Орел, Кецаль и крест

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Оценка месоамериканской культуры, как и вообще древней культуры народов Латинской Америки, началась с эпохи конкисты, и споры, возникшие в то время, продолжаются и до сих пор. Здесь можно наметить две основные линии. Одни, следуя Бартоломе де Лас Касасу, Жан Жаку Руссо и другим, рассматривают мир древних индейцев как идиллический, почти идеальный. Их противники, приводя факты ритуальных жертвоприношений, каннибализма, рабовладения и многоженства, стремятся представить ужасы испанского завоевания как цивилизаторскую, «очистительную» миссию. Непредвзятый анализ фактов опровергает и ту, и другую точку зрения. Конкиста была столкновением двух миров: одного, вступившего в раннеклассовое общество, и другого, стоявшего у зари капитализма.

Для Месоамерики (как и для всех других раннеклассовых образований типа древнего Египта, Шумера и др.) человеческие жертвоприношения, например, считались необходимым средством для поддержания жизни божеств, а следовательно, и сохранения существующей Вселенной. Многоженство было характерно только для знати и по распространенности уступало этому явлению у народов мусульманского Востока. Антропофагия была чисто культовым действом и являлась для обитателей Мексиканского плоскогорья таким же священнодействием, как для испанцев или португальцев причащение (не следует забывать слова при этом обряде, произносимые от имени Христа).

Нельзя упускать из вида, рассматривая месоамери-канскую культуру, что древние индейцы прошли ускоренный путь развития. Они попали на Американский континент сравнительно поздно и тем не менее за несколько тысяч лет достигли уровня первых цивилизаций Старого Света. В ряде случаев (строительная техника, монументальная скульптура, мелкая пластика, литература) они создавали непреходящие культурные ценности. И не случайно, что на следующем витке культурного развития к этому наследию неоднократно обращались творцы нового. Не следует забывать и о том, что пищевые ресурсы Старого Света увеличились почти вдвое благодаря культурным растениям Америки.

Представителям этих двух миров предстоял длительный и мучительный путь исторического развития, пока индейцы и европейцы смогли понять характерные особенности встретившихся культур и на основе их создать принципиально новую — латиноамериканскую.

Очень важно, что корни индейских традиций не были при завоевании истреблены окончательно, ибо разрывы в развитии любой культуры всегда болезненны и часто гибельны. Отчасти мы обязаны этим таким людям, как Саахун, и другим преподавателям в Тлальтелолько. Но главная причина, думается, все же в высоком уровне развития месоамериканского общества. Наглядный пример противоположного — судьба индейцев островов Вест-Индии и других племенных образований на материке.

Конкиста наряду с жестокостями, усилением эксплуатации, насильственными переселениями принесла индейскому миру и ряд положительных факторов. Среди них — железные орудия, животные и птицы Старого Света, наконец, триумфальное распространение латиницы.

Так происходило первое взаимопроникновение двух культур. Определенную роль в этом процессе играли и официальная политика королевских властей, стремившаяся не разрушать старые общественные структуры, а использовать их, сделав своим орудием, и браки конкистадоров с индейскими «принцессами», просветительская и защитная деятельность лучших представителей католического духовенства. Насколько быстро происходили процессы культурного обмена, свидетельствует, например, рассказ о людях с огромными ушами-одеялами (широко распространенный в Старом Свете), который появляется в «Истуар дю Мешик» в 1543 г., т. е. уже через два десятилетия после конкисты. Европа же получила какао, кукурузу, табак. Эти примеры легко умножить.

Отдельные ветви индейской культуры после завоевания имели разные судьбы. Жреческая религия быстро канула в прошлое, народные верования продолжали существовать, постепенно вбирая в себя внешние обрядовые формы католицизма. Та же участь постигла и монументальную скульптуру, тесно связанную с языческими культами; ее памятники беспощадно уничтожались, а те, что избежали этого, закапывались в землю, чтобы не смущать сердец новообращенных (как например, знаменитая статуя Коатликуэ, матери Уицилопочтли). Именно поэтому лучшие произведения ваяния Месоамерики дошли до нас не от послеклассического периода, а от классического.

Кардинально изменились архитектурные формы. И церкви, и дворцы, и общественные здания строились по испанским образцам, хотя, конечно, учитывался и многовековой опыт индейских строителей в области сейсмологии.

Трагедия новой столицы Гватемалы, погибшей от землетрясения, не прошла даром для новых владык страны. Но, украшая резьбой порталы храмов христианского бога, индейский мастер незаметно вплетал в них свои привычные орнаменты и символы. Такая же тенденция заметна и в настенной живописи: в росписях церквей в Уэшоцинко (штат Пуэбла) и Ишмикильпане (штат Идальго), например, можно видеть традиционные индейские мотивы. Более того, в фресках последней явственно чувствуется, к большому удивлению, влияние майяской школы живописи позднеклассического периода.

