В библиотеке св. кн. Д.В. Голицына, в его имении Вяземы Звенигородского уезда Московской губернии, хранились различные документы, относящиеся к эпохе Отечественной войны, когда кн. Голицын командовал кирасирским корпусом, в который входили две дивизии: 1-я, ген. Депрерадовича: полки кавалергардский, лейб-гвардии Конный, лейб-кирасирские Его и Ее Величеств и Астраханский; и 2-я, ген. Дуки: полки Глуховский, Орденский, Малороссийский, Екатеринославский и Новгородский.
В числе этих документов имелся «Журнал по дежурству генерал-лейтенанта и кавалера князь Голицына исходящих бумаг».
Среди разных бумаг этого журнала находился рапорт кн. Голицына цесаревичу Константину Павловичу следующего содержания:
«Имея счастье под главным начальством Вашего Императорского Высочества командовать корпусом кирасир, непременным долгом моим считаю поставить в виду Вашего Императорского Высочества подвиги им совершенные.
В продолжение кампании кровавые и жестокие битвы, увенчанные победами, сопровождаемые славою и истреблением врага, все без изъятия, ознаменованы отличною храбростью и знаменитыми подвигами кирасирского корпуса.
Ни буйственным стремлением, ни превосходством сил, ниже самою артиллериею, никогда он побежден и расстроен не был, но по справедливости служил твердым оплотом, надеждою и новым поощрением к бою, теснимым и отступающим рядам нашим.
Предводившие кирасирскими полками, господа генералы, штаб- и обер-офицеры гордятся подвигами их и Монаршими наградами им Всемилостивейше за то пожалованными, но сами полки не получили никакого отличия.
Полки КАВАЛЕРГАРДСКИЙ и ЛЕЙБ-ГВАРДИИ КОННЫЙ, в самом жару сражения и буйства нападающего неприятеля, хвалиться могут спасением линий наших, от поражения при Бородине 26 августа. Под сильными картечными выстрелами, неоднократно вновь устроившись, возобновляли они атаку, удерживая собою стремление неприятеля, и истребили его.
Полки ЛЕЙБ-КИРАСИРСКИЙ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, ЕКАТЕРИНОСЛАВСКИЙ, ГЛУХОВСКОЙ и МАЛОРОССИЙСКИЙ отнятием в бою пушек неприятельских 24-го и 26-го того же августа и поражением онаго.
Прочие полки сильным к тому содействием и повсеместным истреблением конных и пеших колонн неприятельских.
Каждая кирасирская атака поправляла дело! Храбрость кирасир увенчана была поражением неприятеля! Описание происходивших действий и неоднократная благодарность Главнокомандующего о том свидетельствуют!
В вознаграждение отличных подвигов, твердости и храбрости их, чрез сильное предстательство Вашего Императорского Высочества испрашиваю и ожидать осмеливаюсь отличной награды от Его Императорского Величества полкам: КАВАЛЕРГАРДСКОМУ, ЛЕЙБ-ГВАРДИИ КОННОМУ, ЛЕЙБ-КИРАСИРСКОМУ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, ЕКАТЕРИНОСЛАВСКОМУ и МАЛОРОССИЙСКОМУ — ЭСТАНДАРТЫ СВЯТОГО ГЕОРГИЯ.
Полкам: ОРДЕНСКОМУ, ЛЕЙБ-КИРАСИРСКОМУ ЕЕ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, НОВГОРОДСКОМУ и АСТРАХАНСКОМУ — ГЕОРГИЕВСКИЕ ТРУБЫ, удостоверяя, что отличная награда сия послужит им поощрением впредь к таковым же отличным подвигам — при первом случае заслужат они то своею кровию.
Месяц декабрь 1812 года 25-го числа № 394».
Все испрашиваемые кн. Голицыным награды были утверждены императором Александром. Георгиевские штандарты были пожалованы согласно существовавшим образцам к полковым штандартам.
Подобно прочим полкам, кавалергардам было пожаловано шесть Георгиевских штандартов. Один белый, полковой, для шефского эскадрона и пять зеленых для прочих пяти эскадронов.
В рукописной книге «Магазин Образцов Комитета Главного Интендантского Управления. Интендантский музей. Отдел рисунков и чертежей № 1406» на листе 86 помещено изображение и описание пожалованных полку штандартов.
«Штандарт Георгиевский. Надпись на полотнище в один ряд "За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России. 1812 года" и далее под рисунком штандарта имеется приписка (сохранено правописание подлинника) "Лейб-Гвардии Кавалергардскому лодку один штандарт белый, пять зеленых. Сделаны и отправлены 1814 года марта 27 дня"».
Несмотря на отметку в книге, что штандарты отправлены, кавалергарды их никогда не получили, равно, как не получили их и полки лейб-гвардии Конный и лейб-кирасирский Его Величества. Почему?
Дело в том, что гвардейским кирасирским полкам, а таковыми в 1814 году явились только эти три полка, образец штандартов был изменен.
Для двух полков Старой гвардии — кавалергарды и конногвардейцы — вместо прибивных к древку полотнищ был введен образец хоругвей и полотнище, прибитое к поперечной перекладине, было подвешено к древку на металлических цепях. Одновременно было изменено и число штандартов в полках. Вместо шести — по одному на эскадрон — оставлено только три — по одному на дивизион. Лейб-кирасирскому Его Величества полку — Молодая гвардия — был дан также измененный образец штандарта — прибивной, желтый с синими углами. Эти три новых штандарта — желтое полотнище с серебряным орлом посередине, серебряными вензелями государя по углам, с серебряными же надписью и бахромой — были освящены и переданы полку только в 1817 году.
Кроме вышеупомянутых штандартов, кавалергарды за все время своего существования имели следующие штандарты. Пожалованные императором Павлом I: один штандарт подвесной, пожалованный Кавалергардскому корпусу в 1799 году, три штандарта прибивных, пожалованных Кавалергардскому корпусу в том же 1799 году, три штандарта подвесных, пожалованных кавалергардскому полку в 1880 году.
В июле 1851 года император Николай I пожаловал полку четыре новых Георгиевских штандарта, взамен старых, приурочив прибивку их к 25-летнему юбилею шефства императрицы Александры Феодоровны. Три штандарта предназначались трем действующим дивизионам, четвертый — запасному, или резервному. Штандарты были образца 1817 года, слегка измененные.
В 1860 году, в царствование императора Александра II, в полках был оставлен только один штандарт, полковой, а в 1867 году изменено навершие в гвардейских кирасирских полках: прежний орел, державший в когтях правой лапы так называемые «перуны», а в левой лавровый венок, был заменен новым орлом без перунов и венка, с укороченной шеей и увеличенными крыльями. К одной металлической цепи, державшей полотнище, добавлена вторая.
Наконец, последний Георгиевский штандарт был пожалован императором Николаем II 11 января 1899 года по случаю 100-летнего юбилея кавалергардов как строевого полка. Штандарт сохранил в общих чертах старый образец. Была изменена расцветка полотнища. Вместо желтого, гвардейского, дан полковой малиновый мальтийский цвет, и вместо государственного орла на полотнище помещено изображение иконы св. и пр. Захария и Елисаветы.
Этот штандарт является единственным штандартом гвардейской конницы, сохранившим изображение полковой иконы. До 1900 года все знамена и штандарты имели образ Нерукотворного Спаса.
Кроме последнего штандарта, находившегося в строю полка, все прочие, старые штандарты хранились в полковой церкви в С.-Петербурге на Захарьевской улице. На первом клиросе стояли 7 штандартов, пожалованных Императором Павлом.
От трех пожалованных в 1800 году и проделавших с полком все походы 1805, 1812, 1813, 1814 годов остались только древки и орлы.
На левом клиросе стояли 7 штандартов, жалованных императором Александром I и Николаем I. От александровских штандартов, участников походов Польского в 1831 году и Венгерского 1849 года (полк дошел только до Вилькомра), сохранились лишь древки, орлы и лоскутки полотнищ.
Говоря о штандартах вообще, нельзя не упомянуть о том, по меньшей мере, странном изменении, внесенном императором Павлом I в период его увлечения фрейлиной Анной Лопухиной. До этого времени на всех российских знаменах и штандартах имелась надпись «С нами Бог».
Император Павел I изменил эту надпись. Вместо нее все знамена и штандарты, за исключением только одних кавалергардских, получили новую надпись: «Благодать». «Анн» — по-еврейски значит «благодать».
Как было воспринято это нововведение в войсках, видно хотя бы из стихов преображенца С.Н. Марина (впоследствии начальника внутреннего Преображенского караула в Михайловском замке в трагическую ночь 11 марта 1801 года). В одном из своих стихотворений «Бог» — Марин пишет:
Могу ли тайну ту понять,
Что Анна греческа по-русски
Святая значит Благодать?
Могли ли руки твои дерзки
Украсить шапки гренадерски,
Знамена, флаги кораблей
Любезной имени твоей?[64]
В.Н. Звегинцов
Сколько русских знамен было потеряно под Аустерлицем? На этот вопрос ответить точно невозможно.
Данные, извлеченные из французских источников, страдают своей неполностью. «Сорок пять», — пишет Паскаль в своей «Истории армии», не отделяя, однако, русских от австрийских. «Штандарты Русской Императорской Гвардии», — утверждает прокламация Наполеона. «40 знамен русских и австрийских», — пишет ген. Ниокс, директор Музея инвалидов, посвятивший трофеям французской армии весьма документальный труд. Отсылая взятые знамена в Париж, Наполеон сообщает: «Мы взяли у неприятеля 45 знамен».
Из полковых историй французских полков мы извлекаем следующие данные: 42-й пехотный полк взял два русских знамени, 48-й пехотный полк тоже два, как и 108-й. 5-й кирасирский — одно неприятельское знамя; 5-й конноегерский — одно русское знамя; гвардейский конноегерский — русское знамя; 26-й конно-егерский — три штандарта; 36-й пехотный полк сообщает о взятии 13 русских знамен.
Цифра внушительная, которая все-таки может быть принята на веру, принимая во внимание, что на этот полк была возложена миссия сбора трофеев, оставленных разбитыми в Сокольницах колоннами. Весьма возможно, что именно здесь, среди тел убитых, были найдены древки знамен, сохраненных в плену. Но если подвести и итоги, то число все-таки не превышает 25. Это число мы и примем как указанное, по французским источникам, число потерянных русских знамен.
Перейдем теперь к русским источникам.
Немедленно после сражения русская армия подсчитала недостающие знамена. Таких оказалось 32. Цифра значительная и которая как будто бы подтверждала победные «Бюллетени Великой армии». Не забывая того, что каждый русский пехотный полк имел в строю 6 знамен (два на батальон) и что 164 знамени принимали участие в Аустерлицком сражении, массивная потеря знамен была особенно чувствительна сердцу императора Александра.
Однако новые факты стали неизменно уменьшать цифру потерянных знамен. Уже через несколько дней после сражения отдельные солдаты стали возвращаться в свои полки с вынесенными ими полотнищами знамен. 26 декабря 1805 г., подводя итоги, Кутузов доносил царю, что число потерянных знамен ограничивается 24. К его рапорту был приложен список полков, потерявших знамена. К сожалению, список этот был утерян и до нас не дошел.
16 января 1806 г. Кутузов вновь доносил Александру о возвращении еще четырех знамен, представленных бежавшими из плена солдатами, и выводил заключение: «Итак, в руках неприятеля остается еще 20 знамен». Пользуясь случаем, он испрашивал высочайшее разрешение прибить на новые древки все эти спасенные знамена, честь коих не была поругана. Высочайшее разрешение последовало, и император щедро наградил отличившихся солдат. Вот полки, о которых идет речь, и имена чинов, спасших знамена:
КУРСКИЙ мушкетерский — 1 знамя, спасено подпрапорщиком Лавровым. Будучи раненным, Лавров передал знамя подпрапорщику Свирчевскому, который бежал из плена (рапорт Кутузова от 24 декабря 1805 г.).
ГАЛИЦКИЙ — 3 знамени, спасены подпрапорщиками Бубновым, Куфаевым и унтер-офицером Волковым, которые бежали 24 ноября из Брюнна.
БУТЫРСКИЙ — 2 знамени, вынесенные подпрапорщиком Измайловым и рядовым Шанаиным (донесение Кутузова от 24 декабря 1805 г.).
ПЕРМСКИЙ — 3 знамени, одно из них спасено подпрапорщиком Стариковым, подробности спасения остальных двух отсутствуют (рапорт от 12 января 1806 г.).
НАРВСКИЙ — 1 знамя, вынесенное подпрапорщиком Гавриленко.
АЗОВСКИЙ — 1 знамя, спасено унтер-офицером Старичковым, умершим от ран и перед смертью передавшим знамя рядовому Чайке, Бутырского полка.
ПОДОЛЬСКИЙ — 1 знамя, вынесено подпрапорщиком Лезиком.
Все эти полки принадлежали к колоннам генерала Пржебышевского и де Ланжерона, окруженным и уничтоженным в последних боях у озер.
История Аустерлицких знамен не останавливается на этих данных. До 1808 г. число потерянных знамен будет неуклонно уменьшаться.
7 февраля 1806 г. Кутузов доносит царю:
«Гренадер Нарвского мушкетерского полка Петр Нестерев нашел под Аустерлицем на теле убитого знаменщика полковое знамя. Будучи взят в плен, он отделил его от древка и спрятал под своей одеждою, он бежал и представил мне знамя». Нестеров был произведен в унтер-офицеры и пожалован 100 рублями золотом. 27 июля 1806 г. министр иностранных дел передал государю три знамени, которые ему были присланы российским посланником в Вене. Это были:
— знамя Бутырского полка, спасенное подпоручиком Лаптевым. Лаптев доносил, что знамя было ему передано смертельно раненным подпрапорщиком Садиковым. Пленный офицер передал знамя в Люневиле русскому чиновнику Званкову, который переправил его в Вену;
— знамя Нарвского полка, спасенное капитаном Гофманом;
— знамя Пермского полка, сохраненное подполковником Кузнецовым. Таким образом недоставало уже не 20, а 16 знамен.
В ноябре 1806 г. генерал Эссен писал ген. — адьютанту Ливену:
«Начальник 10-й дивизии, генерал Меллер-Закомельский, отправил ко мне унтер-офицера Замарина со знаменем Азовского полка. Будучи раненным под Аустерлицем картечью и штыком и придя в себя ночью, Замарин нашел среди тел убитых знамя, древко которого было перебито в двух местах. Отделив полотнище от древка, Замарин спрятал его в подкладке своего мундира. Находясь в плену в Дижоне, затем в Люневиле, он бежал в Австрию и достиг России. Замарин был произведен в подпоручики».
16 февраля 1808 г. ген. Меллер-Закомельский, которому было поручено возвращение в Россию пленных, дописал царю, что он привез с собой пять знамен, сохраненных солдатами в плену после Аустерлица и переданных ему, а именно:
Знамя АЗОВСКОГО полка, спасенное подпрапорщиком Грибовским, который, умирая в Дижонском госпитале, передал его барабанщику Павлову. Опасаясь обыска, Павлов вручил знамя унтер-офицеру Шамову, который и представил его генералу в Люневиле.
Знамя НАРВСКОГО полка, спасенное подпрапорщиком Шереметевским. Высочайшим приказом Шереметевский был произведен в офицеры.
