Н. Г. Щербаков. От истории негров к истории африканских народов: этапы трудного пути

История предлагает мало примеров, когда насильственно оторванные от родных краев люди, образовавшие многочисленные диаспоры в сложных и – чаще всего – враждебных условиях, на протяжении нескольких столетий упорно стремились бы к восстановлению отношений с исторической родиной, не пытаясь при этом туда вернуться и не зная по-настоящему, что же представляет собой эта утраченная земля исхода. Несколько столетий трансатлантической работорговли и сто с лишним лет постепенно усиливающейся миграции народов африканского происхождения создали такую уникальную ситуацию. Сегодня за пределами Африканского континента проживает несколько десятков миллионов человек, для которых Африка со всеми ее недостатками и завоеваниями – притягательный центр.

С рубежа XIX–XX вв. сообщества народов африканского происхождения в странах Северной, Центральной и Южной Америк начали ощутимо менять свое лицо. К африканоамериканцам[115] стали добавляться выходцы из африканских колоний, эмигрировавшие по разным причинам с континента. Это усилило уже давно существовавший интерес к истории и текущим событиям в Африке со стороны тех, кто мог ассоциировать себя с ней из-за антропологических черт, унаследованных от предков-рабов. В этот период история Африки в общественном сознании черных народов вне континента все еще оставалась чужой историей.

После Второй мировой войны волна деколонизации вынесла и в Западное полушарие, и в Западную Европу множество новых африканцев. В отличие от африканоамериканцев и африкано-европейцев, в той или иной степени ассимилированных белым обществом, вновь прибывавшие имели реальные связи с нарождавшимися независимыми африканскими государствами. Многие из них надолго задерживались в странах эмиграции, не разрывая этих связей и образуя тем самым неофициальные «представительства» своих стран в далеких от Африки государствах. На этот раз история континента начала входить в историю бывших метрополий и других стран через историю диаспор. История образования и развития таких диаспор и их влияния на страну происхождения пока по-настоящему не изучена, она активно развивается и необыкновенно усложняется. Взять хотя бы удивительные возможности мгновенного взаимного информирования диаспор и стран происхождения, возникшие в процессе развития мировых компьютерных сетей.

Справедливо ли считать, что история изучения Африки исследователями-африканоамериканцами стала частью африканской историографии? Каким образом такие исследования влияли на саму историю континента? Что больше всего интересовало историков-африканоамериканцев при изучении «исторической родины»? Кому из них в наибольшей степени удалось понять историю своих братьев по крови? Для того, чтобы хотя бы частично ответить на эти вопросы, полезно обратиться к работам наиболее известного у нас в стране (не только в среде профессиональных историков и африканистов) африканоамериканского исследователя Уильяма Эдварда Бургхардта Дюбуа (1868–1963 гг.)[116].

В отечественной африканистике существует не так много имен зарубежных исследователей, чей авторитет и научная репутация не менялись бы по мере изменений приоритетов для самой африканистики. С давних времен в такой условный «пантеон» помещено имя Уильяма Дюбуа. В СССР судьба этого африканоамериканца оказалась тесно связана с судьбой Института Африки РАН, поскольку он явился невольным инициатором его создания[117]. Правда, следует помнить, что концепция изучения Африки, предложенная Дюбуа в начале 1960-х годов, по понятным причинам так и не получила реального воплощения в исследовательской практике этого центра.

В первом издании энциклопедического справочника «Африка» (1963 г.) автором статьи об этом безусловно выдающемся африканоамериканце стал сам директор Института Африки и главный редактор издания И. И. Потехин[118]. Дюбуа был назван «известным американским историком», подчеркивались его заслуги в международном движении сторонников мира и противодействии маккартизму. Следует отметить, что к моменту выхода энциклопедии Дюбуа уже два года находился в Республике Гана (о чем упоминается в очерке) и в августе того же года скончался там в возрасте 95 лет. И в этой, и в более поздней статье в переиздании энциклопедического словаря в 1986 г.[119] он был назван в первую очередь историком, занимавшимся изучением Африки и народов африканского происхождения. Такая же обязывающая профессиональная характеристика дается ему и в последнем издании этого словаря (2009 г.)[120]. Но во всех случаях авторы затруднились дать ссылки на какие-то конкретные труды по истории, в основном подчеркивая исторические заслуги У. Дюбуа в других областях исследовательской деятельности и в развитии общественных движений.

