Опять вы, Иможен?

ГЛАВА III

Весть об убийстве Фуллертона привела суперинтенданта Эндрю Копланда в ужасное негодование. Не то чтобы он питал особо дружеские чувства к покойному — по правде говоря, ненадолго заезжая в Пембертон, Копланд видел его всего несколько раз, и то мельком. Но уже сам факт, что кто-то смел покуситься на жизнь одного из преподавателей сына, казался суперинтенданту чуть ли не кощунственным. Копланд позвонил Мак-Дугласу и без обиняков выложил все, что думает по этому поводу, и насколько подобные приключения несовместимы со статусом такого учебного заведения, как Пембертонский колледж. Директор поклялся, что никто не огорчен этим больше него самого и что покойный Фуллертон никоим образом не производил впечатление человека, способного умереть насильственной смертью. Поэтому, если суперинтендант соблаговолит выслушать его, Мак-Дугласа, мнение, то, очевидно, вышла какая-то ошибка и преподавателя убили случайно. Удар нанесли сзади и, очень возможно, Фуллертона перепутали с кем-то другим. Но Эндрю Копланд все-таки приказал директору приехать в управление ближе к вечеру и подробно объяснить, что за причины заставили его принять на работу человека, чья смерть так мало соответствует репутации Пембертонского колледжа.

Незадолго до полудня суперинтенданту передали рапорт Арчибальда Мак-Клостоу об убийстве Нормана Фуллертона. Больше всего его внимание привлекли серьезные подозрения сержанта насчет этой столь ненавистной ему Иможен Мак-Картри. Сначала Эндрю Копланд пожал плечами, решив, что Мак-Клостоу просто ищет повода отомстить за прежние огорчения, но, дочитав до конца, согласился, что, пожалуй, утверждения сержанта не совсем безосновательны. Арчибальд видел, как жертва ухаживала за мисс Мак-Картри, так, может, тут и впрямь самая обычная старая история с разрывом и местью за обман? Копланд позвонил Мак-Клостоу и велел явиться в Перт сразу же после того, как коронер проведет предварительные слушания. Суперинтендант хотел как можно скорее прояснить дело и примерно наказать убийцу (какого бы пола он ни оказался). С его точки зрения, молниеносность возмездия в какой-то мере искупила бы сам факт убийства в Пембертоне. Наконец, сочтя, что все возможные меры приняты, Копланд поехал домой обедать. Как у всех людей с чистой совестью, не мучимых никакими угрызениями, у суперинтенданта был превосходный аппетит. Однако для всех, кто так или иначе имел отношение к убийству Фуллертона, этот день готовил еще немало сюрпризов.

Первой жертвой стал несчастный Малькольм Неджент, которого злая судьба привела в Каллендер судить матч между местной и доунской командами. После тяжкого опьянения он вернулся в Перт очень поздно, еще плохо соображая, тут же лег спать и, к ужасу Агнес, вообразившей, что ее супруг впал в летаргический сон, пробудился лишь около полудня. Но и это пробуждение Малькольм до конца жизни считал одним из самых тягостных испытаний, какие только выпадали на его долю. Неджент не понимал, что с ним произошло. Голова казалась сплошной цементной глыбой, глаза не открывались, а попробовав оглядеться, несчастный владелец скобяной лавки чуть не взвыл от боли. Что до языка, то Малькольм ни за что не смог бы объяснить, куда он подевался, поскольку весь рот производил впечатление крепкого, без единой трещины куска дерева. Прибежавшей на его стоны испуганной Агнес Неджент признался, что боится, не заболел ли он какой-нибудь страшной, неизлечимой болезнью. Однако, не желая пугать жену до бесчувствия, Малькольм разрешил вызвать врача лишь в том случае, если ему не полегчает после полудня. Обоих немного обнадеживало то, что температура оказалась совершенно нормальной. В половине второго зазвенел телефон, и Недженту показалось, что каждую клеточку его измученного мозга пронзила острая игла. Миссис Неджент сняла трубку и тут же оповестила супруга, что с ним хочет говорить Джеральд Пилчет, представитель Ассоциации регби в Перте. Даже в агонии Малькольм ни за что не отказался бы разговаривать с мистером Пилчетом, ибо тот в его глазах олицетворял самое лучшее, самое благородное занятие на свете — игру в регби.

— Алло! Мистер Пилчет?

— Неджент? Как ни печально, но я вынужден сообщить, что после вашего скандального поведения в Каллендере, справедливо возмутившего всех местных жителей, остается только вычеркнуть вас из списков Лиги регби. И я буду вам весьма признателен, если вы забудете даже мое имя. Хотя бы из уважения к собственной семье я вовсе не хочу, чтобы меня видели в обществе самого чудовищного пьяницы во всем графстве! Я больше никогда не подам вам руки и вообще сожалею, что мы были знакомы!

Щелчок в трубке показался Малькольму Недженту похоронным звоном. С того дня несчастный хозяин скобяной лавки начал стареть с поразительной быстротой. Соседи относили такое преждевременное и внезапное дряхление на счет чисто коммерческих огорчений, но люди знающие шептались, что здоровье Неджента разрушило пьянство и ничто другое. В графстве Перт, как и повсюду, справедливость торжествует отнюдь не всегда.

Второе потрясение того памятного дня предназначалось Эндрю Копланду. Сидя у себя в кабинете, суперинтендант блаженно переваривал восхитительный обед, приготовленный женой с обычными для нее заботой и тщанием, когда вдруг раздался звонок из Лондона. Узнав, что на проводе — одна из важнейших фигур всей британской полиции, Копланд нервно сглотнул, с опасением ожидая выволочки и в то же время надеясь на повышение. Сердце его учащенно забилось. Однако собеседник развеял и тревоги, и ожидания Команда. Речь пошла совсем о другом. Большой босс звонил только для того, чтобы дать суперинтенданту подробнейшие указания. Копланд слушал, широко открыв рот от удивления, но, коль скоро начальство не сочло нужным ничего объяснять, сам спросить не посмел. Наконец, положив трубку, суперинтендант снова раскурил сигару и начал приводить в порядок легкую путаницу, царившую у него в голове. Впрочем, как всякий хороший чиновник, неизменно готовый одобрить любое исходящее сверху решение, очень скоро Копланд пришел к выводу, что таинственность начальства объясняется только одним: необычной важностью дела. Будучи оптимистом по натуре, суперинтендант быстро внушил себе, что участие в расследовании такого дела может принести немалую пользу его карьере. И полицейский поклялся от души послужить и интересам Короны, и своим собственным.

Объявив, что Норман Фуллертон погиб от руки одного или нескольких неизвестных, Питер Конвей, плотник и коронер Каллендера, закончил предварительные слушания, едва не обернувшиеся очередным скандалом. Показания Арчибальда Мак-Клостоу снова выдвинули на первый план Иможен Мак-Картри. Та не замедлила нанести контрудар и обозвала сержанта «чертовым тупицей-переростком» и «плодом противоестественной любви». Арчибальд потребовал, чтобы коронер внес в протокол гнусные оскорбления, нанесенные ревнителю государственных интересов, но Конвей лишь ответил, что Мак-Клостоу первым позволил себе более чем недоброжелательные намеки в адрес мисс Мак-Картри. На помощь Иможен, как всегда, бросились мэр Нэд Биллингс, кабатчик Тед Булит и бакалейщик Уильям Мак-Грю, а женщины дружно стали на сторону Арчибальда Мак-Клостоу. Коронер поспешил вызвать врача, обсудить показания с помощниками и вынести обычное в таких случаях заключение, развязывающее руки полиции. Кипя от злости, Мак-Клостоу предоставил Тайлеру следить за порядком в Каллендере, а сам поехал в Перт. К чаю он уже добрался до столицы графства. Там сержанта ожидал третий удар из коллекции потрясений, заготовленных на тот день лукавой судьбой для некоторых обитателей Горной страны, словно она вдруг вознамерилась доказать последним, как далеко от воображаемого до действительного.

