сказал он угрюмо. – А ты? Тебе тоже смешно, что я способен носить красное белье?

– Скорее неловко.

– Почему? Может, у меня и шляпа дурацкая?

Он скучал по своему стетсону и хотел снова водрузить его на голову.

– Красное – слишком кричащий цвет для мужского нижнего белья, – со вздохом объяснила Лидия. – А шляпа… она… одним словом…

– Выглядит не по-английски? – подсказал Сэм.

– Да. – Она понурилась с новым тяжелым вздохом. – Уезжай отсюда, Сэм, тебе здесь не место.

Он подумал, что самое время сменить тему, и указал на мишень.

– Ты хорошо стреляешь.

– Знаю. На прошлой неделе завоевала очередной кубок графства Йорк – Серебряную Стрелу.

– Поздравляю.

Лидия покрутила лук вокруг упертого в землю кончика, подняла голову, снова опустила, набрала в грудь побольше воздуха. Казалось, ей больно высказывать то, что у нее на уме. И все же она это сделала.

– Сэм! Я тебе благодарна за попытку завести светскую беседу. Но факт остается фактом: я хочу, чтобы ты уехал,

– Почему?

– Ты меня нервируешь.

– Странно.

– И все же это так. Уезжай!

– Не могу, помимо всего прочего, я здесь по делу.

– Сможешь. Это просто: купи билет на ближайший пароход до Америки.

– Хочешь, чтобы я покинул страну? Оставил твою ненаглядную Англию в покое? – Это было какое-то безумие,

он просто отказывался верить. – Послушай, Лидди…

– Давай устроим состязание по стрельбе из лука! – перебила она. – Если проиграешь, уедешь к себе в Америку.

– И брошу пост, который достатся мне так дорого? Нет, не пойдет.

– Тогда… тогда уедешь хотя бы из Йоркшира. Идет? Если проиграешь, пойдешь прямо в дом, нигде не задерживаясь, уложишь вещи и скажешь, чтобы велели запрягать.

– По-твоему, это справедливо? – спросил Сэм со смешком. – Из нас двоих чемпион только ты.

– Трусишь? Это так не по-американски! – Лидия улыбнулась едва уловимой улыбкой, которую он так любил. – Где твой азарт?

– Азарт не всегда заменяет здравый смысл. Ну и глуп же я буду, если возьмусь соперничать с чемпионом графства Йорк.

– Чемпионкой, – уточнила Лидия. – Это не одно и то же. Я победила в турнире среди женщин, в облегченных условиях. Для мужчин и дистанция больше, и стрелы тяжелее.

– Ну и что же? Я сроду не стрелял из уэльского длинного лука.

– Ну вот видишь! Из какого-то ты все-таки стрелял. Подарок команчей?

Улыбка стала чуточку ехидной. Лидия снова подвергала сомнению его недавний рассказ.

– Лук луку рознь.

– Я дам тебе фору.

– Какую?

– Смотри, там несколько кругов. Если моя стрела попадет в самый большой, белый, она не засчитывается. Это обычная фора, которую чемпион дает рядовому стрелку.

«И все равно побеждает», – подумал Сэм. Он окинул мишень оценивающим взглядом, уже зная, что готов рискнуть.

– Два тура по пять стрел, – уговаривала Лидия, – с расстояния в шестьдесят ярдов. Ну что, идет?

Когда возражений не последовало, уголки ее губ снова дрогнули в улыбке. Только теперь Сэм до конца понял, что это была озорная, шаловливая, плутовская улыбка.

– Очки будут засчитываться так: белый – одно, черный – три, синий – пять, красный – семь, желтый – девять. Понятно?

Что тут было непонятного?

– Черное тоже, – сказал Сэм. – Что?

– Я требую, чтобы в твоем случае черное тоже не засчитывалось.

Лидия надолго умолкла, прикидывая. Сэм понял, что сделал правильный ход.

– Ну, я не… – начала она наконец.

– О чем тут думать! – произнес он небрежно. – Из нас двоих ты чемпионка, а я никогда не держал в руках длинного лука.

– «Будь по-твоему, – уступила Лидия и адресовала ему самонадеянную улыбку.

Во всяком случае, Сэм очень надеялся, что ею движет •простая самонадеянность – что-то уж очень быстро она сдалась. Впрочем, он и сам согласился из чистого нахальства, вопреки голосу рассудка. Так или иначе, вызов был брошен и принят.

Сэм повернулся к мишени. Она была довольно крупной, яркой и к тому же неподвижной. Он пожал плечами, и молодая женщина за его спиной разразилась странным кудахчущим смехом – ни дать ни взять ведьма, заманившая в ловушку проезжего простака. Ничего, пусть веселится!

Приблизившись к мишени, Лидия вынула из неплотного соломенного плетения все застрявшие стрелы. В голове у Сэма крутилась мысль: видели бы его сейчас ребята из госдепартамента! Наверняка сочли бы, что у него не все дома. Как ни старался, он не мог понять, зачем принял вызов. Но вот Лидди выронила стрелу, нагнулась, шаря в траве, и глазам его представился во всей красе ее пышный зад. Все сразу стало на свои места.

– Главный приз… – пробормотал Сэм.

– Что? – Лидди оглянулась, не удосужившись выпрямиться, и поглядела на него снизу вверх.

– Так, одна техасская поговорка.

– Насчет чего?

– Насчет… мишени, – сказал Сэм и с трудом удержался от смешка. – Я говорю, мишень неподвижна, это облегчает дело.

– Разумеется, она неподвижна. Это ведь не кролик, а охапка соломы!

– Жаль. Я больше привык стрелять по кроликам.

– Тем лучше для меня! – отрезала Лидия. Очевидно, она по-своему истолковала его смущение, так

как снова развеселилась. В этот день она стреляла с пятидесяти ярдов. Пришлось вымерить добавочное расстояние и сменить дислокацию. К тому времени, как все было готово, Лидии не терпелось начать состязание.

– Дамы в первую очередь, – галантно предложил Сэм. В ответ ее стрела вонзилась в самый центр желтого круга.

Сэм задался вопросом, случалось ли ей попадать в любую другую точку мишени хоть когда-нибудь.

– Девять очков, – объявила Лидия, поворачиваясь к нему с торжествующей улыбкой на губах. Оставалось четыре выстрела. Уверенность в себе заставила ее вступить в светскую беседу. – Скажи, Сэм, как ты из ковбоев выбился в дипломаты?

– Захотелось сменить род деятельности, – ответил он, пожимая плечами.

– Не часто слышишь, чтобы ковбой захаживал в посольство, – заметила Лидия, тщательно целясь.

Сэму показалось, что стрела понеслась прямо «в яблочко», словно влекомая в эту точку неведомой силой. Однако вонзилась она в красный круг, у самого края желтого.

– Еще семь. Всего шестнадцать. Ты не ответил!

– В посольство? Я туда захаживаю регулярно.

Лидия перестала прилаживать стрелу и бросила на него неодобрительный взгляд. В нем читалось: ну вот, опять из него слова не вытянешь!

– Железные дороги, – сказал Сэм. – Я имел с ними дело.

Дороги и скот. Как ни странно, это удачное сочетание помогает продвинуться.

– До дипломата?

– Я пошел добровольцем на испано-американскую войну. Начал в кавалерии, а закончил переводчиком на мирных переговорах.

– Переводчиком?!

– В любовницах у отца были сплошь мексиканки. Это помогло мне в совершенстве изучить испанский. Хочешь верь – хочешь не верь, но от меня не ускользнет ни один нюанс. Во втором туре я уже сидел за столом переговоров. До тех пор Америка вела только внутренние войны, откуда ей было набраться опыта? Я знал язык, знал мексиканцев и, как оказалось, умел примирить стороны. Это не так уж трудно, в конце концов, все дела только так и делаются. Потом пришлось поездить: в Гавану, Манилу, Мадрид и Париж. Тогда я уже работал в госдепартаменте. – Сэм хмыкнул и покачал головой, словно заново удивляясь своей головокружительной карьере. – С тех пор я на хорошем счету у президента Мак-Кинли, вот он и подумал, что я смогу принести пользу на переговорах о Панамском канале. Если разобраться, все сводится к тому же – учесть интересы обеих сторон. Это и привело меня в Англию.

Опять «в яблочко». Сэм почувствовал, что не может оторвать взгляд от мишени. Похоже, у него нет шансов.

– Двадцать пять очков, – сказала Лидия и посмотрела на него испытующе. – Тогда зачем ты меня дурачил? Зачем строил из себя простого ковбоя, который только и умеет, что объезжать стада?

– Потому что я умею объезжать стада. Я делал это раньше и когда-нибудь к этому вернусь. Охотно.

Сэм подумал, что прошлого не вернуть. Не войти второй раз в одну и ту же реку, не получить привычного удовольствия от того, что когда-то радовало больше всего на свете. Пока Лидия посылала в мишень стрелу за стрелой, попадая в худшем случае в синее (она и в самом деле могла смело исключить не только белое, но и черное), он рассказывал про метельную зиму 1885-го и засушливое лето 1886-го.

Трава тогда выгорела, и реки почти все пересохли, превратившись в каменистые овраги, дымившиеся пылью. А потом снова наступила зима, еще более метельная и студеная.

– Худшей еще не случалось…

Лидди стояла, уперев кончик лука в землю у ног. Сейчас, когда ее первый тур был закончен, она сосредоточилась на рассказе Сэма. Она смотрела ему в лицо, чуть закинув голову в соломенной шляпке с пучком перебираемых ветром перьев, и ему хотелось говорить и говорить до скончания века, чтобы быть единственным объектом интереса Лидди и вглядываться в ее внимательное, прелестное лицо.

– Ну что же ты, продолжай! – поощрила она, когда он помедлил.

– Это разбило отцу сердце. Я приехал помочь, чем мог. Скот тонул в сугробах, задыхался в буране, проваливался в расселины, до краев занесенные снегом, сбивался в кучки в руслах высохших рек. В конце концов часть животных померзла, часть погибла от голода прежде, чем их удалось отыскать. Когда оттепель растопила снег, открылись овраги, полные мертвого скота. Отец потерял девяносто процентов своих стад, и вскоре просто… угас. Получив ранчо, я первым делом занялся тем, на что никак не мог получить его согласие, – огородил пастбища, чтобы уже не опасаться за судьбу своего небольшого стада, я намеренно не стал его увеличивать и начал сам выращивать корма: люцерну, сорго, траву на сено. Отец сказал бы, что я «измельчал», но это был единственный способ поправить дело. Ранчо принадлежит мне по-прежнему, я оставил там управляющего. Надо сказать, мне неплохо удается сводить концы с концами.

Сэм умолк и впал в задумчивость, но не настолько, чтобы не ощущать на себе взгляд Лидди, где любопытство смешалось с сочувствием.

– Вот как… – протянула она. – Ты давно там не был?

– Года два. – Сэм заставил себя встряхнуться. – Ну, что? Теперь ты сменишь гнев на милость? Разве я тебя не разжалобил?

Лидди не отвела взгляда. Пока они смотрели в глаза друг другу, все было, как на пустошах. Но потом она сказала:

– Держи лук, твоя очередь.

Ничего не оставалось, как протянуть руку.

– Долго ты жил на ранчо с отцом?

– До шестнадцати лет. Мы не ладили друг с другом, просто не могли найти общего языка. Моя мать рано его оставила. Когда она умерла, бабушка привезла из Чикаго кое-какие ее вещи. Обратно мы поехали вместе.

– А что ты говорил про железные дороги?

– Мне удалось на них заработать.

Теперь, когда они держали лук вдвоем, он стал как бы связующим их звеном. Лидия отвела с лица выбившуюся прядь, заправила ее под шляпку с украшением из перьев. Самое длинное и пушистое потянулось тонкими волосками за ее рукой.

Как он мог когда-то счесть ее внешность заурядной? Как посмел оскорбить таким словом изысканную прелесть ее лица? В этих чертах не было ничего ординарного. И уж точно он никогда не встречал таких сияющих глаз.

– Твоя очередь, – повторила Лидия.

– А можно пару раз выстрелить для пробы?

– Конечно. Кстати, хочешь это?

Она пошевелила пальцами в кожаных наконечниках.

– Зачем? Это для неженок, – надменно бросил Сэм.

И промахнулся так позорно, что разразился бранью. Лидия смеялась, пока у нее не подкосились ноги.

– Почему? – спросил он сердито. – Почему ты так стремишься меня выпроводить?

Смех оборвался так внезапно, словно ей зажали рот.

– А ведь верно, – проговорила Лидия с чем-то вроде запоздалого удивления. – Если ты уедешь, кто позабавит меня своими промахами?

– Я не об этом, – настаивал Сэм. – Почему ты меня сторонишься? За что злишься на меня?

– Ты это заслужил, – сказала Лидия, уже не улыбаясь и глядя в землю. – Понимаешь, я ненавижу лицемерие!

Быть одним человеком, а строить из себя другого, стыдиться своих поступков и таить их. Когда ты здесь, все напоминает мне о том, какой я стала лицемеркой.

– Значит, во всем виноват я?

– Не ты, а пустоши! – со вздохом объяснила Лидия. Сэм понял, что она имеет в виду.

– Милая, – начал он мягко, – не стоит себя обманывать. Ты говоришь, что пустоши превратили тебя в лицемерку, но так ли это? Ты лицемерила задолго до этого – и прекрасно с этим уживалась. Мое появление лишь сделало тайное явным: три дня ты была собой, своим истинным «я» и наслаждалась этим сверх всякой меры.

– Ты все упрощаешь.

– Разве? Я думал, наоборот. Ты хочешь быть такой, какой себе больше нравишься, и чтобы все одобрили и перемены в тебе, и каждый твой поступок, вплоть до мимолетной интрижки на пустошах. А этому не бывать.

– Я хочу честно смотреть в глаза своим близким.

– А быть честной в собственных глазах – это не важно?

– Уезжай, Сэм! Ты заставляешь меня нервничать.

Еще час назад Сэм отмахнулся бы от этих слов, счел бы их благовидным предлогом. Но в его присутствии Лидия стреляла раз от разу хуже: от желтого – к красному, от красного – к синему. Возможно, в ее словах была доля правды.

Ну, а его меткость улучшалась от одного пробного выстрела к другому. Стоило начать первый тур, как стрела вонзилась в желтый круг. Сэм уставился на нее, не веря своим глазам и не находя ни единого хлесткого замечания, достойного этой маленькой личной победы. Хотелось, чтобы Лидия как-то отреагировала на то, чему, конечно, не суждено было повториться.

Сэм покосился на девушку. Она в изумлении смотрела на мишень, потом перевела взгляд на Сэма.

– Неплохо…

Тон ее означал прямо противоположное. «Ах, Лидди, Лидди», – подумал Сэм.

– Ты не рада за меня? ' – Я просто в восторге.

Следующий выстрел мало порадовал Сэма и доставил Лидии гораздо больше удовольствия. Тем не менее за первый тур ему удалось дважды угодить в красный круг, один раз в синий и также в белый (что, как он напомнил, засчитывалось). Он набрал двадцать девять очков и тем самым отстал на восемь. Не так уж плохо для человека, много лет не имевшего дела с обычным луком и никогда – с длинным уэльским. Это было отличное оружие, и стрелять из него доставляло удовольствие. Сэм надеялся, что в следующем туре управится с ним еще лучше и что Лидия, разнервничавшись окончательно, начнет допускать промахи.

Когда он протянул ей лук, их пальцы соприкоснулись. Оба вздрогнули. Нервничала не только Лидия. Вот некстати! Он внимательно следил за тем, как она прилаживает стрелу и натягивает тетиву. Движения были обдуманными, точными, и наблюдать за ней в эти минуты было наслаждением.

Волшебно! Сэм повернулся к мишени. У него вырвался невольный возглас восхищения: стрела вонзилась «в яблочко» и сбрила часть оперения у одной из торчавших там стрел. Голубое пятнышко медленно опустилось на траву. Лидии не откажешь в мастерстве.

– Ты просто молодчина!

Большие лучистые глаза на миг обратились к нему и тотчас потупились, изящно очерченные скулы порозовели.

Сэм продолжал упорно смотреть на Лидию. В конце концов краска разлилась по всему ее лицу и даже по шее.

– Ты отлично управляешься с луком, – искренне заверил он.

Когда Лидия снова приложила стрелу, Сэм поспешно отыскал языком свой «счастливый зуб» и прикрыл глаза. Он ни минуты не сомневался, что еще девять очков ей обеспечено. А между тем он не мог позволить себе проигрыш. Только в этот момент Сэм сообразил, что не обговорил свой возможный выигрыш просто потому, что на ум не пришло ничего благопристойного. Ну, а Лидди не сочла нужным обсуждать то, чего все равно не случится. Чтобы поднять этот вопрос, лучшего момента было не найти. Пусть подумает на эту тему, пусть понервничает!

– Послушай, Лидди, вот что пришло мне в голову. Если я выиграю, мне ведь придется потребовать приз, и тогда уже поздно будет его обсуждать. Сделаем это сейчас.

– В виде приза ты останешься в нашем доме.

– Я останусь и так. Не забывай, что я приглашен.

– Зачем беспокоиться о призе? Ведь тебе ни за что не выиграть! – И Лидия натянула тетиву.

– Ну нет, побеспокоиться следует, хотя бы для проформы. – По движению ее мышц Сэм понял, что стрела вот – вот будет выпущена, и поспешно закончил: – Ты со мной переспишь!

Раздался пронзительный свист, и оба дружно вытянули шеи. Стрела торчала в синем кругу. Еще чуть левее – и это был бы черный.

– Что ты сказал? – спросила Лидия с нервным смешком. У нее был вид благовоспитанной леди, которая услышала

непристойную шутку и не знает, как на нее реагировать.

– Я сказал, что ты проведешь со мной ночь, – с готовностью пояснил Сэм и мстительно добавил: – До самого утра.

С тем же успехом он мог бы сказать – сутки, месяц или год. Лидия явно не собиралась принимать его условие, но он на это и не рассчитывал.

– А что такого? – спросил он, когда она задохнулась от негодования. – Раз уж я, проиграв, буду вынужден увеличить расстояние между нами на целый океан, придется тебе сократить его в случае проигрыша до одной постели.

– Ни за что!

– Ладно, как скажешь, – миролюбиво согласился Сэм. – Тогда вот какое предложение: если проиграешь, отдашь мне прямо здесь свои туфли, чулки, подвязки и панталоны. Да, и шляпку! Ради тебя я пожертвовал своим нижним бельем, мой стетсон тоже в твоих руках, так что это будет справедливый обмен.

Он говорил и говорил, только чтобы не дать Лидии прицелиться раньше, чем у нее задрожат руки. Нередко исход переговоров зависит от умения выиграть время!

– Ну, что скажешь? Заметь, я не настаиваю на совместной ночи. Уступи же мне хоть в чем-нибудь!

– О моих панталонах можешь забыть! – Лидия отвернулась, всем видом выражая оскорбленную добродетель. – Проси чего-нибудь другого.

– А я другого не хочу! Я же не прошу тебя раздеться догола и в таком виде вернуться домой! Подумаешь, пройдешься босиком. Не такая уж это большая цена за выигрыш новичка.

Лидия все-таки посмотрела на него, и это был беспокойный взгляд.

– Я знаю, чего ты добиваешься, – процедила она сквозь зубы. – Хочешь, чтобы я промахнулась! Даже и не старайся – не выйдет.

– Ладно, умолкаю, – кротко согласился Сэм.

Уже прицелившись, Лидия вдруг опустила локоть и взялась поправлять стрелу. Потом ее не устроил угол наклона лука. Недавняя уверенность исчезла, движения стали суетливыми, наконец она как будто приготовилась к выстрелу.

– Так ты согласна или нет? – спросил Сэм. – Извини, что мешаю, но ведь надо же нам прийти к какому-то соглашению! Что же мы, так и будем состязаться, не обговорив всего? Сама же потом пожалеешь!

– Да? – хмыкнула Лидия и адресовала ему косой взгляд. – С чего бы это мне жалеть? Ведь проиграешь ты.

Наступило молчание. Стрела торчала в черном кругу. Это был худший выстрел Лидии за целый день. Сэм едва не заулюлюкал от радости.

– Какая жалость! – сказал он с каменным выражением лица, но потом кое-что припомнил и прыснул. – Черное! Вот дьявол, черное! С тем же успехом ты могла бы пустить стрелу в небо!

Лидия повернулась, очень медленно, держа лук на изготовку. Если бы в нем была стрела, Сэм поспешил бы отпрыгнуть – такая ярость была в ее искаженных чертах. Что ж, он знал, на что шел, знал о ее бешеном темпераменте.

– Ты смошенничал! – прошипела Лидия.

– Интересно, в чем? Ты завела разговор, а когда я его поддержал, то я же и мошенник.

– Довольно! Для меня разговор окончен.

– Ну и пожалуйста, – сказал Сэм и подмигнул.

За три выстрела из пяти Лидия выбила лишь четырнадцать очков и уже никак не могла набрать за этот тур больше тридцати двух. Такая цифра была по силам и ему, вот только сам он мог добавить к этому лишь двадцать девять очков, а Лидия – тридцать семь. Они все еще были в неравном положении.

– Напоминаю, – начал Сэм, когда она потянулась через плечо в колчан, – ты так и не сказала, согласна или нет.

Она не ответила, просто приложила стрелу.

– Я имею в виду твои панталоны. Если проиграешь, снимешь их здесь же, где стоишь, и отдашь мне. И, чур, не увиливать! '

Ему удалось перебить Лидии весь настрой. Она повернулась, хотя и досадливо поморщилась.

– Я этого не сделаю. Это немыслимо! Ты не можешь требовать от меня такого… такого интимного поступка! Хотя это и не важно, соглашусь я или нет, потому что все равно выиграю, мне не нравится вести разговор на эту тему. Раз и навсегда – нет!

– Это нечестно.

– Вот еще!

– Конечно. Ты потребовала в случае проигрыша моего отъезда. Мне это совсем не по душе, и все же я принял твое условие.

– Боже! Мы будем состязаться или нет?

– Будем, как только ты ответишь согласием. – Лидия ограничилась свирепым взглядом. – Ты сама сказала, что твое согласие или несогласие не имеет значения. Ну что тебе стоит ублажить хотя бы мои дерзкие фантазии? Можешь даже не открывать рта, просто кивни.

Голова ее сделала одно короткое скованное движение вниз – вверх, с некоторой натяжкой это можно было принять за кивок.

– Отлично, можешь стрелять, – смилостивился Сэм.

Он умолк. Слова уже сделали свое дело, настала очередь многозначительного молчания. Он надеялся, что воображение Лидии разыграется – по крайней мере его собственное разыгралось не на шутку. Каково ей будет бродить без панталон и чулок, босиком и без головного убора здесь?

Он стоял и грезил наяву, не спуская взгляда с Лидии уже не потому, что наслаждался ее мастерством. Теперь ему было все равно, куда летят стрелы, пусть даже в белый свет, как в копеечку. Самым главным сейчас было видеть гордый поворот головы в изящной шляпке с пучком перьев, движение руки, натянувшей тетиву, легкое колебание всего тела, когда тетива отпущена. Он блаженствовал, размышляя над тем, в самом ли деле Лидия вскоре частично разденется для него. Неужели это и впрямь случится? Даже на пустошах, под простеньким дорожным платьем, ее нижнее белье было верхом изящества, сплошные ленты и кружева. Что ожидает его теперь? Но в любом случае оно будет хранить тепло ее пышных ягодиц!

Ах, эти ягодицы! С ним, должно быть, что-то не в порядке, иначе с чего бы постоянно думать на эту тему? Как бы то ни было, Сэм хорошо помнил данную часть тела Лидди: как она круглилась пониже поясницы, какой шелковистой и упругой была на ощупь и как восхитительно переходила в… о Господи!

Тем временем Лидия дважды попала в белый круг и теперь стояла, глядя на мишень и кусая губы от безмерной досады. Принимая лук, Сэм спешно подсчитывал, с чем ему придется иметь дело. Желтое, синее, черное и два белых. Если учесть выторгованную фору, оставалось выбить двадцать три очка.