Стремление считать У. Дюбуа прежде всего историком, в 1960-х годах – американским, позже, в соответствии с появлением новой системы оценок, – африканоамериканским, и борцом за мир вполне объяснимо. Отечественным африканистам в советское время невозможно было согласиться с тем, что он прежде всего – социолог (в соответствии с нынешней номенклатурой научных дисциплин он в наибольшей степени должен был бы считаться социальным антропологом), большую часть жизни изучавший американское, точнее, негритянское общество не с позиций классового подхода, а с точки зрения его расового состава и тех расовых противоречий, которые в наибольшей степени определяли содержание всех происходивших в нем перемен. Дюбуа – общественный деятель был значительно «удобнее» для характеристик и оценок. Последние пятнадцать лет его жизни пришлись на бурную послевоенную эпоху, годы быстрых и глубоких перемен в системе советско-американских отношений. В этот период многими поступками он реабилитировал свои прежние общественно-политические взгляды, неясные и во многом неприемлемые для советской африканистики. Ведь помимо предосудительного социологизаторства он активно участвовал в деятельности Социалистической и Либеральной партий США. С началом Первой мировой войны он занял позиции американского патриота, предложил забыть все внутренние расовые и классовые противоречия для разгрома Германии с союзниками. А вот к концу жизни он стал коммунистом, почти демонстративно вступив в 1961 г. в компартию США. Пробыв несколько лет до этого «невыездным», так как в результате обвинений маккартистов госдепартамент аннулировал его паспорт, в самом конце 1950-х годов Дюбуа вновь стал активно ездить по миру. Пользуясь гостеприимством своих недавних соратников по антиколониальным выступлениям, в частности К. Нкрумы, Дюбуа одним из первых негритянских общественных деятелей посетил независимую Гану. Сделав ставку на участие в движении сторонников мира, он получил возможность вновь, спустя тридцать лет, посетить СССР, познакомился с новыми странами Восточной Европы и увидел по-настоящему поразивший его Китай. По результатам всех этих визитов он много писал, выступал по радио. Дух таких выступлений и статей вполне соответствовал ожиданиям новых друзей Дюбуа в странах Восточного блока. В вышедшем на русском языке в 1962 г. сборнике статей, образовавших своеобразную автобиографию, Дюбуа в полной мере «рассчитался по долгам», образовавшимся в трудный период гонений. Тогда ему были присуждены Международная премия Мира (1953 г.) и Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами» (1959 г.), в определенной степени поддержавшие репутацию патриарха за пределами США. В начале 1960-х годов он не стеснялся в выражениях: «Были люди, которые кричали, что Америка должна править миром. Из этого ничего не получилось, потому что мы не умеем править даже собственной страной»[121]. Китай и СССР Дюбуа предложил в качестве образца не только для освобождавшейся в начале 1960-х годов Черной Африки, но для всех империалистических стран, которые он призывал «либо обанкротиться, либо встать на социалистический путь развития»[122].

Убеждения У. Дюбуа, лежавшие в основе подобных призывов, не дискредитировали его не только по причине объяснимой снисходительности к возрасту. В наиболее подробном отечественном исследовании африканоамериканского общества есть такая оценка: «В течение своей долгой жизни У. Дюбуа не раз ошибался и менял свои точки зрения, когда убеждался в их неправильности»[123]. Не исключено, что продолжение социалистического эксперимента, если бы Дюбуа было дано его увидеть, заставило бы его изменить свои оценки и прогнозы…

Для очень многих соотечественников жизнь У. Дюбуа, безотносительно к отношению к его политическим позициям, сама по себе представляла историю африканоамериканцев. Для его зарубежных друзей и противников биография этой общественно-политической фигуры стала историей взаимоотношений народов африканского происхождения во всем мире. Младший друг и коллега У. Дюбуа, известный африканоамериканский поэт, писатель и драматург Лэнгстон Хьюз, так характеризовал место своего единомышленника в истории: «Многие тысячи из моего поколения выросли, вдохновляясь написанными и высказанными словами д-ра У. Э. Б. Дюбуа, так что мне естественно считать себя столь же вдохновленным. Мои самые ранние воспоминания о написанном – это о словах Дюбуа и Библии. Моя бабушка… читала мне, ребенку, из Библии и журнала «Crysis». А первой книгой, которую я прочел сам, была «Души черного народа». Годами позже мои ранние стихи были приняты для публикации в «Crysis», который редактировал д-р Дюбуа. Кажется, что так или иначе я знал д-ра Дюбуа всю мою жизнь. Своей работой он стал частью моей жизни»[124].

