Мгновения, когда сознание пробуждается на чужой планете, всегда волнуют. Словно по мановению волшебной палочки на тебя накатывается одна картина за другой, ты различаешь все новые и новые детали. Иногда они приходят мягко, волнообразно, а иногда — резко, вспышками. И все это связывается щекочущим нервы ожиданием невообразимого: то ли чего-то необъятного, что не в силах объяснить человеческий мозг, то ли чего-то смертельно опасного.
Ал очнулся на чужой планете первым, С чувством удовлетворения, к которому примешивался легкий налет разочарования, он признался себе, что никаких неприятных ощущений не испытывает. Ни изнуряющей жары, ни электрических разрядов, ни обнюхивающих тебя динозавров. Ничего угрожающего. Окончательно успокоившись, он огляделся вокруг. Двигаться приходилось осторожно, он ощущал ломоту в суставах, как и после всякого длительного перелета. Когда он поворачивался, покалывало в мускулах. Что-то продолжало еще давить на мозг. Но с каждым новым глотком воздуха Ал все больше раскрепощался, в движениях опять появилась легкость. Расстегнув ворот желтой рубахи, он жадно втягивал в себя воздух. «Подходящее здесь место, — подумал он. — Дон не ошибся с выбором».
Небольшой барак, который уже успели соорудить роботы, стоял метрах в ста левее, в долине. Рядом с ним автоматы поставили мачту для передач и ретрансляции. А еще в пятидесяти метрах, вровень с бараком, стоял ангар для вертолетов. Самым примечательным показался Алу кратер, откуда автоматы брали пробы почвы. Он зиял на поверхности, как открытая рана, края его осыпались. Они были кроваво-красного цвета, а сам срез — почти черный. За бараком виднелись горы, а за ними — равнина с сотнями плоских холмов и небольших озер. И все это освещалось оранжево-красным светом чужого солнца.
Дверь жилого помещения барака откатилась вбок, выехала машина, на сиденье которой, откинувшись, полулежала Катя. С помощью нескольких десятков высокочувствительных присосок машина-робот положила девушку на мат — тот самый, на котором несколько минут назад пришел в себя Ал. Катя тоже вот-вот должна была очнуться. Ее мускулы уже чуть заметно подрагивали.
— Где Дон? — спросил Ал.
Робот остановился.
— Пока что не проснулся, — донеслось из его динамика.
Жестом руки Ал направил его в сторону барака.
— Продолжай! — приказал он.
Дон, значит, пока спит, а Катя просыпается. Дона и Катю подобрала друг для друга генетическая комиссия. Тем самым им было позволено в будущем иметь детей. Дон ввел Катю в круг своих друзей, она оказалась хорошим товарищем и участвовала во всех их розыгрышах и шутках. Лишь одно обстоятельство претило Алу: Дон рассматривал Катю как что-то вроде своей собственности и вечно ее поучал. Не без злорадства Ал представил себе, как отреагирует Дон, увидев его наедине с Катей.
— Эй, Дон!
Голос прозвучал так тихо, что Ал едва расслышал.
— Катя! — позвал он. — Это я, Ал!
Быстро оглядев себя, он убедился, что его зеленовато-коричневая тропическая куртка сидит на нем ловко, и пригладил темно-русые волосы.
Катя тем временем пыталась приподняться на мате. Ал опустился рядом с ней на колени и помог, осторожно поддерживая под спину. Она часто заморгала, щурясь на солнце.
— Мерзкий свет, — прошептала она.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Ал.
— Я выдержала… По-моему… все в порядке.
— К свету ты привыкнешь, — объяснил Ал. — И не будешь даже замечать, что он оранжевый. Он станет белым. Все цвета станут для нас привычными. Правда, тогда планета мало чем будет отличаться от Земли.
— Но небо… — возразила Катя. — Это небо…
— И небо будет голубым. Ты только наберись терпения. Все произойдет само собой. Представь себе, что нулевая точка на шкале немного смещена…
«Странно, — подумал Ал. — Меня этот грязновато-серый цвет неба нисколько не смутил. Может быть, у женщин иная острота восприятия?»
Он смотрел на Катю. Ветер шевелил ее светлые волосы. Пока она еще была бледна, и эта бледность подчеркивала выступающие скулы, придающие девушке экзотический вид. Темно-карие глаза были полуприкрыты. На Кате были красные джинсы и черная кожаная куртка поверх черного свитера. Она быстро приходила в себя, движения ее становились все увереннее, взгляд — пристальнее.
— Это здорово, Ал, — сказала она, — просто здорово, что вы взяли меня с собой! У меня это впервые. И не сердись, если я окажусь нерасторопной! — Она смущенно улыбнулась и показалась Алу еще миловиднее, чем прежде. — Но где же Дон? — Она снова попыталась подняться, но Ал удержал ее.
— Отдохни пока, — предложил он. — А я пойду взгляну…
По сравнению со светом дня в бараке было темно. Ал нащупал и резко опустил рычажок. На него хлынул поток яркого голубовато-белого света. «До чего же здесь примитивно, просто немыслимо», - подумал Ал, и это впечатление только усилилось, когда он огляделся повнимательнее. Исходили из одного — из экономии места. Под окном справа, откуда видна долина, стояли стол и три табуретки. Чуть дальше — дверь, ведущая в машинное отделение, все остальное помещение разделено на отсеки, в которых содержится необходимый инструмент. А то, что может понадобиться только с течением времени, полагалось изготовлять автоматам «собственноручно». У левой стены одна над другой закреплены три койки. На средней лежал Дон. Его большое, тяжелое тело порядком продавило сетку. Одеяло оказалось для него коротковато, и он, как ни старался, укрыться с головой не мог. Виднелась только часть носа, лоб был прикрыт короткими, густыми прядками каштановых волос. Он уже начал дышать.
Ал открыл дверь в машинное отделение и крикнул одному из автоматов:
— Когда Дон будет в норме?
— Через четыре минуты, — немедленно последовал четкий ответ.
— Перенесите его на воздух!
Автомат повиновался. Ал открыл ему дверь и вышел следом.
— Уже скоро, — сказал он Кате.
Она тем временем пришла в себя. И пока Дон лежал на мате, «оживая», Катя засыпала Ала вопросами. Сейчас все казалось ей интересным. То новое, что ожидало ее прихода, было пока далеким и недостижимым. Она словно оказалась на острове, где человек произошел и сформировался, но вокруг, как в засаде, притаились Тайна и Неизвестность. Как Ал и предсказывал, серый цвет неба изменился — теперь оно стало темно-голубым, — но голубизна эта казалась Кате незнакомой, как и зелень растений, и коричневый цвет горных склонов. Она просто не могла увидеть этого, но небо и растения были другими, и горы казались не такими, как на Земле. Она чувствовала это. А животный мир? Сколько она ни вглядывалась, нигде не заметила ни одного живого существа. «Завтра, — подумала она, — завтра!»
Легкий мягкий ветерок дул с низины сюда, на склоны холма, волнами принося с собой запах тимьяна. Пахло похоже на тимьян, хотя скорее всего это было что-то совсем иное. Запах этот стал как бы ключом к Загадочному.
— Эй! — позвал их Дон слабым голосом. С трудом оперся на локоть. — Вы уже в порядке? А во мне все переворачивается. Как здесь?
— Красиво, — ответила Катя. — А как ты себя чувствуешь?
— Помаленьку-полегоньку. Да и не в этом суть. Вы других тут не заметили?
Катя погладила ладонью его лоб.
— Нет, Дон. Но ты ничего не упустил. Мы тоже ожили всего несколько минут назад.
— Тогда хорошо… — Дон вздохнул и снова упал на мат. Сплетя руки под головой, закрыл глаза. — Нет, вы мне скажите: как оно здесь выглядит?
— Довольно безобидно, — сказал Ал. — Зеленые холмы, горы, озера. Хороший воздух, приятная температура. Ничего особенного. Главное, чтобы мы тут не соскучились.
— Трудно себе это представить, — возразил Дон. Он говорил, не открывая глаз. — На сей счет как-нибудь позаботятся другие. Не забывай вдобавок о старом городе!
— А где он, собственно? — полюбопытствовала Катя.
Дон поднялся на ноги. Он был в длинных вельветовых брюках и узком бархатном пиджаке с золотыми пуговицами, Выглядел он куда свежее, чем несколько минут назад.
— Сегодня разберемся с нашими запасами. А завтра — за дело!
Он смотрел вниз, на холмистую равнину, и дальше, в сторону горизонта. Спустился вечер. В сумеречном мареве солнце напоминало красную шайбу. И когда оно спустилось ниже, вдали заблестела какая-то полоска. Там, вдали, вспыхивали и пропадали яркие искры.
Дон поднял руку и указал в ту сторону.
— Вот он — город!
На другое утро они преодолели все последствия переноса. Выбежали вместе из барака навстречу занимающемуся дню. И снова их начал обволакивать дурманящий запах тимьяна. Оглядывая холмистую равнину, они испытывали мощное влечение, исходившее от неизведанных просторов.
— Чего вы еще ждете? — воскликнул Дон. — Давайте полетим. Нам нельзя терять время!
— Направимся сразу в город? — спросила Катя.
— Это было бы приятнее всего, — сказал Ал, — но предпочтительнее действовать по испытанным правилам. Сначала — исследования. Состав воздуха. Химический анализ почвы. Спектр электроволн. Зоология и ботаника…
— Ерунда! Воздухом дышать можно — для этого мне никакого химического анализа не требуется. Животных мы пока не наблюдаем. Может, ты собрался нарвать букет цветов?
— Не будь занудой, Ал, — вмешалась Катя. — Хватит тебе времени и на травы. Полетим с нами — в город!
— Ты ведь знаешь, в чем дело, Ал! — воскликнул Дон. — Необходимо опередить других! Мы должны прийти первыми!
Они направились к вертолету и по лесенке поднялись наверх. Дон сел на место пилота, запустил мотор. Катя и Ал устроились за его спиной. Свист лопастей перешел в громыханье, и вертолет оторвался от земли. Поднялись на пятьсот метров.
Прозрачная кабина позволяла вести круговой обзор. Все внизу казалось игрушечным, забавным, как в книге с цветными картинками. Это могло бы напомнить заповедники в Финляндии, если бы большая часть равнины не была покрыта тенью от высоких гор, громоздившихся вокруг нее. Сверху они отчетливо различали вершины и горные хребты, зубчатой грядой протянувшиеся вдоль долины. При солнечном свете их линия казалась темной каймой.
— А какие у нас вообще шансы открыть здесь что-нибудь? — спросила Катя.
— Вот именно, — подхватил Ал, — ты пока скрывал от нас подробности. К чему эти тайны?
Дон взял курс на город. Он с силой выжимал педаль газа, и холмы под ними так и мелькали.
— Слушайте меня внимательно, — начал Дон. — Эту планету мы нашли вместе с Джеком. Мы собирались заняться изучением синхронного излучения в области Магелланова Облака. Не помню точно, как это случилось — может быть, Джек неточно определил расстояние, — во всяком случае мы оказались вдруг в пустой дыре и хотели было повернуть обратно, когда наткнулись на небольшое изолированное солнце. На его орбите находилась гигантская планета типа Нептуна, и мы решили осмотреться хорошенько внутри этой системы. И вот она — наша удача! — Дон указал вниз на цепь холмов.
— А город вы тоже нашли сразу?
— Здесь их много. И найти их оказалось нетрудно. Планета на девяносто процентов занята горами. Оставшиеся десять процентов, покрытые зеленью, легко различаются на общем серо-коричневом фоне. Все города расположены внизу, на холмистой равнине. Но вот тот, — он указал подбородком направление, — вон тот — самый большой.
— Разумных существ здесь не осталось? — с надеждой спросила Катя.
— Глупости, — ответил Дон. — Время органической эволюции настолько незначительно по сравнению со временем эволюции планеты, что вряд ли можно на это рассчитывать. Пока что никто здесь разумных существ не встречал. А вот следов их найдено предостаточно. Город наверняка мертв. В некоторых местах видны одни развалины.
Ал достал бинокль и настроил окуляры на холм, возвышавшийся у самого горизонта: на самом деле такую форму, изощренную, но, очевидно, подходящую для этой планеты, имел город. Он невольно согласился с Доном. То, что издали виделось столь сказочным., что вчера в свете раскаленного солнца представлялось ему ипостасью Золотого города, пробудив воспоминания о преданиях и былых мечтах, оказалось в действительности обезлюдевшим, давно пришедшим в упадок и разрушенным городским комплексом.
Сейчас многие здания и строения можно было разглядеть невооруженным глазом: башни с геометрическими узорами вокруг оконных проемов, изогнутые мосты — переходы над улицами, строительные конструкции и мачты. Но многое уже рухнуло, согнулось, заржавело.
Ал отложил бинокль в сторону.
— Почему ты не отправился сюда вместе с Джеком?
Дон рассмеялся.
— Ты думаешь, меня интересует вся эта древняя рухлядь? Или что я вздумал разобраться в их технических достижениях? В вопросах космической археологии? Для меня все это — пустое место. Я хочу пережить что-то, понимаешь? Что-то необычное, напряженное и увлекательное. Джек того же мнения.
— И поэтому вы…
— Поэтому каждый из нас создал свою группу. Да. Кто первым узнает, как выглядели здешние аборигены, тот и выиграл. Обе группы работают самостоятельно и не имеют права мешать одна другой. Но насколько я знаю Джека… Если он почует, что мы опережаем его, он пойдет на все, лишь бы помешать нам. А поэтому будем внимательны! Ни в коем случае нельзя расслабляться: нам предстоит далеко не простое дело!
Поверхность планеты внизу под ними по-прежнему выглядела, как ковер сине-зеленого цвета. Озера, как причудливо вырезанные листья, были разбросаны по всей равнине. Там и тут были видны диковинной формы огромные валуны. Отдельные рощицы служили как бы оторочкой этого сине-зеленого пространства.
— Что это за точки? — воскликнула Катя. — Ал, дай мне бинокль!
Он протянул Кате бинокль. До сих пор все его внимание приковывал к себе город, а теперь привлекла полоса земли, над которой они как раз пролетали. Это были как бы заливные луга со слегка волнистой поверхностью. Зелень не везде имела равномерно густой цвет. Ал обнаружил участки, где зелень была более тусклой, и в этом изменении цвета наблюдалась известная последовательность. Более светлые полосы в основном были прямыми, но иногда они изгибались или даже разветвлялись… Ему вспомнился один археологический прием: учитывать теневую структуру ландшафта, чтобы отличить истинный рельеф от искусственных изменений. Но солнце стояло так высоко, что ничего определенного сказать он не смог бы.
Точки, обратившие на себя внимание Кати, походили на пятна краски, наляпанные на бумаге. Одни — черного тона, другие — словно припорошены зеленоватой пудрой.
— Это воронки в земле! — воскликнула девушка.
Ал взял бинокль из ее рук, чтобы убедиться самому.
— Похоже, будто тут падали снаряды и гранаты. Следы войны?
— Очень возможно, — сказал Дон. — Должны же были они каким-то способом уничтожать друг друга…
Ал покачал головой. Предположения его не устраивали, он предпочел бы разобраться в этих вопросах пообстоятельнее, но постарался отбросить сомнения. «В конечном итоге не в них суть», - подумал он.
Они приблизились к городу. Более светлые зеленые полоски начали переплетаться, образуя некое подобие сетки. Предположение Ала, что это шоссейные и другие дороги, оправдалось. «Но. почему они заросли зеленью, — спрашивал себя Ал, — когда у воронок никакой зелени не видно?»
Дон, сидя на месте пилота, выругался. Катя и Ал с удивлением посмотрели в его сторону.
— Кажется, в управлении машиной что-то барахлит, — ругался Дон. — Вертолет все больше и больше сносит в сторону.
— Именно сейчас, когда мы, почти над городом! — Катя смотрела сквозь прозрачный пол машины прямо вниз — там уже стояли первые городские строения, кажущиеся на зеленом фоне белым пунктиром.
Ал наблюдал за Доном. И впрямь странное дело! Вертолет все время заносило вбок, как машину на дороге с чересчур крутым виражом. Когда Дон резко поворачивал руль, вертолет сбивало в противоположную сторону.
— Дело не в управлении, — сказал Ал.
— А в чем же, черт побери? — недовольно проворчал Дон.
— Попытайся лететь по кривой… Возьми курс вокруг города… Видишь, так никаких помех нет. Заметил?
— Действительно, ты прав!
Катя ничего не могла взять в толк.
— Что происходит?
— Что-то мешает нам держать курс прямо на город, — предположил Ал. — А поставь-ка ты, Дон, управление на автомат.
Дон нажал на красную светящуюся кнопку, сразу сменившую свой цвет на зеленый. Они замерли в ожидании. Приборы показывали, что направление движения соблюдается.
— Так — полный порядок, — сообщил Дон.
— И так — тоже нет, — возразил Ал. Дон встревоженно взглянул на приятеля.
— Посмотри вниз! — посоветовал Ал.
— Ну и?…
— Мы стоим на месте.
— Проклятие! Ты прав… Сверху этого сразу не заметишь, но если приглядеться, увидишь, что мы как бы остановились на месте.
Дон изо всех сил нажал на педаль газа.
— Может, это был сильный встречный воздушный поток?
И действительно, вертолет несколько продвинулся вперед.
Дон выжимал из двигателя все возможное, лопасти гудели, и машина продвинулась еще на десяток метров. Потом она на несколько секунд застыла неподвижно, и вдруг ее начало дико мотать из стороны в сторону — как сверло для дерева, неожиданно наткнувшееся на металлическую поверхность.
Вертолет мотало с такой силой, что все трое с трудом удерживали его в вертикальном положении.
Дон ослабил давление на педаль газа, качка прекратилась, и машину отнесло назад на несколько десятков метров.
Дон ругался на чем свет стоит. Снова нажал на кнопку автоматического управления — и вертолет немедленно развернуло на сто восемьдесят градусов. Ала и Катю прижало к боковой стене, Дон изо всех сил вцепился в руль. Дав газ, он отвел вертолет еще немного назад, потом развернулся и снова разогнал машину в сторону города.
— Стой, не надо! — крикнул Ал, но машина опять словно наткнулась на что-то, ее потащило вниз и в сторону… Сильно качало. И снова Дон дал полный газ, пытаясь облететь город.
— Я пробьюсь, даже если все разлетится к чертям! И опять на них набросилась центробежная сила.
— Прошу тебя, Дон, остановись! — взмолилась Катя.
Дон никого не слушал. Снова то же ощущение, будто машина врезалась в непреодолимую пружинящую стену. Что-то в механизме машины заскрипело, затрещало. Вертолет, вертясь волчком, отлетел вниз и в сторону… Дон с превеликим трудом удерживал руль.
Катя приникла головой к плечу Ала, веки ее дрожали. Дон не произносил ни слова. Он вел машину обратным курсом. К их лагерю.
Не прошло и суток после их прибытия, а они уже успели сесть в лужу. Дон раздосадовано плюхнулся на постель, Катя невесело села рядом.
Ал спустился по склону, неся в руке чемоданчик-лабораторию. Внизу, у края равнины, он опустил чемоданчик на землю. Ал начал с обычных физического и химического анализов почвы и образцов камней, затем перешел к растениям. Собрал по нескольку экземпляров цветов, — трав и мхов и отложил виды, сильно отличающиеся от земных, в сторону, для препарирования. Но добыча его оказалась довольно скудной.
Вскоре к нему присоединились Дон с Катей. Дон все еще был не в духе. Походил по округе вразвалочку, срывая время от времени цветы и раздергивая их на части.
— Ал! — сказал он немного погодя. Тот, склонившись над микроскопом, пробурчал в ответ нечто нечленораздельное. — Нашел что-нибудь?
— Пока ничего примечательного.
— Знаешь, что я заметил?
Ал стучал геологическим молотком по огромному валуну и собирал отвалившиеся осколки.
— Так что ты заметил, Дон?
— Чересчур тут все мертво на мой вкус. Ни тебе птиц, ни парнокопытных. Ни муравьев, ни мух. Даже блох — и тех нет. Ты видел хоть одно живое существо?
— Взгляни-ка в микроскоп. Что ты на это скажешь?
— Ну и что? Я ничего не вижу.
— То-то и оно! — Ал вынул пластинку из клемм. — Ничего нет. Даже микроорганизмов. А ведь здесь должна была происходить эволюция от простейших форм жизни к сложным и сложнейшим. Откуда иначе взялись строители города?
Дон не находил ответа.
— Я хочу показать тебе еще кое-что. Может быть, тогда ты возьмешь обратно свои слова о том, что наши анализы никому не нужны. Тебе известна такая формула? — Он протянул Дону листок. — Это результат химической реакции. Знаешь такую?
Дон покачал головой, и Ал продолжал:
— У этого вещества нет названия, но оно в высшей степени активно. Смотри, я продемонстрирую тебе маленький эксперимент.
Он задвинул полипептидную пластинку в вакуумную камеру микроскопа, установил монооптическое увеличение и подозвал Дона, чтобы тот взглянул.
— Вытянутые прямоугольники. Откуда они взялись?
— Это бактерии из взятого нами на пробу биологического материала.
Ал окунул стеклянную палочку в пробирку, вытянул каплю хрустально чистой жидкости, вынул пластинку из камеры, опустил на нее каплю и снова задвинул. Приникнув к окуляру, он убедился, что его предположение подтвердилось, и рукой подозвал Дона.
— Что ты видишь?
— Прямоугольники рвутся в клочки. Объясни же наконец, Ал! Что все это означает?
Ал нагнулся и вырвал несколько стебельков из травяного покрова.
— По формуле это разновидность антибиотика. С непривычно сильным и быстрым действием.
— Откуда эта штуковина берется?
— Отовсюду. Она тончайшим слоем лежит, на растениях, на камнях. Она растворена в воде, ее пылинки носятся в воздухе.
Дон в недоумении пожал плечами.
— Да, но как ты объяснишь…
— Я не в состоянии ничего объяснить. Я лишь установил факт. Но вот тебе следующий сюрприз. — Он указал в сторону кучки осколков, которые отбил от валуна. — Я взял их вон там. — Ал указал в сторону пологой скалы у холмов. — Поверхностный анализ сделан, а теперь, чтобы не ошибиться, произведем полный спектральный анализ.
Дон и Катя следили за его быстрыми и ловкими движениями. Кусочком необработанной платиновой фольги, напоминавшим пилочку для ногтей, он стесал пыль с каменного осколка. Щепотку этой пыли он поместил в аппарат для рентгена кристаллов, а саму фольгу воткнул в спектрограф. Все ждали результатов: Дон — нервничая, нетерпеливо, Катя — недоумевая, удивленно, Ал — с наигранным спокойствием. Потом щелкнули колесики датчиков перфоленты, и две бумажные змейки длиной сантиметров по десять появились перед ними. Ал оторвал их, пробежал глазами и улыбнулся.
— Не заставляй нас стоять с идиотским видом! — вскричал Дон. — Что ты обнаружил?
Ал продолжал улыбаться.
— Пластик. Камни здесь — из пластика!
Некоторое время они не произносили ни слова. Потом Ал сказал:
— Нет смысла прятать голову в песок. Мы столкнулись, как ни крути, с загадочными явлениями. Стерильная почва и искусственные камни и скалы — это ни с какими нашими представлениями не сообразуется. Но самое поразительное — происшествие над городом. Хотя и оно не должно выбить нас из седла. В конце концов, кто тебя заставлял сшибаться с этим сопротивляющимся материалом с такой дикой силой?
— Ах, Ал, брось ты! — взмолилась Катя, а Дон посмотрел на него с неприязнью.
— Почему бы мне не говорить об этом? — Было заметно, что обычно сдержанный Ал раздосадован. — Задача, которую мы поставили перед собой, оказалась отнюдь не столь простой, как мы думали. И если мы не намерены сдаваться, нужно перестать вести себя как дети. Или вы решили сдаться?
Катя взглянула на Дона, тот энергично помотал головой.
— Я, разумеется, тоже нет, — сказала Катя.
— Тогда ладно. Начнем действовать по более строгой системе. Мы установили факты, которые пока не в силах объяснить. И впредь не будем терять возможностей для сбора дополнительной информации. Я убежден, все поддается разумному объяснению!
Дон сел на траву и принялся поигрывать сломанными стебельками.
— А может этот антибиотик нам повредить? — недоверчиво спросил он, когда лишь немного пыльцы осталось у него на пальцах.
— Успокойся, — ответил Ал. — Он не повредит, сам знаешь.
Дон коснулся стебельком шеи Кати и рассмеялся, когда она вздрогнула.
— Ты прав, Ал! — Хорошее настроение вернулось к нему. — Ты прав. Так что мы предпримем?
— Лучше всего довести исследование до конца. И заодно поразмыслить, как нам попасть в город.
— Ты считаешь, нам удастся преодолеть преграду?
— А что это, в сущности, было? — спросил Ал. — Воздушный поток? Сильный ветер? Или какая-то сила?
— Да, что-то такое. Во всяком случае — не плотное. Может, невидимый мягкий предмет?
— Я не верю ни в какие невидимые предметы. Скорее уж какая-то сила — нечто вроде антигравитации. Но это не суть важно. Для нас важнее выяснить, в чем ее предназначение.
— Ну, тут двух мнений быть не может: защита города. Туда нет пропуска никому. Наверное, это устройство еще былых времен…
— Возможно. А ты не подумал… Я, правда, не думаю… но не мог ли Джек?…
— Джек? Гм… с него станется. Но как ему удалось?
Внезапно воздух содрогнулся от тонкого, высокого звука. Подобно молнии сверкнул раскаленный добела шар… Послышался вой… И наконец глухой удар. Все выглядело как прежде, кроме одного: в обращенном к ним склоне ближайшей возвышенности зияла новая черная воронка.
Все трое побледнели и застыли, пригнувшись, словно ожидая нападения. В себя приходили медленно. И вдруг наступившую тишину прервал возглас Ала:
— Есть, поймал!
— Что ты поймал? — хрипло переспросил Дон.
— Идею, как нам завтра проникнуть в город!
— Да? Ты о чем?
— Мы сейчас видели падение метеорита. И воронки — это кратеры метеоритов. Ты видел воронки вблизи города?
— Не припоминаю.
— Зато я хорошо помню: там их нет. Теперь я понял, для чего нужно отталкивающее силовое поле, — это щит против метеоритов, которые здесь, очевидно, падают часто.
— Звучит логично. Но какое отношение это имеет к нашему визиту в город?
— Разве не ясно? — удивился Ал. — Город им необходимо защищать только сверху. Я убежден: снизу, под щитом, есть проход. Ведь были же прежде дороги, ведущие в город и обратно. Нам нужно по возможности приблизиться к поверхности, и тогда доступ в город будет открыт.
Дон ударил Ала по плечу.
— Дружище! Значит, это диковинное силовое поле устроено не из-за нас! Тогда путь открыт! Ал уверенно кивнул.
— Похоже на то, — сказал он сухо.
На другой день они снова отправились в путь на вертолете. Дон приблизился к городу на бреющем полете и приземлился сразу же, ощутив сопротивление силового поля.
— Ты был прав, — сказал он Алу. — Дальше внизу никаких кратеров нет. Будем надеяться, ты окажешься прав и в том, что по поверхности мы пройдем в город беспрепятственно.
Они вышли из вертолета и медленно направились в сторону города — неверными шагами, невольно широко расставляя руки, как слепые. Где-то над ними, а может, и перед ними было что-то невидимое, но весьма ощутимое, первое препятствие на их пути в Незнаемое, первый знак незнакомой им силы, доказательство ее большого технического превосходства. Оно находилось высоко в воздухе, невоспринимаемое их органами чувств и все-таки реальное, способное на бог весть какие метаморфозы и реакции. До сих пор не случилось ничего, направленного против них лично. Падение метеоритов было известным, вполне обычным явлением природы. Но теперь, приближаясь к цели, они впервые отдали себе отчет в том, что находятся в одной из областей непроницаемого мира, в сфере, правда, угасшего, но в своих проявлениях еще не умершего духа. То, что они делали теперь, было иным и более значительным, чем до сих пор. Все приобрело смысл, который им не дано было предугадать заранее.
Слабые и колеблющиеся, вынужденные рассчитывать исключительно на собственные силы, отказавшись от помощи техники, шли они по поросшей травой земле, не имевшей хозяев. Вертолет остался у них за спиной и стоял теперь дальше, чем они могли предположить. Ал оказался прав! Здесь, внизу, проход был свободен! С каждым оставленным позади метром росла их уверенность, ощущение, что они в безопасности. И вот они наконец опустили руки и взглянули друг на друга. В уголках губ появились улыбки, горделивые и несколько смущенные одновременно.
Отсюда, снизу, город выглядел иначе, чем с высоты птичьего полета. Сходство с земными городскими строениями оказалось призрачным, и только свободная планировка кварталов напоминала планировку в зеленых зонах земных городов.
Они остановились перед группой зданий и смогли хорошо разобраться в их форме и способе строительства. Большая часть зданий имела гладкие и закругленные фасады из зеркального с цветным отливом материала. Если смотреть из центра города, строения разбегались по радиальным линиям. Фасады были самой высокой частью зданий, далее они становились ниже. Обращенные к центру города стороны зданий заострялись.
— Чисто сработано, — сказал Дон. — И ни одного окна. Напоминают бункеры. Что скажешь?
— Может, это складские помещения. Сразу не определишь, — ответил Ал.
Глаза Кати расширились от удивления.
— Красота! — воскликнула она. — Как современные гаражи.
— Здесь они еще хорошо сохранились, — заметил Ал. — Очевидно, окраины — последняя по времени застройки часть города. А то, что поближе к центру, выглядит похуже.
Они прогулялись вдоль двух вытянувшихся в длину строений. Все заросло густой травой, как и на равнине, и только вдоль самих домов были проложены узкие дорожки, не поросшие травой. Катя отошла на несколько шагов в сторону, чтобы пройтись по такой дорожке.
— Какие они плохие, — сказала она.
— Я тоже обратил внимание, — подтвердил Дон. — Эти люди небось вообще понятия об улицах не имели. Не соображу только, как они…
Свистящий звук и крик Кати заставили его замолчать. Оглянувшись, он увидел, как Ал пробежал несколько шагов и остановился. Катя исчезла.
— Где Катя? — закричал Дон.
Ал, не в силах произнести ни слова, указывал на ровную стену здания. Дон подбежал к нему и ударил кулаком в стену.
— Что произошло, Ал, отвечай наконец!
— Только что она стояла рядом, и вдруг раздался ее крик. Я увидел, как захлопнулось темное отверстие в стене. И все.
— Где было отверстие?
Оба обследовали стену здания. Ал, помнивший примерно, где открылось отверстие, ощупал все вокруг, но ничего примечательного не обнаружил.
Но тут послышалось уже знакомое ему шипение, что-то перед ним раздвинулось, и его втянуло внутрь. Тщетно пытался он удержаться за край стены, чуть было не потерял равновесие, и тогда неизвестная сила мягко усадила его… Зажегся приятный желтый свет. Его поднимало вверх по плавной спирали, а желтый огонь бежал впереди. Как в калейдоскопе, появлялись перед ним картины, цветные узоры, кактусы, пульты управления, фигуры из проводов… Потом импровизированный лифт остановился, и перед его глазами открылась бескрайняя равнина с холмами, озерами и нагромождениями валунов. Дальше, за ней, виднелась покрытая коричневато-черными точками стена гор, а над ней — блестящая корона ледяных вершин, глетчеров и вечных снегов. Рядом с ним, закрыв лицо руками, сидела Катя.
Ал мгновенно забыл о сказочном пейзаже, он видел только Катю. Хотел подняться — что-то мягко, но неумолимо держало его. Он наклонился, насколько мог, к Кате, положил свои руки на ее и прошептал тихонько на ухо несколько слов, чтобы успокоить. Почувствовал, как она перестала дрожать, прижалась к нему.
Вдруг прогремел голос Дона:
— Ты забываешься, Ал! Рехнулся ты, что ли? Катя, а ты что себе думаешь? Не забывайте, о чем мы договорились, — не то я поставлю на всем крест!
— Брось, не надо, Дон. Она перепугалась донельзя, только и всего.
— Для этого нет причин. Ей известно, чем мы здесь занимаемся. И в твоих утешениях она не нуждается!
— Все ясно, Дон. У меня ничего дурного в мыслях не было.
Ал снова откинулся на спинку. Они сидели рядом в пружинящих креслах без ручек, лица у них были разгоряченными. Все трое не отрывали глаз от райской картины холмов, озер и величественных гор. Их форма была поразительна по законченности. Казалось, ничто не отделяет здесь наблюдателей от самой природы. Солнце вспыхивало в гранях сверкающих горных цепей, все изумляло гармонией красок и света. Свода голубого неба можно было, казалось, коснуться рукой, но в то же время на небе видны были звезды. Тихо шелестела под дуновением ветра трава, приятный теплый воздух согревал их. Они вдыхали легкий аромат тимьяна, и он волшебным образом настраивал их на волну бесконечного пространства и бесконечного времени…
Все трое сидели, уставившись перед собой, но как бы ничего не видели, не слышали и не чувствовали. Они были отделены от всего сущего не просто стеной из странного стекла, но расстоянием в миллионы световых лет и более чем тысячелетиями развития прогресса техники.
Ал первым обрел ощущение действительности и душевное равновесие, хотя и не испытывал умиротворенности, как те, кто некогда, немыслимо давно, сидели на их месте. Повернувшись к друзьям, Ал сказал:
— Эта зеркальная стена с цветным отливом — окно.
— Больше чем окно, — заметила Катя. — Мы не только видим пространство перед собой, мы слышим его и чувствуем запах.
Дон попытался встать, но ему, как и Алу, это не удалось.
— Это не окно, скорее киноэкран или телестена. Ответьте мне лучше, как отсюда выбраться?
Разглядывая все вокруг, он вытянул руку, и из пола рядом с его креслом вырос пульт управления. Он нажал на первую попавшуюся кнопку… Катя заверещала… Спинки их импровизированных кресел медленно опустились вниз. Сейчас они лежали, уставившись вверх, и не могли подняться. Дон снова нащупал пульт… На них посыпались сверху мягкие, теплые капельки влаги, они щекотали и приятно покалывали лицо и руки. Резко, освежающе запахло тимьяном. Дон нажал на следующую кнопку… Погас свет.
— Перестань, — крикнул Ал, но поздно… Нечто податливое, но сильное коснулось его, проникло в мускулы, мяло, растягивало и растирало их кругообразными движениями, массировало лоб… Ощущение было терпимо, но двигаться он не мог… Попытался освободиться, ударить ногами, однако те же невидимые руки не отпускали, сдавливали его, растягивали, массировали… Но вот это кончилось. Ала окружали фиолетовые сумерки… Он устал… устал безумно… и отдался на волю этой усталости и раскачивавшегося под ним «кресла-дивана»…
— Ал!..
И еще раз:
— Ал!..
Он с трудом очнулся от этого неподдающегося описанию сновидения.
— Да проснись же ты, дружище! Нам необходимо выйти отсюда!
Ал повернул голову: рядом лежал Дон. Повернулся в другую сторону: рядом Катя.
— Конечно. Самое время выбираться.
«Жаль, — подумалось ему, — лучше всего было бы остаться здесь. Ничего не делать, ничего не желать… мечтать…»
— Нужно выйти на волю.
«Может быть, они нас больше не отпустят. И что искать там, на воле, когда внутри здания так приятно? Но у нас есть задача…»
— Дон! Должна быть кнопка и на такой случай. Только, прошу тебя, не включай снова массаж.
Наверняка есть клавиши для подачи пищи, для включения музыки, телефонной связи.
— А в нижнем ряду шкалы ты ни одной кнопки не нащупал?
Спору нет, самое прекрасное здесь — глубокий, но насыщенный дивными сновидениями, снимающий усталость сон. Ал почти смежил веки, но смог еще увидеть, как Дон снова потянулся к пульту управления…
Снова зажегся желтый свет и побежал вперед. Ала осторожно скатывало вниз. Раздвинулся светлый прямоугольник, и его ослепил свет дня…
Ал снова стоял перед зданием. Рядом с ним прислонилась к стене Катя. За спиной раздалось знакомое шипение… Пошатываясь, к ним вышел Дон.
Дома — белые, похожие на падающие капли, — тихо дремали на солнышке, окруженные лужайками. Трава колебалась на ветру, срывавшем с кустов лепестки цветов. Легкие, почти невесомые, они кружились, опускаясь.
— Теперь что? — спросил Ал.
— Что, что! — передразнил его Дон. — Пойдем дальше. А то как же?
— И куда пойдем?
