Глава 14

Обсуждение предложений лорда Уэйда растянулось не на один день. Тут было о чем поговорить и поспорить. Вот и сегодня в кают-компании собралось двенадцать человек. Четыре капитана и по двое представителей от каждого экипажа. Мы, конечно, прекрасно чувствовали себя на Бекии, игорные дома начали приносить доход, заброшенные плантации постепенно приводились в порядок, но… Всегда было это треклятое «но». Никто из нас не верил, что мы сможем удержать Бекию, если какая-нибудь из стран решит устранить угрозу в нашем лице.

Пираты вообще к идее построения собственного государства относились довольно прохладно. Власть им была неинтересна. Дайте свободу, возможность спускать деньги, предложите хорошую цену за награбленное — и больше ничего не нужно. Похоже, пираты по своей природе были анархистами. Максимум — признавали над собой власть капитана, но и его могли поменять, если он переставал устраивать большинство народа.

Известие о свержении Якова II искренне порадовало бывших барбадосских каторжников. А вот предложение идти на службу к Вильгельму — не очень. И это несмотря на то, что на моих кораблях царила отнюдь не пиратская вольница, а довольно жесткая дисциплина. Народу даже привыкать не придется! Однако в том, что касалось внутрикомандных отношений, разница была довольно серьезная. И менять устоявшиеся правила никому не хотелось.

Начать хотя бы с того, что телесные наказания на наших кораблях практически не практиковались. И снобистское отношение к подчиненным я не поощрял. Офицеры, относящиеся к простым пиратам, как к быдлу, долго у меня не задерживались. Никто же не призывает к панибратству! Джентльменами удачи управлять не просто, так что тут требовались незаурядные дипломатические навыки. Держать в кулаке склонную к агрессии толпу, не пускаясь в крайности типа излишнего либерализма или чрезмерной жестокости — это не каждому дано.

Больше всех метался Волверстон. Идти служить в королевский флот он однозначно не хотел, но упускать Ямайку не желал еще больше. Легендарный остров, где в качестве губернатора побывал сам Генри Морган, не мог не привлечь внимания. Возможность возродить славу Порт-Ройяла, как пиратского гнезда, грела душу. С одной стороны, покидать Бекию, где вроде как все налаживалось, не хотелось, а с другой…

— Вы представляете? — не мог успокоиться Волверстон. — Лорд Уэйд, фактически, дает нам официальное разрешение ограбить Ямайку!

— С чего ты взял? — поперхнулся я.

— Да все элементарно! Если старого короля свергли, то новый первым делом решит прижать его сторонников! — горячился Волверстон. — А на Ямайке этих сторонников полно, начиная с самого губернатора Бишопа! Мы-то знаем, что он за птица. А раз новым губернатором становится Питер…

— Действительно. Что это за славная революция без славной экспроприации! — фыркнул я. — А ты представляешь, как на такое действие отреагирует Вильгельм?

— Если поделишься с ним награбленным… В смысле, конфискованным у приверженцев Якова, не желающих признавать новую власть, так Вильгельм тебе еще и орден навесит. Ему сейчас деньги нужны.

— Деньги всегда нужны, — вздохнул Хагторп. — Не торопимся ли мы? Вильгельм всего лишь совершил удачный мятеж. Яков может попытаться вернуть трон. И кто знает, чем все это завершится.

— Мятеж не может кончится удачей, в противном случае его зовут иначе, — вздохнул я. — Я тоже думаю, что война за трон еще не закончена. Но идея об ограблении Ямайки мне нравится. Мы останемся в выигрыше в любом случае, кому бы ни досталась английская корона.

— А что с Бекией? — нахмурился Джереми.

— Бекию мы не бросим. Не думаю, что Ямайка — это надолго, — поделился своими сомнениями я. — Не люблю зависеть от властьимущих. Моргана они как выдвинули, так и задвинули. Но губернаторство надо брать. Можно много чего интересного провернуть с тамошними войсками, кораблями и колонистами.

— Если мы откажемся, на Ямайке появится новый губернатор, — согласился Ибервиль. — И неизвестно, как он себя поведет. Предложение короля только называется предложением. На самом деле, мы не можем от него отказаться, если не хотим вызвать гнев его величества.

— Однако ваше нежелание идти на королевскую службу тоже понятно, — кивнул я собравшимся. — И ваши опасения имеют определенные основания. Поэтому сделаем так. На службу к Вильгельму пойду я. А вы найметесь ко мне. Ямайку мы будем обчищать долго и основательно, нам нужны деньги для поездки в Европу.

