Остров колдуна

Дослушай же меня, потомок Гидаллы! — заклекотала Рана Риорда. — Я поведаю тебе нечто важное, и… Конан отмахнулся. — Некогда, Рорта, некогда! Поспешим! Кажется, этот волосатый бурдюк уже прилетел, и взыскивает долги. Поторопимся и мы!

Зная о возросшей силе Небесной Секиры, Конан не стал вылезать через узкое оконце, как сделал это в прошлый раз. Он просто как следует размахнулся и с силой опустил острие секиры на именную кладку темницы.

Стена, достигавшая толщиной восьми локтей, Смялась, как пергамент. Во все стороны полетели осколки щебня, а огромные глыбы, выскакивая из пазов, образовали новый выход из каменного мешка.

— Месть! Сладкая месть! — подумал варвар, выпрыгивая в темный коридор подвала.

На него кто-то бросился, но Конан, даже не оборачиваясь, отмахнулся от нападавших секирой. По полу со стуком, покатилось несколько голов, и киммериец услышал звук всасываемой крови.

— Кром! — заорал он во всю мощь своей необъятной груди.

— Кровь, — вторила ему Рана Риорда. И они устремились вперед.

Конан, как дикий зверь, ворвался в караулку, и тюремщики, застыли, словно каменные статуи. Еще вчера этот полуголый варвар бежал прочь, прихватив с собой кутуба. А сейчас, он стоял в дверях, но уже не полуголый, а одетый в дорогой доспех, да еще и с ужасной секирой в руках.

— Владыка Сет, — выдавил один из них, и тут же рухнул перерубленный пополам.

А Конан уже мчался дальше, оставив за собой гору трупов. Что ему несколько человек, коли скоро он зальет кровью весь Файон. А затем и камня на камне не оставит от этой проклятой крепости.

— Вперед, — зашипела над ухом секира. Кровь! Много крови! Быстрее, потомок Гидаллы!

— Сам знаю, — огрызнулся киммериец, однако поднажал и понесся еще быстрее.

Небольшой зал, который оказался на его пути, был пуст. Зато в следующем было пяте воинов. Настоящих! Не тех, что внизу, которые всю жизнь только Охраняют или пытают пленных.

Стигийцы среагировали профессионально. Едва толстая дверь слетела с петель, как они схватились за оружие, которое у таких вояк всегда под рукой.

Конан довольно осклабился. Биться с такими — одно удовольствие. Это тебе не подлые тюремщики и не замшелые гарнизонные стражи.

Воины — одним словом.

Двое, с копьями в руках, приняли на себя первый удар, позволяя остальным зайти с боков. Действовали они слаженно, как единая машина, но откуда им было знать, что Рана Риорда рубит закаленную сталь, — словно траву сечет.

Копья мгновенно превратились в никчемные палки, а Небесная Секира, продолжая движение, распорола живот, зашедшему справа. Озлобленные солдаты бросились вперед, и не имея возможности размахнуться, Конан, использовал секиру, как копье. Острый шип, служащий навершием боевой секиры, вошел стигийцу точно под подбородок. Выдергивая Рорту, обратным движением варвар угодил стоящему сзади прямо в пах. Воин дернулся, жалобно заскулил, и изо рта у него хлынула кровь.

— Кровь, — неистово крича, зашлась Рана Риорда.

Варвару уже надоела эта возня, и гортанно заорав, он как коршун налетел на двоих оставшихся в живых. Первого, в буквальном смысле слова, рассекло пополам, зато второй, гибкий как барс, успел увернуться и, перекувырнувшись через плечо, попытался подсечь ноги киммерийца. Конан едва успел подпрыгнуть вверх, меч просвистел там, где только что были колени варвара. Стигиец глянул наверх и понял, что он обречен. Древко секиры, утяжеленное железными кольцами, обрушилось сверху и раскололо голову врага, как переспелую дыню. Не помог даже шлем из вороненой стали.

— Кровь, кровь! — продолжала орать Рорта. Клич, что некогда так раздражал Конана, сейчас пьянил лучше крепкого аргосского вина. И сам не заметив как, варвар подхватил его, правда, переиначив на свой лад.

— Кром, Кром! — выкрикивал он, перепрыгивая через три ступени.

Наконец, они ворвались в главный зал Файона.

Люди, собравшиеся в кучу, приготовились к обороне, правда, не от взбесившегося варвара. Все они с ужасом смотрели на содрогающуюся дверь, за которой слышался нечеловеческий рев.

Повсюду содрогались перекрытия, шатались колонны, а кутуб все рвался и рвался внутрь.

Мгновенно оценив обстановку, Конан громко заорал, еще больше заводя себя этим же криком, и с лету врубился в отряд стигийцев. Уж тут-то ему было, где размахнуться.

Вернее — им. Так как Конан выплескивал злобу, копившуюся тридцать дней, с учетом странствия. А Рорта — тысячелетнюю ненависть.

Рана Риорда, в могучих вздувшихся руках варвара, описывала широкие круги и с легкостью рассекала сталь и плоть.

— Он всего один, — заорал седой горбоносый воин, очевидно ветеран, так как он мгновенно организовал довольно грамотную оборону.

Все же стигийские войска были одними из самых дисциплинированных во всей Хайбории и уступали разве что немедийцам.

Все бы — ничего, но на этот раз в их сеть попалась не щука, а самая настоящая акула.

Конана прошел сквозь их оборону, как нож — сквозь масло и наконец достиг двери. С той же легкостью, что Рорта рубила людей, она рассекла и толстый брус, окованный медью, что удерживал дверь на запоре. Створки ворот с шумом распахнулись, и в зал ворвался озверевший кутуб. Он раскрыл клыкастую пасть, с которой текла кровь, и заревел.

— Эй, Шапшум, — рявкнул Конан. — Давай к нам, а то ничего не достанется.

Алые, налитые кровью глаза уставились на киммерийца, и он зарычал:

— Ты-ы-ы. Но как…

— Будешь и дальше стоять столбом? — гаркнул на него варвар. — Ну-ну, стой.

И он с новой силой врубился в стигийцев.

Увидев текущую рекой кровь, кутуб снова налился злобой и бросился вперед.

Конан рычал не хуже Шапшума, а в его ушах песней звучал дьявольский смех Небесной Секиры.

Варвар косил воинов, точно траву. Но то, что с ними делал кутуб, было намного хуже. Он давил их ногами, сминал толстенными пальцами, а тех, кому не повезло более остальных, отправлял в рот. Острые клыки с легкостью пережевывали как тугую плоть, так и жесткую сталь.

Уже поняв, что они обречены, стигийцы стали метаться по залу, в поисках спасения. Одни бросались к выходу, другие — в глубь крепости, но и тех, и других было слишком мало. Большая часть воинов остались лежать на холодных плитах Файона.

Киммериец едва успел увернуться от кривой туранской сабли и, зарычав, гневно рубанул в ответ. Но его противник, тот самый ветеран, что пытался организовать оборону, ловко увернулся. Вынырнув сбоку, он вновь попытался достать Конана.

Варвар отмахнулся топорищем, но опять промахнулся. Враг был на диво гибок и быстр.

Конан довольно осклабился. Наконец-то ему попался хоть кто-то стоящий.

Разрубив по дороге еще кого-то, он обернулся к противнику. Тот стоял, чуть пригнувшись, готовый в любой момент к прыжку. Конан правильно оценил соперника. Тот и впрямь был бывалым воякой. Худой и жилистый, стигиец более всего походил на степного волка. С хищного лица зло поблескивали черные глаза. Он не боялся варвара с его волшебным оружием, так как был уверен в собственном превосходстве. В его иссеченных шрамами руках блестели две длинные сабли, по которым сразу же было видно, что они не ржавели без дела. Впрочем, как и их хозяин. Узкие губы разошлись в насмешливой улыбке.

— Ну, северянин. На многое ли ты способен без своей секиры?

— Кром! — разъяренно зарычал Конан. Усмешка стигийца привела его в бешенство. Как он посмел усомниться, в его, Конана силах? Ну, сейчас он покажет этому отродью Сета.

— Руби его, — заклекотала Рорта, но киммериец уже разжал руки. Однако Небесная Секира не упала на пол, а просто повисла в воздухе.

— Что ты делаешь, потомок Гидаллы? Руби его!

— Вот и разрублю, но без тебя, трухлявое топорище, — прорычал он, вспоминая Саледа Алима.

Стигиец наблюдал за этой сценой все с той же насмешливой улыбкой.

— Что, северянин. Твой топорик еще и помыкает тобой?

— Обойдешься, Сетово отродье. Это тобой помыкают жрецы, а также их червяк-Сет. А я свободен, как ветер!

— Да? — брови, воина взметнулись вверх. — А что же ветер делает в этом крысятнике? Поди, отдохнуть решил.

Конан недобро улыбнулся.

— Сейчас узнаешь.

Он обнажил свой ятаган, полученный им еще в Иранистане. Оружие, конечно же, не могло сравниться с Небесной Секирой, но все равно было на диво хорошо. Конан, вообще, не притрагивался к плохому оружию. Разве что так, походя, когда бежал из тюрем и подбирал по ходу жалкие железяки стражников.

— Ты приготовился к смерти, шакалье дерьмо? — рявкнул обозленный варвар и обрушился на горбоносого. Тот промолчал, а ответом послужила умелая атака, после того как он парировал все удары киммерийца.

Стигиец оказался достойным противником. Отсутствие природной силы он компенсировал небывалой скоростью и отменной техникой фехтования. А свой немалый возраст — огромным жизненным опытом.

Конан яростно атаковал, перемежая рубящие удары частыми выпадами, но горбоносый всякий раз ставил перед собой сверкающую стену защиты.

Они довольно долго кружили на одном месте, и тут стигиец сам перешел в атаку. После очередного удара горбоносого Конан едва успел втянуть живот, получив только царапину. Не успей он сделать этого, валяться бы его внутренностям на полу.

— Ах ты, пес шелудивый! — восхищенно воскликнул варвар. Даже опьяняющее чувство мести не могло заглушить восторга от встречи с достойным противником. А они были весьма редки в жизни Конана. Все больше было тех, кто старался навалиться скопом, или ударить исподтишка, в спину.

— Много говоришь, северный медведь, — почти нараспев отозвался ветеран. Долгий бой практически не сказался на его дыхании.

Конан кивнул, приняв замечание к сведению, и ответил атакой. Его меч слился от скорости в сверкающую полосу.

Ударив крест-накрест, варвар в последний момент изменил траекторию рубящего удара на выпад в живот. Стигиец извернулся змеей, отбрасывая острие своей саблей, но тут же рухнул, как подкошенный. Конан просто заехал ему кулаком в ухо.

Конечно, зазорно бить лежачего, но в горячке боя можно все. Конан рубанул сверху, однако горбоносый, находясь даже в полубессознательном состоянии, успел откатиться вбок.

— Вот ведь гаденыш, — восхищенно сказал Конан. Не каждый мог так быстро оправиться от его, Конана, удара. А стигиец не только оправился, но даже стоял уже на ногах.

Лицо киммерийца исказила недобрая усмешка. «А как тебе это?» — подумал он, проводя атаку в стиле кхитайских мечников.

Защиты от этого приема стигиец не знал. Как и всякий южанин, он не знал, что в Кхитае любой удар является как защитой, так и нападением. Горбоносый хрипло вскрикнул, когда меч варвара пробил его грудь и вышел из спины.

— Вот и все, — весело усмехнулся Конан, глядя в его глаза и проворачивая меч в ране.

— Ну что, доволен? — поинтересовалась Рана Риорда. — Наигрался?

— Заткнись, — оборвал Рорту киммериец. — Это был умелый воин, убивать таких нужно достойно.

— А мною, по-твоему — недостойно, — ощерился появившийся дух.

— Достойно, достойно, — успокоил его Конан. — Только он был бы с самого начала обречен. А так все же имел хоть какой-то шанс.

— Правда, — съехидничала Рорта. — А что же он не спас тебя в тюрьме, коли такой достойный?

Киммериец смолчал и окинул взглядом учиненное ими побоище.

Тела лежали повсюду. Одни высушенные, как мумии. Это были те, чью кровь выпила Небесная Секира. А другие, вернее то, что от них осталось, были изорваны и разворочены. Над этими поработал кутуб.

Конан отыскал взглядом Шапшума. Тот сидел на полу и держал в лапах еще живого стигийца.

— Вкусный человечек, — прорычал кутуб. — Сейчас Шапшум тебя съест.

Он поднес солдата, к своей пасти, и тот дико заверещал. Но он так и не смог вырваться, или хотя бы — потерять сознание. Гигантские зубы сомкнулись, перекусывая человека пополам. Кровь брызнула на пол, а кутуб довольно зарычал. Сытно рыгнув, он стал осматривать зал в поисках новой жертвы. Тут взгляд его снова упал на киммерийца.

— Ты? Что ты тут делаешь? — зарычал Шапшум.

Конечно, Конан знал, что кутуб — туп, но не настолько же.

— Помочь тебе пришел, — отозвался киммериец.

— А зачем же гнал меня в Иранистан, — обиженно засопел волосатый великан. — Зачем заставил меня лететь?

В его глазах появилась злоба, и он рыкнул, не хуже самого киммерийца.

— А ну, закрой свою вонючую пасть, отродье Нергала. Давно не общался с моим другом?

И варвар грозно потряс Небесной Секирой.

— Гнал — значит, надо. И нечего на меня зубы скалить. Все одно — обломаешь.

— Прости, господин, — опомнился кутуб.

— Так-то лучше. А теперь подними свой зад и поймай тех, кто успел сбежать. Должно быть, они сейчас со всех ног отсюда бегут.

— Но зачем? — искренне удивился Шапшум. — Тут полно мяса. На несколько недель хватит.

— Может, ты желаешь, чтобы сюда нагрянули все жрецы Стигии?

Кутуб отрицательно покачал головой.

— Тогда вперед, пока они не привели войска. Шапшум, нехотя посмотрел на выход.

— Да не волнуйся ты так — подбодрил его Конан. — Я человечину не ем. Переловишь сбежавших, и попируешь вволю, набьешь свое брюхо.

Видя, что кутуб еще колеблется, варвар взмахнул секирой. На пол полетело несколько толстых волосков.

Кутуба снесло точно ветром.

— Так-то лучше, — буркнул Конан.

Развернувшись в другую сторону, он быстро заскользил изящной походкой тигра внутрь крепости. Кое-где еще должны были остаться враги. А Конан еще не утолил своей жажды мести. Впрочем, как и Рана Риорда. Она продолжала выть, требуя крови.