Каким образом, какими путями это влияние Добралось сюда через время и расстояние, остается пока загадкой.

Еще более устойчивыми оказались доиспанские традиции в мелкой пластике. Распятия часто оформлялись в виде привычного для индейского мышления мирового древа.

Известны и изображения Христа в виде пленника, утыканного стрелами, т. е. посланца к солнечному владыке. В не связанных напрямую с культом произведениях мелкой пластики влияние старых традиций, естественно, было еще значительнее.

В течение XVII–XIX вв. эти влияния постепенно угасают, образованные слои берут за образец европейское искусство и моды; лишь в индейских общинах сохраняются и развиваются самобытные традиции, особенно в ремеслах и прикладном искусстве. У майя письменные памятники XVI–XVII вв. становятся своего рода священными реликвиями; их хранят плотно закутанными в ткани. Эти «священные узлы» выносятся только во время религиозных праздников; от европейцев их скрывают (ср. обнаружение Р. Кармаком подлинника «Родословной из Тотоникапана»). В отличие от майя прозаические произведения на науатль продолжают создаваться, но уже в иных жанрах и с иными идеологическими задачами. Таким образом, древняя культура Месоамерики, казалось, отходит в невозвратное прошлое.

Но в конце XIX — начале XX в. в связи с появившимся в Европе интересом к «экзотическим культурам», с одной стороны, и возросшим национальным самосознанием, с другой — внимание к памятникам доиспанского прошлого и к древней истории посте-кам доиспанского прошлого и к древней истории постепенно возрастает. Появляется ряд художественных произведений на темы, связанные с доколумбовым периодом. Сначала это памятники индейским вождям времен конкисты, выполненные в европейской манере (памятник Куаутемоку в г. Мехико, национальному герою Гватемалы Текум-Умаму) или в условной стилизации под индейские традиции. Постепенно влияние последних в изобразительным искусстве становится все сильнее, происходит своеобразный синтез их и европейских течений (памятник основателям Теночтитлана или памятник Мануэлю Идальго, повторяющий традиции ольмек-ской скульптуры).

Особенно сильно эти тенденции сказались в настенной живописи (муралях) и литературе начиная с 20-х гг. текущего века. Мексиканские муралисты: Руфино Тамайо, Диего Ривера, Давид Альфаро Сикейрос и др. обращаются к решающим событиям в истории родной страны, передавая их в совершенно новой, могучей и своеобразной манере. Подобное же направление наблюдается и в скульптуре Мексики, Гватемалы, Гондураса. В 40–50-е гг. в Гватемале успешно работает группа художников-графиков «Са-керти».

Примечательно, что само название объединения — «Рассвет» взято из языка какчикель. Один из его участников Карлос Мендоса работает над серией рисунков в индейской манере к эпосу «Пополь-Вух».

Гватемальский писатель, лауреат Нобелевской и Ленинской премий, Мигель Анхель Астуриас начинает свою литературную деятельность с перевода на испанский «Пополь-Вух» и «Летописи какчикелей» (с помощью своего учителя, французского американиста Жоржа Рейно). В дальнейшем он пишет ряд стихотворений на тему древней истории, в частности, великолепное «Лики Копана». В своих прозаических произведениях («Легенды Гватемалы», «Сеньор президент», «Зеленый папа» и др.), написанных, как он сам определяет, в «стиле магического реализма», Астуриас вводит персонажи месоамериканской мифологии, создает свою концепцию мифологического времени, широко использованную затем колумбийцем Гарсиа Маркесом.

Из современных мексиканских поэтов и писателей, обращающихся к доиспанскому прошлому и использующих культурные традиции Месоамерики, следует выделить К. Пельисера и К. Фуэнтеса. Последний дал объемную формулировку этого явления: «Окончательно умирает лишь то, что мы преступно обрекаем на смерть нашим забвением: забвение — единственная смерть, присутствие прошлого в настоящем — единственная жизнь». Фуэнтес смело использует ацтекскую мифологию как своеобразный ключ, помогающий открыть духовный мир современных мексиканцев, понять глубинный смысл происходящих с ними сейчас событий. Широко использует он и мифологическое время в своих романах «Смерть Артемио Круса», «Сожженная вода», драме о подруге Кортеса индианке Марине и других произведениях.

Многообразные традиции культуры Месоамерики продолжают жить и развиваться в культуре народов современной Латинской Америки. В городе Мехико создана «Площадь трех культур». На ней на разных уровнях расположены раскопанная ацтекская пирамида, церковь колониального периода и современное высотное здание. В памятной бронзовой плакетке, помещенной на площади, хорошо выражена мысль о неразрывной связи культур, прошлого и настоящего, о памяти горестных событий конкисты. На ней написано:

В этой памяти о прошлом — один из залогов будущего народов Латинской Америки.