Ошибка Пустыни

Глава первая

Белые стены Этолы долго не отпускали Лалу. Даже через неделю пути, лишь стоило посмотреть на восток, ей мерещился оставленный город. Радостное возбуждение улеглось. Лала чувствовала себя как в ту первую ночь в лесу, когда вырвалась из лап Ростера, отдышалась и поняла, что совершенно не знает, что делать дальше. Мир, в котором она прожила почти двадцать лет, был недобрым, но понятным. Теперь же впереди, раскрашенная сумасшедшими морскими закатами, маячила неизвестность. И чем дальше на запад продвигался корабль, тем быстрее таяла ее решимость. Расспросить кого-то о Пустыне Самоцветов она не могла. Никто, кроме капитана и юнги, который приносил ей еду в тесную каюту, с ней не общался. И только чудной зверь, ее единственный багаж, радовался, когда она заглядывала к нему в трюм, заставленный аккуратными тюками.

Почти все дни Лала проводила либо со зверем, либо на палубе. Морские виды не надоедали ей. Сначала, правда, было неуютно: от простора кружилась голова, и очень не хватало стен, без разницы каких – лесных ли, каменных. Ночами, когда вахтенный дымил трубкой у штурвала, Лала вынимала из уха заглушку, закрывала глаза и рассматривала новые картины – звуки моря. Она пыталась их упорядочить, но запуталась, отложила на потом.

Путаницы вокруг было много. Самое удивительное случилось в первый же день плавания. Во время совместного ужина с капитаном Лала не удержалась от вопроса:

– Капитан, а почему вы согласились везти меня бесплатно?

– Ну почему же бесплатно? Мне хорошо заплатили за возвращение пустынника с белым дромом. Иначе, госпожа, я бы не взял женщину на корабль, – усмехнулся капитан. – Вы очень ценный груз, только поэтому команда спокойно отнеслась и к вам, и к вашему зверю.

Лала поостереглась расспрашивать капитана о подробностях сделки. Никто, кроме Тика, не мог заплатить за нее. Но Лала точно знала, что их общих денег не хватило бы ни на что, кроме хорошего ужина и нового плаща. Где Тик взял нужную сумму и что ради нее сделал, она даже думать не хотела. Тик вместе с памятью о Ростере-старшем должен был исчезнуть из ее жизни так же, как Этола на горизонте. Но для этого прошло еще слишком мало времени.

Капитан Рурк каждый вечер настойчиво приглашал Лалу на ужин. Но он задавал вопросы, на которые у нее не было ответов, а показывать, что знает о своей стране намного меньше, чем посторонний человек, она не хотела. Поэтому она ужинала одна в своей каюте с крошечным окошком, постоянно открытым всем звукам и запахам моря.

Из обрывков матросских разговоров Лала выяснила, что ее народ не приветствует чужаков и поддерживает связь с миром лишь в рамках необходимой торговли. «Восход» вез жителям Пустыни Самоцветов дорогие специи и красители, а взамен капитан Рурк планировал привезти в Этолу тончайшую шерстяную ткань, удивительной прозрачности фарфор и непревзойденные обоюдоострые кинжалы. Еще у Рурка была мечта: раздобыть хоть один пустынный самоцвет. За всю историю лишь нескольким людям удавалось вывезти на континент эти удивительные камни. Да и камнями их назвать было сложно. В любых условиях самоцветы оставались теплыми. Расколоть эти полупрозрачные переливающиеся шары было невозможно, даже оцарапать поверхность никому не удавалось. Но и жесткими они тоже не были. Что с ними делали пустынники, толком никто не знал, но обычный человек, получивший самоцвет, никогда не мерз и не горевал. Более того, ему сопутствовала удача во всем – ровно до того момента, когда он вдруг умирал от глубокой раны. Самоцвет при этом исчезал, и никаких следов злодея рядом не оказывалось. Эта таинственная смерть, впрочем, никого не останавливала. Любой, кто знал о самоцветах, мечтал их заполучить.