— Идем, потомок Гидаллы. Идем. Надо отыскать еще крови. Кровь!

— Кром, с тобой, тупая железяка. Идем.

— Я не тупая, — справедливо возмутилась Рорта.

— Хорошо, светоч всех секир, беру свои слова обратно.

Конан шагнул в темный коридор, и тут же нарвался на засаду. Притаившиеся в тени арбалетчики выпустили в него свои болты. Мгновением позже, все стрелы лежали на полу, отбитые Небесной Секирой. Варвар только потер вывихнутое запястье.

— Вперед, — скомандовал дух секиры, и Конан, понесся вперед, точно олень. Для того чтобы перезарядить арбалет, требовалось три удара сердца, но варвар им их не дал. Он преодолел это расстояние всего за два, благо, арбалетчики притаились неподалеку.

Двоих первых Конан насадил на острие секиры одновременно. В третьего он метнул нож, отобранный им у Саледа Алима. Широкий клинок с костяной рукоятью воткнулся в живот стигийца, и тот с криком рухнул на пол.

Последний арбалетчик все же успел перезарядить арбалет и уже начал его поднимать, но тут смертоносная Рорта опустилась на его оружие, перерубая вместе с арбалетом и кисти врага. Воин упал на пол, захлебываясь собственным криком, и варвар раскроил ему голову, чтобы не мучился.

— Кровь, — победоносно визжала Рана Риорда, в то время как Конан выдергивал свой нож из живота стигийца. Тот попытался ухватить киммерийца, но пинок ногой в живот отбросил его назад.

— Скорее Конан. Кровь! Кровь!

— Да она мне, в общем-то, и не нужна, — холодно ответил киммериец. — Меня больше интересует золото.

— Будет тебе золото, потомок Гидаллы. Будет. Но сперва месть!

— Кр-р-ровь, — передразнил духа Конан.

— Да, кровь! Море крови! Ступай вперед. Моя сталь будет твоей кольчугой и твоим щитом.

— Ну, раз так, то нечего нам таиться, будто шакалам, — решил варвар и оглушил коридоры Файона воинственным кличем.

От этого его снова охватила горячка боя, и он перешел с шага на бег.

Он не пропускал ни одной встреченной им двери, и все они, раздробленные, слетали с петель. Тысячелетняя ненависть варваров к цивилизации нашла свой выход, и Конан крушил все, что попадалось на его пути.

— Справа, — предостерегающе крикнула Рорта, и киммериец, не раздумывая, бросился на пол. Щелкнул арбалет, над ухом, что-то просвистело, и варвар вскочил на ноги. Перед ним стоял стигийский солдат, совсем еще юноша. Увидев перед собой огромного человека с огромной секирой, он затрясся.

— Н-нет, — тихонько заскулил он, медленно отступая. — Нет, нет!..

Конан холодно блеснул глазами. Он презирал трусов. Из таких обычно вырастали палачи и заплечных дел мастера.

Те, кто боялся честной схватки, обычно топил свою трусость в чужой крови. Они наслаждались страданиями других, а себя берегли, как зеницу ока.

— Кр-р-ром, — рыкнул варвар, и этого оказалось достаточно, чтобы юнец упал замертво. Его сердце разорвалось от страха.

— Мразь, — заскрипела над ухом Небесная Секира. — Не вздумай меня поить подобной кровью, потомок Гидаллы.

Конан был полностью солидарен с духом. Убивать таких — только сталь марать. Сами дохнут, как мухи.

— Впереди много крови, — внезапно встрепенулась Рорта. — Там засада.

Варвар хмыкнул. Это ему было по душе. Чем лучше засели, тем приятнее будет выбить их оттуда. Или просто выбить из них дух. Он поднял с пола тяжелый арбалет и осмотрел его. Это было массивное оружие, приспособленное для длинных трехгранных болтов.

— Пойдем-ка, подразним их, Рорта.

Дух неодобрительно посмотрел на арбалет, но спорить не стал. Он исчез в топорище, а варвар стремительно зашагал вперед.

Он довольно быстро достиг нужного места. Там более трех дюжин стигийцев возвели баррикаду, и теперь поджидали врага.

Впрочем, Конан, не заставил долго себя ждать. Он в вразвалочку вышел из-за поворота и, увидев их, невинно спросил:

— Вы не меня ждете?

— Иди сюда, свинья! — крикнул один из них. — Мы посмотрим, какого цвета у тебя кишки.

— А ты их, вообще-то, хоть раз видел, — поинтересовался Конан. — Нет? Ну так погляди.

Он резко вскинул арбалет, и в животе наглеца вырос болт. Он с криком упал.

— Визжит, точно свинья, — констатировал киммериец, перезаряжая арбалет.

— Ну что, крысы, — усмехнулся он. — Как вам нравится ваше же оружие?

Еще один болт со свистом унесся вперед. Само собой, он попал в цель.

— Что ты делаешь, потомок Гидаллы?! — возмутилась Рана Риорда. — Зачем тратишь их кровь впустую?

Конан пожал плечами.

— Хочу их унизить, Рорта. Я стою тут один, а они все равно не могут ничего со мной поделать.

Немного подумав, дух согласился с ним.

— Это и впрямь стоит того. Некоторых врагов мало убить, их надо — растоптать.

Стрелы находили свою цель, и стигийцев становилось все меньше.

Не выдержав, один из них воскликнул:

— Почему ты не дерешься, как мужчина? Киммериец только рассмеялся в ответ.

— А ты? Иди, сразись со мной один на один. Или и дальше будешь прятаться в стае шакалов?!

Стигиец окинул варвара взглядом и попытался укрыться за баррикадой.

— Ну, как знаешь, — ответил Конан и умело засадил ему болт точно между глаз.

Наконец, болты закончились, и киммериец, отбросив арбалет, бросился вперед. Солдаты, старающиеся спрятаться как можно дальше, не успели ничего предпринять, а варвар уже разметал укрепление, состоящее из столов и стульев, и что есть мочи, врубился в их ряды.

Конан выхватил меч, и вокруг него взорвался вихрь сверкающей стали.

Воины падали один за другим, а варвар продолжал рубить, что есть мочи. Вот у одного отлетела голова, другому в висок вонзился острый четырехгранный шип. Еще несколько лишились рук.

Острый иранистанский клинок, воткнувшись в брюхо одного из солдат, намертво застрял там, и человек рухнул на пол, увлекая за собой и меч. Конан перехватил Рана Риорду обеими руками и стал косить ею направо и налево. С каждым новым взмахом в стороны летели отсеченные руки и головы, но киммериец все никак не мог удовлетворить свою жажду мести. Он воздел Небесную Секиру для нового удара, и только тут понял, что вокруг него остались только мертвецы.

Варвар довольно зарычал. Враг был мертв, а в его жилах все еще бушевало священное пламя боя. Он подошел к двери, и ударом ноги вынес ее.

И тут на киммерийца, обрушился поток огня.

Здесь было все: и живое пламя, пожирающее даже стены; и молнии, переливающиеся всеми цветами радуги; и огонь Черной Бездны, где обитает Сет — владыка тьмы.

Поднял Гидалла руки к вечернему небу, потом раскинул их в стороны, над водами и землями, реками и ручьями, скалами и горами, равнинами и лесами.

Здесь и там — повсюду! — обитали братья его и сестры, такие же потомки Древних Богов; всех их молил Гидалла о помощи, просил поделиться частичкой своей силы. У неба и небесных светил испрашивал он сияние и блеск; у скал — несокрушимую крепость; у вод — подвижность и гибкость; у ветра — стремительную силу и жесткость; сам же он наделял творимую душу провидческим даром. И откликнулись стихийные души, родичи Кузнеца — те, чьи имена исчезли, канули в Вечность после Великой Катастрофы. И наделили они Рана Риорду просимым. И творил Кузнец, сгорбившись над творением своим, заклятия страшные и тайные. Пробуждая же дух Рана Риорды, пролил Гидалла каплю крови из пальца своего — и молвил:

— Отныне и впредь будешь ты узнавать мою кровь, мою плоть, и руку моих потомков. Ты не предашь их, ибо карой станет развоплощение и гибель. Ты не покинешь род Южного Ветра, ибо жизнь твоя будет зависеть от сыновей моих, внуков и правнуков — только они дадут тебе то, чего ты жаждешь. Предсказывая, ты не обманешь, сражаясь, не подведешь. Попав же к чужим, ты будешь убивать, убивать, и убивать! Убивать, пока не вернешься к роду моему и племени, в руки того, кто окажется старшим из моих потомков. Он насытит тебя, он тебя успокоит! Он повелит, и ты исполнишь.

Так сказал Кузнец Гидалла — прародитель клана Южного Ветра. И так родилась Рана Риорда — кому на радость, кому на погибель.

В мире на данный момент существовало две Рана Риорды. Одна только начинала свой путь на юго-восток, к землям дальнего континента. А другая находилась сейчас в Файоне, в руках потомка прародителя Гидаллы, пускай не старшего, но неприкосновенного, по праву рождения — того, кого и была призвана охранять Рана Риорда.

Не только рубить врагов могла Небесная Секира, и не только провидеть для потомков кузнеца, ее Создателя. Владела она и магией — злой, страшной, древней — неподвластной жалким смертным. Магией стихийных духов, потомков Древних Богов.

Топор в руках Конана ожил и, вырвавшись из рук киммерийца, взлетел вверх. Вися в воздухе, секира принялась быстро вращаться.

Губительное пламя, насланное совокупной магией всех жрецов Сета, обитающих в Файоне, впиталось в Рана Риорду без остатка, сделав ее только сильнее и могущественнее. Вращающаяся Рорта накалилась, став багровой, и в воздухе материализовался дух секиры — точная копия киммерийца. Он подхватил топор в руку и, нацелив острие секиры на жрецов, выпустил накопившуюся мощь, добавив к ней свои собственные заклятия. Полыхнуло так, что Конан зажмурился. А в этот миг по коридорам Файона неслась огненная лавина, выжигая все живое, что попадалось ей на пути. Гибли жрецы, устраивающие засады; гибли воины, разбежавшиеся по углам, точно крысы; гибли ни в чем не повинные рабы, живущие на нижних этажах; гибли даже призраки, населяющие крепость со дня ее основания.

— Все кончено, потомок Гидаллы, — проскрипел дух Рорты. — Теперь тебе не придется вылавливать крыс, забившихся по углам. Мы можем" отправляться в сокровищницу.

— Давно пора, — хмыкнул варвар, в глубине души поразившийся возросшему могуществу Небесной Секиры.

— Выродки, и дети выродков, Нергал и Сет их подери. Да, чтоб они провалились в самую глубокую выгребную яму Шадизара. — неистовствовал Конан, рубя все, что попадалось ему на глаза. — Пожри все их племя кутубы!

— Так именно этим Шапшум сейчас и занимается, — не вовремя напомнила Рана Риорда.

Поток оскорблений тут же перекинулся на нес

— Будь проклят тот день, когда я связался с тобой, трухлявое топорище. Чтоб глаза мои тебя не видели, Хануманово отродье. Пусть Кром лишит тебя остроты и крепости. Проклятое творение проклятого Гидаллы.

— Не хули Кузнеца, Конан. Ведь он твой предок.

— Да пропади он пропадом, этот предок. Ковать не умеет, а все туда же. Тоже мне, кузнец выискался.

— Отплачу, отплачу, — передразнил он призрака. — Где золото, Сетово отродье? Где драгоценности, ошметок Нергала? Отвечай!

Они спустились в сокровищницу Файона, но отыскали там только несколько сундуков, наполненных золотом. Но Конан-то надеялся увидеть куда больше. Он рассчитывал на королевский куш, а не жалкую горстку монет.

— Успокойся, потомок Гидаллы. Ну, бывает. Что тебе так не нравится? Получив в Базре только шесть золотых, ты не посчитал зазорным взять их себе. А тут целых три сундука.

— Еще этой ночью, ты висел в цепях, и почти голый. И только за одну ночь ты успел совершить увлекательное путешествие; вернуться и отомстить пленившим тебя. Что еще тебе надо? Горы злата и серебра? Так возьми их. У нас с тобой впереди еще месяц. Неужто на этом свете нет больше сокровищниц, которые можно разорить?

Рорта была, конечно же, права, но Конану хотелось чего-то большего, нежели три сундука.

Он глубоко вздохнул и стал успокаиваться.

Конечно, варвар желал и богатств, и славы, но на деле все это было только далекой целью, а Конана больше волновал путь к ним. Ведь недаром все богатства и почести проскальзывали меж его пальцев. Просто он никогда не держался за них. Киммерийцем двигала неистребимая тяга к авантюрам и желание — повидать весь мир.

Бороздить океаны и врубаться в заросли джунглей, в поисках забытых городов, где все еще жили позабытые божки и прочая нечисть.

Но самое главное — свобода! Вот что отличало варвара от остальных людей. Вот чего он жаждал более всего. Свободы! Идти туда, куда влекло сердце. Делать то, что просила душа. Именно в этом заключалась вся его сущность,

— Ладно, Рорта, Нергал с тобой. Берем это, раз ничего другого тут нет. И впрямь, не сидеть же здесь остаток жизни.

Конан пнул один из сундуков ногой, и тут внутри что-то зашевелилось. Варвар наставил острие секиры на вздымающуюся груду монет и стал ждать.

— Кром, что бы это могло быть? — подумал он, прикидывая, не проткнуть ли тварь прямо сейчас.

— Неужто какое-нибудь Сетово отродье, сторожащее сокровищницу? Золота здесь мало, а они все равно стража оставили…

Но это оказался не демон. И даже не страж. Из груды монет появилась сморщенная голова, которая, увидев могучего варвара, застыла, а затем, закатив глаза, откинулась назад.

— Вот ведь старый сморчок, сознание потерял. Теперь жди, когда оправится…

Не желая, чтобы его золото поганил какой-то урод, Конан выдернул старика за шкирку и, удерживая перед собой, громко рявкнул:

— Ты кто? А ну отвечай, пока не вытряс твою поганую душонку из тела. Тряхну так, что вмиг на Серых Равнинах окажешься!

Для достоверности, он и впрямь встряхнул человечка, да так, что из его карманов на пол посыпались перья и выпала баночка чернил.

— Клянусь Кромом! Это какой-нибудь местный писака, чинуша, марающий пергамент заумными словами!

