Ошибка в объекте

— Рад бы не делать этого, Лариса Клементьевна… Любопытство здесь чисто профессиональное… Знаете, чтобы не ходить вокруг да около… Майя чья дочь?

Этот вопрос застал Ларису врасплох. Она вздрогнула, отвела в сторону глаза, облизнула вдруг пересохшие от волнения губы.

— Вы знакомы с генетикой? — не дождавшись ответа, продолжал Агеев. — Есть такая наука. Занимается вопросами наследственности. Как передаются детям отдельные особенности родителей… Например, шестипалость…

— Ладно, — глухо сказала Лариса. — Отец Майи — Юрий Васильевич.

— Почему вы не поженились? Ну, тогда?..

— У Юрия Васильевича тогда было другое настроение…

— Хотите сказать, отношение к вам?

— Он вообще не собирался жениться, — уклончиво ответила Лариса.

— О существовании у него дочери он знал?

— Нет. Узнал лишь два года назад… Я привела Майечку в спортшколу, он увидел её ноги и…

Лещенко замолчала.

— Теперь он хочет исправить свою ошибку, так? — попытался помочь ей следователь.

— Он умоляет выйти за него замуж, — тихо сказала Лариса.

— В чем же препятствие?

— А Майя? — вскинула на Агеева страдальческие глаза Лещенко. — Как ей это объяснить? Она так любит Леву! Сегодня во сне звала его…

— Но ведь её отец Лебедев…

— Восемь лет она знала Леву как отца — и вдруг!.. Нет-нет! — решительно замотала головой Лариса.

— А Лев Митрофанопич знает правду? — спросил Агеев.

— Нет, не знает. И не дай Бог, если ему станет известно… — Она даже передернулась от этой мысли. — Еще сделает с собой что-нибудь.

— А вы сами хотели бы соединить свою жизнь с Юрием Васильевичем?

Лещенко покачала головой:

— Знаю, куда вы клоните… Мол, только и мечтает, как бы избавиться от мужа, вот и всыпала яд… Зря, честное слово, зря! Я совершенно ни при чем…

Допрос Ларисы Лещенко опять заставил Агеева задуматься. Не подготавливал ли Лев Митрофанович самоубийство? На самом деле узнать, что Майечка не его дочь, было бы для Лещенко крахом.

В связи со вновь открывшимися обстоятельствами следователь решил съездить в Южноморск и допросить Льва Лещенко. Карапетян пока оставалась в Шостке, надо было кое-что проверить. Прощаясь с Виктором Сергеевичем, она сказала:

— Мы с вами дали одну промашку. И, может быть, сбили с толку руководство ликеро-водочного завода и работников торговли…

— Как так? — удивился Агеев.

— Помните, Лещенко купил горилку в магазине до обеда?

— Помню.

— А Лариса — после обеда. Когда привезли уже новую партию… Так вот, изымали и проверяли горилку из той партии, из которой досталась бутылка Льву Митрофановичу. Она выпущена в конце мая. Лариса же приобрела бутылку из июньской партии. Мы почему-то дали сведения только на майскую партию. Но ведь могла быть отравлена бутылка Ларисы, так? Возможно, надо будет проверять как раз июньскую партию!

— Вот черт! — вырвалось у Агеева. — Почему вы не подумали об этом раньше? — Он покачал головой, махнул рукой. — Впрочем, я тоже мог бы пошевелить мозгами…

— В общем, будете в Южноморске, загляните в свой сейф, где вещдоки по делу.

— Хорошо. Я тут же сообщу вам, чья бутылка была с ядом, Ларисы или Льва Митрофановича.

— Будем надеяться, что отравлена майская, — невесело улыбнулась Карапетян. — А то меня разорвут на куски… Опять проверять тысячи и тысячи бутылок в десятках магазинах! А сколько разошлось по покупателям!..

Вернувшись в Южноморск, Агеев заглянул ко мне и рассказал о ходе следствия. Я попросил его зайти снова после того, как он встретится с Лещен-ко. Что Агеев и сделал.