Знамя БУТЫРСКОГО полка, спасенное подпрапорщиком Кокуриным, умершим в госпитале г. Буржа. Знамя сохранил в плену унтер-офицер Мостовский, который тоже был произведен в офицеры.
Знамя ПЕРМСКОГО полка, спасенное подпрапорщиком Кублицким. Будучи тяжело раненным, он передал его в госпитале г. Аугсбурга рядовому Седичеву, Курского полка, который и представил его генералу в г. Мец.
Знамя ГАЛИЦКОГО полка, спасенное подпрапорщиком Полозовым, раненным под Аустерлицем пулями в ногу и плечо.
Эти пять знамен, доставленные в Петербург поручиком Павлоградского гусарского полка Горичем, были переданы военному министру графу Аракчееву.
Итак, недоставало только 10 знамен.
Император Александр I приказал графу Толстому, русскому послу в Париже, произвести на месте анкету, дабы установить точное число русских знамен, оставшихся во Франции. Результаты ее нам неизвестны.
Что же касается последних пяти знамен, то они были забыты в министерстве и найдены случайно, только сто лет спустя, тщательно упакованными, в полной сохранности и со всеми официальными документами, относящимися к их спасению. Так как заинтересованные полки продолжали существовать, то император Николай II вернул им эти знамена и повелел занести навсегда в списки полков имена солдат, спасших знамена.
Таким образом, из утраченных под Аустерлицем 32 знамен 22 были спасены, и если о судьбе 10 не было ничего известно, то это еще не значило, что они попали в руки французов. Были, вероятно, знамена и поглощенные озерами, и зарытые, и, наконец, погребенные в плену с телами тех, кто их спас.
История АЗОВСКОГО полка повествует, что одно из его знамен было потеряно под Аустерлицем, но утверждает, что оно не попало в руки неприятеля. АРХАНГЕЛОГОРОДСКИЙ полк признает взятие французами одного из своих знамен. Известно также, что МОСКОВСКИЙ мушкетерский полк потерял два знамени, взятые 4-м пехотным французским полком.
Нам кажется, что нетрудно согласовать русскую и французскую версии, несмотря на то что от 10 до 25 все-таки далеко. Дело в том, что, если полотнища 22 знамен были и спасены, их древки остались на поле сражения и были взяты французами. Древко же с золотым копьем, имевшим в центре двуглавого орла, с золотыми шнурами и тяжелыми кистями, с частицами полотнища могло сойти за знамя, тем более что французы воевали тогда под «орлами», часто не имевшими полотнища. Так, взятое под Аустерлицем знамя 4-го пехотного полка было в действительности только «орлом». Это, впрочем, не помешало русским и французским художникам-баталистам изобразить на своих картинах полотнища, часто фантастические.
Отметим, наконец, что французы никогда не приводят названий полков, которые оставили в их руках знамена. Дело в том, что при Александре I знамена отличались только чрезвычайно сложным сочетанием цветов, определить их принадлежность могли только русские знатоки.
Изо всех русских знамен, попавших во французский плен, сохранилось только одно, которое и находится в Париже, в Музее инвалидов. Оно не было взято под Аустерлицем.
В 1814 г. все взятые французской армией знамена были сожжены в момент вступления союзников в Париж и остатки их брошены в Сену. Впоследствии металлические их части были извлечены и выставлены в музее. Среди металлических наверший есть и русские копья.
Существует легенда, что хранившиеся знамена не были уничтожены, а укрыты в одну из гробниц собора Парижской Богоматери, но в какую именно — забыли. И вот, чтобы не тревожить покоя мертвецов и не открывать всех могил, решили будто бы оставить этот вопрос навсегда открытым.
В № 93 «Военной были» был помещен очерк истории 45-го пехотного Азовского полка. В нем довольно подробно разбирается история спасения некоторых знамен полка в Аустерлицком сражении.
Этому вопросу, чрезвычайно запутанному, я в свое время посвятил немало труда, подготовляя к печати мою книгу о потерянных и взятых знаменах в русско-французские войны конца XVIII и начала XIX столетия.
В пути работы мне удалось ознакомиться с малоизвестными документами, позволившими мне довольно детально разработать судьбу знамен Азовского полка в Аустерлицком сражении.
О потерянных знаменах в официальных историях писать, по понятным причинам, не любят. Чтобы установить правду, нужны долгие поиски в архивах и исторических показаниях.
Волею императора Павла в кампанию 1799 г. русские батальоны выступили с пятью знаменами, в то время когда французы имели только одно знамя на батальон. Таким образом, русские полки, бывшие в двухбатальонном составе, должны были защищать в бою 10 знамен.
В кампаниях 1805–1807 и 1812–1814 гг. число это было понижено до шести, но все-таки и с таким количеством знамен русские полки были поставлены в невыгодное положение по сравнению с французами, которые до 1811 г. имели только одно знамя на батальон, а с 1812 г. только одно на полк.
В те времена рукопашные схватки были обыкновенным явлением и сохранять знамена, бывшие обязательно при бойцах, было нелегко. И русские, и французы теряли знамена. От этой участи не были застрахованы храбрейшие полки обеих армий. И все-таки и император Александр, и император Наполеон очень ревниво следили за своими знаменами и строго карали потерявшие их полки.
Существует протокол принятия 19 января 1806 г. в собор Парижской Богоматери отбитых под Аустерлицем русских знамен. Таковых было 29. Правда, среди этих трофеев было несколько древок без полотнищ. Принимая во внимание размеры Аустерлицкого погрома и то, что в сражении участвовало по меньшей мере 168 русских знамен, цифра в 29 потерянных знамен не может считаться исключительно большой.
В 1798 г. император Павел выдал по 10 знамен на каждый пехотный полк (егеря знамен не имели). После Цюрихского и Голландских поражений, повлекших за собой потерю знамен, решено было число их сократить. В 1802 г. каждый полк сдал в арсенал четыре знамени и оставил в строю шесть. Из этих знамен только одно (белое) считалось полковым, а пять других (цветных) — ротными.
В бою под Шенграбеном войск князя Багратиона Азовский полк особенно отличился и был пожалован Георгиевскими знаменами (первыми в России). Вот что мы извлекаем из Высочайшего приказа 15 ноября 1805 г. (Московский отдел архива Главного штаба. Опись 152, дело № 945, лист 305 и «приказ в армию генерала Кутузова 18 ноября 1805 г.):
«…за отличие в сражении 4 ноября при Шенграбене оказанное Павлоград-скому гусарскому — штандарт, Черниговскому драгунскому — штандарты, Киевскому гренадерскому, мушкетерским Азовскому, Подольскому, двум батальонам Новгородского и одному Нарвского — знамена, Донским казачьим Сысоева и Ханженкова — по одному знамени, все с изображением знаков Военного ордена и надписью о подвиге, а 6-му егерскому — серебряные трубы с таковой же надписью».
Надпись на знамена, штандарты и серебряные трубы была составлена собственноручно императором Александром I: «За подвиги при Шенграбене 4 ноября 1805 года, в сражении 5-тысячного корпуса с неприятельским, из 30 тысяч состоявшим».
Но через несколько дней имело место несчастное Аустерлицкое сражение. Бывший в 3-й колонне генерала Пржибышевского окруженный Азовский полк проявил большое геройство, отмеченное участниками боя с французской стороны, но понес тяжелые потери[65].
Из 60 офицеров, 120 унтер-офицеров и 2067 рядовых он потерял 16 офицеров, 71 унтер-офицера и 1428 рядовых. Остатки полка пробивались и выходили из окружения группами или в одиночку. Только через день удалось собрать спасшихся бойцов, среди которых было немало раненых. Вечером 20 ноября все шесть знамен полка не были налицо и считались утраченными.
Император Александр тяжело переживал потерю знамен. Граф Буксгевден, несший немалую личную ответственность за поражения войск, бывших под его начальством, занял особую позицию: он во всем огульно обвинял своих подчиненных, офицеров и солдат, и требовал суровых санкций…
В его письме от 27 декабря 1805 г. графу Х.А. Ливену («Военный сборник» октябрь 1905 г. с. 189) он писал:
«…также вообще полки, лишившиеся знамен, оставлены были бы, как случалось прежде, без оных, доколь таковые в сражении впредь или отобьют неприятельские знамена, или окажут отличную храбрость и успехи, дав о них знать полкам всех российских войск особыми предписаниями, а не чрез Высочайшие приказы, в печать издаваемые, или газеты, дабы не оглашено было сие в публике…»[66]
Государь внял этим советам и принял решение потерянные в бою знамена не заменять до особого отличия, оказанного полком.
13 июля 1806 г. в всеподданнейшем докладе генерал-адъютант граф Ливен доносил (Моск. отд. арх. Гл. штаба. Оп. 152, д. № 340, л. 299):
«…но как из числа сих полков Азовским, Подольским и Нарвским в сражении 20 ноября утрачены знамена, то, на основании Высочайшей Вашего Величества воли, дабы таковым полкам вновь знамен не давать, оные им ныне не назначаются».
Таким образом Азовский полк понес двойную кару. Ему не только отменялось пожалование Георгиевских знамен за Шенграбен, но от него требовалось совершение подвига для замены утерянных простых знамен.
Но далеко не все считавшиеся потерянными знамена попали в руки неприятеля. Многие из них были сорваны с древка и сохранены на себе офицерами и солдатами, попавшими в плен, и были впоследствии возвращены в Россию.
Первым вернулось в Азовский полк знамя, спасенное Старичковым{9}.
Вот что доносил государю Кутузов 15 января 1860 г. (статья Г.Э. Кудлинга «Аустерлицкие знамена» в «Военном сборнике» 1906 г.): «Бутырского мушкетерского полка подполковник Трескин, размененный из плена от французов, представил знамя Азовского мушкетерского полка и притом донес, что получил он его при выезде из Брюнна Бутырского ж полка, роты имени его, от рядового Чайки, который, вручая оное, объявил: Азовского мушкетерского полка унтер-офицер Старичков, умирая, отдал оному рядовому сие знамя, умоляя сберечь его, и скоро после сего умер».
16 января 1806 г. Кутузов обратился к государю со следующим рапортом:
«Вынесенные разными чинами знамена, о коих я Вашему Императорскому Величеству доносил, при полках остаются без древок, а именно: в Курском мушкетерском — 1, Галицком — 3, Бутырском — 2, Пермском — 3, Нарвском — 1, Азовском — 1, Подольском — 1, всего 12. Вашего Императорского Величества всеподданнейше испрашиваю позволения о прибитии их по-прежнему к древкам, как оные не были еще в руках неприятельских».
На нем имеется резолюция рукой Х.А. Ливена: «Позволить» (М.И. Кутузов. Сборник документов, том II, с. 321). Таким образом, Старичковское знамя встало в строй полка.
В ноябре 1806 г. генерал-лейтенант Эссен 1-й доносил графу Ливену из г. Дубны:
«От начальника 10-й дивизии генерал-лейтенанта барона Меллера-Закомельского представлен ко мне вышедший из плена от французов Азовского мушкетерского полка унтер-офицер Замарин с знаменем того полка, которое он спас во время бывшего под Аустерлицем сражения. Унтер-офицер сей показывает, что он в сражении 20 ноября прошедшего года, будучи ранен в левую ногу картечью и в левый бок штыком, оставался на поле до самой ночи, а когда, собравшись с силами, приподнялся, то между убитыми нашел с раздроблённою в двух местах древкою, без копья и подтока, Российское знамя, которое, тотчас оторвав от древки, зашил к себе в мундирный рукав, за подкладку. На другом день жителями найден он на месте сражения и, по объявлению их, с прочими нижними чинами взят французами в плен и доставлен в их лагерь, а потом в город Брюнн, оттоль, чрез Страсбург, во Францию, в город Дижон, где находился три месяца в госпитале, а по выздоровлении, имея все при себе знамя, отправлен в город Люневиль для определения в французскую службу, о чем он, узнавши, бежал и при цесарском транспорте добрался до города Вены, а отсель с тридцатью тремя человеками, бывшими в пути под его командою, вышел в Россию» (Кудлинг Г.Э. Аустерлицкие знамена//Военный сборник. 1906).
Знамя это было также возвращено в полк, прибито к новому древку и поставлено в строй. Замарин происходил из дворцовых крестьян, в службе состоял 24 года, в чине унтер-офицера 12 лет. Высочайшим приказом 20 декабря 1806 г. он был уволен от службы подпоручиком, с мундиром и с пенсионом полного жалования.
Прошел еще год, и Азовский полк был осчастливлен известием о спасении его полкового знамени (белого).
В 1807 г. для вывода из Франции русских пленных был назначен ген. — майор барон Меллер-Закомельский. По прибытии в Люневиль он получил от солдат пять спасенных ими знамен. Среди них было и белое знамя Азовского полка. Вот что донес об этом знамени генерал 16 февраля 1808 г.:
«Белое знамя Азовского мушкетерского полка, спасенное во время Аустерлицкой баталии того же полка подпрапорщиком Грибовским, который, находясь уже во Франции пленным в городе Дижоне, в госпитале умер, а после его хранено было сие знамя барабанщиком Кирилою Павловым, который, быв угрожаем от французов обыском, отдал оное знамя того же полка унтер-офицеру Шамову, а сей с того времени хранил при себе и представил по команде уже по прибытии в город Люневиль, при формировании временных батальонов» (Г.Э. Кудлинг).
Однако это знамя в полк возвращено не было (до 1905 г.). В 1810 г. генерал Дохтуров поднял вопрос о возвращении этих знамен полкам, но государь ответил, «чтобы полки заслужили себе в деле потерянные знамена», видно, упуская из виду, что все эти пять знамен не были «потеряны», а были «спасены», т. е. не были в руках у неприятеля.
А тем временем войны продолжались и наказанные полки отличались.
Первым удостоился прощения и боевой награды Азовский мушкетерский полк, получивший за свои подвиги в Русско-шведскую войну 1808–1809 гг. простые знамена, взамен утраченных им в сражении 20 ноября 1805 г. О таком награждении этого полка просил генерал граф Каменский следующим рапортом от 28 августа 1809 г. военному министру:
«Оказанные услуги в Финляндии в течение как прошлой, так и нынешней кампании Азовским полком поставляют меня в обязанность, отдав пред начальством должную справедливость, просить в награждение Азовскому полку, так как он во время Аустерлицкого сражения потерял некоторое число знамен, дачи полного положенного числа новых знамен, но не отличных, а обыкновенных». (Моск. отд. архива Гл. штаба. Оп. 152, д. № 435, л. 284).
О таком же награждении Азовского полка просил и главнокомандующий генерал Барклай де Толли всеподданнейшим рапортом от 16 сентября 1809 г. На обоих этих рапортах имеется резолюция графа Аракчеева: «Высочайше утверждено 18 сентября».
В «Документе о русских знаменах начала XIX века», найденном Г. Габаевым, значится: «Азовскому мушкетерскому полку четыре знамя сделаны и отправлены в 1809 году ноября 26 дня».
Полк получил четыре знамени образца 1803 г., 1 белое и 3 цветных. Белое же знамя образца 1797 г. продолжало почивать в архивах. Однако полученные знамена были не Георгиевскими, а только простыми. Подвиг при Шенграбене был забыт.
В 1812 г., по свидетельству Г. Габаева («Роспись русским полкам 1812 г.», с. 157) Азовский полк имел «2 знамени образца 1797 г., пожалованные в 1798 г. и 4 знамени образца 1803 г., пожалованные 8 января 1810 г. 1) за отличие против шведов, взамен считавшихся утраченными в 1805 г.».
