От закона стоимости к закону потребительной стоимости

1. Отношения эксплуатации труда

Понятие эксплуатации используется во многих науках. В самом общем виде оно восходит к понятию использования, то есть извлечения полезных свойств из объекта для достижения чего-либо необходимого. В этом значении термин эксплуатация широко применяется в технике и технических науках для обозначения процесса, необходимого для получения результата труда.

В общественных науках это понятие используется применительно к общественным отношениям как критерий выделения определенного их вида. По своей природе любое общественное отношение как отношение между по крайней мере двумя социальными субъектами предполагает, что социальные субъекты удовлетворяют определенную потребность через участие в данном отношении, тем самым используя («эксплуатируя») другого социального субъекта, находящегося по другую сторону отношения. В этом смысле практически все общественные отношения предстают как отношения использования других для удовлетворения потребностей, реализации интересов, достижения целей и т.п. Использование в данном случае будет выступать как использование человеческой деятельности и ее результатов. Эксплуатация же будет выражать меру, степень этого использования, а также то, насколько данное конкретное отношение является взаимным, возмездным или безвозмездным. В этой связи термин эксплуатация носит негативный оттенок, поскольку обозначает такое использование одного общественного субъекта другим, которое, во-первых, является безвозмездным, и, во-вторых, осуществляется до такой степени, которая нарушает процесс расширенного социального воспроизводства эксплуатируемого субъекта. А коль скоро через расширенное социальное воспроизводство общественных субъектов, через их непрерывное обновление осуществляется развитие самого общества, то эксплуататорский характер общественных отношений оказывает существенное негативное влияние на процесс социально-экономического развития.

Необходимость удовлетворения потребностей является естественным законом и основным условием жизни человека и любого человеческого общества и происходит через участие в определенных общественных отношениях. В свою очередь любое общественное отношение возникает постольку, поскольку существует в нем необходимость (потребность) хотя бы у одной из сторон, участвующих в данном отношении. Общественное отношение не обязательно является взаимным, симметричным, то есть соотносящиеся в нем социальные субъекты могут вкладывать разный смысл и иметь разное трудовое участие в данном отношении, а также не принимать смысл установки и трудовой вклад своего контрагента. Тем самым понятие общественного отношения «...как таковое ничего не говорит о том, идет ли речь о «солидарности» действующих лиц или о прямо противоположном». [92] Поэтому составляющие стороны общественного отношения субъекты могут через участие в нем в разной степени удовлетворять свои потребности или же не иметь возможности их удовлетворения, но при этом обеспечивать реализацию интересов своих контрагентов.

Эксплуатация в данном случае будет характеризовать степень использования одних социальных субъектов другими. А значит, как таковая эксплуатация не образует самостоятельного, отдельного общественного отношения, а выступает характеристикой уже имеющихся общественных отношений как субстанции своего существования.

Однако не ко всем общественным отношениям может быть применено понятие эксплуатации в качестве их характеристики, а лишь к тем из них, которые складываются относительно труда и его результатов. Исторически эксплуатация возникает тогда, когда возникает основа устойчивого воспроизводства прибавочного продукта, поскольку как вопроизводственный механизм эксплуатация труда была невозможна на основе необходимого продукта, ведь изъятие хоть какой- либо части этого продукта означало бы невозможность физического воспроизводства работника. Следовательно, эксплуатация в общем и в целом характеризует общественные отношения, складывающиеся в процессе производства, обмена, распределения и потребления (то есть в процессах опредмечивания и распредмечивания труда, а также опосредствующих их звеньев) и выступает как эксплуатация труда.

При этом она характеризует не каждое отдельное такое отношение, а взятые все вместе в своей комплексности и целостности. Тем самым понятие эксплуатации выступает характеристикой всей системы общественных отношений по производству, распределению, обмену и потреблению результатов труда, сложившейся в данном конкретном обществе на данной ступени его исторического развития.

Проблема определения границы, которая будет отделять эксплуататорские системы общественных отношений от неэксплуататорских, упирается в проблему определения меры труда и меры потребления, соответственно разные в каждом конкретном социуме. Но в любом случае в общем и целом к эксплуататорским будут относиться такие общественные системы, которые в своем функционировании реализуют безвозмездное отчуждение результатов труда одной части общества в пользу другой части общества. Такая реализация может осуществляться через различные механизмы, что лежит в основе выделения форм эксплуатации труда. Так, например, экономическая форма эксплуатации, осуществляющаяся посредством экономических механизмов, реализуется в основном через социально-экономические отношения, складывающиеся непосредственно в процессе производства.

Эксплуатация труда как характеристика общественных отношений по производству, распределению, обмену и потреблению результатов труда тесно связана с отношениями собственности, а именно со становлением частных ее форм.

Принципиальным отличительным моментом частной формы собственности от общественной выступает момент отчуждения, реализуемый как закрепление одной части общества (отсюда и название — частная), численность которой может варьироваться от одного индивида до достаточно большого количества людей (но никогда это не будет все общество в целом), за определенной долей общественного богатства в виде жизненно необходимых средств и прежде всего средств производства, и одновременно исключение другой части общества от доступа к этим средствам. Развитие форм частной собственности закрепляет возможность эксплуатации труда, когда можно стать собственником за счет чужого труда.

Процессы формирования частной собственности в недрах общественной в условиях первобытного коммунизма, которые впоследствии привели к его отрицанию, основывались на развитии общественного разделения труда как фактора, направленного на овладение силами природы, социальной гарантии от ее прихотей. Совершенствование форм трудовой деятельности, усложнение процесса производства неизбежно влечет за собой усложнение его организации, что ведет к выделению социально разделенных видов труда, умственного и физического, производительного и непроизводительного, управленческого и исполнительского.

Закрепление за функцией производства материальных благ способно в значительной мере ограничить всестороннее развитие человека, превратив его в частичную рабочую силу. В то же время производство духовных благ требует ставить человека в качественно иные условия, когда обществом гарантируется удовлетворение его материальных потребностей с тем, чтобы, в полной мере раскрыв его личный духовный потенциал, обеспечить себе необходимый рост духовного богатства.

Понятно, что труд по производству духовных благ обеспечивает человеку лучшие условия для его личного всестороннего развития, в большей мере отвечает природе и тенденциям собственно человеческого бытия. Он становится привилегированным и порождает у людей естественное стремление любым способом закрепиться за ним на всю жизнь, обеспечив себе лучшие условия существования и развития и оставляя в удел другим опять-таки пожизненное закрепление за производством материальных благ. Такое закрепление людей за социально-экономически неоднородными видами труда и вводит отношения эксплуатации труда. «Разделение труда делает возможным, более того — действительным, что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов; добиваться того, чтобы они не вступали друг с другом в противоречие, возможно только путем устранения разделения труда». [93]

В самом общем виде эксплуатация труда выступает как узаконенное в данном обществе безвозмездное присвоение одной его частью результатов труда другой его части. Поэтому собственность на чужой труд и его результаты выступает сущностной характеристикой отношений эксплуатации.

История учит, что само по себе экономическое соединение труда и собственности как, например, у мелкого товаропроизводителя, мелкого буржуа, не гарантирует отсутствие отношений эксплуатации, поскольку остается возможность присвоения результатов чужого труда, а именно присвоение осуществляется через распределение и перераспределение овеществленного труда после завершения процесса производства.

Капиталистическое товарное производство обеспечивает меньшинству собственность на чужой труд в условиях общественного производства — происходит преобразование трудовой частной собственности в частную капиталистическую собственность. Разрыв, разъединение труда и собственности через утрату работником своих средств производства, когда он становится лишь собственником своей способности к труду, с одной стороны, и с другой — появление субъектов, имеющих возможность и необходимость покупки товара «рабочая сила», предоставляет широкие возможности для эксплуатации чужого труда через экономические механизмы функционирования рынка. Сам же рынок удваивается: с одной стороны, существует рынок продуктов труда, с другой — рынок рабочей силы. Тем самым эксплуатация труда принимает экономическую форму, которая скрывает ее под маской «эквивалентного» обмена между капиталистом и наемным работником при купле-продаже рабочей силы. Присвоение чужого неоплаченного труда осуществляется здесь непосредственно в самом процессе производства, когда процесс производства есть одновременно и процесс эксплуатации труда.

Нетоварное, потребительностоимостное производство социалистического общества предполагает соединение не единичного, а уже общественного работника со средствами производства, то есть вновь соединение труда и собственности. Попятное движение к рынку приводит к разложению социализма, превращению рабочей силы вновь в товар, а общества — в эксплуататорское, что и демонстрирует опыт современной истории России.

Эксплуатация своими корнями уходит в социальное неравенство, которое, в свою очередь, основывается на социальной дифференциации. Однако не всякое неравенство выступает основой реализации эксплуатации труда. Так, в первобытном обществе индивиды в силу существования естественного, половозрастного разделения труда занимали неодинаковое, неравное положение в данной конкретной общности. Между тем отношения эксплуатации труда отсутствовали. В данном случае решающую роль играет основание, по которому осуществляется социальное неравенство. В первобытнообщинном обществе несмотря на существование естественного разделения труда и соответствующее ему разное положение в системе разделения труда, во-первых, реализуется одинаковое отношение всех членов общности к главному средству производства — земле. Во-вторых, наличие прибавочного продукта носит случайный характер, относительно независимый от количества и качества труда, затраченного на его получение. Поэтому там не существует социального неравенства относительно доступа к основному средству производства (земле) и распределения (получения своей доли) прибавочного продукта.

Эксплуатация труда исторически возникает лишь на определенном этапе развития человеческого общества, а именно с появлением прибавочного продукта, и является своего рода результатом этого развития. Впоследствии достигнутый уровень развития производительных сил создает основу устойчивого воспроизводства общественного прибавочного продукта, но объем этого продукта еще недостаточен для удовлетворения потребностей и для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития способностей всех членов общества. Поэтому отношения эксплуатации труда обеспечивают улучшение общественного положения одних членов общества за счет других его членов.

Усложнение процесса производства и его организации потребовало разделения труда на управленческий и исполнительский, а появление прибавочного продукта дало возможность выделения отдельного социального слоя, занимающегося через механизмы политической власти организацией общественной жизнедеятельности, что позволило обществу более эффективно противостоять силам природы, успешнее отражать агрессию соседей и самим нападать на них (происходило поглощение более слабых, то есть менее организованных), при этом политическая власть обеспечивала закрепление отношений эксплуатации труда.

Свое окончательное оформление политическая власть получает через социальный институт государства как высшей формы организации, которая одновременно выступает как главный элемент любой политической системы. Становление классов с присущими им антагонистическими интересами требует регулирования общественных отношений и разрешения социальных противоречий в масштабах всего общества, что становится обязательным условием существования самого общества как единого социального образования. Поскольку государственный аппарат был представлен привилегированными классами (в чью пользу происходило безвозмездное отчуждение результатов труда), то посредством социального регулирования обеспечивалось господство этих групп над всеми остальными членами общества.

Государственная власть разрешает в интересах правящего класса противоречия интересов социальных групп по поводу распределения общественного богатства.