Когда он появился в моем кабинете, по его задумчивому, растерянному виду я понял: что-то произошло.

— Новая загадка, — ответил Виктор Сергеевич на мой вопросительный взгляд.

— Обе бутылки с горилкой — из одной партии. Из июньской.

— Это точно? — спросил я.

— Абсолютно! Я уже связался с Карапетян. Она — с магазином и базой. Проверили накладные… Лещенко не мог купить июньскую горилку!

— Может, он что-то напутал?

— Да нет. Дело было так. В двенадцать у него начался обеденный перерыв. Он сбегал домой, накормил дочь. Затем по пути на работу зашел в магазин. Купил горилку. Его показания подтверждаются показаниями продавщицы…

— Да, здесь ошибки быть не может, — согласился я. — Куда он дел бутылку после покупки?

— Взял с собой на работу. Возвращаться домой было некогда. Нес он её в авоське, завернув в газету. На заводе положил в холодильник на своем рабочем месте. В четыре часа Лещенко покинул завод, прихватив горилку с собой. Дома тоже поставил в холодильник… А на следующий день положил уже в чемодан…

— Вы проследили путь второй бутылки, которую купила Лариса?

— Она говорит, что купила горилку, идя с работы. Никуда больше на заходила.

— Значит, обе бутылки попали к Лещенко домой почти одновременно.

— Верно. Но одна — Левина — три часа находилась на заводе… Вот тут с ней, видимо, и произошла непонятная метаморфоза. Из майской она превратилась в июньскую…

— А почему именно на заводе? Дома она пролежала почти сутки… У них никто не был в это время? Может, друзья, знакомые заходили?

— Лев Митрофанович говорит, что никого не было. Правда, он отлучался утром в субботу. Прощался с братом… Вот такая закавыка, Захар Петрович.

— А может, как раз не загадка, а разгадка? — заметил я. — Но почему вы только сейчас докопались, что бутылка не та?

Агеев сокрушенно развел руками.

— Мне и в голову не пришло, что дата выпуска может иметь такое значение!

— И все же ещё раз проверьте в Шостке. Не исключено, что на заводе произошла путаница с этикетками… Помню, когда я ещё работал в Зорянске, наша местная газета вышла с датой… на год вперед. Обыкновенная опечатка. А ведь оттиск читали корректор, выпускающий и редактор. И проворонили…

— Проверю, — уныло кивнул следователь.

— Ну а как насчет того, что Майя дочь Лебедева? Лещенко знает?

— Насколько я понял, даже не догадывается. Я, естественно, намекать не стал. Ему лучше оставаться в неведении…

Словоохотливая продавщица винного магазина Ванда в беседе с Карапетян назвала ей несколько человек, кто в ту пятницу покупал до перерыва горилку с перцем. Эти люди жили неподалеку, и Ванда хорошо знала их.

Кармия Тиграновна отправилась на поиски. Конечно, времени прошло порядочно. Кто уже успел сдать пустую стеклотару из-под горилки (хоть бутылки были и нестандартные, но их принимали в специальном пункте), а кто просто выбросил порожнюю бутылку. Но в одном месте инспектору повезло. Покупательница, дряхлая старушка, брала горилку к своему дню ангела. В гостях у неё были две такие же старухи. Осилить такое количество — пол-литра — они не смогли. Остаток горилки стоял в своей таре, дожидаясь следующего торжественного случая.

На бутылке именинницы была этикетка, на которой указывалось, что горилка выпущена в мае.

— Ошибки, скорее всего, нет, — констатировал Агеев. — Лещенко тоже купил майскую… Можно сделать предположение, что бутылку подменили…

— А вот где? — сказала Карапетян.

— Дома или на работе, — ответил следователь. — Главное, кто? Что ж, Кармия Тиграновна, вы, кажется, уже участвовали в обследовании на комби — о нате, где работает Лещенко, в качестве психолога, — пошутил Агеев. — Теперь поработайте там как инспектор угрозыска…

Карапетян провела на комбинате весь день. Говорила с сослуживцами Лещенко, навела кое-какие справки.

