От Каина

Глава 17. Остатки человеческого

– Я любил Авеля, − признался Каин. − Мне жаль, что время, где мы могли общаться, было потрачено на глупости и попытки угодить Адаму, вместо того чтобы побыть немного с родным братом. Впрочем, все вы, люди, по сути, мне братья, раз произошли от моей матери, но для меня брат был лишь один – Авель.

У Евы был еще один сын. Как же его звали? Кажется, Саиф, хотя в писании он Сиф. Праведный мальчик, силой взявший в жены свою младшую сестру. Он породил на свет тех уродцев, которых находят археологи, и пытаются составить из них цепочки. Самые человечные из них были самыми первыми, но кровосмешение, еще и не в одно поколение, никогда не приводило к развитию. Только к падению.

Каин улыбнулся.

− Думаете, Бог хотел, чтобы братья и сестры плодились друг от друга? – спросил он, смеясь. – Он, мягко говоря, не глуп. Он сам создал генетику, как основу мироздания. Потому для восьми дочерей Евы, родившихся после, он создал всем мужчин разных рас. Саиф уменьшил их до семи. Когда дочери Евы нарожали дочерей, бог снова сделал мужчин. И так до тех пор, пока между детьми последних дочерей не стояло пять поколений. Все потому, что мужчину создать просто и душу вложить не трудно, а вот женщину, способную родить, не так уж и легко явить миру. Жизнь всегда начинается с женщины, а не с мужчины, как говорит религия. Впрочем, с моей матерью все давно понятно, можете спрашивать то, что хотели спросить еще добрых полчаса назад.

Иван вздохнул, но озвучил вопрос без малейшего страха:

− Дьявол – твой отец?

Каин улыбнулся, но не стал отвечать так же прямо.

− Когда Адам сказал, что я ему не сын, слова прошли мимо моего сознания, − признался он. − Понять их смысл было просто невозможно на тот момент. К тому же разум мой явно помутился. Постоянные провалы в памяти, голод и холод первого снега не прибавляли мне ясности ума. До большой воды я добирался далеко не за сутки, но в моей памяти нет ночей. Восстанавливать же недостающие кусочки я не стал, хоть возможность была. Узнал же я это как-то в беседе Адама и Михаила. Но знать о первой зиме я не хочу по сей день, а тогда… я даже отражению в воде не верил. Его появление и вовсе скрыто для меня под пеленой тумана. Я помню, как черное небо стало алым. Над головой промчался с гулом астероид, как вздрогнула земля и настала тьма, в которой был слышен хруст земли. Именно хруст, а не треск…

Он выдохнул очень громко в тишине ночи, словно, наконец, смог вытолкнуть из груди густой воздух тех времен.

− А потом были его руки. Тонкие пальцы и тихий голос. Он держал меня на руках, что-то говорил, гладил по волосам и явно пытался успокоить. Но я не плакал, нет. Было со мной что-то другое, что-то тихое и по-настоящему безумное. Я не слушал его, хотя он признал себя моим отцом, сознавался, что именно его Адам называл Дьяволом и не пытался скрывать, что забирает меня в ад.

Сложив руки у груди, Каин посмотрел на Ивана.

− Интересно, как вы представляете себе Дьявола? Рогатым? Уродливым? С козлиными ногами? Или он для вас безумец, вечно смеющийся над людьми?

− Я думал, что Дьявол − это Люцифер.

Каин рассмеялся.

− Нет, Люцифер − ангел, на тот момент еще не падший. Но Дьявол был не менее человечен. Длинные белые волосы. Синие глаза. Высокий рост. Уверенные движения. И никаких копыт с рогами. Да и ад не был похож на картинку из ужастика. Только тогда меня все это не интересовало.

Каин выдохнул. Нужно было понять, до конца ли он готов быть откровенным.

«А когда еще будет такая возможность?» − спросил голос.

«Хоть сюда-то не лезь», − ответил ему Каин. Вроде огрызнулся, но поступать наперекор не стал.

− Настоящее отчаянье позволяет решиться на то, что прежде казалось невозможным. Это я знаю очень точно, но тогда, лежа в аду и не желая даже дышать, я был уверен, что это безволие и есть настоящее отчаянье. В действительности, желая умереть, ожидая чуда и даже роняя слезы, я только и делал, что жалел себя, постоянно спрашивая: за что мне все это? Это глупый путь, но тот мальчик, что не хотел слышать молчание дьявола, не знал этого. Ему просто хотелось исчезнуть.

Каин улыбнулся, а Иван нервно сглотнул.

− Я превратился в жалкого слабака, − признавал безапелляционно ребенок, делая последний глоток и заглядывая в чашку.

− Но ведь…