— Ты решишься предстать перед его величеством? — удивился Джереми. — Питер, ты же пират, это может плохо закончится!

Я потер переносицу. Делиться своими планами не хотелось. О таких вещах, как убийство короля, вообще вслух не говорят.

— Все, кто служил когда-то на английском флоте, знают, как плохо там шли дела. Яков, при всех своих недостатках, хоть немного исправил ситуацию. Но опытному командующему будут рады в любом случае. Я привезу королю деньги, озвучу намерение защищать его колонии и пообещаю сражаться на его стороне против тех, кто поддерживает Якова.

— Я ненавижу Якова, но скорее поддержал бы ирландцев, — нахмурился Волверстон.

— Ты нужен мне будешь в Лондоне. А ирландцев поддержит Ибервиль.

— Я?! — искренне удивился француз.

— Давайте будем честны. Никто из нас не хочет служить королю. И неважно, какое имя он носит. Поэтому нам нужно сделать так, чтобы Европе было не до маленького островка Бекия. Там и так идет война. А теперь, с воцарением Вильгельма, она обострится. В наших же интересах навести еще бОльший беспорядок в европейских делах, — объяснил я.

— То есть, на самом деле, ты не хочешь служить Вильгельму, — вздохнул Джереми.

— Не хочу. Но нужно пустить пыль в глаза, чтобы он не сомневался в нашей преданности и думал, что мы ему верны. А вот с другой стороны нас должен подстраховать Ибервиль. Он явится к местному французскому начальству и заявит, что не может стоять в стороне, когда родина в опасности. Дескать, честь не позволяет.

— Да я ни разу в жизни в глаза не видел эту родину! — возмутился Ибервиль, перебивая меня на полуслове. — Я родился и вырос здесь, в колониях. И мои родители, кстати, не сказали о Франции ни единого хорошего слова. Думаю, что если бы там все было хорошо, народ не бежал бы на край света.

— Да никто тебя не призывает любить Францию и служить ей, — отмахнулся я. — Ты сделаешь так, чтобы французы считали Бекию своим потенциальным союзником. И напросишься в Англию, помогать ирландцам против Вильгельма. У меня есть кое-какие сведения от ирландцев. Яков снова попытается взять власть. Скорее всего, он уже высадился в Ирландии, или вскоре это сделает, и ирландцы готовы его поддержать. Можно помочь им оружием и кое-какими сведениями.

— Война в Англии затянется, — нахмурился Джереми, пытаясь просчитать ситуацию.

— И кто бы в конечном итоге ни занял трон, он не будет иметь ни сил, ни желания вспоминать о какой-то Бекии, которая, вроде как, союзник, — развил я свою мысль. — Франция же вообще сражается в одиночестве против целой лиги государств. И Людовику тоже будет не до того, чтобы распылять силы на остров, который потенциально ему лоялен.

— Рискованная авантюра, — потер подбородок Волверстон.

Ну, да. А если добавить ко всему вышеперечисленному убийство Вильгельма, так и вовсе получается смертельно опасное приключение. Я, если честно, даже не имею понятия, как собираюсь осуществить эту задумку. Собственно, именно поэтому и хочу ехать в Европу, поближе к месту событий.

Надо сказать, что планов у меня было громадье, причем и помимо убийства Вильгельма. Я хотел навербовать колонистов и закупить необходимые товары. На материке все дешевле, чем в колониях! Взять хотя бы то же оружие! А оборудование? Руки чесались вывезти несколько станков вместе с работниками. Нечего деньгам в банках валяться, пора их вкладывать в средства производства. Да и новый корабль не помешал бы. Хотя, конечно, в преддверии войны, вряд ли нам кто-нибудь его продаст.

Радовало одно — я, неожиданно для себя получил воплощение своей мечты — скорострельное оружие. Обладая подобным девайсом, я буду чувствовать себя намного удобнее. А в том, что в Англии далеко не все обрадуются моему приезду, я был уверен. Да и после убийства короля такая каша заварится, что нужно будет срочно линять с острова. И неизвестно, какие препятствия возникнут на пути.

Что самое забавное, так это способ, которым чудо-оружие попало ко мне в руки. Очередной торговец голландского происхождения решил расплатиться картиной, которая, по его словам, была просто шедевром живописи. Дескать, написавший ее художник был довольно известен, но под конец жизни влез в долги. Из-за войны с Францией предсказуемо замерла торговля живописью, и мастер вынужден был брать кредиты. В результате, после смерти художника, его работы достались кредиторам и были проданы. И теперь торговец решил избавиться от одной из таких картин.

