Всю ночь бушевала буря, и стихла только к утру. Солнце едва показалось ослепительным краем над кромкой моря, и косматые черные тучи, словно испугавшись его, унеслись. Ветер помчался бедокурить в другие края. Отлив обнажил отмель, на которой лежали теперь клубки спутанных водорослей и всякие другие вещи, принесенные штормом.
Рыбачка Катэ славилась тем, что всегда успевала раньше своих подруг обойти пляж после бури, и самые ценные вещи доставались ее семье. В прошлый раз ее трофеи были особенно хороши — две превосходные бочки, изящный стул без одной ножки, роскошный кувшин, запечатанный воском, и большой сундук. В кувшине оказался клочок пергамента, исписанный кругом. Его бросили в огонь — вдруг на нем написано какое-нибудь заклинание? А кувшин дядя Эг приспособил под пальмовое вино.
В сундуке лежала книга с картинками, моток хорошей веревки, две свечи из сала неизвестного животного, полотняные штаны, подошедшие Симу, брату Катэ, нитки, несколько железных иголок для шитья (более прочные, чем иголки из рыбных костей, но не такие острые), связка бус из ярких, вкусных на вид камушков, огромные, как рыбачи лодки, башмаки с пряжками из тусклого желтого металла, темно-синий камзол из толстого сукна, маленькая белая перчатка на левую руку, ножницы, зеркальце и необычайно острый кинжал в лакированных ножнах. Все, кроме книги и башмаков, было важным и нужным. Башмаки обменяли: правый — на мешок пряных кореньев, а левый — на два крючка среднего размера.
Книга была очень красивая, картинки ее изображали диковинных животных, большие корабли, сражения, деревья, людей, одетых так, как одеваются на материке, и еще много чего. Книгу тоже хотели обменять, но дядя Эг сказал, что это просто глупо.
— Это удивительная книга! — объявил он. — Я буду рассказывать по ней всякие истории, пока мужчины отдыхают после ловли рыбы, а женщины чистят улов или чинят сети.
Так оно и было. Глядя на картинки, дядя Эг на ходу придумывал, что именно на них нарисовано, и каждый раз выходило по-другому. Семья слушала, затаив дыхание. Не прошло еще «Время ветра-с-моря», как книга сделалась семейной реликвией. Избранные члены дружеских семей допускались к прослушиванию историй только по особым, праздничным случаям.
Интересно, что подарит море на этот раз? Катэ немного волновалась.
Сначала ей попалась тяжелая, толстая доска, украшенная двумя видами резьбы. Над ней потрудился человек, а после — червь-точилыцик. Работа последнего была более искусной. Катэ оттащила доску к песчаному холму, на котором обычно сушились сети ее семьи. Потом долго ничего не находилось, но уже возле самых красных скал Катэ увидела утопленника. Это была скверная примета. Бедняга погиб этой ночью — он еще не распух. Странно было, что волны не превратили тело в лохмотья о береговые острые камни. Утопленник оказался очень крупным мужчиной. Одежды на нем почти не было — только короткие штаны из кожи тюленя. Он лежал на животе, уткнув голову в песок, разметав длинные, спутанные черные волосы. На спине у него лежал меч в ножных, привязанных к телу ремешками.
Мертвецу оружие ни к чему, а вот в хозяйстве такая штука просто незаменима. Можно, например, привязать его к длинной палке — и выйдет замечательный гарпун. Катэ обошла утопленника, склонилась над ним и, ухватившись за рукоять, потянула меч из ножен. Она немного боялась мертвого — и недаром: когда клинок высвободился наполовину, покойник неожиданно поднял голову и укусил Катэ за лодыжку.
Катэ завизжала и отпрыгнула на значительное расстояние. Впрочем, она была храбрая и убегать совсем не спешила. А утопленник, заворчав, совсем как тюлень, сел на корточки и принялся вытряхивать песок из ушей и волос. Ясно, что он был живой. Поглядев на девушку, он усмехнулся, и та окончательно расхрабрилась, подошла к нему и спросила:
— Ты потерпел крушение?
Оживший утопленник вслушался в ее слова, развел руками и замотал головой. Катэ повторила свой вопрос, медленно и раздельно выговаривая слова. Лицо незнакомца от напряженного внимания потеряло всякое выражение.
Девушка, чтобы помочь ему понять, указала пальцем в море. Черноволосый ухмыльнулся, два раза кивнул и тоже вытянул руку в сторону воды. Глаза у него были синие-синие, и это почему-то взволновало Катэ.
Голосом тягучим и густым он проговорил что-то непонятное и показал жестом, как будто пьет из большой раковины.
— Тебя мучает жажда, — догадалась рыбачка. — Пойдем, отведу тебя в деревню.
— Деревню? — повторил незнакомец, разводя руками.
— Да, в деревню. Ну, ты идешь?
Она ухватила его за руку и повлекла за собой. Он немного упирался и все время смотрел по сторонам, не переставая бормотать. Потом замолчал. Катэ обернулась и увидела, что он разглядывает ее ноги.
— Ты чего? — спросила она.
Незнакомец оглядел ее всю, улыбнулся широко, провел ладонями перед собой, словно оглаживая на себе женскую грудь, и жестом выразил восхищение. Катэ тоже захотелось улыбнуться, неизвестно из-за чего.
— Смешной, — сказала она.
— Смешной? — незнакомец ткнул себя в солнечное сплетение и произнес: — Конан!
— Ясно, — кивнула девушка. — Мое имя — Катэ.
— Ка-тэ! — странно улыбаясь, черноволосый коснулся пальцем ее левого соска. Палец был толстый, на вид — огрубелый, но прикосновение вышло нежным, и от него у Катэ зачесалось под кожей.
— Смешной, — повторила она и потащила его дальше через дюны. Ей было слышно, как черноволосый несколько раз, меняя интонацию, произнес слово «смешной».
Сразу за дюнами им навстречу попались Икэ, Вэр и Тиссэ — подруги Катэ. Увидев обоих, они громко засмеялись.
— Аи да Катэ! — кричали они. — Сначала нашла на берегу приданое, а теперь еще и мужчину! Ну да ничего! Он случайно не тритон? Намучаешься, когда будешь метать икру!
Катэ демонстративно отвернулась от них и зашагала дальше.
— Они — глупые, — сказала она Конану, который проводил подруг взглядом.
— Глупые, — повторил тот. — Смешные.
— Ну вот, ты все, оказывается, понимаешь. Идем, уже недалеко.
Дядя Эг оглядел приведенного, цокнул языком и произнес:
— Это человек с материка. Я видел там таких, только на них было больше одежды и обувь, что, по-моему, очень глупо. Зачем им обувь? У них в городах на земле лежат округлые камни или гладкие плиты, а они ходят в башмаках. Посмотрел бы я на них на наших прибрежных камнях!
Катэ прервала его рассуждения.
— Он хочет пить и, наверное, голоден. Ты же знаешь язык людей с материка — вот и поговори с ним. Он уже немного понимает по-нашему, но ты больше о нем узнаешь.
