Осколок солнца (Сборник)

10. Желание, которое должно исполниться

Очень жаль, что в тот вечер к нам не успели прилететь представители Академии наук. И несмотря на то что профессор Чернихов был известнейшим ученым, с большим научным кругозором, все равно он ничем не мог нам помочь в разрешении загадки метеорита. Домыслы, предположения, гипотезы — и никакой ясности.

Да что там говорить! Когда я рассказывал о нашем метеорите кое-кому из специалистов, всю жизнь занимающихся небесными телами, те пожимали плечами и говорили, что наука не знает ничего похожего на данный прецедент.

Но ведь мы-то собственными глазами видели этот «прецедент». Не уверен, сможет ли он повториться, но почему бы не допустить этого? Разве не существует на свете научных загадок?

Мне помнится, что в тот вечер, о котором я сейчас рассказываю, нам пришлось столкнуться с разными загадками, и мы старались, пусть довольно примитивно, все же их объяснить, опираясь на свои познания в технике. К чистой пауке это не имело никакого отношения.

Итак, наш метеорит вел себя довольно странно. Зачем ему понадобилось выкатиться на теннисную площадку?

Встают перед глазами помятая клумба, сломанные стебли георгин, обгорелые чашечки лилий, расплавленный песок на дорожке — все это было освещено беспокойным фиолетовым пламенем, похожим на свет ртутной лампы, и казалось нарисованным, неправдоподобным.

Не успели мы опомниться от неожиданности, как шар уже остановился. Пламя погасло, стало темно, светилась только раскаленная дыра в оболочке шара, будто сопло реактивного самолета. На противоположной стороне чернела глубокая трещина, чем-то похожая на щель приоткрытого люка.

— Ну и ну! — покачал головой Николай Спиридонович. — Сплошная метафизика!

Подполковник поднял с земли палку, обошел вокруг шара и осторожно постучал по его поверхности. Внутри, по-видимому, была пустота.

Палка начала тлеть, веселые искорки побежали по темной окалине метеорита.

— Он еще не совсем остыл, — спокойно сказал Егор Петрович.

— Надо бы привязать его буксирным тросом, — как бы про себя, сказал Сандро.

— Зачем? — усмехнулся Андрей. — Улетит он, что ли? — Но, заметив гневный взгляд Вали, тут же проглотил усмешку. — Надо, конечно, установить наблюдение.

Егор Петрович долго ходил вокруг шара, внимательно его осматривая, наконец остановился, вынул портсигар и, не достав папиросы, снова положил в карман.

— Не подходите, — предупредил он, заметив движение Вали. — Отойти всем… Сейчас вызову охрану, тогда…

— Прошу извинения, Егор Петрович, — перебил его профессор. — Зачем охрана? Что и от кого охранять? Здесь нужно просто научное наблюдение.

— Это само собой… А я обязан предусмотреть любые неожиданности.

Сандро вытянулся по-военному:

— Разрешите мне пока здесь остаться.

— Разрешаю, — согласился Егор Петрович. — Только близко не подходить. Наблюдение вести из-за укрытия. — И, взяв Валю под руку, сказал: — Хватит сегодняшних приключений. Зачем подвергать себя лишнему риску?

Валя с лукавой улыбкой посмотрела на него:

— Я думаю, что даже у вас разыгралось воображение. Все мы ждали чего-то необыкновенного от этого странного метеорита.

Взбежав по ступенькам террасы, она закашлялась, видимо еще чувствуя в горле дым горящей тайги, вынула из кармана платок и что-то выронила.

Я нагнулся и передал Вале обломок голубоватого металла.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Как же я о нем забыла? Ведь специально принесла показать.

Выяснилось, что Валя нашла этот кусок возле метеорита и подумала, будто это его осколок.

Андрей долго вертел его в руках, царапал ножом, изучал внимательно и наконец облегченно вздохнул:

— Если взглянуть на это дело по-инженерски, то мне понятно, почему не разбился пустотелый метеорит.

Все выжидательно молчали. На губах у Вали блуждала скептическая улыбка: видимо, она заранее предполагала, что Андрей постарается развенчать ее романтические представления о небесном подарке.

