Орестея. Агамемнон

Агамемнон, царь Аргоса

Клитемнестра, царица

Эгисф, двоюродный брат царя

Кассандра, пленная троянская царевна

Вестник Талфибий

Страж, раб Агамемнона

Хор аргивских старейшин

Служанки Клитемнестры, воины Агамемнона, оруженосцы Эгисфа.

Площадь перед палатами Атридов в Аргосе. Во дворец ведут двери: большая, средняя и две малых по сторонам. Вдоль дворцовых стен и вокруг площади ряд кумиров и несколько пустых каменных тронов и алтарей невидимых, безымянных божеств. На кровле дома

Богов молю, да кончатся труды сии

Ночных дозоров! Долгий год, Атридов пес,

Лежу на вышке, опершись на локоть, —

И ведом стал мне круговратных звезд собор,

Несущих зной и холод, узнаю владык,

Воздушных венценосцев. В свой черед они

Восходят и заходят. А бессонный страж

И ныне ждет: не вспыхнет ли желанный знак,

Урочный не займется ль вестовой пожар —

10 Клич огненный из Трои: "Пал Приамов град!"

Царица так велела; мыслью мужеской

Далече загадала… А холоп терпи

На кровле мглу и стужу, не смыкай очей,

Дремотой не забудься! Грезу легкую

Прочь гонит страх: усталых не слепил бы вежд

Покой глубокий. Песней заунывною

От сонной силы отчураться думаешь:

Поешь — и плачешь, вспомнив про былые дни…

Неладно в царском доме; подошла беда!..

20 Когда б хоть ныне кончились труды мои!

Зажгись, блесни, как зорька, весть заветная!..

Далече что сверкнуло? Огонечек мал,

Что нам сулишь мерцаньем? Не победы ль день,

Не празднество ль, не пиршества ль по городу?..

Костер! Костер!

Супруга Агамемнона — услышала ль?

Бегу поведать знаменье. Чрез миг она,

Воспрянув с ложа, радостный подымет клик,

Встречая ликованьем вожделенный луч,

30 Заголосит: "Победа! Рухнул вражий кремль!.."

Ей славу петь, а мне плясать предславие!

За царский дом я трижды по шести очков

Здесь выиграл на вышке — ставку полную!

Когда бы только цел и здрав вернулся сам!

Цареву руку милую сожму ль в своей?

О прочем ни полслова! Поговорка есть:

Стал бык огромный на язык — не сдвинешь. Все

Сказали б эти стены, будь у стен язык…

Кто знает — понял; невдомек намек другим.

Сходит в дом.

Хор старцев, препоясанных мечами с длинными жезлами в руках, выступая на орхестру.

40 Год десятый пошел, как Приама на суд —

Правомощный истец —

Вызывал Менелай, Агамемнон звал, —

Сопрестольных царей двудержавная мощь,

Бурный упряг Атридов, что Зевс сопрягал;

И на тысяче слал смоляных кораблей

Копьеносную рать

С государями-братьями Аргос.

Зычно кличут обиду, Арея зовут, —

Словно коршуны плачут, птенцов не нашед

50 В потаенном гнезде;

Высоко над скалами кружит их чета

И крылами гребет, озирая простор:

Кто похитил приплод,

Что любовно был высижен ими?

И заслышит жилец неприступных вершин

Аполлон или Пан, правосудный ли Зевс —

Поднебесных соседей пронзительный крик

И на вора нашлет

Он Эринию, сирых заступник.

60 Охраняет Кронион гостиный устав:

Покарать Александра внушал он царям

И поднять за жену многомужнюю спор.

Много схваток и сеч, где колено скользит

У воителей в прахе, как в дребезги щит

Разлетелся, в щепы сокрушилось копье, —

А врагов не разнять разъяренных, —

И данаям судил и троянцам равно

Промыслитель святых неотменных судеб;

И что ныне вершится, свершиться должно:

Ни маслам не смягчить, ни слезам не залить

70 Всесожжений горящего гнева.

На бесславный покой обрекли нас года

И, на посох согнув, повелели влачить

Одряхлевшую плоть,

Возвратили нам давнее детство.

Ведь младенец — он старцу подобен. Еще

Не вселился Арей

В неповинное сердце; и сок молодой

Не успел забродить. А на ветхих дубах

80 Иссыхает листва. Беззащитней детей —

И на трех с костылем спотыкаясь ногах, —

Наяву — мы виденье ночное.

Из боковых дверей дома выходит Клитемнестра с рабынями.

Тиндареева дочь,

Клитемнестра! Что граду несешь, госпожа?

Али весть? Что за весть? От кого? Что гласит

Сей обряд, сей обход

Всех святынь, чередою, с дарами?

Всем родимым богам, что царят в вышине

И живут в глубине,

90 Что врата стерегут и свой град берегут,

Воскуряется дым благовонный.

В нем огонь золотой вспыхнет здесь, вспыхнет там

И взметнется столбом

Пожирая честной миротворной елей

И — бессмертных усладу — тончайший ливан.

Кладовых драгоценность царевых

Возлиянья скончав, мне, царица, скажи,

Что сказать не запрет!

Благовестье целит унывающий дух,

100 Разрешает печаль в благодарственный гимн.

Разошлась бы кручина, что сердце крушит!

Луч упал от веселых, от праздничных жертв,

Думу черную гонит надежда.

Клитемнестра, свершив жертвоприношение, молча удаляется во дворец.

Строфа I

Антистрофа I

Эпод

Строфа II

Антистрофа II

Строфа III

Антистрофа III

Строфа IV

Антистрофа IV

Строфа V

Антистрофа V

Строфа VI

Антистрофа VI

Из дворца выходит Клитемнестра.

О Клитемнестра! Пред твоим величием

Склоняюсь я: долг подданных царицу чтить,

260 Когда на троне мужеском владыки нет.

Утешена ль вестями, в уповании ль

На весть благую, жертвы жжешь? Мне знать о том

Отрадно было б. А смолчишь — обиды нет.

Заря, как люди молвят, да родится нам

От матери отрадной — благовестницей.

Услышишь радость, что и в снах не чаялась:

Одержит мощь аргивская Приамов град!

Скажи еще! Ушам своим не верю я.