Про самоцветы Лала подслушала в трюме, когда возилась со своим зверем. За огромными тюками матросы прятались от боцмана, шепотом травили байки и не подозревали, что кто-то в этот момент растирает затекшие ноги вонючего животного. Мешанина новых знаний так давила на Лалу, что разум, защищаясь, постоянно утягивал ее в сон. Только во сне не было места новым страхам. Да и путешествие кажется короче, когда спишь.

Из-за своей сонливости Лала пропустила момент, которого так ждала. И только когда вся команда «Восхода» суетливо застучала подбитыми каблуками по палубе, ей стало ясно: цель близка.

Сначала Лала увидела маяк, почти такой же, как недалеко от Этолы, только в несколько раз больше и совершенно белый. Маяк ярко сиял и словно ощупывал лучом крутые борта «Восхода». Это было грандиозно и красиво, но матросы не восхищались. Они старались спрятаться от света за любым укрытием на палубе. Капитан Рурк покрикивал на них, требуя спокойствия, но Лала видела, что ему тоже не по себе.

Луч оставил корабль в покое, и тогда Лала смогла рассмотреть берег своей родины. Светлые высокие скалы тянулись вдоль всего побережья. Прибой вгрызался в каменные подошвы, да так, что рев его слышен был даже в закрытой каюте. Смутных представлений Лалы о море и кораблях хватало, чтобы понять, что берег почти неприступен. Почти, потому что недалеко от маяка виднелась узкая брешь в скалах. И оттуда по единственному спокойному участку моря приближалось нечто, Лале совершенно незнакомое.

На ее удачу, в команде было несколько матросов, впервые оказавшихся у берегов Пустыни Самоцветов, и более опытные товарищи снисходительно давали им пояснения:

– Гляди, как хитро придумали. Просто закрепили канат на скале в море, и вот вам паром, – басил невысокий и немолодой уже матрос с обветренными губами.

– А зачем им такой большой паром-то? – удивлялся его собеседник, парнишка лет восемнадцати.

– Ну, они часть груза сразу снимают. Да и качает меньше.

– И досмотр они делают прямо здесь?

– Ага. Зачем – не знаю. Вроде бояться им нет смысла. После маяка-то.

– А что маяк?

– Ну, ты вообще дремучий! Этот маяк убивает, если что не так.

– Брешешь! – выпучил глаза молодой матрос.

– Ни в жизнь! Какого цвета был луч, которым нас просвечивали?

– Белым вроде… Ну или голубым немного.

– Во-о-о-от, – поучительно протянул пожилой. – А еще он бывает красным. И тогда корабль загорается, как пакля. И вся команда вместе с ним. Домой никто не возвращается.

– Откуда тебе известно, если все сгорали и не возвращались? Кто рассказал? – недоверчиво уточнил молодой.

– Боцман. Я ему верю.

– Ну и что они сейчас будут делать?

– Как пристанут, капитан пойдет разговоры говорить, потом прикажет груз показать, потом паром уйдет, а мы за ним. Строго за ним, иначе разобьемся о рифы. Он еще и вроде лоцмана тут.

– Чудно…

Лала не стала дослушивать матросов. Она пошла на нос корабля, чтобы лучше видеть. Паром, похожий на гигантский плот, приближался. Три высокие фигуры в темно-синих плащах с капюшонами стояли неподвижно. Лала не сразу поняла, что не дышит. Только когда голова закружилась так, что она чуть не упала, она судорожно вдохнула. Трое на пароме равнодушно смотрели перед собой, а она вглядывалась в острые черты смуглых бесстрастных лиц, чужих и таких родных, что неведомое прежде чувство сладко тянулось от горла к груди и ниже.

И тут капитан прислал за ней юнгу. Пока она, не чуя ног, дошла до мостика, ее зверя уже вывели на палубу. Там же лежало несколько тюков. Капитан улыбнулся:

– Госпожа, ваше путешествие окончено. Сейчас мы перегрузим вас на паром и проследуем в порт Шулай. Очень надеюсь, что вам было удобно.

– Благодарю вас, капитан, – больше ничего из себя Лала выдавить не смогла.

