Остров тринадцати приговоренных

Бульвар Капуцинок

– Вы знаете, что Моне написал два «Бульвара Капуцинок»? – спросила Рузанна мужчину, который стоял в пустом зале Пушкинского музея, пристально вглядываясь в прохожих на оживленном бульваре, словно пытаясь узнать в этих тонких графических фигурах своих знакомых.

– Безусловно, – ответил он, оторвавшись от созерцания. – Горизонтальная и вертикальная. И вы знаете, – обратился он к ней, – не в обиду Ивану Морозову, который приобрел в свою коллекцию эту, горизонтальную, и уж конечно, не в обиду вашему музею, вертикальная, что хранится в музее искусств в Канзас-Сити, мне нравится несколько больше. В ней есть некая проекция, я бы сказал, глубина.

– Зато здесь широта, – поспорила с мужчиной Рузанна.

– Но я думаю, вы хотели со мной поговорить не о Клоде Моне и его изобразительных подвигах на балконе фотографической студии Надара? – перевел разговор в деловое русло собеседник.

– Да, – Рузанна махнула головой и оглянулась.

Музей был уже давно закрыт, а коллеги отмечали Новый год тортом и хорошим шампанским в кабинете заместителя директора. Рузанна специально выбрала это время для встречи, чтобы можно было поговорить без свидетелей.

– Мы с вами давно знакомы, – начала она говорить, словно подбирая каждое слово, – поэтому я надеюсь, что разговор останется между нами.

– Безусловно, – не задумываясь, подтвердил собеседник.

– Мне нужна хорошая копия Моне «Мыс Боре». Очень хорошая, – подумав, добавила Рузанна. – Такая, чтобы простой обыватель не понял разницы. У вас есть такие специалисты?

– Милочка моя, я, бесспорно, знаю многих талантливых художников, но мне кажется, или вы попали в неприятности? – поинтересовался мужчина.

– Нет, поверьте, тут нет никакого риска и никакого криминала. Простите, но я не могу вам всего рассказать, – проговорила Рузанна и по-детски приложила руку ко рту, словно боялась сболтнуть лишнего.

– Не можете всего, скажите тогда, с чего рисовать, – развел руками собеседник. – Картина уже очень давно где-то в частной коллекции и не выставляется, а по каталогам хорошо не нарисуешь, – мужчина произносил слова с явным одесским акцентом, и сейчас было не понять, шутит он или говорит всерьез.

– С этим проблем не будет, – уже более уверенно заговорила Рузанна. – В январе у нас выставка импрессионистов, и эта картина тоже будет выставляться. Поэтому можно ходить обсматривать, обнюхивать и даже фотографировать.

– Ну знаете, – возмутился мужчина, – рисовать по памяти, притом очень хорошо – это почти проблема.

– Значит, нет, – быстро сдалась Рузанна, вздохнув и нервно поправив волосы. Она словно ждала отказа как спасения и боялась одновременно.

– Это не значит нет, это значит дорого и надо подумать, – философски закончил собеседник.

– Спасибо, – женщина не выдержала и на эмоциях обняла уже немолодого мужчину.

– Мне, конечно, приятно ваше спасибо, – улыбнулся он – но деньги так не появляются.

– Деньги есть, – быстро успокоила она своего собеседника, одновременно соображая, где может еще взять, если не хватит скопленного.

– А вот это правильно. Моя мама говорила: «Берегись тех, кто обещает что-то за ничто. Потому что за все в этом мире надо платить». Я позвоню вам, когда буду знать, что ответить.

Рузанна с легким сердцем вернулась к празднующим коллегам. Поздравления уже вошли в активную фазу: люди читали самодельные новогодние стишки и стандартно желали любви, удачи и денег.

«Любви», – ухмыльнулась она про себя.

Рузанна уже давно все для себя решила и все себе объяснила. Любовь – это, скорее всего, не для всех. И радость материнства тоже. У каждого своя судьба, и не стоит строить лишних иллюзий в тридцать девять лет. В мире много прекрасного и без этого омерзительного чувства зависимости и боли, которое люди называют любовью. Как там писал Есенин: «Нужно обязательно хоть раз в жизни полюбить, иначе вы так и будете думать, что это прекрасно». Рузанна согласилась с классиком уже давно и не чувствовала по этому поводу никаких душевных терзаний.

– А я вам всем желаю побольше прекрасных выставок в нашем музее, – сказала Рузанна, когда очередь дошла до нее.

Коллеги громко засмеялись, подумав, что это шутка, но она не шутила. Все счастье в ее жизни заключалось в служении шедеврам искусства, так воспитали ее родители, такое они ей оставили жизненное завещание.