Глава 5 Мифы фрейдизма. Эдипов комплекс психоанализа


Орангутанг ли наш Адам?

От обезьян идем ли мы?

Такой вопрос решать не нам:

Решат ученые умы.

В науке неуч и профан,

Спрошу: не больше ль правды в том, Что вовсе не от обезьян,

А в обезьяны мы идем?

Петр Вяземский

Диагноз психоаналитику-фрейдисту


Духовная жизнь общества с незапамятных времен связана с предрассудками и суевериями, врачеванием психических недугов магией, колдовством, шаманскими заклинаниями. От этого была определенная польза. В противном случае либо вымерли племена, использующие вредную «психотерапию», либо она сама отмерла за ненадобностью.

В начале XX века появился и обрел необычайную популярность способ врачевания невротиков и психопатов посредством новейшей методики австрийского психиатра Зигмунда Фрейда (1865—1939), основанной на его же теории.

Была ли она научной? Вопрос спорный. Одни считают ее великим достижением, проникновением в глубинные

потемки человеческой души. Другие уверены, что это лишь имитация науки, очередной миф в традициях древних шаманов и заклинателей.

Однако Зигмунд Фрейд был настоящим профессионалом. Он стажировался в парижской клинике, руководимой Ж. Шарко, который использовал для лечения гипноз. Здесь Фрейд узнал, что многие психические болезни связаны с нарушениями в половой сфере. Тогда же он вдохновился еще одной идеей: о громадном значении для человека неосознанных переживаний, впечатлений, а также сексуального влечения («либидо»),

У животных сексуальность естественна, а у людей она подавлена социумом, нравственными запретами. Эти эмоции, желания вытесняются в область бессознательного. Они становятся «темными демонами» души, вызывая психические аномалии.

В своей клинике во время интимных бесед с пациентами Фрейд старался выяснить причины их недугов, используя свой метод психоанализа. Вскоре его метод взяли на вооружение многочисленные апологеты. Желающих лечиться таким способом среди обеспеченных граждан оказалось множество. Психоанализ приобрел огромную популярность, принося немалые доходы своим приверженцам-эскулапам.

Казалось бы, время подтвердило истинность данной теории. Будь она ошибочной, бесполезной, от нее давно бы отказались. Впрочем... Вспомним, сколько тысячелетий пользуются успехом заклинатели, колдуны, чародеи (ныне — экстрасенсы). Публика падка до загадочных модных учений. А доверие к психоанализу, вера в него — главнейший фактор его реальных и мнимых успехов.

Книги Зигмунда Фрейда, написанные доходчиво, увлекательно и на темы, волнующие многих, с интересом читались образованной публикой. Он привлекал внимание читателя острыми проблемами, вторгаясь в области интимной жизни, которые считались в обществе запретными, «неприличными». У кого-то это вызывало протест и возмущение (не всегда искреннее), но это лишь содействовало успеху его работ и популярности его метода.

Кого не интригует разгадка сновидений? Тысячи лет люди разных стран и народов, мыслители и шарлатаны, правители и обыватели предавались этому занятию. Неудивительно, что работа Фрейда «Толкование сновидений» (1900) привлекла внимание не столько специалистов-психологов, сколько широкой публики.

А разве не интересно читать книги «Психопатология обыденной жизни» (1904) и «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905)? Трудно сказать, был ли его выбор рассчитан на привлечение читателей или клиентов, но результат был именно таким.

Во второй из этих книг он, показывая важность затронутой в ней темы, помимо личной и сугубо психологической причины, отметил: «Нужно помнить также и о том, какую своеобразную, прямо-таки очаровательную прелесть представляет остроумие в нашем обществе. Новая острота обладает таким же действием, как событие, к которому проявляют величайший интерес; она передается от одного к другому, как только что полученное известие о победе. Даже видные люди, которые считают важным сообщить свою биографию, рассказывать, какие города и страны они видели, с какими выдающимися людьми они общались, не пренебрегают случаем поместить в своем жизнеописании те или иные прекрасные остроты, слышанные ими».

Если воспользоваться фрейдовским способом толкования текстов, то в приведенной цитате можно выделить некоторые характерные выражения: «очаровательная прелесть», «величайший интерес», «известие о победе», «видные люди», «выдающимися людьми». Они показывают, что бессознательно (?) автор придает большое значение привлекательности темы и интересу к ней важных персон.

Впрочем, в такой установке автора нет ничего особенного, а тем более, постыдного. Кому из новаторов не хотелось бы привлечь всеобщее внимание к его идеям. Важно заручиться поддержкой тех, кто готов оплатить труд специалиста. Судя по всему, в своих первых популярных работах Зигмунд Фрейд старался сочетать привлекательность для публики с научным исследованием. Пожалуй, первое удалось ему больше, чем второе.

Предварительно должен оговориться. Попытку критиковать идеи Фрейда кто-то может заклеймить как возвращение к эпохе тоталитаризма и сталинизма. Например, доктор психологических наук А.И. Белкин в книге «Почему мы такие?» (1999) утверждал не без гордости, что широко пользовался психоанализом «даже в те годы, когда само имя Зигмунда Фрейда было у нас под строжайшим запретом». Тут же он признался: «феномен советского человека... или «совка», как выражается нынешняя молодежь, — представал передо мною не только в поступках, действиях и внешних реакциях, делающих его особой разновидностью человеческой породы, но и в сплетении тайных, скрытых и бессознательных причин, в специфической структуре личности».

Как говорится, избави Бог от подобных аналитиков с психозом. Удивительным образом «совок» Арона Исааковича совпадает с «недочеловеком» Гиммлера. Нацизм, как видно, не имеет национальных границ и, добавим, совести. Да и с честностью у А.И. Белкина дела обстоят не блестяще. Когда имя Фрейда было у нас под запретом, да еще строжайшим? Как это понимать? За упоминание этого имени брали штраф или сажали в ГУЛАГ?

Помнится, в 1953 году я, студент-геолог, увлекался эпиграммами и заинтересовался работой 3. Фрейда «Остроумие и его отношение к бессознательному». В Библиотеке им. Ленина мне эту книгу не выдали, сославшись на то, что она не имеет отношения к моей специальности. Тогда я записался в Историческую библиотеку, где прочел несколько книг Фрейда.

В «Истории психологии» М.Г. Ярошевского (1966)

3. Фрейду посвящено 7 страниц, помимо отдельных ссылок. А вот талантливый русский психиатр и психолог

В.Х. Кандинский, оригинальный исследователь шизофрении, псевдогаллюцинаций, массовых психопатий, даже не упомянут. Возможно, из-за строжайшего запрета на его имя за то, что его двоюродный брат жил за границей да еще занимался абстракционизмом.

Объективно изложив учение Фрейда, Ярошевский отметил критически: «В обстановке общей деградации буржуазной культуры, нарастания мистицизма и иррационализма, круг поклонников Фрейда быстро расширился». Судя по всему, так оно и было.

В 1966 году А.Н. Лук в книге «О чувстве юмора и остроумии» не обделил вниманием Зигмунда Фрейда. Он писал: «Взгляд на остроумие как подсознательный процесс, которому свойственны все особенности подсознания, впервые был высказан Фрейдом. Правда, Фрейд избрал несколько необычный способ доказательства своей мысли. Он решил показать, что остроумие имеет сходство с мышлением в сновидениях. А поскольку подсознательный характер мышления в сновидениях совершенно очевиден, то тем самым доказывается подсознательный характер остроумия».

И хотя Лук признал доказательства, предложенные Фрейдом, «несколько надуманными», он все-таки признал, что его вывод «о связи остроумия с подсознательными процессами вполне правдоподобен».

Итак, прежде всего надо признать, что А.И. Белкин солгал, будто имя Зигмунда Фрейда находилось в СССР под строжайшим запретом. По-видимому, солгал он подсознательно, ибо его рассудок подхлестывала ненависть к мерзкой разновидности человеческой породы по кличке «совок», которым руководил Сталин — «чудовище», уничтожившее миллионы подданных, превратившее всю страну в ГУЛАГ и замыслившее Третью мировую войну.

Так и хочется поставить диагноз этому психотерапевту-фрейдисту: Эдипов комплекс! Смертельная ненависть к отцу народов СССР (так величали Сталина), даже несмотря на то, что его семья благополучно прожила при Сталине в городе Горьком, где его мать заведовала библиотекой в еврейском клубе имени Розы Люксембург. Тяжелый душевный недуг человека, вдруг забывшего, что именно «совки» под руководством Сталина спасли жизни миллионам (!) евреев, избавили мир от фашизма. Именно «совки» первыми в мире создали атомную электростанцию, первыми запустили искусственный спутник Земли, а советский человек первым был вознесен в космическое пространство!

Что и говорить, гнуснейшие комплексы порой обуревают психоаналитиков. Определенно проявляются элементы нацизма, хотя и не германской разновидности. Одно уже это заставляет с большим подозрением относиться к фрейдизму. Тем более, как мы еще покажем, и сам Фрейд не избежал душевного недуга, ярко проявившегося у А.И. Белкина.

Конечно, наличие фрейдиста, имеющего серьезный духовный изъян, и даже отдельные заблуждения самого отца-основателя психоанализа еще не свидетельствуют о роковом дефекте данного метода и его причастности более к мифу, чем к научной теории.

Остроумие и его отношение к сознанию


Многим даже из числа специалистов кажется, будто именно Фрейд ввел в науку понятие бессознательного. Хотя об этом задолго до него писали философы и психологи. Сейчас я не стану вдаваться в научно-исторические изыскания или критиковать метод психоанализа. О роли подсознания в поведении людей давно знали даже писатели и поэты. Да и религиозные деятели предпочитали воздействовать не на рассудок, а опирались на веру, надежду, любовь и авторитет.

Обратимся к проблеме бессознательных истоков остроумия. Вот как завершает свою работу Зигмунд Фрейд: «Удовольствие от остроты вытекает для нас из экономии затраты энергии на упразднение задержки, удовольствие от комизма — из экономии затраты энергии на работу представления, а удовольствие от юмора — из экономии аффективной затраты энергии. Во всех трех видах работы нашей душевной деятельности удовольствие вытекает из экономии...»

Прервем цитату. Так и хочется сказать: не смешно! Странный подход к эмоциям, весьма сходный с торговоденежными отношениями. Сэкономил энергию, выгадал на этом — получил удовольствие. Чем больше выгадал, тем и радостней, тут уж смеешься до упаду. А если растратился, прогадал — вот и печалишься, страдаешь.

Бесспорное и непосредственное отношение к бессознательному имеет смех от щекотки. Но при чем тут остроумие?

Обратим внимание и на то, что пишет Фрейд о юморе и остроумии слишком скучно. Тем не менее, продолжим его цитировать:

«Во всех трех видах работы нашей душевной деятельности удовольствие вытекает из экономии, все три вида аналогичны в том, что представляют собой методы получения удовольствия из душевной деятельности, удовольствия, которое собственно было потеряно лишь вследствие развития этой деятельности. Ибо эйфория, которую мы стремимся вызвать этими путями, является не чем иным, как настроением духа в тот жизненный период, когда мы вообще справлялись с нашей психической работой с помощью незначительной затраты энергии, настроением духа в нашем детстве, когда мы не знали комизма, не были способны создавать остроты, не нуждались в юморе, чтобы чувствовать себя счастливыми в жизни».

Вообще-то достаточно понаблюдать за детьми, чтобы убедиться, как сильна у них жажда юмора, «смешилок». Энергию свою они вовсе не экономят и от затрат энергии не страдают, а радуются. Да и остроумием дети, если не все, то многие, не обделены.

...Когда мой дядя Миша отправлялся на Финскую войну, он заехал к нам в Монино на сутки. Мне было 4 года. Наша комнатка была мала, пришлось спать с дядей в одной узкой кровати «валетом». Утром за завтраком я сказал: «Дядя Миша, зачем воевать? Вы только свои ноги выставьте, все враги разбегутся».

Он долго хохотал. Кстати, ноги-то у него были чистые, тем не менее «душистые». А мне так понравилась эта шутка, что помню ее до сих пор. Какая уж тут экономия энергии.

Складывается впечатление, что Зигмунд Фрейд в детстве не был способен создавать остроты, вот и распространил этот свой детский опыт на всех людей. Такой способ, исходящий из самопознания, вполне естественен, оправдан. Однако нельзя же этим ограничиваться!

В работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» Фрейд анализировал главным образом остроты, основанные на игре слов. Возможно, этим он — сознательно или бессознательно — подбирал примеры, наиболее подходящие к его теоретической конструкции. Не исключено, что она отражает определенный тип остроумия и остряков.

Вот пример, приведенный А.Н. Луком: «Однажды на семинаре, посвященном моделированию эмоциональной сферы человека, один из слушателей переспросил: «Эмоциональная сфера? А может быть, эмоциональный цилиндр?» Он остался очень доволен своей шуткой. Кое-кто из присутствующих рассмеялся. Отбросив переносное значение слова «сфера», автор остроты ухватился за ее прямой геометрический смысл. В результате — весьма плоская острота. Скорее с претензией на остроумие, чем действительно остроумная».

Можно сказать, шутливое замечание вызвало геометрический смех (таков пример игры слов, исходящий из выражения «гомерический хохот»).

По мнению А.Н. Лука, нередко игра слов порождает остроты невысокого качества. «Подобного рода шутки и остроты, — писал он, — нам приходилось выслушивать от больных шизофренией. Вспоминается, как в одной из палат психиатрической больницы художник, страдавший манией величия, возвещал, что он создаст невиданный пейзаж — настоящую живую природу. Другой больной...

бросил реплику: «Чтобы создать живую природу, надо сперва жениться». Острота имела большой успех среди обитателей палаты. Она построена как раз на отбрасывании переносных значений слов, на буквальном истолковании их первоначального смысла.

Склонность к таким примитивным остротам свойственна неразвитым, малокультурным людям... По нашим наблюдениям, снижение уровня, примитивизм острот отмечается в самом начале развивающегося склероза мозговых сосудов... К сожалению, так называемое «патологическое остроумие» встречается и у вполне здоровых людей с достаточно высоким уровнем образования. Известный психиатр П.Б. Ганнушкин назвал их «салонными дебилами».

На мой взгляд, реплика шизофреника о способе создать живую природу остроумна и вдобавок философична. Этот человек в виде шутки высказал идею «все живое — от живого», которую В.И. Вернадский называл принципом Реди по имени средневекового мыслителя. Этот принцип безуспешно пытаются опровергнуть многие крупные ученые, занятые искусственным синтезом живого организма. Но как только начинаешь вдаваться в такие сложности, становится не до смеха.

Если обратить внимание на те шутки, которыми потчует публику нынешняя орда смехачей последние 20 лет бесцензурщины, то нетрудно заметить, какое большое место заняли именно нецензурные выражения и непристойные намеки. Вроде бы подтверждается один из основных тезисов Фрейда о сексуальном подтексте многих психических аномалий. Или, вернее, слушатели радостно гогочут, поняв намек на «запретную сферу» (или запретный цилиндр, запретные полушария).

Чем вызван смех? Мне кажется, прежде всего — самодовольством потребителя подобных острот. Он радуется своей сообразительности. Если и сказывается при этом «бессознательное», то в наибольшей степени — бессознательное восхищение самим собой.

Но и само по себе вторжение в «деликатную сферу» анатомии и физиологии человека способно вызвать улыбку. Например, поэт-философ Николай Заболоцкий усматривал гармонию мироздания и в кристалле, и в цветке, и в организме каждого из нас. На этот счет он выразился витиевато и не без задней мысли:

Как хорошо, что дырочку для клизмы Имеют все живые организмы.

Даже в такой малости можно усмотреть проявление совершенства природы! Тем более, с точки зрения специалиста именно в этой медицинской области. У Заболоцкого подобные афоризмы приведены в цикле «Из записок старого аптекаря»:

Дай хоть йоду идиоту —

Не поможет ни на йоту.

Подобные строки не отличаются глубиной мысли, изощренным остроумием. Но юмор или ирония на это и не претендуют. Нам приятно отмечать созвучие слов, далеких по смыслу и, тем более, когда происходит внезапная «сшибка смыслов», перескок мысли из одной области мысли в другую.

Острота поражает нас неожиданностью своей. Мы переживаем момент озарения, внезапного открытия, откровения. В этом видится не какая-то «экономия затраты энергии», а напротив — элемент творчества. Даже в случае пошлого намека происходит нечто подобное, хотя и на уровне низком и в прямом и в переносном смысле. В общем, кому что нравится.

Бернард Шоу привел такой случай. В ресторане гремел джаз. Один из посетителей (не Шоу ли?) подозвал официанта:

— Ваши музыканты играют по заказу?

— Да, сэр.

— Прошу, передайте им этот фунт стерлингов. И пусть они сыграют в покер.

В чем тут проявилось подсознание? Разве что в том, что громкий шум раздражал посетителя, мешая вести разговор, и этот эмоциональный фон заставил его обратиться к официанту с просьбой утихомирить музыкантов.

А уж как он это сделал, в какой форме выразил свою просьбу, зависело от его личных качеств и прежде всего от интеллекта, а не от бессознательной «экономии затраты энергии на упразднение задержки».

Фрейд считал, что шутка, игра слов, каламбур вызывают разрядку напряжения, которое создано ограничениями, наложенными на личность воспитанием, социальными нормами, логикой, грамматикой. Разрядка такого напряжения как бы рушит плотину, и эмоции выплескиваются наружу, возникает чувство удовлетворения.

В таком объяснении есть немалая доля правды, особенно в приложении к скабрезным анекдотам, непристойным намекам, облеченным в приличную форму. Конфликт внешнего и внутреннего, формы и содержания нередко вызывает смех. Но только ли в этом разгадка остроумия?

Выдающийся французский философ Анри Бергсон в работе «Смех» писал: «Не существует комического вне собственно человеческого». Другое условие: Смешное может всколыхнуть только очень спокойную, совершенно гладкую поверхность души. Равнодушие — его естественная среда». И еще: Смешное не может нравиться тому, кто чувствует себя одиноким. Смех словно нуждается в отклике... Один человек, которого спросили, почему он не плакал, слушая проповедь, на которой все проливали слезы, ответил: «Я не этого прихода...» Сколько раз указывалось на то, что смех зрителей в зале раздается тем громче, чем зал полнее».

Бергсон отметил именно рассудочность остроумия: «В обществе людей, живущих только умом, вероятно, не плакали бы, но, пожалуй, все-таки смеялись». Этот вывод можно подтвердить множеством примеров. Приведем один из наиболее ярких.

Гениальную эпиграмму сочинил поэт и библиограф Сергей Александрович Соболевский (1803—1870). Поразительный пример, как предельно малыми средствами можно достичь сокрушительного результата. Его сочинение — из шести строк и семи слов. Оно требует предварительных пояснений. Это как бы накопленный нами информационный потенциал.

Парнас — в Греции гора богов и героев; Пегас — крылатый конь вдохновения. Исходный материал для эпиграммы — книга Н. Сушкова «Обоз к потомству» — многословная и пустячная. Ее первые строки: «Начну решительно, смело, сплеча, как многие, многие начинали! Начну... да вот беда: с чего начать? Как приступить к делу, которое пойдет на суд к потомству — ого! вот куда с первого слова занесло мои записки... мое поэтическое воображение!.. Тьфу ты, проклятое самолюбие! Тьфу ты, змей- искуситель...»

Соболевский отозвался об этом опусе так:

Идет

Обоз

С Парнаса.

Везет

Навоз

Пегаса.

Накопленная нами информация разряжается почти мгновенно. И реакция вызвана не бессознательными процессами, а нашим сознанием. В частности, знаниями. Тот, кто не знает, что такое Парнас и Пегас, не знаком с книгой Сушкова, не воспримет эпиграмму. Хотя и может улыбнуться: складно!

Таково еще одно качество многих остроумных выражений, анекдотов, эпиграмм, эпитафий. Кстати, последние как надгробные надписи должны, вроде бы, вызывать печаль, скорбь, благоговение. А вызывают улыбку, смех, насмешку. В этом случае остроумие вторгается в область сугубо серьезную, и это вызывает дополнительную «разрядку напряжения».

Есть еще одна характерная черта остроумия: гармония смысла и подтекста, а то и звучания слов. Ее ощущение доставляет слушателю или читателю чувство прекрасного, а неожиданный поворот мысли — радость осознания, озарения, пусть даже и незначительного.

Оправдание Эдипа


К известному ленинградскому врачу явился пациент с жалобой на отсутствие аппетита, апатию, приступы безотчетной тоски, меланхолии. Врач, не обнаружив у него признаков психической болезни и узнав, что химические лекарства не помогают, посоветовал:

— Рекомендую три раза в день, перед завтраком, обедом и ужином, читать по одному рассказу Михаила Зощенко.

— Увы, мне это не поможет, — ответил пациент. — Я и есть Зощенко.

Этот анекдот похож на правду. Действительно, у замечательного писателя, которого публика воспринимала как весельчака и смехотворца, со временем стали проявляться признаки нервного расстройства.

«Чем ближе я знакомился с Михаилом Михайловичем, — вспоминал драматург E.Л. Шварц, — тем больше уважал его, но вместе с тем отчетливо видел в нем нечто неожиданное, даже чудаческое. Рассуждения его очень уж не походили на сочинения. В них начисто отсутствовало чувство юмора. Они отвечали строгой и суровой и, как бы точнее сказать, болезненной стороне его существа».

О преодолении своего недуга Зощенко написал в оригинальном научно-художественном исследовании «Перед восходом солнца» (подзаголовком могло бы стать признание автора: «Как я избавился от многих ненужных огорчений и стал счастливым»). Оно было опубликовано в журнале «Звезда» в 1943 году и заслуживает внимания, потому что явилось оригинальным даже для этого оригинального писателя.

Зощенко признался, что еще с юности испытывал приступы хандры и тоски («Я был несчастен, не зная почему»). В Первую мировую войну на фронте он почувствовал облегчение, но затем душевный недуг стал накатываться с новой силой. По совету врачей писатель лечился пилюлями, водами, разными процедурами. Не помогли курорты и санатории.

Причина болезни крылась в каких-то событиях собственной жизни. Михаил Михайлович вспоминал случаи, вызвавшие у него сильные переживания. Но пестрая мозаика историй не складывалась в единую картину.

Обратившись к трудам ученых, он пытался понять тайны глубин сознания, куда не проникает свет разума. Узнал, что существует рефлекс — «своеобразный ответ организма на любое раздражение, которое ребенок получает извне. Эта реакция, этот ответ, и является защитой организма от опасностей... Стало быть, не хаос, а строжайший порядок, освященный тысячелетиями, охраняет маленькое существо».

От первого знакомства с окружающим миром, когда у ребенка складываются и закрепляются рефлекторные связи, во многом зависят особенности психики взрослого человека. А проникнуть в далекий забытый мир детства помогают сновидения.

Однажды писатель увидел во сне тигров и руку, тянущуюся из стены. Рассказал о кошмаре врачу. И услышал ответ: «Это более чем ясно. Ваши родители слишком рано повели вас в зоологический сад. Там вы видели слона. Он напугал вас своим хоботом. Рука — это хобот. Хобот — это фаллос. У вас сексуальная травма». Таково было толкование сновидения по Зигмунду Фрейду, и врач следовал именно ему: «В каждом поступке ребенка и взрослого он видел сексуальное. Каждый сон расшифровывал как сон эротомана».

Подобный подход к психике здорового человека показался Михаилу Михайловичу сомнительным. Фрейд видел источник нервных страданий в столкновении атавистических влечений с чувством культурного человека. Вытесненные в глубины подсознания, они прорываются в сферу разума, вызывая душевные болезни.

Стремясь добраться до глубинных причин своего душевного недуга, в своих снах Зощенко искал проявление «эдипова комплекса» (одного из центральных понятий фрейдизма), согласно которому в младенчестве возникает бессознательное влечение к матери и такая же ненависть к отцу, позже вытесняемые рассудком и вызывающие скрытое чувство вины. Однако цисатель здраво рассудил: всплывший во сне образ материнской груди «увязан с чувством голода, а не эроса».

Этот комплекс чрезвычайно оригинален уже по сути своей, но вдвойне — потому что легендарный Эдип, воспетый 2,5 тысячелетия назад Софоклом, не страдал подобным недугом! Отца он убил не по причине загнанной в подсознание ревности к матери, а на ней женился по воле случая. Ему было неведомо, что они его родители. Узнав об этом, он впал в глубокое отчаяние. Суть мифа проста: от судьбы не уйдешь!

Очевидная некорректность названия данного комплекса по имени мифологического героя, им не страдавшего, и нелепость самой идеи, претендующей на объяснение основ человеческой психики, не помешали широчайшей популярности данной концепции. Она более всего похожа на закоренелый научный предрассудок.

На личном опыте Зощенко убедился: поиски причин душевного недуга и лечения «по Фрейду» не дают положительного эффекта. Данной гипотезе необоснованно придали универсальный характер, хотя она не раскрыла физиологические основы высшей нервной деятельности. Это сделал Иван Петрович Павлов.

Полвека назад американский философ Г. Уэллс в фундаментальной работе «Павлов и Фрейд» отметил: «Позиция Павлова в отношении психологии и психиатрии состоит в утверждении, что они не могут стать точными науками, если не будут прочно базироваться на физиологии и патофизиологии высшей нервной деятельности. Позиция Фрейда состоит в том, что, хотя психическая деятельность и является функцией мозга, она тем не менее представляет собой независимое явление и что научная психология и психиатрия могут быть построены без помощи физиологии мозга».

Сам Павлов высказался по данному вопросу так: «Когда я думаю сейчас о Фрейде и о себе, мне представляются две партии горнорабочих, которые начали копать железнодорожный туннель в подошве большой горы — человеческой психики. Разница состоит, однако, в том, что Фрейд взял немного вниз и зарылся в дебрях бессознательного, а мы добрались уже до света».

Зощенко, отталкиваясь от данных физиологии, писал: «Высший этаж — кора мозга и подкоровые центры. Здесь источники приобретенных навыков, центры условных рефлексов, нашей логики, речи. Здесь — наше сознание. Нижний этаж — источник наследственных рефлексов, источник животных навыков, животных инстинктов...

Высший этаж мыслит словами. Нижний — образами. Можно допустить, что такое образное мышление свойственно животному и в одинаковой мере младенцу».

Позже ученые выяснили, что мозг разделен на левую и правую половины, которые не только взаимодействуют, но и конфликтуют. Но общая схема, нарисованная Михаилом Зощенко, остается верной. Она помогла ему навести порядок в собственном духовном мире. «Почему давние страхи простились с моей особой? Они простились только лишь потому, что свет моего разума осветил нелогичность их существования».

На примерах из жизни великих людей и заурядных обывателей Михаил Михайлович обобщил: «За порогом сознания создаются... не только многие болезни и недомогания, но и основные склонности, привычки, характер и даже подчас вся судьба». Его метод основывался на самопознании: «Мои медицинские рассуждения не списаны с книг. Я был той собакой, над которой произвел все опыты». (Ссылка на подопытную собаку указывает на знание писателем работ академика Павлова.)

В общем виде он изложил способ преодоления «ненужных» душевных страданий: «Я убрал то, что мне мешало, — неверные условные рефлексы, ошибочно возникшие в моем сознании. Я уничтожил ложную связь между ними. Я разорвал «временные связи», как называл их Павлов».

Что произошло потом? Освобождение: «Моя голова стала необыкновенно ясной, сердце было раскрыто, воля свободна». И еще: «Я вспомнил множество историй разорванных и неразорванных связей. И все они с математической точностью утверждали законы, открытые Павловым. И в норме, и в патологии законы условных рефлексов были непогрешимы».

Так нейтрализуются опаснейшие неврозы и стрессы. Важную роль играет сам выход из состояния неопределенности, нервного напряжения и разбалансировки сознания, названного академиком П.В. Симоновым «болезнью неведения».


Плата за страх одиночества


Упомянутый выше философ Г. Уэллс пришел к выводу: «Павлов сделал очень много для того, чтобы лишить психику таинственности, в то время как Фрейд фактически углублял и осложнял эту таинственность».

Великое множество литераторов и популяризаторов увлеклось психоанализом, расписывая его на все лады и выискивая в глубинах своего сознания образы и символы, которые можно толковать как симптомы подавленной сексуальности, детских пристрастий, страхов и дурных наклонностей. Хотя порой звучали разумные голоса.

В 1923 году проницательный английский писатель Гилберт К. Честертон отметил, что символы в толковании психоаналитиков «символизируют непременно какую-нибудь подспудную гадость... Я ел пышку. Может быть, это означает, что — в пылу эдипова комплекса — я хотел отъесть нос своему отцу; но символ этот не слишком удачен... Меня трогает нечеловеческая наивность фрейдистов, толкующих о научной точности единственного исследования, которое абсолютно невозможно проверить... Если бы Фрейду посчастливилось изложить свои взгляды в таверне, он имел бы очень большой успех».

Энтузиаст психоанализа волен возразить: Честертон, по своему обыкновению, высказался неординарно. Ради красного словца. Ведь на вопрос о том, какую книгу он бы взял с собой на необитаемый остров, ои ответил: «Такую, где сказано, как можно построить лодку». Шутник, остряк, только и всего! Не ему критиковать великое научное открытие Фрейда!

