От Ельцина к…? Книга вторая. Пьянящий дурман власти

Глава 1 ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

В новый, 1998 год Россия вступила с большими надеждами. Основания для них были, и об этом неоднократно говорил премьер-министр Виктор Черномырдин. Действительно, в экономике страны прослеживались некоторые положительные тенденции. Но преувеличивать их роль главе правительства все же не следовало.

Специалисты скептически относились к заявлениям премьера о том, что страна вступила в стадию подъема. Более того, наиболее критически настроенные исследователи предупреждали: рано говорить о том, что российская экономика вышла из кризиса и стабилизировалась. Механизмы рынка в стране все еще находились на примитивном уровне, финансовый сектор с точки зрения международных стандартов был весьма и весьма слаб, промышленность и сельское хозяйство переживали многолетний спад, научный потенциал разваливался. В силу ряда факторов негативного характера относительная самостоятельность, устойчивость и целостность экономики страны по-прежнему находилась под угрозой.

Не исчезла реальная перспектива превратиться в третьеразрядное государство. Согласно оценкам Всемирного экономического форума, Россия в 1998 году находилась на 48-м месте по конкурентоспособности в списке 49 стран. Американский фонд «Херитидж» поставил Россию по итогам 1997 года на 102-е место в списке 158 государств по так называемому индексу экономической свободы, отмечая чрезмерный бюрократизм, высокую коррупцию, обширный черный рынок и другие слабые места российской экономики.

Объем реального ВВП по сравнению с 1989 годом уменьшился на 51 процент. В 1997 году российский ВВП составил всего 2675 триллионов рублей, что меньше 450 миллиардов долларов по обменному курсу, или около 600 миллиардов долларов по паритету покупательной способности (ППС). По размеру ВВП Россия находилась в 1998 году во второй десятке стран мира. Поэтому расходы федерального правительства уступали расходам правительства США примерно в 20 раз, Японии — в 14, Китая — в 4 раза.

Нормальными темпами прироста реального ВВП для стран с развитой рыночной экономикой являются 2,7–4 процента в год. В период становления рыночной экономики и радикальных реформ допустимыми считаются отрицательные значения этого показателя или его небольшой прирост (0,5–1, 5 процента). Однако период спада не должен превышать 2–3 лет. При этом уменьшение объема ВВП не должно быть больше критического порога (50 процентов), после которого наступают непредсказуемые социально-экономические последствия.

Таким образом, несмотря на происшедший в 1997 году перелом тенденции к падению ВВП (прирост ВВП составил 0,4 процента), и в январе 1998 года наблюдалось увеличение объема ВВП по сравнению с соответствующим периодом предыдущего года, экономическая уязвимость страны оставалась по-прежнему высокой.

В этих условиях ключевой проблемой обеспечения национальной экономической безопасности становилось скорейшее восстановление экономического и, прежде всего, промышленного потенциала страны. Для возрождения экономической мощи требовался стабильный рост на уровне 8—10 процентов в год.

Наиболее острой проблемой в тот момент являлась проблема дефицита инвестиций. Расстройство системы денежного обращения продолжалось, и оно неотвратимо вело к платежному кризису, не позволяя восстановить нормальное воспроизводство собственных финансовых ресурсов предприятий. Если учесть, что рост курса доллара в бюджете-98 был заложен в размере 10 процентов в год, доходность операций коммерческих банков на рынке государственных облигаций составляла примерно 20 процентов в валюте. Результат — кредиты в производство опять не шли.

Инвестиционный климат в России характеризовался также нарастанием государственного долга, которое вело к поглощению всех свободных финансовых ресурсов бюджетными заимствованиями и многократному завышению уровня доходности в финансовой сфере по сравнению с рентабельностью производственной деятельности. Это серьезно затрудняло привлечение инвестиционных ресурсов в производство на кредитной основе и через фондовый рынок.

Явно затягивался бюджетный кризис; он вел к срыву даже урезанных инвестиционных программ, а также создавал трудности с привлечением в производственный сектор инвестиционных ресурсов из федерального бюджета. Не ослабевала резкая разбалансированность между имевшимися у населения сбережениями и реальными инвестициями.

В целом по стране наблюдалось недоинвестирование даже амортизационных отчислений, а чистые сбережения не трансформировались в инвестиции. Они замораживались, переводились в иностранную валюту, задействовались в спекулятивных операциях, вывозились за рубеж. В результате не обеспечивалось даже простое воспроизводство основного капитала, сокращался производственный потенциал российской экономики, ограничивался внутренний потребительский спрос, что вело к дальнейшему спаду производства.

Снижение инфляции и изменение финансовой конъюнктуры не привели к оживлению инвестиционной активности. В течение последних шести лет экономической реформы в России финансовая стабилизация являлась приоритетным направлением экономической политики государства. В 1997 году годовая инфляция составила 11 процентов, или среднемесячная — 0,97 процента. В январе 1998 года она несколько выросла — до 1, 6 процента, однако в феврале и марте опять снизилась — соответственно до 0,9 и 0,7 процента. Безусловно, это можно было расценить как признак определенной стабильности — ведь нормальным ежегодным уровнем инфляции считается 5–6 процентов. При инфляции 6—10 процентов разрабатываются специальные меры по ее сдерживанию.

Но уже тогда некоторые эксперты считали, что если стране не удастся справиться с бюджетным дефицитом, инфляция к концу года может вырасти до 25 процентов, что вновь поставит под угрозу срыва достигнутую финансовую стабилизацию. В январе 1998 года дефицит бюджета достиг 4,9 процента от объема ВВП против 2,9 процента в январе 1997 года. Указанные процессы активно развивались на фоне крайне неблагоприятной для России конъюнктуры мирового рынка, особенно если учесть, что это касалось товаров, которые составляли основные статьи экспорта. В частности, цены на нефть упали более чем на 40 процентов от среднего уровня 1997 года.

На фоне общего улучшения макроэкономических показателей финансовое положение предприятий продолжало оставаться достаточно тяжелым. Снижение объемов прибыли и рост неплатежей способствовали увеличению числа убыточных предприятий в основных отраслях экономики. Только просроченная задолженность по госзаказам и федеральным программам на начало февраля 1998 года составляла около 19 миллиардов рублей, увеличившись за месяц на 76 процентов, при том, что среднемесячный ее прирост в 1997 году составил 0,1 процента.

Задолженность бюджетов всех уровней по заработной плате, согласно официальным данным, составила на начало марта 13,2 процента от общей суммы долга, или 7636 миллионов рублей. Практически рассчитавшись с бюджетниками в конце 1997 года, в начале нового правительство стало стремительно наращивать темпы роста задолженности. Если неплатежи предприятий работникам выросли в феврале на 4 процента, то бюджеты всех уровней увеличили задолженность по зарплате на 20,9 процента, в том числе в отраслях социальной сферы — на 31,2 процента. Если в целом по народному хозяйству долги по зарплате за февраль выросли на 6 процентов, то долги бюджетов работникам здравоохранения — на 117,2 процента, культуры и искусства — на 109,1 процента, образования — на 70 процентов. Было очевидно, что весной в стране резко обострятся проблемы состояния торгового и платежного балансов, покрытия бюджетного дефицита, внутреннего и внешнего долгов.

Поэтому новый, 1998 год для правительства Виктора Черномырдина начался с попыток найти выход из инвестиционного кризиса за счет внешних источников капитала, привлечения иностранных кредитов и инвестиций. Прямо скажем, Белый дом России в этом не очень преуспел —. за период реформ, начиная с 1992 года, удельный размер западных инвестиций в экономику страны, по данным ООН, составил всего 47 долларов на одного россиянина. Для сравнения: в отношении Китая эта цифра составила 135 долларов на человека, для Польши — 300 долларов, для Чили — 500 долларов.

В 1997 году, по уточненным данным Госкомстата, объем иностранных инвестиций в российскую экономику составил около 10,5 миллиарда долларов. К 1 января 1998 года накопленный иностранный капитал в экономике страны достиг 21,8 миллиарда долларов. Более 4416 миллионов долларов было вложено в развитие кредитно-финансовой сферы, в том числе в страхование, пенсионное обеспечение. В промышленность было направлено 3337,3 миллиона долларов.

Объем прямых иностранных инвестиций в российскую экономику достиг в 1997 году 2 миллиардов долларов. Они в первую очередь направлялись в пищевую отрасль и топливно-энергетический комплекс. В 1998 году ожидалось, что прямые инвестиции возрастут до 3,5 миллиарда долларов. Однако и этого объема для такой страны, как Россия, было мало. Правда, в тех условиях экономика страны все равно была не в состоянии «переварить» более 5–7 миллиардов долларов в год.

Вместе с тем, по оценкам экспертов Центра экономической конъюнктуры при правительстве Российской Федерации, поступавшие иностранные инвестиции практически не влияли на инвестиционную ситуацию в стране. Доля зарубежных инвестиций в России в общем объеме вложений в основной капитал, по оценке центра, составляла не более четырех процентов.

При этом две трети объема зарубежных поступлений шли на финансовые спекуляции и лишь оставшиеся крохи направлялись в промышленность, причем не на модернизацию производства, а на приобретение акций и вкладов в уставных капиталах, чтобы обеспечить зарубежным компаниям контроль за российскими предприятиями. В итоге 60 процентов предприятий цветной металлургии оказались нерентабельны.

Известны многочисленные факты, когда зарубежные инвестиции фактически выступали средством, используемым исключительно в интересах установления иностранного контроля над стратегически важными отраслями и предприятиями, устранения зарубежными производителями российских конкурентов, присвоения ими интеллектуальной собственности, установления технологической зависимости. Кроме того, политика чрезмерного привлечения иностранного капитала на фондовый рынок, по существу, стимулирует конвертацию населением денежных средств в американскую валюту и усиливает долларизацию экономики.

По оценкам экспертов, только восемь процентов сбережений российских, граждан поступает в коммерческие банки, а более 80 процентов конвертируется в твердую валюту. В 1996 году население приобрело валюты на 253 триллиона рублей или более 40 миллиардов долларов, что составило 18,4 процента денежных доходов населения. В 1997 году эти расходы достигли 308,5 триллионов рублей или около 50 миллиардов долларов, что составило уже 21,4 процента денежных доходов населения.

В этой связи дальновидные эксперты уже в начале 1998 года предлагали властям обратить особое внимание на грядущее в 1999 году введение новой валюты евро, появление которой, по прогнозам, неминуемо приведет к существенным изменениям на валютном рынке России, в частности, к возможному обесцениванию накоплений в долларах США, которое в течение нескольких лет может составить около 20 процентов.

Погоня за иностранными инвестициями объясняется обычно тем, что страна якобы не имеет внутренних накоплений. Однако это не подтверждается имеющимися сведениями. Норма сбережений (отношение сбережений к доходу) в России весьма высока. Сбережения населения в 1996 году составляли 27 процентов располагаемых доходов, а в 1997 году — около 25 процентов. Для сравнения: в Японии норма сбережений населения 20–25 процентов, в других развитых странах — значительно ниже. Имевшаяся в 1998 году у населения СКВ на сумму 35 миллиардов долларов более чем в два раза превышала все вложения нерезидентов в государственные ценные бумаги (осенью они достигали 16 миллиардов долларов). Определенные сбережения имелись в банках и других финансовых структурах, а также на предприятиях сырьевых отраслей промышленности. По оценкам экспертов, имевшихся в стране внутренних инвестиционных ресурсов при полном их использовании было достаточно не только для полного возмещения выбывающих средств производства, но и для обеспечения расширенного воспроизводства основного капитала.

Одна из угроз, таившихся в чрезмерном увлечении иностранными инвестициями, заключалась в том, что погоня за западными кредитами могла придать развитию российских регионов неравномерный характер и таким образом спровоцировать дезинтеграцию экономики. Вслед за этим возникла бы и проблема территориальной целостности.

С точки зрения экономической безопасности привлечение иностранных инвестиций целесообразно лишь в случае полного и достаточно рационального использования внутренних источников накопления капитала. Но в условиях, когда внутренние сбережения явно не вводились в оборот, курс правительства Черномырдина на замену их западными вливаниями представлялся для многих специалистов спорным.

Приводились такие аргументы. Япония, например, форсируя в послевоенные десятилетия внутренние сбережения и инвестиции, не поощряла, а ограничивала ввоз иностранного капитала, который находился к тому же под жестким государственным контролем и допускался лишь в отдельных случаях — для производства сырья, создания сбытовых фирм. В целях предотвращения утечки внутренних накоплений за рубеж японские граждане в течение нескольких десятилетий не получали доступа к иностранной валюте, не могли вкладывать деньги в иностранные фондовые ценности, совершать туристические поездки за пределы страны. И по сей день они не имеют права хранить свои сбережения в иностранных банках. Стремительный рост японской экономики, подъем благосостояния всего населения окупили эти временные ограничения, которые к тому же мало затронули интересы широких слоев общества.

Характерной чертой финансовых кризисов, разразившихся в 1997 году в странах Юго-Восточной Азии, как, впрочем, и Латинской Америки в 80-е годы и в Мексике в 1994 году, стал резкий рост краткосрочной иностранной задолженности в предкризисный период. Правительства этих стран практически смирились с быстрорастущей зависимостью национальных экономик от краткосрочного, в основном спекулятивного капитала, что делало их финансовые системы чрезвычайно уязвимыми перед кризисами ликвидности. И как только иностранные инвесторы замедлили или совсем прекратили осуществлять краткосрочное финансирование, разразился кризис. Их общий сценарий примерно таков: массовый отток средств нерезидентов, обвал на стендовых рынках, атака на национальную валюту, паника среди местных инвесторов и населения и, как следствие, вынужденная девальвация.

То же происходило и в России. Вследствие фондового кризиса в начале 1998 года с российского фондового рынка зарубежными инвесторами было выведено около 2 миллиардов долларов — и это только с рынка корпоративных ценных бумаг и с рынка ГКО. А всего с рынка гособлигаций ушло в общей сложности около восьми миллиардов долларов средств нерезидентов. Уже в январе-феврале 1998 года некоторые эксперты предупреждали правительство: иностранцы продолжат изъятие своих средств с фондового рынка России. Это подтверждалось рядом косвенных признаков, в частности, тем, что западные банки повысили процентные ставки по кредитам, которые они выдавали России. Кризис европейских банков, потерявших весьма существенные ресурсы в Юго-Восточной Азии, вел к тому, что они будут вынуждены сокращать кредитные лимиты для России.

Осенне-зимний кризис 1997–1998 годов на финансовом рынке подтвердил правоту тех специалистов, которые говорили о необходимости переориентации государственных заимствований. По мнению многих российских и зарубежных экспертов, кризиса можно было бы избежать, если бы до него не проводилась политика чрезмерного привлечения на российский фондовый рынок нерезидентов: с января по ноябрь 1997 года их доля на рынке ГКО-ОФЗ поднялась с 15 до 30 процентов.

Поэтому вместо чрезмерного привлечения средств нерезидентов необходимо, видимо, было бы задействовать свободные средства населения. На мировом рынке имелся богатый опыт выпуска ценных бумаг для физических лиц.

Для России выпуск подобных ценных бумаг был бы весьма актуален и наиболее стабилен, поскольку население в основном приобретало ценные бумаги для сохранения сбережений, а не для игры на изменении их курса. Не случайно в период осенне-зимнего кризиса 1997–1998 годов рынок облигаций сберегательного займа оказался несравненно стабильнее рынков ГКО-ОФЗ-ОВВЗ. В целом население России входило в 1998 год, располагая значительными денежными ресурсами для развития экономики и было способно дать средств в 25 раз больше, чем государство заимствует у него.

Выпуск ценных бумаг для населения позволил бы осуществить финансирование дефицита государственного бюджета. Он возник по многим причинам, включая и проблемы со сбором налогов. Ситуация в начале 1998 года в этом плане была неустойчивой. Если январский сбор налогов оказался весьма удовлетворительным — 14,6 миллиарда рублей, или 7,3 процента ВВП, то февральская бюджетная ситуация складывалась гораздо более напряженно. Доходы из всех источников, включая рефинансирование на рынке ценных бумаг, держались на уровне 26–29 миллиардов рублей, в то время как расчеты показывали, что для финансирования скорректированного в соответствии с последними поправками бюджета необходимо было ежемесячно собирать не менее 39,5 миллиарда рублей.

Выпуск ценных бумаг для населения — далеко не единственное направление возможного использования доходов от госзаймов. Часть этих доходов следовало бы аккумулировать в специальном инвестиционном фонде, расходуя их исключительно на инвестиционные цели по наиболее значимым проектам.

Помимо увеличения выпуска ценных бумаг для населения, по мнению экспертов, следовало бы изменить и систему государственных гарантий на финансовом рынке. В развитых странах доходность государственных ценных бумаг как наиболее стабильного финансового инструмента является самой низкой. В России же ГКО — инструмент, имевший государственную гарантию, — был наиболее доходным: примерно в 1,5 раза выше, чем по депозитам в банки. Вместо обеспечения сверхдоходов нерезидентов и российских банков — основных участников рынка госбумаг — следовало бы предоставить государственные гарантии банкам по обеспечению доходности долгосрочного кредитования производства. Переливание капиталов с финансового рынка в реальный сектор позволило бы оживить производство, а следовательно, и увеличить доходы как институтов финансового рынка, так и предприятий. Налогооблагаемая база при этом значительно возросла бы, и уже не требовалось бы прибегать к чрезмерно дорогим для государства заимствованиям.

Меры валютного контроля, принятые за последние годы, несколько ослабили, но не остановили процесс вывоза капитала. Экспансия российского капитала за рубеж в 1997 году составила 447,1 миллиона долларов и 2,8 миллиарда неденоминированных рублей. Массированный вывоз капитала из страны шел по каналам внешней торговли. Федеральный бюджет из-за неучтенного импорта недобирал значительную часть доходов. Существенны были и объемы вывоза валютных ресурсов из страны, по туристическим каналам.

В условиях инвестиционного кризиса государственная политика должна была быть, как представлялось, направлена на жесткое пресечение неоправданного вывоза капитала, в том числе и по легальным каналам. Основания для тревоги имелись: только в 1996 году Банк России выдал резидентам лицензий и разрешений на вывоз капитала в форме инвестиций, торговых и финансовых кредитов, приобретения и аренды недвижимости на 7,5 миллиардов долларов. Такое отношение к вывозу капитала не могло не беспокоить своим, мягко говоря, либерализмом, а решения по этому вопросу, принятые в 1996–1997 годах, — не-продуманностью.

Действительно, в условиях острейшей нехватки инвестиций гигантские суммы были выведены из финансовой сферы. И что странно — с разрешения федеральных органов исполнительной власти. Вывоз капитала в принципе должен допускаться лишь в исключительных случаях — например, для конверсии текущей задолженности стран СНГ в акции и облигации, расходы на поддержку экспорта.

Говоря о переориентации в заимствованиях, эксперты обусловливали ее необходимость и состоянием государственного долга. Он неуклонно возрастал — с 14,7 процента в 1995-м до 25,4 процента в 1997 году. Россия начала жить в долг! На начало 1998 года он составил 219,1 миллиарда долларов. Объем внутреннего долга достиг 530 миллиардов «новых» рублей (88,3 миллиарда долларов), что в 1,8 раза превышало денежную массу. Его размеры стали предельно допустимыми, после чего наступает угроза финансовой безопасности страны. Впечатляющей была и динамика внешнего государственного долга России (в миллиардах долларов): 1991 год — 96,8; 1992-й — 107,7; 1993-й — 112,7; 1994-й — 119,9; 1995-й — 120,4; 1996-й — 125; 1997-й — 130,8.

В последние годы черномырдинского правления рост госдолга сопровождался еще более быстрым ростом расходов на его обслуживание. В проекте бюджета на 1998 год было запланировано использовать на эти цели 25 процентов бюджетных расходов. Однако в связи с осенне-зимним кризисом прогнозировалось, что скорее всего придется платить еще больше. В мире не так уж много стран, затрачивающих на выплаты по долгам более 20 процентов бюджетных расходов. В 1998 году только по рынку рублевых гособлигаций (ГКО-ОФЗ-ОГСЗ) из федерального бюджета должны были ежемесячно возвращаться кредиторам порядка 15–20 миллиардов деноминированных рублей. Для сравнения: в январе того же года сумма перечисленных платежей в федеральный бюджет чуть превысила 10 миллиардов рублей, в феврале — 12 миллиардов рублей.

Обеспокоенность вызывала величина краткосрочного долга России. Затраты на его обслуживание могли вызвать дальнейший рост процентных ставок, что, в свою очередь, повлекло бы за собой снижение прибыли предприятий. По данным зарубежных экспертов, из 69,1 миллиарда долларов, привлеченных Россией в качестве заимствований у иностранных банков к середине 1997 года, 38 миллиардов должны быть погашены в срок до одного года.

В связи с ростом объемов краткосрочных кредитов ситуация в России становилась все менее стабильной. Позиция рубля продолжала оставаться неустойчивой. Меры, предпринятые Банком России для сохранения валютного курса, привели к росту процентных ставок и повышению стоимости обслуживания государственного долга.

Учитывая реструктуризацию внешнего долга России в рамках Парижского и Лондонского клубов, предсказывалось, что страна сможет справиться с долговым бременем, однако выплаты по долгам существенно возрастут начиная с 1999 года и составят одну из главных статей бюджета.

По данным Госкомстата, федеральный бюджет России в 1997 году был исполнен с дефицитом 86,5 триллиона неденоминированных рублей. Размер бюджетного дефицита составил 3,2 процента от ВВП, что укладывалось в установленный законом о федеральном бюджете лимит в 3,5 процента от ВВП. Однако соотношение дефицита бюджета к общей сумме расходов достигло 21,1 процента, в то время как закон ограничивал эту величину 18,01 процента.

Сложившиеся на начало 1998 года тенденции позволяли аналитикам сделать вывод о наличии предпосылок к тому, что в ближайшие два-три месяца в стране может наступить серьезное обострение бюджетного кризиса.

К 1998 году спад промышленного производства за время проведения реформ превысил 50 процентов. Это свидетельствовало о том, что экономика страны, вопреки оптимистическим заверениям властей, находилась в глубоком кризисе.

Поводом для руководящего оптимизма, наверное, послужило то, что в 1997 году в стране впервые был зафиксирован рост объемов промышленного производства — на 1,9 процента. Однако уже в январе 1998 года этот показатель был на 6,8 процента меньше, чем в декабре предыдущего года.

Несмотря на ряд положительных моментов в развитии промышленности, в большинстве ее отраслей наблюдалось сильное влияние негативных тенденций. В частности, росла задолженность предприятий перед бюджетом и внебюджетными фондами, в связи с чем состояние дел в промышленности складывалось хуже, чем прогнозировалось. Среди факторов, ограничивавших рост производства, наиболее существенное влияние имели недостаток денежных средств, сырья и материалов, неопределенность экономической обстановки, отсутствие платежеспособного спроса на производимую продукцию.

В ряде регионов с большим удельным весом в структуре промышленности отраслей топливно-энергетического комплекса сохранялись большие различия в уровне промышленного производства. В регионах с развитым машиностроением наблюдался рост в основном за счет увеличения выпуска продукции в автомобильной промышленности, а также отдельных видов продукции приборостроения, тракторного и сельскохозяйственного машиностроения, электротехнической промышленности.

Анализ ситуации в промышленности России позволял сделать вывод о том, что производство важнейших видов промышленной продукции в целом будет соответствовать наиболее характерным тенденциям, сложившимся за последние три-четыре года, без существенных отклонений как в сторону углубления спада, так и в направлении прироста.

Тенденция улучшения финансового состояния предприятий, наблюдавшаяся с августа 1997 года, в январе и феврале 1998 года не проявилась. По данным опроса руководителей 150 промышленных, предприятий, в январе увеличилось число заводов, считавших собственное финансовое положение плохим. Их доля выросла до 68 процентов по сравнению с 64 процентами в декабре и 82 процентами в августе 1997 года. Число опрошенных лиц, давших положительные ответы, уменьшилось с четырех процентов в декабре до двух процентов в январе. Падения производства к марту 1998 года ожидали 44 процента руководителей предприятий, роста — 37 процентов.

В январе было отмечено и сокращение заказов на новую продукцию (нараставшее ухудшение спроса), и уменьшение запасов готовой продукции (текущий спрос оставался достаточно интенсивным). О накоплении запасов в январе сообщили 17 процентов опрошенных руководителей предприятий, о росте заказов — 14 процентов. В декабре 1997 года эти показатели были 20 и 17 процентов соответственно. Это означало, что тенденция нарастания спросовых ограничений скорее сохранится, чем ослабеет. Тем не менее, несмотря на подобные настроения, тогдашняя ситуация оценивалась властями как лучшая за последние четыре года. Ссылаясь на закономерности цикла хозяйственной конъюнктуры, руководители экономического блока правительства уверенно говорили о том, что следует ожидать возобновления прерванного оживления. Однако реальных подтверждений прогнозировавшемуся развитию событий два первых месяца 1998 года не дали.

На основании анализа динамики и структуры инвестиций по секторам и отраслям экономики в период 1992–1997 годов независимые эксперты приходили к выводу, что с изменением ситуации на финансовом рынке именно отсутствие перспективной инвестиционной стратегии выступало фактором, сдерживавшим процессы восстановления экономического роста и реструктуризации производства. Нестабильность политической ситуации, поддержание высокой доходности финансовых операций и рискованность долгосрочных вложений в реальный сектор определяли пассивный характер инвестиционной деятельности частного и акционерного капитала. Россия продолжала находиться в фазе структурного кризиса.

Таким образом, предупреждали эксперты, срочные меры необходимо предпринимать не только в макроэкономической сфере. Нужна глубокая структурная перестройка экономики.

Предкризисная ситуация сложилась в российской металлургии. Причем по сравнению с кризисом 1995 года положение металлургов стало гораздо хуже. У большинства предприятий металлургического комплекса явно не хватало собственных оборотных средств, чтобы поддерживать производственный процесс. В целом по отрасли суммарная кредиторская задолженность превысила дебиторскую на 49,7 триллиона рублей (неденоминированных) при общем объеме реализации товарной продукции на 165,5 триллиона рублей. И эта разница продолжала неуклонно увеличиваться. Предприятия продолжали терять оборотные средства, причем в этот процесс были втянуты практически все предприятия металлургического комплекса. К тому же в последние годы из-за нехватки оборотных средств бурно развивались всевозможные товарообменные и зачетные схемы. Наконец, среди владельцев металлургических предприятий, особенно это касалось мелких и средних, преобладали собственники, не умевшие или не желавшие эффективно организовать производство.

В начале 1998 года к этим проблемам добавились новые, прежде всего с экспортом. Резко ухудшилась структура, отгружаемая на экспорт. Заметно выросла доля заготовки. То есть Россия начала терять рынки сбыта. Резко увеличились запасы металлопроката. Россия не смогла существенно увеличить экспорт металла. Что касается внутреннего рынка, то можно было достаточно, уверенно сказать: он обладал низкой эластичностью. Даже значительное снижение внутренних цен на продукцию металлургических заводов не вызвало резкого роста объема средств, выделяемых на закупки металлопродукции.

Специалисты прогнозировали, что уже в марте-апреле 1998 года может разразиться отраслевой кризис.

Столь же шатким было положение и в военно-промышленном комплексе.

Именно в годы черномырдинского премьерства сложились особенно неблагоприятные экономические условия для оборонных отраслей.

В 33 раза сократился государственный оборонный заказ. Резко упал средний уровень зарплаты. С бюджетной поддержки сняли ряд направлений. Продолжалась «утечка мозгов». Отрасли испытывали проблему с кадрами вследствие их старения.

По данным Минэкономики, по состоянию на 1 января 1998 года общая задолженность предприятий оборонного комплекса составила 97 миллиардов рублей, из них 13,3 миллиарда — долг федеральному бюджету, а остальное — пени и штрафы за просроченную задолженность и долги перед поставщиками. Общий долг государства перед предприятиями оборонного комплекса за 1997 год составил 19,9 миллиарда деноминированных рублей. Часть этой суммы была накоплена по вине самих предприятий, которые произвели продукции больше, чем было запланировано государственным оборонным заказом, или выпускали конверсионную продукцию, которая вообще не подпадала под госзаказ. По данным же Минобороны, в 1997 году долги предприятиям военно-промышленного комплекса России за поставленную продукцию и предоставленные услуги составили около 25 миллиардов рублей.

Недостаточность оборотных средств, хронические неплатежи, непомерные налоги, доходившие до 90 процентов, привели к огромной задолженности предприятий ВПК перед госбюджетом и внебюджетными фондами. Упала инвестиционная активность, затормозились процессы обновления основных производственных фондов. Предприятия ВПК, не имея своевременного авансирования оборонного заказа и конверсионных программ из бюджета, вынуждены были брать кредиты в коммерческих банках под высокие проценты, закладывать свое имущество. В 1996–1997 годах из-за задержек в оплате выполненных работ предприятия заплатили банкам по процентам за кредиты почти ту же сумму, что получили из госбюджета. Массовые сокращения квалифицированного научно-производственного персонала вели к разрыву технологических цепочек.

В 1998 году государственный оборонный заказ планировалось разместить лишь на 700 из 1700 предприятий ВПК. Главная причина — финансово-экономический кризис, испытываемый всем народным хозяйством и оборонным комплексом как его составной частью. Загрузка производственных мощностей находилась на уровне 10–15 процентов. Морально устарело 40 процентов оборудования. Оплата труда в ВПК продолжала отставать примерно на 40 процентов от оплаты в промышленности в целом.

Катастрофически низкое бюджетное финансирование отечественной «оборонки» стало основной причиной того, что подавляющее большинство предприятий российского ВПК оказалось на грани вымирания. Значительная задолженность привела к невыплатам заработной платы практически во всех предприятиях отрасли.

По оценкам специалистов, машиностроительная продукция в России почти вся неконкурентоспособна. Реальный выход для предприятий ВПК, по существу, был один: делать опять оборонную продукцию, в том числе и на экспорт, который стал в итоге едва ли не единственным источником пополнения финансовых ресурсов ВПК. В то же время торговля оружием дает определенные ограничения, обусловленные конкуренцией и исчерпаемостью мирового рынка вооружения и военной техники, и не оставляет надежд на резкое увеличение экспорта.

Характерно, что, по оценкам специалистов Минэкономики России, экспортный потенциал российского военно-промышленного комплекса составлял в 1998 году около 5 миллиардов долларов. Эти оценки основаны на изучении конкурентоспособности России на мировых рынках вооружений и не учитывали возможный экспорт военных технологий. Ориентируясь на такой показатель, как конкурентоспособность, можно предположить, что Россия теоретически могла бы экспортировать изделия ВПК более чем двух тысяч наименований.

Несмотря на то что в 1996–1997 годах Россия вернулась на международный рынок вооружений, объемы контрактов на 1998 годы были значительно ниже запланированных. По данным Росвооружения, Россия экспортировала в 1997 году вооружений и оборудования на 2,6 миллиарда долларов по сравнению с 3,5 миллиарда в 1996 году и 2,8 миллиарда в 1995-м. Ранее прогнозировалось, что в 1997 году объем экспорта составит около 4–5 миллиардов долларов.

Половину высвобожденных в ходе конверсии мощностей предприятий «оборонки» нечем загрузить. Другая половина загружена случайной продукцией, постепенно уничтожающей производственно-технологический потенциал «оборонки».

Ну а чем встретила 1998 год энергетическая отрасль?

К наиболее значимым факторам и условиям, которые характеризовали ситуацию, сложившуюся в энергетической сфере и оказавшую влияние на состояние экономической и энергетической безопасности страны, эксперты отнесли Прежде всего сокращение резервов (разведанных запасов) энергоносителей и ухудшение их структуры, снижение эффективности использования природных запасов энергоносителей. Сюда же отнесен значительный моральный и физический износ оборудования и устаревание технологий добычи, переработки, хранения и транспортировки энергоносителей, слабая оснащенность предприятий современными технологиями.

Отмечено также отсутствие у государства достаточных централизованных финансовых средств, ограниченность местных бюджетов, трудности с безопасным привлечением кредитных ресурсов. В числе недоработок правительства — недостаточная эффективность долгосрочной государственной политики в области экспорта нефти и газа, в том числе в отношении возможностей энергетического рынка Азиатско-Тихоокеанского региона, считающегося самым перспективным; отсутствие возможности у России влиять с выгодой для себя на процесс ценообразования в этой сфере; дискриминационные меры внешнеторговых партнеров и ряд других упущений.

Как считали представители Минтопэнерго, при сохранении ситуации с освоением разведанных месторождений в 2001 году Россия вряд ли сможет добыть более 300 миллионов тонн нефти. По расчетам же Всемирного банка и западных нефтяных компаний, при отсутствии каких-либо изменений к 2000 году добыча нефти в России может упасть ниже 200 миллионов тонн в год. По мнению экспертов, предотвратить падение добычи нефти возможно лишь при условии ускоренного ввода в разработку новых месторождений с суммарными запасами около 6,5 миллиардов тонн.

Относительная стабилизация в 1996–1997 годах объемов добычи нефти сопровождалась сокращением фонда действовавших скважин. Количество нерентабельных скважин возросло более чем в три раза, составив почти четверть всего эксплуатационного фонда. Доля трудноизвлекаемых запасов составляла около 60 процентов. Среднесуточный дебит скважин уменьшился почти на треть по сравнению с 1960 годом. Износ основных фондов составлял около 60 процентов в нефтедобыче и 65 процентов в нефтепереработке.

В то же время объемы геологоразведочных работ снизились до недопустимо низкого уровня. Прирост запасов нефти в стране происходил исключительно благодаря мелким и средним месторождениям с прогнозными запасами нефти максимум в 10–20 миллионов тонн. Но и эти месторождения из-за отсутствия в бюджете денег на геологоразведку российские геологи смогли открыть на территориях только тех нефтяных провинций — а это в основном Западная Сибирь, а также Уральский и Поволжский регионы, — которые в отношении геолого-географических условий добычи нефти были достаточно хорошо изучены.

Уже несколько лет ввод в эксплуатацию разведанных геологами месторождений не обеспечивал компенсации выводимых из строя выработанных скважин. Представители Министерства природных ресурсов Российской Федерации считали, что геологоразведка не сможет претерпеть принципиальных изменений без привлечения крупномасштабных инвестиций.

По прогнозам Минтопэнерго, для обеспечения потребностей России в нефти и нефтепродуктах в период до 2010 года необходимо подготовить 10–13 миллиардов тонн дополнительных запасов нефти. Если учесть, что величина прогнозных запасов нефти составляла 62,7 миллиарда тонн, то данная задача выглядит вполне разрешимой. Однако этого нельзя сказать о финансовой стороне дела, поскольку потребность отрасли в инвестиционных ресурсах на период до 2000 года оценивалась примерно в 20 миллиардов долларов ежегодно. Пока ни федеральный бюджет, ни российские компании не в состоянии обеспечить финансовые средства в полюсных масштабах.

Помимо финансовых проблем воспроизводства сырьевой базы, современные трудности этого процесса в значительной мере сопряжены с приблизительностью геологической информации о разведанных месторождениях по двум основным параметрам: объем основных запасов и уровень промышленной себестоимости их извлечения. Минприроды владело только «вилочными» данными о том и другом практически по всем разведанным, но неработающим месторождениям. Например, запасы месторождений, разведанных в 1996 году, оценивались почти для каждого месторождения в 10–20 миллионов тонн нефти, а себестоимость извлечения сырья — в 40–70 долларов за тонну. В связи с этим при освоении того или иного нового месторождения на нефтяные компании ложились дополнительные финансовые затраты, обусловленные необходимостью доразведки месторождений. Бурение пробной скважины на любом из новых месторождений могло резко изменить имевшиеся геологические оценки запасов месторождения, а также данные о стоимости добычи нефти.

Эффективность добычи нефти в России значительно ниже, чем в США или в арабских странах. Основная причина — не применялись технологии, повышавшие отдачу нефтеносных слоев. По некоторым оценкам, из отечественных месторождений извлекалось не более 30 процентов их потенциальных запасов (по другим данным — 40–50 процентов), остальная нефть оставалась в земле.

Серьезно сдерживало развитие морских нефтепоисковых работ и техническое состояние геологоразведки. Для России техническим пределом являлись работы на континентальном шельфе с глубиной воды примерно в 300 метров. В то же время в США уже сравнительно недавно объектами изучения стали зоны с глубиной воды в 1–2 километра.

Финансовые и технические проблемы воспроизводства сырьевой базы нефти в России говорят о том, что к 2000–2010 годам вряд ли следует ожидать радикальных положительных изменений в темпах воспроизводства сырьевой базы.

Однако причины снижения добычи нефти, по мнению экспертов, не только в снижении качества сырьевой базы, но и в отсутствии прогрессивных технологий разработки подгазовых залежей и залежей с низкими фильтрационными свойствами пород коллекторов; в дисбалансе цен на нефть, оборудование и материалы; в снижении объемов эксплуатационного бурения; длительных простоях нефтяных скважин; медленном вводе в разработку новых открытых месторождений на севере Тимано-Печорской нефтегазоносной провинции и на шельфе Сахалина; замедленных темпах разработки основной части месторождений Западной Сибири, введенных в эксплуатацию в 1986–1990 годах.

Наличие в России значительных запасов углеводородного сырья в течение длительного времени создавало возможности для долговременного удовлетворения собственных энергетических потребностей. Нефтяной сектор давал средства на проведение реформ, выплату внешнего долга и являлся одним из главных источников пополнения федерального бюджета.

В расчетах к бюджету-98 предусматривалось налогообложение нефтяных компаний, которое на 20 процентов превышало объем средств, остававшихся у предприятий. Годовая сумма валютных начислений на предприятия нефтяного комплекса оценивалась в 100,5 миллиарда рублей. Однако эти расчеты опирались на прогноз, предполагавший добычу нефти в 302 миллиона тонн, переработку в России — 168 миллионов тонн, а мировые цены — 115 долларов за тонну (15,7 доллара за баррель). Предполагалось, что внутренние цены на нефтепродукты возрастут на 10–20 процентов больше, чем средний рост цен в промышленности. К началу февраля 1998 года цены едва переваливали за 100 долларов, и ожидания стабилизации не оправдались.

Во время последнего мирового финансового кризиса страны ОПЕК подняли квоты на нефтедобычу в расчете на стабильное потребление в США и странах Восточной Европы, демонстрировавших рост валового национального продукта. Общая тенденция снижения контроля за предложением нефти со стороны стран ОПЕК, а также поставки не входивших в эту структуру государств, не регулируемые какими-либо квотами, создали классическую ситуацию превышения предложения над спросом. Постоянные колебания международной политики в отношении Ирака и иракской нефти, независимо от решения этой проблемы, грозили выбросом значительных объемов легкой нефти на рынок.

Экспорт иракской нефти был одной из составляющих неблагоприятной для России тенденции падения мировых нефтяных цен. Поскольку федеральный бюджет России зависел в основном от поступлений выручки от продажи энергоносителей, конкретно — нефти и природного газа, реализуемых в основном по ценам, складывающимся на ведущих мировых биржах, происходившие в 1997— начале 1998 года на мировом нефтяном рынке процессы создавали реальную угрозу экономической безопасности страны. По мнению некоторых экспертов, вслед за мировым финансовым кризисом, который Россия пережила более или менее благополучно, в стране мог разразиться кризис нефтяной. Причем его последствия были бы весьма тяжелыми и долговременными.

В 1997 году Россия уже пострадала от падения мировых цен на нефть и нефтепродукты. Только за два осенних месяца 1997 года мировые цены на нефть упали почти на 30 процентов. В январе 1998 года нефть на мировых рынках продавалась по цене 15,4 доллара за баррель. По таким же ценам заключались контракты на поставку нефти в апреле 1998 года. Исходя из того, что даже для нефтедобывающих компаний стран Ближнего Востока, работавших в более благоприятных условиях, цена 15 долларов за баррель являлась почти пределом рентабельности, при существовавших объемах добычи положение большинства российских нефтяных компаний становилось критическим.

Если конъюнктура мирового рынка не изменится, а аналитики сходились во мнении, что по крайней мере всю первую половину 1998 года предложение будет превышать спрос, и если давление на экспортеров внутри страны не ослабнет, в 1998 году впервые могло произойти снижение нефтяного экспорта.

Падение цен на нефть могло привести к новому кризису российский фондовый рынок, поскольку возможно было новое резкое сокращение прибылей крупнейших российских производителей нефти. Снижение в январе 1998 года мировых цен на нефть до 14,44 доллара за баррель против 22,54 доллара в январе 1997 года уже привело к потерям в экспортной выручке российских нефтяных компаний на 520 миллионов долларов. По мнению экспертов, если цены на нефть не поднимутся до прежнего уровня, то по итогам года потери российских нефтяных компаний могли составить около 6 миллиардов долларов. Подчеркивалось, что именно объем экспорта всегда считался показателем финансового благополучия нефтяных компаний, поскольку расчеты по экспортным сделкам всегда велись «живыми» деньгами.

Вопрос: вправе ли Россия рассчитывать на встречный шаг со стороны стран ОПЕК — оставался открытым. Форс-мажорные обстоятельства, в которых оказались страны-экспортеры, предполагали принятие ими совместных чрезвычайных мер в отношении контроля за спросом и предложением нефти на мировых рынках.

Ситуация с нефтью усугублялась тем, что российские нефтяные компании были разобщены, а конкуренция, которая не шла на пользу потребителю, росла. Оптовые цены на бензин в стране давно превосходили уровень мировых. Компании продолжали заниматься экспортом сырой нефти, усиливая свою зависимость от мировых цен на сырье. Готовясь к приватизации «Роснефти», компании, беря кредиты, закладывали вперед собственный экспорт, внося свою лепту в тенденцию понижения цен на нефть. Ярким примером отсутствия координации действий служило то, что «сургутское соглашение», которое должно было создать общую платформу для консолидации интересов нефтяников в рамках СНГ, не было реализовано.

Для поддержания нефтедобычи компании должны были вкладывать деньги в развитие производства, но. основным источником «живых» денег для них продолжал оставаться экспорт сырой нефти. Поддерживать необходимые объемы оборотных средств в условиях низкой рентабельности экспорта можно было путем снижения налогового бремени, чего и добивались компании. Однако такое решение грозило бюджету серьезными потерями.

Наиболее радикальный способ — централизация экспортных поставок в руках государства, которая позволила бы уменьшить конкуренцию между отечественными нефтяными компаниями на внешних рынках. До недавнего времени в России существовало более 150 экспортеров нефти, сбивавших цену на рынке, при том что добывающих компаний было на порядок меньше. Следует отметить, что за рубежом в странах, основу экономики которых, как и в России, составляли доходы от топливно-энергетического комплекса, экспорт жестко контролируется государством.

Осложнение ситуации с энергоносителями касалось не только нефти. По оценкам экспертов, в 1998 году прогнозировалось снижение добычи угля. Уже в 1997 году была завершена добыча угля на 95 шахтах. Однако в случае экономического роста отрасль не могла справиться с возложенными на нее задачами. Это относилось и к электроэнергетике. Если учесть, что старые мощности постепенно выходили из строя, то не исключалось, что недостаток энергоресурсов уже в ближайшем будущем мог стать одной из главных проблем российской экономики.

Одним из реальных источников пополнения бюджета могло бы стать торговое судоходство. По мнению экспертов, перевозка грузов не менее прибыльное для бюджета страны дело, чем торговля невосполнимыми природными ресурсами. Причем более целесообразное с точки зрения экономической безопасности страны. Однако за годы реформ доля отечественного флота во внешнеторговых перевозках страны сократилась в десять раз.

65 процентов внешнеторговых грузов России в 1997 году перевезли иностранные компании. Из-за недостатка портовых мощностей свыше 30 процентов грузов перерабатывалось в портах соседних государств. Российским грузовладельцам подобная практика обходилась ежегодно как минимум в два миллиарда долларов за фрахт иностранных судов, транзит и перевалку грузов в иностранных портах.

В мире существует иная практика. Например, в США половину экспортно-импортных перевозок выполняет американский флот. Судно может и не нести национального флага, но тогда оно должно быть зафрахтовано американской компанией. В странах, даже не имеющих собственного флота, половина экспортноимпортных грузов в обязательном порядке возится зафрахтованным ими флотом. В результате вся прибыль остается в стране.

Любопытные штрихи в социально-экономический портрет страны добавила Счетная палата Российской Федерации. Оценки этого контрольного органа помогают понять истоки и причины потрясений, происшедших в 1998 году.

По данным Счетной палаты, в 1997 году продолжалось снижение доли валового накопления в общем объеме ВВП.

Общий объем капитальных вложений — инвестиций в основной капитал — составил 408,8 триллионов рублей (94,5 процента к 1996 году), что было примерно в два раза ниже реальной потребности для реконструкции и технического перевооружения производства.

Впервые за годы реформ коэффициент обновления основных фондов оказался ниже коэффициента их выбытия.

Доходы федерального бюджета за 1997 год, по данным Счетной палаты, составили 318,6 триллиона рублей, или 73,3 процента к утвержденному бюджету на год и 96,1 процента к заданиям правительства в соответствии с распоряжением от 30 апреля 1997 года (секвестированный бюджет). Доля доходов в ВВП составила 11,9 процента, что на четыре пункта ниже предусмотренного законом показателя.

Налоговых доходов в бюджет поступило 243,5 триллиона рублей, или 65 процентов к утвержденному бюджету. Уровень собираемости налоговых доходов в федеральный бюджет составил только 9,1 процента к ВВП, а без учета зачетов — 6,8 процента, против 13,7 процента, предусмотренных расчетами к федеральному бюджету.

Рядом субъектов Федерации не соблюдался установленный норматив отчислений платежей по налогу на добавленную стоимость в федеральный бюджет. К значительным потерям для федерального бюджета привела организованная неопределенность в вопросе возложения ответственности за взимание акциза на экспортируемый природный газ и ослабление в результате этого контроля по данному налогу.

Существенное влияние на уровень собираемости акцизных платежей за нефть и газ оказала неоплата топливно-энергетических ресурсов потребителям. Задолженность по налоговым платежам в федеральный бюджет на 1 декабря 1997 года достигла 109,9 триллиона рублей, в том числе недоимка — 95,4 триллиона рублей, отсроченные платежи — 14,6 триллионов рублей.

Уровень собираемости налогов по отношению к реальной налогооблагаемой базе не превышал 60 процентов. Нарушения налогового законодательства выявлялись при документальных проверках на каждом втором предприятии. По оценкам Счетной палаты, в теневом секторе экономики обращалась товарная масса на сумму не менее 350 триллионов рублей, что привело к сокрытию налогооблагаемой базы, недопоступлению в бюджет 80—100 триллионов рублей ежегодно.

Проверки, проведенные в 1997 году в системе РАО «Газпром», АО «Нефтяная компания «Роснефть», МПС России, РАО «ЕЭС России», выявили серьезные недостатки в исполнении налогового законодательства и уплате налогов и других обязательных платежей в бюджет, включая сокрытие доходов и уклонение от уплаты налогов. Годовое задание по неналоговым доходам за 1997 год выполнено на 159,9 процента. Сумма неналоговых поступлений составила 39,3 триллиона рублей, или 1,47 процента к ВВП против 0,93 процента, предусмотренных законом.

Финансирование расходов федерального бюджета в 1997 году составило 394,6 триллиона рублей, или 74,5 процента к утвержденному бюджету на год и 93,6 процента к секвестированному бюджету. Фактическое исполнение расходов на функционирование федеральных органов власти составило 91,5 процента от утвержденного годового показателя, при этом расходы администрации президента и правительства профинансированы на 115,2 процента, Совета Федерации — 64,3 процента, Госдумы — 73,4 процента, Счетной палаты — 70,6 процента.

Бюджетные ассигнования на национальную оборону были обеспечены только на 66,9 процента. Расходы на правоохранительную деятельность профинансированы на 64,8 процента. Счетная палата в очередной раз выявила серьезные нарушения при использовании средств федерального бюджета. Так, в ряде случаев гарантии и поручительства давались Минфином России в нарушение законодательства. Например, вопреки указу президента РФ от 12 мая 1997 года «О прекращении предоставления гарантии и поручительств за счет средств федерального бюджета» Минфин задним числом подписал 14 договоров поручительства о предоставлении Денежных и вексельных кредитов коммерческим банкам на общую сумму 2031,2 миллиарда рублей (без учета деноминации). В 1995–1997 годах вопрос участия банков в финансировании расходов федерального бюджета посредством привлечения их кредитов под гарантии и поручительства Минфина РФ от имени правительства в министерстве не был отработан.

В этой ситуации выбор банков из числа ранее уполномоченных осуществлялся без необходимых экономических обоснований, представленные на конкурс отчетные данные банков Минфином даже не проверялись. Счетная палата также установила, что письменные предложения Минфина об участии в конкурсе вручались в частном порядке представителям банков в департаментах Минфина, а не отправлялись почтой, как это было предусмотрено условиями проведения конкурсов. Кроме того, департаментами министерства также не представлялись экономические обоснования о необходимости заимствований на определенную дату кредитов коммерческих банков для финансирования расходов из федерального бюджета, а Главным управлением федерального казначейства Минфина не учитывались реальные остатки бюджетных средств на банковских счетах.

Более того, проверкой установлено, что больше половины гарантий и поручительств предоставлялись Минфином при наличии денег, достаточных для финансирования бюджетополучателей без привлечения кредитов коммерческих банков. Следовательно, банкам просто давали заработать. Получатели бюджетных средств не были инициаторами получения средств от кредитных учреждений. Они практически ставились перед фактом необходимости заключения кредитных договоров на условиях, определенных Минфином (сроки, объемы, процентные ставки), с выбранными им же коммерческими банками.

Исполнявший обязанности министра финансов Михаил Задорнов заявил, что в целом согласен с выводами, которые сделала Счетная палата относительно практики предоставления гарантий и поручительств Минфина по кредитам коммерческих банков. Минфин признал, что эта практика была порочной, и решительно от нее отказался. М. Задорнов уверен, что правительство больше не вернется к такому способу финансирования госрасходов. Результаты проверок были направлены в правительство, Госдуму, Совет Федерации и Генеральную прокуратуру.

Любопытен взгляд Счетной палаты и на социальную составляющую экономики России в 1997 году.