Мак-Клостоу вошел в кабинет Эндрю Копланда, горя жаждой раз и навсегда покончить с ненавистной Иможен Мак-Картри. Всю дорогу из Каллендера в Перт он только и делал, что собирал всевозможные доказательства ее виновности. Суперинтендант принял его гораздо холоднее, чем ожидал, судя по любезному тону утреннего разговора, Мак-Клостоу. Тогда Копланд даже сказал, что с большим интересом прочел рапорт об убийстве Нормана Фуллертона, начале расследования и предварительных выводах насчет предполагаемой виновницы, но теперь настроение у него, похоже, резко изменилось.

— Я прочитал ваше донесение, сержант. Насколько я понял, вы подозреваете, что этого Фуллертона убила мисс Мак-Картри?

— Не только подозреваю, а почти уверен.

— Почему?

— Во-первых, из-за ее прошлого… На совести мисс Мак-Картри слишком много покойников!

— Ради государственной пользы, сержант, ради государственной пользы!

— Так меня уверяли, сэр, но все-таки человек, которому так нравится убивать ближних, особенно женщина, — личность, не внушающая особого доверия… Короче, волей-неволей начинаешь думать…

— Меня интересуют факты, а не домыслы, сержант!

— Факты, сэр? Да весь Каллендер подтвердит вам, что за мисс Мак-Картри по пятам следует смерть! Да, знаю, до сих пор ей всегда удавалось выкрутиться, но все же… Поэтому, увидев, как мисс Мак-Картри флиртует с каким-то мужчиной, я сразу почувствовал: не миновать беды!

— И что особенного делала мисс Мак-Картри?

— Клянусь, сэр, это так же верно, как то, что я сейчас здесь, у вас в кабинете! Иможен Мак-Картри позволила Фуллертону целовать ей руки!

— Ну и что?

— Но, сэр, если женщина может так неприлично вести себя при людях — значит, она способна на все! Несомненно, убитый полюбил — уж не знаю, какое ослепление на него нашло, но факт есть факт… так вот, он любил Иможен Мак-Картри и от этого умер. Как и тот инспектор из Ярда, что просил ее руки! До сих пор от нее удалось спастись только одному — дальнему родичу миссис Элрой. Он тоже вздумал ухаживать за этой кошмарной рыжей ведьмой, но после короткого разговора с ней умчался быстрее лани, и с того дня в наших краях никто о парне не слышал[6]! А Фуллертон, судя по данным предварительного расследования, ни с кем, кроме мисс Мак-Картри, не общался. Нет, у меня нет ни тени сомнений — это она его прикончила!

— Почему?

— В тюрьме сама признается! Но, по-моему, он отказывался жениться.

— Понимаю…

— Как вы считаете, можно мне ее арестовать, сэр? — сгорая от нетерпения, спросил сержант.

— Арестовать? Вы хоть соображаете, что говорите, Мак-Клостоу? Лучше внимательно выслушайте, что я вам скажу, и, коли не хотите нажить очень крупные неприятности, советую тщательнейшим образом выполнить все указания. Я категорически запрещаю вам трогать мисс Мак-Картри, слышите? Ка-те-го-ри-че-ски! Более того, запрещаю даже намекать или позволять кому бы то ни было в вашем присутствии вести разговоры о том, будто мисс Мак-Картри имеет хотя бы отдаленное отношение к смерти Нормана Фуллертона! Вы не обращаете внимания на Иможен Мак-Картри! Вы не видите Иможен Мак-Картри! Ее больше не существует для вас!

— Ох, если б это и в самом деле было возможно, сэр!

— Нашли время острить, Мак-Клостоу! Имейте в виду, ваше неоправданное ожесточение и преследование в высшей степени достойной особы может обернуться самым суровым наказанием! Лично я готов забыть о ваших подозрениях, хотя они, в сущности, граничат с клеветой. Но оставим это. Я понимаю, что, действуя таким образом, вы хотели как можно лучше послужить Короне. И все-таки впредь поостерегитесь, я вас предупредил. Неповиновение будет стоить вам головы.

Арчибальд медленно встал.

— Я вас отлично понял, сэр, — с горечью отозвался он. — Иможен Мак-Картри может очистить от жителей хоть всю Шотландию — я ничего не знаю, ничего не вижу и не двигаюсь с места. М-м-м, да… Некоторые вяжут, кто — крючком, кто — спицами… Ну а она коллекционирует трупы… Говорят, это хорошо… Что ж я могу поделать?.. Я подчиняюсь, сэр… Я всегда и со всем согласен вот уже двадцать шесть лет, сэр…

— Поверьте, для человека, решившего дожить до отставки без приключений, это самое полезное, сержант.

— Да, самое полезное, сэр, несомненно… Я согласен, сэр… Всегда и со всем согласен… Сержант Арчибальд Мак-Клостоу всегда на все согласен!..

Суперинтендант пристально посмотрел на подчиненного. Во взгляде его сквозили тревога и любопытство.

— Вам нехорошо, друг мой?

Мак-Клостоу вскинул на него полуобезумевшие глаза.

— Мама мне это предсказывала, сэр, но я не поверил своей маме…

— Маме? А что такое она могла вам предсказать, сержант?

— Что нельзя играть при луне, сэр, а я… я продолжал делать по-своему!

Он пророчески воздел указующий перст.

— «Арчи, — уговаривала меня она, — не выходи из дому в полнолуние! Иначе всю жизнь тебя будут преследовать призраки, пока не умрешь в смирительной рубашке…» — Мак-Клостоу ударил себя кулаком в грудь. — Эта святая женщина, моя мать, была права, сэр! — горестно взвыл он. — Я вижу призраков! Призраков с рыжими волосами! И впереди маячит психбольница, но… я согласен, сэр… всегда согласен… вот уже двадцать шесть лет…

И сержант вышел из кабинета, забыв отдать честь Копланду. А тот настолько опешил, что даже не подумал призвать его к порядку.

Увидев сержанта, хозяин «Опоссума и Священника» Реджинальд Хорсберг добродушно улыбнулся:

— Ну как, она больше не возвращалась?

— Вы про кого?

— Да та рыжая, что, видать, крепко засела у вас в голове, когда мы виделись в последний раз?

Арчибальд тихонько застонал и, ринувшись к бутылке «Джонни Уокера», которую Реджинальд Хорсберг имел неосторожность оставить на стойке, выпил четыре рюмки подряд. Кабатчик наблюдал эту сцену с видом знатока и любителя спортивных достижений такого рода.

— Вы уже выпили на семь шиллингов, — спокойно заметил он, как только сержант остановился немного перевести дух.

От волнения сержант несколько ослабил хватку, и Реджинальд не упустил случая убрать бутылку подальше.

— Для полицейского вы, по-моему, малость перебарщиваете…

— А кто бы на моем месте мог удержаться?

— Человек благоразумный.

— О каком благоразумии, скажите на милость, может идти речь, если суперинтендант приказывает вам покрывать преступников?

