Остров вчерашнего дня

Наконец-то в черепашьем лице судьи Уоргрейва что-то изменилось – он облизал тонкие губы и переспросил:

– Как-как?

Нина четко и с намеренно усиленным акцентом (она же иностранка!) повторила и спросила:

– Вижу, Ваша Честь, вам это имя знакомо, ведь так?

На что последовал его скупой ответ:

– Никогда ранее не слышал.

Нина могла поклясться, что он лгал. Значит, слышал. Значит, он и есть этот самый Eu. R. Dudd, разославший приглашения на остров Альбатросов.

В том числе и Вере Клейторн.

– Точно не слышали, Ваша Честь? Прошу вас хорошо подумать. Так как, слышали или нет?

Судья, буквально сжигая ее взором, заявил:

– Не припомню, милая барышня, чтобы со мной кто-либо и когда-либо в зале суда говорил подобным тоном!

– Ваша Честь, мы не в зале суда, а в скором на Плимут.

Они вновь помолчали, и судья вдруг спросил:

– Что хочет этот ваш… Eu. R. Dudd, милая барышня?

– Он такой же мой, как и ваш. Весьма щедрый джентльмен, если судить по солидному гонорару, полученному за это задание. Я ни разу в глаза его не видела, меня наняли через одно лондонское агентство, я специализируюсь, как вы видите, на деликатных заданиях.

Так оно и было – на деликатных заданиях в параллельных литературных вселенных.

– Что, теперь стали и дам привлекать? Куда только катится наша Британская империя! Король на полном серьезе хочет жениться на разведенной американке, а шпиками у нас теперь работают милые барышни.

– Гендерное равноправие, Ваша Честь! – ответила Нина, борясь с искушением сообщить, что к концу года Британская империя закатится еще глубже, когда король отречется от престола ради брака с этой самой разведенной американкой.

Впрочем, к тому времени судьи Уоргрейва не будет в живых, и матримониальные проблемы правящей династии его не должны были более занимать.

Судья же, скривив тонкие губы, ответил:

– Впрочем, задумка, надо признаться, гениальная. Если подослать милую барышню копошиться в саквояже почтенного судьи в отставке, то он может решить отпустить ее, а вот был бы это шпик-мужчина…

Да, если бы он застукал того же Блора, копошащимся в своих вещах, то тотчас сдал бы его на руки проводнику, вероятно, предварительно угостив своей тростью с массивным металлическим набалдашником, выполненным в виде то ли волка, то ли химеры.

Не тем ли самым, которым кто-то позднее приложился к черепу генерала Макартура?

– Ну, теперь вам известно, что я везу с собой револьвер, только вот отчего это желает знать ваш, как его… Eu. R. Dudd?

– Ваша Честь, рекомендую вам задать этот, без сомнения, животрепещущий вопрос самому мистеру Ю.Ар. Дадду. Ну, или миссис или даже мисс Дадд, потому как половая принадлежность моего клиента мне не ясна. Кстати, я поведала вам много интересного, так что, будьте добры, расскажите и вы мне, кто пригласил вас на Негри… я захотела сказать, на остров Альбатросов!

Судья, не став ерничать, извлек из того же трактата Бэкона тонкий светло-синий листок бумаги и протянул его Нине.

Она пробежала его глазами – как и в романе Агаты Кристи (или Ариадны Оливер?) судью Уоргрейва на остров Альбатросов у побережья Девона приглашала его старая приятельница, леди Констанция Калмингтон.

А вовсе не Eu. R. Dudd, которым, не исключено, являлся сам судья.

А, не исключено, и нет.

– Ваша приятельница, леди Калмингтон, крайне состоятельная дама, раз купила себе целый остров, Ваша Честь!

– Думаю, да. Ее покойный супруг был крупным и крайне успешным финансистом в Сити и наверняка оставил ей гигантское состояние, которое она теперь с наслаждением транжирит.

– И давно вы видели ее в последний раз, Ваша Честь?

Судья задумался – или сделал вид, что задумался.

– Гм, давненько. Нет, не в этом году, и даже не в прошлом. Она колесит по миру, одну неделю тут, две там. Наверное, мы встречались года три или даже четыре назад, когда ее супруг был еще жив.

Ну что же, это могла быть заранее обдуманная байка – или сущая правда.

– И вы решили принять предложение леди Калмингтон, не задумываясь?

– А почему бы и нет? Об этом острове Альбатросов много писали в прессе. Намекалось даже, что его купил король для тайных свиданий с миссис Симпсон. А так как мне не чужда сословная спесь, то я решил не упустить возможности и навестить леди Констанцию, в гостях у которой, кто знает, могут оказаться в одно со мной время и его величество с нашей будущей королевой!

Ну, не королевой, а женой бывшего короля и всего лишь герцогиней, хотя кто знает, как обернется эта душераздирающая история любви одного из Виндзоров, словно предвестник будущих любовных пертурбаций принцессы Дианы и ее невестки герцогини Мэган, в этом мире.

Может, в этом мире миссис Симпсон в самом деле станет королевой, а во время Второй мировой король заключит пакт с Гитлером.

Мисс Брент будет наверняка в восторге – не по причине королевы-американки, к тому же разведенной, а из-за союза с нацистами.

Хотя, не исключено, и по причине королевы-американки тоже. Хотя та ведь иностранка…

И даже говорящая по-английски с американским акцентом.

Oh my God!

Нина вернула судье приглашение, не исключено, написанное им же самим от лица леди Калмингтон, а Уоргрейв, захлопнув трактат философа Бэкона, заявил:

– И как этот ваш… Eu. R. Dudd обосновал необходимость установить, у кого из гостей есть оружие и какое?

– Посредством более чем солидного гонорара, Ваша Честь. Сами понимаете, что в нашей работе лишние расспросы не приветствуются. Но официальная версия такова, что мой клиент – весьма мнительный человек, помешанный на безопасности, и хочет знать, кто из приглашенных им лиц везет с собой на остров оружие. Потому что там будут пребывать инкогнито крайне значительные персоны, тревожить покой которых ну никак нельзя!

Если Уоргрейв не писал приглашения и к смертям на острове не причастен, пусть в самом деле думает, что туда пожалует король со своей любовницей.

Судья, медленно кивнув, вдруг быстро сменил тему:

– Так на какое агентство, как вы говорите, вы работаете, милая барышня?

Точно уловка из одного из судебных заседаний «Вашей Чести».

– Я ничего такого не сказала, Ваша Честь. Но, так и быть, в ознаменование наших доверительных отношений сообщу вам, что меня нанял…

Вера сделала паузу, понимая, что не знает ни одного названия детективных агентств тех лет – такими вещами она при подготовке литературного вояжа не интересовалась.

Как выяснилось, зря.

– …нанял мистер Моррис. Альфред Моррис. Вы же его знаете?

Судья, сверкнув глазами и пожевав губами, ответствовал:

– К счастью, нет, но репутация мистера Морриса мне отлично известна.

Это прозвучало как приговор, окончательный и обжалованию не подлежащий.

– Ваша Честь, а что из категории оружия вы еще везете с собой?

Судья, осклабившись, ответил:

– Только револьвер.

– Ваша Честь, вы всегда берете с собой револьвер, отправляясь на уик-энд, на котором вы полагаете встретить короля? Надеюсь, вы не готовите покушение на его величество или его… пассию?

Явно возмущенный ее предположением, судья Уоргрейв заявил:

– Я всегда беру с собой револьвер, потому что уж слишком хорошо знаю способную на все человеческую натуру. Сорок лет в судейской мантии меня многому научили. Человеческое существо – это вместилища огромного зла и очень небольшого количества добра. Бэкон вот об этом и пишет!

