Отдай, детка! Ты же старшая! Книга 1

Глава 1

Даринка не любила сестру. Нет, она ее, конечно, любила. Но вообще – то терпеть не могла.  С тех самых пор, когда орущий комок, перетянутый  розовой лентой, папа гордо внес в двери и восторженным шепотом сообщил пятилетней дочери: «Дара,  смотри, это твоя сестра, видишь, какая красавица!»

 - Счастливая жизнь закончилась, - пробурчала под нос Дарина и  гордо ушла в свою комнату, заметив отцу, что сморщенные красные младенцы не в ее вкусе.

Кое – как пережив  оруще – сосательный период домашнего  монстра с частым взыванием родителей  к ее спящей совести, Дара поняла, что дальше все будет только хуже. Ибо голубоглазая сестра, едва научившись сидеть, освоила самое главное по нашей жизни слово  - дай! Причем произносила она его в пятикратном повторении с устойчиво  неотвратимой интонацией:

  - Дай, дай, дай, дай, дай!

 Перед этим миленьким словцом, обладающим  силой  гермионовской магии,  ничто  не могло устоять. Только одна Дарина  вполне  спокойно   воспринимала  просительные интонации новоиспеченной сестры и равнодушно уносила в свою комнату вожделенный младшей сестрой предмет. И все было бы хорошо.  Но родители, к великому сожалению, даринкиной  стойкостью не обладали. В общем, всеобщая теория любви и потакания старших младшим дала свои  вполне закономерные плоды.  Даринкин протест, подавленный  искренней и вполне заслуженной любовью к родителям,  ушел глубоко в подполье, туда, куда обычно запихивает судьба  все наши надежды и мечты.

 К восемнадцати годам Дара вполне научилась «не доносить» домой  наиболее понравившиеся ей диски, плакаты любимых групп, книги и даже кофточки, юбки, малодушно оставляя их  некупленными в магазинах, или, на худой случай, тут же передаривая их своим многочисленным подругам. Так она, как вы уже поняли, берегла нервы любимых предков.

Патология?! О да!  В этом Дарина отдавала себе полный отчет. Вне дома  она с лихвой компенсировала  комплекс старшей сестры и вела себя более чем категорично и резко, никогда ни под кого не подстраиваясь и ничего никому просто так не отдавая.  Свое  она выгрызала.  Однако это, как ни странно, это   не делало ее социально неприятной, наоборот: природное обаяние и незлобливость, а также определенная щедрость, притягивали к Дарине друзей и возлюбленных, а резкость и категоричность принимались ими  за  искреннюю прямолинейность и открытость.  

В общем, к двадцати шести годам Даринела Александровна Горянова свою жизнь выстроила, как могла, вполне себе счастливо. Имела друзей, несколько  неофициальных платонических и одного вполне реального возлюбленного.  Окончив почти с отличием серьезный вуз, получила  работу в  теплом месте  в  одной весьма приличной  компании по продаже всего, что только можно  продать бюджетным и другим учреждениям, а  также  смогла немного подняться по карьерной лестнице самой, без слюнявых зажиманий в начальственном офисе. Умудрилась, не вступив в ипотеку, купить, правда, не без папиной помощи, небольшую двухкомнатную квартирку в новом микрорайоне.   Понимаете?! Крутая девчонка…

 С одним только так и не могла справиться эта успешная девушка -  с цепким словом  своей младшей сестры – ДАЙ!

_________________________________________________________________

Как – то раз, выиграв вполне заслуженно торги на сайте госзакупок, Даринела  направилась в бухгалтерию    достаточно  известного в их городе  предприятия, чтобы  обговорить детали  подписываемого  контракта об отделке  одного из помещений  и установке  в нем  спортивных тренажеров.   Очень мило пообщавшись с колоритнейшей женщиной - главным бухгалтером предприятия, хамоватой матершинницей, но невероятно грамотной и  талантливой дамой, уже  перевалившей возрастом за…, Дарина в самом своем благодушном состоянии  направлялась  к себе на работу. Но у порога бухгалтерии  великолепная фигура в дорогом костюме, с Vacheron Constantin на руке и  в итальянских туфлях ручной работы преградила ей путь. 

 -  О нет! Я столько пафоса не перенесу,  -  самой себе вполголоса  напомнила Дарина и,  даже не поднимая глаз, чтобы потом не расстраиваться понапрасну,  сделала шаг в сторону, чтобы обойти  опасное, дорогое  и очень крутое  создание, предположительно принадлежавшее мужскому полу. Шлейф из дорогого одеколона  последовал за ней, но и он через несколько секунд растворился.

________________________________________________________________

   Спустя  две недели Дарина уже  проверяла работу строительной бригады, в короткие сроки сделавшей косметический ремонт и теперь  устанавливавшей в помещении зеркала.

 - Сергей Леонидович! – с трудом оставаясь в рамках приличия, говорила она. – Я вам еще два дня назад сказала, что  эти  зеркала должны начинаться в сорока сантиметрах от пола. Мы здесь не стриптиз–бар оформляем и не комнату для  приватных танцев, а тренажерный зал с зоной для хореографической растяжки. Нам нужно, чтобы от пола вы отсчитали ровно 40 сантиметров, ни 35, ни 37, ни 42, а ровно со – рок сан – ти – мет – ров! Вам показать, сколько это?

Глава 2

У  Дарины был секрет, который она тщательно оберегала от общественности вот уже почти год. Этот секрет звали Иваном Пименовым. Этот великолепный образчик простого русского парня, с почти  косой саженью в плечах,  с чудесными  добрыми глазами и довольно высоким ростом, с незлобивым спокойным характером и сводившей многих с ума молчаливой невозмутимостью, работал на заводе сварщиком. Зарабатывал Иван для провинциального города  просто очень замечательно – примерно семьдесят тысяч рублей, имел свою квартирку, доставшуюся от  угоревших в бане родственников, небольшой домик в деревне, где жила воспитавшая его бабушка Вера Григорьевна, женщина выдающегося ума и  стального характера. В общем, не парень, а сказка! Выгодный жених! Он никак не вписывался в даринкин круг общения. Что очень ей нравилось! Ведь она не собиралась делиться с ним никем! Особенно  девушка оберегала его от своей семьи. По давней  сложившейся традиции, она не несла домой то, что ей было особенно дорого.

Со своим секретом Дарина была бесконечно счастлива. Она все удивлялась,  иногда даже вслух, что никто из ушлых девиц до нее  не запер в  счастливом браке этого Ивана – богатыря.