Увы, позволив мыслям странствовать, он и сам растерял нужный настрой. Похоже, у него начиналась горячка, поскольку теперь день казался чуть не вдвое жарче. Первая стрела просвистела мимо мишени, две другие попали в черное и красное. Лидия поцокала языком, не скрывая злорадства. Сэм напомнил, что это все-таки десять очков, она отпарировала, что этого недостаточно для победы. Мысленно он был 287

полностью согласен, а если честно, вообще не мог понять, как ухитрялся попадать в цель – ведь голова у него шла кругом. Цель! Что за глупое название! У него совсем другая цель и совсем другое оружие, чтобы в эту цель попасть!

Однако оставалось еще два выстрела. «Ну, приятель, – приказал себе Сэм, – забудь о том, как снимают панталоны. Зарабатывай очки!» Он тщательно прицелился, выстрелил – и едва сумел попасть в синее. Лидди захлопала в ладоши.

– Похоже, победа будет за неженкой! – И она пошевелила перед ним пальцами в кожаных наконечниках.

«Господи, дай мне попасть в красное!» – взмолился Сэм.

Его последняя стрела вонзилась в желтый круг. И он сам, и Лидди на миг остолбенели, потом он захохотал диким восторженным смехом. До этой минуты он не сознавал всей силы владевшего им напряжения, но теперь, когда оно разом отхлынуло, весь покрылся испариной. Он хохотал, сознавая, что это низкий, грязный смех, что весь его радостный подъем низок с точки зрения настоящего джентльмена, но был не в силах остановиться, да и не хотел.

– . – Твои панталоны теперь принадлежат мне, – сказал он Лидди, как только успокоился. – Снимай!

– Шутишь? – спросила она с надеждой.

– И не думаю.

– Но ведь, по существу, победила я! Если бы черное и белое засчитывалось…

– Ты сама предложила фору, так что и обсуждать нечего. Лидия огляделась с таким видом, словно за каждым кустом кто-то прятался.

– Нас могут увидеть.

– Можешь раздеться в роще. И поживее, я жду свой выигрыш!

– У тебя нездоровый интерес к нижнему белью, – заявила Лидия, подбоченившись.

– Что же в нем нездорового? – резонно осведомился Сэм.

– Требовать белье в виде выигрыша нелепо и постыдно!

– Правда? А я почему-то не чувствую стыда. Короче я делаю немедленно получить все то, что мне обещано: чулки, подвязки, туфли, шляпку… – Он нарочно помедлил и со вкусом произнес: – И панталоны.

Он отвесил поклон и сделал широкий жест в сторону рощи, думая: ради таких минут и стоит жить! Лидия испепелила его взглядом. Он ничуть не смутился.

– Прошу покорно проследовать в рощу, миледи! Под деревьями вам будет удобно без помех избавиться от нижнего белья. Можете не торопиться, этим вы только доставите мне удовольствие.

Глава 18

«Помнится, отец говорил о том, что мужчина нуждается в поощрении», – подумала Лидия с едкой иронией.

– Ни туфли, ни шляпку ты не получишь! – заявила она. – Если их у тебя увидят, то люди п – п – подумают…

Бог знает почему, это ужасно развеселило Сэма. Когда он несколько успокоился и отер глаза, то сказал:

– Ладно, я не жадный, оставь туфли и шляпку на себе. Могу уступить еще подвязки и чулки. Меня устроят одни панталоны.

– Нет!

В улыбке Сэма появилось что-то опасное, хищное, отчего Лидия попятилась.

– Вот что, милая! Я пошел на большой риск, когда принял твое условие, ведь мне пришлось бы объясняться с госдепартаментом Соединенных Штатов, не говоря уже

о президенте Мак-Кинли. Если помнишь, я был близок к проигрышу. Одним словом, не ломайся и честно плати по счету. Я бы так и поступил.

Она попробовала отшутиться:

– В таком случае ты честнее меня!

– Ах вот как ты заговорила! Что ж, значит, мне предстоит сделать тебя честной женщиной. А теперь снимай их, не то я сам это сделаю.

– Ты не посмеешь! Это уж слишком, Сэм. Довольно и того, что ты по-прежнему будешь маячить у меня перед глазами. – Она все еще не могла постигнуть все значение собственного проигрыша. – И зачем только я дала тебе фору!

– Жалеешь? Не стоит, я ее тебе верну. У тебя есть пять секунд времени на то, чтобы задать стрекача. Если поймаю, панталоны мои.

– Боже мой, нет! – Раз.

– Я не хочу! – Два.

– Это нечестно!

– Три.

– Дьявольщина!

Лидия сорвалась с места и бросилась к роще, за которой был дом. Слово «четыре» она уже не услышала, просто потому, что Сэм его не сказал. Он рванулся следом.

– Мошенник! – крикнула Лидия на бегу. – Мошенник, мошенник, мошенник!

Она вложила в бегство все свои силы, но под первым же деревом была схвачена за подол. Ноги запутались и подкосились, мужская рука обвилась вокруг талии, и Сэм на ходу прижался к ней сзади всем телом. Толчок заставил Лидию окончательно потерять равновесие. Она повалилась вперед, крича: «Мошенник!»

Еще в падении Сэм попробовал повернуть ее лицом к себе. Еще бы, ведь он хотел опрокинуть ее на спину и навалиться сверху! Лидия поклялась себе, что не допустит

этого, как бы он ни старался. Они упали ничком, и Сэм пригвоздил ее к земле. Немного побарахтавшись, Лидия уронила голову в редкую траву.

– Дьявольщина… – глухо проговорила она.

Она не могла пошевелиться, колчан со стрелами уперся ~ей в лицо. Оба притихли, слышалось только их учащенное дыхание. Почва среди корней – йоркширский суглинок – была влажной и пахла сыростью. И еще рядом пахло Сэмом, чья щека прижималась сверху к макушке Лидии.

– Неприлично говорить «дьявольщина», – прошептал он. Широкая грудь Сэма ощущалась всей спиной как нечто

бугристое, твердое, его живот был в районе поясницы, а бедра давили на ягодицы.

– Позволь мне подняться, – тихо попросила Лидия. – Отпусти.

Ответа не последовало, только прядь волос соскользнула у него со лба, пощекотав ей висок. Волосы Сэма пахли лесом: сосновыми иглами и корой, – а кожа хранила аромат мыла, которым он умывался этим утром. Лидии запах был знаком: отец всегда заказывал для себя этот сорт мыла. Сэм Коди пах мылом ее отца, их домашним мылом, и это шло вразрез с тем, что с ними» сейчас происходило. Сквозь одежду Лидия ощущала, как твердеет его плоть. И он даже не пытался это скрыть! Он был в их доме гостем, был приглашен и принял приглашение, но он предъявлял на нее права, завоеванные на пустошах. Это попросту не укладывалось в голове.

Сэм подвинулся на бок и осторожно освободил Лидию от колчана с оставшимися стрелами. Потом вернулся в прежнее положение – нога его ухитрилась втиснуться между ее ног. Он повозился, устраиваясь поудобнее, и так же неторопливо втиснул рядом вторую ногу. Впрочем, что значит «втиснул»? Его мягкому нажиму невозможно было противиться. Потом он раздвинул ее ноги своими, насколько мог.

– Неприлично, правда?

– Чт-то?

Неприлично? Это было упоительно! Лучше, чем все самые смелые воспоминания. В этом было поистине неземное! блаженство! Кровь, казалось, вскипела в жилах, чего не случалось со времени пустошей.

– Я говорю, «дьявольщина». – неприличное слово для леди.

– А я его и не употребляю… почти, – пробормотала Лидия, уткнувшись лицом в землю. – По крайней мере не вслух. – Она еще немного подумала и почти простонала: – Ни с кем, кроме тебя!

– Я тоже до тебя его не употреблял. Хотя мне можно. Если так и дальше пойдет, знаешь, в кого ты превратишься, Лидди? В портового грузчика. Интересно, придется ли это по вкусу английским джентльменам.

– Позволь мне подняться!

– Не раньше, чем получу твои панталоны.

– Ты не можешь всерьез этого требовать!

– Отчего же, могу. И требую.

– Мне тяжело!

Это заставило Сэма чисто механически приподняться на локтях. Лидия уперлась ладонями в землю, оттолкнулась и извернулась, чтобы бросить через плечо возмущенный взгляд.

Это была ошибка, ужасная ошибка! Когда она изогнулась, ниже пояса по-прежнему крепко прижатая к земле тяжестью мужского тела, она испытала… Сэм был чертовски красив с этим своим загаром, широкими плечами и крепкой шеей, но дело было даже не в этом. Лидию обезоружил знакомый жар его тела, запах его разгоряченной кожи. Вдохнув его, она словно перенеслась на две недели назад, в пустоши. Ей захотелось тереться об него лицом, всем телом, чтобы пропитаться чудесным запахом желанного мужчины, прильнуть щекой к его плоскому, твердому животу и сомкнуть губы на его плоти.

Лидия облизнула внезапно пересохшие губы и снова прижалась лбом к земле. Не нужно было смотреть на Сэма, когда он так близко. Это поворачивало время вспять.

– Я хочу, чтобы ты уехал, и как можно скорее! – сказала она с отчаянием.

– Да – я не забыл, но проиграла ты, – напомнил Сэм и продолжал с большим жаром, чем можно было ожидать: – Ты портишь мне все удовольствие от выигрыша! Делаешь все, чтобы я почувствовал себя негодяем!

– А кто ты, по-твоему?

– Только в твоих глазах, потому что явился непрошеным гостем и выиграл твои панталоны. – Он хмыкнул. – Так кто же будет их снимать, ты или я?

Не удержавшись, Лидия снова покосилась через плечо и сердито вздохнула. Во всем этом была какая-то чудовищная несправедливость! Сэм обошел ее по всем статьям. Нужно было выкручиваться, но она не знала как.

– Дипломаты так себя не ведут, – укорила она, так ничего и не придумав.

– Я веду.

– Ну, значит, ты прославишься в веках!

Сэм приподнял кисть ее руки, как делают, собираясь галантно приложиться к ней губами. Но он лишь отстегнул на запястье кожаный ремешок и один за другим начал снимать с пальцев наконечники. На губах его появилась легкая улыбка.

– Ты, конечно, шутишь, Лидди…

Она опять на него покосилась. В тени дерева, под которым они лежали, глаза Сэма были темнее обычного и казались двумя бездонными колодцами с водой насыщенной синевы, намного синее, чем голубизна августовских небес.

– А шутишь ты, потому что не знаешь, как обстоит дело. В американской дипломатии есть одна давняя традиция, она берет начало еще со времен Бенджамина Франклина., Стоит нам, дипломатам, ступить за пределы американских границ, как мы совершенно дичаем и втайне совершаем всевозможные предосудительные поступки. Впрочем, это применимо к дипломатам любой страны, в том числе и британским. – Теперь его улыбка источала беззлобный сарказм. – И не только к дипломатам. Вспомни, как ты сама вела себя вдали от дома.

На руке у Лидии оставался теперь только один наконечник – на большом пальце. Он был самый тугой. Сэм наклонился. Лидия вздрогнула, ощутив укус, но он всего лишь стащил с пальца кожаный колпачок. Разжал зубы. Наконечники, в отдельности от руки похожие на странное кожаное украшение, упали в траву у изгиба ее шеи. Теплое прикосновение Сэма вызвало по всему телу волну озноба.

– Ладно, – сказала Лидия, обращаясь к земле, на которую опиралась лбом, – ты победил. Отпусти, и я отдам тебе твой выигрыш.

– Вместе с поцелуем.

– Что?!

Лидия в очередной раз извернулась, чтобы пронзить Сэма взглядом. При этом она еще сильнее ощутила, как он напряжен. Он откровенно желал ее. Все в нем было крепкое, мощное, мужское, а эта часть – особенно. Теперь она была полностью готова к бою. Он сошел с ума! Не хватало им сейчас только поцелуев!

– Очень жаль, но с тебя причитается штраф, – объяснил Сэм тоном глубокого сожаления. – За то, что мне пришлось ловить тебя.

Без всякого перехода он вдруг засмеялся. Лидия поймала себя на том, что вторит ему. Нет, это не он сошел с ума. Они оба совершенно обезумели. Веки отяжелели от одной мысли о том, что упиралось в нее сзади… Нет, это просто невыносимо!

– Никаких поцелуев! – отрезала Лидия.

Вернее, хотела отрезать, но вышло томно, дремотно. Она позволила векам опуститься.

– Перестань, – прошептал Сэм, щекоча ей ухо теплым дыханием. – Ну что тебе стоит! Поцелуй меня.

По телу прошла новая волна озноба, кожа покрылась мурашками. Решимость сопротивляться любой ценой слабела. «Это неблагоразумно, – думала Лидия, стараясь подогреть в себе негодование, вызвать гнев. – Сейчас не время и не место для любовных игр!»

Сэм зарылся лицом в ее волосы, глубоко вдохнул их запах и застонал. И вдруг, прежде чем она успела понять его намерение, он приподнялся и перевернул ее безвольное, покорное тело на спину. То, чего так боялась Лидия, произошло: теперь она оказалась в его власти. Сначала они просто смотрели друг на друга – в лицо, в глаза, потом Сэм наклонился.

Конечно, наилучшим решением было бы отвернуться или хотя бы прикрыться ладонями, чтобы не дать его губам найти ее губы. Но все происходило словно в фантастическом сне. И это дремотное оцепенение, и неизъяснимое удовольствие от поцелуя – все было из иной, короткой жизни длиной в три дня, прожитой на вересковых пустошах. Как если бы Сэм носил тот мир внутри себя, чтобы однажды завладеть ее ртом и вдохнуть туда дыхание, полное жизни.

Он не просто целовал ее – он еще и двигался, пока не нашел положение, в котором они были ближе всего друг к другу и могли полнее чувствовать друг друга. Теперь, когда их бедра так тесно соприкасались, он начал мягко тереться о ее тело с долгим, низким стоном удовольствия, похожим на приглушенное рычание. Лидия взглянула из-под ресниц. Все кружилось, все расплывалось перед ней, и невозможно было держать глаза открытыми. Она закрыла их и сполна отдалась ощущению поцелуя и горячего твердого нажатия там, где их тела льнули друг к другу.

Она хотела быть не в роще за домом, а» на пустошах – и ненадолго вернулась туда. Все сразу стало легко и просто, и можно было вновь отпустить себя на волю, позволить мужчине обладать ею, все отдать и все взять. Лидия ответила на поцелуй со всем пылом страсти. Бедра ее качнулись в ответном движении. О, этот его запах, его вкус! Он пах солнцем, ветром и соснами.

Наваждение длилось. Лидия скользила руками по мужской спине, зарывалась пальцами в волосы. Бесконечный, упоительный поцелуй, толчки языка, невыразимо интимные В своем подобии иному проникновению, тяжесть разгоряченного тела, требовательные движения бедер, очертания мужской плоти… Забывшись окончательно, Лидия попыталась обхватить ногами бедра Сэма. К счастью, тяжесть его тела не позволила ей этого.

Она опомнилась. Кругом были не вересковые пустоши, а ухоженное поместье, где она родилась и выросла, и совсем рядом был дом, из верхних окон которого кто-нибудь мог увидеть, чем они заняты. «О нет, – подумала она в смятении, – сейчас не время и не место для любовных игр!» Возможно, такого места и нет, она его просто выдумала, позволила безумию захватить себя и унести в воображаемый мир, где возможно все, чего ни пожелаешь.

Лидия попыталась оттолкнуть Сэма, упираясь ладонями ему в грудь. У нее было странное ощущение, что случилось нечто важное, опасное, а они двое не заметили этого в своем сладком безумии.

– Сэм! Сэм, что-то происходит!

– Только все самое лучшее, Лидди, только то, что по душе нам обоим.

– Нет… нет!

Она с силой потрясла головой, отгоняя наваждение, а когда снова взглянула на Сэма, он смотрел на нее с нежностью и укором.

– Почему бы тебе не прийти ко мне в спальню… – начал он и, должно быть, сразу понял, что этого не произойдет, потому что поправил себя: – Я приду к тебе сегодня ночью!

Лидия не ответила. Сэм сдвинул брови, выискивая наилучшее решение.

– Тогда давай ускользнем из дома, оба, и встретимся в этой роще. Только представь себе, как это будет – любить здесь друг друга ночью, под звездами.

– Ты обезумел!

– Совершенно – еще на пустошах.

– Но пустоши далеко, – резонно возразила Лидия. – Здесь все иначе, здесь повсюду глаза и уши.

– Мы будем осторожны.

– Нет

– Почему?

Потому что там был сказочный мир, а здесь господствовала реальность. Там они могли сами устанавливать правила, здесь обязаны были подчиняться чужим. Между цветущим вереском и лондонским сезоном, который ей предстоял, не было ничего общего, их невозможно было свести в единое целое. Девоншир, эта странная полудикая земля, безмерно отличался даже от Йоркшира, не говоря уже о столице.

Когда Сэм наконец прервал затянувшееся молчание, Лидии показалось, что он прочел ее мысли.

– Ты думаешь, что состоишь из противоречий. Это не так. Нужно только сплавить в одно две стороны твоей натуры.

Лидия зажала рот рукой, чтобы не наговорить лишнего – того, о чем потом пожалеет. Но и в самом деле, с самого приезда Сэма ее раздирали противоречия… нет, раньше, все эти две недели. Что-то зрело, что-то рождалось в ней и разрывало ее душу на части. Как ни старалась, она шаг за шагом отдалялась от своих домашних и друзей. Но к чему это самокопание? Это нелепо, глупо!

– Никто из моих близких, доведись ему шататься по болотам, не получил бы от этого ни крупицы удовольствия, – сказала Лидия, глядя на крону дерева над головой.

– А кто из них поехал бы на венчание своей горничной?

Ах да, венчание Роуз! Сэм был прав. Его появление в жизни Лидии было предопределено первым же отклонением от правил. Что ж, по крайней мере она была последовательной в своем падении. Не потому ли, что в глубине души изначально была иной?

Сэм перестал опираться на локти и опустился на Лидию всем весом. Но только верхней своей частью. Ниже он, наоборот, приподнялся. Юбка поползла вверх.

– Перестань! Убери руку!

Ответом на этот наивный протест был благодушный смешок. Подол продолжал двигаться.

– Сейчас посмотрим, какого цвета твои панталоны. Впрочем, что это я? Мои панталоны! Потому что они мои по праву. А какие на тебе подвязки? Кружевные или атласные? Помню, на пустошах ты носила…

– Ну, хорошо, хорошо! Постой! Я отдам тебе эти проклятые панталоны, только дай мне подняться!

Сэм замер и пристально вгляделся Лидии в глаза, словно желая прочесть в них, стоит ли ей доверять.

– Я это сделаю!

– Сейчас? – уточнил он, не скрывая подозрений. – Или как-нибудь потом, когда будет подходящее настроение? Учти, так не пойдет.

– Даю слово! Но ты должен мне помочь. Пока ты лежишь на мне всей тяжестью, я не смогу встать.

Еще пару секунд Сэм изучал ее лицо, потом рывком приподнялся на руках. Лидия оказалась на ногах даже раньше, чем Сэм.

Первым делом она схватилась за голову. Шляпки, разумеется, не было, и волосы изрядно растрепались. Лидия принялась отряхивать юбку. В отделке костюма там и тут запутались травинки.

– Ты не видел мою шляпку? – спросила она и, хотя ответа не последовало, добавила: – И мой лук! Что с ним сталось? Где он может быть?

Колчан был под рукой, хотя и покоробился при падении. Лидия пригладила кожу, выправляя его. Заглянула внутрь, там еще оставались три стрелы. Их оперение было безнадежно помято.

Появился Сэм с соломенной шляпкой в одной руке и луком в другой.

– Ты отлично с ним управляешься, – сказал он, протягивая лук. – Лучше некуда.

– Я готовлюсь к национальному турниру, – быстро ответила Лидия, радуясь возможности обсудить что-то привычное и безопасное. – Хочу быть первой. На прошлом я добилась только пятого места, но с тех пор много тренировалась и надеюсь на большее. На этот раз, если погода не подведет,я Рассчитываю победить.

– Желаю тебе, чтобы денек был выигрышным, – сказал Сэм.

– Спасибо.

Лидия отважилась улыбнуться. Она не хвасталась, просто констатировала факт. Правда, из-за некоторых событий турнир для нее мог не состояться.

На память пришли недавние отборочные состязания. Это было в июле. Должно быть, от волнения ее женское недомогание началось на четыре дня раньше срока и превратило отборочную стрельбу в пытку. Надо сказать, это всегда случалось с ней не вовремя, непредсказуемо и бывало столь обильным, что выпивало все силы, приводя Лидию на грань анемии. В тот раз было хуже, чем когда – либо. Она едва сумела удержаться в списке. Клив потом должен был чуть не на руках нести ее к экипажу.

Лидия наморщила лоб, припоминая. Это было ровно за две недели до венчания Роуз, в субботу – больше месяца назад. Если быть точной, то четыре недели и пять дней.

Не сводя с Сэма рассеянного взгляда, Лидия размышляла над тем, что это может означать. Даже если бы женское недомогание случалось с ней регулярно, раз в месяц, оно уже запоздало на пять дней.

– Послушай… – начала она неуверенно, – то, что ты тогда проделывал… ну, когда отстранялся… это точно должно было сработать? В смысле, это ведь всегда срабатывает, правда?

– Когда я отстранялся?

– Разве это не так называется?

– Ах, вот оно что. По-научному это «прерванный акт». Ну да, как правило, это срабатывает. А в чем дело?

Во взгляде Сэма появилась заинтересованность, хотя, быть может, он просто щурился на яркое солнце.

– Ни в чем, – сказала Лидия и отвернулась.

– У тебя задержка?

– Со мной все в полном порядке, лучше и быть не может! Еще несколько мгновений внимательного осмотра, потом кивок. Слава Богу!

Лидия не кривила душой. Никакой задержки у нее и быть не могло, все должно было со временем начаться, как начиналось всегда, в первый попавшийся день. Такой уж у нее организм: переживания и волнения всегда выбивают его из колеи.

– Подай мне шляпку.

– Сначала отдай мне панталоны.

– Что? – Она совсем забыла об этом глупом условии. – Ты же не станешь настаивать, если я откажусь?

– Еще как стану.

Лидия начала по-настоящему раздражаться, но все-таки еще раз воззвала к его здравому смыслу, предлагая прекратить розыгрыш.

– Довольно, Сэм, шутки в сторону!

– Я и не думал шутить.

Тогда она решила просто уйти. И попыталась, но была ухвачена за руку и остановлена на полушаге. Сэм посмотрел на нее с высоты своего роста. В этом взгляде было нечто особенное, очень сложное, как если бы все его недовольство миром, собой, ею и мелочами человеческого существования слилось в нем воедино. Лидия подумала, что это мрачное, неудовлетворенное выражение лица самое естественное для него. Оно настораживало и отпугивало других, так как придавало Сэму свирепый вид.

– Лидди, – сказал он ровно, – я желаю получить свой приз.

– Я дам тебе… – Пусть это прозвучит так, словно она что-то отрывает с кровью от сердца. – Я дам тебе свою шляпку.

– Я требую то, что мне обещано.

– А я ничего не обещала!

– Обещала, только что, лежа на земле.

– Под принуждением! – крикнула она. – К тому же мои… мои… – Даже с Сэмом она не могла легко произнести вслух слово «панталоны» и несколько раз облизнула губы, собираясь с духом. – Мое нижнее белье не для всеобщего обозрения!

С этим было трудно не согласиться. Сэм хмыкнул но кивнул.

– Я дам тебе один чулок, – обрадовалась Лидия.

Его взгляд был темнее, чем ночь на вересковых пустошах, но поскольку словесных возражений не последовало, Лидия

'торопливо отвернулась и приподняла подол, нащупывая подвязку. Скатав его судорожными движениями рук, она сбросила высокий ботинок, сорвала чулок с ноги и снова натянула обувь. Уже через неполную четверть минуты она стояла перед Сэмом с чулком в руке.

– Вот! – сказала она, изображая беспредельное великодушие. – Это и будет твой приз.

– Ты ничем не отличаешься от других британцев. Я прошу только то, что мне причитается, что мое по праву, ты отказываешь мне в этом наотрез, когда же наконец соглашаешься уступить, я получаю десятую часть того, что просил. В вашем понимании это и есть справедливость.