Однако, на мой взгляд, в постижении души человека умный образованный проницательный писатель может быть ближе к истине, чем ученый, создающий теоретические схемы. Тем более что у Зигмунда Фрейда могли быть определенные психические изъяны. Не менее странно выглядят те, кто ему безоговорочно поверил. Впрочем, психоаналитикам такая вера приносит неплохие доходы...

«Кто ищет, тот всегда найдет», — пелось в популярной советской песне «О веселом ветре». Вот и в поисках червоточин души можно прийти к выводам субъективным и весьма сомнительным. С Фрейдом можно согласиться в том, что у современного человека подавлены многие влечения. Но среди них в первую очередь надо назвать не половое влечение или ревность к отцу, а сострадание к себе подобным, бескорыстие, честность, стремление к свободе, творчеству, познанию правды-истины. Вот что в дефиците у буржуа, бизнесменов, финансистов, партийных боссов, чиновников.

Честертон писал: Фрейд «наделяет Гамлета комплексами, чтобы не наделить совестью». Это совершенно верно. Ведь Гамлет, жертвуя своей жизнью, убивает подлого убийцу своего отца. Совершает акт справедливого возмездия. И Честертон сделал верный вывод: «Когда же нас призывают заменить возмездие состраданием, это значит одно: не решаясь покарать тех, кто достоин кары, современный мир карает тех, кто достоин сострадания».

Фрейдизм с его обращенностью к половым проблемам, запретам и связанными с ними патологиями далек от действительности. Полвека назад свершилась «сексуальная революция». Гомосексуалы обоих полов давно уже пользуются полной свободой. Привело ли это к резкому снижению психопатологий? Нисколько! Эффект получился обратный. Никогда еще в развитых капиталистических странах, а теперь и у нас не было столько духовно ущербных личностей, маньяков, умственно отсталых и морально убогих.

В самом психоанализе проявился «эдипов комплекс» в полной мере и в соответствии с античным мифом. Произошло невольное «убийство» классической психологии, основанной на философском анализе и научных исследованиях. В результате осуществился столь же невольный (по неведению) союз психоанализа с магией. Именно такое соединение оказалось необычайно привлекательным, завораживающим своей загадочностью и экстравагантностью.

Зигмунд Фрейд, подобно Альберту Эйнштейну, признавался, что ему многое дало чтение Ф.М. Достоевского; назвал его «Братьев Карамазовых» величайшим романом из всех, когда-либо написанных. Однако в анализе идей русского писателя австрийский психиатр продемонстрировал свое интеллектуальное бессилие. По его словам, Достоевский регрессировал «к подчинению... русскому мелкодушному национализму».

Фрейд усматривал проявление бисексуальности в том, «какое место имела в его жизни дружба с мужчинами». Предполагал: «Достоевский так никогда и не освободился от угрызений совести в связи с намерением убить отца». Фрейд навязывает свой надуманный (или себе свойственный?) комплекс и автору великого романа, и его героям подчас с удивительной наивностью и натяжками.

В письме Стефану Цвейгу Фрейд приписал Достоевскому «наследие душевной жизни примитивного человека, сохранившееся, однако, гораздо лучше и в более доступном сознанию, чем у других народов, виде, в русском народе». При этом он сослался на свое изучение одного (!) «подлинно русского пациента».

Представляете? По одному невротику судить о целом народе! Причем суждение явно негативное, предвзятое, когда даже великий писатель-мыслитель унижен и оболган, поставлен в положение «недочеловека» (термин нациста Гиммлера тут вполне уместен, ибо огульно охаивается весь русский народ).

В марте 1993 года журнал «Курьер ЮНЕСКО» вышел под заглавием «Психоанализ. Скрытое Я». Приведенные в нем материалы определенно свидетельствуют, что за полвека после Фрейда его теоретические концепции не подтвердились. Например, в статье Э. Барраля, работающего в Японии, сказано: «Когда доктор Косава применил к своим пациентам психоаналитический метод свободных ассоциаций, выяснилось, что у них не обнаруживаются проявления эдипова комплекса».

Полагаю, у русских и у многих других народов — то же самое. Возможно, нечто подобное такому комплексу присуще евреям? Не уверен. Я думаю, нет никакой особой национальной психологии, передаваемой генетически. У собак некоторых пород наблюдается преобладание тех или иных качеств. Таков результат искусственного отбора. Но и в этом случае немало исключений из общего правила. К тому же есть основания полагать, что психика человека отличается от собачьей хотя бы значительно более развитым сознанием, рассудком.

Есть ныне, условно говоря «патриоты», уверенные, что достаточно родиться русским, а еще непременно креститься, чтобы в тебе пробудились лучшие качества русского национального характера. Нечто подобное наблюдается и у евреев-иудаистов. Таковы проявления (чаще всего неявные, скрытные) нацизма.

Я вовсе не против православия, иудаизма, атеизма и прочих религий. Каждый волен выбирать себе веру по душе. Но только скверно, когда ничтожество той или иной национальности таким путем, по чистой формальности, начинает считать себя избранным, особенным. В нем пробуждается «комплекс полноценности», самодовольство вкупе с презрением, а то и ненавистью к инородцам, иноверцам.

Миф о «национальном характере» как проявлении наследственных биологических признаков, которому отдал дань и Зигмунд Фрейд, не только остается вне науки, но и отдает смрадным духом нацизма. Другое дело — национальная культура. Тут действительно есть отличия людей, воспитанных на тех или иных нравственных принципах, в той или иной идеологии. Не случайно Сталин, грузин по национальности, называл себя русским. Так же русскими художниками были француз Брюллов, армянин Айвазовский, еврей Левитан; русскими учеными — украинец Вернадский и немец Ферсман...

Каждый человек отвечает за свои поступки, за свою жизнь вне зависимости от того, кто он по национальности или по вере. Ни то, ни другое не дает ему никаких преимуществ перед всеми остальными.

Как это ни странно, Фрейд, ориентированный на индивидуализм, сам того не сознавая, страдал, хотя и в легкой форме, таким отвратительным пороком, как нацизм. Но в этом сказался не один из пороков его учения, а личные особенности и, возможно, воспитание Зигмунда Фрейда.

...Шумный успех психоанализа и возвеличивание его создателя — явления патологии общественной жизни. Они демонстрируют возможности современной пропаганды, печальную интеллектуальную и нравственную деградацию личности, уродливо деформированной современной технической цивилизацией.

Оригинальная идея Фрейда об эдиповом комплексе развенчана в не менее оригинальной повести Зощенко. И хотя художественное произведение должно иметь лишь косвенное отношение к науке, в данном случае вышло наоборот. Принятая многими учеными концепция, основанная на неверно истолкованном греческом мифе, менее убедительна, чем сочинение писателя, углубленного в самоанализ.

Очень интересно признание французской сторонницы психоанализа Анн-Мари Кауфман: «В Европе принято считать, что психоанализ существует для тех, кто может платить. Фрейд сам неоднократно подчеркивал, что та или иная форма оплаты необходима для усиления целительной силы слова». Как бы ни объяснять такое непременное условие (скажем, чем выше плата, тем авторитетней специалист и наоборот; если уж заплатил, то и сам заинтересован в получении прибыли, то есть здоровья), оно ясно свидетельствует о том, что психоанализ — форма бизнеса.

Важная составляющая успеха психоанализа по Фрейду — личность, лишенная нормального человеческого общения, одинокая среди толпы разобщенных людей. Для нее чрезвычайно важен сам фактор доверительного общения с доктором и «душевных излияний», возможности выговориться, как бы избавившись тем самым от своих проблем. Психоаналитик имеет полное основание получать плату за свое потраченное время, а также, по сути дела, за проявленное сочувствие к его проблемам.

Ничего тут особенного нет. Таков принцип капитализма: время — деньги. (Как шутили И. Ильф и Е. Петров: «Время, которое у нас есть, это деньги, которых у нас нет».) И сочувствие, так же как «удовольствие от остроты» (вспомним высказывание Фрейда об экономике остроумия), тоже, оказывается, можно привести к все тому же универсальному принципу денежных отношений.

Пациент платит своему психоаналитику за возможность откровенно общаться, исповедоваться, избавиться от гнетущего одиночества, отсутствия нормального общения с родными и близкими, с окружающими людьми.

В конечном счете, такова плата личности за пребывание в обществе, где царствует капитал, где все продается и покупается, где господствуют буржуазные ценности, где личность является не более чем винтиком в гигантской машине технической цивилизации. Это великолепно и остроумно показал Чарли Чаплин в фильме «Новые времена».

Секс и Эрос

В психоанализе ключевая роль принадлежит понятию «либидо» (влечение). По Фрейду, оно сексуальное и в значительной мере патологическое. В действительности влечения бывают разные, и среди них секс одно из самых примитивных, наравне с влечением жаждущего к воде, голодного — к пище, замерзшего — к теплу, усталого — к отдыху...

Это для тех, кто, как говорят в народе, с жиру и от безделья бесится (основной контингент Фрейда), сексуальная проблема раздувается до болезненных размеров.

От одной журналистки я услышал: «Моя восьмилетняя дочь спросила, мама, что такое секс, я знаю, а вот что такое любовь?» Вот в чем вопрос! Он весьма труден для взрослых, которых перекармливают сексом СМРАП. И в странах, где это происходит, между прочим, резко падает рождаемость.

Существует необыкновенная сила, благодаря которой не прерывается ткань жизни. Закон всемирного тяготения полов. Сладостный закон Эроса. С древнейших пор понимали и признавали это люди.

Первый известный по имени древнегреческий поэт Гесиод (IX—VIII вв. до н.э.) сказал:

И, между вечными всеми богами прекраснейшими, — Эрос.

Сладкоистомный — у всех он богов и людей земнородных

Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает.

Философы не ограничивали область владычества Эроса богами и людьми. Другой представитель Древней Эллады, Эмпедокл говорил, что в природе поочередно одерживает верх то любовь, то вражда, причем первая сводит все в единство, разрушает мир вражды. Так Эрос стал олицетворением космических сил единения, устремленности к слиянию...

Но откуда тогда чувство стыда? Почему человек разумный утаивает проявления эроса, будто совершает постыдный акт, нечто недостойное человеческой природы, низменное? Разве естественное соитие двух тел, приносящее радость обоим, — так распорядилась всесильная природа или, если угодно, предопределил Бог — разве эта радость унижает человека?

Быть может, все началось с того, что приходилось людям скрывать свое неистовое удовольствие, наслаждение от завистливых или ревнивых глаз. Объяснений можно привести немало. Суть не в них, а в самом факте стыда, характерного только для человека. Это чувство относится не только к акту слияния двух любящих тел, но даже к самой по себе половой принадлежности данного человека. Хотя в философии до наших дней сохраняется традиция «космизации Эроса». Вспомним некоторые идеи Н.А. Бердяева:

«Пол — источник бытия; половая полярность — основа творения. Чувство бытия, его интенсивность и окраска имеют свой корень в поле... В сексуальности человека узнаются метафизические корни его существа. Жизнь пола возможна и без сексуального акта, и даже гораздо более напряженная. Сексуальный акт, сексуальная функция победимы, но пол... связан с тайной самого бытия человека... Целомудрие есть насквозь половое явление, это одно из направлений половой энергии... Пол — космическая сила и лишь в космическом аспекте может быть постигнут».

Однако философ, продолжая рассуждения, вскоре низводит Эроса с божественных высот: «Сексуальный акт есть самая высшая и самая напряженная точка касания двух полярных полов, в нем каждый как бы исходит из себя в другого, исступает из границ своего пола. Достигается ли в этой точке соединение? Конечно, нет. Уже одно то говорит против сексуального акта, что он так легко профанируется, сбивается на разврат, прямо противоположный всякой тайне соединения. Соединение в сексуальном акте призрачно... Сексуальный акт по мистическому своему смыслу должен был бы быть вечен».

Да, известны случаи, когда счастливые любовники совместно кончали жизни самоубийством. Потаенный смысл подобных акций различен, но в принципе можно сказать о стремлении приобщить — посредством смерти — сексуальный акт к вечности. Так и возникают перед нами два образа вечности: вечная Жизнь — вечная Смерть.

Слияние двух полов предопределено природой для продолжения Жизни. В миг соединения два охваченных страстью тела приобщаются к бессмертию. Полное разъединение двух полов у людей стало бы гибелью рода человеческого. (Впрочем, теоретически не исключен вариант партеногенеза, саморазмножения одних женщин.)

Так что же такое не секс, а любовь?

Увы, слово это затрепано, превратилось в стертое клише. Его твердят бездарные песенники, которых язык не повернется назвать поэтами. Хотя почти всегда у них все сводится к примитиву, который во Франции называют «занятием любовью», а Сергей Есенин определил так:

Как прыщавой курсистке Длинноволосый урод Говорит о мирах,

Половой истекая истомою.

...Слово «любовь» излучает множество смыслов, как бы лучей, пронизывая одновременно миры телесные и духовные. Не в этом ли главная трудность его толкования? Радость телесной любви для человека желанна, сладостна. Она необходима, но удовлетворяет ли она жажду любви? Хотя для животного половое наслаждение, сытость, уют, безопасность — вполне достаточны.

Нормальная стратегия животного: стремление сохранить состояние комфорта, удовольствия. Удовлетворение физиологических потребностей замыкается в коре головного мозга на «центры наслаждения». Возникает рефлекторный акт, почти механический.

Крыса с вживленным в один из таких центров электродом бесконечно нажимает на кнопку, раздражая его слабым током. Механическое наслаждение не надоедает ей, заменяя более сложные способы его получения. При этом она порой забывает удовлетворять свой аппетит или половое влечение и может довести себя до полного истощения.

Это уже наркомания. Непосредственное возбуждение центров наслаждения у животных или людей вызывает субъективные переживания, сильные эмоции, вполне сопоставимые с наслаждением половым актом. Извращается замысел природы, обрекая данное существо на вырождение.

Другая крайность. Таракан с оторванной головой способен совокупляться и — как знать? — может ощущать некоторые положительные эмоции благодаря системе периферических нервных узлов — ганглий. Хотя не исключено, что он совершает совершенно механические движения. Он реализует замысел природы: принудить существо к продолжению рода даже за гранью личного существования.

Подобный принцип используется в сельском хозяйстве: сохраняется сперма самцов-производителей и искусственно осеменяются ею самки — вне зависимости от того, жив или уже мертв продолжатель рода. В таких случаях со всей очевидностью и полнотой выступает родовая суть Эроса.

Между прочим, нечто подобное осуществляют порой и у людей. Помнится, четверть века назад в США собирали сперму некоторых нобелевских лауреатов, оплодотворяя ею богатых женщин, у которых мужья не способны на этот процесс. Такова вера в генетику, доведенная до идиотизма. Быть может, «нобелята» унаследовали именно это качество у своих мам?

Говорят, одна красавица предложила Бернарду Шоу соединить усилия для создания ребенка умного, как он, и красивого, как она. Писатель отказался от соблазнительной акции, сославшись на то, что дитя может унаследовать его облик и ее разум.

Талант, гениальность если и связаны с генетикой, то весьма косвенно. Подобные качества приобретаются со временем — трудом и вдохновением, самоотдачей.

Если бы природа исходила только из интересов родовых или видовых, то она позаботилась бы о том, чтобы полезные качества передавались по наследству (только вот можно ли заранее угадать, что полезно, а что вредно?). Она обошлась бы без излишеств. Зачем сложные эмоции, правила поведения, ухаживания, физиологические тонкости?

Простейшие организмы, что называется, без особых затей осуществляют все функции, необходимые для жизни. Интенсивность этих процессов у них несравненно выше, чем у сложно организованных индивидуумов. Размножение делением по сути своей наделяет простейших бессмертием: у них сколь угодно долго клонируется, дробясь, одна-единственная особь. Теоретически она бессмертна. Сейчас мы встречаем бактерии, сохранившиеся путем непрерывного деления миллиарды лет! Некоторые из них за эти чудовищные сроки, возможно, ничуть не изменились. Не об этом ли мечтают энтузиасты клонирования?

За наслаждение половым актом приходится платить утратой бессмертия... Или мы слишком примитивно понимаем замысел природы? В случае с размножением одноклеточных сексуальный акт, быть может, исполнен мистической тайны и осуществляется между организмом и окружающей средой. У растений посредниками в половом акте выступают воздух, ветер, насекомые; у многих обитателей рек, озер, морей — вода.

Для некоторых животных и для человека существует возможность самовольно, без партнера получить сексуальное наслаждение, вне функции продолжения рода. Природой разрешен такой вариант. Однако вряд ли в нем можно найти нечто более высокое и прекрасное, чем в страстном слиянии мужчины и женщины.

Итак, любовь как средство продолжения рода и любовь как средство самоудовлетворения личности демонстрируют две полярные сути Эроса. Каждая из них по-своему ограничена, «однобока». Природа определила им роль частных случаев: половая функция без эмоций и половые эмоции без соответствующей функции. Тот и другой варианты ущербны и в этом смысле уродливы.

В природе мы наблюдаем единство личного и родового в Эросе, в сексуальном акте, в любви. Люди умозрительно и реально дробят это единство, готовы удовлетворяться «голым сексом» вне высоких чувств, вне божественного Эроса.

Время от времени по отдельным странам прокатываются волны «сексуальных революций». Говорят, будто это проявление свободы любви. Глубокое заблуждение! Речь идет лишь о предоставлении максимальной свободы сексуальных отношений, совокупления ради получения полового удовлетворения. Не больше (хотя и не меньше).

Любовь такой же дар свыше, как жизнь. Ее невозможно запретить или освободить. Природа предоставила нам возможность выбора в широчайших пределах: между жизнью и смертью, альтруизмом и эгоизмом, родовым и личностным, любовью и «безлюбьем», ложью и правдой, добром и злом. Нам предоставлена природой свобода чувств.

Окружающая среда, традиции, воспитание, наука, религия ограничивают своеволие личности. Тем более, когда речь идет об интимных отношениях. И у высших животных половая свобода ограничивается «законами стада» в соответствии с иерархией внутри сообщества.

Для обезьян жест подчинения «вышестоящему начальству» соответствует позе предложения себя в качестве пассивного сексуального партнера даже в тех случаях, когда встречаются однополые особи. Вожак стада обычно может использовать любого «подчиненного» для удовлетворения своих половых потребностей или властолюбия. Нечто подобное обезьяньим нравам возродилось и во многих учреждениях, даже, как известно, вплоть до уровня президента США. Впрочем, среди уголовников — то же самое.

...У аборигенов Австралии в момент первых контактов с европейцами существовала значительная половая свобода. Система родства определяла круг наиболее подходящих партнеров и запрещенных половых связей. Вне таких запретов сексуальная связь воспринималась как нормальный фактор человеческой жизни. Добрачные и внебрачные половые связи обычно не возбранялись. Как у многих племен, практиковалось «одалживание» своей жены другому мужчине.

Запрещение половых связей между кровными родственниками можно толковать как торжество рода (уменьшение вероятности генетических уродств). Зато каждый имеет возможность сравнительно легко менять сексуальных партнеров, забавляться эротическими играми до наступления половой зрелости. Наслаждение совокуплением происходит без излишних мудрствований. Такое следование законам природы отражено, например, в древнем индийском гимне Ригведы: «Конь ищет легкую повозку, смеха — потешник. Детородный орган ищет влагалище, воду — лягушка».

Кстати, у австралийских аборигенов пользовались немалой популярностью немудреные сексуальные легенды. Скажем, у мифического предка Ньираны при случае отделяется детородный член — Юлана — и начинает преследовать женщин. Он ухитряется ползать, зарываясь в песок, вращать гуделку, удлиняться до невероятных размеров, пробивать трещины в скалах, стремясь добраться до вожделенных местечек, проникнуть в теплую женскую плоть. В мифах этот орган порой олицетворяется в образе питона, как бы вовсе отделяясь от человека, обретя полнейшую свободу.

Простота сексуальных нравов отражалась и в песнях. По свидетельству этнографов Рональда и Катрин Берендт: «Этим песням присущи эротические черты: в одних песнях передается возбуждение, вызванное любовным приключением, самим актом близости, ощущением наслаждения, в других — находят отражение более широкие аспекты секса, его служение продолжению рода. Многие из этих песен настолько откровенны, что на долю воображения слушателя ничего не остается».

Нечто подобное характерно для очень многих народов. И в России распространены похабные анекдоты, частушки, потешки, поговорки. Не такой ли естественный, непритязательный, простой и понятный лик Эроса?

У Платона редкое для более поздних философов доверие к мудрости природы: «Соитие мужчины и женщины... дело божественное, ибо зачатие и рождение суть проявления бессмертного начала в существе смертном». «Все, что вызывает переход из небытия в бытие, — творчество...»

Он со всей определенностью отделил Эрота небесного от Эрота пошлого. Последний обуревает людей ничтожных, которые «любят своих любимых больше ради их тела, чем ради души... заботясь только о том, чтобы добиться своего, и не задумываясь, прекрасно ли это...»

Пожалуй, можно даже говорить о проявлении высокого божественного Эроса даже у животных. Наблюдения натуралистов за поведением шимпанзе или горилл в естественной среде показывают, что между ними нередко встречаются отношения глубокой привязанности, нежности. (В неволе их взаимоотношения обычно уродуются.) Многие пары не ограничиваются удовлетворением сексуальных потребностей. Встречаясь после разлуки, «супруги» обнимаются, ликуют, ласкаются.

...Вернемся к аборигенам Австралии. У них, по свидетельству Рональда и Катрин Берендт: «Отношения влюбленных носят романтический характер. Любовники обмениваются подарками и клятвами, ревнуют друг друга, как муж и жена, а то и сильнее. Они поют любовные песни друг другу. Иногда их чувство служит сюжетом для песен, сочиняемых друзьями или родственниками».

Значит, с одной стороны — короткие периодические свидания для удовлетворения похоти. С другой — длительная романтическая любовь с глубоким душевным трепетом, с благоговейным отношением к подаркам любимого человека, к имени его, с нежностью и заботой о любимом или любимой, с пением песен радостных или сентиментальных.

Это резко расходится с представлениями 3. Фрейда об исключительно сексуальных отношениях у «первобытных» народов. Выходит, наоборот: под влиянием массовой поп-культуры и СМРАП именно в современном обществе механический секс господствует и подавляет любовь. В этом отношении происходит возврат не к нашим дальним родственникам — высшим обезьянам, а к насекомым, тараканам или запрограммированным на совокупление двуполым автоматам.

...Обличий у любви множество. Они изменчивы и для разных людей (а то и для высших животных), и для разнообразных ситуаций.

Низменный эрос доступен всякому здоровому организму (не только человеку). Возвышенный — даруется только достойным, как вдохновение, творческий порыв. Обычно духовная любовь материально воплощается в слиянии двух тел. Но она не ограничивается этим, вызывая целое соцветие эмоций, а не только физиологические ощущения.

Вспомним давние этические идеалы, высказанные мудрецами разных стран и народов: не делай другому того, что не желал бы себе; делай другому добро, желаемое и себе; не пользуйся человеком как средством, ибо он есть цель, наивысшая ценность, подобно тебе самому.

Все это относится к возвышенному божественному Эросу. Он предполагает именно такое отношение между любящими: не делать другому того, чего не желал бы себе; не унижать его; не пользоваться им как средством удовлетворения похоти, жажды власти, самолюбия... «Возлюби ближнего как самого себя» (или еще сильнее!) — это и есть высокая любовь.

Низкий Эрос доступен каждому — хотя бы в воображении. Высокий Эрос, как любая вершина, доступен не всем. Он требует напряжения духа, вдохновения. А между этими двумя крайностями — великое разнообразие чувств и мыслей, многоликие Эросы, у которых лишь одно название — любовь — не столько раскрывающее, сколько скрывающее их суть.

Свобода чувств — это не хаос низменных инстинктов (а есть ли они вообще?), не беспорядочное и бесстыдное удовлетворение похоти, а возможность выбора между низким и высоким, уродливым и прекрасным, добром и злом.

Каждому человеку даруется тот Эрос, которого он достоин.


Глава 6 Мифы теории относительности


Измерять время! Мы созданы таким образом, что можем сознавать время и проникаться его печалями и радостями лишь при условии, если мы его считаем и взвешиваем, как монету, которая была бы незримой. Оно у нас воплощается и приобретает сущность и ценность, лишь пройдя сложные приборы, изобретенные нами для того, чтобы сделать его видимым, и, не существуя само в себе, оно заимствует вкус, запах и форму инструментов, его определяющих.

М. Метерлинк

Эйнштейн убивает время

Точнее было бы написать: Эйнштейн убивает абсолютное время. Но если оно признается только относительным, да еще не само по себе, а лишь в соединении с пространством, то что же от него осталось?

Впрочем, такой злодейской цели не было у молодого ученого Альберта Эйнштейна в 1905 году, когда он написал статью «К электродинамике движущихся тел», в которой обосновал специальную теорию относительности (СТО).

В одном из писем он так изложил ее суть: «Еще в древности было известно, что движение воспринимается только как относительное... Если бы неподвижный, заполняющий все пространство световой эфир действительно существовал, к нему можно было бы отнести движение, которое приобрело бы абсолютный смысл... Теория относительности... исходит из предположения об отсутствии привилегированных состояний движения в природе и анализирует выводы из этого предположения».

Еще одно, более обстоятельное, также в популярной форме его объяснение:

«Координатная система, движущаяся равномерно и прямолинейно относительно инерционной системы, сама является инерциальной. Специальный принцип относительности представляет собой обобщение этого утверждения на все процессы природы: каждый универсальный закон природы, который выполняется по отношению к некоторой системе С, должен также выполняться в любой другой системе С? , которая движется равномерно и прямолинейно относительно С.

Другим принципом, на котором основана специальная теория относительности, является принцип постоянности скорости света в пустоте. Согласно этому принципу, свет в пустоте всегда распространяется с определенной постоянной скоростью (не зависящей от состояния движения наблюдателя и источника света). Свое убеждение в справедливости этого принципа физики черпают из успехов электродинамики Максвелла—Лоренца...

Специальная теория относительности, которая является просто развитием электродинамики Максвелла и Лоренца, имела последствия, выходящие далеко за ее рамки».

Вот об этих последствиях и хотелось бы поговорить. А прежде вспомним, что в 1908 году немецкий ученый из Гёттингена Герман Минковский на съезде математиков в Кёльне провозгласил: отныне покончено с независимостью пространства и времени, они превращаются в тени, а реально существует только их единство. В работе «Пространство и время» (1909) он ввел понятие четырехмерного пространства-времени и дал геометрическую версию кинематики специальной теории относительности. Развернул в четырехмерном пространстве-времени уравнения Максвелла.

Несмотря на то, что его выступление приветствовали участники съезда как новое понимание структуры мира, первым высказал и обосновал эту идею венгерский философ и физик Мельхиор Палладий в 1901 году в трактате «Новая теория пространства и времени». Альберт Эйнштейн (он вряд ли читал работу Мельхиора) привел логическое и, что почти то же самое, математическое обоснование относительного и отсутствие абсолютного времени.

Как нередко бывает в истории науки, идея «созрела», как спелый плод, став добычей сразу нескольких ученых. Как говорил математик Давид Гильберт: «На улицах нашего математического Гёттингена любой встречный мальчик знает о четырехмерной геометрии больше Эйнштейна. И все же не математикам, а Эйнштейну принадлежит то, что было здесь сделано».

Возможно, в ответ на это замечание Альберт Эйнштейн заметил: «Меня иногда удивляют гёттингенцы своим стремлением не столько помочь ясному представлению какой-либо вещи, сколько показать нам, прочим физикам, насколько они превышают нас по блеску».

Действительно, в отличие от Исаака Ньютона Эйнштейн не был великим математиком. Но его знаний в этой области вполне хватило на то, чтобы выразить в математической форме идеи, относящиеся не к абстрактным областям четырехмерной геометрии, а к конкретным физическим явлениям.

Вскоре после выступления Минковского французский ученый и философ Анри Пуанкаре утверждал, что наука не изучает время, а исследует проявление природных процессов в ходе времени, от явлений абсолютно независимого. Кстати, в работе «О динамике электрона» (1905) он одновременно с А. Эйнштейном изложил основы специальной теории относительности. Но не претендовал на приоритет в этом открытии.

Русский физик Николай Алексеевич Умов тогда же высказался образно: «Время не течет, как не течет пространство. Течем мы, странники в четырехмерной вселенной».

Итак, произошло настоящее научное открытие: был не просто сформулирован новый закон природы, а обнаружена новая обширная область исследований для физиков, математиков, философов.

Но если уже зашла речь о расширении горизонтов познания, то следует вспомнить о Николае Ивановиче Лобачевском. В 1826 году он опубликовал свой мемуар «Воображаемая геометрия», в котором отверг постулат Евклида, гласящий: через точку, лежащую вне прямой, можно провести не более одной прямой, параллельной данной. Так была доказана возможность иных миров, кроме замкнутого в трехмерном пространстве с прямоугольными координатами.

Геометрия Лобачевского, которую он назвал «воображаемой», именно реальная. А мир геометрии Евклида идеален: требует только прямоугольных координат. Но разве характерны они для природы? Кривизну земной поверхности учитывают создатели глобусов. В случае с неевклидовой геометрией, как бывает нередко, философская идея опередила научную мысль. Еще И. Кант предположил возможность существования «многоразличных видов пространства», добавив, что «наука о них была бы несомненно высшей геометрией».