Упомянутый Л. Хьюзом журнал «Crysis» был создан в 1910 г. В это время Дюбуа, уже достаточно известного африканоамериканского исследователя негритянского общества США, пригласили стать членом руководства создававшейся Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (НАСПЦН), являющейся сегодня старейшей общественно-политической организацией черного населения Америки. Тогда он стал единственным черным в составе правления НАСПЦН – все остальные члены руководства были белыми представителями различных религиозных, филантропических и исследовательских организаций или фондов. Главной задачей НАСПЦН считала борьбу с расовой дискриминацией во всех видах. В начале века стало остро необходимым отзываться как на ее усиление в районах нового расселения негритянского населения, мигрирующего с юга США, так и на растущее стремление цветного населения бороться с этим явлением всеми доступными способами. Возглавив печатный орган НАСПЦН журнал «Crysis», Дюбуа за достаточно короткий срок довел его тираж с одной до ста тысяч, сделал его ежемесячным и наиболее читаемым в среде африканоамериканского населения. В первом номере журнала в редакционной статье У. Дюбуа подчеркнул, что журнал: «… будет фиксировать важные события и процессы в мире, относящиеся к великой проблеме межрасовых отношений, особенно тех, которые воздействуют на негроамериканцев»[125].

В арсенале научно-исследовательских достижений этого человека было несколько ученых степеней. В отличие от многих своих современников цветного происхождения он сумел получить высшее образование и эти научные степени без особенной борьбы. Не имея средств, будучи светлокожим мулатом, он, тем не менее, удачно использовал помощь благотворительных организаций и уже к 25 годам, пройдя через множество промежуточных этапов (в том числе интенсивно обучаясь в Берлинском университете в 1892–1894 гг.), стал первым негром, получившим по окончании Гарварда степень доктора философии (Ph.D) по истории. Его диссертация была посвящена истории развития и запрета трансатлантической работорговли, но продолжить исторические исследования по завершении образования ему не удалось. Несмотря на то что он стал членом созданной незадолго до этого Национальной ассоциации американских историков, главное внимание вплоть до начала Первой мировой войны года он уделял социологии африканоамериканского общества. Его главная работа в этой области – «Филадельфийский негр» (1899 г.) и последующие ежегодники Атлантского университета, в которых он был автором многих разделов и главным редактором («Негры в бизнесе», «Негритянская церковь», «Экономическая кооперация у американских негров», «Семья у американских негров»), сделали его наиболее авторитетным исследователем «цветной» Америки не только среди африканоамериканских ученых того времени.

Еще в 1897 г. в своей переписке с крупнейшим общественно-политическим негритянским деятелем этого периода Букером Вашингтоном Дюбуа признавал, что «если Негр и станет фактором в мировой истории, то только через паннегритянское движение»[126]. Внимание к происходившему в то время в Африке привело его в число организаторов первой международной конференции, где оказались представлены народы африканского происхождения и было начато использование термина «панафриканский». В 1900 г. он принял участие в Панафриканской конференции, организованной в Лондоне выходцем из колонии Великобритании на о. Тринидад Генри Сильвестр-Уильямсом. Дюбуа стал автором воззвания конференции, в котором сформулировал проблему «цветного барьера». По его утверждению, эта подчас вполне осязаемая стена разделяла цивилизованный мир, прежде всего мир европейско-американской культуры, и мир колониальных народов: «Главной проблемой двадцатого столетия является проблема цветного барьера, вопрос – насколько расовые различия, проявляющиеся прежде всего в цвете кожи и структуре волос, будут основанием для того, чтобы отказывать половине мира в праве в полной мере пользоваться возможностями и преимуществами современной циви-лизации»[127]. Несмотря на такое, казалось бы, плотное общение с представителями различных народов африканского происхождения, Дюбуа еще долгие 15 лет после этой конференции не уделял какого-то специального внимания собственно африканской истории. Даже на Всемирном расовом конгрессе, созванном в 1911 г. в Лондоне давними коллегами Дюбуа из Германии и Великобритании, он посчитал наиболее актуальной для себя тему «Негритянская раса в Соединенных Штатах Америки». Помимо этого доклада он еще предложил участникам пространный «Гимн народов» – поэтическое произведение, в котором призывал Господа избавить народы от войн и ненависти друг к другу. Интересно, что именно на конгрессе 1911 г. Дюбуа впервые смог познакомиться с авторитетными и широко известными представителями наиболее динамично развивавшихся африканских регионов – в Лондоне активно выступали Дж. Т. Джабаву из Южной Африки[128] и М. Агбеби из Британской Западной Африки. Но ни эти контакты, ни разразившийся в период проведения конгресса Второй Марокканский кризис[129] не вызвали у Дюбуа стремления заняться более пристально древней или современной историей континента.