— Помещение, где находится рабочее место Льва Митрофановича, небольшая лаборатория, заставлена столами со всякими приборами… Масса ящиков. Вход свободный. Я обратила внимание, что комната часто пустует. Можно зайти и выйти никем не замеченным. В ту пятницу туда заходил паренек, которого Лещенко выжил. Помните? Этого парня понизили в должности и, естественно, в зарплате.

— Помню. Кажется, его фамилию Афонин?

— Афонников, — поправила инспектор следователя. — Евгений Афонников. Он открыто ненавидел Лещенко. Не раз грозился при всех, что не успокоится, пока не отомстит Льву Митрофановичу.

— Вы полагаете, что из-за понижения в должности этот Афонников мог пойти на убийство? — спросил Виктор Сергеевич. — Что-то не верится…

— Больной. Психически. Состоит на учете. Мания преследования… Его даже побаиваются, говорят: Афонникову все нипочем. Что бы ни натворил, к ответственности привлекать не станут. Справка…

— А мог ли этот псих знать, что в холодильнике лежит горилка? И что её положил именно Лещенко, а не кто-то другой?

— Понимаете, какая штука, Виктор Сергеевич, — пояснила Карапетян, — за пользование холодильником отвечает жена Афонникова. Там хранятся кое-какие препараты…

— Жена Афонникова сидит в той же комнате, что и Лещенко? — уточнил Агеев.

— Ну да! У неё тоже натянутые отношения со Львом Митрофановичем. Это понятно — из-за мужа. Так вот, когда Лещенко положил бутылку в холодильник, она подняла скандал: мол, в холодильник кладут посторонние вещи, да ещё спиртное. Хотела якобы пойти к начальству и доложить. Но её пристыдили. А один из сослуживцев как будто бы сказал Льву Митрофановичу: не спорь, дескать, с ней, давай свою бутылку ко мне в стол… То ли Афонниковой стало стыдно, то ли ещё что, но она согласилась, чтобы горилка о побыла в холодильнике…

— Вон какая буря, — усмехнулся следователь.

— В каждом коллективе свои страсти… Главное, Евгений Афонников мог знать, что в холодильнике лежит горилка Лещенко, ну и воспользоваться. Подменить бутылку. На отравленную…

— Холодильник запирается за замок?

— Нет. Обыкновенная «Ока». С магнитной прокладкой.

— Надо сегодня же допросить Афонникова, — сказал Агеев.

— Он в совхозе. Послали на прополку.

— А если подъехать туда?

— Через пару дней он должен вернуться. Я думаю, лучше повременить. Если парень ни при чем, могут пойти разговоры. А он и так мнительный.

— Что ж, подождем, — согласился следователь. — Значит, одна из версий есть: горилку подменили на комбинате. Ну а дома у Лещенко? Ведь не надо забывать, что бутылка находилась там почти сутки… Допустим, её подменили в квартире Льва Митрофановича. Кто мог это сделать? И когда?

— Во-первых, Лариса, — загнула палец Кармия Тиграновна. — Во-вторых, Лебедев. У него есть ключ от квартиры. Помните, Лев Митрофанович говорил, что утром в субботу уходил к брату?..

— Ну и ещё одна версия, — добавил Агеев. — Это сделали совместно Лариса и Лебедев. Я до сих пор не исключаю, что между ними был сговор с целью убить Льва Митрофановича… Что ж, придется допросить тренера… Насчет Афонникова… Надо связаться с участковым инспектором, пусть приглядывает за ним. А то, чего доброго, сбежит. Потом ищи ветра в поле…

Допрос Лебедева следователь начал с того, что поинтересовался: где находился тренер в пятницу, накануне отъезда Лещенко в санаторий, и в субботу.

— Я знаю, что вас интересует, — спокойно ответил Лебедев. — Мне Лариса Клементьевна рассказала об этой ужасной истории в Южноморске… Могу облегчить вам работу. У меня стопроцентное алиби.

— Вот как? — с любопытством посмотрел на тренера Агеев.