Номинальная начисленная среднемесячная заработная плата составила около 965 тысяч рублей и увеличилась по сравнению с 1996 годом почти в 1,2 раза. Среднемесячная заработная плата обеспечивала немногим более два прожиточных минимума населения в трудоспособном возрасте. Размер минимальной оплаты труда по-прежнему оставался на низком уровне и составлял 83490 рублей, или менее 20 процентов прожиточного минимума.

Сохранялся значительный разрыв в уровнях заработной платы по отраслям, регионам, предприятиям и профессионально-квалификационным группам работающих. Так, разрыв между максимальными (в газовой, нефтедобывающей промышленности) и минимальными (в сельском хозяйстве, легкой промышленности) уровнями средней заработной платы достигал 7–9 раз. При этом заработная плата в отраслях с высоким уровнем оплаты труда росла более высокими темпами по сравнению с низким уровнем оплаты труда (соответственно 130 и 114 процентов).

Различия в оплате труда работников легкой и пищевой промышленности, имевших примерно одинаковый профессионально-квалификационный состав, составили 2,2 раза. Заработная плата в машиностроении, где работали наиболее квалифицированные кадры, в 2,3 раза ниже, чем в электроэнергетике, и в 1,6 раза ниже, чем в пищевой промышленности.

Особенно велик был разрыв в зарплате руководителей и работников предприятий. По данным социально-культурного мониторинга, уровень заработной платы десяти процентов наиболее высоко оплачиваемых работников в 1997 году в 23,5 раза превышал уровень заработной платы десяти процентов наименее оплачиваемых работников.

Заработная плата работников бюджетной сферы в связи с непроведением ее индексации в 1996–1997 годах и недофинансированием этой сферы составила в здравоохранении 57 процентов, в образовании — 53 процента, в культуре и искусстве — 50 процентов от ее размера в промышленности, в то время как за тот же период 1996 года это соотношение было на уровне 65,59 и 54 процента.

Одной из наиболее острых экономических проблем, порождавших социальные конфликты, продолжала оставаться несвоевременная выплата заработной платы. Общая сумма долгов по зарплате, как отмечал Госкомстат, достигла в марте 57768 миллионов рублей.

Но несмотря на задержки выплаты зарплаты и серьезные проблемы с аккумулированием средств в Пенсионном фонде, денежные накопления граждан в банковских вкладах, ценных бумагах и наличных деньгах выросли до 281,7 миллиарда рублей против 273,9 миллиарда рублей в феврале.

По данным Пенсионного фонда РФ, на 1 апреля долг по выплате пенсий составил 800 миллионов рублей. Задержки произошли в 30 регионах. Общий размер задолженности Пенсионному фонду — 87 миллиардов рублей. Основная проблема прежняя: неплатежи и связанная с ними неуплата налогов и пенсионных взносов. По-прежнему были сложными отношения у фонда с федеральным бюджетом: Пенсионный фонд заложил в проект своего бюджета 26 миллиардов рублей федеральных поступлений, Минфин соглашался лишь на 15 миллиардов.

Сбор пенсионных взносов упал не в последнюю очередь из-за декабрьского решения Конституционного суда, пересмотревшего порядок взимания отчислений с предприятий-должников и отодвинувшего Пенсионный фонд в цепочке получателей на пятую позицию вслед за налоговой службой. И хотя Пенсионный фонд пытался это решение оспорить, проблему снять не удалось. В январе доходы Пенсионного фонда составили 10,5 миллиарда рублей при объеме выплат — 14,4 миллиарда рублей. В феврале собрали пенсионных взносов на 1 миллиард больше, но опять-таки недостаточно.

По данным Госкомстата, средний размер назначенных месячных пенсий (с учетом компенсационных выплат) в 1997 году составил 324,6 тысяч старых рублей. Это меньше прожиточного минимума на душу населения — 410,9 тысячи рублей.

С введением с февраля 1998 года нового порядка исчисления пенсий и введения нового индивидуального коэффициента, пенсии были пересчитаны у 48 процентов пенсионеров, среднее увеличение пенсий по стране составило 22 процента (79 рублей), у трети они возросли на 50—100 рублей, а у пятой части — на 100–150. В результате общая ежемесячно выплачиваемая пенсионерам сумма возросла на 15,7 миллиарда рублей.

Возобновление с начала 1998 года роста долгов по зарплате и сохранение тяжелой финансовой ситуации в Пенсионном фонде России являлось наиболее ярким свидетельством того, что пришедшим год назад в правительство молодым реформаторам не удалось быстрыми, но, увы, поверхностными действиями вылечить ставшую хронической болезнь российской экономики.

Таким образом, анализ тенденций в развитии социально-экономической обстановки внутри страны свидетельствовал о том, что имелись предпосылки к ее осложнению в 1998 году. Это было обусловлено, в частности, незавершенностью экономических преобразований в основных сферах; слабостью рыночных институтов экономики; сохранением неравноправных внешнеэкономических отношений; возрастанием неравномерности социально-экономического развития регионов; продолжавшимся кризисом в бюджетной, промышленной, энергетической и иных жизненно важных сферах экономики. Нельзя было исключать, что падение производства сменилось стагнацией, за которой мог последовать дальнейший упадок.

Из имевшейся информации признаки перелома негативных тенденций или качественных сдвигов, которые бы свидетельствовали, о начале серьезного экономического роста, не просматривались. Предпосылки для него, по существу, не были созданы, за исключением разве что секторов, где царила теневая экономика. Потому он и не сопровождался соответствующим ростом доходов государства.

Как следствие, существовала реальная угроза ослабления экономической самостоятельности Российской Федерации, деградации отечественного технологического и промышленного потенциала, закрепления за Россией топливно-сырьевой ориентации в мировой экономике.

Сложное экономическое положение России оказывало негативное влияние на боеготовность Вооруженных сил, их мобилизационную готовность, вело к существенному снижению военно-промышленного потенциала страны.

Важнейшая особенность России — значительный разрыв в уровне развития регионов. Из-за него оживление экономики касалось лишь небольшой их части и, углубляя различия, усиливало центробежные устремления. Приток инвестиций и начало роста усилили бы территориальные различия и могли разорвать единую экономику страны. Сепаратизм в экономическом плане нес угрозу разрыва единого экономического пространства, нарушение цельной финансово-кредитной, налоговой и таможенной системы и в конечном счете подрыва социально-политической стабильности и территориальной целостности страны.

Кроме внутренних факторов, существовал ряд внешних, способных существенно осложнить социально-экономическую обстановку в России и успешное продвижение экономической реформы. Шла жестокая и подчас скрытая борьба за сферы влияния, за вытеснение России со стратегически важных мировых рынков. Попытки российских государственных и частных предприятий занять достойное место на международном рынке встретили ожесточенное сопротивление со стороны иностранных конкурентов, зачастую использовавших нецивилизованные методы и приемы конкурентной борьбы.

Прогнозировалось, что в ближайшей перспективе данные факторы будут по-прежнему доминировать и оказывать негативное влияние на общую обстановку в стране. Существовавшие же механизмы вкупе с экономическим потенциалом не всегда позволяли уверенно парировать возникавшие угрозы.

И все же, несмотря на сложности, у России был потенциал для перехода к устойчивому экономическому росту, для повышения уровня и качества жизни населения. Требовалось немного: добиться снижения банковских процентов, внести изменения в налоговое законодательство и процедуры сбора налогов. У государства не хватало денежных средств не только потому, что в бюджет плохо поступали доходы. Деньги налогоплательщиков слишком часто расходовались нерационально, а то и просто разворовывались. Но пробелы в российском законодательстве позволяли расхитителям легко уходить от ответственности. Согласно оценке зарубежных экспертов, Россия находилась на четвертом месте в Восточной Европе по качеству экономического законодательства, но по его исполнению — на одном из последних.

По мнению специалистов, уберечь государственные средства от разбазаривания помогли бы полный переход на казначейскую систему исполнения бюджета, введение конкурсности государственных закупок и размещения государственных заказов, четкая регламентация финансовых взаимоотношений центра и регионов.

Этого сделано не было. Поэтому политическая обстановка в России на начало 1998 года оставляла мало места для оптимизма и надежд на реальный выход из системного — политического, социально-экономического, духовного кризиса.

Весь букет противоречий, характерный для 1997 года, сохранился. Более того, многие из них получили в начале года дальнейшее развитие. Каждый из основных факторов, составляющий основу анализа обстановки, продолжал действовать, неся с собой в основном дестабилизирующее воздействие.

На этом фоне заявления руководителей правительства о наметившейся якобы экономической стабильности ровным счетом ничего не значили. Экономический рост на уровне 0,4 процента не мог дать даже десятой доли тех средств, которые были необходимы для экономического не только расширенного, но даже простого воспроизводства, для самых острых, первейших социальных нужд, не говоря уже о социальной политике, для осуществления военной реформы, содержания бюджетников и, конечно, для инвестиционной политики.

На пресс-конференции 31 января 1998 года первый вице-премьер А. Чубайс, по существу, признал, что никаких новых радикальных мер по изменению ситуации правительство не предложит. Это прямо вытекало из сделанного им заявления о том, что государство будет в своей деятельности исходить из тех средств, которые у него есть, и на этом строить свою политику. Иначе говоря, государство в своей деятельности будет исходить из имеющихся у него средств, а не из контекста тех целей и задач, которые стояли перед российским обществом. Это означало, что будет сохранена в своих принципиальных направлениях «реформаторская» политика предшествовавших лет и будут принесены в жертву социальные, культурные, экономические потребности большинства населения страны.

Б. Ельцин начал 1998 год почти по той же схеме, что и предыдущий: незапланированное отсутствие на рабочем месте в Кремле, перенос официальных мероприятий, противоречивая информация о самочувствии. Возвращение президента из отпуска ознаменовалось очередным всплеском активности.

Правительство получило очередной выговор, который не стал сенсацией и вскоре сменился почти прямо противоположным высказыванием Б. Ельцина: «Улучшилось настроение людей, и по зарплате такого шума нет». Если учитывать тот факт, что в январе постоянно сообщают о забастовках бюджетников, так и не получивших обещанные деньги, то создавалось впечатление, что президент не в курсе реального положения дел в стране. Или, что представлялось ряду аналитиков более вероятным, он тогда не нашел приемлемого выхода из правительственного кризиса. Очевидно, что для президента принять радикальное решение по поводу правительства значило бы принять его и против самого себя, так как именно с его именем было связано и назначение, и вся деятельность тогдашнего кабинета министров. Таким образом, действия президента в начале 1998 года лишний раз доказывали, что глава государства все чаще прибегал к внешним эффектам, которые, однако, не влияли на позиции тех, на кого были обращены.

В январе Б. Ельцин подписал указ о перечне госдолжностей РФ и госдолжностей госслужбы РФ, утверждаемых президентом. Это означало, что отныне президент будет утверждать кандидатов на должность первых и «рядовых» вице-премьеров, федеральных министров, руководителей администрации президента, генералов и адмиралов 12 силовых ведомств, судей (кроме Конституционного суда), полномочных представителей в регионах, послов. Иными словами, произошла реанимация номенклатурного принципа кадровой политики.

Одной из центральных фигур в январе-феврале 1998 года стад бывший заместитель секретаря Совета безопасности Б. Березовский. В январе нефтяные компании «ЮКОС» (М. Ходорковский) и «Сибнефть» (Б. Березовский) объявили о своем слиянии, в результате чего было создано мощное объединение «ЮКСИ», которое стало претендовать не только на «Роснефть», но и на первые роли в государстве.

Политические последствия образования новой компании для общественной жизни России сразу же стали предметом обсуждения политологов. К тому времени существовали три мощных финансово-промышленных блока, по составу почти совпадавшие с альянсами — претендентами на «Роснефть», которым отводилась решающая роль в предвыборной кампании 2000 года. Эти финансовые объединения находились в очень непростых отношениях между собой. Для ОНЭКСИМа и «Газпрома», так же, как для ОНЭКСИМа и. «ЮКСИ», — это отношения прямой конкуренции. Более дружественный характер, по оценкам зарубежных экспертов, носили отношения между М. Ходорковским, Б. Березовским и Р. Вяхиревым. Свидетельством тому называли факт, что образование «ЮКСИ» лично патронировал В. Черномырдин.

Логично было бы предположить, что конкуренты «ЮКСИ» предпримут ответные объединительные шаги. Однако противоречия между крупнейшими российскими компаниями были настолько сильны, что вряд ли в ближайшее время возможно было повторение опыта ЮКОСа и «Сибнефти».

Так, почти сразу заговорили о сближении (без слияния) ЛУКОЙЛа и ОНЭКСИМа, в связи с возможной ориентацией В. Черномырдина, а за ним и «Газпрома», на «ЮКСИ». Подобное объединение стало бы весьма мощным. Но в тот же день, когда стало известно о встрече Алекперова с Потаниным, руководство «ЮКСИ» нашло президента ЛУКОЙЛа в Азербайджане. 23 января Алекперов дал пресс-конференцию, где заявил, что не вел серьезных переговоров с ОНЭКСИМом. Более того, информационное агентство «Интерфакс» сообщило о возможном картельном соглашении о совместной деятельности между «Газпромом», ЛУКОЙЛом и ОНАКО (компания, которую В. Черномырдин берег от нефтяных «акул», но которой он был готов пожертвовать, чтобы избежать перехода Алекперова из газпромовского блока в потанинский).

Эксперты прогнозировали: на объединение ЛУКОЙЛ и ОНЭКСИМ скорее всего не пойдут, а вот некоторое сближение банка и нефтяной компании на почве приватизации «Роснефти» вполне реально. При сложившемся весьма хрупком балансе сил аукцион по продаже акций «Роснефти» способен качнуть маятник равновесия в сторону любого из трех претендентов. С этой точки зрения предстоявший аукцион представлялся аналитикам одним из центральных событий 1998 года.

Этот пример — одно из многочисленных свидетельств того, что власть, погрязшая в клановых предпочтениях, теряла авторитет у населения. Все видели, что единой власти в стране нет, что правительство состоит из алчных эгоистических группировок, действия которых направлены не на поиск стабильности и всесторонне обоснованных путей решения социально-экономических проблем общества, чего россияне ждут уже не один год, а на создание своих исключительных позиций, прежде всего в финансовых группах, для обеспечения своего успеха в предстоявших парламентских и президентских выборах.

1998 год начался и с обострения российско-чеченских отношений, показав, что чеченская проблема остается одной из самых серьезных для России.

Большой резонанс вызвало заявление министра внутренних дел А. Куликова, сделанное после нападения боевиков на Буйнакск, в намерении нанести превентивные удары по бандитским базам, где бы они ни находились, в том числе и на территории Чечни. Реакция чеченской стороны была легко предсказуемой: М. Удугов заявил, что осуществление этих угроз будет означать начало новой войны. А. Масхадов официально заверил, что на «чеченской территории нет ни одной базы или иного объекта, где занимались бы инструктированием, тренировкой террористов и диверсантов». Напряженность в Чечне и вдоль ее границы нарастала. Дестабилизация обстановки в республике явилась официальной причиной того, что поездка российского президента в Чечню не состоялась.

Впрочем, здесь была и другая причина — значительное ослабление позиций А. Масхадова из-за длительного противостояния внутри руководства республики. Многие полевые командиры уже открыто выступали против президента Чечни, считая, что никаких особых заслуг перед Ичкерией у него нет и его лояльность к России не оправдана.

Чтобы сохранить стабильность внутри республиканского руководства, А. Масхадов уже передал часть своих полномочий Ш. Басаеву. И тот факт, что формирование нового чеченского правительства было поручено Ш. Басаеву, являлось очередным свидетельством того, что на политической арене Чечни демонстративно утверждалась фигура, известная своими мировоззренческими установками. Это, в свою очередь, не могло не вызвать болезненную реакцию в Москве. Уже в начале 1998 года специалисты по чеченской проблеме предсказывали обострение отношений Москвы и Грозного.

И точно, переговоры вновь застопорились. Поездки в Чечню секретаря Совета безопасности И. Рыбкина и вице-премьеров О. Сысуева и В. Хлыстуна ничего нового не дали.

Сложные и противоречивые процессы проходили и в силовом ресурсе власти.

Военная реформа, которая должна была начаться в 1997 году, в начале 1998-го оставалась на той же точке отсчета. Это создало напряженную ситуацию в армии, которая вконец была деморализована нищенским содержанием, пренебрежительным положением военнослужащего в обществе, унижением достоинства офицера. И сколько бы ни говорили генералы — руководители Вооруженных сил о благополучном морально-политическом состоянии офицерского корпуса, истина в другом: нищий, лишенный достоинства и уважения офицер никогда не был и не может быть опорой власти.

Бесконечная чехарда реорганизаций, кадровых перемещений и замен в силовых структурах объективно ослабляла эти структуры, создавала у кадровых работников чувство неуверенности в перспективе своего существования и невостребованности профессионального опыта.

На этом фоне выгодно выделялись внутренние войска, которые все больше напоминали преторианскую гвардию. Совершенно очевидно, что их подготовка осуществлялась не для ведения войсковых операций против иностранных армий, а для защиты конституционного строя и территориальной целостности страны. Как это делал российский политический режим, показали события в Чечне. То есть сама армия, внутренние войска стали заложниками политических интриг, расчетов и интересов политиканов.

Обстановка, которая сложилась в России в начале 1998 года, будет неполной без анализа ее международной политики на тот момент.

После подписания договора о сотрудничестве НАТО и России Североатлантический блок начал движение к границам страны.

Методика поэтапного включения новых членов в структуры НАТО была проста. Основной упор делался на проведение совместных учений, а также на включение войск будущих стран НАТО в миротворческие контингенты ООН. Совместные учения проходили в непосредственной близости от российских границ — на Балтийском и Черном морях, на территории Турции.

Шла и экономическая интеграция Запада со странами, входившими в советское экономическое пространство. В частности, было принято решение: в ближайшее время наряду с пятью другими европейскими странами Эстония станет членом ЕС. Одной из главных причин расширения ЕС стал поиск новых рынков сбыта европейской продукции. А российские товары, в отношении которых ЕС, несмотря на многочисленные заверения о скорейшей интеграции России в систему мировых хозяйственных связей, вел себя недружественно, могли лишиться в скором времени даже того невысокого спроса, который имелся в бывших социалистических странах Восточной Европы. Последнее решение антидемпингового комитета дополнить список из 14 российских товаров, ввоз которых в Европу был ограничен, лишний раз показывал, что законы рынка сильнее политических обещаний.

В январе 1998 года начальник генштаба югославской армии Момчило Перишевич высказался за вступление своей страны в НАТО. До тех пор Югославия была единственным государством в Восточной Европе, которое не только не стремилось в НАТО, но и не спешило присоединиться к программе «Партнерство ради мира». Таким образом, последний союзник России в этом регионе готов был встать в очередь на вступление в альянс.

16 января была подписана Хартия партнерства в сфере безопасности США и стран Балтии. Совсем недавно тремя этими странами были отвергнуты российские предложения о гарантиях безопасности. Но означало ли это полный крах планов Москвы относительно системы безопасности в Балтийском регионе? В тексте Хартии американцы выразили поддержку независимости, суверенитета и территориальной целостности Латвии, Литвы и Эстонии, однако не дали конкретных гарантий безопасности.

Конечно, нельзя было не учитывать и заинтересованность прибалтийских стран в экономическом сотрудничестве с Россией. Примечательно, что перед вылетом в Нью-Йорк президент Латвии сообщил журналистам: он направил письмо Б. Ельцину, в котором «изложил свои взгляды по вопросам латвийско-российских отношений, проблемам региональной безопасности и сотрудничества». Однако пока России не удавалось решать «балтийский вопрос» в нужном для себя направлении, а после подписания Хартии страны еще больше вошли в сферу влияния США. Тот факт, что проамериканские настроения в прибалтийских странах сильны, лишний раз подтверждалось избранием американского гражданина президентом Литвы.

Правда, в Европе не очень были довольны тем, что США слишком активно вмешиваются в ее дела. В германских политических кругах считали, что Хартия является отражением стратегического замысла США по отношению к наметившейся оси Париж — Бонн — Москва. Газета «Ди Вельт» писала, что если Франция и Германия слишком активно будут флиртовать с Россией, то США смогут выложить балтийские карты.

Тем временем Россия продолжала проводить «политику развития двусторонних связей со странами, имеющими в НАТО свое звучание». Министр обороны И. Сергеев посетил с официальным визитом Францию, где провел встречу с французским коллегой Аленом Ришаром, объявлено о его намерении посетить Бонн. Визиты знаменовали начало сотрудничества России, Франции и Германии. На 1998 год была запланирована совместная встреча лидеров этих стран.

Сумеет ли нынешнее правительство решить европейскую проблему и вернуться к традиционной политике российского государства «дружеского согласия» или не использует этот шанс для утверждения позиции России в Европе? Этот вопрос занимал умы политиков. От решения указанной дилеммы в значительной степени зависело международное положение страны в будущем. России нужны были союзники. Но это только одна сторона вопроса. Франция и Германия тоже нуждались в союзниках. Вопрос был в одном: каковы условия такого «согласия» и какие позиции в нем займет Россия.

Не меньшей сложностью и противоречивостью отмечались интеграционные процессы в СНГ.

Как показали события последнего времени, авторитет СНГ как дееспособной организации продолжал падать. В январе 1998 года относительно СНГ выступили президенты Узбекистана и Туркмении. И. Каримов высказался против усиления роли Содружества и превращения его в какую-нибудь серьезную военнополитическую организацию, а С. Ниязов заявил, что его страна не намерена более тесно интегрироваться с СНГ.

Президенты пяти государств Центральной Азии на экстренной встрече в Ашхабаде решили создать альтернативный российскому южный коридор для экспорта нефти и газа. Спустя шесть лет после распада СССР Туркменистан добился своей первой стратегической победы: практически в срок был построен газопровод в Иран. Сооружение рассматривалось как первый этап газопровода Туркмения — Иран — Турция — Европа.

Позицию Туркменистана понять легко: обладая четвертыми по величине в мире запасами природного газа, страна из-за нехватки покупателей (от поставок газа в бывшие советские республики Ашхабад имеет больше хлопот, чем реальной прибыли) и, как следствие, отсутствия денег добывает газа в два раза меньше, чем в советские времена.

Ответом на инициативы центральноазиатских стран можно назвать экстренные поездки В. Черномырдина в Ашхабад и Душанбе, которые, однако, не принесли каких-либо ощутимых результатов. Решение газового вопроса было отложено до мартовского визита Б. Ельцина. Таким образом, Россия сама определенным образом заставляла Туркмению искать альтернативные пути. А в это время ведущие западные компании делали все возможное, чтобы нефть и газ республики поступали на мировые рынки энергоносителей в обход российских маршрутов.

Начало нового года ознаменовалось интенсивными военными контактами между Россией и Грузией. С 4 по 8 января в Тбилиси и других городах республики, где дислоцировались объекты Группы российских войск в Закавказье (ГРВЗ), побывала представительная делегация Минобороны РФ. Аналитики отмечали, что в последнее время по мере активизации российско-грузинских военных контактов и ряда «дружественных» уступок со стороны России притязания в Грузии на российские военные объекты росли. Все это происходило на фоне повышения активности внешнеполитических и экономических контактов Грузии с другими странами.

Январские переговоры показали, что Грузия не отказалась от своих притязаний на многие объекты ГРВЗ и потребовала компенсаций за эксплуатацию российскими военнослужащими объектов и вывезенной боевой техники. Решение проблемы было перенесено на более поздний срок, хотя все понимали: вряд ли спорные вопросы могут быть решены в пользу России, если ее ведущие политики и государственные деятели будут продолжать игнорировать обеспечение национальной безопасности своей страны и укрепления ее геополитического положения.

22 января одно за другим состоялись — заседания Высшего совета "Белоруссии и России и Межгосударственного совета Белоруссии, Казахстана, Киргизии и России. Лидеры «двойки» приняли общий бюджет и одобрили концепцию совместной оборонной и внешней’ политики, «четверка» договорилась проводить единую политику в установлении таможенных тарифов и акцизов, были утверждены основные принципы взаимодействия налоговых служб, одобрены соглашения о формировании транспортного союза и т. д. Принятые серьезные экономические решения были названы определенным прорывом во взаимоотношениях государств.

В то же время задавались справедливые вопросы, последует ли за этим конкретная работа по созданию рабочих механизмов, или все это, как и после мартовского 1997 года союза России с Белоруссией, начнет активно саботироваться, сдерживаться. Тем более что противников политического союза Россия — Белоруссия за этот период не уменьшилось.

Не смогло дать толчок для возобновления интеграционного процесса и предложение Н. Назарбаева реанимировать СНГ путем создания единого экономического пространства. В 1995 году его идея Евразийского союза была отвергнута Кремлем, в начале 1998 года предложенный Назарбаевым договор был отправлен на доработку при непосредственном участии президента России. Выступая на заседании, Б. Ельцин подчеркнул, что такой документ «должен работать на всю «четверку», а не на отдельные республики».

Прошедшая в конце января встреча Ельцин — Кучма дала повод для многочисленных заявлений о сближении между Россией и Украиной. Но реальная ценность этой встречи оказалась весьма низкой, так как основная проблема — экономическое сближение, формирование единого экономического пространства как основы российско-украинского сближения — на встрече так и не была решена.

Таким образом, и здесь, несмотря на кажущуюся активизацию российских политиков на просторах бывшего Советского Союза, пока не было достигнуто реальных результатов в области интеграции, а решение ключевых вопросов было отложено на более поздний срок.

Итак, новый, 1998 год не принес давно обещанной стабилизации. Наоборот, обострение кризиса стало очевидным даже для тех, кто возлагал на 1997 год в этом плане определенные надежды. Бюджет не выполнялся, налоги собирались крайне неудовлетворительно, неплатежи разрастались, государственных инвестиций практически не было, внешнеторговое сальдо сократилось. Вся финансовая система находилась на грани катастрофы. Сосредоточив усилия на погашении задолженности по пенсиям, денежному довольствию военнослужащих, зарплате федеральным чиновникам, правительство Черномырдина допустило громадную задолженность по госзаказам, которая оценивалась в декабре 1997 года в 50 триллионов рублей.

Злую шутку сыграл с российской экономикой кризис, произошедший на российском финансовом и фондовом рынках в конце 1997 года. По мнению специалистов Центра российских исследований Гарвардского университета, этот кризис в значительной степени был искусственно спровоцирован узким кругом руководителей ряда крупных финансово-инвестиционных групп США и их лондонских филиалов. Операция проводилась по модели «влияния на обстановку в странах, экономика которых ориентирована на западный вариант развития».

«Испытание модели», по предположению гарвардских аналитиков, имело целью сыграть на понижение акций американских корпораций, в кратчайшие сроки перехватить стратегическую инициативу у японских и восточно-азиатских финансовых центров, значительно увеличить свое присутствие на развивающихся азиатских рынках, а также ослабить главных конкурентов — ведущие инвестиционные структуры Японии. Кроме того, в ходе реализации своих планов ряд американских концернов и банков, используя падение котировок на фондовых рынках США и Юго-Восточной Азии, хотели проверить эффективность установленного к середине 1997 года контроля за российской финансовой системой со стороны Запада.

По результатам «эксперимента» констатировалось, что цели, поставленные американцами в марте 1996 года, полностью достигнуты. Была проведена своего рода репетиция мероприятия по снижению цен на акции ведущих топливно-энергетических предприятий России. Аналогичная операция, по мнению американских специалистов, возможна непосредственно перед приватизационными конкурсами, в которых инвестиционные банки Запада планировали принять активное участие.

В ходе операции по изъятию активов, принадлежавших американским компаниям, по неофициальным каналам высказывались «предложения» политическому руководству России по крайней мере до середины 1998 года сохранить А. Чубайса в правительстве, перенести конкурсы по продаже «Роснефти» и «Транснефти» на начало 1998 года, отказаться от участия России в освоении газовых месторождений в Иране. Американские эксперты отмечали, что финансово-экономическое положение России таково, что «достаточно сговора пяти главных менеджеров ведущих инвестиционных концернов Запада по изъятию с рынка ГКО-ОФЗ «еврооблигаций» на 8—10 миллиардов долларов из незакрепленных активов, чтобы экономика России рухнула за три-четыре дня».

Тезис «свидетельства интегрированности российской экономики в мировую» был признан ложным, так как российский рубль на мировом рынке официально не котировался, финансовое обеспечение российского экспорта производилось исключительно в иностранной валюте, в форме связанных кредитов из тех же финансовых институтов Запада, которые являлись основными участниками биржевой игры в России. Сложившаяся ситуация, по мнению политологов Гарвардского университета, могла быть улучшена только с увеличением иностранных инвестиций в производственный сектор российской экономики и изменением структуры экспорта.

Короче, 1998 год начался с предчувствия: должно произойти нечто неординарное. Ощущение большой чистки в верхах висело в воздухе. Удивление аналитиков вызвал тот факт, что намечавшийся на первую декаду декабря 1997 года отчет правительства перед президентом был отложен почему-то на конец февраля 1998-го, а не на конец января, когда Б. Ельцин должен был вернуться из отпуска. Обращало на себя внимание и то, что с сообщением об этом выступил не президент, а премьер, который, кстати, заявил о предстоявшем «расширенном заседании правительства» без всякого упоминания об участии в нем главы государства.

В этой связи отмечалось явное несоответствие между критическими оценками результатов деятельности исполнительной власти, высказанными Б. Ельциным в конце декабря 1997 года, и гораздо более оптимистическим тоном доклада В. Черномырдина на заседании правительства 8 января 1998 года. Премьер-министр прибег к испытанному приему придания взвешенности своему выступлению («самое замечательное из того, что было», «плюсовые экономические результаты», «в то же время», «темпы преобразований далеки от оптимальных»).

Он не преминул сделать упор на достижениях, допустив жонглирования цифрами. Так, руководитель правительства сравнил декабрь 1997 и 1996 годов для демонстрации увеличения по валовому внутреннему продукту на 1,2 процента, не упомянув оценку Госкомстата о том, что за весь год этот рост составил не более 0,4 процента. Ранее же со ссылками на западных экономистов широко рекламировался грядущий «экономический прорыв» и ожидавшийся рост ВВП на 2 процента. Выкладка главы кабинета министров о сокращении безработицы в 1997 году на 5,7 процента не давала никакого понятия об уровне, занятости в стране в целом.

Говоря о предложенной премьером программе действий «Структурная перестройка и экономический рост», специалисты считали, что до конца февраля в ее осуществлении ничего не произойдет. Сама программа, кроме общих контуров, не была разработана. Утверждение бюджета Федеральным собранием и подписание президентом ожидалось не раньше середины февраля. Поэтому все разговоры главы правительства о предстоявших «институциональных преобразованиях», «социальной сфере», «инвестициях», «активной промышленной политике», «формировании эффективных собственников», «теснейшем взаимодействии с регионами» представлялись специалистам пустыми разглагольствованиями, носившими декларативный характер.

Вероятность перемен в правительстве в феврале 1998 года прогнозировалась аналитиками и с точки зрения сложившейся ситуации в высших эшелонах власти. В конце 1997 года российские правящие круги, убедившись, что оппозиция не смогла организовать «наступление трудящихся» и проявила нерешительность в объявлении вотума недоверия правительству, вплотную занялись выяснением отношений между противоборствующими элитными группировками. Этот конфликт «лоббистов», завязанных на те или иные коммерческие структуры, получил особую остроту в связи с предстоявшими конкурсами по приватизации привлекательных объектов госсобственности. Усиливался паралич аппарата власти.

Борьба велась с широким использованием методов интриг и компромата?«Президент всех россиян», стремясь по-прежнему находиться над схваткой, пока не смог остановить конфликт, наносивший значительный ущерб лично ему и интересам его семьи, авторитету власти и стране в целом.

Однако аналитики подозревали, что решения у Б. Ельцина, мастера сдержек и противовесов, зрели и, если здоровье позволит, видимо, будут воплощены до начала весны. Предсказать конкретные действия российского президента всегда было чрезвычайно трудно ввиду его импульсивности и спонтанности, которые впоследствии наиболее доверенным его лицам приходилось объяснять и оправдывать как проявление продуманной властной стратегии. Правда, потом многие из его близкого окружения сами становились жертвами таких «стратегических» решений. На деле, как считают многие аналитики, президент всегда находится под влиянием текущего момента и собственного настроения.

Схватка между Б. Березовским и рядом других представителей олигархического капитала, с одной стороны, А. Чубайсом и Б. Немцовым — с другой, которая наложила наиболее сильный отпечаток на общественное мнение во второй половине 1997 года, тем не менее отражала далеко не все глубинные процессы в борьбе за власть и доступ к материальным ресурсам. Истинный расклад во властных структурах состоял в том, что В. Черномырдин осторожно и закулисно, а Ю. Лужков резко и открыто выступали против «молодых реформаторов», администрация президента — против всего руководства правительства в целом.

Казалось, премьер-министр умело воспользовался кризисом в интересах укрепления своего политического влияния. Информированные круги в России и на Западе усиленно обсуждали усилившиеся амбиции премьера, его контакты с левой оппозицией, а также с Б. Березовским. Последний продолжал оставаться одним из крупнейших игроков на российской политической сцене, обладал обширными связями и мощной системой подконтрольных средств массовой информации.

Увы, союз российских капиталистов, сформировавшийся в Давосе в 1996 году, начал распадаться. Это привело к возникновению еще более сложной и запутанной конструкции во взаимоотношениях между банками и властью. Финансовые группировки не захотели опираться на одного общего для всех лоббиста в госструктурах, а стали приобретать и продвигать своих. Появилась необходимость в новых кадровых перестановках.

Громкие отставки Б. Березовского, А. Казакова, М. Бойко, П. Мостового, оставление на своих постах с усеченными правами А. Чубайса и Б. Немцова, нестандартные назначения А. Починка и М. Задорнова (последний стал за период с 1992 года восьмым министром финансов) вовсе не разблокировали ситуацию и не уладили конфликт в правящих элитах. Дискредитированы оказались не только «молодые реформаторы», претендовавшие на статус образцовых деятелей будущей демократической России, но и вся система подбора и расстановки кадров, премьер и сам президент.

И ему не оставалось ничего, кроме как решиться на отчаянный шаг.

Глава 2 ЧЕРНОМЫРДИН БОЛЬШЕ НЕ НУЖЕН

Март 1998 года буквально взорвал плавное течение политической жизни России, прервав череду повседневности с привычными уже схватками пресловутых олигархов, кланов и группировок, переделом власти и собственности. Ситуация в стране была полна динамизма и неопределенности. Каковы явные и скрытые причины разразившегося правительственного кризиса? Почему отставка кабинета производилась столь тайно, без широкого обсуждения в политических и общественных кругах? Имеет ли предложенная президентом кандидатура С. Кириенко шансы на утверждение в Государственной думе? И если нет, то у какой из ветвей власти — исполнительной или законодательной — раньше сдадут нервы? В чем истинный смысл происходивших событий, которые кто-то из аналитиков уже успел окрестить «третьей либеральной революцией», и революция ли это вообще, а если нет, то что именно? Какие процессы скрывались под маской подчеркнуто показного общественного безразличия?

Этими и другими вопросами активно задавалась большая часть политизированной общественности.

Хроника событий, предшествовавших отставке правительства В. Черномырдина, выглядела так.

Президент в период болезни прочел до пятницы, 20 марта, следующие документы:

Служебную записку секретаря Совета безопасности И. Рыбкина о положении в Чечне. Вывод: с А. Куликовым успехов и сдвигов не будет.

Записку о фактическом создании В. Черномырдиным своего предвыборного штаба в офисе «Газпрома». Резюме: будет баллотироваться в президенты.

Материалы Счетной палаты о злоупотреблениях членов правительства и немотивированных бюджетных тратах.

Информацию о намерениях Госдумы 10 апреля объявить вотум недоверия правительству.

Конфиденциальную записку о неформальной встрече В. Черномырдина и А. Куликова. Якобы вели доверительный разговор о необходимости принятия жестких мер в экономике, пока президент не ведет активную работу.

О предстоявшей отставке правительства знали: Т. Дьяченко, В. Юмашев, С. Ястржембский, Ю. Яров. Документы готовились в обстановке полнейшей секретности.

23 марта С. Кириенко занял кабинет А. Чубайса. Первыми посетителями нового премьера были В. Потанин и некоторые действовавшие министры. Вечером заглянули — в течение часа — А. Чубайс, Б. Немцов, Е. Гайдар.

По информации газеты «Сегодня» (25.03.1998 г.), предметом беседы были подбор и расстановка кадров. Новому премьеру якобы рекомендовали сменить А. Крупнова — руководителя Госкомсвязи, В. Лазуткина — главу Федеральной службы теле- и радиовещания, И. Лаптева — председателя Госкомпечати, отстранить В. Булгака от кураторства СМИ. Оставить: A. Круглова — Государственный таможенный комитет, А. Кудрина — Минфин.

В тот же день у С. Кириенко состоялись встречи с Е. Строевым (в прессе благоприятный прогноз о прохождении кандидатуры С. Кириенко в Думе), с Г. Селезневым (осторожный отзыв в прессе), с В. Юмашевым (информации нет).

24 марта президент провел на Старой площади совещание своей администрации. Присутствовали:

B. Юмашев, все его заместители, помощники президента, А. Кокошин, Т. Дьяченко, начальники управлений администрации.

В выступлении президента содержалась критика отставленного правительства (похвалил только министра обороны И. Сергеева и министра иностранных дел Е. Примакова), критика администрации: «Не все мне нравится в вашей работе. Особенно в отношении контроля. Нам надо создать такую обстановку, чтобы все знали, чувствовали, что невыполнение указов — это смерти подобно. Все. Сразу или пиши заявление, или просто уходи».

На совещании обсуждалась ситуация, возникшая после отставки правительства, роль администрации президента в формировании нового кабинета министров.

27 марта Б. Ельцин выступил по радио. Поблагодарив В. Черномырдина за шесть лет совместной работы, назвал его «верным соратником», подтвердил, что основная причина отставки — подготовка Черномырдиным президентских выборов 2000 года.

Далее Ельцин заявил о том, что будет предлагать Думе утвердить С. Кириенко премьер-министром. Молодость — не помеха. Президент сослался на свой опыт, когда в 28 лет был назначен на должность руководителя крупного строительного комбината. Однако подчеркнул, что помощь новому премьеру необходима. И в правительстве, и в Думе, и со стороны губернаторов. Заверил, что будет помогать и он сам, и его администрация. Заверил, что основные задачи правительства — своевременная выдача зарплат и пенсий, реформы в социальной сфере, забота об армии, здравоохранении, культуре. Необходимо также принятие ответственных управленческих решений для обеспечения выполнения задачи роста промышленного производства.

Большинство комментариев, сопровождавших отставку правительства В. Черномырдина, отличалось одним-единственным, но достаточно существенным недостатком. Эксперты ограничивали себя ситуационным анализом, пытаясь размышлять о мартовских событиях в контексте «кто все это устроил» и «кто кого переиграл». Это не могло не привести к оценочному субъективизму, когда на первый план вышли не долговременные процессы, протекавшие в российском обществе, а конкретные и во многом сугубо прикладные интересы различных группировок правящей политической и финансово-промышленной элиты. Спору нет, это важно. Но еще важнее осознать, что любые крупные перемены, сколь субъективными и зависимыми от воли конкретных политических фигурантов они бы ни казались, все равно не могут не отражать неких глубинных, перспективных тенденций общественной жизни.

Поэтому глубоко правы те, кто не ограничивает предмет своего профессионального интереса анализом причин и последствий правительственного кризиса как такового, а рассматривает ситуацию шире — через призму эволюции всей нынешней российской государственности.

С другой стороны, у данной проблемы имеется и сугубо прикладной аспект, в рамках которого долгосрочные прогнозы представляются малопродуктивными: ситуация менялась буквально по дням, а порой и по часам. Налицо многовариантность выбора и его зависимость от множества обстоятельств, в том числе и стихийных. Разобраться в них трудно, тем более что стороны предпочитали не афишировать свои планы, действуя преимущественно в кулуарах.

И тем не менее определенные выводы аналитики делали уже сразу, по горячим следам событий.

Отставка правительства В. Черномырдина и последовавший за ней политический кризис, который многие специалисты оценивали как один из наиболее серьезных за весь постсоветский период, подвели черту под определенным этапом развития России.

Внешне ничего неожиданного не произошло. В феврале многим было ясно: что-то должно произойти. В марте из-за острого бюджетного кризиса, разразившегося, в связи с резким — почти 40-процентным падением мировых цен на нефть, последовавшим сразу за не менее разрушительным обвалом фондового рынка, эта ситуация еще более усугубилась. Обращал внимание и характер поведения правительства, продолжавшего, несмотря ни на что, твердить об экономическом росте, хотя перспективы его, по крайней мере в 1998 году, по общему мнению, можно было считать похороненными.

Тем не менее отставки кабинета именно в тот момент не ожидал практически никто. Главным образом из-за того, что увольнение фигуры такого масштаба, как Черномырдин, требовало особых, экстраординарных обстоятельств. А таких к концу марта, при всей остроте социально-экономических проблем, в России все-таки не было. Стоит ли удивляться, что драматические события последних двух недель марта породили новую волну сомнений в «адекватности» Б. Ельцина. Тем более, что фоном для них стали очередные президентские экспромты на международном уровне, свидетелями которых в ходе тройственной российско-франко-германской встречи в верхах стали представители большинства аккредитованных на ней «масс-медиа».

В высшей степени симптоматично, что от президента и его действий поспешили отмежеваться даже ближайшие его недавние соратники, а также некоторые «придворные» политологи, известные своей лояльностью режиму.

Так, бывший руководитель администрации президента РФ С. Филатов, к примеру, считал, что Б. Ельцин «ослабел», что ему на этот раз изменила никогда не подводившая его ранее интуиция, что решение об отставке правительства было непродуманным, поспешным экспромтом и по большому счету выглядело откровенным сведением счетов во властных структурах, что дальнейшие действия просчитаны не были, а сам президент производил впечатление «нездорового человека», который уже полностью выполнил свою политическую миссию («Московские новости», 5—12 апреля, 1998 г;, № 13).

Известный политолог, руководитель фонда «Политика» В. Никонов был убежден, что Б. Ельцин изменил себе самому, когда начал торг с парламентом и региональными элитами. Залогом успеха такой акции, как отставка В. Черномырдина, на его взгляд, могли стать только решительные и бескомпромиссные действия по реализации задуманного плана от начала до конца («Известия», 7 апреля, 1998 г.).

Стало быть, либо плана просто не было, либо он оказался неадекватным сложившейся расстановке сил и дал серьезный сбой уже на ранней стадии реализации.

Спору нет: отставка правительства, а также то, каким образом она была осуществлена, выходила за рамки рациональных представлений о кадровой политике. Некоторые эксперты и телеведущие, например обозреватель ТВ-6 С. Кучер (эфир от 5 апреля 1998 г.), даже перевели свои рассуждения в плоскость психоанализа, прибегнув для этого к комментариям соответствующих специалистов. Свою лепту внесло и упорство президента, жестко настаивавшего на кандидатуре С. Кириенко, чей опыт работы в правительстве не превышал года, что у многих вызывало ощущение иррациональности происходившего. Впрочем, опыт предыдущего поколения «реформаторов» наглядно демонстрировал всю ограниченность рамок подобной твердости — «сдать» С. Кириенко могли в любую минуту.

Вероятнее всего, Б. Ельцин действовал по совокупности субъективной и объективной оценок — рост влияния В. Черномырдина и усиление кризисных факторов в экономике. Возможно, президентом были отмечены определенные негативные тенденции, угрожавшие стабильности режима и он принял превентивные меры воздействия. Однако аналитики не исключали, что Б. Ельцин и его администрация на определенном этапе эти тенденции, напротив, «проморгали», дав им укорениться. И глава государства сознательно пошел на нетривиальные действия, чтобы «взорвать» неблагоприятную для него ситуацию и обескуражить политическую элиту, жёстко навязав ей собственную волю. Когда же этого не получилось, Б. Ельцин вынужден был вступить в торг, согласившись на ряд кадровых уступок — например, на предложение Г. Зюганова об участии представителей Совета Федерации и Государственной думы в работе так называемой «рабочей группы» по рассмотрению кандидатур в правительстве. На практике это означало бы готовность приступить к воссозданию разрушенной мартовскими событиями системы сдержек и противовесов.

Наконец, аналитики не сбрасывали полностью со счетов и вариант, при котором главной целью Б. Ельцина было решительное обновление политической элиты и «отодвигание» представителей «старой номенклатуры» — В. Черномырдина, Ю. Лужкова и Е. Строева. В пользу этой версии мог свидетельствовать глубокий раскол правящего класса и наличие у каждого из перечисленных его представителей собственных президентских, амбиций, что для Б. Ельцина было неприемлемо.

Аналитики левого толка усиленно муссировали достаточно проблематичную тему возможного заговора по отстранению Б. Ельцина его собственными соратниками.

По большому счету, все это неопровержимо свидетельствовало: впервые после президентских выборов 1996 года в стране складывалась принципиально новая политическая реальность, связанная не столько с изменением сложившейся расстановки сил, сколько со значительной, хотя и несколько искусственной активизацией всего политического процесса в целом. Из поствыборной ситуация превратилась в предвыборную.

Многим было очевидно, что новая избирательная кампания из ближайшей и труднопрогнозируемой перспективы превратилась в жесткую реальность, действовать в которой политической элите и рядовым избирателям придется по меньшей мере по 2000 год. Подтверждений тому было множество: резкая активизация перегруппировки различных политических и финансово-промышленных группировок, возрастание интенсивности маневров региональных элит, растерянность большинства фракций и групп Госдумы, так и не выработавших единых, скоординированных подходов к решению свалившихся на них проблем.

Непростые маневры осуществлялись и на аппаратном уровне. Развернувшаяся здесь борьба за ключевые позиции в новом правительстве протекала на фоне административной реформы, запущенной президентским решением о двукратном сокращении как самого кабинета, так и его аппарата.

Значительно возросла активность основных претендентов на власть из числа крупнейших финансово-политических кланов. Ряд известных политиков, в списке которых особняком стоял бывший премьер В. Черномырдин, открыто объявил о начале собственной избирательной кампании. Не менее масштабными обещали быть и апрельские события.

В повестке дня апреля значились съезды ряда крупных политических партий, включая НДР и ЛДПР, губернаторские выборы в Красноярске, думские — в 197-м округе Москвы, где к тому времени первого серьезного успеха добилась одна из наиболее загадочных звезд на российском политическом небосклоне — генерал А. Николаев. От результатов развития этих событий во многом зависели как ближайшие, так и более отдаленные перспективы развития России.

Итак, первый и главный вопрос: чем руководствовался президент при принятии кадровых решений и какие политические силы проявили заинтересованность в подобном развитии событий — по признанию многих аналитиков, однозначного ответа не имел.

Скорее всего, утверждали они, своим увольнением В. Черномырдин обязан совокупности ряда факторов. На первое место выдвигалось отсутствие у правительства концепции продолжения реформ и новых идей по выводу экономики из кризисного состояния, что привело к его превращению в своего рода «пожарную команду», инструмент быстрого реагирования и затыкания «дыр». Вторым пунктом шло резкое ухудшение внешней и внутренней экономической конъюнктуры, усиление кризиса неплатежей, катастрофический рост задержек по пенсиям и зарплатам. Третьим — ослабление после осенних скандалов 1997 года влиятельности ключевых фигур правительства, которое не могло не сказаться на уровне его политической и общественной поддержки.

Аналитики выделяли и группу политических факторов. Это — внутренний раскол кабинета и откровенная борьба между его отдельными членами и групповыми интересами, которые существенно подорвали «командный» имидж. Это — усиление конфронтации с парламентариями, прежде всего по бюджетному вопросу: вынужденный компромисс, на который депутаты Госдумы пошли под давлением перспектив полностью лишиться рычагов контроля за исполнительной властью, нанес определенный урон их электоральным позициям, что не могло не отразиться на взаимоотношениях между различными ветвями власти. Наконец, это некоторое ухудшение позиций правительства на Западе, обусловленное фактическим отказом от компромисса с Вашингтоном в вопросе, вызывавшем там плохо скрываемое раздражение — о российско-иранском сотрудничестве в сфере ядерной энергетики и строительстве АЭС в Бушере, а также личным участием в кампании давления на латвийские власти в вопросе о гражданских правах соотечественников.

Не осталось незамеченным, безусловно, и усиление президентских амбиций бывшего премьера, вызвавшее очевидное недовольство Кремля, усиленно подогреваемое ближайшим окружением Б. Ельцина. Поводом для этого, в частности, послужил мартовский визит В. Черномырдина в США и переговоры с вице-президентом А. Гором. Показательно, что большинством средств массовой информации, как американских, так и российских, они анонсировались как встреча двух будущих руководителей обоих государств. По свидетельству ряда СМИ («Коммерсантъ-Власть», 31 марта 1998 г., № 11), для доведения информации об этом визите до Б. Ельцина были задействованы каналы Службы внешней разведки России, предоставившей его дочери и советнику Т. Дьяченко соответствующие отчеты.

Кроме того, упоминалось и о планах по празднованию 60-летия В. Черномырдина, которые были преподнесены Б. Ельцину как «чрезмерно помпезные».

Некоторые аналитики полагали, что отставкой правительства участие «окружения», по-видимому, и закончилось: на завершающей стадии его планы дали сбой, что и привело к появлению кандидатуры никому не известного С. Кириенко. И по сей день существует мнение, что это кадровое решение скорее всего принадлежало самому Б. Ельцину, стремившемуся продемонстрировать всем, в том числе и соратникам, собственную самостоятельность, твердость и способность полностью контролировать ситуацию.

В доказательство этой версии приводятся три обстоятельства.

Во-первых, несовпадением интересов в самом президентском окружении. В. Черномырдин, превратившийся в фигуру, соизмеримую по своему политическому масштабу с Б. Ельциным, не мог не внушать определенных опасений президентской семье, которую все это время занимал вопрос — будет ли он вечно лоялен к президенту или в какой-то момент все-таки решится на собственную игру. Представители крупного бизнеса, в свою очередь, были озабочены способностью В. Черномырдина обеспечить преемственность власти и сложившиеся за последние годы правила игры, а также, судя по некоторым заявлениям Б. Березовского, его «избираемостью» как публичного политика.

