Осколки вечности

Глава 5

«Успешная служба своим интересам почему-то всегда зло для остальных»

Некромант Кассар «Вольные размышления»

З вездный небесный полог раскинулся над головой двух припозднившихся с ужином путников, которые, едва свернув с имперского тракта, тут же затерялись меж деревьев ближайшего перелеска. Там с предосторожностями развели костер, чтобы его не увидели с дороги, сложив сухие ветки за густым кустарником у корней высокого дуба, и приступили к ужину.

Где-то рядом заухал и сорвался с ветки филин, преследуя свою добычу, что зашуршала в траве.

– Ночной охотник, - усмехнулся темный эльф, увидев, как филин плюхнулся в траву и снова взмыл, сжимая в когтях добычу, - Значит, место здесь спокойное.

– Все равно мы слишком близко к тракту, - возразила полуэльфка.

Она достала из сумок немного еды, и Карасу налету подхватил черствую горбушку.

– Куда теперь, господин? - спросила Гюрза.

– Неверный вопрос, - как-то задумчиво произнес палач, - Скажи лучше, ты со мной? Можно ведь просто следовать. Что же ты выберешь? Ты искупила свое предательство. Я не держу тебя, хоть мне одному и трудно придется.

– Я с вами, но мне нужно знать зачем и куда мы едем? Почему мы дрались на тракте, когда наткнулись на обоз? Ведь у них тоже был приказ и они знали о нас.

Карасу опустил голову, прикрыв рукой раненое в последнем бою плечо:

– Не удивляйся моему служению демонам shar'yu'i. Я поступаю так, потому что это последняя возможность вернуть былое величие моему народу. Скажи мне, что еще может потребовать твоей жизни, как ни это, и ты никогда не сможешь отказать? И я готов! Я знаю, что погибну, рано или поздно, и на мое место некому будет встать, но я хотя бы попытаюсь. Когда-то я тоже был охотником на демонов. О, как я был слеп!

В голосе темного эльфа сквозило какое-то непонятное отчаяние, горечью пролившееся меж громких слов. Грозный воин сжался от холода у костра. Черты его лица ожесточились:

– Если такова будет цена, чтобы вернуть моих сородичей из Пепельных Пустошей, вырвать из того ничтожества, коим теперь считают мой народ - я согласен. Для остальных мы никогда не станем больше равными и «приемлемыми» для дипломатии и торговли. Мы, видимо, слишком долго жили сами по себе все те века, что проносил на поверхности ветер времени. Даже те, с кем я дрался плечом к плечу, будучи охотником на демонов, предали меня. Бросили раненого и обессиленного. Меня излечила от ран и выходила та демонесса, которую мы стремились убить. Мы были просто слепым орудием в чьих-то ловких руках. Я понимаю, мир изменился. На поверхности больше никогда не протянут руку слабому, особенно если прежде он был сильным. Это и превращает надежных союзников в нечто, что безжалостнее самого заклятого врага. Я довольно насмотрелся лицемерия. Теперь только дела, а не пустые обещания!

– Значит, это не только слухи, - изумилась полуэльфка, - Проклятье демонов действительно существует?!

– Да, - Карасу вскинул голову, - Они, точно так же как и мой народ, были низвергнуты в прах собственным могуществом, которое не смогли оседлать. Они бежали в этот мир, проникнув через Бездну из своего полыхающего огнями измерения, где взорвалось дневное светило. Это они возвели цитадель в чертогах гор Драконьего Проклятия. Даже Zeg'Zesa, страж Бездны, не тронула их в обмен на клятву никогда более не идти по той дороге знания, что уничтожило прежний дом shar'yu'i.

– Мы поклялись, все как один, но вскоре о нас прознали люди, - произнесла тень, бесшумно приблизившаяся к костру, - Они заключили с нами мир и обещали помощь. Но наши знания манили их. И сколько бы мы ни пытались объяснить, что подобное могущество пагубно. Сколько бы мы ни рассказывали о гибели, что постигла наш мир - они не хотели слушать. Они, кто называли себя служителями людского бога, превратили нас во врагов, в то, что противостоит их Создателю. Пользуясь нашими познаниями, которые выкрал низкорослый народец, коего мы почитали добрым соседом, они создали крылатых воинов и напали. Сокрушили Последний Легион хранителей, выведший нас из гибнущего измерения, и овладели нашими знаниями. Наши отцы вырвали свои сердца из груди и погребли остатки своих детей в подземных дебрях, чтобы там дожидались они своего часа.

– Zhash'ka! - воскликнул Карасу и, приблизившись к фигуре закутанной в плащ, опустился на одно колено, - Госпожа, вы живы!

– Конечно, мой верный воин. Ты увел за собой погоню, и, теперь, это для меня радостная неожиданность видеть тебя живым, - демонесса грустно улыбнулась, - Остальным не так повезло. Теперь мы с тобой одни.

– Не совсем так. Еще остались черные рыцари и… Вот это дитя смешенной крови последовало за мной и спасло меня вместе с еще одним полукровкой. Его имя должно быть вам знакомо - это «ловец удачи», Карнаж.

Палач поцеловал руку госпожи и встал с колен.

– Вот как? - удивилась Жашка, с интересом посмотрев на Гюрзу.

Наемница почтительно склонилась, уступая демонессе место у костра. Та отрицательно покачала головой.

– Нет времени, полуэльфка, - пояснила чернокнижница, - Нам следует поспешить. На побережье возле Вигпата ждет корабль. На границе с империей нам помогут верные рыцари. Это последнее, что они смогут сделать для нас. Феларский проклерикальный орден перекрыл тракт. Мы потеряли всех в Сильвании и в людских королевствах. Наши фивландские агенты в эту минуту горят на кострах. Остались империя Заран и Истания. Чернокнижники Каменного Цветка не теряли времени даром. Они слишком близки к своей цели и уничтожают тех, кто способен им помешать, узнавая имена и выдавая инквизиторам.

Темный эльф и полуэльфка внимали ей с озадаченными лицами. Поистине, в недобрый час они оказались здесь.

– В седло, воины! Не взывайте к богам, взывайте к своим коням и клинкам! - Жашка щелкнула пальцами, подзывая свою лошадь.

Они ехали всю ночь, проносясь в диком галопе мимо деревень, светящих окнами в ночи. Их окликали смотрители ночных улиц, но они не отвечали, а проносились мимо, сбивая под копыта своих лошадей всех, кто пытался преградить им путь.

На рассвете дорогу троице перекрыли десять всадников в вороненых латах. Один сжимал в руке изодранный стяг. На черном полотнище щерилась красная собачья голова. Старший из рыцарей поднял руку в приветствии, скрежеща помятым наплечником.

Все трое резко осадили лошадей.

– Братство Черных Псов приветствует вас. Вернее то, что от него осталось, - сообщил из-за забрала простуженный голос, - Готовы ли вы, госпожа?

– Да, мы готовы, - ответила демонесса.

– Когда-то мне говорили, что глупость человеческая беспредельна. Взгляните за наши спины. Вот она, блестит латами и крестами пред переправой!

– Не вини их, - с упреком произнесла чернокнижница, - Их ослепил яркий свет. Само сияние не виновато в этом. Виноваты те, кто используют этот благостный свет в людских сердцах в собственных интересах.

Демонесса проехала перед расступившимися рыцарями и посмотрела на молодого феларца, увидев которого здесь, Карнаж бы изумился до глубины души. Это был тот молодой парень, которого он пощадил на большом Северном Тракте. Отцовские доспехи оказались великоваты, но рука в латной рукавице крепко сжимала стяг, пусть из нее и текла кровь. Вернувшись домой и купив лекарства больной матери юноша не нашел дома своего родителя. Но вскоре стяг Братства Черных Псов был передан ему вместе со словами правды об отце. И теперь его светлые волосы трепал утренний свежий ветер на этой последней дороге Черных Псов.