— Разрешите? — Лебедев потянулся за авторучкой, лежащей перед следователем.

— Пожалуйста, — ответил Виктор Сергеевич, подавая авторучку и лист бумаги.

— Насколько мне известно, в одной из бутылок с горилкой, которую Лев Митрофанович взял с собой, был подмешан яд. Я этого сделать не мог вот почему… Лева купил горилку в пятницу около часу дня. Так? — Лебедев быстро написал: Лева — 13 час. Глянул на Агеева. Тот не отреагировал. — Дальше, продолжил тренер. — Лариса купила горилку в шестнадцать часов. — Он черкнул на бумаге: Лариса — 16 час. — Я же в ту пятницу в двенадцать часов сел на загородный автобус… В Шостке меня не было до воскресенья.

Лебедев написал цифру 12, обвел кружком и поставил рядом восклицательный знак.

— Согласитесь, человек не может одновременно находиться в разных местах…

Тренер вежливо протянул следователю ручку. И добавил:

— Мое алиби легко проверить.

На вопрос следователя, куда Юрий Васильевич уезжал, тот ответил, что в Брянскую область, к родителям. Заходил к нему земляк, сказал, что отец Лебедева захворал. Юрий Васильевич забеспокоился, потому что давно не получал писем от своих. Решил навестить.

И ещё он сказал:

— В молодости, помимо плавания, я занимался боксом. Был кандидатом в мастера спорта. Мог бы одним ударом свалить быка. Но за всю свою жизнь не обидел даже букашки…

В небольшую деревню на Брянщине со странным названием Сытая Зегзица следователь и инспектор угрозыска отправились назавтра, с рассветом. Надо было проверить алиби Юрия Васильевича Лебедева: действительно ли он находился у родителей с пятницы до воскресенья. Прокурор Шеремет помог достать машину. За руль села Кармия Тиграновна.

Сытая Зегзица раскинулась на небольшом косогоре. Залитая солнцем, пахнущая летним разнотравьем. Шла косьба, на лугу сушилось сено.

Дом Лебедевым выделялся среди других изб — был сложен из кирпича. Остальные все — деревянные.

Василий Федорович, отец тренера, сидел на завалинке у своего сарайчика, о Грелся на солнце. По его словам, он только недавно стал выходить на улицу болел.

Агеев сказал, что хочет побеседовать. Лебедев-старший гостеприимным жестом пригласил следователя в дом, а «шоферу» предложил «попастись» в огороде, отведать даров земли.

На их участке вдоль забора стоял ряд кустов, обсыпанных красной и черной смородиной, рдел малинник крупной ягодой.

Кармия Тиграновна не без удовольствия последовала совету.

В доме Василий Федорович посетовал, что нет хозяйки — поехала в райцентр. А то бы попотчевала гостей обедом. Но чаек можно сообразить. Виктор Сергеевич вежливо отказался и спросил, давно ли навещал стариков их сын. Лебедев-старший сказал, что на Юрия жаловаться грех, не забывает. В последний раз приезжал совсем недавно, в позапрошлую пятницу. И пробыл до воскресенья.

Агеев сразу охладел к разговору — алиби тренера подтвердилось. Но старику, видать, хотелось поболтать. Он стал нахваливать сына. Прознал, мол, что отец свалился с простудой, — тут же примчался. Помня, что Лебедев-старший с недоверием относится к лекарствам из аптеки, прихватил с собой бутылек с горилкой. Для лечения…

— С горилкой? — насторожился следователь.

— Я даже не разрешил открыть, — с благоговением произнес старик, показывая на буфет, в котором красовалась четырехгранная бутылка. — К праздникам берегу…

«И тут горилка с перцем, — подумал следователь. — Впрочем, она пользуется успехом. Как в Риге — бальзам, а в Белоруссии — „Беловежская“…» Тем временем Карапетян уже успела наладить контакт кое с кем из соседей («плоды земли» она попробовала только так, на ходу).

Свежему человеку в таких заброшенных в глуши поселках, как Сытая Зегзица, особенно рады.