Мне стало любопытно, и я потащился к нему на корабль. На борту меня встретила претенциозная роскошь и великосветская беседа, вогнавшие меня в тоску. В свете будущего посещения Европы мне было необходимо привыкать к подобным вещам, но меня искренне тошнило от всего этого пафосного официоза.

Сам торговец был достаточно богат, чтобы вообще никуда не ездить, но примерно раз в пару лет он совершал вояж по принадлежащим ему торговым домам, чтобы убедиться, что в колониях они управляются должным образом. Как же ему, бедному, тяжко работать без скайпа, мобильника, электронной почты и личного самолета!

Словом, торговец пригласил меня на борт даже не столько, чтобы продать картину, сколько чтобы произвести на меня впечатление и похвастаться своим достатком. Ну и обсудить дальнейшее сотрудничество. Однако я, видевший целые холмы золота и ценностей, добытых из ограбленных городов, богатством не впечатлился.

Между прочим, я и сам был достаточно состоятельным человеком. И если бы решил просто жить, не осваивая никаких островов, то вполне мог бы купить себе приличное поместье в Европе и обставить его намного богаче, чем торговец свой корабль. Ну а что касается пафоса… Когда приспичило проникнуть в Маракайбо, я роль испанского вельможи сыграл. Причем так, что никто не усомнился. И если бы мне нужно было доказывать свою крутизну и значимость, это было бы не так сложно.

Поняв, что надавить роскошью на меня не удалось, торговец сбавил обороты и начал вполне конструктивную беседу. Предлагал вполне приемлемые условия и рисовал неплохие перспективы. Что ж. О его торговом доме я слышал много хорошего. Посмотрим, может и наладим сотрудничество. Пока что я ничего загадывать не хотел. Мне бы в Европе со своими проблемами разобраться.

Ну, а к концу беседы торговец все-таки вытащил картину, о которой столько рассказывал. И я чуть не упал там, где стоял. Это был Вермеер! Причем довольно известная работа. Названия я не помню, но по ящику ее видел не раз и не два. И репродукции с нее частенько встречались. И, что самое занятное, цена на это сокровище была действительно низкой. Особенно после намеков торговца, что одну из картин Вермеера, на пике его популярности, купили аж за 600 гульденов. Бешеные деньги!

Мда. Досталось бы мне это полотно в моем родном мире. Представляю, сколько бы я за него получил на аукционе Сотбис! Собственно, именно поэтому мне и захотелось купить Вермеера. Прекрасно понимая, что на данный момент он не настолько знаменит. Просто как дань прошлой жизни и былым мечтам. Правду говорят — бойтесь своих желаний. Они исполняются, но далеко не так, как хотелось бы.

Приняв мое молчание за колебания, торговец еще немного снизил цену, а потом предложил мне приобрести у него еще и пистолет. Я заинтересовался. У меня уже целая коллекция собралась разного стреляющего и колющего оружия. Целый арсенал. Однако торговец сумел меня удивить, представив новинку, созданную всего несколько лет назад во Флоренции замечательным мастером Микеле Лоренцони.

Оружейник сделал всего несколько экземпляров, причем цена не просто кусалась, она грызла, как голодный динозавр. Однако познакомившись поближе с предложенным мне кремневым пистолетом, я не захотел выпускать его из рук. Нет, ну надо же! Я только мечтал о том, чтобы создать скорострельное оружие. И даже подозревал, что в конце 17 века это просто невозможно. А флорентийский гений взял, и воплотил мою мечту в жизнь.

Темно-коричневая рукоятка была украшена серебристым узором и тонким золотым рисунком, который переходил на ствол, граненый в основании и слегка расширяющийся на конце. В рукояти оружия было проделано два канала, в одном из которых помещались сами пули, а в другом порох. Между этими каналами и стволом оружия имелась вращающаяся деталь с ручкой, в которой были сделаны два углубления, одно для пули, другое для пороха.

После выстрела для перезарядки, необходимо было наклонить оружие вперед, повернуть ручку и вернуть ее в исходное положение, произведя подачу пули и пороха одновременно. При достаточно хорошей тренировке, этот пистолет может творить чудеса.

Разумеется, торговец счел нужным предупредить меня, что с чудо-оружием не все так волшебно. Находившийся в рукояти или прикладе порох при воспламенении мог напрочь оторвать кисть руки, а то и вовсе убить. Думается мне, что Лоренцони тоже прекрасно понимал, что такое расположение пороха опасно, однако ничего менять не захотел. Или не смог. Да и затруднительно это было при сохранении веса и габаритов оружия.

