От заката до рассвета

Глава 11. Ужин и желание

ЕГОР

Наши дни

– Поплывем в сторону Эйфелевой башни и там выйдем, – говорит Селеста, когда мы занимаем свободные места.

– Когда ты последний раз так каталась по Сене?

– Ой, очень давно. Уже даже не помню, когда именно.

– А в каком городе ты родилась?

– В Париже.

– И почему ты переехала жить в пригород?

– Так сложились обстоятельства, – отвечает расплывчато и отворачивается к реке. Явно не хочет развивать эту тему.

– Ты любишь Париж?

– Не знаю… Я мало тут жила. По сути только, когда училась в Сорбонне. Это всего шесть лет.

– А где ты жила все остальное время, если ты родом отсюда?

– Я училась в закрытой школе-интернате. Она находится в 70 километрах от Парижа. Домой можно было ездить на выходных и на каникулах. Но я приезжала только на каникулах и то не на всех и лишь в раннем детстве. Когда стала постарше, я проводила почти все каникулы у своей лучшей подруги в ее деревне и с ее семьей.

Рассказ Селесты меня удивляет и заставляет посмотреть на нее.

– А почему ты училась в интернате?

– Моя мать думала, что это престижно, – на этих словах она горько хмыкает и отворачивается к реке.

– А почему ты не ездила домой на каникулах?

– Потому что у меня были сложные отношения с моей семьей. Я ездила домой только на летние каникулы. Осенние, зимние и весенние я проводила чаще всего с лучшей подругой, а иногда с другими двумя друзьями. Еще, бывало, мы все вчетвером проводили каникулы у кого-нибудь из них. Ну а на выходных я всегда оставалась в интернате, хотя практически все дети разъезжались по домам.

– Звучит тоскливо…

Селеста безразлично пожимает плечами.

– Поверь, лучше выходные в пустом интернате, чем с моей семьей. К тому же в школе была огромная библиотека. И ты даже представить себе не можешь, какое это наслаждение – читать книги в одиночестве, когда тебе никто не мешает.

Да, я точно не могу себе этого представить. Я-то особо никогда не любил читать.

– Знаешь, а я тоже один год проучился в закрытой школе в Лондоне. Моя мама так же думала, что это престижно. Меня туда в семь лет отправили. Но родители больше года без меня не смогли. Как только начались летние каникулы, сразу забрали меня домой и отдали в русскую школу. Но оказалось, что я не умею читать и писать на русском, поэтому пришлось снова идти в первый класс. Я в своём классе был самым старшим.

Она поворачивается ко мне и тепло улыбается.

– Значит, ты меня немножко понимаешь. Тебе нравилось в той школе?

– Я очень плохо ее помню. Но вроде нормально было, по семье скучал только.

– У тебя большая семья?

– Родители и два старших брата. А у тебя?

– Родители и старшая сестра.

Мне интересно спросить, почему у нее плохие отношения с семьей, но я не решаюсь. Все-таки это слишком личный вопрос, который не задают при первой встрече. Селеста дарит мне еще одну улыбку и отворачивается к реке. Я тоже решаю рассмотреть пейзаж.

А он очень даже ничего. Мы сейчас как раз проплываем Эйфелеву башню. Чего греха таить, она красивая. Да и Париж в целом норм, если бы тут было почище. Не Вена, конечно, но тоже сойдёт. Разок в отпуск можно съездить.

На этой мысли я сам себя одергиваю. С чего это вдруг я так заговорил?

Так, Кузнецов, не изменяй себе. Ты всегда считал Париж помойкой, вот и продолжай так считать. И вообще – тут все напоминает о Кристине. Хотя с момента знакомства с Селестой я, кажется, ее особо не вспоминал. Даже когда мы были у Лувра, куда я ходил вместе с Морозовой смотреть на «Мона Лизу».

– Мне никогда в Париже не нравилось, что он очень шумный, – вдруг говорит Селеста и снова поворачивается ко мне.

Я хмыкаю.

– Ты в Москве не была.

– В Плезире, где я живу, очень тихо. Но по закону подлости моя квартира находится ровно напротив детской музыкальной школы, поэтому после работы я вынуждена слушать то пианино, то гитару, то игру на барабанах. Сначала мне это казалось милым, а сейчас просто убивает. Дети в школе и так все силы высасывают, а тут еще эти концерты после работы.

Я не успеваю ничего ответить, потому что в этот момент наш трамвайчик подплывает к берегу и останавливается.

– Пойдём, – Селеста слегка касается моей руки, но тут же поспешно убирает ее, будто опомнившись. И я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать ей «Не убирай». Почему-то ее легкие прикосновения мне очень даже приятны.

Мы выходим на берег где-то за Эйфелевой башней и осматриваемся по сторонам.

– Ты не голодна? Я бы поел.