Жашка поднесла ларонийский медальон к раненой руке. Рыцарь испустил вздох облегчения, смущенно поблагодарив свою целительницу. К ней протянулись многочисленные руки, что также просили об излечении для последней битвы. Когда с этим было покончено, старший из рыцарей, что приветствовал демонессу, воздел свой клинок в воздух:

– А теперь вы полюбуетесь на очередную глупость, моя госпожа, как десяток молодых людей ринется за вас в безнадежный бой, зная, что никто не поднимет потом их мечи с земли, потому что никто не узнает, а узнает - не поймет, за что они пали! Об одном молю вас, успейте! Пусть наша гибель не будет хотя бы напрасной. Вперед, братья!!!

Клин рыцарей в вороненых доспехах ринулся на блестящее латами воинство впереди, преграждающее живой стеной путь к переправе…

– Они двинулись на нас! Их всего тринадцать! - возвестил гвардеец, озадаченно приподняв свой шапель.

– Глупцы, - как-то отчужденно произнес рыцарь, восседающий на белом в яблоках скакуне феларской породы.

Он повернул голову к солдату, который ожидал приказа атаковать. Тот вздрогнул. Глаза рыцаря были перевязаны куском белой ткани. Седые волосы спадали на плечи, сухие тонкие губы, обрамленные окладистой бородкой, порывались отдать приказ, но на открытом лбу сложились складками морщины и слова застыли на языке.

Один из рыцарей, что держался позади слепого магистра ордена «Белых Волков», подъехал к своему старинному другу и со вздохом произнес:

– Пора, Адлер. Покончим с ними и вернемся в нашу обитель. Надо собрать всех, кто еще остается в ордене, сообщить о том, что Черные Псы пали до единого, и объявить о роспуске.

– Я знаю, друг мой, - ответил магистр и, вскинув голову, добавил, - Но разве это не безумство, скажи мне? Мы с тобой много воевали и знаем, и видели… Что они хотят этим доказать? Они все еще так молоды!

– Я впервые слышу от тебя жалость к еретикам, Адлер!

– Ты называешь еретиками этих молокососов, которые даже не могут построить феларский «клин» и сбились в итоге в ларонийский самоубийственный «клюв»? Оставь это инквизиторам. Это не делает тебе, старому белому волку, чести.

Рыцарь почтительно склонился перед магистром. Он даже не спросил каким образом тот узрел боевой порядок Черных Псов. Не в первый раз слепой вожак «Белых Волков» показывал свой дар видеть больше, чем могут иные зрячие, слышать скрытое значение в словах без явного смысла, быть противоречащим высшей воле провидцем там, где, казалось бы, само божественное провидение все предрешало за людей. Адлер давно говорил, что их миссия кончится в это новое время, когда войны завершились. Так же, как почили ордена охотников на ведьм, магоубийц и кланы истребителей неупокоенных тихо растворились где-то в феларских горах.

Сначала былой король передал «Белых Волков» в подчинение инквизиции, искусно скрывая от старых и преданных воинов истинную причину, которую те услышали от наследника. Жестокие слова о том, что век человека короток на этой земле, не утаили от рыцарей истинной причины - в ордене оставались одни старики, пусть опытные и испытанные воины, однако годы не щадили никого, даже если он сражался с крестом на кирасе. Их орден, как дряхлого пса, выгнали из ветхой конуры и отправили умирать на дорогу, отстранив от королевского двора.

«Белые Волки» упорно держались вместе какое-то время, пока им не отдали приказ уничтожить Черных Псов. Неожиданно в руки Адлера попала целая кипа бумаг, которые писарь еле успевал прочитывать своему господину, как инквизиторы присылали новые. Все тайные убежища, все оружейные, полевые госпиталя, агентурные цепи, и без того хлипкие после прокатившейся по всему Материку войны, оказались в руках слепого магистра.

Где же все это было, когда Адлер еще не лишился зрения, когда они рубились с черными рыцарями грудью в груди? Ответ, брошенный ему, как кость собаке, высшим инквизитором оказался неожиданным - чернокнижники Каменного Цветка прислали к ним своих людей и архивы. Но это даже не озадачило инквизиторов, и приказ лег на стол поверх стопок с именами и картами.

«Белых Волков» бросали в последний бой, раз они не хотели умирать сами. Они, конечно же, уничтожат Черных Псов, разорвут глотку этой собаке, что бродила по двум королевствам и пособничала демонам, чернокнижникам, друидам-отступникам и некромантам. Однако, чем больше псов с разорванными глотками падало к лапам волков, тем больше понимал Адлер истинную суть этого поручения. Не потому, что только его орден способен был справиться с этой задачей лучше прочих. О, нет! А потому, что никто не хотел брать на себя роль чистильщиков, которые должны передушить щенков, что остались от, по чести говоря, давно убитого войной Черного Пса. Они иногим мешали своими метаниями, точно слепые кутята, в поисках наследия и цели своих отцов помогая то одним, то другим, кого прочие называли еретиками.

– Гвардия и стражи границы могут удалиться в форт! - громко крикнул магистр, - Ваше дело охранять королевство, наше - стеречь веру и закон! Не будем мешать друг другу!

– Уберите рогатины с дороги! Никто не упрекнет нас в недостатке благородства! - добавил старый друг Адлера, опуская забрало и подавая слепому рыцарю огромный двуручный меч с золотой восьмиконечной звездой на перекрестье массивной гарды.

Солдаты многозначительно переглянулись. Кто-то тихо прошептал: «Чудят старики». Ему вторили: «Зато мы не замараемся, делаем как велено».

Горькая усмешка пробежала по губам магистра. Остатки его ордена все же троекратно превосходили врага, и ни о какой рыцарской чести эти пехотинцы с алебардами наперевес, что изо дня в день стояли здесь на страже, как истуканы, понятия не имели.

– Люди нам не простят гибели этих юнцов, друг, - глухо произнес Адлер.

– Я знаю, магистр, но дело уже сделано, - ответил рыцарь, - И никто, кроме нас, его не закончит.

– Ан гард! - три десятка мечей взмыли в воздух, встречая рассвет.

Земля затряслась от грохота многочисленных копыт, словно готовясь к тому взрыву криков и лязга стали, что прозвучит через мгновение.

«Белым Волкам» был отдан приказ не добивать раненых и, по возможности, выходить всех, кто выживет, пусть даже Черные Псы дорого заплатят за свое поражение. Ходили слухи, что среди них много детей дворянской крови из южного Фелара, последних, кто еще мог продолжить свой род.

И вот они схлестнулись, в ярости кромсая друг друга, проламывая латы секирами, обрушивая на шлемы цепы… Крик. Полный глубокого отчаяния из уст застывшего посреди общей каши из клинков и доспехов Белого Волка - с откинувшегося в седле от удара Черного Пса слетел шлем, выпустив ворох каштановых волос. Молодой человек оказался северянином, хотя считалось, что Псы поголовно южане. Дядя в каком-то нечеловеческом вопле выкрикнул имя племянника и через мгновение рухнул на землю рядом с ним, сраженный влетевшей в щель между панцирем и шлемом темноэльфийской шпагой.

Адлер почувствовал присутствие чернокнижницы слишком поздно, когда клюв успел глубоко врезаться в их ряды. Он пытался прорваться к ней, но вороненые латы надежно закрывали демонессу.

Жестокий бой оказался не долог. Кольцо Белых Волков сомкнулось вокруг «клюва» из вороненых лат.

Едва Черные Псы окончательно увязли, как над головами рыцарей с грохотом пронесся раскат магии из сердцевины ларонийского построения…

Поднимаясь с земли, оглушенный магистр даже не сомневался, что его приказ перед боем был отдан впустую. Молодые воины несли за плечами собственную смерть, которая теперь ковыляла к пограничному имперскому посту, поддерживаемая двумя парами рук уцелевших телохранителей.

То, что выбило магистра из седла, лежало у него на груди. Послышался хриплый выдох и кашель. Руки Адлера начали обшаривать это нечто и зарылись в копну густых и мягких волос. Слепой рыцарь кое-как выбрался из-под привалившего его Черного Пса.

Тот еще дышал.

– Лекаря! - крикнул магистр, - Сюда, скорее!