Только тут Лидия поняла, как Сэму удавалось с такой легкостью лишать других присутствия духа. Даже она, знавшая лучшие стороны его натуры, в эту минуту ощутила трепет.

– Лидия! – раздалось совсем близко, где-то в гуще подлеска, где сплетались многочисленные тропки.

Лидия подпрыгнула и начала судорожно прятать чулок в первое подвернувшееся под руку место: в колчан. Чулок вырвали у нее из рук.

Из кустов орешника появился Клив. Судя по всему, он ничего не заметил.

– Ах вот ты где! – воскликнул он благодушно. – Отец сказал, что ты отправилась пострелять. Он желает как можно скорее тебя видеть и ждет в своем кабинете.

Краем глаза Лидия заметила, что Сэм держит руку в кармане. Она очень надеялась, что там и спрятан ее чулок.

– А что ему нужно? – спросила она брюзгливо. – Отец прекрасно знает, что мне нужно много тренироваться перед турниром!

Клив наконец осознал, что они не одни, и покосился на Сэма. На лице его читалось: тренироваться? На тренировку это мало похоже!

– Мистер Коди! Прошу извинить, я не сразу вас заметил. Слушай, сестричка, отец не поставил меня в известность о том, зачем ты ему понадобилась, просто попросил разыскать. Из Лондона пришла целая куча телеграмм, держу пари, что телеграфный аппарат в Крохорне уже дымится от натуги. Очень может быть, что ты и понадобилась отцу в связи с этим.

Воцарилась напряженная тишина. Ни Сэм, ни Лидия не сумели скрыть тревоги. Клив заметил их состояние.

– Что это с вами?

– Я обставил вашу сестру, – буркнул Сэм.

– Что? – На длинном худом лице Клива возникло сначала недоверие, потом восхищение, – Неужели?

– Ничего подобного! – вмешалась Лидия. – Я дала мистеру Коди громадную фору. На самом деле это я его обставила.

– Ну и ну! – говорил Клив, не слушая ее. – Да вы просто волшебный стрелок, мистер Коди! И каков же был приз?

Даже Сэм растерялся и не сразу нашел ответ, а Лидия была просто-напросто убита.

– О призах и речи не шло, – произнесла она первое, что пришло в голову.

Выхватив у Сэма шляпку и лук, она сделала шажок в сторону, чтобы прикрыть юбками колчан и наконечники для пальцев, все еще лежавшие в траве.

– Не шло, как же! – засмеялся Клив. – Как будто я тебя не знаю. Даже со мной, своим родным братом, ты всегда обговаривала ставку в десять фунтов. Надеюсь, с постороннего причитается больше. – Он повернулся к Сэму. – А какова была фора? Белое?

– И черное.

Клив присвистнул. Лидия бросила на него суровый взгляд и энергично зашагала через рощу по широкой тропе, предоставив мужчинам следовать за собой. Догнав ее, они пристроились по обеим сторонам. Высокий рост позволял им обмениваться репликами поверх ее головы.

– Я всегда говорил, Лид, что ты чересчур самонадеяна. – И все-таки, мистер Коди, какой был выигрыш?

– Да никакой, – ответил Сэм, пошевелив в кармане пальцами. – Как и сказала ваша сестра.

Клив поочередно оглядел своих спутников. Он не скрывал недоверия и вовсю забавлялся ситуацией.

– Меня не проведешь! Видите ли, мистер Коди, моя сестрица очень расчетлива и никогда не соревнуется из чисто спортивного интереса. Признайтесь, на ставке было то, за что Лидия ухватилась обеими руками – и проиграла! Мне чертовски хочется знать, что поставила она сама…

Лидии захотелось убить брата – например, задушить во сне подушкой.

– Я от тебя уже устала, – процедила она, не удостоив Клива взглядом.

Это лишь укрепило его подозрения. К тому времени они уже пересекли рощу и шли через решетчатую анфиладу, сплошь увитую розами. Слушая смех брата, Лидия думала: если бы он знал, как сильно она себя скомпрометировала, то держал бы свой болтливый рот на замке. Для Клива она всегда была образцом чистоты и нравственности. Это было выше его сил: даже на миг представить, что сестра потеряла девственность еще до замужества, с каким-то случайным мужчиной. Как ей хотелось, чтобы Клив все знал! Чтобы был на ее стороне! Но как это сделать? Насколько можно приоткрыть тайну, чтобы не заработать в его глазах клеймо падшей женщины?

И Лидия молча шла к дому, слушая нескончаемый поток невинных инсинуаций и тщетно ища повод положить этому конец. Сэм, судя по всему, тоже не собирался облегчать ей жизнь. Когда Клив на миг поотстал, огибая свесившуюся колючую плеть, у него хватило нахальства прошептать:

– Разговор еще не окончен, Лидди.

Само собой, она испепелила его взглядом, но все было без толку. Сэм был не менее упрям, чем Клив. Так она и шла – под конвоем клоуна и безумца, переводя взгляд с одного на другого с чувством, близким к отчаянию. Ближе к дому она вновь уставилась прямо перед собой, а по ступеням поднялась медленно и неохотно, как поднимаются на эшафот. В сгруди нарастало знакомое стеснение.

Глава 19

Чтобы не получить дверью в лицо, Сэму пришлось буквально впрыгнуть в дом вслед за Лидди. Он спешил за ней потому, что надеялся улучить минутку для разговора наедине. Ему необходимо было объясниться, прийти хоть к какому-то согласию. Однако когда он попробовал взять Лидди за руку, она, не глядя, ударила его локтем в живот.

– Ох!

Словно по заказу, в холле собралось немало людей: Боддингтон, мисс Пинкертон, незнакомая Сэму леди средних лет и два джентльмена постарше. Одним словом, свидетелей хватало. Один только Клив ничего не заметил, так как шел на пару шагов позади.

– Ты видел? – обратился безмерно пораженный Боддингтон сначала к нему, а потом к остальным. – Вы видели?

– Она дуется, – безмятежно пояснил Клив. – Мистер Коди обставил ее в стрельбе из лука.

Лидди круто развернулась посреди холла, глаза ее метали молнии.

– Неправда! – крикнула она. – Неправда! Это я его обставила!

– Мисс Бедфорд-Браун дала мне большую фору, – примирительно заметил Сэм. – Тем не менее факт остается фактом. Увы, она не желает признать очевидное.

Он обращался ко всем сразу, но говорил для Лидди и имел в виду не стрельбу из лука. Речь шла о том, что произошло между ними в роще. Она и там дала ему «фору» – позволила себя поймать и повалить. А все потому, – что сама этого хотела.

Сейчас Сэм взывал к Лидди, чтобы она признала наконец свое тяготение к нему, свое поражение в их любовном поединке, чтобы позволила себе любить его.

«Но зачем ты ей?»

Эта мысль неожиданно вынырнула из каких-то закоулков сознания и ударила Сэма с силой кузнечного молота, приковав к месту. Он вдруг ощутил себя ничтожным, никому не нужным, жалким. Давно уже он не испытывал такой безмерной подавленности. На душе стало пусто и холодно. Рухнув в ближайшее кресло, Сэм проследил, как Лидди исчезает за дверью.

«Зачем ты ей? Вы не пара. Оставь ее в покое».

Клив устроился рядом и что-то выспрашивал о Панамском перешейке, о технической стороне устройства будущего канала, о его выгодах и прочем. Сэм пропустил вопросы мимо ушей и ограничился невнятным мычанием. Он сидел, развалившись и вытянув ноги на всю длину, что, уж конечно, не пристало джентльмену, и перебирал в кармане шелковый чулок – черный, как и тот, что Лидди когда-то сняла для него на пустошах, отчего кровь тогда ударила ему в голову. Он комкал его, наслаждаясь тончайшей текстурой и стараясь понять, не осталось ли в нем сколько-нибудь тепла женской кожи. Клив говорил и говорил. Пришлось вслушаться и изобразить несуществующий интерес. И все это время в пустой душе отдавалось: «Зачем ты ей? Зачем ты ей?»

Когда Лидия занесла руку, чтобы постучать в дверь отцовского кабинета, она с беспощадной ясностью представила: если откуда-то и можно было видеть стрельбище, то именно из этой комнаты. Великолепно! Лучше и быть не может!

Она постучала, получила ответ и вошла. Увы, ее подозрения тотчас оправдались: Джереми Бедфорд-Браун, виконт Венд, стоял позади стола лицом к окну, откуда открывался обширный вид на розарий, сады, стрельбище и рощу. Оставалось надеяться, что деревья скрыли то, что там происходило.

– Ты меня звал, папа?

– Не то чтобы звал… – Виконт повернулся, сцепив руки за спиной. – Я отправил за тобой Клива, когда заметил, что твое общение с мистером Коди… мм… стало уж слишком оживленным. В чем дело?

– Так, ни в чем, – сказала Лидия, изнемогая от желания выложить все как на духу.

Что-нибудь вроде: «Папа! Я провела те дни на пустошах не с Роуз, а с мужчиной, который меня волнует… нет, возбуждает! Давай сядем и обсудим все это. Мне нужен совет любящего отца!»

Эта великолепная тирада так и не была произнесена. Лидия стояла и ждала, что скажет отец. Тот прошел к столу и остановился, глядя на ворох желтых телеграмм. Они были небрежно разбросаны там вперемешку с щипчиками для сигар, очками, обрывками черновиков, листками прошлогоднего календаря с какими-то заметками на полях. В этом был весь виконт. Он никогда не признавал даже подобия порядка. Если бы не жена, все пошло бы кувырком не только у него на столе, но и в доме, и во всем поместье. Стоило ей отлучиться, как воцарялся кавардак и царствовал до ее возвращения, которое обычно начиналось с Наведения порядка.

– Что это? – осторожно спросила Лидия и указала на телеграммы.

– Так, разное, – отмахнулся отец. – Это из Лондона. Скажи, Лидия, что ты знаешь о Сэмюеле Коди?

Память с готовностью всколыхнулась. Сэм Коди – хороший чтец, но предпочитает дешевые романы из серии «Буффало Билл».

– Немного, – сказала Лидия, потом решилась добавить каплю меда: – Он не из бедных.

– Не из бедных?! – Ее отец сделал большие глаза. – Да он мог бы в одиночку выплатить национальный долг, и еще осталось бы на экипировку целой армии! Тебе знакомо имя

Гвендолин Петере? Наша гостья?

Накануне Лидия получила возможность познакомиться с этой леди, одной из самых богатых наследниц в Америке. Хорошенькая, в подчеркнуто девическом стиле – сплошные оборки. Герцог и герцогиня Гермари, друзья семейства, собирались вывезти ее на очередной лондонский сезон. Поговаривали, что американка мечтает «подцепить» английского лорда.

– Тебе известно, что наш мистер Коди должен был на ней жениться, но не явился к венчанию?

Лидия настолько не ожидала ничего подобного, что даже не подумала: ах, вот оно что!

– Я… словом, я знала, что он… что мистер Коди должен был венчаться, но опоздал…

– Так вот, моя дорогая, он должен был жениться на дочери сенатора Петерса! Представляю, как себя чувствовал бедняга сенатор, когда этот человек явился вчера в мой дом! Если бы я знал… впрочем, что я мог предпринять? Я не привык иметь дело с людьми такого рода, людьми без стыда и совести. Вообрази, сразу после ужина этот мистер Коди намеренно изводил своего несостоявшегося тестя! Беспрецедентная наглость! – Виконт умолк, сдерживая возмущение. – Мне показалось, Лидия, что сегодня он пошел за тобой не случайно. Сдается мне, вы были знакомы и раньше.

По меньшей мере с десяток правдоподобных объяснений разом пришло Лидии в голову. Однако она поступила неожиданным для себя образом – сказала правду:

– Это он и есть – человек с пустошей. Сэм.

Имя сорвалось случайно. Отец замер, потом брови его сошлись на переносице и образовали одну сплошную неодобрительную линию.

– Ты хочешь сказать, что вы с Роуз провели некоторое время в обществе этого… этого бессовестного донжуана, этого… этого несносного наглеца?!

– Ошибка, даже две. Во-первых, не некоторое, а все это время. Во-вторых, Роуз с нами не было.

Сэм был прав в том, что ее жизнь могла стать сплошным лицемерием, если продолжать в том же духе.

Никогда еще Лидии так страстно не хотелось разорвать порочный круг, стать наконец честной с теми, кого она любила.

– Я была в Девоншире не на турнире, а на венчании Роуз и Томаса. Оттуда я отправилась к Мередит, но пьяный кучер вывалился по дороге и дилижанс угодил в болото. Кроме нас с мистером Коди, в нем никого не было. Он спас мне жизнь.

Ноги ее тряслись чем дальше, тем сильнее. Высказав все, что собиралась, Лидия умолкла с мыслью: «Ну вот, Буффало Билл гордился бы мной!»

Виконт стоял, не помня себя от изумления. Прошло несколько томительно долгих минут. Он пошевелил губами, но не издал ни звука. Потом зачем-то перемешал телеграммы на столе и выдавил из себя:

– Этот человек написал книгу…

– Правда?

В самом деле, Сэм что-то об этом говорил. Он написал книгу, та была издана, но его отец бросил подаренный экземпляр в отверстие нужника.

– Когда учился в Гарварде, – добавил виконт.

– В Гарварде?

– Это американский колледж, и не из худших. Там учатся в основном дети богатых и влиятельных людей. Неужели он сумел вписаться в эту среду?

Этот вопрос пришел в голову и Лидии.

– А как он там оказался?

– Не знаю. Родня его матери живет в Бостоне и, кажется, что-то из себя представляет. Этот мистер Коди или самый смиренный человек в мире – так сказать, великий скромник! – или… – по тону было заметно, что виконт больше склоняется к иной возможности, – или величайший притворщик, какого мне случалось знать!

– Один раз он убил зайца ударом камня в полной темноте, – сказала Лидия.

– Тогда он – сам дьявол! – Отец явно не желал смягчиться. – Ты должна отдавать себе отчет, с кем

имеешь дело. Мисс Петерс – не первая, кто тщетно ждал у алтаря мистера Коди! Он проделал это трижды – трижды! Вот уж подлинно, яблочко от яблони недалеко падает. – Он порылся в телеграммах и бросил одну из них через стол Лидии. – Его отец бандитствовал в Техасе.

– Да, а потом, как шериф, ловил там бандитов.

– И все же с такими людьми связываться не стоит.

«А с кем тогда стоит?» – подумала Лидия. Разве мужчины вроде Боддингтона никогда не обманывают и не бросают своих жен? Любой брак – это известный риск. Можно понять отца в его желании пристроить ее за хорошего человека, но это не гарантирует удачного брака.

Раньше такие рассуждения просто не пришли бы Лидии в голову. Она изменилась, и ничто уже не разумелось само собой просто потому, что так принято. В этом было пьянящее чувство свободы, но таилась опасность. Одно дело грезить наяву, и совсем другое – воплощать грезы в жизнь. В жизни честность и сила духа вознаграждаются далеко не всегда.

– Мистер Коди, – сказал виконт едко, – явился опровергнуть соглашение, подписанное еще моим отцом.

– Откуда все это? – спросила Лидия, указав на телеграммы, которые он нервно перебирал.

– Твоя мать.

– Мама? Она-то здесь при чем?

– У твоей матери на эти вещи нюх. Мистер Коди показался ей подозрительным с первого же взгляда. Явился ниоткуда и вдруг, с ходу, все закрутилось только вокруг него. Кстати, твоей матери кажется, что он здесь не только по делу, но и ради тебя.

Лидия могла лишь молча покачать головой. Пока она занималась своими переживаниями, родители» вовсю вели разведывательную кампанию.

– Мама… – повторила она.

– Она уже в пути.

– Сюда? Но ведь она только что уехала!

– В полдень она уже переговорила с нужными людьми. Для начала посетила Уайтхолл, потом родных мистера Коди в «Ритце». Все, что узнавала, она сейчас же, телеграфом, передавала мне. – Видя, что Лидия не находит слов, виконт вздохнул. – А что тут странного? Мы с твоей матерью всегда были в первую очередь деловыми партнерами, все двадцать восемь совместно прожитых лет. Мало кто может этим похвастаться.

– А как же любовь? – вырвалось у Лидии.

Отец отвел взгляд, потом с большой неохотой ответил:

– Твоя мать никогда меня не любила.

До конца дня, стоило Сэму войти в комнату, где находилась Лидия, со всех сторон начинались поддразнивания. То, что они в таких забавных неладах друг с другом, делало их предметом для шуток. Разумеется, никто не знал истинной природы их размолвки, но и воображаемая причина вызывала у Лидии досаду, которую она вымещала на Сэме, снова и снова сводя разговор к своим похождениям на пустошах и к «законченному болвану и пьянчужке», который поначалу в них участвовал. Рассказ охотно подхватывали и изощрялись в шуточках, не подозревая, что объект находится под боком. «Вот и поделом ему», – думала Лидия с торжеством.

Не меньшую досаду вызывало в ней имя Гвендолин Петере. Стоило бросить взгляд на Сэма, как оно услужливо всплывало в памяти. Одна из самых богатых наследниц в Америке. Это не слишком совпадало с образом, возникшим из его рассказов на пустошах. Нет, в самом деле – поделом ему!

И Лидия превзошла сама себя, бросаясь на обидчика, словно потревоженная оса. Она припомнила красный тельник и тут же, на ходу, добавила к своей истории пикантную деталь, ! как «пьянчужка», укладываясь на ночь, достал тельник из вещмешка и всерьез прикидывал, не переодеться ли в него, и как они с Роуз уговаривали его не делать этого хотя бы у них на виду. Единственной правдивой, но нелицеприятной деталью повествования было то, как он «хлестал джин», доставшийся им в наследство от кучера. Ответом было всеобщее ликование. В конце концов Сэм не выдержал и начал огрызаться, не прямо, а подвергая ее историю сомнению. Они фыркали друг на друга, как рассерженные коты, и Боддингтон заметил не без удовольствия:

. – Впервые сталкиваюсь с такой сильной взаимной неприязнью. Эти двое только и делают, что препираются!

– Не взять ли отцу Лидию в Лондон на переговоры? – предложил Клив. – Ее присутствие выбивает мистера Коди из колеи.

Лидия не особенно беспокоилась на этот счет. Кому, как не Сэму, было знать, что все это чистой воды выдумка, что она всего лишь срывает на нем досаду? Ведь на деле все было иначе, значит, нечего придавать этому значение. Так девочка, рассердившись на друга игр, щиплет его за бок.

Однако чем дальше, тем Сэм больше мрачнел. Поддразнивания Лидии расстраивали его куда сильнее, чем можно было ожидать. В конце концов он поднялся и ушел. Она сумела довести его до белого каления. Это была победа сомнительного свойства. Бедный, смешной Сэм, задетый пустыми словами!

Уходя, он послал «парфянскую стрелу», сказав, что сварливая женщина вроде нее заставит спиться даже святого. Лидия смутилась и закусила губу, глядя на свои сплетенные на коленях пальцы. После ухода Сэма она притихла и погрузилась в раздумья. Что на нее нашло? Откуда эта внезапная злоба? Из страха снова поддаться влечению? Глупо! Это уже происходит, а когда дело сделано, страхи обычно теряют свою власть. Влечение завладело ею целиком, отрицать это не имеет смысла.

О нет, она боится совсем иного – своей новообретенной воли. Ей страшно, что сила духа, привезенная в Йоркшир с дартмурских пустошей, возобладает над здравым смыслом, принудит совершить новый опрометчивый поступок и тем самым все-таки сломает ей жизнь. Вот тогда рухнет и беззаботное существование в родном доме, и положение в обществе, и достойное будущее. Раньше все это казалось незыблемым, теперь обветшало и колебалось от малейшего дуновения ветра, раз за разом налетавшего с пустошей Этот ветер дышал радостью бытия, энергией, живостью, внутренней силой… желанием!

Ее заветная мечта! Больше всего Лидия боялась, что снов протянет к ней руки.

Что ж, она заслужила клеймо сварливой женщины. В самом деле, Сэм хранил ее тайну и, если уж на то пошло, глота на этом пути обиду за обидой, а она? Она воспользовалась его галантностью, чтобы сорвать на нем зло. Она причинила ему боль, не то чтобы намеренно, но и не слепо, хотя никогда не хотела по-настоящему его обижать. Теперь, когда это случилось, она стыдилась себя.

На другое утро явилась виконтесса Венд, привезя с собой великое множество бумаг. Сразу по приезде она потребовала Лидию в отцовский кабинет. Когда та поднималась по лестнице, ее остановил Клив.

– Слушай, сестричка, что происходит? Члены моей семьи интригуют, а я знать не знаю, по какому поводу! Ты должна мне все рассказать.

– Конечно, расскажу, Клив, но позже.

В кабинете ее ожидала иная, более внушительная сцена. Виконтесса Венд восседала за столом, виконт стоял позади, театрально опершись на спинку кресла. Они как будто позировали для фамильного портрета. Даже сторонний наблюдатель не усомнился бы в том, кто именно настоящий хозяин в доме.

– Твой отец, Лидия, – начала виконтесса (они всегда упоминали друг о друге как «твой отец» и «твоя мать»), – сообщил мне, что ты была на пустошах не с Роуз, а с мистером Коди. Это так?

– Так.

Послышалось неодобрительное хмыканье.

– Кто еще об этом знает? Я имею в виду, кроме непосредственных участников?

– Роуз, Мередит и ее родители.

Виконтесса обратила к мужу взгляд, в котором читалось: подлые предатели, а еще родня!

– Не понимаю, как Лайонел мог промолчать! Ведь это дело семейное!

Джереми Бедфорд-Браун печально кивнул, отошел к другому креслу и устало опустился в него. Виконтесса покрутила в руке крупные жемчужины ожерелья, без которого не появлялась нигде и никогда. У нее была давняя привычка наматывать двойную нить на палец, на что жемчуг отвечал легким тревожным стуком, отчетливо слышным в полной тишине. На сей раз тишина стояла мертвая. Виконтесса поднялась, держа охапку бумаг, до того лежавших у нее на коленях.

– Думаю, тебе стоит прочесть, – отчеканила она и подтолкнула бумаги к Лидии по уже прибранной поверхности стола.

Та приблизилась, по очереди настороженно оглядев родителей.

– Начни с верхней. Лидия так и сделала.

– Это копия мирного договора, составленная в Париже и подписанная в Маниле и Гаване, – сказала ей мать. – Из нее ты можешь видеть, что мир подписан на условиях, крайне невыгодных для Испании. И не только для Испании, но также для Кубы и Филиппин, которые надеялись добиться самоуправления. Единственная страна, которая при этом выиграла, – это Америка. Она получила все.

– Конечно, ведь она победила, – сказала Лидия, не зная, почему это так удивляет ее мать.

– Чтобы победить, Соединенные Штаты заручились поддержкой других народов, наобещав им при этом с три короба. Последующий мирный договор был подписан человеком, который не пошел ни на какие уступки, никому.

– Ты имеешь в виду, что у мистера Коди каменное сердце?

– Именно так. Его вынуждены были отозвать с переговоров на основании неприемлемого поведения.

Он оскорбил представителя противной стороны, и дело дошло до вызова на дуэль. Сарказм этого человека проявился тогда во всей красе: он предложил драться копьями на неоседланных конях. Самое занятное, – виконтесса холодно улыбнулась, – что это было ему вполне по силам. Мне стало известно, что мистер Коди два года жил среди команчей. Его отец, человек эксцентричный, таким образом учил его тяготам жизни. В этих бумагах, – она пошевелила стопку, – ты найдешь всю историю жизни этого человека устами его родных и выдержки из досье в Уайтхолле.

Виконтесса снова обменялась взглядом с мужем. Это окончательно убедило Лидию в том, что они заодно.

– У меня есть основания думать, что он пытается оказать на тебя давление, шантажируя историей вашего совместного пребывания на пустошах. В самом деле, это может тебя серьезно скомпрометировать, но не волнуйся, семья не даст тебя в обиду!

– Ты ошибаешься! Я уже сказала папе…

– Мы обсуждали и это, – вмешался ее отец. – И вот что мы хотим тебе сказать: никто не принудит тебя выйти замуж против воли! Никто!

Лидия ощутила громадное облегчение. Они все-таки решили предоставить выбор ей самой!