— «Поговори»… Хм. Легко сказать. Давно я не был на материке, — пробормотал старик и поскреб пальцем блестящую коричневую лысину. — Ладно, я попробую, а ты принеси плодов хлебного дерева, пальмового вина и кусок вяленого тунца.
Сев перед Конаном на корточки, дядя Эг заглянул ему в лицо и спросил:
— Хочешь купить красивую раковину?
— Мне не нужна раковина, — ответил пришелец. — К тому же у меня нет денег.
— Что он сказал? — полюбопытствовал Сим, выглядывая из хижины.
— Благодарит нас за гостеприимство, — отвечал дядя Эг не моргнув глазом.
Огромный орех, доверху наполненный вином, Конан опустошил в три глотка и тут же вонзил зубы в рыбу. Глядя на пустой орех, дядя Эг опечалился. А смуглая сухонькая Марга, мать Сима и Катэ, наоборот, обрадовалась и старалась угодить гостю. Жестами она объяснила, что вяленого тунца нужно сначала макать в пряный соус, а уж потом жевать. Конан с понимающим видом кивал.
— Он останется с нами? — с восторгом спросил Сим. — Вот здорово!
— Не спеши! — оборвал его дядя Эг. — Вдруг он захочет вернуться домой?
— А как он попадет на материк? Разве только на большом корабле из Бритунии, а когда он еще придет!
— Бритуния? — выговорил Конан с набитым ртом и сказал на бритунском наречии: — Здесь колония бритунцев?
Дядя Эг напряг все свои лингвистические способности. Бритунский диалект был знаком ему лучше остальных материковых языков, поэтому фраза вышла вполне осмысленная.
— Приходят морем, покупают рыбу, жемчуг, привозят ткани и вещи из металла, — произнес старик и, подумав, добавил: — Капитан Нэш, бритунец. Хороший человек.
Лицо Конана просветлело.
— Когда? — спросил он, но дядя Эг не смог бы ответить на этот вопрос, даже если бы владел бритунским диалектом в совершенстве.
— Да он, должно быть, ужасно сильный, — предположил Сим и потрогал бицепс на руке Конана. — Ого! Твердый, как камень. Он один сможет вытащить полную сеть! Я тоже не слабак. Вот, смотри! — Подросток согнул правую руку перед лицом пришельца и продемонстрировал свои упругие, крепкие мышцы.
— Отвяжись от него! — воскликнула Катэ. — И вообще, дайте человеку спокойно поесть!
— А-а! Ты думаешь, что нашла себе новую игрушку! — фыркнул Сим, после чего немедленно получил от сестры затрещину.
Насытившись, Конан поклонился в знак благодарности, улегся тут же на циновку, подложив под голову кулак, и мгновенно заснул.
Несколько месяцев назад он сел на боевую каравеллу «Морской Змей», чтобы принять участие в охоте на огромного кита-убийцу, утопившего за год больше дюжины бритунских и аквилонских кораблей. Кит оказался хитер — он выманил каравеллу далеко в океан, дождался бури и, когда команда сражалась со стихией, пробил днище корабля в двух местах. Большая каравелла затонула в несколько мгновений. Конану повезло — он успел вцепиться в какой-то обломок и бешено колотя ногами и руками выплыл из водоворота. Всю ночь буря швыряла его по волнам, от воя ветра болели уши, море ревело… Скоро меч на спине, такой привычный, сделался очень тяжелым и тянул ко дну, но Конан не расстался с ним…
Неимоверным напряжением воли и физических сил он спас свою жизнь и теперь имел полное право расслабиться и передохнуть. Не страшные челюсти кита раскрывались перед ним во сне, не видения ужасной бури — Конану снились смуглые красивые девушки, переступавшие босыми ногами по песку и подставлявшие солнцу и морскому свежему ветру обнаженную грудь. Видеть такие сны необычайно приятно, и Конан сладко улыбался, иногда причмокивая губами. А тем временем почти вся деревня успела побывать во дворе семьи Катэ и посмотреть на спящего пришельца.
— А уж какой он вежливый, и какой почтительный! — расписывала его поведение старая Марта. — Глядя на меня, он все время опускал глаза. Зато на мою Катэ смотрел, не отрываясь. Она красавица и сразу ему понравилась.
Рыбак Зуп захотел исследовать меч чужака и даже подержать его в руках, но Сим этому решительно воспротивился. Сам-то он уже успел потихоньку вытащить его из ножен и для пробы даже разрубил им кокос на две равные половины, хоть клинок и был для него тяжеловат.
Взрослые островитяне оказались любопытны, как дети. Чего же было ожидать от детей? На следующее утро Сим проснулся королем всего юного населения. По своей популярности он далеко превзошел даже самого Длинного Кира, который спрыгнул в море с высокой красной скалы и не убился.
— Ну что, как он? — спрашивали мальчишки, толпясь за хижиной.
— Ничего. Спал, теперь завтракает, — важно отвечал Сим. — Потом пойдет со мной ловить мурен.
На самом деле Конан собирался всего лишь искупаться. Подумав, он решил оставить меч дома — случай, для него небывалый. Но песок под ногами был таким шелковистым, небо над головой — таким ослепительно-синим, что мысль об опасности просто не приходила в голову.
Он шел следом за подростком, а тот тараторил без умолку, размахивал руками и приплясывал на ходу. На плечах Сим держал острогу, наконечник которой заканчивался страшной на вид зазубриной, чтобы загарпуненная рыба не могла сорваться. Сзади, на почтительном расстоянии, крались друзья Сима — им хотелось увидеть, как чужеземец ловит мурен.
Мурены водились в крохотном заливчике, напоминавшим очертаниями пятнистого ската. С двух сторон берег был пологим, а с третьей — обрывался круто и был похож на отвесную стену. В стене этой, под водой, были дырки — норы разной величины. В одну с трудом помещался кулак ребенка, в другую запросто вошел бы человек, почти не пригибаясь. В норах и жили эти диковинные рыбы, проводя в них почти все время и выплывая только на охоту.
Сим и Конан вошли в воду и сначала поплескались, чтобы остыть после полуденного припека. Потом Конан совершил стремительный заплыв из залива в море и обратно. Течение было опасным и могло отнести в океан, но Конан без труда преодолел его напор. Могучее, рельефное тело рассекало воду с такой легкостью, словно Конан и в самом деле был тритоном.
— Смотри! — крикнул Сим. — Сейчас я поймаю мурену!
Паренек нырнул у отвесного берега, подплыл к норе шириной в полторы ладони и отважно засунул в нее руку. Пошарив внутри, он отплыл чуть в сторону и приготовил острогу для удара. Почти сразу за этим из дырки показалась оскаленная пасть. Мурена смотрела горящими злыми глазами и щелкала зубами — она решила, что другая рыба покушается на ее жилье. Сим нанес точный удар и пробил череп мурены. Легкое черное облачко крови поднялась кверху.
Вытащив рыбину на поверхность, подросток издал ликующий крик. Скоро мурена уже лежала на песке в тени пальмовых листьев.
— А? Здорово, правда? — спросил Сим. Конан понял, что он имеет в виду, и одобрительно кивнул. В мурене было больше трех локтей длины.