Противоречия между этими интересами разрешаются не столько на основе взаимоучета, сколько на основе подавления и игнорирования одной из сторон. Эксплуатация в данном случае характеризует такое разрешение противоречий, которое реализует распределение общественного богатства в пользу немногочисленных групп в ущерб общественным интересам и интересам больших групп населения, тормозит развитие общественного характера труда, который входит в противоречие с частным, нетрудовым характером присвоения его результатов.

Изложенное позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, эксплуатация труда возникает по поводу прибавочного продукта, хотя впоследствии ее степень может затрагивать и распределение необходимого продукта. Она представляет собой не отдельное общественное отношение, а является характеристикой общественных отношений по производству, распределению, обмену и потреблению в условиях разделения труда и прежде всего социального разделения труда на умственный и физический, производительный и непроизводительный, управленческий и исполнительский. Поэтому эксплуатация труда закрепляется посредством частной формы собственности и связана с ее функционированием.

Во-вторых, эксплуатация труда всегда предполагает существование политической власти для своего закрепления. Даже экономическая форма эксплуатации труда подкрепляется соответствующими механизмами политической власти.

В-третьих, поскольку окончательное оформление политическая власть получает через социальный институт государства, постольку завоевание рабочим классом государственной власти и соответствующая государственная политика становятся определяющими при формировании социальных условий преодоления эксплуатации труда.

В-четвертых, объективной основой преодоления эксплуатации труда выступает становление непосредственно общественного характера труда, реализуемого посредством общественных форм организации трудовой деятельности.

Первобытнообщинное состояние общества выступает исходной ступенью развития человечества. Экономики как сферы, основанной на денежном обмене, в таких обществах не существует. Однако экономика как социальная система материального обеспечения жизнедеятельности существует в любом обществе, в том числе и первобытнообщинном. [94]

Известна историческая тенденция постепенного перехода от биологической зависимости от стихийно протекающих природных процессов к зависимости социальной, гарантирующей в то же время защиту от капризов природы. Дело в том, что от природной нестабильности человеческое сообщество могло защититься только посредством совершенствования орудий труда, трудовых приемов и навыков, что повышало результативность трудовой деятельности. В то же время усложнение технической стороны труда вело к изменениям в социально-экономической стороне труда, изменениям в его организации и прежде всего к появлению общественного разделения труда и его дальнейшему развитию. Поэтому развитие трудовых отношений и, соответственно, основанных на них общественных отношений выступает предпосылкой становления эксплуатации труда.

В первобытнообщинном обществе как исходной ступени развития человечества большую роль наряду с социальными играют биологические отношения. Однако последние не определяют характер общественных отношений, они лишь задают рамки, форму существования сообщества как племени. Характер общественных отношений складывается на основе отношений между производителями по поводу средств производства и потребления.

Первобытнообщинное общество располагает еще минимальным накопленным потенциалом общественного труда, поэтому круг производительно используемых сил природы ограничивается биологическими процессами, в которые вовлечен человек, исходя из своей живой природы. В собирательстве, охоте, рыболовстве, земледелии и животноводстве основу производства составляет естественный процесс воспроизводства природой самой себя, то есть кругооборот веществ, совершающийся прежде всего на биологическом уровне. Этот внешний по отношению к человеку процесс естественного воспроизводства всегда дополняется его собственной производительной деятельностью. [95]

Доминирование природных условий производства выражается, во-первых, в ограниченности количества производимого продукта естественной производительностью данной территории. Во-вторых, протекающие независимо от человека природные процессы, на которых основано производство, обуславливают относительную независимость между затратами труда и его результатом (большую роль здесь играет удача, благоприятные или неблагоприятные природные условия и т.п.). Это означает, что производитель в разные моменты времени получает то меньше, то больше продукта, необходимого для своего воспроизводства. Поэтому в данных условиях для воспроизводства всех производителей становится необходимым механизм социальной компенсации природной случайности в сфере производства. Для каждого производителя в отдельности естественные предпосылки производства оказываются недостаточными для его выживания, то есть воспроизводства. Поэтому необходимым условием воспроизводства производителей выступают отношения между ними по поводу производства, вне зависимости от того, какую форму труда — индивидуальную или коллективную — диктуют природные условия данной территории, а сама община представляет собой необходимое условие выживания каждого отдельного индивида, поскольку воспроизвести себя он может только через коллектив общины, способной уравновесить постоянные колебания результатов труда отдельных производителей.

Низкая производительность труда, доставляющая как правило только необходимый продукт и лишь случайно прибавочный, требовала практически поголовного участия всех общинников в добывании (производстве) пищи, то есть строй первобытно-общинного коммунизма предполагает всеобщность труда прежде всего в главном — пищевом производстве. Следовательно, труд здесь являлся экономически однородным. Экономическая однородность труда общинников при естественном (поло-возрастном и личном) их неравенстве предполагает одинаковое, то есть равное, отношение к природным условиям и предпосылкам производства и прежде всего к земле. Поэтому страховочный обмен продуктами внутри общины выступает как обмен однородной деятельностью, при котором общинники находятся в равном друг к другу положении, поскольку затраты и результаты их труда и потребности в принципе одинаковы. В итоге ни один общинник не выигрывает за счет других.

Так как только община служит социальной гарантией выживания любого общинника в отдельности, то каждый из них объективно заинтересован в воспроизводстве со-общинников так же, как и в своем собственном, поэтому индивидуальный интерес здесь совпадает с общественным в силу объективных условий производственных отношений. Поэтому даже при отсутствии реального контроля со стороны общинников глава общины не может распорядиться вверенным ему продуктом таким образом, чтобы выиграть лично в ущерб общине, ведь наилучшим способом реализации его индивидуального интереса, как и интереса всех других общинников, является способ обеспечения интереса общины. [96]

Отсюда для первобытнообщинного общества характерно уравнительное распределение, хотя абсолютной уравнительности не существовало: наиболее производительные работники имели определенные привилегии, однако эти привилегии ограничивались необходимостью поддержания жизни каждого члена общины. Уравнительное распределение, тем самым, выступало необходимым условием выживания общины, в том числе и сохранения жизни для более искусных и сильных производителей, а пропорциональное несоответствие трудового вклада и доли потребления воспринималось как нормальное, справедливое явление.

Сказанное позволяет выделить основные социально-экономические условия первобытнообщинного общества, которые определяли отсутствие эксплуатации труда.

Во-первых, это отсутствие устойчивого воспроизводства прибавочного продукта (так как эксплуатация труда складывается по поводу прибавочного продукта) в условиях низкой производительности труда и господства природных процессов, являвшихся основой трудовой (присваивающей) деятельности.

Исторически более менее устойчивое воспроизводство прибавочного продукта возникает при переходе от присваивающего к производящему хозяйству, то есть к земледелию и скотоводству. На этот период приходится становление классовых обществ, поскольку эксплуатация труда как безвозмездное отчуждение прибавочного продукта и возникающее на этой основе социально-экономическое неравенство требуют иной, нежели общинная, социальной организации, защищающей интересы обособившихся частных собственников.

Устойчивое (гарантированное) производство прибавочного продукта предполагало закрепление и расширенное воспроизводство его присвоения как привилегии определенных социальных групп (как правило общинной верхушки), и в конечном счете привело к разделению общества на классы.

Во-вторых, экономическая однородность труда (то есть отсутствие общественного разделения труда) в основном по добыванию пищи предполагает обмен экономически однородной деятельностью при одинаковости базовых потребностей (в пище и одежде). Отсюда такой обмен имел смысл лишь в случае недостатка у кого-либо из общинников необходимого для его воспроизводства продукта. Компенсация более удачливому работнику переданной им ранее доли продукта при отсутствии у него в этом потребности не имела смысла. В силу этого обмен носил безвозмездный характер. Безвозмездная форма обмена обуславливалась также и относительной независимостью результата производства от трудового вклада. В таких обществах продукт выступал, таким образом, лишь как потребительная стоимость.

Переход от присваивающего хозяйства к земледелию и скотоводству более жестко, чем раньше, привязал затраты труда к его результатам, оставив меньше места природной случайности, а также дал толчок к развитию общественного разделения труда, снявшего экономическую однородность труда и определившего возрастающее разнообразие потребностей. Тем самым постепенно, по мере развития общественного разделения труда, стала исчезать основа безвозмездного обмена, который все более становился возмездным.

В-третьих, это совпадение индивидуального социально-экономического интереса с общественным (интересами общины) при доминировании (примате) общинного как гаранта реализации индивидуального. В этом смысле каждый общинник объективно заинтересован в выживании своих сообщинников так же, как и в своем собственном, поэтому в результате ни один из них не может выиграть за счет других.

С появлением устойчивого воспроизводства прибавочного продукта как материальной основы противопоставления частных интересов общественному появились альтернативы распределения продукта в пользу тех или иных групп без ущерба для воспроизводства общины в целом и каждого общинника в отдельности. Тем самым определилась возможность частного присвоения излишков. Поэтому начинается постепенное расхождение частных социально-экономических интересов и общественных. Возникает возможность выигрыша одних за счет других.

Постепенное изменение вышеуказанных условий привело к разложению первобытного общества и становлению форм эксплуатации труда при переходе к классовым обществам.

К. Маркс выделил три формы общины — азиатскую, античную и германскую. [97] Все эти три формы базируются на производящем хозяйстве и представляют собой различные этапы вызревания отношений частной собственности в рамках общественной. Соответственно во всех трех формах, объединенных на основе того, что земля как основное средство производства находится в собственности всей общины, присутствуют внеэкономические формы эксплуатации труда. В этом смысле данные формы, на наш взгляд, неправомерно ставить в один ряд с первобытной формой общины, основу которой составляет присваивающее хозяйство.

Азиатская форма является первой из трех стадий развития частнособственнических отношений внутри отношений общественной собственности. Отдельный индивид наделяется землей как основным средством производства только как член данной общины. Эта форма предполагает существование некоего единого деспотического начала, объединяющего под своей властью совокупность отдельных общин. Данное начало выступает верховным собственником всех земель, а его наличие определяется необходимостью строительства ирригационных каналов, требующего координации усилий многих общин, каковая и осуществляется через существование этого деспотического начала.

Тем самым уже самая первая, азиатская форма общины являет собой достаточно сложное социально-экономическое образование с системой горизонтальных и вертикальных связей.

Горизонтальные социально-экономические связи обособленных производителей в данной форме выражены гораздо слабее вертикальных, поскольку их реализация осуществляется посредством обмена (в том числе товарного) предполагающего, в свою очередь, наличие общественного разделения труда. Между тем хотя натуральное хозяйство и не предполагает обмена внутри общины между семьями, но условие для него в виде обособленного ведения хозяйства на выделенном земельном участке уже имеется.