Одна из соседок пригласила Кармию Тиграновну к себе в дом, напоила молоком. При этом рассказала, что у несчастной буренки в новогоднюю ночь волки загрызли теленка.

— Что, лютуют? — поинтересовалась инспектор, прихлебывая холодное, из погреба, молоко.

— Нынешней зимой — ого-го! — ответила хозяйка. — Зима суровая была, затяжная. Волки оголодали так, что житья не стало. Совсем обнаглели: средь бела дня наведывались в деревню. А уж по ночам… Хорошо, что наши районные власти не поддались на сладкие речи о пользе волков. Написали прямо в Москву, а оттуда скоро какая-то комиссия приехала. Поездили эти ученые по нашим местам, посмотрели, посчитали, сколько убытка от серых разбойников, и дали указание: не церемониться, изводить.

— Ну и как — извели всех?

— Всех или нет — не знаю, а вот что охотники их постреляли немало, так это точно. Наш сосед Василий Федорович рассказывал, а он врать не станет… Сам участвовал…

— Вы имеете в виду Лебедева?

— Ну да. Он раньше у нас на деревне был первым волчатником. Знал, где эти матерые водятся. А сейчас хоть сам и не стреляет, здоровье не то, а все равно — чуть что, к нему идут. Даже московская комиссия на поклон приходила. Сама видела, как на легковушке подкатили, стали уговаривать Василия Федоровича, чтобы он посоветовал, где лучше отраву разбросать…

— Какую отраву? Для кого? — насторожилась инспектор.

— Как для кого? Понятно, для волков. Иных постреляли, иных потравили…

Кармия Тиграновна поблагодарила женщину за угощение и поспешила к дому Василия Федоровича.

Агеев, видимо, уже собирался распрощаться со стариком.

Инспектор отвела следователя в сторону, передала ему услышанное от соседки.

— Значит, яд? — взволнованно переспросил Агеев. — А какой?

— Она не знает. Говорит — отрава, и все.

— Ну что ж, и на том спасибо. Придется продолжить разговор с хозяином. Только поменяем пластинку…

Лебедев-старший подтвердил, что на самом деле прошлой зимой, перед тем как была разрешена охота, он помогал районному охотоведу Суходольцу и приехавшим специалистам уточнить гнездовые и выводковые участки, гнезда и временные логова волчьих семей. А чуть позже, когда для какого-то научного эксперимента решили часть волков отравить, он действительно принимал участие в приготовлении отравленной приманки, но каков химический состав яда, он точно не знает.

Не знал его и допрошенный в тот же день Суходолец, который заявил, что этот состав приготовил приезжавший тогда из института кандидат биологических наук Крупнов Олег Петрович.

Агеев попросил московские координаты Крупнова. Суходолец тут же продиктовал их.

— А в каком помещении вы готовили отраву для волков? — задал вопрос следователь.

— В сарайчике Василия Федоровича, — ответил Суходолец.

— Значит, это происходило в Сытой Зегзице? — уточнил Агеев.

— Да, там ближе к месту волчьих стай, — пояснил охотовед.

— А кто-нибудь, кроме вас, Лебедева-старшего и Крупнова, заходил в тот сарайчик?

— Нет. Это я точно помню.

— Сколько времени вы находились там?

— Да как вам сказать? Вначале поговорили о том о сем, а когда мы стали мясо на куски резать, хозяйка, жена Василия Федоровича, позвала нас обедать. Пошли мы в дом. Стали руки мыть. А Олег Петрович предложил нам руки с ещё спиртом протереть. Сын Василия Федоровича, услышав, удивился, но Крупнов заметил, что яд — очень сильный, действует не только на волков, и не дай Бог, капля-другая в человека попадет… Лебедев Юра поинтересовался, что же это за чертовщина такая страшная? Крупнов назвал тот яд как-то буквами. Понимаете, у меня образование-то всего четыре класса, химии не учил, а потому убей меня, а сказать, как этот яд называется, не могу.

— Чем вы занимались после обеда?

— Продолжили начатую работу. Закончили часа через два.