Мальчишки, следившие за охотой, стонали от разочарования. К ловкости Сима они уже привыкли, да и сами умели не хуже. От огромного чужака они ожидали большего, а он попросту вытянулся на солнышке и прикрыл глаза.
Сим тоже немного смутился. Однако он был хорошо воспитан и не имел привычки надоедать старшим, посему он оставил Конана в покое и продолжил ловлю мурен.
Скоро была убита и вторая, чуть короче первой, зато более толстая, с массивным жировым бугром на лбу и с зелеными пятнами на боках. Такие считаются самыми вкусными.
От избытка чувств и сил юноша прошелся по песку на руках, кувыркнулся несколько раз, громко распевая, подхватил гарпун и снова прыгнул в воду. Когда среди мерного плеска воды раздался его испуганный крик, Конан подумал, что мальчишка совсем расшалился. Но крик повторился, и в нем явственно слышались страх и отчаяние.
Приподнявшись, Конан увидел, что Сим, выбиваясь из сил, старается побыстрее доплыть до берега, а за ним, всего в пяти саженях, вода идет подозрительной рябью. Под этой рябью угадывалось темное, крупное тело. Потом из зеленоватых волн показалась голова мурены… Но что это была за мурена!
Яростные выпученные глаза диаметром с тележное колесо, пасть, которая легко перекусила бы лошадь! О величине тела можно было только гадать. Во всяком случае, волнистая рябь тянулась за головой на расстояние в пятнадцать больших шагов.
Рыба скользнула на глубину. Конан решил, что сейчас она схватит юношу снизу, и варвар кинулся в волны, хотя доплыть все равно бы не успел. Однако мурена поступила по-другому: она отрезала Сима от берега. И снова ее голова поднялась над поверхностью. Сим вскрикнул, но остановиться не смог — волна несла его прямо в пасть хищной твари.
Вода едва доходила до груди Конана, но он поплыл, потому что это было быстрее. Неожиданно его руки натолкнулись на тело рыбины, осклизлое, мягкое, как у моллюска. Мурена обернулась.
Перед ней оказалась добыча покрупнее, и огромные глаза подернулись пленкой алчности. Рыба скрылась под водой, но по движению ряби на поверхности Конан догадался, что она окружила его кольцом своего тела.
Юноша взял левее и выскочил на берег, упав без сил. От ужаса он весь сделался белым и не мог справиться с дрожью.
Мальчишки с громкими криками подбежали к нему. Они ждали зрелища, но огромная тварь и на них нагнала страху.
Их голоса доносились до ушей Конана, словно с того света. Он сосредоточился на своих ощущениях, чтобы предугадать — откуда начнется атака. Мурена вилась вокруг него, постепенно сужая кольцо. Нужно помешать ей приготовиться к броску, решил Конан.
Он стоял, упираясь в песчаное дно ногами. Накатившая волна мягко толкнула его в грудь. Внезапно Конан нырнул и, проплыв под водой несколько саженей, ударил мурену головой в бок. Рыба неуловимым глазу движением промелькнула перед ним — для таких чудовищных размеров ее скорость была просто неправдоподобна.
Конан спиной почувствовал опасность, развернулся, и его кулак, преодолев сопротивление воды, ударил рыбу по носу. Хищница мотнула головой над поверхностью. Она была озадачена, слегка оглушена и очень зла. Пользуясь свободной секундой, Конан отплыл в сторону и опять встал на дно. В спину его что-то кольнуло. Обернувшись, он увидел древко остроги, торчавшее из воды.
Для такой большой рыбы это оружие не слишком годилось, но другого все равно не было. Освободив наконечник, засевший в песке, Конан поднял острогу высоко над водой и приготовился. Мурена вновь атаковала.
В ее арсенале имелась еще одна уловка. Она решила обмануть не в меру строптивую добычу. Неожиданно изменив курс, она рыскнула зигзагом и кинулась с другой стороны. Конан в последнее мгновение успел разгадать эту хитрость. Инстинкт воина оказался надежнее инстинкта хищницы. Наконечник остроги вонзился прямо между горящих глаз.
Конан не ограничился этим. Навалившись, он вонзал острогу в голову мурены все глубже и глубже. Вода вокруг них вскипела и почернела от крови. Конвульсивным движением рыба почти завязалась узлом, огромный хвост ударил Конана по голове и тот, зарычав, выпустил острогу из рук.
Стоя торчком, древко стремительно поплыло к отвесному берегу, оставляя за собой черный, пенящийся след. Потом оно скрылось, но через некоторое время опять вынырнуло, как поплавок, и завалилось горизонтально. Мертвая мурена лежала на волнах, вытянувшись во всю длину, словно перед смертью хотела покрасоваться своей огромностью.
Конан вышел на берег.
— Что стоите! — рявкнул он, обращаясь к мальчишкам. — Тащите ее на берег!
Удивительно, но они поняли его и бросились исполнять, с молчаливой опаской и восхищением поглядывая на героя-великана.
Сим остался на песке. Он все еще дрожал.
— Видел, как я ее? Правда, здоровая? — ухмыльнулся варвар и потрепал его по мокрым волосам.
Вечером этого дня в деревне был праздник. Старейшина сказал, что более достойного повода, чем спасение юноши, и не отыскать. Многие были с ним согласны, потому что праздник — это здорово. Восемь рослых рыбаков с трудом перенесли мурену на западный пляж, старейшина сам разделал ее, а многочисленные жены старейшины принялись заворачивать белое мягкое мясо в листья съедобного растения чепчо. Разожгли огромный костер, а вокруг — шесть поменьше. На пляж приволокли также уйму каких-то предметов, напоминающих деревянные горшки. Конан, увидев их, решил, что это емкости для хранения пальмового вина, но он ошибся. Предметы оказались барабанами. Впрочем, и в вине недостатка не было.
Старейшина оказался единственным островитянином, кто не пришел поглазеть на спящего Конана, — это было ниже его достоинства. Но любопытство терзало его, и он с нетерпением ждал, когда увидит богоподобного чужеземца.
Совет деревни уже решил, что коль скоро Катэ обнаружила его на берегу, то и она должна считаться виновницей торжества. В том, что Конан скоро станет зятем старой Марги, никто не сомневался, и многие семьи ей завидовали. Кто-то даже сказал, что необходимо бросить жребий: у многих, дескать, есть дочери на выданье.
Старейшина — его звали Гип — не поддержал этой идеи. Он был мудрый человек.
— Какая разница, в чьей хижине будет жить пришелец? Без сомнения, он примет участие в общинной добыче рыбы, а значит — вся деревня выиграет. Великое море решило подарить этого мужчину Катэ — пусть так и будет. Если кто-то хочет внука от Конана, то ему следует договориться с Катэ, чтобы не было недоразумений.
Когда ярко-синие сумерки опустились на остров, в небе зажглись большие звезды и лунная дорожка добежала до песчаного пляжа, во двор Марги, где отдыхал Конан, пришли четыре девушки. Они принесли с собой гирлянды пахучих цветов, ароматное масло и пару новеньгих ца-понгов — набедренных повязок из разноцветной набивной ткани. Марга и дядя Эг торжественно покинули хижину. Сим попытался подсмотреть и был уведен за ухо.