В условиях существования обособленных производителей на основе обособленного владения ими основным средством производства (землей) при неразвитости социально-экономических отношений обмена (натуральном хозяйстве) средством их объединения в единую общность могут выступать только вертикальные, иерархические связи, социально-экономической формой реализации которых выступало распределение. Распределение включало в себя две стороны. Во-первых, это распределение земли как основного средства производства при наделении ею отдельных семей. Во- вторых, осуществляется распределение произведенного продукта, когда каждый производитель обязан произведенный им прибавочный продукт (его размер устанавливался законодательным путем) передавать в свою общину, а она затем часть этого продукта отдает дальше, в более высокую инстанцию, элементом которой является. [98]

К.Маркс отмечает два варианта реализации этой формы. Согласно первому из них азиатская форма общины складывается как собственность одного лица (деспота), стоящего во главе общины, а отдельно взятый общинник «никогда не становится собственником, а является только владельцем, он, по сути дела, сам — собственность, раб того, в ком олицетворено единое начало общины, и поэтому рабство не подрывает здесь условий труда и не видоизменяет существо отношений». [99]

По второму варианту азиатская форма общины (например, в виде славянской) может сложиться как демократическая, реализуя отношения общественной собственности, обеспечивающей возможность одинакового (равного) отношения всех общинников к основному средству производства (земле) как к собственности всех и каждого, а не как к собственности верховного деспота.

Наличие вариантов функционирования азиатской формы общины показывает роль таких внеэкономических факторов, как политическая организация и социально-экономическая политика, которые тем самым выступают важным условием реализации сложившихся отношений собственности и возможной реализации эксплуатации труда.

Античная форма общины, в отличие от азиатской, которая представляет собой семью или семью, разросшуюся в род, имеет в своем основании город, то есть поселение, являющееся результатом социально-экономического развития. Земли, окружающие город, также были его территорией. Земля делилась между городами (общинами), но по разным причинам возникающие взаимные претензии приходилось разрешать посредством войны. Поэтому война становится важным и необходимым средством, необходимой совместной работой.

Общинная собственность здесь выступает в виде государственной. В данном случае собственность отдельного индивида по сути не является общинной собственностью, что отличает данную форму от азиатской, где отдельный индивид лишь владел землей общины как ее член. Получение земли в частную собственность в античной общине опосредуется членством в ней. Маркс подчеркивает, что община в данном случае представляет объединение свободных и равных частных собственников против внешнего мира с целью защиты, которая не может быть обеспечена отдельно каждым из них. Эту функцию реализует община как военная организация. Собственность на свой труд и его результаты выводится из собственности на земельный участок, наличие которого в свою очередь, гарантируется существованием общины, существующей за счет прибавочного труда ее членов в виде военной службы.

Античная форма общины также имеет варианты реализации в зависимости от конкретно-исторических условий. Так, выделяются демократический и олигархический варианты, главной отличительной чертой которых служит исторически сложившийся характер рабовладения. В олигархических общинах (полисах) превалировала эксплуатация рабов в сельском хозяйстве, а рабами становилось местное, некогда покоренное завоевателями население. При демократическом варианте труд в сельском хозяйстве оставался привилегией свободных граждан, то есть крестьян, отстоявших свою свободу в ходе социальных смут, а рабство было распространено в городских промыслах. Причем здесь пользовались покупными рабами, ввозимыми из-за границы, а не из числа своих соплеменников. [100]

Основное различие между азиатской (или восточной) и античной формами общины заключается в том, что в азиатской форме собственность выступает как общественная, хотя с элементами частной, поскольку уже существуют горизонтальное обособление непосредственных производителей, в то время как античная форма основана уже на частной (обособленной) форме собственности, но с элементами общего присвоения, так как частная собственность отдельных граждан перекрывалась, гарантировалась и регулировалась верховной собственностью всего гражданского коллектива.

Это различие проявлялось и в том, что в азиатской форме в общину отчуждался прибавочный продукт, созданный трудом ее членов, а в античной — прибавочное время, расходуемое в общих интересах, то есть для обеспечения сохранности общины. Вертикальные экономические связи в античной общине при растущем экономическом обособлении хозяйств все более замещаются политическими отношениями, поэтому по отношению к своим гражданам государство выступает не столько в качестве высшего собственника, как это происходит в азиатской общине, сколько институтом, гарантирующим существование и сохранность их частной собственности при противостоянии рабам. [101]

В то же время и азиатская, и античная формы общины представляют рабовладельческий способ производства. Однако К. Маркс не рассматривает и не анализирует факт использования труда рабов.

Между тем рабство как социальное явление представляет собой закономерный результат общественного развития. В ту эпоху техническая сторона производства, несмотря на определенный ее прогресс по сравнению с техникой производства первобытного общества, была еще довольно несовершенной и примитивной. Поэтому труд не был еще производительным настолько, чтобы постоянно (бесперебойно) и полностью обеспечить удовлетворение потребностей общественного развития. Общественный прогресс был возможен только при высвобождении части общества от физического труда при полном удовлетворении возрастающих потребностей этой части общества за счет эксплуатации труда непосредственных производителей, то есть за счет использования в больших количествах принудительного труда рабов: «Введение рабства при тогдашних условиях было большим шагом вперед. Ведь нельзя отрицать того факта, что человек, бывший в начале зверем, нуждался для своего развития в варварских, почти зверских средствах, чтобы вырваться из варварского состояния». [102]

Германская форма общины (третья форма) отличается от двух предыдущих тем, что земля здесь делится на собственно общинные угодья и на земли отдельных членов общины. Отдельный индивид (общинник) не выступает совладельцем общей собственности, как это происходит в азиатской общине. Частные земли (наделы) общинников не являются общинной землей, что отличает эту форму и от античной общины, когда вся земля, занятая членами общины, выступает как общинная. Здесь налицо уже противопоставление общинной земли частным наделам. Именно наличие этой отдельной общинной земли и связывает между собой отдельных общинников как частных собственников своей земли. Наличие общинных земель диктуется потребностью в средстве производства, продукты которого жизненно важны, но их невыгодно получать с небольшого частного надела. Так, в общинной собственности находились пастбища, луга для заготовки сена, лес для рубки, рыбные водоемы и т.п. Пользоваться этими землями могли только общинники как члены данного коллектива. Кроме того объединение общинников как отдельных частных собственников в общину необходимо для защиты как их частных наделов, так и общинных земель от посягательств соседних таких же общин.

Важнейшей хозяйственной ячейкой здесь выступает крестьянское домохозяйство, то есть крестьянский двор, который в идеале не реализовывал эксплуатацию труда. То же можно сказать и о крестьянской общине, куда входили крестьянские домохозяйства в качестве составных элементов. Но кроме общины крестьянские дворы входили еще в одну социально-экономическую систему — феодальное поместье. В своем классическом варианте феодальное поместье делится на две части — на землю, которая принадлежит феодалу (домен), и на землю, занятую крестьянской общиной, но которая также принадлежит феодалу. Поэтому собственность на землю здесь раздвоена: у одного объекта собственности — два собственника, причем крестьянин выступал как подчиненный собственник земли, а феодал — как верховный собственник крестьянских земель.

Являясь элементом разных социально-экономических систем (крестьянской общины и феода), крестьянский двор выступает в них в разных ролях. Как элемент крестьянской общины частное индивидуальное крестьянское хозяйство представляет собой ячейку по производству необходимого продукта, а по отношению к феоду — по производству прибавочного продукта. Поэтому общинный уклад здесь не представляет собой самостоятельного хозяйственного уклада, а входит в феодальный в качестве своеобразного экономического основания.

Верховная собственность феодала на крестьянские земли проявляется в том, что он безвозмездно присваивает часть крестьянского труда в виде оброка (натуральной ренты), когда крестьянин отдает часть продукта, созданного в своем хозяйстве, и в виде барщины (отработочной ренты), когда крестьянин своими орудиями труда работает на землях домена, урожай с которых полностью становится собственностью феодала. [103]

Если первые две формы общины реализовывали рабовладельческий способ производства, германская форма представляет собой феодализм как социально-экономическую систему, развившуюся, как правило, на основе непосредственного разложения общинно-родового строя, и на периферии стран с исторически сложившейся рабовладельческой системой. [104]

Несмотря на это у всех трех форм общины есть определенные сходства. В условиях развития отношений частной собственности на средства производства и прибавочный продукт на основе общины, соединяющей непосредственного производителя со средствами производства, собственность на эту часть продукта у непроизводителей могла возникнуть только через внеэкономические социальные механизмы.

Экономически собственность на продукт труда вообще и на прибавочный продукт, в частности, возникает только на основе собственности на условия (факторы) производства — на средства производства (материалы труда, орудия труда и основные средства труда) и рабочую силу как потенциальный труд. Основным средством производства в то время выступала земля, которая, кроме всего прочего, отличается от машины (как основного средства производства капитализма) тем, что работающий на земле производитель здесь же (на этой же земле) и живет. Поэтому возникающая частная собственность на землю через завоевания, через долговые обязательства, либо через выделение общинной или жреческой верхушки как собственника на основное средство производства и одновременно условие и среду жизнедеятельности и воспроизводства производителя, как правило, предполагала и собственность на самого производителя. «Рабство, крепостная зависимость и т.д. всегда являются вторичными формами, никогда не первоначальными, несмотря на то, что они необходимый и последовательный результат собственности, основанной на общинном строе и на труде в условиях этого строя». [105] Однако феодализм и германская форма общины как его основание характеризовались новыми особенностями. По сравнению с рабовладением, феодализм был относительно более прогрессивной формой, прежде всего потому, что в его условиях создавалась относительная заинтересованность у непосредственных производителей (крепостных крестьян) в результатах своего труда. Соответственно и внеэкономическая зависимость крестьянина при феодализме была менее полной, чем зависимость раба. Помимо этого для феодализма характерен переход от коллективной эксплуататорской собственности к частно-индивидуальной.

Развитие частнособственнических отношений на этапе рабовладения и феодализма подготовили условия для становления экономических форм эксплуатации труда, реализовавшихся при капитализме через два социально-экономических фактора. Во-первых, это появление лично свободного работника, лишенного своих средств производства и являющегося собственником только своей способности к труду. Во-вторых, наличие собственников средств производства, имеющих необходимость и возможность покупки товара «рабочая сила». [106]

Появление работника, обладающего личной (гражданской) свободой предполагало исчезновение прежде всего крепостной зависимости работника, что в европейских странах произошло в XIV-XV вв., а «начало капиталистической эры относится лишь к XVI столетию». [107]

Организация труда на капиталистических предприятиях требовала наличия достаточного количества наемных работников, которые были бы не только лично свободны, но и лишены своих средств производства, и тем самым были вынуждены продавать свою способность к труду. Между тем, несмотря на ликвидацию крепостной зависимости крестьян, большинство из них владело участками земли и орудиями труда, оставшимися от феодальной эпохи. Кроме того, сохранялось совместное пользование общинными землями. Поэтому с конца XV в. до XIX в. имело место явление «огораживания» земель (например, в Англии), с которых насильственно удаляли, сгоняли крестьян. «Экспроприация и изгнание из деревни части сельского населения не только высвобождает для промышленного капитала рабочих, их жизненные средства, материал их труда, но и создает внутренний рынок». [108]

Однако наличие лично свободного работника, лишенного собственных средств производства и потому вынужденного продавать свою рабочую силу, является недостаточным условием возникновения капитализма и соответствующих ему экономических форм эксплуатации труда. Так, например, в Древнем Риме в течение нескольких веков существовали тысячи лично свободных граждан, не имеющих своих средств производства, а также были развиты товарно-денежные отношения, существовал наемный труд (в особенности сезонный), однако капитализма как социально-экономической системы не возникало, как не сформировалось и элементов буржуазного уклада. Более того, государство материально поддерживало пролетариев и средствами существования, и деньгами, которые, в свою очередь, являлись трансформированными результатами труда рабов. [109]

Поэтому сущностные причины появления капитализма связаны с уровнем развития производительных сил. Исторически исходной формой капиталистического предприятия была ремесленная мастерская, основанная на простейшей кооперации труда. Ее сменила мануфактура, которая уже предполагала разделение труда на отдельные операции, за счет чего повышалась его производительность. Между тем и в мастерской, и в мануфактуре основным энергетическим источником все равно продолжала выступать физическая сила человека. Поэтому отдельные ремесленники за счет совершенствования своих навыков и умений, а также повышения интенсивности труда могли конкурировать на рынке с владельцами мануфактур. А поскольку технический базис производства не имеет принципиальных отличий от феодального, то социально-экономическая организация его функционирования не требовала формирования новой социально-экономической системы.