Решением проблемы воспламенения пороха в прикладе или рукояти оружия стало то, что детали конструкции подгонялись с очень большой точностью. Если бы сам не видел, ни за что не поверил бы, что такое можно сделать в 17 веке. Скорее всего, над созданием этого пистолета Лоренцони трудился несколько недель. И это только в том случае, если у него было хорошо налажено производство.

Хотя… Подобные экземпляры всегда считались элитными игрушками. И уж точно не могли получить в армии повсеместного распространения. Наверняка, Лоренцони такое положение дел вполне устраивало. Его оружием пользовались и за него платили немалые деньги, так чего еще нужно? Попробовав пистолет в деле, я выложил за него торговцу такую сумму, что моя жаба впала в длительную кому. И да, Вермеера я тоже получил. Практически в придачу к покупке оружия.

Лорд Уэйд, довольный как слон тем, что ему удалось меня завербовать, начал торопить нас с визитом на Ямайку. Благородному сэру очень понравилась идея раскулачивания сторонников Якова. Он прямо слюни пускал, когда представлял, сколько может прикарманить в процессе. А тут еще и Арабелла активизировалась. Я, если честно, про нее и забыл уже. И понятия не имел, что с ней делать. С Бишопа теперь выкуп не возьмешь при всем желании. Мы сами придем на Ямайку и заберем все, что нам понравится. Связаться с родней Арабеллы в Сен-Никола? Так там богатства особого не было. Они сами жили благодаря постоянной помощи Бишопа.

Словом, Арабеллу на данный момент я считал чем-то вроде чемодана без ручки. А вот она почему-то до сих пор продолжала думать, что является важной особой. И даже мой ехидный комментарий, что теперь мы с ее дядюшкой поменялись местами, и на сей раз он, а не я является предателем отечества и вполне может загреметь в ряды каторжников, никак на Арабеллу не подействовал.

Девица была абсолютно уверена, что я обязан был доставить ее на Ямайку и оставить пост губернатора ее дядюшке. С чего вдруг мне проявлять самоубийственное благородство — не уточнялось. Нет, я по жизни сталкивался, конечно, с некоторыми образцами так называемой женской «логики», но тут, по-моему, был явный перебор.

Исабель и то вела себя вменяемей. Поизображав из себя несколько дней чопорную испанку, она вскоре заинтересовалась бурной жизнью острова и явно наслаждалась происходящим. Переговорив с иезуитами и убедившись, что здесь ей ничего не угрожает, и она может спокойно ждать, пока прибудет выкуп, испанка не скандалила, не истерила и не действовала мне на нервы.

Возможно, сказывался юный возраст и присущее этому возрасту любопытство. А может быть, Исабель просто понимала, что после замужества ее запрут в четырех стенах и ничего интересного она больше не увидит. Испанцы довольно консервативный народ. И вуали, которые они напяливали на своих дам, вполне могли заменить паранджу. А уж строгость регламентированного поведения, даже в повседневной жизни, была запредельной.

Я, кстати, решил воспользоваться ситуацией и попросил Исабель поучить меня хорошим манерам. О'Брайен, в тело которого я попал, разумеется, не был дикарем, но раз уж я собирался появиться при дворе, нужно было соответствовать. Понятно, что испанские и английские традиции несколько отличаются, но мне необходимо было потренировать нужное поведение, отработать до автоматизма жесты и запомнить, как пользоваться целой кучей столовых приборов.

Ну и о наряде следовало хорошенько подумать. Мода меняется мгновенно, поэтому сшить нужный костюм в колониях нереально (если я не хочу выглядеть, как отставший от жизни провинциал), а в столице, скорее всего, я просто не успею это сделать. Так что нужно придумать нечто такое, что будет выглядеть свежо и стильно. В конце концов, настоящая личность не следует за модой. Она сама создает моду.

Дизайнер, надо сказать, из меня был никакой. Хорошо хоть в О'Брайена в детстве были уроки живописи. Я пробовал, прикидывая разные варианты, но ни один меня не устраивал. Изначально я вообще хотел остановиться на варианте костюма 21 века, но потом осознал, что меня никто не поймет. Чересчур прогрессивно. Нужно было создать нечто такое, что перекликалось бы с современной модой и, в тоже время, выглядело не так претенциозно.

Кружево, золотое шитье и драгоценные камни вместо пряжек и пуговиц, по мнению местных модников, должны подчеркивать вкус и состоятельность. Однако меня эти наряды раздражали. Я чувствовал себя разнаряженной куклой. Но, несмотря на то, что Франция воевала со всеми подряд, мировую моду по-прежнему диктовал Людовик. А у него взгляды на идеал мужской красоты были довольно странные.

