Осенний трон

Глава 2

Винчестерский замок,

апрель 1176 года

Пробуждение началось с непонимания, где она находится. Все тело ломило, любое движение причиняло боль. Во рту пересохло. Алиенора смотрела на раму балдахина, расписанную серебряными звездами, и пыталась собраться с мыслями, а потом найти в себе силы, чтобы встать и шагнуть навстречу миру. Из-за полога доносился шепот: Амирия разговаривала с другой камеристкой. Должно быть, час уже поздний. Но зачем вообще вставать? Почему бы не остаться здесь, в постели, а время пусть течет мимо, как хочет.

Послышался еще один женский голос – он о чем-то спрашивал дам королевы, мягко, но с несомненной властностью. А через мгновение зашуршал полог, и в прямоугольнике света возникла золовка Алиеноры, Изабелла де Варенн. В руке она держала кубок.

– Я отослала вчерашнее вино и принесла вам свежей воды из ручья, – объявила Изабелла. – Еще вас ждет теплый хлеб с медом, и я взяла на себя смелость приказать, чтобы приготовили ванну.

Ошеломленная Алиенора приняла кубок и сделала глоток. Вкусная холодная вода освежала, а появление Изабеллы смягчило сердечную боль. Это был истинный, верный друг.

– Гарри рассказал мне вчера о вашем приезде, но настоял, чтобы я вас не беспокоила. А то бы я сразу пришла!

Королева отставила питье и раскрыла объятия. Изабелла обняла ее и вдруг залилась слезами, тогда уже заплакала и Алиенора.

– Глупышка, – всхлипнула она и, вытирая глаза, отстранилась. – Смотри, что ты наделала.

– Ничего не могла с собой поделать. – Изабелла деликатно промокала лицо подкладкой рукава.

– У тебя слишком нежное сердце, – пожурила подругу Алиенора. – Потому-то я и не вынесла бы встречи с тобой сразу по приезде. Да и сейчас у меня не очень получается. – Она снова взяла кубок. – Ах, Изабелла, это так трудно – из унылого существования снова окунуться в жизнь, насыщенную яркими красками. Тебе даже не представить, что он со мной сделал.

Тем временем в покои заносили ванну и кадки с горячей водой.

– В любом случае я хочу помочь.

Королева подавила вспышку раздражения. Отличительной чертой Изабеллы всегда было стремление помогать тем, кто оказался в нужде. Очевидно, и она, Алиенора, в глазах подруги стала одной из таких несчастных.

– Только не смей жалеть меня! – предупредила она.

Карие глаза Изабеллы глянули на нее с обидой.

– Я никогда этого не делаю! Вы несправедливы ко мне.

В руках у нее появился флакон с розовым маслом. Подойдя к ванне, она добавила в горячую воду несколько баснословно дорогих капель, и комнату затопили волны чудесного аромата.

– С природой не поспоришь. – Алиенора смягчила замечание улыбкой, однако Изабелла по-прежнему смотрела на нее с укором.

Разоблачившись при помощи камеристки, королева ступила в ванну и с тихим стоном погрузилась в обжигающую, благоухающую розами воду.

Изабелла вновь наполнила ее кубок.

– Иоанн и Иоанна так обрадовались, когда узнали о вашем прибытии, – поделилась она.

У Алиеноры сдавило горло. Упрятав ее в Сарум, Генрих отобрал у нее не только свободу, но и детей. Изабелла, вторым браком бывшая замужем за единокровным братом Генриха Амленом, приютила их у себя в доме и воспитывала вместе со своими детьми. Это было единственным светлым пятном в горестном существовании королевы.

– Как они растут?

– Очень хорошо! – с теплотой в голосе воскликнула Изабелла. – Вы сами скоро убедитесь. Иоанна – настоящая маленькая дама, а Иоанн с Уильямом теперь не только кузены, но и близкие друзья.

– Было огромным облегчением знать, что они находятся под твоим присмотром.

Изабелла отмахнулась от благодарности, но слова Алиеноры явно доставили ей удовольствие.

– Заботиться о них – честь для меня. Они такие умницы. Не видела ребенка, который бы сравнился с Иоанном по мастерству в шахматах, а Иоанна уже читает без запинки.

Алиенора светилась от гордости, пока Изабелла рассказывала об успехах младших детей, но не могла справиться с тайным негодованием и невольным чувством вины: это она должна расхваливать достижения своих детей, а не узнавать о них из уст другой женщины, хотя она ей как сестра и к тому же давняя подруга. Тем не менее на душе у Алиеноры потеплело, как будто солнечные лучи разогнали вязкий туман. Ее пробудили к жизни, и этого уже не изменить.