Из всего этого следует, что под Аустерлицем Азовский полк потерял не четыре, а три ротных знамени.
Но тут неожиданно внесла сомнение в умы вышедшая в 1903 г. опись Жерве «Знаменам, штандартам, хранящимся в артиллерийском историческом музее». Жерве писал, что в музее находилось 9 знамен образца 1797 г. Азовского полка. Если принять в расчет, что знамя, спасенное Старичковым, стояло с 1866 г. в Калужском соборе, то выходило, что Азовский полк никогда знамен не терял, т. к. в 1903 г. налицо были все 10 знамен, пожалованных ему в 1798 г.
Это шло вразрез с теми документами, которые мы привели, и, главное, с тем фактом, что в архивах Военного министерства хранилось еще белое знамя, спасенное Грибовским. Таким образом, налицо было уже не 10, а 11 знамен, вместо 10 пожалованных, что было, конечно, невозможно.
Но, описывая знамена, Жерве отмечал, что полотнища совершенно утратили свой первоначальный вид и что древки были разные. Можно утверждать, что в Артиллерийском музее стояли не знамена образца 1797 г., а знамена образцов 1797 и 1803 гг., а именно 5 знамен образца 1797 г. и 4 образца 1803 г. Прибавив к ним 2 знамени, хранившиеся в Калуге и в министерстве, получается 11 знамен. Для того чтобы установить потерю 1805 г., следует вычесть это число из общего числа пожалованных полку знамен в 1798 и 1809 гг., т. е. 14, что подтверждает цифру 3. Попали ли они все три в руки неприятеля, установить совершенно невозможно. Все русские знамена, взятые под Аустерлицем, в 1814 г. были тщательно запрятаны парижским архиепископом и его викарием. Оба скоро умерли, не открыв своей тайны. До сего дня эти знамена где-то почивают. Их долго искали, но никогда не нашли.
Русские знамена не носили никаких надписей и различались между собой только расцветкой, для французов они всегда оставались «неизвестными». Правда, император Александр I посылал в Париж генерала графа Толстого с поручением, не привлекая внимания французов, опознать эти знамена. Исполнил ли Толстой это поручение, нам неизвестно.
Не лишено интереса напомнить, как император Николай II исправил несправедливость, допущенную императором Александром I, не вернувшим Азовскому полку его полкового знамени, спасенного Грибовским.
В 1897 и 1898 гг. производилась отправка книг, планов и карт военно-ученого и общего архивов Главного штаба в его московское отделение, причем во время этих работ были обнаружены хранящимися в одной из ниш архива 7 старых знамен. Среди них были 5 знамен, вывезенных из Франции в 1808 г. ген. Меллером-Закомельским. Все знамена были снабжены ярлыками с подписью генерала и описанием их спасения. Знамена эти хранились до 1816 г. в архиве военно-походной Его Величества канцелярии, а затем, по ее упразднении, были переданы в архив инспекторского департамента, впоследствии переименованный в общий архив Главного штаба, и там… забыты.
Дело было доложено государю, и вот что он решил:
«В 21 день ноября сего 1905 г. по всеподданнейшем докладе Его Императорскому Величеству, Государь Император, принимая во внимание, что на знамена эти, как не бывшие в руках неприятеля, справедливее смотреть как на спасенные, нежели как на утраченные, и, имея в виду, что вышеуказанные полки участвовали в последующих войнах России и имеют за это участие боевые отличия, Высочайше повелеть соизволил: 1) на передачу пехотным полкам… 45-му Азовскому генерала-фельдмаршала графа Головина, ныне Е.И.В. Вел. Князя Бориса Владимировича… их старых знамен, спасенных чинами сих полков во время Аустерлицкой баталии, для вечного хранения их при полках; и 2) на зачисление в списки этих полков лиц, спасших означенные знамена» («Русский инвалид», 1905 г.).
Так в списки полка был занесен прапорщик Грибовский, а 25 февраля 1906 г. и унтер-офицер Старичков.
То победители, то побежденные, и русские и французы имели право приписывать себе успех. Они у нас брали «орлы», мы у них, знамена… Ген. Сен-Шаман
Во времена Наполеоновских войн первое место во французской кавалерии, по числу отбитых русских знамен, занимал 1-й кирасирский полк, взявший 25 января (6 февраля) 1807 г., под д. Гоф, три знамени Костромского и одно Днепровского мушкетерских полков[67]. В русской же коннице такое же место принадлежало 1-му уланскому (тогда драгунскому) С.-Петербургскому полку, также отличившемуся отбитием четырех «орлов», одного в 1805 г., двух в 1807 г. и еще одного — в 1812 г.
«Ни один полк Русской армии не стяжал подобного отличия, — писал ген. Михайловский-Данилевский, — ни один из них не вырвал трех "орлов" из рядов наполеоновской армии в войны 1805, 1806 и 1807 гг.». Высочайшим приказом от 22 ноября 1808 г. С.-Петербургскому драгунскому полку были пожалованы Георгиевские штандарты с надписями: «За взятие у французов трех знамен в сражениях 1805 г. ноября 8 при Гаузете и 1807 г. января 26 и 27 под г. Прейсиш-Эйлау». Препровождая штандарты в полк, император Александр I писал:
«Оказанные Нам услуги в продолжение двух кампаний противу французских войск, во время коих, преоборяя все опасности, вы, своею храбростью и неустрашимым мужеством, в сражениях 8 ноября 1805 г. под д. Гаузет и 1807 г. генваря 26 и 27 чисел при Прейсиш-Эйлау, отняли у неприятеля три знамя, обращают особенное Наше внимание».
Эпизоды эти русскими историками вполне разработаны никогда не были, и даже в солидной полковой истории С.-Петербургского полка, составленый ген. Каменским (изд. 1900 г.), три этих отбитых «орла» опознаны не были. Пополняем посильно этот пробел.
«Орел» I эскадрона II драгунского полка, отбитый 8/20 ноября 1805 г. в бою на Рауснице[68]
9 ноября Кутузов доносил императору Александру I:
«Вчерашнего числа, перед вечером, из простой перестрелки на аванпостах, сделалось, наконец, серьезное кавалерийское дело. Неприятель побит и потерял 11-го драгунского полка 1-го эскадрона штандарт, который взят С.-Петербугского драгунского полку рядовым Чумаковым. Штандарт Вашему Императорскому Величеству щастие имею представить».
В тот же день Кутузов объявил войскам о подвиге Чумакова:
«С.-Петербургского драгунского полку, драгун Дмитрий Чумаков, отнявший в сражении у неприятеля штандарт, производится за таковое отличие и оказанную храбрость в унтер-офицеры; сверх того, Его Императорское Величество жалует ему сто червонцев».
Оба эти документа остались неизвестными полковому историку, который пишет, что штандарт был отбит от «кирасир», но приводит подробности его взятия дивизионом майора Гернгросса:
«Вот вахмистр Евдокимов, здоровый и храбрый детина, грудью лошади налегает на неприятельского эстандарт-юнкера, сшибает его с коня, а затем, кинувшись на командира французского эскадрона кирасир, рассекает его ударом палаша. Вот рядовой Чумаков храбро влетает в неприятельский фронт, ударами палаша сшибает несколько кирасир и, завидя штандарт, внезапно осеняется мыслью захватить его. Он сильнее пришпоривает коня и, подскочив к штандарту, смело схватывает его за древко и, несясь рядом с штандартным унтер-офицером, в молчаливой, но ожесточенной борьбе оспаривает честь захватить штандарт в свои руки. Вахмистр Евдокимов и тут подоспел на выручку, он скачет наперерез штандарту и ловким ударом палаша наносит смертельный удар его защитнику. Счастливый Чумаков выхватывает штандарт из рук помертвевшего француза…»
Взятый штандарт был представлен государю адъютантом Кутузова, подпоручиком лейб-гв. Семеновского полка Бибиковым и отправлен в С.-Петербург, где он был поставлен в Петропавловский собор. Вахмистр Никита Евдокимов был впоследствии награжден «особым золотым знаком отличия». Отметим, что полковая история называет Чумакова не Дмитрием, а Иваном.
Французские источники подтверждают потерю штандарта. Полковая история 11-го драгунского полка отмечает смерть в бою командира полка, полковника Бурдона, и пишет:
«2-й эскадрон, который шел на правом фланге, был атакован и принужден к отступлению врассыпную. В беспорядке штандартный унтер-офицер был убит и его «орел» потерян»[69]. Тут маленькое противоречие. Кутузов, имевший штандарт в руках, прочел на нем «1-й эскадрон». Противоречие это легко было бы разрешить, если бы существовал точный список знамен, хранившихся в Петропавловском соборе, но такого списка не было. Только в описании Петропавловского собора Новоселова, вышедшем в 1857 г. есть упоминание о поступлении в собор этого штандарта, но Новоселов, совершенно игнорировавший дело под Раусницем, считал, что трофей этот был не штандарт, а знамя, отбитое Багратионом под Шенграбеном.
В бою у Раусница 11-й драгунский полк потерял и другой штандарт, но бросившийся на русских капитан 9-го гусарского полка Матэрэ лично отбил его и вернул драгунам.
Через несколько дней имело место Аустерлицкое сражение, в котором с. — петербургские драгуны потеряли свой обоз, а с ним и полковой архив.
Только по возвращении в Россию был составлен рапорт о Раусницком бое, но его автор, по небрежности, вместо 8 ноября отнес это дело к 28-му. Императорская Главная квартира запросила Кутузова, были ли боевые столкновения 28-го, т. е. после Аустерлицкого сражения. Кутузов ответил отрицательно, и С.-Петербургский полк остался без награды. Взятый им штандарт, видно, уже забыли. Правда была восстановлена только в 1808 г., но тогда были уже отбиты два других «орла».
«Орел» 2-го батальона 18-го пехотного линейного полка, взятый 26 января (7 февраля), в первый день сражения под Прейсиш-Эйлау
В этот день арьергард кн. Багратиона, отбиваясь шаг за шагом, отходил на Эйлау, энергично преследуемый французами. Положение становилось критическим, и Багратион послал своего адъютанта, известного Дениса Давыдова, к Беннигсену просить содействия конницы. Беннигсен разрешил Давыдову взять два первых, попавшихся ему под руку кавалерийских полка. Случай пал на литовских улан и с. — петербургских драгун, которых Давыдов повел рысью на поле боя. Драгуны немедленно атаковали одну из наседавших на Багратиона пехотных колонн. Наблюдавший атаку ген. Ермолов пишет:
«Полковник Дехтерев, с петербургскими драгунами, атаковал колонну, которая шла по большой дороге. Французы покинули ее, чтобы развернуться в покрытом снегом поле. Поспешность этого перестроения повлекла за собой некоторый беспорядок, которым воспользовались драгуны. Встреченные редким огнем, они увидели свою решительность вознагражденной одним "орлом" и 500 пленными… Никогда не видал я столь стремительной атаки. Я был поражен видом этого полка, несущегося в образцовом порядке по покрытым снегом скатам».
Со своей стороны, французский полковник Ланглуа рассказывает:
«Когда 18-й полк, энергично тесня русскую пехоту, достиг возвышенности, он был внезапно атакован массой конницы, которая проникла в интервалы, не дав батальонам время построить каре. Схватка была отчаянной… когда 13-й конноегерский и драгунская дивизия Клейна прискакали на выручку 18-му, от него оставалось только несколько десятков бойцов, с оружием в руках защищавших еще честь полка, но несчастие уже свершилось. Генерал Лавассер, все шт. офицеры и много офицеров и солдат были тяжело ранены, и, что хуже всего, потерян "орел"».
История С.-Петербургского полка приводит следующие подробности:
«А вот несется еще кучка драгун, они врезываются в середину пехоты, очищая себе путь, валят палашами французов и доскакивают до знамени. Рядовой
Василий Подворотный сшибает грудью лошади с ног знаменщика, хватается за знамя и между ними происходит борьба, знаменщик вскочил с земли, ухватился обеими руками за знамя и не отдает его. Несколько пуль ранят лошадь Подворотного, но вот подскочил рядовой Дерягин, полоснул знаменщика, тот упал, и знамя осталось в руках у Подворотного. Подскочил и трубач Логинов и стал защищать Подворотного от набежавших на него французов. С другой стороны прискакал прапорщик Апраксин с рядовым Ерофеевым и вахмистром Фоминым и удержали французов. Но тут же исколотый штыками прапорщик Апраксин был свален с коня и не пожелал быть убранным. "Оставьте меня умирать здесь, спасайте знамя", — сказал он и скоро умер… Высока была честь заслужить себе славу и взять такой дорогой трофей от храбрых французских войск, но не дешево и полку стоил этот день. Убиты подпоручик Верещагин и прапорщик Апраксин и 18 ниж. чинов, ранены 2 офицера и 16 ниж. чинов». «Орел» был взят опять дивизионом майора Гернгросса и вновь в атаке отличился вахмистр Евдокимов. Майор Гернгросс был пожалован орденом Св. Георгия 4-й степени, а вахмистр Никита Евдокимов. Степан Фомин, рядовые Василий Подворотный, Савелий Дрягин, Ефим Ерофеев и трубач Филипп Логинов награждены были знаком отличия Военного ордена[70].
20-й бюллетень Великой армии признавал потерю знамени: «"Орел" одного из батальонов 18-го полка не был найден после боя, он, вероятно, попал в руки неприятеля. Эту потерю нельзя, однако, поставить этому полку в упрек. В положении, в котором полк находился, это только несчастный случай. Император даст ему другой "орел", когда он в свою очередь возьмет у неприятеля знамя». В архивах Ж. Брюнон мы нашли несколько оригинальных писем лейтенанта Лакомба, 18-го полка, в которых он живо передает чувства его товарищей после потери знамени:
«Самая тяжелая для нас утрата — это потеря нашего "орла". Во время атаки казаков знаменщик 2-го батальона был изрублен. Прикрытие защищалось с большой храбростью, но, изнемогая под ударами сильнейшего в числе противника, все полегло. Понятие чести, которое мы связываем с этой эмблемой, причиняет нам самое большое горе. Нашей репутации нанесен тяжелый удар…» На закате дня взвод петербургских драгун торжественно провез отбитое знамя перед фронтом русских полков. Сюжет достойный кисти художника.
«Орел» 1-го батальона 44-го пехотного линейного полка, взятый 27 января (8 февраля) 1807 г. во второй день сражения под Прейсиш-Эйлау
В полковой истории маленькая краткая заметка:
«И в этот второй день Эйлауского сражения Петербургский драгунский полк выказал много доблести и мужества. Ему и в этом сражении удалось вырвать у неприятеля новый трофей его победы. Опять французское знамя развевалось в строю петербургских драгун. Когда наша конница, несясь в первую атаку, погнала французскую пехоту, дравшуюся с первой линией нашей пехоты, рядовой Яков Скрипников налетел на французского знаменщика, опрокинул его и вырвал у него "орла"». Тут все туманно… никто не удосужился просто прочесть номер, стоявший на подножии «орла». Видно, что полковой историк не обладал почти никакими данными об этом эпизоде. Отметим также, что в списке награжденных знаком отличия Военного ордена значится вовсе не Скрипников, а Яков Сырников.
