– Раньше этот дом принадлежал семье Виктора. Его бабке и деду, матери и отцу. Его начинал строить еще прадед Виктора. Дед достроил. А Виктор… Виктор реализовал себя, – я улыбнулась. Марсель тоже.
– А где же все семейство?
– Из всего семейства остался один Виктор.
– Прости.
– За что? Я никого из них не знала. Бабка и дед Виктора прожили долгую жизнь, а вот родители мужа умерли рано. Сначала мать. Потом отец. Они хотели, чтобы этот дом был их родовым гнездом, мечтали, что в нем всегда будут жить старые и новые поколения…
– Но твой муж – не романтик. Как и ты, впрочем, – протянул Марсель.
– Да. Я познакомилась с Виктором, когда он уже отделывал часть дома под ресторан, – улыбнулась я. – Собственно, он искал дизайнера.
– И нашел тебя.
– Да.
– Хорошая история.
– Да… Дом построен с двумя разными входами-выходами. Он и был так задуман, как дом на две семьи: для старых и молодых. Чтобы были все вместе, но и не мешали друг другу. Между зданиями имеется дверь для перехода на другую часть. Теперь она всегда запирается. Чтобы попасть в другую часть, нужно просто набрать на двери код. Здорово, да? Прекрасная идея. Раньше эта дверь всегда стояла нараспашку… Виктор рассказывал… Теперь в левой части находятся наши с мужем комнаты, в правой – ресторан.
– Где же будет расположена гостиница? Или есть еще пристройка?
– Да. Именно пристройка. То есть, раньше ее не было. Это затея Виктора. Отделить наши комнаты и часть здания. Сделать как бы пристройку.
– Зачем?
– Вторая часть дома слишком большая для нас двоих.
– У вас могут появиться дети.
– Это с учетом на двоих детей. Больше я не рожу. Зачем? Так что для частной квартиры, так сказать, нам хватило и четверти помещений. Оставшуюся часть Виктор и задумал сделать под гостиницу.
– В этом ты тоже ему помогала?
– Да. Вот как встретились и он показал мне этот дом и посетовал, что вторая его часть слишком большая для него… И вот мы делали-делали… и поженились.
– Ты и в самом деле вполне счастливо устроилась, – улыбнулся Марсель.
– Да. Я этого от себя не ожидала.
Мы рассмеялись. Я немного смутилась.
– Словом, я хотела сказать, что на тот момент, когда я встретила Виктора…
Я была одинока, подавлена и мне было все равно, как жить и что делать в этой жизни. Но, конечно же, об этом я Марселю не скажу.
– Я была готова ко всему новому, – элегантно соврала я.
Ложь во спасение – шикарная философия. Вроде бы, и не соврала даже. Просто преподнесено несколько иначе, в другой плоскости. Ну, если разобраться.
– А как с твоим шитьем? Неужели забросила? – спросил Марсель.
– У меня уже давно свое ателье. Правда, я по большей части только заправляю делами, а не шью. Только если редко или по желанию. Мне некогда.
Больно кольнуло в сердце. Как бы защищаясь от этой боли, я задала ответный вопрос:
– А твоя галерея?
– Стоит себе, никуда не делась.
– Ты ее не продал?
– Нет, что ты. Я не мог. Я матери обещал.
– О, да. Это святое. Как хорошо, что ты ее не продал, – с облегчением сказала я. – Права была твоя матушка, что запретила тебе делать это. Она ведь запретила?
– Да. Нотариально, – кивнул Марсель и тихо рассмеялся.
От его смеха в моем организме стало твориться что-то невероятное. И захотелось плакать. От избытка чувств. Я сжала руки в кулаки, больно вонзив в ладони ногти. Отвлечься. Не сиропиться.
– Как же ты совмещаешь…эээ… – начала я, запуталась. – Это же в Париже.
– Имея машину, не такое уж огромное расстояние. Да и зачем туда часто ездить? Я – всего лишь владелец. Нет, приезжаю раз в месяц обязательно, проверяю дела, задаю взбучку, указания, обсуждаю проекты… В галерее работает арт-директор. Он – моя правая рука. И мы всегда на связи.
– Вот и замечательно. Честно.
– Да. Знаю. Так как же твое шитье? Неужели ты забросила свой талант, чтобы заниматься делами Виктора?
– Это и мои дела тоже. И мне это нравится. А ты настырный.
Жаль, что сейчас. А не тогда.