Реджинальд Хорсберг терпеть не мог осложнений. И ему вовсе не светило, чтобы до ушей Эндрю Копланда дошло, какие разговоры вел тут один из посетителей. Супер, чего доброго, вообразил бы, будто Реджинальд вполне их одобряет.

— Вам бы лучше поскорее вернуться домой, сержант, — добродушно заметил он.

— У меня больше нет дома среди свободных людей… Я искупительная жертва… Да, они предпочтут запереть в сумасшедшем доме меня, Арчибальда Мак-Клостоу, двадцать шесть лет беспорочно прослужившего Короне, чем тронуть хоть волос на голове у этой рыжей чертовки и помешать ей творить преступления!

Кабатчик вздохнул.

— Что, опять накатило, а? — с жалостью спросил он.

— Мне свободно дышится, только когда ее нет!

Реджинальд Хорсберг вышел из-за стойки бара, по-дружески обхватил Мак-Клостоу за плечи и повел к двери.

— Ну, старина, возвращайтесь-ка спокойно домой… и попробуйте больше не думать о своем призраке, ладно?

Всхлипывания Мак-Клостоу растрогали бы и самую черствую душу.

— Вы говорите, совсем как мама… моя покойная мама… чудесная была женщина, клянусь вам!

— Не сомневаюсь, старина… Но, думаете, она обрадовалась бы, увидев вас в таком состоянии?

Слегка отупевший Арчибальд ушел, раздумывая, что, черт возьми, хозяин «Опоссума и Священника» хотел этим сказать.

И, наконец, последним, кому довелось испытать на себе в тот день причуды судьбы и оказаться в полной растерянности перед непредсказуемым поворотом событий, был Кейт Мак-Дугал, директор Пембертонского колледжа. Вопреки ожиданиям Мак-Дугала, его сразу же принял любезный, улыбающийся и весьма благожелательно настроенный суперинтендант. Директору тут же полегчало — зря он готовился к тяжелым объяснениям.

— Разумеется, мой дорогой, то, что произошло в Пембертоне, неприятно, в высшей степени неприятно…

Директор колледжа поспешил согласиться с полицейским.

— Миссис Мак-Дугал всю ночь не смыкала глаз!.. — хнычущим голосом проговорил он. — Никак не может себе простить, что ничего не почувствовала заранее… Однако в ее оправдание должен признать, что этот Фуллертон казался вполне приличным джентльменом… Впрочем, в ином случае я бы ни за что не взял его на работу…

— Знаете, мистер Мак-Дугал, иногда убивают и джентльменов.

— Правда?

Директору колледжа было трудно поверить, что воспитанный молодой человек может кончить жизнь столь вульгарным образом. Поэтому он промолчал и лишь поклонился в знак того, что ни секунды не сомневается в проницательности и талантах Эндрю Копланда.

— Ну а кто же займет место Фуллертона?

Несколько удивленный тем, что суперинтендант вмешивается во внутренние проблемы его колледжа, Мак-Дугал все же смиренно признал, что пока он в некоторой растерянности, но немедленно займется поисками нового преподавателя.

— Не стоит так себя утруждать, дорогой Мак-Дугал… Случайно получилось, что я как раз знаю особу, способную не только по праву занять место жертвы, но и придать Пембертону еще больший блеск…

Директор совсем опешил. Тем не менее в словах собеседника он усмотрел лишь живейший интерес к колледжу и мысленно поздравил себя с таким успехом. Эндрю Копланд пользовался в Перте немалым влиянием. Поэтому Мак-Дугал рассыпался в благодарностях.

— А можно узнать, кого вы имеете в виду?

— Мисс Иможен Мак-Картри.

— Молодая барышня?

— Не совсем… Честно говоря, дорогой друг, мисс Мак-Картри только что ушла на пенсию после долгой и блестящей службы в Адмиралтействе…

— На пенсию? Так это пожилая дама?

— Ничего подобного! Насколько я знаю, мисс Мак-Картри живет вне времени, и годы ее нисколько не тяготят. Очень властная и энергичная особа.

— Разумеется, у нее есть все необходимые знания, чтобы…

— Ну, тут уж вы — лучший судья… От себя добавлю только одно: взяв на работу мисс Мак-Картри, дорогой Мак-Дуглас, вы окажете очень большую услугу и мне, и куда более могущественным людям…

Проникновенный тон и таинственность Копланда заставили директора колледжа задуматься. А вдруг эта мисс Мак-Картри — какой-нибудь незаконный отпрыск королевского дома? В таком случае вполне понятно, что ее стараются держать подальше от Букингемского дворца, но под покровительством и неусыпным надзором. Как все шотландцы, Мак-Дугал обладал богатым воображением, и потому, возвращаясь домой, уже чувствовал себя неким особо доверенным лицом Двора, достаточно уважаемым, чтобы ему поручили хранить важную государственную тайну.

Иможен получила из Лондона целую кипу замечательных и стопроцентно фальшивых бумаг, оповещающих весь культурный мир, что мисс Мак-Картри — одна из самых блестящих выпускниц Джиртонского колледжа, основанного королевой Викторией в Кембридже в 1869 году. С легким удивлением Иможен продолжала читать эти, по виду настоящие, государственные документы. Покончив с этим делом, она почти поверила, что с блеском выдержала все экзамены и достигла высоких степеней в ожесточенной борьбе. Как ни странно, шотландка даже немного возгордилась. И миссис Элрой заметила про себя, что ее «протеже» держится еще высокомернее обычного. Тем не менее, узнав, что, едва успев приехать в Каллендер, Иможен снова уезжает, Розмери разразилась возмущенными воплями. Никак не могла она привыкнуть к невероятной жизненной энергии своего великовозрастного дитяти! И Розмери взмолилась ко всем известным ей небесным покровителям Шотландии, прося заронить хоть несколько гранов здравого смысла в постоянно охваченный лихорадочной деятельностью мозг мисс Мак-Картри.

— Господи Боже, неужто и впрямь собрались опять куда-то бежать? Это в вашем-то возрасте?

— Не валяйте дурака, Розмери! Я еду всего-навсего в Пембертонский колледж, не так уж далеко!

— Учиться, что ли, надумали?

— Нет, преподавать.

Старая служанка онемела от изумления и с восторгом поглядела на Иможен. То, что на склоне лет мисс Мак-Картри вдруг превратилась в светило науки, нисколько ее не волновало, нет, она думала только о том, как воспрянут духом и обрадуются все друзья Иможен. Что бы там о ней ни болтали, мисс Мак-Картри, несомненно, личность! Вечером она не преминула поделиться потрясающей новостью с мужем.

— Представляете, Леонард?.. Преподаватель Пембертонского колледжа… это ого-го, а?

— А я и не знал, что у нее есть диплом и все такое прочее…

— Не можете же вы все знать, Леонард!

— Да, и в том числе — почему вы до сих пор не наливаете мне чаю, хотя позвали сюда добрых пять минут назад!

С годами Леонард Элрой становился все прозаичнее, что не всегда делало его приятным спутником жизни для, само собой, вполне респектабельной, но зато весьма склонной к мечтаниям особы. Естественно, Леонард, по обыкновению, передал новость сторожу рыбнадзора Фергусу Мак-Интайру, а уж тот постарался поставить в известность остальных жителей Каллендера. Преданные сторонники Иможен восприняли известие с горделивым восхищением, а противники не могли скрыть досады.