— В центр, конечно. Мы здесь не для развлечений! Ал спокойно проговорил:
— Мы неожиданно попали в здание и неожиданно вышли из него. Я предполагаю, что жители этого города жили в таких зданиях, а в просторных залах, расположенных за стеной фасада, кажущейся снаружи непрозрачной, они сидели в креслах-диванах, спали, ели и пили, позволяли делать себе массаж, а в перерывах смотрели картины на телестене. Готов спорить, что больше всего они любили вид на холмистую равнину и на горы, но, очевидно, время от времени смотрели и что-то другое. Допускаю, что при помощи пульта управления можно было включать спектакли, кинофильмы и другие зрелища. В театре и кино они встречались с людьми или другими разумными существами, не знаю, как они их называли. Нам стоит повнимательнее ознакомиться с этой аппаратурой. Не исключено, что мы сильно приблизимся к решению нашей задачи.
Дон направился в сторону центра города. Не оборачиваясь, бросил через плечо:
— Хочешь еще раз освежиться под дождичком? Или чтобы повторили массажик? Или хочется снова поспать? — Он со злостью сорвал пригоршню цветов с невысокого куста. — Хочешь, чтобы Джек опередил нас?
Катя стояла в нерешительности, беспомощно глядя на Ала. Он понял этот взгляд.
— Пошли! — сказал он, желая избежать ссоры.
Они блуждали между строениями, благоразумно стараясь не приближаться к ним вплотную. Все здания имели одинаковую форму: капли, заостренной кверху, все были сооружены из белого или цвета слоновой кости материала. По-прежнему к ним были обращены выпуклые, блестящие, как перламутр, фасады, в которых отражалось размытое очертание солнца. Лишь изредка они наталкивались на серые здания-кубы. Ал с удовольствием осмотрел бы их.
Заметив, что Катя быстро утомилась, он предложил Дону передохнуть.
— Согласен, — буркнул Дон, который и сам был не прочь перевести дух.
Ал увидел невдалеке странное, непохожее на другие серое здание и осторожно подошел поближе. Входной двери он не обнаружил, но по опыту уже знал, что это вовсе не означает, будто входа вообще нет. Медленно Ал обошел вокруг дома. Вдруг распахнулась небольшая дверца, и какая-то сила втянула его внутрь, усадила на сиденье и повлекла дальше. Он не особенно удивился.
Снова его сопровождал желтый огонек, но на этот раз путь был длиной всего в несколько метров. Ал попал в комнатку, похожую на уменьшенный вариант зала, где им уже довелось побывать. Он оказался перед круговым экраном в человеческий рост. Экран сразу же засветился, и появились первые кадры: знакомые белые строения. Ал мгновенно сообразил, что перед ним открылся вид с крыши здания-куба, где он находился. Оглядевшись, он быстро обнаружил то, что искал: пульт с несколькими кнопками и рычажками. Чуть поколебавшись, Ал нажал на верхнюю левую кнопку… Едва заметный наплыв, и картинка изменилась. Ощущения, которые он испытывал, и то, что он видел, подсказали ему, что он едет… Не зная, как и куда, но едет. Мельком Ал увидел Катю и Дона, их испуганные лица крупным планом появились перед ним, он слышал крики обоих, они пригнулись, и он проскользил над их головами, удаляясь все дальше, в пространство между зданиями. С величайшей осторожностью Ал поочередно нажимал на кнопки и поднимал рычажки, регистрируя наступавшие в результате этого изменения. Так он приноровился увеличивать и уменьшать изображение на экране, ускорять, замедлять и наконец останавливать передвижение, или, точнее, полет. В самом низу находилась одна-единственная кнопка, которая служила для того, чтобы известным уже способом высаживать пассажиров из «повозки». Ал оглядел ее со всех сторон: это был серый цилиндр, закругленный спереди, без каких-либо выступающих частей.
Ал осмотрелся повнимательнее, чтобы сориентироваться, но никакой точки привязки не обнаружил. Прежде чем выйти из «повозки», он снова внимательно изучил пульт. Сбоку от кнопок и рычажков располагался небольшой чертеж, покрытый сеткой из концентрических окружностей. На чертеже особым образом были отмечены три точки. Две из них, синяя и зеленая, как будто прочно сидели в чертеже. А третья представляла собой красную пластинку, которую можно было перемещать по линиям чертежа.
Алу пришла в голову одна мысль. Он снова привел «повозку» в движение. Все верно: синяя точка начала перемещаться! Тогда он передвинул красную пластинку мимо синего пятна прямо к зеленой точке и с нетерпением ждал результата. Он усомнился было в своей идее, как вдруг его воздушная «повозка» свернула за угол, а синяя точка на чертеже повторила тот же маневр. Этот чертеж был картой города — картой с отмеченными на ней путями сообщения. Как «повозка» движется по этим путям, предстояло выяснить. А теперь, когда красная пластинка, символизирующая, надо полагать, цель передвижения, была возвращена в исходное положение, Ал начал двигаться в ту же сторону. Им овладело неподдельное чувство радости: как же приятно побеждать технику, повинующуюся отныне любому твоему движению. Он все ускорял и ускорял движение, время от времени притормаживая, но так, чтобы не мотало из стороны в сторону, ловко сворачивал за угол, выруливал между соседними зданиями и на полном ходу мчался по прямой.
Не прошло и десяти минут как Ал расстался со спутниками, и вот они уже появились вновь. Затормозив прямо перед ними, он нажал на кнопку «выход». Сиденье под ним зашевелилось, и он, словно прокатившись на волне, оказался в проеме двери.
— Идите ко мне, — позвал он. — Ходить пешком нам больше не придется!
— Здорово мы перепугались, когда ты пронесся над нами и исчез. Ты куда подевался?
Ал был в прекраснейшем настроении.
— Маленькая пробная поездка! — объяснил он. — Залезайте! Удобства тут — лучше не придумаешь!
Дон первым вошел в дверь, за ним — Катя, последним — Ал. Он объяснил Дону систему управления, и тот сразу повел «повозку» к центру города.
Дон быстро научился управлять «повозкой».
— Я рад, что с вами ничего не случилось, — начал Ал, — когда я пронесся над вами. Как, кстати, это выглядит со стороны? Как эта штуковина движется?
Дон не отвлекался от пульта управления, хотя «повозка» сама следовала по предопределенному пути. Отвечая, он как бы обращался к ветровому стеклу:
— Она не едет, она летит или, лучше сказать, парит. Примерно в трех метрах над поверхностью. Как дирижабль, только куда быстрее. Не спрашивай меня, как и что.
— Вот удача, Ал, что ты нашел ее, — проговорила Катя. Она сидела перед ним, за сиденьем Дона. Насколько позволяло сиденье, она перегибалась то влево, то вправо, смотря по тому, где было интереснее. — Ходить пешком, скучновато, но зато можно увидеть разные разности!..
— Я думаю, где-то внизу проложен ведущий рельс. Наверное, эта штука соединена с ним через радар. Оттуда же, снизу, она, видимо, и получает энергию. Как бы там ни было, от линий, заданных на чертеже, она уклониться не может.
Замечание Ала привело к тому, что Дон не замедлил проверить заново все кнопки и рычажки, однако слова Ала подтвердились. После того как Дон неоднократно задавал «повозке» ускорение, тормозил и снова ускорялся, он признал правоту Ала.
— Ну ладно, пусть эта коробка себе катится. Нам ведь все равно недалеко — скоро, кажется, центр.
— Такой способ передвижения без дорог по-своему идеален, — заметил Ал. — Тут мы в нашем развитии пошли другим путем. Вся Земля перерезана шоссейными и другими дорогами. Просто беда: нигде не отыщешь нетронутого клочка.
Никто не откликнулся на его слова. Через несколько сот метров «повозка» остановилась и они дали вынести себя наружу.
— Вот жалость! — воскликнула Катя. — Опять пешочком?
— Не хочешь, можешь оставаться, — ответил Дон. Он прикидывал, какой бы путь выбрать. По сравнению с контрастной объемностью и красочностью изображения на экране пульта действительность выглядела серой и отрезвляющей. Впечатление это усиливалось тем, что они, очевидно, оказались у границы района, построенного когда-то с учетом самых последних технических достижений.
— Теперь я знаю, почему рельсовые дороги образуют кольцо и здесь заканчиваются.
Дон очертил в воздухе кольцо.
— Мы приблизились сейчас к историческому, старому центру города. «Цеппелин» — назовем так нашу «повозку» — был изобретен позднее.
Ал кивнул.
— Город, надо полагать, разрастался от центра по радиальным линиям. И они, скорее всего, потом монтировали одну кольцевую линию за другой.
— А почему они не перестроили старый центр?
— Зачем? — удивилась Катя. — Новые дома они ведь строили только так, чтобы фасады смотрели на «проезжую» часть. А как было «во дворе», их не интересовало.
— Вот именно, — подтвердил Ал. — Ко времени перенаселенности в центре, готов поспорить, жилых домов и не осталось.
— Тогда зачем мы туда идем? — спросила Катя. — Если с вами согласиться, то под конец в центре города не было ни живой души. Незачем и время тратить на пустое место!
Дон в нерешительности переступал с ноги на ногу. Внутренняя часть города мощно притягивала его к себе, поджигая бикфордов шнур его авантюрного характера, но, с другой стороны, он готов был все отдать ради того, чтобы прийти к цели первым, даже согласиться на непродолжительные научные опыты.
Но в таком случае он будет вынужден признать правоту Ала, призывавшего обследовать дома и стоявшую в них аппаратуру. На это ему было тяжело решиться.
— В зданиях мы никаких следов жителей не видели, — сказал он неуверенно.
— Куда они могли деться? — поинтересовалась Катя. Было заметно, что ее эта проблема занимала не на шутку. — Твоя теория, во всяком случае, не подтверждается.
— Какая еще теория? — раздраженно спросил Дон.
— Ну, что жители, мол, сами себя уничтожили. Дома последних поколений стоят новехонькие!
— И о чем это говорит? Вспомни об отравляющих газах и бактериях!
— Тогда мы бы обнаружили хотя бы их следы!
— А если они переселились в подземные помещения?
— Это вариант. Его мы не проверяли, — вмешался в разговор Ал.
Дон недовольно запыхтел.
— У нас не было случая. Или тебе удалось высвободиться из своего кресла?
— Вы всерьез думаете, будто мы найдем жителей планеты… или их останки… в подвалах? — Любопытство Кати смешивалось с чувством ужаса.
— Мне думается, проблема совершенно в другом, — сказал Ал. — И именно решением этого вопроса нам и следует заняться!
— Ты опять вознамерился внушать нам свои научные теории? — возмутился Дон, пытаясь придать голосу оттенок пренебрежения и превосходства. Но втайне он вынужден был признаться себе, что скрывает тем самым только свою растерянность.
— Вопрос в том, — продолжал Ал, не обращая внимания на иронию Дона, — куда ведет развитие разумных существ, если они преодолели так называемую фазу саморазрушения? Ты ведь сам не веришь, Дон, что мы, земляне, единственные, кому это удалось?
— А к чему это должно привести? — свысока поинтересовался Дон. И затем, говоря в нос, продекламировал: — «И если они не умерли, то живы и поныне!»
— Ты исходишь из допущения, что раса, добившаяся определенного технического совершенства, не должна ничего больше опасаться?
— А вдруг они вымерли сами по себе? — Дон все с большим нажимом подчеркивал, что дискуссия эта ему претит.
Но Ал не терял нить разговора.
— По-твоему, получается так: когда они достигают положения, при котором им некого опасаться, когда могут удовлетворить все свои желания, когда перед Ними не стоит существенных проблем, — для них, так сказать, продолжение жизни становится бессмысленным. Они просто ложатся и умирают, да? Не слишком ли ты упрощаешь?
— Останемся каждый при своем мнении, — взорвался Дон. Он и впрямь вышел из себя. — Предлагаю подумать, как нам взобраться вон на ту башню. — Он указал в сторону стоявшего на возвышении куба с башней из материала с цветным отливом, из которого были изготовлены фасады домов во внешних районах города. Куб стоял значительно выше большинства остальных зданий. — Оттуда открывается хороший вид почти на весь город. Вдруг мы увидим что-то, что нам пригодится, — а нет, — он не скрывал, насколько тяжело дается ему подобное признание, — а нет, мы сможем вернуться и обследовать один из тех домов.
— Хорошая идея, — сказал Ал и подмигнул Кате, потому что думал, будто ее тоже забавляет легкая возбудимость Дона, но она ответила ему удивленным взглядом и молча пошла вслед за Доном.
Они оставили зону порядка и чистоты. Дома по правую и левую стороны сблизились, образовав внутреннее пространство, которое можно было назвать улицами. Дома были из материала разного цвета и, скорее всего, разного качества. Одни — высокие, другие — маленькие. Каждый был, очевидно, построен таким, каким его хотел видеть заказчик. И все они давно обветшали. Краска со стен облупилась, ниши и углы были завалены истлевшим мусором, из продолговатых отверстий, бывших, надо полагать, некогда окнами, свисали клочья прозрачной ткани.
Но видны были и разрушения, вызванные не возрастом, а влиянием извне: проломы и вмятины в стенах, проваленные крыши, обуглившиеся руины. Кое-где были заметны следы восстановительных работ: некоторые трещины в стенах были заполнены массой, напоминавшей известку, над отдельными руинами возведены временные крыши.
И тут они наткнулись на воронкообразную дыру в земле.
Здесь не росла трава, не было кустарника. Дорогу покрывали разбросанный мусор и вздымаемая ветром пылеобразная масса. Неожиданно дорога оборвалась, и они оказались перед обрывом. Ближайший выступ находился на глубине пяти метров. Что-то вроде котловины, присыпанной сверху желтой пылью. Пыль прилипла и к стене воронки. Дон стал на колени у ее края и сгреб кучку легкого желтого вещества в свой носовой платок. Среди пыли встречались красные, коричневатые и черные комочки шлаков.
— Это кратер метеорита! — воскликнула Катя. — А я — то думала, что город от метеоритов защищен!
— Сейчас да, — объяснил Ал, — но раньше…
— Гм, — буркнул Дон, делая узел на носовом платке, — гм… Щит они, значит, изобрели, только когда начали строить внешний пояс города…
Ал с ним согласился.
— Выходит, только с этого момента они овладели материей так, как владели перед своим закатом? И хотя я в технике не дока, но все-таки уверен, что до многих их открытий нам далеко. Возьмем, к примеру, этот щит от метеоритов. Или механизм, который втягивал нас в дом и снова оттуда выставлял.
Катя с сомнением глядела на небо. Защитного щита совершенно не было видно, а ведь как легко усомниться в существовании того, чего не ощущаешь.
Дон продолжал размышлять вслух:
— Слушайте, а вдруг это следы бомбежки каких-то вражеских сил? Что, если она производилась автоматически и действует по сей день потому, что автомат забыли отключить?
Ал покачал головой.
— Не верю я в такое. Тогда у противника нашлись бы средства устрашения и посолиднее, чем эти сравнительно безобидные снаряды.
— Ну тогда вперед, — скомандовал Дон. — Где-то рядом должна торчать эта башня!
Свернув несколько раз за угол, они действительно оказались перед зданием с башней. Хотя и здесь были заметны следы запустения, внешне дом казался достаточно крепким. И в отличие от зданий в современных районах дверь удалось обнаружить без труда.
— Будь осторожен, — предупредила Катя, когда Дон перешагнул порог. — Если подъемник сломан, ты можешь надолго застрять.
Дон небрежно отмахнулся:
— Не тревожься, девочка!
И действительно, ничего особенного как будто не случилось. Поначалу. Дон нырнул в темное помещение, поискал выключатель, но не нашел. Привыкнув понемногу к темноте, он постепенно различил очертания окружавших предметов. Слева — наклонная дорожка-спираль, ведущая наверх, справа — напоминающее длинный ящик устройство из вертикальных столбов. Дон предположил, что это некое подобие лифта, и приблизился к пластиковой доске с кнопками, висевшей на высоте его бедер.
Теперь в помещение вошли Катя с Алом. Они подождали, пока их зрение не привыкнет к темени: естественный свет, проникавший сквозь окно, был явно недостаточен. Оба вздрогнули, когда ящик лифта начал подниматься, оставляя за собой целые тучи пыли.
Услышав, как Дон закашлялся, и всмотревшись в кружившую по помещению пыль, они увидели, как коробка подъемника исчезает в проеме металлических столбов-опор.
— Спустись! — крикнул Ал. — Думаешь, нам весело топать наверх ножками?
Наверху что-то загремело, затрещало, потом вниз, к их ногам, посыпался мусор… Раздался глухой удар, что-то рухнуло, разбилось, разлетелось на куски. Какой-то темный предмет упал перед ними, пол заходил под ногами ходуном, а металлические опоры задрожали, издавая режущие слух звуки.
Мотая головой и отряхиваясь, с трудом разлепив засыпанные мусором глаза, Ал прошел сквозь столб пыли, чтобы убедиться, что и остальные целы и невредимы.
— Так и без глаз остаться можно, — простонал он. Навстречу ему выскочил Дон. — Жив?
— Руку рассадил, — процедил Дон сквозь зубы. — Как я мог свалять такого дурака!
Ал никак не мог отдышаться.
— Мне это тоже любопытно.
— Ну ты, как всегда, задним умом крепок, — зашипел Дон, выплевывая песчинки.
— Твое тупоумие начинает меня раздражать, — вскипел Ал. — Если не хочешь браться за дело всерьез, подыскивай вместо меня другого.
Откуда-то из угла послышались всхлипывания Кати.
— Катя! — позвал Дон. — Где ты? Ал тоже забыл о ссоре.
— Ты ранена?
— Да, — прошептала Катя.
Мужчины вынесли девушку на воздух и положили на траву.
— Где болит, Катя? — спросил Ал.
Катя тихо плакала. Дон ощупал ее руки, ноги, проверяя, нет ли переломов, приподнял голову и хотел положить поудобнее. Вдруг Катя вскочила.
— Ты меня испачкаешь! — закричала она зло. — Не трогай!
— Тише, дети, — вмешался Ал. — Раз ничего не стряслось, значит, все довольны! Прекратите препираться.
Дон обиделся.
— Я пойду наверх пешком. А вы, как хотите! — Он повернулся и вошел в здание.
Ал испытующе взглянул на Катю: выглядела она, как ощипанный цыпленок, но в глазах светились живость и энергия. Он поспешил за Доном. Вздохнув, Катя последовала за ним.
Башня была высотой этажей в тридцать, не меньше. С непривычки они едва не задохнулись, пока поднялись. В основном Дон оказался прав. Купол здания был сделан из материала, замечательные качества которого им уже были известны: снаружи он блестел и отливал разными красками, изнутри был прозрачен и обладал поразительным свойством подчеркивать многослойность рассматриваемой картины до невероятности. Может быть, на первых порах они этого не заметили, или это явление здесь улавливалось особенно отчетливо, но сейчас слои висели перед ними ступеньками, один за другим. Мириады звезд, а до них — рукой подать!
Они стояли на приподнятой платформе, пот заливал глаза, костюмы были в пыли, выражение испуга еще не исчезло с их лиц, и все же!.. Здесь они впервые за все путешествие испытали волшебство чего-то сверхогромного, никем до них не пережитого, и даже самый бесчувственный человек не смог бы остаться равнодушным к этому чуду.
Немного погодя Дон подошел к ящичку, стоявшему на цоколе посреди купола башни.
— Попробуй ты, — сказал он Алу.
Ал осторожно повертел одно из колесиков, и они сразу заметили, что изменилось. Угол обзора на экране сместился, одна угловая секунда поворота колесика забросила их на миллионы световых лет в дали мироздания. Им почудилось, будто они стоят среди звезд. Спокойные светила сбивались в гиперпространстве в пестрые облака, спирали, кольца, шары, между ними сновали кометы, пульсировали сгустки звездной пыли. Это были незнакомые им скопления звезд, никому не ведомые миры, но это был все тот же космос, который они видели с Земли, те же самые звезды, те же темные или светящиеся облака материи, и где-то, в каком-то отдаленном уголке космоса, искать который им сейчас не хотелось, но который, без сомнения, был доступен этому чудесному искусственному глазу, стояло их Солнце, жила семья их планет — ледяной мир Нептуна, Сатурн с его кольцами, каменные пустыни Марса, облачные котлы Венеры, Меркурий, этот раскаленный шар, и тут же странствовала Земля, их родина, и на ней жил Человек. На ней развивалась его культура, там жили и мечтали, выдумывали новое, изобретали, рождались и умирали те, малой частицей которых были они сами. Никто из них и вообразить себе не мог, что способен удивляться до такой степени, и каждый ощущал в эти секунды нечто, во много раз превышавшее по любой шкале ценностей то, о чем ему прежде мечталось, к чему он стремился или чего достиг.
Ал вернул колесико в прежнее положение, взялся за ближайший рычажок и опустил его. С головокружительной быстротой навстречу им помчался ландшафт, который они могли наблюдать из башни невооруженным глазом. Дома, башни и мосты поднимались к ним, подобно огромным театральным декорациям, а потом, на последней грани увеличения, распадались в ничего не значащие точки. Их уносило в безвестность, расплывчатость и безымянность, зато вместо них появлялись новые строения на фоне четко очерченных театральных задников.
— Стоп! — рявкнул Дон.
Крик Дона вырвал его самого и остальных из состояния зачарованности. Они опять начали воспринимать, а не только созерцать; слышать, а не только внимать; думать, а не только ощущать. Они увидели неожиданные и неуместные в этом окружении, зато типично земные, человеческие движения: покачивание тела при ходьбе, сгибающиеся колени, переставляемые ноги, размахивающие руки… И маленькие желтые всплески облачков пыли после шагов. Каждая деталь была видна совершенно отчетливо.
— Джек! — опять рявкнул Дон. — Вон тот, впереди — Джек, а за ним сбоку — Рене… А вон идут Тонио и Хейко! Где они находятся? Можешь установить?
Ал уменьшил сектор приема и получил примерное представление о том, на каком расстоянии от них находится вторая группа и в каком направлении движется к центру города. Вот она исчезла за длинным невысоким строением.
— Черт бы их побрал! — воскликнул Дон. — Их тоже не задержал щит. У Джека нюх подходящий. Как далеко они от нас? Километр? Два? Ал! Что ты тянешь, поторапливайся! Катя, и ты тоже! Они нас опередят!
Ал зафиксировал какую-то точку на экране. Медленно отрегулировал масштаб увеличения… Сейчас, сейчас он поймает то, что бросилось ему в глаза…
— Что ты медлишь, Ал! Слышишь, пошли! — Дон вернулся, потянул Ала за собой.
— Одну секунду, — взмолился тот. — Ты только взгляни!
Все уставились на кадр, который Алу удалось увеличить. Внешняя, самая современная часть города. Посреди группы знакомых каплевидных зданий, окруженных мирными земными лужайками, — пятно, странным образом контрастирующее с окружающим. Два дома как бы сдвинуты в сторону и согнуты, рядом — раздавленный цилиндр типа их «Цеппелина». Центром разрушения была, очевидно, плоская ложбина, давно поросшая травой.
— Экая важность! Кратер метеорита! Их здесь полно! — сказал Дон.
— Там нет никакого кратера! — Ал закрыл глаза, напряженно размышляя. — Все куда проще: это несчастный случай, взрыв. — Снова помолчал несколько секунд. — Внешнее кольцо — еще не последняя стадия строительства города, теперь мне ясно. Ты был прав, Дон. Нам необходимо идти в центр.
И вновь они направились к центру города, но далеко уйти им не удалось. Дома сбивались все плотнее, улочки для прохода между ними становились все уже. Друзьям приходилось то и дело менять направление, идти в обход. Они попадали то на незнакомые площади, то в закоулки, ни на шаг не приближаясь к цели.
— И долго вы намерены блуждать? — устало спросила Катя. — Скоро стемнеет.
— Повернуть обратно? Сейчас? — Дон был вне себя. — Повернуть, когда мы вплотную приблизились к цели! И я взял ее с собой!
— Я только спросила, — защищалась Катя. — Нечего сразу на меня накидываться. И хочу тебя предупредить: у нас нет с собой даже фонарей.
— Ночь будет ясной, звездной, — сказал Дон, словно отбрасывая прочь все сомнения движением руки. — Скажите мне лучше, как пройти дальше. Свинство какое! Как нам пройти дальше?
— Чутье подсказывает мне, что дальше, справа, идет широкая улица, — заметил Ал. — И есть надежда, что по ней мы дойдем до центра.
— Что за ересь ты несешь? Так нам снова возвращаться? Мы тратим наше время впустую! — взорвался Дон.
Лишь когда они сделали полный круг и оказались на том же месте, Дон последовал совету Ала. Примерно минут пятнадцать они блуждали по извилистым улочкам, по кочковатым, пыльным дорожкам, мимо обшарпанных стен, пока не достигли высокого узкого дома, примыкавшего к огромной стене, сложенной из простых, необработанных камней, скрепленных когда-то сырой известью. Вверху стену увенчивал зубчатый пояс, достигавший, казалось, самого неба. Справа по ходу их движения дорогу ограничивали дома, слева — бесконечная стена.
— Крепостная стена, — догадалась Катя.
— Мы попали в средневековье, — подтвердил Ал. Дон по-прежнему был раздражен.
— Должна же быть какая-то возможность перебраться через нее!
— В таких стенах чаще всего бывало по нескольку ворот, — рассуждал Ал. — Жителям как-никак случалось покидать стены города, а потом возвращаться.
— А вдруг они умели летать? — стукнула себя по лбу Катя.
— Вряд ли, — возразил Ал. — Вспомни об их парящих «цеппелинах». Зачем бы они им тогда понадобились? Да и все остальные их устройства говорят против такого допущения.
Улица, затененная крепостной стеной, полого поднималась вверх, а так как зубчатая кромка шла строго горизонтально, стена перестала казаться такой уж непреодолимой.
— Любопытно, как выглядели существа, населявшие город? — спросила Катя.
— Не думаю, чтобы они совсем не были на нас похожи, — ответил Ал.
— С чего ты взял? Разве они с таким же успехом не могли напоминать огромных лягушек, муравьев или пингвинов?
Ал весело рассмеялся:
— Их технические устройства кое-что проясняют. Пока нам известно мало, но и это малое говорит о многом. Не забывай, что кресла-диваны прекрасно подходили к форме наших тел, что пульты созданы для ручного — ручного! — управления, что на экранах возникали кадры, безукоризненно различаемые нашими — нашими! — глазами. Окна и двери по высоте мало чем отличаются от наших. Здесь, правда, в домах нет лестничных маршей, но по спиральным дорожкам вполне можно подниматься, пусть это для нас и непривычно.
— У тебя глаз-алмаз, — восхитилась Катя.
Дон участия в разговоре не принимал. Его взгляд приковала к себе стена, он словно буравил ее глазами.
— Приплюсуй к этому вот еще что, — продолжал Ал, — Эта планета почти на сто процентов походит на нашу Землю. Гравитация, время суточного обращения вокруг солнца, длина дня и ночи совпадают, климат здоровый, животворный, сродни климату в национальных парках Эфиопии или Непала. Я могу продолжить этот перечень. И такое сходство делает весьма вероятным предположение, что здешний мир произвел существ, в целом похожих на нас.
— И ты думаешь, что и здесь тоже…
Дон резко оборвал их:
— Прекратите треп! Я хочу проверить, что там, за стеной. Помогите-ка мне лучше!
У каменной стены громоздились груды отбросов, мусора и хлама, поросшие травой и кустарником. По стене, до самой зубчатой кромки, карабкались вверх вьюнки.
Дон перелез через одну из куч, подергал вьюнок и начал подъем. Вьюнок казался очень старым. Основной его ствол был толщиной с мужскую руку, а некоторые ответвления давно засохли. Зато другие выглядели свежими и, главное, образовывали некое подобие лесенки. Лучшего невозможно было ожидать!
Оказавшись наверху, Дон испустил возглас разочарования.
— Поднимайтесь сюда! — позвал он. — Проку мало, но поглядеть стоит!
Они увидели глубокий котлован, залитый водой. Серо-зеленая поверхность была неподвижной. По Другую сторону тянулась стена, не такая высокая, как та, на которой они стояли, но никакому пловцу не удалось бы подтянуться, чтобы достать до ее края.
— Опять впустую, — сказал Дон. — Может, пройдемся вперед по стене?
И они пошли по ней, повернули два раза и оказались на ровной платформе, ограниченной парапетом. Снизу сюда вела лестница.
— Здесь поудобнее подниматься, чем там… — пробормотал Ал.
Дон перегнулся через каменный парапет, а за ним и Ал с Катей.
Да, скорее всего это — смотровая площадка, ибо отсюда открывался удивительный вид. И ветер свистел здесь, и воздух был полон неясных звуков, что-то выло, гудело и громыхало. Им чудилось, будто они слышат удары молота, бряцание металла, глухие возгласы, неясные, но раскатистые. Порывы сильного ветра приносили отголоски грохота и криков.
Но вот Дон, заглушив восклицание, обнял за плечи Ала и Катю и сжал их сильно, до боли…
Внизу происходило что-то, напоминавшее сон, кошмар! Из выпуклых ворот в городской стене вышли две шеренги закутанных в плащи существ (как назвать их — людьми, аборигенами?) и выстроились по правую и левую стороны затененного стеной двора, обратив друг к другу лица, скрытые под капюшонами. В руках они держали горящие факелы, свет которых придавал сцене зловещий вид. Затем ворота вытолкнули странного всадника: тело его было скрыто серыми доспехами, а голова — серым шлемом. Животное, на котором он выехал, напоминало большую серую ласку. С другой стороны выехал другой всадник, под стать первому, но в белом, У обоих были в руках предметы, очень похожие на плетки, только куда более массивные. Они остановили своих животных на миг, подняли в знак приветствия оружие. А затем, размахивая «плетьми», ринулись друг на друга. При каждом точном ударе рассыпался сноп искр, и лишь через несколько секунд до наблюдателей на стене доносился звук короткого хлопка.
— Электрические плети, — прошептал Дон.
Они забыли обо всем, кроме зрелища, развертывавшегося у них на глазах. Ситуация в поединке менялась ежесекундно, оседланные животные двигались бесшумно, с ловкостью змей, «плети» мелькали в воздухе, слышались щелчки ударов. Каждый из соперников по нескольку раз пошатнулся в седле, было заметно, что силы обоих идут на убыль. Но вот они снова схватились, начали в ярости обмениваться ударами, и искры от ударов походили в спускающихся сумерках на звездопад. И вдруг, когда никто не ожидал, дуэль окончилась. Серый рыцарь был сбит на землю. Белый поднял в знак приветствия «плеть» и поскакал в сторону ворот. Закутанные в балахоны всадники медленно и вяло затрусили за ним. В последний раз вспыхнули факелы. И площадь погрузилась в темноту. Привидения исчезли.
Трое друзей смотрели друг на друга с разными чувствами: Дон торжествовал, Катя не знала, что и подумать, Ал напряженно размышлял.
— Они там, внизу! — сказал Дон. — Они еще живы. Они играют в рыцарей — значит, впали в детство! У нас с ними трудностей не будет! Вот бы спуститься туда! А ты, Ал, опять за свои опыты?
Ал выломал из стены камень, размахнулся и изо всех сил швырнул в воду, внимательно наблюдая за его падением. Потом проговорил с огорченным видом:
— Жаль, слишком темно!
— Ты что-то обнаружил, Ал? — поинтересовалась Катя.
— Да, — ответил он. — Но пока не могу ничего доказать. Пока. Пойдемте дальше!
С того места, где они стояли, было видно, что через несколько метров стена начинает подниматься ступеньками высотой не меньше метра. Взобраться по ним было невозможно. Но дальше и правее, за следующим поворотом, они увидели то, от чего забились их сердца: мост, высокой дугой повисший над котлованом. Они поспешили к нему.
Солнце еще не зашло, его отблески красновато-золотыми полосками ложились на фасады обращенных к западу зданий. Ниже лежали лиловые тени, похожие на застывшую густую жидкость. Казалось, будто жидкость эта заполнила улицы, будто она лижет даже стены домов, грозя в конце концов погрузить во тьму весь город. Пылающим балдахином повисло над ними небо. Синева приобретала фиолетовый оттенок, а с запада росла корона из обрамленных золотом оранжевых пучков лучей. Кое-где уже блестели звезды.
Дон уверенно вышагивал впереди, друзья едва поспевали за ним. Дома снова примыкали к стене, с их плоских крыш обзор увеличился бы, но сейчас в этом не было необходимости. Новая промежуточная цель казалась до смешного близкой: через мост — и в город!
Вскоре они потеряли мост из вида, но им казалось, что, держась все время левой стороны, они не могут не выйти на мост.
Через несколько минут они прошли по переулку узкому настолько, что пришлось идти гуськом, и оказались на широкой овальной площади. Ее волнистая поверхность напоминала о застывшем во льду озере. Камни казались прозрачными, что усиливало впечатление бездонности. Но это был лишь обманчивый эффект: в пыльном покрове площади отражалось мерцающее небо. Посреди овала островком выделялось каменное возвышение с колоннами, перекрытыми крышей.
— Колодец, — предположила Катя.
— А может, место казней, — пытался угадать Ал.
Слева площадь сужалась, и оттуда на них глядело черное полукружие ворот. Сомнений быть не могло: там мост.
Они немедленно двинулись в путь. Но шли осторожно, вдоль домов: что-то необъяснимое, пбвисшее в воздухе, пугало их.
— Тише! — прошептал Дон и прислушался. — Вы ничего не слышали?
Катя хотела было ответить, но тут раздался этот звук: как будто точильщик точил ножи… Потом снова тишина.
— Это впереди, — сказал Ал, сделав неопределенный жест рукой.
— Очень далеко отсюда, — проговорил Дон и медленно зашагал дальше. Но негромкий возглас Ала заставил его вновь остановиться.
— Здесь кто-то был!
Ал указал на полоску, шедшую наискосок через пыльную площадь к воротам. Дон присел на корточки, чтобы разобраться.
Катя отступила на несколько шагов и прислонилась к стене дома.
— Рыцари… — выдавила она из себя. — Это рыцари с их ужасными «плетьми»!
— Ну и что они нам сделают? — успокаивал ее Ал. — Тебе нечего бояться. Вспомни только, что…
Дон резко выпрямился.
— Все куда хуже, — тихо и зло проговорил он. — Это Джек и его группа! — Он повернулся к Алу: — Посмотри на этот след!
Ал пристально вгляделся, обнаружил отпечатки подошв из крепина и подтвердил опасения Дона.
— Они нас опередили! — прошептал Дон. — Они здесь уже побывали!
Алу было почти жаль друга.
— Не теряй сразу мужества. Хорошо, пусть они здесь уже были. Но задачи своей они отнюдь не решили. Пока что победителя нет!
— Ты в самом деле так считаешь? Или просто говоришь, чтобы я успокоился? — По голосу Дона чувствовалось, что он ощущает новый прилив сил. — Ты думаешь, что главные трудности ждут нас в центре?
— Там они, скорее всего, только начнутся, — сказал Ал, видя в этом мало хорошего.
Но Дон никаких опасений в его голосе не расслышал.
— Вперед! Они не могли уйти далеко!
Катя, которая перед Джеком, Рене, Тонио и Хейко испытывала куда меньше страха, нежели перед таинственными обитателями города, облегченно вздохнула и присоединилась к друзьям. Но для пущей безопасности держалась все же на расстоянии.
Вскоре они прошли в ворота, которые выглядели именно так, как обычно представляют ворота средневекового города. Рядом с широкой аркой для колесниц, повозок к вьючных лошадей в старой стене был оставлен узкий проход для пеших странников, и от арки этот проход отделяли мощные столбы. Следы второй группы шли как раз посредине прохода.
Пройдя дальше, друзья оказались на открытой площадке с двумя рядами каменных скамей, отделенных от воды парапетом, на котором стояло множество фигур, уставившихся, казалось, прямо на них.
Дон подошел к ним вплотную.
— Ни дать ни взять статуи капуцинов, — сказал он, вернувшись к Алу и Кате.
— Осторожно! Не затирай следы! — предупредил Ал.
— На что они тебе сдались, эти следы? — спросил Дон как всегда пренебрежительно. — Они ведут к мосту. И рассматривать их я не стану!
Но Ала было Не так-то просто заставить переменить решение. Он преспокойно занялся следами, как бы испытывая терпение Дона. Здесь было намного светлее, чем в переулках между домами, и это сильно облегчало работу Ала.
— Ты, как обычно, уверен в своей непогрешимости, — ворчал Ал себе под нос, не будучи уверен, что Дон его слушает. — Но тебе известно далеко не все. Вот и тут следы ведут в разные стороны, они перепутаны. Чем ты это объяснишь?
Дон уже стоял на мосту.
— Просто они добрались сюда, как и мы.
— Но у нас была на то своя причина, — продолжал Ал, — а у них ее нет. Или есть — только совсем другая. Интересно узнать, чем они здесь занимались.
— Интересно! — сказал Дон. — Еще как интересно!