В конце 1960-х годов ХХ в. главный редактор влиятельного африканоамериканского черного журнала «Эбони» Л. Беннет издал сборник биографий восемнадцати наиболее авторитетных борцов за гражданские права черного населения за всю историю существования африканоамериканского сообщества. В очерке, посвященном У. Дюбуа, завершавшем галерею портретов черных и белых американцев[130], он был назван «создателем негритянской интеллигенции». Отличительной чертой Дюбуа в сравнении с заслугами других общественно-политических фигур в истории черного протеста в США названо почти гандистское «приобретение влияния, но не силы»[131]. И почти ничего не сказано о заслугах Дюбуа-историка. На фоне современников Дюбуа действительно ощутимо выделялся как своим интеллектуализмом, так и много раз подтвержденным стремлением избегать публичной конфронтации с идейными оппонентами. Даже явное «полевение» позиций патриарха панафриканского подхода к трактовке связей африканских народов и афроамериканцев, проявившееся на склоне лет, многие склонны трактовать как отклик Дюбуа на общий тренд в антирасовом и антиколониальном движении в конце 1950-х – первой половине 1960-х годов.[132]

* * *

Среди работ Дюбуа, в наибольшей степени отвечающих жанру исторического исследования, следует выделить четыре: «Негр» (1915 г.); «Африка: ее география, народы и производство» (1930 г.); «Африка – место в современной истории» (1930 г.) и «Черный народ в давние времена и сегодня» (1939 г.). Многие исследователи ставят ему в вину вольное обращение с материалом, отсутствие ссылок на источники и обращение к вторичным источникам, если уже невозможно не дать отсылку к какому-то материалу. Как видно из перечня, исторические работы Дюбуа появились в основном в межвоенный период. Все они тесно связаны друг с другом, автор часто прибегал к самоцитированию, постоянно использовал одни и те же материалы. Всем им свойственны неточности, упрощенная трактовка социально-экономических и культурно-исторических особенностей развития народов Африки, чаще всего объясняемая отсутствием у автора надежной информации. В чем-то такая «облегченная» история народов африканского происхождения как единого целого предвосхитила появившиеся много позже трактовки «пассионарности», присущей другим народам. У Дюбуа тон таким исследованиям задала громко прозвучавшая в свое время его журнальная статья «Африканские корни войны» (1915 г.)[133]. В ней впервые Дюбуа уже не в качестве исследовательской гипотезы, а как доказанный факт упомянул о потере африканскими народами 100 млн человек в период работорговли. Он также предупредил о последствиях совместных действий черных народов и жителей Азии, представляющих большинство населения мира и не желающих мириться с той ролью, которую им готовят по итогам передела мира главные воюющие державы[134]. Как известно, эта и другие похожие статьи военной поры и его работа в НСПЦН позволили Дюбуа стать главным советником администрации В. Вильсона по негритянскому вопросу и организовать Первый панафриканский конгресс в рамках Парижской мирной конференции в 1919 г.

С началом Второй мировой войны Дюбуа вновь обратился к ситуации на Африканском континенте.

В августе 1941 г. была обнародована Атлантическая хартия[135]. Многие общественно-политические деятели в колониальных и зависимых странах восприняли ее положения как своеобразный план основных держав – участников антигитлеровской коалиции по послевоенному переустройству мира. Главные обещания были даны так называемым малым народам, под которыми подразумевались народы зависимых стран, – они должны были после войны стать полноценными участниками решения собственной судьбы. Дюбуа внимательно следил за настроениями в колониальных владениях европейских метрополий. Весной 1942 г. он был приглашен выступить в Йельском университете с докладом «Будущее Европы и Африка». Позже, в начале 1943 г., он опубликовал статью в «Foreign Afairs», в основу которой был положен этот доклад. В статье в своеобразной перекличке с давним тезисом Дюбуа о значимости «цветного барьера» утверждалось, что «вера в гуманизм – это вера в цветного человека». Дюбуа предупреждал также, что «без разрешения вопросов расового статуса разумно и доброжелательно они станут вопросами не столько Африки, сколько всего мира»[136]. В этой же статье он сделал прогноз о возрастающей конкуренции дешевого труда колоний и рабочей силы в европейских странах, не предполагая, что эта конкуренция радикально изменит свой характер после отмены ограничений военного времени и начала массовой миграции африканцев в метрополии. Все эти социально-экономические сравнения были нужны Дюбуа для обоснования главного тезиса, вполне патерналистского, признающего условия Атлантической хартии и в чем-то парадоксального. Для дальнейшего развития Африки – с учетом безусловных способностей к управлению самих африканцев – Дюбуа считал необходимым оформления «…международного мандата при участии в органах управления интеллигенции Африки в сотрудничестве с полумертвым общественным мнением Европы»[137].

Ко времени появления статьи Дюбуа вопрос о создании и сфере ответственности ООН только начинал обсуждаться. Его предложения относительно международного мандата на управление африканскими территориями – скорее, дань прошлому, наследию Лиги Наций. Именно по этой схеме, как хорошо представляли себе африканоамериканские интеллектуалы, была решена проблема управления африканскими колониями, отнятыми у Германии по итогам Первой мировой войны. Многие участники Панафриканских конгрессов 1919–1927 гг. поддерживали принцип управления по мандату Лиги Наций, именно к нему теперь предлагал вернуться Дюбуа. Единственной новацией в его позициях, отраженных в статье, стало предложение о безотлагательном решении вопроса о расовом равенстве и включении в состав руководства послевоенной Африки самих африканцев.