— Скажите, а во время обеда Юрий Васильевич, то бишь Лебедев-младший, не ходил в сарайчик? — спросил следователь, не скрывая направленности своего интереса.

Суходолец на минуту задумался, посмотрел куда-то на потолок, а потом ответил:

— Выходить-то он выходил, а вот куда и зачем, не знаю. Скорее всего после пива в уборную.

— Почему вы решили, что в уборную?

— Ну, во-первых, мы пили пиво, а после него сами знаете… А, во-вторых, когда вернулся минут через пять, то мыл руки очень тщательно. Это я хорошо помню…

…Жена Лебедева Василия Федоровича подтвердила, что сын во время обеда зашел к ней в кухню и попросил чистый пузырек. Она дала ему. А вот для чего он понадобился, она не знает, не спрашивала.

В тот же день Агеев направил в прокуратуру города Москвы отдельное требование, в котором просил допросить кандидата биологических наук Круп-нова, приезжавшего в Сытую Зегзину, но тут же понял, что ждать ответа неделю, а, может быть, даже и больше, он не имеет права. Нужна оперативность. И уже буквально через час из кабинета местного участкового инспектора следователь звонил Крупнову. Повезло: он оказался на месте.

Олег Петрович хорошо помнил командировку в Сытую Зегзицу и все обстоятельства, связанные с ней. К тому, что знал уже Агеев, свидетель добавил несколько важных штрихов. Для отравления волков использовался цианистый калий. Это раз. Отвечая на вопрос Юрия Васильевича, он действительно назвал его буквенное обозначение. Это два. И наконец, Крупное подтвердил, что когда он с Лебедевым-старшим и районным охотоведом пошли на обед, сарайчик, где находился яд, оставался открытым. А вот на вопрос следователя — мог ли кто-нибудь, и в частности Лебедев-младший, воспользоваться случаем и отлить себе какую-то часть яда — Крупнов, видимо испугавшись ответственности за небрежность хранения яда, вразумительного ответа не дал…

Но и эта информация, которой теперь располагал Агеев, давала ему достаточно оснований, чтобы перекинуть логический мостик между трагическими событиями в Южноморске и травлей волков на Брянщине. Связующим звеном, по убеждению следователя, был тренер Лебедев.

В тот же вечер Агеев и Карапетян решили выехать в Шостку. Но перед этим они заехали в Сытую Зегзицу, где изъяли непочатую бутылку с горилкой, которую привез отцу Юрий Васильевич Лебедев. Она была майского производства, и это обстоятельство, по мнению инспектора уголовного розыска, могло представить для следствия несомненный интерес. Агеев согласился с ней.

На следующий день следователь первым делом послал на экспертизу бутылку с горилкой, изъятую в Сытой Зегзице. Затем вместе с Карапетян отправился к Лебедеву Юрию Васильевичу.

Открыла жена. Тихая, вежливая женщина. Она сказала, что Юрий Васильевич ещё вчера уехал в летний спортивный лагерь за город и вернется часам к пяти.

Агеев начал с допроса жены.

— В позапрошлую пятницу ваш муж куда-нибудь уезжал? — спросил Агеев.

— В деревню к родителям.

— В котором часу?

— Он говорил, что собирается выехать двенадцатичасовым автобусом… Но вдруг забежал домой в начале третьего…

Агеев незаметно переглянулся с Карапетян.

— Вы не путаете?

— Да нет. Кончился обеденный перерыв в магазине, я собиралась выйти за покупками…

— Зачем он вернулся? — продолжал допрос Агеев.

— Сказал, что-то забыл взять. Стал возиться в своей комнате, уронил что-то… Потом вышел с коробкой, говорит: вот, упала нечаянно, разбился шприц…

— И где он? — еле сдерживая волнение, спросил следователь.

— Юра попросил выбросить на помойку. Я так и сделала… Правда, иголку оставила. Она ведь целая, новая, можно пользоваться…

— Где игла?

— На полке, наверное…

— Вы говорили мужу о ней?