И он ткнул узловатым пальцем в трактат философа «Оттенки Добра и Зла».

– Если вы так цените Бэкона и его взгляды, то отчего изуродовали его трактат, Ваша Честь? Ах, я не хотела показаться бестактной…

В дверь купе почтительно постучали, и появился проводник.

Тот самый, который читал Нине нотации.

– Сэр, прошу прощения, я хотел осведомиться, не желаете ли вы что-либо выпить или перекусить?

«Ваша Честь» не желал, а проводник, явно узнав Нину, процедил:

– Мисс, ваше место в третьем классе! Вы пытались усесться во втором, а теперь перебрались аж в первый и докучаете джентльмену. Я вынужден взыскать с вас штраф, причем с учетом предыдущей ситуации в двойном размере.

Судья Уоргрейв, нахмурившись, проскрипел примерно так, как, вероятно, зачитывал в суде смертный приговор:

– Милейший, эта дама – мой личный гость. Вы имеете что-либо против? А если надо доплатить разницу, то я немедленно сделаю это!

Проводник, явно пристыженный, пробормотал извинения, уверил, что все в полном порядке, и тотчас ретировался.

– Спасибо, Ваша Честь. Но вы ведь могли запросто сдать меня ему на руки и вообще вызвать полицию.

Уоргрейв усмехнулся, и Нине эта ухмылка отчего-то очень не понравилась, несмотря на рыцарский жест судьи.

– Тогда бы вас точно ссадили с поезда, и вы бы пропустили уик-энд на острове Альбатросов. А этого, мисс Клейторн, мы никак не можем допустить, ведь так? Наш совместный уик-энд, если я смею это так сформулировать.

От этих слов Нине сделалось страшно, и она вдруг поняла, что ухмылка Уоргрейва похожа на волчий оскал.

Еще раз поблагодарив судью, Нина поняла, что вытянуть из него уж точно больше ничего не получится, и если он и есть Eu. R. Dudd, то не расколется, не признается и не раскается.

А станет планомерно осуществлять свой кровавый план на острове Альбатросов.

Поэтому не оставалось ничего иного, как вместе с судьей и прочими «альбатросами» отправиться туда и внимательно следить за развитием событий, стараясь наиболее печальные из них предотвратить.

Нина не знала, какого она мнения о «Вашей Чести»: виновен или нет?

Может, да, а может, и нет.

Что же, разведку боем она провела, и скоро поезд должен был сделать остановку на станции Оукбридж, где всем, приглашенным на выходные на остров Альбатросов, надо было сделать пересадку.

В том числе и ей самой.

Настало время распрощаться с судьей и отправиться в вагон третьего класса, чтобы продолжить общение со второй потенциальной подозреваемой – старой (ну, или не очень) ханжой и поклонницей фашизма мисс Брент.

– … Ты точно уверена, что надо, Ниночка? – спросил доктор Дорн, вернее, конечно, Женя, ее Женя, и только ее, когда они накануне литературного вояжа провели вечер вместе – праздничный ужин, приготовленный Дорном, прогулка по вечернему парку, а потом просмотр душещипательного фильма.

Он, сидевший рядом с Ниной на софе перед телевизором, положил ей руку на плечо, привлек к себе и нежно поцеловал в лоб.

– Женя, что значит надо? – спросила она, а муж (пусть и без штампа в паспорте!) спросил:

– Это ведь будет опасно.

– Да, Женя, будет.

– Даже очень опасно.

– Да, Женя, очень.

– Даже очень и очень опасно.

Нина вздохнула. Он был прав.

– Все верно. Но так надо…

Муж, снова поцеловав ее, заявил:

– Тогда давай вместе рванем? Я могу проникнуть туда через другой портал, у меня же есть контакты, ты знаешь…

Нина положила ему руку на колено и ответила:

– Нет, ты останешься здесь. Это всего лишь семь минут, Женя! Какие-то семь минут – я вернусь обратно!

Любое ее путешествие, даже занимавшее в литературной вселенной дни, а то и недели и месяцы (а были и такие), длилось в ее мире всего семь минут – не успела она уйти, как уже возвращалась обратно, пока Женя готовил и пил кофе.

Почему именно семь минут, Нина понятия не имела, у хранителей других порталов были свои собственные интервалы, у кого значительно дольше, у кого даже короче, но она всегда знала: что бы там ни произошло в литературной вселенной, она вернется через свой портал обратно – к Жене, своему Жене, и только своему, которого оставила всего семь минут назад.

«Семь минут, семь минут, это много или мало?…»

Муж, сняв пенсне и положив его на тумбочку, тихо спросил:

– Ты ведь из-за меня это делаешь, Ниночка? Ты выторговала у них для меня… послабления, если ты подвергнешь себя риску и ввяжешься в эту авантюру, ведь я прав?

Нина, поцеловав мужа в нос, ответила:

– Честное пионерское, Женя, нет! Они бы на это и не пошли.

Хотя, может, она просто плохо торговалась?

– Тогда зачем? – продолжал настаивать он. – Это тебе не «Братья Карамазовы», не «Анна Каренина», даже не «Лолита» и не «Собака Баскервилей». Ты будешь один на один с жестоким, изворотливым, беспощадным серийным убийцей!

Нина и сама это знала, и ей было боязно, но в то же время она очень хотела оказаться в этом пусть и тревожном, но столь увлекательном мире.

И докопать до правды.

Правды Негритянского острова.

– Ты, Женя, как всегда, прав. Но, поверь, в «Собаке Баскервилей» тоже было более чем опасно, и тот, с кем я там столкнулась, был не менее кровожадным, чем убийца с острова. И в «Анне Карениной» меня тоже пытались убить. А Г.Г. из «Лолиты», узнай, что это я разлучила его с вожделенной нимфеткой, наверняка бы разорвал меня своими литературными ручками на тысячу клочков. Или даже на миллион. Опасно везде и всегда. Ну, почти везде и почти всегда. Даже в «Колобке» имеется лисица-людоед.

Женя, вздохнув, сказал:

– Ты хотела сказать, колобкоед.

Они долго хохотали над этим новым словом. Нина понимала мужа и причину его волнений, но поделать ничего не могла.

И ведь он знал, куда она направляется, а вот где регулярно пребывает он, по крайней мере, до того, как литературные дементоры лишили его этой возможности, Нина, несмотря на их любовь и отношения, теперь уже брачные, понятия не имела.

Женя упорно не говорил.

Как не признавался, откуда он пришел – из какого произведения. И был ли Женя, ее Женя, и только ее, вообще Женей.

Доктором – это да: он был настоящим врачом, но из какой литературной вселенной? И почему он так упорно утаивает это, даже после того, как они стали мужем и женой, пусть и без штампа в паспорте?

Этого Нина не понимала и обижалась.

Сильно. Наверное даже, очень сильно. Но поделать она ничего не могла.

Пусть тогда и Женя смирится с тем, что у нее есть своя жизнь – и свои литературные миры, раз у него наличествуют его собственные.

Ведь Женя, хоть и не имея права больше перемещаться по порталу, все же тайно делал это: Нина делала вид, что не в курсе, а муж не считал нужным информировать ее.

Но Женю, ее Женю, и только ее, она от этого любила не меньше, наверное, даже больше, но вместе с тем сердилась на него и понимала, что вечно так продолжаться не может.

Но что вообще длится вечно?

И почему только супружеская жизнь – такая сложная штука?