– Ты знаешь, зачем я понадобилась в Винчестере? – спросила она Изабеллу, когда камеристка помогала ей надеть чистую камизу и платье из алой шерсти. – Гарри говорит, будто Генрих хочет помириться, но боюсь, его мотивы не сулят мне ничего хорошего.

– От Амлена я об этом не слышала, – покачала головой Изабелла.

Алиенора пристально взглянула на нее:

– Он не в курсе или не хочет тебе рассказывать?

Изабелла опустила глаза:

– Этого я не знаю.

А сама, конечно же, не спрашивала. Что ж, Алиенора прекрасно помнила о свойстве Изабеллы не замечать неприятные стороны жизни.

– Надеюсь, вы сможете помириться, – взволнованно произнесла Изабелла. – В Саруме – это не жизнь!

Губы королевы изогнулись в усмешке.

– Полагаю, Генрих использует мое заточение в Саруме как одно из своих средств воздействия. Он услал меня туда почти на целых два года, не позволял иметь никаких контактов с миром и детьми, лишил всякого комфорта и удобств. А теперь вот вызвал в Винчестер и осыпал теми самыми благами, которых мне так не хватало. Но вот что я тебе скажу: никогда ему не видать Аквитании, если это его цена. Да лучше вернуться в Сарум. Лучше умереть.

– Алиенора… – Изабелла вытянула руку в умоляющем жесте.

– Не смотри на меня так! – рявкнула на нее королева и потом сделала глубокий вдох. – Спасибо тебе за то, что разбудила меня, – уже мягче проговорила она и поцеловала подругу в щеку. – Возможно, к встрече с Генрихом я еще не готова, но очень хочу видеть детей.

Она только закончила завтрак, состоящий из хлеба и меда, когда со своими нянями прибыли Иоанн, Иоанна и четверо отпрысков Изабеллы, их кузены. Сердце так и подпрыгнуло в груди, потому что Алиенора едва узнала сына и дочь, с которыми распрощалась у ворот Сарума два года назад. В возрасте девяти и десяти лет они все еще были детьми, но уже были готовы шагнуть в беспокойную пору юности.

Иоанн первым приблизился к ней и ловко опустился на одно колено.

– Госпожа матушка, – проговорил он.

Иоанна присела и тоже пробормотала что-то приветственное. Ее волосы – светло-каштановые локоны с заметной рыжинкой, унаследованной от отца, – были заплетены в блестящую косу.

Церемонность ситуации связывала каждого из участников словно туго натянутыми веревками. Охваченная внезапным порывом, Алиенора нарушила ритуал и прижала младших детей к груди.

– Какие вы большие! – Она боролась со слезами. – Разлука была такой длинной… но я думала о вас каждый день и молилась о том, чтобы поскорее увидеться!

– Мы тоже молились, мама, – сказал Иоанн с открытым и невинным видом.

– Да-да, – подтвердила Изабелла. – Мне ни разу не пришлось напоминать им.

Утирая глаза рукавом, Алиенора усадила Иоанна и Иоанну рядом с собой в оконной нише, а сама тем временем постаралась взять себя в руки. В конце концов справилась с чувствами и сумела чинно поздороваться с сыном Изабеллы и тремя ее дочерьми. И опять ее потрясло, что они больше не были славными беспомощными малышами, а превратились в цветущих подростков. Сын Изабеллы Уильям был одних лет с Иоанном, и между ними возникла та свойственная мальчишкам связь, которая, с одной стороны, заставляла их постоянно проверять границы дозволенного и соревноваться, а с другой – объединяла против всего остального мира. Старшая дочь Изабеллы, Белла, по возрасту была близка Иоанне. От матери ей досталась алебастровая кожа, а от деда Жоффруа, графа Анжуйского по прозвищу Красивый, удивительные сине-зеленые глаза.

– Как я погляжу, эта девушка разобьет немало сердец, – улыбнулась Алиенора. – Она уже помолвлена с кем-нибудь?

– Нет, мы хотим, чтобы она еще подросла и смогла сама сделать свой выбор.

Королева вскинула брови:

– А что, если ее избранником станет кухонный мальчишка или красноречивый менестрель с пустыми карманами?

Изабелла показала рукой воображаемую границу:

– Разумеется, существуют определенные рамки, но внутри их она должна иметь право голоса, как и все другие мои дочери.

– Что говорит по этому поводу Амлен?

– Он согласен со мной. Времени еще предостаточно, и пока никто не сделал нам такого предложения, от которого мы не смогли бы отказаться.