— Этот легкий и весьма стойкий металл, который не сгорел в атмосфере, сухо, по-деловому объяснял Андрей, — видимо, образовывал внешнюю оболочку метеорита…

Мне эта гипотеза не показалась убедительной, но после того, как Андрей развил свою мысль, я почти согласился с ним. Он говорил, что оболочка метеорита, находясь в расплавленном состоянии, послужила своеобразным амортизатором и смягчила удар. Освободившись от нее, метеорит скатился в овраг.

— Согласны вы с этим, Николай Спиридонович? — в заключение спросил Андрей.

— А что меня спрашивать? Завтра изложите свою гипотезу специалистам. Я вполне прилично изучил ионизированные хвосты метеоритов, а в руках не держал даже осколочка. Вон только сегодня посчастливилось… Но зато раньше ученые изучали электропроводность пламени в газовой горелке, а у меня получилось куда интереснее… Вы понимаете, Виктор Сергеевич, что высокие частоты…

Но я не понимал или, вернее, не хотел сейчас понимать, занятый мыслями о метеорите. Да метеорит ли это? Догадка Андрея насчет расплавленной оболочки будоражила воображение.

— Вы совершенно правы, — сказал я, отводя Андрея в сторону, — именно жидкая оболочка, внутри которой находится шар с высокой теплоизоляцией. При ударе о землю получается нечто вроде масляного амортизатора… Я слышал взрыв. Это, наверно, лопнула верхняя корка из окалины. Хитро придумано?

— Придумано? — рассеянно переспросил Андрей, глядя на Валю, которая оживленно о чем-то рассказывала. — Кем придумано?

Ему было не до меня. Я спустился по ступенькам в сад и вновь ощутил досаду. Неужели я никак не могу отвязаться от диких бредней? На землю падали метеориты и большие, и маленькие, и самой разнообразной формы. Что же тут удивительного?

Я уже с трудом различал остывающий метеорит. Он сливался с ночными сумерками и казался бесформенным, только маленькое пятно сбоку светилось, словно огонек папиросы.

Вдали темнели деревья, а внизу, под ними, по краям площадки, тянулась бледная полоска как бы еще не растаявшего снега. Это цвели табак и левкои. Ветер доносил оттуда пряный, волнующий запах.

Оглушительный взрыв разорвал тишину. Слепящий свет, словно вспышка магния, выхватил из темноты клумбы, скамейки, квадрат теннисной площадки. Высокая струя фиолетового пламени на мгновение повисла в воздухе, и все погасло.

Снова наступила тишина. Тьма окутала сад. Оглянувшись на террасу, я только через минуту мог различить тусклую лампочку, прикрытую абажуром, светлое пятно скатерти и какие-то неясные тени вокруг стола.

Что-то ударилось о крышу раз… другой…

Я бросился на площадку.

На том месте, где мы оставили шар, темнела воронка с рваными краями. Неподалеку лежал куст георгин, поднимая вверх вывороченные корни.

Исчез не только шар, но и Сандро. Опять в сознание закралась нелепая мысль: а что, если его втащили в люк? Кто? Зачем? Тогда я не отдавал себе отчета и если сейчас об этом рассказываю, то для того, чтобы вы поняли, насколько мы были наэлектризованы этими удивительными событиями.

Зря я беспокоился за судьбу нашего «наблюдателя». Послышался треск ломаемых веток, и сквозь еловую изгородь на площадку прорвался Сандро.

— Что? Что случилось? — испуганно проговорил он, размахивая биноклем.

— Это у вас надо спросить, — сурово заметил Егор Петрович, появляясь рядом с нами. — Вы оставались здесь для наблюдения?

Пришлось Сандро оправдываться. Он бегал за биноклем, который оставил на вешалке в прихожей. В бинокль очень хорошо было бы следить за каждой трещиной в шаре, за изменением его цвета, о чем Сандро собирался записывать в блокнот. Кстати, его он тоже оставил в кармане плаща.

Сандро посмотрел на комья земли, раскиданные по площадке, и печально развел руками:

— Да вот, кажется, опоздал.

Я невольно посмотрел вверх, надеясь увидеть светящийся след в черном небе.