Ахейцы взяли Трою — ясно сказано.

270 В груди взыграло сердце … Очи слезы льют!

Любви нелицемерной эти слезы — знак.

Надежному ль ты вверилась свидетельству?

Весть подлинна. И мысли не затмил мне бог.

Не сон ли, ночью виденный, за вещий мнишь?

Нет, сонных грез за правду не почла бы я.

Надежд не обольстил ли безымянный слух?

Аль ты с ребенком малым разговор ведешь?

А много ль дней прошло со дня, как город взят?

В ту ночь он взят, что родила нам этот день.

280 Какой бы вестник столь проворно весть донес?

Гефест на Иде светоч вестовой зажег.

Костер перемигнулся в высоте с костром

Огнистой перекличкой. Камень Гермия

На Лемносе ответил Иде пламенной.

Ему — Афон, дом Зевса. Высоко взметнул

Он зарево веселое. А за морем,

Завидя свет, подобный солнцу красному,

Утес Макиста вспыхнул. От огня огонь

По главам загорался и бежал вперед

290 Моим гонцом. Макист не медлил: бодрствовал

Досужий соглядатай. Уж урочный знак

У волн Эврипа видит мессапийский страж,

Сгребать листву сухую, бурелом спешит,

Громаду поджигает, и горючий столб

Полохом рдяным дале, дале весть несет.

И пламенник маячит (не слабел гонец

В неутомимом беге) за Aсon — рекой,

За низменностью влажной, как луны восход, —

Будя на Кифероне отзвук огненный:

300 Приметили мерцание дозорные,

Огромней, чем показано, кладницу жгут.

За озеро прозванием "Горгоны Глаз",

Закинут свет и Козьих досягает скал,

И там велит горючих не жалеть дубов.

Пожар несметный вздыбился; искристый хвост,

Меж облак рея, тусклой багрянит зарей

Хребет, что волн Саронских оградил залив.

Чредою светозарной маяки встают.

Уж Арахней зарделся меж окрестных гор,

310 И в дом Атридов долгожданный луч упал,

От пращура Идэйского затепленный!

Закон я огненосцам таковой дала:

Гнался ревнитель вырвать у ревнителя

Простертый светоч. Первый и последний честь

Равно стяжали. Вот мое свидетельство:

Победы весть из Трои мне прислал супруг.

Богов царица славить светлый час велит.

Но дай еще мне слушать! Надивиться дай

Твоим речам чудесным! Говори еще.

320 Ахейцы ныне в Трое. Мнится, в ней стоит

Разноголосых кликов неслияный гам.

Елей и уксус вылиты в один сосуд,

Смесятся ль? Нет! Дружить не станут. Так

Взыванья побежденных и осиливших

Звучат раздельно, — как различна их судьба.

Одни, припав к раскиданным окрест телам

Мужей и братьев, — дети — к старикам прильнув,

Родимым дедам, все — рабы, и стар и млад,

Вопят и воют, и сиротский плач творят.

330 А тех (всю ночь страда кипела бранная)

Сажает голод за столы роскошные

Знатнейших граждан: вольный им везде постой.

Они без разверстанья, кто куда попал,

В домах опальных и палатах вражеских,

Пристанище находят. Уж не мерзнуть им,

Бездомникам, под росами, под инеем.

Не нужно караульных: в неге спи всю ночь,

Коль чтить градовладык они догадливы

И в вотчинах богов не святотатствуют, —

340 Не обернется им победа пагубой.

Но воинству соблазн велик разграбить то,

Чего запрет коснуться; и влечет корысть.

А путь заморский ратным предлежит свершить,

От меты вспять измерить стадий. Плаванье —

Удел неверный. Если прогневят богов,

Проснется — мстить убийцам — убиенных сонм,

Хотя бы новых бедствий не готовил рок.

Так женским я раскидываю разумом.

Добро ж да верх одержит! Не пророчу зла.

350 Дана была мне радость от судьбы в залог.

Как мудрый муж, высокая жена, ты речь

Отрадную держала; и свидетельством

Ее скрепила верным. Час настал — богам

Воздать хвалы за мзду трудов, за щедрый дар.

Клитемнестра уходит во дворец.

О, державный Зевс! О, помощница Ночь,

Дароносица слав лучезарных,

Что набросила сеть на Троянский кремль,

Неразрывные мрежи неволи на град!

Изобильным уловом твой невод полн:

360 Ни младенец, ни муж

Не бежал всеохватного плена.

Ты ж, гостиного права доправщик, Зевс,

Ты в лучника метил, сгибая лук, —

В Александра! Давно выжидал ты миг,

Натянув тетиву, — и взвилась стрела,

И не праздно в поднебесьи пела.

Строфа I

Антистрофа I

Строфа II

Антистрофа II

Строфа III

Антистрофа III

Эпод

Сейчас узнаем: светочей ристание

490 И сговор пресловутый вестовых огней —

Явь или сон? и нам сверкнувший пламенник

Вещал ли правду, очи ль обаял мечтой?

Идет от моря путник, ветвью масличной

Прикрыт от солнца; прах густой на нем налип,

Летучей пыли придорожной тяжкий брат.

Он весть небессловесную несет, как дым

Костров багряных, рдеющих по дебрям гор.

На мой привет — иль радостней чем кликну я,

Откликнется, — иль … если … Но молчу о том.

500 Добро пусть к добрым знаменьям приложится!

А кто иное в сердце держит, пусть беду

Греховной мыслью на себя ж накличет сам.

Родимый Аргос! О порог отечества!

На год десятый вижу вновь тебя. Надежд

Крушилось много; но сия исполнилась.

Не чаял я, что вышние готовят мне

В земле родной, близ отчих усыпален, гроб.

Тебе поклон, земля моя! свет солнечный!

О Зевс, страны владыка! Сребролукий Феб,

510 Метать уставший тучи смертоносных стрел!

Довольно ты у струй Скамандра нас губил:

Будь ныне вновь спасителем, целителем,

Вещун Пифийский! Вам поклон мой земной, всем

Богам, обставшим площадь! И первей других

Гермес, тебе, вождь вестников и честь гонцов!

Герои, вам, пославшим нас на смертный бой,

Домой зовущим ныне уцелевший полк!