– Лучше давай кино посмотрим! – заявила Нина, и Женя, вздохнув, предложил ей на выбор несколько фильмов. Нине было все равно, и Женя отдал предпочтение какой-то лирической комедии.

Однако вместо оной на экране телевизора вдруг возникли кадры военных действий, кажется, из Первой мировой, судя по обмундированию, а также лошади, несшейся по фронтовой линии с юношей на спине.

– Что за ерунда? – возмутился Женя, произведя манипуляции со своим смартфоном. – Я же ставил вовсе не это…

Привлекая к себе Женю, ее Женю, и только ее, Нина, обняв его, прошептала мужу на ухо:

– А не все ли равно, что за фильм, пусть идет этот. Кажется, Спилберг снял? Потому что мы все равно займемся кое-чем более насущным…

А после сеанса любви перед телевизором, на софе, они, поглощая вместе приготовленный Женей попкорн, все же досмотрели до конца фильм о дружбе коня и молодого человека, прошедших через ужасы Первой мировой.

Когда побежали титры и Нина, взглянув на часы, поняла, что еще немного – и она, выспавшись, откроет свою дверь в свой литературный портал, Женя, откашлявшись, произнес:

– Ниночка, у меня для тебя подарок! Вот, смотри, какую я тебе заказал книгу! Ты ведь давно хотела…

Он протянул ей упакованный в серебристую бумагу и перевязанный лиловым бантом презент.

Нина затаила дыхание. Они с Женей только и говорили что о книгах, старых, новых, очень старых, очень новых, и ей не терпелось узнать, какую же он выбрал для нее в качестве подарка перед ее очередным литературным вояжем.

Книга, врученная им накануне путешествия, стала их своеобразным ритуалом, и он означал, что все пройдет хорошо.

И что Нина вернется через семь минут, пока Женя, ее Женя, и только ее, пьет на кухне кофе, живая, невредимая и полностью выполнившая литературную миссию.

И каждый раз так и было!

Она перед началом вояжа читала первые семь страниц (потому что семь минут), а потом, по возвращении, дочитывала книгу до конца.

У Нины была даже специальная отдельная полка, на которой находились все книги-талисманы, подаренные ей Женей до начала каждого из литературных вояжей. Презентов собралось там уже порядочно, и он ворчал, что скоро надо будет привинчивать новую полку.

– Спасибо, Женечка! – она поцеловала мужа, а тот, улыбаясь, произнес:

– Распаковывай давай! Не сомневаюсь, что будешь очень рада.

Нина тоже не сомневалась, однако, отбросив в сторону серебристую бумагу, приложила усилия, чтобы сдержать вздох разочарования – книга была явно не та, о которой они вообще когда-либо говорили, и точно не из тех, которую она хотела прочитать.

Но придется, раз Женя подарил.

Книга была небольшого формата, на английском языке – и явно детская. Называлась она «Little Albatross», и обложка была соответствующей: веселая картинка с изображением этого самого маленького альбатроса на фоне моря и каменистого острова вдали.

– Откуда это? – выпалил Женя придушенным голосом. – Я заказывал вовсе не ее!

Нина, пролистывая книжку (тонкую, своего рода сказку-причту о том, как маленький альбатрос преодолевал опасности, взрослея), произнесла:

– Ну, ты сам знаешь, такое бывает. Прислали не ту.

– Не может быть! – кипятился Женя, явно раздосадованный, более того, крайне расстроенный, он попытался даже изъять у Нины книгу. – Дай сюда, я сейчас же позвоню этим идиотам, они мне экспресс-доставкой пришлют в течение ночи то, что я заказал и оплатил…

Нина, не желая расставаться с книгой, сказала:

– Ну нет, пусть будет эта. От этого подарок только дороже. А может, он не для меня, а для…

И она смолкла, пораженная мыслью о том, что это был своего рода знак свыше: детская книга для их с Женей ребенка?

Нет, возвращать книгу она ни при каких обстоятельствах не намеревалась.

Пока Женя возмущался, сетуя, что его сюрприз не удался, Нина, крайне довольная подарком, внимательнее рассмотрела его. И воскликнула:

– Ах, посмотри, автор – Майкл Морпурго, весьма известный британский писатель книг для детей и подростков.

И тут из телевизора как раз донеслось: «по одноименному роману Майкла Морпурго…»

Озадаченная, Нина уставилась на экран и поняла, что фильм, который они только что частично посмотрели, пошел опять – и этот фильм о судьбе подростка и его коня в том числе на поле брани Первой мировой, так и называвшийся в русском переводе «Боевой конь», снятый Стивеном Спилбергом, в самом деле являлся экранизацией произведения Майкла Морпурго под названием «War Horse».

– Нет, я так это не оставлю! – продолжал исторгать возмущенные реплики доктор Дорн. – Это что такое, зачем тебе детская книжка?

Потрепав мужа по щеке, Нина сказала:

– Спасибо тебе большое, Женечка. Я очень довольна этим подарком. Правда, очень! А тот, который сейчас не дошел, ты вручишь мне в следующий раз, перед следующим литературным вояжем. А раз будет следующий, то это автоматически означает, что предстоящий пройдет без сучка без задоринки. Тебе ведь в первую очередь это важно?

Муж, мгновенно успокоившись, заявил, что именно это, после чего они под повтор «Боевого коня» снова занялись любовью.

А уже поздно ночью (или даже рано утром) Нина все же прочитала «Маленького альбатроса», причем даже не первые семь страниц, так как объем был небольшой, а картинок много, всю книгу.

А затем, обняв лежавшего на боку и мирно спящего Женю, ее Женю, и только ее, прижалась к нему и уснула.

А следующим утром, позавтракав, переодевшись в наряд тридцатых годов двадцатого века и прихватив сумочку с самым необходимым, Нина, не прощаясь с мужем (таков был их ритуал – он уже готовил на кухне кофе), открыла книжную полку в коридоре на втором этаже, миновала узкий проход, подошла к кирпичной стене, зажмурилась, концентрируясь…

И прикоснулась к прохладной металлический ручке, возникавшей в стене двери, ее двери, деревянной, синей, с бронзовой ручкой в виде разинутой пасти льва.

Двери ее литературного портала.

Раньше она попадала туда, куда портал сам считал нужным переместить ее, но времена изменились, и с некоторых пор Нина могла самостоятельно определять конечную цель своего вояжа.

Она знала, что отправляется в «Десять негритят» Агаты Кристи. И, чувствуя легкий мандраж, как обычно в таких случаях, решительно открыла дверь и шагнула во внезапно угодливо распахнувшуюся перед ней тьму…

…Чтобы мгновение спустя выйти в ванной комнате пансиона в городке Сент-Олбанс в графстве Хартфордшир, в которой убийца Веры Клейторн с перстнем-печаткой с перевернутой восьмеркой, знаком математической бесконечности, вскарабкавшись на стул, как раз прилаживал к петле бездыханное тело несчастной гувернантки-убийцы.

Железнодорожная станция Оукбридж оказалась сущей дырой, и скорый на Плимут остановился там всего на две минуты, чтобы позволить сойти тем, кто желал остаться в этой весьма унылой местности.

Окинув взором людей, оказавшихся на перроне, Нина поняла, что это все приглашенные на остров Альбатросов: судья Уоргрейв с тростью и своим вместительным саквояжем, мисс Брент с сумочкой и небольшим чемоданом, синеглазый нахал Филипп Ломбард с модной сумкой наперевес, остряк мистер Дэвис, он же отставной полицейский Блор, вообще без вещей (он что, ходит всегда в одном и том же?), если не считать крошечного портфельчика.

И она сама, Вера Клейторн.