Наряду с точкой зрения Дюбуа на будущее африканских народов накануне и в годы Второй мировой войны сформировалась иная позиция, сторонники которой представляли в основном саму Африку[138]. Главным принципом послевоенного устройства жизни африканских народов они провозглашали независимость путем трансформации колониальных владений в полноценные государства. На 5-м Панафриканском конгрессе в Манчестере в октябре 1945 г., где по совокупности заслуг У. Дюбуа было предложено почетное место председателя, ему оставалось только присоединиться к большинству. Представленный им по итогам конгресса «Меморандум к ООН» в сравнении с другими документами конгресса стал очень слабым отражением тех радикальных призывов, которыми руководствовались теперь африканцы[139]. В этих условиях необходимо было чем-то подтвердить репутацию знатока панафриканских проблем, которая все еще существовала у Дюбуа среди африканоамериканцев, но была мало известна в Африке.

В 1947 г. Дюбуа выпускает свою самую главную работу по истории Африки. Основное ее назначение, как он указывает в предисловии, доказать, что «черные африканцы такие же люди, как белые европейцы и желтые азиаты»[140]. Как и уже упоминавшиеся более ранние исторические работы Дюбуа, этот том во многом составлен из уже опубликованных статей, обзоров, глав других изданий. Впоследствии эта работа не раз переиздавалась, каждый раз автор дополнял ее новыми главами или менял их очередность. Вероятно, наиболее значительную правку Дюбуа внес в свою работу в 1958–1959 гг., когда готовилось русскоязычное издание. Об этом написал создатель и первый директор Института Африки АН СССР И. И. Потехин в обширном предисловии к книге. Интересно, что ее тираж в выходных данных не указан, но гриф «Для научных библиотек» достаточно исчерпывающе определяет круг читателей, которые получали возможность взглянуть на «очерки по истории Африканского континента и его обитателей» (такой подзаголовок дали книге при переводе) через призму африканоамериканской исторической традиции. Автор предисловия честно признает: «Мы не можем согласиться со многими выводами и положениями Дюбуа, но мы и не считаем возможным вступать с ним здесь в дискуссию, во-первых, потому, что подробное изложение нашей точки зрения по столь большому кругу вопросов представляется невозможным в узких рамках вступительной статьи, а во-вторых – и это главное – мы не уверены, что наши представления о далеком прошлом Африки более правильны. Потребуются исследования многих ученых по многим частным проблемам, чтобы восстановить историческую правду»[141].

Спустя полвека «исследования по многим частным проблемам» дают нам возможность по-новому взглянуть не только на далекое прошлое континента, но и на те периоды его истории, трактовка которых Дюбуа не казалась его советским коллегам спорной.

В первую очередь бросается в глаза своеобразный метод использования Дюбуа источников. В конце 40-х годов ХХ века он обращался к проблемам антропогенеза и этногенеза африканских народов так, как будто всю первую половину двадцатого столетия не появлялось никаких новых исследований. В помощь Моммзену, Ратцелю, Стэнли он призывает Ветхий Завет, ранние работы Флиндерса-Петри, некоторые более свежие, но вторичные источники.

По сути первые три главы посвящены доказательству единственного тезиса – «В Эфиопии взошла заря человеческой культуры, распространившаяся на всю долину Нила»[142]. Дюбуа учитывает все, даже самые сомнительные признаки, подтверждающие принадлежность древних египтян к негроидной расе. Внешние признаки принадлежности к неграм (единственный универсальный термин, постоянно употреблявшийся Дюбуа в отношение любых народов, относящихся к негроидной расе) позволяют ему сравнивать современных бушменов с древними египтянами, римских императоров с героями Шекспира, библейских персонажей с потомками рабов в Вест-Индии. Никакие иные точки зрения не только им не рассматриваются, но даже не упоминаются. Осуществляя такую почти маниакальную «африканизацию» или, точнее, «негроизацию» истории Древнего Египта, Рима и Греции, Дюбуа может показаться главным предшественником современных африканоцентристов. Своим вольным обращением с источниками (вплоть до изобретения их при необходимости), с хронологией (когда какие-то протяженные исторические периоды просто не берутся в расчет), уравниванием в правах на доказательность апокрифов и археологических памятников Дюбуа предвосхитил методы и направленность действий сторонников афроцентристского подхода[143]. Но Дюбуа остался верен себе: апология достижений реальных или вымышленных предков современных народов африканского происхождения ни разу не переходит в апологию расового превосходства. Опережение в овладении ремесленными навыками и приобщении к высотам культуры, создание выдающихся памятников мысли не свидетельствует, по мнению Дюбуа, ни о каком превосходстве одной расовой группы над другой. В этом он принципиально отличается от нынешних афроцентристов, все больше сводящих расиализацию истории к «расизму наоборот»[144].