— Зачем? — удивилась Лебедева. — Он только спросил: выбросила ли я шприц? Я сказала, что да. Об иголке речи не было…

Задав ещё несколько вопросов, Агеев попросил жену тренера показать иглу.

Та, аккуратно завернутая в бумажку, лежала на полке в книжном шкафу.

Карапетян вызвала понятых. Изъяли иглу и решили срочно отправить её на экспертизу.

— И еще, — сказал Виктор Сергеевич. — Надо на всякий случай обеспечить, чтобы Лебедев вернулся вечером из спортлагеря именно в Шостку, а не исчез в неизвестном направлении…

— Ясно, — кивнула Карапетян.

— И прямо в прокуратуру… Кармия Тиграновна помчалась в бюро судебных экспертиз, а следователь продолжил обыск. Но ничего интересного (главным образом, пузырька, в котором мог быть яд) обнаружить не удалось.

В шесть часов вечера Лебедев появился в прокуратуре.

Карапетян доложила следователю, что другой подозреваемый, Евгений Афонников, тоже в городе. Вернулся из совхоза.

— Его, возможно, допросим позже, — сказал Агеев. — Сначала разберемся с тренером.

Кармия Тиграновна пошла в бюро судебных экспертиз, где обещали уже подготовить заключение об исследовании бутылки с горилкой и иглы от шприца.

— Чем вызвала такая спешка? — недовольно спросил Лебедев, когда Агеев приступил к допросу. — Я ведь день провел на тренировке!.. Мои заслуги могли бы, кажется, послужить основанием, чтобы отнестись с пониманием и уважением. Как-никак подготовил в свое время серебряного призера республики, бронзового Спартакиады…

— Извините, — смиренно сказал Виктор Сергеевич, — но вынужден… Возникла необходимость задать вам несколько вопросов…

— Что ж, задавайте, — вздохнул Лебедев.

— Вот вы на прошлом допросе говорили, что уехали в Сытую Зегзицу двенадцатичасовым автобусом. Так?

— Ну… Говорил… — осторожно ответил Лебедев.

— Значит, в начале третьего вы были на пути к родителям?

— Двигался, так сказать, — кивнул тренер.

— Вы обладаете способностью быть одновременно в двух местах? — спокойно спросил Агеев.

— Не понял… — настороженно посмотрел на него Лебедев.

— Ваша жена утверждает, что в начале третьего вы заходили домой.

Лебедев некоторое время молчал.

— Вы знаете, запамятовал… Действительно, только мы сели в автобус, как машина сломалась… Следующая в три часа… Я забежал домой. Понимаете, забыл теплые носки. Для отца купил…

— И разбили нечаянно шприц?

— С кем не бывает, — развел руками Лебедев.

— Вы просили жену выбросить его?

— Если у вас, к примеру, разобьется рюмка, вы что, храните осколки? усмехнулся тренер.

— Вместе со шприцем вы дали ей и иголку.

— Иголку? — Лебедев изобразил на своем лице удивление. — Возможно, не помню таких деталей…

— А вот жена ваша помнит. Шприц-то она выбросила, а иглу нет. Завернула в бумажечку и положила в шкаф…

В глазах Лебедева на мгновение вспыхнул испуг. Но только на мгновение. Он криво улыбнулся.

— Да, она у меня экономная… Иголку сберегла… Лучше бы она бережливее относилась к своим вещам. А то купит сапоги за сто рублей, а через неделю они ей уже не нравятся… Несет в комиссионку…

— Юрий Васильевич, насколько мне известно, зимой вы ездили к родителям. Было такое?

— Ездил. Ну и что?

— В это время как раз стреляли и травили волков? Не помните ли, какой для этой цели использовался яд?

— Меня это мало интересовало.

Чем категоричнее Лебедев отрицал свой интерес к делу, тем больше следователь приходил к выводу о ложности его позиций в этой части… Не вступая в полемику, Агеев решил подойти с другого конца.

— А горилку где покупали? Ту, что отцу привезли?

— В гастрономе возле автовокзала.

— Горилка-то выпущена в мае, — заметил следователь.

— Ну и что? — проронил Лебедев.