– Значит, вопрос с Боддингтоном решен? Он милый и… и достойный человек, но я не люблю его.

Отец казался ошарашенным, мать помрачнела окончательно.

– Э – э… дорогая моя… – промямлил виконт. – Я имел г виду совсем другое… но раз уж на то пошло… хорошо, не вы ходи за Боддингтона.

– Этого только не хватало! – возмутилась виконтесса. – Выйдет как миленькая! Что за капризы? Я вышла за того, коп выбрали родители!

Джереми Бедфорд-Браун напрягся всем телом. Так человек, только что получивший удар, напрягается, думал что последующие не заставят себя ждать.

– И ты сожалеешь об этом?

– Нет, что ты! – поспешно заверила его жена. – Ничуть.

Они впились друг в друга взглядами: один – стараясь заглянуть в душу, другая – демонстрируя искренность. Движение жемчужин прекратилось.

– В любом случае, – сказала виконтесса в этой тягостной тишине, – теперь, когда мы знаем всю подноготную мистера Коди, мы можем смело указать ему на дверь. Его внимание компрометирует нашу дочь.

– Мы не можем так просто выгнать этого человека, – возразил виконт. – Мне нужно обсудить с ним множество деталей. Впрочем, я могу в разговоре упомянуть, что на Лидию начинают косо поглядывать. – Он повернулся к дочери. – Почаще появляйся в обществе Боддингтона. Это положит конец возможным подозрениям, а заодно поможет тебе принять окончательное решение.

– Разумно, – поддержала виконтесса.

«Разумно, – согласилась Лидия. – Теперь, когда ей не грозит брак с Боддингтоном, можно смело укрыться за его спиной, а заодно дать ему это понять».

Патерсон был совершенно прав, назвав Джереми Бедфорд-Брауна страстным охотником. Его излюбленной добычей были лисы и тетерева, но он не гнушался также зайцами и время от времени пятнистым лесным оленем. Егерь виконта разводил фазанов и потом отпускал их на свободу, чтобы и хозяин мог пострелять, и собаки не теряли сноровку между охотничьими сезонами. Если конюшни в имении были внушительные, то псарня – монументальная. Гончие, фокстерьеры, сеттеры и ретриверы самых благородных кровей уживались здесь с немыслимыми дворнягами, если тем случалось уродиться с отличным нюхом. Виконт обожал собак и нередко лично кормил их, вычесывал и ласкал. Для работы на псарне он нанимал только истинных любителей, и никто никогда не поднимал здесь руки на животное.

Совершив тур по этой святая святых, Сэм и хозяин дома прошли через розарий и уже собирались подняться на террасу, однако дружно замедлили шаг, заметив, что в дальнем конце террасы Боддингтон как будто объясняется с Лидией.

Сэму бросилось в глаза, как внимательно ловит Лидия каждое слово англичанина – прямая противоположность тому, как она обращалась с ним самим. Вот она качнулась к Боддингтону и положила руку ему на локоть. Однако что-то не вязалось. После короткой вспышки радости на лице англичанина отразилось глубокое уныние. «Что ж, – подумал Сэм, – это она умеет: парой слов вернуть с небес на землю. Ничего, скоро ты будешь там снова».

Виконт постучал его по плечу.

– Оставим их!

Они двинулись в обход. Виконт шел, не сводя взгляда со своих сапог, под которыми похрустывал гравий дорожки,

– Мы надеемся, что Лидия выйдет замуж за Боддингтона… – он запнулся, – ну, или за человека равному ему по положению.

Превосходно! Сэму захотелось плюнуть на ухоженную дорожку или разразиться грубой бранью. Он только и делал, что получал откровенные намеки типа «руки прочь!» или «оставь ее в покое». При других обстоятельствах он давно уже захлопнул бы за собой дверь этого дома.

Он и не подозревал, что ситуация на террасе была далека от той, которую он себе вообразил, и что Лидия в этот момент немногим счастливее его самого. Только что она объяснила Боддингтону, что может быть только его другом, но никак не женой. В ответ он сказал, что будет ждать, пока она не передумает.

– По крайней мере моя совесть чиста, – мрачно сказала Лидия.

Некоторое время они сидели на скамье в неловком молчании.

– Я питал надежду, – признался Боддингтон.

– Мне приятно это слышать, но… увы!

– Однако это странно, – продолжал он.

Это было именно то, что должен был сказать каждый, услышав подобную новость.

– Вам не о чем беспокоиться, за вас с радостью пойдет любая.

– Очевидно, нет.

Укоризненный взгляд Боддингтона обратился к Лидии, и она впервые заметила, что глаза у него очень темные, почти черные. В памяти тотчас возникли синие озера других глаз. Эти не меняли цвет – те, другие, всегда были разного оттенка. Это зависело буквально от всего: освещения, настроения, фона. В последнее время, однако, они всегда были цвета небес в легкой дымке – цвета грусти.

В тот же день в сумерках Сэм спустился в розарий и, идя наугад, оказался на стрельбище. Лидия тоже приходила сюда практиковаться, он заметил ее из окна. Возможно, он был движим надеждой застать ее здесь и в эту сумеречную пору, но стрельбище пустовало. Поскольку к Сэму уже обращались с вопросом, не видел ли он Лидию, ему пришло в голову, что она прячется от всех, в том числе и от близких.

Заметив в траве стрелу, Сэм поднял ее и расправил помятое оперение. Оперение. Перья. Перышки на соломенной шляпке, такие нежные, что дрожали от малейшего колебания воздуха.

Он поднял стрелу на уровень глаз, держа между двумя пальцами. Она и впрямь была легкая, он отметил это еще во время их с Лидией состязания.

Оперение… что-то всплыло в памяти.

Черный лебедь! Его черный лебедь с пустошей. Сэм вообразил себе Лидию плывущей в танце, как она клонится, грациозно поводя руками, как показывает превращение птицы в прекрасную женщину.

Такой она была тогда, на пустошах, в своем простеньком коричневом платьице, с копной растрепавшихся волос. Теперь они были укрощены и забраны в изящную сетку. Лебедь попал в золотые сети, и прекрасная, свободная душой женщина исчезла.

«Что будет с Лидди? – думал Сэм. – Сумеет ли она еще когда-нибудь вырваться на свободу, позволит ли себе нечто иное, не то, чего ждет от нее каждый? Или единственная свобода, которая ей осталась, – это свобода пускать стрелы в раскрашенную мишень, изо дня в день, до скончания века?»

Глава 20

Лидия не могла не отметить, сколько времени ее отец проводит в обществе Сэма. Очевидно, им было что сказать, поскольку даже за утренним чаем они сидели, склонившись друг к другу, погруженные в негромкий оживленный разговор. •

После завтрака все, кто желал, отправились травить оленя. Это был, по мнению Лидии, самый нелепый вид охоты. Заранее пойманного оленя выпускали на волю, потом часами гонялись за ним по полям и лугам, чтобы в конечном счете снова посадить в клетку. Олень вряд ли был в восторге от этой иллюзии свободы, зато виконт сполна наслаждался жизнью. На этот раз именно он загнал животное в угол, вместе с Сэмом далеко обставив остальных гостей. Вернулся он таким счастливым, каким Лидии не случалось видеть его по меньшей мере полгода.

На другой день ни свет ни заря они снова отправились на природу. Двое слуг вели каждый по своре псов, специально натасканных на зайца. Лидии довелось наблюдать этот большой выход из окна. Будь она внизу, она бы высказалась, что для охоты на зайца нужен разве что мешок камней.

Охотники не возвращались до самого вечера. За это время из Лондона на имя Лидии была доставлена посылка. Адрес ничего ей не сказал, но в сопроводительной записке стояло: «Желаю хорошо провести время. Сэм». В посылке оказалось шесть книг из серии «Буффало Билл», ни одной из которых не читали ни она, ни Клив. Остаток дня Лидия провела в своей комнате за чтением. Она даже отказалась спуститься к ужину, так что Роуз пришлось нести еду наверх. Это оказался жареный заяц под соусом из каких-то ягод – не черничным, но тоже достаточно изысканным.

На другой день она увидела Сэма – впервые со дня злополучного состязания, да и то лишь ближе к вечеру. До обеда гости стреляли гусей в заболоченной части поместья. У самых азартных охотников был до предела измученный вид. Лидия подсела к Сэму и вовлекла его в разговор, причем старалась говорить только приятное, еще накануне решив, что искупит свою недавнюю грубость удвоенной любезностью.

Сэм, со своей стороны, держался с удвоенной осторожностью, словно каждую минуту ожидал подвоха. Никогда еще они не были так сдержанны друг с другом, и было это сродни отчуждению. Они не умели держаться в строгих рамках и оставаться самими собой. Вскоре Лидия почувствовала, что близка к истерике. Ей было не по себе, еда постепенно потеряла вкус, а свежезаваренный чай пах плесенью.

– Я получила посылку, – сказала она, глядя в чашку.

– Какую?

– С «Буффало Биллом».

– Ах, эту! Я отправил ее еще до того, как…

– Как что?

– Как понял.

– Что ты понял?

Вместо ответа Сэм поднялся с места и покинул столовую, оставив Лидию в унынии.

После обеда она ждала какой-нибудь весточки от него, но не дождалась. Бесплодное ожидание перешло в глухую тоску, и хотя это было глупо и унизительно, Лидия ушла к себе выплакаться.

Почему Сэм неожиданно повернулся к ней спиной? Когда он назвал ее сварливой, она это заслужила и не винила его, но с тех пор все изменилось. Он что же, не заметил? За что он ее наказывает? Чего добивается? Ее панталон? Но это уж слишком! Увы, на меньшее он не согласен.

Вечером Лидия вспомнила про шляпу и сразу воспрянула духом. Сэм любил свой стетсон и, конечно, мог принять его взамен своего выигрыша. Она достала шляпу из укромного места в углу гардероба и села на кровать, чтобы вволю насмотреться на нее на прощание. Фетр был именно таким легким и приятным на ощупь, каким ей помнился. Лидия провела пальцами по краю полей, поправила бусинки, полюбовалась тем, как тень перебираемой ветром занавески рисует на тулье кружевной узор. Наконец она прижала шляпу к лицу, упиваясь запахом Сэма. Еще немного – и она бы передумала.

Однако со шляпой приходилось расстаться во имя восстановления дружеских отношений. Как же ее передать? Просто отправить с лакеем? Не годится. В знак доброй воли нужно написать хоть пару строк.

Лидия положила шляпу на старинный, отделанный серебром и перламутром секретер. Роясь в нем в поисках писчих принадлежностей, она то и дело бросала взгляд на стетсон. На лаковой поверхности он был до того лишним, словно это Сэм собственной персоной сидел на секретере, болтая ногами.

С десяток вариантов записки поочередно отправились в корзину для бумаг. Окончательный выглядел так: «Вот твоя шляпа. Лидия».

Разумеется, это было слишком сухо, слишком безлико. Лидия выудила из корзины скомканные листки, кое-как расправила и разложила перед собой. Все было или убого, или чересчур сентиментально, вроде: «Вот твоя прекрасная шляпа. Не могу описать, как мне тяжело с ней расстаться! Глядя на нее, я вижу тебя». И прочее, и прочее.

Лидия сидела, уставившись на кучу мятой бумаги и не зная как поступить. Прежде она не имела понятия, как много в ее душе неизведанных уголков. На светлой и четкой карте ее личности они были словно темные пятна – зачарованные пустоши, бурлившие мистической, колдовской жизнью, чья странная мощь норовила вторгнуться в привычную реальность.

Не то чтобы она никогда не слышала даже отдаленного зова этой инородной части своей натуры. Пару раз он звучал где-то в глубине и напоминал едва слышный оклик, словно кто-то обращался к Лидии из бесконечной дали. И вот он приблизился, окреп. Теперь он гудел могучим колоколом. Как если бы она пригрела у себя на груди симпатичного лопоухого щенка и сама не заметила, как он вырос в громадного клыкастого волка. Неизведанные уголки ее личности стали средой его обитания. Он то скользил в душе жуткой тенью, то, изголодавшись, терзал ее и рвал.

Нет, нет! Все это не так! Дело не в пустошах и даже не в Сэме. Она на грани женского недомогания, вот откуда все эти странности. Давно пора!

Воспользовавшись полным одиночеством, Лидия заглянула в панталоны. Ничего. Не было и боли внизу живота, торой обычно сопровождалось не слишком приятное, но неизбежное явление. Пожалуй, единственным знаком его приближения было чувство наполненности в груди.

Лидия прилегла, снедаемая тревожными, противоречивы – ми чувствами. Грудь налилась больше обычного, и даже прикасаться к ней было неприятно, почти болезненно. Задержка длилась уже девять дней.

В памяти всплыли другие странности последнего времени. Она дольше и крепче спала, то ела с большим аппетитом, то не могла проглотить ни крошки. Один вид пищи по утрам вызывал тошноту.

Нет, нет! Это невозможно! Она не может быть… Даже мысленно Лидия не осмелилась произнести это слово, словно оно могло послужить заклятием, которое превратит подозрения в страшную определенность. Перед мыс – ленным взором прошла череда людей, которые будут в

восторге от ее падения, потом тех, для кого оно явится жестким ударом. Ей неоткуда будет ждать помощи. Значит… значит, ничего не происходит! Да и не может произойти. Ведь Сэм обеспечил ей безопасность. Разве он не сказал, что этот способ срабатывает почти всегда?

Нет… он сказал иначе. Он сказал: срабатывает, как правило.

Как правило, то есть чаще всего.

Но не всегда.

Вернувшись в этот вечер к себе в комнату, Сэм обнаружил на кровати коробку. Озадаченный, он снял крышку и повернул ее к меркнущему свету за окном. И увидел свой стетсон.

Лидди сказала, что выудила его из ручья и забрала с собой. На этот раз она не солгала. И вот шляпа вернулась к нему, но ведь он не требовал ее назад. Зачем же было так поступать? Не потому ли, что Лидди старалась избавиться от всего, что напоминало ей о нем?

Сэм достал из коробки запыленный стетсон. На дне покоилась записка.

«Вот твоя шляпа. Лидди».

Все верно: «Забирай свою шляпу и иди своей дорогой». Сэм почувствовал такую грусть, что пальцы разжались и шляпа упала назад в коробку. Он прикрыл ее крышкой, чтобы не видеть.

Последующий день выдался солнечным. Роуз явилась с тостами и чаем, сияя почти так же, как солнце на безоблачном небосводе. Еда показалась Лидии отменной. Все было несравненно лучше, чем накануне, – буквально все, а главное, ее самочувствие. Грех было бы упустить такой выигрышный денек, поэтому сразу после завтрака Лидия оделась для выхода на стрельбище.

Это случилось, когда она собралась выйти из комнаты. Тошнота накатила внезапно, без всякого предупреждения – О том, чтобы добежать до туалета, и речи не шло, она успела лишь выхватить из-под кровати ночной горшок, где вскоре оказался весь ее завтрак. Отерев рот, Лидия заглянула в горшок – и разразилась «слезами. Где-то с четверть часа она плакала за закрытыми дверями гардеробной, не находя в себе сил хотя бы опорожнить горшок. Это была самая беспросветная четверть часа в ее жизни. Клыкастый волк устал забавляться с ней и просто-напросто проглотил ее. Она была заживо погребена в чреве отчаяния.

Немногим позже Лидии пришлось явиться пред очи виконтессы, на этот раз в будуар. Худшие подозрения оправдывались: остаток жизни должен был пройти в постоянных вызовах «на ковер». И все это, если хорошенько подумать, в виде расплаты за один – единственный день, прожитый во грехе. Это казалось чрезмерным, ведь родители даже не знали главного!

Комнаты виконта и виконтессы находились в противоположных крыльях здания. Будуар матери выходил всеми своими окнами на солнечную сторону. Перед одним из них она сидела сейчас за элегантным письменным столиком.

– Входи, дорогая.

В углу безукоризненно чистого стола лежала аккуратная стопка бумаг, придавленных книгой.

– Со мной говорил Уоллес, – сказала виконтесса, поворачиваясь к дочери. – Какая жалость! Я надеялась, что вы найдете общий язык. – Так как ответа не последовало, она нахмурилась, но продолжала тем же вкрадчивым тоном: – Не нужно смотреть с таким вызовом, Лидия. Давай поговорим доверительно, как мать и дочь. Признаюсь, ты меня тревожишь.

Это была самая подходящая минута, чтобы признаться в беременности. Но слова не шли с языка.

– Тревожиться не о чем, мама.

– Правда? – На лице виконтессы не отразилось ни малейшего облегчения. – Что ж, пусть будет так.

Она сняла со стопки бумаг книгу и протянула Лидии. Это был тонкий томик карманного формата в желтом матерчатом переплете. На нем стояло: Сэмюел Дж. Коди. «Техасец в Массачусетсе».

– Книга! – сказала виконтесса таким тоном, словно не могла этого постигнуть. – Ее подарила мне бабушка… этого человека. Написано как раз тогда, когда он учился в колледже, сразу после службы в банке. К двадцати одному году этот человек уже имел на счету опубликованную книгу.

– Он служил в банке? – Лидия была не на шутку удивлена. – Никогда бы не подумала!

– Служил, но недолго. Его уволили.

Лидия прыснула. Ну, разумеется, уволили! Как же иначе.

– Этот человек был уволен общим счетом… постой-ка! – Ее мать порылась в бумагах. – С четырнадцати рабочих мест!

Лидия прыснула вторично. Это заставило виконтессу обратить к ней взгляд, разом и сердитый, и встревоженный. Очевидно, она хотела, но не могла разобраться, как дочь относится к «этому человеку».

– Между тем он получил в наследство ранчо и полностью его реконструировал. Уже через несколько лет оно приносило хороший доход. Все свободные деньги он вложил в строительство железных дорог, и вот тут уже сорвал изрядный куш. С того времени деньги текут к нему рекой. К примеру, – виконтесса сделала кислое лицо, – года два назад в границах его земель обнаружилась нефть, довольно грубый сырец. Мистер Коди не замедлил обратить этот факт себе на пользу, хотя и тогда уже не нуждался в деньгах. Заметь, он не пустил эту гнусную жижу на производство какого-нибудь шарлатанского эликсира для волос, а с ходу запродал за солидную цену все права на бурение на своих землях. Теперь он спокойно получает проценты с компании… – снова шуршание бумаг, – с компании «Стандард ойл».

Наступило молчание. Виконтесса подняла самую нижнюю бумагу, держа ее за уголок с осторожностью, как змею, способную укусить.

– Как говорят в Америке, мистер Коди «стоит» примерно миллионов пять. Это самая странная личность, о которой я когда – либо слышала. Величайший неудачник и при этом поразительный баловень судьбы!

До Лидии наконец дошло, что снедало ее мать: она хотела презирать Сэма, сбросить его со счетов, но не могла. Он слишком крепко стоял на ногах.

Самой Лидии не было дела ни до его удач, ни до просчетов. Все это было не так важно, как другое: разделив с ним страсть, она не просто воспользовалась им, как он, кажется, верил. Сама того не сознавая, она выбрала отца своих будущих детей. «С ним будет непросто, – думала она, – но ничего, было бы желание ужиться! Потому что я хочу прожить жизнь именно с ним».

– Ты любишь папу? – спросила она неожиданно для себя.

– Разумеется.

– А он думает, что нет.

– Не понимаю почему.

– Потому что вашу жизнь не назовешь совместной. Он живет здесь, а ты – в Лондоне.

– У нас не так много общего. Я ненавижу охоту, а твой отец терпеть не может бывать в свете. Главное связующее звено между нами – вы с Кливом. Вот почему наша главная цель – устроить ваше будущее.

– Почему же ты вышла за него?

Улыбка виконтессы, сначала по обыкновению прохладная, стала почти ласковой, взгляд – рассеянным.

– Он был самым мягким, добрым… и писал такие письма!

– Вы и сейчас пишете друг другу, когда врозь?

– Нет; конечно, но те письма были чудесны. Однажды летом он ежедневно писал мне по письму. Если в какой-то день письма не было, я знала, что виновата почта, потому что на другой день их приходило два.

– Ты тоже писала?

– Иногда. – Виконтесса коротко засмеялась. – Сейчас я шлю ему телеграммы. Мы с твоим отцом добрые друзья. Я во всем помогаю ему, мы вместе растим детей. Я никогда даже не взглянула на другого мужчину. Что еще нужно для семейной жизни? Нет, я решительно не могу

взять в толк, чего ради твой отец вздумал сомневаться в моей любви. – Она посмотрела на телеграмму, которую все еще держала. – Впрочем, возможно, я вышла замуж без любви. Я не помню.

Лидия непроизвольно стиснула руки и ощутила в них что-то твердое. Книга. Она открыла ее и прочла посвящение. Это заставило ее беззвучно ахнуть.

«Посвящается моему отцу, Джозефу Джереми Коди, которого я любил и люблю, которым гордился и горжусь».

Лидии живо вспомнились пустоши. Там ее по очереди посетили две глубокие мысли. Во-первых, что нельзя иметь все сразу – и Сэма, и привычную жизнь. В этом она была абсолютно права, но не пришла от этого в восторг и в конце концов решила иначе: это вполне возможно, если только сохранить свой секрет. Вот это уже было ошибкой. Любить – в первую очередь означает быть честным, пусть даже и с риском, что тебя не поймут и не одобрят.

Эта мысль оставалась с Лидией весь день, вплоть до той минуты, когда Роуз явилась помочь ей переодеться на ночь. Она была неузнаваема: поникшая, с заплаканными глазами. Казалось, она в глубоком горе.

Медленно,, шаркающей походкой, она обошла комнату, включая свет, потом задернула шторы и разложила на постели ночную сорочку Лидии. Когда та вошла из малой гостиной, то словно попала в колодец густой тишины. Роуз стояла у кровати, как соляной столп.

– Что-нибудь с Томасом?

– Нет, он здоров.

– Значит, с тобой?

– Я тоже здорова.

Но что-то было не так. Эта несчастная молодая женщина ничем не напоминала утреннюю веселую щебетунью.

– Скажи, в чем дело!

Роуз прошаркала к кровати и присела на край рядом с Лидией, как делала всегда, когда им хотелось поделиться секретами. Некоторое время она молча разглядывала свои пальцы.

– Я так расстроена, мисс Лидия, так расстроена! – Губы ее задрожали, однако она подавила слезы и продолжала: – Я хотела ребеночка… но час назад…

– Что?

– Мои месячные! Они пришли, хоть и с запозданием! Лидия придвинулась ближе и обвила рукой дрожащие плечи

подруги.

– Мисс Лидия, что, если я вообще никогда не забеременею?

– Ты слишком спешишь.

– Я надеялась, что сразу получится. Такая жалость!

– Что ж, тогда я тебе сочувствую. Посочувствуй и ты мне: я беременна.

– Это невозможно, – сказала Роуз, выпрямляясь. – Вы ведь даже не заму… – Лицо ее побелело, на нем отразился такой ужас, словно Лидия на ее глазах распадалась на части. – Скажите, что вы пошутили!

– Это правда. Там, на пустошах, мистер Коди был таким…,

– Негодяем! – прошипела Роуз.

– Вовсе нет, – мягко возразила Лидия. – Он думал, что нам не стоит этого делать, это я уговорила его. – Чувство облегчения заставило ее улыбнуться. – Я хочу сказать, что пошла на это с открытыми глазами. – Она даже засмеялась, хотя и не слишком весело. – Не смотри на меня, как на соблазненную и покинутую. И потом, что сделано, того не воротишь.

– Прошу меня извинить, – сказала Роуз деревянным голосом.

И больше ничего: ни осуждающих, ни утешительных слов. Стараясь не встречаться с Лидией взглядом, она соскочила с кровати, выпрямилась в струнку, насколько это позволяли ее округлые формы, и пошла к выходу. Дверь захлопнулась.

В ожидании ее возвращения Лидия упорно удерживала на лице приветливую улыбку. Но время шло, и когда стало ясно, что Роуз ушла окончательно и бесповоротно, она ощутила невыразимое одиночество.