Широкие сходни упирались в борт парома, который почти не качался на волнах. Тюки тащили вчетвером и складывали строго посередине парома. Люди в синем бесстрастно наблюдали за погрузкой, пока не спустились Лала с капитаном.

Один из прибывших бросил взгляд на улыбающуюся Лалу и стал перебирать свитки, растеряв при этом всю свою бесстрастность. Не найдя нужного, он обратился к соседу, тот пожал плечами, и они вдвоем стали перечитывать написанное. До Лалы донеслись обрывки разговора – вернее, звуков, потому что она ровным счетом ничего не поняла. Она все еще глупо и счастливо улыбалась, когда двое направились в ее сторону. Но только когда один из них подошел к ней вплотную и, глядя сверху вниз, повысил голос, Лала поняла: все это время с ней разговаривали на языке, который она должна знать. Но для нее это был лишь набор приятных шипящих звуков.

Из-за спины донесся встревоженный голос Рурка:

– Госпожа, вы почему не отвечаете проверяющим?

Лала беспомощно обернулась и прошептала:

– Я их не понимаю…

Капитан поперхнулся и вытаращился на нее.

– Как это?

Лала не успела ответить. В разговор вмешался один из людей в синем. Он говорил медленно, нависнув над Рурком:

– Вы кого привезли?

Таким ошалевшим капитана Рурка не видел даже его давний друг и собутыльник боцман. Капитан, запинаясь от негодования, воскликнул:

– То есть как кого? Пустынника с белым дромом. Как и уговаривались!

– Дром благородного Ушаша узнан. Но это, – человек в синем сделал движение острым подбородком в сторону онемевшей Лалы, – не Ушаш. Это неизвестно кто. Привозить сюда неизвестных строго запрещено. Строго. Вы не выполнили уговор.

Обвинение в нарушении уговора вернуло капитану решительность и скорость мысли. Он расправил грудь и повысил голос:

– Нет уж, погодите! Мне было сказано: пустынник с белым дромом. Вы что, думаете, у нас там в порту сотни ваших людей? И тем более дромов? Вы даже имени не сообщили, кого мне везти! Вот белый дром, вот пустынник! Я выполнил свою часть уговора!

Во время этой пылкой речи третий человек в синем присоединился к своим. Но он явно не понимал капитана и слушал тихий перевод от товарища.

Потом он подошел к Лале и молча стал ее разглядывать. В отличие от своих соплеменников он был одного с ней роста. А еще он показался ей значительно старше. Судя по интонации, он задал вопрос, но Лала жалко улыбнулась и пожала плечами. Обернулась к Рурку:

– Капитан, вы не поможете мне объясниться?

Капитан не успел ответить. Второй пустынник, который разбирался, куда делся Ушаш, подошел ближе:

– Он спрашивает твое имя.

– Лала.

Люди в синем переглянулись.

– Нет такого имени. Или оно неполное. Говори полное имя.

– Я знаю только это.

Самый старший из троицы снова заговорил. Интонация у него была ровная, казалось, он несильно интересовался происходящим. Переводчик, впрочем, не был так спокоен:

– Неизвестная женщина, ты не имеешь права входа в порт Шулай. Ты обязана сказать, что произошло с хозяином этого дрома. Как он попал к тебе и с какой целью ты хочешь проникнуть в наши земли?

Лала задохнулась и обескураженно хлопнула глазами:

– Я же ваша… Я домой вернулась!

– В свитках убывших о тебе нет ничего. Где Ушаш?

– Я не знаю, про кого вы говорите. Этого зверя, то есть дрома, я купила на рынке. Старик сказал, что его хозяина убили.

Трое резко синхронно прижали руки к груди и так же синхронно их опустили. Капитан Рурк и его матросы наблюдали переговоры с разинутыми ртами.

После паузы слово взял тот, кто первым обратился к Лале:

– Да станет белой следующая жизнь благородного Ушаша. Похищенный тобой дром вернется в его семью. Раз ты не причастна к его смерти, то пыток не будет. Ты уйдешь быстро. Прямо сейчас.

