Около часу дня мои размышления были прерваны приходом Монтгомери. Его странный слуга следовал за ним, неся на подносе хлеб, какие-то овощи и другую еду, а также бутылку виски, кувшин воды, три стакана и три ножа. Я искоса посмотрел на это удивительное существо и увидел, что оно тоже наблюдает за мной своими странными, бегающими глазами. Монтгомери объявил, что будет завтракать вместе со мной, а Моро слишком занят, чтобы присоединиться к нам.
– Моро? – сказал я. – Мне знакома эта фамилия.
– Черт побери! – воскликнул он. – И что я за осел, зачем я вам это сказал! Мог бы раньше подумать. Ну, да все равно, это послужит вам намеком на разъяснение наших тайн. Не хотите ли виски?
– Нет, спасибо, я не пью.
– Хотел бы я быть на вашем месте! Но бесполезно жалеть о невозможном. Это проклятое виски и привело меня сюда. Оно и одна туманная ночь. И я счел еще за счастье, когда Моро предложил взять меня с собой. Странное дело…
– Монтгомери, – прервал я его, как только закрылась наружная дверь, – отчего у вашего слуги остроконечные уши?
– Черт побери! – выругался он с набитым ртом и с минуту изумленно смотрел на меня. – Остроконечные уши?
– Да, остроконечные, – повторил я возможно спокойнее, но со стесненным дыханием, – и поросшие шерстью.
Он преспокойно принялся смешивать виски с водой.
– Мне всегда казалось, что уши его не видны из-под волос.
– Я увидел их, когда он нагнулся, чтобы поставить на стол кофе. И глаза у него светятся в темноте.
Монтгомери уже пришел в себя от неожиданности.
– Я и сам замечал, – спокойно сказал он, слегка шепелявя, – что у него с ушами действительно что-то неладно, у него такая странная манера тщательно прикрывать их волосами. Как же они выглядели?
Я был уверен, что он просто притворяется, но не мог уличить его во лжи.
– Они остроконечные, – повторил я, – маленькие и покрытые шерстью, несомненно, покрытые шерстью. Да и весь он самое странное существо, какое я когда-либо видел.
Резкий, хриплый, звериный крик, полный страдания, донесся до нас из-за ограды. По его ярости и силе можно было догадаться, что это кричит пума. Я заметил, как Монтгомери вздрогнул.
– Да? – сказал он вопросительно.
– Откуда вы его взяли?
– Он из… Сан-Франциско. Действительно, он безобразен. Какой-то полупомешанный. Не могу хорошенькo припомнить, откуда он. Но я привык к нему. Мы оба привыкли друг к другу. Чем же он так поразил вас?
– Он весь как бы противоестественный, – сказал я. – В нем есть что-то особенное… Не примите меня за сумасшедшего, но близость его возбуждает во мне дрожь омерзения, как прикосновение чего-то нечистого. В нем, право, есть что-то дьявольское.
Слушая меня, Монтгомери перестал есть.
– Ерунда, – сказал он. – Я этого не замечал.
Он снова принялся за еду.