Последующие несколько дней они ни разу не оставались наедине. Поднявшись на ночь к себе в комнату, Лидия находила все, что нужно, уже приготовленным, но Роуз там не было. Она видела ее лишь мельком и неизменно ловила взгляд, полный глубокого разочарования. Судя по всему, горничная сберегла секрет хозяйки, но о дружбе речи уже не шло. Дружеское расположение исчезло, словно Лидия была навсегда вычеркнута из списка близких людей. Нетрудно было угадать ход ее мыслей: порядочные девушки так не поступают! Сама Роуз без труда сберегла девственность до законного брака и считала себя вправе порицать хозяйку за слабость нравственных устоев.

Все это неприятно намекало на будущие проблемы с родителями. Мать без колебаний осудила бы Лидию, да и отец скорее всего тоже. Поддержи они дочь – и тень ее опрометчивого поступка неизбежно пала бы на все семейство. Единственным выходом было отмежеваться, осудить ее наравне с другими.

Чем больше Лидия раздумывала, тем беспросветнее казалось будущее. Главное, ей некого было винить. Она сама навлекла все это на свою голову.

Глава 21

За всю неделю Сэм видел Лидию только три раза, не считая того, когда стал свидетелем ее объяснения с Боддингтоном. Позже, в среду, составляя телеграмму министру иностранных дел, он случайно взглянул в окно и увидел, как Лидия спускается в розарий – юная и стройная, в очередном элегантном костюме для стрельбища и с

луком через плечо. На этот раз она была в лиловом и маленькой шапочке в тон костюму. Он с грустным одобрением подумал о том, как много она тренируется. Женщина, влюбленная в полет стрелы.

Их следующая встреча произошла за ужином. В тот же день Сэму предстояло получить назад свой стетсон, но тогда он еще об этом не знал. Впервые они с Лидией оказались за столом на соседних стульях. Он не мог вынести ее усилий быть с ним любезной и в конце концов покинул столовую. Четвертый – и последний – раз это случилось на другой вечер. Сэм провел весь день на охоте с виконтом и как раз снимал в «черной» прихожей свои облепленные грязью сапоги.

Охота проходила на болотах обширной вересковой пустоши. Пора цветения только-только добралась до Йоркшира, и казалось, что на каждый холм и пригорок наброшено пурпурное покрывало. Для виконта Венда это означало в первую очередь обилие дичи. Он весь кипел энергией и так рано будил своих гостей, словно вовсе не нуждался в отдыхе. Для Сэма все выглядело иначе. Местный вереск несколько отличался от дартмурского, и все же он навевал дорогие сердцу воспоминания.

Вересковые пустоши Йоркшира тоже были иными. Болота здесь преобладали над каменистыми россыпями, а вместо скал встречались только округлые холмы. Это была не такая дикая местность. Рано поутру охотники занимали свои места, а слуги устраивали дикий тарарам, выгоняя на них окрестную дичь. В такой охоте было мало азарта: только успевай перезаряжать ружья. Собаки бешено метались по вереску в поисках подстреленных гусей. Сэм неизменно бывал в паре с виконтом. Довольно скоро он заметил определенное сходство Венда с дочерью как в манере держаться, так и в лексиконе. Неудивительно, что у него частенько щемило сердце.

– В это время года здесь все страшно заболочено, – сказал виконт, наклоняясь стянуть с ног сапоги. – Вересковые пустоши, словно губка, втягивают в себя всю зимнюю влагу.

Что-то заставило Сэма поднять голову. В дверях, глядя на него, стояла Лидия. Взгляды их встретились и какое-то время оставались прикованными друг к другу. Казалось, Лидия хочет что-то сказать, но не решается. У нее был встревоженный, почти несчастный вид. Очевидно, каждая встреча с ним была для нее мучительной. Сэм чуть не бросился прочь, но виконт, продолжая говорить, дружески взял его за плечо. Странное дело: чем более натянутыми становились его отношения с дочерью, тем больше он сближался с ее отцом.

То, что они с Лидией виделись так редко, не мешало Сэму ощущать протянувшуюся между ними ниточку странной связи. Он физически ощущал ее близкое присутствие. Это и радовало его, и мучило. Короткие встречи казались серебряными бусинками, нанизанными на нить времени. Он лелеял каждую, как драгоценность, он безмерно сожалел о том, что ему недоступна подлинная тонкость чувств, он боялся разорвать эту хрупкую связь. Очевидно, Лидия ничего подобного не чувствовала. Она лишь досадовала на то, что он медлит с отъездом. Жаль! Вдвоем они сумели бы сплести нечто более прочное, что выдержало бы и целую совместно прожитую жизнь. Такое под силу только двоим. А он… что он? Он слишком прост и прямолинеен и не способен постичь женскую сущность. Если он осмелится на признание, то подыщет ли нужные слова? Найдет ли силы обнажить перед Лидией душу?

Никогда еще Сэм не чувствовал себя таким уязвимым. Говорить о любви легко и просто, если имеешь о ней хотя бы отдаленное представление. А вот когда она заполнит тебя целиком, когда заставит сердце бешено биться от каждого мимолетного взгляда, приходится собирать всю свою решимость для того, чтобы прошептать слово «люблю». Особенно если любимая сердится.

Лидия сердилась, в этом не было сомнений. Она вернула шляпу и с тех пор сторонилась его. Было бы нелепо подступать к ней с объяснениями.

С четверга до самого воскресенья Сэм больше ни раз не видел Лидию даже мельком и напрасно просиживал за «своим» письменным столом под предлогом обширной переписки. Хотя дни стояли один лучше другого, она ни разу не вышла на стрельбище Один Бог знал, чем она все это время занималась.

В воскресенье в замок прибыл виолончелист. Он приходился виконтессе каким-то дальним родственником – кажется, это был сын двоюродного дяди ее троюродной сестры по материнской линии. Впрочем, вся английская аристократия состояла в родстве, как в Америке – жители крохотного провинциального городка.

Как бы там ни было, виолончелист прибыл. Очевидно, предстоял музыкальный вечер. Виконт был безутешен. Взяв Сэма за пуговицу, он долго оплакивал потерянный день.

Однако когда вечером Сэм поднялся в музыкальную комнату, вся мебель оказалась отодвинутой, чтобы расчистить территорию. Речь шла не о концерте, а о танцах. Он ошибся, притом не в первый раз, а все потому, что был возмутительно рассеян. Обсуждая с виконтом сентябрьскую встречу в Лондоне (где предстояло перенести на бумагу все то, что они обсуждали в ходе недели), Сэм позволил мыслям странствовать и вынужден был дважды переспросить дату.

Все стулья в музыкальной комнате стояли вдоль стен, их сплошная линия тут и там нарушалась круглым столиком с лампой под шелковым абажуром. В углу застыли в ожидании пианино и виолончель. Сэм не слишком любил танцевать и хотел вернуться к себе, но заметил среди собравшихся новые лица. Здесь были по крайней мере четыре члена парламента с семьями – должно быть, решили нанести дежурный визит в лучшие охотничьи угодья к югу от Шотландии. Это было как нельзя кстати, и Сэм остался.

К тому времени, когда появились музыканты, он уже вовлек одного из вновь прибывших в разговор, но чуть было не потерял дар речи, увидев, что 'а комнату входит Гвендолин Петере под руку с Боддингтоном. Эти двое уселись к одному из столиков, причем англичанин выглядел победителем. Сэм снова прикинул, не лучше ли улизнуть. И тут же забыл Обо всем, увидев Лидию.

Музыка уже играла. Ему показалось, что Лидди лебедем вплывает в комнату. Иллюзия была тем сильнее, что в прическе у нее было черное перо. Бог знает, как ей удалось уложить волосы в тяжелый и гладкий узел на затылке. Лишь несколько коротких прядок выдавало их своенравие, завиваясь на висках в крутые локоны. Иссиня-черное платье с металлическим отливом низко открывало плечи, шею обвивало 'ожерелье из черного янтаря – гагата. В этом мрачном обрамлении кожа казалась белее мрамора. Ее грудь…

До этой минуты Сэм был уверен, что хорошо помнит тело Лидии. Он снова ошибся. Не раз он мысленно рисовал себе округлости этих грудей, не раз заново поражался тому, какие они полные у такой хрупкой девушки. Сейчас они выглядели… пышными, они вздымались над кромкой корсажа.

Сэм непроизвольно облизнул губы. Соски у нее были темные и маленькие, так что их едва удавалось ущипнуть. Если он будет думать на эту тему, дело плохо кончится. Нужно отвлечься. Вот, к примеру, не мешало бы начистить сапоги.

Когда Сэм снова поднял взгляд, Лидия была уже близко. Она шла через весь зал к нему. Зачем? Да затем, чтобы снова указать ему на дверь, на сей раз при всем честном народе: «Убирайся и не забудь прихватить свою шляпу!». Торопливо оглядевшись, Сэм заметил поблизости молодую полноватую женщину с приятным лицом и с ходу пригласил ее на танец. Она несколько удивилась, но охотно приняла приглашение. Они вышли в круг, где уже танцевало несколько пар. Чуть погодя Сэм осмелился бросить взгляд на Лидди. Она стояла там, где недавно был он, и выглядела разочарованной.

Музыка оборвалась как раз тогда, когда Сэм со своей дамой завершал круг в опасной близости от Лидди. Та воспользовалась этим, чтобы привлечь его внимание взмахом руки. Когда Сэм заколебался, она внятно произнесла:

– Мне нужно сказать тебе нечто важное!

«Ха – ха, – подумал он уныло. – Важное, скажите на милость!» Вместо ответа он снова пригласил первую попавшуюся даму. Это было, откровенное хамство, но прекратить это можно было только одним способом: подойти и

выслушать пожелание никогда его больше не видеть. Сэм не находил в себе сил на еще одну конфронтацию, он предпочел уклониться.

Здравый смысл нашептывал, что всегда лучше знать наверняка, чем оставаться в неведении, и что он не может точно предугадать, о чем пойдет речь. Сэм отмахнулся от шепота. Он чувствовал, что ведет себя нелепо, но ничего не мог с собой поделать.

Ну что ужасного может случиться? По крайней мере один мужчина в день получает от ворот поворот. Взять хотя бы Боддингтона. Совершенно ясно, что его тоже отвергли, но вот он сидит, вполне довольный, рядом с другой женщиной.

Да и чего ему не радоваться? Гвендолин Петере куда аппетитнее Лидди с ее костлявыми руками и волосами самого расхожего каштанового цвета. Тогда почему же, стоит случайно наткнуться на Лидди взглядом, он не может оторвать от нее глаз? Он влюблен, вот почему! Влюблен в костлявые руки и каштановые волосы.

Лидди не назовешь хорошенькой, даже с натяжкой. Для женщины у нее слишком внятная, четкая речь – никакого воркования, никакой напевности. Вместо того чтобы охотно соглашаться со всем, что скажет мужчина, она противоречит на каждом слове. Она слишком много о себе мнит. Она не добросердечна, как Гвен, она… мягкосердечна и сочувствует другим просто в силу своей натуры. Она способна понять любого без оглядки на его место в обществе. При всем своем изысканном вкусе она тянется к дешевым романам и нищим ковбоям. У нее хватило наивности увлечься одним таким и даже переспать с ним. Не слишком разумный поступок для мисс Английская Чопорность.

Между тем Лидди устала следовать за Сэмом по всему залу и приняла чье-то приглашение на танец. Это не улучшило его настроения. К мешанине отрицательных эмоций добавилась ревность, а ревность всегда обостряла худшее в натуре Сэма, порождала неуправляемый гнев, заставляла быть грубым.

К тому времени в зале собралось примерно человек тридцать. Боддингтон оставил свое место рядом с Гвен. Они с Кливом подходили то к одному гостю, то к другому, а за ними, как пенный след на воде, следовали смешки и перешептывания. Мало – помалу Сэм заметил, что люди переводят взгляд с него на Лидди, и понял, что их игра в кошки-мышки не прошла незамеченной. Как уже не раз случалось, Боддингтон и Клив ухватились за шанс позабавить толпу. «Взгляните, эти двое опять за свое! Они положительно не выносят друг друга!»

Клив вышел в круг с какой-то молодой леди. Не заботясь о ритме вальса, откровенно пересмеиваясь, они стремительно двинулись между танцующими туда, где в этот момент находилась Лидия со своим партнером. Сэм со своей дамой тоже находился поблизости.

Оказавшись за спиной у партнера Лидии, Клив постучал его по плечу, а когда тот обернулся, предложил обменяться дамами. Молодой человек не возражал. Когда те двое закружились в вальсе, Клив взял сестру за руку, но лишь для того, чтобы хлопнуть по плечу теперь уже Сэма. Тот непроизвольно остановился. Кто-то – кажется, Боддингтон – тотчас выхватил даму из его объятий и умчал в сторону. Клив предусмотрительно отступил. Они остались в центре круга: Сэм и Лидди – оба растерянные и смущенные.

– Пары обмениваются партнерами! – громко объявил Клив.

– Очень смешно! – отчеканила Лидия.

Сэм только заскрипел зубами. Дурацкая выходка шутников поставила его в нелепое положение. Отказ от танца под любым предлогом был бы для Лидди оскорбителен.

– Комедианты! – сказала Лидия Сэму.

«Идиоты», – мысленно уточнил Сэм. Между ним и Лидди уже возникли такие сильные трения, что посторонней помощи не требовалось.

– Ну? – мрачно спросила она. – Мы так и будем стоять тут на потеху толпе или все же потанцуем?

Можно было взять ее под руку и отвести в сторонку, подальше от любопытных глаз. Но тогда разговор стал бы неизбежен – Сэм сделал шаг вперед и положил ладонь на. тонкую талию, на гладкий теплый шелк. Звучал один из лучших вальсов Шопена, любимый вальс его матери.

Танцевать с Лидди означало для него держать в объятиях существо, в котором сосредоточилось все лучшее в женщине. Она была создана для того, чтобы плыть, скользить, клониться и кружить под самую прекрасную музыку.

На протяжении полного круга ни один из них не произнес ни слова. Время от времени Лидия поднимала на Сэма взгляд, но сразу же отводила в сторону. Она казалась еще более взволнованной.

– Я должна признаться… – неожиданно начала она. Сэм заглянул Лидии в лицо. Она тотчас же умолкла. Оба

они разом нахмурились. Губы у Лидии были так плотно сжаты, словно она решила не произносить больше ни слова.

– В чем признаться? – поощрил Сэм.

– Не здесь, – тихо произнесла Лидия. – Я бы предпочла остаться с тобой наедине.

– Зачем? Чтобы пообещать мне то, чего я заведомо не получу?

Это было плохое начало. Чего ради ему вздумалось нападать на Лидди? Ведь она еще ничего не сказала.

– Ладно, – согласился Сэм.

Она посмотрела на него в явном недоумении. Что «ладно»? «Ладно, давай говори» или «ладно, давай уйдем отсюда»?

– Ладно, я думаю, что…

В последнее время в ее присутствии он не мог связать двух слов. Сэм прекратил танцевать и за руку потянул Лидию к выходу из комнаты. Как раз в этот момент она сделала движение к балконной двери. Потом каждый, решив уступить другому, сделал шаг навстречу. Снова в разные стороны и снова навстречу. Казалось, они выполняют танцевальные па, не относящиеся к вальсу. Кругом раздались смешки, Боддингтон зааплодировал, колокольчиком зазвенел веселый смех Гвен. Что-то заставило Сэма найти глазами виконта. Тот сверлил его взглядом, словно приказывая: только не публичная сцена!

Должно быть, то же самое подумала и Лидди, потому что встревоженно огляделась и скорчила чуть заметную гримаску. Внезапно лицо ее окаменело. Сэм решил, что она наткнулась взглядом на то, что было ей не по нраву.

– Кто это так заливается? Уж не твоя ли Гвен?

– Уже не моя.

– Одна из самых богатых невест в Америке. Интересно, что ты не упомянул об этой существенной детали.

«В самом деле, не упомянул», – подумал Сэм с запоздалым удивлением.

– Я собирался на ней жениться не ради денег.

– Ну, разумеется! – сказала Лидди, источая сарказм. – Денег у тебя хватает. Мисс Петере не из тех, кто выходит за нищего ковбоя.

– По крайней мере она может выйти за богатого. Лидди передернулась, но продолжала:

– Очевидно, о деньгах просто не вспоминают, когда их слишком много. Помнится, ты умолчал и о своих капиталах.

– На пустошах деньги ни к чему. И потом, ты что-то путаешь. Я сказал, что не нуждаюсь в деньгах.

– И добавил: «Конечно, я не так богат, как Рокфеллер». Такое мог бы сказать человек, которому неплохо удается сводить концы с концами, но не миллионер.

– Я констатировал факт. Рокфеллер в самом деле гораздо богаче меня. Ну а теперь, когда все прояснилось? Мир?

Лидди шмыгнула носом и промолчала.

– Давай хотя бы потанцуем, люди смотрят. Они снова закружились в вальсе.

– Я должна сказать тебе кое-что важное.

– Что, черт возьми! – процедил Сэм. – Ну вот, началось! Лидди глянула на него с испугом. Музыка продолжалась,

и они механически следовали за ее путеводной нитью в кругу танцующих пар.

– Почему ты так груб. со мной?

– Это и есть то, что ты хотела сказать? Что я с тобой груб?

Они разом остановились, второй раз за один танец.

– А почему ты так груба со мной? – спросил Сэм, тыча в Лидди пальцем.

– Вовсе нет! – смутилась она. – То есть уже нет.

– Ничего себе, мила! Отослала мне шляпу!

На этот раз он явно поразил ее до глубины души. Лидди поморгала, сдвинула брови, повела плечами.

– Я послала твой стетсон, потому что тебе его недоставало. Не пытайся все свалить с больной головы на здоровую. Ты злишься. Злишься с тех самых пор, как я обставила тебя на состязании!

Сэм наклонился к самому ее уху.

– Слушай и прими к сведению. Я! Обставил! Тебя! Ясно? Не ты меня, а я тебя.

– Как скажешь, – примирительно произнесла Лидди. – Ты обставил меня. Надеюсь, теперь ты счастлив? – Прочтя по его лицу, что об этом не может быть и речи, она заметила: – Счастлив, как же! Ты даже не знаешь, что это такое.

– Ну почему, такое случается и со мной. При чем тут странности моей натуры?

– Еще как при чем! – возразила Лидди, сжимая кулаки. – Тебе легче умереть, чем признаться, что ты не прав!

Черт возьми, о чем речь? Они словно говорили на разных языках.

– Давай считать, что ты обставил меня. Я дала тебе фору, потому что думала – ты не попадешь и в белое! Но ты оказался хорошим стрелком… конечно, не таким хорошим, как я, но все же. Видишь, я это признаю.

– Дело не в этом.

– В чем же?

Лидди утратила всякую видимость самообладания, и надо сказать, Сэму нравилось думать, что это из-за него. Лучше гнев, чем полное равнодушие. Будь они одни, он прямо сказал бы, в чем дело: в ее упорном нежелании признать поражение. Если бы Лидди защищала свой престиж лучника, он бы это понял и принял. Но она была против всякой капитуляции, даже извечной капитуляции человека перед чувствами. Она хотела победить свое тяготение к нему, свою потребность в нем.

Они были не одни. Всякие разговоры вокруг прекратились, люди с интересом прислушивались к перепалке.

– Если считать, что победил я, значит, мне причитается тот выигрыш, который и был обещан.

– У тебя мания.

– А ты просто лгунья.

Лидия насмешливо улыбнулась. Вальс кончился, музыка стихла. В комнате воцарилась тишина.

– Для женщины, которая ненавидит лицемерие, ты слишком часто к нему прибегаешь.

– Как мило с твоей стороны, – внятно произнесла Лидия. – Мистер Коди – сама галантность, всегда говорит только приятные вещи.

– Ничего, кругом полно джентльменов. Я охотно оставлю любезности для них. Я привык говорить людям правду в глаза, и правда такова: ты лицемерная, напыщенная, распутная, сварливая девчонка! Ты не только судишь, но и осуждаешь, и все знаешь заранее: каким должен быть дипломат, а каким ковбой с Дикого Запада. Ты настоящая английская…

Он умолк и огляделся. Кое-кто в толпе выглядел сконфуженным, однако большинство зрителей тянуло шеи, стараясь не упустить ни слова. Уже и речи не шло о том, чтобы подогревать ссору. Так толпа зевак наблюдает за тем, как ревущее пламя поглощает здание, как у самого берега тонет разбившееся о рифы судно.

То, что сказал Сэм, больно ранило Лидию. Лицемерная, напыщенная, распутная, сварливая… Кое-что из этого было правдой, но даже если так, как он мог публично бросить ей все это в лицо? Он задел ее честь, ее достоинство. Если оставить все, как есть, начнутся пересуды. Люди будут гадать, почему он выдвинул против нее такие обвинения.

Лидия засмеялась, пытаясь обратить случившееся в шутку.

– Допустим, так. Но ведь я все равно тебе нравлюсь?

– Нет! – отрезал он.

Сердце ее упало, горло сжалось.

– Ты олицетворяешь все это широким жестом он обвел комнату, собравшихся, дом, Йоркшир и, быть может, целую Англию, как бы заключив Лидию в самый центр круга. Но почему? Что она такого сделала? Вела себя сварливо? Подумаешь! Клив никогда не возражал против ее наскоков, да и Боддингтон относился к ним более чем терпимо. А вот Сэм Коди вздумал обижаться. Осел! «Ну и пусть», – подумала Лидия. Какая разница, что он о ней думает! Какая разница, что говорит!

Но в сердце оставалась мучительная боль. Сэм Коди не походил ни на Боддингтона, ни на ее брата. В ее жизни он занимал особое место и значил неизмеримо больше. Он был единственный мужчина в целом свете, чьи слова могли разбить ей сердце.

Потому что она любила его.

Эта мысль вспышкой озарила сознание и странным образом успокоила Лидию. Ей стало легче. Все сразу стало на своим места. Она любила Сэма Коди – неразделенной любовью. Для него она была средоточием всего ненавистного, фокусом его неприязни. Продолжение разговора не привело бы ни к чему доброму.

Лидия собрала остатки достоинства, изящным жестом приподняла юбки, высоко вскинула голову и направилась к выходу.

Она шла в тишине сквозь строй любопытных взглядов и шокированных лиц. Все молчали. Даже виконтесса, обычно скорая на язык, потеряла дар речи. Только виконт окликнул дочь по имени. Лидия даже не повернула головы. Боддингтон молча отступил с дороги, Мередит сделала движение остановить ее. Все эти люди считали ее незаслуженно оскорбленной. Однако правда не во всем была на ее стороне. У самой двери Лидию схватил за руку Клив.

– Не волнуйся, – сказала она, отнимая руку. – Все в порядке.

Но это были только слова. У подножия лестницы слезы градом покатились по ее щекам. Лидия подхватила юбки и бросилась бегом. Подбегая к своей комнате, она уже рыдала в голос.

Глава 22

Спустя какое-то время Лидия вернулась к действительности. Она лежала в полузабытьи на полу в гардеробной. Платье совершенно сбилось – те пуговки на спине, до которых она не сумела дотянуться, так и остались застегнутыми. О том, чтобы обратиться за помощью к Роуз, страшно было и подумать. Никогда еще Лидия не чувствовала такого всеобъемлющего одиночества.

Она повернулась на спину и лежала, вспоминая пустоши и свою наивную веру в то, что они с Сэмом отлично дополняют друг друга. Тогда ей казалось, что он понимает и принимает в ней все, в том числе потребность познать себя, выяснить, на что еще она способна помимо того немногого, что от нее ожидалось. Там, на пустошах, она была просто Лидди Браун, горничная – бойкая на язык, дерзкая и отважная, и Сэму это как будто нравилось. Он упорно не желал верить в то, что она дочь виконта – лицемерная, напыщенная, распутная и сварливая. Как же нужно презирать женщину, чтобы при всех так ее унизить?!

Лидия сказала себе, что ей совершенно все равно, – и снова разрыдалась. Ей не было все равно, о нет. То, что думал о ней этот несносный американец, было чрезвычайно важно. Она лежала, не в силах подняться, переходя от гнева к отчаянию, от обиды к досаде. Но самым сильным и упорным чувством был стыд, мучительный и упорный. Недавняя сцена в музыкальной комнате рисовалась чем дальше, тем ужаснее. Она подошла, чтобы сдаться на милость Сэма, а он ее грубо оттолкнул.