Человечек открыл глаза, но, увидев Конана, попытался снова потерять сознание.

— Только попробуй! — рявкнул варвар. — Вмиг к Сету отправлю.

Взяв себя в руки, писец что-то замычал.

Что? — рявкнул киммериец. — Четче говори.

Я Арга, господин, — затараторил тот. — Седьмой писец третьей канцелярии тайного совета при одиннадцатом….

— Довольно, — оборвал его варвар. — Понял уже, что никчемное существо. Здесь что делаешь?

— Я, господин?

Ну, не я же, слизняк осклизлый! — Конан начал наливаться злобой, и писец заговорил быстрее.

Я должен был подсчитать выплаты солдатам, о повелитель мира. А когда поднялся шум, я спрятался.

При этом он умудрился сложиться почти вдвое.

— Так это — солдатская казна, — догадался Конан. — Ну, а где же тогда сокровищница жрецов? Отвечай, гнида. Знаешь, или нет?

Человечек закивал.

— Я отведу, господин. Отведу.

— Конечно, отведешь. Куда ты денешься? А теперь вперед, ящерица книжная. И не вздумай юлить, а то мигом дух выбью!

И для убедительности Конан поднес к его лицу могучий кулак. Вид покрытой шрамами руки, размером превосходящей его голову, привел Аргу в мистический ужас. Он и представить себе не мог чего-нибудь подобного. Пожалуй, пригрози Конан топором, эффект был бы куда меньше.

Писец закивал и, нервно облизывая губы, засеменил к выходу.

— Что, Рорта, никудышный из тебя провидец, — усмехнулся Конан. — Золота не можешь отыскать. А оно под носом.

Рана Риорда только рассмеялась. В ее голосе послышалась насмешка.

Следуя за человечком, Конан спускался все ниже и ниже. Наконец они достигли пустой комнаты, и варвар выругался.

— Эй, сморчок старый, ты куда меня завел?

— Здесь, господин. Здесь, великий, — поклонился старик. — Прямо перед тобой.

— Хватит поклоны отбивать. Толком говори.

— Там, за стеной, сокровищница самого Аммамунм-Пха.

Кто это такой, киммериец не знал, да и знать не хотел. Он просто размахнулся Рортой, да и снес часть кладки. Дождавшись, когда пыль уляжется, варвар шагнул внутрь. Но уже через мгновение он вылетел вон и, ухватив писца, стал его трясти, что есть сил.

— Ах ты, гниль стигийская! Издеваться вздумал? Да я тебя голыми руками пополам порву. Тварь проклятая! Куда завел? Отвечай, пока по стене не размазал!

Э-э-это, с-с-сокровищница, — заикаясь, ответил тот. — С-с-самого…

— Удавлю, — прохрипел Конан.

В потайной комнатке лежали древние книги, свитки и фолианты. Но ни золота, ни драгоценных камней там не было.

— Удавлю! — продолжал реветь киммериец, и его крик более всего походил на рык огромного медведя.

Служка рухнул на колени и уткнулся лицом в пол.

— Не убивай, господин. Не убивай! Я привел тебя в самую тайную сокровищницу Аммамунм-Пха. Здесь собраны книги, которых нет даже у Тот Амона!

От ярости варвар побагровел и стал выглядеть еще ужасней.

— Да, плевал я на твоего Тот Амона, на Аммамунм-Пха, а также на все книги мира, в придачу. Мне драгоценности нужны: алмазы, рубины, изумруды. На худой конец, подойдет и золото.

Конан со всего размаха опустил Небесную Секиру на пол, отчего по нему побежали трещины. Но этого варвару показалось мало, и он рубанул стену. Затем еще раз, и еще. С потолка полетели огромные глыбы, а стены хранилища, стали осыпаться, грозя в любой момент обрушиться.

— Похоже, пора убираться отсюда, — решил он, поняв, что несколько переборщил.

Он бросился к выходу, но тут заметил, что писец так и остался стоять на коленях посреди зала.

— Нергал его забери, — выругался киммериец и, бросившись назад, схватил старика за пояс. Тот так и мотался из стороны в сторону, пока Конан нес его, удерживая одной рукой.

В этот момент две башни Файона рухнули, и крепость содрогнулась до самого основания,

Поняв, что солдатская казна оказалась погребена под завалом из камней, Конан страшно заревел.

Он вновь взялся за писца, которого винил во всех своих злоключениях.

Того мотало из стороны в сторону, но, наконец, лязгая зубами, он смог выдавить:

— Золото…

— Что — «золото», собачий потрох?

— Все расскажу, владыка! Только пощади…

— Говори. Ну, живо. — И варвар бросил писца на землю.

— Все расскажу, господин! Все! Нет злата в этой крепости. Но я знаю, где оно есть…

Писец продолжал причитать, уткнувшись лбом в пол, но варвар прервал его.

— Ладно, говори. Да только рожу приподними, а то тебя толком и не слышно.

Стигиец чуть-чуть выпрямился, но подняться с колен не решился.

— Два дня назад правитель крепости Файон…

— Бывшей крепости, — поправил его Конан. — Вот все, что от нее осталось. — И он поддел ногой обломок стены.

— Бывшей крепости, — быстро поправился писец. — Чародей Аммамунм-Пха, увидел тебя со стены и велел схватить. Узнав же в тебе, о, покоритель мира, капитана по имени Амра, он велел замуровать тебя в подземелье. И оставить там умирать от голода и жажды.

Конан пообещал себе, что при встрече с человеком по имени Аммамунм-Пха, снесет ему голову без лишних разговоров. Но для ясности решил все же уточнить:

— А где он сейчас, этот Аммамунм?

— О, тигр северных гор! То великая тайна, известная лишь немногим в этой крепости.

Конан многозначительно огляделся вокруг.

— Думаю, что теперь только тебе. Остальные, такие же умные и знающие, как ты, уже давно в желудке у кутуба. И клянусь Кромом, ты присоединишься к ним, если и дальше будешь испытывать мое терпение.

— Чародей уже довольно давно недоволен своим положением в иерархии Черного Круга, а потому он составил заговор супротив самого Тот Амона.

— Так он захотел сесть на его место, — догадался Конан. — Так и говори.

— Да, владыка знаний. Ты как всегда прав. Но чародею Аммамунм-Пха, пока что не хватает ни сил, ни богатства, дабы снарядить армию и заполучить на свою сторону соратников.

— Насчет богатств, это я уже заметил, — ухмыльнулся варвар.

Служка часто закивал.

— Великий Тот Амон, как глава колдовского ордена, захватил все. Ну, или почти все. Сокровищницы его ломятся от бесчисленных сундуков с сокровищами. А молельни до отказа заполнены колдовскими амулетами и фетишами.

Но Аммамунм-Пха, отыскав эту библиотеку, почерпнул из нее много таинств.

— Осталось только деньжат подкопить, — хмыкнул варвар.

— Верно, верно, господин. И именно для этого снарядил он галеру, коя сейчас плывет на остров колдуна Сиптаха.

— Ну, и?..

— В древних манускриптах сказано, что Сиптах достиг необычайных высот в темном искусстве магии. Он собрал несметное количество сокровищ со всего мира, главным из которых был магический кристалл размером с куриное яйцо.

Конан прикинул, за сколько бы он мог продать такой камешек на черном рынке Аренджуна, и у него закружилась голова.

— Так что ты там говорил о несметных сокровищах? — подбодрил он служку своим рыком.

— Да, да. Сокровища, воистину несметные, подтвердил писец. — И именно за ними отплыл Аммамунм-Пха.

Киммериец зло осклабился.

— Так, говоришь, это он, приказал заточить меня в темницу.

— Да, Владыка Мира, именно он. А затем немедля отправился в путь.

— Два дня назад, — прикинул Конан. При попутном ветре (а в том, что он будет сопутствовать чародею, варвар не сомневался), тот не сегодня — завтра достигнет устья Стикса и выйдет в море.

— Ну-ну, еще посмотрим, кто кого, — решил киммериец. — Как узнать его корабль?

— Очень просто, господин. У чародея Аммамунм-Пха алые паруса, с изображением змея, пожирающего око Ра.

— Ясно. А теперь можешь проваливать. Служка вскочил с коленей и бросился бежать так быстро, что варвар даже не успел предупредить его о кутубе.

— Ну, и Сет с ним, — решил Конан. — Шакалу шакалья смерть.

Затем он смерил долгим и пристальным взглядом завал, где остались три сундука с золотом, и, махнув рукой, направился к выходу.

— Рорта, похоже, что нам предстоит еще одно небольшое странствие.

Дух секиры тотчас же материализовался рядом с Конаном.

— Ты хочешь нагнать этого жреца, — поинтересовался он.

— Верно. А также отдать тебе кровь этого слизня. Возможно, он и не имел причастности к твоему пленению, но к моему уж точно имел. Так что не жить этой твари на белом свете.

— Кровь — это хорошо, — облизнулся призрак. — Это очень хорошо. Но я бы мог…

— Позже, Рорта, позже. Лучше скажи, ты сможешь перенести нас на галеру?

— Нет, потомок Гидаллы. Для сохранения Великого Равновесия я перенес тебя сюда. Помнишь — если взято в одном месте, то оно должно вернуться туда же. Если сейчас я перенесу тебя в иное место, то Равновесие вновь пошатнется. Но я бы мог…

— Кром с тобой, Рорта. Нет, так нет. Придется опять потрясти этого волосатого бурдюка.

— Но, Конан, — дух вновь принялся за свое. — Я бы вполне мог…

— Все, Рорта. Заткнись, — отрезал варвар и быстро побежал наверх.

Рана Риорда так и не успела досказать, что она вполне могла бы расчистить проход к заваленной казне.

Конан выскочил в главный зал и увидел Шапшума, доедающего того самого служку.

Узрев киммерийца, кутуб изобразил злобную гримасу, очевидно, обозначающую улыбку.

— Господин, я все сделал. Всех переловил. Вкусные людишки убежали недалеко. Только вот многие здесь забились в норы. А Шапшум туда не влезает.

— Не беда. Их, скорее всего, завалило.

— Шапшум этого не делал, — прорычал кутуб. — Шапшум не рушил башни.

— Это я, — отозвался Конан, и для наглядности выбил еще несколько блоков торцом секиры.

Кутуб благоговейно поклонился.

— Господин — великий воин и маг. Шапшум готов ему служить.

— Это хорошо. Так Как тебе придется отнести меня еще в одно место.

— Какое? — удивился кутуб. — Разве господин не может сам отправиться туда?

— Значит, не может, — зло отрезал варвар. — А место это называется островом Сиптаха. В море, к западу от Стигии.

— Господин, — жалобно запричитал великан. — Шапшуму нельзя в море. Это далеко, Шапшум не выдержит.

— Слушай меня, вонючая отбивная. Только что тот червь, которого ты сейчас жрешь, рассказал мне, что жрец, пленивший тебя, плывет на этот самый остров. А когда он вернется, кого, по-твоему, он станет искать?

— Нас, — чуть подумав, ответил кутуб.

— Верно. А значит, его надо догнать и выпотрошить, как рыбу. Ясно?

— Да, господин. Но Шапшум все равно не долетит туда. Не сможет.

— Трезубец Нергала тебе в задницу, — взъярился варвар и потряс Рана Риордой.

Кутуб отскочил, как ужаленный, но от своего не отступил.

— Шапшум не сможет. У него не хватит сил.

— Видимо, не врет, — понял киммериец, увидев страх в его глазах. — Проклятье на твою голову!

Варвар в сердцах снес толстенную колонну.

— Слушай меня, пожиратель падали, и не спорь. Донесешь до Кеми. А там лети на все четыре стороны.

Кутубу ничего не оставалось делать, кроме как согласиться.

Он с грустью посмотрел на разбросанные по залу куски мяса. Больше всего на свете Шапшум хотел от души наесться и завалиться спать недели на две, а то и на три. Но делать было нечего, и он покорился.

Они выбрались Из замка, или того, что от него осталось, и только тут Конан понял, что они неистовствовали почти целый день. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая Стикс багряными красками.

— Эй, волосатая задница, — гаркнул варвар на ухо летящему кутубу. — Держись центра реки! Авось, и подвернется подходящая лоханка.

Шапшум тут же выполнил приказ. Кутуба вполне устраивало, коли странный человек не погонит его до Кеми.

В свой прошлый полет на плечах у кутуба Конан большую часть времени проспал, восстанавливая силы. Теперь же он всматривался в ночь, пытаясь отыскать подходящее судно.

А те мелькали внизу непрекращающейся чередой. Кутуб летел куда быстрее, нежели суда плыли при попутном ветре.

По большей части, то были купеческие баржи, перевозящие людей и ценный груз. Но варвар высматривал отнюдь не их. Он искал галеру. Не тяжеловесную военную, наполненную солдатами и жрецами, а легкую и маневренную, на коих плавали пираты.

Они уже миновали Кеми, город черных стен, где жили лишь жрецы Сета и куда вход простым смертным был заказан, а подходящего судна, все еще не попадалось. Конан уже слышал тяжелое дыхание кутуба, который и впрямь держался из последних сил. Видимо, недавний полет в Иранистан, возвращение обратно и нынешнее путешествие окончательно его истощили.

И в этот момент киммериец увидел то, что так долго выискивал в ночи. Легкий, стремительный корабль с небольшой осадкой плавно мчался на запад, словно желая поскорее оказаться среди морских просторов.

— Эй, Шапшум, опускайся! — приказал варвар, присовокупив к этому хороший пинок ногой.

Кутуб снизился и полетел вровень с галерой.

— То, что надо, — решил киммериец и легко спрыгнул на палубу.

По кораблю пронесся его гортанный боевой клич. Матросы, так плохо несшие вахту, поплатились за нерадивость первыми. Впрочем, Конан не жалел о них. Ему были ни к чему лентяи и лодыри.

Первые несколько ударов расчистили перед ним пустое пространство, и варвар громко закричал:

— Ну, черви! Кто ваш капитан?

Толпа раздвинулась, и вперед вышел дородный воин с бычьим загривком.

— Я капитан, — спокойно произнес он, рассматривая в упор наглеца.

— Ты ошибаешься, — ответил варвар и единым взмахом перерубил его толстую шею.

— Теперь я капитан! — громогласно объявил Конан. — Всем ясно, недоноски?

Естественно, тут же нашлись недовольные. С десяток воинов шагнули вперед, и варвар громко крикнул:

— Эй, Шапшум! Не хочешь ли подкрепиться перед обратным полетом?

