Солнце падало за горы и рассыпалось алым заревом по небу.
Алый отблеск на шкурах чудовищ заставил Каина опомниться. Ветер стал холоднее, словно ощутил его страх, и пробрался под рубашку. Стена была видна, но до нее в крутую гору идти совсем не близко. До заката ему не вернуться. Каин сглотнул и чуть не спрыгнул на ходу с крепкой спины. Стоило ему дернуться, как старик странно фыркнул и мотнул головой, помешав прыгнуть.
− Но я должен уйти, − взмолился Каин.
Вождь что-то вновь фыркнул и так же мотнул головой, а после указал носом в сторону леса.
− Я не могу, мне нужно туда…
Каин указал в сторону крутого склона.
Грозный клич старика заставил стаю остановиться. Монстр тяжело дышал, но не двигался. Каин попытался спрыгнуть, но, внезапно мотнув головой, старик легонько толкнул его костяным воротником, не дав этого сделать. Нос его вновь указал в сторону леса.
− Я не могу, − повторил Каин дрогнувшим голосом. – Мне нужно вернуться домой, к моей семье.
Вожак протяжно фыркнул, топнул и снова что-то грозно выразил подобием рычания, а затем двинулся в сторону холма к стене. Каин опешил. Желтоспин отпустил хвост старика и отступил к остальным. Стадо притаптывало траву и укладывалось, а старик шагал вперед.
− Ты отвезешь меня домой? – несмело спросил Каин, садясь обратно.
Тихое «фырыр» было ему ответом. Пораженный Каин посмотрел назад. Он жалел, что не обнял желтоспина на прощание и не поспешил домой раньше.
Вздохнув, Каин сложил руки на костяном воротнике и притих, глядя вперед. Трава расступалась перед ними, а стена была все ближе. Каин начинал бояться, что отец увидит его нового друга. Он живо представлял, как Адам поднимается на стену, видит врага и метает в него смертоносное копье, потому он цеплялся в костяной воротник и твердил, что дальше он сможет дойти сам. Старый вожак его не слушал. Остановился он у самой стены и опустился в траву, чтобы было проще спуститься.
Солнце уже скрылось за горой. От красных бликов в небе остались единичные проблески. Каин соскользнул с шершавого бока, робко прошептал слова благодарности и отступил, но, как только старик поднялся, бросился назад, чтобы обнять хотя бы одну из могучих лап.
− Спасибо тебе за все, старый вождь рогатых, − прошептал он, не желая расставаться, и вновь отступил.
Старик фыркнул, затем топнул и неспешно повернул назад, уходя по примятой траве.
Каин стоял у стены и провожал его взглядом. До камня, прикрывающего дыру, было всего пару шагов, но он смотрел, как угасают пламенные искры солнца за горой, как переливается шкура его нового могучего друга и исчезает во тьме ночной долины. Маленький Каин не знал в свои десять, что такое друг, но он чувствовал, что порою кто-то, не являющийся семьей, может быть дорог так, как был почему-то дорог ему малютка желтоспин и этот старик. Он стоял и не мог пошевелиться, понимая, что его наверно ищут, что отец разозлится, что придется что-то соврать, но он стоял неподвижно, пока последний огонь на небе не угас. Над головой стали загораться первые звезды, словно факелы небожителей, не любивших тьму.
Стало холодно. Ветер скользил по траве, чуть покачивая ее, и буквально лизал ноги. Это помогло Каину выйти из оцепенения. Он фыркнул, топнул ногой, представляя себя одним из рогатых, вытер рукавом мокрый нос и наконец-то сделал шаг.
Камень был на месте. С большим трудом он смог отодвинуть его от дыры, но тут же содрогнулся: с другой стороны он увидел тусклый свет огня совсем близко.
Внутри что-то ухнуло, вздрогнуло и сжалось до боли под ребрами.
− Каин! – донесся до него отцовский голос.
Каин перестал дышать, но мужчина приближался, видимо, услышав шум.
Ему захотелось быстро запихнуть камень в дыру и спрятаться, но, как только руки потянулись к камню, он вдруг понял, что сам положил с другой стороны крепкую доску, а значит, поступи он так, домой вернуться уже не получится. Он просто не сможет вытолкнуть камень в обратную сторону.
Сглотнув, он снял с головы венок и бережно просунул его в свой тоннель, чтобы положить на траву, а после пролез сам. Руки машинально подняли подарок для матери, когда мальчишка выпрямлялся в полный рост и смотрел в сторону света.
− Каин!!! – буквально рявкнул Адам, приближаясь быстро к мальчишке.
Три стремительных шага понадобилось мужчине, чтобы оказаться подле ребенка. Всего три шага, чтобы сердце мальчика оборвалось в испуге.
− Мать ищет его везде, а он…
Адам замолчал, недоговорив, освещая факелом сына и землю, а главное дыру в стене. Он молча осмотрел все, а после строго взглянул на сына. Каин невольно сделал шаг назад, боясь дышать. Он с трудом различал, как исказились губы мужчины под пышной бородой.
