Остров острых ощущений

Глава 6

В понедельник в Управлении Геннадий Константинович произвел на всех самое благоприятное впечатление. Мне, признаться, даже стало его жалко. Натерпелся мужик за последние полтора года.

Ему нравилось служить на острове. Туда старались отправлять сельских жителей, привычных к суровому быту и способных обеспечить себя едой, которая, так сказать, живет или растет в природных условиях. Отношения в части были дружеские, про дедовщину никто не знал, подшучивали, конечно, но по-доброму. Выживать-то приходилось всем вместе.

– А что за часть-то была? – спросила я. – Что вы там делали? Или это военная тайна?

– ПВО, – усмехнулся в усы Геннадий Константинович.

Я открыла рот. От кого там можно было обороняться? Оказалось – от потенциального противника из блока НАТО. Часть формировали в советские времена, когда шла «холодная война», и она так и продолжала тихо существовать, пока кому-то в верхах не потребовалось отчитаться о сокращении каких-то «единиц».

– Меня сделали козлом отпущения, – вздохнул Гена и рассказал, как все было.

Про отправленных за «подножным кормом» ребят забыл старлей. Его тоже можно понять – собирались-то в дикой спешке. Потом он решил смолчать, хотя следовало сразу же отправить за ними вертолет. Тогда погибший солдатик, вероятно, остался бы жив, и зэки не успели бы обосноваться на острове, и вертолетчик с солдатиком, которые прилетели с Геной, тоже остались бы живы. Да и зэки остались бы живы. И скандала бы такого не было…

И вообще за ребятами следовало бы посылать старлея, но началось разбирательство, и послали Гену. К тому же, по его словам, он сам проявил инициативу. Сержанта он хорошо знал и в какой-то мере чувствовал себя виноватым. Когда вертолет приземлился на острове, беды ничто не предвещало. Зэки, конечно, спрятались, услышав шум – там он разносится далеко. Часть всегда задолго знала о приближении вертолетов.

– Так, а почему те трое, услышав вертолеты, не бросились назад на остров? – спросил Андрюша.

– Откуда они могли знать, что нас забирают насовсем? – ответил вопросом на вопрос Гена. – Им это даже в голову не пришло. Я спрашивал. Я же встречался с сержантом. Выпили мы с ним, посидели… У меня на душе погано было. Хотя вины лично моей в случившемся нет. И вообще они далековато находились.

– А у вас разрешалось… – открыл рот Андрей.

Геннадий Константинович махнул рукой.

– У нас не было ни одного побега, – сообщил он. – За всю историю части. Зачем? Часть маленькая. Все друг друга знали, жили нормально. И это, если до населенных пунктов недалеко, сбегать можно. А тут выбираться надо было несколько месяцев! Это если пешком. И если выживешь в лесу, на воде… Я вообще поражаюсь, что ребята дошли. Но они на самом деле были хорошо подготовлены. Один из Московской области, другой откуда-то из-под Смоленска. С детства с отцами на охоту ходили, на рыбалку. И лето стояло. Городской житель бы не дошел.

Геннадий Константинович пояснил, что в той местности много островов. Есть разные версии их появления. Вроде бы раньше это была единая материковая часть, потом произошло затопление, затем вода частично отступила. Образовались острова. К ним в часть даже ученые приезжали, что-то замеряли. Гена не мог точно повторить объяснения, но ученые сказали, что лет через десять эти острова снова затопит, а что получится потом, никому не известно.

Он также рассказал, что на одном из островов стоит то, что осталось от древнего монастыря, то ли шестнадцатого, то ли семнадцатого века. Его тоже приезжали изучать – и археологи были, и представители православной церкви. Но монастырь решили не восстанавливать. Одна из причин – опять же возможное затопление. Ученые говорили, что монастырь этот в свое время монахи покинули как раз из-за того, что поднялась вода, и больше не вернулись. Все, кто служил в части, обязательно плавали на лодках к монастырю. Это была достопримечательность тех мест.

– Сокровища искали? – спросила я.

– Конечно, искали, – улыбнулся Гена. – Но никто никогда ничего не находил. Если что-то и было, до нас забрали. Или, скорее, сами монахи забрали. Но вообще фундамент, кладка поражают… Умели в те времена строить… Несколько веков прошло, затоплялось здание – а стоит. Ученые говорили, что изначально монастырь стоял на материковой части, это место только потом стало островом.