Царей палаты вам привет, честной чертог,

И пращуров престолы, и кумиры врат!

520 Воззрите светлым оком, праздник празднуйте!

Другого нет такого: после долгих лет

Приходит, свет неся в ночи, на радость вам

И всем, во граде сущим, Агамемнон царь.

Встречайте славословьем, целованием

Того, кто плугом Зевса правосудного

С землей твердыню Трои, запахав, сравнял:

Где были башни, храмы — поле ровное!

И семя истребил он града вражьего.

Склонивший супостата под такой ярем,

530 Атрид старейший, счастьем возвеличенный,

Приходит к вам, достойнейший из всех людей,

Живущих ныне, почести. Наглец Парис

С его народом ныне не похвалится

Хищеньем безнаказанным: настигнут вор.

И выкупа не добыл от ограбленных,

А современный родине свой дом низверг;

А мы двойную с рода их взыскали мзду.

Ахейский вестник, радуйся! Из войска ты?

И жив, и рад; и ныне умереть готов.

540 Знать, крепко по отчизне стосковался ты?

Так, други, что расплакался на радостях.

Так болью сладкой тот же вас томил недуг?

О чем вопрос твой? Невдомек мне разум слов.

По нас в разлуке вы тужили, мы — по вас.

Любила ль нас отчизна, как отчизну мы?

Кручинясь много я вздыхал от черных дум.

Что ж граждан столь крушило? Аль за войско страх?

Чтоб лиха не накликать, — я молчать привык.

Бояться сильных начал без царя народ?

550 Как ты, скажу я: ныне мне и смерть красна.

Еще б! — коль обернулось горе радостью.

За долгий срок не может все нам по сердцу

Случаться в жизни: будут и лихие дни.

Не боги мы: те легкий провождают век…

Чего в походе мы не натерпелися!

Главы нам было негде преклонить. Ни нар

На палубе не сыщешь, ни скамьи присесть:

Стой в тесноте! На суше — пуще бедствия.

Стояли под палатками у вражьих стен,

560 Знобимы мглой болотной и росой небес.

Всегда пропитан влагой тлел на теле плащ;

Живая нечисть в прелой развелась шерсти.

А лютые морозы — птицам пагуба, —

Когда повеет стужей Ида снежная!

А зной палящий, как уснет в безветрии,

Упав на ложе полдня, море мертвое!

К чему вздыхать о прошлом? Миновал и труд.

Почивших упокоил непробудный сон.

Им отдых мил; охоты нет из гроба встать.

570 Не горестен удел отшедших: благо им!

Гнев рока скорбью новой не постигнет их.

Сказать прости всем бедствиям — завидный дар!

Мы ж, остальные из ахейской рати, мзду

Стяжали, перед коей все труды — ничто.

Пред этим солнцем смеем похвалиться мы

И за море по всей земле послать молву:

"Низвергнув Трою, воинство аргивское

К столпам святынь Эллады пригвоздило в дар

Богам отцов, сии добычи древние".

580 И кто услышит весть сию, похвалит он

И град, и полководцев; и хвалу воздаст

Тебе, о Зевс-вершитель! Всю сказал я речь.

Не буду прекословить: победила речь.

Благому наставленью рад и старец внять.

Но весть царице, вестник, объявить спеши:

Семье царевой этот дар, и с нею — мне.

вышед из малых дверей дворца.

Не час прошел, как с уст моих от счастия

Сорвался клик! В ночи то было; пламенник

Сторожевой поведал: Илион погиб!.

590 А кто-то издевался: "Ты поверила

Кострам горючим? Троя в эту ночь взята!

Легкo ж восторг подъемлет сердце женское"

И думали разумники: безумна я.

Меж тем я жертвы правила. И звонкий глас

Наполнил стогна, торжища хвалением.

Так женщина велела! Благовонный дым

Смол пылких из святилищ восходил к богам.

О чем бы ныне стал ты здесь витийствовать?

Все, все желанный вскоре мне расскажет сам.

600 Но так как уготовать я спешу прием

Торжественный супругу и властителю

(Ах, есть ли в доле женской лучезарней день,

Чем тот, когда пред мужем, что с войны пришел

И цел и здрав, ворота распахнет жена?), —

К царю вернись, о вестник! накажи ему

Не медлить доле! Ждет народ, и верная

Жена тоскует. Та ж она, какой ее

Покинул он: собакой сторожит дворец,

Хозяину покорна, и врагу страшна.

610 Дом цел: нигде царева не снята печать.

Как медный сплав подкрасить не сумела б я,

Измены так не ведаю. Мне чужд соблазн.

Злоречие немеет. Честной женщине

Такою правдой, мнится, похвальба — не стыд.

Уходит.

Красно царица речь вела, — всем вестникам,

Толковникам искусным в научение.

Ты ж мне скажи, родимый: Менелай Атрид —

Вернулся ль, невредимый, с поля бранного

С полком осталым, — родине желанный князь?

620 К чему друзей мне тешить вестью радостной?

Обман недолговечен; обличится ложь.

Вестей благих, но истинных мы, вестник, ждем.

И горькой правды, как ни льсти, не скроет лесть.

Скажу всю правду: скрылся он от воинства,

Ушел во мглу глухую с кораблем своим.

Отдельно ль якорь поднял на глазах у всех?

Иль всех постигла буря — и корабль исчез?

Ты в цель уметил словом, как стрелок стрелой,

И речью малой скорбь вещал великую.

630 Что молвят корабельщики? Спасенье ли

Царю сулят, могилу ль в глубине морей?

Кто знает, что с ним? Видит кто? Ты, Гелиос,

Зовущий жизнь из мрака на лицо земли!

Скажи, как буря грянула, и как прошла

Над вашими главами сила грозная?

День светлой вести грех сквернить печалию,

И купно разноликим угождать богам.

Когда несет гонец понурый городу

Отчаянье и ужас: "Вся погибла рать!

640 Всем плач двойной творить — по граду общиной,

В домах — по кровным! в каждый дом вошел Арей

С двуострою секирой, алча красных жертв!

Всех ранил обоюдоизощренный рок!" —

Таких вестей слагая грудь, поет гонец

Пеан победный дщерям тьмы — Эриниям.