– Нет, - твердо прошипел молодой воин, притянув к себе обломок древка с изодранным стягом.

Он прижал стяг к своей груди и, со стоном перевалившись на спину, вперил мутный взгляд в лицо Адлера:

– Только не говорите матери.

Последний вздох слетел с бледных губ и глаза закатились.

Магистр понял. Как понял бы любой феларец эту последнюю просьбу. В этой стране люди часто жили одной лишь надеждой на светлое будущее, которая была иногда вместо завтрака, обеда и ужина. И даже на смертном одре не все узнавали, насколько эта надежда оказывалась призрачна. Не даром говорили, что она всегда умирает последней.

Адлер положил дрожащую руку на лоб молодого воина и осторожно провел по лицу, смыкая веки. Белая повязка на глазах магистра окрасилась в багровый цвет и по морщинам на щеках, как по руслам, сбежали два ручейка кровавых слез.

Большой двухэтажный дом располагался у самого края затопленного леса, на холме, окруженный неглубоким рвом и низким частоколом.

Карнаж с интересом разглядывал эту странную постройку среди той тоскливой и мрачной картины, что раскинулась вокруг, оживляемая лишь шумом быстрого течения Бегуна в долине, куда спускалась довольно крутая тропинка позади этого обиталища.

За неглубоким рвом горело несколько костров. Возле них сидели люди, тихо переговариваясь меж собой. Где-то плакала расстроенная гитара, чей владелец просто мучил струны в бесплодных попытках сыграть что-нибудь.

Едва слепцы и нежданный ночной гость приблизились, со скрипом был опущен деревянный мост, по другую сторону которого Феникса встретили все такие же стражи с перетянутыми кожаными ремнями глазами. Они не произнесли ни слова. Молча впустили гостя и снова подняли мост, после чего разошлись к кострам, оставив «ловца удачи» в одиночестве.

Боль снова обожгла спину, и полукровка оперся рукой о частокол, переводя дух.

Нет, это еще не конец! Резкие приступы, пусть и неожиданные, и временами оказывающиеся опасно некстати, все же давали возможность передвигаться.

У ран'дьянцев в период роста их крыльев, что начинался после полового созревания и делился на три этапа по несколько лет в каждом со значительными перерывами, имелись некоторые особенности. Во время приступов, которые для Карнажа были мукой, а для чистокровных сородичей лишь неприятным зудом, сильно обострялись рефлексы тела, чтобы компенсировать помутнения рассудка.

Ходили слухи, что ран'дьянская молодежь даже по-своему развлекалась, устраивая такие игры со смертью, которые для любого метателя ножей в феларском цирке показалось бы просто несуразной дикостью. Ран'дьянец в подобном состоянии был способен не то что легко и непринужденно уклоняться от метательных ножей сразу нескольких противников, но и поговаривали о том, как они зубами ловили за древко пущенные в них стрелы. Последнее было, разумеется, порождением слухов. Однако мало кто знал, что если кто-то во время подобных игрищ получал увечье или был серьезно ранен, то, независимо от прежнего положения в кастовой системе, такой неудачник отправлялся к драдэивари.

Так называемые dra были нечто вроде расходного материала. Высшие касты посылали их в безнадежные, самоубийственные предприятия, где те часто гибли, однако для прочих народов они оставались коварными и опасными противниками.

С интересом отметив для себя, что частокол здесь был возведен недавно, судя по тому, насколько свежими оказались бревна, вкопанные недостаточно плотно друг к другу, Феникс оттолкнулся рукой и выпрямился.

Боль отступала, глухо отдаваясь в плечи. Кто-то подошел к полукровке со спины. В подобном месте следовало быть на стороже, так как сюда мог позволить себе забраться не каждый. Чаще всего это мог оказаться либо изрядно набедокуривший авантюрист, либо безумный храбрец, либо просто сумасшедший. «Ловец удачи» причислял себя к первым, но понятия не имел о том, кто из трех выделенных типов стоял позади него, поэтому резко развернулся, тут же выхватив свой кинжал.

Перед Карнажем предстал замотанный с головы до ног в грязные тряпки человек. Он глухо и тяжело дышал, осторожно протягивая руку к белому сильванийскому скакуну. Конь недоуменно пятился. Феникс преградил путь к животному, предупредительно заведя кинжал к правому плечу. Пальцы левой руки полукровки то расслаблялись, то сжимали в нетерпении рукоять шпаголома. Незнакомец замычал и отшатнулся назад, закрываясь руками. Только теперь Карнаж заметил, как за спиной этого странного типа скрывалась еще одна маленькая фигурка, замотанная в такие же грязные тряпки. Она прижималась к ноге незнакомца.

– Что за чертовщина? - проворчал себе под нос «ловец удачи».

– Феникс! Не пужай народ!

– Сыч, проклятье, куда ты испарился?! Не бросай меня так, а то кого-нибудь из вашей братии ненароком обижу.

Старый лучник подошел и с укором посмотрел на полукровку.

– Горазд я смотрю ты ножичек выхватывать чуть что. Спрячь! Нашел с кем воевать. Это же прокаженные.

– Сначала слепцы. Теперь прокаженные… - одна огненная бровь полукровки озадаченно поползла вверх, - Боюсь спросить, кто в домище том обитает. Уж не вурдалаки ли?

– Нет, в этом будь уверен. Там, где фэтчи, вурдалаки носу не кажут. Они дальше, на северо-восток, там, где некроманеры раньше жили, за рекой.

– Отличное местечко, ничего не скажешь! - Карнаж спрятал кинжал в ножны.

Маленькая фигурка опасливо подалась вперед и подошла к коню. Животное беспокойно фыркнуло.

Лучник и «ловец удачи» переглянулись. Старик кивнул, прищурив один глаз. Феникс удержал своего коня за поводья. Маленькая фигурка протянула ручонку и осторожно погладила животное по ноге. Замотанный в тряпки незнакомец что-то умиленно промычал Сычу.

– Его дочь никогда не видела таких лошадей, - пояснил старый лучник.

Прокаженный, благодарно поклонившись, за руку увел свое дитя.

Карнаж отвернулся, проверяя упряжь, и тут, за его спиной, раздался счастливый, детский смех, что неожиданно прервался болезненным хрипом и кашлем.

Заметив, как полукровка после этого переменился в лице, старик сам снял сумки притороченные к седлу и, кивнув в ту сторону, куда удалились отец и дочь, произнес:

– Они неприхотливы, вырыли себе в земле норы как кроты, да спят в них, накрывшись парусиной. Раньше-то за рекой один волшебник содержал этот… Как его? Лепрозорий, вот. Во время войны туда имперцы добрались. Все порушили, а мага повесили на воротах. У них в Заране таких больных убивают и сжигают. А как мирное время настало, никто не взялся снова искать лекарство. Вот и бродят они по Материку.

– Никогда не слышал об этой истории, - ответил Карнаж, - А вам-то они зачем? Как я понимаю, такое соседство будет до первого зараженного.

– Не скажи. Они отпугивают фэтчей. Взрослым мы даем немного хлеба за это и «болотной соли». У нас тут ее, если ты не знаешь, очищают.

– Теперь понятно, почему тут еще кто-то живет, - угрюмо ответил «ловец удачи», - А от проказы вы спасаетесь этой самой «болотной солью» [7]

– Пошли лучше в дом. Продрог небось весь. Посушишься, согреешься, поешь чего-нибудь, если еще не расхотелось. Там публика не такая страшная. Хотя, это еще как сказать, - старый лучник повел «ловца удачи» за собой к дому, что возвышался посреди костров на почтительном расстоянии от лежбищ прокаженных, окруженный повозками и привязями для лошадей, где нашлось место коню Карнажа.

Оставляя сильванийского скакуна, полукровка многозначительно посмотрел на Сыча. Старый лучник долго не мог понять, но, когда догадался о сути сомнений «ловца удачи», даже возмутился:

– У нас тут конокрадов и ворья нет! Здесь Жан заправляет, так что за добро будь спокоен. Но вот за шкуру свою отвечаешь сам.