Кардинальные изменения в существующей социально-экономической системе начали происходить в результате промышленной революции (машинного переворота) в конце XVIII — начале XIX в. «В качестве машины средство труда приобретает такую материальную форму существования, которая обуславливает замену человеческой силы силами природы и эмпирических рутинных приемов — сознательным применением естествознания». [110] Именно машинный переворот обусловил переход к новому технологическому способу производства, которому соответствуют капиталистические производственные отношения, а адекватная им социально-экономическая система носит название капитализма.

В отличие от земли, механические средства производства не являются принципиальным условием жизнедеятельности производителей, поэтому существует возможность полного их отчуждения от этих средств производства.

Но для того, чтобы стать собственником продукта труда недостаточно быть собственником одних лишь средств производства. Необходимо присвоить и рабочую силу как другое обязательное условие процесса производства. При рабовладении и феодализме такое присвоение осуществлялось через внеэкономические механизмы личной зависимости производителя от собственника земли, когда сам работник становился его собственностью. При капитализме необходимость присвоения рабочей силы производителя на основе внеэкономического принуждения к труду отпадает.

При капитализме способность человека к труду — рабочая сила принимает форму товара. Тем самым рынок как форма разрешения противоречия между производством и потреблением удваивается: с одной стороны, функционирует рынок результатов труда, принявших форму товаров, с другой — складывается рынок труда.

Рабочая сила, как и любой другой товар, имеет стоимость и потребительную стоимость. Ее стоимость определяется общественно необходимыми затратами на ее воспроизводство. Однако особенность ее потребительной стоимости, в отличие от других товаров, состоит в том, что она в процессе своего потребления (то есть в процессе производства) имеет способность создавать стоимость большую, нежели стоит сама. Именно эта способность выступает как полезное и необходимое капиталисту свойство. Поэтому на поверхности купля-продажа рабочей силы как обмен товара на его стоимость выглядит эквивалентной, в то время как в процессе производства, то есть реализации потребительной стоимости данного товара, создается большая стоимость, избыток которой, в свою очередь, безвозмездно присваивается собственником капитала. Стоимость рабочей силы в виде заработной платы в данном случае представляет собой ту форму, которую принимает необходимый продукт в условиях капитализма.

Экономические формы эксплуатации труда основаны на присвоении прибавочного продукта как неоплаченного чужого труда. По сравнению с внеэкономическими формами экономические формы эксплуатации труда являются скрытыми, наблюдаемыми непосредственно как эквивалентные и возмездные формы обмена и реализуются в самом процессе производства, а не только после его завершения. Однако изменение формы эксплуатации труда при капитализме не затрагивает ее сущности: «Рабство, крепостничество и капитализм одинаковы в этом отношении. Изменяется только форма эксплуатации — эксплуатация остается». [111] Фактором, определяющим ту или иную форму эксплуатации, выступает уровень развития производительных сил и производственных отношений: «способ грабежа опять-таки определяется способом производства». [112]

Присущее любой эксплуататорской системе стремление собственников средств производства повысить степень эксплуатации труда производителей реализуется при капитализме посредством производства и присвоения абсолютной и относительной прибавочной стоимости. Присвоение абсолютной прибавочной стоимости связано с максимально возможным удлинением рабочего времени и соответственно с увеличением прибавочного рабочего времени в его структуре. Но удлинение рабочего времени имеет свои физические и социальные пределы. Повышение степени эксплуатации труда возможно и путем сокращения необходимого рабочего времени за счет роста производительности труда при сохранении одной и той же продолжительности рабочего дня, то есть через производство относительной прибавочной стоимости.

Эксплуатация труда при капитализме по своей степени превосходит все другие формы эксплуатации. Это связано прежде всего с тем, что основной целью производства здесь становится производство меновой стоимости: «если в какой-нибудь общественно-экономической формации преимущественное значение имеет не меновая стоимость, а потребительная стоимость продукта, то прибавочный продукт ограничивается более или менее узким кругом потребностей». [113] Моментом, определяющим в данном случае степень эксплуатации труда, будет выступать цель производства, а не социально-экономический уклад хозяйства. «Ужасным становится чрезмерный труд в древности в тех случаях, когда дело идет о добывании меновой стоимости в ее самостоятельной денежной форме — в производстве золота и серебра... Труд негров в южных штатах Американского союза носил умеренно-патриархальный характер до тех пор, пока целью производства было главным образом непосредственное удовлетворение собственных потребностей». [114]

Однако экономический механизм присвоения неоплаченного чужого труда предполагает внеэкономические, прежде всего, законодательные рамки своей реализации. «...свое право всасывать достаточное количество прибавочного труда [капитализм] обеспечивает пока не одной лишь силой экономических отношений, но и содействием государственной власти...» [115]. Эти рамки задают и регулируют степень эксплуатации труда в обществе, выступают в качестве некого компромисса в борьбе интересов собственников средств производства и непосредственных производителей. «Установление нормального рабочего дня явилось результатом многовековой борьбы между капиталистом и рабочим». [116] Поэтому, с одной стороны, они узаконивают существующую эксплуатацию труда, с другой, задают ее границы (верхний предел), выступая в первом случае гарантом ее существования, а во втором — гарантом ее ограничения.

Способность государства регулировать степень эксплуатации труда непосредственных производителей имеет важное значение для формирования социальных условий ее преодоления. В то же время государственное ограничение эксплуатации труда (как перехода к ее преодолению) на каждом конкретно-историческом этапе развития общества имеет свои пределы. Эти пределы задаются текущим уровнем развития производительных сил общества и соответствующих им производственных отношений. Так, все докапиталистические способы производства, где основным средством производства выступала земля, характеризовались достаточно низкой долей прибавочного продукта в структуре результатов труда. Поэтому общественное развитие могло быть обеспечено лишь за счет концентрации этого прибавочного продукта в руках немногочисленной социальной группы (класса) для осуществления ею определенных общественных функций. Безусловно, практически вся история человечества демонстрирует разного рода и в разной степени злоупотребления правящей верхушкой своим общественным положением. Однако нельзя отрицать, что только через концентрацию прибавочного продукта могло при низкой производительности труда осуществляться общественное развитие, а сами политические режимы оказывались настолько долговечными, насколько полно они реализовывали общественные интересы.

Ситуация меняется с введением машин в качестве основного средства производства, поскольку появляется не только устойчивое, почти независимое от природной случайности производство прибавочного продукта, но и его доля в общественном продукте значительно возрастает, что, в свою очередь, становится условием формирования предпосылок преодоления эксплуатации труда.

2. Формирование социальных предпосылок преодоления эксплуатации труда

Разрешение противоречия между развивающимся общественным характером производства и частным нетрудовым характером присвоения становится предпосылкой преодоления эксплуатации труда. А поскольку частный нетрудовой способ присвоения базируется на отчуждении непосредственного производителя от основных средств производства, то преодоление эксплуатации труда предполагает в первую очередь его соединение со средствами производства, то есть превращение в собственника условий труда. [117]

Превращение непосредственных производителей в собственника средств производства выступает основным условием преодоления экономических форм эксплуатации труда.

Соединение непосредственных производителей с основными средствами производства, то есть превращение человека труда в собственника условий труда, предполагает отрицание нетрудового способа присвоения, а именно переход к собственности исключительно трудовой. В свою очередь надо иметь в виду, что трудовые формы собственности могут быть и частными, что снятие экономических форм эксплуатации труда не обязательно предполагает становление общественной формы собственности на основные средства производства. «Политическая экономия принципиально смешивает два очень различных рода частной собственности, из которых один основывается на собственном труде производителя, другой — на эксплуатации чужого труда. Она забывает, что последний не только составляет прямую противоположность первому, но и вырастает на его могиле»¹. Этот момент приобретает особую актуальность в условиях формирования общественного способа присвоения основных средств производства.

Однако в условиях высокоразвитого общественного разделения труда труд приобретает общественный характер, поэтому частные трудовые формы собственности теряют господствующее положение, и именно становление общественной формы собственности на основные средства производства выступает предпосылкой преодоления эксплуатации труда, характеризующейся тем, что одна часть общества живет за счет безвозмездного присвоения труда другой его части. Кроме того, частная собственность на средства производства и землю, даже когда она основывается на собственном труде, в условиях современного высокообобществленного производства не дает возможности использовать громадные силы развивающегося обобществления труда и производства, которые не могут принадлежать обособленному, отдельному работнику как носителю обособленного труда и частной собственности. [118]

В настоящее время проблема возможности существования общественной собственности на основные средства производства вновь стала дискуссионной. Главным тезисом противников общественной собственности как таковой выдвигается ее якобы ничейный характер, поскольку- де средства производства выступают ограниченным ресурсом и, следовательно, обладают свойством исключаемости. «Обществу через все средства массовой информации начала навязываться идея о том, что предприятиям, основанным на государственной (общенародной) собственности, якобы имманентно присуща неэффективность в силу того, что работник такого предприятия отчужден от применяемых им средств производства, не становится хозяином произведенного продукта, собственность является «ничейной» и т.д. и т.п.» [119]. Отсюда если средства производства принадлежат всем членам общества, что и предполагает общественная собственность, то это значит, якобы, что они никому не принадлежат. Если же кто-либо завладеет данным средством производства, то он исключает (отчуждает) от него всех других, общественная собственность теряет свою сущность и становится частной.

Кроме того, получившие в настоящее время широкое распространение концепции постиндустриального (информационного, технотронного и т.п.) общества постулируют, что основной производительной силой современных обществ становится уже не материальное производство, а знания, представленные в виде информации, высоких технологий и т.п. А поскольку одним из свойств информации выступает неотчуждаемость, то считается, что общество, в котором основой производства становится информация, вступает в новую, «постиндустриальную» стадию своего развития, где доминирующей формой собственности выступает общественная форма. При этом основное противоречие между трудом и капиталом будто бы снимается. Поэтому такие общества можно считать чуть ли не социалистическими.