Но я спасенья жданный вестник, радости

Глашатай вам, прибыток благоденствия,

И милость вышних петь скончав, зачну ли быль

О каре, коей боги посетили нас?..

650 Огонь и Море, древние враги, в союз

Вступили и держали клятву крепкую —

Усильем дружным мощь сломить аргивскую.

В ночи беда нагрянула. Фракийский ветр

Громил и бил с налета о корабль корабль

И, как быков, бодаться нудил. Вихрь, крутясь,

Метал их, буйных, рвал и гнал. И спутников

Мгла поглотила… Злобный пастырь стадо пас:

Когда же встало солнце над пучиной вод,

Глядим, все море зацвело Эгейское

660 Мужей телами, кузовов останками.

А наш корабль из хляби целым некий бог

Исхитил — или вымолил пощаду нам.

Не человек, поистине, был кормщик нам!

Судьба благая, на корму воссев, сама

Путь правила до пристани, чтоб волн разбег

Пловцов не грохнул о гряду прибрежных скал.

На белый свет из ада вышед водного,

Опомнившись, — уж мы Судьбе не верили:

Страстная скорбь пронзила дух; поднялся плач

670 О бурею отторгнутых соратниках.

Кто смерть обрел, кто страждет. И сберегший жизнь

Вспомянет нас в числе погибших: верно так!

А мы про них, в разлуке горькой, тоже мним.

Но к лучшему исходу да ведет Судьба!

Жди Менелая: первым, знаю, он придет.

Когда единый Солнца луч его живым

Еще и зрячим видит на лице земли, —

Сам Зевс о нем промыслит, охраняя род, —

Надежда есть, что витязь и домой придет.

688 Вот, все ты слышал; всю поведал правду я.

Уходит.

Строфа I

Антистрофа I

Строфа II

Антистрофа II

Строфа III

Антистрофа III

Строфа IV

Антистрофа IV

Приближается колесница, окруженная воинами. На ней, в пышных доспехах, стоит Агамемнон. У его ног, с жезлом в руках и священными повязками на голове, сидит Кассандра.

Ей, гряди, государь, Илионских твердынь

Сокрушитель, Атрид!

Как тебя мне встречать? как тебя величать,

Не умалив, о царь, не превыся хвалы,

Соразмерной делам?

У кого на уме лишь казаться, не быть, —

Ограждения правды не чтит он.

780 На словах сожалеть, с огорченьем вздыхать

Не готовы ли все? Но не все острие

Сострадания в сердце приемлют.

И сорадуясь льстиво, к улыбкам они

Невеселые лица неволят, и лгут.

Но своих ли овец не узнает пастух?

Властелин прозорлив: лицемерных притворств

Он легко различит водянистую смесь

От беспримесной верности сердца.

Не таю, что, когда за Елену ты слал

800 Корабли с молодежью на гибель,

Не прекрасным твой образ являлся очам:

Ты кормило мятежным страстям уступил

И жестокостью жертв

Распалял в обреченных отвагу.

Но свершившему дело хвалу и любовь

Не уста лишь, а сердце дарует.

И со временем все обличится, о царь:

Кто по совести, кто без тебя не к добру

Опекал государство и граждан.

810 Аргивские святыни, боги родины,

К вам первым речь! Вы были мне пособники

В пути возвратном и в отмщеньи праведном.

Исполнен приговор ваш. Не со слов истца

Вы Трою осудили. Тайно жребии

Все в урну крови пали, до единого.

Чредой касались урны милосердия

Рукою праздной судьи: не наполнилась

Пощады урна!.. Грудой пепла дымного

Обрушилось величие. Истлел костер

820 Под бурей рока. Тучной тризны облако

Стоит над пожарищем… Вас из рода в род,

О боги, славить будем! Ибо взыскано

Сторицею возмездье: за одну жену

Загрыз аргивский зверь и в прах зарыл народ *.

(* В римской рукописи описка: стих восстановлен по варианту Ф.А. Петровского.)

Рожден утробой конской, щитоносный полк

Прыжком взял стены, хищник, переждав Плеяд.

Во мраке огляделся лев, и спрянул в кремль,

И царской нализался крови досыта…

Первины благодарности воздав богам,

830 Тебе скажу я слово. Помню все. С тобой

Единого желаю. Твой поборник я!

Немногих добродетель — вознесенного

Благой судьбиной друга чтить без зависти.

Кто счастьем обделен, вдвойне недугует,

Язвимый зложелательством: своей беды

Ему, знать, мало, — горше сокрушается

Чужой удачей. Верно говорю сие,

На опыте изведав, жизнью выучен,

Что дружества личина — только зеркало

840 Приязни нашей, призрак и обман очей.

Один был верен — Одиссей, когда со мной

Надел хомут, хоть не желал под Трою плыть.

О нем я вспоминаю, а в живых ли он —

Не ведаю… Что, старцы, до гражданских дел

И дел священных, — все рассудим вместе мы,

Совет назначив. Доброе для города

Упрочить должно, чтоб и впредь давало плод;

А где леченье нужно, там потщимся мы

Болезнь пресечь, врачам подобно, чья рука

850 И жжет и режет, здравым не вредя частям…

Иду в чертоги, где очаг и жертвы ждут, —

Десницу простирая благодарственно

К богам, меня пославшим и приведшим в дом,

И да пребудет спутницей Победа мне!

Из средних ворот дворца выходит Клитемнестра, оставив ворота широко раскрытыми. Ее окружает толпа рабынь.

Аргивских граждан чтимые старейшины!

Не стыдно мне признаться, и к чему таить? —

Изныла я в тоске по муже… Дни текут —

Застенчивость и робость покидают нас.

Скажу пред всеми: жизнь была не в жизнь со дня,

860 Как отплыл он, — безмужней, безутешной мне!

Уж в доме опустелом, запершись, сидеть

Вдовой живого мужа — горе горькое.

А тут еще за слухом слух зловещие

Глашатаи приносят: тот — лихой конец,

А этот — лише каркает. Развылись псы,

Зло на дом накликают! Ведь когда б супруг

Все раны принял, сколько их молва начла, —

Дырявым просквозило б тело неводом.