− Это ты сделал? – спросил он, указывая факелом на дыру.
− Прости, отец, − тут же быстро заговорил Каин, пытаясь хоть немного оправдаться: – Ты запретил подходить к стене, но я вышел за пределы и ничего не случилось. Я видел водопад и больших монстров и даже…
Он протянул вперед венок из цветов, невиданных им прежде, но Адам оскалился. Выхватив венок, он швырнул его на землю и поставил сверху ногу, сминая лепестки и ветви.
− Но это…
Голос Каина задрожал. В глазах появились слезы, но отец его не слушал. Схватив за запястье, он с силой дернул его к себе, чтобы заглянуть в глаза.
− Дьявольское отродье, − прошипел Адам прямо в лицо Каину и, словно тряпичную куклу, потащил к дому.
Пальцы так сильно впивались в детскую кожу, что под ними проступали багровые следы. Каин едва успевал за ним, но Адаму было все равно. Он не слушал мольбы, продолжая говорить неизвестные Каину слова. Мальчик не знал, что такое «отродье», кто такой «гаденыш» и почему «нечистого» надо было утопить в младенчестве, зато он точно понимал, что все эти слова страшнее любого чудовища за стеной.
Плакать Каин не мог, хоть губы его дрожали, а глаза были влажными. Он ни о чем уже не просил.
Из открытой двери выглянул Авель. Выбежала мать. Он понимал, что отец почему-то ведет его к сараю, ругаясь все тише.
− Каин, господи, где ты был? – кричала Ева, подбегая к ним, но Адам уверенно отдавал ей факел, открывал дверь сарая и толкал туда сына.
− Черт! Да это чудовище осквернило защитную стену, − прорычал мужчина и шагнул за сыном следом.
Ева ахнула, закрывая рот рукой.
− Может…
Сказать ей Адам ничего не дал.
− Не может! Заходи уже, здесь слишком темно.
Каин стоял в темноте, наблюдая за тусклым светом и бледными руками матери. Прут в темноте стеганул воздух. Каин хорошо знал, что так бывает, когда не до конца отмокшим прутом для корзин хорошенько взмахнуть.
Ева шагнула в сарай, освещая его дощатые стены. Подле нее оказался маленький черноволосый Авель. Он цеплялся за юбку матери и смотрел на брата. Каин же его не видел. Он смотрел на мать и его пугали красные заплаканные глаза, их жалостливый взгляд. От этого было больно.
− Снимай штаны! – приказал внезапно Адам, заставив мальчишку отвести взгляд от зеленых глаз Евы.
Привыкший подчиняться, Каин машинально развязал завязку на штанах и коротко взглянул на отца. Ему было не ясно, что происходит, но страха он не испытывал. Даже слезы испарились в тот миг, когда он увидел их в материнских глазах. Но от строгого взгляда мужчины по спине прошел холод. Один шаг и отец оказался рядом, положил руку на плечо Каина и, развернув, толкнул в кипу соломы. Мальчик упал лицом в колючую сухую траву. Приспущенные штаны соскользнули, помешав приземлиться на колени. Но прежде, чем мальчик что-либо успел понять, прут полоснул по обнаженной коже. Эта обжигающая боль прокатилась по всему телу слишком внезапно. Не испугавшись, Каин попытался дернуться, но стоило ему приподняться, как отец толкнул его назад и снова ударил.
Сообразительный мальчик больше не шевелился. Никогда прежде его не били, и почему это происходило теперь, Каин не понимал, но внутри что-то сжалось, превратив его нутро в камень. Он не плакал, а просто лежал на соломе с широко распахнутыми глазами, крепко сжимая губы, и безмолвно морщился от каждого удара.
Адам что-то говорил, монотонно и назидательно, но Каин его не слышал. Камни не умеют слышать. Странно, что камни чувствуют боль.
Только когда отец остановился и отступил, Каин закрыл глаза, позволяя себе дышать, как человек, а не как камень.
− Останешься без ужина и ночевать будешь здесь, пока не искупишь свою вину! – приказал Адам.
Каин слышал, как рыдает мать, но не шелохнулся. Свет потускнел, и дверь закрылась, а он продолжал лежать неподвижно. Он не знал, что жгло сильнее: избитый зад или что-то застрявшее чуть ниже горла.
Сделав глубокий вдох, он все же заставил себя приподняться и, шипя, натянуть штаны. Пальцы путались в завязках. Темнота становилась мокрой, а ком у горла падал за ребра и там разливался огнем.
Слезы внезапно потекли по его лицу. Губы задрожали. Стоя на коленях, он с ужасом щупал свои мокрые щеки, хлюпал носом и не мог остановиться. Хотелось кричать, но такого он не мог себе позволить, потому просто рухнул назад в солому, с силой уткнулся в нее лицом и позволил себе разрыдаться, как в раннем детстве, когда мама непременно взяла бы его на руки и поцеловала в щеку.