По коридору приблизились осторожные шаги. Лидия встрепенулась – Роуз! Наконец-то! Она ее все-таки простила! Наверняка кто-нибудь из лакеев был в курсе того, что случилось в музыкальной комнате, и поспешил довести пикантную новость до сведения всей прислуги. Это заставило Роуз пересмотреть свое поведение, она спешит утешить хозяйку.

Лидия медленно поднялась, зеркало отразило растрепанную, заплаканную молодую женщину в полурасстегнутом платье. Дверь гардеробной отворилась. Появился Сэм. Лидия непроизвольно схватилась за кромку корсажа, стараясь натянуть его повыше.

Бог знает почему, больше всего ее поразило то, что Сэм в шляпе. Этот экзотический головной убор совершенно не подходил к его элегантному наряду, белоснежной рубашке и уж тем более – к розе в петлице смокинга. Впрочем, еще меньше сюда подходили его поношенные сапоги. Широкие поля стетсона, по обыкновению, затеняли глаза.

– Ах, вот ты где, – сказал он будничным тоном.

– Где же мне еще быть? – нелюбезно спросила Лидия, прилагая все силы, чтобы взять себя в руки.

С минуту Сэм молчал, просто смотрел из-под полей своей шляпы. Этот пристальный осмотр заставил Лидию заново осознать, как она выглядит.

– Значит, – сказал он наконец, – я все неправильно понял? Ты послала мне шляпу из наилучших побуждений?

Из каких же еще? Он, должно быть, шутит!

– Именно так, из наилучших.

– Черт возьми, как глупо.

Что глупо? Его ошибка или ее поступок? Впрочем, есть вещи поважнее.

– У меня задержка! – выпалила Лидия. – И утренняя болезнь! Понимаешь, что это значит?

У Сэма в буквальном смысле отвисла челюсть. Они в оцепенении стояли друг против друга. Потом Сэм почесал в затылке, сдвинув стетсон чуть ли не на самый нос.

– Так…

И это все. Снова продолжительное молчание. Лидия ждала, не решаясь дышать.

– Значит, ты беременна… От меня?

Она задохнулась вне себя от бешеной ярости. Мерзавец! Ублюдок! Скотина!

– Вон! Убирайся вон! Я не хочу тебя больше видеть! Бесчувственный чурбан!

Схватив первое, что попалось под руку – бальную туфельку, – она метнула ее в Сэма. Тот уклонился.

– Значит, от меня.

– От кого же еще?! Где, скажи на милость, я найду другого такого негодяя? Такую безответственную личность! Такого пройдоху!

Сэм слушал, сдвинув брови. Потом лицо его разгладилось, уголки губ приподнялись. Это еще не была улыбка, но явный намек на нее.

– Приятно слышать, что я единственный в своем роде.

Множество неясностей разрешилось, на все вопросы разом нашелся ответ.

Лидия прислала шляпу не потому, что желала от него избавиться. Это был знак примирения. Более того, это было признание того, что он ей небезразличен. Хорошо. Просто отлично! Ощутив внезапную слабость в коленях, Сэм привалился к дверной притолоке.

«Иногда людям просто не обойтись без выяснения отношений, – думал он, – а это как раз то, в чем я полный профан». Никто не умеет лучше заварить кашу, но вот расхлебывать ему никогда не удавалось. Нет, правда, у него нет к этому ни малейших способностей. Он так плохо разбирается в сложной женской натуре, что шарахается, как от удара, когда ему уже протягивают желаемое на блюдечке. Ну и, конечно, наоборот.

Что, черт возьми, говорят в подобных случаях?

– Тебе не о чем беспокоиться, я сейчас же приму меры…

– Меры? – Лидия фыркнула. – Дорогой Сэм, ты не добрый доктор, а я не больна, я просто беременна! Я не

нуждаюсь ни в твоем сострадании, ни в твоей помощи. Все, что мог, ты для меня уже сделал. – У нее

вырвался нервный смешок. – Я научилась обходиться без лекарств!

Сэм был озадачен: о лекарствах и речи не шло. Он еще немного поразмыслил над тем, как все исправить, как перекинуть мостик через разделившую их трещину. Нельзя же просто хлопнуть Лидди по спине и сказать: «Дружище, забудем прошлое!» Именно так он поступил бы с приятелем при любых разногласиях, с мужским полом это обычно срабатывает. Женщины – иное дело. Что предпринять?

Заняться любовью! Что – что, а это никогда не подводит!

– Итак, – вкрадчиво сказал Сэм, едва сдерживая широкую улыбку, – ты беременна.

Лидди возвела глаза к небу.

– А знаешь, ведь в этом есть и хорошая сторона.

– Интересно, какая? Что забеременел не ты, а я?

– Ты больше не можешь забеременеть!

– Чтоб ты пропал! Как это не могу, когда я уже беременна?!

– Тише, тише! Именно это я и имел в виду: ты беременна, поэтому можно просто выбросить этот вопрос из головы.

Лидди посмотрела на него, как на душевнобольного.

– Ты что, издеваешься?

– Вовсе нет. – Сэм расцвел в улыбке. – Помнишь тот штрафной поцелуй? Там, в роще? Когда я догнал тебя, повалил и…

Он ощутил движение внизу живота и предпочел не продолжать фразу. Насчет того, чтобы заняться любовью, – это была очень своевременная идея.

– Штрафной поцелуй? – недобрым тоном повторила Лидди, выпрямляясь во весь свой небольшой рост.

– Только не делай вид, что не помнишь! – сказал Сэм игриво.

– А ты не пытайся взять обаянием, – предостерегла она в ответ.

Почему бы и нет? Сэм снова улыбнулся с самым обезоруживающим видом.

– Штрафной поцелуй, Лидди. Такое не забывается!

– А вот я забыла, – отчеканила она надменно.

– Не волнуйся, милая, я помогу тебе вспомнить.

– Милая? Да как ты смеешь? После всего, что наговорил при посторонних…

– Я беру свои слова назад, – быстро сказал Сэм. – По крайней мере часть из них.

На этот раз в него полетела тяжелая серебряная ложка для обуви. Он едва успел уклониться.

– Вот видишь! Сварливая и есть!

– Какая бы я ни была, нужно быть негодяем, чтобы выложить все это в присутствии моих родных, друзей и даже людей совершенно посторонних! Теперь все знают, – что ты обо мне думаешь, даже эта твоя Гвен! Так унизить меня, так оскорбить!

– А вот это верно, – вздохнул Сэм. – Прости, я не хотел, это вышло случайно. Придется тебе простить эту глупую выходку.

– Что значит «придется»? Я никогда тебе этого не прощу!

– Ладно, как скажешь, тем будет забавнее.

Лидия с подозрением на него посмотрела и на всякий случай отступила на шаг.

– Видишь ли, я шел сюда для того, чтобы извиниться за свое поведение. Извинения были принесены, но не приняты, и я чувствую, что обманулся в ожиданиях. Чтобы хоть как-то утешиться, я заберу причитающийся мне выигрыш.

– Ты опять за свое?!

Сэм повернулся и вышел из гардеробной – ровно на пару секунд, чтобы прикрыть дверь. На лице Лидии отразилось намерение сопротивляться до последнего.

– Ты не посмеешь, – заявила она.

– Почему ты не можешь отнестись к этому как к веселой игре? Неужели непременно надо все усложнять?

Сэм окинул взглядом гардеробную. Как подобраться к Лидди, не лишившись половины волос и не заработав по синяку на каждом колене?

– Я обдумаю эту ценную мысль, когда остыну! Пока я слишком сердита! – Порой они вели себя как дети. Может, оно и к лучшему, по крайней мере дети умеют играть.

– Вот и продолжай сердиться, милая. Сопротивляйся, но не слишком всерьез.

«Ну нет, – подумала Лидия. – Ни за что на свете!» Только через ее труп! Этот человек унизил ее, растоптал ее чувства да еще и норовил посмеяться над ней!

– Ничего не выйдет, Сэм Коди. С минуты на минуту здесь будет Роуз.

– Чушь! – отмахнулся самоуверенный американец.

– Она помогает мне раздеться на ночь и готовит все необходимое. Кстати, потому я и здесь. Я всегда жду ее в гардеробной.

– Очень может быть, но сегодня визит Роуз отменяется. – Сэм пошарил в кармане и предъявил Лидии очень знакомый ключ. – Он торчал в двери, и я не преминул им воспользоваться. Все подумают, что ты хочешь остаться одна, и правильно сделают. После всего, что пришлось пережить за последнюю неделю, я не хочу быть прерванным в самый интересный момент.

– Послушай… – начала Лидия, отступая. Коснувшись голой спиной висящего на плечиках платья,

она подпрыгнула с громким испуганным писком.

– Сэм, сейчас я не слишком жажду тебя видеть!

– Понимаю и не обижаюсь. Порой я сам себе готов влепить оплеуху.

Самобичевание? Что ж, это лучше, чем бессовестная бравада. Лидия приподняла бровь, давая понять, что ждет продолжения.

– Я часто делаю ошибки. Некоторые из них обошлись мне дорого. Я не хочу, чтобы так вышло и на этот раз. Словом, приношу свои извинения за сцену в музыкальной комнате.

«Прекрасно», – подумала Лидия. Теперь, когда он извинился, ей стало гораздо, гораздо легче! Мир снова

прекрасен, жизнь безоблачна! Ну нет! Этого слишком мало, чтобы пролить бальзам на ее сердечную рану.

– Что еще я могу сделать, чтобы заслужить прощение? – продолжал Сэм очень мягко. – В данный момент, боюсь, ничего. Как ты смотришь на то, чтобы забыть прошлое? Вычеркнуть его – и точка? А за шляпу спасибо, хотя и с большим опозданием.

– Пожалуйста! – буркнула Лидия.

Запоздалые извинения плюс запоздалая благодарность. Превосходное воздаяние за все, что ей пришлось пережить по милости этого… этого… Гнев вскипел заново, стоило только вспомнить красочные эпитеты, которыми Сэм наградил ее на потеху многочисленным зрителям.

– Я вот что думаю, – продолжал Сэм, не замечая перемены в ее настроении. – Я думаю, начнем с того, что ты встанешь на четвереньки, задом ко мне. Так мне будет легче снять с тебя панталоны.

– Что?! – вскричала она. – Да ты с ума сошел! Ты что, не видишь, что я в ярости? Мне ненавистен даже твой вид, не говоря уже о прикосновениях!

– Это пройдет, – сказал он убежденно, самонадеянный, как все американцы.

Лидия упрямо сжала губы. Очевидно, ей придется чем-то поступиться, чтобы Сэм наконец оставил ее в покое. Пусть забирает эти проклятые панталоны и убирается!

– Жаль, что я сразу не бросила их тебе в лицо! Надеюсь, теперь ты будешь доволен.

Она наклонилась и запустила руки под подол, где они затерялись в шуршащей пене черной ткани: шелка платья, тюля отделки, кружевных нижних юбок. Что за нелепость эта женская одежда!

– Вот, – сказала она наконец, бросая Сэму шелковые панталоны, тоже черные.

Он их поймал с неразборчивым возгласом благодарности, расправил и зарылся в них лицом. Это неслыханно! Лидия почувствовала, как пылают ее щеки.

– Чудесно, милая. Осталось заплатить штраф – и мы в расчете.

– Какой еще штраф?

– Большой, просто громадный, – сказал Сэм с нажимом. Он уже снова ухмылялся своей бессовестной улыбкой.

Неужели это никогда не кончится?

– Никакого штрафа! – отрезала Лидия. – Ты получил свой выигрыш. Мы уже в расчете.

– Это называется «получить выигрыш»? – хмыкнул он. – Мне пришлось ждать целую неделю, выпрашивать, умолять… только что не валяться у тебя в ногах! Мало того, что ты лично указала мне на дверь и всячески старалась выжить из этого дома, на меня ополчилась и вся твоя семья: мать, как я слышал, наводила обо мне справки, отец пытался выведать мои секреты, а брат изводил шуточками. А на что мне пришлось пойти, чтобы добраться сюда – о, ты не знаешь! Я вылез через окно своей комнаты, по карнизу добрался до библиотеки и чуть не свернул шею, взбираясь по водосточной трубе. И ты еще говоришь «никакого штрафа»!

Сэм отыскал глазами газовый вентиль. Прикрутил его. Один за другим погасли газовые рожки, и гардеробная, не имевшая окон, погрузилась в темноту. Единственным источником света осталось окошко, прорубленное над дверью для вентиляции. Поскольку некому было зажечь свет в спальне, оно выделялось на стене едва заметным серым прямоугольником и скорее подчеркивало полное отсутствие освещения, чем давало возможность что-то рассмотреть. В этом полном мраке прозвучал тихий чувственный смех. Она не могла видеть Сэма, зато хорошо его слышала. Вот он приблизился сбоку, коснувшись на ходу ее бедра. Вот обошел ее под стук сталкивающихся вешалок с одеждой. Он был совсем рядом и при этом неуловим.

– Сэм… – окликнула Лидия неуверенно. Он не ответил.

– Сэм, я боюсь темноты!

– Но ведь не так сильно, как раньше, правда?

Голос прозвучал над самым ухом, заставив Лидию сильно вздрогнуть. Однако она не протестовала, когда Сэм за плечи повернул ее к себе и взял ее лицо в ладони. Губы его приблизились – она определила это по волнующему запаху выпитого им за ужином коньяка. В кромешной тьме гардеробной Лидия была напугана и возбуждена. Зубы Сэма прихватили ее нижнюю губу, слегка потянули и отпустили. Снова послышался тихий смех.

– Лидди… – прошептал Сэм.

Никто никогда не называл ее так. Это уменьшительное имя было навсегда связано для Лидии с Сэмом. Как хорошо, что он произнес его! В ней словно что-то разомкнулось, и она без протеста приняла поцелуй в выемку плеча.

– А теперь, – сказал Сэм, – ты встанешь на четвереньки. Все крохотные волоски на ее теле поднялись дыбом от

этих слов. Там,, на пустошах, в своем сказочном мире, они преступали все границы, когда любили друг друга. Ни один из них не стеснялся просить всего, чего хотел. Но встать на четвереньки в родном доме, в собственной гардеробной – это уж слишком. Лидия притворилась, что не расслышала.

– Что ты сказал? Сэм охотно повторил.

– Нет, ни за что!

Тогда он взял ее за талию. Лидия и обрадовалась тому, как крепки, надежны его руки, и встревожилась, когда они без малейшего усилия повернули ее и обвились вокруг, привлекая ближе. Сэм положил ладонь ей на живот и слегка погладил, как бы пробуя его на округлость. У Лидии вырвался дрожащий смех. Она хотела этого мужчину, отчаянно нуждалась в нем с первого же дня разлуки. Но что за будущее ожидает двух законченных упрямцев? Как они будут жить – без конца препираясь?

– Ну? – поощрил Сэм. – На четвереньки, живо! Лидия попробовала вырваться. Он поймал ее руки, завел

за спину и обхватил одной рукой оба ее запястья сразу. Это странным образом перекликалось с тем зловещим сном, когда она беспомощная, была в полной его власти.

Точно так же мужская рука приподняла волосы у шеи. Но вместо колючего холода Лидия ощутила на спине горячее прикосновение губ. Она закрыла глаза.

Когда руки снова оказались свободными, она уже не помнила о том, что собиралась вырваться. Мягкое, но требовательное нажатие на плечи заставило ее опуститься на четвереньки. Трудно сказать, как ему это удалось, но Сэм и в полной темноте расстегнул оставшиеся пуговки. В этом деле он был ловчее Роуз, еще девочкой поступившей в горничные. Не потрудившись снять с Лидии платье, он лишь стянул его немного, чтобы освободить груди, потом просунул ладони под все юбки сразу – туда, где Лидия уже была обнажена, с тех пор как отдала ему панталоны.

Подняв подол повыше, Сэм взял Лидию сзади. Это было лихорадочное, жадное слияние. Зная, что на этот раз он и не подумает отстраниться, она с нетерпением предвкушала то, как они наконец разделят наслаждение. Но она не могла предугадать, как все будет. О том, что Сэм полностью отпустил себя на свободу, говорили его приглушенные крики и стоны. Его неистовство передалось Лидии, и когда она ощутила первый судорожный толчок его разрядки, что-то в ней ответно сжалось, стиснуло его плоть, быстро нарастая и учащаясь, раскачивая все тело, словно на качелях. Это было самое упоительное ощущение, какое ей когда – либо приходилось испытывать.

Когда Лидия опомнилась, она все еще стояла в той же непристойной позе. Она так и подумала – непристойной, впервые со всей полнотой понимая, что в физической любви нет и не может быть никакой благопристойности.

Сэм не разжал объятий даже тогда, когда они разом повалились на бок. Должно быть, Лидия задремала, потому что очнулась от своего сладкого забытья, только когда Сэм легонько потряс ее за плечо и приложил палец к губам. Потом указал на окошечко над дверью. Оно слабо светилось – в спальне кто-то был.

– Мне придется ускользнуть как-нибудь незаметно, – прошептал он ей на ухо. – Я уеду, но перед

отъездом хочу попросить у виконта твоей руки. Ни минуты не сомневаюсь, что он ответит категорическим отказом. Я не буду настаивать, но завтра утром объясни ему, в чем дело. Или это сделать мне, уже сегодня?

– Нет, нет!

Это вырвалось непроизвольно. Лидия и сама не знала, какой вариант для нее предпочтительнее.

– В любом случае не тревожься. Я обо всем позабочусь. Ах, Сэм! Опять он играет в рыцаря без страха и упрека. И

что же, теперь ей всю жизнь прятаться за его спину?

– Я сама поговорю с отцом, – решилась Лидия. – Куда ты направишься?

– В ту же гостиницу.

– Понимаю…

Ей хотелось слышать слова любви, хотелось, чтобы их с Сэмом связывало нечто большее, чем физическое тяготение. Когда речь шла о постели, все было в полном порядке. Быть может, на целом свете не было пары, до такой степени созданной друг для друга физически. Если бы только этого было достаточно!

Три дня на пустошах научили Лидию главному: хочешь распоряжаться своей судьбой – будь независимой. Двадцать четыре года она жила по указке родителей. Стоило отведать свободы, как появился Сэм. Он готов был вызволять ее из малейшей неприятности, сдувать с нее пылинки так же, как годами сдували отец и мать. Что, если они, все трое, найдут в этом общий язык? Что, если начнут строить для нее планы на будущее уже втроем? А ведь она еще только нащупывала точку опоры, только училась понимать себя. Если опереться на подставленное плечо, снова придется жить по чужой указке.

Лидии вспомнился сон про сумасшедшего аптекаря, смешивавшего для нее лекарство. «Довольно лекарств», – подумала она с вызовом. Поздно! Она уже впустила в свою жизнь благотворный ветер с пустошей.

Довольно лекарств! Она научилась обходиться без них.

Глава 23

Дом управляющего имением стоял у главных ворот, в начале подъездной аллеи, и тем самым был первым строением, на которое падал взгляд гостя. Именно здесь и встретились на другой день все заинтересованные лица: виконт и виконтесса Венд, управляющий, нотариус, по два счетовода с каждой стороны и личный секретарь виконта. Ну и, конечно, Лидия с Сэмом – виновники происходящего.

Мужчины сидели за длинным столом. Виконтесса стояла, демонстративно отвернувшись к окну, и молча кипела от злости. Лидия расположилась в сторонке, в просторном кресле. В этот день Сэм явился в костюме, безукоризненном даже с точки зрения самого придирчивого ценителя. Он являл собой воплощение богатого жениха.

Довольно скоро выяснилось, что один из «счетоводов» Сэма – его адвокат, а другой – «секретарь посольства, откомандированный в личное распоряжение чрезвычайного и полномочного представителя Соединенных Штатов Америки». Лидия не сразу поняла, что речь идет о Сэме.

Это был не то случай, когда брачный контракт обсуждался с улыбкой. Брак был предписан беременностью, а значит, каждая сторона намеревалась доказать свое. Вид виконта и виконтессы говорил: если жених хоть в чем-то заупрямится, он жестоко об этом пожалеет. Сэм, со своей стороны, давал понять, что поставить его на колени будет непросто и что Англии никогда не удастся выкрутить руки Америке.

– Мы собрались здесь для того, – начал виконт, – чтобы позаботиться о будущем Лидии. Надеюсь, все мы единодушны в том, что брак должен послужить к ее всемерному благополучию, в первую очередь в финансовом отношении.

Благополучие! За двадцать четыре года это слово навязло у Лидии в зубах. «Мы должны присматривать за нашей слабой и беззащитной доченькой!» «Вот твой тоник, Лидия». «Останься сегодня дома: на улице сыро». «Нет, продолжать образование тебе не по силам!» «Мы любим тебя и сами обо всем позаботимся».

Не это ли сказал вчера Сэм? Эти трое были богаты и влиятельны, а она… она была как бы при каждом из них и ничего собой не представляла. Так уж повелось, ей бы следовало смириться и принять свой удел. Вот только чем дальше, тем больше хотелось взбунтоваться.

Устав от сухого юридического языка, Лидия переменила позу, намеренно громко зашуршав юбками. Все взгляды ненадолго обратились к ней, потом разговор возобновился.

А Лидия с растущим раздражением думала о том, что и в самом деле слаба и беззащитна, особенно в финансовом отношении. Супруга может пострадать от злонамеренных или недальновидных действий своего супруга, если ее имущество не было должным образом защищено от его посягательств. Именно это подразумевалось в каждом слове, в каждой фразе, что слетала с уст родителей Лидии. Они не скрывали, что не доверяют этому чужаку, но больше всего им не нравилось то, что преимущество было полностью на его стороне: ничто не ставит невесту в столь невыгодное положение, как внебрачная беременность.

Разумеется, все были настолько деликатны, что ни словом не упоминали об «интересном положении» Лидии – как о чем-то порочащем, позорном. Это не важно, думала она, стискивая зубы. Главное, делайте свое дело. Она никому не доставит хлопот, она пойдет на поводу, потому что не хочет стать отщепенкой и в одиночку воспитывать ребенка где-нибудь на задворках общества. Более того, она готова связать свою жизнь с отцом этого ребенка, потому что любит его и

желает. Из всех, кто здесь собрался, у нее самая невыгодная позиция.

Итак, Лидия выслушала по очереди своих родителей и Сэма. Все они только и думали, что о ее благополучии. Началось скрупулезное обсуждение пунктов брачного контракта. Деньги, недвижимость, что имеется в наличии уже сейчас, что поступит в распоряжение по праву наследования. Обсуждалась сделка, именуемая браком.

Когда Сэм объявил полную сумму своего состояния, все в комнате переглянулись, а Лидия переспросила, решив, что ослышалась. Девять миллиардов. У него была недвижимость в Техасе, Массачусетсе, Иллинойсе и Виргинии. Оказывается, Сэм все-таки был богат, как Рокфеллер, и при этом так скромен, что извинился за допущенную неточность!

– Ради Бога, прости, Лидди! Я и в самом деле думал, что до Рокфеллера мне далеко, но сегодня утром получил телеграмму, и – представь себе! – оказалось, что я ошибся. Так сказать, отстал от жизни.

Лидия искоса взглянула на мать. Виконтесса непроизвольно покачала головой. Надо же, ей предоставили устаревшие сведения! В стране всеобщего процветания – Америке – все менялось к лучшему буквально на глазах! Что касается виконта, по мере обсуждения он изъяснялся все резче, а его требования К жениху все ужесточались.

– Жить вам придется в этом доме! – отчеканил он.

– Не могу вам этого обещать, – спокойно возразил Сэм. – Это зависит от того, какие намерения будет иметь на мой счет госдепартамент Америки.

– Ну хорошо! – Виконт нелюбезно поджал губы. – А как вы намерены поступить с недвижимостью, которую мы даем в приданое за Лидией? Ей принадлежит городской дом в Лондоне и имение здесь, в провинции. Шатаясь по белу свету, вы не сможете возить с собой в багаже кусок Англии!

– При первой же возможности я съезжу взглянуть на дом и имение, а уж потом решу.

Виконт нахмурился: он ожидал более конкретного ответа.

– Для человека состоятельного вы ведете чересчур скромную жизнь, – заметила виконтесса, не поворачиваясь от окна.

