Глава 3. Рождение греха

Увидев свою историю еще раз, старик не мог сказать ни слова. Она предстала перед ним иной, совсем непохожей на ту историю, что помнилась ему всю жизнь, а комментарии собеседника и вовсе выветрили многие наивные мысли. Ивану было страшно. Только сейчас он почувствовал, в какой опасности может находиться человек рядом с таким существом. Если сидящий перед ним так легко играл с памятью и сознанием, то на что он был способен, реши избавиться от смертного, знающего слишком много.

− Не бойся, − прошептал незнакомец. − Мне нет надобности избавляться от тебя.

Он сидел все там же. Сбросил капюшон и неспешно облизывал ложку, на которой еще виднелись остатки крема. От пирожного осталась одна лишь ягода клубники, одиноко лежавшая на тарелке.

Бледные губы исказила улыбка.

− Что ж, теперь я понимаю, − говорил мальчишка. − Мое мимолетное появление изменило твою жизнь, но, я признаюсь тебе честно, виной тому небрежность и только. Я был уверен, что страх в тебе возьмет верх, и ты забудешь ту ночь, исказишь ее и никогда не вспомнишь ни моего лица, ни слов. Вы, люди, боитесь таких, как я. И ты уже боишься, странно даже, что прежде ты не замечал этого страха. Почему тебе в голову не пришла мысль, что я убью тебя, когда твой поиск завершится?

− А разве смерть что-то значит? − сдавленным, внезапно охрипшим голосом отвечал старик.

− Значит, и очень многое. В конце концов, смерть – единственный способ жить вечно…

Он усмехнулся, отложил, наконец, ложку и сложил руки на столе, будто примерный школьник. От этого становилось еще страшнее.

− Итак! Долой лирику. Я хочу знать твой вопрос. Что ты хотел знать, когда найдешь меня?

− Кто ты?

Мальчик вздохнул устало, резко отпрянул от стола и, облокотившись на спинку стула, мгновенно принял небрежно-расслабленную позу.

− Жаль, что ты так и не понял свой вопрос, но, коль так, отвечу на тот, что есть. Кто я? Как ты верно понял сразу, я не человек. Но я хотел бы услышать, что ты сам думаешь на этот счет.

Иван молчал, не понимая, куда вдруг исчез его ужас, и не зная, как смотреть на того, кто сидит перед ним.

− Говори все, −спокойно просил мальчишка, − даже то, что думаешь сейчас…

− Но зачем? Ты ведь и так знаешь мои мысли.

− Я знаю, а ты − нет. Пока не озвучишь их, разговора у нас не выйдет.

− Ты так сказал, словно торопишься.

Голос старика дрогнул.

− Не тороплюсь, но утром нам непременно помешают, − совершенно спокойно говорил загадочный ребенок. − Так что хватит трусить – говори. Твоя мечта исполнилась: я здесь и готов отвечать на вопросы.

− Я боюсь тебя, − выпалил мужчина спешно.

− Меня или того, что я могу сказать?

От этих слов стало по-настоящему жутко.

− Расскажи мне все, что ты думаешь и думал тогда.

Иван выдохнул.

− Я подумал, что ты демон, но сразу же понял, что это нелепо. Демоны не подчиняют демонов и не отправляют их в ад.

Мальчишка весело усмехнулся, а мужчина продолжал:

− Тогда я подумал, что ты ангел.

Едва различимые светлые брови чуть приподнялись. Губы исказились иронией, но таинственный собеседник не стал перебивать.

− Но твои слова о бесстрашии перед дьяволом разрушили и это предположение. Я решил, что ты и есть Лукавый в обманчивой форме ребенка.

− Выходит, ты все эти годы искал дьявола?

Старик уловил насмешку, но почему-то не испугался ее, а, напротив, усмехнулся, понимая как это нелепо.

− Но я не Лукавый, − сообщил мальчишка. − Дьявол такой же Бог, как и тот, в кого ты веришь, а значит, он не пришел бы в этот мир, даже если бы вся мировая скука сочилась по его жилам. Я не Дьявол, не человек и не ангел. Мне нет определения, но, чтобы дать его, придется рассказать очень многое. Что ты знаешь о первом человеке?

− Адаме?

− О первом настоящем человеке, рожденном на земле.

− О Каине? − удивился старик.

− Да, о нем.

Но старику нечего было сказать. Проклятый богом человек никогда не был ему интересен.

− Писание называет его первым грешником, − сообщил мальчишка и впервые перестал улыбаться и заговорил серьезно. − Его имя означает − творец, а суть его в самом грехе, ибо именно он − тот самый запретный плод. Первым на земле родился грех, а вместе с ним душа и жизнь, и смерть. И если честно, он сам…

И тут он рассмеялся, заставляя завороженного человека вздрогнуть. Иван почти поверил этому серьезному тону, уносившему его куда-то далеко от этого времени, но тут же рухнул обратно, чувствуя, как леденеет нутро от жесткого взгляда.

− Когда люди лишились рая, они оказались в страшном мире.

Мальчишка коснулся тетради, и птица на листе вновь ожила. Она расправила крылья, вытянулась и вдруг оказалась странным существом. Таких Иван видел в альбоме у маленького внука. Тот всегда называл их «псеродашкелями» и радостно бегал по комнате, раскинув руки, словно крылья.

Собеседник усмехнулся одним уголком губ, будто что-то задумал. Это настораживало старика. Он сразу пожалел, что вспомнил дорогого ему малыша в беседе с кем-то дьявольски ужасным.

Мысли и подозрения человека были смехотворны, но развеивать их бессмертный ребенок не спешил. Страхи людей давно были не новы и не могли удивить его, потому он спокойно продолжил свой рассказ:

− Первым на земле оказался Адам. Не знаю, как это было, но посмею предположить, что он был в ужасе.

Тем временем картинка на листе жила своей жизнью. Там были созданы поля и горы, высокие папоротники и древние существа, блуждающие в этих красотах. Зато человек, одиноко стоявший средь всего это великолепия дикой природы, как маленькая букашка, спешил забиться в какой-нибудь угол.

− Адам мог бы и умереть от своего бездействия, но он знал, что скоро подле него будет Ева, потому отец человеческого рода начал действовать.

Человечек на рисунке засуетился, поспешил в горы, где не было страшных существ, но был лес и были плоды, годные для еды. Он строил хижину, а рассказчик молчал, внимательно наблюдая за старательным человеком. Когда же рисованный Адам смог построить подобие первого дома, он встал в позу и облегченно вздохнул. Тогда из хижины вышла женщина с большим животом, явно готовая к родам.

Бледная рука легла поверх изображения. Старик застыл с вопросом на устах, которому дать волю не решался.

− Да, Каин был зачат в раю, а Авель на земле, − тихо и сухо сообщил рассказчик. − Этот факт был бы неважным, если бы Ева не была…

Он осекся, посмотрел на Ивана и внезапно сменил тему:

− В чем, кстати, грех Каина?

− Убийство.

− А как же зависть? Жадность? Ложь?

− Ложь? Разве он врал?

− Он врал и делал это так упоенно, что сам часто верил в эту ложь.

Рука открыла тетрадь. Ночь спрятала хижину, и тьма этой ночи слилась с темнотой комнаты…

Загрузка...