 - Вань, ну неужели никто на тебя глаз не положил за все время? – искренне удивлялась она. – И куда девки смотрели!

 Тот что – то  обычно бурчал под нос и  тут же притягивал ее своей здоровенной лапой к себе, утыкаясь  в макушку губами,  с удовольствием вдыхая аромат  умопомрачительного дорогого   даринкиного шампуня.

Познакомились они феерично. Проектировщики как всегда  напортачили  и не проверили угол соединения двух  каркасных арматур. В результате входная арка перед   дорогим пафосным рестораном, что отделывала даринкина фирма,  превращалась не в изысканный элемент декора, а в хаотичный небрежный набор несоединённых железно – рубленных балок. Собственно, этот  проект курировала одна из тех куриц, что периодически набирал в штат  генеральный. Глядя на них, умница зам, тащивший на себе всю фирму, Роман  Владимирович Савелов, презрительно морщился и приговаривал:

 - Курица не  собака, а жопу лижет!

Так вот, эти  курицы с  особой периодичностью в силу своих интеллектуальных и иных способностей фирму подставляли по самое не балуй. Этим с удовольствием пользовался Роман Владимирович, заставляя их платить неустойку из собственного  куриного кармана,  и под рев и вопли  вежливо  птичку увольнял. Одним ударом, как говорится, двух зайцев! Гений! Просто гений!  А потом  обычно звонил Даринке и просил:

  - Дарюсь, ну закрой ты чужое идиотство. Сделай в мире гармонию! Деточка, ты же у меня все можешь! А я тебе  потом денежку кину, не обижу! У! Люблю тебя, дарчик мой! Ты уже в дороге?

Даринка  грязно  ругалась почем зря, предлагая засунуть  любимому начальнику вознаграждение  в…, но потом все равно отправлялась на объект исправлять. В общем,  рабочая любовь у них с Савеловым была взаимная.

В тот знаменательный день она  позвонила  на завод старому мастеру, другу отца Матвею Серафимовичу и попросила прислать самого лучшего сварщика, да не абы какого, а с фантазией. Старик усмехнулся и лукаво сказал:

 - Да есть у меня один на примете, талант истинный, токмо ты его, Даринк, береги, он у нас парень нецелованный, не попорть! А то знаю я вас, девок!

 - Ой! – засмеялась тогда Горянова. – Матвей Серафимыч, скажете тоже! Мы  на  невинных младенцев не бросаемся.

 Мастер в трубку  только весело покряхтел. Через два часа сварщик приступил к работе. Как это было, Даринка не видела. Она оставила подробные инструкции  своему помощнику Лешке Селифанову, толковому парню, и поехала на свой объект. К вечеру, уже  порядком подуставшая, вернулась, чтобы увидеть самое настоящее чудо: сварщик превратил груду железа в произведение искусства. Он стоял у самого верха и  яркими искрами сыпался возле его складной  мускулистой фигуры огонь. Вот он дожег последнюю линию, снял маску и обернулся. Даринка застыла. Сердце ухнуло куда – то вниз. В горле пересохло. Русоволосый парень лет двадцати восьми осторожно спустился с высоты, стянул перчатки и подошел к Даринке. Он долго и молча смотрел на ее изумленное  лицо и ничего не говорил. Так прошел, наверное, час.

  Пришли в себя не сразу. Парень взял в свои огромные лапищи ее руку и нежно так, осторожно погладил ее раскрытую ладонь. Горянова вздрогнула и… и  пропала. За окном уже была ночь.

 - У меня завтра выходной, и дома борщ вкусный, - тихо сказал парень.

 - Люблю борщ… - Даринка не лукавила.

 - Только хлеба нет…

_________________________________________________________

То, что он нецелованный, это были совершенные враки. Да!  Иван  был не просто целованный. Он был посвященный адепт  российской камасутры. Вот! Даринка разве только что не пищала  в ту ночь под ним. Мастерски Иван не только сваркой владел… Неутомимый он был такой, что к утру Даринка уже взмолилась… А он… он смущенно немного сказал:

 - Дарушка, а давай еще разочек, а?

Глава 3

Роману Владимировичу Савелову  откровенно нравилась Горянова.  Ему импонировала ее прямолинейность, ее амбициозность, легкий цинизм и тяжелая язвительность. А то, как она могла выйти из, казалось бы, безвыходного положения, вообще заставляло его испытывать чувства, сходные с  нравственным оргазмом. И внешне девчонка была что надо. Роман Владимирович почти флиртовал с ней, называл нежно, иногда позволял себе легкие, ни к чему не обязывающие объятия, иногда в порыве корпоративной любви он чмокал ее где – то близко к губам, в щечку, и откровенно, не таясь, любовался ее длинными стройными ногами и высокой грудью.  Но так как жениться он на ней не собирался, то предпочитал, так сказать, легкий платонический корпоративный роман.

 - Дариночка, -  сказал он ей как – то вечером, выходя из кабинета и протягивая какой - то конверт, - освободи вечер пятницы. Пойдем вместе к мэру. Он для бизнеса раут устраивает.

 - У меня планы на пятницу! – возмутилась Горянова.

 - Какие? – Савелов скептически осмотрел ее. – Ванная с шампанским?

 - Почти, - буркнула Даринка, уже понимая, что ей не отвертеться, но  сдаваться просто так  она не спешила. – Возьмите Ольку.

 - Ага! Мы будем разговаривать с мэром о  новых сортах болгарского перца, гниющего прямо на корню?

Горянова хмыкнула.  Начальник как всегда был прав: Ольга была завзятой дачницей и все свободное время  буквально фанатела от новых сортов и способов выращивания всевозможной сельхозпродукции.

 - А Марину Ивановну?

Зам скривился.

  - Привередливый Вы!  Не угодишь! Тогда Курицу возьмите! Она уже научилась красиво молчать. А ножки у нее и попка – улет! Если начнет дурить, сразу поворачивайте ее к мэру жопой, пусть лицезреет класс!

Савелов рассмеялся:

 - Так, заканчивай нудить, Горянова! В эту пятницу ты только моя, а своим «планам  на вечер» скажи, что мы закончим примерно к  одиннадцати официоз, так что потом пусть тебя забирает! Я не в обиде! – и он силой сунул пригласительный девушке в руку.

 Даринка злобно засопела.  Не был бы Савелов таким классным, то послала бы его на три буквы!

В пятницу, отпросившись с работы в два, Даринка посетила салон, привела себя в неописуемый порядок,  надела на себя все новое, стильное,  дорого узнаваемое и  поехала на  светский раут. Савелов ждал ее в фойе. Осмотрел внимательно, словно  любуясь, остался доволен и галантно  закруглил руку, предлагая себя в качестве провожатого.