Ну, или Нина Петровна, некогда Арбенина, а теперь Дорн, пусть и без штампа в паспорте.

Четверо «альбатросов» из десяти, которые должны были оказаться на одноименном острове, чтобы к началу следующей недели быть убитыми.

Только вот кем? Флегматичным судьей Уоргрейвом? Чопорной старой девой мисс Брент?

Или синеглазым нахалом Ломбардом? Решившим отчего-то пуститься во все тяжкие Блором-Дэвисом?

Тем, кто выбрал себе зловещий псевдоним Eu. R. Dudd.

И весь вопрос: кто же из них будет, не исключено, уже через несколько часов именно dead?

Нина искренне надеялась, что не она сама, хотя если убийца – судья, ее появление и копошение в его вещах должны были вспугнуть его. И какую стратегию он изберет: нанести удар немедленно или, кто знает, вообще отказаться от осуществления своего кошмарного плана и после скучного уик-энда десяти незнакомых людей позволить всем разъехаться по домам?

Но не для того Eu. R. Dudd покупал остров Альбатросов, а также наверняка долго разрабатывал весь этот зловещий алгоритм смерти, дабы отказаться от своей сумасшедшей задумки.

«Кто вы, мистер Дадд?»

Хотя если это мисс Брент, то «Кто вы, мисс Дадд?»

Ну да, как говорилось выше: гендерное равноправие.

Появился пожилой шофер, оповестивший их, что пассажиров ожидают два такси, которые доставят их в близлежащую деревушку Стилкхэвен, откуда на баркасе им предстоит переправиться на остров Альбатросов.

– Сэр, – обратился один из водителей к судье, который выделялся из группы и возрастом, и статусом, – такси два, поэтому кому-то придется остаться тут и дождаться скорого из Экстера. На нем прибудет еще один джентльмен. А мы к тому времени вернемся обратно и заберем вас.

Пока все, как у Агаты Кристи! Нина помнила, что по роману она, входя в роль гувернантки-секретарши своих новых работодателей, должна была проявить инициативу и остаться дожидаться вместе с Ломбардом, который любезно изъявил желание составить ей компанию, прибытия другого поезда с генералом Макартуром.

Но как раз этого Нина делать и не хотела.

Подойдя к старой ханже мисс Брент, она произнесла:

– Мисс Брент, быть может, вы хотите дождаться скорого из Экстера…

Та, вскинув на нее тонкие брови, заявила:

– Мисс, меня зовут Блор, а не Брент! Мисс Эмили Кэролайн Блор! И нет, я не хочу ждать, я ведь гость, а вы, мисс, прислуга!

И поклонница фашистских идеологий прошествовала к одному из такси, дверь которого уже почтительно распахнул шофер.

Блор, но почему Блор? Она должна быть мисс Брент!

Ну конечно, это в романе она Брент, а в литературной вселенной – Блор. Нина украдкой посмотрела на мистера Дэвиса, рассказывавшего явно не внимавшему его разглагольствованиям синеглазому нахалу Ломбарду что-то якобы смешное.

Подойдя к мужчинам, Нина, пытаясь вести себя так, как это делала бы на ее месте подлинная секретарша, распорядилась:

– Мистер Ломбард, вы можете пройти к такси.

Блор-Дэвис, который, вероятно, был Брентом-Дэвисом, живо заявил, хотя обращалась она и не к нему:

– О, вообще-то я хотел поехать с нашими ископаемыми! Ну, я имею в виду отставного судью и эту старую деву, которая боготворит Гитлера и Муссолини. В политике, как и все женщины, ничего не соображает, а туда же. Ах, мисс, прошу прощения!

Он расхохотался, и Нина настояла на своем:

– Поедет мистер Ломбард, а мы с вами, мистер Блор… Я хотела сказать, мистер Дэвис, останемся и дождемся генерала.

– Дэвис? – удивился тот. – Вы ошибаетесь, мисс, это не мое имя! Меня зовут Брент!

Он и старая дева просто поменялись фамилиями. И выходит, Блор тут вовсе не Дэвис и даже не Блор, а вообще Брент: ну и дела!

Ломбард, прищурившись, взглянул на нее.

– Я думал, вы не в курсе того, какие гости ожидаются и сами едете на остров в первый раз. А если так, то откуда вы знаете, что из Экстера прибудет генерал?

Нина сурово заявила:

– Из телеграммы от мистера Дадда, которую я получила накануне. В ней сказано, что мне надо остаться в Оукбридже и встретить поезд из Экстра, на котором прибудет генерал. Мистер Ломбард, не заставляйте судью и мисс Бр… я хотела сказать, мисс Блор ждать!

Брент добавил:

– Старая ханжа же вся не своя, потому что без вас не могут отчалить. Ух, как она мне мою тетку Милли напоминает, та еще была карга! Когда померла, оставила все молодому смазливому помощнику церковного органиста, а не мне, своему единственному племяннику, а ведь у нее было настоящее поместье и чертова уйма денег. Эта Блор из такого же теста сделана, даром что фашистка.

Вещал ли Брент о своей подлинной тетке или изобрел ее на месте, Нина понятия не имела.

Ломбард лениво заявил:

– А что, если я не хочу ехать, а желаю остаться с вами? Тем более мистер Брент так рвется продолжить свой ненужный политический диспут со старой девой, что мне будет сложно отказать ему в этом сомнительном удовольствии.

Мистер Брент энергично закивал головой и уже направил стопы к такси, но Нина ухватила его за локоть.

– Вы, мистер Брент, останетесь со мной, а вы, мистер Ломбард, поедете в деревню. Джентльмены, вам все ясно?

Никто возражать не посмел, хотя по кислой физиономии мистера Брента Нина поняла, что ждать на легком ветру в его планы не входило. Ломбард, не настаивая на своей точке зрения, походкой леопарда направился к такси и подсел к судье, а не к мисс Блор, которая уже поучала шофера, явно чем-то недовольная.

Нина и сама сказать не могла, отчего она не хотела остаться наедине с синеглазым нахалом.

Вероятно, по той простой причине, что это и был синеглазый нахал.

У нее ведь имелся Женя, ее Женя, и только ее.

Мистер Брент продолжил канифолить ей мозги рассказом о своей жадной тетке Милли, той самой, что якобы завещала все смазливому помощнику церковного органиста, а Нина, всматриваясь в даль, пыталась понять, в какой же стороне располагается еще не видимый отсюда остров Альбатросов.

Хоть был август, ветер с моря дул весьма прохладный.

Наконец, прибыл, правда, с существенным опозданием, так что оба такси уже вернулись, скорый из Экстера. Пыхтя, он подкатил к перрону, и на станции сошел один-единственный пассажир: осанистый, полностью лысый старик с роскошными моржовыми усами и давно вышедшими из моды бакенбардами а-ля кайзер Франц-Иосиф, держащий в каждой руке по небольшому саквояжу.

Понимая, что это и есть генерал Макартур, Нина, вживаясь в роль секретарши-гувернантки, направилась к нему.

– Генерал, рада приветствовать вас! – произнесла она, и старик, поклонившись, поставил оба саквояжа на землю и не без улыбки заметил:

– Всего лишь полковник, мэм. Полковник Маккинзи к вашим услугам. С кем имею честь?

– Вера Клейторн, ге… я хотела сказать, полковник. Извините, меня неверно проинформировали.

Ну да, свои сведения, как выяснялось, не самые надежные, она черпала из романа Агаты Кристи.

Но тут все было иначе!