– Ты могла бы шить здесь. В смысле, начать с нуля. Тем ателье ты будешь просто управлять, а здесь – шить для себя. Ведь это – твое. Зря ты это забросила.
– Даже не знаю… Я все еще не привыкла быть богатой… Да, я могу организовать ателье, сделать веб-журнал, ко мне потянутся богатые и известные клиенты, потом пригласят на показ мод, один, второй, третий, напечатают со мной интервью, расскажут о моем муже, фото нашего дома-ресторана-отеля выложат во всех изданиях, и бумажных, и сетевых… Опять же, это привлечет еще больше новых клиентов с известными фамилиями… Мы с Виктором купим себе остров… Я не хочу. Зачем? Я хочу жить спокойно. Чтобы меня не тормошили. Не печатали моих фото. Не лезли в меня и мою жизнь. Мне нравится быть в тени. Вот как ты со своей галереей… И есть у она у тебя, и нет ее у тебя. Ты можешь творить. Можешь не творить. Выставлять работы. Или не выставлять. А я? Как я буду просто шить в этом доме-ресторане-отеле… Это вообще будет не дом, а дворец творчества с кружками по интересам…
– Из тебя до сих пор лезет Советский союз, – улыбнулся Марсель.
– Это навсегда, – я кивнула. – Тоска по родине, которой я не нужна.
– Так уж и не нужна? Ты бы не хотела жить в России? Тебе нравится жить во Франции? Уже стала француженкой? По идее, так и должно быть. Только французского я в тебе не вижу.
– Да и ты не француз, – улыбнулась я.
– Русский человек навсегда остается русским, даже в эмиграции, которая началась с детства. Ведь и родители-то тоже русские. Особенности национальности. Широта души. Щедрость. Даже в эмиграции он собирает вокруг себя таких же русских эмигрантов.
– Это точно. К тому же, в России у меня никого нет. А тут… Тут Виктор, Кристина… И вот опять ты… Кстати, не хочешь узнать, как поживает Крис?
– Уверен, она отлично поживает. И не просто вполне счастлива, как ты, а счастлива в полной мере. У нее особая хватка к счастью.
Опять кольнуло в сердце и стало неловко.
– Что ж, – быстро перевела я разговор. – Мы прошли ресторан. Тут служебные помещения. Кухня. Прачечная. Словом, все ясно… А вот и эта заветная дверь на вторую половину. Замок цифровой, чтобы ключи с собой не таскать и не превратиться в ключницу. Такие же замки везде. Очень удобно.
Я открыла дверь.
– Вот. Коридор направо – жилая часть, наша с мужем. Левый коридор пока пустует. Идем. Тут уже почти все готово. Стандартные комнаты по обеим сторонам длинного коридора. Все комнаты одинаковые. Небольшие. Квадратные.
– Сколько их тут?
– Всего двадцать. Маловато, конечно, для отеля. Для гостиницы – в самый раз. Тем более, католической. И даже есть бонус.
– Бонус? Какая интрига…
– Коридор заканчивается небольшим зальчиком. Там можно будет устроить… ммм… постный ресторан… Никакого алкоголя. Чай, минеральная вода, соки. И постная, вегетарианская еда. Готовить ее будут, конечно, в общей поварской. Сюда еда попадет по кухонному лифту.
– Замечательно продумано. Особенно про лифт. А то бы пришлось поварам таскать подносы.
– Что ты, это нереально. Поэтому лифт – самая обычная часть плана. К тому же, сокращает траты на наем официантов. Это идея Виктора. Он, все-таки, француз. Особенно теперь он француз, когда берут большой налог с богатых граждан страны, – рассмеялась я. – Мне еще повезло, что предки Виктора построили свой дом не в Париже, а в самом обычном, провинциальном французском городке. Здесь, все-таки, спокойнее. И море. Море рядом. Ну, что-то я отвлеклась. Предлагаю разделить отельчик на мужскую и женскую половины.
– Ты представляешь католиков отшельниками, вегетарианцами, девственниками, словом, какими-то сектантами, – хмыкнул Марсель.
– Если это будет обычный мини – отель, при чем тут католики вообще? Резонно? Думаю, наибольшим спросом наш отель будет пользоваться немного фанатиками от католичества или паломниками во время церковных праздников. Тогда пост и воздержание – одно из составляющих данного отеля.
– Снимаю шляпу, – бормотнул Марсель.
– Это еще не все. Количество номеров сократим. По каждой стороне коридора сделаем их девять. Девять мужских и девять женских комнат. И разделим коридор на женскую и мужскую половину исповедальней и молельной комнатой. Ну, как?