Бакалейщица миссис Мак-Грю попробовала было хорохориться и громко объявила покупателям, что с ее-то одаренностью при желании запросто могла бы поступить в университет, но никто явно не принял этих слов всерьез, а Уильям лишь презрительно свистнул сквозь зубы, и собравшиеся немедленно сочли этот свист куда более оскорбительным, чем любые возражения. А Маргарет Булит, жене хозяина «Гордого Горца», довелось сформулировать вслух, то, что думали злопыхатели, страстно желавшие Иможен провалиться в преисподнюю. Какой же надо обладать наглостью, во всеуслышание спросила миссис Булит, чтобы занять еще теплое место человека, которого она же сама, возможно, и убила? Вопрос произвел сильное впечатление, даже слишком, как с беспокойством подумала Маргарет, представив, насколько страшной будет реакция Теда, если до него дойдут слухи о болтовне жены. Однако слухи дошли не до хозяина «Гордого Горца», а до самой Иможен. Она тут же отправилась в кабачок.

— Говорят, вы нас покидаете, мисс Мак-Картри? — с обычным дружелюбием спросил Булит.

— О, я еду совсем недалеко… в Пембертон…

— Надеюсь, вам там понравится… Но вы ведь не забудете ни Каллендер, ни друзей?

— Ни врагов, Тед… А кстати, я хотела бы перекинуться парой слов с вашей женой. Вы не против?

Слегка удивленный кабатчик кликнул супругу, а посетители застыли в напряженном ожидании. При виде Иможен Мак-Картри у Маргарет Булит сжалось сердце.

— Вы меня звали, Тед? — с трудом выдавила она из себя.

— Мисс Мак-Картри хочет поговорить с вами, Маргарет.

Миссис Булит облизала пересохшие губы и с гримасой, весьма мало напоминавшей улыбку, повернулась к Иможен.

— Чем могу служить, мисс? — охрипшим от страха голосом спросила она.

— Попридержать язык, миссис Булит!

Тед, вытиравший в это время бокал, тут же поставил его на стойку и подошел поближе.

— Вас трудно понять, мисс Мак-Картри! — отозвалась кабатчица, решив, что пропадать — так с музыкой.

— Не волнуйтесь, я как раз пришла объясниться начистоту! — отчеканила Иможен. — Вам известно, что такое клевета, миссис Булит?

— Ну, это…

— Например, когда отсутствующего и, стало быть, не способного защищаться человека обвиняют в поступках, которые могут нанести урон его репутации, как это сделали вы сегодня пополудни, громко объявив, что беднягу Фуллертона, убитого во время матча между «Непобедимыми» и «Бульдозерами», возможно, отправила на тот свет я.

— Вот как, Маргарет, вы позволили себе чернить мисс Мак-Картри? — ласково спросил Тед, но и жена, и посетители сразу усмотрели в столь не свойственной ему кротости особенно зловещие предзнаменования.

— Уверяю вас, Тед…

Но Иможен безжалостно продолжала:

— А знаете, миссис Булит, я бы запросто могла подать на вас жалобу и вчистую разорить… Счастье ваше, что ухитрились выйти замуж за одного из лучших людей на свете и друга моего отца, покойного капитана!

Растроганный Булит схватил руки мисс Мак-Картри и горячо пожал. Потом официант Томас не раз признавался, что никогда в жизни его ничто так не задевало за живое, как эта простая и трогательная демонстрация нерушимой дружбы. Наконец мисс Мак-Картри осторожно высвободила руки и неожиданно для всех влепила миссис Булит увесистую оплеуху.

— На сегодня с вас хватит, миссис Булит!

Бледная от ярости жена Теда стала искать глазами что-нибудь тяжелое, намереваясь швырнуть в голову обидчицы, но муж предусмотрительно заметил:

— На вашем месте, Маргарет, я бы поспешил спрятаться на кухне, если, конечно, вы не хотите, чтобы я задал вам прямо сейчас, на людях, порку и научил держать свой проклятый язык за зубами!

По общему мнению, Иможен снова показала всем пример хладнокровия и отваги, столь свойственных душам незаурядным, и не стоит удивляться, если миссис Булит сопьется, пытаясь забыть это горькое унижение.

Узнав от Тайлера все подробности описанной сцены, сержант Мак-Клостоу не позволил констеблю вызвать Иможен для строгого внушения, как тот намеревался.

— Нет, Тайлер, я запрещаю вам беспокоить эту проклятущую старую деву!

— Но закон, шеф…

— Мисс Мак-Картри выше закона, Сэм! И если до сих пор вы об этом не догадывались, то теперь я вас оповестил!

— Но ведь все-таки… а, шеф?..

— Не спорьте, Тайлер! Знайте: мисс Мак-Картри может позволить себе все, что угодно. Даже если ей взбредет в голову сделать из любого взрослого шотландца охотничий трофей, мы и пикнуть не посмеем! Честное слово, Сэм, можно подумать, Корона держится, лишь пока эта чертова рыжая ведьма живет и дышит! И все, больше ни гу-гу, а то у меня опять начнется лихорадка… А еще имейте в виду: попробуйте только хоть раз произнести имя этого дьявольского создания в моем присутствии, и при всей дружеской симпатии я выпущу весь магазин вам в потроха, а потом застрелюсь сам! Так что зарубите это на носу!

Получив восторженный отклик от Мак-Дугала, на которого, по его собственным словам, произвели сильное впечатление отправленные мисс Мак-Картри документы, шотландка решила ехать в тот же вечер.

Пембертонский колледж стоит на берегу Артни, на равном расстоянии между Каллендером и Комри, в глухом и живописном уголке. Такая уединенность и отгороженность от внешнего мира радуют и успокаивают родителей, чьи дети еще не доросли до университета. Вверив чадо попечению Кейта Мак-Дугала, они не сомневались, что в колледже оно получит хорошее образование и простую, но здоровую пищу, приготовленную заботливыми руками Мойры Мак-Дугал, и, кроме того, несравненную жизнь на свежем воздухе. К огромному удовольствию Мак-Дугалов, все состоятельные семейства графства Перт оспаривали друг у друга честь получить место в Пембертонском колледже, так что супруги не сомневались: очень скоро настанет счастливый день, когда, сколотив приличное состояние, они наконец смогут уехать на родину Мойры, в Драммадрохет, неподалеку от Лох-Несса, и мирно доживать остаток дней на покое. Гибель Нормана Фуллертона почти не нарушила их блаженного ожидания.

С тех пор как она решила занять место покойного преподавателя, Иможен пыталась вообразить атмосферу колледжа и действовать в полном соответствии со своими представлениями. Именно поэтому мисс Мак-Картри воображала, будто ее неожиданное появление в сумерках должно особенно смутить преступника, ибо она вдруг возникнет перед ним, словно призрак. Ни один британец, из какой бы части острова он ни происходил, до конца дней своих не может полностью изжить в себе шекспировские страсти. И мисс Мак-Картри льстила себя надеждой, что, явись она вдруг перед виновным — твердая и несгибаемая, как само правосудие, — тот смутится, испугается и тем самым выдаст себя проницательному взору Иможен. Тогда начнется неутомимое преследование, пока измученный убийца не падет к ее ногам и не запросит пощады. Подобные видения так опьяняли воительницу, что она «била копытом» от нетерпения.

Питер Конвей с радостью согласился отвезти Иможен в Пембертон на своей машине. Отъезд назначили на шесть часов вечера. Дорога предстояла трудная, но все же чуть больше десятка километров, отделявших Пембертон от Каллендера, можно было проехать за полчаса, а то и быстрее, зато мисс Мак-Картри появилась бы в колледже в сумерки, этот неверный час между днем и ночью, когда даже самые упорные немного расслабляются.