 - Роман Владимирович! Меня сейчас от сладкого стошнит! – злобно шепнула Даринка. – С лица патоку уберите, аж  ковры залила.

Савелов засмеялся и слегка ущипнул ее за пятую точку. Горянова зыркнула на него  недобро:

 - Еще раз к моей пятой точке руку протянете, сломаю  совершенно нечаянно в пяти местах.

 - Горянова, остынь! Это  я так  неумело знаки внимания твоей персоне оказываю, могла бы и потерпеть от старика, с тебя не убудет.

 - Ой, кто это тут на комплименты напрашивается?! В старики не рано ли себя записали, Роман Владимирович? С каких это пор у нас старость в сорок два начинается?

 - Старость, Горянова,  - грустно вздохнул начальник,- дело души, а не тела.

 Даринка фыркнула. Она хотела еще что – то съязвить, но остановилась, потому как они были уже в зале для приемов, а там выяснять отношения было как – то неинтересно,  да и не с руки…

Началось бла – бла – бла,  ура – ура – ура. Вежливые кивки и  фальшивые улыбки, завистливое разглядывание и  пошлое слюноотделение. Даринка быстро вошла во вкус своей роли. Мило улыбалась,  грациозно попивала шампанское, слушала, хлопала глазами, а с некоторыми известными лицами города, с коими умудрилась уже поработать, вполне искренне хохотала, и вела вполне приличную беседу, и даже немного  посплетничала.

 - Умеете вы персонал подбирать, -   плохо скрывая зависть,  обратился к Савелову большой  человек  в городе, владелец  пяти самых крупных торговых центров Самвел Айвазян.

 -  А вы переманите,  - разулыбался тот,  - Даринела Александровна девушка здравомыслящая, к деньгам относится уважительно.

 - Смеешься! – обиделся Самвел. -  А я серьезно…

 И они оба  восхищенно уставились на длинноногую красотку. Та себя не жалела. Расточала комплименты, поводила соблазнительным плечиком, многозначительно замолкала, глядела сладко – сладко, отрывалась, в общем.

Спустя полчаса Савелов вывел  разгоряченную Горянову на  террасу.

 - Даринела, прекрати! Ты своим  громким обаянием испортишь нашей фирме всю деловую репутацию.

 - Ой, а я что? – возмутилась она.

Глава 4

Есть люди, которым все равно, во что одеваться. Иван Пименов был таким. Он предпочитал не тратить деньги на  одежду, покупая себе лишь необходимое, часто  занашивая до дыр любимые свитера и футболки. Горяновой претил такой подход, но Иван  всегда так морщился, когда она дарила ему дорогие рубашки и всегда  невероятно  смущенно откладывал их нераспечатанными в шкаф, что Даринка через полгода сдалась.  Статей расходов  у  Ивана было три:  он   копил на новую квартиру, отсылал бабушке  существенную материальную помощь, ведь  старый домик давно нужно было подлатать, остальное  тратил на  еду и  квартплату. Хотя не забывал каждые три месяца дарить своей девушке какую - нибудь  недорогую золотую безделушку.

Как ни странно, Горянову это устраивало. Её совсем не обижало, что  они не посещают дорогих ресторанов и кафе, не ходят по модным выставкам, не танцуют в клубах,  не настораживало,  что за целый год они с Ванечкой, собственно, вместе никуда не выбрались. Хотя как не выбрались? В деревню к Вере Григорьевне  Горянова приезжала  даже чаще, чем к своим родителям.

Но Даринку все устраивало! И даже больше, ей это невероятно нравилось. Извращенка, скажете вы… Конечно, извращенка!

________________________________________________________________

В следующий рабочий понедельник   после  мэрского приема Горянова   как всегда шла на работу. Она всегда приходила первой. Ее успокаивали тихие коридоры пустого офиса. Ей нравилось,  работая в тишине, наблюдать, как  коллеги  постепенно заполняют пространство своим гомоном, запахами духов и кофе.

Но в этот раз все было по – другому. Началось с того, что Горянова, придя как всегда  рано, столкнулась в дверях с Лилечкой Резенской, которая  уже вовсю заполняла своими многочисленными вещами  полузакрытый столик  у окна, который давно воспринимался офисными старожилами как место совместного времяпрепровождения и сплетничного кофе – чаепития. И что самое удивительное, Лилечка совсем не походила на ту себя, выпрыгивающую бюстом из великолепного сиреневого платья. Она была, как бы это выразиться, нормальной. Даже  костюм на ней был из вполне  обычной  сезонно – скидочной коллекции Zara.

 - Привет,  - просто сказала она остолбеневшей Горяновой, - Савелов сказал занимать это место,  надеюсь, оно и правда ничье?

-Привет, - кивнула Даринка и сразу с места в карьер, - значит, Альберт Иванович не преувеличивал,  ты реально будешь руководить продажкой?

 - И как ты себе это представляешь? – фыркнула та.

 - В смысле?

 - В том самом!  У вас ведь Поливанцева  в декрет еще не ушла.  Да и как – то без опыта сразу руководить, это не по мне.

Даринка сделала неопределенное выражение лица: мол, как скажешь, а сама реально удивилась. Уж очень эта Курица была похожа на нормального человека. Может, она и не курица вовсе?

- Что в мире происходит?!- изумилась Даринка себе под нос тихо, так, чтобы новенькая не слышала.

 Но вскоре рутина дел закружила.  Правка, звонки, согласование макетов, коммерческие предложения. Выездов сегодня не намечалось: сдача  трех  проектов будет через месяц, да и Лешка  все время звонил,  держа Даринку в курсе. В общем, сегодня был один из невероятно спокойных бумажно – офисных дней. Иногда Горянова отрывалась от бумаг, чтобы с удивлением констатировать: Лилечка работает, задает вопросы старожилам по существу,  пьет кофе вместе со всеми, во время сплетен молчит, но слушает внимательно и смеется там, где надо. Изучать такой феномен времени особо  не было, но Горянова к концу дня вынуждена была признать: не все то говно, что от говна рождается. Лиличка Резенская  Даринке понравилась.

Вечером наконец появился Савелов и вместо того, чтобы по обычаю подойти и пофлиртовать с Горяновой, сразу устремился к столику у окна. Это  не осталось не замеченным  добрым коллективом, и Олька, та еще язва, со смешком выдала:

 - Все, Горянова! Слазь с пьедестала! Кончилось твое время! У нас теперича как у Маяковского  - всё к Лиличке.