По-разному рассматривались в этой среде и перспективы 2000 года. Вспоминали, к примеру, что вариант с выдвижением Б. Ельцина на новый президентский срок натолкнулся на сопротивление Б. Березовского: «Президент неизбираем!» — в то время как В. Юмашеву и Т.Дьяченко он импонировал как бы по определению.

Данная версия вроде бы подтверждается и дальнейшим ходом кадровых перестановок. Так, одним из первых, причем с нарушением закона о правительстве (предусмотренная данным законом процедура требует, чтобы представление кандидатов в состав правительства осуществлялось премьер-министром после его утверждения Государственной думой), было объявлено об утверждении в должности министра иностранных дел Е. Примакова, с которым, как известно, пытался активно соперничать С. Ястржембский. Вслед за этим начался активный сброс компромата на С. Кириенко в контролируемых Б. Березовским «Новых известиях», который сочетался с благоприятной оценкой будущих электоральных перспектив В. Черномырдина.

Таким образом, каждый из членов «ближайшего окружения» вел во многом собственную игру, а их интересы совпадали только в части отставки правительства, но отнюдь не новых назначений.

Во-вторых, в пользу самостоятельности решения президента свидетельствует и свойственный только ему импульсивный характер предпринятых действий, в частности, назначение самого себя и. о. премьера, в корне противоречащее как действующей Конституции РФ, так и упомянутому федеральному конституционному закону «О правительстве». В итоге соответствующий пункт указа об отставке кабинета (№ 281 от 23 марта) был отменен только под явным «внешним» воздействием, а новый указ по этому поводу вышел только через два часа и под номером 287.

И наконец, в-третьих, сам подбор кандидатуры никому не известного С. Кириенко явно осуществлялся без советчиков. Показательно, что одним из главных аргументов в пользу этого решения оказались многократно упомянутая Б. Ельциным «неангажированность» нового и. о. премьера и его независимость от тех или иных соперничавших группировок. Понятно, что в тогдашних российских условиях это можно было считать как раз его слабостью, так как единственной опорой правительства в этом случае оставался Б. Ельцин. Поддержка его была важна, но она не отменяла необходимости прочных позиций в государственных, финансово-политических и партийных структурах, среди крупных хозяйственников и в региональных элитах. А это было проблематично.

По имеющимся в аналитических центрах сведениям, Б. Березовский, к примеру, активно лоббировал кандидатуру И. Рыбкина и даже не скрывал разочарования президентским выбором: «Так не договаривались!». А И. Малашенко, выражавший интересы группы «Мост» (В. Гусинского), поддерживал В. Булгака. Можно предположить, что С. Кириенко, ввиду своей несамостоятельности и недостаточного опыта, устраивал прежде всего саму президентскую семью, так как это повышало шансы как на новое выдвижение Б. Ельцина, так и на управляемость С. Кириенко в случае возникновения «нештатных» ситуаций.

Однако по этим же причинам его не поддерживал никто из пресловутых олигархов, большинство которых, от Б. Березовского до В. Потанина, одолевали собственные проблемы, связанные с поиском своего места в рамках новой расстановки политических сил. В качестве «крестного отца» нового «и. о.» иногда называют Б. Немцова. Однако против этой версии «работало» существенное ослабление его позиций в правительстве, не скрывавшееся даже его ближайшими помощниками.

Все это позволило аналитикам выделить три этапа развития мартовского правительственного кризиса 1998 года.

На первом из них явно просматривался «фирменный» почерк Б. Березовского. Помимо нашумевшего интервью («Итоги», НТВ, эфир от 22 марта 1998 г,), в котором в завуалированной форме фактически объявлялось о предстоявших переменах, назвав В. Черномырдина «неизбираемым», обращает внимание и на ряд других обстоятельств.

Среди них — краткосрочный и явно приуроченный к этим событиям приезд Б. Березовского в Москву. Известно, что в тот период он проходил лечение в Швейцарии. Далее — ряд встреч, проведенных им с руководителем президентской администрации В. Юмашевым. И еще — мало кому известное, но от того не менее сенсационное заявление генерала А. Лебедя, сделанное им в Красноярске в начале марта. В нем практически открыто предсказывалась отставка В. Черномырдина, А. Чубайса и А. Куликова, а в дальнейшем — и Б. Немцова. Это вполне соответствовало появившимся слухам о возможной замене Б. Немцовым В. Юмашева, который, в свою очередь, якобы планировал сосредоточиться на новом томе президентских воспоминаний. Объект следующей атаки, по версии А. Лебедя, — Ю. Лужков. Аналитики обратили внимание, что выход этого интервью по времени совпал с возникновением «смычки» А. Лебедя с Б. Березовским, поддерживавшим генерала в его борьбе за пост красноярского губернатора. По имевшейся информации, в начале февраля по инициативе Б. Березовского даже состоялась встреча А. Лебедя с руководителем президентской администрации В. Юмашевым и Т. Дьяченко, на которой кандидат в губернаторы заручился необходимыми рекомендациями для поездки в США. А после «наката» ведущего аналитической программы «Время» ОРТ С. Доренко на соперника А. Лебедя — тогдашнего красноярского губернатора В. Зубова («Время», ОРТ, эфир от 11 апреля 1998 г.), взаимодействие олигарха и генерала окончательно превратилось в «секрет Полишинеля».

Ну а потом произошла одновременная отставка A. Чубайса и А. Куликова, каждый из которых по-своему не устраивал Б. Березовского. Первый — лоббированием интересов противостоявших Б. Березовскому бизнес-структур, а второй — якобы участием в сборе на него компромата, который осуществлялся в ходе Давосского форума.

Вместе с тем, по мнению аналитиков, было бы опрометчивым однозначно утверждать, что отставки B. Черномырдина добивался именно Б. Березовский. Скорее речь идет о том, что последнего вполне мог озаботить ряд успехов банковской группы ОНЭКСИМ, которыми та была обязана В. Черномырдину — поездка В. Потанина в США в составе «черномырдинской» делегации, перевод в ОНЭКСИМ счетов Государственного таможенного комитета и принятие заведомо неприемлемой для Б. Березовского схемы приватизации «Роснефти».

Рядом аналитиков в этой связи было высказано мнение об «антиберезовской» направленности данного альянса.

Однако не все так просто, утверждают другие наблюдатели. При непредвзятом подходе эти факты можно трактовать иначе. В самом деле, ОНЭКСИМ в последнее время Достаточно тесно сотрудничал со многими структурами. Это не позволяло однозначно утверждать, что отношения В. Потанина и А. Чубайса находились на прежнем уровне. Логичнее предположить, что ОНЭКСИМ, лишившись прежнего прикрытия во властных структурах, стремился обзавестись новыми влиятельными партнерами. Что касалось отзыва счетов ГТК из ОНЭКСИМа с последующим назначением межбанковского тендера на их обслуживание, то он произошел еще до главных правительственных отставок. Наконец, приватизация «Роснефти» по системе «75» (продажа одним лотом 75-процентного пакета) была выгодна не только ОНЭКСИМу, но и «Газпрому», что указывало на то, что в данном случае лоббировались именно его интересы.

Все это позволяло полагать, что взаимодействие между В. Черномырдиным и А. Чубайсом носило стихийный характер и обусловливалось совпадением отдельных интересов. Что касается противодействия экспремьера попыткам отправить его первого заместителя в отставку, то оно скорее объяснялось наличием в правительстве собственной системы сдержек и противовесов, одним из субъектов которой и выступал А. Чубайс.

Таким образом, первый этап мартовских политических действий подготовил почву для правительственных отставок.

На втором этапе, в ходе которого, по-видимому, принимались основные кадровые решения, в действие вступило пресловутое «ближайшее» окружение — семейное. В результате этого правительственный кризис был искусно «довернут» до отставки ключевых фигур. В пользу этого свидетельствует и секретный характер подготовки кадровых решений: по имеющейся информации, пакет указов об отставках в правительстве не проходил через президентскую канцелярию и Главное правовое управление. В противном случае откровенных ляпсусов вроде самоназначения премьером можно было бы избежать.

Что касается третьего этапа, то на нем в полной мере проявился президентский экспромт: «преемником» В. Черномырдина был назван малоизвестный технократ, которого до этого небезосновательно причисляли к команде Б. Немцова.

Все это позволяет полагать, что в целом правы аналитики, утверждающие, что увольнение В. Черномырдина состоялось под сильным воздействием субъективных факторов — «ревности» Б. Ельцина, его подчеркнутой нетерпимости к любому соперничеству, а также психологической неготовности и нежелания передавать кому-либо власть.

Отправив в отставку правительство, Б. Ельцин добился одновременно решения целого ряда весьма принципиальных для него задач.

Прежде всего, и это самое главное, он подтвердил собственное лидерство и продемонстрировал решимость, которая, как он считал, могла пригодиться в 2000 году.

Б. Ельцин перехватил политическую инициативу, а также лозунги у народно-патриотической оппозиции в Государственной думе в преддверии намеченной на 9 апреля всероссийской акции протеста. Кроме того, было известно, что на 10 апреля планировалось заслушивание правительственного отчета перед Государственной думой об исполнении федерального бюджета 1997 года. По его итогам оппозиция собиралась вынести кабинету вотум недоверия. О том, что вопрос стоял достаточно остро, свидетельствовала и попытка принятия нижней палатой нашумевшего постановления, рекомендовавшего Генеральной прокуратуре изучить вопрос о привлечении В. Черномырдина и А. Чубайса к ответственности за «самовольное» осуществление прошлогоднего секвестра. Проект этого постановления в целом принят так и не был, но соответствующий запрос был направлен Ю. Скуратову за подписью пяти оппозиционных председателей комитетов Государственной думы — В. Илюхина, Л. Рохлина и других.

Президент добился существенного ограничения влияния МВД, которое при А. Куликове фактически превратилось в государство в государстве. В околоправительственных кругах поговаривали, что бывшему министру «вспомнили» его активное участие в изолировании группировки А. Коржакова — А. Лебедя в 1996 году, и на всякий случай «профилактировали». Об этом говорили и озвученные С. Кириенко планы реформирования этого министерства: основной упор, по его словам, предполагалось сделать на усиление органов следственного направления и органов по охране общественного порядка, а внутренние войска должны быть существенно сокращены.

С отставкой кабинета В. Черномырдина был дан старт административной реформе, положившей начало сокращению государственного аппарата — сначала правительственного, а затем и президентского. Кроме того, одновременно была осуществлена немыслимая при В. Черномырдине децентрализация руководства правительством с переподчинением его президентским структурам. Это проявилось в том, что Б. Ельцин, с одной стороны, вернул себе непосредственное руководство силовыми ведомствами и МИДом, а с другой — поставил остальную часть кабинета под контроль своей администрации. Показательным в этом плане было заявление А. Лившица, высказавшегося в том плане, что ему не привыкать «заносить хвосты» за «молодыми реформаторами».

План административной реформы, обнародованный Б. Ельциным в ежегодном Послании Федеральному собранию, в частности, предусматривал существенное сокращение численности и статуса аппарата правительства, превращавшегося в канцелярию премьера. Ключевыми претендентами на должность его руководителя были заместитель руководителя администрации президента Е. Савостьянов и вице-президент банка «МЕНАТЕП» В. Шахновский, ранее возглавлявший аппарат правительства Москвы.

Е. Савостьянова аналитики тоже относили к числу фаворитов, но его шансы после довольно неуклюжих действий в Нижнем Новгороде несколько уменьшились. Кроме того, с объявлением о выдвижении своей кандидатуры на президентский пост в игру включился и экс-премьер В. Черномырдин, который, как и следовало ожидать, лоббировал кандидатуру руководителя правительственного аппарата В. Бабичева, позиции которого в последнее время несколько укрепились. Серьезная реформа ожидала и само правительство, количество постов в котором, по-видимому, предполагалось сократить примерно вдвое.

С назначением С. Кириенко Б. Ельцин укрепил пресловутую систему сдержек и противовесов среди крупных банковских и финансово-промышленных структур, усилив тем самым их зависимость от власти.

Аналитики отмечали, что Б. Ельцину, по всей видимости, удалось мобилизовать свою поддержку «региональному фактору», о чем свидетельствовала активизация как самого Е. Строева, так и других губернаторов, а также ряд других обстоятельств, подробнее о которых будет рассказано в конце этой главы.

Было очевидно, что все эти действия в конечном счете направлены на решение ключевого вопроса — укрепление собственного лидерства и консолидацию вокруг себя всех наиболее влиятельных федеральных группировок. Необходимость в этом, на взгляд многих политологов, была обусловлена двумя обстоятельствами — «фактором» Думы, роспуск которой при отсутствии единства в исполнительных структурах оказался бы максимально затрудненным, а также неопределенностью планов самого главы государства в отношении 2000 года. Симптоматично, что заявление о «выпадении из выборов» все политологи расценили как носящее конъюнктурный характер. В случае, если раскол в «партии власти» и в ведущих финансово-политических группировках сохранялся, рассчитывать на выдвижение правящей элитой единого кандидата не приходилось. А это не оставляло «партии власти» иных альтернатив, кроме новой ставки на Б. Ельцина.

Специалисты в области политических технологий признавали, что определенного прогресса на пути достижения этих целей президент добился. Прежде всего, как уже отмечалось, с назначением на пост премьера С. Кириенко, — а в том, что Дума в конечном счете его все-таки утвердит, сомнений было мало, — кабинет утрачивал самостоятельный политический статус, превращаясь в своего рода филиал президентской администрации. В определенной зависимости от доброй воли главы государства и его готовности к компромиссам оказывалась и народно-патриотическая оппозиция. Конечно, ее руководство пыталось вести собственную игру. Но ее корректировали действия президента.

Аналитики отмечали, что мартовские события 1998 года застали лидеров КПРФ и родственных ей депутатских групп врасплох, что они, собственно, и не пытались скрыть: и Г. Зюганов, и Г. Селезнев неустанно твердили, что, «разобравшись» с негодным правительством, президент перехватил инициативу и существенно ограничил пропагандистский эффект от возможного роспуска Государственной думы.

В целом по президентскому сценарию, хотя и с определенными оговорками, развивалось и противостояние вокруг кандидатуры С. Кириенко: согласительные инициативы депутатов принимались, но рамки компромисса жестко ограничивались второстепенными вопросами. Так, по совету Е. Строева, например, Г. Селезнев в ходе заседания Консультативного совета («четверки») даже не предпринимал попыток перейти к обсуждению альтернативных кандидатур на пост премьера, хотя коммунисты к этому явно готовились. Не принес положительных результатов и состоявшийся 7 апреля «круглый стол»: участвовавшие в нем стороны остались в итоге при своем мнении. Кроме того, понятно, что сам подбор названных Б. Ельциным кандидатур — Е. Строев, Д. Аяцков, В. Булгак и Ю. Лужков, — которые якобы рассматривались для представления на пост премьера, свидетельствовал о стремлении «столкнуть» между собой потенциальных претендентов на президентское кресло и отнюдь не подтверждал готовность Б. Ельцина к провозглашенному им «бесконфронтационному» году. Не исключалось, что президент все-таки готовился к выборам и наносил удары по всему спектру возможных конкурентов.

Тем не менее добиться максимальной «расчистки» политического пространства Б. Ельцину, на взгляд ряда наблюдателей, так и не удалось. Одна из причин — в «особой» позиции Совета Федерации, представители которого не преминули бы возможностью использовать разразившийся правительственный кризис для получения новых уступок со стороны центра. Чему, кстати, в немалой степени способствовала достаточно сервильная позиция главного куратора территориального управления администрации президента В. Митиной.

Другим фактором, судя по итогам голосования 10 апреля, становилось сопротивление Государственной думы. Показательно, что неожиданный отъезд Г. Селезнева в Намибию на заседание Межпарламентского союза, поначалу рассматривавшийся как капитуляция перед соратниками по КПРФ, не поддержавшими спикера на последнем пленуме ЦК, на самом деле обнаружил иную подоплеку. Г. Селезневу удалось провести решение о проведении следующего заседания Межпарламентского союза летом 1998 года в Москве. А это — в случае роспуска Думы и неучастия по этой причине российских парламентариев — создало бы Б. Ельцину достаточно негативный международный имидж.

Но основным препятствием на данном этапе для Б. Ельцина неожиданно оказался отставленный им экс-премьер В. Черномырдин.

События, последовавшие за его отставкой, во многом проясняли как логику, так и подоплеку весеннего политического кризиса 1998 года.

Выдвижение В. Черномырдиным своей кандидатуры на президентский пост и последовавшая реакция на это как самого Б. Ельцина, так и его окружения, по мнению наблюдателей, не только не запутало ситуацию, как об этом твердили некоторые газетные и телевизионные обозреватели, но, напротив, максимально ее прояснило, расставив большинство точек над «і» в истории взаимоотношений двух первых лиц государства.

Следуя логике этих наблюдателей, предпосылки к отставке В. Черномырдина существовали уже давно. К их числу в феврале и марте 1998 года добавились новые. Это — персональная ответственность по зарплатам бюджетников с ежемесячным докладом по этому вопросу президенту, возложенная на тогдашнего премьера лично Б. Ельциным. Это — провал государственного визита В. Черномырдина на Украину, которому способствовала интрига с участием Б. Ельцина, Л. Кучмы, В. Пустовойтенко и Ю. Лужкова. Это — история с «реальным бюджетом», как бы рассчитанная на организацию лобового столкновения прежнего правительства с оппозиционными парламентариями. Сюда же можно отнести моральное поощрение губернаторов из числа членов НДР, поддержавших — вразрез с официальной линией движения — президентскую инициативу по отмене партийных списков, а также неоднозначность отношений бывшего премьера с Б. Березовским.

Наблюдатели исходили и из того, что решение об отставке главы правительства принималось отнюдь не в расчете на его последующее самостоятельное участие в политической жизни. В. Черномырдина явно отправляли «в никуда», причем по номенклатурному обычаю — с традиционным для таких случаев награждением.

Что касалось президентского поручения «заниматься выборами 2000 года», то оно явно отдавало пресловутым «двойным смыслом», было невнятным, расплывчатым и при желании, как справедливо отметило большинство экспертов, могло трактоваться сколь угодно широко.

В том, что президентская трактовка не предусматривала самовыдвижения экс-премьера, оказавшегося для Б. Ельцина совершенно неожиданным, неопровержимо свидетельствовала, по мнению наблюдателей, о нервозности первоначальной реакции Кремля. По имеющимся у них сведениям, администрацией президента вскоре была затребована видеокассета с записью интервью бывшего премьера 28 марта ведущему аналитической программы «Время» (ОРТ) С. Доренко. Да и сам В. Черномырдин после этого интервью выглядел несколько растерянным: первые разъяснения, появившиеся на следующий день, были достаточно путаными и к тому же анонимными — со ссылкой на неких «высокопоставленных» сотрудников администрации.

Официальная реакция последовала только на исходе вторых суток и исходила не от пресс-службы или соответствующих пресс-структур, а непосредственно от президента. Объяснение Б. Ельцина по В. Черномырдину выглядело неуклюжим и чрезмерно эмоциональным: он не прояснил поставленных перед экспремьером новых задач и не определил характера их настоящих и будущих политических и личных взаимоотношений.

Наблюдатели также обращали внимание на то, что выдвижение В. Черномырдина оказывало воздействие на политическую ситуацию в России не только в долгосрочной, с прицелом на 2000 год, но и в краткосрочной перспективе. Правда, реальные шансы экс-премьера занять президентское кресло были достаточно проблематичны, хотя назвать их совсем уж незначительными также было нельзя.

По оценкам сторонников этого варианта, на руку В. Черномырдину играл его огромный политический и хозяйственный опыт, детальное знание всех нюансов и «приводных ремней» российской политики, прочной связи с представителями влиятельных политических и деловых кругов Запада и, прежде всего, Европы, а также опора на мощные политические, финансовопромышленные и отраслевые группировки, активно влиявшие на государственную политику России. Кроме того, В. Черномырдина трудно «сломать» компроматом: он достаточно информирован и имел немало возможностей для адекватного ответа.

Но в его позиции имелось немало и узких мест, а также проблем, с которыми он как кандидат неизбежно столкнулся бы в ближайшем будущем. Среди них: существенное сокращение — с увольнением с премьерского поста — административных ресурсов, недостаточное владение инструментарием публичной политики, неопределенность электоральных перспектив НДР как структуры подчеркнуто номенклатурного типа, возможность потери НДР статуса «партии власти». На эту роль, по имевшимся сведениям, рассматривалась коалиция мелких радикально-либеральных партий, опорным звеном которой, наряду с «Демвыбором России» могло оказаться только что тогда зарегистрированное «раскольником» НДР С. Беляевым объединение «Российский прогрессивный союз». Нельзя было не учитывать и ограниченность предвыборного маневра: с одной стороны, было очевидно, что без критики президентского курса успеха на выборах не добиться, с другой — подобная критика осложнила бы отношения с Кремлем и могла бы сыграть роль «бумеранга».

В краткосрочной перспективе речь могла идти несколько о другом, а именно: о непосредственном влиянии В. Черномырдина на расстановку политических сил в стране и во властных структурах. Наблюдатели отмечали, что неординарность его действий поставила перед президентской командой ряд трудноразрешимых проблем.

Прежде всего констатировалось, что бывшему премьеру удалось сыграть «на опережение», перехватив инициативу в наиболее болезненном для Б. Ельцина вопросе — о возможности его выдвижения на третий срок. В результате этого президент оказался в ситуации «цугцванга» — когда каждый ход ведет к ухудшению позиции. В самом деле, опровергать В. Черномырдина, утверждая, что это его личная инициатива — значило публично признавать, что премьеру фактически указали на дверь. Не реагировать, делать вид, будто ничего не произошло — все равно что сдавать позиции. А вступить в конфронтацию — просто совершить электоральный фальстарт, публично «засветив» собственные амбиции.

Решение, принятое Б. Ельциным в ситуации, когда особого выбора у него не было, можно считать оптимальным. Объявив о том, что «выпадает из выборов», Б. Ельцин фактически подтвердил прежнюю позицию: «не выдвигаюсь, потому что это противоречит Конституции». То есть, если Конституционный суд это противоречие снимет, вопрос как бы автоматически вновь открывается. Кроме того, В. Черномырдину был нанесен ответный удар: ему напомнили первопричину вопроса — решение главы государства об отставке правительства. Тем самым было подчеркнуто, что появившиеся у него президентские амбиции — результат не его, а президентского выбора, который дал экс-премьеру очередное поручение и ждет от него соответствующего отчета. Тем не менее сути дела это не изменило: первый раунд президентской командой оказался проигран.

То же самое, хотя и менее явно, произошло и во втором раунде. Речь идет о жестком и — что немаловажно — удачно мотивированном несогласии В. Черномырдина с возможным роспуском Государственной думы. С продолжением ее работы бывший премьер связал перспективу принятия в 1998 году Налогового, Бюджетного и Земельного кодексов, а также пакета социальных законов. Имелись все основания полагать, что позиция В. Черномырдина существенно повлияла на изменение тональности президентской стороны и начало прямого диалога с парламентариями.

В этой ситуации нельзя было полностью исключить и возможного повторного сближения Б. Ельцина и В. Черномырдина: некоторые достаточно информированные наблюдатели и эксперты, например, бывший пресс-секретарь президента В. Костиков, указывали, что кандидатура экс-премьера теоретически могла быть внесена в Государственную думу в третий раз, после двух отклонений С. Кириенко; нашлись бы и соответствующие объяснения этой комбинации-рокировки, например, невозможность удаления из кабинета иным способом А. Чубайса и А. Куликова, отставка которых неизбежно послужила бы поводом для атаки на власть со стороны различных финансово-политических группировок. Высказывались предложения «осадить» Думу, не допустив вынесения прежнему правительству депутатского недоверия, а также оптимизировать структуру, состав правительства и его аппарат в рамках предложенной концепции административной реформы и т. д.

Однако развитие ситуации по данному сценарию многим экспертам представлялось в целом маловероятным, так как это фактически означало бы не только косвенное признание Б. Ельциным своего поражения, но и существенно осложнило бы ему участие в выборах 2000 года. Тем самым из наиболее активного субъекта российской политики он фактически превратился бы в «хромую утку» — так в США называют уходящего президента, чья власть ограничивалась датой инаугурации преемника. Эти и другие обстоятельства позволяли убедиться в том, что избранная президентской стороной тактика «зачистки» предвыборного пространства на данном этапе успехом не увенчалась: в лице В. Черномырдина президент столкнулся с опытным и искушенным в кремлевских интригах, а потому крайне осторожным и не склонным к авантюрам политиком, опирающимся на поддержку ТЭКа и других могущественных финансово-политических структур. Причем показательно, что еще на дальних подступах к избирательной кампании экс-премьер фактически определил ключевое направление выстраивания своего имиджа: образу «ниспровергателя и разрушителя» в лице действовавшего президента как бы противопоставлялось стабилизирующее, «созидательное» начало. Кстати, германисты отметили прецедент, вспомнив одну из кампаний по выборам в бундестаг ФРГ в середине 80-х годов, которую Г. Коль вел под слога-ном: «Этот канцлер внушает доверие!»

По мнению политологов, В. Черномырдин вел себя на удивление грамотно. В том же первом интервью «Итогам» после отставки им были даны тонкие оценки потенциальным конкурентам. Например, про Ю. Лужкова: «Верю в его порядочность — говорил, что Москва ему дороже и выдвигаться в президенты не будет».

Однако первые самостоятельные ходы В. Черномырдина, сделанные им в публичной политике вслед за отставкой, отнюдь не гарантировали столь же успешного продолжения. Невооруженным взглядом было видно, что экс-премьеру, при всех его сильных сторонах, на выборах — в случае неучастия Б. Ельцина — будут противостоять мощные и к тому же обладавшие определенными исполнительными и законодательными полномочиями фигуры Ю. Лужкова и Е. Строева.

А теперь — взгляд со стороны. Как комментировали, чем объясняли отставку правительства В. Черномырдина западные аналитики и эксперты?

В статье московского корреспондента английской газеты «Файнэншл таймс» К. Фрилэнд («Файнэншл таймс, 24 марта 1993 г.), на второй день после сенсационного события, отмечалось, что предпринятые президентом России «экстраординарные шаги вылились в наиболее драматические перемены с момента конфронтации между Кремлем и парламентом в октябре 1993 года». Идеологией Б. Ельцина является власть, которую он стремится консолидировать. Ничто иное — банковские войны и тому подобное — не может объяснить его нынешнее поведение — говорилось в публикации. Президент вновь продемонстрировал царский подход.

«Ввергнув Россию в политический хаос, — писала журналистка, — Б. Ельцин вновь поставил себя в центр наиболее важной игры — поиск будущего президента России. Стареющий, болеющий и находящийся в середине своего президентского срока, когда-то всевластный глава Кремля пришел к выводу, что интерес к нему все более снижается, а страна фокусирует внимание не на нем, а на его потенциальных преемниках. Даже не обладающий харизмой (мягко говоря) В. Черномырдин начал брать на себя независимую политическую роль и выглядеть в глазах некоторых наблюдателей как один из наиболее вероятных преемников Б. Ельцина».

Теперь одним махом Б. Ельцин избавился от своих соперников, считала «Файнэншл таймс». Газета задавалась вопросом, какое это будет иметь значение для России. Раньше Б. Ельцин, несмотря на личные недостатки, был на правой стороне исторического развития. «Теперь, когда коммунисты повержены, важнейшей задачей страны является то, как обеспечить переход от первого героического поколения антикоммунистов к более нормальной политике демократии». Наиболее драматичным видом преемственности стала бы смерть стареющего Б. Ельцина на нынешнем посту. В обычных обстоятельствах власть на непродолжительное время должна перейти к премьер-министру до новых выборов. Но если премьерство окажется в руках молодого человека со слабыми полномочиями «исполняющего обязанности премьер-министра», то ситуация становится неясной. Говоря о новом выдвиженце Б. Ельцина, «Файнэншл таймс» отмечала, что «С. Кириенко является зеленым политиком, не имеющим независимой властной основы».

Формально Б. Ельцин утверждает, что бывший премьер отправлен в отставку, чтобы «сконцентрироваться на политических вопросах подготовки к выборам». Однако наиболее вероятным результатом, как полагала английская газета, будет «ссылка В. Черномырдина в политическую Сибирь». Президент лишил его политической базы, которая делала вероятной возможность прохождения его кандидатуры на выборах. «С ослаблением позиций В. Черномырдина, которое может оказаться для него фатальным, Б. Ельцин вновь стал королем и распорядителем престолонаследия».

Одна из версий, имеющих хождение в России, отмечала «Файнэншл таймс», сводится к тому, что чистка правительства была задумана и проведена в жизнь Б. Березовским, одним из наиболее влиятельных магнатов России, близким к семье президента. Если это так, то Б. Березовский наконец-то свел счеты с А. Чубайсом и одновременно убрал из правительства В. Черномырдина за то, что он пошел на сближение с «молодыми реформаторами». Кажутся удивительными такие «византийские» оценки, продолжает К. Фрилэнд, но указанные аргументы фигурируют и в аналитических материалах западных инвестиционных банков.

Другая точка зрения сводится к тому, что Б. Ельцин действительно расчищает путь к президентству более молодым людям, среди которых «Файнэншл таймс» называла Б. Немцова и Г. Явлинского.

Возможно, в этом и состоит гений Б. Ельцина как политического тактика, что он в одночасье успешно инспирировал диаметрально противоположные интерпретации происшедшего. «Тактика сработала, — заключала английская газета. — Б. Ельцин бесспорно контролирует текущий момент. Что касается вопросов долгосрочной стабильности, то отставка правительства вызывает беспокойство».

Любопытно, что эта публикация не получила освещения со стороны ИТАР-ТАСС и других российских информационных агентств.

24 марта, в день появления цитируемой выше статьи в английской «Файнэншл таймс», депутат Государственной думы России А. Коржаков беседовал с одним из западных экспертов. Бывший начальник Службы охраны президента, входивший в круг особо доверенных лиц, проработавший с ним дольше, чем другие, заявил, что он не припомнит случая, когда Б. Ельцин что-либо тщательно и заблаговременно планировал. А. Коржаков, по-прежнему обладавший своими каналами получения информации с высшего уровня, был убежден, что решение об отставке правительства России было спонтанным и окончательно принято не раньше чем в субботу, 21 марта.

По наблюдениям бывшего телохранителя президента, особенностью характера Б. Ельцина является то, что «ему надоедают одни и те же лица». Срабатывает фактор недоверия и подозрительности к различным сговорам за его спиной. Негативной информации такого рода из самых различных источников о любом представителе своего окружения у Б. Ельцина предостаточно.

Стратегии сбалансированной работы с различными элитными группами у президента не было и нет. Преобладает тактика «кадровой чехарды», возложения ответственности за просчеты власти в целом на конкретных людей с тем, чтобы отсрочить принятие кардинальных общегосударственных решений. Это выдается задним числом за гений создания схем сдержек и противовесов. На деле же, по словам А. Коржакова, на первом месте у президента находятся инстинкт самосохранения, сиюминутное стремление подчеркнуть и укрепить личную власть, гипертрофированное мнение о безграничности собственных полномочий.

Состояние здоровья Б. Ельцина оценивалось А. Коржаковым как постоянно ухудшавшееся. Президент старел, он устал, работоспособность весьма ограничена, участились периоды депрессии и мнительности.

Мнения некоторых аналитиков о «почетном» (с награждением орденом и возложением важного политического поручения) отстранении В. Черномырдина как элемент его «раскрутки» в качестве потенциального преемника Б. Ельцина на посту президента, судя по всему, лишены оснований. Бывшему премьеру, который в последнее время стал демонстрировать излишнюю самостоятельность, была уготована участь постепенного ухода в небытие, как это случалось со многими яркими фигурами в прошлом. А. Чубайс, несмотря на заверения Б. Ельцина об обратном, был кандидатом «на заклание» ввиду непрекращавшегося социально-экономического кризиса в стране с осени 1997 года — до удобного момента, который наступил в марте 1998 года. А. Куликов стал жертвой своей близости к В. Черномырдину и участившихся фактов проявления неверия в стабильную будущность Б. Ельцина.

Восхождение С. Кириенко на политическом горизонте связывалось бывшим руководителем охраны президента с тем, что круг непосредственного общения Б. Ельцина уже давно стал весьма узок. Важное значение имел тот факт, чтобы та или иная фигура «глянулась» президенту и его семье. В ходе нескольких контактов с Б. Ельциным этот выдвиженец Б. Немцова из Нижнего Новгорода пришелся по нраву своим подобострастием и служебным рвением. С. Кириенко умеренно амбициозен, не лез в большую политику, демонстрировал равноудаленность от кремлевских кланов и ведущих финансово-промышленных групп, не способен был на тот момент вести свою игру в обход вышестоящих предписаний, короче говоря, управляем.

А. Коржаков полагал, что, возможно, у С. Кириенко есть определенное политическое будущее, однако на тот момент он мог выполнять лишь переходную роль, которая ему была предписана. Не исключалось, что он «сгорит» уже в самое ближайшее время, поскольку Госдума будет взвешивать перспективы утверждения ею неопытного и неискушенного во властных интригах — главы кабинета министров с риском конституционного роспуска парламента. Б. Ельцин в зависимости от температуры общественных настроений также мог дать обратный ход и выдвинуть на роль премьера более приемлемую для различных противоборствующих сил фигуру, например, Е. Строева.

Снова обратимся к западным источникам. В зарубежной прессе, в отличие от российской, было опубликовано немало интригующих подробностей, связанных с отставкой В. Черномырдина.

Сообщалось, например, что с лета 1997 года постепенно формировалась система латентных противоречий между Б. Ельциным, В. Черномырдиным и Ю. Лужковым. Иерархия таких противоречий к середине марта 1998 года выглядела следующим образом: Б. Ельцин — В. Черномырдин, В. Черномырдин — Ю. Лужков, Б. Ельцин — Ю. Лужков. После отставки В. Черномырдина ситуация резко изменилась: ключевым, латентным противоречием стало противоречие между президентом и Ю. Лужковым.

Б. Ельцин всегда подозрительно относился к своим ближайшим сподвижникам. Особенно после ухода A. Коржакова. И это в полной мере относилось к В. Черномырдину и Ю. Лужкову. По некоторым конфиденциальным сведениям, отрицательная установка у семьи Б. Ельцина по отношению к В. Черномырдину и Ю. Лужкову сложилась еще весной 1994 года. В этом роковую роль сыграл якобы А. Коржаков.

Согласно западным источникам, начиная с сентября 1997 года, подозрение со стороны Б. Ельцина, мнительность которого в связи с его болезнями порой становилась маниакальной, начало возрастать. В конце декабря Б. Ельцин спровоцировал В. Черномырдина на активизацию его личных политических амбиций. В отношении Ю. Лужкова была избрана другая тактика — аппаратное игнорирование. Президент сознательно держал дистанцию в своих взаимоотношениях с Ю. Лужковым.

В марте окончательно стало ясно, что В. Черномырдин попался в расставленную для него ловушку. Он потерял присущую ему осторожность, которая позволяла ему долго избегать подводных политических рифов. Именно из ближайшего окружения В. Черномырдина активизировалась в марте информационная волна по поводу кардинального ухудшения здоровья президента. Бурную, но бестолковую деятельность развил избирательный штаб В. Черномырдина под руководством В. Бабичева. Резко изменился и сам B. Черномырдин: он перестал себя контролировать на заседаниях правительства, на встречах с представителями деловых кругов стал вести себя как единственный хозяин в стране. В качестве доказательств приводилось заседание правительства 12 марта, мартовское же заседание «круглого стола» по инвестициям с участием 50 руководителей западных корпораций. Утверждалось, что В. Черномырдин форсировал подготовку документов по приватизации «Роснефти», фактически не скрывая своей заинтересованности по поводу победы «Газпрома» на этом аукционе.

Во время своей мартовской поездки в США премьер провел конфиденциальные переговоры с вицепрезидентом А. Гором о перспективах «постельцинского периода». А. Гор недвусмысленно подтвердил точку зрения американской администрации о ставке на В. Черномырдина.

В этой интерпретации снятие В. Черномырдина весьма напоминало специальную секретную операцию, где было заранее предусмотрено все: и поездка премьера в США, и конфиденциальная беседа с вице-президентом.

В субботу, 21 марта, премьер по возвращении из США был принят Б. Ельциным. Для президента важно было прощупать В. Черномырдина в контексте наличия у него каких-либо форс-мажорных задумок. Хотя, по рассказу премьера, разговор был тяжелый, тем не менее каких-либо особых угроз для себя он в нем не усмотрел. Свидетельством этому является то, что ни в субботу, ни в воскресенье никто из конфиденциального окружения В. Черномырдина (Петелин, Бабичев, Гуслистый, Марков) не знал о готовившемся «черном понедельнике» по разгрому премьерской команды.

Вечером 22 марта состоялось специально анонсированное выступление Б. Березовского в «Итогах». После чего он спешно покинул Россию. Вечером того же дня руководитель президентской администрации В. Юмашев позвонил С. Кириенко и под надуманным предлогом пригласил его назавтра утром в Кремль.

По мнению западных обозревателей, С. Кириенко был выбран Т. Дьяченко и В. Юмашевым исходя из вполне определенных соображений: именно он был оценен семьей как максимально управляемый человек. Даже пресс-секретарь президента С. Ястржембский был исключен из этого процесса. Таким образом было подготовлено самое «семейное» правительство в истории России XX века.

В понедельник 23 марта в восемь часов утра Б. Ельцин был в Кремле. К этому времени В. Юмашев уже проинформировал С. Ястржембского о готовившейся операции.

Б. Ельцин позвонил В. Черномырдину, который в это время собирался выезжать в Белый дом, и распорядился срочно, не заезжая в правительственную резиденцию, прибыть в Кремль. Ничего не подозревавший премьер приехал к президенту и здесь услышал о своей отставке. Соответствующий указ был уже подписан.

К вечеру 23 марта кабинеты В. Черномырдина и руководителя его секретариата В. Петелина были опечатаны.

Премьер не понял истинных мотивов своей отставки, отсюда некоторая неадекватная реакция с его стороны, в частности, заявление о том, что он будет баллотироваться на президентских выборах 2000 года. Вторая ошибка: 28 марта он записался на прием к президенту.

Однако отставка была только первым шагом на пути замышлявшейся полной дискредитации бывшего премьера. Вторым крупным шагом, как утверждали зарубежные телеканалы, должно было стать установление контроля семьи над «Газпромом», валютные поступления которого в 1997 году составили 60 процентов бюджета страны, а в 1998 году ожидалось и вовсе 80 процентов.

Вторым по значимости событием 23 марта стала отставка вице-премьера и министра внутренних дел А. Куликова. Судя по всему, генерал тоже не сразу понял, за что его увольняли.

На Западе назвали несколько причин. Во-первых, быстрое сближение между А. Куликовым и Ю. Лужковым, которое усилилось в течение нескольких последних месяцев. Во-вторых, личные амбиции самого генерала, который якобы считал, что при определенных обстоятельствах он сам может баллотироваться на пост президента в 2000 году. Третья причина: А. Куликов так и не смог войти в доверительные отношения с Б. Ельциным. Президент якобы периодически возвращался к подозрениям, что министр внутренних дел мог стать одним из важных связующих звеньев между Ю. Лужковым и В. Черномырдиным, в результате чего мог образоваться опасный триумвират.

С учетом данных факторов, а также в контексте концепции «тотальная опора на лично преданных лиц» Б. Ельцин снял А. Куликова с поста министра внутренних дел и вице-премьера правительства. Буквально через несколько дней после выхода указа началась передача тяжелого вооружения из внутренних войск МВД в армию, состоялось назначение С. Степашина министром внутренних дел, перетряска кадров в МВД.

Причины отставки правительства В. Черномырдина, заметно поменявшей расстановку сил во власти, занимали центральное место и в тематике исследований аналитических центров России. Что для них было общим? Прежде всего, вывод о том, что политические итоги замены прежнего кабинета министров на временное правительство провальны для Кремля и компрометировали власть. В течение трех недель президент не мог добиться утверждения нового премьера, а значит, его решение от 23 марта было плохо продуманным и совершенно не просчитанным экспромтом.

Скомпрометировано правительство. Оно в одночасье исчезло в самый тяжелый экономический момент. Твердые и как бы обнадеживающие слова президента о том, что отставка кабинета «не означает смены курса нашей политики» на самом деле свидетельствовали о дальнейшем падении в пропасть. Созданная за предыдущие пять-шесть лет экономическая система по своей сути такова, что в ее рамках невозможны никакие «мощные рывки», и заведомо утопичной являлась задача преодолеть «отставание в социальной сфере».

Более того, поскольку к рулю экономики Б. Ельцин решил поставить вместо «газовика» В. Черномырдина представителя «нефтяного лобби» С. Кириенко (а нефтяники, воспользовавшись этим, немедленно пролоббировали указ о снижении налогов на добычу и экспорт нефти), то ни о каком реальном приоритете социальной политики не могло быть и речи. Такие решения способны лишь приблизить секвестр бюджета со всеми вытекавшими последствиями.

Рядом аналитиков отмечалось, что пропагандистские формулировки для президента были почерпнуты его окружением из прозвучавших в начале марта 1998 года критических высказываний, сделанных главой группы «МФК — Ренессанс», американским финансистом Б. Йорданом на международной конференции «Инвестиции в России и СНГ». Наскоки Б. Йордана на правительство вкупе с состоявшимся в то же самое время блиц-визитом в Россию небезызвестного финансового магната Дж. Сороса уже тогда вызвали у ряда экспертов подозрения, что крупные деловые круги России и зарубежья, заинтересованные в приватизации «Роснефти», могут предпринять попытку сговориться и, с целью ослабления стартовых позиций «Газпрома», выбить кресло из-под российского премьера. Незадолго до своей отставки В. Черномырдин подписал выгодную «Газпрому» схему приватизации «Роснефти» (75 процентов акций + одна), после чего банковское сообщество было объективно заинтересовано убрать «Газпром» из числа претендентов.

Еще одним мотивом явилось стремление вывести из игры В. Черномырдина, который политически усилился и стал претендовать на роль самостоятельной политической фигуры.

Анализируя развитие правительственного кризиса, ряд политологов обратил внимание на существенное различие между отношением политической элиты к указу президента № 281 от 23 марта 1998 года, встреченному с одобрением или пониманием в стране и за рубежом, и к ближайшим последствиям этого события — назначению на пост и. о. премьера С. Кириенко, вызвавшему неодобрение со стороны как правительственного чиновничества, так и ведущих российских ПОЛИТИКОВ.

Решение Б. Ельцина действовать в духе принципа «кто был ничем, тот станет всем» элита поняла, видимо, как симптом нового поворота в политической судьбе самого президента, как признак того, что Б. Ельцин стремится все более дистанцироваться от поиска широкого согласия и опереться на маргинальные группировки, готовые верой и правдой служить прихотям президента.

Кроме того, высказывания Б. Ельцина относительно сокращения аппарата в два раза, беспричинные угрозы Думе, эксцентричное поведение во время встречи с Колем и Ж. Шираком дали повод к тому, что чиновничья и политическая Москва вновь заговорила о состоянии здоровья президента и его все более неадекватном поведении. За этими разговорами, по мнению политологов, замаячила реальная угроза фактической изоляции Кремля. Такая экспертная оценка вытекала, по-видимому, из отмечаемой в последнее время трансформации политической роли президента. Как самостоятельный политический игрок Б. Ельцин явно демонстрировал свою несостоятельность, что нашло свое выражение в постепенном сосредоточении президента на выполнении главным образом представительских функций.

Вместе с тем принятое В. Черномырдиным решение баллотироваться в 2000 году на пост президента РФ интерпретировалось большинством. аналитиков как свидетельство того, что чиновничество стремилось не допустить участия Б. Ельцина в следующих президентских выборах.

По мнению экспертов, в апреле не следовало ожидать серьезного политического кризиса, если утверждение в Думе кандидатуры С. Кириенко на пост премьера, даже после согласований за «круглым столом» 7 апреля, вызовет определенные трудности. Большая часть думских фракций не была готова к досрочным выборам и потому вряд ди будет конфликтовать с президентом. Самое большее, на что могла пойти Дума, это ужесточить условия торга с президентом за утверждение кандидатуры главы кабинета.

Сценарий разрешения правительственного кризиса начал благополучно реализовываться с момента выражения президентом согласия на обсуждение вопросов формирования кабинета министров в рамках «круглого стола». Сама готовность президента к компромиссу и проведение первой такой встречи вызвали видимое облегчение среди парламентариев. Эксперты прогнозировали, что участники «круглого стола» путем согласительных процедур решат проблему персонального состава правительства и тем самым сохранят свое «политическое лицо».

Не исключалось, конечно, сохранение внешней драматичности торга. Так, и. о. спикера Госдумы В. Рыжков подчеркнул, что пятница, 10 апреля, будет полностью посвящена обсуждению программы правительства и кандидатуры С. Кириенко. Одновременно лидер фракции НДР А. Шохин выразил мнение, что кандидатура С. Кириенко в Думе с первого раза не пройдет.

Участники «круглого стола» не скрывали удовлетворения самим фактом проведения встречи, хотя разошлись, оставаясь каждый при своем мнении.

Об эффективности «круглого стола» и других ельцинских мероприятий можно было также судить по откликам, которые пошли из рядов системной оппозиции. Главный вывод: медленно, но постоянно усиливалось давление на В. Черномырдина, особенно после его заявления о намерении баллотироваться на пост президента России и недвусмысленного проявления обиды в адрес Б. Ельцина по поводу своей отставки.

Представители ряда оппозиционных партий и движений, в особенности думской фракции КПРФ, практически не скрывая, праздновали чуть ли не свою безусловную победу. Они публично предлагали кандидатуры в будущее так называемое правительство «народного доверия», даже называли своего кандидата на пост главы кабинета министров. По мнению своих же аналитиков, они совершали непреднамеренные ошибки. Например, в качестве кандидата на пост премьера был предложен В. Булгак. С точки зрения коммунистических аналитиков, тем самым какие-либо шансы этой и других фигур оказались подорваны.

Естественно, никакого правительства «народного доверия» в самом обозримом будущем не могло быть. Для Б. Ельцина крайне важно было нанести удар по потенциалу В. Черномырдина. И «согласительные» заседания, включая встречу за «круглым столом» 7 апреля, он использовал, чтобы продемонстрировать свою готовность проявлять «конструктивизм» в отношениях с оппозицией. Этот шаг выглядел тем более существенным с учетом того, что руководитель аппарата кабинета министров и доверенное лицо бывшего премьера В. Бабичев также планировал пойти на более тесное взаимодействие с коммунистами после отставки В. Черномырдина.

Другим направлением нажима на экс-премьера стало отсечение его от собственного круга властной элиты. Глава администрации В. Юмашев, например, из тактических соображений подключил к подготовке правительственной программы для С. Кириенко некоторых людей, входивших в близкое окружение В. Черномырдина.

И наконец, началась плотная работа с Р. Вяхиревым, чтобы отдалить его от В. Черномырдина. Впрочем, лидер «Газпрома» особо и не сопротивлялся.

Сам же В. Черномырдин оказался не готовым к резкой смене декораций. Почти каждый день он в штаб-квартире НДР встречался с большим количеством людей, давал пространные и не совсем убедительные интервью, демонстрируя свое «хорошее настроение».

Некоторые аналитики полагали, что поведение В. Черномырдина отличалось от замысла, родившегося в недрах семьи Б. Ельцина — с почетом отправить бывшего премьера в политическое небытие. Правительство формировал отнюдь не выходец из Нижнего Новгорода. Более того, ходили слухи, что он вообще практически был выключен из решения существенных вопросов. В этом убедились олигархи, которые в течение всех последних дней не вылезали из Белого дома.

Наблюдатели также отмечали, что финансово-промышленные группы продолжали нервничать по отношению к команде Ю. Лужкова. Это было связано с тем, что неопределенность вокруг столичного мэра сохранялась, несмотря на его многочисленные заявления об отсутствии амбиций за пределами Москвы.

Фамилия столичного мэра никогда не исчезала со страниц российской прессы. Мартовский правительственный кризис 1998 года усилил внимание к его персоне. Все наблюдатели обратили внимание, что одновременно с отставкой В. Черномырдина определенные действия — для поддержки равновесия — были предприняты в отношении Ю. Лужкова. Среди них направление его на празднование 50-летия Государства Израиль в Иерусалиме, воспринятое российской общественностью по меньшей мере неоднозначно, а также вручение знака «Заслуженный строитель РФ», осуществленное демонстративно, на фоне награждения остальных участников торжественной церемонии высокими государственными наградами.

Одновременно произошло ослабление позиций остальных потенциальных конкурентов Б. Ельцина, включая Г. Зюганова и Г. Явлинского. Это обстоятельство привело аналитиков к выводу о том, что главной причиной правительственного кризиса явилось стремление президента укрепить свои личные позиции накануне нового избирательного цикла. Большинство действий, предпринятых Б. Ельциным, были единодушно расценены экспертами как неопровержимое доказательство того, что принципиальное решение о новом президентском сроке им скорее всего уже принято, но по понятным причинам пока не разглашается — не пришло время. Наблюдатели обратили внимание и на то, что очень многие действия Б. Ельцина — от его выступления в МИДе до дебюта в Интернете — удивительно напоминали начало избирательной кампании.

Если решение о новом сроке действительно принято, то, приходили к единому мнению политологи, все поступки президента, включая увольнение В. Черномырдина и силовое «продавливание» через Думу С. Кириенко, выглядели вполне органичными звеньями единого плана, реализация которого рассчитана на достаточно длительную перспективу. И второй вывод: правительству С. Кириенко вряд ли уготована долгая политическая судьба. Практически ни у кого не было сомнений, что выдвижение Б. Ельцина на третий срок будет сопровождаться чередой громких политических «жертвоприношений». А отсутствие у нового поколения «молодых реформаторов» серьезной опоры в деловых кругах лишит их политической самостоятельности и сделает заложниками любого изменения предвыборной конъюнктуры.

Дальнейшее развитие событий показало правоту прогнозов относительно судьбы и самого С. Кириенко, и его министров.