Над палубой мелькнула гигантская рука, и тут же сгребла полдюжины моряков. Остальные попытались скрыться в толпе, но Конан не нуждался и в бунтарях.

Он просто прыгнул вперед и обрушил на них Рана Риорду.

Само собой, гибли и невиновные, но это было так, по ходу жизни…

Когда Рорта насытилась и перестала требовать крови, киммериец воткнул ее в палубу.

— Итак, — громко рявкнул он. — Повторите, кто теперь ваш капитан?

— Ты, — донеся до него нестройный хор голосов.

Варвару этого показалось мало, и он, шагнув вперед, проткнул одного из тех, кто так и не соизволил раскрыть рта.

— Еще раз!

— Ты — наш капитан! — пронеслось по палубе.

— Уже лучше, — похвалил варвар и, неожиданно вспомнив сердара Таглура, заговорил, копируя его:

— Ну, соколы мои, свиньи недорезанные, теперь перейдем к делу. Ответьте-ка мне, бравые псы морей, почему я оказался на этой посудине, не годящейся, даже для плавания в луже конской мочи?

Не дождавшись ответа, Конан плотоядно улыбнулся.

— Да потому что вы, храбрецы, смердящие потомки гиен, не выставили должной охраны. Но не бойтесь, великие воины Хайбории, теперь все изменится. Я лично поведу вас вперед, и вы, мерзкая помесь свиней и жаб, научитесь настоящему порядку. А после, если вас; конечно, не убьют враги, а то и я сам, вы обретете богатство и славу!

Конана понесло. Он, довольный тем, что в его подчинении оказалась почти сотня отборных головорезов, уже выстроил план, как обхитрить наглого жреца.

Взгляд варвара скользил по бандитским рожам моряков, и он понял, что не ошибся в своем выборе.

Похоже, что здесь собрались бойцы, со всех концов света. Были тут и узкоплечие гибкие иранистанцы, и жилистые туранцы, похожие на первых, как две капли воды. Возвышались могучие чернокожие дикари, что сверкали белыми зубами и поигрывали чудовищными мышцами. Хитро щурились смуглые шемиты…

После того, как Конан подробно разъяснил новые правила на корабле, он спросил:

— Где первый помощник прежнего капитана? Моряки замялись, пока один из них, высокий зембабвиец, не ответил:

— Ты только что прикончил его, мой капитан.

— Ну, и ладно. Все одно, небось, дерьмом был. Теперь помощником будешь ты. Как звать?

— Мкванга, мой капитан.

Зембабвиец говорил на смеси стигийского и шемитского языков, так что варвар без труда понимал его. Он и сам владел этим наречием наемников, которое включало в себя еще и обрывки туранской речи.

— Что ж, Рорта, — хмыкнул Конан, оставшись один в своей новой каюте. — К тому времени, когда тебя коснется старший из воинов Южного Ветра, ты успеешь напиться крови по самую рукоятку…

— Отлично! Право руля! — скомандовал высокий человек в черной хламиде. Крепкий, хорошо сложенный человек поклонился жрецу и бросился исполнять его приказание. Галера изменила курс и вскоре пришвартовалась близ небольшого городка, что во множестве были разбросаны по берегу Стикса со стороны Шема.

Формально, все эти земли принадлежали Стигии. Но на деле, границей между Стигией и Шемом служила река. И как ни старались слуги Сета, но изменить положения они так и не смогли.

Тысячи городков вырастали вокруг крупных рынков, куда устремлялись торговцы и контрабандисты со всей Хайбории. Здесь можно было найти все: непревзойденное оружие, выкованное варварами-северянами; тонкие шелка Офира, проходящие сквозь небольшие золотые кольца; тонкие вина Пуантена, ценимые во всей Хайбории; невиданные украшения, привезенные из Заморы, и многое-многое другое, чего только может возжелать человек, конечно, при условии, что он сможет заплатить золотом.

Города пестрели людьми всех рас и национальностей.

По узким улочкам расхаживали вооруженные до зубов северяне в своих тяжелых доспехах. Эти изгои, ушедшие или изгнанные из своих кланов, были готовы продать свои мечи и секиры любому, кто больше заплатит. Изящные желтоволосые аквилонцы и немедийцы, чье искусство фехтования считалось одним из лучших на континенте. Жилистые туранцы и иранистанцы, более всего походящие на степных волков. Сабли этих кочевников разили без промаха, а удары были точны и смертельны. Плутоватые шемиты, по большей части, — воры или купцы. Или же содержатели караван-сараев, где совершались любые сделки. Были тут и многие другие люди, промышляющие делами темными и нечистыми. Всех их объединяло одно качество — беспринципность. Их не волновала моральная сторона дела, зато все они были непревзойденными воинами. Ибо только такие могли выжить в подобных условиях. Их услуги стоили достаточно дорого, но они — стоили того.

В один из таких городков, и направил свои стопы Аммамунм-Пха, жрец второй ступени, и один из лучших магов во всей Стигии. Правда, мало кто об этом догадывался. В противном случае, его давно бы ждала страшная и мучительная смерть от яда.

Здесь жрец должен был встретиться с известным купцом по имени Йасаб. На деле, Йасаб занимался контрабандой черного лотоса, а также драгоценностей, которые он переправлял в Замору. Или же, наоборот, покупал их там за бесценок, так как они были ворованными, а затем продавал в Шеме втридорога.

Сложившееся мнение о том, что купцы — это разжиревшие бурдюки, Йасаб опровергал по всем статьям. Он не только был хорошо развитым атлетом, с мощными плечами кузнеца, но и отменно владел ятаганом. Купец ездил только на быстрых скакунах, не признавая медленных верблюдов, и уж тем более паланкинов.

Знакомство Йасаба и Аммамунм-Пха произошло в тот день, когда купец, переправляясь через Стикс, попался на контрабанде серого лотоса, используемого в Заморе как дурманящий порошок. Жрец не стал казнить его, как должен был бы поступить, а заключил с ним сделку. Ведь таким образом он получал дополнительный приток золота, в котором столь сильно нуждался. Йасаб же, в свою очередь, переправлял теперь через реку огромное количество лотоса, не опасаясь быть пойманным.

— Пожалуй, — решил Аммамунм-Пха, — надо потребовать долю побольше.

С каждым днем, жрец Сета становился все более алчным. Близость желанной цели, ослепляла его.

Распахнув дверь, волшебник вошел в одну из таверн и, бросив толстому кабатчику золотой, произнес нужный пароль. Йасаб постоянно менял места встреч, что очень раздражало Аммамунм-Пха, хотя он понимал, что предосторожности никогда не бывают лишними.

Жирный хозяин, на удивление стремительно поднявшийся по лестнице, отвел жреца к нужной комнате. После чего приоткрыл дверь и с поклоном пропустил слугу Сета вперед. Аммамунм-Пха, привыкший к преклонению обитателей Файона, даже не посмотрел на жирного кабатчика, а тот, шагнув следом, опустил на голову жреца тяжелую дубинку.

Тьма еще не застила глаза Аммамунм-Пха, а потому он успел увидеть мелькнувшую в воздухе серебряную молнию.

— Зебах, закрой дверь, — коротко бросил Йасаб.

Кабатчик выполнил приказ, после чего насмешливо пнул голову мага.

— Я уж боялся, что он успеет применить магию, — но моя подружка сработала как всегда безотказно.

И Зебах нежно погладил чугунную палицу с залитым внутри свинцом. Он никогда не расставался с ней и бережно носил под фартуком.

Йасаб молча кивнул.

— Может, не стоило убивать его? — спросил Зебах. — Все же Файон был неплохим местом для переправки товара.

— Он стал требовать слишком много. Вот и поплатился. К тому же мест, где можно незаметно пересечь Стикс, куда больше, нежели он думал. Я отыскал одно такое, вот и результат. Кабатчик согласно кивнул.

— Теперь вот что, — продолжил купец. — Сейчас я уезжаю. А ты, как обычно, избавься от тела, а затем жди караван из Заморы. Он должен придти через пол-луны. Драгоценности ворованные, так что продай их поаккуратнее, но не продешеви. Они стоят того, чтобы рискнуть.

— Как всегда, — кивнул Зебах.

Купец спустился вниз и вышел через черный вход. Зебах же, постояв немного, пошел в общий зал, где его еще ждала работа.

А колдун, мнящий себя властелином мира и властителем чужих судеб, остался лежать на полу, завернутый в грязную ветошь.

Зебах оглядел дымный зал и остался доволен. Громадный кушит Юма с легкостью справлялся с порученной работой. Везде царил порядок и спокойствие. Конечно, Юма был туповатым малым, зато отличался огромной силой. Его звероподобный вид мог испугать любого. А те, кто все же начинал потасовку, очень быстро убеждались, что делать этого не стоило. Кушит с легкостью выкидывал их за дверь, не забывая при этом переломать парочку костей и обчистить карманы. Больше всего на свете Юма любил драться, есть и пользовать женщин. Шлюхи, промышлявшие в заведение Зебаха и платившие ему за это, вынуждены были еще и обслуживать кушита. Но делать было нечего, и они подчинялись. Особенно если учесть, что Юма не раз вытаскивал их из различных переделок.

В этот момент за одним из столов как раз разгорелась перепалка, и кушит, не дожидаясь, когда она перерастет в потасовку, устремился вперед. Его громадный кулак с треском впечатался в стол, и народ разом попритих.

Один из моряков схватился было за нож, но кабатчик опередил его. Чугунная дубинка опустилась на руку, и кость с хрустом сломалась.

— Дожирайте, и выметайтесь! — рыкнул Зебах. Он грозно посмотрел на притихших матросов, которые, оценив обоих противников, решили не связываться с ними.

Огромный, черный, как ночь, кушит мог испугать кого угодно. А сам Зебах, хоть и растолстел сверх меры за последние годы, тоже не казался слабаком.

Набитые кулаки и сплющенные уши выдавали в нем кулачного бойца, коим он и был в недавнем прошлом. А короткая дубинка в его лапах казалась весьма убедительным аргументом, чтобы вмиг потерять аппетит. Быстро собравшись, компания убралась вон, поддерживая своего раненого товарища.

Оставшийся вечер прошел довольно спокойно.

Уже далеко за полночь, когда Зебах подсчитывал прибыль, в дверь заколотили, точно тараном.

— Кого там Сет принес, — проворчал кабатчик, убирая деньги под прилавок. Он неспешно подошел к входной двери, где его уже поджидал

Юма. Кушит был только в набедренной повязке, зато в его руках красовалась шипастая булава.

Это оружие, почти неизвестное в цивилизованных странах, на деле, было крайне эффективным, в чем Зебах не раз убеждался. Длинные каленые шипы с легкостью разносили в клочья дубовые двери и сминали, как пергамент, стальные латы. Чего уж говорить о головах воров, что иной раз пробирались в таверну, наживы ради. Потом этих бедняг приходилось соскребать со стен.

— Закрыто! — гаркнул он через дверь. — Тут вам не постоялый двор. Комнат нет.

Стук, однако, не прекратился. Зебах раскрыл дверь и увидел на пороге громадного варвара с заткнутой за пояс секирой.

— Закрыто, — рявкнул он вновь, но тому было абсолютно наплевать. Желтоволосый и желтобородый гигант с легкостью отодвинул тяжеленного трактирщика в сторону и вошел внутрь. Следом за ним в трактир шагнул стигиец.

По его богатой одежде и золоченым доспехам Зебах наметанным глазом определил, что это некая высокопоставленная особа из Кеми. Гнать такого прочь было опасно, а потому кабатчик, поклонившись, насколько позволял живот, произнес:

— Добро пожаловать, господин.

Угодливая улыбка далась с некоторым усилием. Сразу же вспомнился убитый жрец, что так и остался лежать наверху.

Рамон, как и обычно, был доволен. Он уже давно привык, что его принимали за аристократа. Что было неудивительно, при его внешности. Рамон был высок и хорош собой. Золотистая кожа, более светлая, нежели у остальных стигийцев, говорила о знатном происхождении. Тонкий с горбинкой нос удачно сочетался с благородным овалом лица и изящно завитой бородкой.

Дополняли картину обилие щелков и золота. Огромное количество украшений красовались на шее, в ушах и на холеных пальцах стигийца.

Довершал же весь этот внешний лоск взгляд Рамона. Темный, завораживающий, повелительный.

На самом деле, от рождения Рамон был плебеем. А оттого ему льстило угодливое внимание других. Сирота от рождения, он не знал своей семьи, да и не стремился к этому. Еще в младенчестве попав к жрецам Сета, Рамон приобрел пренебрежительное отношение к кровным узам.

Жизнь в храме тяжела, а потому, пройдя первую ступень обучения, что включала в себя начальные азы магии, умение читать и считать, а также знание языков, он понял, что люди созданы для того, чтобы повелевать ими.

Тогда же сметливый юноша понял, что не хочет тратить свою жизнь на служение Сету. Правда, понял он и то, что выжить в мире, где все ненавидят Стигию будет нелегко. А потому его выбор пал на секту воинов-жрецов, которых, кроме всего прочего, обучали владению оружием, а также тактике и стратегии воинского искусства.

Юноша так сильно увлекся этими науками, что довольно быстро обратил на себя внимание строгих учителей. Те пророчили ему славу и известность, но Рамон посмеивался над ними тайком. Он не собирался служить Сету, а уж тем более — гибнуть за него. Воины-жрецы были известны тем, что вели за собой войска и зачастую гибли на полях сражений. Выполняли они и иные секретные миссии; правда, и на них Рамону было наплевать. Он жаждал жить ради самого себя. Что и воплотил в жизнь, как только подвернулся удачный случай.

Молодые офицеры должны были сдать некое подобие экзамена, отправившись в Дарфар за рыбами.

Именно там, цинично бросив на погибель свой отряд, он бежал. Смерть воинов помогла скрыть его побег, так как все посчитали, что и он попал в плен к людоедам, где и превратился в отличный ужин.

Но все было совсем по-другому. Миновав Кешан и Пунт, пятнадцатилетний юноша попал в Иранистан. Быстро поняв, что люди, подавленные его силой воли и блеском учености, охотно подчиняются ему, Рамон сколотил банду и стал разбойником.

После долгих лет аскетизма, он жаждал познать все прелести мира, И вскоре познал их.

Изучив по свиткам карты всех государств и их обычаи, Рамон теперь странствовал по миру, оставляя за собой целый шлейф убийств, краж и измен.