Идеальным пространством считалась космическая среда. Лобачевский считал, что эту идею «проверить, подобно другим физическим законам, могут лишь опыты, каковы, например, лишь астрономические наблюдения». Подобная «придирка» казалась нелепой: разве луч света в космосе не летит по идеальной прямой? Но в XX в. было доказано, что в своих сомнениях Лобачевский был прав. По его словам, основой математики должны быть понятия, «приобретаемые из природы». «Все математические начала, которые думают произвести из самого разума, независимо от вещей мира, останутся бесполезными для математики».

Он утверждал, что в природе мы познаем лишь движение, а пространство само по себе, вне его не существует. Или другая мысль: «Время есть движение, измеряющее другое движение».

Французский математик Таннери сравнил Лобачевского с Колумбом, открывшим новый мир. Английский ученый Клиффорд утверждал: «Чем Коперник был для Птолемея, тем Лобачевский был для Евклида. Между Коперником и Лобачевским существует поучительная параллель. Коперник и Лобачевский оба славяне по происхождению. Каждый из них произвел революцию в научных идеях, и значение каждой из этих революций одинаково велико. Причина громадного значения и той и другой революции заключается в том, что они суть революции в нашем понимании Космоса».

Вот откуда берут начало идеи, которые значительно позже (вслед за математиком Риманом, исследователем неевклидовых пространств) подхватили Эйнштейн и другие ученые в начале XX века.

...Макс Борн в книге «Эйнштейновская теория относительности» (1920) популярно рассказал о переходе от «ньютоновской» модели мира к «эйнштейновской». Правда, как видно из текста, эти «именные» названия сомнительны. Обе модели создавались усилиями многих ученых. Можно было бы упомянуть в первом случае по меньшей мере Коперника, Кеплера и Гука, во втором — Максвелла, Лоренца, Пуанкаре, Минковского, Бора...

Упомянутая книга поучительна. Она показывает как сложны теории физики даже в упрощенном изложении; сколько было предложено хитроумных гипотез для объяснения тех или иных опытов. В некоторых случаях Борн чрезмерно категоричен. Скажем, один из параграфов: «Крах евклидовой геометрии». Но ведь она не разрушена, а дополнена, развернута в многообразных пространствах. Она остается фундаментальной, ибо, только ориентируясь на прямые линии, можно судить о кривизне.

И еще: говоря о «системах мира», автор имеет в виду осмысление формальных моделей: классической механической и современной, условно говоря, квантово-механической. Речь идет о системах мертвых тел мироздания. Обе модели не предполагают жизни и разума, не обращают внимания на земную природу, на человека разумного как частицу и создание этого мира, созданного с помощью математических абстракций и формул физики на основе хитроумных экспериментов.

Занятно, что опровергнутое Эйнштейном абсолютное время (что признало мировое научное сообщество) вскоре вполне естественно обрело себе прочное место в науках о Земле как абсолютная геохронология, показывающая возраст объекта в годах. Затем, причем на основе ОТО Эйнштейна, возникло понятие абсолютного возраста Вселенной!

На столь странное обстоятельство ученые и философы не обратили должного внимания. А оно свидетельствует о каком-то несоответствии теоретических построений СТО и ОТО с действительностью. Хотя надо признать, что построены они с большим искусством, в ряде случаев получили подтверждение и, что более важно, не были опровергнуты в экспериментах и наблюдениях за реальными объектами.

Но ведь и от действительности никуда не деться! Время всего видимого нами мира и нашей родной планеты можно исчислять в годах или световых скоростях (они выражают единство пространства-времени, как всякая скорость, показывающая отношение пройденного расстояния за единицу времени). Но если все на свете, включая нашу жизнь, можно измерять в одних и тех же единицах времени, оно и есть абсолютное.

Как представитель естествознания — геолог — отдаю предпочтение реальности. Она интересовала Альберта Эйнштейна лишь в аспекте теорий и экспериментов физики, наблюдений астрономов. Когда он был студентом, то на геологической экскурсии, наблюдая слои горных пород, стоящие вертикально, заметил: а мне какое дело? Не потому ли он не обращал внимания на реальные земные объекты и явления? Но разве допустимо вне их строить общую теорию Мироздания?

Судя по всему, окончательно расправиться с абсолютным временем сторонникам СТО и ОТО не удалось. Почему? То ли оно существует, то ли имеет какой-то не предусмотренный этими теориями образ, то ли вообще времени нет, и это лишь продукт нашего воображения. А может быть, великолепные конструкции специальной и общей теории относительности — творения ума, подобно мифам, имеющие лишь относительную связь с природой?

Многоликий Хронос

Жаль навеки прощаться с величественным и загадочным абсолютным временем. О нем пишут, но никто его не видел и не увидит никогда. Перед ним бессильны новейшие приборы. Его присутствие предполагается повсюду, но, быть может, его и нет нигде.

Образ этого главного действующего теории относительности лица (реального или мнимого) есть смысл обдумать, прежде чем обратиться непосредственно к концепции Эйнштейна.

...Что же это такое — время? Не условное схематизированное научное понятие, обозначаемое символом t, а некое всеобщее качество материального мира (а может быть, и мира духовного? всех вообразимых миров? или только нашего неизбежно ограниченного сознания?).

Крупнейшие мыслители разных стран и народов пытались постичь суть времени. Было бы по меньшей мере наивно полагать, будто мы сейчас наконец-то придем к окончательному ответу, выраженному в виде формулы, схемы или какого-либо постулата. Но все-таки следует попытаться понять, как представляли время и как эти представления менялись со временем.

В древнейших мифах первобытных народов нет упоминания о боге или духе времени; в соответствующих языках вообще отсутствует слово «время». Более поздние мифологии отводят божеству времени почетное место в сонме богов и считают его появление важным событием. Однако этот древний образ времени — неизменный, стоящий в ряду олицетворенных реалий (Солнце, Земля, Океан), — ничем не напоминает изменчивое, текучее время, запечатленное в нашем сознании.

Более 2,5 тысячелетия назад в «Упанишадах», религиозно-философских мифах и поучениях Древней Индии, мудро сказано:

От времени проистекают существа, и от времени они достигают роста,

И во времени они исчезают. Время — воплощенное и не воплощенное...

Это воплощенное время — великий океан творений.

Так высказана мысль, легко воспринимаемая с позиций здравого смысла, то есть нашего личного опыта, не отягощенного формальными научными премудростями.

Одно из воплощений греческого Хроноса — римский бог Янус, смотрит одновременно и в прошлое, и в будущее. А находится в настоящем. Таково отражение в искусстве и мифологии триединства времени, каким его привычно воспринимает человек.

Янус сначала был богом Солнца и света, почитался покровителем всех начал; его имя сохраняет первый месяц года. Этруски часто изображали его четырехликим. Нередко обе его головы изображали одинаковыми, так что Янус, по-видимому, связывался с повторными движениями — круговоротами времен года (был богом начала того конца, которым оканчивается начало, говоря словами Козьмы Пруткова). Позже одно его лицо стало молодым, а другое старым. На облике бога отразилось неотвратимое движение времени. Подобные превращения образа времени в сознании людей очень характерны.

Античные философские школы внесли разнообразие в толкования сущности времени. Пифагорейцы, верные заветам «божественной геометрии», предполагали время сферой, объемлющей все сущее (идея близка к современной концепции единства пространства-времени). Софисты признавали время не сущностью, а продуктом мысли или мерой. Демокрит, выдвигая тезис о безначальности и бесконечности времени, называл его продуктом воображения, вызванным наблюдением за сменой дня и ночи. Платон предполагал, что воплощение вечности — «образ бессмертных богов», а свойство это невозможно сообщить существу рожденному; и потому появился «некоторый подвижный образ вечности», который «назвали мы временем» и выражаем в числе.

Более определенно высказался материалист Лукреций Кар:

...Времени нет самого по себе, но предметы

Сами ведут к ощущенью того, что в веках совершитесь,

Что происходит теперь и что воспоследует позже.

И неизбежно признать, что никем ощущаться не может Время само по себе, вне движения тел и покоя...

Святой Августин на заре Средневековья признавался: «Я понимаю, что все тела движутся во времени, но это движение не есть время» (нет ли тут предвидения единства пространства-времени?). Но общий его вывод вполне определенный: «Чем больше я заставляю себя думать об этом, тем меньше это понимаю».

Абсолютное время Ньютона из его знаменитых «Математических начал натуральной философии» по сути своей неподвластно научному анализу: «Абсолютное, истинное или математическое время само по себе и по своей природе равномерно течет безотносительно ко всему окружающему». Как точно отметил В.И.Вернадский, «с той поры время исчезло как предмет научного изучения, ибо оно было поставлено вне явлений».

Надо иметь в виду, что Ньютон был не только физиком и математиком, но и теологом. Бог не раз упоминается в научной его работе. Абсолютные категории пространства и времени были под стать вездесущему всемогущему божеству, а не реальным объектам. Для них Ньютон определил другую сущность:

«Относительное, кажущееся или обыденное время есть или точная, или изменчивая, постигаемая чувствами, внешняя, совершаемая при посредстве какого-либо движения, мера продолжительности, употребляемая в обыденной жизни вместо истинного математического времени, как то: час, день, месяц, год».

Выходит, Богу — время божеское, всеобщее, абсолютное; человеку — время обыденное, относительное.

Современник и соплеменник Ньютона философ Д. Локк одним из первых объединил время и пространство, которому отдавал первенство: «Продолжительность есть текучая протяженность».

У философов были разные мнения о сути времени. Наиболее четкую, ясную, исчерпывающую формулировку, как говорится, на все времена дал около 24 веков назад гениальный Аристотель: «Что такое время и какова природа его, нам неизвестно».

Французский философ XIX столетия М. Гюйо вообще отказал времени в реальности, называя его «абстрактным символом изменений Вселенной», который «начинается вместе с внесением порядка в ощущения и мысли».

В том же веке ученые приступили к исследованиям различных проявлений времени (длительности) не только в механике и технике, в физике и химии, в науках о Земле и жизни.

Биологи и палеонтологи, осознавая длительный ряд последовательных превращений видов, получили представление о своеобразном проявлении времени в истории живого вещества. Сравнительная анатомия, физиология, биофизика, сравнительная психология занялись исследованиями эффектов памяти, скорости реакций и физиологических процессов в организмах, отдельных клетках и органах.

В 1889 году философ Анри Бергсон в своей диссертации развил идею Локка и противопоставил абстрактному механическому времени Ньютона творческий эволюционный порыв жизни. Он предложил понятие «дления», продолжительности бытия. Оно своеобразно проявляется в разных объектах, образуя единое пространство-время.

Геологи выработали представления о поведении минералов, горных пород и структур в масштабах огромных интервалов, выстраивая события истории Земли по хронологической шкале, равномерно отсчитывающей привычные нам года. Ученым открылись удивительные закономерности поведения вещества земной коры в масштабах миллионолетий.

В технике уточнялись «эталоны времени», подсчитали скорости некоторых фундаментальных процессов, распространения электромагнитных волн, осевого вращения Земли и т.д. Археологи проникли на десятки и сотни тысячелетий в предысторию человечества.

Пересмотр представлений о сущности времени был связан не с науками, имеющими отношение к минимальным (техника) или максимальным (астрономия, геология) интервалам длительности конкретных явлений, а с наиболее абстрактными областями научного знания: математикой и философией. Обособились отрасли, связанные с измерениями временных интервалов в технике (хронометрия) и геологии (геохронология). Однако к познанию феномена времени как науке эти отрасли не имеют прямого отношения.

Начиная с 1920 года появилась обширнейшая литература о научных и философских аспектах СТО Эйнштейна, а затем ОТО. Она включала популярные и специальные работы. Подобное увлечение объясняется неожиданностью, глубиной и парадоксальностью некоторых положений теории, а также широким использованием ее идей в литературе (в основном фантастической).

Но, как писал В.И.Вернадский, для нее наша планета представляется точкой. Эффекты ТО начинают играть существенную роль лишь при скоростях, приближающихся к световой, или для масс, значительно превышающих солнечную, и для значительных космических расстояний. Подобные условия отсутствуют на Земле, поэтому геологические и биологические науки далеки от концепций времени теории относительности.

Физико-математический подход к данной проблеме при всей его видимой строгости и логичности вызывает некоторое недоумение. Например, о времени предлагается судить на основе анализа скорости каких-либо процессов. Однако понятие скорости непременно включает в себя время и без него теряет смысл. Значит, время определяется через время.

Тезис о единстве пространства-времени не сказывается на соответствующих геометрических построениях. Мы выделяем порознь ось времени и оси пространства, признавая их право на раздельное существование, которое отрицал Минковский. А ось времени, рисуемая на графиках теории относительности, вполне соответствует абсолютному времени Ньютона: равномерно движущемуся в одном направлении, бесконечному, непрерывному, включающему все сущее.

Точка отсчета выбирается произвольно, но это мало что меняет: произвольность проявляется на фоне абсолютного. Координата времени имеет противоположный знак по отношению к координатам пространства. Это вводит некоторые ограничения и дополнения. Скажем, для евклидовой системы интервал между двумя точками равен нулю только при нулевой разности всех трех координат. Для Лоренцевой (Эйнштейновой) системы пространства-времени интервал равен нулю, если разность координат времени равна суммарной разности пространственных координат.

Но почему надо считать время потоком, а себя неподвижной бездонной бочкой? С тем же успехом можно вообразить неподвижным время, а себя движущимся сквозь него. То есть мы не стоим в реке, а плывем в озере.

Время-океан с человеком-пловцом даже, пожалуй, предпочтительнее времени-реки и человека-бочки. Ведь люди движутся «во времени» со своей скоростью, бабочки-однодневки проходят жизненный путь стремительно, а камни — необычайно медленно. Все на свете как будто движется с разными скоростями в недвижной субстанции.

Данный вывод не отличается особой оригинальностью. Он, как говорится, тривиален, отражает наши обыденные представления, выводы здравого смысла. Казалось бы — прекрасно! Человек есть творение природы — микрокосм. В нем она познает самое себя. Значит, личный опыт человека (неглупого) в наибольшей степени отражает реальность.

Из такой идеи исходили философы античности, высказывая свои представления о мироздании, сущности пространства и времени. Однако уже тогда возникла механика, появились часы разных конструкций, а техника стала помощником ученого в исследовании природных явлений и объектов. Оформился и постепенно стал преобладать именно такой метод познания, который можно назвать техногенным (В.И. Вернадский называл его физико-математическим) в отличие от предыдущего биогенного.

Это чрезвычайно важное изменение. Оно оказало огромное влияние на колоссальные успехи в XX веке технических наук, а также на научное мировоззрение.

Потерянное и обретенное время

В религиозном аспекте теория относительности вызывает серьезные сомнения. Странно, что об этом не упомянул ее автор. Ведь он вроде бы веровал в единого Бога (Торы или Ветхого Завета — не столь важно в данном случае). При полной относительности пространства-времени (п/в) разумнее предполагать множество богов, ибо для единого Бога должно существовать абсолютное время и пространство. Так полагал Ньютон.

Но и для атеиста отсутствие единого п/в должно вызвать недоумение. Каждый объект — от элементарных частиц до видимых глазом или в телескоп — обладает своим индивидуальным по форме и масштабам п/в. С этим можно согласиться. Но это неисчислимое множество существует не само по себе. Так же, как любой человек остается частью человечества, биосферы, Галактики, Вселенной.

Все индивидуальные п/в находятся в бесконечных взаимосвязях и образуют единство. Разве не так? Почему же тогда отказывать этому единству в собственном едином пространстве и времени? Ведь и сторонники теории относительности вычисляют абсолютный возраст Вселенной (метагалактики) и говорят о ее расширении. Значит, они тем самым признают (не желая в этом признаваться) единое время и пространство мироздания. Но разве это не абсолютные время и пространство Ньютона?

Итак, признавая единство мироздания, неизбежно приходится предполагать для него существование абсолютных категорий. Относительные, безусловно, остаются для каждого конкретного объекта или их совокупностей, так же, как информационные связи между ними. Так мы приходим к ньютоновской картине мира, предполагающей и абсолютное, и относительное время и пространство.

Конечно, для научного метода религиозные и философские соображения — не указ. Считается, будто концепцию Эйнштейна подтвердило, в частности, наблюдаемое отклонение луча света близ массивных небесных тел и так называемое реликтовое излучение метагалактики (об этом у нас еще пойдет речь). Однако подобные эффекты можно объяснить иначе, причем в нескольких вариантах.

Не случайно специальная и общая теория относительности были критически восприняты некоторыми крупными учеными первой половины XX века, хотя позже агитаторы и пропагандисты теорий превратили их в непререкаемую догму. На это обстоятельство указывал, например, выдающийся математик академик Н.Н. Лузин в письмах к В.И. Вернадскому. Приведем некоторые фрагменты.

Из письма осенью 1938 года:

«На первый взгляд кажется, что символ, знак, не имеет никакой действенной силы вне интеллекта, его создавшего. Но на самом деле символы, будучи вызваны к жизни силой интеллекта, далее, оторвавшись от создавшего их ума, начинают жить собственной жизнью и, комбинируясь между собой, являют истины, удивляющие живой интеллект...

Но символы имеют, с другой стороны, слабую сторону: ничего не выражать. Такой, например, кажется многим символика в физике эйнштейнианцев, которые утопили в символах весь физический смысл явлений...

В новом естествознании для меня нет ничего более увлекательного, как идея космического времени и взаимоотношение жизни и пространства».

Судя по всему, Лузин имел в виду что-то подобное тем рассуждениям о едином времени, которые у нас приведены выше. На это наводит и его замечание в письме от 8 июля 1940 года: «Лично я думаю, что число измерений пространства — вещь очень тонкая. Вероятно, истинное пространство — просто безмерно».

Наконец, наиболее полно, хотя и не слишком четко, высказал он свое отношение к теории относительности в письме от 30 октября того же года:.

«Несколько слов об Эйнштейне. Лично я холодно поглядываю на его теории. Ибо есть в них безусловно разрушительная отрицательная сторона. Это — принципиальное отрицание единого мирового времени. Эйнштейн априори принципиально запрещает спрашивать: «А что в этот миг происходит на Сириусе?» ...Это отчетливое запрещение и принципиальное отрицание всеобщего времени тяжко ложатся на мысль ученого, мыслителя, философа и натуралиста. И если как следует провести это в сознание, то это ужасно! Сказать а 1а Эйнштейн легко, но вывести все следствия — ужасно! Сближая точки Р1 и Р2 и помещая их в левом и правом полушариях головного мозга физика, мы, как будто, уничтожаем даже идею локального времени...

Относясь холодно к идеям Эйнштейна, я, как ученый, не могу не видеть в них какой-то загадки, понять которую не могу. Дело в том, что, при всей принципиальной шаткости идей Эйнштейна, дело часто поворачивается так, что формулы, выведенные из теорий Эйнштейна, эмпирически оказываются верными. Это для меня самая большая загадка».

Что имел в виду Лузин, упоминая о двух точках, помещенных в разных полушариях головного мозга? Мне кажется, он имел в виду единство двух разобщенных точек в пределах единого мозга. А по аналогии — единство пространства и времени двух любых объектов Вселенной в ее пределах.

В отличие от Н.Н. Лузина австрийский математик и логик Курт Гёдель посвятил критике теории относительности специальную статью. Не станем вдаваться в тонкости его замечаний. Насколько можно понять суть основной части критики, она сходна с замечаниями Лузина. Если одновременность двух событий, происходящих в разных инерционных системах, относительна, то тем самым отрицается объективная реальность.

Анализируя решения уравнений ОТО, Гёдель пришел к выводу, что при расширяющейся Вселенной время оказывается замкнутым. (Признаться, мне трудно судить о том, каким образом решаются уравнения ОТО и как толковать результаты; но, рассуждая логически, неизбежно приходишь к выводу, что если Метагалактика имеет замкнутое пространство, пусть даже расширяющееся, то ему должно соответствовать и замкнутое время.)

И поныне СТО и ОТО ревностно охраняются эйнштейнианцами от критики, а их автора превозносят как величайшего ученого всех времен и народов. Для этого есть, конечно же, основания. Факты подтверждают верность преобразования Лоренца, конечность скорости света, отклонение лучей близ массивных небесных тел...

Как же объяснить роковое противоречие данных теорий здравому смыслу, философским умозрениям, некоторым положениям естествознания с учетом их подтверждений в отдельных физических экспериментах и астрономических наблюдениях?

На мой взгляд, есть возможность сохранить теорию относительности, но в то же время (опять эта вездесущая сущность!) избавиться от противоречий, о которых шла речь выше.

Для этого надо отделить эффекты информационные (они в точности соответствуют СТО и ОТО) от материальных. В таком случае получает объяснение отмеченный Лузиным факт: «формулы, выведенные из теорий Эйнштейна, эмпирически оказываются верными. Это для меня самая большая загадка».

Да, формулы специальной теории относительности выведены безупречно для идеальных (формальных) инерционных систем при их информационном взаимодействии. Вместо скорости света в вакууме можно подставить любое значение скорости передачи информации.

Вообразим такой опыт. Наблюдатели, находящиеся в двух поездах, движущихся прямолинейно и равномерно, но в разных направлениях, общаются с помощью звуковых сигналов. Эти две системы равноправны, и к ним можно применить преобразование Лоренца.

В случае с общей теорией относительности ситуация сложней. Тут надо продумать комплекс альтернативных идей, выходящих далеко за рамки этой теории. Например, отклонение светового луча близ массивных тел можно объяснить изменением здесь плотности вакуума. Так же как спектральное красное смещение излучений отдаленнейших звезд логично толковать как результат эволюции (изменений) вакуумной среды со временем. Об этом мы поговорим в следующей главе.

Интересен вопрос о скорости света. Если она зависит от состояния среды, в которой луч распространяется, от вакуума, получается примерно то же, что и с прохождением звуковых волн. Самолет или ракета могут лететь значительно быстрее них. Это скажется только на «плотности» ударной звуковой волны, но не на ее скорости.

Пропаганда в науке

Нередко по разному поводу публикуют фотографию Альберта Эйнштейна с насмешливо высунутым языком (ее он разослал своим знакомым, приглашая на свой день рождения). Солидный ученый выглядит, словно напроказивший и не наказанный мальчишка.

Мне такой поступок нравится. С друзьями, конечно же, можно и пошутить, вызвать у них улыбку. Очень даже хорошо, что пожилой человек сохраняет детское восприятие мира, оставаясь при этом умным профессионалом.

Но порой кажется, что он посмеивался и над толкователями своих СТО и ОТО, не говоря уже о критиках. Мол, вы принимаете мои формальные изыскания всерьез, как основу мировоззрения? Полагаете, что у каждого своя траектория в четырехмерной клетке пространства-времени? Чудаки, вот соберетесь у меня все вместе, и образуется единство. Не так ли происходит в реальном, а не предельно формализованном мире? Каждый — сам по себе, но все-таки все остаемся на некоторое время вместе в этой Вселенной. И время это не относительное, а абсолютное, как жизнь и смерть.

О необычайной популярности Эйнштейна свидетельствуют посвященные ему анекдоты, в некоторых случаях похожие на правду. Но если даже их нельзя считать документально подтвержденными событиями, они показывают отношение публики к знаменитому ученому. Вот некоторые из них.

Эйнштейна спросили, как появляются великие научные открытия. Он ответил:

— Очень просто. Всем известно, что этого сделать невозможно. Находится невежда, который этого не знает. Он-то и делает открытие.

(По сути, это верно, хотя свои открытия Эйнштейн сделал, основательно изучив физику, неплохо зная математику и серьезно интересуясь философией.)

В начале научной карьеры журналист спросил госпожу Эйнштейн, что она думает о своем муже.

— Он гений, — сказала она. — Он умеет делать всё, кроме денег.

(О деньгах Альберт Эйнштейн действительно заботился мало; потому и сделал свои открытия, а не стал «денежным мешком»; простых дел он не чурался, а еще умел отлично играть на скрипке.)

Ответ жены Эйнштейна на вопрос, понимает ли она теорию, созданную ее мужем:

— Нет, не понимаю. Но для меня важнее то, что я понимаю мужа.

Говорят, Эдисон при встрече пожаловался Эйнштейну, что с большим трудом находит себе помощников.

— Как вы определяете их способности? — спросил Эйнштейн.

— Они должны ответить на некоторые вопросы, — ответил Эдисон, доставая большой «экзаменационный лист».

«Сколько миль от Нью-Йорка до Чикаго?» — прочитал Эйнштейн и сказал:

— Это можно прочесть в справочнике.

Следующий вопрос: «Из чего делают нержавеющую

сталь?» И другие были в том же духе. Взглянув на них, Эйнштейн сделал вывод:

— Я снимаю свою кандидатуру.

(Такому разностороннему изобретателю, как Эдисон, требовалось знать сведения из многих областей науки и техники; в отличие от него Эйнштейн был изобретательным ученым достаточно узкой специализации; этого было достаточно, чтобы сделать крупные научные открытия.)

...Слава Альберта Эйнштейна давно стала всемирной. Его имя известно, например, едва ли не всем более или менее образованным жителям России, хотя кто такие Лобачевский, Павлов или Вернадский и чем они знамениты, ответят далеко не все. Портреты Эйнштейна тиражируют многими миллионами штук; его нередко называют величайшим ученым мира. Однако высказываются и другие мнения.

В письме Лузина к Вернадскому от 30 октября 1940 года есть суровое замечание, относящееся к личности Альберта Эйнштейна и активной пропаганде его теории относительности.

«В идеях Эйнштейна есть многое, относящееся скорее к «министерству пропаганды», чем к скромной добросовестной мысли ученого. Эйнштейна я видел лично, в институте Анри Пуанкаре, на улице Пьера Кюри. Я был туда приглашен Борелем на закрытое сообщение. Собралось 30 человек — серьезнейшие люди... И вот самое тяжелое в этом сообщении было предельное самодовольство лектора, самовосхваление, далекое от серьезной строгости и граничащее с ребячеством. А ведь в свое время я слышал лично JJ. Tompson’a в Кембридже. Он был очень стар и очень серьезен. Его сообщение было чарующим».

Лузин повидал многих выдающихся ученых, да и сам был из их числа, так что данная им характеристика Эйнштейна заслуживает серьезного внимания. Впрочем, и принимать ее без оговорок не следует. Вспомним некоторые факты из жизни героя данной главы.

Альберт Эйнштейн (1879—1955) родился в городе Ульме (Германия) в семье крещеного еврея, владельца магазина. В католической школе и гимназии не блистал успехами. Отличался замкнутым характером. Окончил Цюрихский Политехнический институт. Преподаватель математики Герман Минковский, прочтя первые его статьи, удивился: от этого студента не ожидал ничего подобного (способность к учебе редко совмещается с талантом творца).

Альберт преподавал в школе и училище. Жил бедновато. Не унывал, называя себя «веселым зябликом». В начале 1902-го его приняли экспертом в Бернское патентное бюро. Вечерами он обдумывал новейшие проблемы физики, сопоставляя факты и формулы. Опубликовал в 1905-м три небольшие по объему, но замечательные по содержанию работы. Создал фотонную концепцию света, объяснив фотоэффект; теоретически показал, что броуновское движение вызвано столкновениями атомов и молекул; создал специальную теорию относительности.

Он стал профессором теоретической физики в Цюрихе, Праге, затем в Берлине, где возглавил физический институт. Сформулировал общую теорию относительности, учитывающую эффект тяготения, связь массы с энергией (Е = Мс2).

В 1921-м получил Нобелевскую премию «за заслуги в области математической физики и особо за открытие закона фотоэлектрического эффекта». Не желая сотрудничать с нацистами, эмигрировал в США и работал в Принстонском институте фундаментальных исследований.

Эйнштейн писал: «Идеалами, освещавшими мой путь и сообщившими мне смелость и мужество, были добро, красота и истина. Без чувства солидарности с теми, кто разделяет мои убеждения, без преследования вечно неуловимого объективного в искусстве и науке жизнь показалась бы мне абсолютно пустой». «Еще будучи довольно скороспелым молодым человеком, я живо осознал ничтожество тех надежд и стремлений, которые гонят сквозь жизнь большинство людей». «Думаю, что одно из наиболее сильных побуждений, ведущих к искусству и науке, — это желание уйти от будничной жизни с ее мучительной жестокостью и безутешной пустотой, уйти от уз вечно меняющихся собственных прихотей».

Это не красивые слова, а принципы, которыми он руководствовался в жизни. Свои главные открытия он сделал в 25 лет, занимаясь наукой не по должности, а после работы в конторе. Этим он отличался от подавляющего большинства ученых того времени, которые были преподавателями и трудились в лабораториях.

Свою автобиографию он начал так: «Вот я здесь сижу и пишу на 68-м году жизни что-то вроде собственного некролога». И пояснил: «Главное в жизни человека моего склада заключается в том, что он думает, а не в том, что он делает или испытывает. Значит, в некрологе можно в основном ограничиться сообщением тех мыслей, которые играли значительную роль в моих стремлениях». По его словам, «радость видеть и понимать есть самый прекрасный дар природы».

Эйнштейна нередко представляют эталоном научного гения. Да, он был выдающимся физиком. Но иные натуралисты совершили крупные открытия в нескольких науках. Как человек и ученый, он вызывает глубокое уважение, хотя его культ чрезмерно преувеличен. Его теории относятся к феноменам, далеким от познания земной природы.