– Тогда пойдем, - усмехнулся Карнаж.

– Погодь, - удержал полукровку за плечо старик, - Тут тобой двое интересовались, как слухи поползли, что ты в топи подался. Нам то голубь принес вести, чтобы тебя никто не трогал здесь. Не знаю уж кто за тебя в Шаароне хлопочет, но и вмешиваться мы не будем. Так что я тебя предупредил.

Феникс в ответ озадаченно хмыкнул. Поистине его персона оказывалась интересна не только магам, раз в южной столице о нем знали и, более того, отписали здешним контрабандистам. За то, чтобы узнать, кто им интересовался, «ловец удачи» готов был щедро заплатить, однако прекрасно понимал, что никто ему на этот вопрос не ответит просто потому, что канцелярия Фелара вела такие темные делишки не первое столетие и свое инкогнито чтила свято.

Они подошли к дверям дома. Стены первого этажа были возведены давно и по площади оказывались гораздо меньше, нежели надстроенный, видимо, позже второй этаж, опирающийся своими деревянными стенами на четыре башенки, возвышающиеся в углах постройки, подпираемые снаружи толстыми балками.

Окна в каменных стенах первого этажа были надежно зарешечены. Входная дверь, щедро обитая железом, тяжело открылась, дополняя образ этой импровизированной крепости, и Карнаж вошел внутрь следом за Сычом.

В просторной зале царил полумрак. Лишь несколько факелов горели на стенах, не считая огромного камина расположенного у дальней стены напротив двери. Слева и справа громоздились длинные скамьи и столы, за которыми сидели немногочисленные постояльцы. Кое-где поднимались к низкому потолку клубы дыма из трубок. В воздухе витал бьющий в нос запах жареного лука. По углам, как и полагалось старинным традициям, располагались небольшие столики, где любой мог с кем-то обсудить личные дела не привлекая всеобщего внимания. Но в этот час и они пустовали, не считая самого дальнего в углу. На него недвусмысленно указал старый лучник, предлагая «ловцу удачи» уважить обычаи серых дорог и представиться патрону.

Жан по прозванию Стоптавший Сотню Сапог заслуживал некоторого уважения, хотя бы потому, что оставался одним из немногих действительно опытных и достойных звания кровавого головореза пиратов из числа тех, кто уцелел после облавы, что устроили феларские солдаты, когда корабли под черным флагом больше не были нужны стратегам. От былой пиратской флотилии, славно потрудившейся в морских битвах прошлой эпохи, осталось очень мало тех, кто и вправду что-то представлял из себя. Остальные оказывались мелкими сошками, наподобие Тиля, которые только и могли похваляться тем, как уцелели в общей каше. Правда, королевские советники как заварили, так и расхлебали эту кашу без масла и даже не поперхнувшись.

Союз с пиратами был рискованным предприятием, но расчет оправдался и канцелярия могла теперь довольно потирать руки - ей удалось убить одним выстрелом двух зайцев: выиграть войну и уничтожить пиратов. То, что от них оставалось теперь опасливо ютилось в бухтах Джирилингла на Острове Туманов, не помышляя более о действительно крупных делах.

Однако, не смотря на то, что Сыч нетерпеливо дергал Карнажа за рукав, «ловец удачи» не спешил сойти с очень удобной для обзора позиции. Факел у входа давно потух и лица полукровки никто видеть не мог, зато он, даже при столь скудном освещении, прекрасно мог разобрать кто был в зале, отметив, кстати, что здесь действительно некому разглядеть его в таком мраке, так как полукровок видно не было. Одни феларцы, и все по большей части северяне.

Над камином помещался герб южного королевства - редкое зрелище в последнее время, так как дворянства почти не осталось. На щите на синем поле помещались треугольником три золотых меча, поставленных остриями клинков вверх, а венчал всю композицию старинный кинжал, выкрашенный красной краской. Поистине любовь к символам у людей не уступала пристрастиям эльфов и гномов. Это был знак того, что здесь правили законы Войны Кинжалов, немногочисленные, но, тем не менее, характерно жесткие при кажущемся беззаконии подобных мест. В том числе один из них предписывал выказать уважение тем, кто был здесь, хотя бы поприветствовав собравшихся, даже если добрая половина зевала, медленно моргая опухшими от бессонницы глазами, а другая мирно спала лицами в тарелках или на столах.

– Здорово, мужики! - довольно громко произнес эту простую фразу Феникс, зная нелюбовь подобной публики к велеречиям.

– Ну, здорово, - послышалось откуда-то сбоку.

– Здоровее видали, - вторило ему сонное возле камина.

– Проходи, - заключил мягкий голос из дальнего угла от небольшого столика, - Присаживайся. В ногах правды нет.

Карнаж почтительно поклонился Жану. Именно ему и принадлежала последняя фраза. Сыч подвел «ловца удачи» к столику, где сидел бывший пират в компании еще одного типа, спящего на сложенных руках, и поспешил удалиться, едва Жан кивком отпустил его.

– Кто будешь? Прозвище и призвание? - сухо спросил Стоптавший Сотню Сапог.

– Феникс, из «Ловцов удачи», - так же сухо ответил Карнаж.

– Полукровка? - белесый глаз с косым шрамом нахмурился, в то время как другая половин лица пирата никак не выражала эмоций, скрытая длинными темно-русыми волосами с проседью.

– Да.

– Что ж, значит ты тот, о ком было написано в послании, если мои глаза мне не врут, - Жанн вытряхнул трубку под ноги «ловцу удачи».

Пепел частично попал на окованный железом мысок.

– Извини, - пират резко выхватил саблю и аккуратно смахнул сожженный табак кончиком клинка с мыска сильванийского ботфорта, после чего добавил, - Мы здесь уважаем южное королевство, хоть законы у нас и свои.

Феникс сохранял спокойствие, не смотря на все угрожающие телодвижения собеседника. Он выжидал, сам толком не зная чего. Это загадочное послание из Шаарона имело для него двоякие последствия: с одной стороны было лишней охраной, с другой - неминуемо вызывало подозрения. Слишком много было «лишнего», что следовало обратить себе на пользу.

– Тут по твою душу есть двое парней. Могут сделать больно, - понизив голос, будто между делом, сказал Жан.

– Я весь дружу, - усмехнулся полукровка.

– Немудрено, - подхватил бывший пират и его лицо озарила встречная усмешка, - Ты ведь промок и от тебя разит болотом. Ступай к камину, обсушись.

Стоптавший Сотню Сапог даже не стал спрашивать у «ловца удачи» пароль серых дорог и тому подобного, хоть и считалось, что это он сам все придумал. Помимо прочего Жан был удивительно плодовит на многие глубокомысленные фразы, которые после повторяли другие, преумножая славу этого философа с рейтарскими замашками. В деле сотворения емких фраз он мог соперничать даже с Окулюсом Берсом. Правда, одно поприще обоих мыслителей столь различных философий клинка и магии разделялось кругами, в которых были в ходу их изречения. Бургомистр Форпата лишь в одном выигрывал. Он был бессменен в своей роли, в то время как года не щадили предшественников так же, как и будущих последователей Стоптавшего Сотню Сапог.

Карнаж подошел к камину, положив свою торбу и мешок с головой dra на скамью. Полукровка действительно замерз, но удовольствие оттого, что он постепенно согревался, омрачали ожидание и боль в спине. Тут ему не требовалось какого-то особого предчувствия, чтобы понять, что может произойти дальше. Момент был подходящим и от этого предсказуемым.

Огромный кулак свистнул в воздухе. Феникс отскочил назад.

Рослый небритый детина с массивной челюстью встал перед ним. Полукровка цокнул языком и повернулся боком к противнику, расставив ноги чуть шире плеч и поднеся правую руку со сжатым кулаком к лицу, в тоже время опустив левую к бедру. Места здесь, меж двух скамеек, едва хватало для того, чтобы не дать этому детине использовать его громадные кулачищи с полной эффективностью. В желтых глазах сверкнула молния и веки сомкнулись. Карнаж с шумом выпустил воздух через ноздри - сзади никого не было.