Стоило только появиться какой-нибудь опасности, как Рамон тут же бежал, бросая своих не очень умелых и не очень умных напарников на произвол судьбы. Учесть же оных, после их страшных преступлений, была одна — смерть. А Рамон мчался дальше, свободный, как ветер. Еще в Стигии он научился ни к кому не привязываться и никому не доверять. А потому был неуязвим для властей, которые охотились за ним, но безуспешно. После него всегда оставалось море слухов, которые еще больше запутывали картину, а также очень мало свидетелей… Рамон старался не оставлять их в живых, впрочем, как и своих подельников.

Сам же стигиец, проведший столько лет среди жрецов, с легкостью бросал награбленное, если оно угрожало его жизни. Ведь именно из-за того, что золото так часто пленит людей, они не могут вовремя сбежать, думая, что все обойдется и остальные забудут об их преступлениях.

Рамон сел за стол.

— Золотого стигийского, — произнес он тоном истинного знатока и ценителя вин.

Кабатчик поклонился и бросился в подвал, где у него хранился лед. Эту редчайшую вещь доставляли откуда-то из-за Турана, из самой тундры. Лед использовался редко, но порой в его таверну забредали такие вот богатеи, так что затраты стоили того. На лед, конечно же, было наложено заклятие, чтобы он не таял, но и это того стоило. Все окупится сторицей. Ведь в платежеспособности стигийца Зебах не сомневался. Достаточно было взглянуть на его одежду…

Пока кабатчик бегал за вином, Рамон успел оглядеться. Таверна, в которую его занесла судьба, была довольно обычным заведением. Ему и самому доводилось держать такие.

Еще каких-то три месяца назад он был хозяином самого большого караван-сарая, в местечке под названием Ардан. Маленький городок расположился на одном из горных перевалов и служил перевалочным пунктом для контрабандистов, что промышляли на границе Ту рана. Эти люди, нелегально переправляющие ценные грузы, были охочи до кровавых зрелищ.

И тут-то Рамон развернулся как следует. Бывший жрец, хорошо разбирающийся в снадобьях, стал накачивать бойцов порошком пурпурного лотоса. Да так, что те переставали чувствовать боль, даже от самых страшных ран. Деньги потекли к нему рекой, но однажды правда всплыла наружу. Стигийцу пришлось бежать, но он сумел отомстить.

Бандитский городок, давно разыскиваемый властями, в одно прекрасное утро оказался окружен отборной кавалерией Турана. И привел их именно Рамон, которого за это по-царски наградили. Лучшей же наградой была казнь большей части населения Ардана, в то время как Рамон попивал вино, с улыбкой любуясь на это зрелище. Тех же, кого не повесили, заковали в цепи и под конвоем отправили в Султанапур, где их, скорее всего, приговорили к каторге.

И вот он оказался здесь. Золото, полученное от властей, уже заканчивалось, и Рамон прикидывал, чем бы ему заняться. Близкое расположение Стикса манило речным пиратством, и эта идея казалась стигийцу наиболее подходящей.

Он с интересом посмотрел на кушита и асира. Оба с вызовом разглядывали друг друга, так и норовя пустить в ход оружие. Шальная мысль пронеслась в голове южанина. А может, устроить небольшой бой? Рамон никогда не упускал денег, что плыли к нему в руки. И какая разница, сколько это будет: тысяча золотых, или только десяток.

Когда хозяин таверны принес вино, Рамон жестом пригласил его присесть.

— Я вижу, дорогой хозяин, что у тебя прекрасный охранник. Но так ли он хорош, как выглядит? Может, проверим?

Зебах, тут же поняв, о чем идет речь, кивнул.

— Почему бы и нет, благородный господин. Твой боец неплох, но я все одно ставлю на Юму. Пятьдесят золотых? — предложил кабатчик.

Стигиец поморщился. Он снял с пояса тугой кошель и бросил на стол. На вид, в нем было никак не меньше трех сотен золотых.

Зебах, глядя на богато одетого незнакомца, не мог и подумать, что кошель в основном набит медью.

Рамон же ничуть не волновался. Коли он выиграет, то правда никогда не раскроется. А коли проиграет, то все одно, успеет сбежать

— Я готов ответить, — вымолвил Зебах.

Он был уверен в победе Юмы, так как не раз видел, как тот убивает людей голыми руками. Не учел он только одного: что кушит, живущий в таверне, имел дело с пьянчугами, пускай и довольно крепкими. В то время как Торн, варвар-асир, воевал во всех уголках Хайбории, и ему противостояли хорошо обученные солдаты.

Несмотря на то, что великанам не терпелось сцепиться, они все же отодвинули столы, освободив место в центре зала.

Теперь оба стояли друг напротив друга, и появилась возможность оценить обоих.

Дикари были примерно одного роста, но северянин был не в пример тяжелее. Особенно выделялись его широкие плечи и непомерно толстые руки. Кушит был повыше и полегче, зато явно быстрее.

Впрочем, Рамона это не волновало. Он знал, что Торн куда быстрее, нежели кажется. А его медвежья медлительность — всего лишь обман.

— С оружием, или без? — спросил Зебах. Стигиец улыбнулся, обнажив ряд прямых и острых, зубов.

— Что же это за бой — без оружия?

Может, увеличим ставки? — жадность сделала кабатчика крайне неосмотрительным.

Почему бы и нет, — ответил Рамон, снимая с пальца перстень с крупным изумрудом.

Зебах улыбнулся и кивнул кушиту, чтобы тот начинал,

В тот же миг Юма взмахнул своей чудовищной булавой и обрушил ее на голову Торна. Вернее в то место, где она только что была. Асир с легкостью увернулся, а затем нанес ответный удар. Удар секирой оказался лишь отвлекающим маневром. Следом за топором, вперед вылетела его толстая нога, и кушит отлетел в угол.

Торн не спешил довершить свой триумф. Он и сам любил поиграть.

— Ну, кривоногая горилла, это все, на что ты способен? — прорычал Торн.

Кушит вскочил на ноги и бросился в бой. На этот раз на варвара посыпался целый град ударов, не все из которых он отбивал так легко как первый. Великаны кружили по залу, до тех пор, пока Юма не толкнул скамью под ноги асиру. Торн с проклятием споткнулся и растянулся на полу во весь рост. Кушит победно заорал и обрушил на поверженного врага свою булаву. Торн успел откатиться в сторону, в то время как булава застряла в полу, вонзившись в него шипами. Весело хэкнув, варвар оттяпал кушиту кисть. Тот только и успел, что взвыть, а уже через мгновение Юма отлетел в дальний конец зала, Получив мощный пинок под зад. Торн нечеловеческим усилием выдернул булаву из пола и, взяв ее в левую руку, размахнулся.

— Ну, что обезьянка, потанцуем? — спросил он посеревшего Юму. Тот попытался скрыться в глубине дома, но варвар не позволил ему сделать этого. Тяжеленный стол, вылетевший точно из катапульты, врезался в спину убегающего негра. Тот перелетел через голову.

Торн споро подбежал к упавшему врагу и пинками заставил его встать.

— Давай, давай, сволочь. Вставай.

Наконец, сын юга оказался на ногах, и северянин начал свою пытку. Удар сыпался за ударом, нанося кушиту страшные раны. Все его тело превратилось в кровавый кусок мяса, но Торну этого было мало. И уже через мгновение вторая кисть негра оказалась на полу…

— Ну что, нравится? — полюбопытствовал асир. — А так?

Шипастая булава опустилась на локоть и смяла его, как тонкий росток травы. То же самое случилось и с ногами.

Теперь, глядя на то, что лежало на полу, нельзя было сказать, что всего несколько минут назад это был пышущий здоровьем, крепкий человек.

Рамон довольно усмехнулся.

— Ну, вот. Мой боец оказался лучше. Пора платить.

Зебах продолжал тупо смотреть на то, что осталось от Юмы.

— Хозяин, — потряс его за плечо стигиец. Тот, наконец, очнулся.

— Да, да. Сейчас. — Зебах, до сих пор не мог поверить, что такое могло произойти именно с ним. Одновременно потерять столько денег, и надежного слугу…

— Видимо, небеса отвернулись от меня, — подумал он, отдавая стигийцу деньги. Кабатчик и предположить не мог, насколько он близок к истине. Небеса, и впрямь отвернулись от него в тот день.

Торн, наконец, оставив в покое несчастного и уселся.

— Жрать давай, — рявкнул он, стукнув кулаком по столу.

Зебах опрометью кинулся обслуживать клиентов, думая о том, как бы побыстрее выставить их отсюда.

Стигиец же в этот самый момент пришел к выводу, что кабатчика стоит отправить на тот свет и как следует поживиться его золотом. А оно, судя по всему, у того водилось.

Но перед этим осторожный Рамон решил проверить, есть ли кто-нибудь еще в этом гадюшнике. Он прочел нужное заклинание и стал всматриваться вдаль. В этот момент стены для него стали прозрачными, как хрусталь, и он смог рассмотреть весь дом. В одной из комнат спала дородная женщина.

— Жена, — решил Рамон, поморщившись.

Он-то предпочитал стройных и изящных красавиц, а никак не подобных коров с широкими бедрами и полными, точно арбузы, грудями. Хотя за его богатую приключениями жизнь ему доводилось спать с разными женщинами. Были среди них и сочные деревенские девицы.

Стигиец посмотрел дальше и чуть не вскрикнул, но не от неожиданности, а от радости. Он, наконец, отыскал то, что, возможно, является началом нового приключения.

Наверху лежало обезглавленное тело мужчины, облаченного в жреческие одежды. Судя по всему, это был служитель Сета. Правда, Рамона это нисколько не тронуло, так как он не поклонялся никаким богам, а такого понятия как соплеменник он не знал. Рамону, вообще, был безразличен погибший. Просто он, как и всякий прошедший обучение в храме Сета, знал, что самое дорогое в мире — это знание. А посему стигиец решил выяснить как можно больше. Авось и пригодится.

Впрочем, Рамон чувствовал странное упоение, предвещающее новую авантюру, из тех, которые он так любил.

С тех пор как он вырвался из-под гнета жрецов, радость никогда не оставляла его. Порой стигиец даже поражался, насколько же слепы люди, не видящие главных прелестей жизни. Разве может женщина заменить радость полета, когда ты летишь на коне. Что толку от ее благовоний, если можно вдыхать полной грудью пыльный ветер степей или же морозный воздух севера. Как можно сравнивать солнце и небо с блеском дворцов, до боли напоминающих мрачную келью. Пускай они больше и богаче, но это та же тюрьма. И чем, спрашивается, можно заменить алые потоки вина и вражеской крови? Да, ничем. Оттого-то, стигиец и был счастлив. Впереди его ждало нечто необыкновенное. И он знал об этом.

Наконец появился Зебах, с полным подносом еды, который он чуть было не уронил, встретив жестокий взгляд стигийца.

— Сядь! — рявкнул Рамон, и кабатчик беспрекословно повиновался. — Ты думал, что мы ничего не узнаем об убийстве жреца?

Задавая этот вопрос, Рамон ничем не рисковал. Какая разница, кто это — «мы», если кабатчик затрясся от страха. Сейчас он не соображает даже, кто он сам, и как его зовут. А если он и задумается, кто же такой Рамон, то сознание само нарисует такую картину, что бедняга и помереть может от ужаса. Ведь недаром говорят, что никто и ничто не способно напугать человека так, как его собственные страхи.

Так, собственно говоря, и случилось. Зебах рухнул на колени и, протянув в мольбе руки, запричитал:

— Пощади, великий! Не убивай! Это не я…

— Не ты? А кто же тогда? Может быть, я? Ничего не значащими вопросами он нарочно сбивал кабатчика с толку, дабы тот сам поведал о случившемся. Ведь убитый слуга Сета в этой таверне мог пустить под откос всю жизнь кабатчика. И он это понимал.

— Ну, отвечай! — требовательно прокричал стигиец, пнув толстяка ногой. — Говори, как на духу, кто это сделал, тогда, может быть, и спасешь свою шкуру.

Зебах не преминул ухватиться за протянутую соломинку. Ведь достаточно дать человеку шанс выкрутиться, и он с радостью выложит все, что знает, топя остальных. Лишь бы выплыть самому…

Кабатчик рассказал все. Про Йасаба, который попался на контрабанде, про жреца, что решил свергнуть Тот Амона, да еще массу былей и небылиц…

Рассказ об Аммамунм-Пха заинтересовал Рамона более всего.

— Так он плыл сюда, чтобы встретиться с этим купцом?

— Да господин. С Йасабом.

— Ну, а зачем?

— Понятия не имею, господин. Они никогда не обсуждали при мне своих дел.

Стигиец расхохотался.

— Ты ври, да не завирайся. Где это в нашем мире есть такая таверна, в которой хозяин не ведает, что происходит у него под носом.

Зебах понял, что нарвался на человека знающего. Даже Йасаб не догадывался о подслушивающих оконцах, через которые хозяин узнавал обо всем, что творилось у него в доме.

— Прости господин. Все выложу…

И он стал подробно рассказывать о заговоре.

— Выходит, Аммамунм-Пха, должен был вот-вот разбогатеть. А Йасаб — набрать для него дружину. Интересное дельце…

Кабатчик кивал так, что у него чуть голова не отвалилась.

— Ладно, — произнес, наконец, Рамон. — Ты был честен, а потому я, пожалуй, оставлю тебе жизнь. И даже более того: награжу Ты помог раскрыть заговор против властительного Тот Амона. Держи!

Он бросил кабатчику свой кошель, наполненный медью. Бросок был чересчур силен, так что Зебаху пришлось повернуться к стигийцу спиной, дабы поймать кошель. Лишь в тот момент, когда тонкий хауранский кинжал вонзился в его шею, перерубая спинной мозг, Зебах понял, для чего это было сделано. Он сдавленно захрипел, после чего рухнул на пол.

— Вот и все, — скупо отозвался стигиец. — А теперь пора перейти к делу. Или нет? Может, поразвлечься? Торн, в одной из комнат, спит жена этого ублюдка. Тащи ее сюда.

Асир осклабился. Вот уже пять зим он служил у Рамона и был крайне доволен этим. С тех пор как их пути пересеклись, Торну не приходилось более голодать, или мерзнуть, как раньше. Теперь у него всегда были под рукой деньги, враги и женщины. А что еще нужно человеку в этом мире?

Варвар опрометью бросился вглубь здания, и вскоре стигиец услышал истошные женские крики.