Уже тогда высказывались догадки: кто бы ни пришел в правительство после В. Черномырдина, поле деятельности нового кабинета будет сильно ограничено. У него будет одна нагрузка — обеспечивать защиту правящего клана и служить финансовым «карманом» для президентских выборов. В таком контексте Б. Ельцину нужен был не премьер, а порученец.

Дополнительным подтверждением тому, что Б. Ельцин не намеревался передавать новому премьеру ключевые бразды правления, служил его указ, предполагавший возвращение в непосредственное подчинение президенту руководителей «силовых» ведомств, Минюста и МИДа, которые до того «замыкались» на главу правительства. Главой государства даже рассматривался вопрос о сосредоточении под его контролем всей системы управления стратегическими ядерными силами (СЯС), что предполагало изъятие пресловутых «ядерных чемоданчиков» у министра обороны и начальника Генерального штаба. Понятно, что в этом случае решение о применении СЯС принималось бы президентом единолично.

Сбросив полуофициального преемника, президент, очевидно, полагал, что заморозил ситуацию, устрашив соперников, и получил передышку. Но в России существовала гласность!

Г. Явлинский в интервью радиостанции «Свобода» 29 марта подверг критике ту атмосферу во власти, которую культивировал Б. Ельцин. Он высказался категорически против участия родственников и членов семьи в качестве политических советников. Он вообще против такого способа реализации власти, который приводит к тому, что наступает глубокий моральный кризис в обществе. Это, по словам Г. Явлинского, не демократия, это не гражданское общество, это — Византия.

Сергей Филатов, бывший глава президентской администрации, не понаслышке знавший кремлевские нравы, писал в «Московских новостях»: «Когда по телеканалам и в прессе настойчиво стали убеждать, что Виктор Степанович начал успешное шествие в президенты России, мне стало ясно: скоро мы распрощаемся с Черномырдиным как с премьером. 23 марта все и рухнуло… Все это походило на результат борьбы различных околокремлевских группировок, имевших свои наработки, ни одна из которых так и не получила желаемого завершения» («Московские новости», 1998 г., № 12).

Между тем Б. Ельцин, встретившись 27 марта с журналистами после переговоров с Генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном, в присутствии гостя счел нужным заявить, что уже определился по кандидатуре нового премьер-министра. Он предложит Государственной думе утвердить на этот пост С. Кириенко, который в то время являлся исполняющим обязанности председателя правительства. Соответствующее официальное письмо главы государства было направлено парламентариям.

Накануне этого события Б. Ельцин подписал закон о федеральном бюджете на 1998 год. Наблюдатели усмотрели в этом желание президента снять «бюджетный вопрос» до того, как в Думе начнется обсуждение кандидатуры на пост главы правительства. Что же касается бюджета, то многие эксперты считали его нереальным. В частности, советник президента А. Лившиц не исключал того, что, как и в 1997 году, бюджет-98 будет подвергнут секвестированию. Негативная внешняя экономическая ситуация и рост социальных долгов скорее всего приведут к увеличению дефицита федерального бюджета.

Заявляя об официальном выдвижении кандидатуры С. Кириенко на пост главы правительства, Б. Ельцин в угрожающем тоне предупредил о возможном роспуске Думы. Такой сценарий был возможен в том случае, если президент будет настаивать на выдвинутой кандидатуре, а парламентарии троекратно проголосуют против.

Это породило множество комментариев относительно дальнейшего хода событий. Между тем С. Кириенко проводил консультации с парламентскими фракциями по вопросам формирования правительства. При этом он упорно отказывался вести разговор о возможном персональном составе кабинета министров, о своей команде. Консультации сводились к выяснению позиций ведущих политических сил относительно будущего экономического курса страны. В этом плане тоже не было ясности, поскольку президент и его новый выдвиженец говорили о преемственности курса прежнего кабинета министров — среднесрочной программы, «12 главных дел», разработанных при В. Черномырдине и одобренных Б. Ельциным. В то же время в ходе консультаций возникал вопрос об экономической программе претендента на пост главы правительства.

В прессе появлялось много довольно противоречивых сведений о том, кто же готовил содержательную часть выступления С. Кириенко на пленарном заседании в Думе. Назывались фамилии А. Аганбегяна, Л. Абалкина, Н. Петракова, А. Илларионова. «Коммерсантъ-дейли» (1. 04. 98) после проведенного собственного расследования утверждала, что на самом деле этой работой занималась экспертная группа под руководством Е. Ясина. В нее входили Е. Гайдар и его заместитель по Институту проблем переходного периода А. Улюкаев. Некоторые эксперты предполагали, что фамилия Е. Гайдара в качестве соавтора очередного «нового курса» российского правительства не вызовет положительных эмоций у большинства депутатов Госдумы. Сам же С. Кириенко на вопрос об авторстве программы, с которой он выступил в Думе, заявил, что писал сам, так как не привык работать с чужими текстами.

Из думских фракций о твердом намерении поддержать кандидатуру С. Кириенко заявили только депутаты от ЛДПР. Утверждение главы кабинета министров всегда является предметом торга между парламентом и президентом. Не стала исключением эта процедура и весной 1998 года. Руководители многих фракций выразили свое отрицательное отношение к высказываниям Б. Ельцина о возможном роспуске парламента в случае неутверждения кандидатуры С. Кириенко.

Фракция КПРФ, депутатские группы аграриев и «Народовластие» выступили с инициативой принять обращение парламента к президенту провести «круглый стол» по вопросу формирования правительства. В этом мероприятии, по их мнению, должен принять участие президент и ведущие политические силы. До его проведения президенту предлагалось отозвать кандидатуру С. Кириенко.

В процессе обсуждения этого вопроса в Думе 1 апреля последнее предложение было снято. Но большинством голосов обращение все-таки приняли. Президент, видимо, решил не выпускать инициативу из своих рук. Как заявил 1 апреля пресс-секретарь главы государства С. Ястржембский, Б. Ельцин пригласил в свою загородную резиденцию «Русь» руководителей обеих палат парламента Г. Селезнева и Е. Строева, а также и. о. премьер-министра С. Кириенко и главу своей администрации В. Юмашева.

Итогом совещания «четверки» стало согласие президента на проведение «круглого стола» с руководителями думских фракций и представителями Совета Федерации. Это мероприятие состоялось 7 апреля.

Б. Ельцин сразу же дал понять, что не намерен обсуждать вопрос о формировании «коалиционного правительства», на чем уже давно настаивали коммунисты. Кроме того, он еще раз заявил, что на утверждение Думы будет вынесена единственная кандидатура на пост премьер-министра — С. Кириенко. Б. Ельцин заявил также, что предварительно обсуждались и другие кандидатуры — Е. Строева, Ю. Лужкова, В. Булгака, самарского губернатора Д. Аяцкова. Но по «сумме различных баллов» президента все-таки устроил — именно С. Кириенко.

Как и предполагало большинство экспертов, с первого раза С. Кириенко не набрал нужного числа голосов в Думе. Не набрал и со второго. Противостояние нарастало, но Б. Ельцину все же удалось, хотя и с третьей попытки, буквально «продавить» кандидатуру своего выдвиженца.

Почему президент «зациклился» на кандидатуре С. Кириенко? Почему глава государства пошел на беспрецедентно жесткие действия в отношении парламента, отдаленно напомнившие начальный этап его противостояния в 1992–1993 годах со съездом народных депутатов и Верховным Советом? Чего он добился и что потерял?

Безусловно, своей исключительной настойчивостью он снова подтвердил бесспорное лидерство в политической элите и системе органов государственной власти. Б. Ельцин внес определенный раскол в ряды своих оппонентов из числа депутатского корпуса, большинство из которых, несмотря на громкие заявления, оказалось не готовым к «лобовому» противостоянию с исполнительной властью. Он добился максимального обострения ситуации в лагере народно-патриотических сил: никогда за прошедшие годы проблема единства оппозиции не вставала так остро, никогда руководство КПРФ и ее думская фракция не подвергались столь интенсивному давлению и обвинениям в соглашательстве со стороны остальных политических сил.

Что потерял? Ряд недавних соратников главы государства — С. Филатов, В. Костиков и другие — не скрывали своего негативного отношения к последним событиям, усматривая в них как тенденцию общего ослабления режима, так и прогрессирующую неспособность президента в полной мере учитывать складывающуюся ситуацию. Отмечалась «ограниченность кадрового резерва» исполнительной власти и связанная с этим склонность к эксцентричным решениям, усилившаяся непредсказуемость, а также тенденция к формированию «внеконституционных центров власти», ведущим из которых все более открыто называлась президентская семья. Говорилось даже о возможности формирования единого «антиельцинского фронта» в самой исполнительной власти, а также о том, что утверждения Думой кандидатуры С. Кириенко можно было добиться не только «лобовой атакой», но и «обходным маневром».

Политолог Л. Шевцова утверждала, что речь идет не о кризисе правительства В. Черномырдина, а о кризисе единственного в России центра власти — института президентства («Московские новости», 1998 г., № 12).

По ее мнению, кризис президентства нашел отражение в неспособности этого института выполнять заданные ему функции — координатора, арбитра, толкача. Российское президентство построено как руль ручного управления. У него нет подстраховки в виде независимых институтов и самоуправления. Такая конструкция не может функционировать в давно переставшей быть монолитом реальности, где сталкиваются разнообразные интересы, которые уже нельзя координировать директивным порядком. Хаос в управлении, рост олигархии, коррупции — все это следствие ущербности самой конструкции. А безволие правительства — даже не результат отсутствия воли у президента, а скорее естественное состояние органа, который не может иметь самостоятельности в рамках «президентской вертикали». Сложившийся режим способен воспроизводить только стагнацию, которая стала его средой обитания.

В начале 1998 года системный кризис углубился. Подтверждением стала досрочная предвыборная борьба, которая явилась отражением естественного стремления завершить период бесконечного ожидания, что стало сутью ельцинского правления. Президент перестал играть основную для властной конструкции роль арбитра. Отставка правительства и то, как это было сделано, говорит о повороте лидера к своеобразному абсолютизму.

По мнению Л. Шевцовой, тот факт, что кремлевский клан отказался от щадящего и устраивающего различные силы перехода к постельцинскому этапу через передачу части полномочий В. Черномырдину, говорит о многом. Этот шаг раскрывает намерения правящей группы и одновременно сужает для нее поле маневра. Обстоятельства отставки правительства свидетельствуют о взаимосвязанных вещах. Во-первых, «преемственность», но понимаемая весьма узко, отныне в политике центра будет доминировать над поисками стабильности и путей реформирования. Во-вторых, Кремлем взят курс на формирование семейно-корпоративной власти, что потребует особых средств ее обеспечения. Новая президентская «революция», по существу, означает попытку вернуться к ручному управлению, но в условиях, когда президент уже не может его осуществлять сам, и при неблагоприятном для Б. Ельцина балансе сил, когда даже значительная часть его сторонников хотела бы смены лидера. Отставка В. Черномырдина, игравшего роль ельцинского дублера, открывает новый этап нестабильности хотя бы потому, что прежний баланс разрушен.

Для преодоления стагнация, считает Л. Шевцова, необходимо сильное правительство, которое должно нести всю ответственность за экономический курс. Причем оно должно иметь и гарантии стабильности. Однако то, что сделал Б. Ельцин, имеет обратный смысл: он превратил кабинет в придаток своей администрации.

По мнению Л. Шевцовой, восстановление роли лидера через сброс правительства лишь внешне может казаться проявлением силы. На самом деле предложенный публике спектакль ведет к девальвации президентства и усилению сомнений в способности Б. Ельцина адекватно реагировать на ситуацию. Вряд ли подобные методы самоутверждения помогут Б. Ельцину достойно завершить свою эпоху. Надеяться продлить ее за счет страха одних, чувства обреченности других, конформизма третьих — значит лишь признать ненадежность собственной позиции. По существу, президент сам создает для себя тупиковую ситуацию. И ему будет крайне сложно избежать финального унижения, которым всегда завершается правление лидеров, действующих по принципу «закон — это я» и считающих, что они могут обойти ловушки, которые любовно строят для других.

Наверное, все же более правы те исследователи, которые полагают, что суть событий марта — апреля 1998 года определяется совокупностью целого комплекса взаимосвязанных факторов. Среди субъективных факторов выделяют нежелание Б. Ельцина оставить власть. Правильно, есть такая слабость у нашего президента!

Но нельзя не видеть и объективных факторов, особенно такого ключевого, как возрастающая актуальность проблемы преемственности президентской власти в России. Если посмотреть на ситуацию под этим углом зрения, нетрудно заметить, что номинальными претендентами на президентство по-прежнему остаются фигуры, давно «засвеченные» на российской политической арене, — В. Черномырдин, Ю. Лужков, Г. Зюганов, Е. Строев, А. Лебедь, Г. Явлинский и другие.

Однако реальными кандидатами скорее всего выглядят первые двое, успешно аккумулировавшие наибольшее количество различных электоральных ресурсов — политических, финансово-экономических, социальных, властных, коммуникативных, региональных. Что касается остальных, включая и Г. Зюганова, то их потенциал многим специалистам представляется гораздо ниже.

Вряд ли есть сомнения в том, что Б. Ельцина ни одна из этих кандидатур — по тем или иным причинам — не устраивает. В. Черномырдина, Ю. Лужкова и Е. Строева, судя по заявлениям, сделанным в Японии, президент относит к поколению «пенсионеров». Кроме того, против них «работает» их «номенклатурное» прошлое. Г. Зюганов неприемлем для Б. Ельцина по идеологическим соображениям. А. Лебедь внушает страх своей «внесистемностью». В. Жириновский откровенно маргинален, а Г. Явлинский вряд ли сможет удержать ситуацию в стране под надежным контролем.

Поэтому, считают некоторые политологи, реальный выход из ситуации президент видит скорее всего в передаче власти «через голову» нынешнего поколения российских политиков следующему, сформировавшемуся уже в новых политических условиях. Причем если раньше — во времена Е. Гайдара, С. Шахрая и А. Чубайса — ставка на политиков «нового поколения» выглядела во многом стихийной, то сейчас, наверное, речь пойдет о четко спланированной программе действий, конечной целью которых является отстранение от власти представителей «старой» гос-партноменклатуры.

Эта концепция подкреплялась следующими аргументами. Как человек, Б. Ельцин не может не проявлять озабоченность дальнейшими перспективами своей семьи, а как политик — тем местом, которое займет в истории. Следовательно, в данной ситуации особенно важен фактор преемственности: какие гарантии по каждому из указанных вопросов может предоставить главе государства тот или иной из потенциальных соискателей его кресла. Понятно, что «молодые», а точнее, «юные» реформаторы с этой точки зрения более надежны, поскольку не имеют прочных позиций в крупных финансово-промышленных и банковских группировках и не обременены перед ними какими-либо серьезными моральными или политическими обязательствами.

Красивая версия о любовном, взращивании молодой правящей элиты для передачи ей власти лопнула в августе 1998 года вместе с отставкой С. Кириенко, на «продавление» которого наверх пять месяцев назад президент затратил столько времени и усилий.

Так что же было подлинной причиной смещения В. Черномырдина и назначения «киндер-сюрприза» — нового премьера С. Кириенко? Может быть, все же победа «нефтяников» над «газовиками»? Не зря близкие в прошлом к Б. Ельцину говорили о незримых битвах в околокремлевских кланах, о замыслах которых не все, наверное, было известно и самому президенту. Вокруг проблем нефти между тем накручивались шекспировские страсти. О них и пойдет речь в следующей главе.

Глава 3 ДАЛЕКО ОТ МОСКВЫ

Одним из последствий распада СССР стало изменение географических очертаний Российской Федерации. Она лишилась почти всех своих портов на Черном море, за исключением Новороссийска, утратила ряд стратегически важных портов на Балтике, оказалась отделенной от Европы новыми государствами, с которыми у нее складывались достаточно сложные, далеко не безоблачные отношения.

Так же непросто складывалось и кавказское направление внешней политики Российской Федерации: государства Закавказья не удовлетворялись отводимой им ролью «санитарного пояса», а зачастую становились проводниками американских, английских, иранских, турецких, ближневосточных, иных интересов и позиций. На этом фоне особенно ощутимо было противодействие экономическим и политическим интересам России со стороны западных государств на мировой арене в ближнем зарубежье. Изменение непосредственного международного окружения Российской Федерации ставило перед ней непростые задачи стратегического значения — надо было формировать новые отношения с бывшими советскими республиками в совершенно иных условиях.

Геополитические изменения на южных рубежах бывшего СССР значительно усложнили этнополитическую ситуацию в регионе Кавказа и Центральной Азии. Особое значение здесь, безусловно, имел фактор их географической близости со странами Ближнего и Среднего Востока. Наблюдалось и весьма значительное совпадение политических и экономических интересов, сходство идеологий, исторических, языковых, религиозных, культурно-этнических традиций. С падением «железного занавеса» мусульмане бывшего Советского Союза получили возможность возрождать и расширять культурные и религиозные контакты со своими единоверцами в государствах Ближнего Востока.

Государства СНГ, Ближнего и Среднего Востока в силу исторического, культурного и ментального сходства одинаково трактуют некоторые международные вопросы. Например, в обеих группах этих государств приоритет отдается коллективным правам наций, а не правам человека. Кроме того, можно отметить некоторое сходство политических систем большинства государств Ближнего Востока и СНГ, в основе которого — психологическая, политическая и идеологическая несовместимость различных социальных и политических групп, усиленная традиционным отсутствием в обществе парламентской культуры, привычной ориентации на конфликт, силу и т. д.

Вместе с тем между ныне независимыми республиками бывшего Советского Союза, его центрально-азиатским, закавказским и северокавказским регионами и государствами Ближнего Востока существуют значительные различия.

Достаточно напомнить хотя бы об обстоятельствах, предшествовавших созданию независимых государств на Ближнем Востоке и в СНГ. Широко известно о длительной национально-освободительной борьбе народов Ближнего Востока против османской, британской, французской колониальных империй. В ходе ее сформировались влиятельные массовые политические организации, популярные идеологи, харизматические лидеры, оформились идеологические течения ислама и национализма, которые оказали огромное воздействие на умонастроение и политическое поведение народных масс.

Ничего подобного не происходило в бывшем Советском Союзе, который и империей-то был весьма своеобразной. Будучи единым территориальным целым, СССР не имел метрополии в виде Русского государства, угнетавшего свою «периферию», да и сохранявшаяся зависимость государств СНГ от России носит иную, окраску, нежели отношения государств Ближнего и Среднего Востока со своими бывшими метрополиями. К тому же если Англия и Франция «вернулись» домой после распада своих империй, то России «уходить» после образования СНГ было некуда и потому — в силу географического и демографического факторов, значительных экономических и стратегических интересов — она не сможет дистанцироваться от своего исторического окружения. Иной вопрос, каким путем и с помощью каких средств Россия должна сохранить свое присутствие и влияние на всем постсоветском пространстве.

Конфликты на Ближнем Востоке привлекли к себе столь пристальное внимание США, стран Запада потому, что этот регион, по заявлениям политиков, входит в сферу их жизненных интересов, затрагивает их безопасность. Те же соображения определяют и подходы России к ряду конфликтов в стратегически важных для нее районах Центральной Азии и Кавказа.

Пока Россия закрывала свои границы с закавказскими соседями, Турция и Иран расширяли приграничные контакты. В 1998 году экономическое влияние России на Закавказье было сведено к минимуму. Это самоустранение — большая ошибка. Только военнополитическими средствами невозможно создать более или менее массовую социально-политическую поддержку Москвы. Было очевидно: если Россия будет игнорировать эти тенденции, интеграционные процессы приведут к созданию транспортно-экономического коридора Европа — Турция — Закавказье — Центральная Азия.

В новых международных условиях России заново приходилось выстраивать свою внешнеполитическую и внешнеэкономическую стратегию в кавказском, каспийском направлении. Здесь особое, можно сказать, ключевое значение приобретал нефтяной фактор. Его значение определялось той ролью, которую он играет в обеспечении национальной безопасности Российского государства, в сохранении и укреплении влияния в Закавказье и в Каспийском бассейне.

Каспийский вопрос превратился в сложнейшую геополитическую проблему на территории бывшего СССР. Здесь переплелись интересы крупнейших государств мира. Здесь находятся стратегически важные нефтяные месторождения и рыбные запасы. Отсюда пойдут имеющие жизненное значение для прикаспийских государств, в том числе и для России, нефтепроводы и газопроводы. В некоторых прикаспийских странах еще недавно шли войны, в некоторых еще могут вспыхнуть конфликты. Здесь столкнулись не только нефтяники и дипломаты, но и культуры, геополитические ориентации. Нефть прикаспийских государств может принести их народам не только богатство, и прогресс, но и политические катаклизмы, войны и связанные с ними страдания. Статус-кво, по прогнозам экспертов, здесь сохранится не надолго. Вопрос только в том, кто изменит его и в чью пользу.

Россию может устроить только одно решение — активное политическое и экономическое присутствие на Каспии. У нее есть для этого права и возможности. Альтернативное развитие событий приведет к утрате ее политического влияния в регионе. За ним неизбежно последует экономическое вытеснение России. Сначала могут быть потеряны — и навсегда — рыбные запасы, затем неизбежны потери позиций в нефтедобыче.

Пожалуй, ничто так наглядно не демонстрировало конфликтогенные последствия развала СССР, «приватизационного» подхода к его наследию, как нескончаемые распри вокруг Каспия между бывшими союзными республиками, а после 1991 года — самостоятельными прикаспийскими государствами. Вопросы пользования Каспием, его ресурсами и пространствами изначально стали острой проблемой во взаимоотношениях новообразованных государств.

Прежде уникальное море-озеро омывало берега двух государств — СССР и Ирана. После 1991 года оно стало объектом притязаний и источником надежд на благосостояние уже пяти государств — России, Азербайджана, Туркмении, Казахстана и Ирана. Стало быть, и достижение каких-либо согласованных решений по любой из существующих вокруг Каспия проблем многократно усложняется, наталкиваясь нередко на взаимоисключающие интересы и позиции по одному и тому же вопросу. Это не значит, что сближения не происходит. Но происходит крайне медленно, в ущерб экономическим интересам самих же прикаспийских стран.

Ситуация вокруг Каспия еще больше осложняется тем, что заботы о его судьбе и экономические интересы прикаспийских государств тесно переплетаются с интересами политическими, порой имеющими мало общего с проблемами собственно Каспийского моря. Особо интригующий характер ситуации придает чрезвычайная заинтересованность в каспийских делах Соединенных Штатов Америки, экономические структуры которой энергично вторгаются в страны региона. Более того, американские политики уже открыто заявляют о необходимости вывести из-под влияния России государства каспийского региона — членов СНГ.

Узел противоречий вокруг каспийской нефти давно перерос региональные границы, став одной из стержневых проблем современных международных отношений. Тем не менее существуют ключевые районы, положение в которых наиболее значимо для общего развития ситуации. К ним относится, прежде всего, Казахстан — главный геополитический центр Евразии и одновременно «мягкое предбрюшье» России, — место контакта и конфликта цивилизаций, народов и рас, конфессий и культур. Именно разностороннее и эффективное воздействие на эту территорию станет залогом сохранения и укрепления российского влияния в Центральной Азии и в мире. Другой страной региона остается Азербайджан, противодействие которому рассматривается некоторыми аналитиками чуть ли не как основа российской политики на Кавказе. Объясняется это тем, что будущее российской государственности немыслимо без сохранения реального влияния в регионах, которые традиционно считаются сферой жизненных интересов России. Нефть Прикаспия, при всей ее экономической значимости, не может рассматриваться сама по себе, вне главной политической задачи сегодняшнего дня — восстановления влияния России.

Главные проблемы кавказско-каспийского узла в 1996–1998 годах по-прежнему были связаны с перспективами нефтедобычи в регионе, с международными разногласиями по поводу статуса Каспия, региональными конфликтами, а также борьбой за выбор маршрута транспортировки нефти в промышленно развитые страны.

Национальным интересам России отвечала только реализация плана транспортировки нефти в Европу по своей территории и нераспространение влияния НАТО на республики Закавказья и Казахстан. Альтернатива этому — изоляция России в ее новых границах.

Внимание к этим проблемам определялось не только сотнями миллионов долларов ежегодной прибыли за транзит нефти. С точки зрения внешней политики решение об основном маршруте транзита каспийской нефти во многом определяло будущее международных отношений в кавказском регионе, являющемся одним из самых приоритетных в российской внешней политике.

Нет ли здесь преувеличений? Действительно ли этот регион богат запасами «черного золота»? Не живем ли мы старыми советскими представлениями, когда все, что было связано с недрами родного Отечества, непременно ассоциировалось с неисчерпаемостью их дна?

Преувеличений нет. Хотя запасы углеводородов в Прикаспии оцениваются различными экспертами по-разному, все они сходятся во мнении, что на пороге третьего тысячелетия этот район реально может выйти на третье место в мире по добыче энергоресурсов — после Ближнего Востока и Сибири.

Крупнейшие региональные запасы нефти и газа сосредоточены на территории Казахстана и Азербайджана, а также на прилегающих к этим государствам территориях каспийского шельфа. Прогнозные нефтегазовые ресурсы региона оцениваются по нефти и конденсату в размере более 13 миллиардов тонн, по природному газу — более 6 триллионов кубических метров. Для сравнения: все разведанные нефтяные запасы России на начало 1997 года составляли 6,7 миллиарда тонн.

Однако стоит заметить, что технические параметры будущей каспийской нефти вызывают опасения у многих экспертов. Проекты становятся экономически уязвимыми из-за высокого процента содержания активного сероводорода, что требует дополнительного финансирования на дорогостоящие антикоррозийные трубы при транспортировке нефти. Смолоасфальтовые вещества и парафинированность казахстанской нефти потребуют в перспективе разбавления или нагрева, а также строительства нефтеочистительного комбината.

Казахстан занимает 13-е место в мире по разведанным запасам нефти и газа. По различным оценкам, разведанные балансовые запасы нефти составляют 2,1–2,6 миллиарда тонн, газового конденсата — 0,71 миллиарда тонн, природного газа — порядка 1,7 миллиарда тонн. Большая их часть сконцентрирована в месторождениях Эмбинского и Мангышлакского бассейнов и Прикаспийского шельфа, составляя единое геологическое образование. Изыскательские работы ведутся международным консорциумом «Казахстанка-спийшельф». В его состав входят компании из США, Англии, Норвегии, Италии, Франции, Нидерландов. Общий объем инвестиций — 300 миллионов долларов. Добыча нефти предполагается с 2001 года.

Азербайджан также располагает значительными запасами энергоносителей и, следовательно, финансовыми возможностями для реализации своих политических планов. Общий объем прогнозируемых запасов углеводородов в Азербайджане составляет, по различным данным, от 2,6 до 5 миллиардов тонн. Практически все они расположены в Прикаспийской котловине и на прилегающих к ней территориях.

Руководство Азербайджана проявляет особую активность в продвижении проектов освоения каспийских нефтяных месторождений. Республика неофициально заняла роль лидера среди прикаспийских государств в формировании новой экономической политики в регионе. В настоящее время в стране разрабатывается 50 нефтегазовых месторождений, в том числе 14 морских. Наряду с этим выявлено еще 145 перспективных структур на шельфе Каспия.

Неудивительно, что каспийский шельф Азербайджана переживает настоящую экспансию со стороны западных нефтяных и финансово-промышленных гигантов, активно поддерживаемых правительствами своих стран. Их география широка — США, Англия, Италия, Франция, Турция. Десять японских компаний предложили реализовать в Азербайджане проекты в области коммуникаций, связи, производства, строительных материалов.

Более того, официальный Токио принял решение об оказании Баку помощи «для развития экономического потенциала». С такой целевой программой Япония в отношении бывших советских республик выступила впервые. Предполагаемый объем первичных японских инвестиций в азербайджанскую экономику, если суммировать стоимость всех заявленных проектов, составил около 5 миллиардов долларов.

Между тем Каспийское море подвергается серьезным экономическим и технологическим угрозам. Их решение имеет поистине судьбоносное значение для всех прикаспийских государств. Из-за подъема уровня моря, происходящего в течение последних десятилетий, подвергаются затоплению прибрежные территории по обе стороны Каспия.

Еще в 1978–1979 годах началось неожиданное для большинства ученых повышение общего уровня воды в Каспийском море. Этот процесс приобрел особенно быстрые темпы о начала 90-х годов и с того времени продолжался по нарастающей. Уровень моря за 18 лет повысился более чем на 240 сантиметров. Наибольшей опасности затопления подвергаются берега Астраханской области, Ленкоранская зона, большая часть туркменского побережья.

Особенно катастрофически подъем моря проявил себя в Атырауской и Мангистауской областях Казахстана. Береговая зона продвинулась в направлении суши более чем на 70 километров. Только в Атырауской области затопленным оказалось более миллиона гектаров суши. Казахстан к середине 1996 года потерял территорию площадью 40 тысяч квадратных километров, семь нефтяных месторождений. Утрачено около 1400 пробуренных ранее скважин. Еще до 30 месторождений (а это около 700 действующих скважин углеводородного сырья, включая такие крупнейшие, как Тенгиз) и 800 километров трубопроводов, по которым экспортируется казахстанская нефть, находятся под прямой угрозой затопления. Высока вероятность того, что в нефтяные пласты вместе с водой попадут осадочные продукты и рентабельность скважин сведется к минимуму.

Затопление эксплуатируемых месторождений углеводородов ведет к дальнейшему загрязнению вод Каспия.

Тем же путем идет и Казахстан. Особенно наглядно пренебрежение к соблюдению экологических норм проявилось при подписании контракта с «Шевроном», когда экспертов Министерства экологии и биоресурсов на пушечный выстрел не подпустили к оценке этого соглашения. Серьезная экологическая оценка проекта не проводилась и при создании международного консорциума ККШ.

В особо опасном положении оказалась фауна Каспийского моря. Под угрозой гибели оказалось единственное в мире промысловое стадо осетровых. Продолжается мор рыбы. Сократилась добыча черной икры. Практически исчезла каспийская сельдь.

Оказавшиеся затопленными нефтяные скважины Казахстана грозят выбросом в акваторию Каспия нефти. А это, в свою очередь, серьезно угрожает уникальным запасам осетровых рыб, гнездовьям птиц, лежбищам тюленей. Требуются научно и экономически обоснованные программы действий, направленные на то, чтобы уберечь природу Каспия от негативного воздействия нефтеразработок. Однако политические баталии и нефтяной ажиотаж вокруг проблем межгосударственного раздела площади Каспия оттесняют на задний план неотложные проблемы экологии моря.

С прекращением существования СССР возникла проблема статуса Каспия. Дело в том, что Каспий — море закрытое, и потому в советские времена действовало равное и исключительное право прибрежных государств на морепользование. Только за ними, их организациями и гражданами признавалось право на осуществление судоходства, рыболовства, освоение минеральных ресурсов, ведение морских научных исследований и т. д.

Развал СССР вызвал острый вопрос: является ли сложившийся статус установленным раз и навсегда, независимо от трансформации первоначальных участников соответствующих международно-правовых актов и появления новых государств, или происшедшими геополитическими изменениями должны быть продиктованы новые подходы к статусу Каспия и использованию его ресурсов.

С юридической точки зрения постсоветские прикаспийские государства связаны существующим статусом не только в силу общих норм, устанавливающих обязанность государств подчиняться статусу пространств общего пользования, но также в силу того, что существующие акты СССР принимались от их имени и с их согласия как субъектов Советской Федерации. Согласно международному праву государства-правопреемники связаны обязательствами государства-предшественника по вопросам территории и пространств общего пользования. Здесь уместно напомнить о том, что государства, образовавшиеся на территории распавшегося СССР, в соответствующих актах обязались соблюдать международные договоры государства-предшественника. Однако не все так просто. Существуют явные различия в том, как новообразованные государства относятся к государству-предшественнику. У постсоветских режимов, возникших на территории бывшего СССР, были свои счеты к последнему, и явно избирательное отношение и к наследию, и к международным обязательствам Советского Союза.

Именно здесь возникла конфликтная ситуация, чреватая серьезными политическими осложнениями во взаимоотношениях между прикаспийскими странами.

Стремление одних государств установить свои особые права на определенные участки Каспийского моря расцениваются другими как односторонние действия, противоречащие действующему статусу Каспия. В прошлом статус моря был определен договором между РСФСР и Персией от 26 февраля 1921 года и советско-иранским договором о торговле, рыболовстве и судоходстве (мореплавании) 1940 года. В этой связи МИД РФ неоднократно заявлял, что «норм международного права, которые обязывали бы нас руководствоваться нормами морского права или делить Каспий на секторы, не существует». Однако проблема-то существует, и ее важнейшую подоплеку составляет стремление прикаспийских государств обособить «свои» ресурсные секторы без взаимного согласования и последующим приглашением для их освоения иностранных, преимущественно западных компаний в ущерб компаниям прикаспийских стран. Проблема как раз и оказывается в том, чтобы добиться согласованных подходов, основанных на взаимном уважении национальных интересов, чтобы изменение статуса Каспия проходило в упорядоченном русле.

Многие исходят из того, что Каспий следует считать открытым морским пространством, на который автоматически распространятся соответствующие статьи ООН по морскому праву 1982 года. Такова, в частности, позиция Азербайджанской Республики. Однако, как полагает российская сторона, уникальность Каспия этой Конвенцией не учитывается. Существующий статус был установлен, как уже отмечалось, на основе договоров и других международно-правовых документов двух прикаспийских государств СССР и Ирана. Он получил международное признание и обрел самостоятельное существование.

Аргументируя свою позицию, МИД РФ утверждает, что природные ресурсы Каспия являются общей собственностью прибрежных государств и поэтому лишь все они совместно могут решать вопросы, связанные с их эксплуатацией. Таким образом получается, что Россия добивается, по сути, права вето по любым каспийским проблемам. Кроме того, доказывается, что Каспийское море является закрытым не только в географическом, но и в политико-экономическом отношении, то есть любую деятельность в нем могут вести лишь прибрежные государства. В юридическом плане основу этой позиции ищут в договорах Российской империи, а затем Советского Союза с Ираном. В них действительно сформулирован особый, закрытый статус Каспия, а именно обозначены исключительные права России и Ирана на мореплавание. Ссылаясь на это, российский МИД утверждает, что участие приморских государств в эксплуатации каспийского шельфа неправомерно. Приморские же государства считают, что положения советско-иранских соглашений не обязательны для третьих стран, которые их не подписывали. И потом, в них речь не шла, да и не могла идти об использовании ресурсов морского дна.

Проблема состоит в том, насколько обязательны эти соглашения для новых прикаспийских государств, возникших после распада СССР. Действительно, они считаются правопреемниками СССР и в этом качестве должны соблюдать все соглашения, ими заключенные. Однако этот принцип реализуется не автоматически.

В качестве аналога новые государства приводят такую параллель. Потребовались специальные решения законодательных органов Украины, Белоруссии и Казахстана о присоединении к Договору о нераспространении ядерного оружия. Ряд государств бывшего СССР заключили между собой особое соглашение, в котором конкретизировали свои обязательства по Договору об обычных вооруженных силах и вооружениях в Европе. Далее, и это новым прикаспийским государствам представляется самым главным, любой международно-правовой документ фиксирует определенный баланс интересов, складывавшийся в определенное время в определенной геополитической обстановке. Как только этот баланс меняется, юридические обязательства теряют свою силу либо де-юре, либо де-факто. Россия, например, в последнее время сама добивается пересмотра весьма существенных положений Договора об обычных вооруженных силах, ссылаясь на изменившуюся после распада СССР стратегическую обстановку. Поэтому новые государства Каспийского бассейна вправе задать вопрос о применимости для них тех или иных положений документов более чем полувековой давности в принципиально новой международно-политической реальности. Наконец, любой участник любого международного договора может выйти из него, если сочтет, что последний не отвечает его интересам.

Далее доказывается, что к Каспийскому морю, не имеющему каналов сообщения с другими морями, не применимы ни положения Конвенции по континентальному шельфу, ни положения Конвенции ООН по морскому праву, относящиеся к открытым морям. Это спорно. Как и то, если бы пришлось договориться, что природные ресурсы Каспия представляют собой общую собственность. В этом случае Иран или любое другое каспийское государство получило бы право диктовать России в будущем линию поведения в освоении нефтяных и иных ресурсов, например, на шельфе вблизи Астрахани.

Прикаспийские страны могут договориться, что море является «закрытым». Но, как отмечают некоторые эксперты, при варианте статуса «закрытого моря» возможно либо принятие режима открытого моря для тех государств, которым принадлежат берега такого моря, либо соглашение всех прибрежных государств об ином, а именно — о совместной эксплуатации ресурсов системой квотирования или о разделе зон функциональной (ресурсной) ответственности. Смысл всего этого состоит в том, что юридический статус Каспия и система использования его ресурсов должны быть совместно определены прибрежными государствами.

Прикаспийские государства никак не могут выработать общую позицию по статусу моря. Иран в целом поддерживает российскую позицию и готов признать Каспий закрытым морем с соответствующим ограничением прибрежных территориальных вод. Азербайджан и Казахстан фактически требуют раздела Каспия и обретения права на контроль за обширными участками территориальных вод и шельфа. Туркмения же в последнее время изменила свою позицию. Во время встречи российского и туркменского президентов в мае 1995 года было заявлено, что их точки зрения на каспийскую проблему совпали.

Эти юридические споры, разумеется, — вторичные, производные от столкновения политических и экономических интересов соответствующих государств. В этом отношении весьма показательна точка зрения российского эксперта В. Разуваева, который, обосновывая позицию МИД РФ, прямо заявил: «Россию может устроить только одно решение — преобладание на Каспии. У нее есть для этого права и возможности. Альтернатива приведет к утрате политического влияния Москвы в регионе. Если Россия не будет пользоваться на Каспии преобладающим влиянием, здесь уже через 10–15 лет будут добывать нефть в основном нероссийские, почти исключительно западные компании» («Сегодня», 8 сентября 1995 г.).

Видимо, заключают аналитики, такого рода соображения и объясняют линию российского МИДа и, как можно предположить, влиятельных кругов в некоторых других московских ведомствах. Но проблема состоит в наличии реальных возможностей для ее осуществления. Замечено, что раздраженные филиппики, раздававшиеся на Смоленской площади по поводу «контракта века», не произвели желаемого результата. Их просто проигнорировали. И это не случайно. Россия не в силах вложить в освоение прикаспийских месторождений необходимые средства ни сегодня, ни в ближайшем будущем. Следовательно, в Баку, Алма-Ате и Ашхабаде стоят перед выбором: либо, уступив давлению Москвы, отложить на неопределенное время свои нефтяные и газовые проекты, либо пренебречь мнением бывшего «старшего брата» и пойти на сотрудничество с западными корпорациями. Последнее, судя по всему, оказалось предпочтительнее, поскольку доходы от нефти и газа — единственный источник дальнейшего развития новых государств, обеспечения стабильности правящих там режимов.

В последнее время продолжалось рассмотрение Каспия в качестве внутриконтинентального моря, то есть закрытого бассейна. Предлагалась идея принятия для Каспия и нового статуса — межнационального озера. Оба варианта — известные основания для исключения из морской деятельности на Каспии прибрежных государств и их экономических структур, их возможного привлечения лишь с общего согласия прикаспийских государств. При таком подходе допускается возможность как ресурсного, так и пространственного раздела Каспия на основе статуса, принятого с участием и с согласия всех прибрежных государств («Нефть России», 1996 г., № 1, с. 30–31).

Однако формально-юридическое обоснование необходимости статуса закрытого водоема и соответственно этому обязанности прибрежных государств пользоваться пространствами и ресурсами Каспия только в «коллективистском» режиме наталкивалось на радикально изменившиеся геополитические реалии, которые, в свою очередь, требуют выработки подходов, более адекватных этим реалиям.

Речь идет, прежде всего, о стремлении новых государств к максимальному осуществлению своего экономического суверенитета, свободе проведения внешнеполитического курса, политико-экономического маневрирования, выбора партнеров. Это естественное для молодых государств стремление усиливалось нефтяным ажиотажем, подогреваемым мощными нефтяными компаниями стран, не относящимися к прикаспийским, но проявлявшими активный интерес к ресурсам Каспийского региона.

А они не только нефтяные. Каспий с впадающими в него реками содержит мировой генофонд каспийской белуги, русского осетра, севрюги, шипа (до 90 процентов мирового улова) и является единственной в мире кладовой видового разнообразия этих древнейших на земле рыб. Следовательно, выработка согласованных позиций по освоению нефтяных месторождений Каспийского моря должна быть увязана с задачей разрешения межгосударственных противоречий и определением приоритетов в использовании различных ресурсов моря — живых и минеральных, с определением целого комплекса долговременных, основанных на современных достижениях науки природоохранных мероприятий.

Без решения экологических проблем защиты и сохранения морской среды, имея в виду ресурсный аспект и значение бассейна для экологической безопасности региона, осуществление промышленной разработки нефтегазовых месторождений Каспия было бы крайне безответственным шагом.

Угроза уничтожения моря в результате хищнического грабежа его богатств глубоко затрагивает стратегические интересы всех стран в Каспийском регионе. Здесь переплелись не только экономические и геополитические, но и военно-политические аспекты национальной безопасности.

Вызывает обеспокоенность то обстоятельство, что переговоры по Каспию, поиски взаимоприемлемых решений приобрели довольно затяжной характер, хотя участники политических дискуссий и демонстрировали понимание своей исключительной ответственности за судьбу уникального водоема. Действительно, были приложены немалые усилия для определения основных принципов и приоритетов межгосударственного сотрудничества в области использования каспийских богатств. Однако перспектива подписания генерального соглашения пяти прикаспийских государств о статусе Каспия в 1998 году была столь же неопределенна, как и на начальном этапе обсуждения этой проблемы.

Достигнутая договоренность о главных направлениях сотрудничества вокруг Каспийского моря сама по себе отнюдь не сблизила позиции участников переговоров. С самого начала было ясно, что столкнулись две диаметрально противоположные точки зрения. Первая объединяла Россию, Иран и Туркменистан и сводилась к выработке принципов совместного владения и эксплуатации всех ресурсов Каспийского моря и коллективной ответственности прикаспийских стран за последствия этой эксплуатации. Другой точки зрения придерживался Азербайджан и занимавший близкую к нему позицию Казахстан, которые считали, что Каспий надо поделить на пять национальных секторов и предоставить их в полную суверенную собственность каждой из договаривавшихся сторон.

Азербайджан наиболее активно выступал за признание этого водоема пограничным озером с разделом Каспийского моря на пять секторов, каждый из которых должен представлять территориальные воды соответствующего государства, владеющего данной водной территорией на основе исключительного права. При реализации этого плана самые нефтеносные районы отошли бы к Азербайджану и Казахстану. После подписания Гюлистанского контракта и возникших тогда в Москве разногласий в его оценке МИДом, Минтопэнерго и российскими нефтегазовыми компаниями, участвующими в контракте, в Баку стали еще упорнее его отстаивать.

Руководство Казахстана с 1991 года придерживалось ряда определений юридического статуса Каспия, очень схожих с азербайджанским вариантом. По мнению Алма-Аты, Каспий не может быть признан ни морем, ни озером. В случае «озера» будут чрезмерно затруднены судоходство и рыболовство, поскольку это будет связано с пересечением границ суверенных государств. В случая «моря» территориальные воды (200 миль) будут перекрываться друг другом (наибольшая ширина Каспия — 435 км), что также приведет к исчезновению «открытого моря», и соответственно судоходство и рыболовство станут невозможны по тем же причинам. Казахстанская сторона проигнорировала российские предложения о возможности введения 45-мильной зоны территориальных вод.

Исходя из таких посылок, Алма-Ата настаивала на принятии своей методики разделения Каспийского моря на экономические зоны по срединной линии, равноотстоящей от противолежащих точек берегов соседних государств. В пределах данных экономических зон государства имели бы исключительное право на разработку природных ресурсов. Таким образом, ясно видно, что и Баку, и Алма-Ата хотели разделить Каспийское море на «национальные сектора». Эти государства получили бы экономические преимущества и в то же время не несли бы никакой ответственности перед соседями за последствия своей хозяйственной деятельности. Нефтяные контракты Баку и создание международной компании в Казахстане указывали на то, что в вопросе о правовом статусе Каспия эти два государства решили идти по пути раздела водоема по собственным схемам в одностороннем порядке, поставив другие прикаспийские страны перед свершившимся фактом.

Россия, Иран и Туркмения считали подобные действия противоправными и недопустимыми. Иран придерживался мнения о необходимости придания Каспийскому морю правового определения «кондоминиум» («общее владение»). В этом случае, по мнению иранской стороны, совместное владение морем, использование его ресурсов на равных для всех прикаспийских стран правах было бы основано на принципе справедливости. Отстаивая эту позицию, МИД Ирана указал на то, что в отсутствие каких-либо принципиальных взаимоприемлемых договоренностей по правовому режиму Каспия «любое одностороннее действие какой-либо из стран может быть квалифицировано как неправовое». Тегеран был обеспокоен тем, что в условиях неразделенного общего водного пространства «предугадать, что правительства Азербайджана или Казахстана посчитают за континентальный шельф или за территориальные воды, — невозможно».

Учитывая неуступчивость Азербайджана и Казахстана, главы внешнеполитических ведомств России, Ирана и Туркмении в октябре 1996 года в Ашхабаде подписали трехсторонний меморандум о намерении учредить совместную трехстороннюю нефтяную компанию в целях разведки и разработки на дне Каспия согласованных нефтяных и газовых месторождений в прибрежных зонах трех государств. Азербайджанские СМИ оценили создание Россией, Ираном и Туркменией этой структуры как победу Баку в споре о юридическом статусе моря. Обосновывались такие утверждения тем, что Алма-Ата не присоединилась к ашхабадской «тройке», а значит, Азербайджан избежал изоляции. Азербайджанская сторона также считала, что, взяв курс на освоение собственных прибрежных участков, Россия, Иран и Туркмения косвенно признали методику Баку по разделу моря.

Однако Россия, Иран и Туркмения, ориентируясь на работу создаваемой ими компании в «секторах» трех стран, подчеркнули, что речь идет не о «национальных секторах», а о «прибрежных зонах» этих государств. Была предложена компромиссная основа для решения правовых вопросов вокруг Каспия: ограничение юрисдикции прибрежных государств в отношении разработки углеводородного сырья 45-мильной прибрежной зоной с сохранением находящейся за пределами этих участков центральной части моря для совместного освоения.

Обсуждению проблемы правового статуса Каспия была посвящена встреча министров иностранных дел прикаспийских государств в ноябре 1996 года. На этой встрече Россия пошла на некоторые уступки, предложив не только увеличить ширину прибрежной зоны Каспия до 45 миль (вместо 12), но и признать юрисдикцию прибрежных государств на те месторождения, которые уже велись или вот-вот бы начались разработки, независимо от места их расположения. Баку и Алма-Ата приняли это к сведению, и только.

Попытка в очередной раз сдвинуть с мертвой точки вопрос о статусе Каспия не удалась, и это неудивительно. Спор о правовом статусе Каспия — не более чем внешнее проявление глубинных геополитических процессов. В России нерешенность статуса Каспия с самого начала была использована как повод для сомнения в законности подписанных в Баку нефтяных контрактов, которые давали основание для экономического присутствия на Каспии западных стран, прежде всего США. Предложения о расширении территориальных вод являлись своего рода «компромиссом без компромисса»: с одной стороны, Россия вроде бы идет на уступки, с другой — основные месторождения углеводородного сырья все равно остаются за пределами зоны юрисдикции Азербайджана.

Еще труднее было ожидать масштабных уступок от официального Баку. И не только потому, что для России статус Каспия — вопрос экономической выгоды, престижа и «сферы влияния», а для Азербайджана — вопрос выживания. Именно нефтеэкспорт стал основным средством интеграции Азербайджана в мировую экономическую и политическую систему и залогом его независимости.

Длительные и безрезультатные переговоры привели к тому, что на Каспии сложилась достаточно нетрадиционная ситуация. Все прикаспийские государства согласны с тем, что заключение нового соглашения по Каспию необходимо. Однако если в России нерешенность вопроса его правового статуса считается препятствием, например, для заключения нефтяных контрактов, то в Баку ситуацию не драматизируют и заключают новые договоры о разработке очередных месторождений углеродного сырья.

Между тем из истории известно: подобное неустойчивое положение не может сохраняться достаточно долго. Рано или поздно вопрос статуса Каспия конечно же будет решен, причем, учитывая разные позиции сторон, это решение будет означать чье-то поражение и чью-то победу.

Ставки в этой игре слишком высоки — речь идет о контроле над регионом, который в будущем будет обеспечивать нефтью едва ли не всю Европу и Азиатский континент. А география «всемирных бензоколонок», как правило, совпадает с географией «горячих точек». Пока что на Каспии ничто не предвещает войны и между двумя блоками государств существуют лишь разногласия. Однако эти разногласия — лишь внешнее проявление глобального геополитического соперничества. И если из каспийской интриги не будет удалена геополитическая составляющая, отмечают аналитики, то превращение разногласий по статусу Каспия в повод для вооруженных столкновений не выглядит столь уж невероятным.

Вот уже и Г. Алиев в одностороннем порядке начал усиленно продвигать свои проекты освоения каспийских нефтяных месторождений, взяв на себя роль лидера среди прикаспийских государств в формировании новой экономической политики в регионе.

Выдвинуто множество аргументов в пользу как той, так и другой позиции. По мере осознания тупиковости ситуации становится все более очевидным, что предотвратить конфронтационность может только формулирование третьей, компромиссной, позиции, которая вернет доверие друг другу и позволит приступить к практической реализации достигнутых договоренностей.

Позиция, занимаемая Россией в «каспийском вопросе», характеризуется экспертами как сочетание государственных и экономических интересов большинства прикаспийских государств и мировой практики решения подобных вопросов. Анализ аналогичных ситуаций в других регионах планеты показывает, что отдельно взятая страна не может без конечного ущерба для себя «вырвать» свою часть из зоны жизненно важных интересов группы государств, относящихся к этой зоне. Более того, отлучение от осуществления совместной экономической и других видов деятельности в такой зоне является тяжелейшим наказанием для любого государства.