Лала открыла было рот, но тут он толкнул ее в грудь. Без замаха, резко и жестко. И в следующую секунду над ней сомкнулась вода.

Глава вторая

Лала не умела плавать. Более того, она вообще никогда не окуналась в воду глубже, чем по пояс, в ванне или ручье. Оказавшись за бортом парома, она ошарашенно тонула, даже не закрывая глаза. Солнечный свет, проходящий сквозь толщу воды, напомнил ей звук, который она видела то ли во сне, то ли наяву. Но воздух кончился очень быстро. Лала забилась и попыталась выгрести к поверхности. Получилось, но ненадолго. Хватанув воздуха и краем глаза увидев паром, она снова пошла ко дну.

И тут рядом упало что-то большое. Очень большое. Подброшенная волной, Лала не сразу поняла, что это ее зверь, которого тут называют дром. Зверь храпел и отплевывался от соленой воды. Лала чудом догребла до него и вцепилась в курчавую шерсть на шее. Зверь поплыл было прочь от парома, но один из пустынников умело набросил на шею дрому веревку и притянул к борту. Затянуть сопротивляющегося зверя на паром было бы нереально, но как только Лалу подняли на борт, он чуть ли не сам вскарабкался за ней по наклонной доске.

Люди в синем громко спорили на своем языке, дром чихал и разбрызгивал на всех слюни с водой, Лала обнимала его мокрую пахучую шею и мелко дрожала, а капитан и несколько матросов с «Восхода» не знали, что им делать. Паром между тем плыл к берегу, а на небольшом расстоянии за ним величественно резал волны «Восход».

Наконец тот пустынник, который не знал языка Лалы, дал знак перевести его слова.

– Дром благородного Ушаша спас тебя, – недовольно пояснил ей тот, что толкал в воду. – Эти звери редко принимают нового хозяина. Мы задерживаем тебя для выяснения всех обстоятельств. Кров и питание тебе будут обеспечены за счет Управы порта Шулай.

Он отвернулся и больше не сказал ни слова до самого прибытия. Придя в себя, Лала обратилась к Рурку:

– Капитан, умоляю, кто за меня заплатил?

– Ну… как выяснилось, не за вас.

Капитан озадаченно стучал пальцами по перилам, на которые тяжело облокотился.

– Разве это не мальчик был? – удивилась Лала.

– Тот, что просил вас взять на борт? Да что вы, госпожа! – Он коротко рассмеялся. – Откуда у него пять сотен?

– Но почему тогда вы согласились?

– Вы слышали мой разговор вон с тем парнем. – Рурк указал на переводчика. – Деньги мне выдал заранее купец, который поставляет в дом градоначальника ткани на наряды его женушки. Я и помыслить не мог, что во всей Этоле найдется больше одного пустынника, да еще с дромом.

– Но вы понимаете, что вообще происходит?

– Только в общих чертах, госпожа. Вы – не тот человек, которого они ждали. Вас знать они не желали. Но когда зверь вырвался и кинулся вас спасать, они засуетились, заголосили, будто что-то из ряда вон происходит. Стало быть, вы непростая штучка. Но черт побери, почему вы не знаете своего языка?

– Я с младенчества жила в замке Фурд. Как это получилось, не знаю, не спрашивайте.

– Замок Фурд? Не у братца ли одноглазого Ростера? – прищурился капитан.

Лалу передернуло, и это не укрылось от внимания Рурка. Она молча кивнула. Рурк оживился:

– А может, вы знаете, что с ним случилось? Ходят всякие слухи… – он понизил голос.

– Знаю.

– Просветите?

– Он умер, – коротко ответила она.

– Надо же. А как?

Лала, наученная горьким опытом, пожала плечами. Капитан Рурк пристально посмотрел на нее, но допытываться не стал:

– Ясно. Ну что же, его наследники будут приятно удивлены.

– Почему?

– О, госпожа, капитан Ростер – самый удачливый сукин сын, с которым мне приходилось встречаться. Кроме двух отличных кораблей у него лучший в Этоле бордель и десятина со всех торговцев жемчугом. Имей я его состояние, давно взял бы себе пару жен, отгрохал замок и жил в свое удовольствие. Ну, раз в год выходил бы в море для души.