Трактовка истории континента в Средние века и Новое время базируется на тех выводах и обобщениях, которые Дюбуа осуществил в первых главах, тем самым высказанные предположения теперь получили статус подтвержденной информации. Более того, некоторые, не очень понятные автору, периоды он просто исключает из рассмотрения. Так, португальское освоение западноафриканского побережья в XV в. наталкивается на противодействие царства Конго, насчитывающего к тому моменту, по мнению Дюбуа, несколько столетий. Династии Мономотапы возникли благодаря переселению народов банту в Х в. на территорию современного Зимбабве (Родезии). Там банту создали огромное государство, вывозившее золото в Индию в течение всего периода IХ-XVI вв. и распавшееся в XVII в. под натиском язычников[145]. В качестве доказательства такого прихотливого пути развития приводится единственная ссылка на… Дюбуа! Подобная «легкость» в обращении с источниками характеризует методы Дюбуа не только при обращении к прошлому. Например, объясняя позиции делегации цветных южноафриканцев на учредительной конференции ООН, Дюбуа приводит текст их послания Объединенным Нациям, давая следующую сноску к многостраничному документу: «Обращение к народам мира, опубликованное Объединенным комитетом неевропейцев в Кейптауне (Южная Африка) в 1945 г.»[146].

В тексте, предполагающем научную строгость, доказательность, точность определений, то и дело встречаются такие термины, как «сарацинская культура» (с. 163), «суданский шариат» (с. 173), «пытливые научные исследования» (т. е. эпоха Просвещения) (с. 225).

Естественно, что Дюбуа, «отец панафриканизма», посчитал крайне важным предложить в своем исследовании авторскую трактовку истории движения панафриканских конгрессов. В этой части книга изобилует многими подробностями, известными Дюбуа как участнику событий. Но с источниками и здесь дело обстоит неважно – фактически они не указаны, остается верить на слово очевидцу событий. Интересно, что посвященную панафриканским конгрессам главу Дюбуа в подражание О. Шпенглеру назвал «Крушение Западной Европы» (русскоязычное издание) и «Крушение Европы» (англоязычные издания). Причинами этого крушения, выразившегося в развязывании Первой мировой войны и распаде нескольких империй по ее результатам, Дюбуа определил «моральный кризис европейской культуры» (с. 221). В последующих главах «Белые господа мира» и «Похищение Африки» (в англоязычной версии – «Изнасилование Африки») Дюбуа, нарушая хронологическую последовательность изложения, вновь возвращается к потерям Африки от работорговли и жертвам золотой лихорадки на юге континента, значительное внимание уделяет арабской работорговле на восточном побережье. В этом его позиция принципиально отличается от очень модной сегодня трактовки рабства и работорговли как преступной практики исключительно белого человека, обязанного восполнить потери африканцев выплатой гигантских репараций.

В дописанных специально для московского издания книги четырех последних главах в основном исследуется Африка после Второй мировой войны и в канун массовой деколонизации. Как было оговорено в предисловии, здесь к автору трудно было предъявить претензии. Хотя во время написания этих глав Дюбуа еще не вступил в компартию США, он пользовался безусловной поддержкой ее руководства и советами своих гостеприимных хозяев в Москве, где он провел значительное время, включая встречу с Н. С. Хрущевым. В процессе знакомства как раз и был озвучен меморандум о необходимости поставить изучение Африки на научную основу и создать Институт Африки в системе Академии наук. В соответствии с логикой холодной войны и «партийной дисциплиной» Дюбуа определил главных врагов Африки в ХХ в., что вполне вписывалось в концепцию «враг моего врага – мой друг». Врагами были проигравшие расисты (Гитлер и Муссолини) и явно проигрывающие холодную войну империалисты (Рузвельт и преемники, Черчилль и преемники). Их соперниками выступали СССР, Китай и страны Восточной Европы, которые автоматически становились союзниками новой Африки, а через нее – американских негров. Важно подчеркнуть, что при этом Дюбуа не отделял себя, своих черных единомышленников от американского народа и – шире – от западного общества: «Американский народ ведут по неправильному пути. Наш народ не впервые допускает ошибки, но эта может оказаться последней. Сегодня Соединенные Штаты выступают врагом мирового прогресса – прогресса, который ведет к социализму и уничтожению колониализма и войн»[147]. Признавая ответственность за действия своей страны, какой бы политики ни придерживался он сам, Дюбуа в очередной раз продемонстрировал расхождение с позициями черных радикалов, существовавших как в те времена, так в еще большей степени обнаруживших себя с развитием идеологии «антибелого расизма»[148].