Катя вдруг почувствовала себя одинокой, беззащитной, оставленной в беде. Она видела, как ее друзья ползают по земле и жестикулируют, но суть их спора до нее не доходила. Видела, как мост над водой уходит в темноту ночи, видела на противоположной стороне террасоподобные крыши защитных сооружений и самую высокую, напоминающую башню надстройку над воротами, сотни черных оконных глазниц, странные приборы, установленные на плоских крышах, — может быть, старое, но страшное оружие, которое ждет не дождется своего часа, чтобы снова изрыгать огонь и нести смерть и разрушения. Изо всех окон, казалось ей, на нее глазели, за всеми окнами лица были искажены беззвучным смехом, а кулаки сжаты от ярости…
«Зачем ты, собственно говоря, явилась сюда? — спрашивал ее внутренний голос. — Что тебе здесь нужно?»
Дон пытался разобраться в своих противоречивых чувствах. Надежды, страхи, досада, нетерпение, честолюбие, озорство и рассудительность — все смешалось. Педантичность друга связывала ему руки у самой цели. Его задерживали, предавали. Он предпочел бы сейчас броситься в одиночку навстречу испытаниям, ощутить всю полноту впечатлений, доступных человеку. Ему хотелось грудью сшибиться с головокружительными приключениями и, если придется, погибнуть…
Подобно Дону и Кате, Алу тоже пришлось анализировать свои чувства. Его фантазия работала сейчас как фантазия шахматиста, пытающегося по расположению фигур противника угадать его намерения. Он разбирал десятки комбинаций: какие шаги могли предпринять их партнеры, каковы их пели и линия поведения. Но ни одна из нарисованных воображением картин его до конца не устраивала.
— Следы на мосту идут в обе стороны, — сказал он, покачав головой. — Выходит, они вернулись! — Пока что он сам не отдавал отчета в значении этого вывода, но начинал догадываться. — Выходит, они вернулись…
Катя не выдержала:
— Перестаньте, ради бога! Почему Мы здесь застряли? Пойдемте, прошу вас! — Ее надрывный крик резал слух. Она взбежала на мост. — Пусть всему этому будет хоть какой-нибудь конец!
Дон бросился за ней. Ал, прогнав с лица выражение озабоченности, поспешил за ними.
В темноте Ал различал впереди только мечущуюся тень Кати. Он не сразу осознал, что произошло. Что-то с грохотом раскололось впереди него и громовым эхом отозвалось сзади. На мосту взметнулся язык пламени. Прямо перед бегущей Катей брызнул фонтанчик камней и разверзлась дыра с зазубринами… Согнутое тело бегущей девушки, еще несомое полетом, исчезло в этой дыре. Громыхнуло еще трижды, но только один снаряд коснулся моста, заставив его закачаться и задрожать. Ал едва удержался на ногах. Он успел разглядеть, откуда стреляют: из окон башни над мостом. Он изо всех сил старался сохранить равновесие…
Дон, словно окаменев, стоял на мосту, всего в нескольких метрах от дыры, и Ал потащил его за собой. Неповрежденной осталась узенькая полоска моста, но и по ней уже побежали трещины. Оба осторожно перебрались по ней на другую сторону котлована.
— Катя… — прохрипел Ал. — Мы должны…
Дон, не отвечая, толкал его вперед. Он тяжело дышал.
— Оставь… Поделом ей!..
Они бежали, стараясь укрыться за парапетом и выбраться из сектора обстрела. Что-то прошипело над ними, коснулось головы Ала, срикошетило о Дона… По камням покатилась длинная трубка… Стрела! Снова выстрелы в их сторону… И вдруг — чудовищный хохот посреди ночи.
Дон резко остановился. Он узнал голос.
— Джек, — прошептал он.
— А то кто же? — удивился Ал.
— Ал, дружище! — В голосе Дона звучала целая гамма чувств. — Это Джек с его людьми! — Он с трудом сдерживал радость. — Ал, старина, ты понимаешь, что это значит? — Ответа он не стал дожидаться. — Джек позади нас! Мы первые! Мы первыми доберемся до центра! Мы победим!
Они прошли по мосту ровно восемнадцать метров, и понадобилось им для этого целых сто секунд. Но, похоже, восемнадцать метров моста приблизили их к цели больше, чем весь долгий путь от горных склонов, через холмистые долины и через сам город к воротам в крепостной стене.
Дон с Алом торопились дальше. Еще раз просвистела туча стрел, не принеся им никакого вреда, снова громко захохотал Джек. Но они прислушивались ко всем звукам ночи вполуха. На фоне черного, усыпанного звездами неба выделялся высоченный черный куб — это был центр города, крепость с бесчисленными пристройками, искусно защищенная от низвержения вод и камнепадов, но готовая сдаться на их милость. Ни огонька, ни звука, ни дуновения ветерка: здания, окруженные водяным кольцом, спали, как громадные звери.
Они бежали к крепости. Дальнейшее произошло в одно мгновение. Ал едва успел рвануть Дона назад. Он и сам с трудом устоял на ногах. Мост свободно повис в воздухе, словно от него огромным лезвием отрезали часть, отрезали ровнехонько, так что и следа не осталось.
Не хотелось верить глазам! Вдруг их обманывает темнота, может быть, они в плену у собственной фантазии? Они принялись ощупывать руками: вот острый срез, гладкая поверхность, вертикально обрывающаяся вниз… Сколько они ни вглядывались, ничего, кроме пустоты, впереди не было, а где-то вдалеке, гораздо дальше, чем они представляли, что-то тянулось в самое небо, и металл этого громоздкого, тяжелого здания мягко отсвечивал в свете звезд. Они встали на четвереньки, проползли чуть-чуть вперед. Перед ними разверзлась пропасть…
— Все кончено, — прошептал Дон. — Мы в западне.
— Теперь понятно, почему они повернули обратно, — сказал Ал.
— Загнали нас в западню, свиньи!..
— И все-таки хочется узнать, как попасть в этот чертов город…
— Мне это совершенно безразлично. Мы проиграли. Джек может сделать с нами, что захочет. Думаю, придется сдаваться.
Они медленно двинулись по мосту обратно, ощупали ломкие края первой дыры, споткнулись о кучу мусора в том месте, где упал второй снаряд, снесший часть перил моста.
Дон сложил ладони рупором и крикнул:
— Джек, ты победил! Мы сдаемся! — И снова: — Джек, слышишь? Мы сдаемся.
Раздался голос Джека:
— Привет, Дон! Хорошо, что ты так решил! Подойди поближе, только не торопись!
Шаг за шагом они приближались к воротам. Вдруг опять что-то сверкнуло, упало рядом с ними. И еще раз… Какой-то скрежет, грохот. Ал почувствовал удар по руке, ощупал левой рукой правую и испугался: порез оказался обширным.
— У Дона ранения были серьезнее: один осколок попал в грудь, другой — в бедро.
— Джек, ты свинья, — заорал он, — ты свинья, свинья!.. — Чертыхаясь от боли и злости, Дон бросился к свободной площадке перед мостом, метнулся влево, где из окна бил огонь. Он бежал навстречу выстрелам, подпрыгнул, подтянулся на руках до нижней части окна… еще выше… На какое-то мгновение его лицо оказалось перед самим окном… Но снова вспышка, и тело Дона рухнуло вниз и ударилось оземь…
Ал тоже бежал под градом выстрелов, но по направлению к воротам, и он добрался до них. Здесь он был вне опасности. Сердце его забилось чаще, он ощущал какую-то нелепую атавистическую радость от этой бессмысленной борьбы. Ал лежал, прижавшись к стене, в проеме ворот, размышляя над тем, стоит ли ему перебираться через пустую площадь.
За колонной послышался шелест… Ал замер… До него донесся еле слышный шепот:
— Ал, это ты?
Ал мгновенно вскочил, обогнул колонну и неповрежденной левой рукой схватил кого-то за грудь. Он уже занес ногу, чтобы ударить противника.
— Погоди, Ал… Погоди!
Ал ожидал обмана, но все же сдержался.
— Это я, Рене… Послушай, Ал! Я хочу тебе помочь! Ал перестал трясти его, дал перевести дух.
— Что бы там ни было… Джек зашел слишком далеко. Я ухожу от него. И хочу помочь тебе.
— Чем именно? — спросил Ал.
— Тут есть боковой проход… Пошли, я покажу!
Все еще готовый стать жертвой предательства, Ал скользнул в тень вслед за Рене. Они поднялись наискосок вверх, потом нырнули в подвальное помещение, в которое снаружи сочился слабый свет, и по другой наклонной плоскости снова вышли наружу. Рене остановился, отодвинул в сторону дверь. Колесики под ней завизжали…
— Тише! — прошептал Ал.
Они прислушались… Тихо, ни звука… Протиснувшись в дверь, они огляделись и посмотрели в сторону башни. Ничто не двигалось…
Они пробежали несколько метров под стеной и остановились, чтобы оглядеться…
Наверху, над выступом башни, сверкнуло. Прямо перед ними просвистело что-то круглое и светлое. У них не было времени подумать, что это: их разорвало на тысячи бесформенных клочков.
— Итак, мы на месте, — сказал Дон.
— И ничего не изменилось, — заметила Катя.
— А что могло измениться? — спросил Ал.
Утром они вышли из лагеря и около полудня оказались перед стеной. С ними был Рене. Они стояли на том месте, где лестница вела к смотровой площадке.
— Надеешься, что здесь выйдет? — поинтересовался Рене.
— С такой же долей вероятности, как в любом другом месте, — ответил Ал. — Я не думаю, что препятствие существует само по себе…
— Вспомни о мосте! — произнесла Катя.
— Я размышлял о нем немало, — проговорил Ал. — Мост обрывается. Все так. Но все объясняется просто: такой старый мост в центре города ни к чему.
— Не понимаю, — буркнул Дон.
— Проделаем вместе один опыт, — предложил Ал. — Пойдемте со мной!
Он поднялся по лестнице, держа под мышкой пакет, который прихватил из лагеря. Перед последней ступенькой дождался друзей, внимательно оглядывая каменный парапет. Удовлетворенно кивнув, он указал подошедшим на одно место в правой части парапета: там была вмонтирована блестящая кнопка серого цвета. Ал поискал в левой части парапета, и на той же высоте нашел идентичную кнопку.
— А теперь смотрите во все глаза! — попросил он.
Перегнувшись через перила, он смотрел вниз. Сегодня освещение было иным, чем в прошлый раз. Лучи солнца падали почти вертикально, их свет отражался от крыш домов и слепил наблюдателя. Зато во дворах, переулках и на улицах солнечного света явно недоставало.
Двор, где происходила некогда странная дуэль, предстал сейчас перед ними как темная пропасть. Как и в тот раз, ими овладело странное, гнетущее настроение. В воздухе звучали непонятные шорохи, что-то дребезжало, бухало и свистело, стучало и позванивало, слышались глухие крики. Ветер принес отголоски топота и восклицаний…
А потом вновь появились закутанные в черные плащи всадники с факелами, сверху походившими на слабые блуждающие огоньки, и оба рыцаря…
Все повторилось: и дуэль на «плетях», и победа белого рыцаря, и его молчаливое приветствие, и исчезновение свиты в плащах…
Затем наступила полнейшая тишина. Двор был покинут всеми, в воздухе ни дуновения…
Рене, впервые увидевшему это зрелище, потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя от удивления. Катя прошептала:
— Ничего не понимаю…
А Дон воскликнул:
— Все в точности, как тогда! Ни единого нового движения! Ал, это что, театральное представление?
— Что-то вроде. — сказал Ал. — Или разновидность кино. Полнейшая иллюзия достигается е помощью технических средств. Публика появляется на смотровой площадке. Одна из селеновых клеток, — он указал на обе кнопки в парапете, — регистрирует это, передает сигнал по линии — и начинается спектакль.
— Как ты догадался? — спросил Дон.
— По памяти. В старой телеленте я видел нечто похожее. Движущиеся фигурки были спарены с часовым механизмом. Ровно в полдень они выдвигались по рельсикам вперед и исполняли маленький танец. Движения были весьма своеобразными, как у марионеток. А затем они исчезали. В нашем случае иллюзия куда более-совершенная. И все же… это вступление к представлению именно в тот момент, когда мы поднимаемся на площадку! Мне вспомнился танец игрушечных фигур — и до догадки оставалось полшага,
— Но почему ты ничего не рассказал нам? — недоуменно спросил Дон.
— Я бы не сумел доказать.
Они, не сговариваясь, посмотрели в сторону холма с обветшавшими домами.
— А что из этого существует? — спросил Рене.
— На деле? Ничего, — сказал Ал. — Я считаю, ничего из этого не существует.
Друзья Ала покачали головами — не верилось. Ал полез в карман и достал несколько камешков.
— Следите внимательно!
Размахнувшись, он швырнул камень. Тот полетел по кривой, нырнул и исчез под водой. Рене что-то показалось неправдоподобным, но он не знал, что именно. Камень летел, а потом исчез… Чего-то не хватало. Да, верно: он не плюхнулся в воду. Ни всплеска, ни брызг, ни разошедшихся кругов…
— Здесь нет воды, — догадался Рене. — Вода — тоже деталь представления.
— И дома, и улицы, и холмы… — продолжил Ал.
— Все это — декорации, — завершил Рене.
Дон протиснулся между Катей и Алом. Вид у него был убитый.
— Тогда скажи, что они скрывают?
— Этого я не знаю, — ответил Ал.
Он открыл пластиковую коробку, которую прихватил с собой, и вынул из нее туго смотанную лестницу. Перекладинки у нее были из легкой стали, а нить — из дюралюминиевой проволоки. Потом Ал достал проводки с закрепленными на концах кольцами, зажал их карабиновыми крючками лестницы и трижды обмотал проводки вокруг концов балок, выступавших из парапета. Тем самым один конец лестницы был схвачен накрепко, а другой висел свободно. Падая, лестница развернулась, опустилась без помех, слегка покачнулась и спокойно повисла.
— Я пойду первым, — сказал Дон, вопросительно взглянув на остальных. И так как ему никто не возразил, он перелез через парапет и начал спуск. Коснулся ногой зеркальной глади, но в ней ничего не отразилось, погрузился в «воду», но никакой влаги не ощутил, нырнул, но здесь можно было дышать. Дон хотел позвать друзей, но так и остался стоять с открытым от удивления ртом…
Спустились и его друзья: первым — Ал, за ним — Рене. Катя наблюдала, как все трое исчезли в темной, переливающейся массе, которая их поглотила. Все произошло пугающе тихо. На поверхности — ни движения, лестница вздрогнула еще несколько раз и замерла. Когда исчез Рене, ей стало невыносимо одиноко. Катя намерилась было перелезть через парапет, но остановилась, всеми силами заставляла себя — и не смогла. Посмотрела в сторону крепости на холме, но не увидела ни крепостных стен, ни башен. Она словно смотрела сквозь них. Всем существом силилась Катя проникнуть сквозь этот прозрачный занавес, узнать, что за ним, но кроме страшных картин, нарисованных ее фантазией, ни на чем сосредоточиться не могла. Она понимала, что страхи ее беспочвенны, но они мучили ее.
Потом голос снизу произнес несколько слов, которые она не вполне разобрала. Ее назвали по имени и сказали что-то успокаивающее. И вдруг она оказалась в состоянии действовать. Спустилась вниз по лестнице, ощутила все — то, что и трое перед ней. Она с головой погрузилась в «воду», точнее, в то, что сверху воспринималось, как вода, подняла глаза к поверхности… И тут что-то замерцало, закрутилось, перевернулось. Что-то текучее, колеблющееся обрело четкие формы…
От «воды» не осталось и следа. Катя вместе с другими стояла на матовой металлической поверхности, прилегавшей прямо к стене, а там, где прежде были средневековые руины, возвышались воздушные строения со стеклянными крышами, опиравшиеся на тонкие, с карандаш, опоры, тянулись стенки из переплетений проводов, сбегались и разбегались трубы, торчали антенны. На высокой реечной конструкции было установлено параболическое зеркало, повсюду стояли и лежали изделия из металла, искусственных материалов и стекла, для которых у землян не было названий.
Это и был истинный центр города. Его чудовищное, мерцающее машинное чрево.
Ал привалился спиной к стене, как бы желая подольше сохранить связь с понятным ему миром. Дон старался разобраться в приборах и приспособлениях или найти хоть что-нибудь понятное — это помогло бы ему обрести душевное равновесие. Кате хотелось поскорее присесть, но поиски ее оказались тщетными: конструкторы этой выставки под открытым небом не предусмотрели человеческих потребностей. Рене посучил ногой по полу, присел, постучал костяшками пальцев по прочной серой массе, поднялся и стал терпеливо ждать.
— Это совсем другое дело, — заметил Дон. — От старого города — или его зеркального отражения — и следа нет.
— Мне здесь не по душе, — пробурчала Катя. — Здесь как-то… — Она поискала, но не нашла нужное слово.
— Неуютно, — с оттенком иронии подсказал Ал.
Катя напряженно думала.
— Непривычно, — поправила она. — Чуждо.
— Нам нужно дальше, — подстегивал их Дон.
— Куда ты направляешься? — спросил Рене.
— Послушайте-ка теперь, что скажу я, — начал Ал громче и решительнее, чем обычно. — Мы приняли решение сделать еще одну попытку. Хорошо. Сейчас мы там, где три дня назад все кончилось. Но не стоит думать, будто нам достаточно идти, да побыстрее, куда глаза глядят, и тогда, мол, то, что мы ищем, само нам встретится на пути. Как в обыкновенном заповеднике. Здесь нас могут подстерегать опасности, и забывать об этом не стоит! Здесь есть…
— Выходит, ты все же считаешь, что они еще живы? — перебила его Катя, невольно отступив к лестнице.
— Я думаю, что путь свой они прошли до конца. Но вот что непостижимо: мы не знаем, каким путем пошло их дальнейшее развитие — после стадии сладкого ничегонеделания в садиках перед домом. Мы наверняка столкнемся здесь с предметами, еще никогда и никем не виданными, и машинами, предназначение которых непредсказуемо…
— В чем может быть предназначение машины? — спросил Дон. — Нажимаешь на кнопку, и она совершает то, на что годится.
— Все может оказаться сложнее, — заметил Рене. — На кнопку нажимать нет необходимости: она сама делает, что надо…
— …Что ей велит программа, — поправил его Ал. — Но что произойдет, если она сама себе задает программу?
Вопрос надолго повис в воздухе.
Катя не могла вообразить, что тогда произошло бы, но ее это и не занимало. Она спрашивала себя, не лучше ли было ей остаться дома. Ей припомнились фильмы-переживания, которые никогда не были столь изнурительными, как их «вылазка» сюда, когда приходится вести такие долгие разговоры. В этих фильмах герои участвовали в поединках на одноместных ракетах, а героиня потом падала в объятия победителя. В них она могла танцевать с идолами былых времен, с Фредом Астером или Фрэнком Синатрой, в них она представала Клеопатрой, правила, судила и совращала, а Цезарь и Август лежали у ее ног. Ей вспоминались управляемые на расстоянии игральные автоматы, подключенные к каждому домашнему авторегулятору, их катящиеся, подпрыгивающие и летящие шарики, мелодичные звонки при попаданиях и резкие звуки, когда они лопались, если она промахивалась и получала минусовые очки. Ей вспоминались игры красок и переливающихся форм, парение в пластическом пространстве, вкусовые и ароматические коктейли, орган запахов… Странное дело, восхищаться этим сейчас она была не в силах. «Честно говоря, все это мне порядком поднадоело, — думала она. — Может быть, здесь произойдет что-то все-таки необычайное».
«Что произойдет, если она сама себе задает программу?» — думал Дон, а фантазировать он умел. Перед его мысленным взором из машин начали бить фонтаны, они же пускали ростки, которые быстро разрастались, провода раздваивались, опоры сгибались, стены пузырились, возникал и бушевал невероятный хаос из спиц колес, тавровых балок, колб, пробирок, шариковых сцеплений, проводов, транзисторов, термоэлементов, магнитов, кристаллов рубидия, реле, потенциометров из стекловолокна, полиэстровых прокладок, вискозной шерсти, каучука, шлаков и желатина. Словно отростки дикорастущих растений, во все стороны лезли металлические когти. Подобный изощренному орудию для пыток, обладающий собственной волей аппарат запугивал жертву. Как полип разбухала взбитая масса, а когда она оседала, из нее вылетали липкие щупальца. Взбесившиеся роботы набрасывались на беспомощных, привязанных к стульям людей. Целые полчища роботов железным клином, обуянным жаждой мести и уничтожения, врывались в мирные селения…
Эти воображаемые картины до предела возбудили Дона, вызвали в нем чувство страха и отвращения и в то же время обострили инстинкт самосохранения, желание сопротивляться.
«Что произойдет, если она сама себе задает программу?»
У Рене было особое отношение к машинам. Он понимал их, как другие понимают музыкальные пьесы, хорошо разбирался в сцеплениях шестеренок, во взаимодействии элементов управления, в напряженности материалов, воздуха и вакуума, а там, где кончалось понимание, начиналась его убежденность в осмысленности тысячи разнообразных движений и импульсов, в действии и противодействии, в их круговороте, в токах, вибрации и конечном результате. Самопрограммирующаяся машина являлась для него символом функционального, осмысленного, очищенного от постороннего вмешательства — искусством для искусства в его высшей, непревзойденной стадии. Так неужели эти приборы?… Нет, он не согласен с Алом. Пусть они — продукт поразительного технического уровня, но это не машины, сами задающие себе программу. Причина? Они бездействуют! Он не отметил в них никакого движения, не ощутил тех особых флюидов, которые всегда исходят от проводов под током, от пульсирующих электронов и колеблющихся полей…
— Своей болтовней ты вгоняешь меня в безысходную тоску, — произнес Дон. — Скажи прямо, чего ты хочешь? Боишься, что на нас нападут?
Ал хотел ответить. Посмотрел на Дона, на Катю, на Рене. Они его не поняли. И он промолчал.
— Но ведь только в этом и дело, — настаивал Дон. — Давайте рассуждать реально! Мы не можем себе позволить погибнуть еще раз. Джек наверняка уже здесь. У него фора в три дня. Если он до цели пока не добрался — наше счастье. Самая большая опасность — это Джек. А теперь выскажись ты, Ал. Чем объяснить это колдовство?
— Я полагаю, что старый город со всеми его строениями, фигурами и представлениями — это аттракцион. Скорее всего на стене есть и другие смотровые площадки, откуда можно наблюдать похожие действа. А на самом деле здесь, в центре города, установлены машины, которые эти «декорации» и производят, и, кроме того, выполняют совершенно иного типа задачи, а именно: производят энергию для жителей города, обеспечивают их питание, удобства и развлечения, то есть мало чем отличаются в этом от наших машин.
— Я хочу повторить свой вопрос, — нетерпеливо проговорил Дон. — Какую опасность могут представлять для нас эти машины?
— Откуда я знаю? — слегка раздраженно ответил Ал вопросом на вопрос. — Я сказал тебе то, что знаю. Выводы ты волен делать сам!
Рене шагнул вперед.
— О каких угрозах идет речь? Эти устройства созданы для разумных существ, и чем устройства совершеннее, тем более полно они удовлетворяют потребности своих хозяев.
— Ничего похожего я не вижу, — сказала Катя, поднимаясь. — Здесь даже скамеек, и тех нет. Будь твоя правда, нам по крайней мере подали бы такси. Беготня по городу мне все нервы истрепала.
Она отошла на несколько шагов от стены, сойдя с горизонтального круга, на котором оказалась, и вышла на широкую улицу с решетчатыми конструкциями по обеим сторонам.
Катя переступила некую границу…
— Ой, смотрите-ка! — воскликнул Рене.
К Кате плавно подкатила шиферно-серого цвета «лодка» с несколькими пробоинами в носовой части, остановилась прямо перед ней и повернулась к Кате бортовой стороной. Борт раздвинулся, и можно было заглянуть внутрь — в покрытое стеклянной крышей корытообразное углубление, похожее на каюту катера, с расставленными по стенам скамьями с толстой мягкой обивкой. Выдвинулась доска, развернулась и покрыла расстояние между проезжей частью улицы и бортом.
— Чудненько! — воскликнула Катя и сразу шагнула на доску. — За мной!
— Будьте осторожны! — крикнул Ал, но Дон только улыбнулся и вошел в лодку. Когда Рене без колебаний двинулся за ним, Ал тоже сел в лодку. Дон пробрался вперед, где сквозь ветровое стекло можно было наблюдать за движением.
— А где же пульт управления? — спросил он.
Но никакого пульта управления не было. Не было и ничего другого, что хотя бы отдаленно такой пульт напоминало.
Доску-сходни втянуло внутрь, раздвижная дверь закрылась. Лодка тронулась с места.
— Стоп! — крикнул Дон. — Куда нас несет?
Он искал глазами тормоз. Его не было. Поискал ручку двери, какой-нибудь набалдашник или замок. Но их окружали голые стены, мебель с мягкой обивкой и стекло.
— Боюсь, мы попали в плен, — сказал Ал.
За сильно выпуклой стеклянной крышей пролетали предметы, которые они уже видели издали, не разгадав их предназначения.
Дон, разозлившись, бил ногами по двери. Безрезультатно, только ногам больно.
— Как нам выбраться? — спросил Рене. — Должна же быть такая возможность…
Ал не отводил глаз от Кати, которая с удовольствием подпрыгивала на пружинящем сиденье. Ее беззаботность вызывала в нем, человеке основательном, легкую зависть.
— Как отсюда выбраться? — повторил он. И сам ответил на свой вопрос: — Достаточно слова!
Стенка раздвинулась, и открылась дверь тех же размеров.
— Выходим! — крикнул Рене.
Катя сидела не двигаясь, словно скованная холодом.
— К чему такая спешка? — удивился Дон. — Разве я говорил, что хочу выйти?
Рене спокойно встал со скамьи и вышел в дверь. Что-то щелкнуло… Светлая горизонтальная линия пробежала сверху вниз, и Рене поглотила темень…
— Ну вот, — сказал Дон и последовал за Рене. Снова пробежала горизонтальная линия, снова что-то щелкнуло.
Ал всматривался в слабо освещенное помещение, куда ему предстояло войти. Откуда проникал свет, было неизвестно.
— Эй, Рене! Эй, Дон!
Ал прислушался. Никакого ответа. Еще раз позвал:
— Эй, Дон!
Ничего.
Он ощутил нежное прикосновение пальцев к шее и оглянулся. Перед ним стояла Катя. Глаза ее странно потемнели. Она обняла его за плечи и потянула назад от пугающей двери, ведущей в неизвестное. Прижалась к нему, ища защиты, желая прогнать страх перед необъяснимым. Ей безумно хотелось человеческого тепла, хотелось забыться, пусть всего на мгновения. Она еще крепче обняла Ала, целовала его и позволяла целовать себя. Она ничего больше не видела и не слышала, ни на что не надеясь и ничего не опасаясь, потому что не желала ничего больше видеть, слышать, надеяться или бояться. Она отдалась на волю приятных, усыпляющих и вместе с тем острых ощущений, стремясь бежать от действительности, от всех этих поисков, от мыслей и разговоров об электронах, атомах, металлах, искусственных материалах и пультах управления, от фантасмагорических картин, — бежать в хаос захватывающих дух чувств. И это ей удалось до того предела, к которому она стремилась. Но где-то в ней жила мысль о действительности, и особое наслаждение она испытывала именно от удивительного сочетания реальности со всем тем странным, абсурдным и противоречивым, что этому сопутствовало.
Когда мгновения опьяняющего замешательства отлетели в бесконечность и Ал почти овладел собой, к нему вернулись мысли о необходимости решения, и он, к удивлению, заметил, что вокруг ничего не изменилось. Никто вроде бы их из лодки не выталкивал, никто как будто не имел ничего против их пребывания в ней, но дверь, словно приглашая выйти, оставалась открытой, а лодка стояла на том же месте. Если разобраться, это было своеобразной формой насилия, и даже более неумолимой, чем насилие действием.
— Нам ничего другого не остается, — тихо проговорил Ал. Обняв Катю за плечи, он вместе с ней переступил через порог…
И в тот самый момент, когда они сделали последний шаг, светлая линия прошла сквозь них, как мягкая молния. Между ними словно стену опустили.
Ал оказался в серой кабине. Ярко вспыхнул ослепительный луч света, и тут же на него будто кто-то набросил черный платок: не стало видно ни зги, пол под ногами пришел в движение и понес Ала к гладкой стене. Когда он оказался вплотную перед стеной, она раздвинулась и тут же за ним закрылась. Он попал в следующую кабину, правая сторона которой была задрапирована, и из-за драпировки слышалось негромкое шипение. Несильный хлопок — и шипения как не бывало. Пол снова пришел в движение… Еще одна стена открылась и закрылась за ним… Что-то волчком поднялось с пола и пролетело над его головой. В воздухе повис легкий запах химикалий. Пол пришел в движение… Стена расступилась…
После первых секунд оцепенения, когда Ал, совершенно подавленный, не в силах был сосредоточиться, поймать спасительную мысль, его чувства вдруг разом ожили Он перестал быть чем-то безличным, его мозг пронзила до предела трезвая мысль: тебя разрезают, препарируют, устраняют каким-то механическим способом… И эта холодная уверенность оказалась сильнее, чем способность сопротивляться чему-то неопределенному. Он почувствовал, что кожа на руках как бы покрывается шерстью, язык во рту вздулся, как резиновый мяч… Вдруг ему вспомнилась Катя, и он, забыв обо всем, что его окружало, закричал:
— Катя, ты меня слышишь?
— Да, Ал, я слышу тебя.
— Ничего не бойся, Катя.
— Конечно, Ал, конечно.
— Сейчас для меня важна только ты, Катя!
— А для меня ты, Ал!
Пол пришел в движение… Стена раздвинулась… Пустая кабина… на правой стене — круговой узор, напоминающий соты в ульях, и каждый кружок — отверстие. Из одного отверстия в центре стены в сторону Ала полетела стрела с тупым наконечником. Он прижался к передней стене… Стрела прошла мимо за его спиной. Выползла вторая стрела, на уровне колена… и пошла горизонтально, как и первая. Ал увернулся, стрела прошла мимо… Немедленно появилась третья на высоте груди. Ал пригнулся… Узкое помещение еще более сузилось, от стены до стены его пересекали две перекладины, теперь появилась и третья… И четвертая просунулась в кабину, не быстро и не медленно, с автоматической равномерностью. Она пронзила узкое помещение… И снова стрела целилась прямо в грудь зажатого между перекладинами Ала. Он с трудом пригнулся, перекладины мешали ему… Вот еще одна стрела прошла над головой… За ней — другая. Ал прижался к полу, как вынуждала его пространственная решетка. Пытаясь уклониться от очередной стрелы, он принялся раскачивать перекладины. Тщетно! На сей раз положение было безвыходным. Бросаясь из стороны в сторону, Ал подставил настигшей его стреле спину и ждал удара. Что-то тяжело надавило под лопатками… Что-то сильно вонзилось, как заноза, вгрызающаяся в кожу… Резкая боль…
И словно по приказу свыше все перекладины исчезли. Через несколько секунд помещение опустело. И только точечный узор на правой стене напоминал о пытке.
Пол пришел в движение… Стена расступилась и опять сомкнулась… Справа в помещение вкатило большое сопло на упоре. Послышалось шипение…
— Катя, ответь!
— Я слышу тебя, Ал!
— Не умолкай надолго!
— Нет, нет, Ал.
— Ты счастлива?
— Да, очень! Стоило только вспомнить о тебе.
Его нес на себе ленточный транспортер. При каждой остановке происходило что-то новое — непривычное, пугающее, не столь болезненное, сколь унижающее непонятностью производимых действий, их целью.
Остановка…
Сочится слабый свет, потом он усиливается, а под конец резкость его становится нестерпимой. Ал прижимает к глазам кулаки, но влажная волна света словно омывает его…
Остановка…
Постепенно теплеет, потом становится жарко, воздух закипает, кожа горит, сердце часто бьется, в легких — жжение… Ал извивается от боли, кашляет, стучит кулаками по стенам.
Остановка…
Сначала тихое, едва доступное слуху жужжание. Потом оно набирает силу, наполняет помещение, делается громким, мощным, гудит, гремит, громыхает… Втянув голову в плечи, Ал опускается на пол на колени, прижимает руки к голове. Какая боль!
— Катя, я не выдержал бы, если бы ты…
— Не теряй головы, Ал. Пожалуйста, ради меня.
— Я и так спокоен, Катя. Где ты сейчас?
— Я за этим больше не слежу. Да и к чему?
К чему?
Сверху в кабину заглядывает объектив — глаз машины. А транспортер несет Ала дальше, останавливается. Новая кабина… Пустая, стены голые, только одинокая красная кнопка на одной из них…
Что-то щиплет кожу Ала, то сильнее, то слабее, и опять сильнее, намного сильнее… Он в отчаянии оглядывается по сторонам. Нет ли возможности бежать? Спасительной соломинки?… Вот он нащупал красную кнопку… Нажал… Электрическая лихорадка мгновенно прекратилась.
Пол пришел в движение… Опять пощипывает, лихорадит… Ал поискал кнопку. Нашел… Но теперь она не прочно вмонтирована в стену, а способна передвигаться вдоль кривых линий, образующих на стене настоящий лабиринт. Конец одной из линий в самом низу взят в красный кружок. Вибрация заметно усилилась, потом чуть ослабла и опять набрала силу. Ал принялся передвигать красную кнопку и всего два раза запутался в петлях, так что пришлось поворачивать, пока он не нашел путь сквозь лабиринт. Ему удалось привести кнопку к точке, обозначенной кружком. Электрические удары сразу прекратились.
Транспортер повлек Ала дальше.
Новые испытания! Все тело сотрясается от электрошока. Мозг Ала работает напряженно, он готов действовать. Эти испытания Ал воспринимает как вызов, как проверку собственных сил. Он не дает себе поблажек и радуется, когда ему удается выдержать испытание.
Ал выстраивал из кубиков пирамиды, выискивал из груды металлических пластинок те, которые можно соединить, реагировал на вспыхивающий на светящейся шкале огонек, решал простые и сложные математические задачи…
Лента транспортера потекла дальше. Стена раздвинулась. Яркий солнечный свет ослепил Ала. Пошатываясь, он вышел из здания…
На траве сидели Дон, Рене и Катя. Они выглядели немного усталыми — и только.
— Ну как, выдержал? — спросил Дон.
— Долгонько ты там пробыл! — сказал Рене.
Ал бросил взгляд на Катю.
Она сидела у стены, обхватив руками колени, и смотрела мимо него. Ее губы были презрительно искривлены, она что-то насвистывала. Алу потребовалось некоторое время, чтобы справиться с волнением.
— Где мы? — спросил он немного погодя.
— С другой стороны здания, — объяснил Рене. — А в каком районе города?
Никто не знал.
Ал направился в сторону ступенчатой конструкции, внешне напоминавшей буровую вышку, и стал подниматься наверх. Физические усилия придали ему бодрость, заставили забыть о пережитых страхах. Они освежали, как душ. Он поднимался быстро и вскоре оказался высоко над крышами домов.
Порывы ветра приятно остужали лицо. Его друзья превратились в маленькие, с трудом различимые сверху точки. Он постарался сориентироваться. Парящая лодка доставила их в северную часть центрального ядра города. Между высокими зданиями оставалось достаточно проемов, чтобы он мог различить городскую стену, похожую на фоне горизонта на бородку ключа. Здания с их металлическими крышами были расставлены в котловине по определенной системе, как детали в приведенном в порядок детском «электронном конструкторе». Плоское дно котловины лишь в одном месте имело возвышение. Ал предположил, что именно там, в старой части города, находился холм с руинами замка. Дома там были выше других. Алу не удалось установить, то ли они поставлены на холме, то ли просто сами выше.
Спустившись, он рассказал об увиденном товарищам.
— У меня появилась идея, — заявил Дон, когда они перешли к обсуждению дальнейших шагов. — У Джека гандикап в три дня. Попытаемся обнаружить его и его людей и подсмотрим, чем он занимается. Тогда нам самим не придется тратить время на это занятие.
— Хорошая идея, — сказала Катя. Дон повернулся к Алу.
— Ты никаких следов Джека не видел?
— Нет, — покачал головой тот.
— Не страшно, — подытожил Дон. — Размеры котловины невелики, скоро мы наступим Джеку на хвост. Больше всего меня заинтересовал холм. Лучше всего отправиться туда без проволочек. Но осторожно! Ведь Джек мог догадаться, что мы опять здесь!
— Сможем ли мы передвигаться свободно? — поинтересовался Рене.
— Почему бы нет? — отозвался Дон. — Автоматы устроили нам проверку — тут двух мнений быть не может. И отпустили нас. Сочли нас безвредными. Мы для них больше интереса не представляем.
Ал не согласился:
— Не думаю, что они потеряли к нам интерес. — Он указал на столб, стоявший посреди ближайшей к ним площади. Здесь было немало этих тонких металлических стеблей, увенчанных темными блестящими шарами неопределенного цвета. Некоторые из них были высотой всего в несколько метров, другие намного возвышались над крышами.