– Мисс Клейторн, рад, что вы произвели меня в генералы, но, увы, до этого чина я так и не дослужился, хотя, наверное, мог. Однако предпочел уйти после войны в отставку и посвятить себя заботам о супруге, которая обладала слабым здоровьем…

Той самой супруги, которая, по крайней мере, по роману Кристи, завела роман с подчиненным генерала, то есть полковника, за что тот, прознав об измене, отправил молодого человека во время военной операции на верную смерть.

– Брент, сэр! – раздался веселый голос Брента. – Генри Уильям Брент к вашим услугам! Сэр, вы хотите ехать с дамой или со мной? Думаю, компания прелестной юной леди будет вам намного приятнее, чем моя, не первой молодости болтуна…

Но полковник Маккинзи сел в машину вместе с Генри Уильямом Брентом. Пока такси, на заднем сиденье которого Нина находилась одна, петляло по проселочной дороге, за горизонтом то появлялось, то пропадало море. Девушка размышляла о том, что Кристи на основе романа написала и пьесу, и генерала там действительно звали Маккинзи (так изменила его имя сама автор) – пьеса шла на сцене во время Второй мировой, и не последнюю роль в военных действиях вселенской мясорубки, развязанной столь ценимым мисс Блор немецким рейхсканцлером, играл подлинный американский генерал Дуглас Макартур, который, помимо всего прочего, являясь верховным командующим союзными войсками на Тихом океане, принял на борту американского линкора «Миссури» капитуляцию Японии в сентябре 45-го.

Впрочем, до того момента оставалось еще более девяти лет.

Наконец, они въехали в деревушку Стилкхэвен, состоящую из уютных, типично английских домиков. Однако мысли Нины были заняты не этой деревенской идиллией, а островом, который она наконец узрела на горизонте.

Он располагался не вблизи берега, а на солидном расстоянии – так что в случае опасности, даже в хорошую погоду, вплавь добраться с него на материк было невозможно.

И смертельно опасно.

Впрочем, вряд ли опаснее, чем оставаться на острове, где серийный убийца одного за другим уничтожает приехавших на уик-энд.

– А как далеко до Нег… я хотела сказать, до острова Альбатросов? – поинтересовалась Нина у шофера, и тот охотно пояснил:

– Мили три с половиной, а то и все четыре! А течение здесь, несмотря на гладь моря, на самом деле крайне сильное и коварное, сколько людей тут утонуло…

Да, пытаться бежать с острова вплавь в случае чего было бы задумкой крайне глупой.

Нину успокаивала мысль о том, что она в любой момент может вызвать собственную дверь и вернуться в свой мир.

Если, конечно, дверь соизволит пропустить ее обратно.

Но если она это сделает, то так и не сможет разгадать загадку острова Альбатросов, который массивной темной громадой зловеще застыл вдалеке, и вправду чем-то походя на парящую в полете крупную птицу.

Альбатроса?

– А кто его купил? – спросила Нина, и шофер стал вываливать ту информацию, которую явно почерпнул из бульварной прессы.

Ведь его купил через Морриса судья Уоргрейв – или нет? В то, что остров могла купить мисс Брент, точнее, мисс Блор, Нина верила с большим трудом: старая (ну, или не очень) ханжа, судя по всему, явно не входила в число миллионеров. Хотя, наверное, в 36-м году такой остров стоил намного меньше, чем почти сто лет спустя, однако на нем имелся отличный особняк, и даже в былые времена его цена составляла десятки или даже сотни тысяч фунтов стерлингов.

Но кто же тогда?

Наконец, проехав по узким извилистым улочкам деревушки, такси замерло перед гостиницей, гордо называющейся «Семь рысаков», что подтверждалось выцветшей вывеской с изображением разномастных лошадей.

Нина помнила, что в романе деревенская гостиница носила название «Семь звезд», но звезды стали лошадьми, а вот число осталось неизменным.

И пойми, почему!

В гостинице она обнаружила судью Уоргрейва и мисс Брент, нет, конечно же, мисс Блор, попивавших у камина чай, а также Ломбарда, слонявшегося по холлу с руками в карманах. Синеглазый нахал, завидев ее, встрепенулся, Нина же, намеренно игнорируя его, подошла к, как их именовал Брент, ископаемым и, продолжая играть роль секретарши-гувернантки, осведомилась, все ли в порядке.

– Чай тут отвратительный! – заявила мисс Блор громче, чем следовало. – Надеюсь, в пансионе на острове качество будет лучше!

Брент, оказавшийся тут как тут, подмигнул Нине и тихо заметил:

– Как я люблю общество ископаемых, мисс!

Встрепенувшись, судья произнес:

– Леди Констанция вас тоже пригласила на уик-энд?

Мисс Блор, поправляя пенсне, отчеканила:

– Какая такая леди Констанция? Не имею честь знать такую! Меня пригласила обладательница ужасного почерка, с которой я познакомилась несколько лет назад в Шотландии на съезде «Добродетельных незамужних дам Британии», хотя я там познакомилась со многими особами и все пытаюсь понять, какая из них была столь любезна, что пригласила меня, причем совершенно безвозмездно, на остров, где она открыла пансион…

Присоединившийся к ним полковник Маккинзи, которому тоже подали чай (Брент же отказался, потребовав вместо этого виски, что спровоцировало возмущенный взгляд мисс Блор), быстро нашел общий язык с судьей.

Нина, наблюдая за ископаемыми, вдруг услышала позади себя голос Ломбарда:

– Странная компания, не так ли? Причем, как я успел выяснить, у всех приглашения на остров от разных лиц…

Нина, взглянув на синеглазого нахала, сухо спросила:

– А у вас приглашение от кого?

Ломбард, посмотрев на нее, ответил:

– А вот не скажу, мисс Клейторн. Да, не нравится мне это, не нравится…

Тут послышался громогласный голос и взрывчатый смех, появился еще один гость – пухлый, краснолицый, говорливый тип, на физиономии которого была написана принадлежность к Харли-стрит, на которой, как Нина отлично знала из тех же романов Агаты Кристи (а вовсе не Ариадны Оливер!), в те времена располагались кабинеты самых престижных лондонских врачей. Да и в нынешние, кстати, тоже.

– Уф, нет, чая мне не надо, а вот от хорошего кофе не отказался бы! – заявил, заполняя собой и своим голосом всю каминную комнату, появившийся медик. Нина поняла – доктор Армстронг, которого в советском триллере играл ничуть на него не похожий Анатолий Ромашин, тоже гость и невольный подручный судьи Уоргрейва: тот для инсценировки собственного «убийства», умело манипулируя не особо смекалистым эскулапом, направил его подозрения на совершенно иного человека и, якобы для слежки за ним, подговорил Армстронга подтвердить смерть судьи, как будто убитого выстрелом в голову.

После чего судья, дабы доктор не проболтался и равно или поздно не понял, что к чему, следующей же ночью столкнул доктора с террасы в море, на скалы.

Уничтожив тем самым еще одного «негритенка».

– Рада приветствовать вас, доктор Армстронг! – заявила Нина, подходя к врачу, а тот, сияя белозубой, но такой фальшивой улыбкой, непонимающе воззрился на нее.

– О, мисс, ужасно рад такому приему моей скромной персоны, и да, я доктор, с учетом привезенного со мной саквояжа, забитого медицинским хламом, при помощи которого я регулярно отправляю на тот свет своих пациентов, не забыв сначала потребовать от них оплаты солидного счета за мои услуги, однако зовут меня не Армстронг, а Роджерс! Доктор Джеффри Роджерс к вашим услугам, хотя, думаю, по причине своей молодости и явного здоровья вы ими воспользоваться не поспешите, чего нельзя сказать о пожилой леди и двух не первой молодости джентльменах, с одним из которых, с судьей Уоргрейвом, я даже шапочно знаком, так как выступал свидетелем со стороны защиты на процессе, где он председательствовал, чинно восседающих у камина, которым я хочу немедленно засвидетельствовать свое полное почтение…

И, не дав Нине опомниться от целого словесного водопада, произнесенного с небывалой скоростью, медик направился к уголку ископаемых.