Помимо этого, поскольку знания и информация превращаются в важнейший ресурс производства, то контроль над этим ресурсом и возможность им распоряжаться выставляется как основа относения людей к господствующему классу [120] (хотя общественная форма собственности как равное отношение к средствам производства определяет отсутствие классового господства). Основными признаками этого «класса» становятся, во-первых, высокие стандарты образования; во-вторых, независимость от традиционого класса буржуа, поскольку могут приобретать необходимые им средства производства в личную собственность; в-третьих, это востребованность представителей данного класса в разных структурных элементах социальной иерархии и их исключительная мобильность. Утверждается, что «сегодня в развитых обществах образовался слой интеллектуальных работников, которые обладают неотчуждаемой собственностью на информацию и знание, являются равными партнерами собственников средств производства, не эксплуатируемы как класс; их деятельность мотивирована качественно новым образом». [121]

Современное производство, в самом деле, уже не может обойтись без высоких технологий, а знания стали важным элементом средств производства. Однако их роль в концепциях постиндустриального общества неоправданно абсолютизируется, поскольку базовые, биологические и социальные потребности индивиды все равно удовлетворяют не через присвоение информационных потоков, а через потребление (распредмечивание) результатов труда, созданных в материальном производстве. Сами высокие технологии направлены прежде всего на совершенствование материального производства, увеличение его экономической эффективности (то есть увеличение доли прибавочного продукта при минимальных затратах). Это значит, что, материализуясь, то есть воплощаясь в итоге в конкретном, материальном продукте труда, они как составная часть этого продукта тут же выпадают из общественной формы собственности в сфере информации и становятся объектом частного присвоения собственников средств производства. Поэтому переход к так называемому постиндустриальному обществу по сути не разрешает противоречия между частной формой присвоения результатов производства и общественным характером труда, и, соответственно, сам по себе, то есть взятый в отдельности, не является предпосылкой преодоления эксплуатации труда.

Что касается выделения особого «класса интеллектуалов» как господствующего класса постиндустриального общества, то, во-первых, несмотря на высокие стандарты своего образования представители данной группы востребуются в разных структурных элементах, а значит и уровнях социальной иерархии (что следует из третьего признака), то есть занимают разное положение в общественной системе и играют разную роль в общественной организации труда. Во-вторых, востребованность в самых разных элементах общественной системы и исключительная мобильность предполагает наемный характер их труда, ¹ что ставит под сомнение независимость «класса интеллектуалов» от традиционного класса буржуа, то есть от собственников средств производства. В третьих, результаты их труда замыкаются на материальное производство и основные средства производства, а значит полезный эффект от этих результатов через увеличение производства прибавочного продукта отчуждается в пользу собственников средств производства, что отрицает тезис об отсутствии эксплуатации их труда. «Теория «постиндустриального общества» пытается подменить действительный конфликт борьбой части интеллигентов за карьеру, конкуренцией «талантливых» «компетентных» карьеристов за проникновение в высшие «страты», в элиту и конкуренцию элит — интеллигентской сварой». [122]

Что же касается материальных средств производства (земли и промышленности) и возможности их функционирования на основе общественной формы собственности, то при развитом общественном разделении труда их создание и их использование (присвоение) осуществляется напрямую или опосредствованно коллективным, практически общественным трудом. Общественный характер производства и труда входит в противоречие с частным, нетрудовым характером присвоения. А поскольку это противоположные по своей природе, то есть взаимоисключающие друг друга сущности, то противоречие между ними обязательно разрешается в сторону исчезновения одной из них и установления другой в качестве единственной и необходимой. Однако механизмы разрешения этого противоречия лежат вне экономической сферы, реализуются не через экономические, а через общественные механизмы, среди которых основное место занимает политическая борьба.

Нельзя забывать также и то, что сами производственные отношения и соответствующее им общественное устройство зависят от уровня развития производительных сил. Поэтому для анализа становления уничтожающей эксплуатацию общественной формы собственности на средства производства необходимо обратиться к выявлению изменений в самих производительных силах и соответствующих им производственных отношениях.

Наука, знания, технология, информация заняли прочное положение как источник развития производственной базы общества. Это означает, что наука как всеобщая общественная производительная сила стала полноправной составляющей в структуре общественных производительных сил, а современное производство не может развиваться без таких видов производственной деятельности как планирование, конструирование, проектирование, прогнозирование и т.п. Результаты этой деятельности воплощаются в материальных результатах труда через повышение эффективности производства, производительности труда, экономичности и т.п.

В то же время одной из основных общеисторических тенденций развития производительных сил является облегчение физического труда. В эпоху научно-технического прогресса эта тенденция приняла форму постепенного вытеснения физического труда из производства, то есть замену человека машиной (роботизация производства). Поэтому современной тенденцией развития производительных сил выступает уменьшение доли физического труда в производстве.

Изменение в соотношении физического и умственного труда в принципе свидетельствует о процессах не только экономического соединения этих видов труда, но также и социального. На протяжении тысячелетий умственный и физический виды труда были социально разделены, причем это разделение коррелировало с разделением общества на классы, поскольку занятие умственным трудом, как правило, не обеспечивало материальный доход, а значит, занимающийся им человек должен был быть заранее обеспеченным, то есть владеть какими-либо средствами производства для присвоения чужого прибавочного труда как основы своей жизнедеятельности.

Однако увеличение доли умственного труда и, соответственно, доли занятых этим трудом может опираться не только на увеличение прибавочного продукта на основе совершенствования средств производства, но также и на повышение степени эксплуатации труда производителей.

Вытеснение физического труда умственным как тенденция соединения умственного и физического труда имеет две стороны. С одной стороны, внедрение научных разработок в производство все более усложняет его техническую базу и требует от работника владения не только определенными производственными навыками, но обладания знаниями как общеобразовательного, так и специального характера. С другой стороны, в процессе совершенствования производства человек заменяется машиной, соответственно сам человек вытесняется из производства, а почти полностью автоматизированное производство постепенно становится относительно независимым, приобретая в определенной мере свойство «второй природы».

Другой еще более важной для процессов соединения производителей со средствами производства и преодоления эксплуатации труда тенденцией выступает соединение управленческого и исполнительского труда [123], то есть становление субъекта коллективного, общественного самоуправления.

Экономически собственность выступает как процесс присвоения средств производства и результатов труда, где определяющее значение имеют средства производства, их использование в интересах определенного субъекта, а это становится возможным лишь через социальное соединение труда со средствами производства, способ которого обусловлен уровнем развития производительных сил. Само же присвоение как социально-экономические отношения по поводу использования средств производства в чьих-либо интересах осуществляются в процессе управления, организации использования факторов и элементов производства, то есть управление выступает как инструмент, способ реализации собственности. «Отношения собственности и отношения управления, организации, распоряжения, командования, распределения не автономны: в совокупности они образуют одну систему отношений собственности». [124]

История постоянно доказывала верность тезиса о том, что юридический титул собственности рано или поздно переходит к фактическому ее реализатору, то есть управляющему. Юридическая форма собственности выступает как законодательное закрепление права собственности за определенными субъектами, в чьих интересах должны использоваться объекты собственности. На практике при передаче (делегировании) управленческих функций (полномочий) по фактическому производственному присвоению средств производства другому субъекту, не являющемуся субъектом собственности, последний постепенно начинает подменять интересы «хозяина» своими интересами, сам становясь хозяином вверенной ему собственности. Происходит вытеснение юридического собственника через устранение (в данном случае самоустранение) его из структуры социально-экономической организации трудового процесса, а значит, и уменьшение его влияния на производство, на определение его конечных целей и задач, распределение полученных результатов труда.

Перераспределение производственных функций между участниками производственного процесса при переходе к капитализму лишило непосредственных производителей влияния на ход трудового процесса, на производство в целом. Так и ремесленник, и крестьянин в простом процессе труда самостоятельно распределяли трудовые функции, средства производства, участников производства во времени и пространстве, совершенствовали и развивали труд в соответствии со своим пониманием его целесообразности для создания определенной потребительной стоимости. Лишь в эпоху капитализма непосредственный производитель отчуждается от целеполагания в простом процессе труда.

Капитал отстраняет и отчуждает производителя и сосредотачивает в своих руках функции по определению конечных целей и задач процесса производства, по выявлению целесообразного расчленения операций, их распределения и закрепления между рабочими, по созданию совокупного работника, управлению кооперацией труда и средствами производства, исходя из своих интересов, прямо исключающих реализацию интересов непосредственных производителей. В таких условиях последние не играют определяющей роли в управлении трудом, совершенствовании его разделения, кооперации и в развитии технологических процессов, поскольку он отвечает лишь за частичную операцию. [125] [126] Тем самым они отчуждены от процесса реальной, фактической реализации собственности, им не на что было опираться в борьбе против снижения оплаты труда до уровня стоимости рабочей силы, то есть до уровня необходимого продукта. Поэтому снятие отчуждения от средств производства предполагает расширение степени участия непосредственных производителей в определении целей производства, повышение их влияния на принятие решений, то есть участие в управлении средствами производства, а значит и влияние на распределение произведенного продукта, на определение способа данного распределения.

Различные формы участия рабочих в управлении предприятиями начали распространяться с середины 20-х годов прошлого столетия. Их появление обусловлено, с одной стороны, стремлением собственников средств производства в большей мере заинтересовать рабочих в выполняемом ими труде с тем, чтобы они больше способствовали достижению целей предприятия, то есть опять же производству прибыли; с другой стороны, давлением борьбы рабочего класса за снижение степени эксплуатации своего труда. Однако практически все формы участия рабочих в управлении предприятием в условиях капитализма сводятся лишь к управлению организационно-технической стороной труда (осуществлению определенной организации труда, внедрению более экономичных операций, улучшению условий труда, поддержанию дисциплины и т.п.). Практически не предусматривается участие рабочих в выработке экономической (и тем более социальной) политики предприятия, инвестиционных программ и т.п. Если все- таки рабочие и допускаются к данной стороне деятельности предприятия, то их мнение носит совещательный характер.

Поэтому, несмотря на множество форм участия рабочих в управлении, они несут в себе две общие черты: во-первых, они осуществляются в условиях господства частной собственности на средства производства. Вторая основная черта состоит в том, что реализация этих форм не препятствует присвоению собственниками капитала прибавочного труда рабочих в виде прибыли, что, собственно, и составляет основную цель и мотив капиталистического производства. [127]

Отсюда участие рабочих в управлении не является достаточным для фактической реализации ими собственности на средства производства, поскольку они все равно оказываются лишенными определяющего влияния на формирование производственной политики и цели производства, а значит и распоряжения созданным ими прибавочным продуктом. Для полной фактической реализации собственности непосредственных производителей на средства производства необходимо, чтобы они перестали продавать свою рабочую силу как товар и сами стали субъектом управления, а это предполагает становление коллективного, общественного самоуправления.

Сведение непосредственного производителя к частичному работнику, произошедшее при капитализме, которое разделило трудовые функции, закрепило их выполнение за определенными социальными слоями. Соединение работника со средствами производства через различные формы самоуправления трудового коллектива должно расширить функции частичного работника через совмещение профессий, управленческо-организационных и исполнительских функций для каждого рабочего. Это развивает социальное равенство в доступности всех производственных функций для каждого участника процесса производства как сохозяина средств производства и реализуется через коллективные формы организации труда, такие как бригадная форма, коллективный подряд и т.д. Поэтому разрешение коренного противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения происходит путем становления единства коллективных форм организации общественного труда и коллективных форм организации общественного самоуправления.