Постелив на земле свежие пальмовые листья, девушки ловко раздели варвара и Катэ и уложили обоих рядышком прямо на это зеленое, упругое покрывало.
Началась подготовка к празднеству.
Девушки принялись умащать маслом тела лежавших, и от прикосновения их рук Конан едва не потерял сознание. Его мускулы расслаблялись и одновременно наполнялись здоровой, спокойной силой. Катэ, повернув к нему голову, нащупала пальцами его пальцы и блаженно улыбнулась.
— Смешная… — простонал варвар, объятый негой. — Глупая…
— Моя, — подсказала Катэ.
— Моя! — послушно повторил Конан.
Катэ, желавшая услышать это слово, произнесенное его голосом, не выдержала — вскрикнула и затрепетала.
— Полегче, красавица! — шутя, прикрикнула одна из девушек и не больно шлепнула ее пониже спины. — Успеешь еще!
Потом обоих нарядили в ца-понги и украсили гирляндами, после чего, напевая песню о великой победе человека-тритона, уже сочиненную дядей Эгом (чем он впоследствии очень гордился), проводили их на пляж. Две девушки шли впереди, две замыкали шествие.
Большой костер догорел, и только угли рдели. Их цвет был созвучен цвету закатного неба над морем. А море переливалось зеленоватым мерцанием — мириады крошечных его обитателей поднялись, чтобы посмотреть на праздник.
Конана с большим почетом усадили на гладкий камень, обтесанный с боков в виде неправильного четырехугольника. Сверху на камне лежала циновка, украшенная вплетенными в нее лентами. Катэ указали место у его подножия, а в песок перед ней вкопали большие белые цветы — знак признательности всей общины. Марга, увидев эти цветы, немного всплакнула. Когда-то ей оказали те же почести в память о Варе, ее муже, — он погиб, защищая дочь вождя от исполинской длинношеей черепахи. Катэ тогда еще не исполнилось и пяти чаячих свадеб. И вот она сидит у ног сильного, красивого мужчины, совсем как взрослая. Мужчина этот спас Сима — он великий рыбак, совсем как Вар.
За спиной Конана на песчаном холме щерилась отрубленная голова мурены. Острога по-прежнему торчала у нее изо лба. Голова источала сильный запах моря и смотрела с ненавистью в мускулистую спину варвара. Он чувствовал этот взгляд и ухмылялся.
Сам Конан не придавал большого значения своей победе. Подумаешь, мурена! Совсем недавно он намеревался сражаться с гораздо более сильным чудовищем. Но глядя в открытые, улыбчивые лица островитян, которые собирались чествовать его, он понимал, что, отказавшись от славы, оскорбил бы этих людей.
Старейшина Гип открыл праздник. Он подошел к сидящим, остановился, придал своему лицу серьезное выражение, и тотчас юноша, его сопровождавший, затрубил в большую витую раковину. Глубокий протяжный звук разнесся над побережьем и растревожил сонного дюгона, дремавшего на волне. Подождав, пока голос раковины умолкнет, старейшина огладил бороду и произнес речь.
— Когда-то наши славные предки вышли из вод, как и ты, чужеземец. Их тела давно стали морем, но голоса их по-прежнему слышны в шуме прибоя, и добрые духи, которых они принесли с собой, охраняют наш остров и всех его жителей. Это они, великие духи океана, послали нам тебя. С этого дня ты — наш брат, наш товарищ. А злые духи послали свое отродье — коварную рыбу, чтобы она поедала наших детей, лишала нас надежды на будущее. Твоими могучими руками добрые духи одолели злых, ибо так суждено из начала к концу времен. Посмотри — все вокруг создано для счастья. Будь же счастлив. Пусть рыба всегда идет в твою сеть!
Конан не понял ни единого слова, но догадался, что перед ним — глава островитян. Он величаво поклонился в ответ.
— Ты не уразуметь, то я потом перевести, — добавил старейшина на бритунском. — А сейчас ты видать танец «Удачная ловля». Очень хорошо!
Варвар собрался уже раскрыть рот, чтобы выразить свою благодарность по-бритунски, но барабаны, разбуженные крепкими ладонями музыкантов, заворчали, загудели, заговорили на разные голоса. Местом для танцев была круглая площадка, ярко освещенная двумя кострами и выложенная по кругу малиново-белыми раковинами. Песок на площадке заранее вычистили пальмовыми граблями и разровняли. До начала танцев только старейшина мог пройти по ней и то не больше одного раза.
Одиннадцать танцовщиц, друг за дружкой, выбежали и остановились, слегка покачивая бедрами и шевеля пальцами рук, прижатых к бокам. Конан понял, что они подражают стайке рыб. Задержавшись на одном месте несколько тактов, девушки-рыбки принялись кружиться по площадке цепочкой, одновременно поворачиваясь, перестраиваясь на ходу и внезапно меняя направление. Скоро появились и ловцы, молодые рыбаки. Их неводы были сплетены из цветочных гирлянд.
Яркие ца-понги, смуглые тела, цветы и алые искры костра — все это мелькало непрерывно. Барабаны ускоряли ритмы и море, казалось, подрагивало, точно приплясывало вместе с людьми. В глубине пальмовых зарослей цикады пели так громко, что любой впередсмотрящий далеко в океане мог бы найти остров на слух даже в темноте и вывести к нему свой корабль.
Каждая пойманная «рыбка» приветствовалась веселыми выкриками, и скоро осталась одна-единственная. Рыболовы пытались окружить ее, но она всякий раз ускользала, пока наконец — Конан ясно заметил это — нарочно не поддалась одному из юношей. Тот набросил на нее цветочную сеть и увлек с площадки. Вдвоем они почти сразу куда-то исчезли.
Бесхитростная простота танца и естественная грация танцующих очень тронули варвара — он с неподдельным восхищением следил за «Удачной ловлей». Однако теперь его душа требовала воинственной пляски. Он встал со своего трона и, поигрывая мышцами, как голодный лев, вышел на середину площадки, точно на границе двух световых пятен от костров. Все вокруг затихли, не понимая, чего хочет этот таинственный пришелец. Воздев руки к звездному небу, Конан испустил протяжный боевой клич, в котором высокие переливчатые звуки постепенно перешли в низкий тяжкий бас, похожий по силе на громовой раскат. Когда он стих в отдалении, варвар притопнул ногой, потом еще раз, потом — третий, и музыканты, будто зачарованные, стали отбивать ритм вместе с ним. Каждый мускул варвара, каждя пядь его тела отдалась пляске воина. Он гордо попирал землю и вместе с тем как бы рос из нее, питаясь ее силой при помощи невидимых корней. А в прыжке тяжелая мощь превращалась в невесомую легкость, и казалось, этот великан может при желании снять с неба звезду.
— Воистину, у моря — щедрая душа, — сказал шепотом дядя Эг рыбаку Брозу. — Иначе оно не рассталось бы с этаким дивом!