Мужественные рыцари ушли в прошлое, уступив место утонченным и манерным хлыщам. Тонкая кисть, маленькая ножка, изящный облик и пластика, выработанная под влиянием всеобщего увлечения балетом. Помнится, я где-то читал, что один из костюмов Людовика потянул на совершенно фантастическую сумму в два миллиона ливров, и что там одних только алмазов и бриллиантов было больше двух тысяч.

Менять костюмы полагалось ежедневно, причем не повторяясь в течение месяца, а Людовик еще и указ издал, об обязательной смене одежд по сезонам. Весной и осенью следовало носить одежды из легкого сукна, зимой — из бархата, ратина и атласа, летом — из тафты, шелка, кружев или газовых тканей. Конечно, как говаривал Александр Сергеевич НашеВсе, «быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей», но по-моему, местные метросексуалы слегка перебарщивали.

Хорошо хоть в Англии с этим было несколько проще. Вильгельм только-только трон занят, ему не до извращений с модой. Но, тем не менее, пускать ситуацию на самотек было нельзя. Да, английский двор поскромнее французского, но там тоже, наверняка, полно модников. А я и так буду, как белая ворона — пират, наполовину ирландец и бывший каторжник.

Словом, передо мной встала довольно сложная задача — не превратиться в разнаряженного павлина, и в тоже время не выглядеть бедным родственником. Как решался данный вопрос в моем мире, где мужчины (слава богу) не носят кружев и лент? Дорогая ткань костюма и известный бренд. Вот только где мне найти поблизости магазин, в котором можно приобрести пошитый вручную костюм линии Vanquish II от Brion? И, для полного комплекта, мужские часы A.Lange & Sohne из коллекции Lange I Tourbillon, которые стоят как два спортивных самолета?

Ладно, не будем мечтать о несбыточном. Начнем работать с тем, что есть. Благо, один из бывших барбадосских узников был когда-то портным. И, хотя уже давно не занимался этим делом, мог мне помочь. А когда я обрисовал перед ним задачу создать чуть ли не новое модное направление, портной воодушевился. Видимо, как и любой творческий человек, желал проявить себя и прославиться.

Полагаю, пока я буду захватывать и грабить Ямайку, а потом наводить там порядок, мастерам как раз хватит времени на то, чтобы создать нужный мне наряд. А в данный момент мы готовились к будущему сражению, запасаясь порохом и проверяя оружие. Я, конечно, не думал, что Ямайка будет сопротивляться. В конце концов, лорд Уэйд — представитель официальной власти. Однако при борьбе со сторонниками Якова вполне могут возникнуть внештатные ситуации. Так что лучше перебдеть, чем недобдеть.

Однако, как оказалось, я недооценил полковника Бишопа. Тот прекрасно понимал, что смена короля в Англии означает для него потерю губернаторского кресла, и не хотел с этим мириться. Не сказать, что сопротивление оказалось серьезным, да и организовано оно было кое-как, но Бишоп дал нам шикарный повод начать охоту на ведьм.

Ямайка оказалась богатым островом. Очень богатым. Мы нигде не брали столько денег и ценностей. Вероятно, роль сыграло и то, что мы никуда не торопились, и жители это понимали. Одно дело — когда они могут своевременно узнать про приближение пиратов и сбежать, прихватив все самое ценное. И совсем другое — когда в город пришла новая власть. И армия, которая вроде как должна защищать население, на стороне пришельцев.

Из-за этого и прятать ценности было бесполезно. Власть, в отличие от пиратов, никуда не денется. Она действует именем закона, и преследует отнюдь не сиюминутные интересы. Лорд Уэйд выглядел как обожравшийся волк из знаменитого мультфильма. Казалось, что сбылись все его желания. Похоже, что под лощеной оболочкой пряталась пиратская сущность. Причем не слишком глубоко. И, судя по жестокости и беспринципности лорда, он был достойным представителем англосаксонского мира.

Губернатора Бишопа, кстати, все-таки вздернули. По приговору справедливого королевского суда, с полной конфискацией имущества и лишением всех наград. В результате, Арабелла тоже осталась ни с чем. Держать ее в заложниках и дальше смысла не имело, и я отпустил ее на все четыре стороны. А когда она попыталась поплакаться на свою несчастную судьбу, напомнил ей о том, что она сама сказала в подобной ситуации. «Раз вас осудили, значит, на это были причины. Все в руках божьих. И мы должны со смирением нести свой крест.» Так в чем проблема? Несите!