 - Ой! Как задела, как задела!  - не осталась в долгу Даринка. - Пойду напьюсь капучино с горя! Ты со мной?

 - А  то как же! Друг познается в … Нет, друг просто познается!

И  две девчонки, подхватив сумки,  хохоча и подкалывая друг друга, направились в кафе.

 - Ну, колись! - выпытывала Олька Завирко причину внезапного охлаждения Савелова, дожидаясь попутно карамельного латте с фирменными эклерами.  – Не мог Роман вот так тебя вдруг не заметить! Он же по тебе слюни уже четыре года, что ты у нас тут пашешь,  пускает. А тут раз – и к новенькой переметнулся. Тебе  даже не кивнул! Нонсенс!

-Оль, ну какие знаки внимания! Мы с ним так,  стебались только. Он  ну максимум меня мог в щечку чмокнуть или там …

 - Что он мог и что он себе позволял, мы все видели! Не нужно ля – ля! Слюнями исходил, все признают, а то, что не трогал, так ведь и у  него понимание есть,  на тебе сразу жениться надо, ты у нас девчонка  хоть и бойкая, но правильная, семейная… а он  на свободе только себя мужиком  и чувствует. Поэтому особо - то руки не распускал. Но мы все знали, что это только до поры до времени. Если б ты, Горянова, хоть единым словом…Да ладно.  А вот то, что он на тебя реально обижен сейчас, тут к бабушке не ходи! Так что сообщи-ка мне во всевозможных подробностях, что там на приеме у мэра нашего произошло! Быстро!

Глава 5

Утро пятницы  обещало быть веселым. Еще вчера вечером Даринка знала, что предпоследняя курица, та самая, дочка полицейского чина, но не Лиличка, напортачила знатно. Марина Ивановна, Олька Завирко, Лешка Селифанов и небезызвестный Савва Маркелов уже стояли около кабинета Савелова, ожидая бесплатного развлечения. Ирка Шапутко даже пододвинула  свой стол так, чтобы  первой увидеть лицо    заплаканной синей птички. Скажете, что злые они? Нет, они не злые! Они любознательные! И потом, когда люди дураки, то это всегда весело! А кто же откажется от бесплатного веселья?

Курица выбежала, как и предполагалось, красная и слезная. Тут же стала звонить папе, горестно рассказывая, что просмотрела в договоре пункт о личной финансовой ответственности   куратора проекта и оплате неустоек в короткий срок. Офисные тихо и незаметно  фыркали. Даже жалко стало дуру малолетнюю. Уволилась она сама в тот же день, без  двухнедельной отработки (Савелов, благодетель, разрешил),  в считанные минуты мундирный папа перевел необходимую сумму на счета фирмы. Но ругался долго потом, грозился, кричал так, что   из телефонной трубки слюни его брызгали.

Только Роман Владимирович елейным тоном его все успокаивал:

 - Да, понимаю. Но я же предупреждал, помните? Я и вам говорил, что у нас   кураторы проектов несут личную ответственность?  Вот. Хорошо, что припоминаете.  Нет. Ничего сделать нельзя.  Да я не против.  Карине Арутюновне не обязательно увольняться, но она сама так захотела. 

И далее, и далее, и далее. Наконец все стихло.

 - Ну, Горянова, готовься к подвигу за хорошее денежное вознаграждение, будешь гармонию  в мире востанавливать,  -   привычно хмыкнула Олька, увидев, как Савелов расслабленно вышел из кабинета.

Шеф постоял, разглядывая довольных офисников:

 - Ну, Завирко,  похоже, тебе  сегодня фирму спасать!

   Па – бам! Бух! Взорвалась бомба! Это что такое?! Ничего себе фильдеперс!  Не только Горянова, но и  ребята выпали  в осадок. Даринку  по боку? Это как?

 Завирко вся вспыхнула и стала быстро – быстро  на столе какие – то бумаги разбирать.

 - Ольга Николаевна,  - повысил голос Савелов,  - вы меня не услышали? Принимайте  проект!

 Завирко, вся злая и красная,  подняла голову и тихо так, но очень твердо выдала:

 -  Не могу, Роман Владимирович! Не моя специализация…

 -  Разве? Тогда ты, Леш? – позвал он Селифанова.

 Тот пожал плечами:

 - Да у меня  своих проектов два на подходе, вы же  знаете, и три совместных с Горяновой. И так под завязку. Через месяцок, может.

Роман Владимирович криво усмехнулся. Так странно было Даринке смотреть на такого шефа.  Где, когда он умудрился растерять свой ум и свое  невыразимое обаяние? Что с ним? Неужели он сам не понимает, что сейчас, теша свои детские обидки, выглядит как сопливый идиот.

Савелов понимал, что никто  в фирме не возьмется это дерьмо  разгребать, но поручить Горяновой не мог. Все внутри сопротивлялось. Он смотреть на нее не мог, словно она лишила его воздуха, словно совершила невероятное предательство.  Роман  честно пытался взять себя в руки, но впервые это ему не удавалось. Он внимательно осмотрел всех, понимая, что ребята  не захотят влезать в  непонятный конфликт между ним и Горяновой.

 -Ладно,  - усмехнулся шеф, понимая, что впервые   так крупно  облажался,  -  Лилия Павловна! Тогда  эта работа поручается вам!

Резенская  с достоинством, неторопливо покинула свой стол и подошла к нему:

 - Роман Владимирович,  хотелось бы напомнить, что я работаю здесь только пятый день и не обладаю достаточной квалификацией, но если Дарина Александровна  будет курировать этот проект вместе со мной, то…

Горянова не стала  больше ждать:

 - Я с удовольствием, Лилия Павловна!  - она была сама любезность. - Но только в другой раз! У меня сейчас слишком много дел. Кстати, Роман Владимирович, это же ваше направление. Может,  в силу нашей невероятной загруженности, тряхнете СТАРИНОЙ?

Последнее слово она выговаривала   чуть ли  не по слогам. Она ждала какой угодно реакции, но не того, что Савелов выдохнет громко и  рассмеется.

 - Ладно, Горянова,  - вдруг сказал он по – прежнему, тепло,  - твоя взяла! Пойду с Лилией Павловной стариной трясти. Собирайтесь, мадемуазель, вернее, мисс.

 - Да со мной можно просто, по–русски, -  остановила его словесный понос Резенская, - называйте Лилей. Не рассыплюсь.

Она уже подхватывала сумку:

 -  Выезжаем?

 - Мг! – кивнул ей Савелов и добавил весело. – Хорошего дня тебе, Горянова, и всем остальным!