– А что такое бордель?

Капитан Рурк запнулся на полуслове и недоверчиво посмотрел на нее. Рассказать о самом популярном заведении Этолы он не успел – паром вошел в скалистый створ, и Лале уже было все равно, что такое бордель.

Порт Шулая раскинулся на берегу обширной бухты, спрятанной за скалами. Морской ветер исчез, как задутое пламя свечи. Команда корабля села на весла. Идеальная водная гладь отражала десяток небольших кораблей с самыми разными парусами.

Все здания порта были похожи, их белые купола без окон издалека напоминали наполовину закопанные в землю яйца гигантской птицы. Лала заметила, что все вокруг окрашено лишь в три цвета: синий, белый и серый.

«Восход» шел к пристани величаво, как лебедь, лениво разгоняющий суетливых крякв. Его погрустневшие без ветра паруса все равно выглядели великолепно: напитавшиеся поднимающимся солнцем, они почти светились, розовели, оправдывая название корабля. В этот ранний час в порту было много народу, но приход огромного парусника почти никого не интересовал. Фигуры в синих и серых плащах двигались размеренно, будто гуляли. Никакой суеты, как в Этоле, похожей по сравнению с портом Шулая на растревоженный муравейник.

Как только паром остановился, Лалу неожиданно крепко взял под локоть тот пустынник, который чуть не утопил ее.

– Меня зовут Лириш, женщина. Я отведу тебя в управу. Не стоит там распространяться о том, как ты искупалась в море, ясно?

– Ясно. А мой… дром?

– Его разместят на дроммарне, не переживай. Ему-то как раз будут рады.

Хватка Лириша немного ослабла, и Лала постаралась было попрощаться с капитаном Рурком, но тот был увлечен разбирательством с непонятно откуда взявшимися двумя пустынниками в серых плащах.

Глава третья

Управа порта находилась под самым большим куполом. Лала смотрела во все глаза и даже не тяготилась своим непонятным положением то ли пленницы, то ли гостьи. Плавная речь пустынников была приятна на слух, несмотря на обилие шипящих звуков, она переливалась в голове, как сладкое вино. Ни в одном встреченном лице Лала не заметила неприязни. Похоже, всех немного удивлял ее наряд и распущенные волосы, но только и всего. Пустынники, все до единого рыжие, ходили в длинных плащах с капюшонами. Мужские и женские верхние одежды не отличались покроем, и, если не смотреть на лица, сложно было понять, кто перед тобой. Приглядевшись, Лала заметила тонкую вышивку на рукавах женских плащей, причем как на богатых, так и на бедных. Но это было единственным отличием. Волосы и у мужчин, и у женщин были заплетены в сложные косы, а еще никто не сутулился, чтобы казаться ниже ростом, как это делала Лала всю жизнь. От множества высоких людей у нее даже голова закружилась.

Уже около входа в управу Лала поняла, что еще ей кажется странным. Запах. Вернее, его отсутствие. Порт Этолы можно было унюхать за полдня пути, а в Шулае – только легкое дуновение ветра, чуть приправленного духом жареного мяса и неизвестных цветов.

Ее поместили в отведенную комнату, оставив лишь кувшин с водой. Лала огляделась. Ни окон, ни светильников. И все же в комнате светло – хоть зашивай черное черными нитками. Белые стены, серый каменный пол, такой же каменный стол и длинная широкая лавка, на которой аккуратной стопкой сложено несколько синих покрывал. Лала прикоснулась к столу. Он был теплым. Как и пол, и лавка. В теплом кувшине вода оказалась неправдоподобно холодной и чуть сладковатой. Лала с удовольствием осушила сразу половину, смыв наконец горечь морской соли с обветренных губ. Делать было нечего, и Лала уснула, накрывшись покрывалом.