Когда бы умер столько раз, как был отпет

870 Друзьями, — новый Герион о трех телах,

Он три б участка занял, каждый в рост длиною,

В троих обличьях трижды погребаемый.

Чуть разумом от страха не рехнулась я!

Не раз из петли, со стропила свешанной,

Царицу вынимали слуги верные.

И вот, о царь, причина, почему не здесь

Живой залог обета, нас связавшего, —

Орест, — как должно было б. Не дивись тому:

Твой сын на воспитании у Строфия

880 Фокейца, друга верного, старинного.

Провидел Строфий нашу здесь беспомощность,

Твою опасность бранную, мятежный дух

Народа, старшинами недовольного:

Падет престол — наследника обидет чернь.

Ему вняла я: мнилось, нет в совете лжи…

Что ж я не плачу? Выплаканы слез ручьи!

Иссякли очи: влаги не струить им вновь,

От бденья потускнели. Ночи долгие

От милого ждала я вести пламенной,

890 Вперяя взоры в сумрак: не мерцала весть.

Едва дрема смежала вежды — столь чутка,

Что реянье и пенье комариное

От черных снов будило душу: снился ты —

В беде… И больше, чем мгновений отдыха,

Я страхов знала, чуть забудусь. Так была

Я стад твоих овчаркой… Ныне все прошло!

Ты здесь, оплот мой в бурю, гордых сводов столп,

Единородный сын, отцом обретенный,

Пловцами брег нечаянно завиденный,

900 Весенний день, сменивший вьюги зимние,

Пред путником в палящий зной студеный ключ,

Все сладостное, что несет спасение!..

Таких похвал достойным я почла его,

И зависть да безмолствует! Мне лучше знать,

Что я перестрадала… Низойди же к нам,

Желанный, с колесницы! Но, сходя, ногой,

Поправшей Трою, вместно ль повелителю

Коснуться праха дольнего? Рабыни, вам

Был дан приказ. Коврами царский путь устлать.

910 Что медлите? Раскиньте ж ткань пурпурную!

Тропой багряной Правда поведет его

К нечаянному сретенью, в готовый дом.

Та, что не спит, с богами все промыслила.

Дочь Леды, дома царского печальница!

Разлуке долгой речь вела ты равную,

И много слов сказала. Но пристойнее

Хвалу, как дар почетный, от чужих принять.

Меня ты негой женской не изнеживай!

Не варвар я, чтоб лестью раболепною

920 И земным поклоненьем утешаться мне,

И пышных не стели мне тканей под ноги:

Их зависть сглазит; так богов единых чтут.

Красы цветные, смертный, попирать дерзнув

Стопой надменной, вышних оскорбил бы я:

Одна богам, другая человеку честь.

Делами, что соделал, а не пурпуром,

Что я топтал, прославлен буду. Лучший дар

Смиренномудрый помысл. И лишь тот блажен,

Кто жизнь скончает в мирном благоденствии.

930 Что правым чту, чего не смею, — я сказал.

К чему моим желаньям прекословить, царь?

Что я сказал, того держуся. Так и знай.

Обет ли ты принес такой, страшась богов?

Верь: знал, что говорю я, если так сказал.

Что сделал бы, кичась, Приам, свершив твое?

По тканям пурпуровым верно б шествовал.

А ты дрожишь людского осуждения?

Есть в мненьи всенародном сила грозная.

Кто славу любит, должен ненавидим быть.

940 Жена! к лицу ли словопренье женщине?

Уступчивость прилична победителю.

Ты дай пример, коль в споре победила ты.

Сдаюсь; но все ж, владыка, уступи мне власть.

Коль как тебе угодно, пусть развяжут мне

Ремень, и снимут обувь, чтоб раба ноги

На пурпур не ступала с госпожой своей.

Недобрым оком боги не взглянули бы

На эту расточительность! Стыжуся я

Топтать богатство, блеск волны бесценной мять…

950 Но слов довольно! Пленницу, вот эту, в дом

Введи с приветом. Вышние цари глядят

На кроткое величье благосклоннее;

В ярме же рабском узник зложелателен.

Сию рабыню, цвет добычи избранной,

Мне в дар почетный присудило воинство.

Ее привел я… Ныне покорен тобой,

Дорогой, ярко рдеющей иду в чертог!

Есть море: кто потушит зыбь кипучую?

Улит оно питает многоценный сок

960 И данию выносит неоскудною

Риз царских славу — пурпур. В кладовых твоих,

Хвала богам, не мало их. И бедности

Твой дом не знал. Раскинула б и больше я

Порфир на потоптанье, если бы некий бог

Такой цены востребовал за жизнь твою.

Жив был бы корень, — вырастет листва; окрест

В дни Сириуса знойного развесит тень.

Вернулся ты к святыням очагов твоих, —

Не все ль зазеленело? не весна ль пришла?

970 Когда же Зевс лучами гроздье кислое

В дар сладкий претворяет, — не прохлада ли

Под кровом дома, если муж верховный в нем?

Входя в двери, через которые уже прошел царь:

О Зевс верховный, Зевс-вершитель, сам сверши,

О чем молю! Воспомни, что судил свершить!

Строфа 1

Антистрофа I

Строфа II

Антистрофа II

Из дворца спешно выходит Клитемнестра

Войди и ты, — к тебе, Кассандра, речь моя! —

В сей дом и круг, с которым Зевс тебе судил

Незлобное священных струй общенье. Стань

В толпе рабынь, у пламени подателя…

Сойди же с колесницы, гордый дух смирив.

1040 И сын Алкмены, помнят были, продан был,

Склонял под иго выю, рабий хлеб вкушал

Кому ж удел в неволе жить, добро тому

В издревле изобильном доме рабствовать.

Вчера разбогатевшим — внове власть; они

К рабам жестоки, требуют чрезмерного.

У нас не так; по совести господствуем.

Тебе царица ясную держала речь.

Ты в сети плена роком пленена. Иди ж,

Покорствуй, коль не хочешь быть ослушницей.

1050 Лишь варварский, быть может — словно ласточке,

Ей щебет вразумителен? Коль наш язык

Ей внятен, чужеземку победят слова.

Сойди же наземь, следуй за владычицей.

Тебе же, видишь, хочет госпожа добра.