— Фонари? — предположил Рене.
— Может, и так, — ответил Ал. — Но мое мнение — «глаза».
Рене кивнул:
— Шаровые объективы.
— Глаза, постоянно уставленные на нас, — проговорила Катя, и было непонятно, спрашивала она или утверждала. — Многие тысячи глаз, ежесекундно наблюдающие за нами.
— Это всего лишь предположение, — недовольно пояснил Ал.
— Подобные предположения следует незамедлительно проверить, — сказал Рене. — Нельзя же просто отмахиваться от них.
— Ну вот и проверь! — безрадостно предложил ему Дон.
— Именно это я и намерен сделать, — холодно ответил Рене.
Расслабленной походкой он направился к одному из металлических стеблей. Сняв пиджак, он связал рукава узлам и повесил пиджак на левую руку.
— Вот возьму и докажу, что умею лазить не хуже твоего, — громко сказал он Алу, который вместе с Доном и Катей неторопливо шел за ним.
Рене действительно довольно быстро вскарабкался вверх по мачте и вскоре оказался на одном уровне с шаром. Но тут он невольно отпрянул. Хотя внутри шара ничто не шевельнулось, у него возникло ощущение, будто круглое стеклянное тело донельзя злобно посмотрело на него. Рене ловко снял с левой руки пиджак и быстрым движением натянул на стеклянный шаровидный глаз. Вдруг он ощутил необъяснимую подавленность. Он поторопился съехать вниз по мачте и подошел к остальным, словно желая найти у них защиту.
Несмотря на безобидность поступка Рене, всем было не по себе. Они с беспокойством оглядывались по сторонам.
— Игрища, — небрежно пробормотал Дон, но бравада его была напускной.
Что-то с негромким клекотом пролетело над крышами и задержалось в полете над завешенным шаром. Это была металлическая птица величиной с кондора. Раскрылся клюв. Птица приподнялась в воздухе, стащила пиджак с шара и, не убыстряя движения, с клекотом полетела на Рене. Он в испуге отступил на шаг назад. Пиджак упал к его ногам. И вот уже металлическая птица скрылась за крышами домов.
— Может, опять надеть его? — посоветовал Ал.
Рене в некотором смущении поднял пиджак и сделал несколько нервных движений, стараясь попасть в рукава.
— Так, теперь ясность есть, — сказал Дон. — Ничего, пусть себе следят. В путь!
Они скоро убедились, что и здесь нет улиц в земном понимании этого слова. То, что они принимали за улицы, было более или менее случайной последовательностью внутренних дворов между зданиями и свободных пространств — площадей. Часто трудно было сказать, где граница этой выставки под открытым небом и пустующей остальной территории. Им встречались отдельно стоящие башнеобразные строения, а иногда такие же башни сбивались в кучи, образовывая ландшафт, сильно напоминавший лес. Их движение вперед больше походило на слалом, нежели на целенаправленный марш. Иногда они блуждали между натянутыми сетками, иногда встречали площадки, где грушеподобные предметы, на которые они еще раньше обратили внимание, стояли шеренгами, как солдаты на плацу.
В который уже раз они оказались перед препятствием — огромным зданием, настолько длинным, что обойти его слева или справа потребовало бы немало времени.
— Похоже на фабрику, — заметил Дон.
Подобно большинству зданий, это тоже беспрепятственно пропустило их внутрь. Лишь в немногих местах оно было ограничено стенами, но и они были сработаны из того прозрачного материала, который они для простоты называли стеклом. Крыша тоже была прозрачной.
Заинтересовавшись чем-то, Рене вышел на открытую площадку и ступил на некое подобие дорожки, кажется ведущей к центру «фабрики».
— Может быть, нам удастся пройти туда, — предположил он, охваченный желанием познакомиться с устройством фабрики.
— Почему бы и нет? — сказал Дон и дал знак идти за ним.
Похоже, это действительно была дорожка, потому что ее ровная полоса последовательно проходила между отдельными строениями. Она была в метр шириной, без ступенек, наклонной, но не до такой степени, чтобы это затрудняло передвижение. Наклоны были вызваны тем, что одни строения были выше других. Машины — если их можно так назвать — были невероятных размеров, нередко высотой в несколько этажей.
— Узнать бы, для чего они, — проговорил Дон.
— По канавкам наверняка что-то должно сползать или стекать, — объяснил Рене. — Отверстия — что-то вроде калибрующего устройства, а внизу с обработанным материалом что-то происходит. — Он оживленно жестикулировал, стараясь попроще объяснить происходящее своим непосвященным в технические детали товарищам. — И разумеется, все это происходит автоматически.
— А вот возьмем и проверим! — сказал Ал и, прежде чем ему помешали, бросил вниз, в одну из канавок, камень. В кармане у него оставалось еще несколько. Но Ала никто не стал бы удерживать: Дон преувеличенной осторожности не признавал, Рене пошел бы на куда более рискованный шаг, лишь бы узнать, как работает это устройство, а Катя вообще не прислушивалась к их разговору.
Послышался резкий удар камня по металлу, потом камень подпрыгнул, упал в канавку, покатился по ней вниз и съехал в отверстие у нижнего конца ленты…
Вдруг воздух прорезал высокий поющий звук, продолжительный и ровный по высоте тона и силе. Четверо друзей замерли в удивлении. Двенадцать больших раскаленных шаров поднимались, как мыльные пузыри, из двенадцати воронок. Шары из шелковистой паутины электрических разрядов взвивались и опадали как струи фонтана на ветру. Там, где исчез камень, задвигались лопасти турбин, что-то глухо перемалывалось. Части машины будто что-то встряхнуло изнутри: колеса сцеплений завертелись, шарниры изогнулись, валы завращались, защелкали реле, затрещали искорки.
Сбросив с себя оцепенение, Катя вдруг воскликнула:
— Вот он! Вот!
Камень снова оказался в поле их зрения. Его несколько раз подбросило на вибрирующей дорожке, потом словно рукой приподняло похожее на колокол устройство из мелкоячеистой проволоки и выпустило над ямой, которую им почти не было видно. Побежав вниз по дорожке, они, удивленные, остановились: снизу поднимался сухой, забивающий дыхание воздух. Стали слышны прерывистые, приглушенные шипящие звуки, где-то, на неизвестной глубине, преломлялась мягкая синева излучения Черенкова. Неожиданно наступила тишина.
— Атомный распад, — прошептал Рене. — Силы небесные!
Они молча продолжили путь, причем дорожка то и дело раздваивалась.
Друзья всякий раз выбирали направление, которое, по их мнению, кратчайшим путем вывело бы их с фабрики.
Но вот Дон, шедший впереди, поднял руку.
— Стойте! Тихо!
Он оттеснил остальных назад.
— Какая глупость! Но это следовало учесть: впереди Джек с его группой. Нам нельзя попадаться им на глаза.
Они укрылись за строением, похожим на пирамиду. — Люди Джека услышали грохот, — заметил Ал. Дон выглянул из-за угла.
— Вон они стоят, Джек и Хейко. А вот и Тонио!
— Они приближаются? — спросила Катя.
— Совещаются, — прошептал Дон и повернулся к остальным. — Очень удобный случай. Только бы они нас не заметили. Понаблюдаем за ними, а потом пойдем следом.
Дон снова выглянул.
— Внимание, они приближаются. Нужно спрятаться!
Рене указал наверх:
— Лучше всего там.
Высокие ступени разной высоты, по которым им предстояло подниматься, не напоминали лестницу, но, помогая друг другу, они преодолели это несложное препятствие. Они достигли площадки в четыре квадратных метра, равномерно усеянной прямоугольными отверстиями. Здесь соперники не смогли бы их обнаружить.
— Лечь, — тихо приказал Дон.
Они опустились на жесткое покрытие площадки.
— Ох, как неудобно, — простонала Катя.
Рене попытался заглянуть в глубь одного из отверстий: непроглядная темнота.
— Надеюсь, это не колодец газоотвода, — пробормотал он.
— Эта штука не функционирует! — зашипел Дон.
Снизу донесся звук шагов. Вторая группа остановилась, очевидно, прямо под ними. Отчетливо слышались голоса:
— …наверняка отсюда. Мой слух меня никогда не подводит!
— Но что это могло быть?
— Может, здесь шляется Дон?
— Разве ты заметил следы?
Голоса удалялись. Удалось разобрать только обрывок фразы:
— Осмотрим хорошенько все…
Дон взглянул вниз. Предостерегающе поднял руку.
— Нам пока не остается ничего другого, как оставаться здесь.
— А не имеет ли смысла?… — Ал запнулся, едва начав говорить.
— Что? — заинтересовался Дон. — Договориться с ними.
— Что ты такое несешь?
— Ты не ослышался: договориться с группой Джека.
— Рехнулся ты, что ли? Спятил? — Дон вышел из себя.
Катя уткнулась подбородком в сложенные лодочкой ладони и прислушивалась к их перепалке не то из любопытства, не то из скуки. Ал решил дать Дону выговориться, и тот на некоторое время этой возможностью воспользовался.
— Если мы объединимся, — попытался объяснить ему Ал, — то сможем добиться более впечатляющих результатов…
— Чего добиться? А как же мы придем первыми? Чистая нелепица!
— Дон, разве ты не понимаешь? Дело не в том, кто кого опередит. Речь идет о куда более важном. Мы обязаны разгадать загадки этой планеты. Может быть, мы проникнем в суть проблем, важных для всего человечества. Ведь тут…
— Умолкни, Ал, прошу тебя! — решительно проговорил Дон. Ал испытующе посмотрел на остальных. Рене задумчиво принюхивался к воздуху, поднимавшемуся из отверстия. Катя подчеркнуто лениво перекатилась на спину, подложила руки под голову и, помаргивая, смотрела на поток света, пробивавшийся сверху. Это был уже не голубой день, а сгущающиеся фиолетовые сумерки.
— Уже поздно, — проговорила она.
— Поздно? — повторил Ал. — А вдруг действительно… поздно?
— В последний раз говорю: хватит! — предупредил его Дон. — Ты остаешься с нами или нет? Если нет, спускайся хоть сейчас. Так что?…
— Ладно уж, — проговорил Ал миролюбиво. Но выражение лица у него было кислое.
— Вот видишь, — сказал Дон удовлетворенно. Снова подполз к краю площадки и поглядел вниз.
— Они совсем неподалеку. Совещаются о чем-то.
— Мне здесь чересчур жестко. Хочу вниз, — сказала Катя, поднимаясь. Дон поспешил к ней и рывком усадил на место.
— Дьявольщина! Ложись! Не то дождешься!
Катя упала неловко, ударилась и застонала сквозь сжатые зубы.
— Ал, помоги же мне!
— Оставь ее, Дон, — прикрикнул Ал с угрозой в голосе.
Задрожав от ярости, Дон уставился на Ала. Тот тоже не отводил злых глаз.
— Оставь ее! — повторил он.
— А тебе что за дело до нее? — выдавил из себя Дон.
— Да сделай же что-нибудь, Ал! — умоляла Катя, стараясь выскользнуть из цепких рук Дона. — Брось все это, Ал! Бог с ним! Мы могли бы…
Дон закрыл ей рот ладонью. Ал, лежа, дернул его за руку, потянул на себя. Оставив Катю, Дон ударил Ала. Раз, другой — тоже лежа… Ал перехватил его кулак, вывернул руку… И тут они покатились в разные стороны — это Рене их растащил.
— Бросьте! Утихомирьтесь! Да тихо же! — Он напряженно прислушался. Они услышали шаги… и голоса…
— Где-то здесь…
— Не мог ошибиться…
Потом шаги удалились. Голоса сделались неразборчивыми.
— Черт бы вас побрал с вашими спорами! — ругался Рене. — Вы все испортите! Для чего мы тогда старались?
Дон и Ал понемногу успокаивались, бросая друг на друга недобрые взгляды. Некоторое время все молча прислушивались. Звук шагов то приближался, то снова отдалялся.
Спустился вечер, настала ночь. Она нагрянула быстро, как всегда при ясной погоде. Тени умерли. Машины потеряли свой блеск, их ребристые очертания смягчились, углы притупились.
— Слезаем вниз! — приказал Дон. — Сядем им на пятки, не то они улизнут от нас!
Поддерживая друг друга, они благополучно спустились. Откуда-то доносились отдаленные шорохи.
— Вон там, сзади! — прошептал Рене. — Поторапливайтесь!
Они на цыпочках перебежали через дорожку, светлой полоской петлявшую между спящими громадами машин.
Катя двигалась легко, но неожиданно споткнулась и лишь в самый последний момент успела ухватиться за напоминающую винтовую лесенку стойку. От рывка мягкий металл задрожал. Раздался такой звук, будто лопнула струна. Он повторился далеким эхом, куда тише, но резко, нервно нарушая тишину.
Голоса, шорохи, топот шагов по металлу…
Дон растерянно огляделся вокруг.
— Сюда!
Он спрыгнул с дорожки на широкий металлический козырек и пополз по его неровной поверхности. Неясная тень в темноте…
Шаги быстро приближались.
Ал спрыгнул на нижнюю ступеньку — всего на метр ниже — и подал руку Кате и Рене.
Вслед за Доном они подтянулись к круглой дыре над козырьком…
А внизу — три тени…
Дон удалился от своих товарищей на порядочное расстояние. Они поспешили за ним, чтобы не потерять его из виду. Он переваливался через какое-то невысокое препятствие.
И тут это случилось: на Дона накатило что-то вроде громадных металлических грабель. Раздался его душераздирающий крик…
Воздух снова наполнился звуками — поющими, резкими, без перерыва, без повышения и понижения тона…
Над металлической поверхностью вдоль ребристых окончаний конструкций, касаясь углов и выступов, задерживаясь в хитросплетениях линий проводов, пронеслось ярко-голубое пламя. Двенадцать бело-голубых шаровых молний пульсировали равномерно, словно повинуясь такту метронома…
Задвигались поршни, засвистели лопасти турбин, застонали цепи передач, треск фейерверка вздымающихся искр. Все это заглушило крики Дона.
— Атомный распад, — ужаснулся Рене.
Сейчас он шел вдоль ленточного конвейера, на который ступил Дон, видел, как тот исчез в черной дыре, видел, как он появился вновь. Какой-то ковш пронес Дона над системой сит, потом он покатился кувырком между широкими отверстиями последнего сита и скатился в одну из канавок, которые первым обнаружил в этом здании. Не держась на ногах, тщетно пытаясь обрести равновесие, Дон скользнул вниз по наклонной канавке, нырнул в одно из широких отверстий. Несколько дальше его снова «выплюнуло», затрясло на вибрирующем механизме. Появилось похожее на колокол устройство, что-то вроде ловушки из сплетенной проволоки, схватило Дона, подбросило и швырнуло в одну из тех ям, в которых они несколько часов назад наблюдали голубое свечение…
Рене остановился и спрятал лицо в ладонях.
Так же неожиданно, как началось, все завершилось. Наступила тишина. Мертвая тишина.
После ярких вспышек понадобилось некоторое время, пока все окружающие предметы не потонули в темноте.
На дорожке наверху над ними послышались шаги. Джек, Тонио и Хейко удалялись, не тревожась о судьбе членов группы Дона.
Рене нашел Ала и Катю, стоявших с совершенно потерянным видом у края ленточного конвейера. Они покинули здание, не произнеся ни слова. Когда они возвращались к своему лагерю за городскими стенами, над их головами мерцали звезды чужого неба.
Всем троим было не до звезд. Они донельзя устали, выдохлись, и без Дона, попавшего в беду, чувствовали себя на редкость потерянно: им недоставало друга, всегда готового к действиям, заражавшего их своей уверенностью. Но еще большее впечатление произвели на них могучие силы, до поры дремавшие в батареях, конденсаторах, проводах, трубах и аккумуляторах. Потребовалось лишь незначительное вмешательство извне, чтобы они механически продолжили выполнять свои задачи, безразлично, имело это смысл или нет.
Хотя ночь была такой же светлой, как и предшествовавшие, найти дорогу к лагерю оказалось нелегко. Пока добрались до городской стены, прошло полчаса. Десять минут спустя они лежали на резиновых матрасах в палатке, натянув спальные мешки до ушей, чтобы ничего не видеть и не слышать…
— Ал! — Это тихо, чтобы не разбудить Рене, беспокойно ворочавшегося во сне, прошептала Катя.
— Что, Катя?
— Я тебя уже дважды спрашивала о чем-то.
Ал вздохнул.
— Да, я не забыл.
— Я так мало значу для тебя?
— Но, Катя, здесь…
— Ал, пойми, нам ни к чему больше копаться тут, мучиться и страдать…
Ал попытался перебить ее:
— Прошу тебя, Катя, выслушай меня…
Но Катя неумолимо гнула свою линию:
— Может быть, мне удастся пройти перерегистрацию. Может быть, нам разрешат стать парой, и тогда… Разве ты не хочешь?
— Да, Катя, конечно…
— Тогда оставь эту противную планету, эти скучные машины, этот мерзкий холод…
Она повысила голос, и Ал зашипел:
— Тсс!
Рене повернулся на другой бок, пробурчав что-то во сне.
— Ал, я ведь только ради тебя задержалась здесь так надолго. Ты не представляешь, какой ужас все это мне внушает. Ты только вообрази, как прекрасно все будет! Будем вместе играть с управляемыми на расстоянии автоматическими «развлекателями», парить в пластических пространствах, наслаждаться цветомузыкой и стереофоникой. Давай вместе откажемся от дальнейших попыток, а?
— Наберись терпения до окончания экспедиции! Катя, если бы ты могла понять!..
— Согласен ты отказаться ради меня? Не позже, не потом, а сейчас?!
Ал промолчал.
— Отказываешься? — настаивала Катя.
— Нет, — сказал он. — Но…
— Незачем продолжать. С меня довольно, — отрезала Катя, откатилась в спальном мешке в угол палатки и не произнесла более ни звука.
На другое утро их разбудили чуть свет. Кто-то откинул полог палатки, и громкий голос протрубил:
— Эй вы, сони! А ну, поднимайтесь! Все на воздух!
Катя выскользнула из спального мешка, перепрыгнула через лежащих еще Ала и Рене и бросилась на грудь Дону.
— Привет, Катя! Ну что скажешь? Ал, Рене, сони вы эдакие!..
Ал протирал со сна глаза.
— Ты откуда взялся?
— Да вылезайте же вы, черти! — закричал Дон. Настроение у него было чудесное. — Ничего со мной не случилось!
Ал расстегнул мешок, выполз на четвереньках из палатки. Дружелюбно ткнул Дона кулаком в бок. Ссора была мгновенно забыта.
— Рассказывай же!
Рене тоже присоединился к ним.
— Значит, так, — начал Дон, — когда я хотел перебежать дорожку конвейера, на меня накатили огромные грабли и спихнули меня в некое подобие бокового входа. Это мало чем отличалось от позавчерашней вечерней проверки. Несколько раз меня останавливали — просвечивали, опрыскивали, обдували пузырьками и все в таком роде. Потом меня понесло вниз, по скользкой наклонной плоскости. Я был чистой воды теннисным мячиком, меня вертело так и сяк, потом швырнуло в какую-то воронку, дальше последовало путешествие по прыгающей поверхности, подбрасывало так, что желудок подскакивал до горла. А под конец меня что-то приподняло и бросило вниз. Приземлился я на мягкую, податливую ткань, меня плавно спустило по спирали. Сеть распуталась, и я оказался на свободе. Вот и все!
— А что ты…
Рене оборвал себя на полуслове, но остальные поняли, о чем он хотел спросить и что Дон пытался скрыть за напускным весельем: где он пропадал все остальное время? Отставать от группы во время совместных походов было грубым нарушением правил, тем более отсутствовать целую ночь. И не случайно же у Дона такое прекрасное настроение и отдохнувший вид. Но они вспомнили, что и сами не во всех случаях вели себя строго по правилам. Извинение было одно: это приключение явилось чем-то из ряда вон выходящим. Ужасные крики Дона еще звучали в ушах, и они промолчали.
— Вы молчите! — воскликнул Дон с упреком. — Разве это не невероятно? Как вы это объясните?
— Кое-что вовсе не столь таинственно, — сказал Рене. — Похоже, мы имеем дело с установкой для расщепления атома, с чем-то вроде преобразователя материи. Говоря упрощенно, действует установка так: в начале в нее что-то загружается, а в конце появляется вновь, но в форме, заранее заданной.
— Очень практично, — заметил Дон.
— Собственно, преобразование материи начинается в атомном реакторе. Это часть машины, где мы видели голубое свечение. Происходит оно от излучения Черенкова. Оно возникает в тех случаях, когда электроны или другие заряженные частицы с огромной скоростью пронизывают другие субстанции — как, к примеру, при распаде ядра атома. Все, что происходит прежде, вызвано потребностью провести анализ и сортировку материала…
— А я что говорил? — вставил Дон.
— Результаты анализа используются затем, чтобы четко дозировать воздействие альфа-частиц, медленных нейтронов, гамма-лучей и так далее. А в самом реакторе происходят наконец ядерные реакции, ведущие к искомому результату.
— Почему же меня не превратило в слиток золота? — спросил в шутку Дон.
— Наверное, сработало предохранительное устройство, — вполне серьезно ответил Рене.
— Очень даже может быть, — подхватил Ал. — Подобные супермашины и у нас, на Земле, конструируется таким образом, чтобы они не повредили человеку,
— И чудесно! — подытожил Дон. — Тогда нам незачем их особенно опасаться, и мы можем целиком сосредоточиться на Джеке. Мне пришла в голову одна мысль. Слушайте!
Немного спустя они уже шли вдоль городской стены тем самым путем, что и несколько дней назад. Удивительно было видеть по левую руку замки и другие здания, разноцветные, объемные, кажется, протяни руку — и коснешься их, и в то же время знать, что это всего лишь мираж. Но даже если не думать об этом, непосредственное столкновение средневековья с продуктами деятельности неизвестной технократической цивилизации было достаточно странным и усиливало впечатление чего-то нереального. Они беспрепятственно достигли площади, откуда ворота вели на подвесной мост. Но они прошли под его широким пролетом и остановились перед дверью, ведущей в здание с тыльной стороны. Поднявшись вверх по лестнице, они прошли мимо несколько дверей и, миновав ряд истертых кругообразных ступеней, лежавших одна на другой, очутились перед резной деревянной дверью. Они у цели. Войдя в дверь, они оказались в оружейной палате, полной амуниции. На стенах висели орудия пыток и самое разнообразное оружие, известное и неизвестное.
Ал вернулся к лестнице и поднялся на этаж выше. Сквозь неширокий люк, не обращая внимания на целые ручейки песка и пыли, стекавшие сверху, он протиснулся на плоскую крышу. С четырех сторон ее ограничивал бруствер, который был Алу по грудь. На одинаковом расстоянии здесь кто-то установил кубы-блоки, очевидно, для защиты от летящих сбоку снарядов. На балюстраде стояло несколько огнестрельных орудий на колесах. Многочисленные свежие полосы на пыльной крыше доказывали, что недавно их передвигали: Джек стрелял из них. Вести отсюда прицельный огонь — одно удовольствие.
Ал снова спустился в оружейную палату. Белые следы на стене свидетельствовали, что там долгое время висело оружие, снятое Джеком и его людьми. Дон разглядывал и взвешивал в руках саблю.
— Подыщите себе что-нибудь подходящее! — воскликнул он.
— И смотрите не берите ничего неисправного, — предупредил Рене.
Дон, искавший патроны, выдвигал из стенных шкафов один ящик за другим.
Радостно вскрикнув, он показал друзьям коробку с патронами и мешочек с порохом.
— Рене! Объясни получше, как этим пользоваться!
Рене внимательно во всем разобрался.
— Сдается мне, оружие это родом из разных веков, — сказал он. — По-моему, самое современное вот это! — Он указал на предмет, отдаленно напоминавший пистолет, только куда больших размеров. — А вот и заряды для него.
Друзья окружили Рене и внимательно следили за каждым его движением. Он сунул в отверстие ствола цилиндрическую гильзу и закрыл специальный клапан.
Затем он подошел к окну.
— Внимание! Проводим испытание!..
Рене высунул оружие в окно и нажал на кнопку спуска указательным пальцем.
Раздался громкий выхлоп, за ним другой. Рене стоял, окутанный облаком дыма, но все успели заметить, что во дворе от взрыва образовалась глубокая яма, булыжники разлетелись в разные стороны, и ветер относил в сторону белое облачко.
— Заряд со взрывчаткой, — сказал Рене уважительно.
— Недурственно, — признал Дон. — Пусть каждый прихватит по такой штуковине. И вдоволь зарядов. Посмотрим, не пригодится ли нам еще кое-что…
Они пробыли там еще некоторое время, испытывая разное оружие. В конце концов каждый вооружился тем, что пришлось ему по вкусу. Дон облюбовал себе удобное оружие со взрывчатыми зарядами, которое они для простоты назвали пистолетом. Он сунул пистолет за ремень и прихватил с собой еще дубинку, похожую на булаву. Ал тоже взял пистолет, а Рене — два. Для Кати это оружие было слишком тяжелым. Она закрепила на внутренней стороне куртки изящный кинжал в золотых ножнах.
— Теперь мы готовы, — сказал Дон. — И с лихвой вернем Джеку его аванс!
Вооруженные старинным оружием, они являли собой странную картину на фоне ультрасовременных строений и машин. «Безумие это, да и только, — думал Ал. — Неужели мы настолько закоснели, что не в состоянии ни к чему относиться всерьез? И для нас не осталось ничего, кроме удовольствий и развлечений? И поэтому мы добровольно отказываемся от всего, что могло бы прибавить нам знаний, ради этих удовольствий и развлечений?»
Не сговариваясь, они решили не ступать больше на территорию фабрики по преобразованию материи. Они обошли ее вокруг, хоть и потеряли на это время, и выбрались на улицу, которую видел один Дон, и то ночью, при свете звезд.
— Где-то поблизости я вчера вышел из фабрики, — сказал он.
Рене вдруг отошел на два шага в сторону, наклонился, поднял с земли какой-то предмет и уставился на него, не в силах скрыть удивления. Предмет, лежавший в его руке, был величиной с обыкновенный бильярдный шар с гладчайшей поверхностью, но с двух сторон слегка приплюснутый.
— Это камень! — воскликнул Ал. — Да, да, мой камень, который я вчера бросил на ленточный конвейер!
Рене повертел его в руках и принюхался.
— Точно, Ал! Камень. Но из серы! Невозможно поверить!
Неприметный гладкий предмет переходил из рук в руки.
— Они в своем деле толк знали! — похвалил Дон. — А теперь пошли! Нельзя терять больше времени. Уже за полдень.
Чем дальше они продвигались, тем теснее толпились вокруг здания, опоры, мачты, башни и тем меньше незастроенного пространства оставалось. Самое большое здание сильно походило на огромных размеров электроподстанцию тех времен, когда электрический ток был еще важнейшим источником энергии. И хотя решетчатые и проволочные ограждения, рамные конструкции, сложнейшие переплетения из металла, стекла и искусственных материалов наверняка не были привычными для землян трансформаторами, изоляторами и линиями передач, хотя Дон, Ал, Катя и Рене убедились в способности и готовности здешних машин беречь человеческие существа, пробирались они между ними с величайшей осторожностью, будто в любой момент мог ударить разрушительный разряд, и старались ни на шаг не сходить с дорожки.
До холма рукой подать.
— Это действительно холм, — сказал Дон. — И все дорожки поднимаются вверх.
— Это отнюдь не доказывает, что перед нами холм, — возразил Ал. — С таким же успехом это может оказаться гигантским строением. А дорожки, быть может, ведут на его крышу. Причем весьма вероятно, что это никакие не дорожки.
— А что же тогда? — буркнул Дон.
— Свободное пространство. Для передвижения, ремонтных работ, строительства.
Рене задумался, склонив голову набок.
— Если это строение, то особого назначения. Оно защищено сверху, и крыша у него непрозрачная.
Они достигли того места, где полоски пространства, которые они называли дорожками, потянулись вверх. Им не оставалось другого выхода, кроме как подниматься по пологим склонам «холма». По правую и левую стороны все еще стояли приборы, машины, автоматы и прочая техника, но было очевидно, что с такими образцами они до сих пор не сталкивались. Здесь были каркасы из тонких стержней, натянутые металлические сети, высоченные столбы. Где-то высоко-высоко, чуть ли не сливаясь с самим небом, на них была натянута узорчатая проволочная паутина.
— Подозрительно похоже на антенны, — пробормотал Рене.
Дон сразу подхватил его слова:
— Тогда это что-то вроде центрального пункта управления их энергосистемы.
— Выходит, вся действующая аппаратура под нами, — сказал Ал.
— А вот дверь! — воскликнула Катя, до сих пор молча шедшая рядом с Доном.
Все как по команде остановились.
— Думаешь, там Джек? — обратился к Дону Ал.
— Можно предположить, — ответил тот.
— Имеет ли смысл так просто взять и войти? — спросил Рене. — А вдруг там… западня?
Дон достал пистолет из-за пояса.
— Мы вооружены. Приготовьте свои пушки и вы!
И без всяких колебаний прошел в округлую щель в наклонной стене, которую Катя назвала дверью. Ход, в который они попали, имел округлую форму диаметром примерно метра три. По потолку была пущена полоска, излучавшая мягкий свет. Вскоре они оказались как бы на перекрестке, в небольшом салоне.
— У них и здесь свои «глаза», - буркнул Рене, указав на стеклянные линзы-полусферы, выступавшие из стен.
— Это подстанции управления, — глухо предположил Ал.
— Нет! Это центр управления городом, — прошептал Рене в почтительном испуге. — Его сердце!
Дон, стоявший между двумя пультами, вглядывался вдаль, стараясь поскорее обнаружить соперников. А Рене, то и дело спотыкаясь на неровном полу, не сводил глаз с выжженных на стенах у пультов знаков, напоминавших иероглифы. Ал внимательно разглядывал приборы, но не упускал возможности проверить, что делается снаружи. Катя пыталась отвлечься от подавлявшей ее ситуации, мысленно составляя для себя пикантные коктейли из разных запахов. Не заметив никаких следов Джека, они пересекли залы, большей частью пустые, если не говорить о пультах. В других стояли похожие на ширмы предметы, рамы с натянутыми на них проводами и тому подобное, причем провода были закреплены на стенах или пропущены через них. Они шли по коридорам невероятной длины, проходили через помещения, напоминавшие соборы, и по винтовым лестницам поднимались на более высокие этажи.
Наконец Рене напал на след: в одном из залов он обнаружил размонтированную стену с электрическими выключателями. В этих выключателях было много непонятных для них элементов, но в том, что это выключатели, сомневаться не приходилось.
— Они где-то совсем рядом, — прошептал Дон.
Он быстро и неслышно прошел через весь зал, скользнул в боковой ход, прошел его и оказался у выхода в соседний зал. Там они и стояли: высокорослый Джек в бежевом костюме, белых сапогах и белой фуражке, То-нио — брюнет среднего роста, подтянутый и ловкий, одетый весь в голубое, и Хейко с прической «ежиком», в серых галифе и короткой черной куртке. Они вели себя непринужденно и громко переговаривались, но акустика в зале была столь сильной, что слов их Дон не разобрал. На пульты они внимания не обращали, а копошились у одной из стен.
— Ну сейчас мы им насолим, — прошептал Дон. — Ал, Рене! Я считаю до трех, и мы все одновременно стреляем. И сразу бежим к другому выходу из зала, чтобы они и в толк не взяли, что произошло… Если мы, конечно, в них не попадем. Катя, ты слышала?
— Да, еще бы!
Они тихонько продвинулись еще немного, чтобы увеличить сектор обстрела.
— Итак, внимание: раз, два, три!
Грохнули выстрелы, поднялись плотные клубы дыма, зазвенели осколки… Ал и Рене бросились к противоположному выходу из зала.
Когда дым рассеялся, они увидели какой-то предмет, лежащий на полу. Он был разбит, разорван на несколько частей, согнутых или сплюснутых.
— Они попрятались за пультами! — крикнул Дон Алу и Рене. — Заряжайте снова и стреляйте так, чтобы один пистолет постоянно был заряжен. Будем целиться прямо в стену.
Дон нажал курок. С другой стороны зала тоже прогремел выстрел.
Дон был вне себя от радости.
— А-а, этого ты не ожидал, старина Джек! — крикнул он. — Что теперь скажешь?
Подождав несколько секунд, Дон обратился к Кате:
— Они своего местонахождения не выдают. — А остальным крикнул: — Внимание! Мы с Алом пойдем туда, а Рене с Катей нас прикроют. Понятно?
Но тут что-то прожужжало за его спиной, из длинного коридора потянуло несильным сквозняком. Появилась округлая плоскость, матовая сверху, с дырочками, ширмочками и тому подобным внизу. Протянулась металлическая рука; два мягких, но прочных зажима обхватили Дона. Несколько мгновений он побарахтался, но тут же неизвестная сила усадила его на мягкие подушки. Секундой позже рядом с ним оказалась Катя. Легкое скольжение. Скачок. Остановка. К ним подплыл Рене. Еще одно легкое, едва ощутимое движение, и к друзьям присоединился Ал…
Они оказались внутри парящей лодки, успели увидеть, как из-под одного из столов поднялись Джек и Хейко, но тут же понеслись по едва освещенному коридору, оставляя за собой светящийся хвост… И вот свет дня, солнце, голубое небо… Пролетающие мимо предметы из металла, пластика, стекла…
Лодка летела быстро, и ее пассажиры ничего не могли с этим поделать — ни остановить, ни свернуть, пока не оказались у городской стены, там, где висела их лестница. Здесь открылась раздвижная дверь. Они вышли. Дверь закрылась, и лодка унеслась прочь. Только тень ее мелькнула в машинном лесу города.
Они стояли в полнейшем недоумении, глядя вслед исчезнувшей лодке.
Немного погодя Дон швырнул свой пистолет в стену, негромко, но безостановочно изрыгая все известные ему проклятия. Заметив, что остальные не разделяют его настроения, он и их осыпал ругательствами, не добившись, правда, заметных результатов. Рене, стоя на нижней ступеньке лестницы, раскачивался с отсутствующим видом. Катя достала кинжальчик и приводила в порядок ногти. Ал с ухмылкой наблюдал за Доном.
— Можно подумать, для тебя нет ничего веселее, чем шлепаться то в одну лужу, то в другую, — взвился Дон. — Мы были уже у самой цели, и опять от ворот поворот! Проклятые автоматы! Почему они вмешиваются? Нанялись они, что ли, помогать Джеку? И как он только этого добился!
— Не думаю, чтобы они приняли чью-то сторону, — сказал Ал. — Машинам это несвойственно.
— Однако те трое возились у пультов и у стены! А вдруг Джек задал автоматам другую программу, и они перешли на его сторону?
— Джек и Хейко удивились не меньше нашего, — заметил Рене, сходя с лестницы.
— Так в чем причина, что автоматы снова помешали нам?
Ал предостерегающе поднял руку:
— Однако они нам не причинили никакого вреда. Их вмешательство было направлено не против нас, а против нападающей стороны. В тот самый момент, когда они пришли к выводу, что мы намереваемся что-то разрушить, они нам помешали.
— Они ничего не предприняли, когда Джек со своими людьми разбирал стены. Как ты это объяснишь? Припомни, как быстро они оказались на месте, когда Рене завесил «глаз»?
— Разве я могу объяснить все на свете? Возможно, против работы с аппаратурой защитных мер не предпринимается — не то жители города не смогли бы вносить какие-либо новшества в свою жизнь с помощью машин.
Катя отбросила кинжальчик в сторону.
— Я пошла в палатку, — сказала она. — Ты скоро придешь, Дон? — И сразу обратилась к Рене: — Пропусти меня, пожалуйста!
Рене спрыгнул с лестницы, и Катя начала неторопливо подниматься.
Дон в нерешительности ходил туда-сюда.
— На сегодня с меня хватит! — Он прокашлялся и быстро полез по лестнице вверх.
— Чудовищно, — проговорил Рене. Повернувшись на каблуках, он принялся оглядывать город. — Иногда я не уверен, что он действительно существует, — заметил он.
Ал старался прогнать мысли о Кате и с удовольствием подхватил замечание товарища. Он сразу понял, что подразумевает Рене. Город вставал перед ними, как непонятная абстрактная картина, и краски его, не выдававшие смысла, были безмолвными и недвижными — симфония из цветов свинцово-серого, слоновой кости и серебра.
— Я спрашиваю себя, не простирается ли иллюзия много дальше, чем мы думаем? — проговорил Рене и вдруг с неожиданной проникновенностью добавил: — Ал, ты уверен, что вообще это существует… ну, я говорю о том… что вокруг нас?