– Я бы тоже поужинала, – Селеста задумчиво чешет затылок. – Мы можем дойти до одного очень хорошего ресторанчика, где ты сможешь попробовать настоящую французскую кухню нормального приготовления.

– Пойдём.

Если честно, пробовать настоящую французскую кухню у меня особого желания нет. Потому что французская кухня – это лягушки, луковый суп и улитки. Ничего из этого отправлять себе в рот я не планирую.

Но Селесте я об этом не говорю. Не хочу ее обижать. Просто закажу себе стейк мяса, когда придём, да и все.

Минут через двадцать мы заходим в очень приличный ресторанчик.

– Кнопка!? Ты!? – К ней навстречу несётся мужчина лет около 35, одетый в униформу персонала ресторана. Я приглядываюсь к его бейджику. На нем написано «директор».

– Жан!? Привет! – она спешит поцеловаться с ним в обе щеки.

– Какими судьбами в нашем ресторане? Я слышал, ты переехала из Парижа несколько лет назад.

– Да, я тут больше не живу… – В этот момент мужчина замечает меня и останавливает на мне взгляд. Затем поворачивается с немым вопросом к Селесте. Она теряется, явно не знает, как меня представить.

– Жан, познакомься. Это мой друг из России, его зовут Егор. Он проездом в Париже, я показываю ему город. – Затем она поворачивается ко мне. – Егор, это мой старый знакомый Жан.

Мужчина проходится по мне придирчивым взглядом и пожимает протянутую мною руку. Затем возвращает своё внимание Селесте.

– Как твои дела, моя дорогая? Не собираешься снова замуж?

Селеста нервно смеется.

– Нет, не собираюсь. Проводишь нас к свободному столику?

– Да, конечно, пойдёмте.

Я иду за Селестой и этим Жаном и понимаю, что меня почему-то зацепило слово «снова» в его вопросе.

«Не собираешься снова замуж?».

Значит, она планировала замужество? Интересно.

Пока мы садимся за столик, и я оглядываюсь вокруг, в голове уже рождается миллион вопросов.

За кого она собиралась замуж? Когда? Почему не вышла? Что произошло? Она планировала замуж за того парня, с которым рассталась три года назад или за кого-то другого? А почему она рассталась с ним? А сколько у нее вообще парней было?

– С тобой все в порядке? – ее вопрос возвращает меня реальность.

– А? Да, извини, задумался.

– У тебя было такое суровое выражение лица. Точно все в порядке?

– Да, все отлично. А кто это был?

– Старый знакомый, – отвечает расплывчато.

– Откуда ты его знаешь? – я внимательно на нее смотрю. Мне плевать, что она не хочет отвечать. Я дожму ее.

Чёрт возьми, я требую ответа! Не знаю, зачем он мне нужен и что он мне даст, но я хочу знать, кто этот мужик, спрашивавший ее про замужество с приставкой «снова».

– Его отец работал поваром в моей семье одно время. Это было давно.

Она берет в руки меню и начинает усердно его читать. А я вот продолжаю смотреть на нее. И даже не знаю, что меня удивляет больше: что у ее семьи был личный повар или что она поддерживает связь с сыном человека, который уже давно не работает на ее семью.

Кузнецов, а какое вообще твоё дело????? Ты видишь ее первый и последний раз в своей жизни!

Я следую примеру Селесты и беру в руки меню. Вот только все равно не получается сконцентрироваться на блюдах. К нам подходит официантка.

– Нам, пожалуйста, раздельные счета, – тут же просит ее Селеста, а меня это только еще больше выводит из себя.

Почему она не хочет, чтобы я за нее заплатил? Что за дебильный принцип? Я, может быть, искренне хочу за нее платить! Почему она все решает за меня?

– Да, конечно. – Соглашается официантка.

– Я буду лягушачьи лапки, луковый суп и бокал красного вина.

Ее заказ повергает меня в шок. Она серьезно будет есть лягушку?

– Что для вас, месье? – обращается ко мне девушка.

– Стейк средней прожарки и картофель фри.

– Хорошо, что будете пить?

– Виски.

Девушка уходит, и я бросаю взгляд на часы. 7 часов. Из того бара мы ушли в 5.

До возвращения официантки с едой мы с Селестой молчим. Отчего-то вдруг мне резко перехотелось с ней разговаривать. Как будто я на нее обиделся. Хотя за что я могу обижаться на незнакомку, которую знаю всего пару часов?

Селеста тоже сидит задумчивая и нервно кусает губу, периодически бросаясь в меня взглядами.

Какая-то она очень загадочная. Училась в престижном интернате, у ее семьи был личный повар, высшее образование получила в Сорбонне, но при этом живет в каком-то маленьком городишке, работает в школе учительницей и одевается в масс-маркете.

Она явно где-то в своей жизни свернула не туда.

Официантка ставит перед нами напитки, а Селесте также подаёт луковый суп. Мой стейк еще не готов.