Ну да, не Армстронг, а Робертс. Да нет же, Роджерс. Но почему тогда в голову пришло ей именно Робертс?

Ну да, конечно, доктор Джеффри Робертс – персонаж другого романа Агаты Кристи «Карты на стол», того самого, который здесь написала Ариадна Оливер, здесь он назывался «Убийственный бридж». А доктора в нем звали – Армстронг! Именно этот роман читали за конторкой того самого пансиона в Сент-Олбанс, где убили Веру Клейторн.

Вот «потерянное» имя эскулапа-убийцы и всплыло.

Что не меняло того факта, что и в ее мире, и в этом (как убедилась Нина, быстро пролистав финал в самом большом книжном магазине Британской империи), в романе именно доктор оказался хладнокровным, беспощадным убийцей, причем сразу нескольких человек.

Наблюдая за тем, как веселый доктор-убийца, хохоча и хохмя, болтает с ископаемыми, Нина подумала, что такой не даст судье провести себя на мякине.

Если, конечно, этот доктор Роджерс был, как и доктор Робертс из романа, убийцей. Но Нина не сомневалась, что это так и что на его совести, в отличие от «Десяти негритят», не только убитая во время операции женщина, которую он, точнее, доктор Армстронг, проводил в пьяном виде, но и целая вереница жертв, выбранных целенаправленно и методично.

И вообще, если Робертс тут Роджерс, то какая же фамилия у четы слуг в особняке на острове – ведь те в романе Агаты звались именно что Роджерсами! Примерно как мистер Брент и мисс Блор.

Может, тогда Робертс? Путаница на букву «р».

Подошедший к ней Брент тихо произнес:

– А вот и докторишка пожаловал, причем на такой крутой «тачке», что закачаешься! И почему я не стал эскулапом и не гребу деньги лопатой, как этот шарлатан?

Ответ дал Ломбард, явно подслушавший его реплику:

– Потому что, несмотря на свою явно скользкую сущность, доктор далеко не идиот, не так ли?

Пока Блор, точнее, конечно же, Брент тужился, соображая, что синеглазый нахал только что элегантно оскорбил его, Нина продолжала раздумывать.

А что если убийца – доктор Роджерс, который, как она сама убедилась, выглянув в окно «Семи рысаков», был обладателем роскошного красного гоночного автомобиля?

Деньги у него водились, и немалые, так что, кто знает, может, его слова об отправленных на тот свет пациентах были вовсе и не шуточками – в особенности если эти пациенты завещали ему крупные суммы. В романе Агаты Кристи доктор этим и промышлял.

– Как его зовут? Роджерс? – переспросил Ломбард, а Брент, явно трусивший перед синеглазым нахалом, поддакнул:

– Ну да, мистер клистерная трубка с Харли-стрит, у него там шикарный офис. Я сам его не знаю, но наслышан. Любимец богатых вдов и юных наследниц. Моя тетушка Милли всегда говорила, что доверять валлийцам нельзя! Обманут за милую душу. Как и этот Робертс!

Нина вспомнила, что нечто подобное, весьма, надо сказать, дискриминирующее, в адрес валлийцев в романе Агаты Кристи говорила писательница Ариадна Оливер, вместе с Эркюлем Пуаро расследовавшая это дело (в ее мире, а в этом – данный роман, пусть и с другими именами, но такой же канвой, и написавшая). Выходило, что Робертсы – валлийцы и доверять людям с такой фамилией нельзя, и Нина потом всегда вспоминала это, когда смотрела фильмы с Джулией Робертс или ее братом Эриком, который обычно и специализировался на ролях злодеев и негодяев.

Но доктор же Роджерс, а не Робертс – Брент что, перепутал? Интересно, а Роджерс – фамилия тоже валлийская?

– Вообще-то он Роджерс, а не Робертс. А Роджерс – английское или шотландское, но никак не валлийское имя, Брент. Плохо вы в этом разбираетесь, хоть и полицейский, правда, уже бывший, по причине смрадных скандальчиков.

– А вы откуда знаете? – спросил, сразу насупившись, Брент, а Ломбард усмехнулся:

– Я много чего знаю. А вам, Брент, доверить можно?

Споры альфа-самцов Нину мало занимали, и она отошла в сторону, поглядывая на часы. Они, как сказал хозяин «Семи рысаков», ожидали еще одного гостя, но тот явно запаздывал, и лодка на остров отправлялась через десять минут.

Ну да, доктор Роджерс, с учетом его литературной биографии, а также неисчерпаемых финансовых ресурсов (это вам не участковый терапевт в провинции!), был вполне подходящим кандидатом на роль того, кто пользовался зловещим акронимом Eu. R. Dudd, но Нина не могла представить себе этого весело хохочущего и наверняка полностью лишенного моральных принципов доктора в роли поборника абстрактной справедливости.

Да, пациентку, завещавшую ему солидную сумму, он без зазрения совести отправит на тот свет, впрыснув ей какую-нибудь гадость и засвидетельствовав, что несчастная скончалась от инфаркта, но зачем ему карать ушедших от правосудия убийц, тем более что он является одним из них?

И все же за доктором Роджерсом нужен был глаз да глаз, в особенности если Eu. R. Dudd пригласил его для того, чтобы, как и в романе Кристи, провернуть какую-то махинацию, инсценируя собственную кончину.

Наблюдая за тем, как Ломбард с надменной ухмылкой втолковывает что-то раскрасневшемуся Бренту, Нина вдруг поняла: Брент – сам скользкий тип, конечно, наверняка замешанный в чем-то неблаговидном, может, и в убийстве, и даже не одном, но он отнюдь не из разряда инквизиторов, что карает обманувших закон убийц сверкающим мечом правосудия.

А вот синеглазый нахал Филипп Ломбард…

При мысли о нем сердце Нины забилось сильнее, и она, закусив губу и отвернувшись, велела думать себе о том, что дома ее ждет Женя, ее Женя, и только ее, который, пока она тут размышляет черт знает о чем, попивает кофе.

И ждет, когда же Нина через семь минут вернется домой.

– Мисс, вы ведь все собираетесь на остров Альбатросов? – услышала она простоватый голос и, обернувшись, заметила переминающегося с ноги на ногу паренька, облаченного в бушлат и капитанскую фуражку.

Краснея, конопатый юноша сдернул головной убор и, неловко поправляя рыжие космы, представился:

– Нарракот, мисс. Я вас повезу.

Ну да, Фред Нарракот, местный житель, который переправлял «негритят», точнее, «альбатросов», на остров.

Только в романе это был пожилой человек, а тут – совсем еще зеленый пацан. Впрочем, присмотревшись, Нина поняла, что, вероятно, он все же старше, чем она сначала подумала, однако сути это не меняло: возраст Фреда Нарракота в этом мире существенно изменился.

Еще одно отличие в литературной вселенной.

– Альберт Нарракот, к вашим услугам, – запинаясь, произнес конопатый, явно смущенный тем, что говорит с юной дамой.

– А разве не Фред? – произнесла Нина, и молодой человек кивнул:

– Это мой дядя, но у него вот уже три дня как жуткий приступ люмбаго, и он попросил меня перевезти вас на остров, мисс.