Разбудило ее ощущение тревоги, вклинившееся в сон иссиня-черным кинжалом. Перед ней молча стояла фигура в белом. Женщина непонятного возраста смотрела на Лалу скорбно и так пристально, что ей стало холодно, несмотря на лавку и уютное покрывало. Она резко вскочила, убрала волосы с лица:

– Здравствуйте!

Женщина встрепенулась, но ничего не ответила.

– Меня зовут Лала, я приплыла с востока. Я ищу свою семью. Если она у меня тут есть, конечно.

Казалось, белая дама вслушивается не в слова, а в голос. Поняв для себя что-то, скрытое от Лалы, женщина развернулась и вышла. В открытую дверь зашел давний знакомый Лириш, и Лала наконец рассмотрела его. Молодой и, должно быть, привлекательный по местным меркам. По крайней мере, среди тех мужчин, кого она успела увидеть. У Лириша был высокий лоб, прямой тонкий нос и гордая осанка героя древних сказаний. Только вот презрительный взгляд и слишком тонкие губы портили впечатление.

– Приведи себя в порядок, женщина, и надень это. – Он бросил ей на колени сверток. – Ты отправляешься во владения благородного Ушаша.

– А кто это был? – спросила Лала, открывая сверток. Это был плащ. Тоже синий, но старый и выцветший. Вышивка на рукавах растрепалась, кое-где нитки вообще перетерлись, но цветочный узор еще читался.

– Позже узнаешь, – нетерпеливо ответил Лириш.

– А что насчет выяснения обстоятельств, как говорил тот, другой, из ваших?

– Ты слишком много спишь. Все уже выяснили.

– Но меня даже не расспросили ни о чем! – отчаянно воскликнула Лала.

Лириш поморщился:

– Хватит! Следуй за мной. И не вздумай делать глупости, я все равно быстрее.

На улице по-прежнему было раннее утро. Множество фигур в плащах так же неспешно двигались по набережной вдоль плавной линии каменного парапета. Водная гладь бухты, окруженная чуть розовеющими скалами, была почти пуста. Лала остановилась и беспомощно завертела головой. «Восхода» среди кораблей она не обнаружила.

Лириш, заметив ее замешательство, приподнял тонкую рыжую бровь:

– Что?

– Где корабль, на котором я прибыла? – озабоченно спросила Лала, не переставая рассматривать пристань.

– Погрузился и ушел. Тебя это больше не должно заботить.

– Стойте! – Лала схватила его за плащ. – В воде было зелье? Сколько я спала?

– Это тоже не должно тебя заботить. Шевелись! – Лириш презрительно выдернул край плаща из ее руки.

Лала осталась на месте. Страх, неуверенность, отчаяние и полное непонимание происходящего смешались у нее в голове, превратившись в холодную злость, колющую изнутри. Все шло не так, как она видела в своих мечтах о доме. Виноват в этом был стоящий рядом человек. А также та странная женщина в белом, и капитан Рурк, и Тик, и Ростер, и все эти безликие фигуры в плащах. Мир по-прежнему был против нее, и ей до судороги в скулах захотелось перекусить горло этому миру, чтоб хлынула густая порченая кровь и смыла все, подобно весеннему паводку. Она смотрела на Лириша и почти не различала его черт за густой лиловой пеленой, неровно наползающей на глаза. В голове клубилась тьма, из прокушенной губы теплой струйкой текла на подбородок кровь. Боли она не чувствовала, шипения своего не слышала:

– Никуда не пойду, пока не получу объяснения.

Рука Лириша, поднятая, чтобы схватить Лалу, замерла на полпути, когда он вгляделся в ее помутневшие глаза. Он прищурился и невесело усмехнулся:

– Вот свалилась ты на мою голову! Да, в воде было зелье. Оно не вредное, наоборот. Ты долго спала и восстановила силы. Все решилось в твою пользу, а могло быть хуже. Ты прибыла вместо Ушаша, с его дромом, на средства его семьи. Теперь нужно вернуть им долг. Какое-то время ты будешь служить в семье благородного Ушаша, этому многие бы позавидовали, поверь. Поработаешь, язык выучишь, освоишься. Если тебя действительно ребенком отправили отсюда в страну черноголовых, то со временем найдутся твои родные. Бесследно никто у нас не пропадает. Иди, не заставляй ждать свою госпожу!