– Ну вот и встретились, Феникс! - рыкнул незнакомец.

– Я тебя не знаю, - глаза полукровки снова распахнулись, явно озадачив противника переменой цвета и размера зрачков, - Отойди, пока не поздно.

– Зато я твою рожу помню. Ну-ка давай-ка показывай, чего в мешке приволок «пока не поздно». Должок надо отдавать!

Детина шагнул на полукровку. Тот отступил назад, предостерегающе пружиня на своих длинных ногах.

– Не хочешь по-хорошему!? - кулак полетел в лицо Феникса.

Левая рука в перчатке с набойками блокировала удар. Нога в сильванийском ботфорте мгновенно взвилась в воздух, свистнула шпора, но детина даже не схватился за вспоротое предплечье, а ударил вторым кулаком в живот «ловцу удачи». С шумом выпустив воздух и повиснув насажанным на огромный кулак, Феникс заключил, что не все имперские громилы такие же неповоротливые как Валекс из бродячего цирка. Некоторые, как этот, имели явно много практики в кабацких драках и драться умели, а умеючи - очень любили.

Оттолкнуть противника не получилось. Силы оказались явно не равны, так как руки громилы были вдвое толще чем у Карнажа. Зараниец подхватил полукровку словно пушинку и жахнул головой о нависающую балку под потолком, после чего сдавил руками на уровне пояса, прижав к груди так, что исторг из своей жертвы громкий стон, собираясь сломать позвоночник. «Ловец удачи» не стал этого дожидаться и рванул громилу за уши - тот с криком откинулся, после чего Феникс вцепился руками в его голову, с яростным шипением вдавливая пальцами глаза. Зараниец отбросил полукровку, схватившись за лицо. Карнаж упал на пол и скрючился, тяжело дыша, заодно рукой проверяя целы ли ребра.

Никто не вмешался, как и обещал Жан. Даже одобрительных криков бросили всего пару, словно нехотя выполняя старый как мир обычай харчевенных потасовок.

Собравшись с силами, полукровка встал намереваясь докончить громилу.

Толстяк, не понятно откуда взявшийся и где пропадавший все то время, пока его компаньон вытворял свои зверства, с криком накинулся сзади, занеся над головой массивный табурет. Это было опрометчивым решением. Карнаж, с гортанным урчанием вывернулся, выбивая толстые короткие ноги, и бедняга, подкошенный ударом ниже колен, рухнул ничком, выронив свое орудие и расквасив нос.

«Ловец удачи» подхватил табурет и со всего маху ударил поднявшегося заранийца по голове. Предмет мебели разлетелся на части и стал никуда не годен, как впрочем и тот, в кого был направлен. Громила растянулся на полу среди обломков.

– Жаба!? - прорычал «ловец удачи», сотрясаясь от напряжения разгоряченных болью мышц на спине, - Так вот о каком долге говорил этот ублюдок!

– Я не… - начал толстяк, пытаясь подняться, но пятка Феникса ударила его в затылок.

– Нет! Ты Жаба! - полукровка продолжал зло вбивать ступней голову толстяка в пол, - Жадная! Неугомонная! Бородавчатая Жаба!

– Довольно, Феникс! - к камину подошел Жан, поднимая руку, чтобы утих поднявшийся гомон.

– Убью! - детина поднялся, выхватывая из-за пояса нож.

– Это уже лишнее! - сабля пирата свистнула в воздухе и со звоном выбила оружие из дрожащих рук заранийца.

Все трое замерли.

Стоптавший Сотню Сапог был тем, с кем ни Карнаж, ни те двое, что атаковали его, не собирались связываться ни при каких обстоятельствах.

Свое обманчиво безобидное прозвище Жан, разумеется, носил заслуженно, но он был кроме прочего не просто бродягой и бывшим пиратом, но и тем, кто дорого заплатил за свою жизнь, прорвавшись через кордоны феларских солдат. Этот философ меча слыл душегубом и непревзойденным мастером, чей талант не знал нравственных ограничений и взрезал животы с такой же легкостью, как вытряхивал свою любимую трубку, сдувая жизни на своем пути как пепел от табака со стола.

Феникс задушил собственную ярость перед лицом этой ходячей смерти. Здесь его ран'дьянские замашки были совсем не кстати. Но слишком многое накинулось на него в эти последние дни. Он ввязался в опасные дела, в которые раньше предпочитал не вмешиваться и едва успевал переводить дух, как вырастали новые препятствия. Отчего этот толстяк, старый знакомец Карнажа, бывший граф Жабэй, стал последней каплей, переполнившей чашу терпения. Даже он совал нос в дела полукровки, хотя их конфронтация была давней. Но этот мелкопоместный дворянчик, некогда пытавшийся прибрать к рукам деятельность «ловцов удачи» в южном королевстве, никак не мог угомониться и теперь гонялся за такими, как Феникс, грабя, а, иногда, и убивая. Подло, из-за угла.

Жабэй использовал в своих интересах помощь воровских гильдий, стражу и инквизиторов, сводя кое-как концы с концами, и полагая себя очень умным и вертким, что додумался до такого нехитрого открытия, как красть краденное. В последнее время дела его, видимо, складывались совсем скверно, так как начали поднимать из руин Шаарон, и на южные земли вернулась тяжелая дубина феларского правосудия. Вот он и оказался здесь и, разумеется, не мог упустить случая, едва прослышав о направляющемся сюда «ловце удачи».

Однако убить его Карнаж не мог, так как здесь были свои правила, а Жабэй всегда уделял правилам много внимания и использовал их также в своих интересах.

Полукровка молча смотрел на Жана и прекрасно понимал в чем дело. Конечно здесь были свои законы, но они надежно переплелись с интересами канцелярии, которая оказывала свое покровительство таким как Жабэй, ведь так ловко умудрялись устроиться немногие. Их орудием был шантаж, с помощью которого они забирали у тех, кто действовал на свой страх и риск, ввязываясь в сферу пересечения интересов магии и церкви, заработанные деньги, умело пользуясь шатким положением «ловцов удачи».

Получался изрядный клубок, в котором разобраться было непросто и рискованно, особенно в нынешние времена. Это и предрекал Окулюс Берс в своем критическом труде посвященном интригам и борьбе интересов, в которых гибнет магия, как наука невиданных открытий, превращаясь в инструмент власти, не лучше и не хуже прочих.

Стоптавший Сотню Сапог держал паузу явно неспроста. Что-то важное было передано ему с тем посланием, о котором говорили «ловцу удачи». Значит кому-то было важно, чтобы он, Феникс, добрался туда, куда следовал, то есть в Шаргард. На этом можно было неплохо сыграть, подначив Жабэя, который слыл очень злопамятным человеком. Карнаж поглядел на распластавшегося у его ног толстяка, зло плюнул тому на спину и, собрав свои вещи поднялся по лестнице, собираясь найти себе комнату на ночь.

Но спать этой ночью Карнаж не собирался. Последние события сильно измотали, однако они своим появлением взывали к его благоразумию.

Устроившись в тесной комнатушке с плотно занавешенным окном, «ловец удачи» навалил на кровать свои сумки и накрыл их одеялом. Прекрасно понимая, что подобный трюк здесь никого не введет в заблуждение надолго, полукровка погасил свечу и устроился в противоположном углу, предварительно забаррикадировав дверь столом и стулом, так как хлипкий засов внушал мало доверия.

До восхода солнца нечего было и думать выбраться через окно и уйти к переправе, как бы он сделал в любом другом месте. Походило на то, что его зажали в угол, однако в распоряжении был весь остаток ночи, и Феникс мудро рассудил, что ночь время довольно беспокойное, и за несколько часов могло случиться что угодно.