Но опознать взятый «орел» и восстановить картину его взятия не так уже трудно. Из рапортов Беннигсена и наших розысков в архивах известно, что под Прейсиш-Эйлау только два русских кавалерийских полка овладели знаменами, орденские кирасиры и с. — петербургские драгуны, а по ходу сражения 27 января видно, что орденцы атаковали дивизию Едэло, корпуса маршала Ожеро, а петербуржцы — дивизию Дежарден, того же корпуса.
Во французских источниках есть много свидетельств, опубликованных в печати, о потере «орла» 1-го батальона 44-го полка, входившего в состав дивизии ген. Дежардена. Судя по показаниям свидетелей, «орел» был сбит картечью со знамени, а бросившийся его подобрать знаменщик пал под сабельным ударом «русского драгуна». Вот почему можно утверждать, что третий трофей с. — петербургского полка принадлежал именно 44-му полку.
Известны свидетельства некоторых французов, видевших это знамя в русских руках. Так, взятый в плен сержант 14-го пехотного полка Лекуант видел его в ставке Беннигсена, на поле сражения, а капитан 26-го Легкого полка Руссе ль в Кенигсберге.
Взятые под Эйлау знамена были отправлены в С.-Петербург, торжественно провезены по улицам столицы эскадроном кавалергардов и поставлены в Петропавловский собор.
12 октября 1812 г. по приказанию гр. Аракчева в собор явился подполковник Касторский и взял оттуда все французские «орлы». С тех пор след их потерялся. Дальнейшая судьба их неизвестна.
Но с. — петербургские драгуны взяли еще одного, четвертого, «орла» в 1812 г.
«Орел» 14-го кирасирского полка, взятый 16 (28) ноября 1812 г. на Березине, между д. Стахов и Брили
Штандарт этот, стоявший в Казанском соборе, был помечен: «Взят майором бароном Петром Гильденгоф СПБ драгунского полка, на Березине».
16 ноября, прикрывая переправу Наполеона у Борисова, кирасирская дивизия ген. Думерка, вернее ее жалкие остатки, яростно атаковала войска Чичагова, порубила три русских егерских полка и опрокинула одну дивизию, взяв 2000 пленных. Кирасиры подверглись затем атаке с. — петербургских драгун и павлоградских гусар, были, в свою очередь, опрокинуты и оставили в руках русской кавалерии два штандарта, один из коих был взят С.-Петербургским полком.
Полковой историк, ген. Каменский, пишет:
«Разбирая старые полковые дела, присланные из г. Слуцка, где они были оставлены полком, нами найден следующий интересный документ:
"Командиру С.-Петербургского драгунского полка
Того же полка, майора Гильденгофа, рапорт:
Во исполнение повеления Вашего Высокоблагородия от 22 октября 1814 г. за № 667, данное мне от г.г. обер-офицеров свидетельство, что я действительно в прошлом 1812 году, при переправе неприятельской главной армии через р. Березину, с двумя эскадронами, оказал подвиг: разбил кирасир, взял штандарт, капитана и несколько кирасир и при том доношу, что взятый мной штандарт был лично отдан отрядным начальником генерал-адмиралу и кавалеру Чичагову, за что и был представлен с прочими к награждению. Причем Вашему Высокоблагородию оный оригинал представить честь имею и покорнейше прошу не оставить представлением главному начальству, для доведения сего подвига до особы Его Императорского Величества.
Майор Гильденгоф марта 10 дня 1815 г."
Первое представление было утеряно, а второе не мог подтвердить граф Мантейфель, ибо был убит в сражении под Лейпцигом. Барон Гильденгоф остался без награды, и вообще подвиг его был забыт… даже в полку».
Отметим, что за взятие «орлов» в 1812 г. полков не награждали. Единственным исключением был лейб-гв. Уланский полк, и то, из двух взятых им под Красным «орлов» учли только один. 22 же баварских знамени, найденных лейб-уланами в отбитом фургоне, вообще не были приняты во внимание.
В 1909 г. вышел труд ген. Геккеля «Трофеи войн 1812—13–14 гг.» Это список трофеев, сохранившихся в Казанском соборе, из числа тех, которые были регулярно сданы частями во время кампании. В нем немало погрешностей, ошибок и пробелов, но он является единственным описанием того, что сохранилось в соборе, из которого многое было выкрадено «посетителями». Отметим, что мы совсем не уверены, что все трофеи 1812 г. были сданы в Казанский собор.
В 1913 г. полк. Чуйкевич в своей работе, посвященной кампании 1812 г., сделал попытку подвести итоги трофеям русской армии. В ней также немало ошибок и пробелов. Эти два издания являются единственными известными нам попытками выявить трофеи 1812 г. Такие отрывочные и часто противоречивые данные разбросаны в многочисленных трудах, как русских, так и иностранных. Поскольку можно судить, богатейшие русские архивы разработаны в этом направлении не были. Когда французский художник Эдуард Дегайль в конце прошлого столетия запросил русский Генеральный штаб о французских знаменах, хранившихся в России, ему прислали список того, что находилось в Казанском соборе, но сообщили, что в русских архивах нет указаний о том, при каких обстоятельствах знамена эти попали в русские руки. Что касается архивов французских, то они, в порядке политической чистки после падения Империи, немало пострадали. Сведения, которые они дают, весьма отрывочны. По сей день, в военной исторической литературе вопрос о трофеях 1812 г. полностью разработан не был. Приводя здесь все, что нам удалось собрать после долгих и кропотливых розысков, нам остается выразить сожаление, что и в нашей работе есть еще много пробелов и, вероятно, немало ошибок.
Прежде всего следует отметить, что при наличии почти полного уничтожения Великой армии число потерянных ею знамен было, в общем, ограничено. Французы сделали все, что было в их силах, чтобы спасти знамена. Так, из 35 полков линейной французской пехоты мы не определили судьбу только двух «орлов», 4 были уничтожены, 24 были спасены и только 5 попали в руки русских войск. Сам Кутузов в донесении его императору Александру I от 7 до 19 декабря так объясняет малое количество трофеев:
«Имея счастие повергать к стопам В.И.В. забираемые у неприятеля знамена 264 и штандарты, долгом моим щитаю представить приказ от Наполеона выданный, коим повелено, оставя при каждом комплектном полку по одному только "орлу", все остальное отправить в депо. Из сего В.И.В. усмотреть изволите трудность, которая представлялась в приобретении неприятельских "орлов"».
Действительно, с 1811 г. во французской армии находилось в строю только одно знамя на полк, когда в русской их было по два на каждый батальон. Но наряду с официальными полковыми знаменами, которые, собственно, и являются трофеями, французские войска имели еще по одному значку на батальон, которые не имели никакой ценности.
Мало знакомые с регламентацией французской армии, русские часто принимали за знамена не только батальонные значки, но и значки, которые носили на алебардах ассистенты при «орлах» и даже подвязанные к трубам платы. Вот почему разобраться в трофеях 1812 г., исследуя только современные русские документы, чрезвычайно трудно.
Справедливость требует также отметить, что некоторые знамена не были взяты в бою, а просто подобраны на поле боя, среди убитых и замерзших воинов Великой армии. Вот что нам удалось установить.
25/27 июля в Кобрине, в руки войск ген. Тормасова, при сдаче в плен после боя остатков саксонской бригады ген. Клингеля достались два знамени и два штандарта. Знамена принадлежали 1-му батальону Королевского и 2-му батальону Неземеншельского пехотных саксонских полков, а оба штандарта уланскому Клемента полку. 1) Знамена и один из штандартов находились в Казанском соборе (второй штандарт из собора исчез). Нам не удалось установить, кто именно взял эти трофеи.
8/20 сентября у Несевичи взвод Александрийского гусарского полка поручика гр. Буксгевдена отбил в бою три штандарта австрийского легкоконного полка О. Рейи. Штандарты эти были возвращены, в 1812-м же году, Австрии и находятся сейчас в Вене.
8/20 сентября под Ригой рядовой Идрик, 3-го егерского полка, взял в бою прусский значок. Попав затем в плен, он сохранил значок на себе и, будучи в феврале 1813 г. освобожден из плена, представил его Витгенштейну. Дальнейшая судьба значка неизвестна.
29 сент./11 октября при взятии штурмом Вереи рядовой Старостенко, Вильманстрандского пехотного полка, взял знамя 1-го батальона 6-го Вестфальского пехотного полка. Знамя находилось в Казанском соборе.
6/18 октября в Тарутинском сражении донская казачья бригада ген. Сысоева 3-го взяла штандарт 1-го французского кирасирского полка. Кто именно взял штандарт, неизвестно. Защищавший его корнет де Берлемон получил 13 ран. Штандарт этот находится теперь в Московском Историческом музее.
12/24 октября у о. Глубокого обозы 6-го (баварского) корпуса и их прикрытие были внезапно атакованы гвардейской конницей. Эскадрон лб. — гв. уланского полка (а не лб. — гв. гусарского, как о том говорят некоторые источники) поручика Глазенапа, отбил фургон, в котором найдено 22 баварских знамени, принадлежавших 11-й баварским пехотным полкам. Все эти знамена, за слабосильностью баварских полков (1500 бойцов в 11 полках), были упакованы и помещены в фургон. Это дело дало повод наградить знаком отличия Военного ордена особенно отличившихся в 1812 г. лейб-улан, а именно унтер-офицеров Кондратенко и Глоба, рядовых Прокофьева, Крохмалева, Коваленко, Демьяненко, Рябенко, Вороха, Чичика, Никитенко, Нагорнаго, Мораханова, Петрова, Давыдова, Хотицкого, Галушко, Селиванова и трубача Окунева. Эти знамена потом находились в Казанском соборе, причем некоторые из них были ошибочно прибиты не к своим древкам.
13/31 октября у Малоярославца, по свидетельству ген. Ермолова, не подтвержденному другими источниками, казаки Платова отбили одно польское знамя. В Казанском соборе находилось одно древко, с дощечкой «орла», которое, по мнению одного польского историка, могло принадлежать 15-му польскому пехотному полку, который сильно пострадал в бою с казаками под Малоярославцем.
19/31 октября у Колоцкого монастыря Атаманский полк отбил, по русским источникам, «два знамени», в действительности батальонные значки 1-го и 2-го батальонов 7-го французского полка легкой пехоты. Оба значка находились в Казанском соборе, причем значок 2-го батальона был прикреплен к древку с «орлом» от польского знамени. По этому случаю польский «орел» был ошибочно приписан 7-му пехотному польскому полку.
22 окт./З ноября у Вязьмы казаки Платова отбили батальонный значок 3-го батальона 7-го французского полка легкой пехоты.
Ген. Крейц свидетельствует также о взятии в тот же день, под Вязьмой, двух других пехотных французских значков, сибирскими и курляндскими драгунами, о которых русские официальные рапорты не упоминают. Возможно, что это были значки 4-го и 6-го батальонов того же 7-го полка, которые также поступили в К.С.[71] Отметим, что полковой «орел» 7-го легкого полка, поврежденный русским ядром в Прейсиш-Эйлауском сражении, был спасен французами и вынесен из России.
Чуйкевич пишет, что между 16/28 окт. и 24 окт./4 ноября, при преследовании от Малоярославца, было взято одно французское знамя, о котором не упоминают современные русские документы. Вероятно, это штандарт 28-го французского драгунского полка, разбитого в этом районе донцами. Штандарт был найден у жителей в феврале 1813 г. и препровожден в К.С. Был ли он взят и не представлен по начальству или просто найден, неизвестно. С 1911 г. он находился в Юхновском соборе.
24 окт./6 ноября между Вязьмой и Дорогобужем были взяты «два гвардейских штандарта», в действительности оказавшиеся трубаческими платами, найденными казаками на телах убитых трубачей 2-го гвардейского уланского (голландского) полка, совершенно изрубленного эскадрона капитана Шнейтера. В России находилось 7 таких платов, принятых по ошибке за штандарты.
26 окт./8 ноября у Базикова полк. Тарасов, командовавший донским казачьим Иловайского 3-го полком, собственноручно взял одно знамя, определить которое мы не смогли.
3/15 ноября в ночном бою на улицах Волковыска рядовой Мисотников, Вятского пехотного полка, взял знамя 2-го батальона саксонского пехотного полка Фридриха-Августа. Потерявший знамя знаменщик Штейнбах был выгнан с позором из полка и брошен на произвол судьбы.
3/15 ноября у Кай дан Старо дубовский драгунский полк взял два польских знамени, которые были сданы в К.С. Определить полки, которым принадлежали знамена, не удалось. Геккель пишет о 14-м пехотном польском полку, который в действительности не принял участия в этом деле. Неизвестно и кто взял эти знамена. Командовал стародубовцами полковник Наний.
Между 3/15 и 6/18 ноября в сражениях под Красным было взято несколько знамен и значков, но данные о них в русских изданиях противоречивы. Чуйкевич доводит их числом до 15, Кутузов свидетельствует о 6. Вот что мы определили:
3/15 — рядовой Гомза, лб.-гв. Уланского полка отобрал «в пехотной колонне, от кавалерийского офицера — штандарт». Возможно, что это «орел» с цифрой 4, сданный в К.С, который Геккель приписывает 4-му пехотному полку, который в действительности спас и вынес из России своего «орла». Мы думаем, что «орел» принадлежал 4-му французскому легкоконному полку, остатки которого были совершенно уничтожены под Красным.
4/16 — знамя 35-го французского линейного пехотного полка. Древко, «орел» и ленты были взяты унтер-офицером Яковлевым и рядовым Осиповым, Полтавского пехотного полка, а полотнище — рядовым Скидановым, Нижегородского пехотного полка, что свидетельствует, что знамя это было сорвано с древка. Значок одного из ассистентов 35-го полка был взят полковником Давыдовым, которому некоторые источники ошибочно приписали взятие «орла». Полк. Давыдов командовал Московским драгунским полком. Полотнище со временем было украдено из К.С. «Орел» сейчас в Эрмитаже, а значок был после революции продан и вернулся во Францию.
5/17 — донской генерал Карпов отбил «пять знамен», среди которых находилось 3 русских знамени и 1 значок, найденный французами в Московском арсенале.
5/17 — Ревельский пехотный полк отбил батальонный значок 1-го полка вольтижеров Молодой гвардии, пожертвовавшего собой, прикрывая отход других войск. У этого полка знамени не было, а было только два значка.
6/18 — корнет Карачаров и рядовой Дарченко, лб.-гв. Уланского полка, отбили в бою знамя 18-го французского пехотного полка и унтер-офицер Зезекало, Полтавского пехотного полка взял значок ассистента 46-го линейного французского пехотного полка. «Орел» 18-го полка сейчас в Эрмитаже, а значок 46-го вернулся во Францию. Отметим, что значки ассистентов 35-го и 36-го полков не находились в К.С.
К числу взятых под Красным знамен следует прибавить полотнище знамени 127-го пехотного линейного французского полка («орел» был вынесен из России), найденное в 1827 г. на базаре в Нахичевани у урядника Безмолитвенного, который в 1812 г. не представил его начальству. К этому знамени Геккель ошибочно отнес и «орел» без номера, находившийся в К.С. — в действительности 145-го полка и взятый в 1813 г.
9/21 ноября у Борисова отряд гр. Ламберта отбил два польских знамени. Знамя 1-го линейного пехотного полка было взято Арзамасским драгунским полком. Другое знамя, неизвестно кем взятое, принадлежало или 14-му пехотному полку или 7-му уланскому (бывшему 1-му легкоконному). Оба эти знамени находились в К. С.
10/22 ноября у Уши донской казачий Луковкина полк отбил одно польское знамя (14-го пехотного или 7-го уланского полков). Об этом трофее упоминают многие источники, но в рапорте полковника Луковкина о нем ничего нет.