Констебль Сэмюель Тайлер так быстро, как позволяли его вечно больные и усталые ноги, влетел в полицейский участок, где Арчибальд Мак-Клостоу мирно дремал, мечтая об отставке. От неожиданности сержант едва не грохнулся со стула. Сначала он подумал о каком-нибудь катаклизме вроде пожара, землетрясения, наводнения, подземного взрыва, однако очень быстро все картины бушевания сил природы в его сознании вытеснила ненавистная фигура и, смирившись с неизбежным, он безжизненным голосом спросил запыхавшегося Тайлера:

— Опять она, да?

Констебль кивнул. Мак-Клостоу застегнул пояс, водрузил на голову каску и встал.

— Кого она прикончила на сей раз?

Констебль уже успел немного перевести дух.

— Никого! — жизнерадостно крикнул он.

Арчибальд недоверчиво поглядел на подчиненного.

— Вы уверены, Сэм?

— Уверен, шеф. Она уезжает!

— Уез…

— Да, шеф! Уже с сегодняшнего вечера начнет преподавательствовать в Пембертонском колледже. А повезет ее туда на своей машине Питер Конвей! Узнав новость, я помчался вас предупредить!..

Мак-Клостоу снял каску, расстегнул пояс и, повесив его на спинку кресла, с самым торжественным видом обнял Тайлера за плечи.

— Будь я королевой, Сэм, за такую потрясающую новость сделал бы вас лордом… но, поскольку я всего-навсего мелкий государственный служащий, то дайте-ка я вас расцелую!

— Я не против, шеф!

И в эту трогательную минуту два верных полисмена Ее Всемилостивейшего Величества упали друг другу в объятия. Столь бурные излияния братской привязанности вполне объяснимы, поскольку оба они испытывали ту особую легкость, что всегда свойственна людям, чудом избежавшим казалось бы неминуемой катастрофы, и преисполняет их сердца внезапной, хотя и крайне недолговечной любви к ближнему. Мак-Клостоу и Тайлер так блаженствовали, что даже не заметили, как дверь участка открылась и вошла Иможен. При виде двух нежно обнявшихся полицейских, громко чмокающих друг друга в обе щеки, мисс Мак-Картри остолбенела. Мак-Клостоу стоял спиной к двери. Слегка откинув голову, но продолжая держать подчиненного за плечи, он нараспев проговорил:

— Неужто это правда, Сэм, и мы опять сможем наслаждаться спокойной жизнь? Ох, Сэм, никогда не забуду этой минуты, проживи я хоть тысячу лет! В последние дни я ни разу не притрагивался в шахматной задаче из «Таймс», но сейчас наверняка справлюсь с ней в два счета! И это — благодаря вам, мой дорогой, мой добрый, мой незаменимый друг!

Однако, вопреки ожиданиям сержанта, лицо Тайлера отнюдь не сияло таким же счастьем. Приоткрыв рот, констебль слегка остекленевшими глазами уставился в какую-то точку довольно высоко над плечом шефа и явно витал мыслью где-то далеко-далеко. Арчибальд удивленно замолчал и обернулся поглядеть, что вызвало такой пристальный интерес его подчиненного. Увидев Иможен, бедняга чуть не скончался на месте. Колени у него подогнулись и, чтобы не упасть, Мак-Клостоу вцепился в китель Тайлера. Тот потерял равновесие и едва не загремел вместе с шефом. А мисс Мак-Картри, уже отойдя от первого изумления, спросила:

— Что, тренируетесь? В каскадеры решили податься?

Звук ненавистного голоса вернул сержанту утраченное хладнокровие. Он выпрямился, одернул китель и слегка поклонился Иможен.

— Надо полагать, вы пришли сообщить нам, что решили повысить процент смертности в графстве Перт, мисс? В таком случае, согласно распоряжениям сверху, я могу лишь одобрить ваши намерения и вместе с Тайлером предложить помощь. Однако, с вашего позволения, мисс, я бы посоветовал вам воспользоваться автоматом. Тогда вы могли бы поражать два, три, четыре и больше объектов сразу и, я уверен, очень скоро оставили бы нас с Тайлером поддерживать общественный порядок в пустыне!

— Вам нехорошо, Арчи?

— С чего бы вдруг, мисс, как, по-вашему?

— Понятия не имею. Но, войдя сюда, я видела, что вы с Сэмюелем воркуете, как два голубка. Это что, какие-нибудь новые правила у вас, в полиции?

Смущенный Тайлер переминался с ноги на ногу, как медведь с кольцом в носу, а к лицу сержанта медленно прихлынула краска — впрочем, никто этого не заметил, поскольку виски давным-давно придало ее физиономии кирпично-красный оттенок.

— Это было выражением чисто дружеской привязанности, мисс.

— А кроме того, Арчи, вы ведете какие-то странные разговоры! Послушав вас, какой-нибудь посторонний мог бы не понять шутки и, чего доброго, вообразить, будто я на редкость кровожадна… Это я-то! Самая нежная и заботливая женщина во всей Горной стране!

Мак-Клостоу пошатнулся и лишь огромным усилием воли подавил желание вцепиться Иможен в горло.

— Самая нежная и заботливая, да? — бросил он, не повышая голоса. — Ну а я вам скажу, что вы самая потрясающая стерва, какую когда-либо носила шотландская земля! В сравнении с вами даже вампиры невинны, как агнцы Божьи, а жениться на вас могло бы разве что чудовище с озера Лох-Несс… Да и то если бы вы поймали его врасплох!

Прекрасно понимая, что у сержанта есть более чем серьезные основания яриться на Иможен, сам Тайлер продолжал видеть в ней подругу детских игр, дочь самого удивительного пьяницы во всем графстве Перт, и не мог позволить кому бы то ни было разговаривать с ней таким тоном.

— Зря вы это, шеф…

Но констебль не успел договорить — Мак-Клостоу повернулся к нему.

— Уже измена и предательство, Сэм? — перебил он.

В голосе сержанта звучала целая гамма оскорбленных чувств — боль, горечь, отвращение, смешавшись воедино, превратили простой вопрос в некий настолько огромный мир страданий непонятой души, что Тайлер, не выдержав, вышел из кабинета. Иможен воспользовалась этим, чтобы снова перехватить инициативу.

— Вот что, Арчи… Не знай я, что вы — самый глупый полицейский во всем Соединенном Королевстве, уж заработали бы хорошую трепку, но я люблю вас таким, какой вы есть. В вашем возрасте уже нечего и надеяться поумнеть, и я от души надеюсь, что после смерти из вас набьют чучело и оставят здесь, в участке, на веки вечные. Тогда в Каллендер начнут стекаться туристы и ходить сюда, как, скажем, в дом «Пертской красавицы». С той, однако, разницей, что тут они смогут лицезреть самого фантастического кретина, какого когда-либо видели под небесным небосводом. А теперь, мой милый Арчи, если вы еще способны сделать над собой небольшое усилие и попытаться понять хотя бы самые простые вещи, то знайте: я пришла попрощаться и сообщить вам, что уезжаю.

— Слава Всевышнему! Мы устроим Ему молебн!

— Только не пойте слишком громко, Арчи! Вы ужасающе фальшивите, и там, на Небе, могут рассердиться…

— Слушайте, мисс Мак-Картри, я готов вынести любые оскорбления, если только вы и вправду уезжаете!

— Меня пригласили в Пембертонский колледж.

— Мыть посуду?