На пике своей славы он становился порой самодовольным, каким увидел его Николай Лузин. При растущей популярности идей нацизма, признания евреев низшей расой стал особенно ярко, отчасти как ответная реакция, проявляться еврейский национализм. В СМРАП и банковской системе, среди научных работников и популяризаторов науки было немало представителей этой нации (со временем их становилось все больше). Они использовали достижения Эйнштейна в своих целях, подчас непомерно восхваляя его интеллектуальный гений.

Но надо воздать ему должное, как человеку и мыслителю. Так же он относился к великим ученым. Он писал о Максе Планке: «Даже в такие времена, как наши, когда политические страсти и грубая сила нависают, как мечи, над головами встревоженных и трусливых людей, знамя идеала нашего поиска истины держится высоко и в чистоте. Этот идеал — вечная связь, — объединяющий ученых всех времен и стран, на редкость совершенно отражен в личности Макса Планка».

О Хендрике Антоне Лоренце он писал: «Необычайное отсутствие у него человеческих слабостей не действовало унижающе на близких. Каждый чувствовал его превосходство, но оно никого не подавляло, потому что он... всегда проявлял доброжелательность ко всем».

Об Эдисоне: «Его технические изобретения позволяют облегчить и украсить нашу повседневную жизнь. Изобретательский дух озарил ярким светом и его собственную жизнь, и наше существование. С благодарностью мы принимаем его наследство, и не только как дар гения, но и как переданное в наши руки поручение. На новое поколение падает задача нахождения путей правильного использования переданного нам дара».

Он отозвался о творчестве Бернарда Шоу так: «В прозе Шоу нет ни одного лишнего слова, так же как в музыке Моцарта нет ни одной лишней ноты. То, что один делал в сфере мелодий, другой делает в сфере языка: безупречно... передает свое искусство и свою душу».

Наконец, вспомним признание Эйнштейна: «Достоевский дает мне больше, чем любой другой мыслитель, больше, чем Гаусс». И еще: «Достоевский показал нам жизнь, это верно; но цель его заключалась в том, чтобы обратить наше внимание на загадку духовного бытия».

Можно было бы привести немало других примеров проникновенного, уважительного отношения Эйнштейна к людям выдающегося ума, высоких помыслов и благородных чувств. Нет никаких оснований подозревать его в неискренности. Он не был ни политиком, ни журналистом, ни хитрецом обывателем. Другое дело, что его имя использовали националисты и политики в своих корыстных целях. В этом он неповинен.

В отличие от Теслы Эйнштейн не занимался саморекламой. К этому он не имел склонности по складу характера, ему не требовались деньги для сложных экспериментов, у него были скромные материальные потребности.

Его биограф А. Мошковский верно отметил: «Слава тоже требует жертв, и если можно говорить о погоне за славой, то в этой погоне Эйнштейн, во всяком случае, играл роль дичи, а не охотника».

Теория относительно информации

В современной науке остались следы «мифического» этапа развития познания. Не говоря уж о многих фантастических гипотезах, даже научным теориям не чужды сказочные обличья. К примеру, метод так называемого умственного эксперимента. Идеи современной физики и философии выросли «из головы выдуманных» опытов.

Создавая свои теории, Эйнштейн проводил мысленные эксперименты. Так же поступим и мы, обсуждая полученные им результаты.

Вообразим такую ситуацию.

Некий ученый построил машину времени, действующую в пределах одной комнаты. Здесь все процессы протекали медленней, чем вне ее. Ученый вел наблюдения за событиями, происходящими то в одной, то в другой комнате.

Когда по земному времени прошло 10 дней, часы в комнате с машиной времени отмерили только двое суток. Одни и те же растения, посаженные одновременно, в обычных условиях росли в пять раз быстрее, чем в лаборатории. Так было со всеми процессами, а также с двумя собаками из одного помета. Через 10 лет жившая в обычных условия, стала седеть, а лабораторная была еще молодой.

Ученый вел наблюдения по двум дневникам, находящимся в каждой из двух комнат, делая соответствующие графики. Затем он захотел совместить оба графика. Ведь для него и та, и другая комнаты были одинаково естественны, вел наблюдения только он.

Отразить события, происходившие в разных масштабах времени, можно на одном графике с двумя системами координат: прямоугольной и остроугольной. Каждое событие будет проецироваться на обе системы.

Как определить формулы перехода из одной системы в другую? Имея график, сделать это сравнительно нетрудно. Если считать обе системы равноправными, формулы повторят преобразование Лоренца, которое использовал Эйнштейн в СТО.

Следовательно, для сопоставления двух различных хронологических систем, где бы они ни находились, преобразование Лоренца оказывается универсальным! Получается всеобщая теория относительности. Она одинаково применима и к объектам, движущимся с околосветовыми скоростями, и к покоящимся рядом, имея различные скорости изменений (радиоактивный распад и т.п.).

«Всеобщая теория относительности» позволяет толковать преобразование Лоренца именно как преобразование, а не закон природы; эффекты СТО следует считать информационными, связанными с передачей и приемом световых сигналов. Во всяком случае, такой результат получился у меня. Возможно, произошла какая-то ошибка.

Если выводы верны, появится возможность создать новую физику. Она не отменит существующую ныне, но позволит представить другую картину мира, возможно, больше отвечающую реалиям природы.

Разработка альтернативных концепций — выход из интеллектуального тупика. Вопрос не в том, чтобы сделать ревизию всем признанным теориям, законам. Надо более четко обозначить пределы их действия, избегать распространения частных закономерностей на всю природу.

На этот счет есть справедливое замечание Дени Дидро: «Природу надлежит описывать так, чтобы стало понятно само существование человека. Иначе он будет чуждым природе автоматом».

Теория относительности, претендуя на описание фундаментальных законов Вселенной, не предполагает необходимого существования в ней человека или вообще разумного существа, включая Бога. Даже единство мира, как мы уже говорили, распадается на бесчисленное множество разобщенных пространственно-временных сущностей. Не по этой ли причине Эйнштейну так и не удалось на основе своей концепции создать единую теорию поля?

Физики строят свои теории на основе существования вещества, энергии, физических полей, а также пространства и времени. Это показывает, например, все та же формула Е = Мс2, где скорость света символизирует единство пространства и времени. Так, может быть, есть смысл учитывать в создании физической картины мира такое понятие, как информация? Тем самым эта картина приблизится к реальности.

Вот и специальная теория относительности справедлива, судя по всему, для процессов информационных, а не сугубо материальных. Близнец, который умчится с около световой скоростью от брата, остающегося на Земле, вернется вовсе не молодым по сравнению с ним. Напротив, тяготы пути, перегрузки при ускорениях и торможениях подорвут его здоровье и вызовут преждевременное старение.

Можно возразить: так ведь так называемый «эффект близнецов», о котором идет речь, относится к мысленному эксперименту, это метафора... Хотя вернее было бы сказать: это — миф. Как всякий классический миф, он основан на определенных предположениях, а потому логичен и убедителен (иначе в него бы не верили). Чтобы объективно осмыслить и оспорить его, следует выйти из сферы его действия, взглянуть на него с общих позиций.

Курт Гёдель вывел теоремы, доказывающие, что невозможно полное описание системы в ее пределах. С позиций здравого смысла очевидно то же для любых объектов, реальных и мнимых. Если исследовать только их внутреннюю структуру, динамику частей, то этого недостаточно. Необходим еще взгляд извне, когда объект предстает как некое единство.

Памятуя о единстве мироздания, приходится кроме относительных предполагать и абсолютные категории. В противном случае возникают теории, подобные взрывному рождению Вселенной, с которыми трудно согласиться. Низвергнув вездесущий эфир, физики возродили его под именем вакуум.

О мифичности современной наиболее популярной картины мира мы поговорим в следующей главе. А пока подчеркнем, что относительные категории, безусловно, остаются, так же как информационные связи между ними.

Есть гипотезы, предполагающие время сущностью материальной, способной вырабатывать энергию. Есть и другие, предлагающие вовсе не учитывать это понятие, заменив его, скажем, мерой энтропии. Вернадский писал: «Время, связанное с жизненными явлениями, вернее с отвечающим живым организмам пространством, обладающим диссимметрией, я буду называть биологическим временем».

Диссимметрию времени он связывал с направлением физико-химических процессов: «Очевидно, свойства проявления такого времени, связанного с пространством, резко отличны от всего остального пространства нашей планеты, могут отличаться от другого времени»...

Как видим, аспектов проблемы времени немало, так же как связанных с этим понятием идей. Но это уже другая тема. А в завершение этой следует признать: у мифов религиозных, философских или научных есть своя правда, свой смысл, свое значение, свои достижения в познании мира и человека.

Своими теориями относительности Альберт Эйнштейн внес сумятицу в умы, возбудил творческую активность ученых разных школ, открыл новые направления исследований. Надо лишь воспринимать их не как догмы, а как постановку проблем. Это гармоничные умозрительные конструкции, связь которых с реальным мирозданием не столь проста и очевидна, как полагают их сторонники.


Глава 7 Легенда о лопнувшем мироздании


Мы, возводя соборы космогоний,

Не внешний в них отображаем мир,

А только грани нашего незнанья.

Максимилиан Волошин

Вопреки здравому смыслу

Происхождение окружающего и сотворившего нас мира испокон веков было для любознательных людей наиболее жгучей загадкой — на пределе возможностей разума. И вот в середине XX века астрономы и физики разных стран, удостоенные почетных званий, увенчанные Нобелевскими премиями, а также широкие массы узких специалистов пришли к мнению: тайна возникновения мироздания наконец-то разгадана!

Началось это с эйнштейновской общей теории относительности. В ней выведены формулы состояния Вселенной, основанные на нескольких физических показателях. В 1922 году советский ученый А.А. Фридман уточнил выкладки Эйнштейна и математически доказал, что Вселенная должна находиться в нестабильном состоянии. Чуть позже американец Э. Хаббл, наблюдая далекие звезды и галактики, установил: их световое излучение смещается в красную сторону спектра, и чем дальше находится объект, тем больше смещение.

Почему так происходит? В чем причина этого «сдвига по фазе»? Отчего вдруг такое покраснение дальних звезд?

В ту пору ведущие физики некоторых стран разрабатывали проекты атомной бомбы. Сами того не подозревая, теоретики-астрофизики пошли тем же путем: придумали взрывной вариант рождения Вселенной. Один из его разработчиков, советский ученый Г.А. Гамов (уехавший на Запад), предположил: от того «первовзрыва» должно сохраняться в космическом пространстве своеобразное «реликтовое излучение» с температурой немного выше абсолютного нуля, составляющего —273°С.

Следы этого излучения обнаружили в 1963 году американские астрофизики Р. Вильсон и А. Пензиас. Космологи возликовали: теоретическое предсказание сбылось! Значит, гипотезу Гамова можно считать теорией!

Через 15 лет Вильсон и Пензиас получили Нобелевскую премию. И впредь продолжились физико-математи-ческие разработки концепции Большого взрыва. Словно ученые обнаружили золотую жилу и принялись наперебой добывать ценный продукт (конечно, не желтый металл, а информацию).

Характерное признание принадлежит одному из таких американских разработчиков М. Дэвису. В 1976 году он писал: «Обнаружение реликтового излучения является самым важным открытием в космологии с тех пор, как Хаббл показал, что Вселенная расширяется. Реликтовое излучение усилило нашу веру в безыскусственную космологию горячей Вселенной с Большим взрывом...» Обратите внимание на два ключевых слова: «вера» и «безыскусственная».

Понять ликование физиков нетрудно. С представителями этой науки, благодаря мощной рекламе в политической и научно-популярной литературе, стали связывать высшие интеллектуальные достижения человечества. Когда американцы в целях эксперимента и в назидание соперникам спалили в атомном пекле два японских мирных города (мгновение — и убиты более двухсот тысяч людей!), это стало зримым доказательством колоссального эффекта атомных взрывов.

Первыми уверовали в великое открытие ученые. Восторженные популяризаторы принялись внедрять эту веру в массы. Подумать только: разгадана тайна рождения мироздания!

Что имел в виду М. Дэвис, говоря о «безыскусственности» теории Большого взрыва? По-видимому, то, что она опирается не на общие рассуждения, философские домыслы, словесные образы, а на математические выкладки.

Когда рассматриваешь научные труды, посвященные этой теории, приходишь в изумление от обилия формул. Конечно, и Ньютон в своих знаменитых «Математических началах натуральной философии» формул привел предостаточно. Однако там они служат вспомогательным целям и призваны рассчитать траектории небесных тел, уточнить и обобщить множество конкретных астрономических фактов.

В отличие от этого текстовая часть у Ньютона вполне достойна считаться философской. Она насыщена интересными мыслями, исполненными логики, и здравым смыслом. Увы, этого нельзя сказать о трудах астрофизиков второй половины XX века.

Нормальный человек, узнав о возможности взрывного происхождения всего сущего (а значит, и себя самого), начинает размышлять. Вопросы возникают бесхитростные.

Если вся масса мироздания (метагалактики) была стянута в сгусток материи чудовищной плотности, то где он находился и в чем? Мыслим ли он вне определенной среды и каких-то координат в пространстве — времени? Почему вдруг он взорвался? И куда взорвался, если ничего другого не было? А что было до этого? И почему взрыв породил Вселенную, а в ней возникли жизнь и разум? Стихия взрыва — разрушение!

В энциклопедии «Физика космоса», составленной авторитетными отечественными специалистами, сказано: «Метагалактика расширяется по инерции. Ее расширение есть следствие некоторых начальных условий... Причина этого начального расширения пока неизвестна... Большинство ученых связывает причину расширения с неизвестными пока свойствами вещества в сверхплотном состоянии... когда известные нам физические законы не применимы. Однако дальнейшее расширение хорошо описывается этими законами».

Выходит, Большой взрыв сотворил не только Вселенную, но и ее законы, которых до него не было. Чем лучше такое мнимое объяснение библейского варианта: Бог сотворил? Ничем не лучше по степени доказанности, но слабовато с философских позиций.

Религия признает существование неведомой всемогущей творческой силы, высшего разума, непостижимой умом человека высшей воли. Ученые верхом премудрости считают собственные идеи, а если что-то объяснить не могут, ссылаются на будущее, когда научная мысль окончательно покончит со всеми загадками бытия.

Впрочем, оставим общие рассуждения. Ограничимся более узкими научными проблемами.

Например, должна быть первоначальная точка отсчета, с которой начался взрыв. Ее положение в современной Вселенной можно было бы определить примерно так, как вычисляют очаг землетрясения по узорам сейсмических ударных волн.

Этого сделать не удалось. Судя по красному смещению, примерно одинаковому во все стороны, мы должны находиться в точке первовзрыва. Астрофизики объясняют столь странное совпадение тем, что «метагалактика как бы растягивается во всех направлениях». Но разве взрывная волна вместе с продуктами взрыва может «как бы растягиваться во всех направлениях»?! Ведь речь идет именно о материальных, обладающих массой покоя небесных телах. Они-то должны разлетаться во все стороны, подобно брызгам лопнувшего пузыря.

Остается предположить, что речь идет не о взрыве, а о каком-то постоянном «самотворении» пространства. Оно, как полагают, происходило примерно так: первозданный пузырь порождает несколько новых, каждый из них в свою очередь вспенивается и так далее, подобно цепной реакции или дроблению и росту живой клетки.

Картина выглядит привлекательно. Но при дальнейшем анализе подобные построения лопаются как мыльные пузыри.

Цепная реакция в атомной бомбе порождает обычный взрыв, а не что-то иное. Дробящаяся и растущая клетка черпает свою энергию извне и действует по генетической программе, закодированной на молекулярном уровне. Во всех подобных случаях никакого растягивания пространства во всех направлениях нет. Тем более что речь должна идти о расширении пространства, происходящем в каждой точке постоянно и в любой промежуток времени.

В религиозной концепции чудесное творение из ничего свершает всемогущий Бог в незапамятное время. Ученые вроде бы неявно предполагают такое чудо постоянным и повсеместным. Поистине, мистика вместо науки!

Не потому ли разработчики идеи Большого взрыва предпочитают удовлетворяться нагромождением безликих формул, стараясь не размышлять над сутью своей взрывоопасной теории. Ведь недолго и разувериться в ней, а кризис веры, как известно, может довести людей до исступления.

Однако приходится помнить, что астрофизики вовсе не фантазировали, создавая гипотезу (или теорию) Большого взрыва. Они исходили из конкретных наблюдений, надежно установленных фактов. Если их выводы вызывают сомнения, то надо бы дать этим фактам другое толкование.

Вселенная с красным сдвигом

В фундаментальной монографии известные физики академию! Я.В. Зельдович и И.Л. Новиков высказались однозначно: «Наблюдения показывают, что мы живем в... расширяющейся Вселенной. Красное смещение спектральных линий света, приходящего к нам из далеких галактик, есть следствие допплер-эффекта, связанного с тем, что эти галактики удаляются от нас».

Вот так, без тени сомнений. А они вполне уместны, когда речь идет о бесконечно более сложном, чем мы, объекте.

Упомянутые ученые рассмотрели еще один вариант объяснения красного смещения: «старение» фотонов, квантов света, которые, прежде чем достичь земного наблюдателя, проделывают невообразимо долгий путь в космосе — в миллионы и миллиарды световых лет. В таком случае красное смещение указывает на возраст фотонов, а не звезд.

Данный вариант специалисты отвергли. По их мнению, старение фотонов должно было бы сопровождаться «размазыванием» изображений светящихся объектов и другими заметными явлениями. Проблема до сих пор окончательно не прояснилась. Однако это лишь одна альтернатива доплеровскому красному смещению. По меньшей мере два других варианта, остались вне поля зрения специалистов.

Английский астроном Э. Милн в 30-е годы XX века предположил, что старели не фотоны, а материя. Звезды были иными миллиарды лет назад. Мы как бы читаем письма от адресатов или сильно постаревших, или даже давно умерших. Было бы странно предполагать, что они вторично написали бы точно такое письмо, как в далекой и безвозвратной юности.

Мысль Милна интересна, но ее невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Почему вся материя мироздания должна стареть? Это же не живой организм земного типа. Если иметь в виду гипотезу о тепловой смерти Вселенной (роста энтропии), то и она не доказана. Подобные идеи остаются вне науки, пока не появятся новые сведения, позволяющие их обосновать или отбросить.

Возможен еще один вариант объяснения красного смещения. На мой взгляд, он предпочтительней трех первых.

Вспомним: скорость света признана постоянной с одним существенным уточнением — в вакууме. В начале прошлого века физики отвергли гипотезу мирового эфира, отдав предпочтение неизменной космической пустоте. Затем выяснилось, что это особое состояние материальной среды, насыщенной энергией.

В таком случае возникает простой и вполне естественный вопрос: почему бы за миллиарды лет свойства космического вакуума оставались постоянными? Нет никакой гарантии такой стабильности. Логично предположить, что вакуум изменялся, как все на свете.

При изменении «плотности» вакуума должна меняться и скорость света в нем. Чем дальше от нас объект в пространстве, тем дальше он от нас и во времени. Следовательно, тем дольше от него шел световой сигнал и тем более раннюю стадию эволюции вакуума он отражает. В таком случае красное смещение сообщает об изменениях космического вакуума за многие миллионы и миллиарды лет.

Сравнительно недавно была высказана еще одна гипотеза о природе красного смещения. Физик Д.Ф. Черняев возродил идею эфирной среды (в принципе это то же, что и космический энергоемкий вакуум), привел ряд математических выкладок и пришел к выводу: «Все наблюдаемые на Земле случаи возникновения эффекта Доплера связаны с процессом сжатия или разряжения некоторой среды, окружающей движущийся предмет. Именно определяемая направлением деформация вещественной среды и обусловливает соответствующее изменение длины волны электромагнитного излучения».

Иначе говоря, луч света, преодолевая сопротивление космической среды, меняет длину волны. Таким образом: «Космологическое красное смещение информации о раз-бегании галактик не содержит».

Что же получается? Мировое сообщество физики без предварительного сговора избрало всего лишь один вариант объяснения из нескольких возможных. Подавляющее большинство ученых вполне удовлетворилось этим. Они занялись математическими упражнениями на заданную тему.

Почему так получилось? Неужели ни у кого из уважаемых специалистов не возникло сомнений в том, что их модель мироздания, раздувающегося, как пузырь, слишком примитивна по своей сути. Их вполне удовлетворило то, что достаточно сложны лежащие в ее основе формулы.

Удивительно, с каким упорством, а то и агрессией научное сообщество привержено к единомыслию! Живое ветвистое древо учений, теорий и гипотез обтесывается до элегантности гладкого бревна.

Вспоминается сказка Андерсена «Новое платье короля». Торжественно шествующая по научным и популярным изданиям, восхваляемая письменно и устно теория Большого взрыва напоминает царственную особу, облаченную в мнимое одеяние.

Хотелось бы походить на ребенка, воскликнувшего: «А король-то голый!» Но я не исключаю своей ошибки. Ниспровергать ставшую догмой теорию вовсе не обязательно. Достаточно всерьез усомниться в ней, а не поклоняться, как самодержцу или идолу. Предложить для разработки другие гипотезы.

Некоторые астрофизики стали робко сомневаться в реальности Большого взрыва. Один из творцов этой теории, лауреат Нобелевской премии американец Стивен Вайнберг, написавший книгу о первых мгновениях жизни Вселенной, завершил ее без особого оптимизма. По его словам, не хочется верить, что «человеческая жизнь есть просто более или менее нелепое завершение цепочки случайностей, ведущей начало от первых трех минут».

Пролетая в самолете над полями, дорогами, городами, он испытал прозрение: «Очень трудно предположить, что все это — лишь крошечная часть ошеломляюще враждебной Вселенной. Еще труднее представить, что эта сегодняшняя Вселенная развилась из невыразимо незнакомых начальных условий и что ей предстоит будущее угасание в бескрайнем холоде или невыносимой жаре. Чем более постижимой представляется Вселенная, тем более она кажется бессмысленной».

Справедливое замечание! И что же дальше? Тишина. Автор этими словами завершил свое сочинение. Хотя, казалось бы, надо было от бессмыслицы перейти к обдуманным решениям, не противоречащим здравому смыслу.

Почему же авторитетные ученые не желают сделать такой шаг? Что заставляет их все дальше и дальше уходить в дебри математических абстракций по пути, не сулящему ничего, кроме бессмысленного топтания на одном месте?

Главная причина, пожалуй, такова: они стали заложниками некоторых научных догм, укоренившихся в современной физике. Началось это с того времени, когда теория относительности была провозглашена единственно верной. Отдельные голоса сомневающихся потонули в грохочущей лавине восторгов и публикаций научных популяризаторов, пропагандистов и агитаторов.

Повторю свое мнение (оно не оригинально; сходную мысль выдвигали еще в первой половине XX века): специальная теория относительности совершенно справедлива с позиции обмена информацией между двумя движущимися системами. Материальные процессы идут иначе.

Общая теория относительности исходит из тех же принципов. Она описывает одну из нескольких возможных формальных моделей Вселенной. При этом не учитываются достижения наук о Земле и жизни, отвергаются доводы здравого смысла, философские концепции.

Когда речь идет обо всем доступном нашему наблюдению Мире, по меньшей мере наивно верить, будто фишка является наукой всех наук и философией всех философий, а потому с помощью ее понятий и символов, используя математический аппарат, можно создать единственно верную картину Вселенной. К тому же понятия эти и аппарат отвечают уровню развития знаний начала XX века!

Увы, физики-теоретики недолюбливают ссылки на здравый смысл, а потому упорно защищают от критики не только парадоксы, но и нелепости теории относительности. Мол, таковы слишком примитивные рассуждения. Главное — безупречно выведенные формулы. Результаты математических выкладок, уверены они, вовсе не обязательно должны быть убедительно обоснованы путем философских рассуждений. Достаточно задаться некоторыми изначальными параметрами, а дальнейшее — дело техники, формальных упражнений и расчетов.

Подобным специалистам было бы полезно вдуматься в слова физика-мыслителя Эрвина Шредингера. Начиная в Дублине цикл лекций «Что такое жизнь с точки зрения физики», он предупредил: «Предмет изложения труден и... лекции не могут считаться популярными, несмотря даже на то, что наиболее страшное орудие физика — математическая дедукция — здесь вряд ли может быть применена. И не потому что предмет настолько прост, чтобы можно было объяснить его без математики, но, скорее, обратное — потому что он слишком запутан и не вполне доступен математике».

Немногие специалисты приняли во внимание эту оговорку. С середины XX века физиков-теоретиков стали считать научной элитой, а сама наука стала претендовать на ведущее положение в духовной культуре, общественном сознании. Она оттеснила на задний план искусство, религию, философию. Казалось, еще немного, и будут полностью раскрыты тайны бытия: происхождение жизни, динамики геологических процессов, эволюции организмов, самосоздание и развитие Вселенной. Люди, завладев природными богатствами, заживут дружно и счастливо.

Теперь уже мало кто сомневается, что подобные надежды не оправдались. Наиболее ясна ситуация с экологическим кризисом, наименее очевидна — с происхождением Вселенной.

Астрофизики не намерены сдавать своих позиций. Ведь они выступают в роли теоретических творцов мироздания! Кто добровольно откажется от такой роли? Тем более что в общественное сознание уже внедрено убеждение, будто физика является наукой всех наук, первой среди всех, способной вершить судьбы не только биосферы (благодаря изобретению ракет и атомных бомб), но и — хотя бы только теоретически — всей Вселенной.

Отказаться от теории Большого взрыва непросто и по объективным причинам. Надо пересмотреть ряд гипотез и теорий, в частности, структуру элементарных частиц и их взаимодействие с вакуумом. Для этого требуется труд многих специалистов, сложные эксперименты. При современной организации научных сообществ сделать такую работу невозможно. Кто за нее возьмется? Кто оплатит расходы? Результаты могут превзойти все ожидания, позволят создать новые источники энергии необычайной чистоты и мощности... Но это — в неблизком будущем, а доходы бизнесменам нужны как можно быстрее.

Какой же следует вывод?

Прежде всего, пора избавиться от иллюзии, что ограниченный разум человека способен постичь некоторые мировые загадки, и первую из них — происхождение Вселенной.

Это не требование запрета соответствующих исследований с признанием своего ничтожества: мол, Бог так создал, и нечего нам тут размышлять. Нет, на то и загадки матушки-природы, чтобы стремиться их разгадать. Однако при этом только очень ограниченные люди (будь это даже уважаемые физики) могут утверждать, что им удалось создать единственно верную теорию.

Красное космологическое смещение и «реликтовое излучение» имеют несколько вариантов объяснения. Из них наиболее разработанные, схематичные и сомнительные связаны с гипотезой Большого взрыва. Пора бы всерьез обратиться к другим вариантам. Есть надежда, что на этом пути ждут исследователей новые ошеломляющие открытия.

В каком мире мы живем?

Вряд ли многие из нас посмеют утверждать, что наш мир сугубо положительный. Тотчас всплывают в памяти его отрицательные проявления: зверства, убийства, войны, катастрофы... Но мы сейчас будем толковать положительность и отрицательность только в прямом физическом смысле. Имеются в виду материальные основы мироздания.

Известны две «опорные» элементарные частицы, из которых состоит материя: протон со знаком плюс и электрон со знаком минус. Экспериментально установлено: протон приблизительно в 1840 раз массивнее электрона.

Вселенная катастрофически несимметрична! Судите сами. Количество положительных и отрицательных зарядов в первом приближении одинаково. Значит, повсюду и в нас самих масса протонов почти в две тысячи раз превышает суммарную массу электронов. Очевидная положительность материи!

Из этого факта вытекает еще одно следствие. Как доказали физики, с увеличением массы частицы возрастают ее корпускулярные и уменьшаются волновые свойства. Абсолютное преобладание по массе положительных частиц определяет «весомость» материи и нас самих. В противном случае все вокруг бы вибрировало и рассеивалось, образуя причудливые мимолетные узоры и случайные сгустки, чтобы тут же рассеяться и возникнуть в новых эфемерных образах. На это обстоятельство ученые предпочитают не обращать внимания.

Почему же мироздание построено, если верить современной физике, из массивных положительных протонов и легчайших электронов?

Специалист по атомной физике напомнит, что открыты античастицы, представляющие собой зеркальное отражение частиц. Поэтому электрону соответствует позитрон, а протону — антипротон.

Так-то оно так, да только античастицы пребывают неизвестно где или даже вовсе отсутствуют во Вселенной. Некогда предполагались витающие где-то антимиры, но подтвердить эту гипотезу не удалось.

Столь загадочное обстоятельство физики предпочитают не замечать. Мол, на нет и суда нет. Но ведь дело не в суде, а в сути Вселенной!

Частицы и античастицы в экспериментах возникают из сгустков электромагнитных полей обязательно совместно, абсолютно симметрично: сколько частиц, столько же и античастиц. Стало быть, с позиций астрофизики мы имеем какую-то ущербную «Полувселенную»! Где же могла затеряться ее противоположная половина?

Так на одну загадку (резкий дефицит общей массы отрицательных частиц) накладывается другая: отсутствие антимира.

Перед нами фундаментальная тайна мироздания! Казалось бы, астро- и микрофизики должны денно и нощно ломать головы над этой проблемой, спорить, искать варианты выхода из такой странной ситуации. Почему-то этого не происходит.