– За знакомство? – она поднимает вверх бокал и улыбается мне.

– За знакомство, – сухо отвечаю, и мы ударяемся стеклом.

Я делаю глоток, ставлю виски на стол и молча смотрю, с каким удовольствием Селеста ест эту мешанину из вареного лука.

– Что-то не так? – она отрывается от тарелки и подозрительно на меня смотрит.

– Это точно вкусно?

– Да, очень. Хочешь попробовать? – и слегка придвигает ко мне свою тарелку.

– Нет, спасибо. Не люблю вареный лук.

Она пожимает плечами и снова уходит в еду. Когда она доедает суп, мне приносят стейк с картошкой, а Селесте лягушачьи лапки. Признаться честно, выглядят ее лапки вполне аппетитно.

Правда, если не знать, что они – лягушачьи.

Я пытаюсь отвлечься на мясо в своей тарелке, но то и дело возвращаюсь глазами к Селесте, которая ест лягушку. В итоге ей уже надоедают мои скептические взгляды, и она отбрасывает приборы в сторону.

– Что ты пялишься на меня весь ужин? – со злостью выплевывает. – Я француженка, и я люблю нашу кухню! Понял?

Сейчас она такая же злая, как в том баре, в котором мы познакомились. И я невольно начинаю улыбаться, забывая все свои обиды на нее, которые вдруг возникли с того момента, как мы переступили порог этого ресторана.

– Так я ничего не говорю против вашей кухни! – спешу оправдаться.

– Ничего не говоришь, но я вижу, как ты смотришь!

– Прости, но я не понимаю, как можно есть лягушек.

– А ты хоть раз пробовал?

– Нет и не собираюсь.

Она закатывает глаза.

– Ты еще не попробовал, но уже сдался. – Селеста придвигает ко мне тарелку. – Пробуй.

– Ни за что! – я откидываюсь на спинку стула подальше от этой лягушки.

– Я не отстану от тебя, пока ты не попробуешь! Поверь, это не так страшно, как ты думаешь. Даже вкусно. Но чтобы это понять, нужно попробовать. – и она решительно на меня смотрит. – Я не отстану от тебя, – грозно повторяет.

Я снова смотрю на лягушку. Половину одной лапки она уже съела. Блюдо полито сливочным соусом, а сбоку на тарелке лежит гарнир из овощей.

Я поднимаю взгляд от тарелки на Селесту.

– Попробую при одном условии. – Иду ва-банк.

– Каком?

– Ты исполнишь одно мое желание.

Она недоверчиво хмурится.

– Какое?

– Не скажу пока.

– Нет, я так не согласна, – категорично заявляет. – А вдруг ты загадываешь мне что-то непристойное? Раздеться перед тобой, например. Или заняться с тобой сексом.

– Нет, обещаю, что мое желание будет не 18+. И даже не 16+.

Она все еще хмурится.

– Ну ладно, – наконец сдаётся. – Но только если точно не 16+ и уж тем более не 18+.

– Идёт.

Я тянусь своими приборами к лягушке и отрезаю маленький кусочек. Мысленно перекрестившись, отправляю его в рот. Селеста пристально за мной наблюдает.

Начинаю жевать, смакую на языке и понимаю, что, черт возьми, это вкусно.

Правда, если не вспомнить о том, что это лягушка.

– Ну как? – нетерпеливо спрашивает.

Вот скажу ей сейчас, что вкусно, и она начнёт тыкать меня носом.

– Ну… Похоже курицу.

– Да, но нежнее. Намного нежнее курицы. – Она придвигает тарелку обратно к себе.

– Твоя лягушка нежная, как первый поцелуй, – тяну, стараясь сделать интонацию голоса романтичной.

Селеста резко замирает. Медленно поднимает на меня голову и смотрит широко округлёнными глазами.

– Что-то не так? – теперь уже я задаю этот вопрос.

– Расскажи мне о своём первом поцелуе.

Неожиданно.

– Эээм, я если честно не особо помню его.

– Сколько тебе было лет?

– Не знаю. Может, 12 или 13.

– И тебе он понравился?

– Ну, вроде да. Ну, скорее, я тащился от мысли о том, что я поцеловался.

– А с кем у тебя был первый поцелуй?

– С какой-то девчонкой в летнем лагере. Не помню, как ее звали.

Меня ее допрос про первый поцелуй немного удивляет. С чего это вдруг?

– А у тебя во сколько лет был первый поцелуй? – спрашиваю и смотрю на нее с любопытством.

– В 13.

– С кем?

– С мальчиком из моей школы.

– Тебе понравилось?

– Нет.

И она возвращает своё внимание лягушке. Начинает ее резать с каким-то особым остервенением. Кажется, я задел ей больную мозоль.

– Какое у тебя желание? – сухо бросает, не глядя на меня.

– Очень легкое. Ты позволяешь мне заплатить за этот ужин.