Ортис - десятая планета

Письмо седьмое

Степка! Скажи-ка откровенно, сколько раз ты чесал в затылке, чтобы понять, что же это за планета Ортис? Хорошая она или плохая? Скажу тебе честно: я и сам не могу разобраться. Но один вывод я сделал определенно: для нашего брата-ученика Ортис самая подходящая планета.

Во-первых, здесь два воскресенья в неделю. Дни идут так: понедельник, вторник, среда, воскресенье, потом четверг, пятница, суббота и опять воскресенье. И хоть в неделю получается восемь дней, не дом задают всего четыре раза, на воскресенье, как и у нас, домашние задания не положены.

Во-вторых, я уже писал тебе, что Ортис в несколько раз меньше Земли и что на нём всего одна страна. Это значит, что ортисянским ученикам не надо, как нам, запоминать названия стран и столиц. Одна страна и одна столица!

Моря, острова, озёра-этого добра хватает. Зато совсем нет гор. Ни гор, ни пиков, ни хребтов. Две-три равнины — и весь рельеф.

С реками тоже просто. Все они соединены каналами, и учат их прямо пучками — системами.

В общем, учебник по географии здесь тонюсенький. От силы в четверть нашего.

С математикой ещё проще. На каждой парте счётная машина. Ткнёшь пальцем — решение готово. Вся хитрость в том, чтобы знать, куда ткнуть. Я надавил на три кнопки и перемножил такие огромные числа, что произведение и прочесть не смог. И ты бы не прочел. Разве только Владимир Иванович.

На Ортисе все говорят на одном языке. И в этом ортисянам повезло.

Учебный год, если перевести на земное время, длится здесь всего три месяца. Меньше двух наших четвертей! Представляешь, как здорово! А вот с каникулами хуже — всего тридцать дней. Тут и развернуться не успеешь. Лучше всего подошёл бы комбинированный способ — учиться на Ортисе, а отдыхать на Земле. Три месяца учиться, три отдыхать. Но до этого пока ещё никто не додумался.

Учатся на Ортисе быстро. В четыре наших года кончают десятилетку. Я бы здесь был профессором. Двойки ставят не тому, кто их заработал, а сразу всему классу.

Мне показалось это несправедливым.

— Чем же виноват класс, если какой-нибудь разгильдяй не выучил урока? спросил я Кинечу.

И вот что он рассказал.

Когда-то ортисянские двоечники ничем не отличались от наших. Так же получали двойки, так же их песочили на советах отрядов, рисовали в стенгазетах.

Когда же они исправлялись, так же, как у нас, их начинали хвалить:

— Молодец! Умница! Двойку исправил на тройку! Герой!

И за какую-то тройку чуть ли не носили на руках. А об отличниках, конечно, ни слова. Что о них говорить? Учатся на «отлично» и пускай себе учатся.

Тогда отличники и заявили, чтобы двойку ставили не одному ученику, а сразу всем. Всему классу.

— Мы, отличники, — сказали они, — тоже виноваты, раз вовремя не помогли.

Двоечники обрадовались. Они и не подозревали, какую коварную ловушку придумали отличники.

А произошло вот что: получать двойки стало неинтересно. Когда ругают, больше всех достаётся лодырям. А когда они исправляются, хвалят больше отличников. За помощь!

А тут ещё ирвен появился. Так постепенно двоечники и вывелись.

Есть в ортисянской школе один предмет, которого не найдёшь ни в одном школьном расписании на Земле. Это урок отдыха. Ты думаешь, на нём отдыхают? Ничего подобного. На уроках отдыха юных ортисян учат, как правильно отдыхать. Есть даже учебник. Толстый такой. Взял я учебник в руки и подумал: «Какому чудаку пришло в голову сочинить «его?» И вдруг читаю: «Авторы: Мила Крючкотворова, Тина Протоколова и Алла Нуднова».

Не может быть! Протёр глаза и прочел ещё раз. Они! Наши земные одноклассницы. Те самые, что наспециализировались на сочинении планов летнего отдыха. Примут, обсудят и выбросят.

Каким-то чудом все эти планы попали на Ортис.

Ортисяне собрали их вместе и издали толстущий учебник.