Рамон не успел допить бокал с вином, а жена кабатчика уже оказалась перед ним. Из носа текла кровь, а ночная рубаха была порвана. Взору Рамона предстало загорелое тело крепкой женщины. Сам он, правда, возбуждения не ощутил, зато Торн готов был наброситься на нее прямо здесь. Впрочем, именно это ему и предстояло. Как и всякий стигиец, Рамон любил извращенные удовольствия, которые на его родине назывались утонченными…

Женщина увидела тело своего мужа и неистово закричала.

«Удовольствие началось», — подумал стигиец, устраиваясь поудобнее.

Он с наслаждением наблюдал, как Торн стянул с себя рубаху. Широченные плечи кузнеца переходили чудовищный торс. На груди под кожей перекатывались огромные валуны мышц. А руки более всего походили на молодые деревца.

Асир схватил кричащую женщину. Она извивалась, но варвар грубо впечатал ее лицом в стол. Ничуть не стесняясь своего хозяина, он развязал тесьму и спустил с себя штаны. Несчастная продолжала неистово орать, но довольно скоро ее крики перешли во всхлипывания. Конечно же, она была крепкой женщиной, которой довелось повидать в жизни многое, так что обычным изнасилованием ее было не удивить… но вид мертвого мужа, что лежал посреди зала, быстро сломил ее. Или нет?

Рамон пригляделся получше. То ли ему показалось, то ли…

Она и вправду улыбнулась.

— Сошла с ума, — решил стигиец. но затем он переменил свое мнение. Видимо, она ненавидела мужа, а первая реакция легко объяснялась шоком.

Рамон хмыкнул. Как, оказывается, бывает в жизни… Только что она кричала, а теперь постанывает от удовольствия, закусив губу. Впрочем,

Рамон не сомневался, что убитый кушит не раз грел постель дородной хозяйке. А чем он хуже Торна? Сама же баба довольно быстро смекнула, что быть хозяйкой таверны куда лучше, нежели просто женой хозяина…

Данное открытие так позабавило Рамона, что он решил не убивать женщину. Пускай порезвится… Изнасилование перешло в неудержное соитие, и стигиец, потерявший желание смотреть на них, отправился наверх. Он надеялся отыскать что-нибудь интересное в карманах балахона жреца.

Кроме парочки амулетов, там оказался свиток. Рамон развернул пергамент и увидел начертанные на нем линии. Это была карта.

Искатель приключений мгновенно узнал очертания проклятого острова, который ненавидели все стигийцы. Остров Сиптаха.

Тонкие губы Рамона расползлись в змеиной улыбке. Он уже знал, куда направит свои стопы теперь.

Спустившись вниз, стигиец усмехнулся. Зал таверны более всего походил на коровник, куда привели быка. Женщина уже не лежала на столе, уткнувшись лицом в доски, а успела оседлать Торна, неистово раскачиваясь на нем.

Варвар хрипел как боров, а его руки при этом безжалостно мяли ее тело.

— Таков уж мир, — театрально произнес стигиец. — Нет верности и чести…

Его реплика осталась неуслышанной за натужным похрюкиванием, но это нисколько не взволновало стигийца. Он пару раз пнул асира, а когда глаза варвара, наконец, сфокусировались на нем, Рамон произнес:

— Жду тебя на причале. Ищи жреческий корабль.

Торн что-то замычал, а потом снова вцепился в пышнотелую бабу.

— Как свиньи, — подумал Рамон и неспешно вышел.

Когда Торн в изнеможении расслабился, было уже утро. Его сладко ломало, а сверху чувствовалась приятная тяжесть женского тела.

— Не уходи, — простонала она, но насытившийся варвар уже выкинул из головы эту гостеприимную хозяюшку. Он раздумывал о том, что же ему делать дальше. То ли убить ее, то ли оставить в живых… Хозяин ушел, не оставив никаких инструкций, а Торн помнил, что тот не любит свидетелей. С другой стороны, не убивать же ее!.. Использовать — да. Бабы для того и созданы. Но воевать с ними — дело позорное, такое не достойно сына Имира. Торн вздохнул и поднялся. Женщина попыталась уцепиться за его руку, но у нее не хватило сил. Оно и понятно — воин, а не ожиревший муж…

В отличие от Рамона, ее поведение ничуть не удивило северянина. Просто он знал обратную сторону жизни и догадывался, что она была невольницей своего мужа. На севере такое было — в чести. Бабы всегда выходили за богатых мужиков, в ком и от мужиков-то ничего не осталось. Но делать нечего. Ведь полно братьев и сестренок, которых кормить надо… Тут все ясно. Как и то, что бабы эти потом греют постели другим: муж-то ни на что не годен. А баба, она тоже человек. Хочет и поесть, и попить, и сладенького на десерт.

Натянув штаны, Торн взял свою секиру и, немного подумав, подхватил и тяжелую булаву кушита. Авось пригодится, а выбросить всегда успеет… Рубаху надевать не стал. Разгоряченное тело требовалось остудить, да не ветерком, что еле дует в этих краях, а снежным бураном. Но, увы, снег здесь не в чести… Крепкое тело асира встретил утренний зной юга. Он вздохнул и неспешно побрел к реке.

Рамон стоял возле большой стигийской галеры и о чем-то спорил с каким-то человеком, очевидно, капитаном.

Варвар прислушался.

— Я прекрасно знаю знак владыки. А вот кто ты такой, это мы выясним.

Капитан сделал жест рукой, и к нему подбежало с десяток закованных в броню воинов.

Рамон посмотрел на них с презрительной улыбкой.

— Идиоты. Неужто вы полагаете, что знак Сета может взять любая тварь, вроде вас?

Уверенный голос стигийца заставил попятиться некоторых из солдат.

— Или ты ждешь, что Аммамунм-Пха прибежит отчитываться перед такой вошью, как ты?

Голос Рамона гремел над всем пирсом.

— Быть может, это ты — владыка Файона?

Капитан и сам смутился, но отступать не желал.

— Опомнись, несчастный! — вскричал Рамон. — Ты разговариваешь с воином-жрецом. Склонись перед моей волей, или умри!

Рамон не собирался давать ему время, дабы опомниться. С его губ сорвалось заклинание, и наглец исчез в огненном вихре.

— Владыка Сет забрал его к себе! Трепещите! Матросы и солдаты отпрянули, а Рамон продолжать вещать:

— Падите на колени. Падите, и молите о милости и снисхождении!

После этих слов все, как подкошенные, рухнули на палубу и стали шептать молитвы богу-змею.

А Рамон, довольный этим представлением, снисходительно улыбался. Он-то знал, что Сет тут ни причем. Все это — только маленькое заклятие, что он выучил еще в детстве. Тогда же Рамон узнал, что управлять людьми не сложнее, чем пасти стадо баранов. Всего-то и нужно — напустить немного таинственности, да добавить парочку фокусов.

Но пора было переходить к делу.

— Первый помощник! — рявкнул он, сурово сверкнув глазами.

Стоящий на коленях крепыш встрепенулся и неуверенно поднял глаза.

— Да, ваша святость, — тихо произнес он, боясь, что гнев слуги Сета может пасть на него.

— Властью, данной мне Владыкой Черного Круга, магистром магии мертвых и Верховным Жрецом божества нашего Сета, назначаю тебя капитаном данного судна.

Новоявленный капитан тут же взялся за дело. Пожалуй, даже слишком рьяно.

Что прикажете, ваша святость? — осведомился он, низко поклонившись.

— Отдать швартовы. С рассветом мы должны выйти в море. Все ясно?

— Так точно.

Торн хмыкнул. Немногословная скотина… Быстро понял всю прелесть нового положения.

Варвар поднялся на борт и, растолкав матросов, пробился к Рамону.

— Все сделано, хозяин. Какие будут приказания? — когда было нужно, он умело подыгрывал стигийцу. Собственно говоря, асира нисколько не задевало то, что его принимали за слугу и телохранителя. Он и был им, но только до поры. Именно у Рамона научился он бросать людей на произвол судьбы в случае опасности. И если стигиец бросал слуг, то Торн был готов сбежать, бросив господина.

Рамон пренебрежительно махнул рукой. — Ступай, отыщи себе каюту, неподалеку от моей.

Это означало, что Торн может выкинуть любого, кто занимает ее. Чем, собственно говоря, варвар и занялся.

Рука только протянулась, чтобы постучать в дверь, а Конан, был уже на ногах. Ладонь привычно стиснула рукоять секиры, и лезвие, откликнувшись на его мысли, зло блеснуло. Рана Риорда была готова пить и пить кровь. Пить ее и днем и ночью.

— Кого там Нергал несет? — гаркнул он.

За дверью повисла недоуменная тишина. Варвар только поудобнее перехватил секиру. Он был готов абсолютно ко всему: к бунту команды, к появлению стигийских войск, пришедших мстить за разрушенный Файон. Но это оказался Мкванга. Он поднял руки над головой, приветствуя капитана на зембабвийский манер. Конан, которому доводилось странствовать в тех землях, ответил таким же жестом.

— Капитан, — зембабвиец лучезарно улыбнулся. — Мы выходим в устье Стикса, но к нам движется стигийскаая галера. С нее сигналят, дабы мы остановились.

— Ну, так останавливайся, Сет тебе в печенку. Только не забудь приготовиться к абордажу. Незаметно, — добавил варвар, поняв, что его слова могут быть истолкованы слишком прямолинейно.

Улыбка негра стала еще шире и лучезарнее.

Будет исполнено, — отсалютовал он и бросился наверх. Мышцы так и играли под его эбеновой кожей. Конан даже залюбовался его сухощавой фигурой прирожденного воина.

— Эх, Рорта, нам бы всю команду, подобную ему. Мы бы тогда Стигию потрясли. Потрясли и выпотрошили, к Сетовой матери.

— Кровь! — заклекотала Небесная Секира, смотрящая в самую суть дела.

— Верно, кровь! Целая галера крови. И вся она будет твоей.

Не желая больше тратить время, Конан плеснул себе в лицо застоявшейся воды и направился на палубу. Он не стал надевать кольчугу, обойдясь только шароварами. Даже сапоги остались лежать где-то под кроватью. Правда, киммериец прихватил с собой кривой меч. Что-что, а оружие не бывает лишним, даже если с тобой волшебная секира. Конан привык полагаться только на себя, а потому и был жив до сих пор.

Выйдя на палубу, он громко гаркнул:

— Что приуныли, жабье отродье?

Правда, сказал он это так просто, ради красного словца. Команда была возбуждена и рвалась в бой.

— Джилзан, — позвал он кормчего. К нему приблизился толстый шемит.

— Да, капитан.

— Приготовься приблизиться к этой лоханке, как только мы примем гостей.

Конан имел в виду небольшой шлюп, что отделился от галеры.

— Но сперва я хочу узнать, в чем дело. Шемит кивнул. Своими толстенными руками он оперся на штурвал, но варвар знал, что Джилзан готов в любой момент развернуть парусник в нужную сторону. Он видел, как вздымаются и опадают огромные бицепсы кормчего, которые могли посрамить его собственные.

Небольшой бот пристал к их кораблю, и на палубу влез какой-то павлин, разряженный, как туранская танцовщица.

Конан брезгливо поморщился. Впрочем, то же самое сделал и юнец. Он пристально осмотрел экипаж и визгливым голосом осведомился:

— Кто капитан этого сброда. Глупец был настолько уверен в своей силе которую давал его мундир, что даже не удосужился подстраховаться, взяв с собой на борт парочку солдат.

Киммериец шагнул вперед.

— Я капитан. Что угодно столь блистательному господину и несравненному воину?

Его голос был полон ехидства, но хлыщ не заметил издевки.

— Я что, должен отчитываться перед варваром? — надменно спросил он.

— Конечно же, нет. Просто мне поскорее хотелось бы узнать волю милостивого господина, дабы тут же исполнить ее.

Пираты гнусно заржали, понимая, что еще чуть-чуть, и стигиец отправится на дно, однако тот продолжал строить из себя хозяина положения, так ничего и не поняв.

— Тебе, варвар, не положено знать всего. Сообщу лишь, что ночью был убит жрец Сета — Аммамунм-Пха, а его галера украдена.

Конан тут же заинтересовался услышанным, но виду не подал.

— Это были не мы, — доверительно сообщил он.

— Сам вижу, червь, — отрезал хлыщ.

— Тогда мы можем продолжить свой путь?

— Продолжишь, когда я разрешу. Кто вы такие, ответствуйте мне немедля.

— Мы честные труженики, господин. Зарабатываем перевозкой грузов.

— Что-то мне не верится. Уж больно бандитские у вас рожи.

— Увы, не все появляются на свет с такими утонченными чертами лица, как вы, господин.

Конан настолько вошел в роль, что старательно оттягивал неизбежную развязку. Его поражала тупость этого разодетого идиота.

— Это верно, — согласился стигиец, окинув взором команду. — Вы более похожи на стадо.

— Абсолютно верно. Куда уж нам до орлов, что подобно вам, господин, парят в поднебесье и гадят сверху.

Хлыщ опешил. Он не знал, как прореагировать на эту фразу. То ли оскорбиться, то ли нет. Ведь он и впрямь считал всех остальных свиньями, годными лишь на то, чтобы исполнять волю господ.

Зато Конана поняла команда, и многие из них заухмылялись.

Хлыща это задело, и он взвился, подобно петуху.

— Я арестовываю ваше судно до окончания разбирательства! — громогласно сообщил он и повернулся спиной к киммерийцу. Варвар сделал неуловимый жест рукой, и пираты, по его команде, разрядили свои арбалеты в сидящих в лодке солдат. Те умерли, так ничего и не успев понять.

Опешивший офицер завизжал:

— Что вы делаете? Да, как вы осмелились? Вас закуют в цепи, рабы!

Он попытался выхватить свою изящную шпагу, но киммериец, наконец-то получивший возможность выпустить накопившееся раздражение, вложил его в один-единственный удар. Женоподобное лицо стигийского офицера в тот же миг превратилось в кровавое месиво.

— На абордаж! — рявкнул варвар, и галера легко заскользила к вражескому кораблю.

Джилзан и вправду оказался великолепным шкипом. Капитан стигийской громадины даже не успел понять, что происходит, а пираты уже оказались на его палубе.

Первым в толпу змеепоклонников ворвался киммериец. Перескочив одним махом расстояние, разделяющее два судна, он как коршун обрушился на врагов.

— Кром! — дико заревел он, кося стигийских воинов, точно сорную траву.