   - И что это было? – спросила  Ирка Шапутько, когда за ушедшими звучно стукнула дверь. – Ты что ему, Горянова, не дала?

Глава 6

Субботу Даринка и Иван провели как в угаре. Пименов, словно вспомнив первые дни их знакомства, не выпускал  ее из постели. Даринка прямо утомилась и даже где – то очень глубоко обрадовалась, когда  в воскресенье ему позвонили с работы  и попросили  срочно выйти на смену. Провести воскресенье без Ивана она решила вполне  тривиально: необходимо было  в кои – то веки  повидать родителей –  вечерний обязательный созвон за полноценный контакт  ими не засчитывался и  дорогие  предки  скучали. Поэтому уже рано утром  Дарина отбыла на свою забытую квартиру. По дороге заехала на только что проснувшийся рынок, чтобы купить баранины: она собиралась приготовить любимое  папино блюдо -   бешбармак.

Дом встретил ее холодом  и какой – то неживой полустерильностью. «Да, - вспомнила  с удивлением Горянова, - а я не ночевала  здесь уже  недельки три!» Хорошо, что  цветов у нее, кроме кактуса, не было. А то погибли бы!

  Но нужно было поторапливаться, и Даринка, наскоро накинув фартук, принялась чистить морковь и лук, резать мясо, натирать тесто. Через три часа укутанный в фольгу мясной соус   и отдельно тарелка с нарезанными мучными квадратиками были упакованы.  Пришло такси, и Горянова отправилась в родимые пенаты, предварительно внимательно осмотрев себя в зеркале  и сняв на всякий случай все новые цацки.

 - Ау, родители!  Вы где?! – заходя в отчий дом и поражаясь странной глухой тишине, выкрикнула Горянова.

Из дверей  Элькиной комнаты показалась бледная мама.

 - Что случилось? –  мгновенно отреагировала на нее Дарина, скидывая туфли и ставя на пол поклажу.

 - Эля, - расстроено   шепнула мама, как будто имя сестры что – то объясняло.

 - В смысле «Эля»? – попыталась уточнить девушка.

 -Не стой в дверях, дочь. Пойдем на кухню. Ты, верно, что – то съестное привезла?

 - Да, -  напряженно кивнула Горянова на автомате.- Так что случилось, мам?

 - Не нужно было, - погруженная в свои мысли, Елена Артемовна уже подняла с пола  пакеты и понесла их на кухню. -  В доме всего полно.

Поняв, что от матери,  по крайней мере в данный момент, ничего не добьешься, Даринка тут же принялась хозяйничать.  Молча поставила воду на плиту, развернула мясной соус и сунула его в микроволновку на разогрев, постелила на  стол  салфетки. Приготовление еды всегда умиротворяло.  А это сейчас было именно то, что доктор прописал. Горянова  не сводила с матери напряженного взгляда, судорожно листая в голове смертельные диагнозы родных и  близких. Мать  печально присела за стол, осторожно наблюдая за даринкиной  деятельностью, и горько вздохнула.

 - Отец где? – прервала затянувшуюся паузу Горянова.

- В аптеку побежал за успокоительным.

 -  Понятно… Ма-ам, может,  все – таки расскажешь, что случилось? – Даринка методично закидывала квадратики из теста в кипящую воду. -  Ведь все живы? И что с Элькой?

Елена Артемовна,   по -деревенски прикрыв рот рукой и раскачиваясь, трагически произнесла:

 -  Элечка! Такое несчастье! Мальчик ее бросил. Вернее, не бросил, она сама ушла, но это все было так некрасиво, так мерзко. Она пришла, а он целуется с другой…

 Горянова со всей силы швырнула шумовку в раковину и чуть не выругалась.  Чувствуя, что  сейчас наговорит лишнего, она схватила первое попавшееся под руку и засунула в рот. Слава богу,  что это оказалась свежая, чищеная морковь. Пока Даринка с остервенением  ее жевала и мысленно материлась, пикнула микроволновка и  сварились пластинки из теста  –  в общем, было чем заняться. Отматерив  почём зря в душе свое дурное семейство, падкое на экзальтацию, Горянова выложила в огромное блюдо готовый бешбармак. Щелкнула, открываясь, входная дверь, и через минуту в на кухне появился папа.

 - Бешбармак!  - радостно воскликнул он вместо  «здравствуй», но тут же исправляя бестактность, протиснулся и чмокнул Дарину в щеку. – Привет, доча. Балуешь ты нас! А у нас тут видишь,- выкладывая на стол настойки  валерианы, боярышника и корвалол, приговаривал Александр Айгирович, – душевный лазарет! Элька всю ночь рыдала. Вой стоял, как в марте, когда кошаки  поют…

 - Саша! Как ты можешь! – попыталась пристыдить мужа  Елена Артемовна, но какое там!

 Запах бешбармака заставил мужчину легко позабыть о  горьких страданиях младшей дочери, и  он уже, облизываясь, забирал из рук Даринки  большую тарелку.

 - Ммм! – протянул он, поводя носом над дымящимся,  аппетитно пахнущим бешбармаком. – Мечта!

  Раздались резкие шаги и в кухню вплыла опухшая, заплаканная Элька.

 -Чем это у вас пахнет? – засопела она.

 - Бешбармак будешь? – спросила больше для проформы Даринка, потому что знала:  сестра поесть любит,   и поэтому уже накладывала ей хороших размеров порцию.

Глава 7

Стоически пережив очередное семейное поражение, Дарина  решила компенсировать его  угарным загулом. Сегодня к Ивану подумала не ехать, ибо настроение было отвратительным, так зачем же его портить любимому. Решая, с кем бы пойти в клубешник и потанцевать, вдруг  с ужасом поняла, что, собственно, и не с кем: Олька, лучший друг и соратник, сейчас с мужем вся в земле, выкапывает  картошку; Танька, лихая подружака с юности, недавно вышла замуж  и у неё пока  стойкая непереносимость мужниного отсутствия; Светка в командировке, Наташка  на сносях. А с другими хорошими знакомыми сегодня было бы некомфортно – слишком изменчивое сейчас у Даринки состояние.   

 - Да что ж за фигня – то! – расстроилась Горянова.

Но от идеи – потусить - не отказалась. Одна странная мысль стукнула ей в голову, и вот уже Даринка набирала номер Савелова.

 - Роман Владимирович! Мое почтение! Простите, что беспокою в воскресенье, но дайте мне, пожалуйста, телефон Лилии Павловны.