Гена также рассказал, что на их острове имелось три старые могилы, которые никто не решился тронуть, даже в советские времена. Кто в них похоронен – неизвестно. Остатки монастырского кладбища – рядом с монастырем. Может, паломников отдельно похоронили, может, охотников или купцов. Нет данных. Ученые, насколько известно Гене, тоже ни в каких архивах не смогли обнаружить никаких сведений. Вскрывать могилы не стали. Крест там один, огромный, четырехугольный, каменный, три плиты каменные, но надписей никаких нет, поэтому время захоронения определить невозможно.

От ученых Гена с интересом узнал, что на Руси было не принято делать надписи на крестах, ставились, как правило, деревянные и окрашивались, чаще всего зеленой или голубой краской. Вырезались образы ангелов и святых. И вообще традиция ставить кресты появилась не сразу. Ведь в древние времена крест у людей вызывал ужас – на нем распинали преступников. Священным он стал после мук и смерти Спасителя, но христиане все равно долго не ставили на могилах вообще никаких знаков и не воздвигали никаких надгробных памятников, пышных обрядов не проводилось.

Каменные кресты вообще не ставились очень долго, поэтому ученые, приезжавшие в те места, считали, что захоронения были сделаны уже после того, как вода отошла. Высказывалась версия о том, что в тех трех могилах похоронены люди, спасавшиеся от советской власти. Они вместе с родственниками или друзьями могли жить в каком-то временном жилище, которое не сохранилось, а после смерти троих членов группы остальные ушли в другие места. Выбить надписи возможности не было, может, люди даже опасались оставлять свидетельства. Вообще крест и надгробия очень грубые. Надгробия представляют из себя неровные плиты, скорее даже глыбы, крест мог оказаться, так сказать, природного происхождения, только подправленный человеческой рукой. Он не очень ровный, однозначно плохо обработанный…

– А ваших из части где хоронили? – спросил Андрей. – Домой отправляли?

– Так у нас, насколько мне известно, никто не умирал, – ответил Гена. – Ни разу никто не тонул, на охоте несчастных случаев тоже не было. А погибшего вертолетчика с солдатиком, конечно, домой отправили – за счет армии. Что с зэками – не знаю. А того парня, который к людям пытался выйти, сержант с вторым солдатиком где-то в пути похоронили. Не найти.

После этого Гена вернулся к рассказу о своем последнем посещении острова. Зэки выскочили неожиданно и открыли стрельбу. Вероятно, что-то из оружия в спешке не забрали. Возможно, их оружием обеспечили те, кто готовил побег. Вертолетчика и солдатика убили сразу же. Гена стал отстреливаться. В той схватке ему удалось победить, хотя он получил легкое ранение…

А потом выяснилось, что пули разбили рацию, при помощи которой он мог бы связаться с товарищами. Он ведь отстреливался из-за вертолета…

Пришлось ждать, когда теперь вспомнят про него, когда решат отправить новую «экспедицию», когда все со всеми согласуют…

Но первыми прибыли не армейские, а гуиновские, которые разыскивали своих сбежавших зэков. Искали, в частности, и на вертолете, заметили с воздуха вертолет, стоявший на земле, и полное отсутствие людей. Гена к тому времени уже не надеялся на спасение и готовился умирать.

Он сильно простудился – сам не знает, как, и лежал в полубредовом состоянии. Да и рана воспалилась. Вероятно, не смог ее должным образом обработать. Он не помнит, как его вывозили с острова, – тогда уже находился без сознания. Лечили его в медсанчасти на какой-то зоне, потом долго допрашивали представители самых разнообразных инстанций, потом тихо отправили в отставку, не дав дослужить до пенсии. Никакой компенсации не выплатили, сказали: радуйся, что под суд не пошел. Вертолет-то пришлось навсегда бросить на острове, люди погибли… Кого-то следовало назначить виноватым. Гена для этого подходил прекрасно.

– А в Питере как оказались? – спросил Андрей.

– Мать мне квартиру завещала. Она в свое время за вашего замуж вышла, вначале муж умер, потом она… Однокомнатная у меня на Ветеранов. Я ее Алевтине оставил, когда ушел.

– Вы решили жить в городе? В пятимиллионном городе после удаленной от всей цивилизации части? – уточнила я.

– Ну, вообще-то я по большей части в загородном доме жил, – усмехнулся Геннадий Константинович и рассказал, что за время службы на острове успел в Ленинградской области построить себе дом.

Строили солдатики вместе с самим Геной в период его отпуска.