— Не туда смотрите, — послышался голос профессора. — Метеорит остался на земле.

Он поднес к моим глазам черные, обожженные осколки легкой ноздреватой породы.

— Пройдите по площадке, их там много.

На меня напало тупое безразличие. Все! Лопнула моя мечта, как самый обыкновенный мыльный пузырь. Напрасно я успокаивал себя решением технических загадок. Ну, хотя бы почему взорвался метеорит. Вероятно, из-за неравномерного охлаждения. Или он случайно скатился в канаву с водой, что подтверждалось оставленным им следом на песке и о чем сейчас Андрей спорит с Валей. Не все ли равно?

Вале тоже было обидно. Она доказывала, чуть ли не плача:

— Ведь могли бы его сберечь? Могли! Почему он скатился в воду? Ведь площадка ровная!

— Ровная, — упавшим голосом соглашался Андрей. — Но он сдвинулся сам… Я объясняю это тем, Валечка, что в его стенках находились пустоты. Из них время от времени вырывались горящие газы и силой отдачи толкали шар… Все это очень просто.

— Зачем тогда тросом не привязали? — подкидывая на руке легкий осколочек, как бы про себя сказал Сандро. — Надо было за ним в училище съездить.

Егор Петрович сокрушенно покачал головой:

— Моя вина. Но что поделаешь — впервые в жизни с этой техникой встречаюсь.

— Наверно, это углистый метеорит, — подбирая осколки, заметил Николай Спиридонович. — Тяжелая потеря для науки. Как мы не догадались хотя бы его сфотографировать!..

Все были подавлены. Каждый из нас понимал, что вряд ли удастся склеить метеорит или сделать его слепок для музея или коллекции Академии наук. Но дело даже не в этом — улетучились газы из пустот, всё рассыпалось. Видимо, изменилась и его структура. С какими постными лицами разочарованные ученые будут осматривать жалкие осколки, которых они повидали тысячи на своем веку! В конце концов, мы даже не можем ничем доказать, что существовал огненный шар.

Валя подобрала несколько осколков, хотела рассмотреть их, но в темноте это было трудно, и она пошла на террасу.

В молчании, стараясь не глядеть друг на друга, мы двинулись за ней.

Вспомнился вчерашний вечер, падающая звезда, желание, которое я загадал. О чем же горевать? Ведь оно исполнилось. Я испытал необыкновенное путешествие, побывал в таинственном мире огня. Я встретился с чудесным изобретением Ярцева и познал его ценность на практике. Твоя мечта о необычайном сбылась, так позабудь о маленьком приключении с упавшей звездой.

Но как я ни уговаривал себя, забыть об этом не мог.

Валя подошла к столу, высыпала на скатерть остатки метеорита и всплеснула руками.

— Идите скорее! — восторженно закричала она. — Да что же это такое!

Все, кроме меня, подбежали к столу. Андрей взглянул на осколки, зажмурился и прошептал что-то. Сандро застыл в оцепенении. Егор Петрович вынул папиросу из портсигара, привычно постучал ею по крышке, затем смял и выбросил. Облокотившись обеими руками на стол, он не отрывал глаз от осколков.

Николай Спиридонович торопливо снял пенсне, вынул из кармана большой голубой платок, тщательно протер стекла и, порывисто вскинув их на нос, промычал:

— М-да… редкая находка!

Я как мог сдерживал пожиравшее меня любопытство. Стоя у барьера веранды, я до боли в ногтях впивался пальцами в мокрое от росы дерево.

Не знаю, что именно удерживало меня на месте. Возможно, я испытывал силу воли, борясь со жгучим нетерпением? Я всегда был любознателен и всю жизнь подчинялся этому ненасытному чувству. Стараясь удовлетворить его, я прочитал тысячи книг, проделал бесчисленное количество экспериментов за лабораторным столом, и это чувство росло во мне. Теперь же мне хотелось помучить себя, оттянуть, насколько возможно, удовлетворение этого вполне законного любопытства.

— А ну-ка, батенька, подойдите сюда! — крикнул мне Николай Спиридонович. Видали ли вы что-нибудь подобное?