15/27 ноября на Березине войсками Витгенштейна и Платова отбито «четыре знамени». При пленении остатков дивизии Парту но были взяты знамена 44-го и 126-го французских линейных пехотных полков. Знамя 126-го (голландского) полка было взято капитаном (фамилия неизвестна) 23-го егерского полка, адъютантом ген. Властова, знамя же 44-го полка как будто бы было найдено зарытым в снегу.
Майор Виддер, Финляндского драгунского полка, взял значок, который мы не определили (Геккель ошибочно указывает на 17-й пехотный полк). По свидетельству английского капитана Даусона, одно из взятых знамен принадлежало Итальянской гвардии. В Казанском соборе находился штандарт итальянского драгунского полка королевы и платы от труб итальянских гвардейских драгун.
16/28 ноября на Березине войсками Чичагова было взято 2 штандарта. Штандарт 14-го кирасирского полка (голландского) был взят майором Гильденгофом, С.-Петербургского драгунского полка, и штандарт 3-го французского легкоконного полка, взятый как будто павлоградскими гусарами. Последний Геккель приписал 3-му польскому гвардейскому уланскому полку, который в действительности не имел штандарта, и отнес его взятие к делу у Слонима, что явно не соответствует действительности.
21 ноября/3 декабря у Латигаля отрядом ген. гр. О'Рурка взяты полковые штандарты саксонских полков гвардейского и кирасирского Цастрова. Остальные 6 эскадронных штандартов этих полков также были потеряны в России, но на их след мы не напали. Известно только, что потерявший их фендрик Дитмар был с позором выгнан из саксонской армии.
21 ноября/3 декабря донские казаки ген. Мартынова отбили штандарт как будто 15-го польского уланского полка (без древка и «орла»), который находился потом в К.С.
21 ноября/3 декабря, по донесению Платова, отряд Атаманского полка, полковника Кирсанова, взял «гвардейский штандарт,» определить который мы не смогли и который не находился в К.С.
27 ноября/9 декабря у Вильны Сеславин донес о взятии «орла». Это, вероятно, штандарт 4-го французского кирасирского полка. Штандарт этот был потерян (отвязался от седла), подобран унтер-офицером 14-го кирасирского полка и украден у него, с другими вещами, мародером. Как он попал в руки партизан, неизвестно.
Неизвестно, какого числа и при каких обстоятельствах, под Вильной унтер-офицер Пономаренко, Мариупольского гусарского полка, овладел штандартом 9-го французского кирасирского полка.
28 ноября/10 декабря Платов донес о взятии 4 знамен между Вильной и Ковно. Это были знамена 2-го батальона саксонского полка Рехтен, 1-го и 2-го батальонов саксонского полка Лова и 2-го батальона Франкфуртского пехотного полка. Все четыре находились в К.С.
Позднее Платов сообщил, что Ольвиопольский гусарский полк взял еще в этот день «три штандарта», вероятно трубачские платы, т. к. в 1813 г. Платов не упоминает больше об этих трофеях.
2/14 декабря у Ковно Платов взял еще «три знамени», среди них значок ассистента 17-го французского пехотного полка, взятый майором Карауловым (в современных рапортах фамилия его искажена на Карачкова), и «два батальонных знамени, изорванные в драке», определить которые мы не могли. Отметим, однако, что в К.С. поступил разорванный штандарт со следами цифры 11 на дощечке «орла». Возможно, что он принадлежал 11-му гусарскому полку (голландскому), остатки которого погибли под Ковно. Заметим также, что дирекция К.С. прибила значок 17-го полка на древко с орлом 4-го.
10/22 декабря ген. Кутузов доносит о взятии между Вильной и Ковной одного знамени, о котором мы ничего не нашли.
11/23 декабря Платов сообщает из Волковыска о взятии двух штандартов и пяти полотняных значков. Значки безусловно принадлежали 1, 2, 3,4 и 6-му батальонам 2-го французского пехотного полка (К.С.), а о штандартах данных не найдено.
12/24 декабря в Кайданах было найдено на пленном полотнище одного знамени Французской гвардии. Возможно, что это штандарт итальянского драгунского полка королевы, прибитый русскими на немецкое древко (от знамени Вюрцбургского полка, взятого в 1813 г.).
Вообще, в русских рапортах 1812 г. часто упоминается о взятии знамен и штандартов Императорской гвардии. В.К.С. гвардейских знамен не было. Были ли таковые в других местах, неизвестно. Французская гвардейская пехота проделала кампанию 1812 г. при двух знаменах на 20 полков. Мы склонны думать, что под термином «гв. штандарты» следует подразумевать трубачевские платы, но есть вопрос, который мы не разрешили. После революции во Франции было продано знамя 1-го гвардейского гренадерского полка, а в Эрмитаже стоит сейчас «орел» с цифрой 1 — неизвестного полка.
14/26 декабря у Инстербуга отрядом ген. Кутузова было взято четыре значка. В этот день попали в плен остатки 2-го гвардейского уланского полка. Возможно, что «четыре значка» являются в действительности платами от труб.
Всего же в кампании 1812 г. в руки русских войск попали следующие знамена, не считая всевозможных значков, которые трофеями посчитаться не могут:
Французские
1. 18-го лин. пех. — «орел» и знамя
2. 35-го лин. пех. — «орел» и знамя
3. 44-го лин. пех. — «орел» и знамя
4. 106-го лин. пех. — «орел»
5. 126-го лин. пех. — «орел» и знамя
6. 127-го лин. пех. — знамя
7. 1-го кирасирского — «орел» и штандарт
8. 4-го кирасирского — «орел» и штандарт
9. 9-го кирасирского — «орел» и штандарт
10. 14-го кирасирского — «орел» и штандарт
11. 3-го легкоконного — «орел» и штандарт
12. 28-го драгунского — «орел» и штандарт
13. 4-го (вер. легкоконного) — «орел»
14. 11-го (вер. гусарского) — «орел» и треть штандарта.
Кроме того, в С.-Петербургском артиллерийском музее хранились частицы старого знамени 124-го линейного пехотного полка, которые не имели никакой ценности, т. к. в 1812 г. этот полк имел новое знамя, которое он вынес из России. На выставке в Москве в 1912 г. фигурировали еще три «орла» неизвестных полков, один из которых был найден на Бородинском поле.
Следует отметить судьбу «орла» 106-го полка. Мы отыскали протокол об уничтожении этого «орла» в ноябре 1812 г. по приказу принца Евгения. В 1927 г. этот «орел», никогда не бывший в К.С., был продан во Францию. Он действительно сильно поврежден ударами молотка. Должно быть, он был найден, но остался в частных руках.
Баварские
Полные знамена 1-го и 2-го батальонов пехотных полков:
1. 1-го Королевского
2. 2-го наследного принца
3. 3-го принца Карла
4. 4-го герцога Саксонского
5. 5-го графа Прейсинга
6. 6-го герцога Вильгельма
7. 7-го принца Левенштенского
8. 8-го герцога Пиус
9. 9-го графа Изенбурга
10. 10-го барона Сен-Бриера
11. 11-го барона Кинкеля — всего 22 знамени. Вестфальское
1. 1-го батальона 6-го линейного пехотного полка.
В К.С. под этикеткой «Вестфальский штандарт» хранился шведский штандарт Финляндского драгунского полка, отбитый в 1808 г. Саксонские
1. Королевского пехотного полка
2. Пехотного полка Низемейшеля
4. Пехотного полка Лов
5. Пехотного полка Рехтен
6. Пехотного полка Фридриха-Августа
7. Гвардейского кирасирского полка
8. Кирасирского полка Цастрова
9. 10. Уланского полка Клемента.
Соответственно:
1-го батальона
2-го батальона
1-го и 2-го батальонов
2-го батальона
2-го батальона
1-го эскадрона
1-го эскадрона
два штандарта
Кроме того, саксонцы признают потерю в России всех четырех штандартов гв.-кирас, кирас. Цастрова и уланских Клемента и Альбрехта полков.
Австрийские
1. 3-го легкоконного полка О'Рейи — три штандарта.
Франкфуртское
1. Пехотного полка фон Цвейера 2-го батальона.
Итальянское
1. Драгунского полка королевы
1-го эскадрона.
Отнесенные Геккелем к 1812 г. три неаполитанских знамени были действительно взяты в 1813 г. в Данциге.
Польские
1. 1-го пехотного «орел» и знамя
2. 14-го пехотного «орел»
3. Неизв. пех. древко и дощечка от «орла»
4. Неизв. пех. «орел» (на древко прибит французский значок)
5. Неизв. пех. «орел» (на древко прибито баварское знамя)
6. 7-го уланского «орел» и штандарт 1-го легкоконного полка
7. 15-го уланского штандарт. Всего 59 знамен.
Следует упомянуть и четыре значка, которые долгие годы стояли в К.С. под названием бергских штандартов и знамен. Геккель пишет, что они были взяты на Березине. Знатоки итальянских знамен утверждают, что это совсем не бергские штандарты, а батальонные значки Итальянской гвардии. Обстоятельства, при которых эти значки попали в русские руки, еще не выяснены.
Интересно проследить судьбу трофеев 1812 г. В 1912 г. большая часть их была, по высочайшему повелению, передана из К.С. на юбилейную выставку
1812 г., открытую в Москве, в здании Арсенала. Из этой выставки должен был быть создан Музей 1812 г., и знамена были переданы на постоянное хранение. После революции знамена были переданы в Военно-исторический музей, а оттуда в 1924 г. в Государственный Исторический музей. В 1937 г. большая часть знамен была отправлена в Ленинградский артиллерийский музей.
В настоящее время трофеи, находившиеся до 1912 г. в К.С., распылены по многим местам, но большая часть их находится в Эрмитаже.
Революционные годы и частые перемещения не могли не отразиться на знаменах. Кое-что исчезло, кое-какие знамена были возвращены Польше, некоторые знамена потеряли «орлы», другие — полотнища.
8/20 сентября 1812 г., при нечаянном нападении конного отряда генерал-адъютанта графа Ламберта у с. Несевичи, александрийские гусары отбили три австрийских штандарта 3-го легкоконного полка Орелли.
В русской военной истории это был первый случай отбития в бою австрийских знамен. До 1914 г. он оставался единственном.
Действительно, при несомненном отсутствии взаимных симпатий русские и австрийские войска неизменно сражались бок о бок, и, кроме обоюдной комедии 1809 г., случая помериться в бою до 1812 г. не было.
Эпизод этот не был еще достаточно освещен в исторической литературе, и, во всяком случае, о судьбе этих штандартов не было как будто никаких данных.
Об этом деле граф Тормасов доносил Кутузову:
«8 сентября... гр. Ламберт, узнав от пленных, что того же дня должен прийти в селение Несевичи с кавалерийским отрядом австрийский генерал Цейхмейстер, не медля нимало, отправился туда с частью своей кавалерии и перед рассветом, напав на неприятельский лагерь, разбил неприятеля и обратил его в бегство. При сем деле взято в плен: шт. офицеров — 1, обер-офицеров — 8, рядовых — 150, лекарей — 3 и три штандарта легкоконного полка Орелли.
В сем деле особенно отличились: командовавший ген. адъютант гр. Ламберт, гвардии лейб-гусарского полка полковник князь Багратион и Александрийского полка поручик граф Буксгевден, который при случае, командуя полуэскадроном, взял у неприятеля сии штандарты. Я справедливо считаю доставить ему счастие поднести сии Его Императорскому Величеству. Покорнейше прошу у Вашей Светлости удостоить его, яко храброго офицера, сего отличия».
В своей истории войны 1812 г. Михайловский-Данилевский пишет:
«Один эскадрон полка Орелли, с тремя штандартами, продвигался по дороге, которую перерезал взвод александрийских гусар, под командой поручика гр. Буксгевдена. Офицер не успел подать команды, как его гусары сами бросились на австрийцев и отбили их три штандарта».
К несчастью, полковая история не сохранила имен гусар, которые действительно отбили штандарты. Они, без сомнения, существуют в русских архивах, но извлечь их из забвения никто еще в России не удосужился.
Взятие штандартов в бою — большой подвиг, за который обыкновенно награждали не только тех, кто этот подвиг совершил, но также и полк, форму которого они носили.
Александрийские гусары награждены не были, и их трофеи возвращены Австрии.
Во французском издании записок гр. Ланжерона сохранились тексты писем, которыми при этом случае обменялись граф Румянцев и князь Меттер-них. Приводим их отрывки.
Вот что писал 14/26 октября 1812 г. Румянцев:
«Одна из военных случайностей предоставила Его Императорскому Величеству три штандарта знаменитого легкоконного полка Орелли. Он их получил от Марии-Терезии и должен о них сожалеть, так как он прославил их своей храбростью. Его Величество, этим письмом, которое я пишу по Его указанию Вашему Превосходительству, просит Его Величество, Императора Австрийского, оказать Ему дружескую услугу, приняв эти штандарты, возвратить их храбрым воинам, которым они принадлежали...
Император Александр просит Императора Франца сохранить его просьбу в тайне. Фельдъегерь, который везет штандарты, не знает, какой ценный залог ему вручен... Его Величество признается, что Ему было бы тяжело представить взорам его подданных то, что могло бы напоминать те времена, которые Государь желал бы вычеркнуть из летописи истории».
Одновременно императрица Елисавета Алексеевна писала своей матери, принцессе Баденской:
«Посланец, которому вручено это письмо, везет также в Вену три штандарта, отбитые от князя Шварценберга. Да поможет это решение Государя осветить Австрии тот единственный путь, на который она должна стать».
1 декабря Меттерних отвечал Румянцеву:
«Его Императорское Величество приказал мне просить Вас, граф, засвидетельствовать перед Императором, Вашим Августейшим повелителем, Его особенную признательность за тот знак внимания, который Его Императорское Величество Ему оказывает, отсылая штандарты полка Орелли, которые превратности войны отдали в руки Русской Армии... Император не может лучше отдать справедливость благородным причинам, которые продиктовали решение Императора Александра, как приняв эти трофеи, отбитые храбростью и возвращенные дружбой».
В австрийских источниках нет упоминания о потере этих штандартов и ничего о их дальнейшей судьбе. В Военном музее в Вене много штандартов старой армии, разных эпох, но как найти те, которые нас интересуют, да и сохранились ли они после 150 лет?
Предпринятые в этом направлении розыски увенчались успехом. После ознакомления с историями австрийских полков удалось выяснить, что полк Орелли впоследствии носил имя 8-го уланского. Среди массы старых штандартов мы отыскали три штандарта, пожалованные этому полку императором Карлом IV, отцом императрицы Марии-Терезии.
Других штандартов этот полк как будто бы не получал до более поздних времен, а потому можно утверждать, что эти три штандарта и являются трофеями александрийских гусар. Штандарты сравнительно хорошо сохранились. Один из них, четырехугольный, вероятно, полковой, и два с косицами. Прибиты они, несомненно, на позднейшие древки. На копьях вензель императора Фердинанда I.
Следует добавить, что в решении императора Александра I не надо видеть только политический жест. Полк Орелли дрался в Италии в 1799 г. под знаменами Суворова, и в несчастный день Аустерлицкой баталии он пожертвовал собой, прикрывая отход разбитой русской пехоты Буксгевдена, отца поручика Буксгевдена.
Эти заслуги перед русской армией не могли не тронуть чувствительное сердце русской царя.