Экипаж, видя ту брешь, что пробил их капитан в стигийской защите, устремился следом.

Преимущество отлично обученного войска было сведено на нет, и битва разбилась на одиночные стычки. Возможно, стигийцы и смогли бы переломить ход битвы, но Рана Риорда, ярко блистающая в руках варвара, не позволила этого сделать. Не зная преград ни в виде крепких доспехов, ни в виде упругих тел, она разила всех и вся.

Конан рубил направо и налево. Рубил, ревя, как дикий медведь в ярости. Рубил… пока рубить стало некого.

Варвар, так и не утоливший жажду мести, огляделся, и когда кровавая пелена спала с его глаз, увидел, что вся палуба залита кровью и устлана телами.

— Клянусь девятью преисподними Зандры, — прохрипел он. — Эта падаль дохнет так быстро, что даже не успеваешь как следует разогреться…

Над ухом прохрипел дух Небесной Секиры:

— Потомок Гидалы, ты подарил мне кровь более чем полусотни воинов. Это было великолепно!

Конан захохотал.

— Полно тебе, Рорта. Я же обещал, что напою тебя по самую рукоять. И это только начало. Скоро я утоплю в крови тех, кто отнял у меня праведную месть. Ты говоришь о тех, кто убил жреца Файона? — поинтересовался дух.

— Верно. Они украли карту сокровищ, что вез с собой это червь.

— Да, — согласилась Рана Риорда. — Долги должны быть оплачены. Смерть тех, кто лишил тебя мести, послужит им уроком.

— А мне — местью! — закончил за него варвар.

Затем он оглядел своих людей, и остался доволен. Пираты знали свое дело и в понуканиях не нуждались. Они уже занимались обследованием кают, добивая по пути раненых и обшаривая их карманы. Вскоре на палубе их корабля блистала приличная гора золота и серебра. Отдельно были сложены доспехи, а также оружие. Варвар одобрительно кивнул. Парни определенно знали, что следует брать.

— Мкванга, демоны тебя задери. Быстро сюда! Уже через мгновение перед ним стоял вечно улыбающийся негр.

— Сколько наших погибло?

— Чуть более трех десятков, — отрапортовал зембабвиец.

— Неплохо, — произнес Конан. — Три дюжины против полутора сотен. А теперь ступай в трюм и пополни команду за счет гребцов. Да смотри, не скупись. Выбирай самых лучших.

Мкванга кивнул.

— Будет сделано, капитан. Обещаю набрать самых широкоплечих и крепких. Да и рожи У них будут самые мерзкие.

— Точно, — согласился варвар. — Остальных, не нужно. Пойдут на дно, вмести с этой лоханкой.

Конан справедливо полагал, что каждый человек должен сам бороться за свою свободу. И если эти людишки до сих пор остаются в цепях, то это только их вина. Он сам еще совсем недавно висел в кандалах, в каменном мешке Файона. А где он теперь? И где этот самый Файон? Разрушен до основания. А злобный Шапшум обгладывает косточки его обитателей.

Когда Мкванга исполнил приказание, Конан спустился вниз и парочкой ударов крест-накрест раскроил обшивку корабля. Галера стала тонуть, и варвар поспешил оттуда убраться.

Перепрыгнув на борт «Ворона», Конан велел Мкванге построить людей. Те заворожено наблюдали, как стигийский корабль погружается под воду, а оттуда доносится вой обреченных.

Однако киммериец, не обращая внимания на крики, придирчиво осмотрел новых членов команды. Бегающий взгляд одного из них не понравился варвару, и он тут же снес ему голову.

— Крысы нам не нужны, — пояснил он. — А теперь слушайте меня, псы. Те из вас, кто недовольны тем, что их освободили, могут отправиться назад.

Таковых не нашлось, и Конан продолжил.

— Я капитан, а значит, царь и бог. Хочу — казню, хочу — милую. Усекли?

Освобожденные дружно промолчали, и их тут же стало на одного меньше.

— Да, капитан! — заорали они, опомнившись.

— Молодцы, быстро соображаете. Мкванга, раздать им оружие. А то уж больно они смахивают на безобидных ягнят.

Раздался взрыв дружного хохота. Уж кем-кем, а ягнятами эти люди не были. Все они хотя и отличались телосложением, а также цветом кожи, были схожи в одном. Их объединял взгляд: злой, цепкий, холодный. Так смотрят волки, коими они и были, только в людском обличий., Высокие и низкие, жилистые и бугрящиеся мышцами, эти люди были похожи друг на друга своей внутренней сутью. Ловцы удачи, воины без капли совести, они готовы были убить ради нескольких монет, не испытав при этом угрызений совести. А Конан был львом в этой волчьей стае. Его явно боялись, и так же явно ненавидели. Впрочем, его это ни капли не волновало. Киммерийцу уже доводилось усмирять мятежи, так что — чихать он хотел на их недовольство.

— Проглотят, — со злой усмешкой подумал он, отбирая себе львиную долю награбленного.

— Мкванга! Остальное разделишь поровну между членами экипажа. С этих, — его палец указал на новеньких, — хватит пока и оружия.

Тут же началась какая-то копотня, но зембабвиец, с помощью парочки пинков и оплеух, довольно быстро усмирил рвущихся вперед. Наметанным глазом он точно поделил добычу на ровные части, так что даже киммериец не смог ни к чему придраться. Пираты похватали свое, и тут же устроили торг. Каждый норовил сбагрить подороже то, что нравилось кому-нибудь из товарищей.

— Эй! — гаркнул варвар. — А где там наш новый знакомый, который норовил отправить нас на галеры?

Двое братьев шемитов, Никотар и Нагир, приволокли стигийского офицера.

Команда, довольная полученным кушем, радостно загалдела, в предвкушении нового развлечения.

Несколько ведер воды привели в чувство юнца, и он, выпучив глаза, ошарашено вертел головой. Похоже, что удар Конана слишком сильно сказался на его мозгах, так как хлыщ, поняв, где он находится, тут же принялся верещать:

— Вы поплатитесь за это, скоты! Вас вздернут на виселице, недоноски! Да вы… — новое ведро воды оборвало эту речь, и стигиец замолчал.

— Капитан, пропустить его под килем! — заорал кто-то.

— Распять на носу, будет вместо тарана! — захохотал другой.

Предложения посыпались одно за другим, и хлыщ побелел. Он и представить себе не мог, что все может так перевернуться. Еще вчера он порол гребцов, прикованных к веслам, а сегодня эта самая чернь жаждет разорвать его в клочья.

— Опомнитесь! Вы еще можете получить прощение за свои деяния, — прокричал он, вызвав новый взрыв смеха. — Сдайтесь, и я замолвлю за вас словечко. Некоторые смогут даже остаться в живых!

Конан с удивлением рассматривал этого юнца. Он не понимал, как же можно быть настолько тупым…

Все они, ступив на эту дорожку, стали висельниками. И рано или поздно эта участь ждет любого из пиратов. А если и не позорная смерть от петли, то — честная, от сабли. А то и от ножа, во время очередной попойки в какой-нибудь из таверн. А этот предлагает им отдаться на милость властей… Будто у них есть милость!

Конан густо захохотал. Мир, и вправду, полон идиотов. Некоторые из них становятся мудрецами, без устали штудируя звездные карты и древние книги. А другие лезут туда, где их тупость становится видна моментально. Например, в армию. Увы, но варвар за долгие годы не раз встречал подобных чванливых ослов. И, как правило, все они были офицерами.

— Ты кто такой? — рявкнул киммериец, которому уже стало тошно от вида этого молодца.

— Беапмахатеп, — горделиво произнес юнец. Варвар попытался повторить его имя, но, споткнувшись на первом же слоге, объявил:

— Теперь будешь просто — Бе.

Офицер покраснел от гнева и возмущения, но, встретив холодный взгляд голубых, как небо, глаз, счел за лучшее промолчать.

— Итак, Бе, зачем вы полезли к нам со своим досмотром?

Поняв, что от сговорчивости может зависеть его жизнь, юноша ответил:

— Это была просто проверка. Формальность.

— Ночью в одном из городков был убит жрец отца нашего Сета, великий Аммамунм-Пха.

— Это не тот, который сидит в Файоне? — поинтересовался Конан.

— Он самый. Хранитель могучей восточной цитадели, — ответствовал стигиец.

Киммериец хмыкнул. Он-то знал, что осталось от этой могучей цитадели. — Ну, да ладно. Расскажи он об этом юнцу, тот все одно не поверит. Идиот! — Ну, дальше! — прикрикнул варвар, видя, что юнец снова начинает раздуваться от гордости.

Его галера была кем-то захвачена и уведена в море. Куда — неизвестно, — затараторил стигиец, видя, как брови великана сурово сошлись на переносице.

Конан знал, что Аммамунм-Пха плыл на остров Сиптаха, но знают ли об этом те, кто украл галеру? Скорее всего. Ведь у него была карта. А зачем еще убивать могущественного колдуна? Скорее всего, убийцы знали об этом, вот и подстроили ловушку.

Кровь вскипела в жилах варвара, и он ощутил привычное жжение во всем теле. Кто-то решил добраться до сокровищ раньше него. Сперва отняли месть, теперь пытаются отобрать драгоценности. Это было уже слишком.

— Джилзан! — крикнул киммериец. — Правь к морю! Потом повернешь на юг. Гребем к острову Сиптаха!

На миг над палубой повисла тишина.

— Капитан, — произнес кто-то. — Это место проклято. Там живут демоны.

Моряки, как и все суеверные люди, до колик боялись всякой нечисти. Конан и сам ее недолюбливал, но ему доводилось не раз встречаться с порождениями Мрака. И пока что ему удавалось оставаться в живых, чего нельзя было сказать о демонах.

— Понятное дело, что живут. А как же иначе сохранить сокровища для нас? Не будь их там, любой бы дурак и трус, сумел бы поживиться.

— Но оттуда еще никто не возвращался.

— Никто туда и не плавал, — отрезал варвар. — А вас поведет сам Амра.

Страшное имя прозвучало как гром среди ясного неба, и стигиец рухнул на палубу без сознания.

Зато моряки страшно обрадовались. Все они хоть раз да слышали о страшном пирате, что плавал вместе со своей возлюбленной на галере под названием «Тигрица».

— Слава Амре! — заорал кто-то, и его крик тут же был подхвачен остальными.

— Веди нас, Амра! — воскликнул Мкванга. — Мы последуем за тобой даже в Черную Бездну!

Наслаждаясь жарким, палящим солнцем и легким бризом, что приятно обдувал нежную кожу, Рамон стоял, прислонившись к борту захваченной галеры, и смотрел вдаль. По обычаю, настроение у него было приподнятым, и он с удовольствием вдыхал чистый морской воздух, что полнил его легкие.

Ритмичное поскрипывание весел и мерный стук барабана, что задавал ритм гребцам, ласкал слух стигийца, отчего он становился еще более радостен. Рамон смотрел на этих копошащихся людишек и чувствовал свое превосходство над ними. Все они трудились только ради того, чтобы ему было приятнее и удобнее жить на свете.

— Так и должно быть, — подумал Рамон и направился к небольшому столику, на котором стояло вино и засахаренные фрукты. Отправив с легкой грацией в рот несколько орешков и раскусив их крепкими зубами, Рамон в очередной раз посмотрел на стройного юнгу, что пронесся мимо. За это утро он уже успел заприметить его и теперь подумывал, не развлечься ли ему с этим мальчишкой. Когда тот бежал назад, стигиец жестом велел ему остановиться и сесть рядом.

Юноша боязливо присел на краешек плетеного стула.

— Угощайся, — предложил Рамон.

Мальчик, не смея отказать жрецу, схватил засахаренную грушу и надкусил.

— Рамон, пристально оглядев его гибкое, упругое тело, окончательно уверился в том, что воздерживался слишком долго.

Прожив довольно много лет в общине, где не было женщин, он не видел ничего зазорного в сношениях с мужчинами. Впрочем, в Стигии смотрели на это спокойно.

— Выпей, — снова предложил Рамон. Ему, конечно же, нравилось, когда его жертвы оказывали некое сопротивление, но легкое опьянение не помешает. Так мальчишка станет еще привлекательнее.

Медленно, очень медленно, подбирая к нему ключики, стигиец расположил мальчика к себе, а когда тот, уже смотрел на него влюбленными глазами, увел в свою каюту.

Там, сидя рядом с Рамоном, юнга ощутил на своем колене его сильную руку. Словно в трансе, он увидел его приближающиеся губы, которые с силой впились в его рот. Разом обмякнув и расслабившись, мальчик целиком отдался наслаждению. Казалось, губы и руки стигийца не оставили без внимания ни одну пядь его молодого тела. И когда юноша почти достиг пика удовольствия, крепкие руки Рамона перевернули его на живот, и в этот момент все его тело пронзила дикая боль. Мальчик выпал из опьяняющего забытья и попытался вырваться. Но не тут-то было. В меру мускулистое тело Рамона было на диво сильным, и он с легкостью удержал худенькое тело мальчика, а попытка закричать была тут же пресечена болезненным ударом в затылок. Юнга зарылся лицом в подушку, которая тут же стала мокрой от слез.

Когда наконец все было кончено, юнга попытался свернуться калачиком, но из его груди вырвался лишь болезненный стон. Он не мог даже пошевелиться. Рамон же, наоборот. Вскочив на ноги, он сладко потянулся и подошел к большому медному зеркалу. Посмотрев в него, он остался доволен. Его хищное гибкое тело было настоящим произведением искусств. В этот момент он чувствовал себя вечно юным богом, что снизошел к простому смертному и осчастливил его.

Одевшись в чистое, он посмотрел на стонущего мальчишку и крикнул:

— Торн, выкини отсюда эту падаль.

В данный момент плач и стоны не заводили его, а безмерно раздражали.

В дверной проем шагнула огромная фигура северянина. Торн с насмешкой осмотрел юнца, а затем, схватив его за волосы, потащил юнгу вон из каюты. Торн точно так же не брезговал молодыми пареньками, особенно когда они так похожи на девчонок. Так что когда мальчик смог доползти до своей койки, он уже был изуродован до неузнаваемости.

Весть о том, что произошло с юнгой, мгновенно облетела корабль. И все члены команды, свободные в этот момент от несения вахты, отправились в кубрик.

Юноша слышал, как они вошли, но, сгорая от стыда, обернуться не решился. Он ждал от суровых моряков понимания и сочувствия, но вместо этого чья-то рука ухватила его за волосы и с силой вжала лицом в доски…

Мальчик потерял сознание.