Пока Карнаж приготовился к осаде, попутно с этим раздумывая над ситуацией, Жабэй вел успешные дипломатические переговоры. Закрывая рукой разбитый нос и принося свои извинения Жану, он вскользь упомянул о том, что «ловец удачи» мог везти с собой что-то весьма ценное, распаляя тем самым алчность старого пирата, которую не могла истребить никакая философия клинка. Однако Стоптавший Сотню Сапог никак не выказал ожидаемую графом реакцию. Пирату было чего опасаться. Риск перейти дорогу канцелярии возобладал. В то же время жадность Жабэя и желание отомстить только набирали обороты, не сдерживаемые текстом секретного послания из Шаарона.

– Ну вот мы и договорились, - прогнусавил Жабэй, кривясь от боли и продолжая зажимать разбитый нос.

– Да, любезный граф, однако не забудьте о братстве серых дорог, когда сочтетесь с этим «ловцом удачи», - напомнил Жан.

– Разумеется, - ответил толстяк, - Я всегда ценил тех, кто чтит законы серых дорог и не вмешивается в частные дела странствующих. Тут сущая безделица. Речь идет всего на всего о некой сумме, и никак не о жизни этого полукровки.

– Надеюсь.

– Не сомневайтесь, слово дворянина.

Толстяк отвернулся и дал знак своему подручному следовать за ним, поэтому не увидел скептической гримасы, что возникла на лице бывшего пирата от того «слова», которое ему дали в залог, словно позолоченную побрякушку, брошенную опытному владельцу ломбарда с таким видом, будто это настоящее золото.

Жан вернулся за стол в углу. Там его ожидал мужчина, поглаживая ладонью свою совершенно лысую голову. Брови двумя клочками сошлись на переносице, глаза недобро посмотрели на пирата, когда тот сел напротив.

– Хлеб без тмина запекаете? - начал гость, отламывая горбушку.

– Это за рекой так запекают, - возразил Жан.

– По вашей просьбе. Не юли, - повысил голос лысый, - Ты знаешь, что будет, если в столице об этом узнают? Вдобавок вы еще и снов своих не рассказываете и не исповедуетесь. Якобы потому, что фэтчи монахов извели.

– Но это правда, сударь!

– Нет правды кроме бога, уразумей!

– И для вас тоже?

– О, нет. Моя правда - это я сам, как и ты для себя, пират. А если нет монахов, так со мной есть один, вон тот послушник, - лысый указал на закутанного в робу с надвинутым капюшоном низкорослого человека, который сидел на скамье за общим столом.

Едва гость указал на него, как тот встал и медленно побрел к лестнице, следуя за Жабэем и его слугой. Стоптавший Сотню Сапог в изумлении проводил странного монашка взглядом.

Лысый тоже встал, дружески похлопав бывшего пирата по плечу своей сильной рукой, и направился к дверям.

Жабэй и его подручный достигли своих апартаментов и вкушали скудный ужин. Пока толстяк откупоривал бутылку дешевого вина, детина накинулся на пережаренное мясо с жадностью гуля на свежей могиле.

– Да уж, а я-то рассчитывал, что разбойнички нам подсобят, - протянул бывший граф, разливая вино по кружкам.

– Ничего, господин, мы еще прижмем этого полукровку, что б ему пусто! - ответил с набитым ртом детина, морщась всякий раз, когда двигал правой рукой со вспоротым предплечьем, пытаясь разрезать головку репчатого лука, - Только больно он горазд драться. Чуть глаза не выдавил мне, звереныш!

Жабэй пропустил жалобу мимо ушей, аккуратно прикасаясь к разбитому носу, который не превратился в лепешку только потому, что толстяк предусмотрительно встречал удары об пол по большей части лбом, отчего там выросла приличная шишка.

– Интересно, что это за гость был сегодня у Жана. Наш любезный хозяин какой-то странный стал. Куда подевался его былой кураж? Да и все прочие тоже сидели как привязанные на скамьях. Что-то здесь не чисто, - бывший граф провел пятерней по своей курчавой шевелюре и взялся за кружку с вином.

Детина не стал его дожидаться и опорожнил одним махом, после чего потянулся за бутылкой, чтобы налить себе еще и замер. За дверью раздались чьи-то шаги. Жабэй повернулся к двери и прислушался:

– Кто это колобродит? Черт возьми! Чую, придется наведаться в комнатку этого шустрого «ловца удачи» только под самый рассвет, когда все угомонятся. Сработаем чисто, комар носа не подточит. Вот увидишь.

Бутылка с вином упала на пол и разбилась. Голова детины с глухим стуком грохнулась на стол под звон посуды. Жабэй вскочил и прижался к стене. В свете догорающей свечи он увидел, как из-под копны волос его подручного растекалась лужица крови. Детина не подавал признаков жизни.

«Вино!» - мелькнула в голове бывшего графа страшная догадка. Он посмотрел на кружку в своей руке, осторожно поставил ее обратно на стол и протянулся к кинжалу, что был за поясом. Глаза толстяка забегали между занавешенным окном и дверью.

– Все одно к одному! - глухо проворчал толстяк, - Э! Вы еще не знаете графа Жабэя, господа охотники!

Он махнул рукой и погасил пламя свечи. Немного помедлив, издал глухой вскрик и тут же метнулся к двери. Снова раздались шаги, которые на этот раз затихли возле двери. В воцарившейся тишине Жабэй задержал дыхание, вытирая сбежавшую по виску струйку пота.

Послышался глухой удар и щеколда со скрежетом откинулась, повиснув на оставшемся гвозде. Чистая и профессиональная работа взломщика поразила бывшего графа, так как таким приемом, чтобы не разбудить постояльца, простые воры в теперешние времена не пользовались. Некому было научить таким премудростям. Тем более столь кропотливая работа явно была слишком кропотлива для простого воровства.

Дверь тихо отворилась и в проеме возникла фигура в монашеской робе с надвинутым капюшоном.

Жабэй выжидал, крепко сжимая кинжал у груди, и, едва монашек шагнул внутрь, как толстяк набросился на него. После недолгой борьбы в руках бывшего графа осталась одна роба без владельца. Резкий удар, подобно молоту, обрушился на его многострадальную голову. Мысли перепутались и в затуманенном взоре возник порог комнаты и присевший возле него низкорослый островитянин с копной коротких черных волос в феларской кожаной куртке и штанах. Он пододвинул к носу толстяка руку с кастетом, на котором в тусклом свете факела в коридоре сверкнули шипы, и с изрядным акцентом произнес:

– Последнее предупреждение тебе, Жаба.

Сильная рука вырвала сжимаемую толстяком робу, и сознание Жабэя окончательно угасло.

Мебель, которой Карнаж забаррикадировал дверь с треском отъехала в сторону. Полукровка с усилием поднялся с пола, опираясь спиной о стену. Меч и кинжал были наготове, чтобы встретить вместе с «ловцом удачи» последний бой, так как счастливая звезда, судя по всему, покинула его. А ведь до рассвета оставалось совсем немного.

Словно тисками сжало горло, во рту стало сухо.

Магия!

Кто-то за дверью, не смущаясь особо, в открытую показывал свое незаурядное дарование в технике телекинеза. Да так успешно и грубо, что старый стол и стул обвалились прямо к ногам полукровки горой щепок. Несомненно тот, кто стоял снаружи четко знал, где расположился Феникс.

«Ловец удачи» бросил решительный взгляд на окно и, косясь на дверь, убрал меч и освободившейся рукой взял с кровати и перекинул через плечо свою поклажу. Однако, едва он чуть отодвинул плотную занавеску, как что-то плюхнулось на стену по ту сторону грязного стекла и заскрежетало когтями по шершавым некрашеным доскам.

Окна комнаты Феникса выходили на реку, а с той стороны частокол приближался слишком близко к стенам, так как дом помещался на краю долины и его северная стена располагалась почти в упор к крутому спуску вниз. Это оказалось сейчас весьма некстати, но Карнаж, все же, решился попытать счастья, полагая, что сможет выбраться на крышу.

– Не стоит, ведь падать будет высоко, - напевно произнес чей-то голос, да так громко, словно его обладатель стоял рядом, а не за дверью.

Впрочем, за визитом дело не стало, и в тоже мгновение, как Феникс услышал этот голос, дверь сорвалась с петель и без единого звука медленно опустилась на пол.