– Правда? Не замечал. – Сэм бросил осторожный взгляд в сторону Лидии. – Полагаю, как человек женатый, я изменю стиль жизни. Деньги пригодятся.

Внешне Лидия осталась спокойной и серьезной, но мысленно расхохоталась. Изменить стиль жизни! Разве он на это способен? Ее мать не понимала и не могла понять Сэма. Он жил так, как хотел, не потому, что был выходцем из низких слоев и просто не умел распорядиться своим богатством. На деле, глубоко в душе он так и остался ковбоем, в поте лица зарабатывающим свой хлеб. Его потребности были невелики. Само по себе это заслуживало уважения, вот только у каждой медали есть оборотная сторона. Сэм еще и считал, что не заслуживает иного образа жизни. Если сама она лишь недавно научилась на себя сердиться, то он был рассержен на себя большую часть своей жизни. Он умел сбивать с людей спесь, но попутно сбивал ее и с самого себя. Хотя Лидия была от этого не в восторге, она знала, что не в силах изменить положение дел. О да, из всех собравшихся у нее была самая невыгодная, самая подчиненная позиция.

Между тем разговор перешел на обряд венчания.

– Я готов венчаться где угодно и когда угодно, – заявил Сэм.

– Только не забудьте явиться к алтарю, – ядовито заметила виконтесса.

Если бы в ее распоряжении был яд кураре, она бы не задумываясь выпустила не только словесную стрелу. Еще бы, ведь ее принуждали к откровенно неравному браку – браку между титулом и большими деньгами. Для женщины светской это было невыносимо! В ее глазах жених был богатым выскочкой.

– Я поступлю, как следует, – сказал Сэм, кротко проглотив упрек.

– Не только ты, – подала голос Лидия. – Нам всем придется поступить именно так, как следует. Ведь если правда выплывет наружу, все газеты раструбят, что американский посол взял в жены дочь пэра уже обесчещенной. То, что он же ее и обесчестил, дела не исправит.

Все снова повернулись к ней с таким видом, словно худшее уже случилось. Оба нотариуса приоткрыли рты и дружно наклонились через стол, ловя каждое слово. Очевидно, они не были в курсе всех деталей.

– Вот что, ваше превосходительство посол, вам совсем не обязательно прикрывать мой грех.

Теперь уже каждый приоткрыл рот. Лидия и сама ужаснулась собственным словам, но не могла остановиться. Она не желала становиться женой Сэма только потому, что так «следовало». Он не обязан был с ней венчаться. Там, на пустошах, он сделал все, что мог, чтобы предотвратить ее опрометчивый поступок.

– Что? – спросил Сэм озадаченно.

– У тебя не слишком счастливый вид.

– А с чего мне быть счастливым? Я бы предпочел взять тебя в жены на других условиях.

– На каких это? – спросила она с подозрением.

– Мне больше по душе брак по любви. Вот если бы ты сказала, что любишь…

Лидия отпрянула. Она и сама еще не слышала слов любви. Когда речь заходила о чувствах, на Сэма нападала немота. Она прикинула, не ответить ли отповедью, но сдержалась.

– Я люблю тебя, – сказала она, вложив в эти слова всю душу.

Долгое-долгое время – не меньше минуты – Сэм в полной тишине смотрел на нее большими глазами, потом счастливо улыбнулся.

– Она меня любит! – сообщил он собравшимся как великое откровение.

Наступила тишина, Сэм продолжал счастливо улыбаться. Виконтесса тихо кипела от злости. Виконт нетерпеливо стучал по столу тупым концом карандаша.

– Ну? – сказал он наконец.

Это вывело Сэма из счастливого ступора.

– Что «ну»?

– А вы любите Лидию?

– Я же на ней женюсь!

– Послушайте, вы, ковбой! – рявкнул виконт (Лидия была поражена: она ни разу не слышала, чтобы отец обозвал кого – либо или повысил голос). – Я вижу, у нас с вами разный подход к делу! Немедленно отвечайте, любите вы мою дочь или нет!

Сэм опешил.

– Само собой, – сказал он, пожимая плечами.

– Что «само собой»?!

– Я ее захотел в ту самую минуту, когда протрезвел и увидел, как она надо мной склоняется…

Виконтесса фыркнула. На смуглых щеках Сэма проступил румянец.

– Я хочу сказать, я захотел, чтобы она была со мной! – Он набрал в грудь воздуху, словно собирался сделать признание, но стушевался и буркнул: – Я не знаю, что буду делать с имением и лондонским домом. Они мне ни к чему! Я…

– Учтите, – перебил виконт, – здесь вы не имеете права продавать недвижимость! И покупать тоже! Английская земля связана с давними традициями, это… это наследие! И вообще, нас глубоко печалит тот факт, что Лидия выходит замуж за – иностранца!

С тем же успехом он мог бы сказать: за чужака, за постороннего, за человека иного круга. «Не отнимайте у нас дочь! Мы не хотим лишиться этой сладкой обузы – сдувать с нее пылинки, холить ее и лелеять!»

– Одним словом, я не дам согласия на брак, пока вы не примете все наши условия! В числе прочего вы должны жениться по любви!

– А вас это не касается, – осторожно заметил Сэм.

– Еще как касается, – отчеканил виконт, со скрипом отодвигая стул и выпрямляясь во весь рост. – По-вашему, отцу безразлично, будет ли муж любить его дочь, будет ли она счастлива в браке? Если у вас недостало ума влюбиться в Лидию, вам ее не видать, как своих ушей! Я не посмотрю даже на ее положение – которое, кстати сказать, является прямым следствием вашего преступного недосмотра!

– Ладно, черт возьми, – сказал Сэм надменно (что у него означало оскорбленное достоинство). – Я люблю вашу дочь, я по ней с ума схожу. Могли бы и сами догадаться, раз уж вы такой умный. Иначе с чего бы я затеял эту женитьбу?

– Ради ребенка.

– В этом есть доля правды, – произнес Сэм мягче. – Я рад, что Лидия беременна. Но главное в том, что я не могу без нее жить. Я по уши влюблен. Ну, довольно с вас?

– С меня уж точно довольно! – сказала Лидия, которая последние несколько минут сидела, спрятав лицо в ладони. – Если желаете, можете продолжать без меня, но тогда уж и на венчании обойдитесь без моего присутствия. Вот что, Сэм ты думаешь, что можно публично унизить меня, а потом исправить дело простым извинением. Точно так же ты уверен, что можно походя, небрежно признаться в любви, даже не обращаясь при этом ко мне. Твой девиз: «Кому надо, тот поймет». Нет уж, это не по мне. Женщине нужно, чтобы о любви к ней кричали на весь белый свет! Любовь – это не совсем то же самое, что постель. Там ты можешь не затрудняться, страсть сама расскажет все, что нужно. А вот в любви нужно соблюдать маленькие милые формальности, нужно делать красивые жесты. Если ты еще не понял этого, очень жаль. – Она повернулась к ошеломленным родителям. – Папа, мама, не поймите меня превратно. Я доверяю Сэму, на него можно положиться. Просто я думаю, что мы с ним не уживемся – мы слишком разные. Вам будет тяжело это принять, но знайте: я готова сама растить ребенка. Я была бы счастлива выйти за Сэма, но не за такую цену.

Высказавшись, Лидия направилась к двери. Ей некогда было рассиживаться – дел накопилось по горло.

– Что это значит? – закричал Сэм ей вдогонку. – Я думал, ты сама всего этого хочешь!

– Куда ты, Лидия? – вскричала виконтесса.

– Куда ты? – поддержал виконт.

– Лидди! – крикнул Сэм в отчаянии.

«Вот и хорошо», – с грустью подумала та. Может быть, отчаяние излечит его от хронической неприязни к самому себе. Когда она уже взялась за ручку двери, родители хором вопросили:

– Скажи наконец, куда ты, Лидия?

– Как куда? На стрельбище. На носу общеанглийский турнир по стрельбе из лука, надо как следует потренироваться.

Выходя на солнечный свет, Лидия чувствовала себя прекрасно. Ни тошноты, ни головокружения. Это было очень кстати. Денек выдался выигрышный, самый подходящий для тренировки.

У себя в комнате, переодеваясь для стрельбища, Лидия размышляла о том, как будет жить дальше. Она чувствовала не радостную приподнятость, а ответственность за зреющую в ней жизнь. Это будет нелегко. Мать решит, что, ее поступок покрыл их всех позором и, может быть, даже отвернется от нее. Отец будет опечален, но он ее не оставит. Отец никогда не был полноценным членом высшего общества, он сумеет пережить всеобщее осуждение.

А как насчет ее самой? Ребенок заполнит ее жизнь целиком. Какое счастье, что она уже отказала Боддингтону и теперь не должна проходить через тягостное объяснение. А Сэм? Ему она не отказывала. Если он захочет стать ей любящим мужем, что ж, милости просим! А если не захочет, так тому и быть. И в том, и в другом случае от нее это уже не зависит.

Возможно, им не стоит терять друг друга из виду, есть смысл оставаться любовниками. Он будет приезжать в гости, будет, изголодавшись по ней, преследовать ее по всему дому, будет качать ребенка на коленях и подбрасывать к потолку. И уезжать, потому что они так и не смогут разрешить свои разногласия. Так или иначе у нее будет чем жить. Она не нуждается в деньгах – сегодня это выяснилось окончательно. По мере того, как живот станет все более заметен, люди начнут ее сторониться. Но не все. Ведь если верно, что друзья познаются в беде, это самый подходящий момент узнать, кто в самом деле ей друг, а кто нет.

Нельзя сказать, чтобы Лидия не чувствовала трепета, в том числе и за судьбу ребенка. Носить клеймо незаконнорожденного – тяжкий удел. Она поклялась, что отдаст ему всю любовь, на какую только будет способна, что сумеет взрастить в нем чувство собственного достоинства и умение не склоняться перед людским предубеждением. Лидия и сама намеревалась жить по этому правилу. У нее и в мыслях не было прятаться по темным углам, она собиралась нести свою беременность гордо, как независимое государство несет свой флаг. Никто не заставит ее устыдиться ни того, что она отдалась любимому мужчине, ни того, что носит под сердцем его ребенка.

Проходя через розарий к дорожке на стрельбище, Лидия улыбалась. Она ощущала в себе великую силу и способность буквально на все. Ей казалось, что вокруг веет животворный ветер с пустошей. Он прилетел, чтобы остаться с ней навсегда.

Она вышла на стрельбище энергичным шагом здоровой и счастливой женщины. О да, она была способна на счастье – и важно было даже не то, что она умела это счастье ощутить, а то, что готова была за него бороться.

Глава 24

Вернувшись домой уже в сумерках, Лидия наткнулась в холле на весьма необычную сцену: Клив стоял, положив одну руку на стену, а другую на перила лестницы, не давая Роуз ускользнуть из угла, куда он ее загнал.

– Что это значит? – полюбопытствовала Лидия.

Ее брат сильно вздрогнул, но рук не убрал.

– А, это ты, – сказал он с облегчением, бросив взгляд через плечо. – Понимаешь, мне надоело быть в стороне от событий, а Роуз, как всегда, в курсе.

– Я не сказала ни слова, – мрачно сообщила горничная. Это была хоть и короткая, но фраза. Все последние дни

Лидия слышала от нее только «да, мисс» и «нет, мисс».

– Спасибо! – прочувствованно сказала Лидия. – Отпусти ее, Клив.

Тот послушно отступил. Горничная стремглав юркнула на «черную» лестницу, словно он мог в любую минуту за ней погнаться. Глядя ей вслед, Лидия с беспощадной ясностью поняла, что выбрала для признаний не того человека. Роуз была ни в чем не виновата, она просто не могла принять того, что считала грехопадением. Но ведь не все люди таковы!

– Клив, – сказала она брату, – я беременна от Сэма Коди. Он и глазом не моргнул.

– Что беременна, для меня новость, но вот что от мистера Коди – догадаться нетрудно. Мои поздравления, сестричка!

– А поздравлять не с чем. Я за него не выйду.

– Вот как? – задумчиво произнес брат. – Это будет нелегко, но ничего – ты справишься. – Немного поразмыслив, он предложил «гениальное» решение проблемы: – Оставайся здесь и живи как ни в чем не бывало. Все равно когда-нибудь я унаследую этот замок. Я положу тебе отличное содержание, какое захочешь.

– Спасибо, но это ни к чему. Лондонский дом записан на мое имя, там я и буду жить. Мне всегда нравилась городская суета.

Лидия подумала, что все ее домашние, за исключением главы семьи, предпочитают столицу провинции.

– Как скажешь, но я стану тебя навещать и выводить ребенка на прогулку.

– Знаешь, ты кто? – с нежностью спросила Лидия. – Парень что надо!

Клив молча заключил ее в объятия. Несколько минут они стояли, греясь в лучах взаимной привязанности. Лидия была совершенно счастлива по одной лишь причине, что кто-то все о ней знал и тем не менее принимал ее такой, какая она есть. Наконец Клив звучно хлопнул ее по спине, отстранил и пытливо вгляделся в глаза.

– А теперь выкладывай, что на все это сказали они. – Кто?

– Родители, кто же еще?

– Это все потрясло их до глубины души. Жаль, что так вышло. Они заслуживают лучшего.

– Возможно, возможно… – рассеянно произнес Клив. – А все мать! Старушка не признает отклонений от нормы. Страшно жаль, но может статься, что любимый сын тоже разобьет ее сердце. Конечно, только в том случае, если правда выплывет наружу. – Он вздохнул и развел руками. – Увы, когда человек влюблен, он непременно совершает промах и выдает себя, так уж устроен мир.

– Ты влюблен? – изумилась Лидия. – Рассказывай! Для начала я хочу знать имя.

– Барнаби.

– То есть как? Это же мужское имя!

– Вот почему так важно держать все в секрете, – смущенно сказал Клив.

Бог знает почему, Лидия засмеялась. Она зажала рот рукой, но веселый смех так и рвался наружу. Через полминуты брат и сестра уже хохотали, обливаясь слезами и склоняясь друг другу на плечо.

Они друг друга стоили. Они были удачливее многих. Взять, к примеру, ее, Лидию. Здоровая, крепкая, способная иметь детей и к тому же не без средств к существованию. Перед ней сто дорог, а за спиной семья, пока еще глубоко потрясенная поворотом событий, но семья, которая не оставит, не бросит на произвол судьбы.

– Удача на нашей стороне, – сказала Лидия Кливу, отсмеявшись.

– Разумеется, – согласился он и чмокнул ее в макушку.

Накануне турнира Лидия спускалась в холл, где брат ждал ее, чтобы проводить на место сбора. Отец как раз возвращался в кабинет с утренними газетами. Он что-то читал на ходу, безразличный к окружающему. Когда они поравнялись, Лидия увидела, что это письмо чудовищных размеров – страниц десять, не меньше. У отца был такой вид, что она сочла нужным его окликнуть.

– Что-нибудь случилось?

– О! – Виконт остановился и бросил вокруг недоуменный взгляд, как человек, полностью позабывший об окружающем его мире.

Потом снова вгляделся в мелко исписанный лист, сильно сдвинув брови. Казалось, он не может разобрать почерк.

– От кого это?

– Это? – Он в изумлении покачал головой. – От твоей матери.

Глава 25

Общенациональный турнир по стрельбе из лука был открыт для любого англичанина и призван выявить нового Вильгельма Телля как мужского пола, так и женского. Большинство участников состояло в том или ином обществе, хотя попадались и такие, что выступали в частном порядке. Лидия Бедфорд-Браун стояла в списке как представитель клуба «Торнвудский лесничий». Победитель определялся по очкам, но подсчитывались они иначе, чем в состязании между Сэмом и Лидди. Сколько ни вслушивался, он так и не сумел понять из разговоров на зрительских трибунах, как именно происходит подсчет. Судя по всему, была некая обязательная программа, и упор в ней делался на общее мастерство и стабильность прицела, а вовсе не на удачливость. Если лучник почти всегда попадал в желтое, но время от времени допускал промах мимо цели, он набирал меньше очков, чем тот, кто неизменно попадал в красное. Таким образом, наивысшее количество набранных очков не гарантировало чемпионского титула и вполне могло отодвинуть участника на второе место.

Всего мест было четыре. К каждому прилагались кубок, денежный приз от устроителей турнира и многочисленные частные пожертвования. Например, королева внесла двадцать пять фунтов, с тем чтобы их вручили тому, кто выйдет в победители по очкам.

Утро выдалось дождливое, но зрители начали рано стекаться к месту турнира. Повсюду яростно заключались пари. Не зная правил, Сэм поначалу только присматривался, потом пустился в расспросы и узнал, что лучник, трижды подряд попавший в желтое, получал шиллинг от каждого участника того же пола, что и он сам. Немало участников покидало турнир с сильно облегченным карманом.

В этом году состязание проходило на местном ипподроме. Это было тем удобнее, что не требовалось воздвигать временные трибуны для зрителей. На ровной, ухоженной травке было расставлено общим счетом тридцать мишеней, по пятнадцать с каждой стороны ровного овала. За стрельбищем, напротив трибун, был разбит большой шатер. Слева с нему прилегал помост для оркестра, справа – шатер поменьше. Эти экзотические сооружения предназначались для организаторов и участников турнира. Оркестранты не слишком охотно стекались на помост: незадолго до этого их прогнал оттуда ливень. Из 195 лучников 108 были женского пола. По мере того как расчищалось небо, зрителей на трибунах становилось все больше.

Ко всеобщему облегчению, погода как будто наладилась. Мужчинам не повезло: им пришлось стрелять с сотни ярдов под моросящим дождем. Когда он перешел в ливень, разбежались и зрители, и участники турнира. Это повторялось до самого полудня: ливень перемежался сильным порывистым ветром, осложняя лучникам прицел. Кое-кому не повезло настолько, что большая часть стрел попала в чужую мишень.

Лишь во второй половине дня развиднелось, ветер не то чтобы совсем унялся, но ослабел до умеренного. К ипподрому вновь начали съезжаться элегантные экипажи. Публика выражала надежду на то, что оставшаяся часть турнира пройдет без препон. Среди собравшихся были виконт и виконтесса Венд, их сын, барон Лорчестер (проще говоря, Клив), а также маркиз и маркиза Мотмарш. Все они поднялись на верхнюю трибуну, где к ним присоединился Боддингтон. Вокруг Сэма зашептались, что дочери маркиза и виконта в этот день соперничают за чемпионское звание. Это означало, что Лидди все-таки здесь. До сих пор Сэм ее не видел и мало – помалу начал беспокоиться. Его сосед по трибуне высказался в том смысле,. что на любом турнире это побочный вид спорта – высмотреть в толпе как можно больше титулованных особ. К счастью, титулованные особы пока еще не высмотрели в толпе некоего Сэма Коди. Тем лучше, в этот день он предпочитал держаться в сторонке. С тех пор как его вышибли из замка, он проживал в гостинице.

Минут пять спустя появился сенатор Петере с женой и дочерью. Когда они уселись, Сэм потихоньку подобрался ближе, заметил рядом с Гвен свободное место и поскорее его занял. Так он вновь оказался бок о бок с женщиной, за которой ухаживал два года и которую дважды заставил напрасно ждать у алтаря.

Первый же беглый взгляд в его сторону заставил Гвен напрячься, губы ее шевельнулись. Сэм понял, что сейчас его попросят удалиться. Он не стал ждать.

– Прежде чем ты обрушишь на меня свой праведный гнев, позволь хотя бы высказаться. Прости, что так вышло, Гвен! Честное слово, мне очень жаль. Не важно, что у меня были за причины, ты права, что порвала со мной. Я был никчемным женихом и скорее всего стал бы никчемным мужем.

С губ Гвен так и не сорвалось ни слова. У нее был красивой формы рот, а лицо представляло собой правильный овал. Она и правда была на редкость хороша.

– Согласись, ведь все к лучшему, – проникновенно продолжал Сэм, воодушевленный ее молчанием. – Теперь у тебя есть шанс найти настоящего человека.

Гвен обратила к нему непроницаемый взгляд, слегка кивнула и снова повернулась к зелени ипподрома.

– Надеюсь, у тебя все в порядке? – полюбопытствовал Сэм.

– Конечно.

Голос ее тоже не оставлял желать лучшего – напевный, музыкальный голос. Сэм вспомнил все, что когда-то находил в ней привлекательного. И не он один: где бы Гвен ни появилась, мужчины неизменно провожали ее глазами. Бывали дни, что ее женственная прелесть ослепляла. Но странное дело: хотя все это оставалось прежним, теперь Сэм отмечал достоинства Гвен лишь разумом, а никак не сердцем. Его нисколько к ней не влекло. С тем же успехом он мог бы любоваться в магазине изящной музыкальной шкатулкой. Снять ее с полки, открыть и прослушать нежный мотив, но не купить, а поставить на прежнее место. Он нуждался не в красивой вещице, а в женщине из плоти и крови.

– Вот и хорошо, – сказал Сэм и улыбнулся Гвен, не заботясь о том, что она этого не видит.

Он чувствовал нечто странное – довольство. Едва ли не впервые в жизни он был в ладу с самим собой, словно закрыл наконец книгу, которая его не увлекала, и готовился перейти к другой, несравненно более интересной.

А потом он отвлекся, так как высмотрел на поле главную титулованную особу своей жизни – Лидди. Наткнувшись на нее взглядом, он бессознательно поднял руку для приветствия. Разумеется, Лидия его не заметила. Она стояла в толпе других лучниц у самого входа в шатер, откуда только что появилась. Сняв перчатку, она пробовала ветер на направление и силу. Сэм нашел языком «счастливый» зуб и пожелал, чтобы воцарилось полное безветрие.

Но воцарилась только тишина. Зрители дружно вытянули шеи, следя за тем, как жюри устанавливает очередность. Дерн ипподрома так пропитался водой, что участницы турнира надели галоши. Тем не менее солнце пригревало, оркестр встряхнулся и спешно настраивал инструменты, помощники проверяли мишени. По звуку рожка лучницы заняли свои места. Сигнал флажком – и турнир на кубок Англии среди женщин начался.

Первая его часть заключалась в том, что пятнадцать лучниц синхронно выпускали по три стрелы подряд. Сэм этого не знал и засыпал окружающих вопросами. Поначалу удивленные, англичане принялись наперебой объяснять ему суть состязания.

После первого «залпа» леди дружно, нога к ноге пересекли зеленое поле и встали спиной к мишеням. Второй тройной «залп» был дан в противоположном направлении. Так как все участницы оделись в красочные костюмы, зрелище получилось эффектное. Хотя Лидия не попала в первую группу луч – ниц, Сэм с удовольствием наблюдал синхронность их действий: четкий шаг шеренги; поворот; движение руки за спину, в колчан со стрелами; прицел и, наконец, дождь стрел.

Лидди вышла на поле в составе второй группы, и вот тут уже Сэм не выдержал. Он находился слишком высоко, в почетной части трибун, а значит, далеко от места действия, и не мог разглядеть всех подробностей. Он начал пробираться вниз.

У судейского шатра его остановил контролер. Сэм нахально представился тренером мисс Бедфорд-Браун. Молодой человек засомневался. Сэм настаивал. Тогда тот подошел ко второй группе, все еще ожидавшей своей очереди, и обратился за подтверждением прямо к Лидии. Та повернулась, глянула на Сэма и утвердительно кивнула.

Передний полог просторного прямоугольного шатра был поднят, в глубине виднелись стулья и столы с прохладительными напитками. Увы, все это было не так близко от стрельбища, как казалось с трибун. Сэм начал подкрадываться к самой линии прицела с риском получить шальную стрелу. Кто-то из судей резко его окликнул и жестом приказал убраться. Пришлось отойти в сторонку.

Первые три стрелы Лидия послала в желтое. Другим лучницам пришлось дать ей по шиллингу, которые она приняла с большим достоинством. На поясе у нее было два кошеля в тон к отделке костюма, в каждом из них оказалось примерно по пятидесяти монет.

Второй «залп» увенчался попаданием в белое, красное и самый центр желтого круга. Вот это последнее было просто отлично (еще никто из участниц не сделал подобного выстрела) и давало Лидди шанс на почетный приз за лучшее попадание. В углу ее мишени была сделана соответствующая отметка. Сэм был в полном восторге. Он ни минуты не сомневался, что Лидди добьется чемпионского титула. Из всех участниц она была самой опытной, самой хладнокровной, не говоря уже о том, что самой-самой красивой.