Некогда два проницательных теоретика китайской национальности предположили, что в микромире на уровне атомов нарушается симметрия. (Между прочим, такую гипотезу выдвинул задолго до них Вернадский, но тогда это осталось вне внимания ученых.) Тотчас крупнейший физик В. Паули отозвался: «Я не верю, что Бог является левшой в управлении слабыми взаимодействиями, и готов побиться об заклад на очень большую сумму, что эксперимент даст симметричный результат».

Вскоре на опыте было неопровержимо доказано, что Паули с треском проиграл бы свой заклад.

Эта история связана с изучением ничтожных отклонений электронов при распаде атомных ядер в сильном магнитном поле. А в нашем случае — вселенский масштаб. Получается как в басне Крылова: «Слона-то я и не приметил!» Глобальное, космическое катастрофически резкое и устойчивое нарушение симметрии осталось вне внимания ученых!

Между прочим, тот же В. Паули в свое время заранее предупредил экспериментаторов о существовании неизвестной античастицы — позитрона (отражения электрона в антимире). Предвидение подтвердилось на опыте, и это был триумф теории. Но когда авторитетные специалисты не предполагают нарушения симметрии, а эксперимент ее доказывает, то это свидетельствует о непорядке в мире теорий.

Вообще-то в науке есть надежный способ избавиться от непонятных проблем: описать, как происходит явление. Используют для этого сложный математический аппарат (словно замысловатая формула способна заменить простую мысль). Вместо поисков смысла — набор символов.

Аналогично: все мы прекрасно знаем, как включить телевизор, но немногие толково пояснят принцип его работы. Для обыденных нужд вполне достаточно уметь нажимать кнопки пульта.

Однако теория должна разъяснять суть явления. И если ученые не могут или не желают этого делать, если их не удивляют фундаментальные загадки бытия, не вдохновляют зияющие пробелы в теориях, то, значит, с наукой и ее представителями творится что-то неладное.

Вдумчивый читатель вправе урезонить автора: крити-ковать-то всякий горазд! Сами же утверждаете, что проблема чрезвычайно сложна, требует долгих исследований, немалых затрат на эксперименты. Разве ученые виноваты в том, что нет желающих финансировать соответствующие проекты? Если вы не можете предложить ничего конструктивного, то и не надо ополчаться на ученых.

Вообще-то я догадываюсь о возможной разгадке необычайной положительности материи. К сожалению, убедительно обосновать свою гипотезу (или, скромнее сказать, свое предположение) не способен, ибо не являюсь специалистом-физиком, тем более на современном уровне знаний.

Не исключено, что ответ на этот вопрос могли бы подсказать эксперименты на новейшем сверхмощном синхрофазотроне (коллайдере). Его пробный пуск был овеян, как теперь принято делать в рекламных целях, мифами о появлении в результате его работы черной дыры, куда канет вся цивилизация, Земля, а то и Солнечная система.

Черной дыры не получилось (если не считать мрачных прогнозов), а опыт приостановили из-за технических неполадок. Но самое главное, насколько можно было судить по сообщениям, при этом грандиозном эксперименте, на который затрачено много средств, не предполагается искать находящуюся невесть где материальную половину материи, а в этой связи выяснять проблему нарушения симметрии на уровне элементарных частиц.

Тем не менее, можно было бы обдумать один вариант ответа в общем виде. Он таков: античастицы не витают где-то в иных мирах и не сгинули без следа. Они содержатся в той самой материи, которая нас окружает, из которой мы все состоим.

Антимиры — внутри нас!

Высказать идею легче, чем доказать. Однако у нас не научный трактат. Самое главное, а то и самое трудное в научных исканиях — корректно поставить проблему, обнаружить «белые пятна» познания. А уж решатели проблем рано или поздно с ней справятся.

И еще одно замечание. Создается впечатление, что в наш век технических чудес и необычайных открытий у людей вырабатывается иммунитет к неожиданностям. Мы разучиваемся удивляться и познавать мир не из каких-либо корыстных целей, а просто потому, что он великолепен, прекрасен, исполнен тайн.

Естественная ли наука физика?

Физику относят к естественным наукам. Вдобавок, отводят ей абсолютное первенство. Именно физикам предоставлена привилегия рассуждать о структуре, динамике, происхождении Вселенной. Они как демиурги создают ее формальные модели.

По моему мнению, считать физику естественной наукой допустимо лишь с большой долей условности. Это не более чем укоренившийся с далекой древности миф.

В XX веке произошло явление, подмеченное великими физиками — Н. Бором, В. Гейзенбергом, Э. Шредингером, А. Эйнштейном, — но упущенное из вида их последователями. Достижения физиков стали опираться почти исключительно на сведения, полученные с помощью сложной техники, виртуозных экспериментов, а результаты предстают в виде систем формул, которые со временем становятся все замысловатее.

Спору нет, физико-математические модели Вселенной интересны и поучительны. Они раскрывают механику бытия (пусть даже и квантовую). Это очень важно, это надо знать и учитывать, но не следует этим ограничиваться. Существуют вдобавок — или в первую очередь? — множество других областей знаний. Возможно, только науки о Земле, жизни, человеке следует называть естественными. Относится ли к ним физика?

Вопрос может показаться странным. «Физис» переводится с древнегреческого как «природа». Следовательно, физика — наука о природе, как говорится, по определению. И она считается самой что ни на есть фундаментальной.

Вспомним закон всемирного тяготения. Не зря же его открытие было воспринято с восторгом как новый этап в постижении природы. Английский поэт Александр Поп торжественно изрек:

Был бренный мир кромешной тьмой окутан.

«Да будет свет!» — и вот явился Ньютон.

Казалось, наконец-то разум человеческий окончательно постиг небесную механику! Сокровенный план мироздания и вся динамика этого замысловатого механизма Вселенной перестали быть тайной!

Правда, уже тогда, триста лет назад, дотошные читатели классического труда Ньютона «Математические начала натуральной философии» обратили внимание на то, что почтенный ученый, рассуждая о сущности и происхождении силы тяготения, не раз ссылался на... Бога.

С одной стороны, у него получилась формализованная механика (как будто речь идет о механизме). Но с другой — как непременное условие бытия — всесильный, всеведущий и непостижимый Творец, живое разумное начало. В сопоставлении с такой безбрежной категорией формула всемирного тяготения со всеми ее уточнениями и дополнениями выглядит «бесконечно малой» (тоже придуманной Ньютоном), которой можно пренебречь без ущерба для истины.

А что произошло после так называемой революции в физике, прошумевшей в первой трети XX века? Никто уже на Бога не ссылался (не считая Э. Шредингера, да и то в книге о биологии). Формулы устройства Мироздания стали сложнее. Хотя они заворожили не всех. К двустишию Попа появилось достойное продолжение:

Но сатана недолго ждал реванша:

Пришел Эйнштейн, и стало все как раньше.

У Ньютона время, и абсолютное (от Бога), и относительное, свое для каждой твари, каждого объекта. У Эйнштейна единый равномерный поток времени упразднен вовсе. Если учесть постулат о нерасчлененном пространстве-времени, то упразднено и единое пространство.

Сама по себе идея относительного времени в своем философском аспекте, мягко говоря, не нова. Она принадлежит до научной эпохе. В ней проглядывает бессмысленный первозданный хаос или несчетное скопище богов (как в Древнем Риме) вместо единого Творца.

Ученые говорят, что ныне мир Ньютона стал частным случаем мира Эйнштейна. С учетом предыдущих наших выводов это равносильно утверждению, что мир порядка стал частным случаем хаоса. Каждый объект — сам по себе, со своим собственным масштабом пространства-времени. Относится это не только к человеку, но и к камню, кристаллу, небесному телу, атому... Такова философская основа теории относительности.

Вместо всемогущего непостижимого Бога, олицетворяющего гармонию мироздания, в фундаментальных теориях физиков возник всемогущий непостижимый Хаос.

Но ведь наука — это упорядоченное знание. А какое может быть упорядоченное знание о хаосе? На то он и хаос, чтобы исключать гармонию.

Нынешняя физическая картина мира предполагает существование отдельных очагов упорядоченности. В таком случае должна первоначально оформиться некая «метафизика», которая определит эти самые очаги с тем, чтобы исследовать их методами физики. Иначе ученые постоянно будут попадать впросак, то пытаясь находить порядок в хаосе (а это при желании сделать несложно), то предполагать хаос там, где господствует гармония...

Впрочем, оставим отвлеченные рассуждения. Как свидетельствуют специалисты, не поддается расчету система гравитационного взаимодействия даже трех тел. Подумать только: всего лишь трех! А в космосе витают миллиарды разнообразных галактик и звезд, не говоря уж о планетах и астероидах!

В астрофизических моделях Солнце и Земля представляются как точки. Реальная природа, создавшая животных, растения и человека, — биосфера, земная оболочка, пронизанная солнечными лучами. Превратив ее в геометрическую точку, мы лишаемся единственной своей опоры в мироздании, среды жизни и разума. К чему тогда выдумывать модели Вселенной?! В них нет места нам как разумным существам!

Предвижу возражение: мир состоит из атомов, которые изучают физики. Следовательно, они имеют дело с фундаментальными микроосновами мироздания.

Однако и микрофизика при ближайшем рассмотрении вызывает значительно больше вопросов, чем дает ответов. Намечается ее сходство с астрофизикой: ученый исследует отдельные атомы и частицы, тогда как их неисчислимое множество, находятся они в постоянных взаимосвязях и в одиночку практически не встречаются вовсе. То есть физики изучают искусственно изолированные единичные объекты, для реальной природы не характерные. Но и это еще не все.

Когда в античности атом предполагали неделимым «кирпичиком» Мироздания, физика, его изучающая, по праву могла считаться естественной. Но чем глубже проникала человеческая мысль в строение атома, тем сложнее оно выглядело. В конце концов, по современным воззрениям, атом состоит из крохотного ядра, на огромных расстояниях от которого вращаются электроны. При ближайшем рассмотрении и ядро оказывается составленным из ничтожных сгустков то ли материализованной энергии, то ли энергоемкой материи, а электрон и вовсе расплывается в какую-то неопределенную оболочку без точных координат в пространстве-времени.

Ну а чем же заполнено пространство между этими ничтожнейшими сгустками? Физики отвечают — вакуумом. А что есть вакуум? В полном смысле слова — ничто! Так переводится этот термин, да и суть его именно такова.

Вот и получается, что объекты физики — это отдельные искусственно изолированные и предельно схематизированные детали реального мира, а в основном — или хаос, или ничто. О великолепной, бесконечно разнообразной, непостижимо сложной и прекрасной природе тут говорить не приходится. Совершенно неестественная наука!

...Мы попытались критически осмыслить некоторые фундаментальные гипотезы и теории современной физики, имея смелость называть их мифами. А что же взамен? Крушить проще, чем созидать.

Предположим, за миллионы, миллиарды лет космический вакуум менялся. Значит, и скорость света не постоянная. Тогда нет нужды в идее Большого взрыва. Возрождается образ вечной Вселенной, в которой элементарные частицы возникают из вакуума и возвращаются в него. Таков космический круговорот поистине невообразимых масштабов.

Высказать идею в самом общем виде легко. Значительно трудней ее обосновать. Тем более что для этого необходимо выяснить, как могут частицы и античастицы сосуществовать в этом мире и в нас самих. Об этом — в завершение следующей главы.

А сейчас обратим внимание на то, что с некоторых пор математические методы, успешно проявившие себя в областях механики, астрономии, физики и в технике, признаны наиболее «продвинутыми», «креативными», самыми прогрессивными и передовыми.

В научном сообществе и общественном сознании стало укореняться мнение, будто любая наука становится настоящей только после процедуры «математизации». Поистине чудесное превращение с помощью такого волшебства разрозненных фактов и мнений — неряшливой замарашки — в прекрасную даму из высшего интеллектуального общества.

У такого мнения есть солидное обоснование (любой миф имеет под собой более или менее надежное основание). Математика универсальна. Ее принципами и формулами пользуются представители разных наук. Крупный математик и философ Анри Пуанкаре справедливо считал ее искусством называть разные вещи одним и тем же именем.

И все-таки полезно помнить, что под одними и теми же символами могут оказаться чрезвычайно разные вещи. А то получится так, что системы формул подменят нам великолепие земной природы, самих себя и все невообразимо сложное, непостижимое нашим ограниченным сознанием мироздание.

Наука о том, чего нет в природе

Ньютон свое самое знаменитое сочинение назвал «Математические начала натуральной философии» (философии природы). Великий ученый был уверен и смог убедить других, что ему посчастливилось выразить формулами и геометрическими схемами главные тайны мироздания.

Вслед за Пифагором и средневековыми богословами он восхитился гармонией небесных сфер: «Такое изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе, как по намерению и по власти могущественного и премудрого существа». Выходит, Бог сначала придумал правила математики, а уж затем сотворил мир согласно им!

Но вот что интересно, после такого обожествления математики (или математизации Божества?) в конце своего фундаментального труда Ньютон сделал вывод:

«От слепой необходимости природы, которая повсюду и всегда одна и та же, не может происходить изменения вещей. Всякое разнообразие вещей, сотворенных по месту и времени, может происходить лишь от мысли и воли Творца, необходимо существующего».

Что же получается? Стройное мироздание, сотворенное по канонам математики, остается чем-то изначально идеальным. А все разнообразие вещей, а также их изменения свершаются согласно высшей силе и высшему разуму. Стало быть, тут уж математика бессильна?

Можно понять это и так. Божественная математизация имеет отношение только к существованию идеализированных небесных тел, принятых в виде точек, витающих в абстрактном пространстве и подчиненных только закону гравитации, всемирного тяготения. А в реальном мире Земля, Луна или Солнце, планеты, кометы и звезды являют собой сложнейшие природные тела, живущие по своим законам.

При всем уважении к гравитации надо признать, что для мелких природных тел, к которым относимся и мы, она очень мала, а для микробов и вовсе ничтожна. Другое дело — электромагнитные силы или биохимические процессы.

Астрономам предоставлена прекрасная возможность вычислять лунные и солнечные затмения и траектории небесных тел, повторяя вслед за Ньютоном: «Причину же всех этих свойств силы тяготения я до сих пор не могу вывести из явлений».

Попытки со времен Галилея и Ньютона математизировать «натуральную философию» вполне понятны и оправданны. В ту пору геологические и биологические науки только создавались, а летоисчисление вели со дня творения или от Всемирного потопа; вся история Земли и жизни укладывалась в узеньком ложе немногих тысячелетий.

Накинув на планету координатную сетку и еще не догадываясь, что форма ее отличается, пусть немножко, от идеала, можно было надеяться, что построением карт и глобусов завершится решение главнейших географических задач. Выяснив некоторые удивительные геометрические закономерности строения кристаллов, тогдашние ученые имели основания подозревать, что столь же успешно будут открыты и другие геологические закономерности.

В славную эпоху Просвещения парижский академик, астроном, физик и математик Пьер Симон Лаплас высказал уверенность, что в принципе можно выразить все Мироздание в формуле (или системе формул). Клод Анри Сен-Симон даже полагал, что и область нравственности можно свести к формулам гравитации.

Но чем лучше узнавали люди окружающую реальную природу, тем больше убеждались, что математизировать естествознание не так-то просто, а то и вообще невозможно. В начале XX века В.И. Вернадский писал:

«Весьма часто приходится слышать убеждение, не соответствующее ходу научного развития, будто точное знание достигается лишь при получении математической формулы, лишь тогда, когда к объяснению явления и к его точному описанию могут быть приложены символы и построения математики... Но нет никаких оснований думать, что при дальнейшем развитии науки явления, доступные научному объяснению, подведутся под математические формулы или под так или иначе выраженные числовые правильные соотношения; нельзя думать, что в этом заключается конечная цель научной работы».

Во второй половине XX века некоторые ученые, пренебрегая его предупреждением, стали математизировать геологию. Была проделана большая работа, давшая ничтожные результаты. Методы статистики, обработки полученных при наблюдениях параметров, корреляции и т. п. как были, так и будут использоваться в геологии. Но поднять математизацией науки о Земле на более высокий уровень не удалось.

Правда, просвещенный читатель заметит: господствующая в наше время глобальная тектоника плит была создана на основе геофизических изысканий и математических моделей! Вот вам положительный пример!

Увы, это всего лишь очередной научный, миф, что мы постараемся доказать в 10-й главе.

Отношение к математике во многом зависит от того, как понимать суть научного исследования в естествознании. Распространено мнение, что самое главное — описать явление, свести его к формальной схеме, отвечая на вопрос как, а вовсе не почему. Нильс Бор выразился так: «Математика — это язык». Можно даже продолжить: универсальный язык научного описания.

Понятно стремление представителей разных областей знания перейти на одно общее наречие. Некогда в Европе единым языком науки признавали латынь. Чем это кончилось для латыни, общеизвестно.

Была попытка выработать единый всемирный диалект для живых языков. Нечто осредненное — эсперанто. Но оно не заменило ни один нормальный язык. И только для компьютеров — интеллектуальных автоматов — математические языки оказались исключительно удобны и полезны.

Математика универсальна. Это бесспорно. Одной и той же формулой можно выразить движение разных объектов: облака и дождинки, человека и червя, локомотива и камня, катящегося с горы. Хорошо это или плохо? Для некоторых целей — хорошо. Но для понимания реального мира такого рода абстракции вредны.

Оперируя с несуществующими идеальными фигурами и процессами, математика демонстрирует поистине безграничные возможности. Особенно полезен этот язык для выражения идей механики и техники. Она манипулирует любыми числами и запросто воспроизводит огромнейшие величины, подставляя нуль за нулем, словно нанизывая бублики на веревку.

Оказывается, можно выдумать число, превышающее количество атомов во Вселенной! Для такого титанического деяния достаточно произвести простую операцию: поставить, скажем, цифру 100 пару раз выше цифры 10. Получится 10 в сотой степени. В итоге мы имеем нечто в полном смысле несусветное и, по-видимому, превышающее число атомов во всей наблюдаемой Вселенной (желающие могут уточнить).

При этом математика в простейших ситуациях демонстрирует полнейшее пренебрежение к реальности. В этом наш обыденный опыт куда надежнее.

Вот примитивное утверждение: 1+1=2. Вы пробовали его проверить? Его доказывали в первом классе с помощью счетных палочек. Одну палочку прикладывали к другой и получились две палочки. Доверчивые малыши принимают увиденное как абсолютную истину.

С возрастом начинаешь испытывать некоторые сомнения. Ведь многое зависит от того, что и как складываешь.

Если палочки от неловкого или грубого сложения сломаются, то тогда их будет 3, 4, 5... Ну а если в результате сложения попадут в огонь, то не останется ничего, кроме пепла и дыма.

Еще более показательны другие реальные эксперименты. Сложим голодного волка и зайца. Каков будет результат? Все тот же волк, но уже сытый. А если прибавить к одной крольчихе одного кролика и оставить их в благоприятных условиях, то какая сумма окажется через год, а еще лучше — через десятилетие?..

В Австралии, где некогда невольно провели такой опыт, после нескольких десятилетий было получено шестизначное число!

Кто-то возразит: волки и кролики — объекты слишком сложные. Это действительно так (никакая система формул не даст их полного описания). Тогда обратимся к так называемым элементарным частицам. Чего уж проще! Сложим самые что ни на есть простейшие из них: электрон + позитрон. Что получится в сумме? Ничего! Ровным счетом ничего, кроме вспышки света.

Конечно, вспышку можно представить как пук фотонов, световых квантов.

Казалось бы, уж элементарней их ничего быть не может. Тут-то и должна продемонстрировать математика свои возможности, оперируя с наипростейшими объектами. И что же? Если ухитриться сложить фотоны, то, как показывают эксперименты, выйдет: 1+1+1=2 (две частицы) или 1 + 1+1 + 1=2... Таковы реальные результаты физических экспериментов.

А чему, собственно, удивляться? В геометрии, к примеру, фигурируют точки, не имеющие ни фигуры, ни размеров, а также линии без толщины. Вы когда-нибудь наблюдали что-либо подобное? И никогда нигде не увидите. Это все вымыслы математиков, и ничего более.

Что уж тогда говорить о высшей математике, где все основано на бесконечно малых. Их уже по определению быть не может: чтобы любой объект уменьшать до бесконечности, потребуется бесконечно долгий срок, а в идеале все равно должен получиться круглый... нуль, конечно.

И еще. Математика начинается с аксиом. А что это такое? Истина, не требующая доказательств. Но почему? Любая наука отличается от досужих выдумок именно тем, что требует доказательств. На веру опирается только религия. Не правильней ли сказать, что математическая аксиома — это истина, не имеющая доказательств?

Если современные науки дружно движутся по пути математизации, значит, они всё более отдаляются от реальной природы, обманывая человечество иллюзорными образами.

Впрочем, есть у математики одна особенность, благодаря которой ее по праву можно причислить к области знаний сверхъестественных. По непостижимой закономерности ее расчеты, основанные на безнадежных абстракциях, на том, чего в природе нет и быть не может, эти самые расчеты сплошь и рядом оказываются верными! Они даже помогают находить новые закономерности в природе.

Неевклидова геометрия Николая Ивановича Лобачевского «из головы выдумана». Она предполагает искривленное пространство. Но можно ли искривить что-то, что не было изначально прямым? По отношению к чему определять кривизну? Как измерить искривление, если нет ничего прямого? Что получится, если кривое пространство измерять кривыми приборами?..

Математик, пожалуй, ответит на подобные вопросы. Но заданы они с позиций здравого смысла. Нет кривизны без идеи прямого. А если так, то необходимой основой геометрий любых искривленных или вывернутых наизнанку пространств остается геометрия Эвклида. Не случайно она была создана сначала.

И все-таки даже такие математические фантазии, как неевклидовы геометрии («Воображаемая геометрия», по словам Лобачевского), нашли себе применение в теории и практике! Вообще математика используется в той или иной мере едва ли не во всех науках, да и в практической деятельности без нее не обойтись. Астрономы ухитряются путем математических вычислений находить в небе неизвестные планеты...

Почему же существуют удивительные соответствия между реальной природой и абстрактной математикой, которая занимается тем, чего нет в природе? Загадка! Или мы даже в своих выдумках остаемся в полной зависимости от окружающего мира? Или мы такие неисправимые мечтатели, что порой, сами того не замечая, тянемся к несбыточному, к идеалу?

Наилучшим образом проявляет себя математика по отношению к механическим системам, к технике, а также к объектам и явлениям, которые с определенной долей условности можно выразить в виде формул и геометрических фигур. Даже безликий хаос в его отношениях к порядку удается выразить на языке математики. Но об этом у нас пойдет речь особо.

Глава 8 Миф о Хаосе, творящем Космос



Мы ищем лишь удобства вычислений,

А, в сущности, не знаем ничего...

Струи времен текут неравномерно;

Пространство — лишь многообразье

форм,

Есть не одна, а много математик;

Мы существуем в космосе, где все

Теряется, — ничто не создается...

Максимилиан Волошин

Первозданный Хаос

Некогда в мире царил первозданный Хаос.

Что это? Когда это было? Постичь невозможно.

Хаос — не просто ничто, а нечто без смысла и формы.

Присутствует в Хаосе все, что возможно, но только в чудовищной смеси, в которой лишь волей богов или рока рождается Космос...

Примерно так представлялось начало мира в мифах древних греков. Вот что писала об этом в книге «Греческая мифология» А.А. Тахо-Годи:

«Древнегреческий поэт Гесиод в своей «Теогонии», поэме о рождении богов, называет среди тех, кто «зародился прежде всего», Хаос, Гею, Эрос и Тартар... Первая из этих мощных сил получила наименование Хаоса, происходящее от греческого слова chasco, chaino — зеваю, разеваю рот или пасть. Из глубин этой разверстой пасти, клубясь, появляются какие-то смутные очертания, рождаются такие же бесформенные, как он сам, Тьма — Ночь и Мрак — Эреб.

Хаос родился, когда еще и земли не существовало, но зато Ночь и Мрак уже окутывают мировое пространство и, вступив в брак, готовы вот-вот породить День и Эфир.

Ночь и Мрак вступают в брачный союз потому, что появилась еще одна мощная сила, движущая миром: Эрос — Любовь, тоже не имеющая никакого определенного образа и совсем не напоминающая того прекрасного и коварного бога любви с крыльями, колчаном и стрелами, сына Афродиты, который появится позже...

Следом за Хаосом родилась «широкогрудая Гея» — Земля (она же Хтон). И характерно для наивного стихийного материализма греков, что первой была именно она, а не небесные просторы».

Римский поэт-мыслитель Овидий в своих «Метаморфозах» так рассказал о начале начал:

Не было моря, земли и над всем распростертого неба, — Лик был природы един на всей широте мирозданья, — Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой, Бременем косным он был, — и только, — где собраны были Связанных слабо вещей семена разносущие вкупе.

Миру Титан никакой тогда не давал еще света...

Там, где суша была, пребывали и море и воздух.

И ни на суше стоять, ни по водам нельзя было плавать. Воздух был света лишен, и форм ничто не хранило.

Все еще было в борьбе, затем что в массе единой Холод сражался с теплом, сражалась с влажностью сухость, Битву с весомым вело невесомое, твердое с мягким.

Бог и природы почин раздору конец положили.

Он небеса от земли отрешил и воду от суши...

При всей наивной простоте древних мифологий в них нетрудно обнаружить «рациональное зерно», позже проявившееся в философских учениях, а затем и в научных теориях. Да и наш личный опыт убеждает в том, что из хаоса возникает порядок. Опыт человечества подтверждает это. Вот слова Прометея из трагедии Эсхила:

Смотрели раньше люди и не видели,

И слышали, не слыша. Словно тени снов

Туманных, смутных, долгую и темную Влачили жизнь...

«Мифовоззрение» в далекой древности исходило из опыта личности, племени, рода. Оно возникало постепенно, выражая этапы постижения человеком реальности. Если животное существует в мире естественно, вживаясь в него и не пытаясь осмысливать, то человек обитает сразу в двух мирах. Вольно или невольно человек создает модель окружающего мира.

Каждый из нас появляется на свет, обладая лишь возможностями. Смотрел — и не видел, слышал — и не понимал. Наш духовный хаос был не просто «чистым листом», как часто считают, а именно хаосом, где собраны «связанных слабо вещей семена разносущие вкупе».

Если бы духовный мир младенца был абсолютно пуст, то в него знания и умения входили бы механически, как накапливают информационные блоки в компьютере. В отличие от машины человек воспринимает сведения выборочно: в одних случаях механически запоминает, в других — осмысливает, сопоставляет с другими, творчески обрабатывает, более или менее умело использует по своему усмотрению или бессознательно.

Словесные образы, имена вещей и людей в сознании ребенка с материальными объектами. А в доисторические времена люди, давая названия вещам и явлениям окружающего мира, тем самым начинали осмысливать сущность земли и неба, Луны и Солнца, цветка и камня, огня и ветра, жизни и смерти. Человек создавал свое мировоззрение — проекцию мира на свой внутренний мир. Вносил смысл и гармонию в сумятицу бытия. Творил из Хаоса Космос (так древние греки называли порядок, господствующий в природе).

Неудивительно, что древние греки по той же логической схеме предполагали эволюцию мироздания: последовательное выделение из первобытного Хаоса тех или иных сущностей. «Порядок сотворения мира, — пишет академик В.Н. Топоров, — соответствует следующей идеальной схеме: хаос небо и земля солнце, месяц, звезды время растения животные человек дом, утварь...»

Однако в мифах разных народов первоначальное состояние Вселенной не всегда считается Хаосом. В религиозных древнеиндийских гимнах порой предполагается первоначальный организм (Пуруша) или яйцо. А в гимне Древнего Египта (Лейденский папирус) представлен еще один вариант: Неведомое (непостижимое):

Никто из богов не знает его настоящего вида;

Его образ не передан на письме...

Он сокровенен, чтобы была постигнута его сила.

Он велик, чтобы быть проповеданным,

Он могуч, чтоб быть познанным.

Древние мифы предлагают нам три версии возникновения всего сущего: Космос из Хаоса, сложное из менее сложного, Неведомое, человеческим умом непостижимое. В Библии, священной книге иудаизма и христианства, сказано: «В начале сотворил Бог небо и землю». Далее следуют акты творения, предполагающие появление всего или из Хаоса, или из Ничего (в современной физике Ничто — это особое состояние, вакуум, а не полное отсутствие чего бы то ни было).

Можно предложить еще один вариант, на мой взгляд, наиболее продуктивный: неопределенность, предполагающая несколько более или менее обоснованных версий происхождения Вселенной.

Но в современном научном сообществе принято исходить из того, что познанию человека подвластно все (если не здесь и сейчас, то в будущем), а из нескольких гипотез имеется главенствующая, наиболее отвечающая реальности, самая приближенная к истине. Правда, при этом возникают некоторые проблемы.

Бельгийский физикохимик, лауреат Нобелевской премии Илья Пригожин и Изабелла Стенгерс в книге «Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой» (1986) пишут:

«В доставшемся нам научном наследии имеются два фундаментальных вопроса, на которые нашим предшественникам не удалось найти ответ. Один из них — вопрос об отношении хаоса и порядка. Знаменитый закон возрастания энтропии описывает мир как непрестанно эволюционирующий от порядка к хаосу. Вместе с тем, как показывает биологическая или социальная эволюция, сложное возникает из простого. Как такое может быть? Каким образом из хаоса может возникнуть структура?»

Ответу на эти вопросы они посвятили данную книгу. А мы попытаемся обсудить поставленные вопросы.