Поэтому, замечают многие специалисты, попытки отдельных прикаспийских стран самостоятельно эксплуатировать ресурсы Каспийского моря в конечном итоге обречены. Нехватка национальных ресурсов для такой эксплуатации, неизбежность диктата со стороны западных партнеров, санкции со стороны других прикаспийских стран, вступивших в правовой и экономический союз, обострение экологических проблем в прибрежных районах рано или поздно заставят такие страны присоединиться к союзу каспийских государств. Однако критическое положение в экономике, сложившееся в большинстве стран СНГ, будет диктовать свою логику поведения правительствам, которые видят в каспийских ресурсах по сути единственный шанс для выхода из кризиса.

В свете этих рассуждений непримиримая позиция Азербайджана и Казахстана вполне понятна и объяснима. Россия и Иран имеют альтернативные нефтяные источники на территории своих государств и могут без большого ущерба для себя вообще отложить вопрос о начале эксплуатации каспийской нефти на несколько лет. Туркменистан больше озабочен обустройством своего уникального газового комплекса и поисками возможностей для транспортировки добытого газа. Кроме того, Туркменистан практически лишен инфраструктуры, которая позволила бы ему в ближайшее время приступить к разработке каспийской нефти. Другое дело — Казахстан и Азербайджан. Для них каспийская нефть является вожделенным средством немедленного получения иностранной валюты. Причем азербайджанская нефтяная промышленность имеет всю необходимую базу для добычи миллионов тонн каспийской нефти.

Убедить азербайджанскую сторону отказаться от претензий на исключительное право добывать и продавать нефть из так называемого азербайджанского сектора можно, только предложив соответствующую валютную компенсацию. Однако ни Россия, ни любая другая заинтересованная сторона, ни все они вместе взятые не в состоянии решить эту проблему. Следовательно, будут находиться все новые причины приемлемых предложений, одновременно делая все для закрепления за собой «своего сектора» де-факто, в том числе связывая себя долговременными обязательствами с влиятельными, включая российские, нефтяными компаниями.

В этих условиях, считают некоторые эксперты, было бы логичным не накалять обстановку, а продолжать ведение переговоров и ждать, когда негативные последствия подобного варианта дадут о себе знать и заставят Азербайджан вместе с Казахстаном вновь обратиться к идее совместных действий с остальными прикаспийскими государствами. Похоже, что именно такой тактики начинает придерживаться российская дипломатия, все чаще заявляя о том, что обсуждающиеся вопросы сложные, что их разрешение потребует длительного времени и поэтому надо, не торопясь и ни в коем случае не поступаясь, своими принципами, двигаться к намеченной цели, то есть к тому моменту, когда все пять стран заявят о своем безоговорочном согласии принять российский вариант совместного соглашения по Каспию. Официальные лица РФ уже считают допустимым приемлемый уровень экономического присутствия Запада на Каспии. Существует консенсус в Москве и о том, что нефтяные месторождения Каспия должны разрабатываться международными консорциумами. Важно только, чтобы присутствие западных компаний в регионе не приводило к усилению политического влияния соответствующих стран, к вытеснению России с занимаемых ею позиций.

Но беда в том, что если политики и дипломаты могут себе позволить не спешить, то само Каспийское море не может ждать, оно гибнет уже сегодня. Коллективные и масштабные меры по спасению этого уникального природного водоема надо принимать немедленно. Если этого не сделать, то через несколько лет самые радикальные шаги могут потерять свой смысл. Это как раз тот случай, когда примат экономической выгоды и политическая принципиальность не могут быть обоснованы перед лицом надвигающейся природной катастрофы.

Пример Аральского моря, казалось бы, раз и навсегда должен был остановить попытки решать экономические проблемы за счет экологии. Однако похоже, что в случае с Каспийским морем все может повториться вновь. Пока дипломаты будут добиваться консенсуса по всему комплексу каспийских проблем, море может превратиться в зловонный водоем, от обладания которым станут открещиваться все нынешние участники переговорного процесса.

Нельзя сказать, что политики этого не понимают. Как раз на переговорах, касающихся экологи, биоресурсов и принципов судоходства были достигнуты наиболее удовлетворительные успехи. Полностью согласованы и парафированы всеми пятью странами некоторые договоры, регламентирующие правила рыболовства и охраны окружающей среды. Беда в том, что ни одна из этих договоренностей не выполняется, поскольку они квалифицируются как составная часть совместного соглашения о правовом режиме Каспийского моря, подписание которого всеми участниками переговоров отодвинуто.

В этой связи логичным было бы обратиться к мировому опыту решения подобных споров, в частности, практике подписания международных договоров сначала ограниченным числом заинтересованных государств и придания им после этого открытого характера для последующего присоединения других заинтересованных участников. Как показывает мировая практика, эффективность такого рода договоров высока, а круг их участников имеет тенденцию к постоянному расширению по мере того, как первые из государств, вступившие в договорные отношения, начинают получать ощутимые выгоды от его реализации. Примерами такого рода договоров могут служить договор о нераспространении ядерного оружия, конвенции по проблемам морского судоходства, использования прибрежных шельфов, правам человека и т. д.

Применение этого принципа для решения «каспийской проблемы» позволило бы подписать ряд важнейших межправительственных соглашений, с которыми были согласны все пять прикаспийских стран. С другой стороны, согласие четырех или первоначально даже трех стран подписать ряд соглашений, с которыми не согласны остальные участники переговоров, также позволило бы приступить к практическим, хотя и ограниченным, шагам в направлении сближения непримиримых позиций.

Последним штрихом в затянувшейся на годы процедуре выработки согласованного решения о статусе Каспия был визит в начале июля 1998 года казахстанского президента в Москву, приуроченный к его дню рождения. «Маленькая хитрость» дала свои плоды — Россия и Казахстан подписали сепаратное соглашение о юридическом статусе шельфовой зоны. Таким образом была продемонстрирована поддержка точки зрения Казахстана, Азербайджана и Туркменистана по каспийской проблеме.

А для того, чтобы «успокоить» иранскую сторону, придерживающуюся иной точки зрения, в Тегеран был срочно послан заместитель министра иностранных дел России Б. Пастухов. В ходе весьма деликатной миссии российский дипломат и его визави — заместитель министра иностранных дел Ирана М. Сармади — подписали совместное заявление, в котором Москва и Тегеран выступили за равноправное использование углеводородных ресурсов Каспия всеми пятью прикаспийскими странами — Россией, Ираном, Казахстаном, Азербайджаном и Туркменистаном.

В заявлении также содержалось категорическое несогласие сторон с планами строительства трубопровода по дну Каспийского моря. Этот проект, поддерживаемый американскими компаниями, Азербайджаном и Казахстаном, по мнению Ирана и России, приведет к экологической катастрофе в регионе. Кроме того, стороны подчеркнули необходимость заключения глобального соглашения по Каспию всеми заинтересованными государствами, после подписания которого и может начаться полномасштабное освоение ресурсов моря.

Во что же на деле может превратиться игра с нефтью? По некоторым данным, «контракт века» о добыче каспийской нефти, подписанный 20 сентября 1994 года сроком на 30 лет Азербайджаном и Международным нефтяным консорциумом, в который позднее была включена российская компания «ЛУКОЙЛ», и серия последующих контрактов могут не только не дать фантастических прибылей, но и обернуться значительными геостратегическими потерями для России, стать политическим блефом тех, кто пытается обыграть ее в большой игре.

Сразу же после подписания контракта эксперты отметили, что от Каспия до Персидского залива протянулась своеобразная «дуга напряженности». Произошло неизбежное: в районе Кавказа столкнулись интересы России и США. Даже предвидя сложный ход событий, Азербайджан пошел на сделку с западными партнерами.

Россия отреагировала на это неоднозначно: МИД поставил вопрос о статусе Каспия, базируясь на двух советско-иранских договорах — 1921 и 1940 гг., в которых, однако, нет никаких указаний, как пользоваться дном этого водоема. Поэтому МИД РФ выступил инициатором подготовки специального соглашения по биоресурсам. Это мнение, с точки зрения азербайджанских аналитиков, шло вразрез с двумя уже подписанными соглашениями: «Об основах совместной деятельности Государственной нефтяной компании Азербайджанской Республики и акционерного общества «Нефтяная компания «ЛУКОЙЛ» (подписана 17 сентября 1993 года Н. Алиевым и В. Алекперовым), «О создании совместного предприятия по разведке и разработке нефтяных и газовых месторождений между Государственной нефтяной компанией Азербайджанской Республики и акционерным обществом «Нефтяная компания «ЛУКОЙЛ» Российской Федерации» (подписана 20 ноября 1993 года от российской стороны тогдашним министром топлива и энергетики Ю. Шафраником).

С точки зрения МИД РФ, Каспийское море — это озеро, в котором любые односторонние действия неизбежно затрагивают интересы всех. По итогам встречи министров иностранных дел прикаспийских государств, состоявшейся в ноябре 1996 года в Ашхабаде, стало очевидно, что на той же позиции стоят Иран и Туркменистан. Однако Азербайджан при поддержке Казахстана настаивал на разделении Каспия на сектора. Независимые эксперты тут же назвали причину: в таком варианте Азербайджан и Казахстан получили бы самые нефтеносные участки. Самые смелые аналитики даже предположили, что спор о «кусках» мог запустить центробежные процессы в России: вслед за Чечней суверенитета — только в данном случае при куске шельфа — могли потребовать Дагестан, Калмыкия и даже Астраханская область.

По оценкам российских геологов, разведанные запасы составляют 12 миллиардов тонн условного топлива, в том числе около 7 миллиардов тонн нефти. Если прикаспийские страны договорятся о разделе Каспия как пограничного озера на сектора, то Казахстан получит доступ к 4,5 миллиардам тонн условного топлива, Азербайджан — к 4 миллиардам, Россия — к 2 миллиардам, Туркменистан — к 1,5 миллиарда тонн.

Исходя из концепции замкнутого моря, Каспий должен стать зоной кондоминиума прикаспийских государств с 12-мильной зоной территориальных вод каждого из них. В этом случае все страны получат равные права на разработку месторождений центральной части моря. В прибрежной зоне Азербайджан и Казахстан будут иметь по 1 миллиарду тонн условного топлива, Россия — 0,5 миллиарда и Туркменистан — 0,3 миллиарда. При этом каждое из названных государств получит право на разработку еще по 2,3 из 9,2 миллиардов тонн условного топлива в центральной части моря, а с учетом равноправного участия Ирана — по 1,84 миллиарда (за пограничной линией Астара — Гасан-Кули иранские шельфовые запасы оцениваются лишь в 800 миллионов тонн газа и в 100 миллионов тонн нефти).

Итак, точка зрения Кремля состоит в категорическом неприятии односторонних действий по изменению статуса Каспия и из признания основной части его акватории общей собственностью прикаспийских государств. Однако многолетние переговоры по статусу Каспия не дают результатов. Почему? У российских дипломатов три объяснения.

Главная проблема — в подписании от имени правительства России бывшим министром топлива и энергетики Ю. Шафраником межправительственного соглашения с Азербайджаном. Признав часть дна Каспия азербайджанской территорией, представитель российской стороны тем самым создал прецедент, который подрывает позицию Москвы на многосторонних переговорах.

Второе объяснение сводится к тому, что на ситуации самым негативным образом сказывается воздействие американской дипломатии. Вашингтон доказывает правительствам прикаспийских государств, что им выгодно разделить Каспий на национальные зоны и добывать нефть каждому на своей территории. К мнению американцев больше всего склонны прислушиваться в Баку и Алма-Ате.

Третья причина, которую называют российские дипломаты, состоит в том, что постсоветские элиты в прикаспийских странах еще недостаточно профессиональны и мало думают о будущем. Для них на данный момент привлекательнее всего «быстрые» нефтедоллары. Что будет потом, через несколько десятков лет, в расчет не берется.

Другим экспертам представляется, что основная причина, которая препятствует Москве достичь желаемых соглашений по Каспию, — это главным образом чисто внутренние российские факторы.

Формально Россия представлена в регионе тремя основными «действующими лицами»: федеральная власть, администрация прикаспийских субъектов Федерации (Калмыкия, Дагестан, Астраханская область) и самый активный «игрок» от мира бизнеса — «ЛУКОЙЛ». Вместо выработки единой линии шла подспудная борьба между МИДом и Минтопэнерго, на поверхности — неестественное противостояние между МИДом и «ЛУКОЙЛом».

Еще более ослабляла российские позиции на Каспии хорошо известная склонность исполнительной власти решать важнейшие вопросы путем не столько согласования точек зрения различных государственных институтов, сколько лобового столкновения или искусных, по мере возможности, маневров и интриг.

Нефтяные игры и споры вокруг судьбы Каспия шли, таким образом, не только на межгосударственном уровне. Среди разных ветвей власти российской элиты также существовало неоднозначное отношение к вопросу о выборе путей и тактики действий России в этом регионе.

Вызывали разногласия позиции о масштабе экспансии отечественных нефтяников. Оппозиционные «ЛУКОЙЛу» круги утверждали, что более жесткая политика правительства в отношении статуса Каспия и соответствующая сдержанность компании в отношении ее участия в освоении месторождений «Чираг», «Азери» и глубоководной части «Гюнешли» привели бы к тому, что присутствие компании в регионе было бы более масштабным, хотя и отсроченным по времени. Их оппоненты в свою очередь ссылались на то, что любая отсрочка вызвала бы окончательное устранение России из числа членов международного консорциума по освоению данных месторождений — Азербайджанским международным консорциумом (АМОК).

Эксперты отмечают также, что политика «ЛУКОЙЛа», поддерживаемая руководителями российского правительства, не всегда вызывает одобрение со стороны представителей других российских нефтяных компаний. Так, «Роснефть» уже высказывала недовольство тем, что правительство не смогло добиться для нее 10-процентного участия в освоении месторождений «Азери», «Чираг» и глубоководной части месторождения «Гюнешли». Компания, безусловно, хотела бы, чтобы ее интересы на Каспии обеспечивались российскими официальными кругами с той же энергией, с какой это делается в отношении «ЛУКОЙЛа».

Ряд наблюдателей не отрицает того факта, что в российской государственной элите возобладали позиции прагматически ориентированных деятелей, понимающих преимущества двустороннего сотрудничества именно в тех сферах, которые приносят экономическую выгоду, особенно когда промедление работает на геополитические потери. Данная линия в российской политике представлена прежде всего топливно-энергетическим комплексом, деятельностью нефтяных компаний, и прежде всего «ЛУКОЙЛОМ» и «Транснефтью», имеющих серьезные материальные интересы в крупнейших азербайджанских проектах по каспийской нефти (в частности, «ЛУКОЙЛ», кроме участия в добыче, намерен стать крупным перевозчиком азербайджанской нефти. В Волгограде уже спущен на воду первый из десяти заказанных танкеров класса «река-море»). И хотя эти интересы не всегда совпадали с долгосрочными государственными интересами (а порой и были даже противоположны официальной политике, например, в вопросе о статусе Каспия), аналитики исходили из того, что их неучастие в упомянутых проектах в условиях активного западного внедрения и традиционной российской неразворотливости грозило бы России потерей важных геополитических интересов в этом регионе.

А теперь — о политических последствиях нефтяного передела.

Относительно интересов западных нефтяных компаний, пока вложивших в каспийский проект около 600 миллионов долларов, аналитики не без оснований предполагали, что за прямым интересом — нефтяными доходами — стоит другой. Опираясь на поддержку своих государств и пробивая их политическое и военное присутствие в Закавказье, всячески способствуя уходу России из этого региона, они добивались для себя неограниченного контроля над Ближним и Средним Востоком, ближне- и средневосточной нефтью, запасы которой неизмеримо больше каспийских, а для Запада вообще — реальной возможности полностью «загнать в угол» непокорные Иран и Ирак.

Так что были все основания предположить, что шум вокруг нефтяного проекта был поднят не столько из-за экономических, сколько из-за политических причин. Ведь реальное решение проблемы трубопровода при неразрешенности карабахского конфликта Азербайджану не выгодно, поскольку оно могло привести к «кипрскому варианту».

В этом контексте скандал, вскрытый российским генералом Л, Рохлиным, председателем комитета Госдумы по обороне, вокруг незаконных поставок Россией оружия Армении и дальнейшая реакция на эту историю тогдашних министра обороны И. Родионова и министра по делам СНГ А. Тулеева, могли быть рассмотрены не только как внутриполитическая интрига или банальное лоббирование интересов «нефтяных» фирм, а как эпизод геополитического плана глобального изменения транспортно-коммуникационного коридора Азия — Европа. В рамках этого проекта даже создание «санитарного кордона» с точками опоры Узбекистан — Азербайджан — Грузия — Турция (Украина) виделась лишь технической частью реорганизации СНГ без России.

Администрация президента Б. Клинтона и американские нефтяные компании активизировали усилия для того, чтобы положить конец вековому контролю России над громадными ресурсами нефти и газа в Каспийском регионе, который крайне важен для стратегии США по обеспечению безопасности важнейших углеводородных месторождений, расположенных вне Ближнего Востока.

В США встречали с распростертыми объятиями лидеров Азербайджана и Грузии, оказали грандиозный прием президенту богатого газом Туркменистана. Заместитель госсекретаря США С. Тэлботт участвовал в качестве посредника в споре между Арменией и Азербайджаном, угрожавшем безопасности трубопровода, по которому должна экспортироваться нефть на Запад, в обход России. Вице-президент А. Гор в ходе его поездки в Москву обсуждал проблемы энергетики, а первая леди США X. Клинтон вынашивала планы посетить Центральную Азию.

Что касается нефтяных компаний, то сотни их представителей курсировали, как челноки, между США и Баку. Корпорация «Мобил» открыла свой офис в крошечном туркменском городке Небитдаг. Четыре крупные компании США подписали в Белом доме контракт, по которому в добычу азербайджанской нефти будет инвестировано 8 миллиардов долларов, а корпорация «Шеврон» планировала затратить 20 миллиардов долларов на разработку казахстанского месторождения Тенгиз, входящего в десятку крупнейших месторождений мира.

Отвечая на вопросы комиссии по поводу своих контактов с международным финансистом Р. Тамразом и его планах прокладки трубопровода для экспорта каспийской нефти, бывший консультант Совета национальной безопасности США Ш. Хеслин неожиданно представила возможность оценить политику своей страны. Администрация США, по ее словам, «старается способствовать обретению независимости богатых нефтью бывших советских республик, которые стараются избавиться от монопольного контроля России за транспортировкой «нефти из региона». По ее словам, в октябре 1995 года президент Б. Клинтон распорядился «поддержать» главу Азербайджана, который испытывал давление России в связи с желанием проложить нефтепровод вне ее прямого контроля. Комиссия сената изучила документ, подготовленный тогда же для Дональда Л. Фулера, занимавшего пост главы Национального демократического комитета и связанного с Р. Тамразом, пожертвовавшего демократам 300 тысяч долларов в расчете на то, что Белый дом поможет продвинуть его проект прокладки нефтепровода.

В Вашингтоне ощущали мощный прессинг со стороны крупнейших нефтяных компаний. Их руководители пытались убедить администрацию президента США отказаться от пророссийской политики и поддержать центральноазиатские республики, попытаться продвинуть нефтяные документы. В результате этого давления поддержка администрацией независимых государств Центральной Азии и доступ Запада в этот регион интенсифицировались. Госдепартамент опубликовал отчет, в котором сказано, что цель США — «безопасно привязать» бывшие республики СССР к Западу посредством «многолинейных нефтепроводов и транспортных коридоров вне России».

Президент Б. Ельцин в одном из своих выступлений публично пожаловался на то, что США «объявили Кавказ зоной своих интересов. Интересами России пренебрегают и американцы, все шире проникающие в регион». Госдепартамент откликнулся на эти слова, поспешив заявить, что «США не разделяют точку зрения о разделе сфер влияния со стороны Соединенных Штатов или какой-либо другой страны».

Ни для кого не является тайной, что закрепление США в Каспийском регионе и на Кавказе по сути означает выталкивание оттуда России. Например, власти Туркменистана выставили на аукционе в Хьюстоне — столице нефтяной индустрии США — 11 месторождений нефти и газа на Каспии. Американские компании владеют в общей сложности 40-процентной долей в Азербайджанской международной операционной компании, начавшей экспортировать в 1998 году на Запад бакинскую нефть. Еще одно свидетельство эрозии российского влияния — приобщение Китая и Индонезии к разработке крупнейшего казахстанского месторождения. Турция, Пакистан и Китай с большим интересом присматривались к громадным запасам газа в Туркменистане и на юге Казахстана.

Для Москвы укрепление иностранного влияния в Каспийском регионе означало возникновение драматического водораздела исторического значения. Богатые ресурсами государства Центральной Азии и Кавказа составляли немалую часть царской России. Большая часть Баку была отстроена в период «большой игры», которая велась в XIX веке между Британией и Россией за контроль территории, простиравшейся от Индии до Черного моря. Именно тогда Баку стал мировым центром нефтяной индустрии.

Поэтому в России рассматривают запасы каспийской нефти и газа как свои собственные. События, последовавшие после 1991 года, наносят примерно такой же удар, как если бы «индейцы вернули себе прерии в конце вестерна», — заявил глава вашингтонского Института Центральной Азии Ф. Стар. Сужение присутствия России в той части мира, которую она считает своим «задним двором» последние 150 лет, вызывает определенное беспокойство. Когда в 1994 году официальные представители администрации и нефтяных компаний США попытались обеспечить доступ Запада в этот регион, Москва ясно дала понять, чтобы они держались подальше. По словам одного из представителей администрации, было заявлено: «Это наша зона, а не ваша, и нам решать, как она будет развиваться».

Последние годы США стремились убедить Россию, что прибыль и рост, подпитываемые стремительным развитием энергоресурсов, в грядущей глобальной экономике будут важнее, чем контроль за месторождениями. «Темпы, с которыми Россия и ее соседи интегрируются в международную экономику, будут скоро далеки от старомодных понятий о контроле», — подчеркнул представитель департамента торговли США Ж. Калтцки, координирующий вопросы энергетической и торговой политики с Россией и другими бывшими республиками Советского Союза.

«Распад Союза начался именно тогда, когда Америка сменила военный мундир на костюм делового человека», — многозначительно обмолвился один из бывших помощников Р. Рейгана. Он имел в виду, что крушение советской империи началось после того, как США сыграли на резком понижении цен на нефть на мировом рынке. Это лишило СССР одного из основных источников дохода и не позволило завершить в срок строительство газопровода в Восточную Европу. Если следовать этой аналогии, то от того, кто будет контролировать разработку каспийской нефти, во многом будет зависеть и ситуация на политической арене, в том числе и территориальная целостность Российской Федерации.

Аналитики прогнозируют: обострение конкуренции между США и Россией за контроль над Каспием еще впереди. Ключевая роль в этой «битве гигантов» отводится Азербайджану.

Значительные объемы планируемых или уже прибывших западных капиталовложений в экономику любой страны или группы стран региона, реализация разработанной стратегии нефтеэкспорта и получения прибыли, обеспечение безопасности всей цепи сотрудничества требуют от высшей администрации стран-доноров заблаговременной выработки и запуска специальной доктрины умиротворения «подшефных» стран и их политических сил, гашения в зонах «жизненных интересов» конфликтных возмущений, построения особой системы политических отношений с младшими партнерами. Именно поэтому вслед за мощным финансово-экономическим наступлением или впереди него непременно осуществляется наращивание политического, а затем, где это считается необходимым, и военно-политического присутствия Запада в интересующем его районе мира.

Эта стратегия в полной мере используется и по отношению к Азербайджану. В данном случае речь идет о внедрении в рассматриваемый регион системы безопасности, построенной на позициях атлантизма с подключением к ней Азербайджана, имеющего особые «приватные» отношения с Западом. Данная система призвана предупредить и блокировать произвольное, без ведома западных стран инициирование политических и военных конфликтов в регионе, удержать ситуацию под контролем.

Подтверждением этому подходу могут быть, по мнению аналитиков, и проходившие в октябре в Черном море военные учения «Си Бриз-98» с участием США, европейских стран — членов НАТО и причерноморских государств. Основными действующими силами маневров стали американские и турецкие ВМС. Символично, что учения совпали по датам с нефтяным саммитом в Анкаре, где при активном участии американцев Турция, Азербайджан, Грузия, Казахстан и Узбекистан подписали декларацию в поддержку маршрута Баку — Джейхан для транспортировки азербайджанской нефти.

Разумеется, реализация такого подхода в Закавказье стала возможна не только благодаря повсеместному ослаблению российского влияния, но и существенному снижению в последние годы военной мощи России, а также близости к закавказскому региону южного фланга НАТО, военных баз США в Турции и на Ближнем Востоке, доминированием США в зоне Персидского залива.

Вслед за острой конкуренцией нефтяных компаний и ряда государств в борьбе за нефтяные запасы Каспийского бассейна наступил новый этап — схватка за транспортировку нефти в промышленно развитые страны. Ключевым моментом этой борьбы стал выбор маршрутов трубопроводов.

Мало того, что запах каспийской нефти обостряет противоборство вовлеченных сторон, дележ гипотетических сокровищ может спровоцировать лобовое столкновение прикаспийских государств. При неблагоприятном развитии ситуации аналитики не исключали и вовлечения в конфликт России, для которой важны не только добыча «своей» нефти со дна моря или транспортировка «чужой» нефти через свою территорию. Каспийский регион — бесспорная сфера российской безопасности.

Специалисты сходятся во мнении, что район Каспия может со временем выйти по своей значимости для мировой добычи нефти на второе место после Ближнего Востока. Общеизвестно, как долго и какой интенсивности конфликты, включая военные, происходили на Ближнем и Среднем Востоке, пока там не установилось нынешнее не очень надежное равновесие. Нечто подобное периодическим ближневосточным взрывам может происходить и вокруг Каспия, если прибрежным государствам не удастся заранее отрегулировать основные проблемы, вызывающие расхождения между ними.

Эти расхождения трудноразрешимы, так как связаны с ожиданием «золотого дождя», который должен вывести каждого из каспийских «нефтевладельцев» на уровень материального благополучия не ниже, чем, скажем, в Арабских Эмиратах. К тому же у лидеров и элит новых прикаспийских государств нет ни исторической традиции, ни достаточного опыта для выработки прочных компромиссов с соседями. Советы иностранных «специалистов», на которые им приходится полагаться, редко диктуются бескорыстной заботой о благе принимающей их страны.

На Ближнем Востоке США, а через них и Западная Европа смогли опереться на Израиль, играющий роль стратегического союзника Запада в деле пресечения непостоянства или обуздания строптивости арабских режимов. В Каспийском регионе на роль опоры для Западной Европы есть только один кандидат — Россия, поскольку все остальные участники соревнования сами слишком слабы и внутренне неустойчивы.

Будущее российской государственности немыслимо без сохранения ее влияния в сферах своих жизненных интересов. Нефть Прикаспия, при всей ее экономической значимости, лишь оболочка главной политической задачи — восстановления могущества России.

Если первый раунд борьбы за распоряжение каспийской нефтью официальная Москва, во всяком случае в лице МИДа, похоже, проиграла, то в вопросе маршрута транспортирования как «ранней», так и «большой» нефти у нее есть более весомые аргументы. Россия располагает сетью трубопроводов, которые могут быть включены в каспийскую транспортную сеть, что делает транспортировку через Россию существенно дешевле, чем любым иным путем. В первую очередь речь идет о нефти Тенгзизского месторождения в Казахстане. Именно с Тенгизской нефти и должен начаться Каспийский трубопроводный консорциум (КТК).

Первоучредителями КТК были Казахстан и Оман. В июле 1993 года Верховный Совет РФ ратифицировал соглашение о присоединении к консорциуму России. КТК создавался на паритетных началах. Все участники получали равные права в его управлении и распределении прибыли, источником которой должны были стать тарифы за перекачку нефти. Оман взял на себя обеспечение общего финансирования проекта. Казахстан предоставлял свою нефть, Россия — трубопроводы, строительные мощности и рабочих.

Претворить грандиозный проект в жизнь до конца XX столетия, как первоначально планировалось, не удалось. По новому графику работы трубопровод и терминал будут введены в строй лишь в конце 2001 года.

По мнению российских экспертов, пуск второй очереди КТК потребует более крупных затрат. Общая стоимость проекта достигнет минимум 5 миллиардов долларов. Полностью завершить проект планируется лишь в 2014 году.

Протяженность трубопровода Тенгиз — Черное море составит 1500 километров. Он минует Чечню и другие северокавказские республики. Первая очередь КТК — от Кропоткина до черноморского терминала в Южной Озереевке недалеко от Новороссийска — встраивается в действующую российскую трубопроводную систему. Новая ветка позволит расширить общий экспорт нефти на 15 миллионов тонн, то есть российский экспорт сможет возрасти на 9—10 миллионов тонн.

Но на пути реализации проекта встала серьезная проблема финансирования. Крупные банки не желают кредитовать КТК. Иностранные банки отказываются кредитовать проект без гарантий российского правительства, а точнее — Министерства финансов.

Единственное, чем располагал КТК, — это гарантиями государственной нефтяной компании «Роснефть» по минимальной прокачке нефти по трубопроводу в объеме 9 миллионов тонн в год. Однако гарантии по прокачке мало что значат для еще не построенного трубопровода, под который никак не удавалось найти инвестора. К тому же позиции «Роснефти» как надежного гаранта были сильно ослаблены решением президента России передать крупнейшее структурное подразделение «Роснефти» — компанию «Ноябрьскнефтегаз» — новой, рожденной в недрах президентской администрации Сибирской нефтяной компании.

Фактическая финансовая несостоятельность КТК подтолкнула американский «Шеврон» к переговорам с Россией и Казахстаном о возможности участия в консорциуме. Американцы предложили изменить структуру собственников КТК, распределив поровну — по 25 процентов — голосующие акции между Россией, Казахстаном и «Шевроном».

Здесь необходимо сделать небольшой ретроспективный экскурс.

В ноябре 1994 года, как раз накануне войны в Чечне, в Лиссабоне была принята «Энергетическая хартия для России». Ее подписали Мировое энергетическое агентство (МЭА), несколько североамериканских и западноевропейских нефтекорпораций, а также министерства энергетики почти всех стран «большой семерки», кроме Японии. В этом документе сказано, в частности, что Запад будет наращивать капиталовложения в российский нефтегазовый комплекс и объемы закупок нефти у России. Но взамен она должна гарантировать беспрепятственную поставку нефтесырья в индустриальные страны. Гарантии же эти должны распространяться и на «своевременный транзит» через Россию нефтегазопродукции, вывозимой в эти же страны из других республик СНГ. В комментариях экспертов нефтекорпораций МЭА и ОПЕК по поводу «Лиссабонской хартии» отмечалось, что под другими республиками Содружества подразумевались прежде всего Азербайджан и Казахстан. Именно в регионе между Черным и Каспийским морями — на Северном Кавказе — сосредоточена основная часть нефте- и газопроводов, соединяющих республики бывшего Советского Союза с азовско-черноморскими и дунайскими портами.

«Чеченский нарыв» требовал в контексте вышеизложенного скорейшего вскрытия. Это было необходимо еще по нескольким причинам. Прежде всего, Дж. Дудаев и его эмиссары выступали за национализацию автономиями России расположенных на их территории нефтегазоресурсов и всех объектов нефтегазового комплекса, что должно было способствовать созданию внутри России своего рода ОПЕК, состоявшей из «нефтегазовых автономий, не подчиняющихся российскому руководству».

Далее. В Грозном находился один из немногих нефтеперерабатывающих заводов бывшего Союза, оснащенный технологией глубокой переработки нефти, позволявшей вырабатывать высококачественные нефтепродукты и нефтехимические полуфабрикаты. Более того, вплоть до декабря 1994 года отпускные цены Грозненского завода на нефтепродукцию были самыми низкими в стране.

И наконец, Дж. Дудаев требовал личных переговоров с иностранными нефтекорпорациями, намеревавшимися транспортировать — каспийскую нефть на экспорт.

Все это, по мнению экспертов, давало почву для размышлений об истинных мотивах, побудивших Москву после длительного терпимого отношения к режиму Дудаева вдруг прибегнуть к радикальным методам «восстановления конституционного порядка в Чечне».

Между тем уже в январе — марте 1994 года каспийские консорциумы активизировали переговоры с правительствами Грузии и Турции о возможности экспортной транспортировки каспийской нефти через эти страны к портам Средиземноморья в Турции или к портам Поти и Батуми в Грузии, а Турция, чтобы снизить шансы российского проекта и придать больший вес собственным аргументам, предприняла попытку ввести ограничения на свободный проход нефте-танкеров через проливы, контролирующие выход из Черного моря. Ссылаясь на экологические причины и огромный риск, который эти опасные перевозки якобы создавали для Стамбула — что никогда прежде не вызывало беспокойства у Анкары, — турецкое правительство потребовало пересмотра Конвенции 1936 года, принятой в Монтре и определившей режим проливов Босфор и Дарданеллы.

Москва категорически отвергла это требование. Но 13 марта 1994 года произошла новая катастрофа — 444-я за 40 лет: столкнулись кипрский нефтетанкер и кипрское же грузовое судно. И Турция воспользовалась этим случаем, чтобы заявить о вступлении в силу с 1 июля 1994 года особого режима якобы с целью навести некоторый порядок в этом сумасшедшем морском движении, а при необходимости и снизить его интенсивность.

Ответная реакция Москвы не заставила себя долго ждать: сразу же после подписания 20 сентября 1994 года контракта между Азербайджаном и международным консорциумом, несмотря на участие в этом соглашении российской компании «ЛУКОЙЛ», Кремль заявил свой протест.

Именно с того времени МИД начал настаивать на юридической норме, согласно которой Каспийское море является закрытым бассейном и на него не распространяется принятое международным правом понятие территориальных вод.

В Азербайджане же официально заявляли, что рассматривают два направления транспортировки нефти: через Грузию и через Россию. Первый вице-президент Азербайджанской Международной операционной компании А. Маккафи сказал, что «предпочтительным вариантом является транспортировка нефти в турецкий порт Джейхан», что и называется в Баку «грузинским маршрутом».

Как заявила премьер-министр Турции Т. Чилер во время своего визита в Баку, Турция будет добиваться того, чтобы маршрут трубопровода по доставке нефти с шельфовых месторождений Азербайджана «Азери», «Чираг» и «Гюнешли» на мировые рынки пролегал по ее территории. По словам Т. Чилер, азербайджанская сторона поддерживает Турцию в этом вопросе. Турецкая позиция находит также понимание и у правительства США.

Однако какими бы ни были трассы прокладки по территории Турции, миновать районы расселения потенциально мятежных курдов невозможно. Фронт национального освобождения Курдистана выступил с заявлением, что не допустит строительства нефтепровода через контролируемую курдами территорию и при этом не остановится перед применением силы.

Ситуация особенно осложнялась в силу нестабильности в закавказских республиках бывшего СССР. В конфликте между Арменией и Азербайджаном официальная Анкара справедливо поддерживает Баку. Наиболее естественный путь прокладки трубопровода от каспийских месторождений в Турцию проходит как раз через территорию Азербайджана, часть которого занята армянскими войсками, так и собственно по территории Армении. Но до установления дипломатических отношений с Ереваном, обусловленных со стороны Турции полным выводом армянских войск с азербайджанской территории, Анкара не согласилась бы на прохождение ветки нефтепровода через Армению. Но даже если прокладка трассы через армянскую территорию и оказалась бы возможной, нефтепровод все равно прошел бы через те районы Турции, где расположены тайные базы боевиков Курдской рабочей партии.

Что касается Грузии, то она твердо контролировала только небольшой район, прилегавший к столице страны. Криминальный взрыв, тлеющая гражданская война и ситуация в Абхазии на фоне полного развала грузинской армии делали Грузию немногим более привлекательней для огромных иностранных инвестиций.

Возможен был обходной путь из Азербайджана через Иран. Но против него выступали западноевропейские страны и США, не желавшие терять контроль за нефтяным потоком из Каспия. Как ни парадоксально это звучит, но в отсутствие каких-либо экономических рычагов у России на тот период оказалось достаточно политических средств, чтобы блокировать попытки Турции монополизировать пути транспортировки каспийской нефти.

Визит турецкого премьера в Казахстан был фактически истолкован Кремлем как вызов России помериться силами в новой геополитической реальности. При таком толковании Москва приобретала свободу рук как в турецком Курдистане, так и в Закавказье. Учитывая мощный потенциал курдского национализма, традиционно тесно связанного как с марксизмом, так и с Россией (точнее, с СССР), у последней был шанс потопить все проекты нефтепроводов, которые могли пройти как по восточной Турции, так и в обход нее через Грузию. Правда, для этого Москве пришлось бы расстаться с изрядной долей своего демократического имиджа, приобретенного столь дорогой ценой.

Официальные представители Украины, заручившись принципиальным согласием Грузии, тоже пытались убедить азербайджанскую сторону в том, что «раннюю» и «большую» нефть Азербайджана целесообразно экспортировать на Запад через Украину. Болгария предложила свою территорию, Румыния — свою.

Поиски путей выхода каспийской нефти на мировой рынок продолжались. В сентябре американская компания «Шеврон» использовала грузинский транспортный коридор, отправив в обход России 20 тысяч тонн Тенгизской нефти по железной дороге до порта Батуми. Было заявлено, что если проект будет сочтен удачным, то через Батуми ежемесячно будет перевозиться около 100 тысяч тонн казахстанской нефти. Но этот маршрут сразу же был раскритикован российским МИДом, поскольку никак не мог стать серьезной альтернативой магистральному нефтепроводу на Новороссийск. Дело, наверное, было в другом: в случае реализации этого проекта Россия понесла бы серьезные материальные потери. Хотя, конечно, мидовцы были правы: железная дорога никак не способна заменить трубопровод. А он нуждался в реконструкции, для чего, кстати, требовалось не менее четверти миллиарда долларов, да и уязвим для воздействия со стороны Абхазии, где не прекращались боевые действия.

Дискуссии вокруг предполагаемых маршрутов нефтепроводов обнаружили острое соперничество держав за контроль над нефтью Каспийского бассейна. Ведь фактически решалась судьба энергетических ресурсов XXI века. На одном из семинаров НАТО даже обсуждалась идея размещения в районе Каспия военного контингента США — по аналогии с Персидским заливом.

Сценарий, при котором на Кавказе может появиться много мелких независимых или полунезависимых государств, не столь уж абсурден. И они уже будут ориентированы не только на Москву, но и на Тегеран, и на Анкару. Одна из основных причин отсутствия стратегического равновесия и стабильности в регионе — экономическая слабость России. Правда, эксперты успокаивали — Иран и Турция тоже не в состоянии осуществлять экономическое господство в регионе и контролировать происходящие там процессы.

В этой главе уже упоминалось о том, что военная акция против, мятежного генерала Дж. Дудаева, на которого до этого смотрели сквозь пальцы, началась спустя два месяца после подписания 20 сентября 1994 года первого азербайджанского нефтяного контракта. Почти синхронно с российской армией турецкая предприняла карательный рейд в Северный Ирак, где располагались основные базы курдских сепаратистов, обе стороны таким образом «расчищали» путь для своих нефтепроводов.

Чеченский участок составляет лишь одну десятую часть нефтепровода Баку — Новороссийск общей протяженностью 1411 километров. По нему в 1997 году начала транспортироваться так называемая «ранняя», или первая, нефть с месторождений на каспийском шельфе, разрабатываемых консорциумом международных нефтяных компаний.

Это стало возможным лишь после того, как Россия с подачи генерала А. Лебедя де-факто признала самостоятельность Ичкерии, а затем на вахту финансово-экономических интересов российских олигархов сначала на Кавказе, а позже в СНГ заступил Б. Березовский. Однако на новом этапе российско-чеченских отношений возникли новые геополитические проблемы.

Власти в Грозном намеревались отказаться от посреднических услуг российской компании «Транснефть» и заключить с Азербайджанским международным консорциумом (АМОК) прямое соглашение по вопросам транспортировки через территорию Чечни азербайджанской нефти. Об этом прямо заявил президент действующей в республике нефтяной компании «ЮНКО» Хож-Ахмед Яриханов. Действительно, уже начиная с февраля 1997 года первая азербайджанская нефть стала поступать на терминалы Новороссийска.

Нестабильность в Чечне нанесла существенный ущерб интересам России в двух очень крупных нефтяных проектах в СНГ. Итогом боевых действий стало смещение маршрутов в транспортировке нефти, добываемой на месторождении Тенгиз в Казахстане и азербайджанском шельфе Каспийского моря в стороны альтернативных вариантов — в обход России. Завершение военных действий и вывод российских войск с территории Чечни на фоне явного усиления влияния продудаевских сил подчеркнули безуспешность попытки российской правящей элиты решить вопрос контроля над нефтепроводом силовыми методами, ценой колоссальных потерь.

Под предлогом предупреждения поставок оружия чеченским сепаратистам Россия закрыла границу с Азербайджаном в декабре 1994 года. До этого 70 процентов всего экспорта и импорта республики осуществлялось через Россию. Азербайджан же сумел быстро переориентировать свои транспортные потоки на Грузию. В результате дороги на Россию пусты, на Грузию забиты составами. Железная дорога, где раньше проходило 150 поездов в день, ржавеет. Зато построено 6 паромов через Каспий, строится еще 4.

Республики Центральной Азии, оценив дешевизну нового пути, начали торговать с Ираном и Турцией через Азербайджан и Грузию. Россия на одном только транзите несет колоссальные убытки. Все более перспективным виделся маршрут трубопровода не через Чечню, а через Грузию. Дагестан, который жил в теснейшем экономическом симбиозе с Азербайджаном, оказался в еще большей блокаде, чем Баку. В итоге потери России только на торговых маршрутах за последние два года составили 6,1 миллиарда рублей.

Устройство альтернативных региональных транспортных коридоров — способ ослабления геополитических позиций России. В обозримом будущем она может столкнуться с перспективой утраты контроля над важными транспортными коммуникациями, выводящими ее на внешние рынки и пренебрежением транзита через Россию со стороны других стран.

Не исключается и одновременное формирование в Закавказье недружественной России стратегической оси Тбилиси — Баку — Анкара. Инструментом влияния Запада на эти республики может стать их огромная внешняя задолженность.

Глава 4 «КИНДЕР-СЮРПРИЗ»

Причины падения правительства В. Черномырдина и политического вознесения мало кому известного «младореформатора» С. Кириенко лежат не на поверхности, как это изображалось в легковесных СМИ. Все было гораздо глубже.

Умный молодой премьер напоминал цветок. Но ведь люди знают, из чего произрастают розы. Какая почва взрастила С. Кириенко? Чьи интересы он выражал? Или, может быть, правильнее поставить вопрос так: какая часть элиты поручила ему выражать ее интересы?

К марту 1998 года в России самыми крупными и влиятельными элитами стали газовая, нефтяная и банковская. Первые две роднило то, что они возникли на базе государственной экономики. Третья относится к частному сектору.

Газовики и в советские времена были сплочены и организованы, а потому раньше всех осознали и реализовали все преимущества «естественной монополии» при неразвитом рынке. Уже в 1990 году отрасль вышла из-под непосредственного подчинения союзного правительства, эффективно реорганизовавшись по собственной инициативе в государственный концерн «Газпром». Решающую роль в этом сыграл лично В. Черномырдин.

Ядро газовой элиты — высший менеджмент входящих в РАО «Газпром» газодобывающих объединений. Всего их восемь, крупнейшими являются «Уренгойгазпром», «Надымгазпром», «Ямбурггаз».

Газовую элиту составляли также руководители тридцати региональных предприятий газопроводного транспорта, внешнеэкономического предприятия «Газ-экспорт». Кроме того, сюда входили контролируемые «Газпромом» банки: «Мосбизнесбанк», «Империал», «Газпромбанк», «ИнтерТЭКбанк» и другие, входившие в первую сотню крупнейших российских банков. Правда, после августа 1998 года некоторые из них приказали долго жить. Впрочем, некоторые эксперты не исключают, что это тоже входило в замыслы устроителей финансового кризиса.

Западные аналитики отмечают, что газовая элита — самая иерархичная и дисциплинированная среди современных экономических элит в России. Этим она отличается, в частности, от нефтяной. Ее даже сравнивают с военной структурой. Трудно вспомнить случай, когда кто-либо из авторитетных газовиков публично высказал бы мнение, идущее вразрез с линией руководства. Поэтому их и называют «газовыми генералами».

У этой элиты было сильное преимущество, являвшееся одновременно и недостатком: она не создавала своих публичных лоббистских, профессиональных и клубных структур, поскольку не нуждалась в них. Все необходимые вопросы решались автоматически на самом высоком государственном уровне. Ясно, что ослабление позиции человека, на котором все держалось, означало ослабление всей элиты. Но кресло Виктора Степановича Черномырдина казалось таким устойчивым…

Газовая отрасль давно притягивала к себе внимание тех, кто хотел бы раздробить и разделить эту естественную монополию. На нее алчно взирали многие конкурирующие финансово-промышленные группировки. Есть сведения, что был разработан долгосрочный план лишения ее целостности. В качестве препятствия, которое не могли преодолеть хищные финансисты, выступал всего один-единственный человек. Но этого человека звали Виктором Степановичем Черномырдиным.

Нефтяную элиту, в отличие от газовой, называют «нефтяными баронами». Это группа очень значимых персон. Тридцать нефтедобывающих объединений и двадцать восемь нефтеперерабатывающих и нефтехимических заводов обладают производственной и коммерческой самостоятельностью, включая внешнеэкономические связи. В отрасли несколько десятков предприятий, осуществляющих транспортировку нефти и нефтепродуктов по трубопроводам, и примерно столько же, осуществляющих оптовую торговлю нефтепродуктами внутри страны.

Представители нефтяной элиты в правительстве — министры топлива и энергетики. Именно на этот пост был выдвинут выходец из Нижнего Новгорода С. Кириенко. С мая 1997 года он занимал должность первого заместителя министра. С 1996 года руководил нефтяной компанией «НОРСИ-ОЙЛ». До этого возглавлял правление нижегородского банка «Гарантия», еще раньше — кооператив.

Наблюдатели отмечали, что переход из руководства коммерческих банков в правительственные структуры — явление привычное для России. Летом 1996 года в кабинет министров на должность первого вице-премьера приходил крупнейший негосударственный банкир В. Потанин, пребывавший там девять месяцев, а затем снова вернувшийся в родной банк, осенью того же года заместителем секретаря Совета безопасности стал видный предприниматель Б. Березовский. Подконтрольная банкам пресса ликовала и с чувством глубокого удовлетворения констатировала начало «нового качественного этапа в деятельности исполнительной власти» («Время», ОРТ, 8 октября, 1996 г.).

Банковская элита, безусловно, одна из самых влиятельных сил в России. Мероприятия Ассоциации российских банков освещались в прессе как крупные события общенационального масштаба. Велико их воздействие на «святая святых» государственной политики — кадровую. После «черного вторника» 1994 года Ассоциация публично предложила ряд своих кандидатур на посты министра финансов и председателя Центробанка. Побывали в правительственных креслах П. Авен, С. Дубинин и другие представители банковской элиты.

В 1997 году интересы финансистов и естественных монополий схлестнулись. Борьба была многотрудной, с переменным успехом. Результаты стали известны в 1998 году: «Газпром» устоял, несговорчивый В. Черномырдин был уволен.

На смену ему пришел С. Кириенко. Вот какую «объективку» получила на него думская фракция КПРФ из Нижегородского обкома в ответ на свой запрос:

«Кириенко Сергей Владиленович родился в 1962 году в г. Сухуми.

Отец: Израитель Владилен Яковлевич, еврей, работал на кафедре философии Горьковского (Нижегородского) института инженеров водного транспорта, профессор, умер.

Женат, жена — детский врач, двое детей.

Образование высшее: Горьковский (Нижегородский) институт инженеров водного транспорта и Академия народного хозяйства при Совете Министров СССР. В институте вступил в ряды КПСС.

По распределению был направлен на Горьковский завод «Красное Сормово». К производственной деятельности быстро охладел, сосредоточился на общественной работе, где сделал быструю карьеру: избирался секретарем комсомольской организации завода, членом ЦК ВЛКСМ.

Беспринципен: ради карьеры пойдет на все, отказавшись от фамилии отца и взяв фамилию матери, тем не менее поступил в институт к папе. Увидев, что КПСС теряет «руководящую и направляющую» силу, предав комсомольские идеалы, быстро сбежал в денежную сферу. Возглавил кооператив, правление социально-коммерческого банка «Гарантия». С 1996 года президент нефтяной компании «НОРСИ-ойл». С мая 1997 года первый заместитель министра топлива и энергетики РФ. Партийный билет хранит на всякий случай.

По собственным его словам, у него советская национальность.

Честолюбив, высокомерен, беззастенчив, капризен. Хотя и не глуп, но в суждениях и поступках поверхностен. Умеет вовремя, сменив должность, уйти от ответственности.

Берется за любое дело, даже если в нем ничего не понимает. Будет без конца советоваться со всеми, особенно равными себе по должности или вышестоящими, что позволяет в случае неудачи переложить вину на них.

В «Интернете» на своей страничке израильская газета «Вести» подтвердила информацию газеты «Известия» о том, что Сергей Кириенко имел израильское гражданство. «Вести» отмечают, что отделение министерства внутренних дел Израиля в городе Холон (пригород Тель-Авива) подтвердило, что соответствующее удостоверение в свое время выдавалось здесь С. Кириенко, когда он был банкиром. Однако после отказа Б. Березовского от израильского подданства С. Кириенко последовал его примеру, как и ряд других бизнесменов и политических деятелей…

С. Кириенко обвиняют в связях с американской религиозной сектой, которая считается коммерческой организацией, также известной как «Хаббард колледж». Секта считается чрезвычайно опасной, и все ее члены объединены полной лояльностью идеалам секты».

31 марта 1998 года в Государственной думе состоялась встреча С. Кириенко с депутатами фракции КПРФ. Они еще не знали, что кандидат на пост премьер-министра совсем недавно зарегистрировал патент на изобретение уличной игры, привезенной им из США, называемой в обиходе «лохотроном» — разновидности наперсточного жульничества. Премьер-наперсточник! Об этом немного позже рассказала газета «Совершенно секретно».