— Великие рыбаки съедают в три раза больше обыкновенных, — заметил Броз. — Но у моря — воистину щедрая душа! С таким парнем я не побоюсь пойти и на кита.
Все женщины, даже старые, глядели на Конана с изумленным восхищением, а некоторые даже подмигивали ему с известным значением. Но Катэ еще и гордилась им, как дети гордятся своей тайной. Устав от пляски, варвар вернулся на почетное место, и девушка, откинув голову, прижалась к его коленям.
— Моя! — сказал Конан и погладил ее горячее плечо. Она отвернулась и, улыбаясь, коснулась пальцем мочки своего правого уха в знак согласия.
Несколько оглушенные, жители деревни затянули долгую хвалебную песню, и пока она звучала, по очереди подносили победителю мурены свои дары. Их принимала Марга и передавала дяде Эгу, а тот складывал добро живописной грудой. Когда утром семья Катэ произвела подробный осмотр этой груды, в ней оказались: тридцать четыре блюда из раковин двустворчатого моллюска, сорок ложек для рыбачьей похлебки, выточенные из оникса и две металлические ложки поменьше; девятнадцать крупных жемчужин и семь ниток бус из мелких, белого и черного вперемешку; три золотые монеты с дырками для ношения на теле; пять катушек ниток; две штуки полотка по сорок локтей; штука яркого ситца в двадцать один локоть; шесть шелковых платков; матросская шапочка, расшитая бисером; пара чулок — один желтый, другой темно-зеленый; очень большой гамак (сделанный из сети для крупной рыбы); кувшин масла для светилен; одиннадцать лент красного цвета и восемь — белого; деревянный резной подлокотник от кресла и лиловая бархатная подушечка; шкатулка, сделанная из сушеного краба; фляга из кокоса с плетеной лямкой для ношения через плечо; пила, молоток и семьдесят один кровельный гвоздь; четверть точильного круга; мешок сорго весом в половину морского лова; кованый наконечник для остроги; круглая рама для портрета; костяной веер.
Дядя Эг сказал, что он в жизни не видел таких роскошных подарков. Сам он подарил Конану стул без ножки, но нести его на пляж не имело смысла, раз пришелец все равно живет в их хижине.
После вручения даров жены старейшины стали разносить мясо мурены, запеченное в листьях и сдобренное большим количеством различных специй. Это было вкусно — Конан любил острые и пряные блюда. Они помогали ему ярче чувствовать полноту жизни.
Потом опять зазвучала музыка — к барабанам присоединились духовые инструменты из кокосов и раковин и несколько «печчуле» — арф, сделанных из черепаховых панцирей и ребер дюгоня. Струны были из тюленьих жил.
Снова начались танцы, на сей раз — просто, без особого значения. Юноши и девушки образовали хоровод, в центр которого время он времени выскакивала какая-нибудь пара и отплясывала там несколько тактов подряд.
Катэ незаметно для Конана вдруг оказалась посреди танцующих и поманила его за собой. Не раздумывая, варвар бросился к ней.
Перед тем, как пропустить его внутрь круга, юноши со смехом вручили ему цветочную сеть, от которой Катэ, гибкая и быстрая, стремительно уклонялась.
Неожиданно круг хоровода разорвался перед ней, танцующие расступились, и Катэ побежала прочь, уносясь по пляжу все дальше и дальше в сторону красных скал. Конан немного растерялся, но старейшина Гип толкнул его в плечо и рявкнул:
— Настигать!
Тогда варвар помчался следом. Бежал он долго и быстро — звуки музыки стали еле слышны. Сначала он различал смуглую фигурку, мелькавшую на самой полосе прибоя, а потом она пропала. Не останавливаясь, Конан искал ее взглядом, но до самых дюн никого не было видно. Взбежав по осыпающемуся песку на один из холмов, варвар не удержался и поехал вниз.
Катэ, лежавшая за дюной на спине, обхватила его ноги своими, и Конан растянулся, зарычав от неожиданности. Обвив талию мужчины коленями, островитянка уселась на него, и только теперь Конан заметил, что потерял свой ца-понг на бегу.
Лицо Катэ склонилось над его лицом, и она потерлась своим носом о его нос. От нее пахло морем, цветами и еще чем-то таким, из-за чего желание Конана уже невозможно было скрыть. Ощутив кожей прикосновение ее груди, варвар опять зарычал, как рычит объятый страстью морской лев. Катэ откинулась назад, слегка приподнялась и, задрожав всем телом, прильнула к нему, тихо вскрикнув. Конан услышал, как бьется ее сердце. Звезды над ними еле заметно подмаргивали в густом темном небе — казалось, это они пели голосами цикад.
Через две недели Конан уже довольно свободно говорил на языке островитян, который, по его мнению, был перенасыщен всякими поэтическими преувеличениями. Но язык этих людей и не мог быть другим — он уподоблялся окружающему их миру. Некоторые слова были яркими и многоцветными, как рыбы в коралловых зарослях или птицы в лесу на склонах Озерной горы. А некоторые — однозначные, но все равно яркие и глубокие, такие, как небо или море.
Несмотря на спокойную, легкую жизнь, варвар не испытывал скуки. Он вообще не умел скучать, а здесь это было бы просто преступно. Впервые Конан ощутил себя ребенком и удивлялся окружающему. Рассудком, может быть не слишком изощренным, но крепким, он понимал, что не останется здесь навсегда. Рано или поздно в бухту Кальмара войдет бритунская каравелла, и варвар ощутит столь сильное желание продолжить свое бесконечное странствие, что будет готов наняться на корабль простым гребцом. Ну а пока он будет рыбачить, купаться до одури, валяться на песке, наслаждаться ласками Катэ и слушать россказни дяди Эга.
В один прекрасный день, развлечения ради, Конан решил подняться на Озерную гору. Катэ взялась проводить его, а заодно собрать сладких плодов. Она шла впереди, напевая и улыбаясь своим мыслям, которые были легки и просты. Каждое дерево, каждый куст в лесу походил на одушевленное, добродушное существо. Совсем не было колючек, стволы не щетинились шипами, ни один цветок не пах гнилью, как это бывает в джунглях. Кроме того, Конан ни разу не убил на себе кровососущее насекомое. В воздухе летали бабочки и двухвостые рубиновые стрекозы.
Вершина горы представляла собой кратер потухшего вулкана, заполненный дождевой водой. Островитяне никогда не купались там — они привыкли к плотной морской воде, а пресную использовали только для питья и умывания. Вода стекала вниз двумя ручьями, питая людей и растения.
— Здесь глубоко? — спросил Конан.
Катэ сидела на берегу и весело болтала ногами в воде.
— Очень, — отвечала она. — Нету дна.
— Так не бывает, — улыбнулся варвар. — Дно есть у любого озера.
— Бывает! — с милым упрямством возразила Катэ.
— А кто-нибудь пытался проверить? — не унимался Конан.
— Зачем?
— Из любопытства.
Подруга варвара повела плечом.
— Рыба тут невкусная и ее очень мало, — сказала она. — Жемчуга нет. Красивых кораллов нет. Просто вода, упавшая с неба.