И вот бедные ортисянские ученики, вместо того, чтобы отдыхать, корпят теперь над ним, не зная ни сна, ни отдыха. Они и не подозревают, кому обязаны своим «приятным» времяпрепровождением. Ну уж зато как дознаются быть нашим «авторам» без косичек! Выдернут их ортисяне с корнем. Так и скажи им: с корнем!

Я перелистал несколько старых подшивок «Оха» и наткнулся на интересное объявление:

Ниже печатался «Школьный словарь». И стоило мне прочесть лишь несколько строк, как я понял, что место издания словаря — Земля.

Как он попал на Ортис — тоже загадка. Но что он весь земной — это так же точно, как то, что я читал его своими глазами.

Посылаю тебе несколько выписок. Суди сам.

Как видишь, Степа, словарь самого земного происхождения. На Ортис, видно, он попал случайно. Но сообщать ли об этом в Информарий — я не знаю.

Вчера мы остановились с Кинечу у столба. Не у столба, а у какого-то автомата, похожего на столб.

На нём объявление:

Кинечу достал блокнот и записал фамилию ученика и номер школы.

— Зачем? — спросил я.

— Как — зачем? Надо помочь товарищу. Утерян целый год!

— Но как же ты найдёшь его, ведь это не карандаш и не резинка.

— Именно потому, что не резинка, я и должен искать, — ответил Кинечу и побежал по улице.

Я за ним. Он в дверь — и я в дверь. Он в лифт — и я хотел туда же, но Кинечу остановил:

— Жди здесь.

Вскоре он выскочил с собакой. Вернее, с чем-то очень похожим на собаку. Вместо ног у нее колесики, вместо носа — лампочка, а вместо хвоста антенна.

— Взял напрокат, — объяснил Кинечу и бросился за автоматической ищейкой, которая уже выскочила из дома и помчалась через улицу.

Она сразу напала на след.

— Жди у электронных математиков! — крикнул Кинечу на ходу и скрылся с собакой из виду.

Вечером Кинечу пришёл к электронным математикам.

— Ну как?

— Сейчас узнаем, — отдуваясь, сказал он.

Он сунул собранный материал в электронную машину и подсел ко мне.

— Я проделал путь в две тысячи сто шестьдесят два километра (этот Протон оказался большим непоседой). Побывал в девяти дворах и на восемнадцати чердаках, где Протон проводил свой досуг, гоняясь за белыми муравьями (на Ортисе белый муравей-всё равно что у нас чёрная кошка). Около ста раз пришлось перемахнуть через забор ракетснаба в пяти метрах от калитки, которая, кстати, всегда открыта. Сто двадцать пять раз следы пересекли свалку завода искусственных спутников и только один раз привели в пионерскую комнату. Удалось установить, что Протон посетил её не по собственной воле. Там ему задали несколько вопросов из учебника отдыха. Протон, говорят, ответил на «отлично».

В это время электронные машины закончили подсчёт. Получилось что-то около половины года. Но это было как раз свободное время, которым Протон мог распоряжаться как хотел.

— Не нашёл, — сказал Кинечу и стал бить себя по лбу.

— А ты всё учел? — спросил я. — Чем занимался Протон на уроках?

— Бывало, что и зевал и вертелся, но на это затрачивались всего-навсего минуты. А нам нужен год! Да вот: зевал всего по одной минуте в урок.

— А сколько это за год? — спросил я.

И счётные машины ответили:

— Глазел в окна (то есть в стены) по десять минут в урок.

Машина щёлк, щёлк — 50 часов.

— Что! — закричал Кинечу. — Кажется, мы напали на след!

Щёлк! Щёлк!

— Ару! — закричал Кинечу. — Нашёл! Как раз учебный год! Пошли к Протону, пусть бьёт себя по лбу и благодарит нас за помощь.

Но оказалось, что этот несчастный Протон никакого объявления не писал.

— Я ничего не терял, — сказал он. — Вы ошиблись.

— Ошиблись? — переспросил Кинечу. — А на уроках ты зевал?

— Не больше минуты в урок.

— А в стены заглядывал? А спутники мастерил? А жуков дрессировал? Тогда благодари своих друзей за то, что они вывесили объявление. Если бы не они, не видать бы тебе учебного года, как собственного козырька.

Протон распрощался с нами по-дружески.

История с утерянным годом навела меня на мысль, что между земными и ортисянскими разгильдяями много общего. Кривляки, например, у них тоже зовутся шутами и тоже гороховыми. Только им вручается «Диплом царя Гороха».