Но и того, что прислали из Нижнего Новгорода, хватало. По сведениям от депутатов КПРФ, выступление С. Кириенко на заседании фракции и его ответы на заданные ему вопросы носили общий характер. Они показали, что кандидат в премьеры «слабо владеет ситуацией в стране», кроме положения в топливно-энергетическом комплексе, с которым он оказался знаком достаточно хорошо.

После того как С. Кириенко покинул заседание фракции, состоялось обсуждение его кандидатуры, которое не изменило уже известной позиции КПРФ, остающейся критической и негативной по отношению к тому «гибельному для России политическому и экономическому курсу», который до того неизменно проводили в жизнь предыдущие правительства России.

Отдельные депутаты-коммунисты тем не менее отметили, что проблема утверждения кандидатуры С. Кириенко скорее заключается не в его конкретной личности, а в том, что он уже открыто декларировал приверженность прежнему правительственному курсу, который КПРФ и ее союзники публично осуждали.

Кроме того, как указывали некоторые члены ком-фракции, президент РФ сам осложнил положение, потребовав от Госдумы утверждения С. Кириенко «в ультимативном тоне».

Левопатриотическая оппозиция, особенно КПРФ, в этих условиях не могла «терять лицо» и соглашаться на ультиматум президента. Поэтому фракции КПРФ ничего не оставалось делать, кроме как голосовать против представленной им кандидатуры.

Государственная дума по инициативе коммунистов приняла обращение к президенту с просьбой о проведении обязательных предварительных консультаций по кандидатуре главы правительства. Если компромисс не будет достигнут, фракция КПРФ, по утверждению некоторых депутатов, была готова идти на роспуск Госдумы и на новые парламентские выборы.

Результаты первого тура голосования по кандидатуре С. Кириенко с точки зрения аналитиков малоинтересны, так как негативный исход был предсказуем. Бюллетеней в пользу и. о. премьера было гораздо меньше того, на что рассчитывал Б. Ельцин, его администрация и сам С. Кириенко.

Б. Ельцин с большим опозданием и не от хорошей жизни вынужденно пошел на проведение встречи «большой четверки» и заседание «круглого стола», которые, по мнению многих политологов, не имели ничего общего с демократическими процедурами предварительных согласований и поиском компромисса. Он недвусмысленно дал понять, что не отступит ни перед вторым, ни перед третьим голосованием.

Перед вторым туром, намеченным на 17 апреля, председатель Госдумы Г. Селезнев имел встречу с Б. Ельциным и высказал общее настроение большинства депутатов, которые будут голосовать против кандидатуры С. Кириенко. Президент ответил: у него нет другого кандидата на пост премьера и если кандидатура С. Кириенко не получит одобрения в Госдуме, то он воспользуется своими конституционными правами.

Упорство Б. Ельцина победило: с большим трудом, путем различных комбинаций и компромиссов кандидатура С. Кириенко все же прошла — с третьей попытки!

Началось формирование нового кабинета. Оно проходило в русле так называемой административной реформы, объявленной Б. Ельциным в феврале 1998 года в Послании Федеральному собранию. Реформа предполагала приведение структуры и состава высшего органа исполнительной власти в соответствие с недавно принятым федеральным конституционным законом «О Правительстве РФ». В нем шла речь о существенном расширении полномочий федеральных министерств при одновременной ликвидации института первых вице-премьеров и существенном сокращении количества «обычных» вице-премьерских постов.

С. Кириенко сразу же утвердил четырехмесячный план сокращения (на 30 процентов) и реорганизации аппарата правительства. Как заявил новый премьер, план будет осуществляться поэтапно, по мере передачи компетенции в решении тех или иных организационных и технических проблем.

Политологи отмечали, что с политической точки зрения реорганизация правительства выглядела крупнейшей с весны 1997 года кадровой чисткой. Всего в состав кабинета, наряду с самим премьером и тремя его заместителями, вошли 22 федеральных министра и 11 руководителей государственных комитетов. Последние, как и руководители федеральных служб, официально в структуру правительства не входили. Два министерства и шесть госкомитетов были ликвидированы, еще три реорганизованы. Произошло перераспределение ряда функций: вместо Министерства по внешнеэкономическим связям и торговле на базе его инфраструктуры создали Министерство промышленности и торговли, к которому отошел ряд полномочий существенно ослабившегося Минэкономики; образовали Министерство науки и технологий.

Существенно изменился и кадровый состав правительства. К руководству министерств и ведомств пришли пятнадцать новичков, в том числе один вице-премьер, и руководитель аппарата правительства, восемь федеральных министров и пять руководителей государственных комитетов и федеральных служб.

Новые руководящие должности в кабинете С. Кириенко получили заместитель председателя правительства С. Христенко, ранее работавший заместителем министра финансов при А. Чубайсе и М. Задорнове; руководитель аппарата правительства Н. Хваткое — очередной земляк С. Кириенко и Б. Немцова, ранее возглавлявший Борский коммерческий банк в Нижнем Новгороде. Именно этот банк выступил одним из учредителей банка «Гарантия», которым, как известно, еще год назад руководил новый глава правительства.

Министром топлива и энергетики стал С. Генералов, прежде работавший заместителем председателя правления банка «МЕНАТЕП» и старшим вице-президентом холдинга «Роспром»; министром юстиции — П. Крашенинников, бывший при С. Степашине его первым заместителем; министром сельского хозяйства и продовольствия — В. Семенов, бывший руководитель подмосковной агрофирмы «Белая дача» — главного поставщика элитной овощной продукции к руководящим кухням; министром природных ресурсов — В. Некрутенко, до того занимавший пост начальника департамента собственности и регулирования естественных монополий аппарата правительства; министром здравоохранения — О. Рутковский, прежде работавший директором Первой градской больницы в г. Москве; министром региональной и национальной политики — Е. Сапиро, возглавлявший законодательное собрание Пермской области; министром земельной политики и жилищно-коммунального хозяйства — И. Южанов, считавшийся выдвиженцем «питерской» команды А. Чубайса, имевший опыт руководства Роскомземом.

В числе новичков также депутат Государственной думы из фракции «Яблоко» О. Дмитриева, занявшая пост министра труда и социального развития; депутат Госдумы из группы «Российские регионы» В. Гоман, ставший руководителем Государственного комитета по делам Севера; заместитель С. Кириенко в Минтопэнерго С. Новиков, получивший пост руководителя Государственного комитета по государственным резервам; первый заместитель прежнего руководителя Государственного таможенного комитета А. Круглова; В. Драганов, ставший руководителем ГТК; депутат Госдумы от фракции НДР М. Сеславинский, получивший пост руководителя Федеральной службы по телевидению и радиовещанию, и единственный «политический» назначенец, ранее возглавлявший соответствующий профильный профсоюз В. Будько, ставший руководителем Федеральной службы по регулированию естественных монополий на транспорте.

Кроме того, вновь созданное Министерство промышленности и торговли возглавил Г. Габуния, который в качестве недавнего заместителя руководителя Министерства по внешнеэкономическим связям и торговле курировал отношения с международными экономическими организациями, прежде всего Всемирной торговой организацией. Однако, в отличие от других, Г. Габуния полноценным министром сразу не стал: его назначили «исполняющим обязанности» с трехмесячным испытательным сроком.

За исключением экс-министра внутренних дел А. Куликова и сменившего его на этом посту С. Степашина, свои должности сохранили «силовики». Это свидетельствовало об особом доверии к ним президента. Правда, наблюдатели отмечали неясность с дальнейшими перспективами министра обороны И. Сергеева. Срок контракта ему был продлен только на год, что не могло не вызывать повышенную нервозность в аппарате военного ведомства.

Структура нового правительства наводила экспертов на глубокие раздумья.

На первый взгляд С. Кириенко выполнил обещание, данное им в процессе назначения, и добился существенного сокращения количества своих заместителей, что и предусматривалось новым законом «О правительстве». Для сведения: в кабинете В. Черномырдина было два первых вице-премьера и от шести до восьми «рядовых».

На самом же деле ситуация выглядела несколько иначе. Дело в том, что в новом правительстве гораздо более активную роль, чем ранее, играл специальный руководящий орган — президиум, члены которого располагали рядом дополнительных прав и полномочий. В частности, они располагали дополнительными кабинетами в Белом доме, правом самостоятельно нанимать свой секретариат, возможностью курировать сравнительно большее количество государственных комитетов и федеральных служб.

В состав президиума, наряду с премьером и его заместителями, вошли министры: науки и технологий — В. Булгак, финансов — М. Задорнов, экономики — Я. Уринсон, государственного имущества — Ф. Газизуллин.

Простые расчеты показывали, что этот список мог быть расширен за счет сохранившего ранг вице-премьера И. Рыбкина, назначенного полномочным представителем президента РФ в странах СНГ и пользовавшегося репутацией политика, близкого к Б. Березовскому. Другим кандидатом на место в президиуме называли Р. Абдулатипова, считавшегося, несмотря на недовольство со стороны руководства Чечни, одним из ведущих российских специалистов по проблемам Северного Кавказа. Имелась информация о том, что ему собирались предложить должность главы представительства федерального центра в этом регионе, причем опять-таки в прежнем статусе заместителя председателя правительства.

Помимо этого, на членство в президиуме — с учетом статуса ведомства — в перспективе мог рассчитывать и новый министр промышленности и торговли Г. Габуния, но только после того, как избавится от приставки «и. о». Общее количество членов правительственного руководства после этого достигло бы одиннадцати — как раз по числу вице-премьерских кабинетов в Белом доме.

Таким образом, новая структура кабинета во многом повторяла прежнюю, но с некоторым снижением статуса основных действующих лиц: бывшие первые заместители премьера становились обычными, а последние — членами президиума.

Российские и зарубежные эксперты обращали внимание на отсутствие в президиуме «президентских» министров. В этом видели подтверждение права их «экстерриториальности» по отношению к С. Кириенко и его аппарату, что свидетельствовало о более жестком разграничении политических и экономических функций, чем это было в правительстве В. Черномырдина.

Данное обстоятельство наводило экспертов на мысль о том, что у Б. Ельцина были вполне определенные планы на 2000 год. Скорее всего подчиненные напрямую президенту «силовики» были призваны обеспечить политическое прикрытие возможных предвыборных маневров главы государства, а замыкавшиеся на премьера «технократы» из экономического «блока» непосредственного участия в избирательной кампании не примут, что развяжет им руки для проведения в жизнь любых непопулярных мер, которые в этом случае в меньшей степени будут связываться с Б. Ельциным и его кандидатурой.

Следующий весьма интересный вопрос — о распределении полномочий и расстановке сил в новом кабинете.

Одна из провозглашенных целей административной реформы заключалась в изменении самого подхода к формированию правительства с прежнего, отраслевого, на функциональный, при котором каждый из вице-премьеров курировал бы определенное стратегическое направление реформ. Новому премьеру, несмотря на определенное аппаратное сопротивление, «продавить» это решение в целом удалось.

В соответствии с новыми веяниями Б. Немцов, совмещавший свой пост в правительстве с руководством коллегией государственных представителей в РАО «Газпром», отвечал за работу с естественными монополиями; В. Христенко — за формирование бюджетной политики и межбюджетные отношения федерального центра и регионов; О. Сысуев, как и прежде, — за блок социальных вопросов и реформу жилищно-коммунальной сферы, а также курировал СМИ.

В этих условиях особую актуальность приобретал вопрос о том, кто из вице-премьеров сосредоточит у себя кураторство ведомствами, руководители которых были возведены в ранг членов президиума.

Аналитики, наблюдавшие за первыми шагами работы нового правительства, сразу же обнаружили признаки развернувшейся внутренней борьбы между членами кабинета за расширение своего влияния. Об этом свидетельствовал окончательный вариант распределения полномочий, который существенно отличался от первоначального, обнародованного в первой декаде мая. Не прошло незамеченным и то, что С. Кириенко фактически дезавуировал заявление Б. Немцова по поводу полученного им поручения замещать премьера в его отсутствие. Но, как показало дальнейшее развитие событий, противостоять принятию данного решения все-таки не смог. Понятно, что здесь не обошлось без вмешательства Б. Ельцина, который дважды за несколько последних дней принимал кадровые решения вопреки мнению С. Кириенко. Ранее был случай с сохранением вице-премьерского статуса И. Рыбкину.

В самом деле, в первоначальном варианте сразу трое из четырех членов президиума правительства — М. Задорнов (Минфин), Я. Уринсон (Минэкономики) и Ф. Газизуллин (Мингосимущество) оказывались в сфере «кураторства» отнюдь не Б. Немцова, а другого заместителя — В. Христенко, а четвертый — В. Булгак (Миннауки и технологий), — минуя всех зампредов, «замыкался» непосредственно на С. Кириенко.

Правда, спустя некоторое время ситуация несколько изменилась и большинство «кураторских» полномочий у В. Христенко забрали, передав их непосредственно премьеру. В результате получилось, что, отвечая за формирование доходов бюджета, В. Христенко не имел рычагов контроля за ведомствами, которые этим занимались.

Таким образом, вслед за выводом о том, что правительство фактически поделено на «зоны ответственности» Кремля и Белого дома, аналитики сделали второй вывод: существовавшее разделение полномочий свидетельствовало о возникновении внутри кабинета серьезных разногласий, улаживать которые был вынужден лично президент. Причем сделал он это отнюдь не в пользу С. Кириенко.

По имевшейся информации, отношения между С. Кириенко и Б. Немцовым были далеко не безоблачные, как об этом сообщало большинство СМИ. Ряд — источников из властных структур сообщал, что в процессе формирования кабинета новый премьер предпринял попытку уговорить Б. Ельцина «забрать» Б. Немцова в администрацию. Однако президент не согласился, и рассмотрение этого вопроса было отложено на неопределенный срок — до «первого крупного промаха» Б. Немцова.

Следующий принципиальный вопрос — об основных направлениях деятельности нового кабинета.

Становилось ясно, что в их выборе С. Кириенко также не слишком самостоятелен: все определялось президентом, который в последние недели несколько раз, включая бюджетное послание, возвращался к данной проблематике. По мнению главы государства, в центре внимания правительства должны находиться не политические, а экономические, и особенно социальные вопросы. Это объясняли тем, что приближался новый избирательный цикл, и от выполнения соответствующих обязательств в немалой степени зависела дальнейшая политическая судьба не только «партии власти», но и самого Б. Ельцина. Не было сомнений, что его политическая воля будет проводиться в жизнь достаточно настойчиво и последовательно, тем более в условиях, когда С. Кириенко в целом удалось избежать принятия на себя сколько-нибудь существенных обязательств перед различными политическими силами и финансово-промышленными группировками.

В рамках этих подходов отчетливо просматривались два основных направления.

Во-первых, борьба за максимальное сокращение бюджетных расходов. Для решения этой задачи еще в прежнем правительстве под руководством А. Чубайса была создана специальная комиссия по сокращению бюджетных обязательств. При С. Кириенко руководство этим органом перешло к Б. Немцову. Кроме того, новый премьер пытался реанимировать деятельность ВЧК. Параллельно, как и в 1997 году, правительством осуществлялся 26-процентный секвестр расходной части бюджета. Сокращение бюджетных расходов С. Кириенко проводил в сочетании с неукоснительным возвращением большинства долгов по зарплатам и пенсиям; Решения по выплатам части задолженностей шахтерам Заполярного и Дальневосточного бассейнов, а также поручение МПС изыскать внутренние резервы для обеспечения отдыха шахтерских детей — тому свидетельство.

Во-вторых, максимальное увеличение налоговых сборов и ужесточение санкций против неплательщиков. Сам С. Кириенко рассматривал ситуацию через призму сочетания «кнута и пряника»: предполагалось, что фискальные меры должны действовать в увязке с реструктуризацией прежней задолженности и некоторым снижением налогового бремени. Решение этой проблемы было невозможно без Государственной думы. Пока парламентарии приняли Бюджетный кодекс в первом чтении.

Политическая подоплека этого очевидна. Правительство С. Кириенко упорно стремилось к устранению дублирования своих действий в сфере экономической политики. Для этого ему необходимо было одновременно решить три взаимосвязанные задачи.

С одной стороны, новый премьер был заинтересован в уменьшении зависимости правительства от Государственной думы, тем более в условиях, когда парламентарии, проигравшие весенний раунд противоборства с исполнительной властью, непременно попытаются взять реванш осенью. И лучшего повода, чем рассмотрение бюджета, не предвиделось.

С другой стороны, необходимо если не устранить, то хотя бы ограничить воздействие со стороны президентской администрации, где вопросами экономической политики занимался А. Лившиц.

С третьей стороны, С. Кириенко, несомненно, будет избегать конкуренции и внутренней борьбы в самом правительстве, которую постоянно вел его предшественник В. Черномырдин.

Таким образом, одним из главных итогов правительственного кризиса представлялось существенное перераспределение полномочий между президентскими структурами и исполнительными органами власти. Суть его в том, что политические функции власти отныне целиком и полностью были сосредоточены в президентской администрации, а кабинету министров выдан карт-бланш на осуществление хозяйственно-экономической и социальной деятельности.

Отставка правительства В. Черномырдина, успешно завершившаяся эпопея с утверждением С. Кириенко в Госдуме новым премьером, формирование кабинета министров и возможное дальнейшее развитие политической ситуации в России оставались главными темами обсуждений среди аккредитованных в Москве западных дипломатов.

Решительные действия оправившегося от болезни президента Б. Ельцина были и оставались неожиданными для иностранных диппредставительств, что было продиктовано необходимостью регулярных конфиденциальных встреч между послами великих держав для обмена мнениями и выработки некоего общего видения событий.

Так, посол США Дж. Коллинз не сомневался, что отставка российского кабинета и все последовавшие за этим события были инициативой лично Б. Ельцина и преследовали поверхностную цель: напомнить всем, кто хозяин в доме. В то же время была и серьезнейшая подоплека: начать масштабное обновление всей системы исполнительной власти перед чередой общефедеральных предвыборных кампаний.

Западные дипломаты сходились во мнении, что Б. Ельцин в последние годы и месяцы воспринимал попытки политической конкуренции все более эмоционально. Конкретным поводом отставки В. Черномырдина, судя по всему, был его визит в США, где он выглядел уже чуть ли не без пяти минут президентом, а также неформальные встречи экс-премьера с представителями финансовой элиты, предлагавшей ему открыто и заблаговременно заявить о своих притязаниях на Кремль.

Прогнозировалось, что президент России и в дальнейшем так же жестко, в зависимости от состояния своего здоровья и возможностей политического маневра, будет обходиться с другими претендентами на высший государственный пост. Среди них на тот момент начинали все более котироваться Ю. Лужков и А. Лебедь. Однако сделать это будет непросто. Первый уже давно находился на выборном посту и пользовался беспрецедентно широкой поддержкой своего электората, а второй небезуспешно участвовал в избирательной гонке за губернаторское кресло в Красноярске.

Представители США, Великобритании, Франции, Германии высказывали в частных беседах определенное сожаление в связи с отставкой В. Черномырдина. В западных дипломатических оценках В. Черномырдину отводилась роль «узнаваемого» дублера Б. Ельцина. С ним за рубежом успели познакомиться. С. Кириенко еще предстояло пройти долгий путь, прежде чем он не формально, а реально сможет стать фигурой номер два в государстве, которая сможет располагать доступом к «ядерной кнопке» и вести дело к досрочным президентским выборам при возникновении форс-мажорных обстоятельств.

Западные дипломаты полагали, что основным гарантом необратимости российских реформ оставался Б. Ельцин. В этой связи кандидатура главы правительства принципиального значения не имела. «Мы уже столкнулись с С. Кириенко при обсуждении проектов в нефтегазовой сфере, — заявил Дж. Коллинз, — и его позиция, при некоторой жесткости в вопросах участия российских партнеров в таких проектах, в целом нашла понимание у американских компаний».

В Вашингтоне считали, что прохождение кандидатуры С. Кириенко в Госдуме столкнулось с большими трудностями, однако, во всяком случае, он не вызвал такого отторжения парламентариев, как Б. Немцов.

Что касается идеи приближения и совмещения сроков парламентских и президентских выборов в России, то дипломаты относились к ней скептически. Один из аргументов — недавние выборы в Верховную раду на Украине, где внушительную победу одержали коммунисты и другие левые силы.

Посол США Дж. Коллинз полагал, что последние политические события могут свидетельствовать о вхождении России в новый этап развития. Первый этап, по его словам, был ознаменован обвальным переходом к стихии рыночной экономики под руководством Е. Гайдара. В ходе второго этапа правительство В. Черномырдина пыталось придать этому процессу эволюционные формы. Однако это зачастую не удавалось на фоне политических катаклизмов и подковерной борьбы российской олигархии за политическое влияние, собственность и средства массовой информации.

Увольнение В. Черномырдина, по всей видимости, знаменовало новый этап реформ, корректировку их курса. Сюда входит возврат к элементам регулируемой экономики, нормализация государственных финансов, налоговая реформа, здоровый протекционизм, новый стиль приватизации, аукционов и деятельности крупных государственных компаний, сокращение государственного аппарата, создание среднего класса, осуществление массового жилищного строительства.

Возвращение Б. Березовского на госслужбу в качестве исполнительного секретаря СНГ и выдвижение А. Чубайса в РАО «ЕЭС России» также не прошли незамеченными в дипломатическом корпусе, аккредитованном в Москве. Эти решения рассматривались как проявление того, что глава государства, проявлявший амбиции «самодержца», мог «казнить», но может и «миловать» тех, кто сохраняет лояльность ему.

Один из наиболее известных «кремленологов», бывший помощник президента США по национальной безопасности 3. Бжезинский, анализируя политический кризис в Москве, считал, что «русская смута еще далеко не закончилась».

Система власти в современной России представлялась ему «комбинацией анархии и демократии, личной диктатуры и неразберихи, умирающей экономики, основанной на уравниловке, и нарождающегося паразитического капитализма».

Реальность, полагал 3. Бжезинский, не соответствовала утопическим представлениям Б. Клинтона, продолжавшего рассматривать Россию как полноправного члена демократического сообщества, власти которого привержены таким ценностям, как законность, свобода выбора и права человека. Даже если Б. Ельцин отступает от этих норм, подвергая артобстрелу парламент или сравнивая с землей г. Грозный, «нынешняя администрация поддерживает его, потому что хозяин Кремля якобы остается демократом».

Таким же неоправданным оптимизмом, по мнению 3. Бжезинского, окрашено отношение администрации Б. Клинтона к российской экономике. Считается, что она в основном приватизирована, на смену аппаратчикам пришел новый класс предпринимателей и вскоре начнется экономический рост. За последние два года западные сторонники Б. Ельцина неоднократно с уверенностью предсказывали экономическое возрождение России, но этого не происходило.

Однако «Вашингтон обращает мало внимания на то, что значительная часть тех миллиардов долларов, которые предоставлялись Москве с 1991 года, в буквальном смысле раскрадена». По подсчетам 3. Бжезинского, около половины западных капиталов, влитых в российскую экономику, застряло в Москве.

Новая экономическая элита паразитична. Она не инвестирует в будущее России, а «проматывает свои богатства либо вывозит капиталы на Запад».

Контраст между богатством и бедностью в России растет в материальном и психологическом смысле. Элита ностальгирует по статусу мировой сверхдержавы и претендует на «особую роль» в мире. В то же время основная масса населения озабочена повседневным существованием и «амбиции нового класса ей чужды».

3. Бжезинский рекомендовал осуществить корректировку принципов российского направления политики администрации США в сторону «большего реализма по отношению к нынешней власти».

В аналитической записке, подготовленной известным мозговым трестом США — «Фондом Карнеги», — отмечалось, что «федеральная исполнительная власть в России оказалась неготовой к осуществлению функций управления в условиях не назначаемых, а всенародно избираемых властных структур в регионах».

Одной из главных угроз национальной безопасности был региональный сепаратизм. Наиболее яркий пример — Чечня. Центр утратил инициативу в строительстве Федерации.

Отсутствие юридически закрепленной стратегии развития взаимоотношений с регионами привело к следующим последствиям.

В политической сфере. Ослабление федеративной власти. Использование местными руководителями «ситуации противостояния» в собственных политических и экономических целях.

Неспособность правительства эффективно распоряжаться конституционными полномочиями в отношениях с периферией, отсутствие долгосрочной региональной стратегии.

Несоответствие структуры исполнительной власти современным реалиям, в частности, решению государственных задач в регионах.

Расхождения между декларированными Конституцией РФ равными правами субъектов Федерации и действительным положением отдельных республик и областей. Договоры между центром и субъектами закрепляют привилегии отдельных регионов в ущерб Федерации в целом и создают угрозу государственному устройству России.

Несоответствие региональных законов федеральным, ведущее к разрушению правового пространства.

Стимулирование и использование сепаратистских настроений региональными элитами в целях прихода к власти. Усиление борьбы за власть и собственность между руководством субъектов Федерации и органами местного самоуправления.

В социально-экономической сфере. Увеличение разрыва в уровне развития регионов и объемах производства на душу населения. Обострение ситуации в наиболее отсталых республиках и областях на фоне беспорядочных мер правительства по выводу экономики из кризиса.

Отсутствие должного финансового и ресурсного обеспечения деятельности местных властей, несовершенство системы трансфертов, нарушающей принципы равноправия регионов и позволяющей бесконтрольно расходовать средства.

Нерешенность проблемы беженцев и переселенцев. Тяжелая демографическая ситуация на Севере и Дальнем Востоке.

Кризис на Северном Кавказе, вызванный недальновидной политикой центра в социально-политической, национально-территориальной, экономической и религиозно-этнической областях. Реальная опасность полного отделения Северо-Кавказского региона от Федерации;

Аналитики «Фонда Карнеги» видели перспективы цивилизованного развития федеративных отношений через решение следующих первоочередных юридических и практических задач.

Разработка и законодательное закрепление региональной и национальной политики государства, основанной на исторических, этнических, культурных, религиозных особенностях субъектов Федерации. Создание единого правового пространства, исключение местнического законотворчества, противоречащего Конституции и законам РФ.

Четкое законодательное разграничение предметов ведения и функций между центральной и региональными властями. Усиление государственно-правовой ответственности глав местных администраций за неукоснительное соблюдение федеральных законов.

Подготовка реальных программ урегулирования социально-политической и экономической ситуации в кризисных и предкризисных регионах. Создание материального и финансового резерва государства под их реализацию.

Четкое законодательное оформление вопросов использования силы в интересах стабилизации внутриполитической обстановки.

Эксперты «Фонда Карнеги» подготовили также анализ деятельности правительства РФ и перспектив развития российской экономики до конца 1998 года.

В документе отмечалось, что правительству В. Черномырдина не удалось добиться прорыва практически ни по одному из направлений структурной перестройки экономики. Большая часть из анонсированных реформ (естественные монополии, налоги, армия, пенсионное и социальное обеспечение, коммунальные услуги) перекочевала из 1997 в 1998 год.

Несмотря на предпринятые усилия, не были погашены задолженности бюджетникам. Особо тяжелое положение сложилось в Приморском, Краснодарском и Алтайском краях, Бурятии, Хакасии, Ненецком и Корякском автономных округах, Омской и Свердловской областях, Тюмени, Волгограде. Общая задолженность по бюджетным выплатам — около 21 миллиардов деноминированных рублей.

Неудовлетворительно собирались налоги, возрастали неплатежи и распространение денежных суррогатов. Провалена программа государственных инвестиций, сократилось внешнеторговое сальдо.

Правительство оказалось неспособным выработать национальную модель экономической системы государства. Снижение уровня инфляции сочеталось с общим расстройством обращения капитала, продолжавшимся спадом реального сектора, разрушением финансов производства, платежным и инвестиционным кризисом, бегством капитала из России.

Упал уровень инвестиций. Стратегическая задача большинства зарубежных компаний в основном сводилась к занятию определенных позиций на российском рынке, который рассматривался как «перспективный в будущем». Расширение реальной инвестиционной. деятельности откладывалось до новых выборов президента.

Существенным препятствием на пути иностранных вложений была продолжавшаяся криминализация страны. На Западе были твердо убеждены, что оргпреступность контролировала 40 процентов российской экономики.

Не способствовали росту зарубежных инвестиций прогнозы международных рейтинговых агентств. В январе 1998 года некоторые из них объявили об ухудшении прогноза государственного рейтинга России, дав тем самым понять, что на позитивные изменения в экономической ситуации в ближайшее время рассчитывать нет оснований.

Пессимистичным был прогноз в отношении внутренних инвестиций, поскольку все свободные деньги уходили на погашение долгов бюджетникам. Главными инвесторами были не те предприятия, которые хотели бы что-то развивать в своем деле, а те, кому некуда девать полученные по бартеру «кирпичи». На различные формы неденежных расчетов приходилось более 70 процентов операций в российской экономике. Эта тенденция шла по нарастающей.

Одной из главных составляющих в реформировании и модернизации экономики должна стать эффективная финансово-кредитная система. Однако снижение стоимости кредитов невозможно без наполнения доходной части федерального бюджета, без уменьшения размера бюджетного дефицита и сокращения доли платежей по обслуживанию государственного долга. Несмотря на предпринимавшиеся президентом и правительством В. Черномырдина усилия, существенных сдвигов в этом направлении не произошло. 46 процентов доходной части бюджета 1997 года было израсходовано на обслуживание госдолга. В 1998 году на эти же цели должно было пойти более 124 миллиардов деноминированных рублей. В то же время прямое финансирование бюджета развития составляло 1,7 миллиарда рублей. Поступления от приватизации планировались в размере 8 миллиардов рублей — на 10 миллиардов меньше, чем год назад.

Эксперты «Фонда Карнеги» считали, что «Россия вошла в зону «финансовой турбулентности» и может только ожидать инвестиций, но не получать их». Делали вывод, что «надежды правительства осуществить в текущем году качественные изменения во всех отраслях хозяйственной деятельности и положить начало экономическому росту малореальны».

По мнению аналитиков из команды С. Кириенко, приведенный выше анализ, внешне объективистский, во многом имел тенденциозный, направленный характер. Преследовалась двоякая цель. С одной стороны, убедить новое правительство в невозможности вывода страны из кризиса без всесторонней опоры на Запад и в необходимости строго следовать рекомендациям МВФ, других международных финансовых организаций, крупных западных компаний и банков. С другой стороны — отпугнуть потенциальных инвесторов, воспрепятствовать проявлению ими самостоятельности, способствовать сохранению за международной финансовой элитой монопольного права определять параметры сотрудничества с Россией.

В преддверии первых ста дней, когда традиционно оценивают результаты деятельности нового правительства, в экспертизах срока пребывания у власти кабинета С. Кириенко недостатка не было. Многие аналитики задавались вопросом: есть ли у премьера шансы на успех?

Весьма расплывчатые представления о программе правительства, которую презентовал Думе премьер С. Кириенко при своем утверждении, породили разнообразные отклики специалистов и обозревателей. Заявление о продолжении, но более последовательном и жестком, прежнего курса вызвало полное неприятие левой оппозиции, что было неудивительно. Но и центристы, и даже сторонники радикальных реформ категорическим образом проводили грань между заявлениями о намерениях и реальными возможностями, которыми располагало правительство и которые, по мнению абсолютного большинства, не позволяли реализовать ни одной масштабной программы, за исключением очередной аппаратной реорганизации. Впрочем, и она вызывала недоумение непродуманностью некоторых шагов, в частности, упразднением Роскомгидромета и других.

Безрадостные комментарии вызвало и более конкретное заявление правительства о приоритетах своей экономической деятельности на ближайший период. Может быть, наиболее показательно здесь мнение О. Лациса, весьма аккуратного в формулировках. Он считал, что «весь набор обещанных мер правилен, как в учебнике. Но с этим заявлением наши лидеры напоминают штаб, разыгрывающий блестящую операцию на ящике с песком, в то время как за окном гремит настоящее сражение, в котором события разворачиваются совсем иначе. Все-таки следовало бы серьезно обсудить, сохраняются ли еще шансы на экономический рост в текущем году и нужно ли к этому стремиться. Может быть, рост возможен, но лишь ценой девальвации рубля. Может быть, рост в близком будущем невозможен ни при каких обстоятельствах. А может случиться и так, что нереалистичный курс рубля приведет к обвалу сразу со всех сторон…» («Новые известия», 20 мая 1998 г.).

Как в воду глядел публицист и экономист!

Нарастали волнения шахтеров, перекрывались железные дороги, падали котировки корпоративных ценных бумаг, волновался банковский мир, председатель Центробанка С. Дубинин заявлял о проблемах с национальной валютой — вот обстановка, в которой звучали оптимистические заявления высшего руководства страны типа: «Шахтерская проблема будет решена, потому что подписал об этом указ». Каким же образом, на какие средства эта и тысяча других не менее важных проблем будут решаться, если и оппозиционные, и правительственные издания в своих выводах были абсолютно солидарны: «Россия — на пороге девальвации рубля», «Судьба рубля повисла в воздухе».

Да, скорее всего кризис правительство преодолеет, но какой ценой? Вводя в действие «резервы главного командования»? Достаточно несерьезными представлялись утверждения, что средства найдутся при соблюдении режима строжайшей экономии. На ком еще можно было бы сэкономить, кроме донельзя разросшейся армии чиновничества? Но чиновничество в России, да еще в тот период, не победить никакому правительству. Это совершенно утопические планы. И опять оставались два уже испытанных пути: рост внутренних неплатежей и внешних заимствований и третий — денежная эмиссия. Однако все они, как заявляли представители правительства, были неприемлемы.

Было очевидно, что у нового кабинета нет финансовой, экономической базы для преодоления кризиса. Что же касалось политической базы, то ее правительство С. Кириенко было лишено в результате полной разочарованности политической элиты деятельностью Б. Ельцина, так и не получившей внятного объяснения отставки влиятельнейших В. Черномырдина, А. Чубайса и А. Куликова, а также сильнейшего давления президента на Госдуму, закончившегося ее поражением, а значит, и поражением крупнейших российских партий и движений, в ней представленных. Причем всех, независимо от того, кто, как и по каким мотивам голосовал.

В результате Дума стала сотрудничать с правительством и лично с С. Кириенко на гораздо более жестких условиях, нежели сотрудничала с кабинетом В. Черномырдина. Особенно это касалось крупнейшей фракции КПРФ.

В одном из интервью Г. Зюганов так объяснял лояльность своей фракции к В. Черномырдину: «Мы исходили из того, что нынешняя власть в России все-таки неоднородна, она состоит из нескольких группировок, соперничающих друг с другом. Конечно, было нерасчетливо не использовать эти противоречия между нашими политическими противниками. Взаимодействуя с В. Черномырдиным, ориентируя его на помощь обрабатывающей промышленности и сельскому хозяйству, мы поддерживали и усиливали положительные стороны существования «Газпрома» и РАО ЕЭС, которые сохраняли целостность России, хрупкую целостность нашего экономического пространства… Именно эти обстоятельства заставляли нас взаимодействовать с правительством В. Черномырдина. Теперь же, после прихода С. Кириенко, над российскими естественными монополиями нависла огромная опасность. Скоро мы станем свидетелями новых попыток уничтожения этими ставленниками международного капитала естественных монополий — последних структур, скрепляющих российское государство. Допустить этого никак нельзя, ибо это означает распад страны» («Завтра», 14 мая, 1998 г.).

Характерный момент: все большую оппозиционность правительству проявляла даже недавняя «партия власти» — НДР. Не случайно как-то «вдруг» возникла замена ей в лице «Российского прогрессивного союза» С. Беляева, уже имевшего отделения в 67 регионах. Если С. Кириенко решил бы опереться на РПС, эта организация стала бы достаточно влиятельной, поскольку оттянула бы большую часть «власти» у НДР. И все же обозреватели считали, что прогнозировать создание не сугубо московского, а общероссийского аналога НДР у С. Кириенко не было оснований: у региональной элиты, у сенаторов была своя игра и своя политика, что тоже самым непосредственным образом было связано с их оппозиционностью (пока скрываемой) правлению федеральной власти (Б. Ельцина), а значит, и его ставленников, нежеланием участвовать в столичных «разборках».

Губернаторский «одобрямс» фигуры С. Кириенко объяснялся пониманием того, что формирование именно такого — бюрократического, «беззвездного» — правительства знаменовал собой очередной шаг в укреплении регионального начальства. Прежнее правительство, как и президентская администрация чубайсовских времен, представляло собой некую надполитическую силу, с которой приходилось считаться. Технократический кабинет С. Кириенко заведомо был предназначен для исполнения внешней политической воли. Прежде всего, конечно, президентской. Но Б. Ельцин, как известно, бывает непредсказуем, бывает и нездоров, а иной «партии власти», кроме губернаторов, в России, можно сказать, и не было.

В итоге политического кризиса власть в центре ослабла, а региональные лидеры — не каждый в отдельности, а именно как целое, как «партия» — укрепили свои позиции. Еще недавно, рассматривая перспективы выборов 2000 года, обсуждали возможности претендента от «партии власти», имея в виду преемника Б. Ельцина. Новый расклад сил позволял говорить о представителе, о возможном лидере «партии власти» уже независимо от намерений и пристрастий Бориса Николаевича («Итоги», 18.05. 1998).

Пожалуй, именно крепнувшая независимость от «намерений и пристрастий Бориса Николаевича» и была определяющим фактором во взаимоотношениях регионов с центром летом 1998 года. Обозреватели не рассматривали этот процесс только через призму событий на Северном Кавказе или через фигуру А. Лебедя. И мятежная Чечня, и неуправляемый генерал могли придать ситуации лишь дополнительную остроту.

Противостояние обусловливалось объективно: бессилием, беспомощностью центра и усилением местной элиты, которая, потеряв надежду на помощь федеральных властей, устанавливала все более тесные контакты на региональном уровне, и эти контакты не ограничивались экономической сферой.

О желании регионов оказывать гораздо большее влияние на общероссийские экономические и политические процессы свидетельствовало и заявление председателя Совета Федерации Е. Строева о том, что «время, когда Совет Федерации говорил только «да» и «нет» законам, принятым Госдумой, прошло, потому что бремя экономических проблем упало на плечи регионов». Он предложил четырем комитетам Совета Федерации разработать концептуальную программу по выходу из кризиса. Тем самым Совет Федерации впервые дал понять, что отныне не полагается только на президента и правительство и будет рассчитывать на собственные силы.

В сложившейся ситуации обозреватели считали совершенно неправомерным говорить и о политической базе правительства в лице крупного частного капитала. Заявления о «равноудаленности» С. Кириенко от всех олигархических группировок никаких практических подтверждений не получили, а отмечаемое всеми преобладание в новом кабинете людей, которых при очень пристальном внимании и большом желании можно было назвать креатурами А. Чубайса — В. Потанина, но ни в коем случае не Б. Березовского — В. Гусинского, не давало оснований рассчитывать на завершение «банковской корпоративной информационной войны», которая летом 1998 года явственно приобрела характер войны во многом антиправительственной.

Такой ее характер вроде был даже на руку правительству, поскольку было на кого свалить вину за активизацию протестных акций. В неофициальных беседах сотрудники президентской администрации констатировали, что ситуация была гораздо серьезнее, чем обычные шахтерские забастовки. Для того, чтобы люди, бастовавшие из-за отсутствия денег, не расходились, кто-то регулярно находил немалые деньги на поставку им горячего питания, а два ведущих телеканала — ОРТ и НТВ — вели непрерывную подстрекательскую работу, сознательно выступая в роли «коллективного агитатора и организатора» масс. Так, во всяком случае, утверждала газета «Русский телеграф», принадлежавшая ОНЭКСИМу.

Но, с другой стороны, вечно оппозиционный «Московский комсомолец», наоборот, видел более чем прозрачный намек в заявлении С. Дубинина о том, что тогдашняя спекулятивная атака на гособлигации происходила по той же схеме, что и в январе 1998 года, когда на российский рынок, говоря языком «новых русских», «наехал» президент банка МФК Б. Йордан и стоявшие за ним финансовые группы, в частности, тот же ОНЭКСИМ.

Все это, по мнению обозревателей, чрезвычайно «раскачивало» ситуацию, облегчало манипулирование общественным мнением, но делало ситуацию весьма трудной для прогнозирования.

Отмечалось, что «антиолигархическая» кампания, начатая Б. Немцовым при поддержке президента, не могла не затронуть интересы всех крупнейших финансово-промышленных группировок, и потому все они вряд ли испытывали большое удовлетворение от смены правительства и его намерений резко ограничить пределы влияния крупного капитала на власть.

Безусловно, могли возникнуть или быть искусственно созданы обстоятельства, когда российский бизнес вновь станет предельно лояльным к правительству, но пока на это не было даже намека. И скорее всего этого не будет и в дальнейшем, если С. Кириенко сдержит слово и будет держать, как обещал, всех олигархов на почтительном расстоянии.

Рассмотрение положения дел позволяло сделать вывод, что изменения ситуации в лучшую сторону не было и в ближайшее время не предвиделось.

У власти оставался один вариант — «улучшение сознания». Провозгласив деидеологизацию государства, а на самом деле стремясь создать предельно моно-идеологизированный режим, при котором доминирующая идеология — идеология меньшинства — в государственной политике подавляет собой все иные, российская верховная власть начала пожинать плоды.

Самоидентификация социальных групп и слоев общества, более четкое осознание ими своих собственных интересов, зачастую коренным образом не совпадающих с интересами правящей верхушки, довели организационное, социальное, экономическое, правовое, национальное, религиозное, идеологическое противостояние до критической отметки.

Между собой боролись уже не две глобальные идеологии — условно, коммунистическая и демократическая, а весь их мыслимый и даже немыслимый набор.

Возникали псевдоидеологии, призванные преподнести неодобряемые обществом цели и методы их осуществления в приемлемой упаковке. Носителем подобной псевдоидеологии, по мнению ряда политологов, был и С. Кириенко, во всяком случае, на начальном этапе своей деятельности. Подтверждением этой мысли было мнение Е. Гайдара, высказанное им в журнале «Новое время»: «Что… делает Кириенко? Он достаточно правильно понимает, что надо делать в экономике, и пытается упаковать это правильное понимание в те слова, которые нравятся элитам и избирателям существенно левее нас. Слова-то можно самые разные использовать. Важно, что будет делать» («Новое время», 20 мая 1998 г.).

Каждый политик, каждая группировка имели свое «правильное понимание» и стремились упаковать его в слова, которые нравились. На словах могло быть даже достигнуто общенациональное согласие и сформулирована искомая национальная идея.

На деле же — глобальное (и обоснованное) недоверие. Поэтому идеологической базой поддержки правительства могла стать только одна из множества групповых идеологий, но все другие будут «дружить против нее», что еще более расколет общество. Так произошло при освещении прессой весеннего кризиса власти и формирования правительства, в ходе обсуждения его качеств и перспектив, так происходило и летом, когда кабинет работал.

При проталкивании кандидатуры С. Кириенко лишь несколько контролируемых ОНЭКСИМом печатных изданий и возглавляемое «правильно» ориентированным Н. Сванидзе Российское телевидение были лояльны в той степени, которая необходима президенту и которая могла бы решительным образом влиять на формирование мнения политически активной части общества.

Весь остальной массив СМИ либо настраивал аудиторию на негативное отношение, либо занимал позицию скептического объективизма, далекого от агитации в пользу почти никому доселе не известного нижегородского новобранца. В период формирования кабинета позиция прессы еще более поляризовалась, отражая лоббистские интересы финансово-промышленного капитала.

Эти интересы по большей части остались нереализованными, что нашло отражение на последующем этапе пропагандистской и контрпропагандистской кампании, не затухавшей в СМИ.

В целом борьбу на информационном фронте правительство и президент явно проигрывали. Рассчитывать на коренное изменение ситуации у них не было никаких оснований, поэтому последние события в сфере масс-медиа — борьба за нейтрализацию влияния Б. Березовского на ОРТ, усилившееся давление на НТВ, а главное — создание государственного медиа-монстра ВГТРК — были предопределены.

Последнее весьма знаково. Указ Б. Ельцина «О совершенствовании работы государственных электронных СМИ» превращал ВГТРК фактически в единственного и самого мощного монополиста на рынке электронных СМИ. В ее подчинение переходили все местные телерадиовещательные государственные компании и телерадиовещательные центры.

Обозреватели сходились во мнении, что начался новый и последний перед выборами 1999–2000 годов передел государственной собственности в области СМИ. Предсказывалось, что наряду с финансовым прессингом региональные телерадиокомпании отныне будет ждать прессинг и политический. Не случайно ряд руководителей регионов уже высказали свое недовольство тем, что их мнения, как соучредителей ГТРК, не спросили.

Но и эти меры вряд ли могли помочь радикально укрепить имидж правительства и успешно пропагандировать его политику. Чтобы завоевать доверие неоднократно обманутой аудитории, нужно было достаточно продолжительное время. Такого запаса у правительства С. Кириенко могло не оказаться.

В интервью новой газете «Время» С. Кириенко признавался: «Мы часто сейчас оказываемся перед дилеммой. Поступить правильно, получив тем самым новых неприятелей и, возможно, сократив срок, отпущенный правительству. Или поступить конъюнктурно, что не принесет особой пользы делу, но позволит заигрывать с новыми союзниками, продлевая срок работы и власти. Выбор нами сделан. Если жизнь кабинета при этом окажется скоротечной — так что ж…» («Время», 20 мая 1998 г.). Такая позиция правительства, если она искренняя, не могла не вызывать уважения. Но, увы, будущее выглядело неоптимистичным. Вывод, к сожалению, был аналогичен: кризис правительства вроде бы преодолен, кризис власти продолжался.

Когда-то Е. Гайдар одной из серьезнейших проблем своего правительства назвал отсутствие у него политической базы. Но у нового правительства С. Кириенко вообще не было никакой базы, кроме поддержки президента и «семьи»: ни политической, ни социальной, ни, увы, экономической.

Каковы же были особенности расстановки основных политических сил летом 1998 года? Что изменилось в их взаимоотношениях после того, как Белый дом занял С. Кириенко? Как отнеслись к нему матерые зубры политических интриг? Смирились с нестандартным решением президента или по-прежнему плели козни?

Отставка правительства В. Черномырдина послужила отправной точкой для наиболее масштабной за последние годы перегруппировки политических сил. В стране продолжалось формирование самых различных политических альянсов, рассчитывавших на участие в избирательной кампании 2000 года.

Однако, учитывая общую неясность и нестабильность обстановки, абсолютное большинство потенциальных «наследников», особенно из «партии власти» и родственных ей структур, открыто себя не проявляло, опасаясь совершить «фальстарт» или столкнуться с необходимостью конкуренции с действовавшим главой государства.

К началу лета 1998 года в той или иной форме об участии в будущих президентских выборах объявили Г. Явлинский, В. Жириновский, С. Бабурин, В. Черномырдин и Г. Зюганов. Остальные — прежде всего Б. Ельцин, Ю. Лужков, А. Лебедь, вели себя намного осторожнее, и об их планах можно было судить только по косвенным признакам.

А. Лукашенко? Некоторые обозреватели полагали: ошибался тот, кто не считал президента Белоруссии российским политиком. По их мнению, как следовало из ряда не слишком афишировавшихся источников, А. Лукашенко имел шестой по счету рейтинг и как председатель Высшего Совета Союза Российской Федерации и Республики Беларусь пользовался исключительными возможностями для работы в российских регионах и установления прямых контактов с местным населением и властями.

Что касалось списка реальных претендентов на власть, то общеизвестно, что он был намного уже номинального и ограничивался тремя-четырьмя фигурами, к которым наряду с Б. Ельциным некоторые эксперты относили Ю. Лужкова, А. Лебедя, Г. Зюганова и В. Черномырдина.

Из всех претендентов наиболее эффективное, хотя и завуалированное наращивание предвыборных ресурсов до недавнего времени удавалось московскому мэру. Неоднократно и прилюдно отрицая свое будущее участие в президентской гонке, Ю. Лужков тем не менее всеми действиями доказывал обратное: участвовать в выборах 2000 года он скорее всего будет, но только в том. случае, если получит на это «карт-бланш» от Б. Ельцина, а сам президент внятно и однозначно откажется от баллотирования.

Последняя оговорка представлялась весьма существенной. Идти в лоб, в отличие от В. Черномырдина, Ю. Лужков был не то что не готов, а не хотел. Своим положением он дорожил и потому не был склонен к авантюрным действиям. Доказательство: в процессе формирования правительства ему был предложен пост премьера, но Ю. Лужков отказался.

Опыт майских дней 1998 года, когда мэр выступал в качестве объекта массированного политического и пропагандистского давления со стороны Кремля и СМИ на телеканалах ОРТ и НТВ, и характер его реакции на эти обстоятельства свидетельствовали: если Б. Ельцин действительно выдвинет свою кандидатуру, Ю. Лужков скорее всего не станет рисковать и сразу же заявит о его безоговорочной поддержке.

Вместе с тем, по информации источников в московской мэрии, в середине апреля Ю. Лужков имел встречу с Б. Ельциным, на которой получил президентское «добро» на свое выдвижение и в принципе согласился, что можно расценить только как серьезную ошибку. Если это так, то все неудачи последних недель мая быстро находили свое объяснение: посягательства на свой пост Б. Ельцин не прощал никому.

Схема структур политической поддержки, выстраиваемая Ю. Лужковым, производила впечатление своей масштабностью. Прежде всего, по признанию обозревателей, ему в целом удалось добиться максимального расширения своей популярности за счет удачного совмещения социальной и патриотической ниш, сочетать которые до него не удавалось никому — от бывшего Фронта национального спасения до А. Руцкого и его партии.

Ю. Лужков смог добиться максимума от начавшейся в ходе правительственного кризиса перегруппировки политических и партийных сил. Это было обусловлено рядом факторов и, прежде всего, максимальным ослаблением большинства думских фракций и групп. Жесткий президентский прессинг на С. Кириенко породил в них ряд разногласий, существенно ослабив организационное и идейно-политическое единство.

Нельзя было сбрасывать со счетов и особый статус московского мэра как единственного крупного политика федерального уровня, формально не входившего в правящую элиту и подчеркнуто от нее дистанцировавшегося. В условиях правительственного кризиса, когда индекс доверия к федеральным структурам пошел резко вниз, Ю. Лужкову удалось существенно расширить масштабы своей политической поддержки.