— Ну, Арчи, тут уж вы перегнули палку… При всем моем терпении и симпатии к вам… еще несколько слов в таком тоне — и я привезу в Пембертон, как охотничий трофей, вашу бороду!

— Так вы решили возглавить колледж?

— Тоже нет… Собираюсь прочитать курс лекций по истории британской культуры и цивилизации…

— Вы будете читать лекции о культуре?!

— Да, я.

— Но… они что ж, совсем вас не знают?

— Зато видели мои дипломы и прочие бумаги… Этого достаточно.

— Вот никогда бы не подумал, что в графстве Перт так много умственно отсталых… Но скажите, мисс, Фуллертон, которого убили у нас, здесь… он, случаем, не из того же колледжа?

— Совершенно верно.

— А-а-а… теперь понимаю!

— И что же вы поняли, дорогой мой Арчи?

— Одно из двух, мисс: либо вы решили уничтожить весь преподавательский состав Пембертона, чем, несомненно, заслужите горячее одобрение суперинтенданта, либо опять вздумали совать свой чертов нос в то, что вас совершенно не касается!

— Я мало знала мистера Фуллертона, но все же достаточно, чтобы не позволить его убийце спокойно разгуливать на свободе! Хоть это-то вы можете понять, Арчи?

— В первую очередь я думаю о том, что Пембертон входит в число вверенных мне территорий, так что, видать, нас с Тайлером, по вашей милости, ждут веселые денечки!

— И вы еще жалуетесь, неблагодарный?

— Я не стану жаловаться, мисс, но при условии, что в один прекрасный день меня вызовут составить протокол о вашей смерти от железа, огня, воды или яда!

— Как плохо вы умеете притворяться, Арчи… В глубине души вы ведь отлично знаете, что не можете без меня жить!.. До свидания и, надеюсь, очень скорого!

Когда констебль Тайлер наконец решился предстать пред грозные очи начальства, то обнаружил, что сержант, бессильно поникнув в кресле, заливается бессмысленным смехом. Сэмюель вдруг испугался, что голова Мак-Клостоу не выдержала испытаний.

— Шеф?.. Шеф?.. Это я… Тайлер… Вы хоть узнаете своего друга Сэмюеля?

Мак-Клостоу окинул его ничего не выражающим взглядом, встал и подошел к шкафу. Вытащив оттуда всегда бережно хранимый за кипами досье запас — нераспечатанную бутылку виски, он отвинтил пробку, поднес горлышко к губам и на глазах у восхищенного констебля одним махом отпил добрую половину.

— Оказывается, я жить без нее не могу! — блаженно рыгнув, сообщил Арчибальд. — Это я-то! Да я только и мечтаю о том дне, когда ее зароют глубоко-глубоко в землю!.. Скажите, Сэм, только честно, как, по-вашему, может, теперь, уйдя на пенсию, чертовка решила положить на меня глаз, а?

Решив, что сержант шутит, Тайлер ответил в том же духе:

— Очень может быть, шеф… Из вас получится великолепная парочка!

Глаза Арчибальда Мак-Клостоу чуть не вылезли из орбит. Несколько мгновений он стоял, пошатываясь, словно высказанное констеблем предположение упорно прокладывало дорогу в слегка затуманенном парами виски мозгу, потом снова поднес к губам бутылку и допил до дна. Сэмюель на своем веку повидал немало любителей крепко выпить, но на сей раз и он удивленно замер, раздумывая, как отреагирует организм Арчибальда на такое мощное влияние спиртного. Ответ он получил очень быстро. Сначала из рук сержанта выскользнула бутылка, потом Мак-Клостоу совершенно обалделыми глазами окинул комнату, неуверенно хихикнул и, повалившись, как сноп, во всю длину вытянулся на полу. Лоб с таким звоном стукнулся о деревянные паркетины, что у Сэмюеля дрожь пробежала по позвоночнику. Ничуть не сомневаясь, что его шеф мертв, бедняга констебль подумал, что мисс Мак-Картри, сама того не ведая, совершила свое первое настоящее убийство.

В городе умер какой-то старик. Поскольку перед этим он долго болел, родные попросили как можно быстрее положить покойника в гроб, и Питер Конвей не смог в назначенное время приехать за Иможен. Мисс Мак-Картри пришлось терпеливо ждать, и когда плотник наконец объявил, что готов ехать, было уже около восьми часов вечера. Сумерки быстро сгущались. Иможен сочла, что, раз она обещала приехать сегодня, лучше опоздать, чем откладывать поездку на завтра. Шотландка не любила нарушать слово. Будь на то его воля, Питер Конвей охотно подождал бы до утра, ибо, честно говоря, не особенно любил шататься ночами по пустошам. Питер, конечно, не слишком верил всяким россказням о гномах, домовых и прочей нечисти, но, живя в стране, где привидения — расхожая монета, волей-неволей задумаешься о возможности существования других сверхъестественных существ, быть может, не особо расположенных к живым. Впрочем, присутствие Иможен успокаивало Конвея. По его мнению, даже самые могущественные духи, затаившиеся в пустошах, вряд ли решатся напасть на рыжую воительницу.

Питер Конвей заблуждался. Не успели они отъехать от Каллендера и на несколько миль, как начались неприятности. Мотор, вероятно, питавший такое же глубокое отвращение к странным обитателям пустошей, как и его хозяин, вдруг начал чихать, хрипеть и захлебываться, пока наконец не умолк совсем. А молчание мотора куда неприятнее, чем любые звуки, какие он только способен издавать. Конвей скинул куртку и, подрагивая на ветру, поднял капот машины. Проковырявшись в моторе около часу, он заявил, что можно ехать.

Питер, против обыкновения, молчал, а Иможен напустила на себя полную безмятежность, но оба чутко ловили завывания ветра, казалось, доносившиеся из потустороннего мира. Меньше чем в миле от Пембертона машина опять вышла из строя. Питер, ощупав механизм, пришел к выводу, что на сей раз они застряли очень надолго, и снедаемая нетерпением мисс Мак-Картри, к восторженному изумлению спутника, решила идти пешком. Ее неукротимая воля настолько поразила плотника, что тот не посмел и заикнуться, как страшно ему будет тут одному.

Поэтому мисс Мак-Картри, поручив заботам Питера привезти чемодан, как только управится с мотором, и прихватив с собой только сумку, двинулась в путь. Едва она исчезла из глаз, Конвей достал всегда хранившуюся среди инструментов бутылку виски и принялся пить прямо из горлышка в надежде справиться наконец с охватившей его дрожью. Тем временем мисс Мак-Картри, явственно различая в стонах ветра многоголосый шум армии Роберта Брюса, выступившей в Баннокберн лупить англичан, шла широким, размашистым шагом. Крупный нос Иможен с удовольствием вдыхал ночные запахи, а перед глазами стояли внятные лишь ей одной видения. Куда полезнее, естественно, было бы смотреть на дорогу, потому что всего минут через пятнадцать, перестав слушать волынщиков Брюса и вернувшись к реальности двадцатого века, мисс Мак-Картри пришлось признать, что она совсем заблудилась и даже не помнит ни где, ни когда случайно свернула с Пембертонской дороги на эту болотистую почву. На мгновение шотландка впала в полную растерянность, но, представив, как будет насмехаться над ней Арчибальд Мак-Клостоу, взяла себя в руки и решительно отправилась на поиски колледжа, дороги или хотя бы машины Питера Конвея. Полтора часа спустя она так и не нашла ни того, ни другого, ни третьего.