С.П. Андоленко
В начале войны русские инженерные войска состояли из двух пионерских полков трехбатальонного состава. Каждый батальон состоял из одной минерной и трех пионерских рот. Ввиду большой разбросанности инженерных частей фактическая организация была ротная. При артиллерии существовали понтонные роты. Лишь в 1802 году инженерные войска были отделены от артиллерии. Русские инженерные войска сыграли значительную роль в победе над Наполеоном. Под Бородином были возведены четыре группы укреплений: 1) на правом фланге редут и два люнета; 2) в центре батарея Раевского; 3) Багратионовы флеши; 4) впереди Бородина редут Шевардино. При отступлении, а потом при наступлении инженерные войска много поработали в строительстве огромного количества мостов, переправ и дорог.
Кутузов, сам воспитанник Инженерной школы, приказал сформировать конные отряды сапер, чтобы те могли выезжать вперед и своевременно чинить дороги. Вторжение Наполеона в Россию и присоединение Царства Польского указали на необходимость укрепления российских западных границ. Для чего потребовалось значительное число военных инженеров и в 1819 году были открыты военно-инженерное училище и академия (под названием Главного инженерного училища с верхним офицерским классом — ныне Инженерная академия).
Сам император Николай I проявлял особый интерес к военно-инженерной обороне России и лично составил записку «О системе обороны западного фронта». Инженерное дело совершенствовалось и развивалось.
В 1829 году пионерные батальоны были переименованы в саперные батальоны, а понтонные парки, которые находились в ведении артиллерии, были переданы инженерным войскам.
По материалам журнала «Военная быль»
Польский историк Гембаржевский, разбирая вышедшую в 1909 г. работу генерала Геккеля «Трофеи войн 1812—1813—1814 годов», хранящиеся в Казанском соборе, писал:
«Я думаю, что наши разногласия вытекают из убеждения автора, что все эти знамена были взяты в бою. Это мнение не вполне соответствует истине, во всяком случае, что касается всех польских знамен, которые находятся в Казанском соборе... В 1814—1815 гг. во время организации новой польской армии цесаревичем Константином Павловичем старые польские знамена были сданы в Варшавский арсенал и оттуда, по приказанию великого князя, были отправлены в Казанский собор. Важные документы, касающиеся этого дела, находятся в архивах русского Генерального штаба...»
Статья г. Гембаржевского была любезно помещена в «Журнале Императорского Русского военно-исторического общества» без комментариев. Среди русских историков не нашлось никого, кто бы мог ответить г. Гембаржевскому, что указывает на то, что трофеи русских войск были покрыты «мраком неизвестности», даже для крупных военных историков.
В других источниках мы нашли другое письмо того же польского историка:
«В кампаниях 1809, 1812и 1818 гг. польская армия доблестно несла свои "орлы", и, несмотря на ужасные события войны против русских и почти полное уничтожение многих полков, ни одна из этих эмблем военной части не была потеряна в 1812 г. на полях сражений. Благодаря самоотверженности полковника Сзимановского все знамена, пушки и даже зарядные ящики польских полков были спасены».
Итак, поляки не потеряли ни одного «орла» (знамени) ни в 1812, ни в 1813 гг. и те, которые стояли в Казанском соборе, были туда посланы русским великим князем, который воспользовался своим положением наместника, чтобы украсить Казанский собор старыми польскими знаменами.
Тезис, безусловно, «патриотический», но который не выдерживает критики.
Что касается этих знамен, которые будто бы «изъяты» нещепетильным цесаревичем и превращены в «трофеи», г. Гембаржевский пишет:
«Существует официальная корреспонденция генерала Домбровского от 5 мая 1814 года, из которой следует, что полковник Коссинский, командующий единственным оставшимся польским пехотным полком, получил на хранение 9 "орлов" с 5 полотнищами».
Г. Гембаржевский не приводит списка этих «орлов».
Нам удалось, однако, этот список отыскать, а равно и другой, а именно знамен, сданных позже в Варшавский арсенал полковником Блисзинским.
Достаточно сопоставить списки знамен спасенных поляками и знамен, находившихся в Казанском соборе, чтобы убедиться в полной несостоятельности версии г. Гембаржевского.
Знамена, находившиеся в Польше в 1814 г.
1-й пехотный. «Орел» и знамя
4-й пехотный. 2 «орла» и знамени.
6-й пехотный. «Орел» и знамя.
8-й пехотный. «Орел».
12-й пехотный. «Орел».
15-й пехотный. «Орел».
16-й пехотный. «Орел».
1-й кавал. 2 «орла» и штандарт.
2-й кавал. «Орел» и штандарт.
11-й кавал. «Орел» и штандарт.
Знамена в Казанском соборе
1-й пехотный. «Орел».
5-й пехотный. «Орел».
7-й пехотный. «Орел».
10-й пехотный. «Орел».
11-й пехотный. «Орел».
13-й пехотный. 2 «орла» и знамя.
14-й пехотный. «Орел».
1-й конноегерский «Орел» и штандарт.
15-й уланский. «Орел» и штандарт.
«Орел» неизв. пехотного полка.
Беглого взгляда достаточно, чтобы убедиться в разности этих списков.
В своей статье 1909 г. г. Гембаржевский утверждал, что польские полки имели только один «орел», находившийся при 1-м батальоне и что вторые батальоны имели только знамя без орла, и пользуется примером 1-го пехотного полка, чтобы уличить русских. Но почему же тогда 4-й и 13-й пехотные и 1-й кавалерийский полки имели по два «орла»? Нетрудно допустить, что один из «орлов» 1-го пехотного полка был спасен поляками, а другой взят русскими. Что касается 1-го кавалерийского и 1-го конноегерского полков, то идет ли речь об одном и том же полку? Но даже если это тот же полк, то можно ли утверждать, что у него было только два штандарта?
Мы не знаем, заменили ли поляки потерянные «орлы» новыми, но известно, что некоторые польские полки имели больше двух «орлов», как, например, 4-й пехотный, два «орла» которого находятся в 1814 г. в Варшаве, а 3-й в развалинах Шпандау найден в 1832 г. пруссаками.
Итак, если даже цесаревич Константин и отправил кой-какие знамена в Россию, они не были помещены в Казанский собор.
В Московском арсенале было несколько польских знамен, три из коих были переданы в 1912 г. по высочайшему повелению в Музей 1812 г. и некоторые другие возвращены советским правительством Польше, после неудачной войны 1920 г.
В 1812 г. польские войска были разгромлены. Сохранение ими всех их «орлов» было бы, безусловно, чудом. Надо ли добавить, что все эти потери отнюдь не набрасывают тень на польские войска, доблесть которых общеизвестна и не нуждается в защитниках.
Приведем теперь все, что мы собрали о польских «орлах», находившихся в Казанском соборе. Конечно, в числе их есть несколько «неизвестных», но большая часть их была взята или в бою, или во взятых крепостях. Вот все известные нам случаи взятия польских знамен в кампаниях 1812—1813 гг.:
13/25 октября 1812 г.
Малоярославец. Казаки Платова взяли одно польское знамя (свид. ген. Ермолова).
75 ноября 1812 г.
Кайданы. Два польских знамени взяты у корпуса ген. Коссецкого авангардом гр. Ламберта (Стародуб. др. полк).
9/21 ноября 1812 г.
Борисов. На штурме города авангардом гр. Ламберта у корпуса ген. Домбровского взято два знамени (одно из них Арзамаским др. полком).
5/17 декабря 1812 г.
Кутузов получил от Платова одно отбитое польское знамя.
24/5 апреля 1813 г.
При капитуляции Ченстохова взято два польских знамени.
17/29 апреля 1813 г.
При капитуляции Данцига взято три польских знамени.
23/4 сентября 1813 г.
Черниц. Одно польское знамя взято отрядом кн. Кудашева.
23/5 декабря 1813 г.
Три польских знамени взято при капитуляции Замостья.
А всего 15 «орлов», из коих 14 удостоверенных официальными документами. В 1912 г. в Казанском соборе находилось 11 «орлов» и 3 были переданы в Музей 1812 г. из Московского арсенала, т. е. опять 14 «орлов».
Вот список этих знамен:
В Казанском соборе:
1) 1-го пехотного полка. «Орел» с номером полка, взят в Борисове.
2) 5-го пехотного полка. «Орел» без номера, взят в Данциге.
3) 7-го пехотного полка. «Орел» без номера (неизвестно).
4) 10-го пехотного полка. «Орел» с номером, в Данциге.
5) 11-го пехотного полка. «Орел» с номером, взят в Данциге.
6) 13-го пехотного полка 1-го бат. «Орел» с номером, взят в Замостье.
7) 13-го пехотного полка 2-го бат. «Орел» с номером, взят в Замостье.
8) Неизвестного полка. «Орел» без номера, взят в Замостье.
9) 14-го пехотного полка. «Орел» с номером, взят в Кайданах.
10) 1-го конноегерского. «Орел» и штандарт с номером, взят в Борисове.
11) 15-го уланского полка. Штандарт полка и пех. «орел» (неизвестно). В Московском арсенале:
Два неизвестных польских знамени.
1-го конноегерского полка. «Орел» и штандарт.
Итак, в России как будто бы находилось 14 польских «орлов», отбитых в 1812—1813 гг., взятие которых подтверждается документами и одной аттестацией о сдаче Платовым Кутузову от 5/17 декабря 1812 г. одного польского знамени. Можно предполагать, что речь идет о знамени, взятом под Малоярославцем, которое Платов временно удержал при себе. Действительна, взятие знамени под Малоярославцем не обозначено в современных документах, но свидетельство Ермолова весьма определенно (13 пушек и 1 знамя отбиты от поляков казаками Платова). Заметим, что в официальных бумагах мы нашли данные только об одном польском знамени, отбитом казаками, что подтверждает наше предположение.
Что касается 14 польских «орлов», попавших в русские руки, то принадлежность их определенным полкам была установлена в 8 случаях. Пять не были опознаны или же опознаны «приблизительно», так как поляки имели присутствие духа отбить номер полка. Что касается 15-го уланского полка, то русские, по небрежности, соединили штандарт (полотнище) этого полка и «орел» неизвестного пехотного полка.
Перед нами старая уже расписка:
«По доверенности от капитана Ергина получил знамя, хранившееся у российского военного агента в г. Риме, капитана 1-го ранга фон Дена, принадлежавшее мушкетерскому полку, попавшее в плен после Аустерлицкого боя и возвращенное в Русскую Армию в 1815 году, город Париж 21 октября 1938 г.
Рустан Мурза Тайганский»
Подпись неразборчива, и за верность ее мы не ручаемся. Содержание расписки не совсем соответствует действительности. Знамя это никогда не было в руках у неприятеля, и 1815 г. совсем ни при чем. Оно находится теперь в Брюссельском военном музее, переданное туда на хранение, как сообщила дирекция, старыми русскими офицерами. Это белое (полковое) знамя Бутырского пехотного полка, спасенное в Аустерлицком сражении и переданное в 1905 г. государем императором в 66-й пехотный Бутырский полк «на вечное хранение». Как попало оно за границу, нам неизвестно, но нахождение в иностранном музее знамени, побывавшего в Аустерлицком сражении, где, как известно, было утрачено несколько русских знамен, может со временем ввести в заблуждение. Вот почему нам кажется необходимым зафиксировать, пока не поздно, все, что относится к истории этого знамени.
К расписке приложена копия записки, прикрепленной к полотнищу знамени. Вот она:
«Белое знамя Бутырского мушкетерского полка, спасенное во время Аус-терлицкой баталии того же полка портупей-прапорщиком Николаем Кокуриным, который, находясь уже во Франции пленным в городе Бурже, в гошпитале умер, а после его хранено было сие знамя означенного полка унтер-офицером Михайлою Мостовским и представлено по команде уже по прибытии в город Люневиль при формировании временных батальонов. Генерал-майор барон Меллер-Закомельский».
По потерям в Аустерлицком сражении Бутырский полк занял первое место. С поля боя не вернулось 56 офицеров из 60, 91 унтер-офицер из 120 и 1755 нижних чинов из 1972. По французским данным, из этого числа в плен попало 30 офицеров и 761 унтер-офицер и нижний чин. Только ничтожные остатки вышли из боя. В те времена каждый мушкетерский полк имел 6 знамен. Одно белое, считавшееся полковым, и 5 цветных, ротных. Из этих 6 знамен налицо оставалось только одно, ротное. Казалось, что в Аустерлицком сражении Бутырский полк был не только разгромлен, но и обесчещен потерей 5 знамен, вероятно попавших в руки неприятеля. В действительности это оказалось не так.
15 декабря 1805 г. Кутузов доносил императору Александру:
«После сражения, бывшего в 20-е число ноября, нижние чины из плену французов спаслись бегством и вынесли четыре знамя, ими с древок сорванные, а именно: Бутырского мушкетерского полка портупей-прапорщик Измайлов 1-й и Галицкого мушкетерского... О сем их отличном поступке Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу».
На рапорте государь поставил резолюцию: «Дать чины».
Интересны подробности спасения этого знамени, кои следуют из рапорта Кутузову генерал-лейтенанта Эссена 1-го от 30 ноября:
«Бутырского мушкетерского полку портупей-прапорщик Измайлов 1-й, явясь у меня, представил знамя своего полку, объявляя, что во время бывшего с французами сражения, когда не предстояло никакой надежды спасти знамя, то он оторвал от древка, спрятал оное в шапку, а потом был взят французами в плен, из которого удалось ему в скором времени бежать, сохраняя знамя в его шапке и имея обвязанную голову, представлял себя будто раненым, почему, хотя несколько раз французские партии на него нападали и по обыскам, имевшиеся у него деньги и тесак отобрали, но из уважения к мнимым ранам шапки не тронули, и, таким образом, знамя сохранено. Предписав Московскому гренадерскому полку портупей-прапорщика Измайлова 1-го прикомандировать к полку, а представленное им знамя хранить вперед до предписания, я имею честь о всем том донести Вашему Высокопревосходительству».
Портупей-прапорщик Алексей Измайлов 1-й происходил из дворян, в службе с 13 мая 1803 г. 30 января 1806 г. произведен в прапорщики.
Через 9 дней, 24 декабря, Кутузов доносил государю о спасении другого ротного знамени Бутырского полка рядовым Яковом Шанаиным. Шанаин тоже был взят в плен, но бежал и представил спасенное им знамя.
16 января 1806 г. Кутузов обращался к государю:
«Вынесенные разными чинами знамена, о коих я Вашему Императорскому Величеству доносил, при полках остаются без древок, а именно: в Курском мушкетерском — 1, Галицком — 3, Бутырском — 2... Всеподданнейше испрашиваю позволения о прибитии их по-прежнему к древкам, как оные не были в руках неприятельских».
На это последовала резолюция: «Позволить».
Таким образом два знамени, считавшихся потерянными, вернулись в строй полка. Оставалось еще три. Через несколько месяцев, а именно 27 июля 1806 г., министр иностранных дел доносил государю, что им получено от российского посла в Вене еще одно знамя Бутырского полка, спасенное портупей-прапорщиком Садыковым 1-м и поручиком Иваном Романовичем Лаптевым.