– Гениально, – серьезно сказал Марсель. – Ты просто фантазируешь? Или уже давно разработала план?
– Фантазирую. Ты сомневался?
Повисла неловкая пауза.
– Да… Как я мог сомневаться… Это гениально, Лиз.
– Молельная общая. Исповедальня – твоя. Только время нужно назначить, чтобы не пропадать там сутки напролет. Можешь просто взять воскресные дни. И самое главное, исповедальня и молельная комнаты разделят мужскую и женскую половины.
– Лучшего предложения я бы не смог найти.
– А вот дизайн комнат… Тут ничего оригинального мне в голову не приходит. Кровать и шкаф. Вот то, что вместится в комнату. Большую часть занимает санузел. Но, думаю, лучше личный санузел, чем общий, правда? Телевизор не предусмотрен. Только радиоприемник. Пусть проповеди слушают. А в баре-ресторане тихо пускать классическую музыку. Лучше Баха. Органные фуги. Пусть размышляют о жизни. И еще один штрих. Ну, кроме пола из ламината и стен, выкрашенных в пастельные тона. Иконы. Разные. В каждом номере – своя икона. И нарисуешь их ты.
– Плакать после слова «лопата»?
– Можешь не плакать от восхищения, а просто возвести меня в ранг святых.
– Лиза… Как хорошо, что я снова нашел тебя, Лиза… Только сейчас я понял, как мне тебя не хватало эти пять лет, и… Нет, хватит. Просто спасибо.
Он порывисто обнял меня, крепко прижал к себе, и уткнулся носом в мои волосы. Я слышала стук его сердца. Я ужасно хотела плакать. Он почувствовал, как подергиваются мои плечи, и начал гладить меня по плечам и забормотал тихо, в волосы:
– Ну-ну, все хорошо, все хорошо, девочка моя… девочка моя…
И вот тут я расплакалась… Марсель снова стал мне родным, нужным, необходимым, воздухом, которого мне не хватало, но как он так мог… как он так может… Хотелось попросить его забрать меня отсюда, из этого дома-ресторана-отеля, от Виктора, от всей моей жизни, но… но я понимала, что это – лишь порыв… иначе бы Марсель не бросал меня… или бы искал меня…. И не делал вид, что все в прошлом, которое его теперь мало чем интересует…
Мало по малу, я успокоилась. Немного повсхлипывала, уткнувшись в плечо Марселя… Он теперь не пах своей любимой туалетной водой, но мне нравился его запах и без этой его воды. Я знала его запах. Я любила его запах. Он был родным… Но Марсель уже не утыкался носом в мои волосы. Он просто утешал меня от слез. И я поняла, – он снова стал тем Марселем, чужим мне. Я перестала всхлипывать, быстро вытерла слезы, отстранилась от него и глухо спросила:
– Ты не расскажешь, что с тобой случилось? Почему все это? Зачем?
– Нет. Не расскажу. Не буду. Не хочу. Оставим прошлое в прошлом. Теперь я – католический священник. Нравится тебе это или нет. Веришь ты в это или нет.
– И не важно, веришь ли ты в это сам?
– Ох, Лиза… Этот твой язык…
– Что ж. – Я встряхнулась, как собака после воды. – Код замка я тебе скажу. Теперь – в подвальные помещения. Код я тоже сообщу тебе. Там я тебе выделю мастерскую. Будешь писать иконы. 18 сюжетов на библейские темы. По порядку. Значимые. Те, что без насилия. Даже во имя чего-то, хоть я никогда и не пойму, во имя чего и кого.
Марсель не сдержался и хихикнул. Отлично. Я иду по верному пути. Марсель так и остался Марселем, наглецом и даже богохульником, и никакая ряса или риза или как там ее, не спасут его от мира. И от меня. Это огромный шаг. Ему стало смешно. Он понял меня. Он сам так считает. Как и всегда.
– В подвальных помещениях со временем можно будет устроить швейную мастерскую, – сказал Марсель, когда мы пришли.
– Да. Пожалуй. Я подумаю об этом. Можно же будет все это обстряпать как тебе со своей галереей? Чтобы творить, но остаться в тени и жить спокойно, как тебе хочется. Ты же мне поможешь? Я – тебе. Ты – мне… Помоги мне…
– Я тебе помогу.
– Я тебе верю.
«Спаси меня», – говорили ему мои глаза.
Он понял. Я знаю.
Жаль только, он категорически не хотел, чтобы я его тоже спасала…