Лала во время этой речи пришла в себя. Мрак из головы пропал, дышать стало легче, лиловая пелена исчезла, очистив взгляд. Слушая изможденную пустоту внутри себя и совершенно не глядя по сторонам, она поплелась за Лиришем.

Шли они долго, пока улица внезапно не кончилась, упершись в неимоверно высокую белую стену с узкими воротами. Лала в жизни не видела и даже в книгах не читала про строения, на вершине которых человек кажется мышью. Лириш остановился у группы пустынников на дромах и низко поклонился той самой женщине, которая заходила в комнату Лалы. Госпожа сидела верхом на белоснежном дроме, очень похожем на того, что прибыл из Этолы с Лалой.

Рядом стояло несколько рыжих дромов с седоками в синих плащах, чуть поодаль еще два – рыжий и белый. Белый встрепенулся и заурчал, узнав Лалу. Лириш одернул ее, когда она кинулась было к своему старому приятелю:

– Ты недостойна перемещаться на облачных дромах, садись на другого.

Лала замешкалась. Она умела ездить на лошади, хоть и неудобно было с ее ростом. Но дром казался совершенно непригодным для верховой езды – ни седла, ни уздечки. Лала присмотрелась ко всадникам. Дромы под ними были как будто двугорбыми, и пустынники комфортно расположились между горбами. Ей же предлагалось сесть на одногорбого.

– Я не умею…

– Тут нечего уметь!

Лириш подошел к рыжему дрому и повелительно указал ему на землю. Дром смешно сложил передние ноги, немного постоял в задумчивости задом вверх и сложил задние. Лириш надавил на горб, и тот просел посередине, образовав удобную вмятину.

– Садись и просто держи равновесие.

Как только она устроилась меж теплых плюшевых горбов, дром встал и подошел к своим товарищам. Женщина кивнула Лиришу и, не обращая ни на кого внимания, направила своего белоснежного дрома сквозь ворота.

– Лириш, подождите! – Лала вцепилась в курчавую шею дрома и обернулась к уходящему чиновнику.

– Что еще?

– А к кому обратиться, если что? Кто говорит на моем языке?

– Никто, – улыбнулся Лириш и растворился в потоке синих плащей.

Глава четвертая

Рыжий дром, покачиваясь, пошел за своими товарищами, а Лала неожиданно для себя стала тихонечко хихикать, как умалишенная. Ее ждала неизвестность, такая всеобъемлющая, что было даже нестрашно.

Пустыня за воротами обожгла Лалу, лишила на мгновение возможности видеть, слышать и дышать. Какая магия в стене ограждает город от адского пекла? Почему шерстяные дромы идут как ни в чем не бывало по раскаленному песку? Как вообще можно выжить в таком палеве? На эти вопросы, как и на многие другие, ответов пока не предвиделось.

Песок, о цвете которого она размышляла в ночь перед приходом в Этолу, оказался непохожим ни на что. Темно-рыжий, сияющий на солнце и такой мелкий, что барханы казались волнами. Воздух над песком шевелился, тек и заворачивался в тугие прозрачные спирали. И густое небо тоже выглядело волнистым. Лалу замутило. Слишком много волн, даже на корабле ее так не укачивало. Но она не закрывала глаза. Она не могла ни на секунду допустить, что адская жаркая пляска двухцветных волн исчезнет. Медно-синяя лава обволакивала ее, выжигая все, что было раньше. Лала вдыхала невидимый огонь и не чувствовала боли, хотя в груди все горело. Что-то горячее потекло из правого уха, и она коснулась его ладонью. Но на пальцах оказалась не кровь. Восковая заглушка не выдержала знакомства с новым миром, оставив на коже темную дорожку от шеи до ключицы. Лала наконец прикрыла глаза, чтобы не мешать истинные картины со звуковыми. Но ничего не произошло. И тут только до нее дошло, что звуков почти нет! Дромы шагали бесшумно, песок и небо молчали. Тишина, о которой раньше Лала исступленно мечтала, оказалась реальной.

