Отголоски старины об Отечественной войне 1812 года

Великое былое. Воспоминания об Отечественной войне, по поводу её столетней годовщины. Отголоски старины об Отечественной войне 1812 года.

«Я помню, приходил враг с силой исполинской,

И жег и грабил все: здесь русских встретил он;

Я помню славный день, день битвы бородинской!

Здесь дрогнул в первый раз злодей Наполеон!

Здесь он почувствовал, что может горсть героев

Против несчетных орд, со всех скопленных стран.

Сей беспримерный бой из всех известных боев

Явил, что может дух великих россиян!

Здесь бился Божий меч, князь русский Михаил.

Я помню, как он шел, украшен сединами,

Как он пред битвою с полками говорил.

Он страшен был, когда сражался со врагами.

Тогда на месте сем парил над ним орел;

В час сечи роковой над старцем опустился

Вождь обнажил чело и духом ополчился.

Ура! воскликнул Росс, ударил, загремел!

Тогда на месте сем и русских много пало.

О, дети, кланяйтесь! Они легли за нас;

Паденьем славным их Отечество восстало.

Во век священным их да будет прах для нас».

Николай Иванчин-Писарев

Наполеон начал войну с Россиею в 1812 году без объявления о том, как это обыкновенно принято между всеми государствами.

Он прибыл 10 июня, осмотрел берега реки Немана, в 3-х верстах от г. Ковно, и решил здесь переправить свои войска. Вечером 11 июня войска его были подошли к реке, вблизи которой расположились незаметно. Они старались сохранить полную тишину. Когда совершенно стемнело, то на лодках и на спущенных понтонах были переправлены на противоположный берег три роты для занятия правого берега; эти роты прикрыли головы трех мостов, которые французы начали тотчас же наводить. Для поддержки переправленных рот на левом берегу были выдвинуты батареи. Пехота и артиллерия перешла по наведенным мостам, а кавалерия большею частью – вплавь.

Вслед за своим войском переехал и сам Наполеон; он проскакал вперед верст пять за реку по сыпучему песку, среди елового леса; вероятно хотел лично убедиться, нет ли где в засаде русского войска. Но везде было тихо; русские войска дали полную свободу его вторжению.

Переправа Наполеона через Неман 12 июня 1812 года. Почтовая карточка. Литография Р. Бахмана.

Почти одновременно перешли границу у города Гродно и все остальные его войска.

Итак жребий брошен; война началась.

Наполеон с невероятною быстротой двинулся к Вильне, и 15-го июня уже занял этот город. Наша 1-я армия отступила по направленно к укрепленному лагерю в Дриссе, на р. Двине, и здесь, по соединении со 2-ю армией, предполагалось дать сражение. Но 2-я армия не успела присоединиться к 1-й, и отступила к югу. План Наполеона состоял в том, чтобы не допустить соединения наших армий, разбить каждую в отдельности, двинуться на Москву, и там предписать свои условия мира. Для выполнения этого плана, Наполеон, по переходе через Неман, сам с гвардией и корпусами Даву, Удино, Нея, Нансути, Монбрюна и Груши двинулся на нашу 1-ю армию; корпуса же Понятовского, Ренье, Вандама и Латур-Мобура, под начальством короля Вестфальского Иеронима, направил против 2-й армии. В промежуток между 1-ю и 2-ю нашими армиями, были направлены корпуса вице-короля Итальянского и Сен-Сира. На севере, против Риги, должен был действовать Макдональд, а на юге, против нашей 3-й армии – Шварценберг.

У Наполеона было 600 тысяч человек войска и 1400 орудий; у нас же всего 203 тысячи при 900 орудиях.

Наполеон во главе своих гусаров в 1812 году. Почтовая карточка. Художник Р. Делилла.

Войско наше было разделено на три армии. 1-я армия в 120 тысяч человек и 550 орудий под начальством военного министра Барклая–де–Толли, расположена была между Россиянами и Лидой, имея главную квартиру в Вильне; 2-я армия под начальством князя Багратиона, состояла из 37 тысяч и 216 орудий, стояла между Неманом и Бугом, имея главную квартиру в Волковыске. 3-я армия под начальством Тормасова, в числе 46 тысяч человек с 161 орудиями, находилась на южной стороне Полесья, имея главную квартиру в Луцке.