Нина снова взглянула на часы, и до нее донесся пронзительный голос мисс Блор:

– Как я поняла, мы уже пять минут назад должны были отправиться на остров, но все еще сидим здесь. Не терплю ненужной траты времени!

Доктор Роджерс расхохотался:

– Ах, как ни старайся время наверстать, все равно каждому из нас предстоит свой смертный час, рано или поздно! Мне ли, врачу с Харли-стрит, этого не знать!

Он заливисто расхохотался собственной сомнительной шутке, а Ломбард громко произнес:

– Лучше поздно, чем рано, доктор.

Тот, резко смолкнув, заявил:

– Ну, все в руках Господа нашего всемогущего. Ну, или вашего лечащего врача!

И снова загоготал.

Опоздавшего гостя, которого, как сообщил Нине хозяин «Семи рысаков», согласно полученной им от мистера Дадда инструкциям, звали Энтони Марстенс, ждать не стали.

Ну да, в романе это был Энтони Марстон, а тут Марстенс, и в советском фильме его играл Александр Абдулов. Этот Марстон-Марстенс был первой жертвой, отравленной всего несколькими часами позднее, за ужином: его вина заключалась в том, что, будучи отвязным «мажором» тех лет, он, гоняя по проселочным дорогам с большой скоростью, сбил насмерть двух ребятишек.

В своем признании судья Уоргрейв объяснял, почему выбрал Марстона в качестве первой жертвы: вина его, по сути, менее тяжелая, чем прочих гостей-убийц, так как у этого типа напрочь отсутствовала совесть, поэтому и нечего ему страдать за содеянное – можно, подсыпав в шампанское цианида, избавиться от него сразу же.

Нина вспомнила процитированную Ломбардом считалочку из этого мира: «Десять альбатросов слетелись пообедать, один вдруг поперхнулся, и их осталось девять».

И дала себе слово, что не допустит, чтобы Энтони Марстона-Марстенса убили – ни первым, ни вторым. Она помнила кадр из советского фильма, когда игравший Энтони Абдулов, закашлявшись, падал лицом прямо на стол, а когда в следующей сцене его поднимали, все видели окровавленное мертвое лицо, в которое впились осколки разбитого бокала.

Эта сцена навсегда застряла в памяти Нины, она даже перешла в разряд повторяющихся сновидений, которые есть у каждого, время от времени в разных вариациях являясь ей по ночам и заставляя просыпаться в холодном поту. Именно эту сцену Нина считала самой пугающей и неприятной в этой экранизации романа Кристи, единственной, в которой все «негритята» умирают и претендующее на роль добра зло в лице судьи Уоргрейва в финале безраздельно торжествует.

А что, если Энтони Марстенс, тип явно ненадежный, так и не приедет – тогда план мистера Eu. R. Dudd с самого начала пойдет наперекосяк.

Было бы неплохо!

А так как с каждой минутой ожиданий увеличивались шансы на то, что лишенный совести и моральных принципов представитель «золотой» молодежи Британской империи с оглушительным ревом на своем автомобиле, не уступавшем по навороченности и цене машине доктора на букву «р», все же ворвется в деревушку Стилкхэвен, Нина активно поддержала мисс Блор.

– Джентльмены, мисс Блор права! Мы не будем ждать, а отправимся на баркас, который доставит нас на остров. Прошу вас!

Молодой Нарракот, которому помогали два мальчика-посыльных из пансиона, резво взялся за багаж гостей, никто из которых не возразил на реплику Нины. Но тут раздался спокойный голос Ломбарда:

– Думаю все же, что нам не следует так торопиться. Я бы выпил чаю!

Мисс Блор, пылая негодованием, проходя мимо него, бросила:

– Только не в этой дыре! Решение принято, мы едем! А вы, если хотите, оставайтесь!

Да, старая (ну, или не очень) ханжа явно не была приятной особой, но являлась ли она убийцей? Нина в этом сомневалась все больше, но кто-то из разработчиков компьютерной игры сделал ее таковой, хотя на самом деле эта игравшая роль провинциальной старой девы голливудская дива Габриэлла Тёрл была просто смехотворна.

Тем более, как помнила Нина из заголовков газет в книжной лавке Паддингтонского вокзала, выдуманная Кристи в ее мире и реально жившая в этом голливудская «звезда» Габриэлла Тёрл накануне в Каннах вышла замуж за американского миллионера, прежнего владельца острова.

Интересно, тогда уже имелся Каннский фестиваль?

Поразмышляв над этим животрепещущим вопросом и решив, что нет, – первый Каннский фестиваль прошел сразу после войны, Второй мировой, к которой этот мир еще готовился, наивно полагая, что сумеет предотвратить бессмысленную бойню и смерть многих миллионов, Нина подумала, что могла бы прямо сейчас отправиться в Германию и убить там Гитлера.

И тогда никакой войны не будет.

А что, если осуществить это после того, как она разгадает загадку острова Альбатросов, в качестве, так сказать, бонуса – или, кто знает, может, это и была истинная, ей не ясная, цель ее данного литературного вояжа?

Но проблема заключалась даже не в том, как, совершив это, остаться в живых (просто так к фюреру, которым восторгалась мисс Блор, было не подобраться), а в том, чтобы его убить, причем быстро и наверняка, потому что Гитлера наверняка отлично охраняли: что в его многочисленных дурновкусных резиденциях, что в бункере в саду под Старой Рейхсканцелярией на Вильгельмштрассе, 77, в Берлине, где этот окончательно спятивший и озлобленный на весь цивилизованный мир бункерный сиделец в итоге и нашел свою заслуженную смерть, правда, слишком поздно, наворотив много чего. Сложность для Нины была и в том, чтобы после этого успеть открыть свою дверь (которая могла и не открыться), дабы уйти в свой мир. А ведь, ликвидировав главу нацистов, она предотвратит Вторую мировую и спасет многие миллионы жизней.

Но только в этом мире, а не в своем.

Пусть даже так, и пусть она изменит ход истории в этом мире, а не своем – идея была более чем занимательная.

Но на дворе стоял август 36-го года, фюрер находился в Берлине, где выказывал всем «доброе» лицо рейха зла, патронируя проходившие там Олимпийские игры, и до войны было еще несколько лет.

А вот до смерти Энтони Марстенса, который запаздывал, оставалось всего несколько часов.

– Вы не поедете? – любезно спросила Нина синеглазого нахала, а тот, одарив ее странным взглядом, произнес:

– Мисс Клейторн, давайте останемся, а они уедут.

Остолбенев, девушка спросила:

– Почему?

Неужели убийца – Ломбард? От этой мысли у нее защемило сердце. Ну нет, он не убийца, и вовсе не потому, что она, как ни крути, испытывала к нему чрезмерную и такую опасную симпатию (мисс Блор вон боготворила немецкого рейхсфюрера), и даже не потому, что Ломбард был, судя по всему, не такой уж состоятельный, несмотря на все свои слова, которые представлялись попыткой пустить пыль в глаза, а по той простой причине, что, будь он мистером Eu. R. Dudd, он бы ни за что не стал отговаривать Веру от поездки на остров Альбатросов.

Ни за что.

У Нины даже от сердца отлегло: значит, она уже исключила одного «альбатроса» из списка подозреваемых?

Но ведь этот Eu. R. Dudd был хитер и коварен, строил ловушки и умел стратегически планировать свои злодеяния, поэтому, могло статься, это всего лишь одна из таких «загогулин», дабы все запутать и…

И, расположив ее к себе и сделав своей марионеткой, манипулировать ею, дабы иметь возможность претворить план по убийству на острове девяти человек в жизнь.