 - Горянова? Ты что это? Уф! Первый раз мне  в воскресенье звонишь… Я вообще-то сейчас в полном ню, вышел из ванны, весь такой расслабленный. Тут по телефону твой  сексуальный голос. Всякие мысли там пришли о шалостях разных,  а ты… ты  просишь не меня даже, а какую – то левую бабу! - совершенно искренне возмутился он.

 - Какую левую бабу? Она не левая! Она теперь наша. Коллектив ее после вашего драматического отъезда принял, так что все, Лилия Павловна запечатлена  в наших душах!  - довольная привычным  савеловским трёпом, Даринка скалилась в трубку. – Телефончик дайте, очень нужно!

 - В отдел кадров звони! – отрезал  Роман Владимирович, но трубку не бросил, явно ожидая ответа.

 Горянова поджала губки и детским голоском попросила:

 - Лом, а Лом! Сказы тилифончик! Мне очень нузно, Лом!

 - Горянова,  ты там в детство впала что ли?  Не только мозги, но и совесть растеряла! Хорош дурить!

 - Тогда и Вы хорош издеваться! Давайте лилькин телефон, или я уже по- настоящему с Вами, Роман Владимирович, поссорюсь!

 - Ой, как страшно! Бегу и падаю! Ладно, записывай,  - и он, немного подождав, продиктовал ей номер.

 -  Неужели по памяти говорили? Быстро! Ну да, телефоны   дорогих и нежных  лучше помнить! –  съязвила Горянова.

 - Вот поганка! -  засмеялся Савелов. – Ты точно помолодела лет на двадцать: ты ж мне на домашний звонишь, Горянова, а  сотовый рядом лежит! Или ты ревнуешь?

 - Ревную,- не стала отпираться Даринка,  - жалко, если меня в вашем большом сердце Лилька заменит. Поэтому собираюсь незаметно для общественности нейтрализовать соперницу.

 - Тебя, Горянова, в моем большом сердце никто не заменит, так что дай Лилии Павловне жить спокойно. Девушка она приличная, а то, что папенька дерьмо, так с кем не бывает!  Нашим детям, Горянова, в этом смысле тоже не повезет. Все, адьёс, красотка, а то тельце моё голое стынет.

Даринка многозначительно замолчала,  не кстати представляя себе голого, хорошо сложенного, поджарого зама:

  -Так про ню Вы не шутили? - она вполне громко  облизнулась и причмокнула, чтобы в трубке было слышно.- Может, селфи кинете?

 - Я сейчас в тебя тапком кину, если не прекратишь! Все,  Горянова, до завтра.  А продолжишь прикалываться, в понедельник в кабинете зажму не по телефону, а так, воочию.

 - Всё, перепуганная страшной перспективой неуставных отношений, вешаю трубку, -  выдала Горянова, отключилась  и долго еще хохотала, вспоминая  разговор.

 «Жаль, что ты не девчонка, Савелов,  - подумала Даринка,- я б с тобой так дружила!»

________________________________________________________________

***Заранее прошу прощения у поклонников  Н.Баскова. Автор  относится к нему нормально, хотя и не слушает,  но вот моя героиня, в силу ее специфических вкусов,  данного певца  не переваривает.

________________________________________________________________

Через два часа, потраченных  на боевой раскрас, Даринка подъезжала к модному клубу «Розовый фламинго». Там они договорились встретиться с Резенской. Лилия Павловна, как показалось Даринке, ее  звонку и приглашению пойти вечером в клуб обрадовалась, но настояла именно на розовой  птичке. Горяновой было все равно, куда идти, а то, что птичка дороговата в смысле цен на алкоголь, ну так  не настолько. Может, процентов на 15. Но Даринка себя любила и потратиться не боялась, так что согласилась. Надела  сумасшедшее мини, открыв миру безупречную длину ног и красоту коленок, чуть приглушенных цветом колготок в 20 ден. И поехала.

Везший ее таксист пускал слюни и пытался познакомиться, из чего девушка сделала, что выглядит как мелкопоместная блядь. Но в клубе обычно все так выглядели, поэтому  сегодня это ее вполне устраивало.

Глава 8

Дни текли. Даринка погрузилась в работу, и все тревоги метущейся неуверенностью души были вскоре позабыты. Проекты сданы.  Выплаты по ним и премиальные получены. Снова поиск,  налаживание связей, выход на соседнюю область и сладкие ночи с Ванечкой. В общем, жизнь!

С Лилькой они подружились всерьез и надолго. Резенская  так извинялась за испорченное  воскресенье, что  подарила Горяновой билеты в  старую Мариинку на  балет Минкуса «Дон Кихот»  и оплатила   той  прямой рейс  на самолете туда и обратно. Даринка жест оценила и предложила Эльке  разделить  на двоих такое невероятное приключение. А сама  мысленно вздохнула оттого, что Ванечка точно с ней  не поедет. Он балет  не любил, да и как можно любить то, что видел  только в школьную пору,  изредка бывая  на утренних спектаклях уездного театра,  где   не первой свежести балерина, выполняющая несложные  па, с глухим стуком мамонта - переростка  привычно опускалась на запыленную сцену.

 А  вот для Даринки   балет был мечтой. Она смотрела все передачи канала «Культура», связанные с ним,  за баснословные деньги  покупала билеты, еще будучи студенткой, когда столичные звезды, делая чёс по городам и весям России, заглядывали   к  ним в город на огонёк.

 Поэтому день 10 ноября она ждала,  как манны небесной. И он вот - вот должен был наступить. Лилька обсуждала с Даринкой  их питерский маршрут:  девчонки прилетали днем,  и у них до  спектакля оставалось  семь часов чистого времени, которое хотелось потратить с толком. И Даринка уже предвкушала, как увидит  воочию в Русском музее одну из поразивших ее когда – то хулиганских картин Михаила Ларионова «Венера».

Добрые мысли, как всегда, прервали. Позвонила Элька, чтобы в слезах сообщить, что «эта паскуда, с которой Володька тогда целовался» порвала  то самое итальянское платье и выдрала Эльке  большой клок волос.

 - Сильно?

 - Порвала? – горестно всхлипнула Элька.

 - Да нет, -  привычно спокойно отозвалась Горянова, -   я про волосы твои.

 - Да не очень, - жалостливо ответила та, -  но я тоже в долгу не осталась! Я ей нос расквасила.  А платью каюк! Эта дрянь, что не порвала, то своей кровью вампирской  угваздала. Я  стирала, а она все равно осталась!

 - Молодец!  - равнодушно  выдала Даринка.

 - Кто молодец? – насторожилась мелкая.

 -Ты молодец! Ты ведь действительно изо всех сил пыталась его спасти? Значит, молодец! Все, что могла, ты уже сделала...