– У нас начальник части в этом плане нормальный был, – с улыбкой сказал Гена. – Выделил мне ребят – и мы тут быстро управились. Жена моя готовила на всех, ребята как в отпуске побывали… Материалы я на свои деньги покупал – в части-то мы ни на что не тратились…

– А участок? – подозрительно посмотрел на бывшего прапорщика Андрей. – И на участок хватило?

Гена ответил не сразу.

– Мы не налоговая инспекция, – заметил Андрюша.

– Паш, камеру на минутку выключи, – сказала я.

Гена усмехнулся.

– Шкурки, – кратко пояснил он. – Мясо животных мы ели, а шкурки… Сами понимаете. У нас на них все что-то себе построили. Кроме солдатиков, конечно. Но им тоже неплохо жилось, – тут же добавил Гена.

Андрей предложил перейти к Гениной супруге, захватчице заложников Алевтине Ильиничне. С Геной и его службой все было понятно.

– Я думаю, что город на нее так повлиял, – вздохнул бывший прапорщик. – Она из деревенских, из Новгородской области. Там у нее до сих пор куча родственников живет. Я, когда уходил, предлагал ей туда вернуться. Она не захотела…

– Она работала? – спросила я.

Гена покачал головой.

– Так на что она жила после вашего ухода?

– Я деньги давал. Предлагал ей на рынок устроиться, в павильон какой-нибудь, даже пару раз места ей подыскивал. Не хотела. К сестре, как я уже говорил, тоже ехать не хотела.

– В религию не ударялась? В секту какую-нибудь не могла попасть? – спросил Андрюша.

Гена покачал головой.

– Так чем же она у вас занималась?! – не могла понять я.

– Дома сидела. Телевизор смотрела. У нас же в части даже телевизора не было, только радиоприемники. Мы когда в отпуск ездили, к телевизору прилипали и отлипнуть не могли. – Гена печально усмехнулся. – Вот она и дорвалась… Может, она и на работу не хотела устраиваться, чтобы от телевизора не отрываться?

– А насмотревшись всяких феминисток, решила бороться за права брошенных женщин, – хмыкнул коллега Андрея. – А насмотревшись на террористов, решила взять заложников.

Андрей спросил, почему, по мнению Геннадия Константиновича, его супругу понесло в печально известную нам всем баню. Гена только руками развел.

– Когда вы виделись с ней последний раз? Если не считать баню?

– Недели две назад. Я заезжал ее проведать, деньги привез.

– Вам не показалось, что она изменилась?

– Да нет вроде бы… Я, признаться, долго не задерживался. Она истерику устроила, а мне это неприятно было… В общем, я постарался побыстрее ноги сделать. Я понимаю, что виноват… Но ребенка очень хочется. И не хотел я до конца жизни с Алевтиной жить! Если бы остался на острове служить, так, конечно, жил бы, а так… У меня в жизни все изменилось. Все. Полностью. Ну и…

Гена замолчал и уставился в окно на серое питерское небо.

– Алевтина Ильинична с кем-то обращалась в нашем городе? – спросил Андрей. – Какие-то подруги появились? С соседями познакомилась? С бабушками у подъезда?

Гена задумался.

– Нет, пожалуй, подруг не появилось. С соседями мы общались. С одной семьей. Но их еще моя мама знала. Мы с мужиком выпивали. Но опять же это не подруга… Так, за солью забежать. А вообще лучше сами поговорите с ними.

Те, кто в доме знал об истинном отце и матери маленького мальчика, молчали. Даже между собой челядь ничего не обсуждала. Ведь все также знали и о суровом нраве старого боярина и его старшего сына, и все теперь слышали и о намерении младшего уйти от дел мирских. Все считали это правильным – и кто знал правду о рождении младенца, и кто не знал.

А дому нужен наследник. Здоровый, крепкий мальчик, какой и появился на свет.

Во время крестин иерей помазал крещаемого елеем, трижды погрузил в тепловатую воду, произнося: «Крещается раб Божий Алексий: во имя Отца, аминь; и Сына, аминь; и Святого духа, аминь; ныне, и присно, и вовеки веков, аминь», и надел на крещеного белую одежду и крест.

Назвали мальчика в честь настоящего отца.

Потом священник остриг детские волосики крестообразно (а мальчик родился с головкой, покрытой черными волосиками), по традиции тех лет залепил их в воск и отдал восприемнику, тот бросил их в купель.

И увидела старая нянька, что воск потонул, и снова холодок пробежал у нее по горбатой спине, и сердце на мгновение остановилось в груди.

Ведь считается же, что если воск с детскими волосиками потонул, то младенец не жилец на этом свете, а если плавает, то долго жить ему.