Досуга нет мне медлить здесь. Уж агнцы ждут

Заклания у жертвенника среднего

Палат царевых. Праздника дождались мы,

Какого накануне и не чаяли!..

Коль ты послушной хочешь быть, — спеши, раба!

1060 Когда ж не разумеешь звука слов моих, —

Руки, дикарка, мановеньем дай ответ!

Толмач тут, вижу, надобен: темна ей речь.

Сама же — словно пойманный в тенета зверь.

Она — иль в исступленьи, иль мятежится.

А диво ли? Как дикий зверь в тенетах, весь

Ее народ: не ведал он досель узды.

Пусть в ярой пене выкинет бессильный гнев,

Иду. Мне униженье — тратить с ней слова.

Уходит.

Не гнев, а жалость к пленнице в душе моей!

1070 Cойди с повозки, бедная, и новый свой

Учись нести безгневно роковой ярем!

Строфа I

Антистрофа I

Строфа II

Антистрофа II

Строфа III

Антистрофа III

Строфа IV

Антистрофа IV

Строфа V

Антистрофа V

Строфа VI

Антистрофа VI

Строфа VII

Антистрофа VII

Довольно вещей речи, как невесте, лик

Таить фатой прозрачной. Покрывало прочь!

1180 Вот, ветер предрассветный разогнал туман,

И встало солнце: вся видна пучина вод.

Надежды нет; спастись нельзя; лицом к лицу

Предстала смерть… Загадок нет в моих словах.

Свидетелями будьте все: старинных дел

Собачьим нюхом чую ли кровавый след?

Давно не покидает сих чертогов хор

Созвучный, но не сладкогласный; с скрежетом

О мести вопиет он! Упился и пьян

Пролитой кровью; буйствует, из дома вон

1190 Не выйдет, — в пляске сплетшийся Эринный хор!

Оне поют все ту же песнь: про первый грех,

Свершенный в доме, корень зла, проклятья сев.

И брата не забыли, ложе братнее

Когда-то осквернившего … Что промах дал

Стрелой стрелок? Гадаю ль, как гадалка, я —

Из нищих тех, что ходят по дворам? Клянись,

Что ты об оной древней не слыхал вине!

Какою клятвой ни клянись, все дел былых

Не сделаешь иными. Но дивлюсь, как ты,

1200 Cтраны иноязычной и заморской дочь,

О нашей повествуешь, будто здесь жила.

Вещать меня поставил Аполлон — вещун.

Любовью ль страстной Локсий воспылал к тебе?

Ты все сказал. Стыдилась я признания.

Хвастливо счастье; горе не тщеславится.

Дышал желаньем; вынудить любовь хотел.

Божественным объятьям отдалась ли ты?

Нет! Дав согласье, — бога обманула я.

А в грудь уж сила вещая вселилася?

1210 Уж беды все пророчила я городу.

Но как же гнев господен не постиг тебя?

Мне бог отмстил: никто моим не верил снам.

Увы, я — верю! Мнится, видишь правду ты.

Находит вновь!..

Вновь судорогой яростной схватил меня

Пророчественный ужас!.. Горе, горе нам!

Гляди — вот там, в притворе пред дворцом, они

Сидят недвижны, снам подобны, призраки

Детей, закланных… чьей рукой? не родича ль?

1220 В горстях окровавленных держат снедь… чья плоть,

Не их ли? — эти внутренности? Страшный пир!

Кого-то угощают… Кто вкусил? Отец!..

Оттоль — возмездье … Кто же мститель?.. Лев?.. Да, лев

Без мощи львиной, вор домашний, ложницы

Царевой вор, — умыслил на владыку зло,

Усталого от браней… Я — рабыня; мой

Владыка — он … А козней воровских герой

Не видит … Ноги лижет псица злобная;

Язык коварный лесть плетет; как Ата, сеть

1230 Раскинула пред мужем в темноте жена!

О дерзость! Сокрушает хитрость женская

Богатыря! Нет имени, подобья нет

Убийце подлой. Кто она? Пещерный червь,

Хвостом язвящий? Скилла ль черноустых скал,

Беспечных мореходов — жрица лютая?

Само ль Проклятье, женщиной представшее?..

А как она вскричала! Воин так кричит,

Победу торжествуя. Вы же думали —

Спасенье мужа празднует … Что ж? Верьте ей,

1240 Не мне! Что будет, будет. Скоро, с плачем, ты

Признаешься, что истину вещала я.

О пиршестве Фиеста, что насытился

Сыновней плотью, понял я нагую быль,

Без притч; и ужаснулся, и дрожу еще…

Но после разум соскользнул с ристалища.

Очами узришь гибель Агамемнона.

Несчастная, зловещий укроти язык!

Пеанов светлых не споешь про черный рок.

Про неминучий, — но да мимо гнев идет!

1250 Твори молитвы; вороги свое творят.

Кто ж он, крамольник? Кто он, лиходей царев?

Столь скрытен разум откровенный вещих слов?

Предателя как выследить? Убийца где?

Но, мнится, речью эллинской владею я.

И Пифия по-эллински поет, но что?

А!.. а!..

Какою огневицей ты знобишь меня,

Палящий бог, Ликейский лучник! Горе мне!

Меня погубит львица вероломная,

Что с волком спит, покуда льва в берлоге нет.

1260 Варя отраву мужу, зелья пригоршню

И на мою подложит долю Мрака дочь.

Точа топор-цареубийцу, выместит

И на царевой спутнице ревнивый гнев.

К чему ношу — в насмешку ль над судьбой своей

Сей жезл священный и повязки длинные?

Ломаю жезл мой: так сломилась жизнь моя!

Во прах, повязки! Так сама паду во прах.

Другая пусть повяжет вас, проклятья дар!

Вот, сам с меня срывает Аполлон убор

1270 Cвятого сана. Видел он: посмешищем

Был сей наряд пророчицы в глазах людских.

Над ним ругались все равно — и враг, и друг.

Я в нем слыла кликушей, юродивою,

Гадалкой нищей, ведьмою голодною.

Свою вещунью ныне развенчал Вещун;

Привел путеводимую ко плахе Вождь.