 - Ты ведь не обижаешься, Даринуш?  - Элька подозрительно  шмыгнула носом.

 - Нет,-  спокойно ответила Даринка,- я уже привыкла.  Что – то еще, Эль?

 - Да! - растерянная отсутствием отповеди, Элька забыла, что  хотела сказать.

 - Эля, - поторопила ее Горянова, - я занята, так что, если есть, что сказать,  слушаю, говори!

 - Даринуш, у меня ведь День рождения  через месяц.

 - Я помню.

 - А можно, ты вместо подарка оплатишь узким, таким узеньким – преузеньким, вот такусеньким  кругом поход в «Злату  Прагу»?

  Даринка только выдохнула:

-  Это дорогое местечко, Эль! Боюсь,  я  в том месяце не потяну! У меня проекты только намечаются, и  в декабре предполагается  голый оклад. А мне еще жить и новый год встречать… Подарки опять же…

-  А я все придумала! – от слез в голосе  мелкой не осталось и следа, лишь непробиваемый энтузиазм. -  Там в будние дни до 16. 00 огромная скидка, вот мы и отпразднуем днем. К тому же там есть ланч от шефа по вполне приемлемым ценам, а я всем потом буду хвастать, что в самой «Злата Праге»  День рождения  справляла.

-  Ладно,  - не стала спорить Даринка,- я подумаю. Позвони мне вечером.

 - Ты самая лучшая! - завизжала в трубку Элька и, не прощаясь, отключилась.

А Даринка пробурчала себе под нос:

 - Ох, знаю я этот твой узенький круг! Человек двадцать, не меньше!

 - Даринела Александровна! Прямо завидно! Кто б меня так любил, как ты свою Эльку!-вмешался Савелов, невольный  свидетель родственного разговора и дальнейших морально – финансовых терзаний своей любимицы. -   Так уж и быть, ради  аттракциона вашей сестринской щедрости могу   выписать в декабре Вам январский  оклад вперёд. А то,  боюсь, маленькая гулянка вашей сестры в «Злата Праге»  влетит   в серьезную копеечку, и вас оставят мыть посуду  там на ближайший год в качестве  компенсации.

  Даринка хмыкнула:

 -  Вот за то Вас и не любят, Роман Владимирович, что Вы все альтруистические порывы посыпаете пеплом легкой зависти, смешанной с ненавязчивым цинизмом.

Глава 9

Это были очень странные два часа. К концу полета Даринка была удивлена и озадачена. Очень скоро забыв про нее, Истомин и Резенская, переговариваясь вполголоса, дошли до тем, от которых Горянова  была более чем далека. До книг. Она  с изумлением узнала, что  Альгис Саулюсович необыкновенно начитан. Он легко переходил с  темы на тему, как – то просто и доступно вплетая в разговор какие- то сложные философские материи. Из всех названных им потоком имен Даринка почему – то запомнила Ингардена.  Кто он и чем запомнился миру, Горянова не успела схватить, но его фамилия, созвучная английскому  слову «сад», сама осталась в памяти.

 Принесенный легкий перекус тесного общения Истомина и Резенской  почти не прервал. Наоборот, их разговор за чашкой самого обычного пакетированного чая с серьезного плавно перетек на  странную детскую литературу. Они с таким упоением, перебивая друг друга, вспоминали перлы из книжки под странным названием «Манюня»   Наринэ Абгарян (это имя Даринка запомнила уже в конце разговора, пообещав себе клятвенно, что  по возвращении прочтет этот кладезь великолепных жизненных ситуаций и отличного юмора), что  Горянова,  забыв  тщательно скрывать свой интерес к разговору, даже высунулась из-за плеча Резенской, чтобы лучше слышать их необыкновенно занимательный диалог.  Несколько раз она ловила  на себе открытый, теплый,  немного ироничный, но явно  заинтересованный  взгляд Истомина и реагировала совсем не так, как обычно. Она ему  улыбалась.  Да и как тут не улыбаться, если перед тобой совсем не чопорный, а какой – то свой, понятный, невероятно помолодевший за этот час мужчина, в котором теперь Даринка наконец рассмотрела и  приятные, с легким оттенком прибалтийского колорита черты  лица, и  подтянутую спортивную фигуру, и ум, и сквозившее во всем облике  чувство  собственного достоинства.

В какое – то мгновение ее  молчаливо – заинтересованное присутствие в разговоре стало заметным настолько, что Резенская и Истомин прервались и перевели на Даринку вопросительные взгляды.

 - Ну, ребята,  вы такие! Просто! У меня нет слов!- не сдержала Горянова восхищенного вздоха. – Это ж надо, столько знать! А вашу Абгарян приеду и прочитаю!

Резенская прыснула:

 - О, как Вас прорвало, Даринела Александровна, и двух часов не прошло!  Только у нее  про Манюню уже целых три тома написано. Осилите? Чай не  проект и не договор!

А Истомин ничего не сказал. Опустил глаза и улыбнулся краем губ как – то так, мудро что ли, нет, наверное, понимающе, хотя тоже нет, скорее всего  и то, и другое,  но смачно сдобренное  невысказанной лаской …

А самолет между тем уже заходил на посадку. Сплотившаяся компания расставаться по прибытии не захотела.  Истомин утащил девчонок  с собой во встречавшую его машину, а потом плавно перетянул в свой номер в  шикарном отеле, находившемся в пяти минутах ходьбы от Эрмитажа. Решено было вместе пройтись по Питеру в свое полное удовольствие. У Истомина   день тоже был свободен, важная встреча должна была состояться только в семь.   Из комнаты он вышел уже не в костюме, а в джинсах и простом пуловере (цепкий горяновский глаз сразу оценил  пятизначный ценник такой простоты).  Побросав  ненужное в номере и  добавив  еще  к верхней одежде легкие головные уборы,  они выбрались в город.

Питер часто в ноябре встречает своих гостей промозглостью и холодным невским ветром. Но сегодня,  сегодня было удивительно. Наверное, единственный  солнечный день суровой северной осени. Легкий мороз и   приветливое тепло – все, как у Пушкина, но только без сугробов!

Дворцовая площадь, Александрийский столп, Триумфальная арка, тихие шаги по   спешащему куда – то  Невскому, переход на другую сторону и  Казанский собор, приведший Даринку  в эмоциональное исступление. Привыкшая к золоту и  малахиту, она впервые видела черно – серые колонны и странное,  невероятно сдержанное убранство, ни на что не похожее, величественное, от которого веяло настоящей силой. Намоленное место. Да!