— Вот видишь, разве это не диво, что с неба падает вода? Есть такие земли, далеко на материке, где вообще нет никакой воды, ни пресной, ни соленой. И с неба она не падает. Один песок кругом, но не такой, как здесь, а другой — колючий, горячий, черноватый. Злой.
— Ты там бывал?
— Бывал, — самодовольно ответил Конан. — А теперь хочу посмотреть, есть ли дно у этого озера. Жди меня тут.
Она не успела возразить, как варвар прыгнул с берега и сразу нырнул. Некоторое время она видела его расплывчатый силуэт в прозрачной красноватой воде, но ветер наморщил зеркальную поверхность озера, и рассмотреть ничего уже было нельзя.
Дна он действительно не смог найти. На глубине трех саженей вода как-то сразу сделалась холодной. В такой тяжело двигаться и опасно долго находиться. Еще на две сажени глубже у Конана заломило в висках и в ушах застучало. После пестрого, красочного подводного мира побережья здесь было довольно уныло. Расслабив тело, варвар стал медленно подниматься на поверхность, как вдруг нечто привлекло его внимание. В стене кратера были вырублены ступени, уходящие глубоко вниз, куда уже не проникал солнечный свет. Они были ровными и гладко поросли красноватой ковровой водорослью.
С наслаждением почувствовав верхний, теплый слой воды, Конан выплыл, отдышался и в два гребка достиг берега.
— Ты права, женщина, — сказал он. — Действительно, нету дна. Зато есть ступени. Дядя Эг знает про них?
— Вернемся — спросим, — ответила Катэ. Дядя Эг сказал, что знает об этих ступенях все. Их построил человек-жаба, живший на дне озера.
— Там ведь нет дна! — хитро прищурился варвар.
Старик надулся.
— Если кто-то очень умен и имеет свое суждение на любой счет, зачем ему беспокоить дряхлого, глупого дядю Эга, выжившего из ума на старости лет?
Он продолжил рассказ только после того, как Конан в знак извинения выпил с ним два кокоса вина.
Человек-жаба жил на дне озера и по ночам выходил на берег, чтобы петь. Он надеялся приманить себе подругу, но подруги ему не нашлось. Много лет он терпел, а такие вещи не проходят для мужчины даром, и у него помутилось в голове. Однажды он спустился в лес и затаился среди папоротников. А в ту пору одна рыбачка собирала там хворост. Человек-жаба напал на нее, но забыл, что делать с женщинами, и поэтому попросту съел эту рыбачку. Через несколько дней съел другую.
Женщины перестали ходить в лес, а мужчины очень рассердились, потому что без хвороста нельзя было приготовить рыбачью похлебку. Они решили проучить человека-жабу, но тот оказался ловок и хорошо прятался. Тогда прадед нынешнего старейшины придумал вот что. Он взял с собой в лес свою жену, привязал ее к дереву, а сам схоронился в кустах с острогой наготове. Пришел человек-жаба и очень обрадовался. Он сплясал перед привязанной мерзкий танец и уже изготовился ее сожрать, когда мужчина выскочил и поразил его насмерть. После чего он отвязал женщину и сказал ей:
— Неужели ты думала, что я отдам свою жену на съедение пупырчатому уроду?
А та ругалась, била мужа палкой и говорила:
— Тебе совсем меня не жаль. Взял бы для этой цели жену соседа!
Но прадед старейшины хорошо ответил:
— Человек-жаба был очень страшный. Если бы он хотел съесть жену соседа, я бы, пожалуй, убежал. А тебя я люблю, и это сильнее страха.
После таких слов женщина стала чтить мужа очень и уже никогда не била его палкой.
Конан с удовольствием выслушал эту басню, хоть и не очень ей поверил.
«Время ветра-с-берега» подходило к середине. Жизнь на острове текла своим чередом. Варвар трижды принял участие в «общинной ловле», хоть и не очень отличился. Островитяне действовали слаженно, понимали друг друга почти без слов, а Конан с непривычки больше мешал, чем помогал. Но на него никто не сердился: в таком деле нужна сноровка, а она приобретается не сразу.
Зато в охоте с острогой и в ловле крупной рыбы на приманку ему не было равных, а еще он здорово орудовал веслом.
Сим не отставал от него ни на шаг и старался подражать варвару в походке, жестах и манере речи. Кроме того, он наотрез отказался подстригать волосы, и скоро шевелюра паренька стала почти такой же косматой и спутанной, как у его кумира.
Однажды они ныряли за морскими губками и, набрав полную корзину, устроились обсушиться на песке.
— Смотри! — вдруг воскликнул Сим. — Парус! Идет большой корабль.
И действительно, над самым горизонтом виднелись паруса; Разобрать, что за корабль, было еще невозможно, как Конан ни всматривался. От солнечных бликов на воде его глаза даже заслезились.
— Ну вот, ты от нас уплывешь, — расстроился Сим.
Варвар не ответил ему.
На следующий день судно приблизилось. Прямым курсом подойти к берегу оно не могло и шло широкими галсами, а после полудня паруса вообще убрали, и каравелла встала на весла. Конан понаблюдал за кораблем с вершины красной скалы и спустился мрачный. Он пошел к старейшине Типу и сказал ему:
— Я знаю эту каравеллу. «Морская чума» — ее имя, а то, что на ней, пострашнее всякой чумы.
— Что же это? — удивился старейшина.
— Люди. Океанские шакалы. Я знаю пиратов
— среди них есть хорошие ребята. Если бы сюда пришел Бесноватый Лоу, Шарль Укуси-Локоть или, к примеру, Большой Пузан — все бы обошлось мирно. Гости выпили бы с вами вина, поплясали бы у костров, нашли бы девочек, которые не прочь поразвлечься, и, отдохнув пару дней, отбыли бы по своим делам. Но только не эта команда! Ею верховодит Торвальд — Злой Нож, мясник, тупой и жестокий. Он промышляет работорговлей. Набивает трюмы пленниками, а тех, кто не влез, — убивает.
— Велика ли его команда? — спросил Гип.
— Обычно — нет. Он набирает себе только тех подонков, от которых отказываются другие пираты. Человек двадцать-тридцать, я думаю.
Старейшина задумчиво почесал живот.
— У нас больше сотни рыбаков, способных драться, — сказал он. — Но почти все сейчас далеко в море и вернутся через три дня, не раньше. Если бы их поторопить…
— Позови Сима, — посоветовал Конан. — Вели ему сесть в легкую лодку. Я знаю, он никогда не ходил дальше Белого мыса в одиночку, но он справится. А мы пока займемся другим.
— Что ж, — сказала Марга, когда Сим пришел к ней за благословением. — Пора тебе становиться взрослым. Я знаю, что ты уже кувыркался на пляже с Рыжей Лалэ, но не это делает мужчину мужчиной.
Сим зарделся, потерся носом о материнское плечо, взял весло для быстрой гребли и ушел. Он был необыкновенно горд, когда узнал, что Конан выбрал именно его для исполнения этого поручения.
Женщины и старики наспех собирали свои пожитки.