Я был искренне рад этому приглашению, которое служило прекрасным предлогом для того, чтобы закончить свое единоборство с любопытством.

От режущего света лампы я прищурил глаза. И вдруг тонкий, невероятно знакомый лучик проскользнул между век. Он светился в горке осколков, дрожал и переливался лиловым, зеленым, голубым огнем. Вот мелькнуло радостное алое пламя, и засиял прозрачный, кристально чистый, ослепительно белый луч.

У меня перехватило дыхание.

— Алмазы! — мог лишь вымолвить я, не в силах протянуть руку, чтобы взять их и рассмотреть поближе.

Валя чувствовала себя хозяйкой положения. Она первая нашла метеорит и первая обнаружила алмазы, а потому, как говорится, «от щедрот своих» решила поскромничать:

— А может быть, это какое-нибудь особое вулканическое стекло? Я не слыхала, чтобы в метеоритах находили алмазы.

— Ты еще о многом не слыхала, доченька, — сказал Николай Спиридонович, ласково поглаживая ее по голове, — и этим не следует хвастаться. У меня память стариковская, да и не очень-то я в юности увлекался небесными телами, по все же помню, что вычитал когда-то давно: в 1886 году в Пензенской губернии упал углистый метеорит весом около двух тонн. В нем, оказывается, были алмазы, правда очень мелкие. Не то что эти.

Он попросил Сандро отвинтить стекло от бинокля и стал сквозь него, будто через лупу, рассматривать алмазы. Он суетился, выбирал самые крупные, ложился всем телом на стол и, прищурив один глаз, разглядывал столь необыкновенные подарки неба.

Наконец и я решился: взял кусок угля, на котором горели, будто уже отшлифованные, алмазы, и для проверки самого главного, их твердости, стал царапать острыми гранями дно стакана. Сомнения исчезли — алмазы были настоящими.

— Дело, конечно, не в этом кладе, буквально свалившемся с неба, — сказал Николай Спиридонович. — Кто знает, не поможет ли его изучение найти совершенно новый способ изготовления искусственных алмазов? Крупных бриллиантов?

— Как это чудесно! — воскликнула Валя. — Что может быть благороднее и красивее бриллианта? Конечно, алмазы прежде всего нужны технике… Вы, Андреи, уже представляете себе, что скоро дешевые искусственные алмазы в десятки карат пойдут на буры, на резцы для скоростных станков-автоматов. Помните, как-то вы мне рассказывали?

— Помню, — ответил Андрей и, почему-то смутившись, добавил: — Хватит алмазов и для техники и для…

Он сделал вид, что закашлялся, но мне почему-то подумалось, будто он хотел сказать «и для любимых», хотя столь явное выражение чувств было не в его характере. Правда, потом я поразмыслил и решил, что он зря смутился. При чем тут Валя, когда это может касаться всех любимых на земле. Разве они не заслуживают самых красивых подарков, тем более что бриллианты потеряют высокую денежную ценность, столь противную духу романтиков, и навсегда останутся лишь прекраснейшим произведением природы, искусства и человеческого разума.

Андрей этого ничего не сказал, а потому наступило некоторое замешательство, и, чтобы его не усугублять, пришел на помощь Егор Петрович:

— Вы правы, Андрей. Нам ценны алмазы и для техники и как украшение. Но главная ценность — в иных алмазах чистой воды, таких твердых и стойких, что даже в огне не горят. В вашем танке, как в огненном шаре, кристаллизовались характеры людей. И эти люди с волей алмазной твердости — самая величайшая наша драгоценность.

Пожалуй, не следовало бы приводить столь незаслуженно высокую оценку наших поступков, но я подумал, что эти слова касаются многих истинных героев, к ним они как нельзя лучше подходят. И конечно, не только в танке — это частный случай — кристаллизуются характеры, а всюду и везде среди настоящих людей.

Я нашел этих людей, они могут сделать все. Работать вместе с ними, мечтать и спорить было мое единственное желание.

И снова в черном ночном небе промелькнула падающая звезда. Медленно таял ее призрачный след. Но я уже не мечтал о заоблачных путешествиях, не загадывал наивных желаний. То желание, о котором я только что думал, все равно исполнится.