Всемирный беспорядок

Согласно 2-му началу термодинамики в изолированных системах с наибольшей вероятностью происходит рассеивание энергии. Она переходит в примитивную тепловую форму. Мерой этого процесса является энтропия.

Следовательно, во Вселенной должны преобладать процессы, направленные в сторону повышения энтропии. Так проявляется, как полагают теоретики, стихийное стремление природы к равновесию. Сложные системы должны в этом случае переходить в более простые, а появление кристалла или, тем более, организма должно вроде бы расцениваться как нечто невероятное, граничащее с чудом.

Однако подобные чудеса происходят постоянно: из расплавленной магмы или растворов рождаются кристаллы, живые существа создают себе подобных. Биосфера до появления цивилизации, глобального техногенеза не деградировала, а развивалась, создавая все более сложные системы.

Закрадывается сомнение: может быть, все дело в том, что теория деградации энергии выведена при изучении механических процессов? Возможно, природа живет как-то иначе, не подчиняясь законам техновещества или даже им наперекор?

Для такого вывода есть веские основания.

2-е начало термодинамики утвердилось в начале XIX века, когда Сади Карно продолжил и обобщил исследования теории тепловых машин, которые вел его отец Лазар. Затем теорию идеальных тепловых машин завершил Р. Клаузиус. И в середине века, когда перешли от идеальных машин к реальным, выяснилось, что механическая работа непременно сопровождается потерей тепла.

У. Томсон распространил этот закон на небесные тела, из которых одни излучают энергию, другие ее поглощают, а затем тоже отдают в виде тепла в окружающее космическое пространство. Со временем во Вселенной должно наступить тепловое равновесие. Это означает прекращение всякого движения, кроме хаотичных тепловых перемещений атомов и молекул. Такова — схематично — теория тепловой смерти Вселенной.

Правда, в XX веке ученые пришли к мысли, что Вселенная расширяется, а через некоторое время, когда иссякнет энергия Большого взрыва, она вновь начнет сжиматься гравитационными силами, пока не станет очередным сгустком первоматерии. В таком случае можно порадоваться, что до тепловой смерти дело не дойдет, хотя бы только по причине опережающего гравитационного коллапса. Тем, кто уверовал в бессмертие своей души, это обстоятельство не прибавит оптимизма.

В общем, первое и второе начала термодинамики в 1865 году Клаузиус сформулировал так:

Энергия мира постоянна.

Энтропия мира стремится к максимуму.

В дальнейшем Л. Больцман толковал 2-е начало как неизбежность перехода систем в более вероятное состояние и выразил такое соотношение в виде формулы. Когда достигнуто наиболее вероятное состояние стабильности, равновесия, симметрии, то система может испытывать некоторые колебания, отклоняясь от «идеала», но будет обязательно тяготеть к нему. Чем больше такое отклонение, тем оно менее вероятно.

Предельно устойчивыми могут быть два противоположных состояния. Первое — при минимальной температуре по абсолютной шкале Кельвина, соответствующей 273°С. Эта температура и принята из тех соображений, что при ней не происходит броуновского движения атомов, они замирают в полном покое. У них максимальна потенциальная энергия и минимальна кинетическая. При высоких температурах ситуация противоположна: атомы и молекулы разрывают свои связи и стремятся к хаосу, который мы отождествляем с состоянием газа или плазмы.

Упорядоченность структур при температуре абсолютного нуля сопоставима со смертью. Считать, что это и есть «полный порядок», можно лишь с иронией. Живой организм, придя в полное равновесие с окружающей средой, становится покойником. Существует выражение: жизнь человека — медленный, но верный путь к смерти.

Однако в действительности жизнь противостоит как полной упорядоченности твердого кристалла или тела при температуре абсолютного нуля, так и полному хаосу броуновского движения, полной свободе составных элементов.

Можно сделать вывод: господство предельно продуманных упорядоченных мертвых технических систем — переход к максимальной упорядоченности. Опасность термоядерной войны, деградация — другая крайность, также отвечающая полному равновесию, но уже с максимальной энтропией, отсутствием всякого порядка. Все это, вроде бы, вполне соответствует тому направлению процессов, которое определяется 2-м началом термодинамики.

Но то, что мы видим вокруг, не подтверждает этого. Мы созданы биосферой и существуем в ней, где в гармоничном динамическом взаимодействии находятся три сферы (твердая, жидкая, газовая) с лучистой энергией, идущей от плазменного тела. Приближается к абсолютному нулю температур космическое пространство. Но наряду с ним существует космический энергонасыщенный вакуум.

Теоретически в мире должен устанавливаться беспорядок или полный покой. Практически ничего подобного в мире нет. Все живые существа (за исключением техногенного человека) противостоят тепловой смерти Вселенной. Почему так происходит? Какие силы, процессы, явления способствуют этому?

Религиозное мировоззрение давно нашло ответ: в мире присутствует Сверхсущество, определяющее всеобщий порядок. Без Его воли и разума воцарился бы хаос. Однако доказать или опровергнуть такую идею нельзя. Она остается вне научной мысли, в области умозрений.

Большинство ученых не желает мириться с постулатом о тепловой смерти Вселенной. Если ее признать без оговорок, то коренные проблемы естествознания и философии — эволюции, создания все более сложных систем, появления человека и развития цивилизации — останутся вне науки.

...В упомянутой книге И. Пригожина и И. Стенгерс сказано: «Ни один из вкладов в сокровищницу науки, внесенных термодинамикой, не может сравниться по новизне со знаменитым вторым началом термодинамики, с появлением которого в физику впервые вошла «стрела времени». Введение односторонне направленного времени было составной частью более широкого движения западноевропейской мысли... Понятие энтропии для того и было введено, чтобы отличать обратимые процессы от необратимых: энтропия возрастает только а результате необратимых процессов».

Надо заметить, что существование необратимых процессов было известно людям с незапамятных времен. Оно очевидно и легко доказуемо на обыденном уровне здравого смысла и простейших наблюдений. Для физики теоретической, в виде формулы, это стало откровением. Невольно задумаешься о странностях научной мысли, замкнутой в узких пределах специализации.

Законы механики Галилея—Ньютона предполагают обратимость времени. Если представить себе процесс сборки какого-то агрегата, то он будет зеркальным отражением во времени процесса его разборки. Правда, в том и другом случае действует живое разумное существо (или существа), без которого ничего подобного не произойдет. И это вполне отвечает мировоззрению Ньютона, для которого помимо механических законов во Вселенной присутствует Бог.

Чтобы избавиться от воли и разума Всевышнего, пришлось внести в механику некоторые существенные дополнения. Как мы уже знаем, они были основаны на изучении технических систем, тепловых машин, потребляющих и вырабатывающих энергию. Можно сказать, что в таких теориях неявно присутствовали воля и разум, но уже не Всевышнего, а человека. Хотя ученые предпочитают придавать своим выводам вид полной объективности.

«Искусственное может быть детерминированным и обратимым, — утверждают Пригожин и Стенгерс. — Естественное же непременно содержит элементы случайности и необратимости. Это замечание приводит нас к новому взгляду на роль материи во Вселенной. Материя — более не пассивная субстанция, описываемая в рамках механистической картины мира, ей также свойственна спонтанная активность. Отличие нового взгляда на мир от традиционного столь глубоко, что... мы можем с полным основанием говорить о новом диалоге человека с природой».

Сильно сказано! Но только удивительным образом тут физик со своей своеобразной картиной мира выступает в образе человека вообще, как олицетворение разума человечества. Любой античный мыслитель пришел бы в изумление оттого, что столь простая, даже примитивная идея выдается за нечто новое и замечательное.

О принципе необратимости и говорить нечего. Абсолютно обратимые процессы выдумали физики, после чего началось их медленное приближение к реальности. Случайность и необратимость — такие же механистичные категории, как детерминированность и обратимость. Тем более что не совсем ясно, что следует понимать под случайностью. Если — хаотичные изменения, то непонятно, как из этого хаоса может возникнуть окружающий нас мир природы, исполненный красоты и гармонии.

Идея «стрелы времени» в космическом масштабе выражается главным образом и недвусмысленно как процесс неуклонного возрастания энтропии в физико-механической модели мира. Часы мира отсчитывают ход деградации материи. Хотя концепции Дарвина и Бергсона предполагают и обратное направление. И. Пригожин и И. Стенгерс пишут:

«Известно, что Больцман с восхищением воспринял идеи Дарвина. По теории Дарвина, сначала происходят спонтанные флуктуации видов, после чего вступает в силу отбор и начинается необратимая биологическая эволюция. Как и у Больцмана, случайность приводит к необратимости. Однако результат эволюции у Дарвина оказывается иным, чем у Больцмана. Интерпретация Больцмана влечет за собой забывание начальных условий, «разрушение» начальных структур, тогда как дарвиновская эволюция ассоциируется с самоорганизацией, с неуклонно возрастающей сложностью».

Склонность физиков рассматривать мир как совокупность научных законов ясно проявляется в этих суждениях. Теория Дарвина представлена в виде неопровержимо доказанной догмы. Хотя она не объясняет даже в самом общем виде неизбежность усложнения организмов, цефализации, что признавал сам Дарвин. Но все это не смущает физиков.

Например, американский ученый Карл Саган писал: «Мутации, случайным образом оказавшиеся полезными, представляют собой рабочий материал для биологической эволюции». Более того: «Умные организмы в большинстве своем лучше выживали и оставляли больше потомства, чем глупые... Общая тенденция представляется совершенно очевидной».

Где же это видано в природе, чтобы наиболее «умные» виды оставляли много потомства и лучше выживали? Наоборот! Как мы уже говорили, естественный отбор на основе случайных изменений благоволит именно к наиболее простым организмам. Скажем, динозавры были для своего времени вершиной цефализации, так же как позже питекантропы, синантропы, неандертальцы. Все эти виды вымерли, тогда как простейшие: черви, насекомые, рыбы продолжают благополучно существовать и размножаться (если в их судьбы не вмешивается техногенез).

В геологии «стрела времени» указывает направление распада радиоактивных элементов. Графически это — нисходящая экспонента, кривая с постоянным замедлением, приближающаяся к нулю. В биологии сходная кривая, но с обратным знаком, показывает скорость размножения организмов в благоприятных условиях среды. По восходящей экспоненте проходила цефализация в геологической истории живого вещества.

В живом организме поражает прежде всего удивительная гармония частей, составляющая единое целое. При чем тут термодинамика и стрела времени? Сам факт размножения организмов (античасы по отношению к распаду радиоактивных элементов) есть изначальное свойство живого. Не так ли обстоит дело и с цефализацией?

«Дарвинизм предполагает случайные изменения, разнонаправленные, — писал в XIX веке биолог, эколог и социолог Н.Я. Данилевский, — а факты говорят о соответственной изменчивости, отражающей некую внутреннюю гармонию организма». Особенно удручал его переход от одной из биологических теорий к попытке (как это делают физики в особенности) объяснить на ее основе все многообразие живой природы: «Каким жалким, мизерным представляется мир и мы сами, в коих вся стройность, вся гармония, весь порядок, вся разумность являются лишь частным случаем бессмысленного и нелепого; всякая красота — случайной частью безобразия; всякое добро — прямою непоследовательностью во всеобщей борьбе, и космос — только случайным частным исключением из бродящего Хаоса».

Впрочем, не будем сопоставлять формальные физико-математические модели с живой и непостижимо сложной, многообразной Природой. Согласимся с тем, что они ведут интеллектуальную игру по своим правилам с целью создать непротиворечивую модель того, что они считают Мирозданием. Однако некоторые правила этой игры, тем не менее, вызывают немалое недоумение.

Начнем с того, что «стрела времени» подозрительно напоминает абсолютное время Ньютона, которое физики с ликованием изгнали вон во имя торжества теории относительности. В геохронологии признана шкала абсолютного времени, составленная по скорости распада радиоактивных элементов и соотношения изотопов. Астрофизическая космохронология, подсчитывающая время существования Вселенной, безусловно абсолютная.

Может ли Хаос породить порядок?

Очень непросто преодолеть ограничения, накладываемые Вторым началом термодинамики на процессы, происходящие в природе. Каким образом из хаоса могут возникать, развиваться, действовать, а то и процветать упорядоченные структуры типа живых организмов?

Как мы уже знаем, подсчеты показали, что вероятность подобных событий близка к нулю. С формальной точки зрения даже такая вероятность оставляет некоторую надежду на реализацию редчайшего события. С позиции здравого смысла вера в чудо имеет сугубо религиозную основу.

И. Пригожин постарался доказать, что хаос способен порождать порядок. В предисловии к упоминавшейся выше книге «Порядок из хаоса» Олвин Тоффлер написал: «По мнению Пригожина и Стенгерс, энтропия — не просто безостановочное соскальзывание системы к состоянию, лишенному какой бы то ни было организации. При определенных условиях энтропия становится прародительницей порядка».

Вот как пересказал О. Тоффлер суть теории И. Пригожина и его школы: «Некоторые части Вселенной действительно могут действовать как механизмы. Таковы замкнутые системы, но они в лучшем случае составляют лишь малую долю физической Вселенной. Большинство же систем, представляющих для нас интерес, открыты — они обмениваются энергией или веществом (можно было бы добавить — и информацией. — Р.Б.) с окружающей средой. К числу открытых систем, без сомнения, принадлежат биологические и социальные системы...

...Открытый характер подавляющего большинства систем во Вселенной наводит на мысль о том, что реальность отнюдь не является ареной, на которой господствует порядок, стабильность и равновесие: главенствующую роль в окружающем нас мире играют неустойчивость и нерав-новесность...»

Прервем цитату. Вспомним, что многие мыслители прошлого восхищались красотой и гармонией природы. Теперь пришел черед отмечать господство хаоса и неустойчивости. Вряд ли это объясняется единственно развитием научно-философской мысли. Создается впечатление, что таково воздействие на ученых окружающей социальной среды, техносферы, современной цивилизации.

«Если воспользоваться терминологией Пригожина, — продолжим изложение Тоффлера, — то можно сказать, что все системы содержат подсистемы, которые непрестанно флуктуируют. Иногда отдельная флуктуация или комбинация флуктуаций может стать (в результате положительной обратной связи) настолько сильной, что существовавшая прежде организация не выдерживает и разрушается. В этот переломный момент (который авторы книги называют «особой точкой» или «точкой бифуркации») принципиально невозможно предсказать, в каком направлении будет происходить дальнейшее развитие: станет ли состояние системы хаотическим или она перейдет на новый, более дифференцированный и более высокий уровень упорядоченности или организации, который авторы называют «диссипативной структурой»». (Физические или химические структуры такого рода получили названия диссипативных потому, что для их поддержания требуется больше энергии, чем для поддержания более простых структур, на смену которым они приходят. — Р.Б.)

...Пригожин подчеркивает возможность спонтанного возникновения порядка и организации из беспорядка и хаоса в результате процесса самоорганизации».

Пока дело сводится к физико-математическим моделям, складывается достаточно убедительная теоретическая концепция. Ситуация меняется, когда начинается приложение формализованной модели к природным явлениям.

Пригожин и Стенгерс утверждают, что истории присуща «фундаментальная неопределенность». И продолжают: «В качестве символа мы могли бы использовать явно случайный характер массовой гибели в меловой период живых существ, исчезновение которых с лица Земли расчистило путь для развития млекопитающих — небольшой группы крысообразных животных».

Авторы даже не поинтересовались идеями палеонтологов, более двух столетий размышлявших над загадкой вымирания не только динозавров, а множества групп животных и растений. Никто из специалистов не предполагал, что такие явления, сопровождающие всю геологическую историю живых организмов, совершаются случайно. Правда, гипотез на этот счет предложено немало, а убедительная теория еще не сформирована.

Но в любом случае вряд ли следует говорить о фундаментальной неопределенности и случайности. Все совершается вполне определенно и закономерно, надо лишь уметь вести диалог с природой такой, какая она есть, а не с той, которая возникает в специфических теориях и моделях.

Сама по себе идея «бифуркаций» и их роли в биологической, социальной, интеллектуальной эволюции логична. Она многое объясняет, хотя лишь в самом общем виде, формально, вне связи с природными процессами. Она вряд ли может претендовать на решение фундаментальных проблем бытия. О критических состояниях открытых систем писал еще в начале XX века А.А. Богданов, которого по праву следовало бы считать основоположником теории систем, кибернетики, информатики.

О том, что из хаоса можно сформировать упорядоченные структуры, что можно преодолеть запрет 2-го начала термодинамики писал еще Дж. Максвелл. Он придумал «демона», способного сортировать хаотично движущиеся частички, отбирая наиболее энергичные, «горячие», быстрые. В таком случае вместо равномерного распределения энергии в системе возникнет разность потенциалов и она будет способна совершать полезную работу.

Но на такого «демона» придется затрачивать определенную долю энергии, да и его самого еще надо создать. В конечном итоге овчинка выделки не стоит. По этой причине люди вынуждены использовать «энергетические концентраты» (уголь, нефть, горючий газ, дрова, торф, радиоактивные вещества), а не эксплуатировать гигантские запасы тепла, рассредоточенные в атмосфере, океане, земной коре.

А нужен ли вообще какой-нибудь крохотный демон, наводящий порядок в микромире? Строение элементарных частиц и атомов определяет их упорядоченные соединения. Но главное, и это почему-то забывается: в окружающем нас мире, в космосе и на Земле явно преобладает гармония!

Идея о господстве хаоса, где, как по волшебству, сами собой возникают и устойчиво существуют, усовершенствуясь, очаги порядка, организованности — это научный миф, завораживающий ученых. Под его влиянием они пытаются придумывать сложные теории, отдаляясь от реальности. Поэтому им приходится мириться с нелепым образом мира, лопнувшего, как пузырь. Но можно ли придумать иные концепции без ссылок на Бога или неведомый Разум Вселенной, не отвергая достижения науки?

Янус-космология

Под таким названием бывший советский молодой ученый В.А. Лефевр предложил модель нашего мира на основе некоторых положений теории игр. Суть ее такова. Вселенная схематизируется в виде листа

Мёбиуса, имеющего, как известно, две плоскости («верх» и «низ») и лишь одну сторону. Следовательно, не исключено существование антиподальных миров, находящихся в пределах одной плоскости.

В таком случае прогресс, увеличение сложности на одной плоскости, соответствует антипрогрессу и уменьшению сложности (увеличению энтропии) — на противоположной. Развитие или деградация зависят от того, к какой из двух плоскостей относится объект и познающий субъект.

Цивилизация в рамках Янус-космологии уподобляется области, где организованность одной системы (скажем, техносферы) растет, тогда как «антисистемы» (биосферы) уменьшается. И во Вселенной можно вообразить подобное двуединство противоположностей: с одной стороны, постоянное возрастание энтропии, с другой — соответствующее ее уменьшение.

Еще в середине XX века некоторые ученые пытались обосновать идею антимиров в микромире. Немец Е. Штюкельберг в 1941 г. и американец Р. Фейнман 8 лет спустя, вслед за М. Планком, представили античастицы как объекты («белые дыры») с отрицательно направленным временем по отношению к частицам. В физике данная гипотеза не укоренилась. Во-первых, в ней нет никакой необходимости. Во-вторых, различие в зарядах еще не свидетельствует о разном направлении времени.

Винер, проведя мысленный эксперимент, пришел к выводу, что мы не в состоянии контактировать с гипотетическими разумными обитателями антимира, где время течет вспять. Наш процесс планомерного созидания представлялся бы им стихийной деградацией. Подобные антиподы во времени с трудом укладываются в нашем сознании. Да и где им находиться в реальном пространстве?

Ответив на этот вопрос, можно было бы объяснить возрастание энтропии в нашем мире ее уменьшением в мире ином. Преодолевается ограничение, налагаемое на Вселенную вторым началом термодинамики!

На роль «антипространства» может претендовать космический вакуум — энергонасыщенная среда, в которой пребывает видимый нами мир. Из вакуума при определенных условиях материализуются частицы и античастицы. Они уменьшают в данных точках его «плотность».

(Нечто подобное формированию кристаллов в насыщенном растворе. Достаточно небольшой порции энергии, сотрясения, сцепления нескольких молекул при столкновении, чтобы начался процесс. Сначала была жидкость, а теперь, кроме нее, возникли твердые тела.)

Чем сложней и «массивней» становятся объекты видимого нами мира, тем более деградирует и обедняется энергией космический вакуум. Время нашего мира — антивремя вакуума, рост энтропии у нас — увеличение антиэнтропии «там».

В Янус-космологии четырехмерный наблюдаемый мир (материальный) совмещен с четырехмерным антимиром вакуума. Возникает образ Вселенной, имеющей по меньшей мере восемь измерений. В то же время (опять эта многоликая категория!) в единой системе существует бесчисленное множество подсистем разного уровня и пространственно-временного масштаба.

Такова одна из мысленных моделей. Весьма вероятно, что различных моделей, сосуществующих в сфере информации, может быть несколько. Многовариантная Вселенная!

В небольшой главе у нас нет возможности более основательно проанализировать эту гипотезу. Она не столь легковесна и туманна, как может показаться на первый взгляд, но, к сожалению, у меня нет достаточной квалификации, чтобы доработать ее до качества научной теории.

...Гипотеза постоянного рождения и аннигиляции материальной составляющей Вселенной из вакуума при фотосинтезе первичных элементарных частиц во все более сложные структуры находится в некотором противоречии с отдельными признанными физическими теориями и гипотезами. И это неплохо. Подобные противоречия — залог перемен. Преодолевая их, научная мысль откроет новые горизонты познания.

Идея светорождения метагалактики, извечных переходов массивного вещества в энергию и аннигиляции, эволюционных изменений вакуума открывает возможность действительно нового диалога с природой. Он может оказаться чрезвычайно плодотворным. Вспомним первую главу данной книги, посвященную Николе Тесле. Не надеялся ли он черпать энергию из «эфира», энергетического океана вакуума? Это не исключено. Хотя его попытки, судя по всему, были тщетными.

Если материальные объекты состоят из частиц и античастиц, то есть надежда добывать путем аннигиляции колоссальное количество энергии, используя минимум вещества. (Я попытался более основательно изучить такую возможность, но это уже другая тема.)

Тотчас возникают роковые вопросы: для каких целей будет использоваться эта энергия? И не создадут ли прежде всего те же США аннигиляционную бомбу? Как они распоряжаются новейшими видами оружия для своих корыстных целей, хорошо известно.

Одни лишь опыты по ее созданию рискуют обернуться глобальной катастрофой. Как знать, не охватит ли процесс аннигиляции всю биосферу, и тогда вспыхнет наша Земля как сверхновая звезда...

Ничего невероятного в таком предположении нет. Среди ученых за последние десятилетия распространилась мания всезнания. Большинство из них уверовало в то, что уже открыты едва ли не все фундаментальные законы природы и остается лишь их уточнять и несущественно дополнять. Теряется ощущение океана незнания, в котором пребывают островки научных знаний.

Трудно сказать, насколько перспективна космогония, основанная на гипотезе материи, состоящей из частиц и античастиц, образующих единые структуры. Об этом должны судить специалисты, но только не под первым впечатлением по принципу «мы же знаем, что так не должно быть, согласно современной науке».

Предложенная идея достойна более вдумчивого и доброжелательного анализа. Она не может претендовать на объяснение структуры и динамики видимой нами метагалактики. Ее главнейшая задача, равно как других альтернативных космогоний: показать принципиальную неопределенность наших представлений о таких грандиозных сущностях, как пространство и время, частицы и античастицы, вакуум, жизнь, разум, Вселенная.

В космогонических мифах древности нередко присутствуют загадочные образы и многозначительные символы. Быть может, наиболее мудро выражено это в одном из гимнов Ригведы, которому не менее трех тысячелетий. В нем запредельность первоначального облика мира признана непостижимой не только для ограниченного человеческого разума, но и для богов:

Тогда не было ни сущего, ни не сущего...

Тогда не было ни смерти, ни бессмертия; не было Различия между ночью и днем.

Без дуновения само собой дышало Единое...

Кто поистине знает, кто теперь бы поведал,

Откуда возникло это мирозданье?

Боги [появились] после сотворения его.

[Но] кто же знает, из чего оно возникло?

Из чего возникло это мирозданье, создал ли [Кто его] или нет?

Кто видел это на высшем небе,

Тот поистине знает.

[А] если не знает?

Этот миф насыщен идеями в отличие от современных космогоний, разработанных формально, механически, на физико-математической основе. Он предполагает существование Неведомого и расширяет горизонты познания до неопределенных пределов.

В модели расширяющейся Вселенной (куда расширяется? в какое инобытие?), где порядок самопроизвольно возникает из хаоса, вполне логично присутствует «стрела времени». Предположим, она определяет направление эволюции, переходов от простого к все более сложному, упорядоченному. Но разве нет «антистрелы времени», показывающей процессы распада, роста энтропии?

Если этого не учитывать, то придется выбрать что-то одно: либо всеобщий прогресс, либо всеобщая деградация (если не в абсолютном проявлении, то как преобладающие процессы).

Как бы ни разрешали такую дилемму теоретики, обыденное сознание, пресловутый жизненный опыт со своим здравым смыслом (у многих он, увы, не вполне здравый) подсказывает нам один ответ. Он прост и очевиден: идет непрерывный прогресс в природе (эволюция от простейших организмов до человека разумного), в истории общества (смена формаций от первобытного анархизма до буржуазной и народной демократии) общественной жизни, в науке и технике.

Тут есть над чем подумать.

Вселенская поступь прогресса

«Все к лучшему в этом лучшем из миров!»

Так принято было думать со времен европейского Просвещения, вслед за великим мыслителем Лейбницем (его личный опыт вполне доказывал данную максиму).

Вольтер высмеял его идею в превосходной философской повести «Кандид»; убедительно опроверг ее художественным методом. Однако успехи науки и промышленности, покорение природы подтверждали гипотезу Лейбница. Вопреки христианскому догмату о Страшном суде и конце мира в среде интеллектуалов утверждалась концепция постоянного неизбежного прогресса в природе и обществе. Вперед и выше!

Увы, не все так просто.

Итальянский философ Джамбаттиста Вико в 1725 году издал «Основания новой науки об общей природе наций», в которых обосновал три фазы каждого цикла развития и деградации: эпохи богов, героев и людей. После господства патриархального уклада и теократии устанавливается аристократическое государство с культом героической личности. Оно вырождается в монархию или демократию, при которых растут противоречия внутри общества, слабеют гражданские и патриотические чувства, начинается деградация личности, преобладание эгоистических устремлений. В результате общество приходит в состояние хаоса. С этого может начаться новый цикл развития.

Общественный организм получается аналогичным человеку, в жизни которого наблюдаются стадии подъема, расцвета и деградации. В отличие от конкретного организма, общество имеет возможность преодолеть кризис и возродиться, перейдя в новое состояние... Какое? На более высокой или низкой ступени развития?

Так возникает фигура спирали — восходящей или нисходящей (сочетание кругового и поступательного движений).

Здравый смысл подсказывает: спираль должна быть восходящей. Ведь каждое поколение опирается на достижения предыдущих, получает в наследство комплекс объектов материальной и духовной культуры, внося свой вклад и передавая это общее достояние потомкам.

В конце XVIII века трудами великих натуралистов Кювье, Бюффона и Ламарка научно подтвердилось библейское предание о последовательных актах творения, но без Всевышнего творца, силами природы. Данные палеонтологии ясно свидетельствовали о том, что чем ниже залегают слои осадков, а значит, чем они древнее, тем примитивней встречаемые там отпечатки и окаменелости животных.

Геолог Лайель и биолог Дарвин окончательно выстроили основную линию эволюции видов земных организмов. Происхождение человека от обезьяноподобного предка стало еще одним доказательством биологического прогресса. (Только в легенде одного африканского племени, переложенной на стихи Р. Киплингом, люди представлены поглупевшими обезьянами, которые оторвали себе хвосты и променяли свободу на заботы и работу.)

Любопытное обстоятельство: едва ли не все крупные ученые признали совершенно верной теорию прогрессивной эволюции в природе и распространили эту идею на общество — науку, технику, промышленность, законодательство, нравственность. Ведь все постепенно, а то и быстро усовершенствуется, улучшается...

Тут-то бы и задуматься: ведь и паралич бывает прогрессивным!

Необычайно бурно развивается техника уничтожения любых форм жизни, все шире распространяются пустыни и очаги загрязнения в биосфере, все больше накапливается ядовитых отходов, истощаются и вырабатываются напрочь месторождения полезных ископаемых.

Все это происходит бурно, развивается. Сами по себе, в абстракции, такие процессы могут считаться проявлением своеобразного прогресса. Но ведь они усиливают, в частности, лихорадку погоды и климата, — тяжелый недуг всей земной природы, биосферы.

Специалисты, привыкшие к формальным показателям, считают подобные негативные процессы досадными издержками всеобщего развития. Странно, что никто из них даже приблизительно не подсчитал соотношение полезных и вредных воздействий человека на биосферу. Все представлялось настолько очевидным, что сомнения отбрасывались вопреки требованиям научного метода.

Казалось бы, кто-то, а уж выдающиеся ученые прекрасно знали: далеко не всегда разумно полагаться на очевидность. Однако эмоции исподволь воздействуют на рассудок. И если мыслитель уверовал в прогресс, то найдет сотни примеров, его подтверждающих, не обращая внимания на тысячу — опровергающих.