Vlos'Velve врезался в дверной косяк на уровне головы одетого в лохмотья горбуна с круглым улыбчивым лицом, на котором один глаз был больше другого в три раза. Широкий рот под малюсеньким носом уродца растянулся в какой-то непонятной улыбке. У краешка губ были хорошо видны многочисленные швы, сделанные грубыми нитками так, словно лицо незнакомца перекраивали, как неумеха портной какую-нибудь неудачно сшитую рубаху.

– Гостеприимно, - пропел голос так же весело и беззаботно.

Меж тем рот нежданного гостя оставался по-прежнему растянутым в идиотской улыбке до ушей, и полукровка озадачился вопросом, кто же с ним все-таки говорил.

– Кто вы такой? - выдавил из себя Карнаж.

– Я? Я был поэтом иногда и собирал в стихи слова, но многим были не по нраву мои поэмы иногда. И вот я мертв, и стих мой тоже… - заговорил все тот же голос под мерное качание головы горбуна.

– А ну замолкни! - грубо прервал его еще чей-то голос.

Лохмотья на горбу зашевелились и на плечо уродца вылез огромный белый попугай.

У «ловца удачи» округлились от изумления глаза - это оказалась та самая зловещая птица, что сидела на ветке в оранжереи Окулюса Берса и запомнилась полукровке своей характерной особенность. В костистой лапке той половины тела, где зияли выбеленные кости, была зажата цепочка. На ней висел крупный, отлитый из свинца череп, в чьих глазницах тускло светились два отесанных адуляра. [8]

– Наш хозяин, мэтр Кассар, желает видеть Феникса и посылает с нами амулет, который поможет избегнуть опасностей земель мертвых, - куда почтительнее, чем к горбуну, обратился попугай к «ловцу удачи».

– А ваш хозяин не подумал о том, что от таких визитов можно и спятить!? - крикнул полукровка.

Конечно, такие вещи с Фениксом, по роду его профессии, происходили не в первый раз. Чего только стоил один оригинальный способ, которым его призвал на службу шаргардский чародей, ныне покойный Рэйтц из Красных Башен. Карнаж как-то сидел в трактире, ужинал. Когда он откупорил бутылку вина, оттуда выпорхнул плененный дух и вместо трех желаний, которые старинные истории сулили нашедшему, выполнил одно, но чужое, схватил «ловца удачи» под руки и вынес через трубу дымохода. Однако это представление, что разыграли здесь подручные некроманта, выглядело куда более жутко. Но, как говорилось, каждый маг на Материке был безумен на свой лад.

Попугай порхнул на спинку кровати и положил на нее медальон.

– Спрячь-спрячь! - произнесла птица, кланяясь свинцовому черепу.

Карнаж неуклюже подошел на негнущихся ногах и наклонился, чтобы взять медальон. Боль пронзила как стрелой спину, и он отшатнулся, издав тяжкий стон.

– Крылышкам больно? - озадаченно повернул голову попугай, - Скверно-скверно. Горбун, подай снадобья Фениксу, да поживее. Хозяин непременно желает его видеть.

Уродец проковылял к кровати и протянул «ловцу удачи» изумрудного цвета сосуд с толстыми стенками. Полукровка, морщась от боли, взял предложенное из кривых длинных пальцев.

– По одной капле два раза в день, счетом чертовой дюжины всего и не более, - пропел голос, принадлежащий горбуну, - В тумане разума боль заблудится и забудется.

– Я приду, если останусь жив, - ответил «ловец удачи», пряча медальон и флакон под крутку.

Снизу послышался шум голосов и топот многочисленных ног по лестнице.

– Мы можем помочь вам, - сказал попугай, порхнув на мешок с головой dra.

– Избавим вас от тяжкой и опасной ноши, а заодно очистим путь, - пропел горбун.

Топот ног приближался и уже было слышно клацанье извлекаемого из ножен оружия. В дверном проеме показался один из слепцов с факелом в руке. Он собирался рвануться внутрь комнаты, но невидимая стена оттолкнула его и он отлетел назад.

– Это за нами. И, значит, за вами тоже, - глумливо сообщил попугай, поставив «ловца удачи» в положение роженицы в начале схваток, чей выбор, откровенно говоря, был невелик.

– Проклятье! Забирайте что вам нужно и расчищайте путь если и вправду сможете! - крикнул в отчаянии «ловец удачи», хватаясь за оружие и забиваясь в угол при виде той толпы, что собралась в коридоре.

Слепая старуха протиснулась меж стражей и, воздев вверх руки, сжала клюку и исступленно завопила какие-то заклятия.

– Охотно-охотно, - попугай сел на подоконник, - Горбун!

Птица отдернула клювом черную занавеску. Снаружи, уцепившись лапами за стену, таращился фэтч. Горбун безотрывно глядел на монстра и монстр тоже глядел на него. Тот глаз, который был в три раза меньше другого, с чавкающим звуком стал открываться, становясь все больше и больше, пока не сравнялся со своим собратом. Фэтч завопил и заплакал так горько и жалостно, словно ребенок оставленный матерью рыдал где-то из-за толстой стены. Монстр не выдержал и сорвался вниз. Плач оборвался.

– Теперь путь свободен, - пропел голос уродца.

Подобное могло довести до безумия любого здравомыслящего человека, однако Карнаж не даром отмечал для себя, что «ловцами удачи» становятся преимущественно полукровки, а люди в такой профессии долго не задерживаются. Эльфы славились устойчивостью разума к заклятиям, благодаря очень гибкой и крепкой психике, которая выручала не только от «насылаемых» помутнений рассудка, но и внутренних «действительных», что возникали сами по себе, как реакция на окружающее. Ран'дьянская же половина крови вредила разуму только помрачая его в момент агрессии.

Феникс не воспринимал все происходящее, словно действуя отдельно. Он подхватил торбу, высадил окно и, обернувшись на подоконнике, чтобы поблагодарить своих нежданных ночных гостей, едва успел прыгнуть вниз от протянувшихся к нему многочисленных рук слепцов.

По-кошачьи мягко приземлившись, полукровка услышал над головой сквозь ругань и крики из выбитого окна хлопанье крыльев. В землю возле его руки воткнулся темноэльфийский шпаголом, о котором он совсем позабыл, оставив засевшим в дверном косяке. Из-за частокола донеслось ржание сильванийского коня. Превозмогая дикую боль в спине, Карнаж сосредоточился и заставил свое ран'дьянское наследие совершить последний рывок к побегу. Перемахнув частокол и ров, «ловец удачи» кубарем скатился вниз по склону холма, поднялся, вставил ногу в поддерживаемое горбуном стремя и, даже не удивившись тому, как тот успел оказаться здесь да еще с его конем, припустил что есть духу по тропе к реке. Там располагалась паромная переправа, а паромщик, заранее вынутый из кровати, ожидал в компании белого попугая на плече, стоя как истукан в исподнем с широко распахнутыми, бессмысленными глазами.

Шаарон встретил обоз убийц драконов своими, теперь «как всегда», полными людей улицами. У самых ворот Тард и офицер королевского разъезда в последний раз посмотрели друг на друга волком, и гвардейцы двинулись дальше.

Бритва и Гортт уже не надеялись избавиться от этого тяжкого покровительства, что оказывали солдаты. Особенно туго пришлось после ночного происшествия, когда дорогу обозу пересекли двое всадников. Они куда-то спешили да так, что не ответили на требование офицеров остановиться, а лишь пришпорили своих лошадей. Те из солдат, что бросились им наперерез пали первыми, после чего всадники врезались в обоз и опрокинули еще несколько человек из разъезда. Ошеломленные, два гнома и их товарищи по оружию провожали нежданных гостей взглядами, пока те не скрылись в сумерках, быстро и жестоко проложив себе дорогу через королевских солдат.

Хлопот прибавилось, когда Нэй узнала в одном из всадников ту самую полуэльфку-наемницу, которая некогда следовала вместе с обозом и, после стычки с гвардейцами, покинула их вместе с «ловцом удачи».