— Бросьте все, кроме самого нужного! — говорил им старейшина, но от растерянности островитяне никак не могли решить, что же им на самом деле необходимо.
Они покинули деревню, когда первые шлюпки уже вонзались носами в береговой песок. Старейшина Гип повел людей на другую оконечность острова, за Озерную гору. Там был густой лес и можно было спрятаться. Конан остался возле поселения — из-за дюн он следил за пиратами, которые скоро оказались очень близко, так что он слышал их голоса.
— Куда подевались все черномазые? — удивлялся вслух пожилой зингарец с похотливыми липкими глазками. Такие на кораблях пристают к молодым матросам, дерутся подло и очень слабы по части вина.
— Наверное, передохли, — сказал толстый, в дорогом колете и рваных, грязных штанах.
— Да нет, зола еще тёплая… Они узнали!
К ним подошли еще человек пять. Среди них был и Торвальд.
— Что встали, акулье дерьмо! — прикрикнул он. — Обыщите каждую хижину. Если кого найдете — развяжите ему язык.
Конан, давно не бравший в руки своего меча, теперь поглаживал его рукоять. Казалось, клинок сам просится из ножен.
— Погоди, — шепнул ему варвар, — время скоро придет!
В его голове созрел отчаянный план. Нужно перебить по одиночке всех пиратов, и тогда корабль останется в его распоряжении. Разве это не славно?
Он нашел брошенным на песке рог из витой раковины, поднял его и усмехнулся. Замечательная штука, она ему пригодится. А пока нужно внимательно наблюдать за незваными гостями. Всего их высадилось восемнадцать. На «Морской чуме», стало быть, осталось двое или трое, и те скоро не выдержат — самовольно бросят вахту, чтобы принять участие в грабеже. Торвальд, несмотря на свою лютость, никогда не мог наладить дисциплину на корабле.
Похотливый зингарец и толстяк зашли в хижину семьи Броза, которая стояла на самом краю деревни. Пора начинать, решил Конан. Подкравшись незаметно, он встал у входа. Разбойники, уныло ругаясь, крушили посуду.
— Одни только тряпки, — презрительно сопел толстый.
— Это же черномазые! — вторил ему пират-зингарец, хотя был гораздо смуглее любого островитянина.
На глаза Конану попалась острога. Варвар схватил ее и оскалил зубы.
Когда пираты, один позади другого, выходили из оскверненного жилища, Конан пронзил гарпуном обоих.
— Ты не черномазый! — прохрипел зингарец, который шел первым и схватился обеими руками за окровавленное древко. Но у толстяка уже подкашивались ноги, и оба упали.
Тонкая крепкая леса с каменным грузилом тоже послужила Конану оружием. Пират, беспечно пивший пальмовое вино из запасов дяди Эга, стал очередной жертвой. Раскрутив грузило над головой, варвар захлестнул его шею лесой и сильно рванул на себя, так что разбойнику перерезало горло.
Четвертый проглотил вместе с вином маленький, чудовищно острый крючок-тройник, заботливо брошенный во флягу Конаном. Совсем скоро он катался по земле и исходил кровавой пеной.
Пятому крупный кокос упал на голову, да так удачно, что размозжил череп.
Шестой пират, не найдя в хижине семьи Икэ ничего, на его взгляд, стоящего, достал огниво, трутницу, поджег ца-понг, смоченный горючим маслом, и бросил его на тростниковую стену. Когда он собрался выйти из обреченного дома, выяснилось, что дверь заперта снаружи. Хлипкое на вид сооружение оказалось прочным, и сломать двери не удалось. Когда другие пираты, услышав крики, прибежали на помощь и убрали китовое ребро, подпирающее дверь, было уже поздно.
Торвальд пришел в бешенство.
— Они где-то рядом, — сказал он. — Ищите!
Эти хитрые бестии поблизости. По одиночке не ходить.
Тут ему донесли, что погибло уже шестеро, и он передумал.
— Лучше встанем лагерем и укрепим позиции. Они захотят нас прогнать и рано или поздно нападут. Но у них нет ни луков, ни арбалетов. Из укрытия мы перестреляем их, точно глупых бакланов.
— Посмотрим, как ты запоешь, когда у тебя из-под носа уйдет корабль, — хмыкнул варвар.
«Морская чума» встала на рейд в бухте Кальмара. Конан добрался до нее вплавь. Перелезть через борт не составило бы труда, но варвар с этим не спешил. Разлегшись на волнах, он вытряхнул из раковины воду, продул ее и отчаянно затрубил.
Над водой звуки разносятся особым образом. Протяжный рев, который издала раковина, отразившись от поверхности моря, перепугал вахтенных. Они забегали по палубе, гремя оружием и вглядываясь в волны вокруг судна. Конана им заметить не удалось, потому что он находился под самой кормой. Однако один клялся другому, что видел в воде чудовище с гривой, как у дракона. Пучок колыхающихся водорослей ввел его в заблуждение.
— Может, отправимся на берег, предупредим капитана? — предложил другой сиплым голосом.
— Ага! Спускай ялик и плыви. Только без меня. И не зови на помощь, когда эта тварь вонзит в тебя свои зубы, — отвечал ему товарищ.
— Что-то мне неохота! — сказал сиплый.
Конан ухмыльнулся и снова поднес раковину к губам. Звук вышел еще громче. Варвар так увлекся, что не заметил, как волна отнесла его от кормы. Он поднял глаза и вдруг увидел белую, как мел, физиономию пирата, с выпученными глазами и открытым ртом.
— Разрази меня гром! Вот оно! Вот оно! — заорал пират, когда ему удалось набрать воздуха в грудь.
Второй высунулся рядом и тоже побледнел.
— Как есть дракон! — воскликнул он. — Может, стрельнем в него?
— Я тебе стрельну, дурья башка! Руби якорный канат, живо!
К такому повороту событий Конан был не готов. Страх двигал пиратами и придавал им скорость. Канат был перерублен, парус поднят в считанные мгновения, в то время как течение мешало Конану быстро подобраться к кораблю.
Увидев длинные космы варвара, извивающиеся в волнах, они и впрямь решили, что перед ними дракон.
Ветер с берега погнал каравеллу прочь от острова. Ругаясь, варвар кинулся в погоню, но меч, который он взял с собой на случай абордажного боя, здорово мешал плыть. Помянув трусливых пиратов последними словами, Конан повернул к берегу.
— Мальчишка! — бранил он себя. — Зачем было устраивать этот розыгрыш? Сам все испортил!
Он утешился только когда услышал, как воет от бессильной злобы Торвальд Злой Нож, бегая по берегу.
Когда группа мерзавцев попадает в переделку, внутри нее сразу начинается поиск виноватого. Почему так — Конан не знал. Это занятие не имеет практического смысла и чревато последствиями.
Устав от ругани, пираты высосали все пальмовое вино, какое нашли. У дяди Эга был припрятан кувшинчик-другой на черный день, но они об этом не знали.
Торвальд, пьянее остальных, уснул в хижине старейшины. Его команда собралась кружочком и принялась обсуждать происшедшее.