А вот мнения философов не были столь единодушны. Встречались среди них и те, кто не признавал идею прогресса. Но все-таки преобладали оптимистичные взгляды. Попытку объективно осмыслить общий ход мирового процесса и место в нем человека предпринял в конце XVIII столетия великий немецкий мыслитель Иоганн Готфрид Гердер в работе «Идеи к философии истории человечества».

Он начал с общего обзора эволюции жизни: «Множество растений произведено было на свет и погибло, прежде чем создалось первое животное образование; и здесь насекомые, птицы, водяные и ночные животные предшествовали более развитым созданиям дня и земли, и только затем выступил на Земле венец органического строения — человек, микрокосм. Он был сыном всех стихий и веществ... и чтобы зачат и воспринят он был, потребовалось множество процессов и переворотов, свершившихся на Земле».

Казалось бы, определилось главное направление биологической эволюции. Но значит ли это, что существование «венца творения» великолепно и счастливо? Гердер ответил: «Везде, где живет человек, он — господин и слуга природы, самое любимое ее дитя, а вместе с тем иной раз и жестоко казнимый раб».

Гердер не был склонен превозносить систему государственности. По его словам, «множество живущих на земле народов и знать не знают о государстве и тем не менее живут более счастливо, чем какой-нибудь распятый на кресте своих забот благодетель государства». Если всякое благоустроенное государство — машина, то «что за счастье служить простым винтиком в такой машине и ни о чем не думать?»

«Дикарь, спокойно и радостно любящий жену, детей, — пишет Гердер, — ограниченный в делах, болеющий за судьбу своего рода, словно за себя самого, — это существо в своем бытии подлиннее той культурной тени от человека, что воспламеняется любовью к тени всего рода человеческого, то есть к названию, слову. В бедной хижине дикаря найдется место для чужестранца, которого он гостеприимно встретит, как брата, встретит спокойно и добродушно, не поинтересовавшись даже, кто он такой и откуда пришел. А бескрайне разлившееся сердце праздного космополита — это хижина, куда не войти никому».

Тут есть немалая доля полемического преувеличения, но суть верна. Как подлинный гуманист, он совершенно справедливо отметил, что «на протяжении веков цель объединенной Европы состоит в том, чтобы тиранить народы Земли». Он не остановился на этом, показав глубокую безнравственность распространенных представлений о том, что беды и трудности предыдущих поколений призваны обеспечить благообильное существование ныне живущих:

«О, вы, люди Земли, что в течение целых эонов населяли Землю и уходили в небытие, вы лишь удобрили почву прахом своим для того, чтобы потомки ваши в конце земных времен осчастливлены были европейской культурой, — но чем эта гордая мысль не оскорбление величества Природы?

Если есть счастье на Земле, то оно в каждом чувствующем существе, более того, счастье в нем — от природы, и даже искусство, способствующее счастью, сначала должно стать в нем природой. Мир блаженства — в каждом человеке: в душе его — форма, ради которой он создан, в чистых очертаниях он только и может обрести свое счастье. Вот именно для этого и исчерпала природа на Земле все возможности человеческих форм; всякий человек на своем месте и в свое время должен был насладиться обманчивым счастьем, без которого трудно было бы смертному пройти путем своей жизни».

С нравственных позиций идею прогресса категорически отвергал оригинальный русский мыслитель Н.Ф. Федоров: «Прогресс состоит в сознании превосходства, во-первых, целым поколением (живущим) над своими предшественниками (умершими) и, во-вторых, младшим над старшими». Происходит разобщение поколений, а значит, и всего общества. «Прогресс есть именно та форма жизни, при которой человеческий род может вкусить наибольшую сумму страданий, стремясь достигнуть наибольшей суммы наслаждений... Прогресс как отрицание отечества и братства есть полнейший нравственный упадок...

Прогресс делает отцов и предков подсудными, а сынам и историкам дает суд и власть над ними: историки — это судьи над умершими, т.е. над теми, которые уже понесли высшую меру наказания, смертную казнь, а сыны — судьи над еще не умершими».

В полемике с известным социологом Н.И. Кареевым Федоров критиковал его взгляды на цели общественного прогресса, которые сводятся к формированию развитой и развивающейся личности при наибольшей мере свободы, доступной человеку. Ведь это — апофеоз разъединения, «наименьшая степень братства». Досталось и социодарвинистам: «Если борьба за существование, т.е. борьба между людьми за вещь, признана условием прогресса, то вещь как цель должна быть предпочтена людям как средству; каждый и ценит других людей лишь как союзников в деле приобретения вещи».

Н.Ф. Федоров критерием прогресса человеческого общества считал проявление чувства совестливости, благодарности, братства, взаимопомощи, отбрасывая как ложные и вредные принципы материального благосостояния, приобретения вещей, богатства, власти над другими людьми, а также накопления знаний. Статью о Всемирной выставке в Париже он назвал так: «Выставка 1889 года, или наглядное изображение культуры, цивилизации и эксплуатации. Юбилей столетнего господства среднего класса, буржуазии или городского сословия... Что XIX век завещает XX?».

Он признал «прогресс промышленно-торговый, постоянно усиливающий внутреннюю борьбу, и прогресс полицейско-судебных учреждений...» Таким образом, цивилизация представляет собой «не братство, а гражданство; не отечество, а безродное государство»; в наивысшей степени технический прогресс выражен в создании орудий войны. «Выставка и должна быть изображением трех прогрессов: милитарного, юридического и экономиче-ско-индустриального». Он сделал вывод: «Всемирная выставка, эта гигантская суета сует, поглощающая все силы души, не дает ни места, ни времени даже мысли о Боге, не говоря уже о деле, об исполнении заповеди управления слепыми силами, которое только и освободит нас от ига этой силы и всяческой суеты...

Развивая во всей силе соблазнительную привлекательность внешности, наружной стороны вещей, выставка возбуждает аппетиты стяжания, хищения, кражи, наживы и всякого рода нечистые пожелания, она вселяет зависть, вражду в людях друг к другу, возбуждает сословие на сословие... сынов на отцов, восстанавливает народ на народ, царство на царство, вооружая их истребительнейшими орудиями».

Что ж, разве не таким оказался завет XIX века XX? Не прав ли был наш мыслитель, предвидевший создание алчного общества потребления с его взаимной враждой и двумя страшнейшими мировыми войнами, не говоря уже о локальных, не прекращающихся по сей день?

В конце XIX века публицист и психиатр Макс Нордау (Симон Зюдфельд) издал книгу с недвусмысленным названием «Вырождение». Свой прогноз на XX век он начал так: «Мы окончили продолжительное и печальное обозрение больницы, какую ныне представляет если не все цивилизованное человечество, то, по крайней мере, высшие слои населения больших городов. Мы изучили разнообразные формы, принимаемые вырождением и истериею в искусстве, поэзии и философии».

Он дал диагноз духовной болезни верхних слоев общества: «Слабость воли, невнимательность, преобладание эмоции, неполное сознание, отсутствие сострадания и участия к миру и человечеству, наконец, искажение понятий о долге и нравственности» (он еще писал об извращении инстинктов, стремлении к наиболее сильным впечатлениям, склонности к скабрезным представлениям и пошлости). Некоторые явления он предвидел, например, гомосексуальные браки; распространение самых убогих суеверий с появлением колдунов, гадальщиц, астрологов, заклинателей; массовую наркоманию, распад литературных и художественных форм.

Несмотря на все это, он предположил, что подобные напасти будут преодолены, «болезни века» удастся вылечить. Сейчас, из XXI века, подобные надежды представляются наивными. Вырождение цивилизации распространилось от верхних слоев общества к нижним. Духовная эпидемия захватывает все новые страны и народы. С наибольшей силой она проявилась при крушении СССР.

...У авторитетного британского историка Арнольда

Тойнби в книге «Постижение истории» есть главка «Цивилизация как регресс». Имеется в виду деградация религиозного сознания. В этом аспекте его мнение напоминает концепцию Вико об эпохах богов, героев и людей.

По словам Тойнби, «цивилизации третьего поколения представляют собой регрессивное явление относительно высших религий, поднявшихся из руин цивилизаций предыдущего поколения; ...мирское падение ныне живущих должно судить с точки зрения тех условий, которые они сумели создать для жизни души. А с этой точки зрения их вряд ли можно будет оценить достаточно высоко».

Идет отступление от канонических идеалов: «Христианская церковь, например, открыла себя для обвинений в том, что она присвоила священство и фарисейство иудеев, политеизм и идолопоклонство греков, ростовщичество римлян. Можно, пожалуй, сказать, что в результате получилось нечто прямо противоположное тому первоначальному облику церкви, которая рассматривала Бога как «дух истины» [Иоанн 4, 24], где социальный раскол между классами и государствами уравновешивался единением сердец в царстве Любви («где нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» [Кол. 3, 11]. Махаяна и индуизм... уязвимы для критики в не меньшей степени. А об исламе можно с большим сожалением сказать, что уже сам его Основатель предал собственные идеалы, став правителем агрессивного государства».

По мнению Тойнби: «Возрождение мертвой цивилизации порождает «регресс» живой высшей религии, и, чем дальше заходит этот процесс, тем интенсивнее происходит скольжение назад».

Можно возразить. Во-первых, сам историк предполагает переход от низших религий к высшим, что уже предполагает прогресс. Во-вторых, если на более высокой ступени религиозного сознания ухудшились условия «для жизни души» (с чем нетрудно поспорить), то при этом необычайно распространились «высшие религии» на Земле; количественный показатель демонстрирует прогресс. В-третьих, за последние столетия религиозные гонения и войны сходят на нет.

Тойнби не отметил объективный характер регрессивных изменений. Когда церковь превращается в мощную организацию, объединяющую — пусть в значительной мере формально — миллионы людей, она вынуждена жить по законам иным, чем небольшие группы верующих. В духовной культуре значительное место стали занимать философия и наука, что сказалось на положении религии.

Есть еще одна сторона проблемы развития общества, о которой так отозвался русский историк и философ Лев Платонович Карсавин: «Какую бы сторону развития мы ни брали, во всякой легко показать недоказуемость прогресса. В одних отношениях прогресс как будто есть; зато в других несомненен регресс. Появляются новые науки, т.е. дифференцируется наука прошлого и вместе с тем исчезает единство знания... Происходит накопление знаний, но они становятся разрозненными и отдельным человеком не объемлемыми. Появляются специалисты, исчезает человек энциклопедической культуры...

Усложняется социальная жизнь — теряется ее единство, и борьба классов заступает место гармонически согласованной деятельности. Дифференцируется производство... за счет превращения в узких специалистов, за счет умственного и нравственного отупения его участников. Растет техника — падает искусство... Организуемая человеком материя (а это и есть машина) его порабощает».

Общий его вывод: «Из теории прогресса вытекает глубокое пренебрежение к прошлому: к религиозным исканиям, к философии, к науке, к технике прошлого. Такое пренебрежение есть отрицание истории, отказ от основных принципов ее — от самоценности всякого момента...

Последовательное (хотя бы и бессознательное) отождествление идеала прогресса с идеалом современности должно обесценивать и будущее». Ибо при этом предполагается, что грядущие поколения будут непременно исповедовать те же идеалы, что и нынешние теоретики. Отрицает идея прогресса и настоящее, считая его лишь средством достижения будущего».

Взгляд на историю человечества может быть и вовсе печальным с долей ужаса и отвращения. Я имею в виду высказывания Артура Шопенгауэра. Вот некоторые из них.

«История, изображая жизнь народов, только и рассказывает нам про войны и возмущения: мирные годы проскальзывают кое-когда как краткие паузы, как антракты. Точно так же и жизнь каждого отдельного человека есть непрестанная борьба, и не только в переносном смысле — с нуждою или со скукою, но и в прямом — с другими людьми».

«Работа, беспокойство, труд и нужда есть во всяком случае доля почти всех людей в течение всей жизни. Но если бы... человеческий род переселить в ту благодатную страну, где в кисельных берегах текут молочные реки... то люди частью перемерли бы со скуки или перевешались, частью воевали бы друг с другом... и причиняли бы себе гораздо больше страданий, чем теперь возлагает на них природа. Следовательно, для них не годится никакое иное поприще, никакое другое существование».

«Свои потребности... человек усиливает преднамеренно, чтобы повысить наслаждение; отсюда роскошь, лакомства, табак, опиум, крепкие напитки, пышность и все, что сюда относится... У человека к половому удовлетворению примешивается только одному ему свойственный весьма капризный выбор, который иногда вырастает в более или менее страстную любовь, которая становится для него источником долгих страданий и кратковременных радостей...»

«Человек есть в сущности дикое, ужасное животное. Мы знаем его только в укрощенном состоянии, которое называется цивилизацией; поэтому нас ужасают случайные взрывы его натуры...

Никакое животное никогда не мучит только для того, чтобы мучить; но человек делает это — что и составляет сатанинскую черту его характера...»

«Мера страдания в человеке увеличивается гораздо значительнее, чем мера наслаждения, чему способствует то обстоятельство, что он имеет действительное понятие о смерти...»

«С возрастанием познавания, по шкале животности, пропорционально возрастает и боль».

Такова сумма доводов, опровергающих идею прогресса общества и личности. Ибо если цивилизация придумала законы и содержит армии вооруженных полицейских и военных для того, чтобы держать людей «в намордниках», заставляет их сдерживать злобные инстинкты, и все равно совершается огромное число преступлений, да еще все более изощренных и страшных, то придется согласиться с Шопенгауэром в его заключении: «Все, о чем повествует история, это в сущности только тяжелый, долгий и смутный кошмар человечества».

С развитием цивилизации становятся разрушительнее войны и внутренние конфликты, увеличивается количество и разнообразие преступлений. Явный прогресс, но только не добра и человечности.

...Так что же, в природе закономерно возрастает порядок, возникая из Хаоса по схеме И. Пригожина?

Нет, в природе и обществе сложное появляется не из простого, и в более сложной среде. Так плод растет в утробе матери, человек возник и существует в биосфере, а она находится в мироздании, космосе, где господствует порядок. И порой развитие одной системы (цивилизации, например) сопровождается деградацией другой, более сложной — земной области жизни, биосферы.

Глава 9 Плиты, придавившие геологию



Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик —

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык...

Они не видят и не слышат,

Живут в сем мире, как впотьмах,

Для них и солнцы, знать, не дышат, И жизни нет в морских волнах...

Не их вина: пойми, коль может, Органа жизнь глухонемой!

Души его, ах! не встревожит И голос матери самой!..

Федор Тютчев

Погоня за новизной

Человечество стремится в космос, но знает ли оно свою родную планету? Случайно ли почти все народы и мыслители издавна называли ее матерью? Мы обязаны ей жизнью своей, но знаем ли, как она живет?

Могли ли появиться на мертвой планете живые организмы? Почему растут горы, блуждают по континентам моря, возникают прекрасные кристаллы и месторождения полезных ископаемых?

Во второй половине XX века появилась теория, которая, по мнению многих специалистов, объясняет все основные особенности динамики Земли. Остается только развивать ее в деталях. Вот высказывание авторитетного советского геолога академика В.Е. Хайна. Полтора десятилетия назад он писал:

«В геологии... произошла настоящая научная революция. Появилась новая теория развития земной коры, получившая название «тектоники литосферных плит»...

За короткий срок эта новая теория, сформулированная в основном американскими и английскими геофизиками и геологами, обросла солидными доказательствами... Ныне во всем мире она завоевала статус ведущей геологической теории...

И только в нашей стране новая теория была встречена настороженно, а поначалу в некоторых кругах даже враждебно... До сих пор печатаются резко направленные против тектоники плит статьи, книги».

К концу века в нашей стране произошел невиданный упадок производства, научной мысли. По-видимому, это способствовало тому, что глобальная плитотектоника — создание западных ученых — выступила в роли неопровержимой истины. Ее срочно ввели в учебники для средней и высшей школы как новейшую и прогрессивную, единственно верную.

Сейчас вряд ли кто-нибудь, кроме геолога «старой закалки», отдает себе отчет в том, что это — научный миф XX века.

Четверть века назад известный советский геолог, член-корреспондент АН СССР Н.Б. Вассоевич с возмущением рассказал мне о том, что в МГУ студенты и аспиранты освистали профессора В.В. Белоусова, критиковавшего глобальную тектонику плит.

Я был в недоумении:

— Почему же начинающим геологам не объяснили, что гипотез и теорий в науках о Земле множество? Модные идеи редко бывают лучшими. И вы сами, ученый с мировым именем, создатель учений о ритмичных флишевых слоях и о происхождении нефти, почему вы не разъясняете своим студентам, что это — не более чем гипотеза?

Ответ был неожиданным:

— Вы наивный человек. Меня сочтут ретроградом, еще и освистают.

Оказывается, не слишком оригинальная заморская идея прочно завладела умами наших интеллектуалов. Говорю — не оригинальная, потому что уже тогда был хорошо знаком с теорией А. Вегенера о движении материков и беседовал с отечественным ее разработчиком, учеником и другом В.И. Вернадского Борисом Леонидовичем Личковым.

«Классические» мобилисты разрабатывали сложную и достаточно убедительную концепцию перемещения материков и островных дуг, но не плит. Гигантские глыбы континентов обладают характерными особенностями строения, динамики, состава, истории, принципиально отличаясь от земной коры, подстилающей океаны. Плитотектоника этого не учитывает. Таково ее принципиальное отличие от теории Вегенера.

Тектоника плит уподобляет земную кору ледяному полю в полярном море, разбитому трещинами, с вмороженными глыбами айсбергов. (Сходство усугубляется тем, что подстилает земную кору более вязкая податливая астеносфера, в которую глубоко погружены континенты.) Но такое упрощение не учитывает важного факта: айсберги — это обломки ледников, сползающих в море. По строению, составу и происхождению они не похожи на ледяные поля, которые «вымораживаются» из морской или речной воды.

Земная кора разделяется на два глобальных типа: континентальную и океаническую. А в плитах они объединены. Но такая несуразность не смутила тех, кто с восторгом принял эту гипотезу. Почему?

Проще всего сослаться на погоню за новизной. Популяризаторы науки с некоторых пор гоняются за сенсациями, сколь бы сомнительными они ни были. Да и ученых подчас поражает неожиданная (для них) идея. Хотя о горизонтальном перемещении материков писали многие ученые, включая «отца геологии» Чарлза Лайеля. Он отдал предпочтение вертикальным движениям земной коры, не отрицая и горизонтальные.

Многие тысячи геологов, основательно изучившие все континенты, пройдя их вдоль и поперек, на бесчисленном количестве фактов убедились в правильности его выводов. В начале XX века А. Вегенер опубликовал работу, где доказывал возможность горизонтального дрейфа махериков. Его теория была нова, хотя и в ней признавался приоритет вертикальных движений земной коры, определяющих геологические особенности континентов.

Почему же плитотектонику восторженно восприняли не только учащиеся или дилетанты, но и большинство специалистов?

...Американские и английские ученые в конце XIX века приступили к изучению океанического дна. Они бороздили моря и океаны, собирая образцы со дна, буря скважины, «просматривая» геофизическими приборами недоступные подводные недра.

Выяснилось, что рельеф океанического дна изборожден большими и малыми морщинами, трещинами, рассечен гигантскими «шрамами» — рифтами. Одна из них протягивается с севера на юг через середину Атлантического океана и переходит в Индийский. Вдоль рифтов располагаются подводные горные хребты, вулканы. Возникло предположение, что здесь раздвигается земная кора, а зияющая «рана» постоянно заполняется все новыми порциями застывающей магмы.

Небольшое пояснение. В современной геологии разделяют литосферу, каменную оболочку, и земную кору. Первая на глубинах от 50 км (под океанами) до 200 км (под континентами) переходит в более пластичный ослабленный слой — астеносферу. Литосфера включает земную кору и верхнюю часть мантии планеты. Под океанами земная кора имеет мощность (толщину) 5—10 км, под континентами — от 35 до 80 км. Между этими двумя разновидностями существует переходная зона, где наиболее часты землетрясения и цунами, вулканические извержения.

Теоретики дополнительно использовали измерения намагниченности горных пород, интенсивности теплового потока из недр, сейсмические профили, показывающие изменения плотности слоев и характер их залегания. Постоянно уточнялись границы плит, возникали новые варианты гипотез об их перемещениях. Силы, сдвигающие плиты, по-прежнему остаются проблематичными.

Геофизики Р. Дитц, Г. Хесс, Д. Мэтьюс, С. Ранкорн и некоторые другие перешли к глобальным обобщениям. Они попытались, опираясь на данные морской геологии, объяснить закономерности динамики земной коры и развития основных форм рельефа. Были опубликованы статьи, посвященные новой глобальной тектонической гипотезе. Международный симпозиум по этой проблеме провели в 1962 году в Англии.

В СССР эти работы не замалчивались (странно, что это запамятовал академик Хайн). В 1966 году у нас издали солидный сборник «Дрейф континентов. Горизонтальные движения земной коры». В предисловии советский геолог Е.Н. Люстих отметил: «Гипотеза дрейфа стала ведущей за рубежом не столько благодаря глубоким научным исследованиям ее сторонников, сколько в результате настойчивой шумной пропаганды».

Очень верное замечание. Об этом я мог судить по собственному опыту. Один из сотрудников журнала «Знание — сила» в то же время написал хвалебный очерк о глобальной плитотектонике. Я предложил умерить восторги, на что автор возразил с усмешкой:

— Старик, наше дело — ошеломить и взбудоражить, а не разбираться в научных тонкостях. Главное — прокукарекать, а взойдет солнце или нет, не наше дело. Пусть специалисты разбираются.

Как популяризатор и публицист он был отчасти прав. Не дело журналистам выяснять истину в научных проблемах. Но и не его дело давать оценки гипотезам и теориям. Научно-популярные издания — важный инструмент обмена идеями. Он должен быть чист от субъективных мнений.

И еще. Изучая природу, не следует доверять первому впечатлению и гипотезам, возникшим при дефиците информации.

В случае с плитотектоникой оказалось именно так. Она основана преимущественно на материалах морской геологии. Специалисты принялись ее утверждать в глобальном масштабе, подбирая соответствующие факты. Ученые словно забыли, что на континентах проведены несравненно более детальные исследования, которые обобщали многие выдающиеся естествоиспытатели.

Суть глобальной плитотектоники академик В.Е. Хайн объяснил так: «Литосфера, состоящая из коры и непосредственно подстилающей ее верхней части мантии, разделена на крупные плиты, движущиеся в горизонтальном направлении со скоростью 20 сантиметров в год и на расстояния в тысячи километров. Плиты расходятся, сближаются, скользят относительно друг друга, и именно на их границах рождаются горы, происходят землетрясения и вулканические извержения, образуются рудные месторождения, залежи нефти и газа».

Эта статья была опубликована на гребне волны «перестройки и гласности» в газете «Правда». Партийные идеологи поддержали В.Е. Хайна. Так в науках о Земле проявилась линия Горбачева — Яковлева, ориентированная на Запад. Писали о гонениях на инакомыслие, приводя в пример и историю с плитотектоникой. Словно не издавались у нас объемистые работы: «Проблемы перемещения материков» (1963), «Проблемы глобальной плитотектоники» (1973), «Новая глобальная тектоника» (1974) и многие другие.

Противник этой концепции В.В. Белоусов в работе «Основы геотектоники» (1975) изложил ее суть, признав, что она «привлекает наше внимание к кругу новых вопросов, изучение которых будет продолжаться». И отметил: «В самой прямолинейной логике новой концепции содержится определенная подкупающая с первого взгляда красота». Он предложил не поддаваться магии моды, а учитывать великие достижения геологов прошлого, в частности отечественных.

Ответ Хайна был прост: «Сталинский период воспитал в нас убеждение, что все новое и передовое должно обязательно родиться в нашей стране». И на геологическом фронте началось тотальное наступление на «почвенников». А в идеологической войне все средства хороши, включая замалчивание и искажение фактов.

В СССР наука подвергалась идеологическому давлению. Порой оно не позволяло пробиваться росткам новых идей. Хотя об этом наговорили немало глупостей и лжи. Например, что у нас запрещали кибернетику. Да, некоторые антисоветские высказывания Н. Винера отвергались (справедливо). Но даже такие его работы издавались, хотя И с пометкой «Для научных библиотек». А техническая кибернетика у нас развивалась на высоком уровне, что доказывают успешные запуски космических ракет.

С генетикой тоже было непросто. Упоминают трагическую гибель в заключении Н.И. Вавилова. Но не отмечают, что он был академиком АН СССР и ВАСХНИЛ, директором двух научно-исследовательских институтов, членом высших органов государственной власти ВЦИК и ЦИК СССР, получил возможность в трудные для страны годы путешествовать по всем континентам, собирая образцы семян растений и обосновывая закон гомологических рядов в наследственной изменчивости организмов. Пострадал он не за свои научные взгляды (кстати, он рекомендовал Т.Д. Лысенко в академики как крупного селекционера).

Однако спору нет, идеологи марксизма-ленинизма, превратив учение в догму, ущемляли свободу научной мысли. В этом мне довелось убедиться на собственном опыте. Разрабатывая учение о техносфере, пришлось жестоко столкнуться с цензурой. То же происходило с сочинениями на экологические и религиозные темы.

У многих отечественных ученых сформировался внутренний протест против подобных ограничений, придирок, запретов. Когда сняли цензуру, они бросились в другую крайность, отрицая даже все хорошее, что было при социализме, в упоении идеями далеко не лучшего качества.

Решающий эксперимент

В нашей стране пробурена глубочайшая в мире Кольская сверхглубокая скважина. Ее запроектировали в середине 60-х годов, когда началось шумное победоносное шествие глобальной плитотекто-ники по страницам популярных изданий.

Одним из разработчиков проекта Кольской сверхглубокой был В.В. Белоусов. Идея глубокого бурения для теоретических целей была обоснована в нашей стране еще до Великой Отечественной войны. На Западе расходы на глубокое бурение непременно предполагали выгоду, наиболее быструю практическую пользу: для поисков и добычи нефти и газа.

Бурить Кольскую сверхглубокую начали в 1970 году. Место для нее выбрали там, где на поверхность выходят горные породы возрастом более двух миллиардолетий. По геофизическим данным, на глубине 3—4 км должны были встретиться древнейшие породы — архейские. Ниже 7 км предполагался базальтовый слой, образующий нижнюю часть земной коры.

Океаническая кора состоит из маломощного слоя осадков и «базальтового» основания (его геофизические свойства соответствуют одноименной горной породе). На континентах осадки нередко образуют мощные толщи, ниже залегает слой гранитов и подобных им пород, прошедших переплавку в горниле недр, а уж затем идет «базальтовый», нигде еще не вскрытый буровыми скважинами. Кольская в этом отношении должна была быть первой.

Она миновала глубину 4 км, не встретив архейских пород. Был пройден семи-, а там и десятикилометровый рубеж. Базальтового слоя не обнаружили. Геофизические профили показывали горизонтальное залегание слоев, а оказалось, что они располагаются наклонно.

Все глубже и очевидней вскрывалось вопиющее противоречие между модной теорией и достоверными фактами. Континентальная кора не походила на плиту. Но популяризаторы и ученые предпочитали обходить острую тему. Агитационный гипноз был сильнее фактов. Интеллектуалы предпочитали обсуждать привлекательную идею, а не обдумывать достижения — сенсационные! — решающего эксперимента. Все глуше звучали сообщения о материалах Кольской сверхглубокой.

Этот пример раскрывает особенность науки второй половины XX века. Что предпочтительней: факты или гипотезы? Сообщения специалистов или околонаучная пропаганда? Был и политический аспект: достижения каких ученых весомее — советских или буржуазных? Бредовая постановка вопроса отражала идеологическое противостояние двух систем.

В подлинной науке главные критерии — объективность, доказанность фактов, логика выводов. В жизни вышло иначе: результаты эксперимента на Кольской сверхглубокой скважине были замолчаны в угоду научному мифу.

Сторонники плитотектоники болезненно относятся к критике в ее адрес, а то и препятствуют публикации подобных материалов, какими бы обоснованными они ни были.

Мне довелось беседовать с геофизиком, доктором физико-математических наук Н.И. Павленковой. Она обработала данные сейсмического зондирования глубоких недр до глубины 700 км, полученные по результатам ядерных подземных взрывов. Оказалось: нет четкого деления на монолитную каменную оболочку и нижележащую ослабленную, пластичную или текучую астеносферу. Обнаруживаются сложные структуры, не похожие на плиты, плавающие на полужидком субстрате.

Под континентами прослеживаются «корни», уходящие на глубину до 400 км, чего нет под океанами. По словам Н.И. Павленковой: «Не обнаружено признаков конвективных круговоротов в мантии, предполагаемых пли-тотектоникой. Вместо них — слоистая структура».

Это мнение подтверждается фактами. Казалось бы, сведения, добытые в результате сверхглубокого бурения и глубинного сейсмического зондирования, должны дать новый импульс теоретическим исследованиям, пробудить творческую активность специалистов, заставить усомниться в популярной гипотезе, ставшей догмой. Этого не произошло.

Вспомним завет мудрого Мишеля Монтеня: «Природа — руководитель кроткий, но в такой же мере разумный и справедливый. Нужно проникнуть в природу вещей и тщательно рассмотреть, чего она требует. Я всячески стараюсь идти по ее следу, который мы запутали всевозможными искусственно протоптанными тропинками».