Об обстоятельствах спасения знамени Лаптев доносил:
«Ноября 20-го 1805 года, будучи в сражении при местечке Аустерлице, когда Бутырский мушкетерский полк, по усиленному на оный нападению неприятеля, начал отступать и портупей-прапорщик Садыков 1-й того же полку, быв ранен и обессилевши, не мог более держать знамя Вашего Императорского Величества и сохранить оное, я, по обязанности моей, опасаясь, дабы оное не попало в руки французов, оторвав оное от древка, обернул себя по телу и захвачен с оным в плен, также и упомянутый Садыков, который в непродолжительном времени во французском лазарете помер.
Исполненный усердием к службе Вашего Императорского Величества, быв в руках неприятеля, сберегал то знамя при себе тайным образом в продолжение 7 месяцев. Воспользуясь случаем, по прибытии надворного советника Званкова в Люневиль, по возвращении из Парижа, опасаясь дабы неприятель внезапным каким для меня случаем не усмотрел оное, признал за лучшее отдать сие для всеподданнейшего вручения Вашему Императорскому Величеству, которое и отдал в 1-й день июля 1806 г. в присутствии господ генерал-лейтенантов Пржибышевского, барона Вимпфена и при полковниках князе Сибирском и Бибикове, о принятии коего от меня получил от господина Званкова, с засвидетельством вышеозначенных господ, свидетельство».
Ровно через неделю, 3 августа 1806 г., министр вновь препроводил государю императору еще одно ротное знамя Бутырского полка. Оно было привезено из Франции статским советником Убри. Во время посещения последним лагеря русских военнопленных в Люневиле знамя это было передано ему капитаном Яновским. По заявлению Яневского, знамя было спасено портупей-прапорщиком Измайловым 2-м.
14 августа по высочайшему повелению знамена были переданы генералу Михельсону для доставления в полк. Таким образом, в строю восстановленного полка находилось уже 5 знамен. Однако самого из них ценного, а именно белого, все еще не хватало. Но и это знамя в руки неприятеля не попало. Как мы уже отмечали, оно было спасено портупей-прапорщиком Николаем Кокуриным, который скончался в плену, в Бурже. После него знамя хранил унтер-офицер Михаил Мостовский. После заключения мира в 1807 г. для вывода из Франции русских военнопленных был назначен генерал-майор барон Меллер-Закомельский. По его приезде в Люневиль ему были представлены еще 5 знамен, хранившихся в плену полтора года. Среди них было белое знамя Бутырского полка, спасенное Мостовским. О Мостовском известно, что он происходил из «церковников», в службе рядовым с 1788 г., унтер-офицером с 1800 г. В 1799 г. был в разных сражениях и за храбрость награжден знаком отличия Св. Анны. 13 августа 1808 г. по высочайшему повелению Мостовский за спасение знамени был произведен в прапорщики.
Однако знамя это в полк возвращено не было. Оно оставалось вместе с другими в военно-походной канцелярии Его Величества. В 1810 г. генерал Дохтуров возбудил ходатайство о возвращении этих знамен в полки, но государь просьбу эту отклонил, заявив, «чтобы полки заслужили себе в деле потерянные знамена». Решение это было несправедливым, так как знамена эти были не потеряны, а спасены. По упразднении канцелярии в 1816 г. знамена были переданы в архив Главного штаба и там были забыты. Обнаружены они были только в 1898 г., во время разбора архива. Ко всем были пришиты ярлыки, подписанные 90 лет назад ген. Меллером-Закомельским.
К столетию Аустерлицкого сражения, 21 ноября 1905 г., государь император исправил несправедливость императора Александра I. Знамена были возвращены в полки «для вечного хранения», а спасшие их чины занесены в полковые списки. Так, портупей-прапорщик Николай Кокурин был зачислен в списки 66-го пехотного Бутырского генерала Дохтурова полка, а знамя доставлено в Замостье, где стоял полк. Почему Кокурин, а не Мостовский? Возможно, потому, что Мостовский был уже награжден офицерским чином, а Кокурин остался без награждения.
Следует добавить, что, кроме своих знамен, бутырцы приняли деятельное участие в спасении знамени Азовского полка. В рапорте Кутузова от 15 января 1806 г. находим следующее:
«Бутырского мушкетерского полка подполковник... Трескин, размененный из плена от французов, представил знамя Азовского мушкетерского полка и притом донес, что получил оное при выезде из Брюна, Бутырского ж полка, роты его имени, от рядового Чайки, который, вручая оное, объявил: Азовского полка унтер-офицер Старичков, бывший в плену, покрытый ранами, умирая, отдал оному рядовому сие знамя, умоляя сберечь его, и скоро после сего умер. Рядовой Чайка, приняв оное с благоговением, сохранил при себе».
По повелению императора Александра I Чайка был произведен в унтер-офицеры и ему была выдана денежная награда.
Таким образом честь Бутырского полка была спасена. Несмотря на полный разгром полка, все его знамена были спасены. Этим он был обязан поручику Лаптеву, портупей-прапорщикам Измайлову 1-му, Измайлову 2-му, Кокурину и Садыкову, унтер-офицеру Мостовскому и рядовому Шанаину.
Имена эти достойны памяти.
С.Я. Андоленко
XIX век лишь на десять недель опередил воцарение Благословенного[72].
Восприемля императорский всероссийский престол, Александр Павлович купно восприял обязанность управлять Богом врученный ему народ по законам и по сердцу в бозе почивающей своей бабки. Помимо прочего, и учреждаемые им в начале царствования боевые медали сходствовали с екатерининскими и подобно последним носились лишь нижними чинами, а для офицеров учреждались подобные же екатерининским золотые кресты.
Но век Екатерины минул. Наступил «Наполеона грозный век». 13 февраля 1807 года был учрежден ЗНАК ОТЛИЧИЯ ВОЕННОГО ОРДЕНА, явивший собою отход от заветов Екатерины и возврат к заветам отца — императора Павла I, которому принадлежит первенство пожалования нижних чинов сопричисленными к орденам знаками отличия{10}. Затем, 15 марта того же 1807 года, при составлении подвижной милиции была учреждена медаль, розданная равно офицерам и ратникам: офицерам, участвовавшим в сражениях, — золотые на Георгиевских лентах; не участвовавшим — золотые на Владимирских лентах; ратникам, участвовавшим в сражениях, — серебряные на Георгиевских лентах[73].
Наконец, 5 февраля 1813 года была учреждена боевая медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, розданная равно всем чинам, в ней участвовавшим, и носившаяся всеми — от императора до рядового. Сия медаль стала прообразом всех последовавших русских боевых медалей.
С этого же времени начинается также постепенное образование правил ношения орденских и иных знаков отличия. До того орденские знаки низших степеней и наградные медали носились на лентах, продетых в петлицу мундира. Однако в непрерывных войнах с Наполеоном количество жалуемых для ношения в петлице знаков отличия столь преумножилось, что не стало уж хватать петлиц на мундирах «начальников народных наших сил, покрытых славою великого похода и вечной памятью двенадцатого года». У иных они заполнили всю грудь. Никаких правил ношения знаков отличия тогда не было, и каждый носил их по-своему. Сколь различным было это ношение, показано на трехстах с лишним портретах Военной галереи Зимнего дворца. Правда, все изображенные там лица дослужились до генеральского чина, но им-то как раз и приходилось придумывать, как бы получше разместить свои знаки. Правда также, что портреты писались много лет спустя, между 1819 и 1829 годами, когда многих участников Отечественной войны уже не было в живых, а другие рассеялись по всей необъятной России и не явились позировать в Петербург, а прислали взамен какие-то свои изображения, по которым художник Дау и написал их портреты, причем допущены были ошибки[74], но лучшего документа нет, и мы воспользуемся им для описания различных способов ношения знаков отличия того времени.
КУТУЗОВ — наградных медалей не носил.
БАРКЛАЙ ДЕ ТОЛЛИ — медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ помещена под орденом МАРИИ-ТЕРЕЗИИ 2-й степени. Имел, но не носил золотой крест ЗА ПРЕЙСИШ-ЭЙЛАУ.
РАЕВСКИЙ — медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ и орден МАРИИ-ТЕРЕЗИИ 3-й степени помещены под орденом СВ. ВЕЛИКОМУЧЕНИКА И ПОБЕДОНОСЦА ГЕОРГИЯ 2-й степени.
МИЛОРАДОВИЧ — петличные знаки отличия размещены наподобие колодки: сперва медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, затем орден МАРИИ-ТЕРЕЗИИ 3-й степени, затем орден МАВРИКИЯ И ЛАЗАРЯ, затем медаль ЗА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА.
ВИТГЕНШТЕЙН — петличные знаки отличия размещены наподобие колодки: сперва золотой крест ЗА ПРАГУ, затем медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, затем медаль ЗА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА.
ДОХТУРОВ — медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ помещена высоко, под орденом СВ. ВЕЛИКОМУЧЕНИКА И ПОБЕДОНОСЦА ГЕОРГИЯ 2-й степени.
НЕВЕРОВСКИЙ — петличные знаки отличия размещены наподобие колодки: сперва орден СВ. ВЕЛИКОМУЧЕНИКА И ПОБЕДОНОСЦА ГЕОРГИЯ 4-й степени, затем медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, затем золотой крест ЗА ПРАГУ.
ПЛАТОВ — орденскими и иными знаками отличия усыпана вся грудь. Выделяются: украшенный бриллиантами Высочайший портрет и большая золотая медаль, пожалованная ему еще в 1774 году. Медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ неприметна.
ДАВЫДОВ — орден СВ. ВЕЛИКОМУЧЕНИКА И ПОБЕДОНОСЦА ГЕОРГИЯ и медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ нашиты на ментике.
ЛИСАНЕВИЧ — петличные знаки отличия расположены наподобие колодки: сперва золотой крест ЗА БАЗАРДЖИК, затем медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, затем медаль ЗА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА. Имел также, но не носил золотые кресты ЗА ОЧАКОВ и ЗА ПРАГУ.
ВУИЧ — петличные знаки расположены наподобие колодки: сперва золотой крест ЗА ИЗМАИЛ, затем медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, затем медаль ЗА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА... и т. д.
Но читатель, вероятно, уже убедился, что всякий носил тогда свои знаки отличия по-своему. Не было тогда и правил сложения орденских лент. Просто в ушко медали продевалось колечко, в которое продевалась лента, концы которой продевались в петлицу мундира. Лента сама собою складывалась крест-накрест. Правый ли конец ленты покрывал левый, или левый покрывал правый, все равно. Если не хватало петлиц, то на мундир нашивались особые петли, в которые продевались орденские ленты, или же они прямо нашивались на мундир. К концу царствования, судя по портретам, образовалось уже некоторое подобие колодки. Следует, однако, заметить, что подобное расположение знаков отличия встречается на портретах лиц, позировавших художнику уже в последующее царствование.
Внимательный просмотр знаков отличия вышеуказанных портретов привел автора также к следующим заключениям:
1. Золотые кресты ЗА ОЧАКОВ, ЗА ИЗМАИЛ и ЗА ПРАГУ, ЗА ПРЕЙСИШ-ЭЙЛАУ и ЗА БАЗАРДЖИК (заветнейшая мечта коллекционеров) современниками не ценились и зачастую не носились. Причиной такового небрежения автор почитает то, что жаловались они представленным, но не получившим высших орденских знаков (подобно тому как барышням, не получившим приза на конкурсе красоты, дарят коробки конфет).
2. На многих портретах изображены по две медали В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ: одна серебряная на Андреевской ленте, а другая бронзовая, на Владимирской. Просмотрев послужные списки означенных лиц, автор убедился, что вторая медаль долженствовала изобразить медаль ЗА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА. Очевидно, что во время написания портретов ни рисунок, ни лента медали ЗА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА установлены еще не были.
Лучше всех носил свои знаки отличия сам Благословенный. На хранящемся в собрании автора портрете Александра Павловича знаки отличия расположены наподобие колодки: сперва орден СВ. ВЕЛИКОМУЧЕНИКА И ПОБЕДОНОСЦА ГЕОРГИЯ 4-й степени, затем медаль В ПАМЯТЬ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, затем орден МАРИИ-ТЕРЕЗИИ 3-й степени, затем ЖЕЛЕЗНЫЙ КРЕСТ, затем прусская медаль 1813—1814 годов. Порядок расположения знаков и сложение лент точь-в-точь как и в наше время.
Е.С. Молло
Воспроизведен в № 56 «Военной были».
В № 9 журнала «Старая Монета» за 1910 год был напечатан отчет о прочитанном в петербургском «Разряде полковых и корабельных историй» докладе гвардии капитана Е. Козакевича на тему «Очерк развития медалей в память военных походов и событий». Считавшийся тогда экспертом в этой области, капитан Козакевич, упоминая о «Знаке за битву при Кульме», ошибочно утверждал, что этот знак был учрежден императором Александром I, точно так же был не прав Козакевич, допуская, например, что офицерский крест за Прейсиш-Эйлау был только учрежден Александром Павловичем, но ни роздан, ни носим не был...
В немецком труде полковника фон Гейдена о знаках отличия, изданном в Мейнингене в 1897 году, указано, что прусский Железный крест (двух классов) был учрежден королем Фридрихом-Вильгельмом 10 марта 1813 года, а Кульмский крест — 4 декабря 1813 года. С нашей, русской, точки зрения — между этими двумя знаками отличия никакой разницы не было; не подлежит никакому сомнению, что первоначально король прусский наградил некоторые части нашей гвардии именно Железным крестом 1-го класса.
В сражении при Дрездене 14—15 августа Наполеон наголову разбил союзников, вследствие чего они начали беспорядочный отход в Богемию по единственной трудно проходимой дороге. Для преследования союзной армии был послан корпус Вандамма; только благодаря исключительному геройству русского гвардейского отряда под командой графа Остермана-Толстого, ценой огромных потерь разгромившего корпус Вандамма, союзники были спасены. Победы при Кульме, Кацбахе и Ленневице имели огромное значение: союзные армии воспрянули, французы же пали духом. И Кульм, и Кацбах, и Лейпциг — победы русские.
Будучи личным свидетелем жертвенного мужества отряда Остермана-Толстого при Кульме, прусский король наградил гвардейцев{11} орденом Железного креста, т. е. пожаловал высшую, тогда существовавшую свою боевую награду (и всему отряду в 12 000 человек). Другого подобного случая военная история не знает. Тотчас же после сражения и объявления об этой исключительной награде «кресты были вырезаны и выкованы из кожи и железа конского снаряжения, отбитого у неприятеля»{12}. О награждении именно Железным крестом говорит и М. Богданович в «Истории войны 1813 г. за независимость Германии» (СПб., 1864 г. Т. 2. С. 228). То же название полученного знака отличия приводится и в «Отрывках из истории Лб.-гв. Кирасирского Его Величества полка»{13}.
Действительно, как сказано выше, Кульмский крест был учрежден лишь 4 декабря 1813 года. Почему же наши гвардейцы надели на себя эти кресты уже в августе того же года? Очевидно, пруссаки спохватились: высшая боевая награда... огулом — 12 000 офицерам и солдатам иностранной армии (завоевавшим «независимость Германии»), а не редким единицам прусской армии... И вследствие воздействия общественного мнения Железный крест, пожалованный русской гвардии под Кульмом, в конце года был переименован в Кульмский крест с датой учреждения этого «нового» знака отличия — 4 декабря 1813 года. Нам известен бант (колодка), носившаяся бывшим унтер-офицером лейб-гвардии Преображенского полка Черняевым{14} (умершим в офицерском чине) и состоящая из: 1) медали за Очаков; 2) медали за Измаил 1790 года; 3) медали «Победителям» 1791 года; 4) знака Св. Анны за 35-летнюю беспорочную службу в солдатском звании, полученного в 1805 году; 5) знака отличия Военного ордена за Бородино; 6) знака за Кульм; 7) прусского знака Железного креста за Кульм; 8) Медали за Отечественную войну 1812 года; 9) медали за взятие Парижа 1814 года; 10) ордена Св. Станислава 3-й степени; 11) пряжки за 20 лет беспорочной службы в офицерских чинах; 12) ордена Св. Георгия за 25 лет службы в офицерских чинах. Старший вахмистр лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка Ярошевский между прочими знаками отличия носил «Знак за Кульм» и «Прусский серебряный знак отличия».