Почто ж горячей кровью обагрить должна

Я вражью плаху, а не отчий жертвенник?

1280 Но взыщет пеню божий суд за эту кровь.

Отца отмститель, матереубийца — сын,

Придет воздатель и мою вспомянет кровь.

Скиталец по чужбинам, он придет домой

Замкнуть звеном последним роковую цепь.

Простертый навзничь труп отца всегда пред ним.

Что ж мне, чужой, о доме не своем стенать?

Я ль родины не видела последних мук?

А ныне вижу гибель победителей,

Суд страшный сил небесных над гордыней злых.

1290 О чем я плачу? Мне ль одной на казнь идти?

Привет вам, двери дома, мне — врата в Аид!

Одно желанье на устах: без промаха

Рази, топор! — чтоб я не билась, чтоб зараз

Жизнь вытекла из жарких жил — и свет потух!

О, женщина злосчастная и мудрая!

Ты много прорицала. Если истина —

Что про себя пророчишь, как идешь сама

Навстречу смерти? Словно жертву гонит бог.

Бежать — куда же? Поздно друга! Час настал.

1300 Последний миг — старейший всех, и царь времен.

От часа неизбежного куда бежать?

1302 И мужество с отчаянья — не мужество.

1304 Отрада смертным — доблестью прославить смерть.

1303 Из уст счастливца не услышишь слов таких.

Подходя к дверям:

Отец мой! племя доблестных сынов твоих!.

Отшатнувшись от дверей, внезапно обращается опять лицом к Хору.

Что видишь там? Что пятишься от ужаса?

Ах! ах!..

Что вздох твой значит? Что смутило мысль твою?

Пахнуло духом свежей крови пролитой.

1310 Tо запах жертв. И туков дым, и ладана.

Не похороны ль в доме?.. Фимиам — и тлен.

1312 Сирийских благовоний не узнала ты.

1315 Друзья мои!

Не от куста шарахнулась я птицею.

Завет предсмертный вспомните! Когда жена

Искупит смертью смерть мою, смерть женскую,

И муж падет за мужа, чья жена — палач, —

1320 Меня, гостеприимцы, в день тот вспомните!

Плачевней лютой смерти дар предведенья.

Еще скажу я слово, — иль отходную

Себе спою. Молю, мои отмстители,

Я ради солнца этого последнего:

1325 В день оный, день грядущий, день возмездия —

1326 Один удар сразмаху — за меня, рабу!.

1313 Иду — и в мертвых две судьбы оплакивать —

1314 Свою и Агамемнона. Я жить сыта…

1327 О, смертных участь жалкая! Их счастие —

Как тень. Страданье? Как чертеж с доски

Смывает губка, — так сотрутся все дела.

1330 Грустней, чем дар вещуньи, это веденье!

Уходит во дворец.

Ненасытным душа вожделеньем горит!

Коль в чертог, что перстом указует молва,

Вновь стучатся с дарами Прибыток и Честь, —

Кто с порога им скажет: "Довольно"?.

Небожителей суд Агамемнону дал

Разорить Илион.

Возвеличен богами, пришел он домой.

Если ж кровью царю искупить суждено

Стародавнюю кровь и, насытив теней,

1340 Завещать кровомщенье потомкам:

Кто похвалится, слыша преданье, что сам

Первородной не тронут заразой?

изнутри дома:

Секирой насмерть я сражен в моем дому!

Тише! Чье стенанье слышу под ударом топора?

О горе мне! Другой удар!.. Уходит жизнь.

Слышали?.. Цареубийство свершено! Сомнений нет.

Как нам быть, рассудим спешно, — как нам действовать

верней?

Мой голос: слать глашатаев по городу,

Поднять тревогу, весь народ собрать к дворцу.

1350 Не так! Убийц на месте мы накрыть должны,

А путь в палаты голый нам проложит меч.

Я так же мыслю: вторгнуться насильственно,

На скоп убийц напасть мгновенно. Ждать нельзя.

Народ что скажет? Исстари знаком запев

Спасителей, что зарятся на праздный трон.

Мы время тратим, а над думой мудрою

Убийцы потешаются. Они не спят.

Совета не найти мне, как нам действовать;

Но лучший всех советник — кто творит дела.

1360 Cогласен! Речи были бы ко времени,

Когда бы оживили бездыханный труп.

Чтоб мирно дни довлечь до гроба, станем ли

Льстить властодержцам, кровью осквернившим трон?

Позора не потерпим. Лучше смерть вкусить!

Она ж созрела и сочней, чем рабства плод.

Но истина ль — что царь убит? Гадаем мы!

Довлеет ли свидетельство тех стонов двух?

Без знанья достоверного не к месту гнев.

Одно — гадать, другое — знать. Что знаем мы?

1370 Вот это слово я хвалю. Поистине,

Увериться должны мы, жив ли, нет ли — царь.

Старейшины хотят войти во дворец, когда средние врата раскрываются и являют зрелище совершенного убийства. В купальне лежит тело Агамемнона, окутанное с головой покрывалом. Подле — тело Кассандры. Клитемнестра, с лицом, обрызганным кровью, и, с двойным топором в руке, ступает навстречу Хору.

Речам противоречить, что при случае

Я льстиво расточала, — постыжусь ли? Нет!

С врагом враждуя под личиной дружества,

Плести тенета должно высоты такой,

Чтоб зверь не мог, осетен, перепрянуть их.

То долгий поединок. Не забыла я

Врагу победы давней. Но решился спор.

Стою, где было дело, — где разила я.

1380 Кричу — не отпираясь: вот убийца — я!..

Покров на жертву, многоценный саван, ткань

Огромную, как невод, я накинула:

Ни бегства зверю, ни защиты в путах нет!

И дважды нанесла удар. И дважды стон

Издав протяжный, рухнул царь. И в третий раз

Взнеслась секира — в дар обетный спасу душ

И солнцу мертвых, Зевсу подземельных недр.

Так он, с хрипеньем, в красной луже отдал дух;

И вместе с жизнью, хлынув из гортани, столб

1390 Горячей крови обдал мне лицо волной —

Столь сладостной, как теплый ливень сладостен

Набухшим почкам, алчущим расторгнуть плен…

Все кончено. Честные старцы, радуйтесь,

Коль это дело, коим похваляюсь я,

Вам нравится! Веселый бы нам править пир:

Нельзя, — покойник в доме … А ведь стоило б!