— Безусловно, — успокоил его Ал. — То, что ты ощущаешь, должно существовать, как и то, что ты видишь и слышишь. А все остальное? Возможно, оно на самом деле иное, чем мы себе представляем, но что-то, без сомнения, существует. И самое интересное: не только существует, но и влияет на свое окружение, а окружение соответственно реагирует, оказывает влияние на будущее, а само является следствием прошлого. В нем заключены силы; в нем бодрствуют неясные возможности; энергия разного рода ждет часа своего освобождения, и часто, может быть, гораздо чаще, чем мы способны ощутить, что-то в них просыпается, оживает — в какой-то форме, не обязательно в такой, в какой оживаем мы. — Ал помолчал и продолжил мысль: — Пойми меня, Рене, это скорее всего и есть самая главная причина, по которой я привязался к этой самой планете сильнее, чем ко всем остальным, которые я видел до сих пор. Здесь нам представляется возможность — и чудесная — узнать побольше о том, что существует в мире помимо нас. Мы, конечно, не можем проверить точно, таковы ли явления в действительности, какими мы их воспринимаем. Ведь для того, чтобы видеть, слышать и чувствовать, нам требуются волны, колебания и импульсы — эту стену мы перепрыгнуть не в состоянии. Но мы свободны в выборе, в каком направлении продолжать поиск. Абсолютного нам не понять никогда, зато мы способны понять взаимосвязи. Для нас не существует ничего абсолютного, может быть, абсолют — вообще мечта, иллюзия, но взаимосвязи-то для нас существуют, они и есть для нас действительность.
Рене понял не все из сказанного товарищем, но ощущение у него было такое, что и незачем глубоко вникать: можно удовлетвориться тем, что все устроено так, как устроено.
— Что ты намерен предпринять? — спросил он. — Твоя мысль об автоматах меня убеждает. Но допустят ли они, чтобы мы продолжили наши поиски?
— Пока мы не применим силу, допустят.
Рене пожал плечами. Хотя спустился вечер, погода оставалась, как всегда, отличной, воздух, как всегда, пряным, температура, как всегда, умеренной. «В этом нет ничего от знакомой нам природы», - подумал Рене. И снова обратился к Алу:
— Какое поразительное чувство испытываешь, сталкиваясь с этими темными, чуждыми Нам силами!
— Вовсе они не темные, — возразил Ал. — Я даже склонен думать, что разгадать их довольно просто, стоит лишь найти к ним ключик. Не то чтобы мы тогда поняли их и их технику, но смысл их поведения. Я, во всяком случае, считаю… — Он понизил голос, а потом умолк совсем.
— Ты хочешь сказать, что они подчиняются простым предписаниям — вроде классических законов для роботов? — Рене процитировал: — «Первое: Робот обязан защищать человека и устранять любую угрозу жизни и здоровью человека. Второе: Он обязан подчиняться человеку. Третье: Он обязан следить, чтобы не был поврежден сам. Четвертое: Он обязан при всех обстоятельствах вести себя так, чтобы окружающей его среде был нанесен наименьший ущерб».
— По правде говоря, я думал о другом, — ответил Ал. — Мне трудно выразить это словами. Я думаю, то, что мы видим, еще не все. Что за этим скрывается еще нечто не обнаруженное нами… — Было видно, как ему трудно оставить эту малоплодотворную тропу размышлений. — Но в любом случае законы должны работать. Я убежден, что автоматы, построенные давно, и те, что будут построены, должны подчиняться таким правилам. У того, кто в состоянии конструировать и строить такие машины, должно хватить разума позаботиться о том, чтобы они не причинили ему вреда. Но именно тут-то и возникает масса вопросов. Что происходит, когда вымирают существа, построившие роботов? Способны ли роботы произвольно менять свои программы? И еще, как выглядят основные законы поведения роботов? У обитателей этой планеты могла быть другая шкала ценностей, отличная от нашей. Например, они могли четвертый закон из нашей схемы поставить между первым и вторым.
— Вряд ли, — усомнился Рене, — ведь они, как мы видим, уничтожили всех животных.
— Допустим, — сказал Ал, не желая обсуждать этот вопрос. — Но ведь у них, в конце концов, могла существовать куда более сложная схема законов, нежели у нас. Но это, думается мне, отнюдь не решает вопроса, ибо в принципе при разработке роботов-автоматов и у них не могло быть другой цели, кроме той, чтобы автоматы защищали своих изобретателей, повиновались им, не разрушали себя и не допускали разрушений в окружающей среде. И тут я снова сталкиваюсь с проблемой: в какой степени мы сами отличаемся от разумных существ этой планеты? Или сформулируем иначе: относится ли механизм-робот к нам как к своим хозяевам? Есть и еще одна лежащая на поверхности возможность: не считает ли он нас тоже роботами, своими коллегами, так сказать?
Рене возбужденно прищелкнул пальцами.
— Действительно! Скорее всего так оно и есть!
— Вот-вот, — кивнул Ал. — Они провели над нами опыты. Но какими они обладают средствами, чтобы отличить живые существа от роботов? В том, что мы либо живые существа, либо роботы, они, очевидно, убедились — по нашей разумной реакции на их тесты. Но каков их конечный вывод? Здешнего языка мы не знаем. Приказывать им не можем. И главное, мы и внешне отличаемся от их хозяев!
— Мы не знаем их техники. А они — нашей. В этом суть проблемы, — добавил Рене. — Для них мы роботы, и как с таковыми они с нами и обращаются. Мы можем только радоваться, что они нас до сих пор не уничтожили! Как же нам вести себя впредь?
— Пока мы не применяем силы, опасаться нечего, но на дальнейшие успехи особенно рассчитывать не приходится. Их основная обязанность — защищать обитателей этой планеты, и они не перестанут ее выполнять, даже если хозяева их давно погибли. Задача эта для них, безусловно, важнее, чем не причинять вреда роботовидным существам. Вывод: как только мы приблизимся к раскрытию тайны, на их рассудительность и терпимость положиться будет нельзя.
— Ал, — спросил Рене, — ты продолжаешь стремиться к победе над Джеком?
Ал повернулся и испытующе взглянул ему в глаза. «Теперь он меня понял, — подумал он. — Наконец-то! Мне, до Джека нет никакого дела, и чихал я на то, выиграем мы или проиграем. Даже внешний вид здешних обитателей меня мало занимает. Я хочу узнать нечто другое… И никогда в жизни ни одна загадка так меня не мучила…»
Ал понизил голос, словно доверяя Рене тайну:
— Я хочу выяснить, что стало с теми, кто здесь жил. Вот и все. Ведь то же самое ждет и нас, землян.
Они помолчали несколько минут, наблюдая за заходящим светилом. Все, что казалось отсюда прозрачно ясным, скрывало за собой тайну. Друзья переглянулись. До них дошло, до каких невероятных размеров выросла их задача.
— Так как же нам вести себя впредь? — повторил свой вопрос Рене. — Есть ли у нас все же возможность идти дальше… хотя сейчас мы так беспомощны? Ты видишь ее?
— Возможность есть: отбросить в сторону все детское и глупое, эти спортивные правила и условия, которые хороши для других мест и целей, но не здесь. Мы в состоянии воспользоваться всеми имеющимися у нас средствами. Это будет многотрудным делом, ведь подобной задачи не ставилось ни перед кем в течение многих столетий. Мы считали, что таких невероятных задач больше нет, или просто проходили мимо них. Кстати говоря, — добавил Ал задумчиво, — это будет не только трудно, но и отнимет массу времени…
Он умолк. Увидев, с какой надеждой смотрит на него Рене, даже слегка растрогался. И сказал:
— Но возможен иной путь!
— Какой? — спросил Рене.
— Попытаться найти общий язык с автоматами.
— И тогда мы узнаем все… не доходя до крайностей, — прошептал Рене, заражаясь новой надеждой.
— Может быть…
Этими словами Ал и ограничился, но в них он вложил величайшую надежду своей жизни.
После ночи, когда все они видели тревожные сны, друзья проснулись, услышав, как Дон, поднявшийся бесшумно, выполз из палатки.
— Считаешь, он согласится с нашим планом?
Ал хорошенько потянулся.
— Постараюсь убедить…
— О чем вы там шепчетесь? — пробурчала Катя в полусне. — Сколько времени?
— Самое время вставать, — заметил Ал, покидая палатку вслед за Рене.
Немного времени спустя все они собрались под лестницей, у городской стены.
— Где ваше оружие? — спросил Дон.
— Ты опять намерен затеять стрельбу? — удивился Рене.
— А то как же? Думаешь, я сдался? Одного из них мы как будто убрали. Остаются двое. Надо, конечно, держать ухо востро. Мы разобьем вдребезги все «глаза» в окрестности и, пока автоматы не смогут за нами наблюдать, воспользуемся этим и сделаем свое дело. Кто против?
Рене незаметно толкнул Ала и начал:
— План хорош. Но мы вчера тоже пораскинули мозгами. И у нас другой план. Объясни им, Ал.
Ал изложил свой план. Дон слушал его, морща лоб, и вдруг прервал Ала, демонстративно зажав уши.
— Ну и странные же вами овладевают идеи, стоит только оставить вас без присмотра! — воскликнул он. — Желаете заняться техническими изысканиями? Теорией языков и философским планом? Зарубите себе на носу: ближе всего идти к цели по прямой! Я хочу — я добиваюсь! Вот мой девиз.
— И многого ты таким путем достиг? — полюбопытствовал Рене.
Дон заговорил с ними свысока, как ментор:
— Видите ли, мальчики, я не стану утверждать, будто вы без меня ничего не стоите. Но какую уйму времени вы потеряете! А Джек с Хейко тем временем окажутся на финише, и нам останется только кусать себе локти.
— Ах, Дон, — проговорил Ал огорченно, — да признай же ты, в конце концов, что здесь нужно прибегнуть К совершенно другим средствам. Посмотри повнимательнее на эту штуковину. — Он вытащил из-за пояса Дона пистолет и сунул ему под нос. — И с помощью таких игрушек ты вознамерился бороться против машин и автоматов, против разума, степень развития которого для тебя пока непостижима, против разума, создавшего совершеннейшую технику! — Он швырнул пистолет под ноги Дона, схватил его за плечи и повернул лицом к городу. — Посмотри на них, на эти огромные заводы и фабрики! Но этого еще ох как мало: видя это, ты еще ничего не видишь. Чересчур все это просто. Все это, правда, устроено иначе, чем у нас, по-другому построено и сконструировано, но меня просто пугает сходство с нашей системой. Пусть они стоят на той же ступени развития, что и наша собственная техника. Но у них, у здешних, пойми ты, все это давно пройденный этап! Они ушли далеко вперед. И, значит, где-то сокрыто нечто, появившееся много позже, нечто, относящееся к более высокой ступени развития! Где-то оно должно быть! И оно куда сложнее и могущественнее, чем ты в состоянии представить. Твои намерения и твои планы просто-напросто смехотворны.
Дон никогда прежде не видел Ала таким возбужденным. Он несколько растерялся, сбитый с толку запальчивостью друга, но понять его не смог.
— Но Джек, — выдавил он, — Джек и Хейко…
— …сядут в лужу, как и мы! Копаются у пультов центрального управления… Какая нелепость! Того и гляди, лишат нас последних шансов…
И вдруг Ал умолк. Разгорячившись, он не видел ничего вокруг, но заметил, как изменилось лицо Дона: на нем появилось выражение удивления, замешательства, ужаса. Дон прикипел взглядом к какой-то далекой точке, к чему-то, чего Ал в эту секунду не видел, но, даже не видя, догадался: происходит что-то умопомрачительное. Он повернулся лицом к стене.
Никакой стены не было. Не было больше ни кольца старинных строений, ни пояса вилл цвета слоновой кости, ни полянок, ни холмов и озер, ни горной гряды, ни горизонта. Они стояли на, диске, повисшем, казалось, в бездонном пространстве. В пустоте небо простиралось за исчезнувшую линию горизонта, сияющее голубое небо без единого облачка.
После секундного замешательства все отпрянули назад.
— Это всего лишь оптический обман, — воскликнул Ал, но и он отпрянул вместе с остальными, так сильно подействовала на него синь неба, заполнившая вокруг все, даже пропасти.
— Видывали мы уже такое, — поморщился Дон. — Вспомните о мосте!
— Вот и пройди вперед, — предложил ему Рене, — проверь, все ли исчезло или твердь еще существует!
Они кричали друг на друга, пытаясь скрыть испуг, но это им не удавалось. Дон сделал шаг вперед, поближе к голубой пропасти, но головокружение сковало его, до боли сжало горло. Отступив назад, он поднял руки, словно готовясь к распятию, и ткнулся лицом в холодную, придававшую уверенность массивностью стенку, ограничивавшую диск с одной стороны.
— Бог ты мой! — взмолился Ал. — С чего вдруг мы так переполошились от эффекта искривления световых волн?
— Да?… Ты думаешь?… — всхлипнула Катя, подбежала к Алу и прижалась лицом к его плечу.
— Проверим, — сказал Рене. — Дайте мне твердый предмет! — Никто не откликнулся, и тогда Катя протянула ему ножны своего кинжальчика. — Ал, придерживай меня за ноги. Поползу вперед. Да помогите же мне!
Ал отстранился от Кати и подошел к Рене. Дон повернулся вслед за ним, словно в полузабытье.
Рене приблизился к кромке диска метров на десять и лег на живот. Ал тоже лег, крепко ухватив ноги приятеля повыше щиколоток. Они медленно поползли вперед. Рене то и дело вытягивал руку и постукивал по поверхности ножнами. Они приближались к кромке черепашьим темпом… Каждый удар ножен звучал ровно и глухо — под ними была твердая, как камень, масса…
Когда Катя испустила вопль, все замерли… Потом оглянулись… Услышали вой — так могли бы выть стрелы, — увидели потянувшиеся в небо черные колонны дыма, словно выраставшие из почвы планеты. Колонны росли, росли, пока кто-то неведомый не обрубал в высоте их острейшим лезвием… Что-то огнедышащее… Огромная раскаленная капля поднялась откуда-то, где раньше были самые большие строения, потянулась ввысь все быстрее и быстрее и… исчезла в небесной лазури. Появилась еще одна черная колонна из дыма. Со стороны могло показаться, будто сам диск подвешен на двух черных шнурах к небу.
— Дальше, — процедил Рене сквозь зубы и пополз. Ал — за ним.
И снова Рене замер.
— Видишь? — спросил он.
Ал приподнялся на локтях, перегнулся через туловище друга.
— Кромка… движется, — произнес он.
Кромка — оторочка диска — была не ровной, неподвижной, она колебалась. Двадцать сантиметров прирастали, а рядом двадцать отваливались — постоянно, волнообразно.
— Вот еще одно подтверждение, что все это… что-то вроде стереофильма, — сказал Ал.
Рене прополз еще немного вперед.
— Давай! — воскликнул он, нетерпеливо задвигав ногами, которые крепко держал Ал.
Пульсация кромки стала неравномерной, беспокойной, волны то забегали глубже, то отбегали подальше назад, и вдруг кромка побежала прямо на них и… исчезла под их телами…
Диск остался позади. Он оказался толщиной с бумажный лист. Перед ними, позади и под ними — повсюду было небо. И они парили в этом небе, нет, они не парили — они лежали. Они лежали на плотной почве, и удары Рене по ней глухо отдавались. Ал отпустил Рене. Он тоже касался руками почвы, ощупывал ее, поглаживал эту невидимую твердь. И пусть это был кем угодно придуманный оптический трюк — контраст между тем, что он был способен увидеть, и его ощущениями был поразительным, чудовищным. Чтобы не сойти с ума, они даже закрыли глаза.
Услышали, как их зовут Дон и Катя.
Не открывая глаз, они поползли на звук голосов, все быстрее, торопливее, со всей возможной в их положении скоростью…
Вдруг возгласы зазвучали иначе, совсем близко, их подняли живые, теплые руки, их тормошили, но они не осмеливались открыть глаза.
— Все прошло, слышите! Все прошло!
Ал ощутил, как к его лицу прижалось другое, мокрое от слез, и лишь тогда он поднял веки, готовый немедленно опустить их. Катя стояла рядом с ним на коленях и целовала его. Она плакала. Все стало, как прежде: и стена стояла на своем месте, и хитроумные городские строения с их потемневшими от времени и покрытыми мхом двускатными крышами, большими и маленькими башенками и арками.
Ничто больше не напоминало о пережитом кошмаре.
Нет, кое-что осталось: черный дым в районе выставки машин и механизмов. Но это были уже не стройные колонны, а вырванные из них отметки, искривленные и взлохмаченные, которые медленно ползли к югу.
Катя все еще стояла на коленях рядом с Алом. Рене пытался встать. Он дрожал от возбуждения. Носовой платок выпал из рук, когда он попытался вытереть пот со лба. В Кате тоже крепко засел испуг: лицо ее конвульсивно подергивалось, чего прежде не случалось.
Дон подбежал к ней и рванул ее в сторону.
— Хватит, к чертям, тетешкаться! — Он резко оттолкнул Катю, навалился на Ала и поднял сжатую в кулак руку. — Я тебя проучу! Не смей касаться Кати своими грязными лапами!
Он уже готов был ударить лежавшего перед ним Ала, но к нему рванулся Рене и перехватил руку… Дон встал, отошел в сторону, отряхнулся. Несколько секунд спустя махнул рукой и посмотрел на друзей таким взглядом, словно просил их простить и забыть то, что они видели…
Но обрести покой маленькой группе было не суждено, ибо со стороны выставки было замечено непонятное шевеление. Показалась одна из летающих лодок, скрылась за строениями, появилась вновь. Она повисла в воздухе, несколько скособочившись, послышалось дребезжание, будто пролился дождь осколков. Именно это и произошло: лодка вспорола кормой стеклянную крышу здания от начала до конца. Грохот… Две мачты согнулись и медленно, почти как при замедленной съемке, повалились набок. Словно плетьми ударили они по крышам, оставив на них глубокие рваные раны. В двухстах метрах от них летающая лодка врезалась в стену и рассыпалась, взметнув к небу фонтан разлетевшихся осколков. И сразу же звуковая волна больно хлестнула по барабанным перепонкам.
— Весь центр города летит к чертям, — сказал Рене. — Что, во имя всего святого, могло произойти?
До сих пор никому из них не приходило в голову поразмыслить над причинами происходивших катаклизмов. Но когда вопрос был поставлен, в голове Ала эти события немедленно связались с воспоминанием о трех соперниках, копошившихся у пультов.
— Пойдемте со мной! — воскликнул он. — Может быть, нам удастся что-то спасти. Это не что иное, как неисправности в центре управления.
Все подчинились Алу. Рене — потому, что судьба города волновала его гораздо сильнее, чем прежде; Дон — в надежде на то, что случай поможет ему вернуть себе роль вожака; Катя — потому, что не хотела оставаться в одиночестве.
Внешне город изменился до неузнаваемости.
Когда-то Рене высказал желание увидеть машины в действии. И вот его желание исполнилось, причем с полнотой, намного превосходившей его желание и знание техники. Со всех сторон свистело, визжало, гудело и грохотало, из сопел вырывался пар, в резервуарах пузырились жидкости, поднимающиеся горячие газы мерцали в лучах солнца, пахло двуокисью серы и озоном. Крутились колеса, вращались центрифуги, бежали ленты транспортеров, позванивали цепи, кланялись стрелы башенных кранов, двери распахивались, но тут же их створки снова закрывались, по рельсам катились вагонетки, останавливались, в них сыпался песок, они отъезжали, разгружались и катили дальше по кругу, готовые к приему новых порций груза, — и так на многих переплетающихся подъездных путях. Клещевидное устройство рывками хватало заготовки, подносило к станкам, где их зажимало, придавало заготовке невероятную скорость вращения, бурило сверлами, отрезало дисковой пилой, стружка скручивалась в спирали, штампы глухо ударялись о бегущие металлические ленты транспортеров, постукивали молотки, потом снова подводило клещи, они передавали детали дальше, аккуратно складывали, скрепляли, проталкивали дальше, складывали…
Лишь малая часть происходившего имела сходство с известными людям процессами производства на химических и машиностроительных заводах или электростанциях, и даже эти знакомые операции не служили, как можно было понять, решению осмысленных задач. Вот в сложнейших операциях полосы металла штампуют, сгибают, сваривают, спиливают швы, охлаждают жидкостями, а на следующих участках разбирают, режут, прокаливают и снова измельчают в зерно… Вот смешивают порошки, растворяют, опорожняют резервуары, фильтруют, сжижают, подвергают электролизу, дистиллируют, взвешивают и упаковывают в пакеты. Небольшие вагонетки отвозят пакеты к исходному пункту процесса, где металлические щетки срывают оболочки с пакетов, воздуходувки загоняют обрывки в темные узкие горловины, кирпичи из порошка в огромных ступах разбиваются в пыль, и весь этот химический процесс повторяется вновь. Но нужно было благодарить случай и стеклянные стены за то, что удалось рассмотреть эти ступени обработки материала. Гораздо чаще самое важное оставалось скрытым от глаз внутри вибрирующих и гудящих аппаратов, о назначении которых они не догадывались. И даже в наблюдаемых процессах многое оставалось непонятным: пластины неожиданно резко переворачивались, электрические провода образовывали странные фигуры, вздувались шары, размягченный металл полз вверх по стенкам, как дикорастущий вьюнок, нити металла дрожали, как нити на ткацком станке, сетчатые полосы протягивались по роликам.
Не раз и не два четверо друзей наталкивались на препятствия. Свернув за угол, они наткнулись на скопления трехколесных «повозок» с черпачками и распыляющими соплами и летающих аппаратов, похожих на игрушечные вертолеты, которые с суетливостью насекомых возводили высоченную стену. Она достигла уже примерно пятнадцатиметровой высоты и пересекала улицу по диагонали. Но этого было недостаточно трудолюбивым роботам: они рушили здания по левую и правую стороны, чтобы нарастить мощность стены.
На другой улице они увидели взбесившийся или взбунтовавшийся химический завод. Из пяти огромных отверстий, разбухая, стекала зеленовато-желтая тягучая масса, оставившая им лишь узенький проход на противоположной стороне улицы. Они торопливо пробежали по дорожке, которую уже начинала заливать масса.
— Вы только посмотрите! — воскликнул Рене.
Сквозь стеклянную стену завода было видно, как эта пузырящаяся жидкость наполнила цех изнутри и поднялась метра на три.
— Стены прогибаются! — заорал Ал. — Бегите что есть мочи!
Что-то жалобно застонало в воздухе, потом несколько раз подряд треснуло.
— Стены лопаются!
Рене не мог оторвать взгляда от стеклянной поверхности. Она не была больше прозрачной и гладкой, ее покрывала паутина трещин. Число трещин увеличивалось безостановочно, они сбились так тесно, что стена сделалась непрозрачной. Словно противостоя неслыханному напору, стена вздыбилась в стремлении освободиться, перевести дыхание, но этот глоток воздуха оказался смертоносным. Стена раздулась, как кожаный мяч, в который насосом накачивают воздух, и медленно рассыпалась на миллионы маленьких пластинок.
Четверо друзей бежали быстро, как только могли, под самыми стенами домов по левой стороне улицы. Они мчались, как не бегали никогда в жизни, но этой скорости оказалось недостаточно. Они увидели, как боковая улочка, к которой они устремились, закрывается перед ними, как тягучая масса преграждает им путь. Нетронутым оставался только узкий прямоугольник, делавшийся на глазах все уже и уже — вот-вот и на него накатит тягучая масса.
— Стой! — закричал Ал.
Попытавшись резко остановиться, он прокатился на ногах еще на несколько метров. Фасад здания по левую руку был гладким и неповрежденным, а вверх по стене поднималась металлическая конструкция типа шпалеры. Чувствуя, как ноги начинает затягивать в липкую массу, они в отчаянии бросились к этой шпалере, но всем сразу места на ней не нашлось. Они суетились, толкались, соскальзывали, их ноги вновь погружались в липкую массу, которая все прибывала, изо всех сил подтягивались на руках, таща ногами охвостья этой массы… Дон первым оказался наверху, на узкой балюстраде. Ал стоял на ступеньке лестницы. Он протянул руку Кате, увидел ее лицо, не лицо — маску… Рене продолжал сражаться с липкой массой, тянувшей его вниз, как жидкая резина… Он рванулся наверх изо всех сил. Вот он толкнул Катю…
Девушка испустила крик отчаяния. Ал увидел, как мгновенно уплыло от него ее лицо. Когда Катя упала спиной в тягучую кашу, послышался отвратительный шлепок. Она протянула к нему руки, но силы оставляли ее, ее затягивало медленно, но со страшной неумолимостью.
Ал спустился. Рене тоже сообразил, что происходит, и пытался схватить Катю за руки. Даже Дон оставил балюстраду, чтобы помочь. Ал, которого Рене держал за шиворот, свесился вниз… Еще чуть-чуть… Катя взмахнула руками, коснулась пузырящейся массы — и правую руку ее словно приморозило. До сих пор она тихонько всхлипывала, теперь же не издавала больше ни звука. Словно окончательно обессилев, она опустила и левую руку на мягко колеблющуюся массу. Увидев это, Ал перевесился до последнего предела и схватил ее за кончики пальцев. Собрав все силы, он подтянул Катю наверх. Ее тело приподнялось немного над тягучей массой. Напряжение было немыслимым, но ничто не могло сейчас отнять у него Катю.
То, что они совместными усилиями подняли на балюстраду, казалось бесформенным комком, напоминающим ложку густого желто-зеленого меда. Внутри, окукленная словно личинка, лежала Катя. Только лицо, левая рука и грудь остались не покрытыми массой. Она могла бы дышать — но не дышала. И не двигалась. Глаза ее были полуоткрыты, но тусклы и безжизненны. Когда Ал с Доном положили ее на балюстраде, вокруг них образовался липкий овал. На каждом шагу им приходилось шаркать ногами, чтобы избавиться от проклятой липучки.
Дон уставился на Катю.
— Черт побери! — воскликнул он. — Только этого нам и недоставало. Она решила сдаться.
Балюстрада опоясывала все здание. Все трое, испытывая отвращение, старались уйти подальше от вспухающей массы. Тело Кати, сгусток сложно организованной материи, потерявший отныне всякую цену, — они оставили…
Улица, тянувшаяся вдоль другой стороны здания, была пока свободной. Они обнаружили лестницу, точь-в-точь такую же, по какой поднялись наверх, и спустились.
Пробираясь между пыхтящими машинами, обегая столбы грибоподобных дымов, поднимавшихся откуда-то снизу, прячась от туч пыли, подгоняемые хлесткими звуками разрядов, гонимые страхом — то и дело падали мачты и целые конструкции, — они приближались к центру.
Затем они проникли в переходы холма, и все шумы машин слились в неразличимый гул. Предвечные сумерки окутали их. Все, что находилось снаружи, казалось далеким и незначительным. Они действовали по плану, искали Джека и Хейко, но движущей силой была сейчас не необходимость, обусловленная ситуацией, а всего лишь чувство долга.
Не зная точно, как долго блуждают по переходам, друзья напали наконец на след соперников. Те стояли в помещении, напоминавшем церковную кафедру, под самой вершиной «холма», несомненно, таком же центре управления, какое они уже видели прежде, только отсюда воздействие, производимое разными переключениями, было видно гораздо отчетливее. Стеклянная полоса обзора открывала вид на весь город. И когда Джек или Хейко дергали тот или иной рычаг или нажимали кнопки, где-то внизу рушились здания, вздымались огни пламени, устремлялись ввысь ракеты, взрывались машины. Они играли в презанятнейшую игру: «Нажми на кнопку — и жди сюрприза!»
— Эй! — крикнул им Ал от двери. — Вы самые настоящие вандалы!
Те обернулись, Хейко помахал им рукой.
— А-а, вот и вы! Мы наблюдали за вашим марш-броском! Где же ваши страшные пугачи?
— Зачем вы разрушаете весь город? — допытывался Ал. — Какой в этом смысл?
— Никакого, — расхохотался Джек. — Просто безумно смешно! Ты взгляни только! — Он нажал на рычаг, внизу открылись ворота, и в небо под острым углом поднялась ракета.
— Не торопись, — вмешался Хейко. Он стал рядом с Джеком, нажал на другой рычаг, а потом они с Джеком стали водить рычагами туда-сюда, как планеристы рулем высоты. Снизу со свистом вылетела вторая ракета и помчалась по направлению к первой. Резко взвившись, та увернулась; вторая сделала разворот, набрала скорость и снова погналась за первой… Джек разогнал свою ракету по кругу и вонзил во вторую. Тучи раскаленных обломков обрушились на город.
— Что вы теперь скажете? — спросил Джек. — Хотите, попробуйте сами!
Дон был не прочь попробовать, но преодолел это желание и в свою очередь спросил:
— Ну и как у вас дела? Добрались до цели?
Джек сел на пульт.
— Почти, — ответил он. — Не хватает пары пустяков. Дон смотрел сейчас на соперников с видом превосходства.
— Джек, — начал он после небольшой паузы, — нас на два человека больше. Ты в меньшинстве. Я хочу сделать тебе предложение: возьми меня в свою группу! Я — с тобой. Так сказать, в обмен на Рене.
Джек втянул носом воздух.
— Хо-хо, ну и скор же ты на поворотах! — Подумал недолго и добавил: — Но ты вовсе не глуп. Что ж, будь по-твоему.
Дон, снова обретя самоуверенность, повернулся к Алу и Рене.
— Слышали? Вам лучше поскорее убраться отсюда. Чересчур вы мягкотелые создания. Сколько моих планов вы загубили своим нытьем!
Ал смерил его взглядом с головы до ног, потом с презрением отвернулся и сказал Джеку:
— Ну и приобретеньице вы себе сделали! Желаю успеха.
Он тихо обменялся несколькими словами с Рене и продолжил:
— Послушай-ка, Джек! Мы с Рене сдаемся. Мы оставляем победу за тобой. Но ставим одно-единственное условие: ты должен рассказать нам обо всем, что обнаружил до сих пор.
Джек удивленно поднял брови.
— Значит, если нам все же удастся установить, как они выглядели, и выставить их изображение в нашем музее, то планета будет названа нашими именами?
— Да, — подтвердил Ал. — Мы в этом больше не заинтересованы.
Джек спрыгнул со стола и потряс руку Ала.
— Договорились!
— А теперь рассказывай! — потребовал Ал.
— Пойдемте со мной! — сказал Джек.
Они вернулись обратно в переходы, миновали несколько зданий с ведущими вниз винтовыми дорожками. Джек тем временем объяснял:
— Рассказать есть о чем. Наш первый лагерь находился на горном склоне, это на запад отсюда. Как мы и условились. Отправились мы, значит, в путь, осмотрели сначала современные строения, потом старые и оказались в конце концов у стены. Пошли вдоль нее, пока не наткнулись на мост. Это было первым разочарованием: вы сами видели, как этот мост выглядел. Дальше мы обнаружили арсенал и мне пришла в голову идея переперчить вашу похлебку. Вполне ведь можно было предположить, что вы тоже придете к мосту. Здорово вы удивились?
— Так себе, — пробормотал Дон, неприятно пораженный.
Повеселевший Джек продолжал:
— Потом мы опережали вас уже дня на три, но пришлось повозиться, пока мы разобрались, что к чему с этим отражением. Спустились вниз по канату. Оказались в самом центре, и… снова заминка. Автоматы сразу схватили нас и сунули в какой-то испытательный стенд, но потом отпустили, и мы смогли спокойно все оглядеть. Заводы у них весьма занятные, только жителей и след простыл. Вам тоже приходило в голову, что после одной из катастроф они напугались, скрылись, а после все перемерли?
Джек вопросительно поглядел на них, но ответа не последовало. У Дона своего мнения на этот счет не было. Ал так жаждал услышать что-то новое, что не стал перебивать объяснений Джека своими сложными и — вполне вероятно — бесплодными предположениями.
— Естественно, больше всего нас заинтересовал этот самый «холм». Что в определенном смысле и оправдалось. Это центр управления всего города. Но не только… Мы обнаружили еще кое-что, и я намерен вам сразу показать это…
Внешний вид переходов оставался почти неизменным, зато помещения, которые они связывали, несколько отличались от тех, что были на верхних этажах. Если наверху техническое оборудование помещений выглядело однообразным, то здесь они столкнулись с неописуемым множеством различных аппаратов. Некоторые помещения выглядели как обычные кабины управления, другие скорее напоминали лаборатории для сложных физических, химических или биологических экспериментов, третьи имели вид архивов: огромное количество переплетенных книг, пластинки, ролики, кассеты и тому подобные вещи, приспособленные для записи и хранения документации.
Ал сразу загорелся узнать, что это, но Джек неумолимо вел их дальше вниз. Наконец они оказались в просторном зале, потолок которого подпирали равномерно поставленные колонны. Зал был пуст. Скорее всего, он завершал систему ведущих вниз переходов и помещений, ибо нигде не было обычных устройств, с помощью которых люди, как, вероятно, и человекоподобные обитатели этой планеты, привыкли соединять или разделять комнаты и помещения: ни ворот, ни дверей, ни оконных проемов, ни коридоров. Зато в полу, лишь в одном месте, они заметили нечто примечательное: похожее на тарелку углубление диаметром метров двадцать, а внутри этого углубления — много повторяющих его по форме концентрических углублений, причем нижнее как бы схватывало и держало верхнее. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что эти округлые формы напоминают ступеньки, словно сложенные из маленьких кирпичиков, похожих на игральные кости.
Джек подошел к краю углубления и сказал:
— Вот они. Что вы об этом думаете?
В отличие от серого материала, покрывавшего стены во всех без исключения помещениях «холма», здесь и пол, и углубление в нем были из металла — блестящего, как зеркало, но непривычно темного, чуть ли не черного.
— Что-то оно скрывает, — предположил Рене. Постучал по металлу, потом лег, приложил к нему ухо. — Ничего сказать не могу…
— Надо его открыть, — посоветовал Дон.
— А как? — спросил Хейко.
Ал коснулся рукой внешнего кольца углубления: холодное, на редкость гладкое. Алу почудилось, будто через кончики пальцев он вошел в соприкосновение с токами и движением внизу. Он тут же выругал себя за нелепую идею, но не мог приказать сердцу не биться с такой отчаянной силой. Неизведанное чувство овладело им, внутренний голос нашептывал: «В одном из пультов управления можно найти способ отворить эти „двери“. Мы должны выяснить, как эти приборы действуют, мы…»
Ход его мысли прервал Дон:
— У меня идея! — Он сделал паузу, чтобы придать своим словам большую значимость. — Мы взорвем эту крышку!
— Чем же? — заинтересовался Джек.
Дон подмигнул ему.
— Чем? В этом весь вопрос. Но у меня есть ответ. В этом городе мы видели ракеты, значит, должны быть и разные снаряды: бомбы, может быть, атомные бомбы. Найдем их — и щелкнем этот замочек.
— Это самые неразумные слова, которые мне когда-либо приходилось слышать, — возбужденно вскричал Ал и подошел к Дону. И тут почувствовал, как на плечо легла чья-то рука. На него с ухмылкой глядел Джек.
— А я считаю, это вовсе не глупо. И даже очень толково! Взорвем этот горшочек! Почему бы и нет? — Он с удовлетворением кивнул. — Вы участвовать не обязаны, — сказал он Алу и Рене. — Занимайтесь приборами и аппаратурой, но нам не мешайте. Мы пошли на поиски!..
Джек, Дон и Хейко удалились и вскоре исчезли за поворотом коридора, по которому они пришли сюда. Ал и Рене молча смотрели им вслед.
После того как трое ушли, стало очень тихо. Ал и Рене с удовольствием перебросились бы словечком, лишь бы нарушить наступившую тишину, но о чем было говорить? У Рене появилось желание покопаться в лабораториях, и они по крутому ходу поднялись на следующий этаж.
— Если мы хотим найти что-то, времени у нас в обрез, — сокрушенно заметил Ал.
Рене попытался его успокоить:
— Может, они никакой бомбы не найдут…
— Поглядим! — произнес Ал без всякой надежды.
Они вошли в одну из лабораторий, и Рене забыл обо всем на свете. Он занялся микроскопами, вертел круглые колесики-регуляторы, разглядывал весы, следил за показаниями стрелок индикаторов, давал спектральные проекции на размеченные шкалы, переходил от одного прибора к другому, подкручивал, переключал, сравнивал…
— Я займусь пока архивами, — сказал Ал, вовсе не уверенный, что Рене его услышал.
Ал обошел несколько помещений и остановился наконец в одном, где стоял прибор, напоминавший установку для воспроизведения телезаписи. Поискав глазами, он не обнаружил никаких «тарелок» для пленки, зато сразу заметил узкую прорезь в пульте у экрана. Огляделся: что в эту прорезь опускали? Долго искать не пришлось. На одной из полок у стены были сложены тонкие гибкие металлические пластинки. Не выбирая, он взял одну из них наугад и сунул в прорезь. Затем устроился в кресле в нескольких шагах от экрана, положил руки на подлокотники, проверил, как действуют вмонтированные в ручки кнопки (включить — нажимаешь один раз, привести в начальное положение — два), надел на голову видеошлем и нажал на одну из кнопок на правой ручке. Прошло несколько секунд… Никакого эффекта…
Но вот свет стал меркнуть, затем вновь усилился… Он становился все ярче и ярче, слишком ярким! Перед глазами замерцали, сливаясь, зеленые солнца. Ал нажал на другую кнопку.