   И снова Невский. А вот поворот и набережная  грибоедовского канала,   и шаги направо, и Лиличка  уже читает Ахматову, стоя у «Бродячей собаки»:

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.

Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней…

Истомин  с Горяновой  откровенно любуются  Резенской, такой одухотворенной, такой  нежной, такой сдержанно- питерской сейчас.

Рядом Русский музей. Но Горянова не хочет сейчас отделяться от компании.  Даже ради Ларионова и  его Венеры.  Они идут дальше, поворачивая немного и подходя к Михайловскому замку. И Лиля, вспоминая нечастного императора Павла, рассказывает, что дух убитого императора до сих пор пугает и религиозных людей, и атеистов. «Обычно,  - говорит она  немного театрально, и взор ее темнеет, -  он приходит ровно в полночь. Павел стучит, смотрит в окно, дергает шторами, скрипит паркетом... даже подмигивает, вселившись в свой же портрет. Некоторые  посетители видят даже свет от сияния свечи, которую дух Павла несет перед собой».

Глава 10

Горянова впервые так много спала. Казалось, Питер вытянул из нее все соки, жизненную силу.  Они приземлились в три, и Даринка, весь полет смотревшая в иллюминатор, хотя  что там можно было рассматривать  ночью,  беспокоила Резенскую. Лиля вообще после балета как-то странно посматривала на подругу и даже пару раз  обеспокоенно поинтересовалась  ее самочувствием.

 - Не обращай на меня внимания, - отмахнулась та. –  Мигрень.

- Давай в круглосуточную заедем, купим таблетки?

 - Не нужно, перетерплю…

Горянова сама себя не узнавала и, что случилось с ней впервые, не понимала. Она пыталась разобраться, почему не перестает думать об Истомине. Самое банальное объяснение, что она пала жертвой его прибалтийского очарования и по старой традиции русских баб смешала жгучую жалость с  мазохистским  интересом к тому, кому она и на фиг была не нужна, не выдерживала никакой критики. Горянова с юных лет  истребила распространенную для многих привычку врать себе. Нет! Она умела признавать  любые свои чувства и даже испытывала какой – то кайф от  внутреннего приятия своих достоинств и, более того, недостатков. Поэтому мысль о влюбленности  она отмела сразу и бесповоротно. Нет! Здесь было что – то другое! Что – то потаенное и очень больное.  Может, ее  душевные раны глубже, чем она думала, и настолько кровоточат, что произошла банальная  сублимация, и Даринка теперь воспринимает Истомина, как себя, присваиваю чужую боль? Вероятно. Но сути это не меняло. Она совершенно отчетливо признала, что  Истомин теперь поселился где –то глубоко, перейдя в разряд  родственных душ.

 - Нашла время обзаводиться щеночком! – невесело усмехнулась Горянова.  - Тамагочи, блин!  Хорошо, хоть говно за ним не убирать…

Когда объявили посадку, Горянова, глубоко ушедшая в свои невеселые мысли, быстрым шагом рванула к выходу, игнорирую  удивленные возгласы оставшейся позади Резенской.  Даринка ощутила себя лишь тогда, когда ее несмело окликнул родной голос. Ванечка? И Горянова мгновенно пришла в себя, с удивлением понимая, что стоит уже  практически у выхода, что Лилька куда – то запропастилась, а ее уже  нежно и многообещающе целует, притягивая к себе большой натруженной лапой, самый любимый человек на свете.

 - Дарин!  Ой… здравствуйте… – прервала их поцелуй показавшаяся из- за поворота Лиля, которая теперь, понимая, что  бестактно влезла в чужой интим,  раскаянно застыла.  -   Простите еще раз! Ну,  я тогда пойду? Извини, думала, что вдруг тебе плохо стало, побежала за тобой,  а тебе не плохо даже, а наоборот… Тогда пока? До встречи на работе?

 -Давайте мы Вас подвезем, - предложил Ванечка,  - у меня  там друг на такси.

–  А это вас не  затруднит?  Тогда не откажусь, спасибо,  - поблагодарила Лиля.

И они все трое направились к выходу. В машине Даринка и заснула. Отключилась. Сквозь неровную пелену сна она слышала, как Лиля рассказывала обеспокоенно Ване, что у Дарины вдруг заболела голова  и  что  та   такая уже  часа четыре, а то и больше.

 - Дарушка, тебя понести или сама пойдешь? -  тихонько разбудив, спросил Иван, когда они подъехали.

 - Сама пойду, - тут же отозвалась Даринка,-  не   инвалид, чтобы на руках  кататься.

Но все равно ее хватило ровно до кровати. Уже в дверях, небрежно, чего Горянова раньше  не допускала, она бросила свое дорогущее пальто и, снимая на пути в спальню брюки, пиджак  и шелковую блузку и   неровно вешая на ближайший стул, завалилась спать.

 - Меня не кантовать, при пожаре выносить первой, - строго дала она указания растерянному Ивану.

 Он действительно сначала  пытался ее будить. Но когда женщина реально  хочет спасть, а не притворяется, то она спит, и никакие там поглаживания,  покусывания, вылизывания  и настойчивая рука, не скажем где, не способны ее разбудить. Ванечка, потрудившись немного, расстроенно вздохнул, укрыл Горянову и, подгребая ее к себе, обнял поперек своей родной тяжелой рукой.

  И все было бы хорошо, но…  Но Дарина проспала  всю субботу целиком.  Уже вечером, встав,  чтобы справить естественные нужды и выпить воды, она  хмуро и хрипло  сказала расстроенному и настороженному Ивану:

 - Завтра едем к Вере Григорьевне!

_____________________________________________________________

Вера Григорьевна, бабушка Ивана, добрая  женщина со стальным характером, которая вырастила  внука, жила в семидесяти километрах от города в деревеньке со смешным названием Крутое. Когда – то это было большое село, а сейчас… несколько  десятков старых,  подлатанных  домиков. Ей было уже глубоко за семьдесят, но ее фигуре и волевой стати могла отдать должное   неувядающая Джейн Фонда. Ровная и сухая,   неутомимая Вера Григорьевна с утра уже занялась обрезкой своего яблоневого сада в пятнадцать старых деревьев. Когда Даринка и Иван, вставшие с рассветом, чтобы успеть на первую электричку, подходили к дому,  она эту работу уже закончила и лишь стаскивала обрезанные ветви в центр сада, чтобы потом крупные распилить и убрать, а мелкие  тоже приготовить  для розжига: Вера Григорьевна крайне редко включала   отопление, предпочитая зимой греться по- старинке, углем.