Из всех отрав, из всех проклятий он смесил

Семейный кубок. Ныне сам испил раствор.

Дивлюсь, сколь нагл язык твой: не боится он

1400 Над мертвым так ругаться, так кощунствовать.

Испытываешь, старец, глупость женскую?

Без страха, без утайки всю сказала я

Вам, лицемерам, правду. Впрочем, мне твоя

Хвала ль, хула ли — все одно. Вот он лежит,

Супруг мой, Агамемнон, убиенный мной.

Рук женских дело! Я ль не рукодельница?

Строфа

Антистрофа

Строфа I

Антистрофа I

Строфа II

Антистрофа II

Строфа III

Антистрофа III

Входит Эгисф в сопровождении оруженосцев.

О, свет отрадный! ясный луч дня судного!

Поистине воздатели глядят с небес,

Очей не отвращая, на грехи земли!

1580 Под саваном, Эриниями сотканным,

Лежит ответчик, долго безнаказанный,

За дело вопиявшее о мщении!

Напомню все, как было. Сын Атреев он.

Атрей в палатах этих царевал. Фиест,

Брат изверга, отец мой, о державе с ним

Посмел тягаться. Изгнан был царем Фиест.

Смирился брат опальный и пришел домой,

К родимому огнищу, — на посул, что царь

Пятнать не станет братней кровью отчих плит.

1590 Cдержав злодей то слово: но иначе мстил.

Затеял мировщину, угощение, —

Являя больше ласки, чем любви прямой,

А на пиру почестном — о, чудовище! —

Отцу подносит брашном плоть его же чад.

Отсек им пальцы рук и ног, и мясом все

Поверх прикрыл, чтоб гости не приметили.

Отец простер за пищей руки; яство ест,

Что нам пошло, как видишь, не во здравие.

Вдруг снедь узнал, и наземь пал со скрежетом,

Изверг, что принял, пирный опрокинул стол

1600 И проклял дом Пелопса клятвой страшною,

Но правой: "Так да сгинет весь Плисфенов род!. "

И вот зачем здесь этот хладный труп простерт:

Я гибель эту строил. Справедлива месть!

Двенадцать чад погибло. Я ж, тринадцатый,

В те дни грудной младенец, ссылку отчую

Делил и на чужбине рос, доколь меня

Зов Правды дому не вернул — исполнить суд.

Стерег я из засады, в дебрях сети стлал,

1610 рыл волчьи ямы зверю… Вот и в яме враг:

А я спокойно ныне умереть могу.

Эгисф! Киченье делом злобным мерзко мне.

Ты что сказал? Убийства не содеял сам;

Но козни деял; ковы все ковал один.

Так знай же: не минуют головы твоей

Сограждан камни, — частый, крепкий, крупный град.

Откуда голос? С нижней, для гребцов, скамьи!

Мы кормчие, на палубе, и правим бег.

Знай, старец, — хоть и трудно старику взять в толк

1620 урок полезный, — дан приказ: "скромнее быть".

Ногам — колодка, чреву — голод: два врача,

Безумие целящих, и на старцев есть.

Размысли — сам увидишь. На рожон не при!

Напорешься — от боли замычишь, как бык.

Так ты, женоподобный, дом стеречь засев,

Пока те бились, — кладовых и спальни тать, —

Тайком на полководца сети плел в тиши?

И эта речь слезами отомстится, жди!

Орфей ты, старец, — только в превращении:

1630 Тот пеньем все, пленитель, за собой водил;

Тебя же в плен, гляди, сведут за глупый лай.

В тюрьме согласней гимн споешь, приятнее.

Какой же ты над Аргосом тиран, когда

Коварен в ковах, а в открытом деле трус?

Кого убить замыслил, ведь не сам убил?

Нужны тут были лесть и хитрость женские;

Я ж, враг природный, был на подозрении.

А, впрочем, ныне царский дом и скиптр — мои.

Возница — я; и тяжко мой хомут гнетет.

1640 Беситься ль станет конь, овсом раскормленный, —

Пустые ясли, цепь, конюшня темная

Дурь, как рукою снимут: станет шелковый.

Своей рукой презренный и сразить не мог

Того, чей дом ограбил; подослал жену,

Отчизны язву, скверну городских святынь.

Но где-то жив Орест, наследник. Жди, придет

Сын отчий, богом посланный! С обоих вас

Взыскатель правомощный взыщет эту кровь.

1649 На устах такие речи? В сердце умысл дел таких.

1664 Сам увидишь: тщетен умысл, а владык хулить запрет.

1650 Эй, сюда, оруженосцы! Что тут медлить, молодцы?

Эй, товарищи за дело! Разом наголо мечи!

Глянь, и мой булат отточен! Умереть и я готов!

Ты умрешь, не прекословлю. Испытаем же судьбу!

Нет, ни шагу дальше, милый! Воздержися от греха!

Без того убрать нам трудно жатву острого серпа.

Дел ужасных все ли мало? Новой крови лить нельзя.

В дом иди! И вы, о старцы, расходитесь по домам, —

Прежде чем беда случилась. А былому — так и быть.

Пусть страды, досель подъятой, всем довольно будет

впредь!

1660 Ах! раздвоенным копытом тяжко демон нас ушиб!

Вот совет мой женский, мужи! Научитесь от жены!

Безнаказанно ли должен злой язык меня клеймить

1663 И неистовым хуленьем вызывать судьбу на бой?

1665 Не в обычае аргивском подлым трусам угождать.

Не сегодня, завтра, старец, ты за все ответишь мне.

Не сегодня, завтра боги возвратят Ореста мне.

Нищий странник на чужбине — пусть надеждой будет сыт!

Ты же, город зачумляя, на чужих хлебах жирей!

1670 Мзду мне жирную отдашь ты за слова свои, глупец!

Предводитель хора

Расхрабрился при наседке, раззадорился петух.

Клитемнестра

Их злословье — суесловье; лают на ветер они!

Мы же здесь — владыки, милый! Что положим, то закон.

Уводит Эгисфа во дворец. Хор покидает орхестру.