Свет прибавился. Отдельные краски спектра снова стали различимыми, но полосы дрожали, переливались…
Звука нет, значит, надо нажать кнопки!..
Гул… Стоп, слишком громко!
Еще кнопка… Резкий запах сена… На глазах выступили слезы, Ал чихнул…
Другая кнопка…
Запах исчез… Краски поблекли… Алу казалось, что он стал невесомым…
Ага, вот кнопка, регулирующая интенсивность восприятия… Так, нажмем… Хорошо: всего чуть-чуть слабее обычной…
Ал видел и слышал, ощущал запахи, чувствовал. Светило солнце. Трава ласкала его ноги и тихо шелестела… Рядом — небольшое озерцо. Ал осторожно шел вперед. Вон там, в траве, блеснул красный мячик, хотел, видишь ли, спрятаться. Ал первым обнаружил его! Сейчас главное — точно попасть по нему! Он чувствовал себя бейсболистом, за которым сотни тысяч людей наблюдают по телевизору. И когда он поднял биту, то стал как бы в профиль к телекамере. Прицелился, бросил биту — попал! Мячик взмыл ввысь точно под углом в сорок пять градусов к горизонтали — вот так удар! — и опустился на землю, пролетев никак не меньше двухсот метров. Раздались восторженные крики…
Ал отключил изображение. Экран погас, и он снова оказался в пыльном помещении архива. Сидел, откинувшись на спинку кресла. Его привели в восхищение точность воспроизведения, красочность и пластичность. Для него многое было новым: то, например, что здесь он мог увидеть и собственные мечты или желания. Да, преимущества здешней техники неоспоримы. И самое главное: он в состоянии пользоваться этой аппаратурой. Его органы чувств и мышление были настолько сродни органам чувств обитателей планеты, что он не только мог «войти» в их переживания, но и находил их вполне понятными! То были люди, или существа, очень похожие на людей. Если просмотреть другие записи, он наверняка увидит, как они выглядели. Более того, он будет наблюдать за ними, услышит, как они разговаривают, познает их радости и горести. Возможно, конечно, что в восприятии жизни обнаружатся и некоторые различия — так что же из того!..
Строго говоря, он решил тем самым задачу, стоявшую перед экспедицией, и решил куда успешнее, чем это было оговорено правилами. Но это ему было теперь безразлично.
Он вынул пластинку из прорези и вставил другую. Снова устроился в кресле. Теперь он чувствовал себя гораздо увереннее, зная, как действуют кнопки. И ему повезло: на этой пластинке он увидел хозяев планеты! Их было несколько, они стояли, образовав полукруг, перед какой-то машиной. Двое из них продевали проводки в ушки панели с мелкими, как у сита, ячейками. Очевидно, совершался некий торжественный ритуал, ибо все остальные наблюдали за их действиями с напряженным вниманием.
Внешне они мало чем отличались от людей. Не будь Ал убежден, что это обитатели планеты, удаленной от Земли на миллиарды световых лет и кружащей вокруг чужого солнца, он принял бы их за людей. Может быть, кожа у них была чуть-чуть более серой, чем у белых землян. Они были невысокого роста и хрупкого сложения, их головы казались непропорционально большими, а черты лица — чересчур мягкими. Но в остальном они походили на людей и вели себя как люди. Хотя Ал и ожидал этого, но его потрясло увиденное: подтверждение гипотезы, что формы разумных существ в мировом пространстве развиваются сходным путем, если только сходны окружающие условия.
На этот раз ощущение было таким, будто сам он тоже стоит у машины, но как сторонний наблюдатель.
Оба аборигена уже закрепили все проводки в лежащей на полу панели и отступили на несколько шагов. Один из них заговорил на непонятном языке, немного гнусавя, другой отвечал ему. Наблюдая за их жестикуляцией и вслушиваясь в звуки речи, Ал предположил, что присутствует при торжественной церемонии: кто-то произнес торжественную речь, и ему отвечают. Но так как смысла он уловить не мог, то продолжал следить за происходящим. Одеты аборигены были в облегающие коричневые и зеленые костюмы, некоторые держали в руках плоские папки. Все с величайшим почтением внимали обоим ораторам. Наконец один из них сделал шаг в сторону, а другой взялся за выступавшую из боковой стенки аппарата рукоятку. Упала одна из металлических заслонок, и к полу заструились проводки. Поначалу ничего не произошло, но напряженное внимание наблюдателей выдавало, что они ждут чего-то и что произойдет это внизу, между проводами. Прошло немного времени, и снизу, из мелких ячеек, вверх потянулись желтые побеги, удлинявшиеся резко, рывками. Когда они выросли с ладонь, один из стоявших у щита-распределителя нажал на рычажок, и все побеги разделились. Разделившись, они продолжали расти. Еще один нажим на рычажок — и из всех стеблей пустили ростки листья. Постепенно, повинуясь нажатиям рычажка, развивалось все растение: его жизнь была словно бы снята с помощью «лупы времени». Но это было отнюдь не так, что подтверждалось естественными движениями собравшихся. Это было не оптическим трюком, а биологическим экспериментом. Оба аборигена, стоявшие в центре, снова обменялись речами…
Ал отключил изображение. Некоторое время посидел в задумчивости. Он хотел узнать прошлое. И, самое главное, будущее.
Ал долго копался в ящиках, расставленных в нескольких комнатах. Необходимо из массы материала отобрать записи, которые дали бы представление об истории планеты. Он искал какие-нибудь обозначения на пластинках и обнаружил на каждой из них в левом углу точечные узоры, напоминавшие запись азбукой Брейля. Просмотрев наскоро несколько дюжин пластинок, он быстро разгадал систему этих узоров. Он понял, где хранятся записи об общих закономерностях развития жизни планеты, где можно получить информацию об экспериментах, где находятся детальные объяснения отдельных процессов. Стало ясно, что в каждой комнате хранятся материалы из определенной области знаний. Вздыхая, переходил он из комнаты в комнату: надо же знать, где что находится. Когда он заметил, как много времени придется потратить на обход всех, то решил посмотреть, чем занят Рене.
А Рене занимался тем, что следил за свободно висящей каплей раскаленного жидкого металла.
— Привет, Рене, — произнес Ал. — Я видел здешних жителей!
— Прекрасно, Ал. И как они выглядят?
— Как люди.
— Что и следовало ожидать, — пробормотал Рене. С помощью магнетической энергии ему удалось увеличить каплю до размеров футбольного мяча и заставить вращаться. На полюсах шара явственно обнаруживалось сплющивание.
— Узнать бы мне, какая еще сила тут действует, — сказал он. — С помощью одного магнетизма этого не добиться.
— Вряд ли это так уж сложно выяснить, — заметил Ал. — Нашел что-нибудь еще, достойное внимания?
— Несколько лабораторий, — ответил Рене. — Ты себе представить не можешь, с чем только они не экспериментируют. Не только с физикой и химией — с математикой тоже. Одна лаборатория вроде бы даже для опытов с историей!
Ал заинтересовался:
— Ты не покажешь, где она?
Рене с явным неудовольствием оторвался от инструментов. Он опустил жидкий шар в специальный сосуд, где шар медленно расплылся.
— Пошли, покажу.
Проходя по коридору, Рене распахивал одну дверь за другой, заглядывал, пока не сказал наконец:
— Вот здесь.
Они вошли в помещение, заметно отличавшееся от остальных хотя бы обстановкой: то ли музей, то ли лаборатория. Рядом с неизвестного типа аппаратами стояли три кресла для воспроизведения изображений со знакомыми уже переключателями. В стену были встроены стеклянные витрины, а в них стояли макеты деревушек, селений и городов, по которым двигались точки и черточки. В маленьких поселках их было немного, а в больших они сновали целыми стайками.
— Жители и средства их передвижения, — кивнул Рене. Подойдя к пульту управления, он передвинул стрелку на шкале на несколько делений. — Смотри!
Вдруг один из макетов начал меняться на глазах. Поселок стал увеличиваться в размерах, новые здания росли, как грибы после дождя, исчезали зеленые насаждения, фабрики с трубами, мостики через улочки. Их место занимали посадочные площадки и аэродромы.
Рене передвинул стрелку еще на несколько делений.
Город сотрясали взрывы, рушились дома, зияли воронкообразные кратеры… Словно могучий ураган несчастий пронесся над городом. Но вот он пропал, и разорванная земля вновь начала покрываться зеленью, новые, современные дома встали на место старых, движение на улицах все увеличивалось и, достигнув определенного предела, начало убывать.
— Действительно, — произнес Ал. — Экспериментальная история.
Он отвернулся было от макета, но очередная перемена заставила его остановиться: на месте города появился невероятных размеров кратер, а над ним поднялось грибовидное облако.
Ала передернуло.
— У нас и впрямь времени в обрез, — сказал он.
Он подошел к стене напротив, где стояли стеллажи с ящичками.
— Может быть, они оборудовали свои картотеки по тому же принципу, что и мы?
Он обратился к тому ящичку, где, по его предположениям, должны быть зафиксированы основные факты. А в чем они заключаются в истории, как не в перечне важнейших событий с древних времен и по сей день?…
— Может быть, мы все же узнаем, что с ними произошло, — тихо вымолвил он, и, указав на одно из кресел для воспроизведения, повернулся к Рене. — Садись и смотри внимательно.
Ал уже хорошо разбирался в аппаратуре. Вспомнились ему и многие подробности, знакомые по работе на Земле. Соединив два кресла кабелем, он включил общее для себя и Рене изображение. Сунув листок с записью в прорезь, он положил остальные на «тарелку», чтобы по мере просмотра одного листка в прорезь попадал следующий.
Ал и Рене надели воспроизводящие шлемы.
Как Ал и предвидел, они увидели сначала маленькую группу первобытных человекоподобных существ в звериных шкурах. Вооружившись заостренными камнями, те крались сквозь густой лес. Подобные картины им уже приходилось видеть, и они не произвели особенного впечатления. Но теперь они слышали хриплые крики, с помощью которых эти люди каменного века переговаривались. Наблюдатели улавливали запах пота и крови, они словно ощущали укусы насекомых, и колючки как бы впивались в их ступни.
Оцепенение, овладевшее им, Ал преодолел усилием воли: он нажал на кнопку ускорителя движения кадров. Картины быстро сменялись другими, тоже как бы знакомыми и вместе с тем невиданными. Обоих охватывали чувства вроде бы и привычные, но новые по остроте.
Средневековье. Крепости. Рыцарские доспехи и оружие. Выжигание угля в кострах и металлические решетки. Предрассудки. Культы. Преследование инакомыслящих и пытки. Ненависть и страх. Неясные надежды на вознаграждение в потустороннем мире. Привязанность к этим детским представлениям. Грязь. Болезни. Роскошь и нищета. Жестокость и раскаяние…
Атомный век. Многоэтажные коробки, заторы на улицах. Марширующие колонны. Бомбы. Стремление к власти и безответственность. Легкомыслие. Ложь. Жажда знаний. Страх перед необузданными силами природы. Переоценка собственных возможностей и надменность. Привязанность к устаревшим традициям. Импульсивные действия. Чопорность. Недоверчивость и несдержанность. Слабодушие. Массовая нищета и массовые убийства.
Вершина цивилизации. Города-сады. Дома-кварталы. Стены-телеэкраны. Демонстрационные кресла. Автоматы. Парящие лодки. Уверенность в себе. Отсутствие желаний. Самоудовлетворенность. Культура жилищ. Искусство. Созерцание. Игры, иллюзионы. Здоровье и наслаждение. Пресыщение и скука. Отсутствие ответственности. Опьянение, грезы, сон…
Ал замедлил бег кадров, вернулся чуть-чуть назад. С этого момента он не хотел упустить ни одной подробности. Запрыгавшие было картинки снова потекли плавно, звуковые приливы и отливы превратились в разборчивые звуки, перепады настроений — в логически обоснованные переходы чувств.
Он увидел город, старую крепость на холме, новый, окруженный рвом замок, средневековое кольцо города, огромные пространства современного города, протянувшегося до гор. Потом с неба посыпался град бомб, и от города остались чудовищные руины. Медленно вырастали новые здания, более современные, одно поколение строений за другим. Последним возник город-сад в окружении прелестных лугов, озер и каменных гряд. Все — и луга, и озера и даже валуны — было творением рук человеческих. Историческую, похожую на кольцо часть города реставрировали, в центре возник старый замок, а ниже находились автоматы, которые все приводили в действие и которым не полагалось появляться на глаза жителей.
Потом планета подверглась метеоритному дождю, и над городом возвели невидимый щит. Несмотря на вновь обретенную безопасность, мало кто выходил из дома. Большую часть времени все проводили перед телестенами или наслаждаясь красотами далеких ландшафтов, позволяли усыплять себя сказками, очаровывались увиденным или принимали в нем пассивное участие. Отпала необходимость в движениях: все, что они желали бы пережить, им внушали аппараты «тотального воспроизведения». Незачем стало даже есть: по специальным проводам жидкая пища подводилась к их креслам. Они сидели и грезили наяву или спали…
День заднем…
Месяц за месяцем…
Поколение за поколением…
Во время показа этих кадров Ал и Рене интуитивно проникали в самую суть событий. Они различали предметы отчетливее, их восприятие обострялось, они лучше понимали все происходящее. Но с определенного момента все сцены были словно завешены полупрозрачной кисеей, их чувственная реакция была странным образом парализована. Краски померкли, очертания сделались расплывчатыми, все происходило в какой-то таинственной полутьме. Испытываемые ими чувства едва ли поддавались точному описанию, хотя и были приятными: любой звук казался музыкальной фразой, появилось ощущение невесомости, крепкие запахи опьяняли. А из этой бестелесной ткани иногда вырывались ощущения более отчетливые: кто-то велит отнести себя в парящую лодку, поднимается на высоту в двести метров, отключает связь с энергетическим рельсом и падает вниз.
Снова воцаряется полутьма, которую они не в силах разгадать. Мимо проплывают неразборчивые предметы, напоминая схемы на магически освещенной сцене. Даже желания и устремленность уступают место чему-то другому; имеющему цель, но не старающемуся ее достигнуть, и намерения, осуществление которых необязательно. Ал покрутил ручки, но лучшей видимости не добился. То, что им показывали, пробегало по другим мыслительным каналам, нежели человеческий мозг.
А теперь… Пальцы Ала крепко обхватили подлокотники кресла. Тень сгустилась, зазвенел металл. Появилось похожее на глубокую тарелку отверстие… очень широкое… и туда опустилось бесчисленное множество каких-то цилиндров. По экрану пронеслись серые пятна, протянулся усеянный светлыми точками геометрический узор, блеснула тонкая неяркая полоска, вспенилась жидкость. Провода разбегались по сторонам и снова сбегались, дрожали стрелки неизвестных приборов, щелкали контакты, какой-то коридор, словно паром, наполнялся фиолетовым светом. Воздух был влажным и теплым. Провода, трубки, рефлекторы и лампы образовывали клетки, напоминавшие большие клетки для птиц. Они стояли вдоль стен уводящего вдаль хода бесконечной чередой, и в каждой сидело по розоватому, мясистому созданию со множеством отростков. Каждое из них было посажено в наполненный жидкостью сосуд, каждое, подобно хрупкому саженцу, поддерживалось подпорками, каждый отросток был покрыт специальной оболочкой, к каждому подключены провода и трубочки, совершенно прозрачные, в которых пульсировала бесцветная, желтая или красноватая жидкость. И каждое существо напоминало выращенную в клетке орхидею.
На этом показ оборвался.
Ал и Рене поднялись со своих мест в полном смятении и замешательстве.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Рене.
— История города прояснилась, — ответил Ал. — Вполне нормальная история, какая могла произойти в любом из наших городов. Они прошли через свой атомный век. Бомбы, уничтожившие город, атомные, это бесспорно. Я совершенно уверен, что где-то они еще хранятся.
— Посмотрим, не раскопал ли их уже Джек, — предложил Рене.
Пока они искали выход, Ал продолжал:
— Теперь мы знаем, для чего нужен городу его невидимый щит, из-за которого мы столько ломали себе голову.
— Защита от метеоритов, — припомнил Рене. — Но почему они не засыпали кратеры? С их возможностями это было проще простого.
— Еще проще устранить следы разрушений другим путем… Эти прозрачные стены, которые мы обнаружили в их домах, не что иное, как экран, на котором можно увидеть все, что пожелаешь: близкое и далекое, прошлое и современность, действительность и фантазию. Маленькое изменение в оптическом устройстве — и никто никаких кратеров и руин не увидит.
— Разве можно довольствоваться подобными иллюзиями?
— А почему бы и нет? Вспомни-ка, сколько всего построено у нас на обмане, приукрашивании, иллюзиях!
— Пусть так! Но мы знаем, где что фальшиво…
— Разве оно становится от этого менее фальшивым?
Рене не ответил. Они добрались до обзорной площадки и решили оглядеться. Кварталы перед ними были сильно разрушены. Найти в этом хаосе Джека, Дона и Хейко будет очень непросто.
— Они в технике разбираются? — спросил Ал.
— Хейко. Он много чего знает, — сказал Рене.
Вскоре это подтвердилось. Они увидели Хейко. Он свернул за угол и сразу появился вновь, восседая на сиденье мощного тягача. Нажав на какие-то кнопки, он направил в открытую дверь приземистого здания продолговатое устройство с разнокалиберными зажимами. Джек и Дон тоже протиснулись в здание. Через две минуты зажимы прихватили двухколесный лафет, на котором лежала ракета. Хоть сейчас стреляй!..
— Они едут к окраине города! — воскликнул Рене.
— Может, нам удастся им помешать! — отозвался Ал.
Он заставил себя запомнить очертания близлежащих зданий и местонахождение группы Джека. Они помчались вниз, к выходу. Солнечный свет ослепил их, но они бежали вперед, не обращая на это внимания, огибая лишь кучи мусора, руины домов и кратеры. Много разрушений вокруг, но многое пока еще в целости и сохранности. Ал вглядывался в совершенные конструкции этих зданий, будто прощался с ними навсегда.
Он и не увидит их больше.
Джека они догнали у самой городской стены.
— Подождите, — закричал Ал еще издали. — Мы нашли пленки с изображением местных жителей. Можете передать их на Землю!
— И как они выглядят? — спросил Джек.
Ал остановился перед ним, запыхавшись.
— Посмотри сам! Кадры потрясающие!
Джека, видимо, охватили сомнения. Он посмотрел на отливающий матовым блеском корпус ракеты, лежавшей, словно рыба, в сети, потом перевел взгляд на Ала.
— Такой случай упускать никак нельзя! — уговаривал Ал, стараясь использовать нерешительность Джека.
— Дашь себя убедить? — спросил Дон. — Тебя так просто уломать?
— Время у нас есть, — сказал Джек. — Можем пойти посмотреть.
В Доне снова закипела обида.
— Кто знает, что может случиться? В любую секунду явятся автоматы и отнимут у нас ракету!
Вмешался Хейко:
— По-моему, узел связи мы разрушили. Что еще…
— Вы просто трусите, — бросил Дон. — Вы трусы и вдобавок дураки. Ну, идите, — заорал он вдруг, — а я подожду вас здесь и позабавлюсь с этой игрушкой! Может, она и выстрелит!
— Ты смотри, поосторожней! — с угрозой в голосе произнес Джек. И обратился к Алу: — Узнали вы, что находится под той крышкой?
— Времени было в обрез, — объяснил Рене. — Но видели мы кое-что из нижних помещений…
— Что?
— Трудно объяснить, — проговорил Рене неуверенно. — Это… такие… штуки… вроде цветов, напоминают орхидеи. И сидят в клетках.
Дон громко расхохотался, но ничего не сказал. Джек наморщил лоб.
— Это все? — спросил он. — А живых существ внизу вы не видели?
Рене понял, что его загнали в угол.
— Только цветы.
— Клетки с орхидеями. Слышал уже, — кивнул Джек. — Ну тогда ясно, что нам делать. Хейко, готовь ракету!
Хейко по-прежнему восседал на узком сиденье водителя тягача-крана. Он снова завел его, чтобы отвести лафет с ракетой в нужную позицию.
— Одурачили вас, показали всякую чертовщину, — походя бросил Джек Алу.
— Держите крюк! — попросил Хейко.
Подскочил Дон и разъединил трос. Хейко отъехал на несколько метров в сторону, спрыгнул и подошел к лафету, на котором в закрепленном каркасе находилась ракета. Он повернул каркас в сторону, беря на прицел холм.
— Все взлетит на воздух! — воскликнул Ал. — И не останется ничего из того, что мы могли бы еще открыть.
Дон притворился, будто не слышит. Он подошел к лафету, просунул руку сквозь решетку каркаса и шлепнул ладонью по корпусу ракеты.
— Маловата она, эта штука, — заметил он. — И это — атомная бомба?!
Хейко воспринял его слова всерьез.
— Для наших целей ее хватит, вот увидишь!
— Можем запускать? — спросил Джек.
— Вы никак собрались остаться на месте… здесь… после выстрела? — в ужасе спросил Рене.
— А чего ты испугался? Уж не радиоактивного ли облака? — съехидничал Дон.
— Джек, — сказал Ал подчеркнуто серьезно, — Рене прав. Здесь мы окажемся чересчур близко к эпицентру взрыва. Вы сами себя взорвете!
— Отступать нам не приходится, — ответил Хейко. — За нами стена. Прикажешь перенести за нее ракету вместе со стартовым устройством?
— Обратного пути у нас нет, — вмешался Джек. — Мы запустим ее, причем с этого самого места. Если хотите, бегите отсюда. Да поторапливайтесь, мы долго ждать не будем!
Ал покачал головой.
— Вы даже представить себе не можете ударной силы такой бомбы. Кто сказал, что она обязательно атомная?
— А какая же? — спросил Джек.
— Нечто куда более страшное, — ответил Ал, все еще вполне владея собой и обращаясь к ним, как к непутевым ученикам. — Их техника намного превосходила нашу. Вспомните о куполе над городом и его невидимых стенах! Они могли сконструировать оружие, которое мы себе и представить не в силах. Не станете же вы рисковать всем…
Слушать Ала молча оказалось выше сил Дона:
— Перестань, наконец, читать проповеди!
— Пусть себе болтает, — сказал Джек. — А почему бы нам не рискнуть, Ал?
— Протри глаза! Пойми, сколько у нас возможностей узнать новое. И не только в этом дело! Джек, здешние люди прошли более длинный путь, чем мы. Они пережили атомный век. Мы впервые сталкиваемся со столь высокой культурой — куда выше нашей! Но куда они подевались? Я обязан выяснить это! Прошу вас, поймите меня! Ведь тут мы можем узнать, что предстоит нам самим!
Джек в раздумье смотрел на Ала.
— Ладно, Ал, — проговорил он. — Я дал тебе выговориться и выслушал тебя. Тебе хочется узнать, что с ними стало? Хорошо. Я, правда, не понимаю, почему это так важно, но это твое дело. А теперь выслушай внимательно, что я тебе скажу. Я тоже хочу разузнать, что там, под холмом, да побыстрее. Я скажу тебе еще, чтобы ты понял меня до конца. — Голос его зазвучал резко. — Мне здесь осточертело! Чересчур тут скучно. Мне просто противно здесь! Я попытаюсь поднять крышку и заглянуть внутрь, а потом — привет горячий! Если у меня ничего не выйдет, тоже не беда. Пойми, мне совершенно безразлично, что с нами случится. И с городом тоже! Пусть взлетает на воздух! И поэтому, — он понизил голос, — мы сейчас дадим залп.
Ал кивнул. Действительно, разве их переубедишь? Он безучастно наблюдал за тем, как Хейко снова прильнул к прицелу, а затем выжидающе посмотрел на Джека. Тот поднял и резко опустил руку. Хейко взялся за пусковое устройство, висевшее на длинном шнуре, и нажал на кнопку.
Мертвое до сих пор тело ракеты задрожало. Из хвоста вырвался огонь. Ракета продвинулась на метр вперед. Зашипев и загрохотав, она как бы притормозила, а потом с огромной скоростью унеслась прочь — прямо к холму.
Прошла почти секунда и… ничего не случилось. А потом вдруг воздух словно беззвучно разорвался. Последнее, что видел Ал, была стена огня, накатывавшая на него.
Здесь, наверху, солнце пригревало куда сильнее, чем внизу, в долине, но и ветер дул посильнее и охлаждал затененные места до точки замерзания. Иногда он приносил с собой тучи пыли, тончайшей пыли, забивавшей глаза, уши, рот, неприятно скрипевшей на зубах, проникавшей сквозь одежду и вызывавшей раздражение кожи при движении. Ал и Рене стояли на слюдянистой коре, покрывавшей шлаки. Они стояли метрах в ста над открывавшейся их взгляду равниной. Воздух был по-прежнему напоен одурманивающим запахом тимьяна. Сейчас, когда вокруг не было никаких растений, происхождение этого запаха казалось еще загадочнее, чем прежде.
Они уже в третий раз пробудились к жизни на этой планете. На этот раз им пришлось прождать дольше, ибо не осталось никаких городских сооружений. Они не знали, то ли все уничтожено взрывом, то ли перемены произошли во время необъяснимых событий, последовавших за взрывом.
Не было больше никакого города, никакой равнины и никаких долин. Все это превратилось в пустыню, которая, подобно морю, заполнила котловину под ними — километра два над уровнем бывшей долины. Большая часть поверхности покрылась песком, но слой его вряд ли был глубок, ибо в отдельных местах выпирали каменные глыбы. Причем то были не утесы и не блоки, а раздувшиеся массы, иногда — плоские ступени. Похоже, будто кто-то пролил растопленный стеарин и тот быстро застыл, прежде чем его успели хорошенько разгладить. Пустыня эта простиралась от далеких отрогов противоположной горной гряды, тонкой нитью протянувшихся на горизонте.
— Я считаю, нет больше никакого смысла, — сказал Рене.
— Думаешь, все уничтожено? — спросил Ал.
— От города, во всяком, случае ничего не осталось. Ал испытующе поглядел на него.
— А ты помнишь, между прочим, воздушные миражи? Рене его вопрос ошеломил.
— Да, это объяснило бы все! Как я мог забыть! Ты думаешь, камни и песок — снова обман?
— Проверим немедленно.
— Почва настоящая, — установил Рене, оказавшись внизу. Он наклонился, поднял пригоршню песка и пропустил сквозь пальцы.
Ал прошлепал на несколько шагов дальше и принялся водить по песку ногами. Немного погодя подозвал к себе Рене.
— Твое мнение?
Рене опустился на колени и ощупал гладкую поверхность, появившуюся из-под слоя песка.
— Пластик, — сказал он. — Та же пластиковая субстанция, из которой прежде состояли валуны у моря и на равнине.
— Думаю, смысл все-таки есть, — заметил Ал.
Рене ответил непонимающим взглядом.
— Думаю, есть смысл здесь осмотреться, — пояснил Ал. — Существует что-то, вызывающее эти изменения. Ведь пластик искусственного происхождения.
— Теперь я понимаю. — Рене поднялся и вытер руки о штанины. — Они еще здесь. Они живы, и это они наполнили всю долину такой субстанцией. Но с какой целью?
— Может быть, прикрыли ею что-то, находящееся внизу?
— Потрясающее решение, — признал Рене. — За какие-то две недели! Мы кое-что упустили!
Они медленно поплелись к склону горы.
— Какая мерзость этот песок, — пожаловался Рене и тут же встрепенулся: — Послушай, Ал! А откуда он, вообще говоря, берется?
— Легко догадаться! — Ал весело улыбнулся. — Радиоактивная зола, опустившаяся после распада атомного гриба.
Рене испугался, кинулся вперед и вскочил на каменную плиту.
Ал неторопливо последовал за ним.
— Держу пари, что вся поверхность тут радиоактивна. Ничего ты не выиграл.
И он удовлетворенно проследил, как меняется выражение лица Рене. Потом сказал:
— Разве излучение нам повредит? Не забывай, что старые правила не действуют!
Рене с облегчением перевел дух.
— Странно как-то, — произнес он. — Надо сперва привыкнуть.
— Мне тоже не по себе, — согласился Ал, догнав Рене и вместе с ним карабкаясь вверх по склону. — Но история с радиоактивностью еще из самых простых. Тем более что излучения ты все равно не ощутишь. Нам надо просто не обращать на него внимания. По сути дела, нас ничто не заставляет сохранять прежний уровень наших чувств. К примеру, разве может нам повредить стужа? Если она нам надоест, просто отключим ее на шкале восприятий! Правда, если станет жарко, я не советовал бы тебе этого делать.
Рене был растерян, но не подавал виду.
— Конечно, жара другое дело. Но можно все-таки значительно изменить порог боли. А как насчет зрения? Нет ли смысла увеличить видимую область спектра? Например, ультрафиолетовую?
— Но если нам не приходится больше придерживаться правил, отчего мы не используем более подходящие модели? У которых и зрение и слух лучше?
— Других подходящих нет. Старые, из времен запуска ракет, не годны к применению. Их способность к приспособлению была мала, хотя по объему восприятия впечатлений они нас превосходили. Нам пришлось бы выдумать что-то новое, и на это потребовалось бы много времени. Хотя не исключено, что нам все же придется этим заняться. Но есть еще одна причина: такая модель воспринимает совершенно другие впечатления, чем мы с нашими органами чувств. Знал бы ты, сколько времени требуется для адаптации человеческого мозга в новых условиях! Ведь мы реагируем быстро и уверенно только до тех пор, пока «перерабатываем» привычные впечатления. Это нельзя упускать из вида.
Они снова оказались на искусственной платформе. Безжизненное пространство впереди производило неописуемо тоскливое впечатление. А теперь, когда они поняли, что внизу скрыто нечто с непонятными для них побуждениями и намерениями, прибавилось ощущение неясной угрозы.
Ал несколько минут не произносил ни слова. Ветер прижимал ткань костюма к телу. Поежившись, он поднял воротник куртки.
— Мне холодно, — заметил он, — но странное дело: ощущение это мне приятно. И без особой нужды я никаких корректив по шкале вносить не буду.
— Со мной происходит то же самое, — ответил Рене. — Ощущение такое, будто решаешь серьезную задачу. И должен показать, на что способен, встретившись с серьезным противником.
— Нам необходимо сперва привыкнуть к этому, — сказал Ал. — Ведь, в сущности, невероятная случайность, что именно нам довелось здесь столкнуться с явлениями, совершенно не похожими на известные нам до сих пор.
— А вдруг другие тоже встречали нечто подобное, но особого внимания не обращали? И сдавались, как Дон, Джек и Хейко?
Удивительное чувство овладело Алом: у него вдруг возникла мысль, что живут они не в привычном мире, где все поддается объяснению, а в мире манящих тайн и загадок.
— Разве не может быть так… — прошептал он. — Я хочу сказать: разве не может в мироздании обнаружиться еще много неизведанного? Много такого, чем стоит увлечься, если заняться им всерьез?
Рене не смог ответить на вопрос друга, но впервые понял, почему ход мыслей Ала бывал столь причудлив.
Вертолет нес их над радиоактивной пустыней. Ветер сотрясал машину, то приподнимал ее, то резко опускал. Их мотало туда-сюда. Как и в похожих ситуациях на Земле, им казалось, будто какая-то подземная сила приподнимает навстречу им весь видимый ландшафт.
— Ты допускаешь возможность существования щита, как тогда, над городом? — спросил Рене.
— Да, — ответил Ал, уставившись в мерцающую пустоту.
— И что тогда?
— Тогда мы потащим приборы на себе.
Против ожиданий они беспрепятственно летели дальше. Ничто их не удерживало, никакие миражи не заманивали.
Ал потянул на себя руль управления.
— Опускаюсь.
Он взял курс на просторную каменную площадку. Из маленьких дырочек в ней вздымались фонтанчики песка. Он мягко сел, открыл дверь и спрыгнул. Принюхался. Странное дело: здесь тоже пахло тимьяном.
Рене передал Алу ящики со взрывчаткой, переносной столик с сейсмографом. Ал вынул капсулы и отнес метров на двадцать от площадки. Здесь он закопал их в почву и отошел со взрывным шнуром к вертолету. Одну клемму он закрепил в батарее, а другую заземлил.
Рене установил сейсмограф и решил для пробы включить. На бегущей ленте показалась слегка волнистая, линия. Он занервничал, начал проверять надежность прибора.
— Что случилось? — спросил Ал.
— Защитный слой слишком слабый, — объяснил Рене.
— И что это значит?
— Под почвой происходят непрерывные сотрясения. И прибор их воспринимает. Поэтому нулевая линия волнистая. Но колебания здесь гораздо слабее, нежели в других местах.
— Все-таки попробуем, — предложил Ал. — Ты готов?
— Да.
Ал нажал на кнопку включения… Небольшой фонтан из камней и песка поднялся ввысь там, где он заложил взрывчатку, и сразу же послышался грохот сильного взрыва.
Их взгляды были прикованы к перфоленте, быстро выбегавшей из отверстия измерителя сотрясений. Не прошло и двух секунд, как стрелка резко метнулась в сторону, а на ленте появились острые зубцы. Только успел Рене выпрямиться — явно удовлетворенный, — как снова раздался грохот взрыва. Поскольку некоторое время стояла немая тишина, звук этот показался вдвое громче первого.
— Эхо, — сказал Ал.
Рене поглядел на него и покачал головой.
— Да… но откуда?
— Со стороны гор, наверное, — предположил Ал.
— Нет, не от гор, — возразил Рене. — Слишком быстро оно донеслось.
Ал удивленно огляделся.
— Ты не найдешь поблизости ничего, что могло бы вызвать столь сильное эхо, — продолжил Рене. — И кроме того… Мне показалось, будто звук шел сверху.
— Ну да? — для вида удивился Ал.
— Подготовь еще один заряд, — попросил Рене. — Надо докопаться до сути!
Ал выполнил его просьбу и нажал на кнопку взрывателя. Они склонили головы набок, чтобы точнее определить, откуда донесется эхо.
Капсула взорвалась… Сильный грохот… Семь секунд тишины… И грохот отраженной звуковой волны…
— Силы небесные! — охнул Ал. — Оно и впрямь идет сверху!
Рене, всерьез задумавшись, наморщил лоб.
— Есть только одно объяснение! — воскликнул он. — Это от невидимой защитной стены.
— Силы небесные! — повторил Ал. — Дошло! — Он смотрел на Рене с уважением. — Ну конечно, это защитная стена! Они переместили ее выше!
— Но почему? — спросил Рене.
— Решили усовершенствовать защиту.
— Выходит, они не знают, каким образом мы здесь оказываемся.
— Ты попал в точку, — подтвердил Ал. — Синхронный луч проходит сквозь стену, ибо у нас не было никаких сложностей с приемом, когда мы оказывались под ней.
— Они не знают, что такое синхронный луч, — сказал Рене. — Мы их перехитрили. В некоторых отношениях мы их превосходим. Это льстит моему чувству собственного достоинства!
Оба были возбуждены, словно одержали победу, и в наилучшем настроении обратились к сейсмографу.
— Что говорит тебе эта кривая? — спросил Ал.
— Одно могу сказать определенно: примерно на глубине двух километров находится защитный слой…
Ал перебил его:
— Может быть, потолок подземелья?
— Возможно. Кажется, я смогу теперь объяснить и слабые сотрясения: между этим слоем и пластиковой поверхностью находится сильно амортизирующий материал.
— Прекрасно! — воскликнул Ал. — Тогда все ясно! Я впервые понимаю смысл происходящего здесь! Их задача — защитить то, что находится в подземных помещениях. Очевидно, эти помещения, куда нам проникнуть не удалось, пока в целости и сохранности. И в них находится что-то ценное. Атомный взрыв доказал, что щит над городом и оптические ловушки недостаточны для защиты от нас. И тогда они прибегли к более действенным мерам. Щит поднят намного выше, может быть, в горы, а может, и над ними…
— Может быть, даже над всей планетой, — добавил Рене.
Ал кивнул.
— И это можно представить. Но кроме щита они использовали и другое средство: мощную плиту, которая прикрыла их подземные помещения. Сделана она из эластичного материала и предназначена для того, чтобы гасить взрывную волну! Вот в чем фокус!
Рене согласился с выводами Ала
— Может, так оно и есть. И глубина, на которую заложен отражающий слой, тоже прежняя.
— На какой глубине заложен этот слой?
— Точно не скажу, потому что не знаю скорости звука в отражающей плите, но, по-моему, она примерно на глубине бывшей долины, на том, значит, уровне, где мы нашли странный вход под холм.
Рене отрезал размеченную часть перфоленты с сейсмограммой, свернул ее и сунул в патрон на боковой стенке прибора. Потом закрыл крышку.