Становление общественного характера производства коснулось не только труда и трудовых отношений, но также и капитала. Классическая капиталистическая модель, которую исследовал К. Маркс, предполагала, что функция владения капиталом и управления им были соединены в одном агенте — капиталисте. То есть классический капиталист выступал собственником и в юридическом, и в экономическом смысле. Однако стремление капитала к самовозрастанию (без чего он просто перестает быть капиталом) определяет тенденцию к концентрации производства, усложнению его технической базы, что, в свою очередь, вызывает дифференциацию функций управления и, соответственно, разделение труда при управлении предприятием. Это делает невозможным выполнение функции управления и владения одним лицом. В результате экономическая и юридическая стороны капиталистической собственности разъединяются. Управление организационно-технической стороной производства отходит к инженерам и специалистам, за собственниками средств производства остается функция владения и финансового учета.

Разъединение функций владения и управления постепенно формировало группу совладельцев, ознаменовав переход от фамильной частной капиталистической собственности к корпоративной. Такое размывание классической капиталистической собственности, когда ее субъект уже не является единичным, а представлен группой совладельцев, привело к тому, что теперь собственность предполагает прежде всего право на доход (или его часть) от данного конкретного предприятия, а не то право собственности, когда собственник был одновременно и владельцем и управляющим. [128]

Право на получение дохода от данного предприятия пропорционально вложенному в него капиталу без выполнения каких-либо производственных функций формирует особый класс собственников капитала, живущих (паразитирующих) за счет присвоения прибавочного труда непосредственных производителей. Так, Т. Веблен выявил закономерность появления в условиях денежной цивилизации «праздного класса» — собственников капитала, у которого формируется стереотип чрезмерного потребления, опирающегося не на действительные потребности людей, а на необходимость демонстрации своего общественного положения. Согласно Т. Веблену отделение функции управления от собственности делает излишними собственников денежного капитала, поскольку последние не только превращаются в паразитирующую часть общества, живущую за счет эксплуатации труда других, но и, тем самым, сокращают ресурсы для дальнейшего социальноэкономического развития общества. [129]

Все вышеперечисленные тенденции требуют изменения существующего распредения собственности на основные средства производства, поскольку негативные социально-экономические последствия, такие как рост социального неравенства в распределении собственности и доходов, снижение трудовой мотивации, недоразвитие демократических начал в управлении и т.п., возникающие на основе чрезмерной концентрации общественного богатства в руках немногих на одном полюсе и обнищания массы его непосредственных производителей на другом, становятся причиной социальной и политической нестабильности в обществе.

Эта проблема исследовалась К. Марксом, который считал, что ликвидацию чрезмерной концентрации капитала в руках немногих необходимо осуществить через национализацию, то есть передачу средств производства в собственность государства рабочего класса, поскольку государство, кроме всего прочего, призвано реализовывать и общественные интересы, а значит, посредством него можно достичь справедливого распределения созданного общественного богатства. Однако на практике заложенные в государственной форме собственности объективные противоречия при их неправильном разрешении способствовали реализации государственной собственности не как собственности общественной, общенародной, а именно как государственной, как корпоративной собственности организации, сконцентрированной в руках бюрократического государственного аппарата. Государство выступило звеном, опосредствующим средства производства и непосредственного производителя, отчуждающим последних от первых и сводящим их до положения все тех же наемных работников. Между тем государственная собственность способна реализовывать и общественные интересы, поэтому нельзя рассматривать ее лишь как собственность организации (государства), ставя в один ряд с другими частными формами собственности. Решающую роль в данном случае играют способы распределения и перераспределения общественного богатства через государственные механизмы власти, то есть в чью пользу идет распределение того, что заработало все общество.

Уже в условиях капитализма одной из форм относительного решения проблемы перераспределения выступают предприятия с собственностью работников (ESOP — Employee Stock Ownership Plan). Основной предпосылкой возникновения этой формы предприятий является растущая концентрация овеществленного прибавочного труда (собственности) в руках немногочисленных крупнейших собственников, с одной стороны, и отчуждение от средств производства непосредственных производителей этих богатств, с другой. Данная предпосылка раскрывается через следующие объективные противоречия, обусловившие появление этой формы собственности:

1) Система производственных отношений основана на наемном труде, в то время как высокообобществленные производительные силы требуют снятия отчуждения труда.

2) Противоречие между дальнейшим усилением концентрации собственности на капитал и лишением основной массы непосредственных производителей (населения) возможности получать и развивать средства капитала, в связи с чем возникла необходимость перераспределения акционерного капитала. Собственность работников в данном случае выступает как способ такого распределения.

3) Противоречие между возрастанием роли творчества и развития личности в труде и наемным, отчужденным характером самого труда. Для снятия этого противоречия необходимо изменить систему производственных отношений так, чтобы превратить наемного работника в собственника средств производства, что и реализуется частично посредством данной формы. [130]

Реализация данной формы собственности на практике предполагает отсутствие наемного труда, поскольку являясь со-собственниками, работники в то же время выступают как со-хозяева данного предприятия; полученная предприятием прибыль распределяется пропорционально вложенному труду, а не размерам денежных вкладов, что гарантирует определенное снятие эксплуатации труда непосредственных производителей, когда прибавочный продукт в виде прибыли отчуждается от них в пользу владельца капитала; управление на предприятии реализуется как производственное самоуправление через практику открытого управления, перехода от стиля управления, основанного на контроле, к стилю, базирующемуся на доверии. В общем и целом данная форма собственности может быть охарактеризована как разновидность частной индивидуальнодолевой формы собственности в коллективном управлении, а ее отличительной особенностью является то, что она оказалась выгодной всем — и работникам, и предприятиям, и государству. Это подтверждается и российской практикой реализации коллективной собственности с соответствующим распределением по труду: «если мы наемникам противопоставим хозяев (хозяев!), то этим доказываем главное, что коллективное владение собственностью со справедливым распределением более рентабельно, чем частная собственность, которой владеет пусть даже гениальный менеджер, но с армией наемников». [131]

В настоящее время среди противников частной капиталистической собственности все больше распространяется мнение, что социально-экономическое развитие общества будет идти по линии вытеснения данной формы собственности собственностью работников (производителей, трудовых коллективов) на средства производства и произведенный продукт. Распространение предприятий с собственностью работников (в форме закрытых акционерных обществ или в форме производственных кооперативов) будет способствовать организации всего общественного производства на базе функционирования производственных ячеек — трудовых коллективов, совместно владеющих используемыми ими средствами производства. [132]

Данный прогноз подтверждают современные тенденции разгосударствления, наблюдающиеся в развитых странах Запада, где большую долю составляет выкуп предприятий его работниками. Так, во Франции за 1989-1992 г.г. по данным Национального института статистики и экономических исследований выкуплено работниками порядка 25% предприятий с числом занятых 500-1000 человек.

Возникает вопрос, почему в СССР, где по Конституции существовала общественная собственность в форме государственной, непосредственные производители с известного момента на практике все более и более отчуждались от средств производства? Любая форма собственности предполагает соответствующую ей организацию труда и систему трудовых отношений, а сама она в конечном итоге раскрывается через систему распределения результатов труда и прежде всего прибавочного продукта вне зависимости от того, какую форму он принимает. Поэтому декларирование общественной собственности еще не означает ее реализации: должны быть сформированы не только соответствующая ей организация труда и трудовых отношений, но и система распределения общественного богатства.

В связи с этим необходимо строить социалистические производственные отношения так, чтобы общественная собственность на средства производства была доведена до каждого конкретного человека. То есть проблема упирается в то, как общее довести до единичного. Соотношение между ними определяется диалектикой общего и единичного, когда принцип бытия всех единичных явлений составляет общее, а оно, в свою очередь, существует и проявляется не иначе как через единичное. При этом «различение единичностей фиксируется категорией особенного. Индивид, будучи членом общества, принадлежит прежде всего к определенной социальной группе, а в качестве непосредственного производителя — к определенному трудовому коллективу. Поэтому в модели человека как субъекта общественной собственности на средства производства выделяется три основополагающих уровня. [133]

Во-первых, это индивидуальная собственность на продукт труда, базирующаяся на коллективной общей собственности, предполагающей общее (совместное) владение землей и средствами производства. Индивидуальная собственность в данном случае вовсе не означает частную, а восстанавливает личную собственность на базе кооперации и общего владения землей.

На данном уровне, с одной стороны, часть общих результатов труда превращается в личную собственность, то есть индивидуализируется. С другой стороны, через данную форму (уровень) непосредственный производитель присваивает продукт как результат труда, необходимый для удовлетворения его индивидуальных потребностей (то есть индивидуального потребления, а не для коллективного).

В условиях господства частной собственности данный уровень представляет собой собственность работника на свою способность к труду, то есть товар «рабочая сила». Владелец этого товара получает результатов труда лишь столько, сколько необходимо для воспроизводства его рабочей силы.

Во-вторых, в условиях обобществленного производства каждый работник выступает как член определенного трудового коллектива и как со-хозяин средств производства, поэтому, внося своим трудом вклад в прибавочный продукт, создаваемый на предприятии, он имеет право претендовать на часть этого продукта. Данное право может быть реализовано либо через отчуждение части этого продукта (например, в денежном эквиваленте) в личное потребление работника, либо произведенный на этом уровне прибавочный продукт реализуется через услуги коллективного пользования, удовлетворяющие различные социальные потребности людей (например, базы и дома отдыха организации, санатории, поликлиники и больницы, спортивно-оздоровительные комплексы, детские сады и т.п.).

Между тем, разные организации и предприятия в силу различных объективных причин могут иметь разные возможности для реализации социальных потребностей своих работников. Отсюда и в силу наличия специфических общественных потребностей и интересов необходимо выделение третьего уровня.

На третьем уровне каждый выступает со-собственником (совладельцем, со-хозяином) средств производства, принадлежащих всему обществу. Предпосылкой индивидуализации общественной собственности как собственности каждого выступает их создание и использование всеми членами общества в их трудовой деятельности. Такая персонификация не предполагает их отчуждения отдельным индивидом, в то же время структура общественной собственности не может не включать в себя отношения отдельного индивида как со-хозяина общественного достояния.

Данный уровень представлен общественными благами (обеспечение обороноспособности, охрана порядка, фундаментальная наука, образование, культура и т.п.), которые обладают свойствами, позволяющими говорить об общественной собственности в сфере их функционирования. Во-первых, это неисключаемость, когда практически нет ограничения в доступе к данному благу. Во-вторых, это несоперничество в потреблении, когда увеличение количества потребителей данного блага не только не снижает полезность для каждого из них, но и не требует дополнительных издержек при предоставлении данного блага. Возникает ситуация, когда увеличение числа потребителей лишь увеличивает общественную полезность данного блага. Поэтому ¹ законы товарного обмена перестают действовать в данной сфере, а их производство в частном секторе экономики на основе частной формы собственности становится невозможным. В связи с этим данную функцию вынуждено брать на себя государство как единственная централизованная в масштабах всего общества организация, способная обслужить достигнутый в ходе социально-экономического прогресса уровень развития обобществления труда и производства.