В конце концов Сэм отвлекся и размечтался. «Лидди победит, непременно победит», – думал он, глядя в пространство. А он добавит к ее выигрышу маленький специальный приз от Сэма Коди. Он скажет, что любит ее. Ведь именно этого она всегда хотела, разве не так? Потом они хорошенько отпразднуют победу и счастливое воссоединение.

Когда он снова перевел взгляд на стрельбище, то оказалось, что два последующих «залпа» Лидди были хуже первых, хотя и укладывались в рамки перспективных. И так оно шло дальше: он то наблюдал, затаив дыхание, то отвлекался, то и дело переходя от надежды к тревоге.

В конечном счете стрельба с шестидесяти ярдов принесла Лидди наибольшее число очков, хотя наилучшие попадания были засчитаны другой лучнице. Тем самым они закончили раунд вничью.

Пока помощники передвигали мишени на десять ярдов ближе, Лидди отошла в шатер напиться воды. Проходя мимо Сэма, она сказала ему:

– Нужно наполнить колчан. Стрелы вон там. Сходишь за ними… – Она помедлила, улыбнулась и закончила: – Тренер?

Сэм не заставил себя упрашивать. Возвратившись с нужным количеством стрел, он собственноручно вложил их Лидди в колчан.

– Спасибо.

– Не за что.

– Дерн подсыхает, галоши мне больше ни к чему.

Она сбросила их, но когда Сэм потянулся подобрать, жестом остановила его и высыпала в каждую по полсотни шиллингов из своих кошелей. Отставив галоши к краю шатра, Сэм нетерпеливо повернулся.

Лидди уже не было рядом. Она шла прочь, изящная и стройная в своем красочном наряде. Неужто он снова оплошал? Этого только не хватало!

Лидди обернулась. Сэм произнес одними губами: «Я люблю тебя!» Лидия приостановилась, повернулась. «Я тебя тоже», – ответили ее губы. На лице ее не отразилось ни – удивления, ни какого-то особенного счастья. Она пошла дальше как ни в чем не бывало, словно не узнала ничего нового, словно ничего между ними не изменилось от его признания.

«Ну, черт возьми, и ну!» – подумал Сэм, хлопая глазами. Значит, дело было не в трех заветных словах? Тогда в чем же? Может, их нужно было произнести как-то иначе? Например, во весь голос? Кажется, Лидди что-то говорила о том, что надо кричать слова любви на весь свет. Дьявольщина! Почему ей все время нужно все усложнять?!

Первый «залп» второго раунда принес Лидди еще два полных кошеля монет. В шеренге лучниц она была крайней, и когда все они проходили мимо Сэма, чтобы изменить направление прицела, он махнул на все рукой и приблизился, ловя ее взгляд.

– Чего ты добиваешься? – спросил он одними губами когда взгляды их встретились.

Веки Лидди затрепетали, словно она хотела отвернуться, но заставила себя смотреть ему в глаза. Шеренга миновала то место, где Сэм стоял с риском навлечь на себя гнев судей. Он не ожидал, что Лидди обернется, но она это сделала. И высунула язык, как когда-то на пустошах, – поймав его врасплох.

Отходя в сторонку, Сэм против воли улыбался. Он так и не узнал, чего добивается Лидди, он не мог разобраться и в своих собственных ощущениях. Минуту назад он был раздражен, теперь внезапно развеселился. Чтоб ей пропасть, этой невозможной Лидди!

– А вы двое опять за свое? – спросил рядом знакомый голос.

Сэм повернулся. Клив стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на лучниц.

– Какими судьбами? – полюбопытствовал Сэм.

– Сказал, что я тренирую мисс Бедфорд-Браун. Сэм расхохотался.

– Откуда мне было знать, что вы проделали тот же фокус? – Клив пожал плечами. – Тот парень у входа усомнился, что у лучницы может быть два тренера сразу, но я заверил его, что это скажется на ее успехах. Ну, а как дела на личном фронте? Надеюсь, дело движется к свадьбе?

– Я тоже на это надеюсь.

Когда Лидди в очередной раз зашла в шатер напиться, Сэм решительным шагом прошагал к ней и преградил дорогу назад, Клив внимательно следил за тем, как развернутся события, но вмешаться не пытался.

– Знаешь, Лидди, я не хочу быть назойливым…

– И правильно, иначе мы снова начнем препираться. Ни к чему в такой день портить друг другу настроение.

– А разве нельзя прийти к согласию без препирательств?

– Наверное, можно.

Сэм растерялся. Тогда за чем же дело стало? Почему они все еще не у алтаря? Кстати, что написать в приглашениях? «Мистер и будущая миссис Коди» или просто «Сэм и Лидия Коди»?

– Конечно, когда речь идет о трехгрошовом ковбое… – начал он.

– Что значит «трехгрошовый»?

К счастью, в это время в шатре никого не было. Сэм был безмерно благодарен судьбе за эту минуту наедине с Лидией. Им нужно, прямо-таки необходимо было выяснить отношения раз и навсегда.

– Другими словами, никчемный.

– Ты? – нахмурилась Лидия.

– Кто же еще?

– Ты хоть понимаешь, какую чушь несешь? Ты, кто способен выбраться на ходу из окна дилижанса, метким ударом камня в темноте уложить зайца…

– Это была чистой воды удача!

– …и потом приготовить его на ужин, поговорить и о том, как разводят бычков, и о «Лебедином озере». Да ты просто кладезь достоинств, Сэм! Ты плаваешь, как рыба, читаешь вслух, как прирожденный чтец, стреляешь из лука, как индеец, и спасаешь женщин, как Буффало Билл. Наконец, ты потрясающий любовник! Тебе что же, мало всего этого? Когда ты сочтешь, что что-то собой представляешь? Когда начнешь обращать воду в вино? Может, тебе все-таки удовольствоваться меньшим?

Сэм смотрел во все глаза.

– Вот только в каждой бочке меда есть ложка дегтя, – сказала Лидди со вздохом. – Со всеми этими достоинствами ты идешь по жизни один, под свой собственный бравурный марш. А ведь смысл в том, чтобы шагать с кем-то в ногу!

– Почему обязательно в ногу? – буркнул Сэм. – Ну, продолжай. Список моих недостатков будет длиннее, чем список достоинств.

– Твои недостатки меня не волнуют.

– Зачем же ты перешла на них?

– Чтобы объяснить, что любят не за достоинства, а вопреки недостаткам.

– Благодарю покорно за милость, ваша милость! – съязвил Сэм. – Увы, сам я скроен иначе.

– Выходит, ты мог бы любить себя только в одном случае: если бы уродился совершенством?

– Речь о том, что я недостаточно хорош.

– Ты хорош, просто не хочешь этого замечать.

Да неужто? Сэм криво усмехнулся. Выходит, все в полном порядке и в лучшем виде? О нет, он был достаточно хорош для Лидди только на пустошах. Может, туда ее и увезти? Прожить там всю жизнь будет трудновато, но можно хотя бы обвенчаться, если прихватить священника.

– Мисс Лидия Бедфорд-Браун, на поле! Мисс Лидия Бедфорд-Браун!

Они оба повернулись. Помощник держал у губ начищенную медную трубу – громкоговоритель.

– Пора, – сказала Лидди. – Пожелай мне удачи.

– Покажи им, милая! Пусть знают, на что ты способна! Лидия так и сделала. Когда она уходила с поля, на ее счету

была не только самая высокая сумма очков, превышавшая прежний рекорд, но и такой набор попаданий, который обеспечил ей три из четырех мест в состязании. Из выпущенных Лидией стрел только одна пролетела мимо мишени – та, из-за которой первый раунд закончился вничью.

Когда результат был объявлен и оркестр заиграл туш, со всех сторон повалил народ: и родным, и друзьям хотелось лично выразить ей свое восхищение. Сэм едва пробился сквозь толпу. Но, оказавшись лицом к лицу с Лидией, он растерял все слова и ограничился коротким: «Мои поздравления!» Зато у Боддингтона, подошедшего под руку с Гвендолин Петере, было что сказать по поводу турнира.

– Стрельба в неподвижную мишень! Много ли нужно умения, чтобы в нее попасть? Когда-то лук помогал людям добывать себе пищу, тогда и жили подлинные лучники. Вот бы они посмеялись над тем, как их потомки состязаются в стрельбе по раскрашенным кругам! Да еще и выбирают чемпиона!

Поначалу Сэм слушал его вполуха. В Боддингтоне говорила досада отвергнутого поклонника.

– По-моему, мужчины не должны опускаться до подобного спорта, – продолжал тот. – Пора оставить его женщинам. Не поймите меня превратно, я уважаю

Лидию, но уж слишком она носится со своими успехами. Что-то я не припомню, чтобы она хоть раз поразила движущуюся цель… или хотя бы сделала такую попытку. Мисс Петере, видели бы вы нас на гусиной охоте! Это совсем не то, что пускать стрелы в солому.

– А чего бы вы хотели? – не выдержал Сэм. – Чтобы помощники бегали по полю с мишенями в руках? Или еще лучше – по болотам? Да что вы в этом понимаете! К вашему сведению, Лидия может с сотни ярдов попасть в глаз комару! Лучше ее лучницы не рождалось!

– А как же Анна Окли? – ехидно осведомился Боддингтон. – Эта ваша американка, которая…

– Я знаю, кто такая Анна Окли.

– Тогда вам известно и то, что бегать по полю с мишенями излишне, достаточно сунуть в рот сигару и прикурить. Насколько мне известно, она отстреливала ее у самых губ. – Боддингтон демонстративно содрогнулся.

– Это под силу и Лидии! – Сэм!

– А я говорю, это тебе под силу! – яростно заспорил он.

– Вот и славно, – вмешался Боддингтон. – Давайте все в этом удостоверимся. Ставлю пятьдесят фунтов на то, что Лидия всадит стрелу вам в физиономию.

– Пятьдесят? – Сэм презрительно хмыкнул. – Вы дешево цените свою затею. Я ставлю сотню… нет, пять сотен фунтов, что Лидия пригвоздит сигару к мишени, даже не поцарапав меня при этом.

– У меня нет при себе таких денег.

– Поставьте свой новый кабриолет.

– Хм… – Боддингтон любовно оглядел свое последнее приобретение. – Что ж, извольте. Я не раз видел, как вы двое ссоритесь. Для Лидии это хороший шанс лишить вас мужского достоинства – как в переносном смысле, так и в прямом.

Гвен захихикала.

– Сэм! – снова прозвучал встревоженный голос Лидии.

Он повернулся и заглянул ей в глаза: – Я верю в тебя.

В ее взгляде появилось нечто такое, что Сэм сразу понял: он сделал ту единственно правильную вещь, которая только и могла помочь ему завоевать сердце Лидии. Зная, что железо надо ковать, пока горячо, он поспешно добавил:

– В знак того, что и ты веришь в меня, прими вот это!

Лидия взяла маленькую бархатную коробочку, открыла и заглянула внутрь.

– Ты ведь не унизишь меня публично? – спросил Сэм шепотом. – Не поквитаешься со мной за тот случай? Если захочешь отказать наотрез, просто закрой ее и положи в карман.

Лидия не ответила: круглыми глазами она смотрела на обручальное кольцо с бриллиантом размером с ноготь ее большого пальца. Сэм окончательно сконфузился.

– Я знаю, знаю! Он слишком велик и потому выглядит безвкусно. Просто… просто ты видела кольцо, которое я дарил Гвен! У ювелира мне пришло в голову, что ты можешь сравнить… решить, что для меня нет никакой разницы… Словом, я подумал: лучше уж безвкусица!

Лидия посмотрела на него с неопределенной улыбкой, в которой Сэм прочел разом и изумление, и ласковую насмешку. Потом она осторожно извлекла кольцо из коробочки, надела на палец и далеко отставила его, изучая подарок.

– Я знаю, зачем ты это сделал, – поддразнила она. – Чтобы сбить мне прицел! Этот камень оттягивает руку.

– Чего ради мне сбивать прицел? Ведь от твоей меткости зависит моя внешность. Надеюсь, кольцо тебе впору?

– Лучше и быть не может, – заверила Лидия. – Будто бы сделано на заказ.

– Так оно и есть. Клив ссудил мне перстень из числа подарков, которые ты не носишь. Между прочим, это еще не все…

Сэм снова полез в карман, но нашел его пустым. После короткой всеобъемлющей паники он вспомнил, что положил искомое во внутренний карман. От облегчения его бросило в жар. Он протянул Лидии лист бумаги, туго скрученный в рулон и продетый в гладкое золотое кольцо из тех, которыми молодые обмениваются во время обряда венчания. Это было экстренное разрешение на брак – из ряда вон выходящий, зато и самый быстрый способ жениться. До приезда в Англию Сэм понятия не имел, что такой путь вообще существует. Что ж, он стал экспертом по части вступления в брак, хотя это его и не красило.

– Ты хорошо подумал? – спросила Лидия с сомнением. – Ведь мы только и делаем, что ссоримся!

– Ну и что же? – отмахнулся Сэм. – Главное не это, главное – чтобы мы хотели быть вместе. Лично я хочу прожить с тобой целую жизнь. А ссоры… что ссоры? Недаром говорят: милые бранятся – только тешатся. Что может быть лучше бурного примирения после зажигательной ссоры?

Всякие разговоры среди собравшихся прекратились, все взоры были устремлены на Сэма. Он чувствовал, что слишком разошелся, но остановиться не мог.

– Я вот что хочу сказать, Лидди, – в спорах рождается истина. Как иначе мы сможем притереться друг к другу и получше друг друга узнать? Это не совсем то же самое, что пустые препирательства. С теми мы уж как-нибудь справимся. Вот увидишь, из нас получится отличная пара!

Лидди слушала, и улыбка ее становилась все нежнее. Какая-то дама вздохнула и заметила:

– Как это чудесно – быть влюбленным!

– Лучшая пора жизни, – подхватила другая.

– По-моему, эти двое просто созданы друг для друга.

– Все это очень трогательно, – вмешался Боддингтон, – но как быть с нашим пари? Вот уже четверть часа мы здесь наблюдаем, как вы строите друг другу глазки. Надеюсь, Лидия уже насмотрелась на свой гигантский бриллиант и готова попытать счастья. Что скажете, мистер Коди? Или поступим проще: вы отдадите мне пятьсот фунтов и покинете стрельбище?

– Есть у кого-нибудь сигара? – спросил Сэм вместо ответа.

Несколько джентльменов дружно полезли в карман. – Сэм… – начала Лидди.

– Просто сделай это.

– Да, но…

– Ты сумеешь. Я же сказал, что верю в тебя. И потом, я всегда хотел кабриолет. Вообрази, с какой помпой мы отсюда поедем.

Сэм взял одну из предложенных сигар, откусил кончик. и сунул ее в рот. Боддингтон лично дал ему прикурить. Мишени вдруг показались Сэму страшно отдаленными, словно их потихоньку передвинули вдвое дальше за время разговора. Разумеется, он не был настолько беспечен, насколько хотел показать, и сожалел о том, что поторопился с предложением. Ему просто не пришло в голову, что счастливое волнение все равно остается волнением и мешает стрелку сосредоточиться.

К тому времени, как Сэм достиг выбранной мишени, встал к ней вплотную и повернулся налево с сигарой во рту, он весь покрылся испариной. Он стоял так, что темный валик сигары четко вырисовывался на фоне желтого круга. «Это будет проще простого», – сказал он себе. Надо только расслабиться и думать о другом.

Увы, отвлечься не получилось. Краем глаза Сэм видел, как Лидия достала стрелу, как приложила ее и начала целиться. Он был судорожно напряжен из страха затрястись крупной дрожью. Пот градом катился по лицу, порывы ветра леденили кожу, влажная рубашка липла к груди под расстегнутой курткой. Похоже, он свалял дурака! Надо было встать к ветру спи ной! Один такой порыв – и стрела отклонится прямо ему ! ухо! Боддингтон умрет со смеху!

На стрельбище воцарилась такая тишина, что было слышно, как в отдалении чирикает стайка воробьев. Боддингтон сказал на ухо Гвен что-то насмешливое, потому что она снов; захихикала. Лидди опустила лук, глянула в их сторону и снова принялась целиться. Сэму захотелось расквасить англичанину нос. Он пообещал себе, что так и сделает, если останется в добром здравии.

Прошло, казалось, не меньше десяти минут. Все это время Сэм изводился сожалениями. Ну что ему стойло повременить с подарками? Он хотел ошеломить Лидди – и добился своего!

Когда очередной порыв ветра стих, запела стрела. Сэм окаменел, прикрыл глаза и принялся молиться. Он ощутил колебание воздуха, сотрясение мишени и точечные ожоги на лице, когда стрела вонзилась в тлеющий кончик сигары, разбросав его во все стороны. В зубах у Сэма осталась большая ее часть. Он хотел разжать зубы и вынуть огрызок, но не смог. Пришлось повернуться, как есть, с остатком сигары, намертво зажатым во рту. Это вышло даже более внушительно. Толпа разразилась аплодисментами и криками одобрения. Лидию окружили, Сэму снова пришлось – пробиваться к ней. Подобравшись вплотную, он без долгих церемоний поймал ее за талию.

– Прижми поплотнее подол, чтобы я видел, куда иду. Она поняла, засмеялась и зажала юбки между колен. Сэм вскинул ее на плечо. Каким-то образом она умудрилась при этом чмокнуть его в макушку.

– Ужасный человек! – в шутку возмутился Клив.

– Да, но я люблю его! – сказала Лидди.

Это был самый подходящий момент ответить тем же, но Сэм лишь пробормотал что-то неразборчивое. Произнести вслух слова любви было выше его сил, они попросту не шли с языка. И неудивительно, ведь он проворонил каждый свой шанс публично принести кому-то клятву любви и верности. Вот почему, хотя нужные слова пели в душе и бурлили в крови, все свелось к невнятному бормотанию.

Не глупо ли это? С Гвен и другой невестой, Зоей, его свели больше практические соображения, чем чувства. Теперь все было иначе. Он хотел вступить в брак по страстной любви. Почему же признание по-прежнему не дается ему?

Сэм крепко взял Лидди за лодыжки и зашагал к шатру.

– Ты слышишь, Сэм? Я люблю тебя, – сказала Лидди у него за спиной. – А вот насчет твоей любви я все еще не

уверена. Ты так ни разу и не признался в ней.

~ Ты тоже не сказала прямо, выйдешь ли за меня.

– Выйду. С такой охотой и скоростью, что ты ахнуть не успеешь. Но при одном условии… – Лидди помолчала и очень мягко, очень ласково добавила: – Тебе нечего опасаться, Сэм, милый. Ты можешь подарить мне эти три слова без страха, что я брошу их в дыру нужника.

Это прозвучало странно, немного нелепо, но очень к месту. Сэм ощутил, как рушится в нем последний внутренний барьер.

– Я люблю тебя, Лидди, – сказал он для пробы, и когда это вышло без всякого труда, повторил несчетное число раз: – Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя!..

Это было все равно что заглянуть себе в душу и увидеть, как животворный ливень проливается в последний иссушенный уголок.

– Будь моей женой, Лидди! Будь матерью моих детей! Живи со мной всю жизнь, спи со мной в одной постели и…

– Довольно! – сказала она. – Мы не одни.

Сэм услышал позади смех Клива и на ходу обернулся через плечо. В самом деле, в паре шагов за ними следовали брат и родители Лидии. Он не видел виконта и виконтессу с тех самых пор, как заметил в толпе среди тех, что подошли обнять чемпионку. Что ж, ему было не до того! Но сейчас он охотно улыбнулся в ответ на улыбку виконта. В том, что тот решил составить им почетный эскорт, не было ничего странного, но присутствие виконтессы говорило о многом. Что бы она ни затаила в душе, как бы к нему ни относилась, она давала понять, что принимает положение дел. Очень возможно, что эпизод с сигарой сыграл в этом свою роль.

У самого шатра Сэм прикинул высоту поднятого полога и счел за лучшее опустить Лидию на траву. Жюри уже подвело все итоги и вышло навстречу поприветствовать чемпионку. Это заново наполнило Сэма гордостью, но когда председатель назвал Лидию новым Вильгельмом Теллем, он возразил:

– Нет, это новая Анна Окли. – И добавил на ухо Лидии: – Учти, на очередном турнире тебе придется целиться поверх живота.

– Да ведь он состоится только через год!

– Ну, значит, поверх груди.

Он изнемогал от желания остаться с Лидди наедине, и когда она улыбнулась улыбкой Джоконды, он не устоял и привлек ее к себе так неистово, что сбил с головы шляпку. Порыв ветра отбросил ее на несколько шагов в сторону. Сэм воспользовался этим, чтобы вытянуть один длинный крутой локон из-под заколки и намотать его на палец.

«Ах, Лидди», – думал он. Соперничество у нее в крови, и ему это по душе, хотя, должно быть, большинство ее поклонников лишь терпело эту черту ее характера, как и то, что у нее всегда и обо всем есть свое собственное мнение. Она умна – что в этом плохого? Ведь она к тому же и мягкосердечна. Как упорно она стремится к независимости, в том числе в эмоциональном плане, хотя не многим дано оценить это качество в женщине настолько юной. Вместо того чтобы рабски следовать законам и правилам своего класса, она ищет в жизни свои пути.

Сэм вспомнил Боддингтона и великодушно простил ему нападки на Лидию. На его месте он и вовсе полез бы на стену! Потерять Лидди навсегда – слишком тяжкое испытание для рассудка.

Ну а что же он сам? С ним как будто тоже все ясно. У него достало ума влюбиться в Лидди, так что выходит, что он и в самом деле не безнадежен. Да что там говорить, он просто умница!

А Лидия вспоминала день, когда они с Сэмом затеяли состязание в стрельбе за ее родным домом. Потом он дал ей фору в пять секунд, но смошенничал и пустился за ней вдогонку уже через три. И слава Богу! С тех пор прошли дни, но кровь по-прежнему бросается ей в лицо при мысли о том, как они, двое взрослых людей, возились в траве под деревом. Нелепо? Да, нелепо. Чудесно? Еще бы! Хорошо, что она отдала Сэму выигрыш не сразу, а только когда… когда отдала. Она бы не возражала проиграть снова, просто ради удовольствия поводить Сэма за нос. Он умел превратить в игру самую серьезную затею.

Игра? Почему на ум пришло именно это слово? Разве все их ссоры и раздоры в конечном счете были… как это он сказал? Просто потехой? Не всегда, но по большей части. Возможно, каждая их ссора была замешена на желании поддразнить друг друга. Так или иначе, даже ссориться с Сэмом было занятно. Ссоры отпылали, не оставив горького осадка. Сколько ни искала Лидия, она не могла найти в себе ни гнева, ни обиды. Все отрицательные эмоции рассеялись, как туман.

Пустоши. Она провела там три дня совсем не с тем, с кем думала. Настоящий Сэм оказался куда более респектабелен, чем нищий и невежественный ковбой без постоянных занятий. Но, к счастью, не настолько респектабелен, как мужчины из ее привычного окружения. Он не был джентльменом – до кончиков ногтей, иначе ему бы и в голову не пришло пожелать в качестве приза женские панталоны.

Внезапно на Лидию снизошло озарение. Сэм был идеален, он был само совершенство. В нем было ровно столько хорошего и правильного, чтобы сделать его надежным спутником жизни, не превратив при этом в зануду. С ним можно было прожить жизнь смеясь.

Лидия достала коробочку с венчальным кольцом и надела его над обручальным, просто чтобы проверить, будут ли они смотреться вместе. Только тут она поняла, что и в самом деле выходит замуж. Что, в сущности, уже вышла за Сэма в то самое мгновение, когда он сказал ей: «Я в тебя верю!» В тот миг их брак был заключен на небесах.

Подозвав брата, она шепнула что-то ему на ухо. Клив тотчас занялся делом: переговорил с организаторами турнира, не позволил сложить шатер, обратился к готовой разойтись толпе с небольшой речью, послал за нужными людьми. Экипаж виконтессы уже отъехал, но он взялся перехватить его по дороге и через минуту явился перед Сэмом и Лидией верхом на чьей-то лошади.

– Без меня не начинайте! – крикнул он, пуская лошадь в галоп.