— Главный вопрос в том, как нам проникнуть к ним вниз, — сказал он, вешая прибор на ремень через плечо. При этом он посмотрел на запад и… буквально застыл на месте: над поверхностью быстро скользила тень — темное пятно, несшееся над полосками равнины и перепрыгивающее через рвы — прямо на него. Рене торопливо взглянул вверх, пытаясь понять происхождение тени, но солнце слепило глаза. Он ничего толком не рассмотрел и все же увидел достаточно: темное тело неопределенной величины в форме висящего колокола.
Только он испустил крик, как тень накрыла его, и больше он ничего не видел.
Лишь услышав крик, Ал понял: что-то произошло. Увидел, как колокол скрыл под собой Рене, и помчался к вертолету. Но не успел добежать: его тоже настигла тень. Ал увидел разверзшуюся над ним черную бездну, что-то опустилось на него, под ногами что-то зашевелилось. Он почувствовал, как его подняло примерно на метр, и стало темным-темно.
Ал расставил руки, пытаясь нащупать стену, сделал несколько шагов, но никакой стены не было. У него появилось такое чувство, будто пол под ним каким-то таинственным образом приспосабливается к движениям его ног и словно скрадывает их. На секунду Ал замер, потом нагнулся, силясь достать пальцами пол… То, чего он коснулся, оказалось твердым и вместе с тем податливым, как доска, посаженная на пружины и закрепленная шарнирами. Понимая, что сравнение это примитивно, он не в силах был представить себе происходящее.
Вдруг что-то задвигалось, на какое-то неуловимое мгновение вспыхнул свет, раздался и сразу же пропал какой-то звук. Ал не успел даже отдать себе в этом отчета, как что-то ощупало его и укололо, но так молниеносно, что он не был уверен, не почудилось ли ему это…
И так же мгновенно ощупывание прекратилось, его освободили мягко, осторожно, ни в малейшей степени не стесняя его движений и одновременно не давая ни малейшей возможности сопротивляться, даже как бы подчеркивая это обстоятельство.
«Это тест, — подумалось ему, — тест вроде тех, какие над нами проделали недели две назад, когда мы впервые вступили в город машин». Каждый, кто переступал границу, подвергался проверке — это ясно. И раз он возвращался, его проверяли вновь. Но колокол, которым их накрыли, разительным образом отличался от зала, где их перемещали из одного помещения в другое, обращаясь с ними относительно грубо. Сейчас не происходило ничего неприятного, угнетающего или запугивающего. Высочайший уровень обследования! Схожести обоих «осмотров» не заметить было нельзя, но примитивные условия в первом случае уступили место технически совершенным приемам. Как будто сам метод за две недели отработали от начальной ступени до наивысшей из возможных. Но Ал отдавал себе полный отчет в невозможности такого хода событий. Высшая ступень проверки существовала и прежде, просто к ней не прибегали. Проверять их поручали более простым автоматическим механизмам. Но теперь их больше нет, и он находится в руках механизма, которому способен противостоять еще меньше, чем тогда, в «городе машин». Тогда их сочли безвредными, неопасными. Но они успели показать, что отнюдь не безвредны. Простые автоматы «проглядели». Результат проверки оказался ошибочным. Будет ли ошибка и в новой проверке? И если нет, что произойдет с ними?…
Машина приняла решение. Алу не пришлось его долго ждать, он не знал лишь, какое оно. Его опустили на метр ниже… Он снова стоял на твердой поверхности… Поднялся ослепительно светлый цилиндр — колокол освободил его. Тень метнулась прочь, и массивное металлическое тело растаяло где-то вдали, превратившись в точку.
— Эй, Ал, ты живой?
Ал обернулся. За ним стоял Рене. Точно на том же месте, где его накрыло колоколом. Ала тоже ни на пядь не сдвинули с места. Зато там, где стоял вертолет, возвышался, как на постаменте, еще один колокол, куда больше тех, что накрывали его или Рене. Он был отлит из того же черного блестящего металла, который они уже ощупывали прежде — там, у входа в подземный мир. Из такого же металла была сделана похожая на тарелку крышка. Ал хотел подойти к колоколу, но тот, хоть и был высотой с дом, поднялся с легкостью двух своих малых собратьев — и только его и видели!
— Ну, я этими сюрпризами сыт по горло, — проворчал Рене.
— Но ведь мы прямо-таки спровоцировали их появление, произведя два пробных взрыва, — заметил Ал. — А вдруг у них аллергия на взрывы. Меня куда больше тревожит результат их проверки. Они даже вертолет проверяли.
— По-видимому, ничего особенного — настроены они как будто миролюбиво. И оставили нас в покое.
— Я сильно удивился бы, если бы и на сей раз все сошло гладко, — сказал Ал со вздохом.
С чувством некоторого недоверия они стали всматриваться в пустую равнину. Там и произошло нечто странное. Песок вздыбился, будто под ним завозилось какое-то существо, а потом из-под песка вырос черный цилиндр. Он рос, пока не стал маленькой приземистой башней, как бы затерянной в песках.
За несколько минут настроение обоих резко изменилось. Перед появлением «проверяющих колоколов» им казалось, будто успех уже у них в кармане, будто стоит только преодолеть незначительные технические трудности — и они у цели. А теперь инициативу перехватила другая сторона. И в чем смысл ее поведения, по-прежнему загадка.
— Что бы это могло значить? — удивлялся Рене.
Ал думал недолго.
— Они испытали нас и пришли к какому-то выводу. И вот их реакция.
— Ты считаешь, что черная башня — для нас?…
— В известной мере… — Ал принял решение. — Подойдем и рассмотрим эту штуку вблизи.
Рене был не в восторге от его предложения.
— А вдруг это западня?
— По-моему, башня предоставит нам возможность спуститься вниз, к чему мы и стремимся. Будь у них намерение взять нас в плен, утащить куда-то или причинить вред, как бы мы сопротивлялись? Или ты справился бы с колоколом?
Он умолк, ожидая ответа, но Рене промолчал.
— Вот видишь, — продолжал Ал. — Полагаю, скорее всего это мирное приглашение. Я, во всяком случае, ему последую.
— Разве ты в состоянии судить, добро у них на уме или зло? Ты сам признал, что у них другой ход мышления.
— Согласен. Но разве ты считаешь, что при нынешних обстоятельствах имеет смысл пробиваться в подземный мир другим способом? Хочешь рыть штольню или очищать от песка котловину? Думаешь, так будет вернее?
— Ну ладно, — сказал Рене, подумав. — Значит, пошли.
Пока под ногами была твердая корка, они шли быстро. Но потом пришлось бороться с песком, в который они проваливались, как в вязкий снег, правда, не глубже чем сантиметров на двадцать. Преодолевая помехи, они добрались до башни.
Отлитая, как и колокола, из черного блестящего металла, башня появилась, похоже, прямо из песка. Когда Рене подступил слишком близко, он съехал в наполненную песком щель между стенкой башни и твердой каменистой коркой. Не согни он колено, провалился бы еще глубже. Ал протянул ему руку и вытащил.
— П-фу, — буркнул Рене испуганно. — Там провал или шахта…
Ал заморгал, добродушно посмеиваясь над ним.
— Если уж мы решили спуститься вниз, то я предлагаю через башню, а не вдоль нее. — Он указал на отверстие, раньше ими не замеченное: прямоугольник в выпуклой стене высотой полтора метра и шириной — три.
— Я не против, — сказал Рене, отдаваясь на волю судьбы.
Ал подошел к отверстию и, удивленный, остановился.
— Ах, как любезно!
Перед входом были расположены ступеньки.
— Мне кажется, эти автоматы подогревают свои скальпели, прежде чем вскрыть нас, — проговорил Рене с забавным отчаянием.
Пригнувшись, они вместе вошли в башню. Внутри она напоминала сплющенный цилиндр и была пуста. Поперек потолка тянулся ряд светящихся шайб. Они были насажены на сходящиеся блоки, привлекшие внимание Рене.
Он не отрывал глаз от потолка, когда Ал толкнул его в бок: дверь закрылась. Дневной свет исчез, и только мягкий белый свет от круглых шайб рассеивал темень помещения. Потом пол под их ногами пошел вниз: они проваливались в глубину. Длилось это падение секунд десять. Наконец оно прекратилось. Друзья, в общем-то ожидавшие нечто подобное, все-таки были поражены. Особенно Рене.
— Знаешь, если говорить по-честному, — начал он, — я сыт этим по горло. Не выдержу я больше здесь. Эта башня — подъемная клеть! И этот воздух, и свет! Я словно оглушен.
— А чего бы ты хотел? — спросил Ал разочарованно.
— Попытаемся вырваться! — предложил Рене.
— Мы закрыты наглухо, мы — на глубине. Как отсюда вырваться?
— Они нас выпустят, они откроют, Ал. Зачем мы здесь? Нет, они обязательно выпустят нас! — Рене прикрыл глаза, чтобы не видеть больше светящегося узора на потолке.
— Да, Рене, — успокаивал его Ал. — Зла они нам, очевидно, причинить не хотят. И, думаю, выбраться мы смогли бы. Но, с другой стороны, они действуют так не без причины. Все это четко продумано и рассчитано! В этом виден смысл. Разве ты не хочешь подождать и узнать, в чем их намерения?
Рене изо всех сил старался взять себя в руки, но ему это не вполне удавалось.
— Здесь ужасно. И с каждой минутой становится все ужаснее. Я бы с удовольствием… тоже… Но я ничего не могу с собой поделать! У меня голова идет кругом в этом пустом цилиндре. Мне плохо…
Ал мог понять друга. И на него действовала эта обстановка. Он не мог обмануть себя деланным бодрячеством. Ал заставлял себя не отрывать взгляда от какой-нибудь точки, потому что, когда он отводил взгляд, светящиеся точки на потолке начинали мерцать, плясать, вращаться. Временами ему казалось, что все вокруг колышется, что здесь нет ничего твердого, прочного, и точки, на которые он смотрел неотрывно, куда-то ускользают.
— Неужели тебе так плохо? — спросил он. — Мне тоже не больно-то весело. Но я пытаюсь вытерпеть все до конца. Если хочешь, Рене, оставь меня одного. Отключайся, и дело с концом. Я пойду дальше один. Что из того?
Рене, воплощение отчаяния, сидел на какой-то поперечной балке. Не поднимая глаз, он покачал головой.
Ал продолжал:
— Если не хочешь оставить меня, уменьши просто-напросто остроту впечатления! В этот раз ведь нет никаких правил, и кодекс чести не действует. Никто тебя укорять не станет.
— Замолчи, Ал, — попросил Рене.
Долгое время оба молчали. Потом Рене вдруг поднялся и указал на появившуюся у стены цилиндра лестницу.
— Пойдешь первым, Ал? — спросил он.
Здесь, в самом низу, когда дальше идти было некуда, они опять оказались в замкнутом помещении. Для них сместились не только пространственные, но и временные отношения. Когда Ал посмотрел на часы, то обнаружил, что внизу они находятся всего двадцать минут, а казалось, будто прошло полдня.
И тут Ал поднял руку, призывая своего товарища быть внимательным.
— Ты ничего не замечаешь?
Рене напряг все органы чувств… Он раскачивался на ступеньках, по которым они спустились, проверяя их прочность.
— Они кажутся мне тверже… Эта штука как будто успокоилась. Она больше не дрожит и не колышется. А по-твоему?
— Да.
— Ну, нам от этого только лучше.
Рене успокоился. Огляделся и… вздрогнул. Ал тоже увидел это. Кубики, из которых состояли стены, начали перемещаться. Один ряд кубиков продвинулся сквозь другой.
— Вон там! — вскрикнул Рене.
Прямо рядом с ними кубики тоже пришли в движение, затеяв какую-то сложную перегруппировку, состоявшую в том, что кубики проскальзывали друг мимо друга, постоянно параллельно ребрам.
Даже в этот напряженный момент Рене ощутил что-то вроде восхищения такой системой, способной к самопреобразованию, принципом, позволявшим при помощи простейших элементов движения создавать любые фигуры.
Но потом происходящее завладело всем его вниманием, и у него не осталось времени на восхищение техническими идеями. Кубики передвигались совсем рядом. Они изменили конфигурацию стен, выровняли пол, создали ровный потолок. Получилось маленькое помещение в форме пустого куба высотой примерно четыре метра. Ал и Рене стояли в центре этого куба, а со всех сторон, снизу и сверху, на них смотрели тысячи безжалостных, идеально круглых, светящихся глаз, в которые превратились кубики, до того напоминающие игральные кости.
Позднее, когда друзья вполне овладели собой, они обследовали свою тюрьму. Ощупав стены, постучав по ним и прислушавшись к издаваемому ими звуку, они поняли, что делать больше нечего. Сели на пол и стали ждать…
Ждали они семь недель кряду.
Конечно, не все это время они выдержали в тюрьме. Время от времени один из них отключался, чтобы отдохнуть, но другой оставался на посту. Они показали выдержку, удивившую их самих, но не сдались. Строили планы, как бы ускорить ход событий, обсуждали, можно ли вторично проникнуть сюда с поверхности, но всякий раз приходили к выводу, что остается одно: выжидать. И они терпели.
Часами сидели они рядом и спорили, беседовали, делились воспоминаниями, по многу часов подряд молчали, а то просто вытягивались на полу и засыпали.
В начале восьмой недели что-то наконец произошло. Они так удивились, что поначалу не поверили своим глазам и ушам. Сначала задвигалась одна стена: она уплыла горизонтально влево, причем принципиально ничего не изменилось — квадраты, появившиеся справа, выглядели точно так же, как и те, что уплыли влево. Затем там возник проем высотой в метр, и к их ногам подъехал кубик метрового роста.
— Я ваш защитник, — сказал кубик.
Ал и Рене остолбенели, не в силах произнести ни звука.
— Я ваш защитник, — прозвучало вторично.
На нормальном человеческом языке, с каким-то непонятным оттенком, правда. Рене позднее объяснил, в чем дело: звуковые колебания исходили не от одной мембраны, а от шестидесяти четырех. Кубик стоял так, что обнажились все его шестьдесят четыре составные части, и в каждой было по вибратору, и каждый вибратор в тот же такт произносил те же слова.
Снова прозвучал голос, и в нем слышалось даже нечто человеческое, похожее на неуверенность.
— Разве это не правильное слово: «защитник»?
Рене наконец обрел дар речи.
— Началось, — сказал он Алу.
— Да, началось, — подтвердил тот и спросил: — Ты посол? Тебя послали установить с нами отношения?
— Извини, — ответил кубик. — Я понимаю пока не все, что вы говорите. Кто такой посол? Никто не хочет вступать с вами в отношения. Я защитник.
Ал посмотрел на Рене и развел руками. Потом поинтересовался:
— Что значит «защитник»? Мы здесь не перед судом.
— Но скоро предстанете перед судом, — подал голос кубик. — А я должен вас защищать.
— Почему это нас будут судить? — спросил Рене.
Мембранный голос выразил удивление:
— Разве вы не для того вернулись, чтобы ответствовать?
— Нет, — сказал Рене. — У нас и в мыслях такого не было.
— Мы думали, что это относится к вашим этическим принципам: провинившийся должен отвечать. Он предстает перед судом и либо осуждается, либо оправдывается. Может быть, мы не во всем разобрались. Но вас будут судить.
— Но за что, собственно? — спросил Ал, все еще не овладевший собой.
— За ваши преступления, конечно! — Голос кубика снова выразил удивление. — Нарушение общественного порядка, разрушение чужой собственности, нелегальный въезд, применение огнестрельного оружия, контрабанда, бесчинства, нарушение закона о защите против радиоактивного заражения и, главное, нанесение тяжелых увечий в ста двадцати случаях, убийство в сорока двух случаях. Хотя, быть может, убийства были непреднамеренными. Это предстоит выяснить. Добавим еще…
— Стой! — вскричал Рене. — Да это чудовищно! Как вам взбрело…
Ал перебил его:
— Рене, боюсь, он прав. Все это произошло на их планете. Если судить по земным законам…
Он умолк.
— Вам предоставлено право быть судимыми по вашим собственным законам. Но я предлагаю, господа, побеседовать о предъявленном обвинении.
— Откуда вы знаете наш язык?
— Мы записали и внимательно изучили ваши словесные высказывания, ваши жесты и манеры. По этой причине предварительное заключение и длилось так долго. Полагаю, вашим языком мы овладели вполне. К сожалению, обнаружились странные несоответствия в вашем поведении, что нам еще предстоит уточнить.
— Гм… А откуда вам известны наши законы?
— Мы знаем их в недостаточной мере — ровно настолько, насколько выяснилось из ваших разговоров. Если вы хотите воспользоваться правом быть судимыми по вашим законам, вам придется сообщить нам некоторые подробности. Будет проверена их логика, и суд может начинаться.
Ал посмотрел автомату во все его шестнадцать глаз.
— Кто гарантирует, что мы можем доверять тебе?
— Можете проверить мою схему, — ответил куб.
Часть внешних составных куба выдвинулась вперед, изнутри на их место встали другие. Рене с любопытством наклонился над ними: некоторые из внутренних составных выглядели иначе, чем внешние. Они были по-другому смонтированы; на боковых плоскостях не было «глазочков», мембран или других органов; они были поделены на мельчайшие квадратики, черные и белые.
— Если желаешь, я покажу тебе отдельные элементы включения в увеличенном виде, — сказал автомат. — Белое — это проводка, черное — блокировка. Может быть, ты ограничишься пробой на выборку? Назови мне разрешающую способность оптики твоего глаза.
— Ладно, все в порядке, — пробормотал Рене, неуверенно покосившись на Ала.
— В твоей схеме мы не сомневаемся, — проговорил Ал. — Но ведь нас подслушивают! — Он указал на световые круги на стенах.
Автомат заработал. Ряд составных пластин куба занял прежнее место внутри, ряд внешних накрыл их, и четкая геометрическая фигура приняла свой изначальный вид. Куб. Снова прозвучал чуть размытый, но ясный голос:
— Я немедленно это улажу.
Практически в тот же момент погас весь свет на стенах. Только автоматический посетитель еще светился. Похоже было, будто он парит в пустоте, и впечатление это настолько их удручило, что Рене воскликнул:
— Пожалуйста, включи снова свет!
— Извините, — произнес автомат. Снова замерцали светлые круги. — Кроме света, все отключено. Можем мы теперь начать?
— Нам позволено будет подумать? — спросил Ал.
— Через пять минут я вернусь, — ответил автомат и исчез, как было здесь принято, сквозь стену.
— Теперь мы в курсе событий, — сказал Ал. — Тем самым многое разрешилось разумным путем.
— Ты намерен участвовать в их комедии? — поинтересовался Рене. — И веришь, что при подобных обстоятельствах мы придем к цели?
Ал похлопал его по плечу.
— Самое главное — контакт. Сейчас он установлен. Сначала мы порасспросим защитника. Сам ход суда обязательно даст интересные сведения. А потом… у меня есть план. Слушай меня внимательно! Отнесемся к этому делу со всей серьезностью: запросим информацию — точную — о всех параграфах законодательства, о наказаниях, о судопроизводстве и сообщим защитнику. Мы расскажем ему обо всем, что знаем, расскажем честно и без утайки, кроме одного: ни слова о синхронном луче! Наше счастье, что мы, насколько я помню, до сих пор о нем не говорили, а если и упоминали, то они нас не поняли. Этот шанс мы и используем. Скорее всего он у нас последний.
— Сумасшествие! — произнес Рене. — Но я согласен.
Ровно через пять минут стена задвигалась и появился защитник.
— Вы приняли решение?
— Да! — кивнул Ал. — Мы отдаемся во власть вашей юстиции. Мы благодарим вас за то, что вы хотите судить нас по нашим законам. И мы не возражаем против того, чтобы ты нас защищал. Но еще один вопрос: сколько времени ты будешь в нашем распоряжении?
— До конца судопроизводства, — ответил мембранный голос.
— А после него — нет? — спросил Ал.
Сразу последовал встречный вопрос:
— Разве я вам после этого потребуюсь?
— Возможно, мы подадим кассацию. Или ситуация изменится, и необходимо будет дополнительное расследование. Поэтому ты понадобишься нам и позже.
— Хорошо, — ответил защитник. — Як вашим услугам до тех пор, пока во мне будет нужда. Боюсь, после заседания суда такая необходимость отпадет.
Внешне Ал не подавал вида, но внутренне торжествовал. Первьш раунд он выиграл. При условии, что можно положиться на порядочность автомата. А на автоматы обычно можно полагаться.
— Тогда все в порядке, — сказал он.
Защитник помолчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями, и произнес:
— Итак, я беру на себя вашу защиту. Я буду вести ее честно и приложу все мои способности, чтобы оправдать вас. Хотя, должен признаться, положение у вас тяжелое. С настоящего момента я никому не передам без вашего согласия полученную от вас информацию. Можете мне доверять. Расскажите мне все, что знаете. Чем больше я от вас узнаю, тем лучше смогу вам помочь. А теперь начнем!
Их беседы длились долго: не считая перерывов, сто одиннадцать часов. Наконец они были готовы предстать перед судом.
Судебное заседание
Рег. № 730214240261
Акустическая документация к Рег. № 730219250397
Обвиняются:
1. Фамилия: Александр Беер-Веддингтон, по имени Ал[2]
Рег. № 12-3-7-87608 Место жительства: Лима (Земля)1 Дата рождения: 17.12.1220711 Место рождения: Лима1 Спецификация: Рег. № 7308271600089
2. Фамилия: Рене Хонте-Окомура1 Рег. № 12-3-6-61524
Место жительства: Монреаль (Земля) 1 Дата рождения: 9.3.122069* Место рождения: Монреаль* Спецификация: Рег. № 7308271600090
Ал и Рене находятся в координатах 873362-873357/368523-368518/220867-220861, где и размещены. Они будут судимы по их собственным законам под Рег. № 7302148500629, поскольку это возможно при существующих обстоятельствах. Допустим по возможности незначительные отклонения. Для судопроизводства служат «Комплексы из шестидесяти четырех составленных»: Председатель суда, Обвинитель и Защитник, отобранные из других «комплексов-единств». В качестве свидетелей выступают в смысловом отношении органы по Приему, Накоплению и Воспроизведению Информации «комплексов-единств». Обязанности судьи исполняет Логистическая машина.
Любое высказывание с помощью синхронного перевода выражается на языке обвиняемых и записывается в Накопителе информации. Возникший таким образом документ передается после вынесения приговора обвиняемым или их законным наследникам или же сохраняется для них.
Доклад Обвинения, произнесенный Обвинителем
6.8.122106 в 10.04 по местному времени группа из трех индивидуумов с помощью веревки перебралась через стену в центр города. На другой день за ней последовала вторая группа из четырех индивидуумов, воспользовавшаяся веревочной лестницей. Все семь индивидуумов непосредственно по прибытии подверглись необходимым тестам со стороны Внешнего Контроля и зарегистрированы как высокоразвитые разумные организмы. Обе группы передвигались по городу. При этом не было замечено ничего необычного, кроме того факта, что они приводили в движение некоторые машины. На третий день пребывания прибывшие первыми индивидуумы вошли в Центральный пульт управления и обыскали там все помещения. На другое утро туда же попала вторая группа и убила одного из индивидуумов первой группы до того, как Органы Контроля успели вмешаться. День спустя два индивидуума из первой группы, нарушив правила управления, нанесли значительный ущерб центру города. Поскольку они сначала отключили систему защиты, вмешательство Органов Контроля оказалось невозможным. Вторая группа тем временем от городской стены быстро добралась через разрушенную «выставку машин» к центру города, где и соединилась с первой группой, причем один индивидуум непонятным образом погиб. После полудня того же дня четверо индивидуумов пробились к границе Внутреннего Контроля. Оба обвиняемых пребывали там вплоть до взрыва, в то время как их спутники удалились раньше, овладели одной из ракет с нейтронной боеголовкой и передвижным лафетом и доставили ее к границе Внутреннего Кольца. Все пятеро встретились там и выпустили ракету по Центру Управления. Тем самым был уничтожен весь город. Результаты взрыва вызвали цепной взрыв заложенных ниже снарядов, вследствие чего сорок два человека были убиты и сто двадцать — ранены. Что случилось с четырьмя индивидуумами, до сегодняшнего дня неизвестно. Первоначально мы исходили из того, что они погибли в результате собственной неосторожности, ибо находились в зоне действия бомбы.
Четырнадцать дней спустя три индивидуума преступили Предупредительный Круг, который мы ввиду случившегося вновь установили как заграждение второго порядка. Как они преодолели первое заграждение — щит, которым мы накрыли всю планету, — до сих пор не установлено. Тест показал, что мы имеем дело с двумя индивидуумами, вызвавшими катастрофу. Третий оказался полуавтоматической машиной, которую они использовали в качестве летательного аппарата. Сначала мы предположили, будто они явились, чтобы предстать перед судом. Поэтому мы дали им возможность спуститься через шахту, чем они и воспользовались, и подвергли их предварительному заключению.
Поскольку разрушенные машины и здания представляли собой устаревший и не годный более к употреблению материал, мы отказываемся от предъявления счета за их разрушение. Далее, мы отказываемся на этом этапе от предъявления обвинений по поводу формальных проступков или преступлений, которые обвиняемые, возможно, совершили по отношению друг к другу. Преступление, в котором мы обвиняем подсудимых: убийство в сорока двух случаях, нанесение тяжких телесных повреждений в ста двадцати случаях.
Защитник: Возможность соприкосновения с чужим разумом нашим законодательством не предусмотрена. Прошу проверить, способно ли существо, которое по системе своего развития, а тем более исторически не родственно живым существам других сфер, способно ли оно совершать по отношению к ним преступления. В противном случае я требую, чтобы судопроизводство было прекращено я мои подзащитные немедленно освобождены из-под стражи.
Председательствующий: Разрушение и уничтожение высокоорганизованных комплексов, особенно живых существ, преступно во всем мироздании. Обвинение предъявлено с полным основанием.
Защитник: Если обвинение не считает пространственное разделение, иным образом протекавшую эволюцию и историческую независимость препятствием для суда над представителями другой стороны, то оно не должно считаться с этими причинами и тогда, когда речь идет об обязанностях. Имеется достаточно фактов, подтверждающих, что мои подзащитные — люди, как и наши собственные подопечные. Поэтому только люди и имеют право судить их, нам это не положено. Тем самым я объявляю этот состав суда некомпетентным и требую, чтобы мои подзащитные были немедленно освобождены. Так как мы обязаны беспрекословно подчиняться людям, мы сверх всего обязаны отныне подчиняться приказам моих подзащитных.
Председательствующий: Во-первых: в отличие от нашего права вести судопроизводство наша обязанность заключается в защите и повиновении исключительно историческому Единству Цивилизации нашей планеты. Во-вторых: верно, что до сих пор у нас не было нужды предавать людей суду и осуждать их. Наша работа до сих пор ограничивалась определением виновности и невиновности и назначением размера штрафа, как это делают и электронно-вычислительные машины на родине обвиняемых. Итак, если мы сейчас своей волей расширили границы нашей компетенции, это произведено в смысле защиты наших подопечных и в смысле логичного расширения нашей программы: чтобы оградить их, подопечных, от любого рода повреждений и ущерба… Нам важно подчеркнуть и то обстоятельство, что этот ответ ни в коей мере не является согласием с утверждением защитника, будто в случае с арестованными индивидуумами мы имеем дело с людьми. Впрочем, этот вопрос неоснователен, так как мы приняли решение судить эти существа по их собственным законам. Мы обсудили эти законы и применим их, несмотря на целый ряд несообразностей. Так что независимо от того, роботы они, машины или что иное, по их собственным законам мы обращаемся с ними справедливо.
Защитник: Вынужден указать на то, что законы, которые будут применяться здесь, устарели. На Земле уже несколько десятков тысяч лет не было процесса об убийстве.
Председательствующий: Но эти законы пока что на Земле в силе и тем самым обязательны для применения в суде. Тем не менее мы предоставляем обвиняемым выбор: мы можем применить к ним наш закон. Поскольку у защитника нет больше возражений, переходим к судебному разбирательству. Предоставляю слово обвинителю.
Обвинитель: Обвиняемый Александр Беер-Веддингтон, объясни нам, почему ты вообще оказался на этой планете?
Ал: Собственно говоря, причиной всему — игра. Мы посещаем планеты. И кто хорошо изучит планету, может дать ей свое имя.
Обвинитель: Что значит «изучим»?
Ал: Необходимо представить документированное описание самого высокоорганизованного организма планеты.
Обвинитель: Необходимо ли такой организм увезти, убить или нанести ему ущерб?
Ал: Нет. Такого правила вообще не может быть, поскольку мы еще никогда не встречались с разумными живыми существами. Только видели их следы.
Обвинитель: Почему вы играете в такую игру?
Ал: Для времяпрепровождения.
Обвинитель: Но должен же быть в этом какой-то смысл? Что тебе об этом известно?
Ал: Прежде, в атомный век, и еще некоторое время спустя ученые отправлялись на чужие планеты и тщательно их исследовали. Особенно это касалось высокоразвитых живых существ. Затем планете присваивалось имя руководителя экспедиции. Полагаю, отсюда и берет начало наша игра.
Обвинитель: Каким образом вы передвигаетесь в мировом пространстве?
Ал: Отказываюсь отвечать.
Обвинитель: Что натолкнуло вас на мысль посетить нашу планету?
Ал: Два моих товарища, Дон и Джек, открыли ее в планетоскопе. Было весьма соблазнительно побывать на планете, в высшей степени похожей на нашу Землю.
Обвинитель: Почему вы явились отдельными группами?
Ал: Кто достигнет цель первым — такую задачу мы поставили. Так увлекательнее.
Обвинитель: Что произошло по прибытии?
Ал: Мы отправились в город и несколько дней знакомились с ним.
Обвинитель: Мы осведомлены о ваших шагах внутри стен города. Почему вы разрушили большую часть машин?
Защитник: Я протестую. Суд отказался от предъявления обвинений по поводу разрушения потерявшего ценность машинного парка.
Председательствующий: Протест принимается.
Обвинитель: За день до происшествия группа, оказавшаяся на территории города второй, напала из засады на находившихся у Центрального пульта товарищей и одного из них убила. Убийца, выстрел которого оказался смертельным, — это обвиняемый Рене.
Защитник: Я протестую. Преступления в среде обвиняемых не являются предметом этого расследования.
Обвинитель: Я упомянул об этом положении вещей, ибо отсюда неумолимо следует, что бессовестные элементы, не знающие никакой пощады даже по отношению к собственным товарищам, находились во второй группе, то есть в той, движущими силами которой были оба обвиняемых.
Председательствующий: Протест отклоняется.
Обвинитель: Почему вы напали на ваших товарищей?
Ал: Рене и я не были согласны с этим нападением. Мы возражали.
Обвинитель: Но не отказались принять в нем участие.
Ал: Командиром был Дон. Мы условились подчиняться его распоряжениям.
Обвинитель: Нападение с намерением убить выходит далеко за пределы игры. Принято ли во время подобных игр нападать друг на друга и даже убивать?
Ал: Нет. Обычно этого не происходило. Но когда мы первый раз проникли внутрь города, Джек обстрелял нас из пушек, и мы были вынуждены отплатить ему той же монетой.
Обвинитель: Я не стану вдаваться в рассмотрение справедливости этой версии. Но даже при таких обстоятельствах вы творили неправое дело: на беззаконие вы, желая отомстить, ответили беззаконием, не подумав при этом, что тем самым несправедливость не взаимоуничтожается, а удваивается. Что случилось бы с вами, если бы вы отказались?
Ал: Это было бы трусостью. Возможно, нам пришлось бы выйти из игры.
Обвинитель: И вы предпочли совершить убийство. Я прошу обратить особое внимание на доказанную тем самым предосудительность поведения обвиняемых.
В день перед происшествием, как и в день самого происшествия, вы все подходили к нижнему входу. Те, кто находился там незадолго до взрыва бомбы, — это оба обвиняемых. Что вы там искали?
Ал: Осматривались.
Обвинитель: Есть ли связь между вашим пребыванием у входа и вашей целью найти самые высокоразвитые живые существа на этой планете?
Ал: Да.
Обвинитель: Установление этого факта для меня особенно важно, поскольку оно будет противоречить возможным уловкам обвиняемых: они, дескать, не могли знать, что внизу находятся люди. К вечеру того же дня вы все собрались у городской стены и произвели вызвавший столько разрушений и жертв пуск ракеты. Почему вы это совершили?
Ал: Джек хотел установить, что скрыто под холмом.
Обвинитель: Знал ли он, что внизу находятся люди?
Ал: Нет.
Обвинитель: Допускал ли он такую возможность?
Ал: Не знаю.
Обвинитель: А ты, знал или догадывался ли ты, что внизу живут люди? Напоминаю о том, что, когда я спросил тебя о причине вашего появления у входа в Подземный Регион, ты ответил, что это было связано с вашим желанием обнаружить живые существа. Итак, знал ли, догадывался ли ты, что внизу находятся люди?
Ал: Я не считал это невозможным.
Обвинитель: Значит, ты отдавал себе отчет, что выстрел может нанести увечья или убить людей?
Ал: Рене и я участия в этом не принимали. Мы предприняли все, чтобы отговорить товарищей.
Обвинитель: Это неправда. Вы всего лишь просили отсрочки, потому что хотели побывать еще раз у Центрального пульта и что-то найти там, но прежде всего потому, что опасались за собственные жизни. Указали вы им на моральный аспект подобных действий?
Ал: Нет.
Обвинитель: А если бы указали, вам обоим это чем-нибудь грозило?
Ал: Нет.
Обвинитель: Благодарю, этого довольно.
Председательствующий: Слово предоставляется защитнику.
Защитник: Я хочу снова вернуться к игре. Получили ли вы для игры специальную подготовку, например, научную?
Ал: Нет.
Защитник: Нужна ли для этого тренировка? Зависит ли участие в игре от выполнения каких-то условий или формальностей?
Ал: Нет.
Защитник: Выходит, что всякий, у кого появится желание, может без всякой подготовки высадиться на чужом небесном теле?
Ал: Да.
Защитник: Не встречаются ли играющие с серьезными опасностями? Не погибают ли многие из вас из-за незнания у себя на планете?
Ал: Конечно, аварии случаются.
Защитник: Когда вы с Рене вместе с отсутствующими Доном и Катей накануне рокового дня шли от стены к центру города, вам пришлось преодолеть несколько опасных препятствий. Когда разлилась целлюлозная масса, погибла Катя. Думаю, это можно назвать несчастным случаем упомянутого вами типа. Как вы отреагировали?
Ал: Никак. Мы торопились.
Защитник: Я рассчитываю привести эти высказывания к одному знаменателю, придя к следующему выводу: в обществе, которое представляют мои подзащитные, насильственная смерть играет совершенно иную роль, чем у нас. А теперь к вопросу о нормах поведения и повседневных привычках. В связи с изложенными выше событиями открываются новые аспекты. Есть Регистрация — автоматическая запись сведений, фактов или показаний — Рег. № 730694330011. Меня интересуют только некоторые наиболее важные моменты. Чем вы наполняете вашу жизнь?
Ал: Есть многое, на что можно расходовать свое время. Прежде всего — воспроизводящие фильмы и игральные автоматы. Беседы, диспуты, празднества. Потом искусство: калейдоскоп, пластические помещения, лаплоглозия, стереомузыка, орган запахов и так далее. Кроме того, к услугам каждого — архивы. В них содержится все, что когда-либо происходило: вся история, все научные теории и открытия, учение о праве, философия, все, что известно о мироздании, и так далее.
Защитник: Вас занимают знания или развлечения, удовольствия?
Ал: Я не понимаю. Занимаясь наукой, мы развлекаемся и получаем удовольствие.
Защитник: Есть у вас специалисты? Я имею в виду, такие, которых объединяют особые познания в определенной области?
Ал: Почему же, у некоторых есть свои особые интересы.
Защитник: Каковы твои особые интересы?
Ал: М-м… ничего выдающегося. Стереопение. Старинные истории о Диком Западе. А в науке — эволюция животных. Дарвин и все такое.
Защитник: Есть ли особые интересы у твоего друга Рене?
Ал: Насколько мне известно, «оживающие» скульптуры; физические и химические игры-загадки.
Защитник: А теперь о твоем пребывании на планете. Почему вы захватили так мало вспомогательных средств?
Ал: Таковы правила игры. Тогда ни у кого не будет преимущества перед другим. Применять инструмент, с помощью которого можно изменить что-то на чуждой планете, нам запрещено.
Защитник: Тогда объясни, что произошло, когда вы решили пройти по мосту в центр города?
Обвинитель: Заявляю протест! Детали событий, происходивших вне стен города, недоказуемы и поэтому не могут повлиять на ход судебного расследования. Я указываю на это, чтобы упростить и ускорить судопроизводство.
Защитник: Нападение, совершенное на группу, к которой принадлежали обвиняемые, доказывает, что, когда они сами впоследствии напали на первую группу, речь шла о справедливой ответной мере, и тем самым выводы прокурора о том, будто обвиняемые отличаются подчеркнуто негативными качествами даже среди себе подобных, неправомерны.