В заключительных главах книги Дюбуа отдает должное переменам в первой независимой стране континента – Гане, объясняя успех Нкрумы и его сторонников тем, что они следовали предначертаниям манчестерского панафриканского конгресса. Панафрикансты же, по мысли Дюбуа, сделали после войны правильную ставку на рабочее движение. Оно, в свою очередь, застраховано от ошибок марксистской теорией, а сам Дюбуа давно признавал справедливость положений «Коммунистического манифеста» (c. 314).

Дюбуа уделил внимание и сложностям, с которыми уже столкнулась и будет дальше сталкиваться Африка в сфере экономики. Рецепт успешного преодоления этих трудностей – переориентация экономических связей на СССР и Китай. Определенные неудобства придется также испытать из-за сохраняющейся племенной структуры африканского общества, возможны даже гражданские войны между различными племенами, пророчески предостерегал Дюбуа (с. 323–324).

Здесь же, в заключение работы, Дюбуа сделал еще одно откровенное признание: «Многие годы я стремился к тому, чтобы американские негры повели за собой Африку к свободе. В этом состоял смысл моих усилий основать панафриканское движение. Теперь же Африка сама развернула борьбу за свое освобождение» (с. 316).

Завершил добавленные главы и книгу в целом вывод, в наибольшей степени способствовавший появлению этого труда на русском зыке: «Однако сегодня уже не может быть никаких сомнений в том, что социализм и его высшая форма – коммунизм в самом недалеком будущем воцарятся в Африке и приведут ее к невиданному расцвету» (с. 346).

Насколько известно сегодня, подобные рассуждения и прогнозы У. Дюбуа впоследствии не стали предметом доброжелательного или злонамеренного анализа за пределами СССР. Можно с уверенностью предположить, что если бы каноническое издание «Te World and Africa» в 1965 г. было бы дополнено «русскими главами», это заставило бы многих сегодняшних сторонников Дюбуа среди черных интеллектуалов в Америке пересмотреть свои оценки его наследия, эхом повторяемые и в большинстве стран Африки.

Как же можно было бы оценивать Дюбуа-африканиста без оглядки на его своеобразное политическое приспособленчество на склоне лет?

Как большинство африканоамериканцев, писавших об Африке в колониальную эпоху, Дюбуа не имел представления о реалиях исторической родины. Комплекс расовой неполноценности, который африканоамериканцы настойчиво изживали и на индивидуальном, и на коллективном уровне, подтолкнул Дюбуа к изучению Африки. Главным для него стало обнаружение доказательств величия черной расы в прошлом, что привело позже к появлению афроцентристского подхода к истории народов африканского происхождения. Но считать Дюбуа провозвестником афроцентризма было бы неправильно, расизм в любой форме был абсолютно чужд Дюбуа на всем протяжении жизни, что в значительной степени проявилось в период его ожесточенной полемики в 1920-е годы со сторонниками движения «Назад в Африку», возглавляемого М. Гарви.

Важное значение имеет также начатое Дюбуа систематическое изучение работорговли, причем не только трансатлантической, но и работорговли в бассейне Индийского океана. Тема так называемой треугольной торговли, ответственности многих прибрежных народов Гвинейского залива за посредничество при налаживании торговли своими соседями и соплеменниками, определение удельного веса рабов, захваченных арабскими купцами и завоевателями в общем объеме потерь, – безусловные исследовательские заслуги Дюбуа. То, что именно африканоамериканский ученый одним из первых систематизировал подобные данные, пусть и по вторичным источникам, вплоть до сегодняшнего дня помогает исследователям избегать обвинений в предвзятости по отношению к неевропейским участникам работорговли.

Следует учесть, что системного изучения истории Африки, пусть даже с оговорками, которых заслуживают работы Дюбуа, до него по-настоящему не существовало. Почти одновременно с русскоязычным вариантом «Африки» появилось четвертое издание работы еще одного крупнейшего африканоамериканского историка Картера Вудсона «Заново рассказанная история Негра»[149]. Несмотря на то, что к моменту появления этого очень популярного и востребованного издания на континенте уже вовсю разворачивался процесс деколонизации и «негритянскими правительствами» (термин К. Вудсона) был даже накоплен определенный опыт самостоятельного управления, в томе на 500 страниц Африке уделена всего одна глава на 35 страницах. История африканцев для авторов практически не существует, названия достаточно крупных, известных за пределами континента народов перевраны, перепутаны многие топонимы. По мнению африканоамериканцев, освобождающиеся африканцы должны были в процессе деколонизации в первую очередь решить четыре проблемы: голода, «контроля со стороны внешних правительств», борьбы с болезнями и за самоуважение (именно так, как неразрывно связанные между собой понятия) и «получения коренными африканцами подлинного гражданства» (интерпретация вовсю разворачивавшейся политики апартхейда на Юге Африки)[150]. При всем этом в книге практически не нашлось места для ссылок на работы предшественников, хотя и приведены большие библиографические списки по основным разделам[151]. Но надо отдать должное этой работе: в ней современная африканская история персонифицирована, даже в небольшом пространстве главы упомянуты имена многих государственных деятелей молодых независимых стран.