— И это тоже ни о чем не говорит вам? — спросил явно довольный Агеев.

В комнату вошла Карапетян. Даже не взглянув на допрашиваемого, она молча положила перед следователем бумаги.

Тренер тревожно вытянул шею. Словно пытался разобрать, что там было написано.

Агееву было достаточно пробежать глазами заключение экспертизы. Он черкнул что-то на клочке бумаги и подал инспектору.

Кармия Тиграновна вышла.

— Ну, Юрий Васильевич, хватит играть в прятки… Бутылка горилки, которую вы отвезли отцу, была куплена не вами и не в гастрономе у автовокзала… Ее приобрел Лев Митрофанович Лещенко. В ту пятницу, в магазине возле своего дома… На ней отпечатки пальцев Лещенко!

— Откуда же мне знать, кто брал её в руки! — выкрикнул тренер.

— И еще, — продолжал следователь. — В канале иглы от шприца, который вы просили выбросить, обнаружен яд. Цианистый калий! Да, да, тот самый, что убил двух совершенно посторонних людей… Вы впрыснули яд в бутылку и подменили ею ту, которую купил и хотел взять с собой в дорогу Лещенко… Пожалуйста, можете ознакомиться с заключением экспертизы.

Лебедев опустил голову, как-то безвольно уронил свои крупные руки на колени и произнес:

— Нокаут…

— Когда, где и как вы подменили бутылку? — спросил Агеев.

— Да, я действительно собирался уехать в двенадцать. Но встретил одного деятеля с комбината. Он сказал, что мне выписали премию. Я же работаю там по совместительству… Я пошел в комбинат… Кассирша должна была прийти в два… Ну, сели за шахматы. А это рядом с лабораторией Лещенко.

По словам Лебедева, через открытую дверь он слышал скандал, который закатила жена Афонникова по поводу того, что Лещенко положил в холодильник горилку. И понял — это тот самый шанс, который выпадает раз в жизни…

Лебедев побежал домой, где у него хранился пузырек с цианистым калием тем самым, что был предназначен для волков. Да, там, в Сытой Зегзице, ему удалось в считанные минуты взять у матери пустой пузырек, отлить в него несколько капель яда. Уже тогда он знал, для кого предназначены эти капли. Но удобный случай пустить их в ход представился только теперь.

По дороге домой Лебедев купил бутылку горилки с перцем — точно такую, что стояла в холодильнике. С помощью шприца впрыснул в неё яд и почти бегом вернулся на комбинат.

Ему повезло. Все сотрудники лаборатории ушли получать премию, в комнате никого не было. Лебедев сунул в холодильник отравленную горилку, а взял ту, что купил Лещенко.

— Выходит, у вас давно возник умысел убрать с дороги Льва Митрофановича?

— С зимы. Когда травили волков…

— Делились своими планами с Ларисой?

— Нет! — твердо заверил Лебедев. — Хотя и думал сначала. Но потом понял: Лариса не тот человек. Решительности не хватит… — Он сжал руками виски.

— И все напрасно!.. Неужто действительно талисман?.. — прошептал он…

Агеев вспомнил сверкающее яичко, с которым на расставался Лещенко, и подумай: «Прямо мистика какая-то…»

— Скажите, зачем вы хотели убить Лещенко? Чем он мешал вам?

— Майечка!.. Это все из-за нее! Знать, что твои кровный ребенок чужого человека называет папой… Это было невыносимо. Понимаете, когда я узнал, что она моя дочь, то понял, вот она, цель моей жизни. Больше ничего нет!.. Жена… — Он пожал плечами. — Когда-то была любовь, прошла… Детей нет… Спорт? Тоже теперь по инерции… Особых высот я не достиг. Хотя многие мои друзья, на мой взгляд менее способные, чем я, пошли дальше. Я хотел посвятить себя дочери. Чтобы заполнить пустоту. Но Лев Митрофанович никогда не отдал бы Майечку…

В комнату вошла Карапетян.

— Товарищ следователь, — официально доложила она. — Конвой прибыл.