Финансовая мощь московского правительства — к этому фактору более других присматривались российские регионы. Известно, что к числу потенциальных сторонников Ю. Лужкова можно было отнести руководителей Санкт-Петербурга, Ленинградской, Калининградской, Нижегородской, Саратовской областей, а также ряда субъектов Федерации республиканского уровня — Мордовии, Удмуртии. Неплохие отношения складывались с Татарстаном. Причем в данном случае особое значение приобретал взаимный интерес к сотрудничеству в сфере нефтяного бизнеса. НК «Татнефть», фактически являвшаяся государственной (контрольный пакет находился у правительства Татарстана), наряду с одним из гигантов российского нефтяного бизнеса — компанией «ЛУКОЙЛ» — вела переговоры о покупке 13-процентного пакета акций контролируемой московским правительством Центральной топливной компании, которую Ю. Лужков планировал вскоре превратить в вертикально интегрированную (то есть обеспечить внедрение полной технологической цепочки — добыча, переработка, сбыт).

Но главное, Ю. Лужков, похоже, нашел общий язык с наиболее влиятельным губернатором — председателем Совета Федерации Е. Строевым. Об этом свидетельствовал в том числе и партийный «расклад»: известно, что на Е. Строева ориентировалась ДПР, фактическое лидерство в которой принадлежит руководителю аналитического центра Совета Федерации С. Глазьеву.

Ко всему прочему, мэр обладал мощной информационной базой, сопоставимой со структурами федерального уровня. Московские власти создавали собственный издательский дом «Метрополис» — холдинг, в который, наряду с газетой «Метро», «Литературной газетой» и др. планировалось включить будущую новую массовую газету. Одновременно продолжали расширяться организационные и технические возможности телеканала «ТВ-Центр» и т. д.

Своеобразная экспансия Ю. Лужкова за пределы традиционно занимавшейся им части спектра была связана и с некоторым ослаблением — в связи с отставкой В. Черномырдина — противостоящей московским властям «газпромовской» группировки. В результате этого ему в целом — хотя и не безоговорочно — удалось оказаться несколько ближе к президенту, чем его главным оппонентам. Вместе с тем именно уход прежнего премьера серьезно нарушил существовавшую до этого систему сдержек и противовесов в президентском окружении. Не случайно, что это совпало не только с вышеупомянутым охлаждением к нему Б. Ельцина, но и определенными проблемами, с которыми Ю. Лужков столкнулся в мае — июне.

Ряд СМИ необоснованно пытались привязать провал предвыборной кампании в Красноярске и Смоленске, где действовавшие губернаторы, поддержанные Ю. Лужковым, безоговорочно уступили свои места оппонентам. Тем самым была наглядно продемонстрирована ограниченность его региональных ресурсов.

Кроме того, крайне негативную роль сыграли события в Лужниках, связанные с волнениями части азербайджанской диаспоры, а также теракт со взрывом хасидской синагоги в Марьиной Роще. Стрелки ответственности за эти события федеральным властям удалось перевести на Ю. Лужкова. Соответственным образом «помогла» ему и пресса. Напомним развернутую в большинстве федеральных СМИ кампанию по «разоблачению фашистской угрозы», в ходе которой московские власти были фактически обвинены в «протаскивании» лозунгов не только «Москва — для русских», но и «Москва — для москвичей». Особенно усердствовало в этом ОРТ, чья активность обусловлена личной неприязнью его фактического распорядителя Б. Березовского к московскому мэру.

Сюда же следует отнести и привлечение дополнительного внимания к московской «вотчине» Русского национального единства (РНЕ) — Терлецкому парку — и проблеме русского расизма, связанной с избиением цветных иностранцев. Одним из последствий этого некоторые наблюдатели считают постепенное ослабление позиций Ю. Лужкова среди левого электората, причем в обоих его частях — как в «национал-государственнической», так и в радикальной.

Это, в частности, наглядно проявилось в ходе первомайского митинга 1998 года, когда многие из выступавших «припоминали» московскому мэру майские и октябрьские события 1993 года. Ранее подобного пафоса на оппозиционных митингах не звучало.

Обращали на себя внимание максимальное «раскручивание» в СМИ инцидента с провалом грунта на Б. Дмитровке, которому явно пытались придать не столько бытовое, сколько политическое звучание, а также усиленное распространение слухов о наличии у федеральных властей серьезного компромата на Ю. Лужкова и членов московского правительства.

Все это неопровержимо свидетельствовало: против Ю. Лужкова как одного из наиболее вероятных участников выборов 2000 года начали раскручивать масштабную кампанию. Наблюдатели отмечали, что ее главными инициаторами выступали президентские структуры, а также предпринимательские круги, близкие к Б. Березовскому. Ни для кого не составляло секрета, во имя чего это делалось.

Отсюда относительная неопределенность как перспектив Ю. Лужкова, так и его планов. Не исключалось, что для удовлетворения своих политических амбиций мэр вынужден будет прибегнуть к опосредованному участию в федеральной политике — путем продвижения других перспективных политиков. Говорили, например, что ставка может быть сделана на генерала А. Николаева, занимавшегося формированием «под Лужкова» депутатской группы в Государственной думе.

Другая группа обозревателей считала, что основная проблема, стоявшая перед московским мэром, — это преодоление барьера, имя которому Б. Ельцин, барьера, который в конце концов сумел преодолеть В. Черномырдин. Именно это мешало Ю. Лужкову заявить о своих президентских намерениях. «Второе рождение» А. Лебедя, возможно, поможет московскому мэру преодолеть этот психологический барьер. В создавшейся ситуации будут множиться голоса, убеждающие его в том, что только он способен остановить А. Лебедя. Кроме того, он не мог не понимать, что за фигурой А. Лебедя стоит его политический недруг Б. Березовский.

В остальном портфель ресурсов московского мэра выглядел весьма солидно. В его руках, находилась реальная власть (в отличие от В. Черномырдина), у него не было недостатка в финансовых ресурсах, он относился к числу политиков-харизматиков, его рейтинг устойчиво удерживался на высоком уровне.

Второй по значимости фигурой, претендовавшей на президентский пост, выступал В. Черномырдин.

Бывший премьер, казалось бы, превосходил московского мэра по масштабности и политическому опыту, у него была своя партия и инвеститура президента. Однако он проигрывал в главном: на нем по-прежнему лежало клеймо «неизбираемости».

В актив В. Черномырдину можно записать то, что, утратив пост премьера, он не исчез с политической сцены, а сумел сохраниться за счет быстрого заявления о своих президентских планах. В дальнейшем он смог несколько дистанцироваться от президента, что чрезвычайно важно с точки зрения его восприятия общественным мнением. На праздновании своего юбилея он послал элите сигнал: «Когда иерархия распадается из-за непредсказуемости президента, я сохраняю стабильность».

После отставки популярность В. Черномырдина несколько выросла, и он вошел в рейтинговую группу. Еще более важно, что по отношению к нему, похоже, заработал механизм самосбывающегося прогноза, вытянувший Б. Ельцина на президентских выборах 1996 года: мало кто стал бы голосовать за В. Черномырдина, но тем не менее часть избирателей была убеждена, что именно он станет следующим президентом страны.

В смысле обновления собственного имиджа В. Черномырдин, правда, продвинулся недостаточно далеко. Еще меньший прогресс наблюдался в обновлении имиджа НДР. Психологическая акклиматизация экс-премьера затянулась. Пока он занимался преимущественно освоением старых площадок — упрочением связей с олигархами, губернаторами. Однако как публичный политик он по-настоящему так и не заявил о себе.

Аналитики приходили к выводу, что В. Черномырдин не утратил шансов на участие в будущей президентской гонке, но и нарастил их явно недостаточно. Если он будет пытаться просто удержаться на том уровне, его популярность, и так не слишком высокая, станет неуклонно падать.

Задачи, которые предстояло решать бывшему премьеру, сложнее, чем сразу после отставки. Во время электорального плато такому политику, как В. Черномырдин, удержаться очень трудно, поскольку он не умел сам создавать информационные поводы. В период затишья и к тому же вдалеке от реальной власти он мог просто уйти в забвение.

Вокруг путей прохождения В. Черномырдина в Государственную думу от НДР возникла полемика. Руководитель депутатской фракции НДР А. Шохин полагал, что В. Черномырдину необходимо выдвигаться по одномандатному Ямало-Ненецкому избирательному округу Тюменской области — в вотчине «Газпрома». Иначе думал первый вице-спикер нижней палаты В. Рыжков, предполагавший запросить Центризбирком о возможности прохождения лидера НДР в Думу как бывшего участника федеральной части его партийного списка.

«Плюсы» и «минусы» каждого из вариантов были очевидны: второй, в отличие от первого, гарантировал успех, но не создавал продолжительного информационного повода, каковым являлась полноценная избирательная кампания. А это было очень важно для «раскрутки» В. Черномырдина в новом качестве публичного политика. Кроме того, не имевшее прецедента «автоматическое» прохождение позволяло обвинить экс-премьера в «аппаратных играх», а значит, не добавило бы ничего позитивного к его имиджу и делало уязвимым для конъюнктурных игр в Центризбиркоме и вокруг него.

Важнейшим аргументом в пользу участия В. Черномырдина в выборах оставалась необходимость консолидации НДР. Не было секретом, что внутри движения существовало по меньшей мере три группы конфликтов: между исполкомом и думской фракцией, между федеральными и региональными структурами, а также внутри самого исполкома.

Обозревателям представлялось, что ближайшие перспективы В. Черномырдина в значительной мере определятся после его прохождения в Государственную думу и занятия поста руководителя фракции НДР. Однако вскоре бывший премьер отказался баллотироваться в Думу. Что касалось его участия в избирательной кампании 2000 года, то оно, по мнению экспертов, зависело от двух взаимосвязанных факторов: скорейшего освобождения от имиджа «аппаратного» политика, а также конкурентоспособности НДР на предстоявших парламентских выборах 1999 года.

Для А. Лебедя губернаторские выборы в Красноярском крае стали вторым скоростным лифтом во власть. Его политическое возрождение произошло именно тогда, когда, казалось бы, от его былой популярности мало что осталось, и он неуклонно двигался все дальше по нисходящей траектории.

Впрочем, итоги красноярских выборов требовали, по мнению наблюдателей, более глубокого анализа. Известно, что А. Лебедь одержал победу в основном за счет поддержки села, где его перевес был подавляющим. Таким образом, помимо голосов протеста, А. Лебедь сумел обеспечить себе поддержку традиционалистского электората. Вопрос в том, не означало ли это, что ему удалось прорваться в нишу, в которой до него доминировали коммунисты.

Новый взлет А. Лебедя обострил конкуренцию между потенциальными кандидатами от «партии власти». Теперь все зависело от того, какие формы она примет: приведет ли она к лобовому столкновению наиболее реальных претендентов в лице Ю. Лужкова и В. Черномырдина или же осознание общей опасности побудит их выступить на президентских выборах единым фронтом — скажем, в связке: кандидат в президенты — кандидат в премьеры.

Подводя итог событиям конца весны — начала лета 1998 года, эксперты пришли к единому мнению: правительство С. Кириенко не являлось самостоятельной политической силой, а представляло собой некий сугубо технический орган, призванный не только безоговорочно выполнять волю президента, но и обслуживать его политические планы, связанные с возможным участием в избирательной кампании 2000 года.

Одним из последствий весеннего правительственного кризиса и жесткой конфронтации с Государственной думой явилось серьезное ослабление позиций всех основных «системных» сил, включая самого Б. Ельцина. В условиях отсутствия у правящей элиты инновационных подходов к социально-политическому и экономическому развитию в стране продолжалась активная мобилизация протестных настроений, о чем свидетельствовал преимущественно политический характер требований, выдвигавшихся в ходе забастовок, пикетов, массовых голодовок и других акций гражданского неповиновения. Впервые после событий 1989–1993 годов общественная активность стала самостоятельным и влиятельным фактором политической жизни.

Целый ряд важных событий начала и середины лета 1998 года еще более рельефно продемонстрировал каркас нового этапа в политической линии Б. Ельцина, который объективно после мартовско-апрельских событий оказался в специфическом вакууме.

Президент приступил к решению двух важнейших для него задач: созданию новой модели отношений в развивавшейся кризисной ситуации с наиболее влиятельными и опасными политическими контрагентами — главами регионов и олигархами. Метод, который начал использовать Б. Ельцин, был достаточно тривиальным — одновременная демонстрация кнута и пряника.

Проблема, однако, заключалась в том, достаточно ли сам Б. Ельцин психологически был готов к использованию этого эффективного инструмента в условиях нараставших финансовых, экономических и политических угроз. Наблюдатели отмечали, например, что июньскую встречу с главами республик президент провел крайне неуверенно. Чувствовалось, что существовала взаимная напряженность. Б. Ельцин впервые на такого рода встречах читал текст по бумаге. Да и далее было видно, что он достаточно неуверен. Это было связано с тем, что президенту, наверное, тяжело было психологически отходить от своего старого имиджа «главного покровителя регионов». Основные его слова по поводу того, что он по-прежнему видит в республиканских главах свою основную опору, прозвучали для присутствовавших не очень убедительно.

Не случайно, наверное, раздосадованный встречей, он сорвался на С. Ястржембском.

В свою очередь республиканские лидеры были заметно разочарованы. То, что они услышали, их вряд ли удовлетворило.

Неудача встречи определялась и рядом других факторов. Например, ее впервые проигнорировал президент Ингушетии Р. Аушев, который остался в своей столице Назрани и общался в это время с чеченским президентом А. Масхадовым.

Другая важная встреча в июне у Б. Ельцина состоялась с олигархами.

Здесь психологический фон общения был еще более напряженным. Для президента олигархи были одновременно и врагами, и попутчиками. Врагами потому, что они — из элиты, созданной де-факто, и мыслили иначе и даже могли посягнуть на власть. В то же время олигархи были попутчиками, потому что без них в той кризисной ситуации было бы еще хуже.

Характер развития политического процесса не оставлял сомнений в том, что некоторое смягчение напряженности во взаимоотношениях между ветвями власти — временное. Следующее обострение не заставит себя ждать, предупреждали аналитики.

Глава 5 АВГУСТОВСКИЙ КРИЗИС

Спустя почти полгода после случившегося американский журнал «Ньюсуик» поведал о многих неизвестных россиянам деталях августовской финансовой катастрофы.

«Итак, 16 августа, воскресенье, полночь. Белый дом в Москве окружен джипами — автомобилями, на которых предпочитает ездить личная охрана предпринимателей в посткоммунистической России. Джипы припаркованы неподалеку от пятачка, где в 1991 году, стоя на танке, Б. Ельцин остановил путч, спасая М. Горбачева. Но в августовскую ночь 1998 года готовился новый поворот истории. И если героический поступок Б. Ельцина в 1991 году знаменовал рассвет новой России, то события 16 августа могли означать начало ее долгих сумерек.

Внутри Белого дома собрались работодатели охранников — олигархи, дюжина самых богатых предпринимателей России. Они выбрали Б. Ельцина в 1996 году (или по крайней мере его избрали на их деньги), и они более чем были заинтересованы в правительстве Б. Ельцина. 16 августа олигархи слетелись в Белый дом потому, что знали: Россия стала банкротом, пала жертвой собственной некомпетентности и жестокого глобального экономического кризиса. А если правительство рухнет, то вскоре также могут лопнуть и банки, контролируемые олигархами.

Поэтому они неотлучно пребывали в ожидании информации от экономических мозгов России — молодого премьер-министра С. Кириенко, двух главных архитекторов перехода России от коммунизма к капитализму — А. Чубайса и Е. Гайдара — и главы Центрального банка С. Дубинина.

Как раз после полуночи появился премьер-министр. Предприниматели, некоторые в открытых сорочках и джинсах, окружили его. Их судьба и судьба нации сейчас зависела от того, что сообщит им молодой премьер. С. Кириенко спокойно объявляет о шагах правительства, которые будут сделаны в понедельник утром. Центральный банк девальвирует рубль более чем на 50 процентов; правительство также объявит дефолт на внутренний долг в 40 миллиардов долларов и для защиты нескольких частных банков России введет 90-дневный мораторий на выплаты их коммерческих долгов. Смысл был ясным: московский эксперимент с капитализмом провалился, политическое будущее неопределенно. Немедленно последовавшая затем реакция собравшихся плутократов была описана бывшим главой Центрального банка С. Дубининым как «горькое молчание».

Для России и мира последствия были мгновенными. В течение недели ушел С. Кириенко с командой реформаторов, правительство возглавил бывший опытный разведчик КГБ Е. Примаков. Финансовые рынки мира потеряли миллиарды долларов: такова была цена осознания инвесторами «порочного» перехода России к капитализму. Крушение российской экономики вызвало также глобальный финансовый кризис в мире» («Ньюсуик», 25 января 1999 г.).

Далее американский журнал приводит хронику событий, предшествовавших «Д-дню» — дню дефолта и девальвации.

«17 мая главные советники С. Кириенко обрисовали ему опасность ситуации в финансовом положении России. Месячный налоговый сбор составил около 22 миллиардов рублей. Внутренние расходы достигли 25 миллиардов рублей, а проценты по подлежащим к погашению долгам правительства увеличились до 30 миллиардов. В записке премьеру сообщалось, что единственным выходом из положения было обращение за помощью к МВФ в поисках второго крупного займа на четыре года.

В субботу 29 мая А. Чубайс вылетел в Вашингтон за помощью. В воскресенье 30 мая в России узнали, что их призыв о займе услышан. «Мы позвонили по номеру 911, — сказал А. Чубайс, — и нам ответили».

10 июля, когда переговоры с МВФ подходили к финальной стадии, в газете, принадлежащей олигарху Б. Березовскому, появилась статья, призывавшая команду С. Кириенко подать в отставку, в пользу создания правительства национального согласия. Новое правительство, говорилось в статье, могло бы провести парламентские и президентские выборы раньше срока. А Б. Ельцин, отказавшись от третьего президентского срока, смог бы стать по существу конституционным монархом.

Т. Дьяченко, влиятельная дочь Б. Ельцина, всерьез изучила это предложение. Ведь Б. Березовский в течение долгого периода консультировал семью Б. Ельцина по финансовым вопросам, а с ухудшением здоровья президента его дочь стала задумываться о том, что пришло подходящее время заключить договор о более церемониальной роли Б. Ельцина, в обмен на гарантии физической и финансовой безопасности семьи президента.

Встревоженный заместитель премьера, Борис Немцов, будучи верным своим отношениям с Б. Ельциным, позвонил ему, чтобы убедиться, что президент в курсе происходящего. «Не вам учить президента, как держаться за власть, — ответил ему Б. Ельцин. — Я знаю, что делаю».

10 июля, в день, когда была опубликована статья в газете, Б. Ельцин встретился с ключевыми министрами и заявил: «У нас достаточно сил для того, чтобы остановить любые планы захвата власти».

13 июля МВФ одобрил пакет займов России на сумму в 22,6 миллиарда долларов. Все успокоились. А. Чубайс уехал в круиз в Ирландию. Глава Центробанка С. Дубинин направился в отпуск в Италию, Б. Березовский — на юг Франции.

Каникулы закончились для них плачевно. Российские банки подошли к смертельному порогу. Инвесторы начали принимать безжалостные решения, подталкивавшие российскую государственную и финансовую машину к полному разрушению. На большой скорости за четыре часа А. Чубайс доехал до аэропорта Шэннон, где зафрахтовал самолет, на котором прилетел в Москву» («Ньюсуик», 25 января 1999 г.)

То, что конец близок, было ясно всем, кроме одного человека: самого Б. Ельцина. В пятницу 14 августа он заявил: «Никакой девальвации рубля не будет. Я говорю это твердо и ясно. Это не просто моя фантазия. Все просчитано». С. Кириенко не мог поверить в то, что услышал. «Я был ошарашен», — признался он. И понятно почему: премьер-министр не имел с приболевшим президентом ни одного существенного обмена мнениями по вопросам национальной экономики начиная с июля.

Авторы статьи иронично замечают: Б. Ельцин был прав только в одном — в том, что все было просчитано. Через неделю премьер и его команда были отправлены в отставку по причине девальвации и дефолта.

Но это только отчасти, приходит к заключению «Ньюсуик». Настоящая причина увольнения С. Кириенко — здоровье президента. К середине августа люди из президентского окружения все больше были обеспокоены тем, что если произойдет самое худшее — смерть Б. Ельцина, то С. Кириенко стал бы исполнять обязанности президента в течение трех месяцев и в конце этого срока должны быть проведены выборы.

Кремлевские политики считали С. Кириенко слишком слабым и неопытным для того, чтобы бороться с хаосом, который мог возникнуть. Неспроста, отвечая на вопрос о причине отставки С. Кириенко, один из высших чиновников ответил прямо: «здоровье президента».

Такова версия американского информированного журнала. А что думают по этому поводу отечественные эксперты?

Политическая ситуация в России развивалась в августе 1998 года на фоне углублявшегося финансово-экономического и социального кризиса.

Предпринятый кабинетом С. Кириенко 17 августа «финансовый переворот» и последовавшее за этим увеличение цен на большинство товаров значительно усложнило социально-политическую обстановку в стране. Реакция населения на падение курса рубля носила резко отрицательный характер. В ряде регионов отмечался ажиотажный спрос на свободно конвертируемую валюту.

Основная масса россиян расценила события на финансовых рынках страны как подтверждение экономической несостоятельности реформ президента и правительства. Опросы, проведенные в разных регионах России, показали: население считало, что девальвация рубля произошла в результате преднамеренных действий руководства Центробанка и группы олигархов, заинтересованных в снижении курсовой стоимости рубля.

Действия правительства и ЦБ были негативно оценены банками, оказавшимися в сложном положении в связи с ажиотажным оттоком из них вкладов населения. Ситуация в столице в те дни помнится каждому москвичу. А как происходили события в российской глубинке?

Только за 17–19 августа со вкладов Калужского филиала Сбербанка РФ жителями Калужской области было снято более 9 млн. деноминированных рублей. Сумма новых заявок составила 7 млн. По оценке Главного управления ЦБ по Калужской области, за несколько дней общая сумма остатков на корреспондентских счетах коммерческих банков области сократилась в четыре раза.

Ситуацию в регионах осложнила начавшаяся с 17 августа задержка платежей, поступавших в региональные коммерческие банки из Москвы. В результате многие из них оказались без средств на погашение взятых кредитов, выплаты вкладчикам и производства других платежей.

Все московские банки направили в свои филиалы в Центральном регионе распоряжения: продажу валюты приостановить, а выплаты вкладчикам до истечения срока их вкладов не производить.

В сложном положении оказались страховые компании и негосударственные пенсионные фонды, размещавшие основную часть резервов в ГКО.

Какова была реакция политических партий и общественных движений на обвал рубля?

Большинство из них оценили меры правительства по выходу из финансового кризиса как запоздалые, способные лишь усугубить ситуацию.

Ход и итоги внеочередного заседания Госдумы 21 августа явились, по сути, концентрированным выражением мнений ведущих партий о деятельности правительства и президента.

Удивительно, но парламентарии впервые выступили единым фронтом против высшей исполнительной власти страны. В канун выборов 1999 и 2000 годов финансовый кризис и меры кабинета С. Кириенко и Центробанка по его преодолению стали для них своего рода подарком, дающим возможность резко набрать очки в глазах избирателей.

Необычайно резкие высказывания в адрес кабинета прозвучали из уст руководства НДР, вчерашней «партии власти», поддерживавшей правительство во многих его начинаниях. Обозреватели обратили внимание на оценки, данные В. Черномырдиным: «У нас нет правительства», «Во всем виноваты правительство и Центробанк…» Любопытно, что сразу после совместного заявления правительства и Центробанка 17 августа В. Черномырдин высказывался гораздо мягче, он был против отставок в кабинете.

Глава думской фракции НДР А. Шохин: «Президента подставили…» Он же: «Идея дефолта по частным кредитам является безумной и граничит с объявлением страны банкротом…»

Лидер фракции ЛДПР В. Жириновский был, как всегда, непоследователен и эксцентричен. Еще недавно голосовавший в проправительственном ключе и лояльно настроенный по отношению к кабинету С. Кириенко, он скорректировал свою позицию и в характерном для него стиле предрек «тюрьму» С. Дубинину и А. Чубайсу.

Лидер «Яблока» заявил: «Ни в одной стране мира не догадались бы одновременно девальвировать национальную валюту и заморозить выплаты гос долга». Назвав ситуацию катастрофической, он от имени думской фракции выразил Б. Ельцину и его не справлявшемуся с кризисом правительству «абсолютное недоверие».

Руководитель депутатской группы аграриев Н. Харитонов, известный своим предложением президенту почаще встречаться «без галстуков», выступил с инициативой рекомендовать Б. Ельцину самостоятельно уйти в отставку. Инициатива нашла поддержку, и вопрос об отставке президента был внесен в повестку дня одного из следующих заседаний.

Главный аргумент коммунистов — «обесценен не рубль, а Российская Федерация», ведущие естественные монополии, что позволит «разом купить всю страну одному мультимиллиардеру». В канун внеочередного заседания Думы фракция КПРФ собрала около 120 депутатских подписей за постановку вопроса о доверии правительству с целью вынесения на одном из следующих заседаний вотума недоверия кабинету С. Кириенко. Левые заявили, что на этот раз намерены идти до конца, и если бы после первого вотума президент оставил С. Кириенко в должности, на первых же заседаниях палаты в конце сентября они повторно проголосовали бы за недоверие правительству. По мнению аналитиков, более чем вероятными и последовательными их союзниками в этом вопросе стали бы аграрии, «Народовластие» и «Яблоко».

Итогом пятничного заседания Думы стало постановление, в котором президенту было предложено укрепить руководство правительства и Центробанка, а последним — улучшить свою деятельность в соответствии с депутатскими рекомендациями. Среди них: целевая эмиссия для пополнения оборотных средств предприятий, запрет свободного доступа нерезидентов на российские финансовые и фондовые ранки, разбирательство силами Генпрокуратуры с «пирамидой» ГКО и примерное наказание ее авторов, проверка Счетной палатой финансово-хозяйственной деятельности ЦБ.

В сложившейся кризисной ситуации заметно активизировал свои действия Народно-патриотический союз России (НПСР). По его инициативе 19 августа примерно 40 оппозиционных партий и движений заявили на консультативном совещании о создании широкой коалиции народно-патриотических сил. Главными действиями коалиции были объявлены мероприятия по организации и систематизации протестного движения в стране. Оппозиция заявила о намерении поддержать решение профсоюзов о проведении 7 октября всероссийской политической стачки, которой будут предшествовать «дни единых действий в защиту интересов трудящихся».

Участники совещания призвали Госдуму и Совет Федерации незамедлительно внести в Конституцию РФ изменения, необходимые для перераспределения властных полномочий между президентом, правительством и Федеральным Собранием.

В свою очередь наблюдалась координация действий между НПСР и Федерацией независимых профсоюзов России (ФНПР), что само по себе было прецедентом и свидетельствовало о тактической консолидации еще недавно слишком разнородных политических сил. Так, секретарь ФНПР, лидер «политического крыла» главного профсоюзного объединения страны — «Союза труда» А. Исаев участвовал в состоявшемся 19 августа заседании руководителей партий и движений, входивших в НПСР, и проинформировал последних о ходе подготовки акции 7 октября.

Вместе с тем А. Исаев подчеркнул, что всероссийская забастовка «будет организована профсоюзами, и только профсоюзы вправе призвать трудящихся к участию в ней, а различные политические партии вправе поддержать ее или присоединиться к ней».

Тем самым ФНПР обозначила свои претензии на лидерство в протестном движении с целью гарантированного закрепления за собой соответствующей ниши в спектре влиятельных политических сил страны в канун выборов 1999 и 2000 годов, что еще раньше прогнозировалось некоторыми обозревателями.

Тактической консолидацией усилий в борьбе против исполнительной власти НПСР пытался добиться и на других фронтах. Как заявил Г. Зюганов, руководством движения проводятся консультации с «блоком А. Николаева — Ю. Лужкова и блоком А. Лебедя».

Аналитики предсказывали два сценария дальнейшего развития событий.

Заявленный валютный коридор продержится несколько месяцев и с учетом взятого отправленным в отставку кабинетом курса на спасение избранных (основные сырьевые экспортеры и крупные розничные банки) «неизбранные» — кто раньше, а кто позже — обанкротятся.

Что касается выигравших от девальвации нефтяников, газовиков и металлургов, то их положение будет полностью зависеть от мировой конъюнктуры, которая ничего хорошего не обещала. С учетом перманентного ухудшения ситуации на внутрироссийских финансовых и товарных рынках они через несколько месяцев начали бы нести такие же убытки, как и до девальвации.

В связи с наметившимися инфляционными процессами и ростом цен на продовольственные и потребительские товары, который прогнозировался со средним коэффициентом 1,5, население через эти же несколько месяцев в полной мере ощутило бы опустошение собственных кошельков. И это при том, что антикризисная программа С. Кириенко предусматривала мораторий на индексацию зарплат и пенсий с учетом инфляции, более того, отменяла ряд льгот для ветеранов.

Как следствие, прогнозировалось резкое обострение социально-политической ситуации в стране, которое совпадало по времени с уже намеченными на октябрь общенациональными акциями протеста. К населению вынуждены будут прислушаться губернаторы, перед которыми проблема формирования на базе Совета Федерации нового института верховной власти — своего рода «коллективного президента» — встанет во всей актуальности.

Согласно второму сценарию, паника среди населения в связи с финансовым кризисом приобретала неконтролируемый характер, и люди стремились бы во что бы то ни стало изъять из банков все свои вклады и немедленно конвертировать сбережения в СКВ. В этом случае государству не удалось бы спасти даже немногие избранные банки и удержать рубль в пределах заявленного валютного коридора.

Уже тогда, по расчетам экспертов, отток денег из Сбербанка мог достичь 2 млрд, рублей в неделю. С учетом того, что Сбербанком свыше 20 млрд, долларов было вложено в ГКО (замороженные правительством и Центробанком 17 августа), нарастал значительный разрыв между активами и обязательствами. При таком развитии событий к концу года Сбербанк, не имея возможности расплатиться со всеми своими кредиторами, был бы вынужден объявить себя банкротом. Это стало бы ударом по миллионам вкладчиков со всеми вытекающими последствиями.

При всем желании исполнительной власти избежать подобного сценария резервы ЦБ были слишком малы, чтобы заткнуть все образовавшиеся в банковской сфере дыры, особенно с учетом того, что Центробанк вынужден был бы вести войну на два фронта: помимо срочного вспомоществования банкам осуществлять долларовые интервенции для поддержания курса рубля. Сюда же следовало приплюсовать провал затеи с продажей акций «Роснефти», «Газпрома», «Связьинвеста».

По второму сценарию страну ожидал скорый коллапс банковской системы и полный провал экономической политики высшей исполнительной власти. Единственным выходом здесь для правительства С. Кириенко аналитики видели зашоривание от различных альтернативных вариантов и доведение до конца жестких конфискационных мер, предусмотренных антикризисной программой, — через Думу или помимо нее. Как крайний" случай — запрет на хождение доллара.

Конец, однако, здесь все равно просматривался тот же — мощный всероссийский протест населения, лимит на терпение которого был безоговорочно исчерпан.

Можно ли было в этой ситуации рассчитывать на зарубежные капиталы? Сомнительно. Россия сама оттолкнула иностранных инвесторов, объявив мораторий на возврат кредитов. Если только новым кабинетом он будет отменен… Хотя даже при этом бесконечные шарахания российских властей вряд ли добавят серьезным игрокам доверия к нашему рынку.

Тогда, может, удастся убедить МВФ гарантированно предоставить России намеченные транши? И это представлялось не слишком простым. Убедить МВФ — значило убедить США, основного пайщика фонда. А это, в свою очередь, значило убедить республиканский конгресс. Последнее казалось маловероятным в связи с известным отношением конгрессменов к российской политике Б. Клинтона, разве что ценой совсем уж унизительных для России уступок, главным образом путем раскассирования естественных монополий, что было абсолютно неприемлемо для В. Черномырдина, особенно в августе, когда он рассчитывал получить от Думы карт-бланш на стабилизацию обстановки в стране.

С прежними монетаристами, предложенными в кабинет, В. Черномырдин был бы просто «непроходным». Очевидно, он вынужден будет поставить вопрос о формировании правительства на основе парламентского большинства. Во всяком случае, по прогнозам аналитиков, В. Черномырдин в качестве условий прихода на пост премьера выставит свою самостоятельность в проведении кадровой политики, в частности, получения карт-бланша на назначение «силовиков».

Вместе с тем В. Черномырдину будет необходим «посланец», пользующийся авторитетом в международных финансовых кругах. По мнению экспертов, в России таких политиков пятеро: А. Чубайс, Е. Гайдар, Б. Федоров, Г. Явлинский, А. Шохин. Выбор падет, полагали, на кого-то из последних трех. Предпочтительнее смотрелась кандидатура главы думской фракции НДР А. Шохина.

Как считали эксперты, президент предвосхитил прогнозировавшееся на середину осени возвращение В. Черномырдина в правительство в качестве первого лица. Собственно, эта мера была единственной, способной улучшить ситуацию для Б. Ельцина. Многие аналитики сходились во мнении, что новый приход В. Черномырдина во власть означал бы, что Б. Ельцин, здорово сдавший физически и психологически, фактически указал всем на своего преемника. Не исключался и вариант добровольной отставки президента по состоянию здоровья в случае утверждения В. Черномырдина нижней палатой и нахождения с ней новым премьером общего языка по ключевым вопросам российской внутриполитической и внутриэкономической жизни.

Между тем, по мнению аналитиков, истинный, так сказать, сугубо прагматичный и приземленный смысл происходившего заключался в том, что правительство и ЦБ находились под сильнейшим давлением финансовых олигархов, лихорадочно пытавшихся спасти свои банки. Объявление ЦБ «избранных», в частности, Сбербанка, с фактической отмашкой от прочих банков, запрет последним снизить нормы резервирования на пять процентов, перспектива их банкротства и национализации либо продажи новым владельцам — все это заставило банкиров в ускоренном темпе пролоббировать перед президентом кандидатуру «спасителя» — В. Черномырдина. Лоббирование шло через окружение Б. Ельцина, главным образом через руководство его администрации.

В. Черномырдин потребовался также тем силам, которые были, по сути, оторваны от бюджетной «кормушки» при правительстве С. Кириенко. Они ассоциировались в глазах наблюдателей главным образом с Б. Березовским. Именно реализации сценария возвращения В. Черномырдина во власть, по мнению аналитиков, были посвящены консультации Б. Березовского и В. Черномырдина. Со вторым премьерством В. Черномырдина прогнозировалось значительное усиление роли и влияния Б. Березовского во всех государственных делах.

Однако вернемся к причинам, вызвавшим столь масштабную финансовую катастрофу.

Безусловно, крайне негативное влияние на положение дел в российской экономике в июне — июле оказали внешние факторы. Это и новая волна кризиса на мировых финансовых рынках, и необходимость выплаты коммерческим банкам страны процентов по кредитам зарубежных банков, полученных в августе 1997 года под данные Кремлем и Белым домом обещания экономического роста.

Однако, по мнению ряда экспертов, названные факторы ни в коей мере не являлись, истинной причиной краха социально-экономической политики российских властей, они лишь подтолкнули, стимулировали этот крах. Итоги августа отчетливо продемонстрировали исчерпанность экономических, социальных, политических ресурсов того пути развития, которым страна шла начиная с 1991 года, показали неспособность политической системы адаптироваться к новым социальным вызовам.

Несостоятельной, по оценкам специалистов, оказалась очередная попытка российских властей, осуществленная на этот раз кабинетом С. Кириенко, преодолеть застарелые болезни отечественной экономики, осуществить ее структурную перестройку путем форсирования курса радикальных рыночных реформ. И дело здесь было не в нерешительности правительства «юных реформаторов», как это пытались представить российские и зарубежные аналитики либеральной ориентации, а в серьезных ограничителях социально-политического характера. Кредит доверия общества к существующей власти на седьмом году реформ казался многим полностью растраченным, что выразилось в отчетливом нежелании забастовочного движения, да и большинства населения в целом потерпеть «еще немного» ради улучшения благосостояния в неопределенном будущем.

В августе 1998 года наиболее серьезной проблемой для властей оставались протестные акции представителей социально уязвленных групп. Среди них выделялись действия горняков — блокада Сахалинской ГРЭС, Транссиба в Челябинской области и в Кузбассе, захват в заложники гендиректора шахты «Воргашорская», предупредительные пикеты ростовских угольщиков, выставленные у полотна Северо-Кавказской железной дороги, акция протеста, организованная шахтерами на Красной площади после возвращения Б. Ельцина в Москву из отпуска, пикетирование ими Дома правительства. Произошли волнения оборонщиков в Ярославле, Ульяновске, Омске, пенсионеров — в Перми. Усилилась напряженность в армии, где после демарша майора Беляева, выведшего в конце июля танк на городскую площадь в знак протеста против невыплаты денежного довольствия, начала расти тяга к «решительным действиям».

Радикализации либеральных рыночных реформ объективно препятствовало и то, что в стране за годы преобразований сложился мощный блок новой элиты, включавший часть региональных лидеров, финансовую квазиолигархию, также не заинтересованных в резком форсировании преобразований. Так и не сумев договориться с этими группами, кабинет С. Кириенко практически решил пойти по пути навязывания истеблишменту жестких и непопулярных решений, что на практике, как уже отмечалось выше, привело лишь к дезорганизации финансовой системы страны и острейшему политическому кризису. С этим, кстати, был связан и тот факт, что получение российским правительством июльского кредита от международных финансовых организаций не только не возымело позитивного социально-экономического эффекта, но и явилось одной из причин того, что июль ознаменовался самым значительным общественным кризисом за всю историю «пореформенной» России, поставившим страну на грань общенациональной катастрофы.

Из досье «Экономическая ситуация в России накануне августа-98»:

Начиная с 22 июля все российские ценные бумаги «падали», обесценившись уже на 15–20 процентов. Доходность гособлигаций на 20 процентов превышала ставку рефинансирования. Минфину пришлось не только заимствовать средства из бюджета (на 1 млрд, долл.), чтобы покрыть кассовый разрыв на аукционе 29 июля, но и отложить новые еврозаймы, размещение на 7 млрд. руб. государственных федеральных облигаций, призванных заменить ГКО.

Котировки рубля по-прежнему пробивали верхнюю границу валютного коридора, заставляя Центробанк расходовать золотовалютные запасы. 6 августа Центробанк сообщил, что в период с 24 по 31 июля золотовалютные резервы Банка России снизились на 800 млн. долл. Неделю назад они составляли 19,2 млрд. долл.

Налоги, как и прежде, не собирались. В июле удалось мобилизовать всего 12 млрд, руб., тогда как для текущего исполнения бюджета было необходимо не менее 20 млрд. руб. в месяц. Помощь Запада немного замедлила, но не остановила усиление кризиса. Все его системные причины сохранялись. Обещанные МВФ, другими ино-кредиторами 22,6 млрд. долл, в 1998—1999 гг. не в состоянии были укрепить рубль, экономику, обеспечить социально-политическое перемирие.

В августе долги по заработной плате достигли 11 млрд, руб., по пособиям детям и чернобыльцам — 17 млрд, руб., перед пенсионерами — до 16 млрд. руб. и до конца года, по прогнозам, должны были превысить 30 млрд, руб., что эквивалентно двухмесячной задержке выплат. Судя по опросам, к бастовавшим шахтерам готова была присоединиться почти половина (41,5 процента) российских граждан. Ситуация сложилась настолько угрожающая, что МВФ в качестве давления на российские власти снизил на 800 млн. долл, первый, июньский транш стабилизационного займа (4,8 млрд, долл, вместо 5,6 млрд.), обязав власти срочно сбалансировать бюджет Пенсионного фонда.

Однако вне поля зрения МВФ остался еще более взрывчатый дисбаланс. В августе 1998 года половина российского населения не имела либо лишилась всех своих накоплений. В то же время 50 процентов сбережений концентрировались в. руках 2 процентов (!) граждан. Подобное наблюдалось накануне революционных взрывов и гражданских войн в Китае, России, Индии, Иране, странах Африки, которые силой приводили существовавшую политическую надстройку в соответствие со сложившейся социально-экономической реальностью.

Особенности первоначального накопления капитала в постсоветский период запрограммировали общество на катаклизмы, а экономику — на банкротство. Катастрофическое падение доходов лиц наемного труда (с 49 процентов ВВП в 1990 г. до 18–20 процентов в 1998 г.) привело к уменьшению более чем в два раза внутреннего спроса и, соответственно, внутреннего рынка. В свою очередь, это обернулось двукратным сокращением производства, резким уменьшением капиталовложений в реальный сектор экономики.

Прибыль собственников (свыше 50 процентов ВВП против 20 процентов на Западе), банковские вклады граждан (156,6 млрд. руб. по состоянию на 1 июля 1998 г.) не превращались в инвестиции, а преимущественно вкладывались в «короткие» госбумаги, конвертировались в СКВ, переводились за границу. В июле 1998 года покупка валюты, по данным Госкомстата, превысила 20 процентов всех расходов граждан — рекордный уровень за два года. Российская промышленность осталась без финансовой подпитки. В том числе зарубежной, со стороны нерезидентов, которые покинули Россию из-за слабости рынка, агрессивного налогового режима (к тому же менявшегося каждые 3–6 месяцев), нарушения прав собственников-акционеров, социально-политической нестабильности.

В результате всего перечисленного практически остановилось обновление основных фондов на российских предприятиях. При создавшемся положении дел для воспроизводства оборудования потребовалось бы, по оценкам, в топливно-энергетическом комплексе 36 лет, в агропромышленном — 50 лет, в черной металлургии — 56 лет, в легкой промышленности — 40 лет. Большая часть производственного парка простаивала, так как внутренний рынок «усох», а внешний был закрыт по причине применяемых за рубежом антидемпинговых и прочих дискриминационных мер, низкой конкурентоспособности отечественных отраслей, искусственно завышенного курса рубля, других негативных факторов. Летом 1998 года, например, в машиностроении из 100 единиц оборудования только пять использовались более чем на 50 процентов, 35 — на 30 процентов, 20 — на 10 процентов, остальные 40 процентов (почти половина!) не работали совсем. Так, в легкой промышленности коэффициент использования оборудования снизился в 5,1 раза и составил лишь 20 процентов от уровня 1990 года. В «благополучной» нефтеперерабатывающей промышленности загрузка уменьшилась до 55–60 процентов.

Реальный сектор перестал генерировать легальные доходы. В августе количество убыточных предприятий в промышленности превысило 70 процентов от общей численности, в АПК — 90 процентов. Структура оборотных средств более чем наполовину состояла из дебиторской задолженности покупателей и всего на 1–1,5 процента — из собственных ресурсов на счетах в банках. В пассивах (ресурсной базе) кредитных организаций доля предприятий и организаций сократилась до 1,5–4 процентов. Подавляющая часть (более 60 процентов) вложений приходилась на одно — шестимесячные вклады, что полностью исключало использование их в качестве инвестиций в производство.

В основной его части рабочий процесс поддерживался за счет кредитов и неплатежей. К августу 1998 года 80 процентов машиностроительных заводов стали должниками других производств. Причем у 10 процентов объем задолженности превысил сумму годового, а у 30 процентов — полугодового выпуска продукции. Поскольку ставка рефинансирования ЦБ (то есть официальная стоимость кредитов) колебалась в диапазоне 60—150 процентов, а средняя рентабельность предприятий — 1–5 процентов, то должниками они останутся на десятилетия.

Другим способом выживания оставались проедание амортизации, использование различных финансовых инструментов и схем, заменявших рубли (бартер, взаимозачеты, разнообразные долговые обязательства, СКВ). Их общий объем, как и прежде, стабильно превышал ВВП. Это заранее выносило смертный приговор любым чрезвычайным программам по мобилизации доходов в бюджет.

Правительство просто не могло собирать налоги, поскольку, по самым заниженным оценкам, две трети выпускаемой продукции вообще не участвовало в товарно-денежном обороте, а расчеты более чем на 70 процентов приходились на бартер и взаимозачеты. Столько же российских предприятий совершенно не были зависимы от рубля, рыночного ценообразования и, соответственно, были недосягаемы для фискальных и прочих организаций, — шла ли речь о пополнении бюджета, Пенсионного фонда или о других государственных расходах. Власти совершенно утратили контроль в данной сфере, где стало невозможно выполнять любые требования бюджета, как и взаимные обязательства хозяйственных субъектов, которые в несколько раз превышали текущий ВВП.

Переход значительной части российских предприятий в «тень», на денежные суррогаты, бартер и взаиморасчеты в какой-то мере смягчит последствия возможной обвальной девальвации рубля. Но она обернется неизбежным банкротством для властей и банков, выступающих валютными заемщиками, гарантами операций и кредитов в СКВ.

У сырьевого капитала в августе 1998 года не оставалось средств для поддержки экономики, социально-политической стабильности в России. За шесть месяцев сократилось производство в угольной (на 0,3 процента), нефтедобывающей (на 0,4 процента), нефтеперерабатывающей (на 7,4 процента), а также в металлургической, электроэнергетической, лесной отраслях. Это уменьшило экспортную выручку, начавшую падать после снижения мировых цен на энергоресурсы, черные, цветные, редкоземельные, драгоценные металлы, лес, пиломатериалы, составляющие основу российского экспорта, который был и оставался совершенно неэластичным. То есть его не могли укрепить вывозимые товары машиностроения, наукоемких, высокотехнологичных отраслей, которые находились на грани вымирания.

После изменения мировой конъюнктуры сырьевики уже не в состоянии были выступать опорой для системы, которую они сами создали после 1991 года, получая от нее фантастические льготы, прибыли, прямое и косвенное субсидирование через бюджет и минуя его. Когда компенсаций стало не хватать, а власти не могли дать больше из-за своих бюджетных обязательств, сырьевой капитал, по существу, предал власть. Речь идет не только об информационной войне против правительства и администрации президента, поддержке стачечных выступлений, парламентской оппозиции, но и о массовом переходе на неплатежи, взаимозачеты, денежные суррогаты, бартер, с которых от сырьевиков в бюджет не поступало ничего. Поскольку внутренние цены, включая сырье, продукцию первого передела, в ряде случаев в 1,5–6 раз превысили мировые (так как в них закладывались все российские риски — от неоплаты до девальвации), потребители были в состоянии расплачиваться только с помощью натурального обмена.

В России все источники заимствований для правительства иссякли. В его распоряжении остался, по сути, единственный ресурс — внешние займы. Однако и их не хватит, чтобы обслуживать уже накопившийся государственный долг, выполнять обязательства перед бюджетом. Важно вспомнить, что в 1998 году доходы и расходы бюджета планировались из расчета высоких мировых цен на российские экспортные товары, доходности госбумаг не выше 25–30 процентов курса рубля в рамках валютного коридора. Реальность перечеркнула все эти и иные расчеты.

По состоянию на июль 1998 года до конца года казне требовалось истратить 180 млрд, рублей (около 30 млрд, долл.) для погашения и обслуживания всех видов госбумаг (при ожидавшихся доходах в 367 млрд, руб.). Из них на ГКО нужно было найти 25 млрд. долл. Обмен последних на валютные боны с погашением через семь и двадцать лет на сумму 6,4 млрд. долл, тяжелой ситуации не изменил.

Соглашение с МВФ вынудило удерживать дефицит бюджета-98 в пределах 5,8 процента ВВП. Предполагалось, что до конца декабря гособязательства будут прирастать в среднем на два млрд. долл, ежемесячно, поэтому извне приходилось привлекать не менее трех млрд. долл, за такой же период.

Начиная с июля 1998 года только на погашение и выплату процентов по ГКО расходы увеличились до 4–5 млрд. долл, в месяц, что вдвое превысило объем всех собираемых налогов. Даже внешних заимствований не хватало для поддержания курса рубля. Поступивший от МВФ в последние дни июля транш в 4,8 млрд. долл, продлил эту возможность еще на месяц — до октября. Другие поступления (11,2 млрд. долл, до конца 1998 года) были оговорены жесткими условиями по части фискальных сборов, иных антикризисных мер, которые российские власти обещали выполнить.

В действительности временные и золотовалютные ресурсы правительства не гарантировали от обвальной девальвации. В июле рост официального курса доллара, устанавливаемого Центробанком, составил 0,66 процента (в июне — 0,58, в мае — 0,49 процента). С начала года рубль обесценился на 4,9 процента, в то время как в основных направлениях денежно-кредитной политики ЦБ на 1998 год говорилось, что темпы обесценивания рубля за весь год составят 2–5 процентов. Инфляция же за это время составила 4,3 процента. Примерный паритет между этими показателями был достигнут, хотя рубль обесценивался быстрее, чем росли цены.

По уточненным оценкам, суммарный объем обязательств в рублях, то есть долговых расписок государства (денежная база, вклады до востребования, вложения в государственные, муниципальные и корпоративные бумаги), составил летом 1998 года сумму, примерно эквивалентную 200 млрд. долл. Даже если на рынок СКВ сразу поступит треть данной суммы, при новых резервах Центробанка в 18, 4 млрд. долл, российский рубль обесценится почти в три раза — до 20 руб; за доллар. А если власти получат в 1998 году все обещанные 11,2 млрд, долл., то до 15 руб. за доллар. Это приведет к адекватному росту цен на все предметы потребления и массового спроса.

И действительно, ввиду гигантского объема неплатежей в экономике, перешагнувших за 1 триллион деноминированных рублей, и неподъемного давления внутреннего и внешнего долга правительства (свыше 200 млрд, долларов), резко усилилось давление на правительство со стороны основных социальных групп, и прежде всего со стороны диаметрально противоположных по своим интересам обездоленных низов и олигархических финансово-промышленных группировок, что сузило способность правительства контролировать ситуацию в экономике.

Полученный от МВФ кредит в этих обстоятельствах не только не успокоил российское общество и не повысил его доверие к властям, но, напротив, возбудил в нем опасения, что поступивших финансовых средств не хватит на всех и что настал момент решительного натиска на правительство с целью нового перераспределения финансового пирога. Начались стихийная девальвация рубля, неуправляемый рост курса «твердых» валют. Уже в первой декаде августа доллар пробил верхнюю границу валютного коридора, что заставило Центробанк начать постепенное расширение валютного коридора, установив 10 августа официальный курс доллара на уровне 6,27— 6,31 рубля, тогда как коммерческие банки под напором резкого роста спроса на валюту стали поднимать цену доллара до 7–8,5 рубля. Это поставило Центробанк перед необходимостью ускоренно расходовать золотовалютные запасы, сведя на нет эффект финансовой помощи Запада.