Ничуть не догадываясь о постигших его спутницу неприятностях, Питер Конвей успел осушить бутылку виски и блаженно вытянулся на одеялах, которые никогда не забывал прихватить с собой на всякий случай. Почти тотчас же Питер погрузился в тот удивительно крепкий, здоровый сон, что так странно роднит детей и пьяниц. Ни холод, ни возможное нашествие нечистой силы его больше не заботили. А Иможен упорно продолжала бродить по пустошам, и какой-то пастух, решивший поискать отставшего от стада барана, увидев издали ее высокую фигуру, бросился ничком на землю, закрыв глаза и заткнув уши. Бедняга не сомневался, что это одна из тех могущественных ведьм, с которыми некогда поддерживали тесные связи предводители кланов, и теперь скоро пробьет его смертный час. Наконец, убедившись, что никогда не найдет дороги в густо засеянном полосками тумана однообразном пространстве, мисс Мак-Картри решила позвать на помощь. Она издала нечто вроде протяжного воинственного клича, и Дункан Фергюсон, старик, дремавший у себя в хижине примерно в четверти мили оттуда, сквозь сон подумал, что, как во времена его юности, по пустошам снова рыщут волки. А незадачливый пастух, оставив всякую надежду отыскать потерянного барана, с пеной на губах влетел к себе в стойло и остаток ночи провел в молитвах святой Ниниан, прося еще хоть ненадолго забыть о нем и оставить среди живых. Питеру Конвею, растянувшемуся на одеялах и под большой мухой, снилось, будто Елизавета Вторая, вызвав его в Букингемский дворец, предлагает корону Шотландии.

В Пембертонском колледже все спали или, по крайней мере, должны были бы спать. Однако дверь флигеля, где спали девушки, тихонько приоткрылась, и Элисон Кайл, ученица «второго года», в плотно запахнутом плаще выскользнула в залитый бледным и романтическим светом луны парк. Стараясь держаться в тени, девушка беззвучно прокралась к каменной скамье у черного хода, где ее поджидал высокий молодой человек — ученик «четвертого года» Джерри Лим. Элисон считала Джерри самым красивым парнем на свете, а по мнению Джерри, обскачи хоть всю Шотландию — все равно не найдешь девушки, которая хоть в подметки годилась бы Элисон. Отец этой новой Джульетты жил в Данди и зарабатывал массу денег на апельсиновом джеме, а родитель Ромео образца шестьдесят первого года обитал в Керколди и тоже не бедствовал — его линолеумный завод приносил очень недурные доходы. Оба главы семейства решили отправить единственных чад в Пембертон, надеясь, что там, в глуши, они целиком погрузятся в науки, но в Шотландии, как, впрочем, и везде, любовь разрушает самые хитроумные планы. Джерри и Элисон твердо решили пожениться, но прекрасно понимали, что родители ожидают от их пребывания в Пембертоне вовсе не свадьбы. И юноша, и девушка упорно, но безуспешно гадали, как это «старики» могут обращать внимание на что-нибудь, кроме любви. Они считали себя непонятыми и, проклиная слишком нежный возраст, мечтали сбежать или вдвоем кончить жизнь самоубийством, причем мысль о последнем тут же доводила обоих до слез. Настоящие маленькие шотландцы!

Взявшись за руки, они в очередной раз шептали друг другу слова любви, клеймили предполагаемую суровость отцов (пока даже не подозревавших об их намерениях) и непроходимую глупость сочинителей нелепых законов, мешающих пожениться людям, не достигшим какого-то там возрастного предела, как вдруг Элисон умолкла и по лицу ее скользнула тень беспокойства.

— Вы слышали, Джерри? — шепотом спросила девушка.

Юный Лим готов был исполнять любые причуды возлюбленной, но, как бы старательно ни напрягал слух, в конце концов признался, что не улавливает ни единого необычного звука. Элисон, дрожа, крепче прижалась к Джерри, чем доставила ему немалое удовольствие.

— Джерри… а что, если там привидение? — прошептала она.

Парень, даром что шотландец, высокомерно хмыкнул.

— Да ну же, darling, разве вы не знаете, что их давным-давно делают только на экспорт?

Элисон, отпрянув, изумленно посмотрела на Лима.

— Вы… не верите в привидения?

Она с тревогой ждала ответа. Так искренне верующая женщина мучительно задает любимому главный вопрос, в душе опасаясь, как бы он не оказался атеистом. Но Джерри, почувствовав волнение девушки, крепко прижал ее к груди.

— Вы же их ни разу не видели, правда?

— Нет, конечно, но…

— И, слово даю, никогда не увидите!

Хоть Элисон и решила верить всему, что говорит Джерри, ибо тот, кого она любит, никак не может ошибаться, но все же не могла сразу отринуть укоренившиеся за шестнадцать лет представления. И когда она уже собиралась неуверенно возразить, в тишине ночи отчетливо послышался скрип калитки. Девушка тихонько застонала от страха и спрятала голову на груди возлюбленного, но и тот уже не чувствовал прежней уверенности, ибо на сей раз тоже явственно уловил необычный звук.

— А не разумнее ли вернуться, darling? — шепнул он на ухо подруге.

Не поднимая головы, она чуть слышно пробормотала:

— Если по парку бродит привидение, я не двинусь с места!

— Готов поклясться, Элисон, никаких привидений тут нет!

Успокоенная его мужественным тоном, мисс Кайл встала и поплотнее запахнула плащ, но, едва она повернулась лицом к колледжу, как с ужасом увидела всего в нескольких шагах от себя залитое бледным светом весьма охочей до таких проделок луны привидение. Прежде чем упасть в обморок, Элисон так дико завизжала, что в нескольких окнах колледжа сразу зажегся свет, а Джерри, заикаясь от страха и уже нисколько не думая о возлюбленной, как заведенный бормотал:

— Леди Макбет!.. Леди Макбет!.. Леди Макбет!..

Однако пронзительный голос мисс Мак-Картри живо привел его в чувство.

— Не время сейчас блистать эрудицией, молодой человек! Занялись бы лучше этой крошкой, у которой, видать, в жилах не кровь, а водица! Вы шотландец?

Сбитый с толку Джерри окончательно перестал понимать что бы то ни было.

— Да…

— А она?

— Тоже.

— Просто не верится! В мое время никто не шлепался в обморок ни с того ни с сего!

Элисон, на которую никто не обращал внимания, потихоньку пришла в себя, но, открыв глаза, снова увидела перед собой высокую рыжую ведьму с горящим взором и чуть не закричала от ужаса, однако Иможен успела предотвратить новый обморок.

— Да вставайте же! Приличные девушки так себя не ведут! А для начала мне бы очень хотелось знать, какого черта вы тут делаете в такой поздний час?

Элисон, убедившись, что имеет дело вовсе не с привидением, сухо бросила:

— А вы?

Мисс Мак-Картри уже собиралась достойно ответить на возмутившую ее дерзость, но к ним подошел мужчина в халате и с фонариком в руке.

— Что тут происходит? Кто кричал?

Элисон призналась, что кричала она, а испугало ее неожиданное появление в лунном свете, среди кустов, вот этой дамы.

— Если бы вы сейчас спали у себя в комнате, как того требуют правила, Элисон Кайл, да и вы тоже, Джерри Лим, подобные треволнения вам бы не грозили! Возвращайтесь домой, но имейте в виду: за эту выходку вам придется объяснять свое поведение дисциплинарному совету.