Осуществить эти меры — значит выполнить заветы Великой Октябрьской социалистической революции.

Сделать всех трудящихся, граждан хозяевами страны, своего производства, не допускать отчуждения народа от собственности на средства производства и землю, передать заводы рабочим, землю и сельскохозяйственные предприятия — крестьянам, стало общим требованием трудящихся классов.

За этим стояли и стоят действительные интересы людей труда, их желание получить заводы и фабрики в собственные руки, самим распоряжаться результатами своего труда, участвовать в управлении производством.

Рабочие в СССР в предшествующий перестройке период понимали, что они еще далеки от того, чтобы чувствовать себя хозяевами. По данным социологического опроса, например, хозяевами производства чувствовали себя около 18% опрошенных рабочих. В их числе чувствовали себя хозяевами на рабочем месте — 80%, на участке — 60%, в цехе — 40%, на предприятии — меньше 10% [134].

Правда, не все из рабочих понимают, зачем им нужна собственность на средства производства, надо ли им быть хозяевами производства. Отношение собственности в его непосредственном смысле, то есть как отношение человека к условиям своего труда как к своим собственным, принадлежащим не кому-нибудь, а ему, в последний период существования СССР настолько обезличилось, что стали говорить о какой-то «ничейной» собственности, что она ничего не дает. Но «ничейной» собственности не бывает, она всегда кому-то принадлежит, кому-то служит, кому-то дает возможность обогащаться, а кому-то, наоборот, приносит бедность.

Мы думали, говорил от имени рабочих-литейщиков Ростсельмаша В. Антохин, что нам нечего терять. Рабочие не лезли в политику, не ходили на митинги, они стояли у станка, тянули свою рабочую лямку. Но теперь они прозревают: до каких пор, спрашивают они, будут нас грабить господа? Откуда они на нашу голову взялись? Ведь если есть господа, значит есть и холопы. Мы еще посмотрим, что зима покажет. Насидимся в холоде да голоде — возьмем водопроводные трубы, что потолще, и пойдем рихтовать их об тех, кто нас обдирает как липку. Все наши беды, пишут рабочие Белорецкого металлургического комбината, связаны с тем, что рабочий класс не стал хозяином заводов и фабрик, земли и средств производства, хозяином страны.

Ни для кого не секрет, что преодолеть углубляющийся кризис, нормализовать производство и получить нужное количество продуктов и товаров могут лишь сами рабочие и крестьяне. Если они не возьмутся за это дело, никакими манифестами, указами, реформами положение не поправить. Столь же очевидно, что это они сделают лишь в том случае, если возложат на себя ответственность за исправление положения как реальные хозяева производства и страны, как собственники средств и продукта своего труда. Таково первейшее условие преодоления кризиса и социальной самозащиты трудящихся.

Чтобы быть хозяином производства, надо быть собственником средств производства, поскольку право быть хозяином основывается на праве собственности на материальные, вещные условия производства. Можно ли сказать, что наши рабочие были такими собственниками?

Формально право хозяина им предоставлялось Конституциями (1936 г., 1977 г.), поскольку в них утверждалось, что общественная собственность является достоянием всего народа, а государственная власть принадлежит народу. Это положение давало возможность трудящимся выступать на законных основаниях против передачи заводов, фабрик, земли в частную собственность отдельным гражданам, защищать свое право хозяина. После принятия новых законов о собственности, в частности, закона «О собственности в РСФСР» (1991 г.), они лишились этого права. Согласно данному закону хозяином производства становится лишь тот, у кого в частной собственности оказываются: предприятия и иные имущественные комплексы в сфере производства, бытового обслуживания, торговли и в других сферах предпринимательской деятельности; здания, сооружения, оборудование, транспортные и иные средства производства; земельные участки, жилые дома, квартиры, дачи; средства массовой информации и т.д. (см. статью 10).

Что же касается рабочего, который работает не заводе или в совхозе, но не ведет частного (единоличного) трудового или крестьянского хозяйства, то в его частной собственности оказывается лишь живое условие производства — его рабочая сила, его способность к труду, которая вновь превратилась в товар. Эту собственность рабочего на свою рабочую силу законодатели приравнивают к формам частной собственности на вещные условия и средства производства, делая рабочего вроде бы таким же «собственником», каким является предприниматель. В законах о собственности обычно специально записывают, что «гражданину принадлежит исключительное право распоряжаться своими способностями к производительному и творческому труду». Причем указывается, что гражданин может осуществить «это право самостоятельно или на основе трудового договора», т.е. договора о найме.

Если речь идет о самостоятельном осуществлении этого права, то рабочий, как следует из логики закона, кроме собственности на свою рабочую силу должен иметь и собственные средства производства, то есть быть мелким товаропроизводителем. Но в этом случае нет необходимости ему иметь в качестве собственности свою рабочую силу. Он ее не продает.

Другое дело, когда у него нет собственности на средства производства. Тогда ему ничего не остается, как продавать свою рабочую силу, ибо без этой продажи способность к труду, а следовательно, и собственность на нее — ничто, рабочему она не нужна, ибо ничего без ее продажи не дает. Собственнику своей рабочей силы ничего другого не остается, как «добровольно» искать нанимателя и столь же «добровольно» вступить с ним в отношение трудового договора (найма), то есть реализовать «добровольно» право продать свою рабочую силу.

Но этого не сделать без наличия нанимателя. Им, однако, не может быть человек, обладающий только собственностью на свою рабочую силу, или просто другой человек, без которого невозможно, например, осуществить самостоятельно воспроизводство человеческого рода. Работодатель должен иметь в собственности не свои руки, он должен быть хозяином того, без чего нельзя жить: хозяином средств и продукта производства. Собственность рабочего лишь на свою рабочую силу неизбежно предполагает, что его труд — наемный.

Чтобы рабочему стать собственником чего-нибудь другого, кроме своей рабочей силы и обмениваемых на нее жизненных средств, нужно законом дать ему право собственности на средства производства. Если же рабочий имел бы такую же собственность, как и наниматель, то ему не надо было бы с ним вступать в отношения найма.

Почему, спрашивается, государство специальным законом определяет правовое отношение рабочего к его же рабочей силе, то есть к его собственным рукам, ногам, голове? Ведь силы его рук, ног, головы являются его силами от природы? Обычно грамотные законодатели не доходят до цинизма, то есть официально не предоставляют от имени закона право собственника на то, что принадлежит человеку как таковому и без всякого государства. Они ограничиваются декларированием права человека быть свободным, свободно распоряжаться собой и на этом ставят точку.

Наши буржуазные законодатели не соблюдали это правило. Они публично объявили, что гражданину, не имеющему в собственности ничего из средств производства, законом разрешается иметь собственность на свою рабочую силу: на способность с помощью рук, ног и головы совершать трудовые функции. Этим у нас юридически оформляется наемный труд и его носитель — наемный работник, а также право собственника средств производства нанимать такого работника, заключать с ним договор об использовании его труда. Если у нанимателей было бы лишь такое же право распоряжаться своими способностями к труду и не было бы права собственности на средства производства, то они не могли бы заключать договор о найме, об использовании чужого труда.

Прежние наши законы о собственности юридически не допускали в качестве одной из форм частной собственности гражданина собственность на способности его рук, ног и головы, то есть на его же рабочую силу. Право вообще не распространялось на способности человека, пока они не реализованы в вещно-товарных формах, не приобрели вид вещных условий труда или иной жизнедеятельности.

Но это не значит, что экономически товарно-денежные механизмы распределения предметов потребления и услуг не превращали способности человека к труду в товарную форму, в предмет купли- продажи. Экономически этого не могло бы быть, если бы декретированная общественная собственность на средства производства и землю была бы вполне доведена до состояния реального обобществления — до индивидуальной собственности каждого на общие условия производства, то есть были бы достаточны непосредственно присваиваемые каждым человеком общественные фонды потребления (на образование, здравоохранение, жилье и др.), получили бы развитие формы присвоения трудового пая от коллективно используемых средств производства на предприятиях, в совхозах и другие методы индивидуального присвоения общего богатства. Пока, например, услуга врача (его способность оказывать медицинскую помощь) присваивалась каждым членом общества, она не приобретала товарную форму. Как только она перестает быть непосредственным достоянием каждого, она становится товаром.

Наемный рабочий потому и стал наемным, что в ходе движения страны к рынку он был лишен индивидуальной собственности на общие средства производства, отчужден от них. Раньше это прикрывалось декларированием общественной собственности на средства производства, роль нанимателя отводилась государственному аппарату. Теперь наряду с государством появляется и частный собственник на средства производства, а потому законодательное утверждение общественной собственности, ранее исключающее частную собственность на крупные средства производства, отменяется, или, в лучшем случае, оставляется в виде собственности государства (республики) или региона (муниципальная собственность).

Если трудящимся не удалось, овладев государственной властью, утвердить себя хозяевами производства на основе общей собственности, то может быть они смогли бы стать собственниками средств производства на основе своего труда? Ведь все из материальных благ, что произведено в обществе, сделано их руками, и они вправе претендовать на продукт своего труде как на свою собственность. К тому же союзный парламент в «Декларации прав и свобод человека» громогласно объявил: «Каждый человек имеет право на труд и его результаты...» (ст. 23). Правда, в перечне включенных в содержание этого права пунктов оно низводится опять-таки до возможности распоряжаться своими способностями к труду, то есть до права на рабочую силу своих рук и головы, до права свободно выбирать работу или отказаться от нее, претендовать из результатов и условий труда лишь на минимум оплаты труда и на защиту от результатов уже возникшей безработицы, а не от самой безработицы. Ясно, что от права на труд и на его результаты ничего не остается, если речь не идет о праве собственности на средства производства, превращаемые в продукт, если не гарантируется право на труд, а говорится лишь о защите оставшихся без труда граждан.

Так почему же по отношению к результатам своего труда рабочие не смогли стать хозяевами, собственниками?

Это зависит не только от собственности на средства производства, но и от характера самого труда, от тех экономических законов и механизмов, которым подчиняются труд и присвоение его результатов. Если в обществе производство объявляется товарным, и его основным законом становится закон стоимости, то труд рабочих неизбежно оказывается наемным. Отдавая себя в наем, рабочий тем самым продает свою рабочую силу, свою способность к труду. В этих условиях он может претендовать лишь на эквивалент стоимости своей рабочей силы, то есть на предметы потребления, которые нужны для воспроизводства своей рабочей силы и которые по стоимости равны стоимости продаваемой и расходуемой им рабочей силы.

Хотя продукт труда рабочего по стоимости всегда больше, чем стоимость его рабочей силы, рабочий не может на основе труда претендовать на этот дополнительный продукт. Почему? Во-первых, потому, что стоимость получаемого им эквивалента за продажу рабочей силы определяется вовсе не тем трудом, который выполняет сам рабочий, а общественно необходимым трудом других работников, который затрачивается на воспроизводство его рабочей силы. Во-вторых, продукт является реализованным живым трудом и превращенной формой средств (предмета) труда, а рабочий получает лишь за проданную способность к труду, за возможность труда, а не за сам реальный труд. Таковы условия товарного производства и его закона — закона стоимости.