Порядок на Ямайке наводился быстро и методично. Теперь все бывшие пираты и контрабандисты находились под жестким контролем, а на улицах, наконец, наступило спокойствие. Довольно большая часть жителей, объявленная приспешниками Якова, поехала обживать Бекию, а я начал готовиться к поездке в Европу и приналег на совершенствование своего образования.

К счастью, Исабель не отказалась поднатаскать меня в манерах. Похоже, ей даже нравилась эта своеобразная игра в учительницу. Надо сказать, что сидеть за полностью сервированным столом и поддерживать светскую беседу оказалось сущей пыткой. И я выдержал только потому, что видел — самой Исабель все это удается без усилий, почти машинально. Мда. О'Брайена, конечно, воспитывали хорошо, но не на таком уровне. Семья у него была самая обычная, и уж никак не могла рассчитывать оказаться при королевском дворе.

Отец вообще был из простых. А матушка — из обедневшей дворянской семьи. Видимо, ей до ужаса надоела нищета, раз она вышла за мужчину ниже по положению. Состояние, награбленное лихими предками, кануло в лету, и мать предпочла богатого ирландца нищему дворянину. Впрочем, дворянство ее предкам было пожаловано не так уж давно, так что и заноситься было не с чего.

Разумеется, матушка постаралась дать Питеру достойное домашнее образование. Но она и сама не знала многих нюансов. Чтобы владеть ситуацией, нужно было родиться в очень богатой и знатной семье, где традиции впитывались с молоком матери. Как та же Исабель. Несколько поколений благородных предков, личное знакомство с лицами королевской крови и соответствующее воспитание давали нужный результат. Но на это требовались годы, а я пытался освоить все премудрости буквально за месяц. И это при том, что я посвящал учебе только свободное время, которого у меня было не так много.

Закончилось все это самым неожиданным образом — Исабель решила, что она не хочет возвращаться домой. Подумаешь, отец и жених ее там ждут и выкуп собирают. На Ямайке гораздо интереснее! Здесь она может ездить верхом (причем без дамского седла), носить удобные наряды и даже стрелять из пистолетов. Ну и губернатор Ямайки в моем лице, как оказалось, ей очень нравится.

Ну вот и что мне делать? Глупой девочке всего 17 лет! Увлечение пройдет, а испорченную жизнь уже не восстановишь. Исабель была чертовски хороша собой, и мой внутренний голос шептал, что 17 лет для 17 века — это вполне себе совершеннолетие. Девочек и в 14 замуж отдают. Однако совесть, которая, оказывается, так меня и не покинула, мешала воспользоваться щедрым предложением.

Юная, наивная, красивая девочка… Тонкие пальцы, нервно теребящие кружевной платок, лихорадочный румянец на щеках, дрожащий голос, старающийся казаться уверенным… Да все я понимаю! И то что отец, скорее всего, не уделял тебе времени, обращая все свое внимание на единственного наследника. И то, что жених, с которым ты обручена с детства, тебя не привлекает. Ровесник отца, овдовевший перед твоим рождением и имеющий детей старше тебя самой, точно не может казаться предметом мечтаний 17-летней романтичной особы.

Воспитанная в строгости, не успевшая повидать мир, на Бекии Исабель почувствовала вкус к жизни. Ну а влюбиться в обходительного пирата, который позволяет тебе вести себя так, как нравится — это предсказуемо. Но бесперспективно. Одно дело — увести у дона Диего корабль. И совсем другое — покуситься на его дочь. Думаю, что даже от очень большой любви, я вряд ли на такое решился бы. Чувства чувствами, но от меня зависит множество людей. И накликать на остров испанский флот во главе с взбешенным адмиралом доном Мигелем, которому, на минуточку, Исабель приходится племянницей, мне совершенно не хочется.

Отказать девушке, не оскорбив ее — задача не из легких. И я сбежал. Промычал нечто невразумительное, и сбежал. И первый, кто захочет бросить в меня камень, пусть сначала сам выкрутится из подобной ситуации! Больше всего я ненавижу выяснять отношения. Особенно если это приводит к женским слезам. Так что дела, которых на Ямайке реально было выше крыши, оказались прекрасным предлогом, чтобы исчезнуть из поля зрения Исабель.

Изменение европейской политики привело к изменению театра военных действий в колониях. Если раньше англичане с французами просто друг друга недолюбливали, то теперь, когда война была официально объявлена, начались нападения. Пиратам в этом плане было проще — у них чувство патриотизма вообще отсутствовало. Поэтому сражались они на стороне тех, кто им выдавал каперское свидетельство.

У меня, кстати, был долгий и серьезный разговор с Ибервилем по этому поводу. Зная, что война между Англией и Францией начнется, я с момента своего первого попадания на Тортугу хотел быть осторожным в выборе команды. Однако обстоятельства диктовали свои условия. И как-то так получилось, что французов в нашей эскадре было почти столько же, сколько англичан.