Алиенора ничего на это не сказала. Изабелла в основном придерживалась традиционных взглядов, однако в делах сердечных или семейных могла быть упрямой, а порой и своевольной. Кто-то называл ее храброй и честной, другие считали избалованной и глупой. Тем не менее Алиенора могла понять, почему Амлен был согласен с супругой в этом вопросе. Незаконнорожденный брат Генриха правил домом и хозяйством милостиво, но единовластно. Он не хотел менять положение дел и обручать дочерей в раннем возрасте, опасаясь постороннего влияния. Сама Алиенора уже давно составила партии дочерям, чтобы сохранить необходимые политические альянсы, но у Изабеллы и Амлена подобных обязательств было несравнимо меньше.

Она услышала мужские голоса, слившиеся в шутливой перепалке, и мгновение спустя в дверь стремительно вошли ее старшие сыновья в компании с отцом, а вместе с ними в мирную атмосферу комнаты ворвались свежие запахи улицы и кипучая энергия. Все четверо громко хохотали, потому что любимый терьер Генриха похитил осыпанную драгоценными камнями меховую шапку епископа Илийского и скрылся с ней позади конюшен, где, скорее всего, занялся ее изничтожением.

Взгляд Алиеноры первым делом отыскал Ричарда, наследника ее герцогского титула. Материнское сердце всегда открыто для всех сыновей, но именно Ричард – свет ее очей, средоточие ее надежд. Граф Пуату, будущий герцог Аквитании. Его золотисто-рыжие волосы горели огнем, глаза были густо-синими, как васильки, и среди всех четверых мужчин он был самым высоким.

Прервав шутку на полуслове, он подошел к Алиеноре и опустился на колено у ее ног в церемонном приветствии. По заведенному обычаю она одарила его поцелуем мира. Ритуал помог сохранить ей величественный вид, несмотря на бьющие через край эмоции. Их взгляды встретились, передавая то, что нельзя произнести вслух при Генрихе и остальных.

Затем Ричард поднялся и уступил место брату Жоффруа, который был на год моложе, с более темными волосами и более тонкого сложения. Его воспитывали как будущего правителя Бретани и уже помолвили с Констанцией, наследницей бретонских герцогов. Но человек Жоффруа был непростой, открытое выражение лица скрывало глубокие омуты мыслей.

– Госпожа матушка. – Он взял ее ладонь и прижал к своему лбу. Манеры его были приятны, однако непроницаемые холодные глаза портили впечатление.

Гарри тепло расцеловал Алиенору и сжал ее руки в своих:

– Сегодня ты получше себя чувствуешь?

– Я уже облачилась в доспехи, – хмуро пошутила королева. А стала ли она чувствовать себя лучше? Скорее, иначе. Готовой к бою.

– Это тебе. – Он высыпал ей в ладонь дюжину пестрых драгоценных камней. Среди них выделялся крупный аметист с двумя просверленными отверстиями, сквозь одно из которых еще была продета нить с обрывками беличьей шкурки. – Твоя доля трофеев. Только не говори епископу Или. – В его глазах плясали искорки смеха.

На секунду Алиенора сжала камни в кулаке. Ей хорошо известно, сколько они могут стоить и как их можно использовать. Генрих не рискнет отобрать их у нее – столько свидетелей было акту дарения, и вообще все случилось как будто в шутку. Она убрала драгоценности в шкатулку и, пытаясь скрыть ненависть, обернулась к Генриху. Конечно же, он намеренно пропустил сыновей вперед, чтобы понаблюдать за их общением с матерью. Она не присела в реверансе перед ним, и муж ей не поклонился.

– Госпожа супруга, надеюсь, пребывание в покое и одиночестве пошло тебе на пользу? – Взгляд его был тверже камня.

– Весьма, мой господин. У меня было время подумать о многих важных вещах и как следует в них разобраться.

– Рад слышать это. Как видишь, я нашел взаимопонимание с сыновьями, и теперь нет причин, почему бы нам не жить счастливо всем вместе.

Имелось множество причин как раз для обратного, но Алиенора сочла за лучшее промолчать.

Генрих протянул ей руку:

– Наши подданные ожидают нас в зале. Не соблаговолишь ли почтить их своим присутствием?

– Мое слово что-нибудь значит?

– Ну, ответ известен нам обоим, – произнес он с любезной улыбкой, хотя взгляд по-прежнему обжигал ледяным холодом.

Ей не хотелось прикасаться к нему, тем не менее она заставила себя положить ладонь на его рукав и пойти с ним в зал. Генрих тоже не желал физического контакта – Алиенора знала это, – но использовал его как средство проявить свою власть. Волей-неволей она должна играть по его правилам, но только до тех пор, пока не выяснит, что затеял противник на этот раз. А тогда – посмотрим еще, кто кого.