В июле наступил крах финансовой основы российской экономики последних лет, базировавшейся на «жизни взаймы», — государственной пирамиды ГКО и привлечения огромных внешних кредитов. Из-за постепенного «разогрева» доходности ГКО государство начало регулярно отменять торги ими и было вынуждено погашать бюджетными средствами долги по старым выпускам ГКО. В то же время, в обстановке развала реального сектора народного хозяйства государству оказалось не по силам выплачивать долги и одновременно выполнять обязательства по бюджету. В выступлении экс-премьера С. Кириенко в Государственной думе 21 августа, в котором он мотивировал принятые правительством и Центробанком решения, назывались следующие цифры: налоговые поступления в бюджет в августе составляли 22 млрд, рублей, а выплаты ГКО и ОФЗ требовали около 35 млрд. Уже за две первых недели августа держателям ГКО была выплачена сумма, близкая к месячному сбору налогов ГНС.

Одновременно с кризисом на рынке ГКО началось свертывание рынка «сельских» облигаций, симптомом чего стала отмена 7 и 10 августа аукционов по размещению этих ценных бумаг, и произошло знаменательное событие на рынке региональных займов — Минфин Якутии не мог погасить республиканские облигации на сумму около 110 млн. рублей. Этот первый «дефолт», признание банкротства, был многими финансистами воспринят как предвестие банкротства всей страны, что еще больше подогрело панические настроения у участников финансового рынка.

На рынке корпоративных облигаций устойчиво падали котировки так называемых «голубых фишек», акций российских приватизированных предприятий. «Недоверие» к властям со стороны участников фондового рынка особенно обострилось после заявления министра финансов М. Задорнова о том, что Минфин получил разрешение использовать для погашения государственного долга, а фактически для бюджетных нужд, средства из кредита МВФ, предназначенного для стабилизации рубля и пополнения золотовалютных резервов Центробанка. Большая часть финансистов пришла к выводу, что при подобной политике и следующие транши этого кредита также пойдут на решение проблем бюджета.

Негативная реакция финансового рынка на попытку проведения государством линии на ослабление социальной напряженности продемонстрировала, что поведение основных социальных групп в стране вступило в условиях кризиса в «противофазу». Имелось в виду, что ослабление протеста низов вызывает панику у верхов и, наоборот, умиротворения финансовых кругов происходит, как правило, на фоне нарастания социальных волнений низов. А это объективно поставило в тупик государственную власть, оказавшуюся между молотом социального протеста и наковальней финансового краха. Иначе говоря, попытки властей несколько притушить социальный протест низов в условиях нарастающего дефицита финансовых средств не придали системе стабильности, а стали непосредственной причиной подъема возмущения на другом полюсе — у социальных верхов, не готовых делить с государством бремя социальной политики.

Отказ от выплаты государственного долга и фактическая девальвация рубля подорвали доверие к России и ее властям как со стороны зарубежных инвесторов, так и МВФ, предоставившего в июле стабилизационный кредит на поддержание курса национальной валюты. Напор социального и финансового давления на правительство, достигший в августе апогея, и ухудшение ситуации были четко отслежены западными инвесторами задолго до официального признания российским правительством факта своего банкротства. Например, уже в конце июля — как раз перед «проверочным» визитом первого заместителя директора-распорядителя МВФ С. Фишера — агентством Фитцх ИБЦА, традиционно доброжелательно настроенным к нашей стране, был снижен кредитный рейтинг России, что послужило сигналом для инвестиционных фондов и банков с западной «пропиской» к свертыванию своей деятельности в России.

К середине месяца паника перекинулась и на межбанковский кредитный рынок, который оказался парализован из-за кризиса ликвидности (нехватки валюты) и массового недоверия партнеров друг к другу. Некоторые банки, например «Империал», перестали расплачиваться за купленную валюту и отказались возвращать межбанковские кредиты, что немедленно привело к дальнейшему снижению рейтингов ведущих российских банков и страны в целом мировыми рейтинговыми агентствами.

Попытки кабинета С. Кириенко слепо следовать рекомендациям международных финансовых институтов, усиливая налоговый пресс на обескровленную и бартеризованную экономику и интенсифицируя процесс приватизации на фоне углубляющегося инвестиционного кризиса, практических результатов, естественно, не дали. Напротив, эти действия еще более усугубили экономическую ситуацию. Так, погоня за ускользавшими «живыми» деньгами, предпринятая под фискальным давлением правительства крупными налогоплательщиками-монополистами, такими, как РАО «Газпром» и «ЕЭС России», ведшая к отключениям неплательщиков, привела к нарастанию экономического хаоса.

Например, в результате обесточивания сибирских железных дорог было остановлено движение на них. Под вопросом оказалась работа морских пунктов пропуска в Хабаровском крае. Усилилась опасность техногенных катастроф. В августе по вине энергетиков имела место крупная авария на Среднеуральском медеплавильном заводе в Свердловской области. Возникла предаварийная ситуация в Институте биофизики Сибирского отделения РАН, где исследовались болезнетворные бактерии, могущие использоваться в производстве бактериологического оружия массового поражения. Аналогичная ситуация возникла и на производственном объединении «Маяк» в Челябинской области, где от сети были отключены ядерные реакторы и возникла опасность неуправляемой цепной реакции.

Фискализация экономической жизни, принятая за основу в антикризисной программе правительства С. Кириенко, фактически привела к результатам, прямо противоположным исходной цели. По замыслам инициаторов жесткой фискальной политики, она должна была содействовать снижению социальной напряженности в обществе — за счет решения проблемы долгов перед бюджетниками и пенсионерами.

В действительности же широкомасштабные фискальные меры, к реализации которых в начале августа приступило правительство, по оценкам экспертов, могли лишь усилить напряженность, сделав ее взрывоопасной, поскольку проведение этих мер в жизнь привело бы к снижению жизненного уровня населения в среднем на 20 процентов. Соответственно, сразу же после обнародования планов правительства региональные профорганизации работников образования начали подготовку к кампании против урезания зарплаты педагогам, Федерация независимых профсоюзов России выступила с обращением к президенту отменить решение правительства об увеличении пенсионного сбора.

По мнению большинства наблюдателей, к началу осени ожидалось достижения апогея градуса общественного недовольства такими мерами, как введение налога с продаж, повышение таможенных акцизов, отмена льгот на НДС, увеличение тарифов за электричество и другие жилищно-коммунальные услуги.

Значительно осложнились в результате фискальных нововведений российского правительства отношение РФ со странами СНГ (устав этой организации не позволял в одностороннем порядке увеличивать таможенные пошлины) и со Всемирной торговой организацией (ВТО). Последнее обстоятельство являлось стратегическим просчетом, поскольку с обретением членства в ВТО Россия могла бы получить таможенные преференции и льготы на сумму до 1,5 млрд, долларов уже в 1999 году. На состоявшемся в августе в Женеве очередном раунде переговоров российской делегации с руководством ВТО вступление России в эту организацию было отложено на неопределенное время из-за решения правительства повысить таможенные пошлины на три процента на все импортные товары.

В то же время, несмотря на все усилия, фискальные ведомства, и прежде всего Госналогслужба, так и не справились с бюджетными заданиями.

Не смогло правительство похвастаться и успехами в сфере приватизации. По данным Мингосимущества (МГИ), за прошедший с начала 1998 года период в бюджет поступило лишь 16 процентов запланированных доходов от приватизации: при плане в 8 млрд. 100 млн. руб. пока был получен 1 млрд. 300 млн. После августовского дефолта стали рушиться и надежды МГИ на формированную реализацию в сентябре — октябре приватизационных планов по продаже последних гигантов российской экономики, которые еще не полностью перешли в частные руки («Связьинвест», «ЛУКОЙЛ», «Норсиойл», «Роснефть», «Газпром»). Кризис, достигший своего апогея 13 августа, когда началось обвальное падение акций российских предприятий на фондовом рынке, после принятия правительством РФ и Центробанком 17 августа беспрецедентных решений о расширении границ валютного коридора и замораживании выплат по ГКО и ОФЗ, привел к фактическому параличу банковской системы и краху национальной валюты.

В этих критических условиях политическая и финансовая элита страны, властные институты оказались не способны не только к срочному и эффективному противодействию надвигавшейся катастрофе, но и к консолидации перед лицом смертельной угрозы, что, в свою очередь, явилось одним из решающих факторов негативной социально-экономической и политической динамики, наблюдавшейся в конце августа. Ни резкое ослабление политических позиций президента, ни рост влияния оппозиции, вступившей в альянс с недовольными политикой Б. Ельцина и прежнего правительства олигархическими группировками, ни даже отставка кабинета С. Кириенко и назначение В. Черномырдина исполняющим обязанности премьера не ослабили острой межгрупповой борьбы внутри элиты, не привели к стабилизации власти, а, напротив, открыли очередной этап ее кризиса.

Кризис власти, по мнению многих наблюдателей, дополненный и усиленный финансово-экономическим кризисом, перерос в системный. Иллюстрацией к этому тезису могло служить само возвращение во власть В. Черномырдина, сразу же оказавшегося перед сложнейшими программными, идеологическими и кадровыми проблемами. Решение этих проблем выглядело перед специалистами практически неразрешимой задачей в условиях рухнувшего консенсуса и углублявшегося противостояния как в российском обществе, так и между Россией и Западом, требовавшим форсирования прежнего «курса реформ».

Более того, важнейшим социальным последствием решений от 17 августа стала фактическая утрата властью базы общественной поддержки. Попытки сменить точки опоры, переложив тяготы кризиса с социально неимущих слоев на богатую верхушку общества и «средний класс», не дали практических результатов. Политическая элита, отказавшись от поддержки банковской системы и намереваясь погасить росший протест низов с помощью подешевевших рублей, потеряла традиционную социальную опору, но не приобрела’ новой.

Таким образом, кризис показал неспособность современной российской финансово-политической элиты к сплочению даже в обстановке, когда стратегическое решение уже принято. Ценой больших усилий добившись от МВФ очередного стабилизационного кредита, но не получив рычагов управления этими средствами, отдельные группы начали активно действовать, стремясь во что бы то ни стало осуществить девальвацию. Подобная линия поведения отражала присущее всему российскому истеблишменту неумение, нежелание подчинить свои узкогрупповые интересы не только общенациональным целям, но и корпоративным, «классовым» интересам.

Кризис продемонстрировал отсутствие у ведущих политических групп такого важного, особенно в критических ситуациях, качества, как субъектность, то есть готовность к проявлению политической инициативы, умение взять на себя ответственность в решающие моменты. Эта бессубъектность, ставшая логическим следствием политико-правовой системы «суперпрезидентской» республики с ее сверхцентрализмом в принятии решений, проявилась в том, что, когда произошел обвал рубля и фактический паралич банковской системы, ведущие политики предпочли перекладывать друг на друга ответственность или просто отказываться от участия в мерах по борьбе с кризисом. Подобная линия отражала другую сторону бессубъектности: в критические моменты развития ведущие группы современной российской элиты всегда стремились прежде всего к изменению баланса сил в верхах, используя для этого ошибки и слабости своих оппонентов. Именно под знаком борьбы за передел власти и влияния, а не выработки срочных антикризисных решений прошла последняя декада августа.

И это тем более странно, если учесть, что подготовка к смене кабинета С. Кириенко началась почти за два месяца до случившегося обвала рубля.

Уже сразу после принятия международными финансовыми институтами июльского решения о предоставлении России стабилизационных кредитов в политических кругах стало формироваться понимание того, что, во-первых, этих средств хватит лишь на несколько месяцев (эксперты называли обычно срок от трех до шести), после чего финансово-экономический кризис разразится с новой силой. И всем было ясно — правительство С. Кириенко вряд ли сможет эффективно противостоять новым волнам кризиса.

Не все это знали, но к началу августа наметилась некоторая политическая изоляция кабинета «юных реформаторов». Недовольство его деятельностью стало расти в самых различных политических группах, в том числе и тесно связанных с правящей верхушкой. Так, руководителям президентской администрации претило явное стремление премьера к излишней, по их мнению, самостоятельности. Именно С. Кириенко стал инициатором непопулярного в антикоммунистических кругах назначения видного деятеля думской фракции КПРФ Ю. Маслюкова министром промышленности и торговли, согласившись на все его жесткие условия, означавшие, по существу, резкое изменение баланса сил в правительстве.

Окружение Б. Ельцина раздражала также неспособность кабинета «продавить» утверждение пакета антикризисных мер через Государственную думу (специально намеченное для этого на 19–20 августа заседание нижней палаты постоянно откладывалось), преодолеть тихий саботаж правительственных решений субъектами Федерации, снизить накал социальных конфликтов в особо кризисных регионах и отраслях экономики.

Лидеры ведущих финансовых группировок в основном были недовольны тем, что им так и не доверили роль «операторов» новых кредитов. «Олигархи», связанные с экспортоориентированными отраслями, все отчетливей склонялись к необходимости более активного лоббирования девальвации рубля, чему так активно сопротивлялось правительство. Наконец, усиленную обеспокоенность беспомощностью правительства проявляла и левая оппозиция, опасавшаяся, что это может закончиться неконтролируемым социальным взрывом.

Явно запоздалыми в этом контексте выглядели предпринятые С. Кириенко в последний период его пребывания на посту премьера усилия по «политизации» правительства и по реанимации идеи общественного согласия. Особенно упор на необходимости активной политической работы с оппонентами и смягчения изначального холодного, «технократического» имиджа своего правительства. Об этом «прозрении» свидетельствовало выступление бывшего премьера на одном из августовских заседаний правительства по вопросу о взаимоотношениях правительства и Думы.

К числу запоздалых мер наблюдатели отнесли и ряд попыток С. Кириенко, направленных на установление благожелательных отношений с олигархическими группировками. Прежде всего имелась в виду группировка Б. Березовского, которая резко активизировала в августе не только свою политическую деятельность, но и одержала ряд побед на деловом фронте, например, заняла доминирующее положение в авиакомпании «Трансаэро».

С. Кириенко упустил также возможность расширения своего влияния на левопатриотическом фланге. Этим, наверное, объяснялась не только похвала, которой С. Кириенко удостоился у Г. Зюганова после своей поездки в Чечню, но и интерес, который проявил в отношении экс-премьера Ю. Лужков, предложивший С. Кириенко после его отставки занять место первого вице-премьера в столичном правительстве.

И наконец, отклонение С. Кириенко упреков в адрес прежнего кабинета в том, что тот работал в «пожарном режиме», тушил с помощью подачек вспышки недовольства, не имея перед собой никаких ясных стратегических перспектив. С. Кириенко запоздало отметал упреки в адрес своего правительства за чрезмерно жесткие и, по сути дела, противоправные действия фискальных органов, действия которых вызывали неприятие со стороны бизнес-сообщества.

По данным из различных источников, Б. Березовский, не скрывавший своего жесткого критического отношения к правительству С. Кириенко, получив некое самое общее согласие некоторых «олигархов» на то, чтобы прозондировать возможность совместных усилий с заинтересованными финансовыми кругами в США, направленных на проведение девальвации рубля, совершил частный визит за океан, где имел закрытые встречи со скандально знаменитым Дж. Соросом. После этого Дж. Сорос якобы вложил довольно большие средства в пропаганду идеи девальвации в российские СМИ. К тому же в этой связи некоторые аналитики считали весьма примечательным, что буквально накануне обвала российской национальной валюты во влиятельной британской газете «Файнэншл таймс» появилась статья Дж. Сороса, в которой он настоятельно рекомендовал провести девальвацию.

И тем не менее было бы наивно объяснять происшедшую в России после 17 августа финансовую катастрофу реализацией хорошо спланированного заговора. Уместнее было бы предположить, что намерения отдельных групп, заинтересованных в подешевлении российской валюты, наложились на другие неблагоприятные, неконтролируемые этими группами тенденции, в результате чего после принятия правительством и Центробанком решений возникла ситуация, в которой не было победителей, а оказались одни проигравшие.

Б. Березовскому, по мнению специалистов, скорее всего принадлежала важная политическая роль в убеждении ближайшего окружения президента пойти на девальвацию. В частности, ряд экспертов обратил внимание на то обстоятельство, что лица, формально ответственные за принятие решений, обнародованных 17 августа — А. Чубайс и С. Дубинин, — были вызваны в Москву из отпуска, когда политическое решение о введении валютного коридора и объявлении дефолта были уже сформулированы и начались активные консультации между вновь приближенным к тому времени Кремлем экс-премьером В. Черномырдиным, лидерами КПРФ и руководителями президентской администрации. В процесс взаимных консультаций в той или иной степени оказались вовлеченными представители довольно широкого спектра политических сил, что признал на одной из августовских пресс-конференций и председатель ЦК КПРФ Г. Зюганов. Целью этих контактов являлась замена обанкротившегося кабинета С. Кириенко на некое коалиционное правительство под председательством В. Черномырдина.

Интересы различных сил, включившихся в переговорный процесс, были весьма различными, что отчетливо проявилось в публичной политике уже после назначения В. Черномырдина. В этом контексте симптоматично, что активное участие ближайшего президентского окружения было обусловлено тем, что оно осознало целесообразность отстранения от власти строптивого и неэффективного кабинета С. Кириенко, который не смог сыграть роль политического «громоотвода» при президенте. Важно было также обеспечить передачу премьерских полномочий в руки такого политика, который в случае форс-мажорных обстоятельств мог бы дать гарантии личной безопасности и обеспечения интересов Б. Ельцина и его семьи.

По оценкам ряда аналитиков, активное участие в подготовке смены кабинета верхушки президентской администрации и В. Черномырдина, которому отводилась ключевая роль, объяснялось также тем, что якобы еще ранее между президентом и экс-премьером были достигнуты договоренности о том, будто бы лидер НДР, возвратясь в кресло премьера, создаст условия для переизбрания Б. Ельцина на третий срок.

Роль связующего звена между отдельными участниками переговоров исполнял Б. Березовский. Одновременно он выполнял крайне важные идеологические функции по дискредитации правительства С. Кириенко и Центробанка в элитных кругах. Контролируемая им «Независимая газета» на протяжении всего августа вела активную кампанию против руководства Центробанка, пыталась инициировать конфликт между руководством Центробанка и Минфином путем публикации материалов — как утверждали наблюдатели, не без помощи «утечек» из президентской администрации, обвиняя Центробанк в утаивании 1,5 млрд, долларов, предназначенных госбюджету.

Наблюдатели отмечали, что, помимо ранее не раз открыто провозглашавшихся им целей — «обеспечения преемственности власти», — участие Б. Березовского в подготовке «второго пришествия» В. Черномырдина объяснялось его намерением заменить самостоятельное руководство Центробанка, посадив на место его председателя подконтрольную себе фигуру.

Трудно сказать, каково было отношение самого президента к активности столь влиятельных политических сил. Не исключено, что он не представлял реальных масштабов процесса подготовки смены кабинета. В этом плане можно предположить, что намерения его участников к концу первой декады августа оказались под серьезной угрозой, когда в политических кругах начали циркулировать слухи о скорой возможной отставке руководителя президентской администрации В. Юмашева и замене его либо Ю. Яровым, либо С. Ястржембским.

Решения правительства и Центробанка, начавшийся после них обвал рубля побудили противников С. Кириенко и С. Дубинина перейти к более решительным действиям. Накануне экстренного заседания Думы, назначенного на 21 августа, участники нового политического блока договорились о совместных действиях в нижней палате, направленных на объявление вотума недоверия кабинету С. Кириенко. Предполагалось также, что сразу же по возвращении президента из отпуска В. Черномырдин вручит ему некий политический меморандум, доказывающий необходимость отставки правительства и формирования вместо него коалиционного кабинета. После чего Дума, не дожидаясь решения главы государства, в подкрепление серьезности намерений объявит вотум недоверия кабинету.

Аналитики располагали сведениями о том, что планировалось также привлечь на свою сторону Ю. Лужкова, предложив ему кресло спикера Совета Федерации. Отмечалось, что за два дня до думского голосования В. Черномырдин имел встречу с А. Лебедем, результатом которой стали обещания красноярского губернатора не препятствовать политически формированию нового правительства. Итоги экстренного заседания Думы, подвергнувшей кабинет С. Кириенко и ЦБ жесткой критике, продемонстрировали скоординированность действий ведущих парламентских фракций, их решимость в стремлении добиться поставленных целей.

Однако уже на следующий день, в субботу 22 августа, перспективы В. Черномырдина заметно ухудшились. Фактически негативно по поводу его возможного возвращения в Белый дом в качестве главы кабинета высказались ведущие региональные политики федерального масштаба — Ю. Лужков, Е. Строев, над кандидатурами которых на пост премьера, как потом выяснилось, также размышляли в Кремле. В свою очередь, и А. Лебедь дезавуировал итоги недавней встречи с В. Черномырдиным, своим недавним союзником по ситуативно сложившемуся антикириенковскому «альянсу четырех» — Б. Березовский, А. Лебедь, М. Шаймиев, В. Черномырдин.

В любой демократической политической системе это существенно снизило бы шансы кандидата, претендующего на роль главного консолидатора элиты, получить искомый пост. Однако критики экс-премьера невольно помогли ему: критика со стороны Е. Строева и Ю. Лужкова стала свидетельством того, что В. Черномырдин находился под бдительным оком своих соперников и уравновешивал их.

Вечером 23 августа было официально объявлено об отставке С. Кириенко и о назначении В. Черномырдина и. о. главы кабинета. Намерения левой думской оппозиции получить лавры ниспровергателей правительства С. Кириенко были сорваны, однако, с другой стороны, действия президента также были небезупречны. Прежде всего, назначение нового и. о. премьера было совершено с нарушением действующей Конституции и закона о правительстве. Президент, согласно юридической норме, мог назначить и. о. премьера лишь из числа членов правительства, в которое, как известно, В. Черномырдин не входил.

Пренебрежение этой нормой дало повод лидерам оппозиции заявить о том, что Б. Ельцин вновь пытается действовать вне конституционного поля, ставя под вопрос существование в стране законопорядка, что хотя и не являлось серьезным нарушением с точки зрения российской политической культуры, однако давало оппозиции возможность более обоснованно мотивировать свое отрицательное отношение к последним инициативам главы государства. А это, в свою очередь, являлось дополнительным козырем для противников Б. Ельцина в борьбе за передел власти, обострившейся после отставки кабинета С. Кириенко и возвращения в правительство В. Черномырдина.

С его приходом в Белый дом начался новый виток борьбы за передел власти.

Хотя сообщение о назначении В. Черномырдина в целом было позитивно воспринято большинством влиятельных политических групп, возвращение экспремьера во власть состоялось в принципиально иной обстановке, что значительно сузило ему пространство для политических маневров.

В. Черномырдин, наработавший в годы относительной стабильности опыт конструктивного взаимодействия с разными политическими силами, в период своего первого премьерства опирался на мощные позиции президента в российской политике. В августе 1998 года Б. Ельцин после неудачного опыта форсировать реформы с помощью кабинета С. Кириенко, неудачного заявления о том, что девальвации не будет, сделанного за два дня до ее объявления, уже не мог служить для премьера прежней точкой опоры. В новой ситуации премьер Оказался в гораздо большей зависимости от сил, способствовавших его возвращению к власти, прежде всего от КПРФ и ее союзников.

Невозможной оказалась и привычная для В. Черномырдина политическая формула кабинета, ранее базировавшаяся на балансе сил между радикальными реформаторами, контролировавшими финансово-экономический блок, и министрами-отраслевиками, представленными выходцами из модернизированной советской хозяйственной номенклатуры. В августе 1998 года наиболее значимые фигуры из радикальнодемократического лагеря оказались сильно дискредитированными и потому не имеющими шансов войти в правительство.

Б. Немцов сам подал президенту прошение об отставке и заявил о нежелании входить в новый кабинет, фактически обвинив В. Черномырдина в сговоре с олигархами, опасавшимися радикальных демократических реформ, к проведению которых готовился кабинет С. Кириенко.

Авторитет А. Чубайса пошатнулся как в глазах президента (которого он долго убеждал в том, что развитие ситуации в финансовой сфере страны не внушает беспокойства), так и в глазах международных финансовых кругов, поскольку специальный представитель президента «выбивал» у них средства на поддержание рубля, однако не смог воспрепятствовать не только девальвации, но и отказу правительства платить по внешним долгам.

Отставка А. Чубайса с поста спецпредставителя президента по контактам с международными финансовыми организациями ослабила поддержку В. Черномырдина со стороны радикальных либералов, шедших за Е. Гайдаром и А. Чубайсом. Проведенный сторонниками «Демвыбора» России 30 августа митинг, участники которого осудили подготовку политического соглашения с думской оппозицией при активном участии В. Черномырдина, стал шагом к разрыву отношений и. о. премьера с политическими группами правоцентристского толка.

В отличие от периода первого премьерства в августе 1998 года В. Черномырдину пришлось столкнуться с ситуацией, когда влиятельные политики страны дали понять, что, с их точки, зрения новое «хождение во власть» В. Черномырдина будет недолговечным. Так, Ю. Лужков дистанцировался от какого-либо участия в формировании кабинета, ограничившись высказываниями в том ключе, что раз В. Черномырдин внес значительный вклад в возникновение кризисной ситуации, то теперь он же ее и должен разрешать. Одновременно Ю. Лужков демонстративно пригласил на работу в правительство Москвы отставного премьера С. Кириенко, а столичная пресса начала острую кампанию против и. о. премьера. Г. Явлинский и возглавляемая им фракция «Яблоко», отказавшись от участия в правительстве, заявили о том, что премьер В. Черномырдин не сможет исправить положение в российской экономике.

Было очевидно, что эти политики решили взять паузу до того момента, когда стали бы более определенными перспективы формировавшегося правительства, его отношения с Думой, основными политическими силами страны, чтобы попытаться вступить в борьбу за власть в качестве соискателей в следующем туре, использовав нараставшую волну кризиса в качестве трамплина. Так, 30 августа, когда стало ясно, что дал сбой механизм торга вокруг политического соглашения между президентом, Думой и и. о. премьера, Г. Явлинский выступил с программными тезисами и с заявкой на ведущую роль в формировании правительства. Это имело скорее пропагандистский смысл, рассчитанный на отдаленное будущее, которое могло наступить после того, как обострявшийся кризис проделал бы свою очистительную работу, а не на тогдашнюю ситуацию.

Поддержка, в конечном итоге полученная от Е. Строева и А. Лебедя, носила весьма условный характер. Позиция спикера верхней палаты во многом зависела от настроений сенаторов, которые хотя и доверяли В. Черномырдину, но могли вскоре отказать ему в своей поддержке, если правительство не приступило бы к реализации эффективных мер по спасению региональных экономик.

А. Лебедь, политические возможности которого в то время были сильно ограничены тяжелым положением Красноярского края, на уровне федеральной политики вынужден был маневрировать, ориентируясь на быстро менявшуюся политическую конъюнктуру. Исходя из нее, он несколько раз менял позиции в отношении федеральной власти: то искал с ней диалога, то начинал конфликты по вопросам оздоровления финансов Красноярского края, привлечения иностранных заимствований для развития его экономики. Даже после назначения В. Черномырдина премьером позиция A. Лебедя в отношении него менялась трижды — нейтралитет, негативная реакция, поддержка. К концу последней недели августа А. Лебедь вновь выступил с заявлениями, смысл которых сводился к выражению крайнего скепсиса в отношении способности В. Черномырдина изменить ход развития ситуации в стране к лучшему.

Таким образом, если в годы первого премьерства B. Черномырдин опирался на солидный фундамент доверия, но испытывал дефицит властных полномочий, то в августе он оказался в противоположной ситуации: президент наделил его значительными полномочиями, а доверие приходилось зарабатывать вновь.

Не в пользу претендента на пост главы кабинета сыграло и то, что Б. Ельцин попытался в сложившейся ситуации еще больше сузить В. Черномырдину пространство для самостоятельного политического маневрирования, воспользовавшись тем, что спикер Совета Федерации и московский мэр почти открыто выражали недовольство возвращением В. Черномырдина в правительство. Б. Ельцин, в частности, вновь взял на себя роль посредника во внутриэлитных дрязгах и инициировал встречу «четверки» (В. Черномырдин, Е. Строев, Ю. Лужков и сам президент), в ходе которой, с одной стороны, он предпринял попытку развеять слухи о том, что приглашение В. Черномырдина в правительство было вынужденным, чуть ли не навязанным президенту шагом, во-вторых, попросил спикера и мэра поддержать эту кандидатуру и, в-третьих, дал понять, что он считается с амбициями и планами обоих политиков, рассматривая их в качестве устойчивых фигур на шахматной доске российской политики.

В то же самое время назначение нового премьера породило очередной виток борьбы за передел власти между президентской администрацией, правительством и Думой. Коммунисты не без оснований решили, что если Б. Ельцин перехватил у них инициативу в вопросе об отставке кабинета С. Кириенко, то формирование нового кабинета имеет все шансы пойти по привычной схеме: его состав будет определяться в Кремле и в Белом доме, без участия Думы, а программа антикризисных мер была объявлена уже после утверждения главы правительства парламентом.

Поэтому уже на следующий день после назначения В. Черномырдина и. о. премьера фракция КПРФ и ее союзники сформулировали жесткие условия его утверждения в качестве премьера: сначала достижение договоренностей между исполнительной и законодательной властью об основных параметрах курса нового кабинета, получение политических гарантий о передаче части президентских полномочий правительству и парламенту, и только после этого — утверждение главы кабинета. В противном случае лидеры левого блока заявили о готовности пойти на досрочные парламентские выборы.

Левые точно рассчитали, что наступил благоприятный момент для реализации своих политических целей: президент сильно дискредитирован в глазах общественного мнения, а и. о. премьера в условиях жесточайшего финансового кризиса испытывал большой дефицит доверия и времени. Еще более ужесточило руководство Компартии свою позицию, когда выяснилось, что надежды КПРФ и ее союзников на то, что В. Черномырдин будет играть главную роль в переговорах с президентом об ограничении его полномочий не оправдались и когда в результате длительного торга пришлось создавать трехстороннюю согласительную комиссию из представителей двух палат Федерального Собрания и правительства, которая при участии представителей президентской администрации попыталась разработать политические и экономические принципы деятельности нового правительства и взаимодействия ветвей власти.

Разработанный комиссией проект программного заявления по экономическим вопросам был крайне критически воспринят на Западе, где новые программные положения, авторы которых явно вдохновлялись кейнсианскими представлениями о путях выхода из кризиса, послужили основанием для выводов о реальной возможности отката России от реформирования экономики. Представители МВФ, руководители ведущих стран Запада, а также мировые биржи весьма нервно отреагировали на планы изменения экономического курса. Появились высказывания высокопоставленных западных чиновников о вероятности полного прекращения финансовой и иной помощи России, не выполнявшей своих обязательств, прозвучавшие как откровенный шантаж.

В результате этого нажима разговоры о возможности изменения модели экономической политики в кулуарах власти начали затихать и сменились декларациями о неизменности проводимого курса. В выступлениях В. Черномырдина была подвергнута сомнению необходимость дедолларизации российской экономики. В СМИ весьма подробно началось муссирование заявлений западных политиков о необходимости ее еще более последовательного и радикального реформирования.

Сам Б. Ельцин в интервью программе «Зеркало» заявил, что основной задачей нового правительства он считает не поиски нового курса, а реализацию уже внесенного прежним кабинетом в Думу антикризисного пакета. Близкий к В. Черномырдину лидер фракции НДР А. Шохин начал настаивать на восстановлении статус-кво до 17 августа в отношении выплаты долгов по ГКО иностранным инвесторам и на отмене трехмесячного моратория на выплату этих долгов. Одновременно поползли тревожные слухи о проработке в администрации президента и в окружении и.о. премьера планов по роспуску Думы, силовому подавлению оппозиции.

В то же время правительство и окружение президента с раздражением воспринимали столь интенсивный «накат» со стороны Запада.

Сомнение вызывали уже разговоры о том, что Запад сумеет обеспечить для России серьезную экономическую помощь — расчеты на это выглядели утопичными на фоне постепенного перерастания кризисных явлений на отдельных региональных рынках в мировой финансово-экономический кризис. В августе сбои на финансовых рынках начались практически во всех латиноамериканских странах и затронули рынки наиболее развитых стран — Японии, США, Великобритании. В этой ситуации разговоры зарубежных лидеров о необходимости соизмерять помощь России с ее продвижением на пути реформ выглядели в большей мере благовидным предлогом для прекращения серьезного сотрудничества в момент, когда Западу требовалась передышка для сосредоточения на собственных трудностях.

Как уже говорилось выше, итоги августа продемонстрировали исчерпанность экономических, социальных, политических ресурсов курса радикальных рыночных реформ, натолкнувшихся на серьезные ограничители социально-политического характера, на исчерпанность кредита доверия общества к политике последних семи лет, на перетягивание каната между диаметрально противоположными по своим интересам социальными группами в условиях обострения кризиса и на отсутствие единства внутри элиты и т. д.

Продолжение курса, начавшего вызывать сомнения и раскол в рядах самой элиты, было политически опасным занятием, которое могло подвести страну на грань политического взрыва. Этим, видимо, и объяснялось стремление президентской стороны сделать акцент на политическом соглашении с оппозицией с целью разделить с ней ответственность за ухудшение ситуации и за возможные колебания социально-экономического курса в течение ближайших полутора лет. В то же время президентская сторона, как стало выясняться в ходе работы согласительной комиссии над политическим соглашением, отнюдь не имела намерения всерьез разделить с оппозицией вместе с ответственностью и реальную власть.

Комиссия подготовила проект политического соглашения, состоявший из четырех пунктов:

все стороны в месячный срок обязуются создать комиссии по реформе Конституции;

в течение полутора лет стороны обязуются гарантировать политическую стабильность и не принимать друг против друга враждебных действий, что, в частности, предполагает отказ Госдумы от постановки вопроса о недоверии правительству, отказ правительства от постановки перед Думой вопроса о доверии к себе и отказ президента от отзыва премьера;

обязательство Думы рассмотреть пакет антикризисных документов, которые будут представлены правительством;

обязательство главы кабинета формировать правительство с согласия депутатских объединений и фракций при сохранении за президентом права на назначение силовых министров.

Данный проект, однако, был негативно воспринят лидерами левых депутатских групп и фракций в Госдуме, а также руководством ЛДПР и «Яблока». Г. Зюганов отказался без согласия президиума ЦК КПРФ визировать проект соглашения, а после проведения заседания в телепрограмме «Итоги» выступил с резкой критикой проекта этого документа.

По мнению его критиков, согласительная комиссия подготовила документ, из содержания которого оказалась выхолощенной вся политическая конкретика и оставлены лишь благие пожелания, рассчитанные на то, чтобы, прикрывшись их риторикой, исполнительная власть получила свободу действий.

Обозреватели отмечали, что поведение Г. Зюганова и ЦК КПРФ, решивших сначала отложить обнародование своего окончательного мнения о проекте политического соглашения, было призвано скорректировать шаги оппозиции с решениями президента Б. Ельцина, с его отношением к проекту политического соглашения. После того как стало известно, что президент отказался подписывать этот документ, Г. Зюганов, получивший от руководства Компартии карт-бланш действовать по обстоятельствам, заявил и о своем полном несогласии с проектом.

В свою очередь, этот шаг лидера оппозиции дал президенту возможность новых политических маневров. У него, в частности, появился повод официально обвинить КПРФ и другие думские фракции в несговорчивости и безответственности.

Между тем аналитики старались расшифровать генезис президентского решения по девальвации рубля и возвращению во власть В. Черномырдина, ответив на сакраментальное «кому выгодно?».

Многие эксперты решение Б. Ельцина довольно единодушно трактовали как объявление о собственной смерти. В лучшем случае, мол, она воплотится в чисто номинальное царствование президента с отдачей всех рычагов управления в руки «не испорченного ни властью, ни отставкой» В. Черномырдина, в худшем — несмотря на явно декларативные, для спасения собственного лица, заявления Б. Ельцина о том, что «никуда он не уйдет», более того, никому не отдаст президентские полномочия, он все же вынужден будет под давлением влиятельных сил, а также ввиду своей беспомощности, как физической, так и психологической, уйти в отставку в надежде, что В. Черномырдин выправит положение и гарантирует безопасность Б. Ельцину и его семье.

Однако что же это за «влиятельные силы»? Оппозиция в лице коммунистов и НПСР? Как ни удивительно, этот вариант рассматривался всерьез. Ибо ситуация в России подпадала под классическую ленинскую формулу, согласно которой «верхи не могут, а низы не хотят». Не случайно представители президентского окружения зачастили на консультации к Г. Зюганову, а кремлевский проект «политического соглашения», несмотря на позу, которую старалась держать президентская сторона, в конечном итоге учел основные предложения НПСР, правда, не конкретизируя их: внесение изменений в Конституцию и федеральный закон о правительстве, самостоятельность премьера в решении кадровых вопросов, годичный мораторий на смену кабинета.

Вместе с тем, по общему мнению, не менее важно было понять действия и резоны влиятельных сил, действовавших закулисно и озабоченных не столько положением дел в стране, сколько перспективами собственного бизнеса.

Во всяком случае, существовала версия, более или менее логично объясняющая президентские шарахания, априори дискредитировавшие Б. Ельцина как политика и руководителя огромной страны в глазах не только россиян, но и мирового сообщества. Выдвигая эту версию, ее авторы задались вопросом о причинах вопиющей непоследовательности президента.

Позиция первая. 14 августа в Новгороде Б. Ельцин заявил о том, что девальвации рубля «твердо и однозначно не будет», ибо «все просчитано и находится под контролем», а сам он не вернется в Москву и будет продолжать отдых, чтобы граждане не подумали, что «все там валится». Однако 15 августа Б. Ельцин в срочном порядке прилетел в столицу, а 16-го собрал экстренное совещание по финансовой ситуации в России, на которое вызвал из отпуска явно не ожидавших этого С. Дубинина и А. Чубайса. Почему поломались планы президента?

Позиция вторая. В интерпретации ее авторов она выглядит так. Вряд ли Б. Ельцин, в каком бы физическом состоянии он ни находился, не понимал, до какой степени он навредит своему политическому имиджу, сначала заявив — причем с нажимом — широкой публике одно, а потом сразу же, без выдержанной, мало-мальски соответствующей нормам приличия, паузы, приняв прямо противоположное сказанному решение. Причем решение, априори ломавшее общественное спокойствие ударом по вкладам населения и снижением минимум в полтора раза уровня жизни. Почему же он пошел на это?

Авторы этой версии логично предполагают, что кто-то в короткий промежуток времени убедил президента: ситуация в финансовой, и не только в финансовой сфере на самом деле далека от той стабильности, о которой информировали его члены правительства С. Кириенко, и грозила в самые ближайшие дни обернуться заговором против президента со стороны тех, кто страдает от вопиющего недофинансирования. Выход единственный — срочное принятие жестких финансовых решений, способных единомоментно снизить давление на бюджет и обеспечить «горячие» выплаты долгов, скажем, силовикам.

Авторы рассматриваемой версии полагали: кто-то, имевший информацию о здорово ухудшавшемся (но отнюдь не самом критическом) финансовом положении и остро заинтересованный в девальвации рубля по коммерческим причинам, проник к президенту поздно вечером 14-го или утром 15 августа и убедил того в необходимости срочных и неординарных действий, подчеркнув, что это — единственный выход для Бориса Николаевича.

Совпадение возможности пройти к Б. Ельцину через В. Юмашева и Т. Дьяченко (а если не пройти, то передать через них) и острейшей заинтересованности в девальвации рубля, считают сторонники этой гипотезы, указывает на олигархов-банкиров, завязанных на нефтегазовый экспорт. Валютный коридор, выстроенный «младореформаторами» по рецепту МВФ, вкупе с падением мировых цен на нефть завели их в тупик, из которого был только один выход. Они им и воспользовались.

Впрочем, это всего лишь версия. Одна из многих.

Дальше события развивались так.

После вторичного отказа Государственной думы утвердить В. Черномырдина на посту премьера политическая ситуация в России развивалась по классической схеме политического кризиса верхов, сопровождавшегося неожиданными поворотами, изощренными интригами, расколами, «сбросом» ряда известных политиков и появлением на авансцене новых фигур.

В то же время борьба за пост премьера явно носила характер принципиального выбора, в зависимость от которого оказались поставлены не только внутриэлитные отношения, но и гражданский мир в стране в целом.

Главный вопрос политической борьбы вокруг судьбы правительства лежал в плоскости изменения программных установок, смены курса социально-экономической политики. Прежний курс, известный как курс либеральных реформ, ориентировался преимущественно на развитие топливно-сырьевой составляющей российской экономики. Под его воздействием в течение периода реформ сложилось общество, существовавшее за счет экспортной выручки за нефть, газ, металлы. Доходами от их экспорта оплачивались все непроизводительные расходы, включая затраты на социальную сферу, культуру, индексирование пенсий и зарплат, функционирование жилищно-коммунальной структуры.

Первые сбои эта экономическая модель начала давать уже тогда, когда под влиянием императивов мирового рынка российское правительство было вынуждено перейти от инфляционной политики 1992–1994 гг., дававшей серьезные преимущества экспортерам, к политике «валютного коридора», воплотившей попытку установить баланс интересов между экспортерами и импортерами.

В силу неконкурентности отечественной промышленности этот баланс оказался неустойчивым и складывался не в пользу отечественного народного хозяйства. Приток импортных товаров, фактически подорвавших внутреннюю обрабатывающую промышленность, способствовал прогрессирующему сокращению налоговой базы; государство, ограничив инфляцию, перестало пользоваться таким инструментом пополнения бюджета, как «инфляционный налог».

В результате этого постепенно начал развиваться кризис бюджетно-налоговой системы. Пытаясь компенсировать потерю этих источников дохода, государство перешло к использованию механизма краткосрочных заимствований, который в условиях дальнейшего падения ВВП быстро превратился в гигантскую финансовую пирамиду ГКО, оплачивавшуюся прежде всего за счет того же экспортного дохода.

Полная нежизнеспособность, тупиковость избранного пути развития стала абсолютно очевидной после того, как в 1997 году началось падение цен на мировом рынке сырья и энергоносителей, результатом чего и стали в конечном счете решения, обнародованные 17 августа, фактически поставившие Россию в ряд государств-банкротов и обнаружившие, помимо прочего, крах отечественных банковской и финансовой систем.

Негативные тенденции, вызванные многолетним тупиковым курсом российских реформаторов, продолжали углубляться. Россия вынуждена была отложить выплату процентов по отсроченным долгам СССР Парижскому клубу — из 700 млн. долларов, которые Россия должна была заплатить в конце августа, было выплачено лишь 300 млн. Причем задержка произошла, прежде всего, из-за кризиса банковской системы — в связи с задержками бюджетных платежей крупнейшими российскими банками.

Развал экономического базиса сложившейся в стране социально-экономической и политической конструкции поставил страну перед острой необходимостью очередной системной трансформации, которая не могла не коснуться идеологических, политических, социальных и экономических оснований постсоветского социума, сложившегося в России после 1991 года.

Возникшая в этом проблемном поле альтернатива между реставрацией прежней модели, построенной и функционировавшей в стране в 1992–1997 гг., и переходом к новой экономической стратегии, которая позволила бы реструктурировать промышленность, выйти из состояния однобокой экспортно-сырьевой ориентации и начать, наконец, развивать обрабатывающую промышленность, и стало содержанием развернувшейся в начале сентября борьбы за пост премьер-министра, за новый конституционный дизайн и за новые социальные и идеологические ориентиры развития страны.

Важное социальное содержание борьбы вокруг поста главы правительства предопределило острое столкновение позиций не только между Думой и президентской администрацией, но и внутри последней, вызвав раскол в окружении самого Б. Ельцина.

Когда стало ясно, что и. о. премьера не сможет пройти через процедуру утверждения Думой, в кремлевском окружении президента, по мнению наблюдателей, сформировалась «прочерномырдинская» группировка. Глава администрации В. Юмашев, дочь президента, его советник по имиджу Т. Дьяченко и стоявший близко к ним Б. Березовский решили всеми силами и средствами бороться за кандидатуру В. Черномырдина, не вполне, по-видимому, осознавая, что в развитии ситуации уже произошел качественный перелом, исключавший возможность отстоять этот выбор. Различные эксперты достаточно далеко расходились друг с другом в описании конкретных деталей в поведении этой группировки.

В то же время большинство аналитиков были достаточно единодушны во мнении, что главными мотивами, руководившими В. Юмашевым, Т. Дьяченко и Б. Березовским, было не только их согласие с программными установками В. Черномырдина. С одной стороны, важную роль сыграли, по-видимому, меркантильные устремления Б. Березовского, которому якобы в случае успешного «продавливания» кандидатуры В. Черномырдина было обещано место главы «Газпрома».

С другой стороны, Б. Березовский преследовал и более честолюбивые цели: во-первых, успех В. Черномырдина упрочил бы за исполнительным секретарем СНГ статус главного «кингмейкера». Во-вторых, сохранить в обозримом будущем тесный контакт с В. Черномырдиным. В-третьих, любая другая фигура выглядела бы в глазах Б. Березовского и его союзников как признание провала оказавшейся ошибочной политической стратегии лоббирования отставки кабинета С. Кириенко и попытки вернуть во власть В. Черномырдина. Эта акция преподносилась ими президенту как самое надежное и доступное решение проблемы политической стабилизации в стране.

Вместе с тем, согласно некоторым мнениям, члены «прочерномырдинской» партии не были готовы к тому, чтобы идти до конца и были напуганы решимостью президента, который будто бы после повторной неудачи своего кандидата в премьеры склонялся к роспуску Думы и настаивал, чтобы В. Черномырдин был представлен депутатам и в третий раз.

Другие наблюдатели, напротив, полагали, что Б. Ельцин сам был настроен на то, чтобы в третий раз представить Думе не В. Черномырдина, а столичного мэра Ю. Лужкова, и что эту позицию поддерживала большая группа кремлевских чиновников — бывший пресс-секретарь президента С. Ястржембский, руководитель Главного правового управления администрации президента Р. Орехов, заместители руководителя администрации М. Комиссар и Е. Савостьянов, секретарь Совета безопасности А. Кокошин.

Согласно этой кремлевской легенде Б. Березовский, Т. Дьяченко и В. Юмашев выступили категорически против прихода Ю. Лужкова в Белый дом. Что касается самого Б. Ельцина, то ему в сложившейся ситуации было не столь важно, кто из «политических тяжеловесов» встанет во главе кабинета, лишь бы не возникло неуправляемое положение. Конечно, В. Черномырдин был не самым удобным кандидатом.

Пришлось личностные мотивы временно «забыть».

B. Черномырдин был представлен на должность премьера. Но две попытки пройти через сито Госдумы оказались безуспешными.

«Жесткая линия» президентской администрации в отношении к строптивой. Думе постепенно выдыхалась. Судя по некоторым сведениям, первым сдал позиции глава администрации В. Юмашев, который якобы и изложил президенту основные доводы сторонников «партии голубей», имена которых — А. Кокошин, М. Комиссар, С. Ястржембский, Е. Савостьянов — обнародовал в программе ОРТ «Время»

C. Доренко.

После того как президент и его семья поняли, что роспуск Думы и возможное в силу этого силовое противостояние вполне могут привести к нежелательным результатам, было принято явно вынужденное решение перейти к «гибкой линии» и сделать ставку на компромиссного кандидата, способного найти поддержку в Думе.

В конечном итоге выбор Б. Ельцина пал на министра иностранных дел Е. Примакова, фамилия которого попала в список возможных кандидатур на пост премьера при ряде весьма интересных обстоятельств. Впервые публично его кандидатура была предложена лидером «Яблока» Г. Явлинским во время «круглого стола» в Кремле. Причем имелись сведения, что, в свою очередь, Г. Явлинский сделал этот шаг, сразу же привлекший внимание Б. Ельцина, по совету политологов, тесно сотрудничавших с определенными кругами.

Обратили на себя внимание и слухи о том, что кандидатура Е. Примакова с первых же дней после отставки правительства С. Кириенко начала активно и консолидированно разыгрываться руководством некоторых силовых ведомств.

Анализируя последствия августовского финансового кризиса, обозреватели крупнейших СМИ сходились во мнении, что линия Б. Ельцина потерпела серьезное поражение. Его курс привел к тому, что массовая социальная база его власти — новорожденный российский «средний класс» стал главной жертвой экономического кризиса, как и все остальные социальные группы российского общества. Крупный бизнес тоже отшатнулся от президента, а созданные «новыми русскими» институты рынка были разрушены. Однако говорить о том, как это делали некоторые наблюдатели, что президент и правительство бросили на произвол судьбы 6–7 миллионов человек, составлявших цвет нации, тех, кто создавал новую экономику, кто был наиболее экономически активной частью населения, бессмысленно.

Президент, как показывал непредвзятый анализ, пытался, как мог, отстоять интересы этого класса. Пойти на попятную Б. Ельцина вынудила лишь ставшая вполне реальной угроза массовых беспорядков и серьезной дестабилизации ситуации с непредсказуемыми последствиями. В то же время рядом экспертов отмечалось, что степень гипотетического «отката», который мог угрожать процессу модернизации России, во многом зависел от того, как поведут себя проигравшие и уходившие на периферию российской политики силы и их лидеры: захотят ли они пойти навстречу новой складывавшейся «левоцентристской» элите или будут всеми силами противодействовать ей в стремлении взять реванш.

Прошедший в конце сентября в Москве митинг протеста против новых правительственных назначений, организованный вождями либеральных радикалов, в ходе которого прозвучали угрозы использовать неминуемую, на взгляд либерал-радикалов, дезорганизацию экономической жизни страны по известному «болгарскому варианту»; интервью, раздаваемые в стране и за ее пределами такими политиками, как Б. Немцов и А. Чубайс, третировавшими новое, еще не сформированное правительство как «коммунистическое», показывали, что политический кризис в России будет продолжаться и. противники нового кабинета будут использовать против него малейшие ошибки.