...Евангелие предлагает узнавать лжепророков по делам их. В науке практика обычно является критерием истины. Но тогда поклонники плитотектоники должны были бы испытать глубокое разочарование: за три десятилетия господства этой теории на ее основе не было никаких достижений. Не улучшились прогнозы землетрясений, не открыты месторождения полезных ископаемых. Почему же она популярна?

Прежде всего потому, что вошла в многочисленные учебники, о ней восторженно писали многие специалисты, журналисты. К этому добавились и политические факторы. Хотя успех советских геологов получил высокую оценку президента Международной комиссии по литосфере профессора из Германии К. Фукса:

«В Кольской сверхглубокой были сделаны неожиданные открытия, и это очень большая помощь для исследователей земных недр... Глубинные исследования, проводимые в России, дали импульс для инициирования работ в этом направлении во всем мире».

Кольская сверхглубокая доказала, что глобальная модель плит литосферы существенно расходится с действительностью. «Базальтовый» слой оказался — по крайней мере, для ряда регионов — все той же преображенной в глубоких горизонтах толщей, которая формировалась в биосфере.

Как выяснилось, земная кора даже на больших глубинах живет активно. Подземные горячие сильно минерализованные воды и там работают в полную силу: переносят по трещинам и слоям, выщелачивая в одних местах и накапливая в других, различные химические элементы. Так образуются рудные залежи.

Подтвердились теоретические выводы В.И. Вернадского и А.Е. Ферсмана о жизни литосферы, происхождении минералов и роли живых существ в геологических процессах. Согласно данным геохимии состав, строение, динамика земной коры во многом определяются постоянным притоком лучистой солнечной энергии в биосферу, которая включает и каменную оболочку (область былых биосфер, по Вернадскому).

Удивительно, как достоверные сведения не желают принимать во внимание сторонники плитотектоники! Они полагают, что литосферу движут гипотетические круговороты в сверхплотной мантии благодаря именно глубинной энергии. Такой механизм придуман только для того, чтобы как-то обосновать выдвинутую концепцию. Хотя гипотеза, основанная на гипотезе, вдвое сомнительна.

Учение о биосфере противоречит представлениям о динамике Земли, которые утверждает глобальная плито-тектоника. Это чрезвычайно важно сознавать и учитывать. Безусловно, одна скважина, даже уникальная, еще не дает основания судить о динамике литосферы на всем земном шаре. Но она подтверждает одни геологические теории и опровергает другие. С этим надо считаться.

Перемещаются ли плиты, объединяющие земную кору континентального и океанического типа? По-видимому, нет. Перемещаются ли материки? Да. Надо ли отбросить плитотектонику? Вряд ли. Океаническая земная кора напоминает систему плит. Но континентальная — ни в коей мере. В ней идет постоянный обмен веществ, действуют круговороты воды и химических элементов, преобладают вертикальные движения.

Как перемещаются материки и островные дуги? Разгадка буквально на поверхности. Они постоянно разрушаются, а гигантские массы твердых и растворенных веществ переносятся на континентальный склон. За многие миллионолетия вся суша оказалась бы на дне Мирового океана, если бы не действовали круговороты земной коры. Ими движет энергия биосферы, пронизанной солнечными лучами.

Перемещаются материки и острова, подобно грандиозным амебам. Об этом явлении я писал много раз в статьях и книгах. Никакого отзыва нет, даже критики. Молчание — лучший способ борьбы с неудобными идеями.

Наконец, вспомним о практической пользе геологических теорий.

До Гражданской войны большинство полезных ископаемых в Россию ввозили из-за рубежа. Затем страна оказалась в блокаде и вынуждена была обходиться в основном собственными природными и интеллектуальными ресурсами. В кратчайшие сроки наши геологи обследовали огромные территории, преимущественно труднодоступные и неведомые. Были открыты тысячи месторождений разнообразных полезных ископаемых.

Только наивный человек может предположить, что эти достижения сделали бродяги-романтики. Миллионам туристов и альпинистов не удается открыть хотя бы несколько более или менее богатых залежей ценных руд. Но мало открыть. Требуется разведать месторождение, подсчитать запасы руды, выяснить ее качество и условия залегания.

Месторождения полезных ископаемых не найдешь и не разведаешь без надежных теорий. В СССР геологическими поисками руководили ученые с мировыми именами, поэтому и достижения были грандиозными: Курская магнитная аномалия, золото Колымы, алмазы Якутии, месторождения редких металлов Забайкалья, урановые — Средней Азии, калийные соли Белоруссии, нефть Татарии, газ и нефть Западной Сибири...

Нигде в мире в труднейших условиях не было столь ошеломляюще быстро сделано такое количество грандиозных открытий!

В 60-е годы энтузиасты глобальной плитотектоники уверяли, что благодаря их рекомендациям будут найдены залежи полезных ископаемых. А результат? Нулевой. Какие же теоретические идеи предпочесть: новомодные бесплодные или традиционные плодотворные?

...Во второй половине XX века ученые продемонстрировали печальное единомыслие. Они предпочитают проторенные пути научной мысли, умозрительные схемы, избегая творческих исканий и пренебрегая реалиями удивительного мира, создавшего и пронизывающего нас.

Земля живая или мертвая?

В античности Землю обожествляли в образе Геи. В Средние века ее уподобляли животному: леса — волосы, скалы — кости, вулканы — нарывы, землетрясения — судороги. При чем тут наука? Для биолога живая планета — нелепость. В какую категорию организмов ее отнести? Животное, растение, гриб? Или микроб?

Доводы справедливые. Однако приходится выбирать между механизмом и организмом, между мертвым и живым. Вернадский называл биокосными телами почву и биосферу. В переводе получается — «живомертвые». Как это понимать? В нашем организме тоже имеются кристаллы, а то и камешки. Выходит, мы тоже «биокосные»?

Логично считать механической систему с принудительной динамикой, лишенную обмена веществ и возможности развиваться, а также порождать живые существа. У организма — противоположные свойства.

Как с таких позиций характеризовать наше родное небесное тело?

Всю Землю целиком, с глубокими недрами, считать живой нет веских оснований. Однако на ее поверхности идет интенсивный и постоянный обмен веществ между тремя оболочками — воздушной, водной и каменной. Солнечная энергия здесь аккумулируется, порождая и усложняя минералы и горные породы при участии микробов, животных, растений, грибов.

Ну а как же быть с порождением себе подобных?

Если земные организмы сформировались в пределах биосферы, то именно она — божественная Гея! — сотворила их.

Интересный факт. Словом «биосфера» Ламарк назвал сферический живой организм. Огромное количество простейших имеют округлую форму. Они-то, как можно предположить, и возникли на заре геологической истории.

Биологи, изучая эволюцию животных и растений, отвлекаются от среды, в которой она протекает. Они углубляются в микродебри генетики, пытаясь отыскать ответы на загадки бытия, словно органические молекулы, образующие двойную спираль, и все организмы (включая самих ученых) могут появляться на свет и жить вне биосферы!

Но если биосфера живая, то как она породила организмы? Можно ли считать ее разумной, проявлением творящей природы? А что есть жизнь и разум на Земле и во Вселенной? Если это изначальные качества Мироздания, то оно должно быть вечным. Однако научные данные, как принято считать, определяют даты появления биосферы, возраст Земли и Вселенной. Или все это — научная мифология? Попытаемся выяснить.

«Приходится допустить, что начала жизни в том космосе, который мы наблюдаем, не было, поскольку не было начала этого космоса. Жизнь вечна постольку, поскольку вечен космос, и передавалась всегда биогенезом. То, что верно для десятков и сотен миллионов лет, протекших от архейской эры и до наших дней, верно и для всего бесчисленного хода времени космических периодов истории Земли. Верно и для всей Вселенной». Так утверждал В.И. Вернадский.

Было это сказано давно. Тогда имелось немного сведений о древнейших горных породах и об их возрасте. И космогонические взгляды с тех пор изменились: наибольшей популярностью пользуется теория Большого взрыва Вселенной (метагалактики). Астрофизики продолжают выяснять дату этого события. Мнения расходятся. В целом цифры охватывают приблизительно 15—20 миллиардов лет.

Достаточно ли этого для эволюции живого вещества — последовательного усложнения организации, структуры? Или на стадии одноклеточных организмы развивались быстрее, чем позже? Они — самые приспособленные. В стремительной смене поколений у них появляются новые признаки, увеличивается разнообразие... С одним важным уточнением: оно растет на одном уровне сложности. А у нас идет речь об «альпинистах эволюции», штурмующих новые и новые высоты.

Увеличение разнообразия и сложности — разные показатели. Факты свидетельствуют: многоклеточные появились не менее чем через 2 млрд лет эволюции одноклеточных. Впрочем, следует сделать еще один шаг в прошлое и попытаться выяснить, когда все-таки могли появиться на Земле одноклеточные?

Полвека назад возникновение жизни датировали 2 миллиардами лет. Затем были найдены остатки живых организмов в породах возрастом 2,6; 3,0; 3,3; 3,8 млрд лет. Академик Б.С. Соколов предполагает существование фотосинтезирующих организмов — фундамента современной биосферы — около 4,2 млрд лет назад. Значит, если верить данным абсолютной геохронологии, при возрасте Земли в 4,5 млрд лет, на химическую эволюцию «пред-жизни» остается катастрофически мало времени!

Но миф о зарождении живых организмов в океане или теплом пруду неправдоподобен. В жидкой среде химические элементы соединяются в разнообразных комбинациях, но так же легко распадаются, не образуя устойчивых структур. Ничего подобного не удалось сделать за более чем сто лет в результате миллионов лабораторных опытов.

Создание многоклеточного организма из одноклеточного заняло не менее трех миллиардолетий. Сколько же требуется времени для синтеза одноклеточных, каждый из которых сложнее комплекса заводов, работающих непрерывно? И это еще упрощенное сравнение.

Жизнь могла возникнуть на Земле за десятки или сотни миллиардов лет. Для этого надо получить доказательства столь долгого существования нашей планеты и, конечно, всего Мироздания. То же касается гипотезы появления бактерий на земном шаре из космоса (панспермия). Ведь они должны были где-то возникнуть.

А если жизнь и разум присущи Вселенной как неотъемлемые признаки (подобно пространству, времени, энергии, веществу), то надо обосновать возможность бесконечной и вечной Вселенной.

Циолковский, исходя из этой идеи, предположил: при неизбежности эволюции разумные силы Вселенной должны были достичь поистине всемогущества, вплоть до стадии зажигателей звезд.

Существует немало научных работ, посвященных поискам наших собратьев по разуму во Вселенной. Практически все они исходят из предположения, будто высший разум на планете Земля принадлежит человеку, а нечто подобное может быть на других небесных телах. В нашей стране одним из пионеров этой темы был известный астрофизик И.С. Шкловский, в США — К. Саган.

Оптимизм астрономов, ловящих чуткими «ушами» гигантских приборов сигналы инопланетян, пошел на убыль. Хотя прокатывается бум сообщений об НЛО и контактах на Земле с космическими пришельцами. Этот массовый психоз усугубляют кинофильмы об инопланетных монстрах и космических войнах, а также проделки шутников, тайно выписывающих на полях геометрические фигуры.

В предисловии к монографии «Поиски жизни во Вселенной» (1983) американские ученые Д. Голдсмит и Т. Оуэн вопрошают: «Как и где можно надеяться обнаружить во Вселенной живых существ, подобных нам? Содержит ли наша галактика миллионы более высокоразвитых цивилизаций, чем наша? Или в ней в лучшем случае есть лишь несколько планет с относительно простыми формами жизни?»

Ученые исходят из обыденных представлений о сущности жизни и разума. Им хотелось бы обнаружить в космических просторах живых существ, подобных нам (пусть даже внешне причудливых), создавших сходную техническую цивилизацию. Так проявляется убеждение, будто жизнь и разум — явления редчайшие в мироздании, для появления и эволюции которых требуются уникальные условия на планетах земного типа. Космос в научной картине выглядит как хорошо отлаженная (кем? зачем? когда? почему?!) сверхсложная машина.

В древних мифах преобладал образ Космоса как живого разумного организма. Об этом писал и Платон. По мере успехов астрономических исследований ученые перестали рассуждать о живой и разумной Вселенной. Гипотеза Большого взрыва окончательно подорвала основы органического взгляда на Вселенную, ибо взрывы не порождают, а уничтожают жизнь.

Безответно посылая радиосигналы в космическое пространство, безуспешно пытаясь услышать ответ собратьев по разуму, астрофизики все чаще стали склоняться к мысли, что наша родная планета как носительница жизни и разума одинока во Вселенной. Тогда каждый из нас имеет все основания повторить вслед за Лермонтовым: «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, Такая пустая и глупая шутка». Теряют смысл отдельные искорки разума, случайно вспыхивающие где-то во Вселенной, чтобы вскоре угаснуть.

Против этого возражал К.Э. Циолковский, веря в существование Воли Вселенной. Доказательств он не приводил: научным методом сделать это невозможно. Все зависит в первую очередь от исходных предпосылок: что считать живым телом, разумной системой? Если ориентироваться на земные формы живых организмов, то вывод будет один, а если предположить нечто иное, что тогда?

Воображение подсказывает образ мыслящего океана из фантастического романа С. Лема «Солярис» или разумной космической туманности, как в сочинении английского астрофизика Ф. Хойла (кстати, некоторые научные труды он писал вместе с Н.Ч. Викрамасингхе, высказывание которого приведем ниже).

Есть идея более реалистичная: биосфера нашей планеты — глобальный организм, наделенный душой. Об этом писал, в частности, Тейяр де Шарден. В таком случае в каждом земном существе, в каждом из нас присутствует частичка Духа Земли.

В чем он выражается, как проявляется? Дух Земли — понятие философско-религиозное. Научное мировоззрение имеет отношение к тому, что способен осмыслить ум человека. Но можно ли постичь то, что превышает наши возможности: Разум Земли, Вселенной (Бога)?

А если мы находимся в живой, тонко организованной биосфере, пронизанной Духом Земли? Мы — творения ее, наделенные частицей ее жизни, разума, одухотворенные солнечной энергией. Мы состоим из земного праха, воды, газов атмосферы, а движет нами преобразованная лучистая энергия Солнца.

Разум наш организован в соответствии с комплексом земной и космической информации, а значит, несет в себе отсвет, говоря словами Циолковского, неведомых разумных сил Вселенной. Человеческий интеллект сформировался под интенсивным воздействием информации, поступающей извне. В хаотичной среде ничего подобного не могло бы произойти; она порождает безумие.

Биосфера — не только взаимодействующие оболочки планеты и живое вещество. Она — информационная система колоссальной мощности. Ее можно назвать геоинтеллектом — не только живой, но и разумной Геей. Она, в свою очередь, является частью космоинтеллекта. Также есть биоинтеллект (животных) и техноинтеллект (компьютеров).

Если материально человек — частица биосферы, то духовно — частица био-, гео- и космоинтеллекта.

Это предположение, а тем более — утверждение может показаться новой мифологией. Попытаюсь более конкретно раскрыть данную тему в популярной форме.

Жизнь, память, разум Геи

На Луне нет литосферы континентального и океанического типов, нет горных систем, хребтов и межгорных впадин, платформенных равнин и активных геосинклиналей, нет, по-видимому, и скоплений полезных ископаемых.

Сторонник господства в мире механических закономерностей объяснит различие облика двух небесных тел просто: благодаря своей массе Земля обзавелась атмосферой и гидросферой. Они находятся в постоянном движении, разрушая земную кору. Перемещаются горизонтально плиты литосферы. Вот и все!

Но тогда у нас давно была бы планета Океан. Поверхность суши в среднем разрушается со скоростью 1 метр за 10 тысяч лет (твердый сток, растворы, воздушная эрозия). Из-за морской абразии береговая линия отступает со средней скоростью 10 м за 10 тысяч лет. Выходит, через десяток-другой миллионолетий все континенты будут срезаны напрочь ниже уровня Мирового океана!

Это не манипуляция цифрами. На мертвой планете так бы и было. Выходит, уже лик Земли указывает на то, что она живет своеобразно, а не существует как механическая система.

Если бы планета подчинялась только действию сил гравитации и осевого вращения (ротации), то она стала бы симметричной. Этого нет. Симметрия на нашем небесном теле устойчиво нарушается (проявляется диссимметрия). На это первым указал Вернадский, подчеркнув, что такое явление отличает живые организмы от неживых, косных.

Подобно земной коре, и кора головного мозга человека обладает функциональной диссимметрией: одно полушарие (обычно правое) «заведует» преимущественно рассудочной деятельностью, другое — эмоциональной. У планеты Земля океаническое полушарие (основную часть его занимает Тихий океан) более инертное, менее информативное, чем континентальное, представленное Евразией, Африкой, Австралией.

В земной коре существуют складчатые зоны (словно извилины человеческого мозга). Они образуются при смятии осадочных слоев и насыщены информацией о прежних геологических эпохах. Здесь происходят сложнейшие биохимические и электрические процессы. В результате формируются месторождения полезных ископаемых.

Вспомним эпитеты, прилагаемые к слову «мысль»: золотая, драгоценная, блестящая, кристально чистая. Геологические понятия! А в активных складчатых зонах рождаются залежи золота и многих других минералов; в трещинах и пустотах, где циркулируют подземные воды, растут великолепные самоцветы. Конечно, художественный образ «драгоценных идей» возник без научного подтекста. Но тем знаменательней совпадение.

В Мировом океане таких месторождений нет: господствует водная стихия, содержащая в гигантских количествах растворенные разнообразные вещества, включая золото.

Диссимметрия Земли в геологической истории не уменьшалась, как бывает у косных тел, а проявлялась все более четко. Планета обретала полноту жизни и все более мощную глобальную систему памяти — неотъемлемую часть любого интеллекта — земную кору.

Естественный минерал, кристалл — сгусток информации. Хороший специалист по множеству признаков определяет, в какой обстановке формировался кристалл, на каких глубинах, как взаимодействовал с соседями, как складывалась его дальнейшая судьба.

А можно ли прочесть что-нибудь, если нет соответствующей толковой записи? Если данный объект не содержит информации? В земной коре бесчисленное множество минералов: прочных, как алмаз, яхонт или горный хрусталь; эфемерных, как снежинки или многие минералы почв. Есть горные массивы, километровые по мощности толщи пород, внедрения магм... Вся земная кора — система разновременной памяти планеты.

Такая «память» непохожа на человеческую, а Геоинтеллект несопоставим с мозгом, который способен не только накапливать и хранить, но также перерабатывать, использовать информацию.

Инертная память, запечатленная в слоистых горных породах, лишена смысла, если нет дополнительной активной интеллектуальной системы, способной читать великую каменную летопись Земли. Такой системой можно считать человечество. Оно сформировалось не просто в биосфере, но и благодаря ее творческому потенциалу.

Более полутора столетий назад профессор Г. Щуровский писал: «Все части органических тел, составляя целое, живут, а, будучи отделены от него, умирают. Так минералы, взятые порознь, оторванные от своего целого, от материка, представляются нам массами вещества без жизни, без движения, нередко без физиономии, определенно выраженной. Но те же минералы в совокупности со своим целым, в материке, выказывают жизненные действия... Мировая жизнь горит и в безмолвном бытии минерала».

В XX веке укоренились представления о Земле как сгустке косной материи, существующей по законам физики, химии, механики. Советский геоморфолог А. Девдариани был одним из немногих, утверждавших иное:

«За много сотен миллионов лет до появления жизни на Земле начало действовать передающее звено грандиознейшей из всех известных в настоящее время систем передачи информации. Передаваемые по этой системе сообщения о событиях геологического прошлого преобразовывались в сигналы, носителями которых служат состав, строение и свойства горных пород и заключенных в них остатков организмов. Эти носители сигналов образуют земную кору, которая представляется, таким образом, как запоминающее устройство колоссальной емкости».

Любое запоминающее устройство имеет смысл в том случае, если существует нечто, способное воспользоваться этой информацией (иначе ее бессмысленно так называть). Ну а какой был смысл в памяти Земли до того, как возникли науки о Земле? Может ли сама планета использовать информацию, накопленную в земной коре?

Да, может. На земной поверхности постоянно идут химические синтезы. Они перерабатывают ранее созданные породы, вещество которых включается в биологические и геологические круговороты. Об этом давно все знают. Но до сих пор не учитывают очевидное обстоятельство: данные процессы не только материальны (связаны с трансформацией вещества и энергии), но и одновременно — информационны.

Соединения, имеющиеся в почвах и горных породах, превращаются в более сложные (биогенные) и элементарные (вода, газы). Такое использование информации (сложности), освоение «сигналов из прошлого», можно считать активным проявление Геоинтеллекта. Постоянно, повсюду на земной поверхности, в недрах, в атмосфере, Мировом океане, реках и озерах, в подземных водах и почвах происходят не просто физико-химические превращения, но и осуществляется в одних местах накопление, в других — переработка, в третьих — рассеивание информации.

Не стану утверждать, будто выстраивается теория Геоинтеллекта. Можно говорить лишь о гипотезе. Более основательно один ее важный аспект рассмотрен в моей книге «Распознавание в природе и природа распознавания» (Минск, 1988). Но это лишь первые шаги в неведомое, где ожидают нас не только новые открытия, но и трудные блуждания в лабиринтах фактов.

Неразумный Homo sapiens

История взаимоотношений человека с его создавшей, вскормившей, наделившей разумом биосферой не внушает оптимизма. Миллиарды лет в лоне земной природы усложнялись, совершенствовались организмы, пока не появился человек, способный творить новый мир. И что в результате?

Религиозный мыслитель и ученый П.А. Флоренский писал: «Трижды преступна хищническая цивилизация, не ведающая ни жалости, ни любви к твари, но ищущая... лишь своей корысти, движимая не желанием помочь природе проявлять сокрытую в ней культуру, но навязывающая, насильственно и условно, внешние формы и внешние цели. Но тем не менее и сквозь кору наложенной на природу цивилизации все же просвечивает, что природа — не безразличная среда технического произвола, хотя до времени она и терпит произвол, а живое подобие человека.

...Насилуя среду, человек насилует себя и, принося в жертву своей корысти природу, приносит самого себя в жертву стихиям, движимым его страстьми».

В то же время он был уверен, что человек — микрокосм, «сумма Мира, сокращенный конспект его; Мир есть раскрытие человека». Да, в своей глубинной сущности любой человек наделен величайшими возможностями, способностью мыслью своей объять все Мироздание и проникнуть в микромир атомного ядра.

В нас присутствует опыт бесчисленных поколений предков: не только пращуров, но и обезьяноподобных существ, рептилий, амфибий, рыб, — и так до одноклеточных, существовавших миллиарды лет назад. От них тянется к каждому из нас непрерываемая нить жизни. В этом смысле человек древен, подобно представителям других видов животных.

Подобные рассуждения могут вызвать недоумение: как они связаны с конкретными поисками месторождений полезных ископаемых и альтернативных источников энергии, с познанием лихорадки погоды и климата, воздействия техники на биосферу, преобразованием природы и судьбой цивилизации?

В том-то и беда, что захлебываясь в бурном потоке информации, занятый насущными делами (а куда от них денешься?), человек — даже руководящий деятель, вершитель судеб миллионов людей — не задумывается о самом важном, быть может, самом важном на свете, к чему его подготавливала мудрая природа, ради чего наделила разумом. Это и есть слепые поводыри слепых из евангельской притчи. Они не способны заметить впереди ни зловонную канаву, ни пропасть.

Когда идут горячие споры о бедах и благах «рыночной экономики», глобализации, информационных технологий и прочих важных вещах, возникает впечатление, будто прокатываются волны мыслей на поверхности сознания. О главнейшем все предпочитают молчать. Впрочем, порой услышишь и нечто апокалипсическое. Так, швед Стуре Юханссон, на которого, как говорится, снизошел некий дух Амбрес, утверждает:

«Наша планета — живое существо с высоким уровнем сознания. Земля корчится от жестоких приступов боли, пронизывающих все ее тело. Разве до нас не доносятся ее крики? Неужели вы не видите, в каком положении она находится? Разве вы не слышите ее мольбы о помощи? Она знаками просит своих детей сжалиться над ней. Но дети, повернувшись спиной к своей матери, продолжают блуждать, спотыкаясь, по запутанному лабиринту, который они сами же для себя создали. Ситуация требует того, чтобы близорукое эгоистическое мышление уступило место пророческой прозорливости. Человеческое существо должно пробудиться от спячки. Оно должно восстать и, оглядевшись вокруг себя, понять, что же происходит. Оно должно действовать, пока еще не поздно. Действовать, пока еще мать-Земля не прихватила своих детей и не исчезла с ними в бездне потока времени».

Такова концепция живой и разумной Геи, страдающей от собственных детей. Впору вспомнить забытое сочинение действительного члена Русского астрономического общества И.В. Виноградова «Теория мирового разума» (1903). В ней он развивал свои нетривиальные идеи о живых небесных телах, обменивающихся между собой сообщениями, связанными не только всемирным тяготением, но и взаимной симпатией.

По его словам: «Человек есть последнее и самое совершенное творение матери-Земли; нам кажется, что он как существо высшее, разумное, совершенно свободен к проявлению своей воли... однако когда вникнем во внутренний смысл его жизни, когда вникнем во все подробности его обстановки, то увидим, что это не господин, а самый преданный раб своей матери-Земли, вполне зависимый от нее и в проявлении своей воли и чувств».

В общем, мысль верная, но требующая принципиального уточнения. В природной среде, в биосфере, дело обстоит именно так. Однако человек создает и укореняет искусственную среду, техносферу, с которой связан физически и духовно. Хотя об этом у И.В. Виноградова ничего не сказано, он прекрасно понимал, что отношения со своей матерью-Землей у рода человеческого далеки от идеальных:

«Как бы разумен ни был человек и как бы ни была свободна его воля, однако он дальше требования земной природы идти не может, иначе повлечет за собою свою собственную погибель. При таких условиях ясно, что нравственность людей коренится в законах самой природы, а не в человеческих измышлениях каких-либо практических начал житейской философии». (Уже в то время, когда это было написано, замечательный ученый и великий человек П.А. Кропоткин обосновал теорию взаимопомощи животных и людей как важнейшего фактора эволюции.)

Более обоснованную концепцию мирового разума предложил Циолковский, отождествив его с абсолютным добром. Он восхищался человеческими возможностями: «Наш труд, мысль побеждают природу и направляют ее по желаемому руслу. Например, обрабатываем землю и получаем обильную пищу, приручаем животных, преобразовываем их и растения, строим дома, дороги, машины, облегчаем ими труд, заставляем работать силы природы, и они увеличивают наши силы в 10, 100, 1000 раз».

По его словам, воля человека целиком зависит от воли Вселенной. И хотя современная Земля и человеческое общество далеки от совершенства, им предстоит совместными усилиями достичь всеобщего процветания: «Есть полное вероятие в том, что воля Космоса и на Земле проявится во всем блеске высочайшего разума».

Подобные воззрения воспринял и Вернадский, высказавший уверенность, что биосфера благодаря научной мысли и труду человека перейдет на более высокий уровень организации, совершенства, превратившись в ноосферу, где господствует разум.

Казалось бы, так и есть. Но в чем проявлялись научные открытия в последние полвека? Почти исключительно — в прогрессе техники. Тут успехи замечательные: радио, телевидение, космические аппараты, атомные электростанции, компьютеры, микроэлектроника... А лучше ли стали мы понимать жизнь нашей планеты?

В 1930-е годы В.И. Вернадский писал, что в науке господствует механистичное мировоззрение, основанное на методах и выводах физико-математических дисциплин. Оно дает формальное, упрощенное представление о реальности, не учитывая существование в мире жизни и разума. Ученый предполагал, что вскоре центральным ядром естествознания и мировоззрения станет учение о биосфере.

...Представим себе: сотни тысяч, миллионы руководителей государств и производств, авторитетных ученых и философов будут исходить из убеждения, что земная цивилизация остается частью живого глобального организма, от состояния которого полностью зависит. Если этот организм наделен элементами разума, то он рано или поздно постарается уничтожить своих внутренних недругов, подобных болезнетворным бактериям. Чтобы сохранить род человеческий, надо согласовать нашу деятельность с законами биосферы. Ибо наш космический дом — живое небесное тело!

Осознание этой истины произвело бы переворот в теории и практике, в экономике и политике, даже в религиозных воззрениях. Пришло бы понимание своей ответственности за ущерб, наносимый животворному лону Геи, в котором обитает человечество.

Увы, такого изменения в сознании современных людей, несущих на себе каинову печать техносферы, ожидать в ближайшее время не приходится. Потребуются страшные катастрофы — природные, техногенные, военные, и тогда те, кто останутся после этого... Вряд ли им будет уготован какой-либо иной исход, кроме дальнейшей деградации.

Потрясет ли кого-то из читателей такая перспектива? Вряд ли. Апокалипсических пророчеств немало было в прошлом, нередки они и сейчас. У людей выработался к ним иммунитет.

Да и что можно предпринять? Структура техносферы сформировалась, СМРАП изощренно воздействуют на людей. Правящие Глобальные Владыки образовали солидный и достаточно монолитный слой, заинтересованный в сохранении общественных систем в нынешнем состоянии под лозунгом «Обогащайтесь!».

Остается в силе проклятье отца Павла Флоренского: «Трижды преступна хищническая цивилизация», именно она разъедает внутренности матери-Земли с постоянно растущей алчностью. Да и мыслимо ли хотя бы приостановить гигантский механизм техносферы?


Загрузка...