Председательствующий: Есть ли другие свидетели этих событий, кроме обвиняемых?
Защитник: Нет.
Председательствующий: Тогда протест прокурора принимается.
Защитник: Когда в день происшествия все пятеро оставшихся в живых встретились на смотровой башне, произошла перегруппировка. Можешь ли ты назвать причину?
Ал: Рене и я не хотели больше принимать участия…
Защитник: Отказались ли вы тем самым от возможности, все-таки выиграть вашу игру?
Ал: Да.
Защитник: Почему? У вас появилась другая цель?
Ал: Да. Мы установили, что обитатели этой планеты должны были быть очень похожи на нашу собственную расу. И нам очень захотелось узнать, какова их судьба.
Защитник: Думали вы при этом о чем-то недобром, что могло бы повредить этим людям?
Ал: Нет.
Защитник: А можно ли, напротив, предположить, что выстрел, задуманный Джеком и Хейко, поставил крест на вашем желании?
Ал: Да. Поэтому мы и возражали.
Защитник: Почему вы не действовали активнее?
Ал: Дон и Джек открыли эту планету — она, так сказать, им принадлежала. И кроме того… наше желание действительно было несколько необычным… Против нас были бы все… И дома — тоже.
Защитник: Нельзя ли суммировать сказанное следующим образом: общепринятые традиции и чувство дружбы оказались для вас превыше собственных интересов?
Ал: Да.
Защитник: Благодарю. У меня все.
Председательствующий: Слово имеет прокурор.
Обвинитель: Обвиняемый Рене Хонте-Окомура, имеешь ли ты что-либо заявить по поводу обстоятельств дела, изложенных в обвинительном акте и выяснившихся в результате допроса обвиняемого Александра Беера-Веддингтона? Что-либо уточнить или добавить?
Рене: Ничего недозволенного мы не совершили.
Обвинитель: Верно ли то, что сообщил твой друг Ал?
Рене: Да.
Обвинитель: Присутствовал ли ты при пуске ракеты?
Рене: Да.
Обвинитель: Пытался ли ты чем-то помешать?
Рене: Да. Ведь это не имело смысла. Мы стояли слишком близко. Я говорил Джеку.
Обвинитель: Это было единственной причиной для вмешательства?
Рене: В каком смысле?
Обвинитель: А ты не допускал мысли, что в результате взрыва могут быть ранены или убиты живые существа, находившиеся на подземных этажах?
Рене: Нет.
Обвинитель: Благодарю!
Председательствующий: Слово имеет защитник.
Защитник: Ты увлекался на родине физическими и химическими играми-загадками. Что это такое?
Рене: Есть некоторые интересные проблемы… Вызвать, например, новые световые явления или произвести неизвестные химические материалы. И задача ставится не перед автоматом, ты просчитываешь ее сам.
Защитник: Ты эксперт по химическим и физическим вопросам?
Рене: Кое-что мне известно.
Защитник: Знаешь ли ты столько, чтобы судить, трудно или легко преодолеть то или иное техническое препятствие?
Рене: Да.
Защитник: Сталкивались ли вы с трудностями при попытке войти в город?
Рене: Пожалуй что нет.
Защитник: Из-за того, что, кроме лестницы, у вас не было других вспомогательных средств, вы быстро проникли в город или нет?
Рене: Довольно быстро.
Защитник: А теперь об оружии. Было ли трудно завладеть им?
Рене: Нет, вовсе нет. Оружие в крепостном помещении у моста висело на виду. Как было с ракетной установкой, я не знаю, но Джек, Дон и Хейко довольно быстро разыскали ее.
Защитник: Трудно было обращаться с оружием?
Рене: Да нет же, наоборот, легче легкого.
Защитник: Это только по-твоему так, поскольку ты слегка разбираешься в технике? Или по мнению твоих товарищей тоже?
Рене: Они тоже сразу разобрались с оружием. А запустить ракету даже легче, чем стрелять из старых гранатометов.
Защитник: Спасибо. Это все.
Председательствующий: Переходим к опросу свидетелей обвинения. Слово имеет обвинитель.
Обвинитель: Обстоятельства дела, изложенные в обвинительном акте, очевидны благодаря записям Регистратора. Поэтому необходимость в вызове свидетелей отпадает.
Председательствующий: Слово имеет защита.
Защитник: Мне хотелось бы вернуться к фактам, которые до сих пор либо не связывались с обстоятельствами дела, либо оставались в тени. Они зарегистрированы.
Председательствующий: Регистратор к вашим услугам.
Защитник: Какие меры предосторожности были приняты для защиты находящихся на нижних этажах людей?
Регистратор: От ударов метеоритов их защищала «шапка» из сжатого воздуха.
Защитник: Достигала ли эта «шапка» поверхности планеты?
Регистратор: Нет. Оставался зазор высотой в два метра.
Защитник: Для чего?
Регистратор: Во времена падения метеоритов случалось, что жители города изъявляли желание погулять по загородным паркам и скверам.
Защитник: Почему «шапка» не была опущена, когда люди перестали выходить из домов?
Регистратор: Для этого не было оснований.
Защитник: Можно ли рассматривать городскую стену и воздушные миражи старого города как защитные мероприятия?
Регистратор: Нет. Это реставрационные работы для восстановления исторического лица города.
Защитник: Мог ли каждый беспрепятственно проникнуть в старый город?
Регистратор: Да, после общепринятой проверки.
Защитник: Во времена, когда машины управлялись еще инженерами-людьми, общепринятая проверка служила всего лишь мерой по регистрации. Ни малейшей безопасности она, таким образом, не гарантировала. Чем же были защищены нижние этажи?
Регистратор: Перекрывающими панелями из карбида циркониума.
Защитник: Связана ли наша автоматика с Органами Приема и Контроля на «выставке машин»?
Регистратор: Да.
Защитник: Было бы зарегистрировано появление обвиняемых и их поведение?
Регистратор: Да.
Защитник: По их поведению, особенно после разрушений, причиненных городу в последний день, можно было сделать вывод, что существует опасность и для нижних этажей. Почему не было ничего предпринято?
Регистратор: Программа не предусматривала никакого вторжения в подземные области. Автоматика изменяется только после действительно происшедших событий. И только после них может быть изменена сама программа.
Защитник: Итак, я могу считать установленным, что помимо перекрывающих панелей не имелось никакой защиты против воздействия разумных существ. Почему такая защита не была предусмотрена?
Регистратор: Люди умиротворены. Машины и автоматы находятся под самоконтролем. Биологические новообразования исключены, так как планету мы стерилизовали. Вторжение разумных существ из межпланетного пространства исключалось, поскольку на соседних планетах жизни нет и образоваться она не может: их мы тоже стерилизовали. Вторжение разумных существ из метагалактики тоже исключалось: наша система связана со своим изолированным солнцем. А все связанные с солнцами планетные системы, где могут находиться живые существа, удалены от нас более чем на пять миллионов световых лет. И так как ничто материальное неспособно перемещаться со скоростью, превышающей скорость света, с достаточной вероятностью исключалось появление чужих живых существ на нашей планете.
Защитник: Этого довольно. Благодарю.
Председательствующий: Есть ли необходимость в вызове других свидетелей?… Есть ли вопросы у обвинителя?… В таком случае мы завершаем слушание обстоятельств дела, и я прошу обвинителя выступить перед судом.
Обвинитель: Я буду исходить из предпосылки, что разрушение высокоорганизованной жизни, особенно разумных живых существ, является предосудительнейшим преступлением во всем мироздании. Вне всяких сомнений, таково же отношение к этому в мире обвиняемых, ибо и в их уголовном кодексе за убийство предусматриваются самые тяжелые наказания. Это обстоятельство ничем не затушуешь и не обесценишь, в том числе и ссылками на правила, повиновение, чувство дружбы и тому подобное.
Единственными извиняющими мотивами, которые можно было бы привести, отвечая на обвинение в убийстве, являлись бы незнание или действия при угрозе собственной жизни. Я могу доказать, что к данному случаю оба смягчающих обстоятельства неприменимы.
Но сначала об увертке обвиняемого, что он вынужден был повиноваться. Эта отговорка совершенно неосновательна, так как он сам заявил, что правила игры запрещают насильственное задержание, нанесение увечий, а тем более убийство живых существ. Это, очевидно, касается не только людей, но и организмов, и предметов, с которыми сталкиваются обвиняемые. Доказательством того, что игра эта, в сущности, не агрессивна, служит запрет на применение вспомогательных средств при вступлении в чужие миры. Так что у обвиняемых нет никаких оснований оправдываться, ссылаясь на правила. Напротив, легкомыслие, с каким они преступили эти правила, доказывает, сколь мало значат для них право и закон. К этому следует присовокупить их безразличие к смерти собственных товарищей.
Теперь об аргументе «незнание». Этот пункт следует исключить заранее, поскольку вся игра сводилась к тому, чтобы встретиться с самыми высокоразвитыми существами. Очевидно, это пережиток тех времен, когда научный поиск был еще не развлечением, а серьезной жизненной задачей. Пуск ракеты поэтому мог преследовать только такую цель. Обвиняемые отдавали себе отчет, что иным путем им перекрывающих панелей не преодолеть, и, действуя по принципу «не добром, так силой», попытались взорвать их, не затрудняясь мыслью о том, что могут ранить или убить живые существа.
И о последнем из возможных аргументов: будто действовали они по принуждению. Ему противоречит высказывание обвиняемого, что в случае отказа его жизнь не подверглась бы ни малейшей угрозе. Просто не было принято решительных мер против пуска смертоносной ракеты. Когда он ссылается на чувство дружбы, ему следует указать: последствия такого рода дружбы он должен записать на свой счет. То же относительно второго обвиняемого. Нас ни в коей мере не интересует, кто в конечном итоге произвел пуск ракеты, нас интересует, кто участвовал в подготовке к пуску. Сам пуск ракеты — действие вторичного порядка. А в подготовке к пуску обвиняемые участвовали так же, как и их сотоварищи, не представшие, к сожалению, перед этим судом. Это они доказали своим поведением и особенно пребыванием перед входом в подземные этажи незадолго перед взрывом. Я даже считаю их более виновными, чем остальных, потому что они, по-видимому, наиболее четко отдавали себе отчет в том, что под перекрывающими панелями есть жизнь.
Моя задача — доказать вину обвиняемых. Я сделал это, и я убежден, что неподкупная аппаратура Логистической машины только подтвердит мои выводы. Не вызывает никаких сомнений, что обвиняемым надлежит нести ответственность за убийство в сорока двух случаях и за нанесение тяжелых телесных повреждений в ста двадцати случаях. За их преступления они должны быть приговорены к высшей мере наказания, известной их закону: к смертной казни.
Председательствующий: Я предоставляю слово защитнику.
Защитник: Задача защитника — найти и привести все доводы, проливающие более мягкий свет на дела его подзащитных. Эта задача в данном случае нетяжела, напротив, аргументы, опровергающие обвинения прокурора, накапливаются почти что сами собой. Они настолько очевидны, что делают все доводы обвинения по меньшей мере необоснованными. В результате должен быть вынесен не просто более мягкий приговор, чем тот, что требует прокурор, но мои подзащитные должны быть оправданы по всем статьям.
Чтобы доказать это, я вынужден обратиться к обстоятельствам их жизни. Я абстрагируюсь от того факта, что перед нами люди того же вида, что и наши подопечные, которых мы обязаны защищать и охранять. Думаю, такое сравнение будет мне позволено, и я лучше всего проясню ситуацию, если напомню о том состоянии, которого достигли обитатели нашей планеты, когда они пользовались еще садовыми участками Внешнего Кольца. За тысячи поколений до них были решены все задачи, достигнуты все цели, добыто все знание. Им оставалось одно: наполнять свою жизнь искусством, развлекаться и наслаждаться. Задачи по материальному производству перед ними не ставились, им не приходилось заботиться ни о пище, ни об одежде, ни об обогреве, ни о жилище. Они не работали, не занимались исследованиями, не сражались.
Эта ситуация лишь в одном моменте отличается от той, в которой находятся мои подзащитные, а именно: у них есть возможность межзвездных странствий. Само собой разумеется, странствуют они не с научными целями, а играя в весьма прихотливую игру. Подобно детям блуждают они по чужим мирам, не зная даже, зачем это им. И — разве могло быть иначе? — случаются катастрофы. Кто-то гибнет, но они не избегают опасностей и не боятся их, инстинкт самосохранения ими изжит. Потери приравниваются ими к минусовым очкам в игре, к неудачам, к несчастным случаям. Их поведение, несомненно, подтверждает вышесказанное.
Как относятся подобные существа к чужим смертям? Они никогда не сталкивались с необходимостью защищать чужую жизнь. Этим у них занимаются автоматы. Они могут вести себя как угодно. Никаких серьезных последствий это не вызовет, никому не будет нанесен ущерб, никого не ранят и тем более не убьют. Разве можно на них обижаться за то, что им и в голову не приходило, будто они принесут кому-то беду? Кто же виноват: они сами или все же тот, кто это допустил, — автомат?
В любом случае их поведение на нашей планете полностью укладывается в эту схему. Они блуждают, ни о чем не подозревая, по планете, не раз и не два подвергая себя опасности. Берут то, что им нравится, и если оно не дается само им в руки, то прибегают к помощи подручных средств, найденных на месте. Они обстреливают друг друга, считая это первоклассной шуткой. Они теряют товарища — упомяну хотя бы смерть Кати, — и это не производит на них глубокого впечатления: И наконец наталкиваются на панель, преграждающую им путь к цели, и выбирают единственное средство, которое обещает успех. Они выбирают такое средство, хотя рискуют собственной жизнью. Нам, правда, неизвестно, что случилось с ними после момента взрыва: мы сочли их всех мертвыми. Объяснения их появлению мы не находим. Возможно, оно связано с их способом передвижения в мировом пространстве, но уточнить сие мы не в состоянии, так как мои подзащитные отказываются дать показания по этому поводу — и с полным правом.
В любом случае мы установили, что обвиняемые наивны и инфантильны. Все, чем они занимаются, для них — игра. Они не видят разницы между игрой и действительностью. Духовные силы, несомненно наличествующие у них, они растрачивают на решение ирреальных задач. Они за себя не отвечают. А по поводу обвинения в совершенных ими преступлениях скажу: они не ведали, что творили. Они не ответственны за это — и должны быть оправданы!
Председательствующий: Предоставляю последнее слово обвиняемым. Александр Беер-Веддингтон!
Ал: Я требую, чтобы нас судили не автоматы, а люди. Я хочу предстать перед людьми вашей планеты!
Председательствующий: Это бессмысленно. Рене Хонте-Окомура!
Рене: Я тоже…
Председательствующий: Судебное разбирательство закончено. Логистическая машина вынесет и обоснует приговор.
Логистическая машина: Обвинитель пытался доказать, будто обвиняемые — индивидуумы, которым обычно нет дела до законов и прав. Вопрос, есть обвиняемым дело до законов и прав или нет, при определении виновности роли не играет.
Обвинитель пытался доказать, будто обвиняемые — бесчувственные, грубые существа. Вопрос, являются ли обвиняемые бесчувственными, грубыми людьми, при определении виновности роли не играет.
Обвинитель говорил о мотивах, которыми были вызваны действия обвиняемых. Мотивы, вызвавшие действия обвиняемых, при определении виновности роли не играют.
Защитник указал на образ жизни обвиняемых. Образ жизни обвиняемых при определении виновности роли не играет.
Защитник указал на чуждый нашей действительности склад ума обвиняемых. Чуждый нашей действительности склад ума обвиняемых при определении виновности роли не играет.
Защитник рассуждал о недостаточной защищенности города. Недостаточная защищенность города при определении виновности роли не играет.
Преступления были зафиксированы Регистратором (Рег. № 730129332508).
Личности совершивших преступления Регистратором установлены (Рег. № 7301293362075-6).
Идентичность обвиняемых подтверждена повторной регистрацией (Рег. № 730129336207718) и сравнением ее с результатами первой регистрации.
Имеющие законную силу возражения против виновности обвиняемых не приводились.
Обвиняемые виновны в смысле предъявленных им обвинений по их собственным законам.
Их преступления по их собственному законодательству наказываются смертью в газовой камере.
Заседание суда происходило в помещении прямоугольных очертаний длиной шестнадцать метров, шириной — восемь и высотой — четыре. Возникло оно из их тюремной камеры: раздвинулись стены, состоявшие из знакомых им элементов. Кроме Ала и Рене в зале находились три «единства» — Председательствующий, Обвинитель и Защитник. Все трое имели форму кубов, все трое после объявления приговора исчезли сквозь стену. Друзья остались одни.
— Мне кажется, я вижу сон! — воскликнул Рене. — Не может ничего этого быть!
— Почему же? — возразил Ал. — Прозвучало все куда как логично. И, в конце концов, мы действительно натворили здесь дел.
— И теперь они хотят убить нас газом, — сказал Рене. Ал услышал, как голос Рене слегка задрожал.
— Ты никак испугался?
— Странное какое-то ощущение, ведь меня никогда прежде к смерти не приговаривали.
Стены начали сближаться, продвигая вперед Ала, прислонившегося к стене в углу. Рене метнулся в центр камеры. Пустое пространство все уменьшалось, пока пол не «съежился» до одного квадратного метра. Неприятное чувство овладело ими, когда они оказались внутри образовавшейся таким образом высокой и узкой шахты. Потом начал опускаться потолок. Он не остановился над головами, а продолжал давить, пока не оказался на высоте одного метра.
— Проклятие, неужели они уже начинают? — взволновался Рене.
— И правда, подлость — сжимать нас таким образом, — пожаловался Ал.
Они сидели на корточках.
— По-моему, они начали, — прошептал Рене. Он принюхался. — Чувствуешь запах горького миндаля? Это цианистый газ. Его подают через сопла.
Ал услышал тихое шипение. Запах газа сначала был вовсе не неприятный. Но вскоре наряду со слабым запахом появилось и неотчетливое ощущение тошноты, а несколько секунд спустя произошло молниеносное слияние этих ощущений: позывы тошноты усилились, сделалось невыносимо противно. В висках глухо стучало, пол поплыл у них под ногами, черные тени заплясали перед глазами.
— Отключаемся! — воскликнул Ал.
Рене все время был готов быстро отключиться, но, когда захотел сделать это, его словно парализовало. Он совершенно отчетливо понимал, что по своему усмотрению может отключить любой орган чувств, сколь интенсивным ни было бы восприятие поначалу. Так же хорошо он знал, что, даже если он и забудет отключиться или ему что-то помешает, с его телом ничего худого не случится. Интенсивность восприятия может возрасти, она может преступить порог боли, и тогда он потеряет сознание — это самое страшное, что с ним может произойти, ну и связанный с обмороком шок. Благодаря пониманию взаимосвязи процесса действие шока всегда само по себе уменьшалось до размеров вполне безобидных. Он уже испытывал подобные шоки: в последний раз в старом городе, перед воротами, ведущими на мост, когда его разорвало выстрелом Джека. Но тогда все произошло моментально, незаметно. А сейчас? Его захлестывала волна тошноты, удушья и смертельного страха, и он не сопротивлялся ей. Он бессильно прислонился боком к освещенной стене. Сознание угасло, но тело отчаянно боролось с тем, что было одновременно иллюзией и действительностью.
Ал был далеко не столь уверен в себе, как пытался продемонстрировать товарищу, но ему удалось, хотя казнь и началась так неожиданно, своевременно отключить ощущения запаха, вкуса и боли. Он мгновенно избавился от тошноты, головокружения и боли, но обрел зато тот покой, который делает особенно восприимчивым к боли других. Заключенный вместе с товарищем в тесном кубе, он не имел возможности не замечать происходящего, и, когда Рене вздрагивал, дергался, извивался, скрипел зубами и в муках лепетал что-то неразборчивое, он страдал так, как если бы переживал все это сам. Он всегда питал почтение и к жизни, и к смерти, но только сейчас ощутил все то чудовищное, что за ними скрыто.
Чтобы бесцельно не продлевать мучительно долгие минуты, он тоже опустился на пол и, когда тело Рене перестало двигаться, тоже затих.
Ал ждал. Ждал терпеливо, когда очнется Рене, и еще — какие события произойдут после. Сначала он услышал, как шипение стало тише, как оно замерло, как началось вновь. Немного погодя он включил самую низкую ступень восприятия запахов и с удовлетворением отметил, что воздух снова пригоден для дыхания. Подождав еще немного, он отрегулировал восприятие запаха, вкуса и боли, без которых мироощущение было неполным. Как только Ал заметил, что Рене задышал, он сел рядом.
Мучительно тяжело вздохнув, Рене открыл глаза.
— Ты, старина, все норовишь нырнуть из огня да в полымя! Неужели тебе мало доставалось на орехи? Почему ты не отключился? — спросил Ал, добродушно поддевая друга.
Рене потребовалось некоторое время, пока к нему вернулся дар речи.
— Не знаю, — сказал он хрипло. — У меня почему-то… ничего не вышло.
— Не огорчайся, — постарался подбодрить его Ал. — Как ты себя чувствуешь?
— Терпимо, — ответил Рене. — Что произошло?
— Они отсосали газ, а потом подали свежий воздух — больше ничего.
Рене по-прежнему не хватало воздуха.
— И что теперь? — спросил он погодя.
— Я хочу попытаться вступить с ними в контакт, — сказал Ал и прокричал: — Послушайте, я вызываю защитника!
Он мог бы не повышать голоса. Сразу после его слов помещение приняло прежнюю форму куба с длиной ребра в четыре метра.
— Слава богу, — прошептал Рене, когда потолок поднялся и они смогли стать на ноги.
Стены опять задвигались, и перед ними предстал автоматический агрегат, назвавший себя «защитником».
— Вы злоупотребили доверием суда, — зазвучало из мембран. — Вы и впрямь верите, будто сможете таким образом избежать ответственности?
— Мы доказали, что в отдельных важнейших моментах превосходим вас, — проговорил Ал. — Разве ты не уяснил себе, что мы остаемся в ваших руках по доброй воле?
— Это ничем не доказано. Вы применили какой-то трюк.
— Ты думаешь, мы неправильно информировали вас о функциях человеческого организма на Земле? Или сочинили для вас наше уголовное право? Или назвали смертельной для человека казнь, которая ему ничем не угрожает?
— Нет… я так не считаю. Ваши данные были верны. Я проверил их на детекторе лжи. И признаюсь, что смысл вашего трюка для меня — загадка.
— Слушай внимательно, — начал Ал. Ему было почти что жаль робота, которого они перехитрили. — Мы предстали перед вашим судом лишь для того, чтобы продемонстрировать вам наше превосходство, и еще — доказать собственное миролюбие. Но отныне предложения будут исходить от нас. Мы согласны, что нанесли некоторый ущерб вашей планете. Мы готовы подчиниться вашему приговору и понести наказание — разумеется, в разумных пределах. Мы даже сообщим вам, каким образом оказались на вашей планете, хотя и без технических деталей — они нам самим неизвестны. Тогда вы сможете убедиться, что не способны удалить нас отсюда, и поймете, что только от нашей доброй воли и согласия зависит, удастся вам это или нет. Но на все это мы дадим согласие исключительно при условии ваших ответных уступок. Вы предали нас суду, так как мы якобы ранили или убили людей. Мы здесь не встретили ни одного живого существа, не говоря уже о людях. И наше полное право требовать встречи с людьми, которые где-то скрываются. Мы хотим узнать все, что связано с ними.
Наше превосходство над вами настолько очевидно, что мы готовы рассказать о том, как мы путешествуем в мировом пространстве и попадаем в любую намеченную нами точку, даже до того, как получим информацию от вас.
И хотя у вас нет другого выхода, я все-таки спрашиваю: согласны ли вы?
Впервые за все время ответ не последовал незамедлительно. Прошло с полминуты, пока прозвучал голос защитника:
— Согласны.
Ал начал объяснять:
— Общепринятый закон гласит, что ни материя, ни энергия не могут перемещаться со скоростью выше световой. Тем самым абсолютно исключено, что живые существа из мирового пространства попадут на вашу планету. Мы тоже не живые существа с Земли: то, что вы видите перед собой, возникло на вашей планете.
Закон предельных скоростей недействителен для передач, происходящих без потребления энергии. Передача, о которой идет речь, это передача изображения. Долгое время на Земле преобладало мнение, будто передача изображения непременно связана с передачей энергии и тем самым не может распространяться со скоростью выше световой. Но в конце атомного века ученые подвергли это мнение ревизии. При всех старых методах передачи изображений передатчик был одновременно источником энергии. Однако если бы удалось получать энергию для ее дальнейшего распространения из самого медиума передачи, то энергии не требовалось бы перемещаться вместе с изображением. Ученые выражаются иначе: они говорят, что речь идет не о направленной вовне видимой передаче энергии, а о виртуальном обмене энергией. Но результат остается тем же: оказывается возможной передача изображения со скоростью, превышающей скорость света. Формирование и распространение изображения остается, правда, энергетическим процессом, но передатчик не является более источником энергии. На основании подобных рассуждений физики нашли способ реализовать упоминавшийся выше «виртуальный обмен энергии» и получили синхронный луч, с помощью которого достижимы практически не ограниченные во времени передачи.
Когда астронавты Земли пришли к выводу, что с помощью ракет им не удастся выйти за пределы Солнечной системы, они занялись проблемой использования синхронного луча для исследования мироздания. На первых порах они удовлетворялись обыкновенным отражением: они работали с лучом, как с телескопом, с той лишь разницей, что видели реально существующие предметы, а не давно исчезнувшие — как в случае со световыми телескопами. Позднее, когда кибернетика усовершенствовалась, ученые послали в пространство способных к самовоспроизводству роботов. И здесь энергия не получалась от передатчика, а «изымалась» в месте прибытия. Множество отдельных «уколов» поступающего изображения как бы сдвигало атомы в такое положение, когда они становились активными и способными что-то построить. Пусть не органическую жизнь, а машину. Этот метод впоследствии настолько усовершенствовали, что стало возможным воспроизведение любых механизмов и автоматов.
Наилучшим образом агрегаты оправдали себя в качестве инструментария, оптических устройств, микрофонов, термоизмерителей, которые через устройство для показа «живых фильмов» передавали данные непосредственно органам чувств ученых, так что ощущения оказывались телесными, будто сам ученый находился в этот момент на месте исследования. Его моторные импульсы трансформировались в импульсы синхронного луча и передавались агрегату. Таким образом агрегат и управлялся. И так же устанавливались единство действий и реакций между агрегатами и учеными.
Когда исследования были завершены, из этого родилась игра. Каждый ее участник получает подобным же образом созданное «псевдотело» в любой точке мирового пространства.
Как будет это тело выглядеть, предоставлено решать каждому из участников. Большинство предпочитает походить на самих себя. Мужчины обычно выглядят выше и крепче, чем в реальной жизни, а женщины — красивее. Самое важное здесь то, что каждое «псевдотело» содержит инструменты восприятия, соответствующие обычным человеческим органам. Каждый из таких органов непосредственно связан с Центрами приема и передачи на Земле, где каждое изображение через «шлем приема» попадает в определенные точки мозга играющего. Совершенство телесных ощущений — впечатления, будто бы действуешь и чувствуешь сам — было у ученых-исследователей только средством для достижения цели, а для нашей игры это основное условие. Конечно, остроту восприятия в отдельных случаях можно регулировать, ослаблять, чтобы уменьшить, например, силу неприятного ощущения, но это считается неспортивным. Таким образом в наших мозгах последовательно возникают чувственные впечатления: удовлетворение, досада, радость, страх. Этим же объясняется, почему гибель наших товарищей оставляла нас безучастными и почему в критических ситуациях мы тем не менее испытывали страх и даже ужас. Итак, вам стало ясно, каким образом мы, дважды уничтоженные здесь, вновь оживали: просто мы получали новые «псевдотела». И можем получить их вновь в любое время. Я думаю, вы поймете, что причинить нам зло вы не в состоянии.
Ал умолк. Робот сказал:
— Мы были бы рады узнать технические подробности о вашем передвижении.
— Они мне неизвестны, — объяснил Ал. — Но даже если бы я и знал их, то не сообщил. Теперь вы понимаете, что принудить нас к чему-то вы не в силах. Итак, согласны вы выполнить наши желания?
— Да, — донеслось из мембран кубика.
Стены камеры как бы раскрылись. Они увидели скопление колонн, распорок, блоков из смонтированных кубов. Плен — позади!
Бывшая камера превратилась в перекрытую платформу, и платформа эта начала опускаться. А крыша осталась на месте.
— До какой стадии вам известна история людей этой планеты? — спросил защитник.
— До того момента, когда вы переместили их в подземные этажи.
Робот начал рассказывать:
— Люди построили первые автоматические приспособления, чтобы те их обслуживали. Позднее они сконструировали автоматы, способные к самосовершенствованию, что и имело место по сегодняшний день. Но наша первейшая задача по-прежнему — охрана и обслуживание людей. Все, что мы сделали для них, — и с собой! — имело только одну цель — наилучшее и всестороннее обслуживание и охрана людей.
Сначала мы избавили их от необходимости трудиться и мыслить. В те времена, когда они жили в городе-саду, они не занимались ничем, кроме развлечений, бесед и всего прочего, создающего хорошее настроение. Мы предоставили им такую возможность, причем от людей не требовалось никаких усилий: мы создали проекционные плоскости и видеошлемы, которые вам уже известны. Мы приветствовали увлечения людей этим изобретением еще и потому, что, сидя перед экранами в своих домах, они не подвергали себя ни малейшей опасности. К сожалению, участились несчастные случаи. Один из жителей города, например, сел в летающую лодку, поднялся вверх и непонятным для нас образом рухнул вниз. Тогда мы приняли решение перевести людей — разумеется, с их разрешения — в подземные помещения Центрального пульта управления, где они были бы в безопасности. Наша техника достигла такого совершенства, что мы могли исполнить любое их пожелание путем раздражения определенных клеток коры головного мозга. Полагаю, тем самым мы проложили им путь к полному счастью, полному умиротворению и полной безопасности.
Спуск закончился. Кубик заскользил по гладкому полу вперед, они поспешили за ним. Обстановка здесь разительно отличалась от тоскливой примитивности комнат-кубов наверху. Они шли по залам, где, очевидно, происходили какие-то химические производственные процессы. Непонятные сплетения прозрачных труб, капилляров, колб, воронок, смешивающих лопастей, центрифуг и тому подобного заполняли эти залы, и во всей этой стеклянной паутине, подобно аморфным, синтетическим рептилиям, двигались столбики жидкости. Они делились, сливались, принимали новую окраску, жемчужинами скатывались в пузатые сосуды. Пахло чем-то неуловимым, неопределенным. Ал тотчас же вспомнил о запахе тимьяна на свежем воздухе.
— Это наше средство стерилизации, — объяснил робот. — Мы следим, чтобы сюда не проникло ни одно постороннее семя. По соображениям безопасности нам тоже придется пройти чистку.
Они прошли в шлюзовой отсек, и за ними, подобно раздвижной двери, сомкнулась стена. Со всех сторон задул легкий ветер — ветер, напоенный запахом тимьяна и убивающим постороннее семя газом. Потом стена снова раздвинулась.
Друзья оказались в помещении, похожем на лабораторию. В одном из углов возвышался стеклянный цилиндр, в котором светилось что-то неразличимое, зеленого цвета. От него к бесчисленным шкалам протянулись трубки, на которых подрагивала белая маркировка. Иногда из грушевидных, цвета слоновой кости, тел доносилось негромкое шипение.
— Контрольное устройство, — сказал робот. Он до-прежнему продолжал скользить по прямой. Ал и Рене шли за ним.
Миновали узкий ход, дверь-рамку, в которой колыхалось что-то напоминающее занавес из тумана.
— Это последний контроль, — объяснил защитник. — Просвечивающая рама.
Они оказались перед стеной. Робот подступил к ней вплотную. Она раздвинулась.
— Мы вступаем в святая святых Внутренней Зоны, — сказал робот.
Они попали в коридор.
Тяжелый, влажный воздух, фиолетовое свечение, перекатывающееся, будто клубы пара. Правая сторона была свободна, скользкий пол прямой линией убегал вдаль, и конца его они разглядеть были не в силах. Шаги по коридору отдавались, как шлепки.
А левую сторону коридора занимало сплетение проводов, труб, рефлекторов, нитей, палок и пластиковых оболочек. И в этом сплетении, на расстоянии двух метров друг от друга, сидели ярко-красные, мясистые, со многими отростками создания, освещенные фиолетовыми лампами. Бесконечный ряд, тоже теряющийся вдали.
— Клетка с орхидеями, — пробормотал Ал.
Иногда, словно под порывом ветра, по ряду пробегало какое-то движение, отдельные, напоминающие листочки органы начинали дрожать, напрягаться, вытягиваться и поворачиваться. Обладающие суставами трубочки любовно повторяли каждое перемещение листочков. Катушки разматывали проводки, лампы смещались на миллиметр. Из пола вырастали подпорки. По стеклянным трубкам медленно текла красная жидкость, попадавшая прямо в мягкую плоть этих созданий.
— Это люди, — сказал робот.
— Люди? — переспросил Ал.
— Они претерпели дальнейшее развитие, — объяснил защитник.
— Не верю! — воскликнул Рене.
— А какими вы их представляли?
Рене начал заикаться:
— Н-не з-знаю… другими… не такими…
— Для нас непостижимо, как из существ, подобных нам, произошли эти растения, — проговорил Ал.
— Нас это не удивляет, — возразил робот. — Развитие — переход был постепенным — происходило под нашим наблюдением. Будь вы биологами, вы сразу распознали бы, какие органы из каких произошли. Развитие пока ни в коей мере не завершено: вот, к примеру, рудимент желудка. — Один из его мерцающих огоньков сконцентрировался в луч, который высветил сплюснутую темно-красную складку. Потом луч перепрыгнул на мягко пульсирующий мешочек. — А это — сердце, оно до сих пор существует, хотя не выполняет — и не могло бы выполнять — никакой задачи.
Фантазия заменила им сведения из биологии. Ал представил себе человека, с которого сняли кожу, соскоблили все ткани, вырезали кости и осторожно разъяли все органы. Если оставшуюся массу закрепить на каркасе, то и выйдет что-то похожее… Его передернуло, он почувствовал, как от отвращения и ужаса пот выступил из всех пор. Что-то неприятно сжало желудок. Он едва-едва не отключился в самый последний момент. Но спросил все-таки:
— А почему эти органы обнажены и не имеют защиты?
— Они не нуждаются в защите, — ответил робот.
— Где у них легкие? — поинтересовался Рене.
Луч задрожал на двух вялых складчатых утолщениях.
— Но они от кругооборота крови больше не зависят.
— Двигаться они не в состоянии, — установил Ал. — А зачем им двигаться?
— Где их кости?
— Им не нужны никакие кости.
— А где руки и ноги?
— Им не нужны ни руки, ни ноги.
— Глаза и уши?
— Им не нужны органы чувств.
— Как они питаются?
— Они получают от нас все необходимые вещества в переработанном виде, так что переваривать их не приходится.
— Как они дышат?
— Мы пропускаем их кровь через насос, где она приводится в движение, насыщается кислородом и освобождается от углекислого газа.
Вопросы начал задавать Рене:
— Где мозг?
Луч обозначил скатанную в клубок и уплотненную массу, свисавшую из выемки в верхней части «человека». Со всех сторон к ней тянулись тончайшие, словно паутинка, нити, исчезавшие внутри «мозга».
— Что это за нити?
— С их помощью мы возбуждаем в людях приятные ощущения. Покой, удовлетворение, счастье и многое другое, чего не выразишь словами.
— Они больше не мыслят?
— Зачем им мыслить? Счастье приходит только благо- даря ощущению, чувству. Все остальное мешает.
— Как они размножаются?
— Им незачем размножаться, поскольку они не умирают.
— Могут они вступить с нами в контакт?
— Им незачем больше вступать в контакт с кем бы то ни было.
Оба друга перестали задавать вопросы. Затуманенными глазами смотрели они на похожие на цветы, слабые организмы, прикрытые защитными оболочками из металла, стекла и пластика. Они достигли своей цели: рая, нирваны, Всего и Ничего. Но какой ценой? И где — в наполненном фиолетовыми парами, влажном подземном коридоре!
— Вот оно, значит, что, — пробормотал Ал. — Отсутствие желаний. Умиротворенность. И невинность. У тебя еще есть вопросы, Рене?
— Нет, Ал.
Ал в последний раз взглянул в белые светящиеся зрачки кубика и сказал:
— Мы благодарим вас. А теперь мы отключаемся. Можете делать с нашими «псевдотелами» все, что пожелаете. Мы сюда никогда не вернемся.
Тела их согнулись и упали на мокрый пол. Влага начала просачиваться сквозь ткань костюмов, но они этого уже не ощутили.