Активное участие американских негров в создании и трудном становлении компартии США в 20-е годы ХХ в. дало о себе знать появлением исследований черной истории, основанных на марксистском подходе. Наиболее значимым в послевоенной американской марксистской историографии стало исследование члена руководства компартии США Уильяма З. Форстера, посвященное истории афроамериканцев, вышедшее в 1954 г. и немедленно переведенное на русский язык[152]. На долгие годы его историческая трактовка стала каноном, главным источником сведений, терминов и понятий для всех, кто так или иначе занимался в нашей стране прошлым народов африканского происхождения. Но Африке, с очерка истории которой начинался этот внушительный том, опять уделялось лишь десять страниц из почти восьмисот, еще десять страниц были посвящены работорговле. В этом исследовании вновь отсутствовали какие-либо ссылки на источники, но в качестве непререкаемого авторитета именно в области африканской истории несколько раз упоминался У. Дюбуа, а в библиографии приводились его основные работы как главные исследования по вопросам негроафриканской истории.

Унификация исторического знания, как известно, была краеугольным камнем в марксистской теории общественного развития. Последствия такого подхода в период действия Коминтерна были для изучения африканской истории не катастрофичны, но значительно ограничили возможности африканистов, стоявших на марксистских позициях[153].

В послевоенный период подобные традиции Коминтерна продолжали сохраняться. Термины, используемые Фостером, коммунистом африканоамериканцем, не бывавшем на континенте и знавшем, по сути, про Африку крайне мало, были обязательны для использования в партийных документах. В начале 1960 г. «в Инстанции» (эвфемизм для обозначения ЦК КПСС) уже обсуждалось штатное расписание Института Африки, на континенте продолжалась цепная реакция деколонизации африканских народов, в отделах МИД СССР задумывались о советских предложениях для международно-правового обоснования условий этой деколонизации. Но партийные догматики в ЦК, прекрасно зная о происходивших переменах, тем не менее воспроизвели американскую патерналистскую модель отношения к африканским народам – появилось постановление ЦК КПСС «О расширении культурных и общественных связей с негритянскими народами Африки и усиления влияния Советского Союза на эти народы»[154]. Пожалуй, этот документ стал последним свидетельством того, что негритянские народы Африки, историей которых давно и увлеченно занимался У. Дюбуа, завершили свое существование. Осенью 1960 г. в ходе принятия «Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам» на Генеральной ассамблее ООН и провозглашении 1960 г. «Годом Африки» история Африканского континента перестала быть историей негров.

Конечно, не отвечающее сегодняшним критериям политкорректности определение «негр», «негритянский» не исчезло из обихода, до сих пор активно используется у нас в стране журналистами, общественными деятелями и политиками разных уровней. Но при оценке различных аспектов давней и современной жизни африканоамериканцев, недавних негров, все-таки проводится четкое разграничение истории этих «африканцев в диаспоре» и собственно африканских народов. Интересно, что вплоть до середины 1990-х годов сложная и громоздкая пропагандистская машина США, не сильно отличаясь в этом от умиравшей пропагандистской традиции уже не существующего СССР, продолжала использовать патерналистские клише времен холодной войны.

В 1994 г. весь мир с двойственными чувствами восторга и опасения следил за глубочайшими переменами, происходившими в Южной Африке. Там после десятилетий сложнейшей, во многом трагической, борьбы против системы апартхейда к власти пришло правительство черного большинства. В это время журнал «Амери-ка», официальный орган Информационного агентства Соединенных Штатов (ЮСИА), выходивший на русском языке и многие годы «раскрывавший глаза» советским людям на американские стандарты жизненных ценностей, опубликовал обзорные материалы о переменах в ЮАР, о роли Африканского национального конгресса[155]. Во всем мире был к этому моменту известен Нельсон Мандела – выдающийся африканский политик, ставший президентом всей Южной Африки – черной и белой. Но по традиции, во многом берущей начало во времена «открытия Африки» африканоамериканскими историками во главе с У. Дюбуа, рассказывала о «выдающемся негритянском националисте из Южной Африки»… Вновь незнание, субъективное понимание истории народов африканского происхождения парадоксальным образом отразилось на стремлении в очередной раз скорректировать формулу об опрокинутой в прошлое политике.


© Щербаков Н. Г., 2013

Загрузка...