Спутники не обращали на нее ни малейшего внимания, никто даже не обернулся за весь день пути, чтобы убедиться, следует ли она за ними. Никаких дорог, троп или указателей в песках не было. Караван просто шагал за белоснежным дромом с белоснежной всадницей. Шагал. Шагал. Шагал. Лала с изумлением обнаружила, что ей не скучно. Не страшно. Не весело. Мысли, поначалу теснившиеся в голове, улеглись, заморенные дикой жарой. Сделать ничего нельзя, можно просто ждать, что будет дальше. И она ждала, став частью размеренного ритма шагов дрома.

На закате Лала очнулась. Солнце унесло с собой жар и яркость неба, на смену медным отблескам песка пришел густой кровавый оттенок, вернувший Лалу к мыслям о тех, кого она убила. Совершенно неожиданно три трупа стали для нее чем-то вроде тяжелых камней, перекатывающихся внутри пустой головы. Не больно, не плохо, не страшно. Но очень неудобно. И пока солнце не ушло за горизонт, эти камни давили на затылок.

А потом небо высыпало на пустыню все свои драгоценности. Столько звезд Лала не видела даже ночью в темном лесу, да и высоко были те лесные звезды. Здесь же, среди засеребрившихся барханов, бесчисленные и такие низкие, хоть руками собирай, они наполняли ее неведомым ранее чувством. Голова закружилась, как никогда прежде, по коже пробежал мороз, ее передернуло, она протянула руку к ближайшей звезде и свалилась с дрома. Тот не удивился. И никто в караване не удивился, потому что как раз в этот момент прочие дромы аккуратно пали на передние ноги, чтобы седоки спешились.

Пока Лала соображала, что к чему, ее дром отошел к остальным, а его место заняла безмолвная синяя тень. Тень протянула ей небольшой сосуд и пояснила, что это значит. Так Лала выучила первое слово: «пить». Ей было позволено сделать всего лишь пять глотков, но на удивление чуть солоноватой жидкости хватило, чтобы утолить жажду. До Лалы запоздало дошло, что весь адски жаркий день она даже не задумалась о том, что хочется пить. В качестве ужина Лале выдали упругие темно-лиловые фрукты, слегка подвяленные, оставляющие во рту мятное послевкусие. Когда Лала сказала «спасибо», тень вздрогнула. Язык, на котором говорила Лала, казался настолько чужероден здесь, что она решила использовать только жесты.

Напившись и наевшись, Лала стала озираться. Ее спутники плотно запахивали плащи и ложились прямо на песок. Все, даже белая госпожа. Единственной разницей было то, что госпожу присыпали песком, а остальные закапывались сами. Дромы легли поодаль. И все это в полном молчании. Через несколько минут Лала поняла, что она – единственное неспящее существо в этой пустыне. Она не стала закапываться в нежный, еще теплый песок и уснула, уютно устроившись в ложбинке.

Спала недолго. Холод, которого прежде и представить нельзя было, пробрался через плащ и разбудил ее. От пустынного дневного жара не осталось и воспоминания. Выдох мгновенно превращался в мельчайшие льдинки и падал на песок. На ресницах и бровях она чувствовала иней, тело била дрожь. Плащ почти не спасал, и Лала остро и безнадежно поняла, что еще немного, и замерзнет насмерть. Она закричала:

– Эй, кто-нибудь!

Ни звука в ответ, ни движения. Стуча зубами, она подобралась ползком к ближайшему пустыннику. Молодое лицо, обращенное к звездам, было серым и неподвижным. Инея возле рта и носа не видно. Лала коснулась темной щеки и одернула руку. Твердая, холодная, немного шершавая поверхность меньше всего напоминала на ощупь кожу человека, даже мертвого. Лала поперхнулась своим страхом и, не вставая, переползла к следующему спящему. То же самое. И со следующим. И даже госпожа, надменное выражение которой никуда не делось, выглядела так же. Разве что оттенок кожи светлее.