Пока джентльмен вежливо, но твердо отдавал приказания, мисс Мак-Картри внимательно его изучала. На вид она дала бы ему лет сорок пять. Наверняка получил прекрасное воспитание. Усталое и изрезанное морщинами лицо ни красивым, ни уродливым не назовешь, но в целом оно производило очень приятное впечатление. Выразительный, хорошо поставленный голос с головой выдавал выпускника Оксфорда, но чувствовалось, что незнакомец старается смягчать крайности произношения. На долю секунды его взгляд остановился на Иможен, и джентльмен с трудом скрыл удивление. Правда, говоря по совести, мисс Мак-Картри явилась в Пембертон в довольно жалком виде. Она слишком долго бродила по пустошам, хотя в основном, не отдавая себе в том отчета, топталась на одном месте. Усталая и измученная бесцельной ходьбой, Иможен перепачкалась в лужах, изорвала платье о колючки кустарников и растрепала волосы, пока в конце концов случайно не наткнулась на стену Пембертона. Выбрав неверное направление, шотландка вошла в парк не через главные ворота, а в калитку позади здания, которой почти не пользовались, но всегда держали открытой.

— Могу я спросить, мисс, с кем имею честь?..

Но Иможен всегда терпеть не могла елейного тона.

— По-моему, простая вежливость требует, чтоб вы представились первым!

— Оуэн Риз. Последние четыре года преподаю английский здесь, в Пембертоне.

— А я — Иможен Мак-Картри.

— Только не говорите, будто вы и есть преподавательница, которую мы сегодня вечером ждали взамен бедняги Фуллертона!

— А почему бы и нет? Кстати, должна с огорчением отметить, что вы мне ужасно не нравитесь, мистер Риз!

Собеседник Иможен расхохотался:

— Ну да? Очень жаль, потому что я уже успел проникнуться к вам большой симпатией, мисс Мак-Картри! Но осторожно: вот идет достопочтенный Мак-Дугал собственной персоной, да не один, а со свитой!

При виде их взъерошенный, заспанный и облаченный в клетчатый четырехцветный (в полном соответствии с основными цветами его клана — красно-зелено-бело-голубой) халат директор колледжа сердито заверещал:

— Опять одна из ваших шуточек, Риз? В таком случае я вынужден предупредить, что…

Но преподаватель английского невозмутимо перебил его:

— Мистер Мак-Дугал, позвольте представить вам мисс Иможен Мак-Картри, приехавшую заменить нашего дорогого Фуллертона.

Кейт Мак-Дугал и двое его спутников — один в ярко-зеленом спортивном костюме, второй в пижаме — круглыми глазами уставились на Иможен. Наконец Кейт отвернулся и еще раз посмотрел на Риза — тот чуть заметно кивнул. А мисс Мак-Картри уже начинала сердиться.

— Странная, как я погляжу, у вас, в Пембертоне, манера встречать преподавателей! — загремела она.

Но Кейт, когда что-то, по его мнению, задевало честь колледжа, тоже мгновенно воспламенялся.

— Видите ли, мисс, мы пока еще не привыкли к вторжениям в столь поздний час и в таком виде! Тем не менее позвольте сказать вам: «Добро пожаловать в Пембертон!» Хотя, по правде говоря, вы меня несколько удивили…

Иможен рассказала о перипетиях мучительной поездки из Каллендера. Узнав, что Питер Конвей до сих пор не привез ее чемодана, она пришла в такую ярость, что директор не на шутку встревожился. Зато Риз от души веселился, не сомневаясь, что новый педагог внесет в жизнь Пембертона большое оживление. Наконец, выразив Иможен глубокое сочувствие, Кейт представил ей своих спутников:

— Нашего преподавателя английского, Оуэна Риза, вы уже, несомненно, знаете… А это Гордон Бакстер — он преподает естественные науки и занимается спортивной подготовкой… — Молодой человек в зеленом костюме отвесил легкий поклон. — И, наконец, Дермот Стюарт, знаток истории и географии…

Взглянув на невысокого, коренастого Бакстера, Иможен подумала, что, вероятно, в нем есть примесь валлийской крови. Зато светловолосый Стюарт был высок и строен, хотя и сохранил еще остатки чисто юношеской неловкости. Очевидно, в Пембертон он попал сразу после университета.

Теперь, когда знакомство состоялось, Мак-Дугал хотел уже проводить Иможен в отведенную ей комнату, но вдруг вспомнил, что все они прибежали в парк, услышав чей-то вопль, и потребовал объяснений. Узнав, что Элисон Кайл и Джерри Лим, в нарушение всех правил дисциплины, прогуливались в парке посреди ночи, директор колледжа обещал строго наказать виновных, но не успел перечислить и малой толики кар, которые обрушит на голову непослушной парочки, когда одно из дотоле темных окон внезапно осветилось, с грохотом распахнулось и пораженным взорам собравшихся предстал заросший волосами обнаженный торс сорокалетнего атлета.

— Да кончится когда-нибудь этот шум и гам? Право слово, можно подумать, вы все спятили! Думаете, под такую дьявольскую возню мой истерзанный мозг сможет отдохнуть?

К огромному удивлению Иможен, Кейт Мак-Дугал начал оправдываться с величайшим смирением:

— Простите нас, мистер О'Флинн… тут двое юнцов нарушили дисциплину… но, если вы не возражаете, мы продолжим этот разговор завтра утром…

— Я хочу одного: чтобы меня оставили в покое! Иначе я немедленно уеду подальше от вашего сумасшедшего дома и местных психов!

— Уверяю вас, мистер О'Флинн…

Мисс Мак-Картри, недоумевая, как можно позволить так с собой разговаривать, ждала резкого отпора от стоявших рядом педагогов, но, поскольку никто из них и не подумал вмешиваться, сочла, что за честь колледжа придется постоять ей самой — в конце концов, разве мисс Мак-Картри теперь не такой же преподаватель, как и все прочие? Подойдя поближе к окну, шотландка со свойственной ей решимостью осадила грубияна:

— Довольно! Постыдились бы ругаться, как извозчик!

Удивленный как неожиданным нападением, так и чудовищным видом Иможен, О'Флинн на мгновение утратил дар речи.

— Господи! — наконец простонал он. — Это еще что за чучело?

Мисс Мак-Картри окончательно вышла из себя.

— Это, чтоб вы знали, ирландский дебил, настоящая шотландка — из тех, что на дух не выносит пьяниц вашей гнусной страны!

Оцепеневшие от ужаса мужчины (кроме Оуэна Риза, который не согласился бы отдать свое место на представлении и за тысячу фунтов) отчетливо видели, как могучая грудь Патрика О'Флинна выкатилась колесом, а тот, набрав полные легкие воздуха, что есть мочи заорал:

— Клянусь святым Коломбаном, сейчас я разделаюсь с этим шотландским пугалом!

О'Флинн отошел от окна, явно намереваясь немедленна выполнить угрозу, а Кейт Мак-Дугал, Гордон Бакстер и Дермот Стюарт поспешили совместными усилиями утащить Иможен из парка и втолкнуть в комнату. Закрывая дверь, директор не забыл предупредить:

— Завтрак — в половине восьмого утра, мисс… Спокойной ночи!

Но еще долго в коридорах коттеджа, где жили преподаватели, раздавались крики и проклятия обезумевшего от ярости Патрика О'Флинна, от имени зеленого Эрина[7] бросавшего вызов нахальной шотландке, а Иможен боролась с собой, кипя отчаянной жаждой встать лицом к лицу с противником и показать всем, что дочери гор не боятся каких-то папистов и пожирателей клевера! [8]