Эльфка не удержалась, окликнула Гюрзу и та обернулась. Всего этого оказалось более чем достаточно, для допроса, который после учинил офицер разъезда, раздосадованный неудачей. Только положение на королевской службе не позволило убийцам драконов поднять его на смех. Однако Нэй ничего не могла толком сказать о наемнице и офицер, злой как сто чертей, набросился на Тарда, виня его в том, что наемники не оказали помощь. Бритве ничего не оставалось, как закрыться королевским патентом, словно щитом, от несправедливых нападков. Офицер и был бы рад разорвать эту проклятую бумагу в клочья, но печати трех королей оказывались куда «тверже» даже самого толстого пергамента.

Меж тем Тард усмотрел в этом возможность избавиться от навязанных провожатых и резонно предложил офицеру, едва впереди показались недостроенные башни Шаарона, расстаться. Если в южном королевстве лишняя охрана убийцам драконов не помешает, так как где-то еще кипели сражения двух рыцарских орденов, правда никто не мог толком сказать где именно, то в северном королевстве подобное сборище стягов и доспехов будет пагубно для секретности миссии, возложенной на наемников. Шпионов империи везде и всегда хватало с лихвой, а подобное сборище вызывало слухи и пересуды даже у простых людей.

Офицер, после беседы с посыльным коменданта, неожиданно легко согласился. Разъезд торопливо сменил лошадей, пополнил запасы провизии и двинулся дальше, предоставив убийц драконов самим себе. Купцы также покинули обоз, и наемники могли спокойно потолковать о предстоящей экспедиции.

Нэй с интересом слушала о чем говорили убийцы драконов, сидя за широкой спиной Гортта. Гном устроил так, чтобы ее считали частью отряда, и эльфка была ужасно этому рада. Ведь Клара и старый маэстро даже не попрощались, а просто укатили с рассветом к городским воротам. Акробатка знала, что, вернись она в тот самый момент, догони фургон и кинься со слезами в объятия бородатой женщины, все могло бы еще сложиться, но теперь другая дорога владела мыслями молодой отрекшейся. За поясом у нее был подаренный Горттом кинжал, а на сапогах весело звенели шпоры.

Она подолгу смотрела на собственное отражение в маленьком зеркальце во время кратковременных остановок на тракте. Там, внутри деревянной сильванийской резной рамочки была уже не та молоденькая эльфка с длинными светлыми волосами. Слишком многое изменилось, заставив Нэй выбирать как взрослой собственный путь и теперь только она была в ответе за свой выбор. В такие минуты она часто вспоминала Карнажа. Ей всегда хотелось узнать, как это было странствовать одному по свету и зарабатывать себе на кусок хлеба. Сильванийская старая натура лесных эльфов еще не была изжита придворными обычаями до конца и бродила в молодой крови тягой к странствиям и самопознанию в пути. В этом Нэй помогал Гортт, ведь в Фивланде всеми силами поддерживали стремление к странствиям, потому как типичная для большинства гномов оседлость укрепляла консерватизм и губительно сказывалась на достижениях в научной мысли, которой не раз способствовали привнесенные из-за границ новшества.

Теперь же она присутствовала на совете убийц драконов, где решались немаловажные вещи, поскольку относились они напрямую к вопросам выживания. В своей кажущейся простоте они, меж тем, занимали одно из главенствующих мест.

– Итак, получается, что на все про все у нас уйдет еще месяц, не больше, если корабли уже ждут в порту, - заключил Тард касательно вопросов о сроках их отплытия из Шаргарда.

– Бритва, Нэй сказала, что, когда они с циркачами покидала северную столицу, верфи в этом году выполняли крупный заказ от гильдии магов, так что, может статься, корабли еще не будут готовы к отплытию, - заметил Гортт, значительно подняв свою трубку вверх.

Тард замолчал, раздумывая и, одновременно, выжидающе глядя на окружавших его наемников. Обоз по приказу гнома не стали вводить в Шаарон, а оставили недалеко от ворот, послав нескольких человек в город за провизией и свежими новостями. Глава убийц драконов не хотел задерживаться, зная, как могут они увязнуть в отстраивающейся южной столице. И вот теперь у костра, окруженного повозками, по-походному держал совет.

– Бритва, я слыхал от свояченицы, что ходят мрачные слухи о феларских экспедициях в Пепельных пустошах. А темные эльфы из тамошних крепостей согласились снабжать людей провиантом, - сказал сутулый пожилой феларец, которого, будь он пошире в плечах, из-за низкого роста и окладистой бороды можно было принять за гнома.

– И что с того? - Тард бросил ему мешочек с табаком, завидев как тот достает чубук.

– Так, надо думать, ларонийские патрули будут ждать нас ближе к горам. Поэтому задержка с кораблями нам на руку. Как раз к концу зимы и прибудем на место. Белые эльфы не станут столько высиживать и отзовут хотя бы своих колдунов. Вот мы и нагрянем.

– Отлично сказано, старик! - скривился Гортт, - Как раз к пробуждению старших драконих на кладках с яйцами!

– Тоже верно, - нахмурился Тард, - Их величества особо не торопятся, потому что далеко не все походы складываются так удачно, как им хотелось бы. Но, если про ларонийцев правда, тогда надо с темными потолковать, как прибудем.

– Значит наобум плывем, Бритва? - спросил феларец, сжимая зубами чубук.

– Выходит так, - угрюмо согласился Тард, - С ларонийцами связываться еще хуже чем с драконами. Белые эльфы посмышленее будут. Хотя, пес их знает что теперь удумали там, в горах. Но положим так: если к середине зимы удастся приплыть, то вялый драконий молодняк бьем без жалости сколько успеем. Головы в повозки да ходу на побережье. Тоже не кисло заплатят. Если к концу, то лежек драконьих не ищем, потому что там старшие летают, сторожат значит, а идем наверняка к гнездам и разворошим там хорошенько, риск больше, но за яйца получим вдвое.

– А есть что на примете? Ведь до весны, если не зная, так и не сыскать можно, - возразил феларец под дружные кивки окружающих.

– Есть на примете одно гнездо. Мы в прошлый раз срисовали его на карту, когда отходили, - напомнил Гортт.

– Главное, чтобы не поздно было, а то, если подойдет время детенышам вылупляться, то рискуем на папашу нарваться, пока он туда жратву таскает. В горах гнездятся уж больно древние. Это молодняк несется в Лароне, а старые улетают в горы, благо что не высоко лезть будет, вот только баллисты и пушки там развернуть негде, - Бритва повернулся к прибывшим из города посланцам, которые выехали из ворот на крытом фургоне полном припасов, - Да! И перед отъездом их величеству скажем, чтобы учел как мы его недокормленных гвардейцев своими харчами потчевали, пока они нас сюда провожали.

– Прожорливы разве, а пользы с них как с козла молока, - глухо засмеялся феларец.

– Точно, двоих схватить не смогли, разини, - осклабился Гортт, подмигнув Нэй.

Эльфка в ответ сдержанно улыбнулась, вспоминая рассказ гнома о том, как Карнаж и наемница лихо сбежали от гвардейцев.

Среди наемников прокатились смешки вперемешку с незлобивой руганью.

– А ну завались! Ишь загоготали, - шикнул Тард, - Это нам еще припомнят, что не подсобили. Вот увидите.

Один из тех, кого посылали в город, пришпорил своего коня и помчался к обозу. Подъехав, наемник осадил скакуна и, едва отдышавшись под удивленными взглядами присутствующих, выпалил:

– Бритва, дело дрянь! Наши гвардейцы поехали на помощь стражам границ у имперского тракта. Там, по слухам, те двое, что нам на тракте недавно наперерез выскочили, помогли одному чернокнижнику и Черным Псам раздраконить остатки ордена «Белых Волков»!

Воцарилось гробовое молчание, прерываемое изредка тихими проклятиями, что цедили сквозь зубы те из наемников, которые поняли, что это может означать для их отряда.

– Черт! Вот теперь точно припомнят! - наконец высказал общие предположения Гортт.