Стоимостные, товарно-денежные и рыночные механизмы, примененные к труду, не позволяют рабочему присвоить продукт согласно принципу, известному как распределение по труду. Поскольку рабочая сила в этих условиях остается товаром, то и присвоение происходит по стоимости рабочей силы, а не по реальному труду.

Принцип распределения по труду на основе стоимостного эквивалентного обмена труда на продукт лишь кажется присвоением посредством труда, то есть как будто труд дает рабочему право претендовать на свой продукт. В действительности обмен труда одной формы на труд другой формы (овеществленный в продукте) предполагает разрыв между трудом и собственностью, отсутствие собственности у рабочего, а потому и присвоение части его труда без эквивалента. Если производство основано на меновой стоимости, свободный и равный обмен эквивалентами в основе своей есть обмен овеществленного труда как меновой стоимости на живой труд как потребительную стоимость. Это есть отношение труда к его объективным условиям, а потому и к создаваемым самим трудом результатам, как отношение к чужой собственности.

Если речь не идет о товарном производстве мелких производителей, то отношение стоимости есть по существу отношение присвоения чужого труда. Оно заложено в самой социальной природе наемного труда, поскольку в последнем всегда заключен прибавочный труд, продукт которого наемному рабочему не достается. Это отношение стоимости неизбежно закрепляется в соответствующих формах собственности: а) в частной собственности рабочего на свою рабочую силу; б) в частной собственности нанимателя на средства производства, будь этим нанимателем государство в лице своего аппарата, администрация государственного предприятия или кооператива, частный предприниматель или арендодатель. Нанимателю нет нужды в собственности на свои способности к труду, на свою рабочую силу, он их не продаст. Ему нужна собственность на средства производства. Рабочий же отчужден от собственности на эти средства. Отсюда отношение рабочего к такой собственности как к краже, ибо тот, кто нанимает рабочего (имеющего в своем достоянии лишь свою рабочую силу и предметы для ее воспроизводства), тот неизбежно получает право собственности на часть продукта труда рабочего. Отношение стоимости при обмене труда на продукт выступает по существу отношением эксплуатации.

Если рабочая сила остается товаром, а труд — наемным, то рабочий, отдавая свой труд в наем, не может претендовать на большую долю, чем стоимость своей сдаваемой в наем рабочей силы. Но реализуемая им в труде рабочая сила по причине своей производительности (потребительной стоимости) доставляет труда больше, чем необходимо рабочему для собственного воспроизводства, т.е. доставляет прибавочный труд и прибавочный продукт, который в стоимостном отношении выступает как прибавочная стоимость, принимающая формы прибыли, ренты, процента.

Стоимость же прибавочного продукта не входит в стоимость того необходимого продукта, который обменивается на рабочую силу. Рабочий, соответственно, не имеет права на прибавочный продукт своего же труда. Он присваивается другими, хотя и создается рабочими. Это и есть эксплуатация его труда.

Данное обстоятельство, то есть что рабочий, создавая прибавочный продукт, тем не менее, его не получает, порождает у рабочих требование покончить с частной собственностью и сделать собственность на средства производства коллективной, общей собственностью. В этом смысл социализма, призванного выполнить названное требование. И если руководители государства не идут по пути социализма, то тем самим они отказывают рабочим в их освобождении от главного социального ярма — от эксплуатации.

Это понимали и сами рабочие, когда началась пресловутая перестройка. Так, в своем обращении к народу рабочие В.И. Богатов (Тульская область), А.Е. Казазаев (Нижегородская область), а также народные депутаты РСФСР В.А. Тихонов (Красноярск), И.А. Шаш- виашвили (Кузбасс) и др. писали, что как союзный центр, так и руководство России под ширмой смешанной экономики приступили к построению общества, основанного на частной собственности на средства производства, на эксплуатации большинства народа незначительной частью граждан, причем государственная эксплуатация дополняется или заменяется частной [135].

Социализм в нашей стране за предшествующий период, обобществив собственность на крупные средства производства и землю, устранил возможность эксплуатации труда со стороны частных собственников, но сохранил небывало разросшуюся, размножившуюся бюрократию, живущую за счет труда рабочих и крестьян. Эта бюрократия возжелала присваивать результаты прибавочного труда непосредственных производителей не только потому, что узурпирует государственную и всю административную власть и через нее — государственную собственность, но и потому, что несмотря на существование общественной собственности на средства производства, распределение предметов потребления осуществлялось и ныне происходит по капиталистическому принципу — по стоимости рабочей силы для наемных работников, а для нанимателей — по стоимости прибавочного продукта, доля от которой им достается и определяется в зависимости от занимаемого места в административной иерархии должностей.

Что же касается доли зарплаты в национальном продукте, то в бывшем СССР в 1991 г., по расчетам некоторых авторов, она без учета потребления из общественных фондов составляла лишь 36%. Еще более удручающе выглядят данные, приводившиеся в печати по отдельным предприятиям. Так, в 1989 году рабочие завода им. Свердлова г. Перми с 1 рубля произведенной продукции получили всего 12 копеек, т.е. 88% стоимости их продукции изымалось. Рабочим завода им. Ленина доставалось еще меньше — 9 копеек, а рабочим завода им. Дзержинского — всего 7 копеек с одного рубля продукции.

В период так называемого развитого социализма факты эксплуатации прикрывались рассуждениями об общественной собственности, самой по себе не допускающей вроде бы эксплуатацию труда. Однако общественная собственность без соответствующего реального обобществления процессов распределения предметов потребления, без реализации в сфере распределения и потребления жизненных благ еще не приводит к преодолению эксплуатации труда, хотя и меняет ее субъект и формы. Прибавочный продукт вроде бы присваивается «общенародным» государством, то есть как бы всеми, а на практике в значительной части его бюрократическим аппаратом и разрастающейся вокруг него массой прихлебателей.

Об эксплуатации труда открыто говорили «прорабы» перестройки. Причем не для того, чтобы признать ее и призвать к ее устранению. Наоборот, для того, чтобы доказать необходимость наемного труда и его эксплуатации. Так, покойному ныне академику С. Шаталину казались «демагогией рассуждения, что нужно отменить эксплуатацию человека человеком, что наемный труд не должен существовать... Надо видеть, что капиталист, частный собственник отнюдь не вампир, выпивающий последнюю кровь у родного рабочего класса» [136]. Шаталин был очень близок к властной верхушке.

По иному отнеслись к насаждению эксплуатации рабочие. Они понимали, что государство и его аппарат нужно содержать. Но одновременно они видели все возрастающие поборы государства, увеличение прямых и косвенных государственных налогов, повышение взя- точного тарифа. Отсюда их требование — вернуть награбленное как реакция на грабеж со стороны новоявленной буржуазии, бизнесменов, представителей всякого рода посреднических фирм, теневой экономики. «В стране, — по словам шофера М. Тукалевского, — выделяется класс богачей за счет ужасающего обнищания общества в целом» [137].

Люди труда чувствуют, писал рабочий из Уренгоя Е. Володин, что они вроде бы и не быки, а в ярмо залезли. Они понимают, что руководящий корпус «общенародного» государства лишь играл с ними в товарищество и братство, а на самом деле господствовал над ними. Он создал и расширил слой потребителей, который достиг критической точки деградации — паразитизма, причем за счет растущей эксплуатации трудящихся. «От чего ушли семьдесят лет назад, — замечает Е. Володин, — к тому и вернулись. Тогда пролили море крови, теперь прольем столько, что океан покраснеет».

Можем вместе с писателем В. Распутиным сказать, что народ начинает разбираться, куда его втащили и какую роль для него приготовили. Вкус капитализма он однажды уже попробовал, он знает о беспощадности «Царя-голода».

2. Нужна ли рабочему собственность на средства производства

Нередко можно услышать, что рабочему нет дела до собственности на средства производства, ему безразлично, находятся ли они в собственности общества, государства, коллектива, или даже отдельных предпринимателей-частников. Рабочему вроде бы достаточно иметь собственность на продукт своего труда, тем более, что право это непосредственно основывается на его труде.

Однако чтобы быть собственником продукта своего труда, одного труда недостаточно. Надо еще быть собственником средств производства, то есть другого необходимого условия самого труда. Без собственности на материальные средства труда рабочему невозможно быть собственником и продукта своего труда. Точно так же нельзя стать предпринимателем (работодателем), не будучи собственником средств производства. Поэтому и рабочим, и их нанимателям, чтобы быть хозяевами, надо иметь собственность на условия труда — средства производства. Так что, в чьих руках собственность на средства производства,— это принципиальный вопрос. К нему не может быть безразличия.

Для рабочих необходимость в собственности на средства производства проистекает из их права на владение продуктом своего труда. Ведь в производстве продукта как потребительной стоимости участвует не только их труд, но и средства труда. Предметы и орудия труда в конечном счете перевоплощаются в продукт, то есть продукт представляет собой новую потребительную форму превращенных в него предметов и орудий труда. Поэтому, повторяем, нельзя быть собственником продукта труда, не будучи собственником средств производства.

Из этого обстоятельства следует, что рабочий должен быть собственником не только результата (продукта) своего труда, но и его предпосылок. Эти предпосылки, то есть средства и иные условия производства, могут быть и чаще всего бывают результатом не только его труда, но и труда прошлых поколений или рабочих других отраслей производства и других предприятий. В создании этого продукта рабочие данного предприятия могут и не участвовать. Но это не значит, что они не должны претендовать на долю от собственности на средства производства, созданные благодаря совместному, всеобщему труду. Наоборот, отсюда возникает необходимость для каждого трудящегося в определенном участии в собственности на средства производства, принадлежащей всему обществу в общегосударственной или муниципальной форме.

Общественная собственность в форме государственной собственности на средства производства должна реализоваться как непосредственная собственность каждого, её следует довести до индивидуальной собственности. Без этого нельзя сделать всех собственниками, обеспечить каждому право на собственность. Если же раздать общую собственность на средства производства, передать их в частные руки, то на этой основе всех собственниками не сделать, то есть в наше время все не могут быть частными собственниками на совместно применяемые средства производства, но могут быть их совладельцами и одновременно иметь индивидуальную собственность от этих средств — долю общего дохода.

В такую индивидуальную форму собственности попадают многие блага совместного потребления, первоначально существующие как общенародное достояние — общественные фонды потребления. К ним мы относили бесплатные образовательные, медицинские и другие услуги. Даже если многие из них потеряют современную форму бесплатности, общество не может не отдавать часть совместно созданного богатства в индивидуальное потребление каждому. Без индивидуальной формы присвоения такого рода общие блага не могут существовать и реализоваться. Бесплатное школьное обучение, если все дети учатся в платных частных школах, в качестве общего блага существовать не может.

Нельзя, следовательно, предполагать, что в качестве собственника общих средств производства члены общества должны выступать [138]