Точнее, в смерть.

Ломбард, нахмурившись, сказал:

– Не нравится мне все это. Странные люди, подозрительные приглашения от разных лиц. Это что, какой-то розыгрыш?

Он говорит правду – или, намеренно откровенничая, пытается добиться ее расположения и завладеть ее доверием?

– Так вы не поедете? – спросила с тайной надеждой Нина. Если Ломбард не поедет, а Энтони Марстон, точнее, Марстенс, опоздает, то уже два «альбатроса» сумеют избежать гибели.

А если Моррис последует совету, который содержался в отправленном ею анонимом письме, то даже три.

Ломбард, пристально глядя на нее, спросил:

– А вы?

– А почему вы отвечаете вопросом на вопрос?

– А вы почему, мисс Клейторн?

И он добавил:

– Думаю, нам надо кое о чем поговорить, и сделать это лучше на материке, а не на этом острове.

Ну да, поговорить и обсудить предложение о том, что лучше провести уик-энд не в компании ископаемых, а вдвоем в соседней деревушке – и в одной кровати.

– Мистер Ломбард, я не заинтересована в ваших предложениях любого рода! – заявила Нина и, резко развернувшись и кляня себя за то, что повелась на дешевые уловки этого провинциального сердцееда, направилась к причалу.

Тот бросился за ней, пытаясь оправдываться и весьма жалким тоном что-то лепетать, но она не слушала его, а нагнав полковника Маккинзи, произнесла:

– Сэр, вам наверняка во время войны пришлось многое повидать!

Она-то думала, что этой репликой спровоцирует нескончаемый поток воспоминаний старого вояки, который спасет ее от общества Ломбарда, но полковник, всматриваясь в даль, заметил:

– Ах, мисс, это было так давно, я ничего уже и не помню…

Ну да, он упорно не хотел говорить о войне, потому что она была связана для него с изменой жены и с намеренной отправкой на смерть подчиненного и, кто знает, друга.

– Лучше скажите мне, кто этот мистер Дадд? Я с ним не знаком, но он прислал очень любезное письмо, даже оплатил мне билет в первом классе, сообщил, что будут старые армейские друзья и мы отлично проведем время…

Ну да, Eu. R. Dudd отлично знал, как заманить на остров каждого из «альбатросов».

Нине пришлось признаться, ничуть не кривя душой:

– Я его не видела и, как и вы, полковник, впервые еду на остров…

…Вещи уже были погружены, небольшой моторизированный баркас покачивался на волнах, а Альберт Нарракот старательно помогал судье Уоргрейву, который ступил на палубу последним, а до этого флегматично дымил на причале сигарой, пройти к своему месту, когда Нина заметила большую белую птицу с черной окантовкой на крыльях, которая величественно кружила прямо над ними.

– Это альбатрос? – спросила она, и в этот момент птица, спикировав вниз, выхватила из воды извивающуюся серебристую рыбу и, зажав ее в крепком клюве, полетела с ней прочь, куда-то в сторону острова.

Там, где у нее наверняка было гнездо.

В котором ее ждал маленький альбатрос?

– Да, мисс, – подтвердил молодой капитан, заводя мотор. – Полно их тут, хотя дядя рассказывал, что раньше, еще при старой королеве, их вообще были целые полчища. Безжалостные птицы, хотя и красивые…

Как и мистер Дадд, который и пригласил их на остров Альбатросов.

Синеглазый нахал Ломбард вдруг завораживающе продекламировал:

Мисс Блор одобрительно заметила:

– Отрадно, что молодое поколение читает классику. Жаль, что мистера Шелли в наши дни незаслуженно забыли!

Старая (или не очень!) дева имела в виду поэта-романтика Перси Шелли, друга Байрона и мужа той самой Мэри Шелли, которая написала «Франкенштейна». Тот Шелли в возрасте неполных тридцати утонул в Средиземном море – как приятно, однако, было думать об этом, глядя на нескончаемую водную поверхность! Хотя старая дева что-то напутала: разве Шелли? Не зря же Нина была кандидатом филологических наук – хоть и не в этом мире.

Ломбард поправил:

– Мистера Кольриджа, а не Шелли, мисс Блор.

Та, фыркнув и возмущенно сверкнув пенсне, ответить не удосужилась, а Ломбард даже словно виновато пояснил:

– В детстве садист-гувернер в качестве наказания заставлял наизусть учить, до сих пор в памяти сидит намертво!

Ах, вот оно что…

Нина припомнила из далеких времен универа неудобоваримый оригинал на намеренно устаревшем, даже по меркам конца XVIII века, английском и лучистый, хоть и не во всем точный перевод Гумилева: старая дева (ну, или не очень) имела в виду поэта-романтика Самюэла Томаса Кольриджа «Сказание о старом мореходе», в которой у альбатроса была не последняя роль, а также появлялись силы ада и рая, живые мертвецы, «Летучий голландец» и сама Смерть, игравшая на человеческие жизни в кости.

Как и мистер Eu. R. Dudd, в партии которого ставками тоже были человеческие жизни: их собственные.

– Вижу, мисс Клейторн, вы не входите в число почитателей творчества Кольриджа? – спросил Ломбард. – Ну да, вы же выросли в другой стране. А я вот знаю эту поэму, до сих пор наводящую на меня ужас, наизусть! Уж не поэтому ли этот унылый клочок суши назвали в честь альбатросов? Думаете, там тоже обосновалась смерть?

Eu. R. Dudd – однозначно Ломбард?

А потом имело место дежавю. Баркас уже отдал швартовы, как вдруг, оглушительно сигналя клаксоном, на пирсе появился сверкающий белый автомобиль.

Так было и в романе Кристи, и в советском фильме. Там молодой красавец Энтони Марстон предстал едва ли не мистическим явлением и своего рода посланцем богов – и все запомнили эту сцену, даже убивший его через пару часов судья Уоргрейв.

Тот, кто показался из автомобиля, юностью и красотой и вправду походил на посланца богов, лучи полуденного солнца сверкали в его волосах, и показалось, что вокруг головы его вспыхнул и погас нимб.

– Стойте же! – произнес чистый громкий голос. – Без меня нельзя!

Только принадлежал этот голос (как и целых четыре клетчатых чемодана, которые Альберт Нарракот послушно перетащил на баркас) не молодому мужчине, а женщине, правда, в самом деле облаченной в мужской костюм.

Элегантно вспрыгнув на корму баркаса, посланница богов спросила, обращаясь к Ломбарду:

– Сигаретки не найдется? Черт, свои забыла в этой старой колымаге! Какая же я растяпа!

Она имела в виду дорогущий белый автомобиль, который небрежно бросила на пирсе.

И Ломбард, и сидевший около него Брент словно по команде протянули ей сигареты – Ломбард из затейливого портсигара, который Нина уже видела у него, а Брент из мятой пачки.

Интересно, чьим предложением посланница богов решит воспользоваться?

Третьим, кто с небольшим опозданием пришел на помощь красотке, был полковник Маккинзи, и именно его сигарету девица в мужском костюме взяла, прикурив, однако, от зажигалки Ломбарда.

Единственным, кто и не подумал услужить девице, был судья Уоргрейв. Он восседал на скамье, скрестив руки в перчатках на тяжелом (нет, не уродливая собака, а что-то мифическое?) набалдашнике своей трости, рядом с которой стоял его массивный саквояж – нести его судья не доверил ни молодому капитану, ни мальчику на побегушках из «Семи рысаков».