Рамон будто сбросил десяток лет. Все утро он упражнялся с мечом, меняя партнера за партнером. Стигийские вояки были поражены его скоростью и отточенному фехтованию. А ведь среди них попадались бывалые вояки.

Измотав полдюжины солдат, Рамон облился холодной водой и уселся за столик. На этот раз он решил остаться только в шароварах, нежась под солнышком. О вчерашнем юнце, подарившем ему эту легкость, Рамон и не вспомнил. Он, вообще, не думал о тех, кого использовал в своих целях. Мужчины, женщины, боги — все они не значили для стигийца ровным счетом ничего. В данный момент мысли Рамона были заняты картой, которую он обнаружил у жреца.

Как следует изучив ее, стигиец пришел к выводу, что остров следует обогнуть с запада и войти в бухту.

— Там и должна находиться крепость колдуна, что дал имя этому острову.

Новоявленный капитан, получив подробный инструктаж, поспешил выполнить приказ жреца-колдуна, и вскоре, они увидели перед собой очертания острова.

Рамон раньше других рассмотрел скудную землю, усеянную валунами и обломками скал.

— Не впечатляет, — подумал он, и в этот момент впередсмотрящий в вороньем гнезде заметил догоняющее их судно.

— Корабль! — громко заорал он, заставив встрепенуться всех и каждого.

Сет их забери, — подумал Рамон, опасаясь, что это могут оказаться стигийские власти.

— Почему так поздно заметили? — спросил он капитана. — Повесить впередсмотрящего!

Капитан без промедления выполнил отданный приказ.

— Вы хоть понимаете, что это тайная миссия, — обрушился на него Рамон. — Потопите эту лоханку. Немедля!

Решив по давней привычке перестраховаться, что не раз спасало ему жизнь, Рамон жестом подозвал асира.

— Приготовь лодку и гребцов. Возможно, придется быстро покинуть этот гостеприимный корабль.

Торн кивнул и бросился исполнять приказания хозяина. Он уже давно уверился, что Рамон чаще всего оказывается прав. Отобрав шестерых крепких людей, варвар до отказа загрузил лодку водой и съестными припасами.

А Рамон отправился в свою каюту. В таких делах как бегство он никогда и ни на кого не мог положиться. Таково было одно из его правил. Лодка могла перевернуться, но та сумка, что Рамон собрал сам, всегда будет под рукой. В нее он положил несколько кошелей с тщательно отобранными драгоценностями, теми, что, занимают мало места, а стоят невероятно дорого. Комплект запасной одежды, ну и конечно флягу с водой, и мешочек с сухофруктами и сухарями. При желании, Рамон мог бесконечно долго не есть. Жречество приучило его к долгим постам, а этого мешочка достаточно для того, чтобы тело продолжало исправно функционировать. Проверив свой меч, стигиец бросил его на кровать, и как только он собрался засунуть один из кинжалов в сапог, дверь распахнулась.

На пороге застыл маленький звереныш, с порванной губой и переломанным носом. Рамон сперва даже не признал в нем того юношу, которого заприметил в начале плавания. Вот оказывается, что с ним сделала команда. Отныне он служил им шлюхой.

В руке паренек зажал кинжал, который нацелил на стигийца. Другой он держался за стену.

— Ты ко мне? — лилейно поинтересовался Рамон.

Мальчишка ничего не ответил, а только повел острием в сторону жреца.

— Ну, ну, мой мальчик, — спокойно произнес Рамон. — Вижу, ты решил мне отмстить. Но за что?

В его голосе прозвучало неподдельное изумление.

— Ужель ты не получил ни капли удовольствия? Быть того не может! Тогда, может быть, тебе не понравилось то, как с тобой поступили остальные? Так давай их накажем. Моей власти хватит на то, чтобы заставить этих скотов заплатить за все. Поверь мне. Хочешь увидеть, как они умрут? Ну же, мой мальчик, ответь мне. Ведь я не враг.

Рамону доставляло удовольствие смущать ребенка этими обещаниями. Он желал, чтобы юнец вновь ему доверился. Тем большее разочарование он испытает перед смертью.

— Ты так ранишь меня своим поступком, — с сожалением выговорил стигиец. — Разве я сделал тебе больно? Разве ты не пришел сюда сам? Поверь, я только отдал должное твоей божественной красоте. Ну почему ты не пришел ко мне раньше, и не пожаловался на этих скотов? Почему? Иди ко мне, я сниму твою боль.

Он широко развел руки, и мальчик, не слышавший все эти дни ни единого доброго слова, бросился к нему, заливаясь слезами и уронив на пол нож.

Перехватив ловким движением его руку, Рамон тут же вонзил свой кинжал в плечо юнге. Мальчик закричал.

— Ах! Тебе больно? — вымолвил стигиец. — Но подумай, мой мальчик, какие муки, ты заставляешь испытывать меня. Ведь я так раним, а ты кинулся на меня с ножом.

Он провернул свой клинок в ране.

— Разве я не прав, наказывая тебя? Ужели пристало такому молодому и неопытному юноше бросаться на старших?

Юнга попытался отпрянуть, но Рамон цепко его удерживал. Выдернув нож, стигиец нарочито медленно поднес его к лицу жертвы.

— Не надо! — истошно завопил тот. — Не надо!

— Надо… — вкрадчиво шептал Рамон. Послышался легкий хлопок, и глазное яблоко лопнуло.

Крик перешел в визг.

— И это только начало, — услышал мальчик злой голос жреца.

— Шевелитесь олухи. Навалитесь посильнее, — орал киммериец, расхаживая взад и вперед меж гребцов.

Конан жаждал догнать галеру Аммамунм-Пха и учинить там погром, а потому не мог сидеть без дела. По счастью, ветер им сопутствовал, так что «Ворон» довольно быстро несся вперед, неуклонно сокращая расстояние.

Наконец варвар дождался.

— Капитан! — возбужденно закричал офирец по имени Гаргус. — Прямо по курсу галера. На ее парусах изображен змей, глотающий око Митры.

Ближе к вечеру расстояние между кораблями сократилось настолько, что Конан смог различить возбужденные лица стигийцев. Те явно готовились к бою.

Решив не отставать от этих недоносков, варвар заорал.

— Приготовиться к абордажу!

Пираты засуетились, а сам Конан, отправился в свою каюту, за Рана Риордой.

Торн подбежал к хозяину и отчеканил:

— Лодка готова, господин.

Но Рамон, отстранив асира, направился к борту. В его руке был зажат скипетр, который он обнаружил в каюте Аммамунм-Пха. После магического обряда, когда юноша, приняв мучительную смерть, отдал свою жизненную энергию в жезл, тот начал светится. Рамон направил скипетр в сторону приближающегося корабля и громко крикнул:

— Аво Сетх! Аво Аррам Зих лам Сетх! Ваал Даал Дамбалах!

Взметнулось яркое пламя, и чужая галера вспыхнула, как факел.

Правда, самим стигийцам это помогло не сильно. Легкий корабль, набравший к тому времени приличную скорость, протаранил стигийскую галеру, на которую тут же перекинулось колдовское пламя.

Не дожидаясь, когда корабль превратится в пылающий факел, Рамон бросился к заранее приготовленной лодке. Его предусмотрительность, как обычно, спасла положение. Уже через четверть склянки он сидел на берегу и с любопытством следил за разворачивающимся боем.

Стигиец радостно оглядел своих подчиненных и соблаговолил снизойти до разговора с ними:

— Дождемся утра. Может, кто и выплывет. Заставив матросов вытащить лодку на берег,

он удобно устроился в ней на ночь. Все-таки двигаться в темноте по незнакомой местности ему не хотелось. Остров Сиптаха не получил бы такой славы, кабы на нем не было никаких опасностей.

— Ну же, Рорта, ты жаждала крови, так получай ее! — воскликнул киммериец, выскакивая на палубу. И в этот миг корабль со всех сторон охватило пламя. Конан успел заметить разве что вспышку на чужом судне.

— Магия, — смекнул он, устремляясь к штурвалу. Оттолкнув в сторону Джилзана, варвар крутанул колесо и направил галеру на таран. Судно тряхнуло, и Конан, перепрыгнув через борт, оказался на вражеском корабле.

После пары десятков взмахов Небесной Секирой, киммериец понял, что биться больше не за что. Обе галеры были настолько охвачены пламенем, что спасти хоть какую-нибудь из них не представлялось возможным.

— В воду! — громогласно гаркнул варвар, и тут же подал пример остальным.

Конан плыл легко, точно выдра. Время от времени, он оглядывался в поисках своих людей или врагов. Первых он подбадривал, вторых — отправлял на дно.

Неожиданно прямо перед ним мелькнула чья-то черная рука, ухватившая за волосы какого-то стигийца. Тот вскрикнул и тут же исчез под водой.

— Демон! — пронеслось в голове у киммерийца.

Но Конан ошибся. Это был всего на всего Мкванга.

Зембабвиец не только догнал капитана, но и умудрился обогнать его.

Решено было устроить ночлег, а уж утром обсудить, что к чему. Мулар, один из туранцев, добившийся среди своих людей железной дисциплины, недобро покосился на киммерийца, но, так и не решившись сказать что-либо капитану, крикнул Мкванге:

— Эй, Мкванга, отряди кого-нибудь из своих за хворостом!

— Зачем? — поинтересовался зембабвиец. — Ночь и без того теплая.

— Другой, по имени Абул, только зло сплюнул на землю.

— Дикари, одно слово. Не ведают власти великого Эрлика и пророка его Тарима. Всем известно, что тьма и ее порождения боятся чистого огня.

— А почему это должны делать мои ребята? — поинтересовался Мкванга, вокруг которого сбилось несколько темнокожих южан.

— Да все же знают, что вы видите в темноте, как кошки.

Остальные согласно закивали. Никому из пиратов, более привычных к морским просторам, нежели к земле, не хотелось лезть в темные дебри.

Конан не очень-то беспокоился из-за всякой нечисти, пока с ним была Рана Риорда, но и он в душе был полностью согласен с Муларом. Многие демоны и порождения тьмы до ужаса боялись огня и серебра.

Серебра у них с собой почти не было, а вот огонь… так он — везде огонь.

В итоге, неграм пришлось отправиться на поиски древесины. Когда им удалось отыскать немного сухих веток и весело заплясали лепестки огня, люди оживились. Теперь потеря корабля не казалась им такой уж страшной трагедией. В конце концов, многие из них уже не раз оказывались выброшенными на берег, без средств к существованию. Только сильная воля, да полное отсутствие паники может спасти в таких случаях. И пираты это знали. Они улеглись спать, конечно, не забыв выставить часовых.

Конана разбудил дикий крик одного из моряков. Толстое белесое щупальце обхватило широкоплечего кофийца и старательно утаскивало его под землю. Не раздумывая ни секунды, варвар рассек отросток пополам, не задев при этом человека.

Пираты, разбуженные шумом, повскакивали со своих мест и тут же обнаружили, что щупальце было не одно. Десятки, а то и сотни их тянулись наверх, в поисках живой плоти.

— Быстрее, на камни! — заревел киммериец, рассекая клинком белесых червей, что тянулись к нему.

Долго подгонять пиратов не пришлось. Все они, — кто был еще жив — вскарабкались, как обезьяны, на высокие крупные валуны.

— Выше, выше! Живее! — орал на них Конан. Сам он, отмахнувшись от назойливых тварей, одним прыжком оказался на вершине обломка скалы.

К тому времени в живых осталось не более двух десятков матросов.

— Кром! — выругался варвар сквозь зубы. — Еще и не успели толком высадиться, а уже потеряли большую часть команды. Рорта, что это за тварь?

Дух, невидимый для остальных, материализовался возле киммерийца.

— Не знаю, потомок Гидаллы. Этих тварей так много, что я теряюсь в переплетении щупалец.

— Но ты можешь уничтожить их?

— Могу, однако за это время они успеют уничтожить всех вас. Просто утянут под землю вместе с камнями. Они повсюду, Конан. Даже на мелководье.

Пожалуй, впервые на памяти киммерийца Рорта не рвалась в бой. Оно и понятно, рубить какую-то неведомую тварь — это не людей кромсать на части. Да и кровь у этих тварей — не то что человеческая.

— Ну и что будем делать? — осведомился Конан.

Рорта промолчала.

Так, на камнях, они и встретили рассвет.

Как ни странно, но идею подал Мулар. Туранец вообще развил весьма бурную деятельность, отчего вокруг него сплотилась кучка сторонников. Конан понял, что рано или поздно ему придется убить соперника. А Мулар явно был опасным противником. Гибкий и опасный, как горный барс, он выделялся среди остальных пиратов хотя бы тем, что несколько лет отслужил в регулярных частях Турана. При этом его отличала властность, что присуще далеко не всякому человеку.

— Нам следует бежать к тем холмам, — и он указал вдаль, где и впрямь виднелись какие-то горы.

— Ты что, ополоумел, Мулар? — взорвался один из моряков. — Тащиться вглубь этого проклятого острова, когда на нас напали прямо на побережье?!

Туранец хмуро посмотрел на спорщика.

— А ты уверен, что этих тварей нет в воде? Нет? То-то же. Хочешь, лезь в воду. А я предпочитаю найти для этого другое место. Подальше отсюда.

Все застыли, ожидая решения Конана. Варвар задумался. Конечно же, его манила близость моря, но Рорта говорит, что эти твари повсюду. Как ни досадно, но Конану пришлось признать правоту туранца.

— Все верно. Отсюда надо убраться подальше. И чем скорее, тем лучше.

— Мы все же попробуем, — неожиданно произнес Джилзан. Его поддержали еще несколько шемитов, которые не желали бежать неизвестно куда.

— Мы попробуем собрать плот из обломков, какие еще могут плавать в море.

— Нергал с вами! Плывите. Но я вас предупредил.

Джилзан и еще пятерка пиратов ринулись к океану в надежде доплыть до места вчерашнего боя. Они еще не знали, что Рамон успел опередить их.

Люди бросились в воду… Мгновением позже та превратилась в сущий ад! Море вспенилось и забурлило. Сотни взметнувшихся вверх щупалец оплели людей и стали рвать их в клочья. Выбраться сумел один лишь Джилзан, да и то лишь благодаря своей нечеловеческой силе.

— А ведь тебя предупреждали, — насмешливо бросил Мулар.

Конан дал шемиту немного отдышаться, а затем поднялся на ноги.