Конан лежал за кустарником и из-за него не видел говоривших, зато прекрасно их слышал.
— Ясное дело, надо отплывать на шлюпках.
— До материка слишком далеко. Нам не хватит еды.
— А вода? Здесь вообще есть пресная вода?
— Вряд ли черномазые пьют соленую!
— Торвальд здорово оплошал.
— Что ты сказал о Торвальде?
— Заткнись, подхалим. Сказал то, что все и так думают.
— Верно! Это он нас так подвел!
— Зачем ему это? Что он, специально, что ли?
— А ты его защищаешь, да? Ты с ним в сговоре! Злой Нож решил обновить команду. Денежками делиться неохота, вот он и завез нас на съедение черномазым!
— Ты глуп, как безголовая макрель! Он же тут, с нами. Если бы он остался на корабле, тогда, конечно, — да.
— Он как-нибудь выкрутится, а мы сдохнем.
— Точно!
— А ты, подпевала, сейчас за все ответишь. А ну, вынимай нож!
Конан не утерпел и отполз вправо, чтобы видеть поединок. Но увиденное его разочаровало. Два жилистых скуластых человека, похожие друг на друга, словно родные братья, кружили и взмахивали ножами, целясь по глазам. Длилось это долго, противники сопели и сплевывали сквозь зубы. Наконец один ударил другого ногой в пах и, воспользовавшись его замешательством, пырнул ножом в живот. Раненый завизжал, как свинья на бойне, и рухнул на колени. Победитель схватил его за волосы и собирался уже перерезать ему глотку, но взвизгнул сам и упал — нож торчал у него в боку.
Оба стали перекатываться по песку, и когда затихли навеки, один из зрителей философски заметил:
— Теперь все равно, кто из них был прав.
Утром Торвальд собственноручно убил еще одного.
— Ты отвечаешь за провиант! — напустился он на своего помощника, выходца из Стигии, рябого и татуированного с головы до ног. — Где вода, скотина?
— Это на корабле я занимался провиантом, — дерзко ухмыльнулся стигиец ему в лицо. — А корабль — тю-тю!
Ни слова не говоря, Злой Нож поднял весло и ударил помощника в грудь. Тот упал, закашлялся и, выплюнув красный комок, умер.
— Если через час я не напьюсь пресной воды, подохнете все, — объявил Торвальд.
Пираты удержались от бунта. Они мучались от жажды с перепою ничуть не меньше капитана. Посему двое, собрав пустые фляги, ушли в сторону леса.
Они не вернулись — ни через час, ни через два. Получилось так, что выйдя к ручью, пираты увидели Катэ, которая умывалась, погруженная в свои легкие простые мысли.
Дядя Эг пролил в лесу неподалеку, пытаясь вспомнить, в каком именно дупле у него хранится кокос с вином. Он услыхал крики племянницы и успел вовремя — пираты только-только повалили ее на землю и пытались развести ей колени.
Острый кинжал, найденный в сундуке, сослужил хорошую службу.
— Провоняют теперь на весь лес, — ворчал он, осматривая трупы. У одного на ремне была красивая пряжка, но дядя Эг почему-то не захотел ее взять.
— Я боюсь за Конана, — сказала Катэ.
— Если я, старик, уложил двоих, то твой мужчина один перебьет их всех шутя, — уверенно произнес дядя Эг и добавил вполголоса: — Но где же это дупло, будь оно неладно?
Пляж весь был завален трупами. Четверо, оставшихся в живых, наседали на Торвальда. Из ран капитана кровь текла густая, синюшного оттенка. Он хохотал.
Его любимым оружием был топор, и Торвальд умел обращаться с ним. Матросы боялись подойти к нему близко и тыкали в него гарпунами с разных сторон, травили, как зверя. Один не удержался и метнул острогу, но Торвальд поймал ее в воздухе, развернул и послал обратно, пронзив взбунтовавшегося пирата насквозь.
— Креветки! — рычал он. — Отрыжка кашалота! Все сдохнете!
Конан даже не прятался, а преспокойно сидел на дюне и наблюдал.
— Все-таки я разленился здесь, — неспешно думал он. — Смотрю, как другие делают мою работу.
Лес ожил, заговорил голосами раковин, но дерущиеся не обратили внимания на это. В их исступленной злобе обнаружилось что-то странное, нечеловеческое. Они остановились только тогда, когда вышедшие из леса рыбаки окружили их с трех сторон — с четвертой пенилось море.
Сим добрался до соплеменников, и рыбаки сразу оставили промысел. Они высадились с другой стороны острова, чтобы появиться перед пиратами неожиданно. Сим стоял в их числе и сжимал острогу так, что у него побелели пальцы.
Сражавшиеся обернулись к ним и замерли. Они смотрели на острия гарпунов, на лезвия ножей и силились понять, что, собственно, произошло — куда подевалась команда, где корабль, откуда взялись черномазые с копьями?
С хриплым ревом Торвальд, стоявший сзади своих противников, взмахнул топором дважды, и два пирата обагрили прибой своей кровью. Последний матрос успел вонзить свой гарпун прямо в раскрытый, изрыгающий брань рот капитана. Но топор, запущенный Торвальдом, все равно разрубил ему голову.
— Как все это странно, — заметил Конану старейшина. — Они могли угнать нас в рабство, но почему-то сошли с ума. Что так на них повлияло?
Варвар пожал плечами.
Вдруг Сим удивленно закричал, показывая пальцем на тело одного из разбойников. Рыбаки обступили труп, размахивая руками и возбужденно переговариваясь.
Было из-за чего удивиться. Из глаз, ушей и ртов погибших пиратов, омерзительно извиваясь, поползли плоские черные черви. Они стремились к воде. Их были тысячи, и береговая полоса сделалась черной от обилия корчащихся студенистых тел.
Морская вода убивала их сразу. Они мгновенно белели и скоро образовали грязную накипь, облепившую берег. Но морские птицы, которым они понравились на вкус, склевали их подчистую.
Капитан Нэш, бритунец и хороший человек, глянул на светящиеся морские волны и произнес:
— Не знаю, как это объяснить. В море обитают разные твари. Возможно, команда «Морской чумы» заразилась ими где-нибудь в неизученных водах. А может…
— Продолжай! — потребовал Конан. Они стояли на берегу. На рейде покачивалась бритунская каравелла.
— Всякий раз попадая сюда, я хочу оставить королевскую службу, — сказал Нэш. — Во мне просыпается поэт, мечтатель… Может, этот остров — волшебный? Он способствует выявлению скрытого в человеке одним своим воздухом или составом воды.
— Мудрено, — покачал головой варвар. — Выходит, эти черные, гнусные сволочата…
— …и были тем, что пираты носили в себе. В своих мыслях, в своей душе, — заключил бритунец и вежливо улыбнулся.
— Все может быть, — сказал Конан и задумался. Катэ подошла к нему и села у его ног.
— Смешная, — тихо промолвил он и погладил ее по волосам. Капитан Нэш бесшумно удалился.
— Смешная, — повторил Конан. Катэ повернулась к нему, улыбаясь сквозь слезы.
А через день Конан отплыл в Бритунию.