Лишние проблемы мне были не нужны, и я решил прояснить, как повлияло на моих пиратов изменение политической обстановки. Оказалось, что никак. Не только сам Ибервиль, родившийся в колониях, но и остальные французы не испытывали никаких чувств к своей родной стране. Многие и покинули ее потому, что выбор был небольшим — эмиграция или смерть.

Единственное, что интересовало пиратов — это золото. И ради него они готовы были сражаться против кого угодно. Именно поэтому я долго, очень долго разговаривал с ирландцами, пытаясь прояснить перспективы. Мы им даем людей, оружие и даже корабли, а что взамен? Награда «после того, как Яков займет трон» — это слишком ненадежно. В моей истории победил Вильгельм, и большой вопрос — как все сложится на сей раз? Апрель 1689 года должен стать новой вехой в моей жизни. Я возвращался в Европу и собирался изменить историю.


Эстель

Очередное туманное пасмурное утро не принесло с собой никаких положительных новостей. Видимо, фортуна окончательно отвернулась от Эстель, если раз за разом ставила препятствия на ее пути. Казалось бы, что может быть надежнее сотрудничества с де Кюсси? Губернатор Тортуги обещал помощь, и сдержал слово. Вот только корабль, на котором Эстель отправилась во Францию, попал в руки Блада. А сама она стала пленницей.

Условия, в которых содержали Эстель, были ужасными. Она никак не ожидала, что мужчина, который явно был в нее влюблен, окажется столь суров и не проявит никакого снисхождения. А уж условие убить де Кюсси, чтобы получить обратно ценные документы и билет в Европу, было и вовсе слишком жестким. Похоже, Блад вовсе не разделял обычных мужских предубеждений, и не считал женщин заведомо слабыми и ни на что не способными существами.

А ведь даже напарники Эстель грешили этим недостатком. Она обманывала, убивала, участвовала с ними на равных в различных авантюрах, но ее все равно недооценивали. Галантный век диктовал свои правила, и Блад был единственным из ее знакомых мужчин, кто им не следовал.

Вторая попытка Эстель покинуть колонии оказалась более удачной. Блад не обманул. Она получила и документы, и возможность исчезнуть куда подальше. Вот только оказалось, что в Европу она приехала совершенно не вовремя. Не успела Эстель сойти на английский берег, как в стране начались волнения. А потом и вовсе произошла смена короля, повлекшая за собой войну с Францией.

Казалось бы — какое дело Эстель до всех этих событий? У нее есть цель, к которой нужно стремиться. Вот только проблема в том, что эта самая цель находилась во Франции. И кто повезет туда Эстель, учитывая начавшуюся войну? Да и поговаривали, что во флоте было множество сторонников Якова. Так что Эстель снова могла ступить на борт в качестве пассажира, а оказаться пленницей. И это еще в лучшем случае. Ну а связываться с контрабандистами… Еще хуже.

Документы Эстель не вызвали никаких вопросов у проверяющих, и она вселилась в гостиницу под именем Франсуазы дю Белле. Все. Теперь о прошлом можно было забыть. Точнее, нужно было придумать себе новое прошлое. Самой пристойной будет история о воспитании в монастыре… Ну, скажем, в знаменитом аббатстве Фонтевро. Это не слишком далеко от Анжу, где находятся корни дю Белле, и в этих стенах побывало множество народа. Ну а тем, кто возжелает копнуть поглубже, можно намекнуть, что с родственниками у Франсуазы отношения не сложились, и воспитывалась она в монастыре под другим именем.

Однако для того, чтобы сыграть роль наивной девицы, требовалось одно непременное условие — присутствие дуэньи. На эту роль нужна была женщина, не слишком отягощенная моральными принципами, а потому Эстель наняла служанку и направилась на ближайшее представление. Кому как не актрисе с амплуа дуэньи играть эту роль в реальности? Наверняка на старости лет ей уже надоело мотаться с фургоном по деревням и дорогам, периодически голодая и не зная, чем обернется завтрашний день.

Несмотря на то, что Эстель не собиралась долго оставаться в Плимуте, она предприняла все усилия, чтобы не быть впоследствии узнанной, благо опыт маскировки у нее был приличный. Никто не должен знать, что она прибыла из колоний, и что путешествовала в одиночестве. Иначе ее репутации конец.