В России еще долго не делали различия между Железным и Кульмским крестами, ибо, например, описывая знаки отличия 392 нижних чинов, призреваемых в 1853 года в Чесменской богадельне, таковых указано: а) знаков Св. Анны — 10; б) знаков отличия Военного ордена — 19 (только); в) прусских Железных крестов — 21; г) знаков военного достоинства — 45; д) медалей 1812 года — 101; е) медалей за Париж 1814 года — 65; ж) медалей за Русско-персидскую и турецкие войны — 43 и з) за Варшаву 1831 года — 36.
Прусские Железные кресты первоначально также фабриковали в разных размерах и не совсем одинаковыми. В нашем собрании имеются оригинальные кресты 1813 г. размерами 42 мм и 33 мм. Известно, что вначале производство этих крестов очень осложнялось спайкой их серебряных краев и потому изделия разных фабрикантов были несходны.
В мае 1815 г. 443 и 11 120 (офицерских и солдатских) Кульмских крестов были высланы из Берлина в С.-Петербург, и в связи с этим в «Русском инвалиде» от 27 апреля 1816 г. было напечатано следующее: «24-го числа сего месяца получены здесь отличия "Железного Креста". Его Величество Король Прусский Высочайше соизволил определить оные для раздачи тем из Гвардейских частей, которые с отличным мужеством сражались при Кульме в 1-й день августа 1813 года. По случаю получения сих лестных наград командующий Гвардейским Корпусом Господин Генерал от Инфантерии граф Милорадович отдал следующий приказ: "Государь Император и Союзные Монархи, вместе с Европою, отдали полную справедливость непреодолимому мужеству, оказанному войсками Российской Гвардии в знаменитом бою при Кульме в 17-й день августа 1813 года. Но Его Величество Король Прусский, желая особенно ознаменовать уважение Свое к отличному подвигу сих войск, соизволил наградить их Знаком Отличия Железного Креста. Государь Император, отдавая им ту же справедливость, Высочайше соизволил да увенчается мужество их столь лестною наградой. Вам, достойные офицеры и храбрые солдаты Гвардии, сражавшиеся в 17-й день августа, принадлежат сии новые знаки отличий. Да умножат они на груди вашей число тех, которые трудами и кровью приобрели вы в битвах за спасение Отечества, за славу имени Русского и свободу Европы" (подлинный подписал ген. от инф. граф Милорадович. Верно: ген. Сипягин)». Кресты были розданы на специальном параде 7131 участнику Кульмской победы (а прислано их было — по числу наличных бойцов — около 12 000; потери были тогда более 50% убитыми и ранеными).
Кульмские (Железные) кресты, возложенные на гвардейцев тотчас после сражения, были изготовлены своими руками. Их вырезали из белой бляхи с наложенным на нее меньшим крестом, вырезанным из кожи. В краях крестов были просверлены дырки, и через них они нашивались на мундиры с левой стороны груди (как носились Железные кресты 1-го класса). Кресты, присланные через три года в Петербург, уже фабричной работы, но все же они были сработаны хуже, чем кресты, раздававшиеся в прусской армии, но именовавшиеся не Кульмским, а Железным 1-го класса. По некоторым сведениям, встречались Кульмские с острыми шпильками, прикрепленными с внутренней стороны крестов; ими прокалывалось сукно, и шпильки загибались.
Офицерские Кульмские кресты были из серебра, покрытые черным лаком, с выделявшимися широкими серебряными краями; солдатские были из белого железа. На аукционе коллекции фон Гейдена в 1898 году оба креста были проданы по высокой цене: 81 и 71 марка. В наше время Кульмские (не поддельные) кресты уже совершенно ненаходимы, но нам удалось получить фотографии современных офицерского и солдатского крестов (оба с дырками для пришиванья). Сфотографированный в свое время офицерский крест находился в Гогенцоллернском музее, в замке Монбижу в Берлине, который был уничтожен в 1944 году во время бомбардировок. Другого подобного экземпляра, по-видимому, в уцелевших немецких коллекциях не имеется.
В России Кульмский крест был взят как модель для нагрудных юбилейных знаков гвардейского экипажа, егерского и уланского Его Величества полков. В серии медальонов в память военных событий 1812—1815 годов, исполненных в 30-х годах прошлого века известным скульптором гр. Ф. Толстым (с которых были вычеканены настоящие медали), под № 12 имеется и медаль в память победы при Кульме.
В 1835 году император австрийский Фердинанд соорудил памятник под Кульмом; в память освещения монумента была выбита особая медаль: на ее лицевой стороне — латинская надпись, в переводе на русский язык гласящая: «Мужеству Русской Гвардии при Кульме», и дата сражения, на оборотной стороне — тоже латинская надпись: «Фердинанд, Император Австрийский, по предначертанию блаженной памяти Августейшего Родителя своего Франца, повелено воздвигнуть памятник. 1835».
Эту настольную серебряную Кульмскую медаль мне удалось приобрести лишь на днях (известен еще один экземпляр, но в золоте). О ней имеются следующие интересные подробности. После Кульмских торжеств в августе— сентябре 1835 г. (в память об этом мы имеем два нумизматических сувенира), попрощавшись с пруссаками, наш сводный гвардейский отряд вернулся морем в Петербург[75], государь же Николай Павлович с супругою отправились в Богемию, к Теплицким минеральным водам, по дороге посетив Вену и Прагу (где на сей случай была вычеканена чешская медаль, имеющаяся в моей коллекции). Воспользовавшись этим обстоятельством, император австрийский пригласил Николая Павловича и короля прусского на закладку (а не освящение) Кульмского памятника, когда и была выбита упомянутая выше медаль.
О Кульмском памятнике читаем в современной пражской газете следующее: план монумента начертан г. Нобиле, венским придворным архитектором, он должен быть сооружен вблизи последней позиции, занятой русским гвардейским отрядом во время Кульмского боя. Он будет увенчан статуей Победы высотою в 9 футов, скопированной с вывезенной из Греции древней скульптуры. На пирамидальном пьедестале, окруженном четырьмя львами, будут начертаны надписи, напоминающие о доблести русских войск, с изображением имен воинов, павших 17 августа 1813 года, когда четыре полка российской гвардии противостояли 40 000 французов.
Из описания торжества узнаем, что у сооруженного амвона, около которого стояла модель памятника, было совершено богослужение, после коего все три союзных монарха подписали акт в присутствии депутации от российской армии, состоявшей из участников Кульмского сражения, роты Дворцовых гренадер: капитана, двух унтер-офицеров и четырех рядовых, кои тут же были произведены государем в следующие чины. Одновременно в Петербурге были обнародованы две высочайшие грамоты о пожаловании ордена Св. Андрея Первозванного ближайшим начальникам отряда, одержавшего Кульмскую победу: генералам гр. Остерману-Толстому и Ермолову. В грамоте первому знаменательная фраза: «...когда он, в минуту решительную для всей Европы, противустал с малыми силами многочисленному неприятелю, решительный бой, и победа...» В грамоте Ермолову читаем: «...под начальством вашим полки лейб-гвардии явили здесь опыт беспримерного мужества и жизненной твердости, которые стяжали им справедливую признательность Отечества и всех народов, участвовавших в священном подвиге освобождения Европы».
За кровопролитный Кульмский бой преображенцы и семеновцы были пожалованы Георгиевскими знаменами, а измайловцы и лейб-егеря — Георгиевскими трубами. Когда наследник цесаревич посетил Чесменскую богадельню в 1860 году, в ней находилось 14 ветеранов Кульмского сражения, все награжденные за этот бой прусским Железным крестом (сиречь Кульмским крестом) (см.: «Русский инвалид», № 115, 1860 г.).
Какова ныне судьба Кульмских памятников?
Еще о Кульмском кресте и Кульмском сражении; но с точки зрения немецкой
После получения в Берлине американского журнала с перепечатанной в нем, с разрешения редакции «Военной были», статьей «Кульмский крест», я получил письмо от моего постоянного корреспондента и известного международного эксперта д-ра К. Клитманна, к которому была приложена статья «Мысли к истории Кульмского креста». Эти чрезвычайно характерные мысли д-ра Клитманна были им начертаны потому, что по данным вопросам он, мол, придерживается иных взглядов... а сражение при Кульме, по его словам, стало победоносным НЕ только благодаря действиям русской гвардии, но и многих других частей союзных войск, принимавших в нем ОДИНАКОВОЕ участие...
В сокращении «Мысли» д-ра Клитманна сводятся к нижеследующим пунктам: 1) в сражении при Кульме, 18/30 августа, со стороны всех союзников участвовало около 44 000 чел., а именно: прусский 2-й армейский корпус генерала фон Клейста, ряд австрийских пехотных и кавалерийских полков, из русских же части 3-го гренадерского корпуса, 5-го (гвардейского) корпуса, 1-я кирасирская и легкая кавалерийские дивизии; потери союзников выразились в цифре 3319 убитыми и ранеными: ок. 1500 пруссаков, 1002 русских и 817 австрийцев... 2) «Может быть, во время сражения, вернее же по окончании боя, — пишет д-р Клитманн, — у короля прусского возникло желание вознаградить части русской гвардии "особым" отличием за их необыкновенную храбрость...» 3/19 сентября того же 1813 года в Теплице королю прусскому был вручен список русских гвардейцев, участвовавших в победе при Кульме и подлежащих награждению, состоявший из 9 генералов, 415 офицеров, 1168 унтер-офицеров, 404 музыкантов и 10 070 нижних чинов, итого — 12 066 чел. 3) Так как Железным крестом (единственной тогда прусской боевой наградой, учрежденной 10 марта 1813 года) по статуту могли награждаться только прусские подданные («Но, как исключение, получили этот крест некоторые русские генералы и офицеры», — вставляет д-р Клитманн), возникла для «бедной Пруссии» проблема создания отличия, хотя по внешности и похожего на Железный крест, но изготовление которого стоило бы дешевле... поэтому король заказал пробные экземпляры из белого и черного шелка, кои и были сфабрикованы в количестве 12 000 экземпляров; однако быстро сообразили, что матерчатые кресты не прочны; решили сделать их из белой и черной бляхи и раздать их при проходе через Берлин русской гвардии, на ее обратном пути в Россию, 13 августа 1814 года. 4) Но и тут возникло препятствие: раздача этого отличия, столь похожего на бесценный Железный крест, на глазах всего Берлина — «неудобно», кроме того, выяснилось, что список, доставленный королю в Теплице, не соответствует действительности; так, например, был «пропущен» участвовавший в Кульмском сражении гвардейский экипаж, в числе 212 чел., а гвардейский батальон великой княгини Екатерины Павловны был уже расформирован... В конце концов устроено было так, что Железный крест Кульмский был роздан участникам в Петербурге 27 августа 1816 года.
Эти «Мысли» доктора Клитманна вызвали, с моей стороны, следующий ответ: 1) в моей статье указаны источники, чего он не сделал в своих «Мыслях». 2) Он говорит лишь о ВТОРОМ дне Кульмского сражения, о 18/30 августа 1813 года. Но сражение то продолжалось в действительности не один, а два дня, 17/29 и 18/30 августа. В моей статье внимание сосредоточено на ПЕРВОМ дне сражения, на этом дне — Русской победы, когда русской гвардии был пожалован Железный крест его учредителем, прусским королем. 3) Потери русских за первый день сражения исчисляются следующими цифрами:
а) 1-я гвардейская пехотная дивизия (преображенцы) — 700 чел., Семеновцы — 1000 чел., измайловцы — 500 чел., егеря — 600 чел., итого — 2800 чел.;
б) 2-й армейский корпус князя Шаховского и отряд генерала Гельфрейха — 2400 чел.; в) кавалерия — 600 чел. Всего — 6000 чел., но никак не 1002, как утверждает д-р Клитманн. 4) Д-р Клитманн упорно настаивает на «особом» отличии за Кульм, но все русские современники говорят только о Железном кресте. Если бы 17/29 августа 1813 года прусский король действительно хотел создать СПЕЦИАЛЬНОЕ отличие за Кульм, разве ему не хватало художественного воображения? 5) В первый день сражения при Кульме французы встретили отпор только от русских, благодаря сообразительности гр. Остермана-Толстого. Прусский корпус генерала Клейста был тогда далеко (между деревнями Хансдорф и Фюрстенвальд). По приказу императора Александра I этот корпус совершил обходный марш и вышел в тыл французам во ВТОРОЙ день сражения, 18/30 августа. В атаке русской кавалерии 17/29 августа принял участие один только австрийский драгунский (эрцгерцога Иоанна) полк. В подтверждение этих данных я отослал доктору Клитманну ряд новых цитат из немецких, французских и русских источников.
Доктор Клитманн ответил мне новым письмом от 21 мая, в котором он говорит, что основывался только на официальных документах, часть коих погибла во время войны, часть же — вне достижимости читателей... Затем он утверждает, что: 1) сражение при Кульме произошло 18/30 августа, а накануне, 17/29, произошли только «стычки», названные «боем при Пристене», согласно документам прусского Генерального штаба; 2) что число убитых и раненых русских за 18/30 августа (т. е. только за ВТОРОЙ день сражения) без «боя при Пристене» — согласно русской статистике от 2 сентября 1813 года, переданной графом Аракчеевым прусскому королю, указывает 1002 чел. 3) «Я настаиваю, — пишет далее доктор Клитманн, — на том, что сражение при Кульме 18/30 августа должно быть отделено от боя при Пристене 17/29 августа» (о котором я не говорил...). Пристен — это чисто русская победа с потерями в 6000 человек, а Кульм — это русско-прусско-австрийское сражение».
Резюмируя вышеизложенную переписку, мы смело заключаем, что авторитетному доктору Клитманну не удалось опровергнуть данные, изложенные в первоначальной статье о Кульмском кресте, но следует остановиться на способах, коими он старается статью «подминировать», и не только статью, но и все «мысли» самого короля прусского, выдумавшего Кульмский крест вместо Пристенского... оказавшийся все тем же Железным крестом 1-й степени.
Военная история знает много подобных примеров, ведь в 1856 году, на открытии памятника на поле сражения при Прейсиш-Эйлау, в присутствии короля прусского, делегации от русской армии не было... Отчего? Да потому, что прусские военные историки в конце концов пришли к заключению, что это кровопролитное сражение, когда из 65 000 русских выбыло из строя 26 000, не было выиграно французами благодаря им, пруссакам. Правда, тогда, 27 января 1807 года утром, прусская армия была представлена тремя конными батареями, но 17/29 августа 1813 года при Пристене из пруссаков был лишь король со свитой.
В.Г. фон Рихтер
P.S. Тут возникает старый «больной» вопрос: отчего при награде были забыты «армейские» части, потери которых были только несколько ниже? А ведь дрались они без патронов, штыками...