Спектакль оказался довольно интересным, но Эстель больше размышляла о своем будущем, чем смотрела на сцену. Раз идея с поездкой во Францию откладывается на неопределенный срок, ей нужно устраиваться в Англии. Может быть, так будет даже лучше. Рано или поздно, ей представится возможность попасть в Анжу, а за ее спиной к тому моменту будут стоять английские знакомства и вполне пристойное прошлое, которое могут подтвердить влиятельные люди.

Деньги у Эстель были. Вполне достаточно, чтобы скромно прожить до конца своих дней. Но разве к этому она стремилась? Скромно прожить можно было и на Ямайке. Выйти замуж за чиновника средней руки, и не знать бед. Однако Эстель считала, что достойна лучшего. А это значило, что нужно ехать в Лондон, покупать жилье, наряды, и рисковать, пытаясь пробиться поближе к трону.

Представление закончилось, и Эстель в сопровождении служанки устремилась за кулисы. Там было довольно людно. Галантные кавалеры наперебой старались угодить хорошеньким актрисам и соревновались в изящности манер. Служанке Эстель с трудом удалось добраться до дуэньи, в обычной жизни носившей имя тетушка Бернардет. Поскольку обсуждать личные дела в такой толпе было немыслимо, служанка пригласила актрису посетить благородную даму в гостинице, и пообещала хорошее вознаграждение.

Деньги оказывают на людей поистине волшебное влияние, и рано утром актриса была уже в гостинице. Эстель внимательно рассмотрела тетушку Бернардет и осталась довольна увиденным. Такое создание в качестве дуэньи ни у кого не вызовет сомнений и нареканий. Черный наряд делал актрису похожей на ворону и добавлял благопристойности. Строгий чепец с тюлевой оборкой, застегнутое наглухо консервативное платье, чуть оживленное кружевами на дряблой шее и умный взгляд темных глаз.

Можно поспорить, что эта особа, кажущаяся образцом добродетели и нравственности, на самом деле не раз и не два участвовала в сомнительных авантюрах к собственной выгоде. Скорее всего, обычно клиентами были мужчины, старающиеся добиться благосклонности актрис. И тетушка Бернардет наверняка озадачена, зачем она могла понадобиться женщине. Хотя… у них же в труппе еще и герой-любовник есть, так что мало ли.

Эстель собралась с духом, и поинтересовалась, не надоело ли достойной женщине путешествовать в актерском фургоне. Не хочет ли она из сомнительной особы, которую даже похоронить можно только за оградой кладбища, превратиться в почтенную даму, которую будут уважать окружающие, и у которой будет постоянный доход. Достойная женщина подобралась, хищно прищурила глаза и поинтересовалась, что нужно сделать, чтобы заполучить все эти жизненные блага.

— Мне необходимо, чтобы вы и дальше играли роль дуэньи. Моей дуэньи. У вас будет подходящая одежда, я стану платить вам жалование, и вы будете иметь постоянную крышу над головой. Вы должны подтверждать любопытным, что я воспитывалась в аббатстве Фонтевро, что в Англию я приехала по делам наследства, и что теперь боюсь покинуть страну из-за войны. К тому же, во Франции меня никто не ждет, а дальние родственники не спешат привечать сироту.

— Вы от кого-то скрываетесь?

— Нет, — покачала головой Эстель. — Просто, в силу некоторых обстоятельств, мне нужно добродетельное прошлое и пристойное настоящее. Мои документы подлинны. Я действительно Франсуаза дю Белле. Но родственники обо мне ничего не знают. Я воспитывалась далеко от Франции.

— Когда вы хотите покинуть Плимут?

— Как можно быстрее. Но рисковать я тоже не хочу. Будем двигаться в Лондон самой безопасной дорогой, даже если это займет больше времени. Скажите в театре, что вас наняли для осуществления опасной авантюры и не вдавайтесь в подробности. Им, конечно, будет сложно с вами расстаться. У вас действительно талант. Вы срывали аплодисменты и вызывали восхищение публики, даже не будучи молодой и красивой.

— Я всю свою жизнь провела в театре. И переиграла все роли — от ангелочков до главных героинь, пока не состарилась достаточно для образа дуэньи. Мне было бы жаль покинуть сцену для обычной, пусть и обеспеченной жизни. Но вы предлагаете мне продолжить играть свою роль. И ценители меня ожидают куда как более придирчивые. Поэтому я соглашусь. И сегодня же соберу свои вещи. Завтра с утра мы можем выезжать.

Эстель кивнула, подождала, пока служанка выпроводит актрису, и улыбнулась. Первый пункт пройден! У нее есть прошлое, есть дуэнья, есть имя и есть деньги. Лондон просто должен покориться ее красоте и напору!

Загрузка...