Решив воспользоваться разрозненным положением наших сил, Наполеон двинул свои главные силы – двести тысяч человек под своим личным начальством против 1-й армии.

Нашим разрозненным силам надо было во что бы то ни стало соединиться, так как Наполеон решил двинуть свои силы на каждую армию отдельно, и ему с превосходною численностью силами легко было одержать победу, – это о был план. Но «человек» полагает, а Бог располагает. «У наших полководцев была задача избежать с ним боя до тех пор, пока по соединятся все три армии.

Бои за каждый шаг к этому соединено отличались с нашей стороны страшным упорством.

Истекая кровью и изнемогая в неравной борьбе, наши богатыри продолжали тем не менее сопротивляться до последней крайности.

Наполеон отправил часть своего войска под начальством маршалов Макдональда и Удино, с тем, чтобы они напали на корпус Витгенштейна, защищавшего дороги в Псков и Петербург. Здесь было несколько схваток, и особенно произошел кровопролитный бой под Полоцком. Но благодаря беспримерной храбрости Витгенштейна, маршалы Наполеона под Полоцком потерпели поражение, так что не могли двинуться к Петербургу.

Честь вождю, хвала герою,

Петроград им огражден;

Свет гремит тебе хвалою,

Слава, храбрый Витгенштейн!

Битва под Полоцком в 1812 году. Художник П. фон Гесс.

18 июня французы заняли Клястицы, селение в одном переходе от Полоцка.

Как ни отличился гр. Витгенштейн под Полоцком, – все полагали, что не только Псков будет взят, но и Петербург не считался безопасным. Однако эти опасения были напрасны. Неприятель не устоял против наших храбрецов.

26-го июля обе армии двинулись к Рудне. Начало движения было успешно. Атаман казаков Платов, шедший во главе армии, разбил значительный отряд французской кавалерии. Но затем явились опасения быть отрезанными от Смоленска, а потому Барклай перевел армию на Пареченскую дорогу, но не встретив там противника, повернул обратно к Рудне.

Наполеон, узнав об успехе Платова, приказал своим войскам сосредоточиться на левом берегу Днепра, с целью обойти наши армии слева и, отбросив Неверовского, занять Смоленск.

Подвиг генерала Неверовского под Красным, 2 августа 1812 года. Художник П. фон Гесс.

Увидя наступление французов, Невяровский занял одним батальоном гор. Красный, а остальные войска построил позади города, за оврагом. Ней атаковал город и выбил егерей; а французская кавалерия двинулась в обход нашего левого фланга. На встречу ей бросились наши драгуны, но были отбиты. Многочисленные силы противника заставили Неверовского перейти в отступление. Французская кавалерия Мюрата беспрерывно атаковывала отступающего Неверовского, но успеха не имела. Таким образом, благодаря неустрашимости Неверовского и доблести 27-й пехотной дивизии, с небольшим числом кавалерии и с 14 орудиями, удалось удержать на целый день наступление противника к Смоленску и не допустить его захватить город в тылу наших армий. Это был своего рода величайшей подвиг со стороны Неверовского.

Посланный кн. Багратионом генерал Раевский, для поддержки Неверовского, соединился с последним и с пятнадцатитысячным войском занял Смоленск. К ночи показалась под Смоленском неприятельская кавалерия Мюрата, а за нею – пехота Нея. В 9 часов утра 4 августа, подошел к Смоленску Наполеон с корпусом Даву. В то же время и к нашим войскам подходили подкрепления. В этот день действия неприятеля ограничились, лишь только канонадою и слабыми атаками, так как войска неприятельские еще не все подошли к Смоленску.

Вид Смоленска 1812 год. Литография А. Адама.

Наконец, наши армии, после страшных усилий, соединились под Смоленском, – это была первая наша победа, империя для Наполеона роковой исход.

Когда генерал Раевский занял Смоленск, Паскевич защищал древнюю крепость, а Коновницын стоял у Малаховских ворот. По крепостной стене был рассыпан Виленский пехотный полк.

С этими незначительными силами Смоленск отбивал все приступы неприятеля.

Но это было только начало огромного кровопролитного сражения под стенами Смоленска 5 августа.

Вот что рассказывает об этом сражении один из очевидцев.

«Я видел ужаснейшую картину – я был свидетелем гибели Смоленска. Французы в бешеном исступлении лезли на стены, ломились в ворота, бросались на валы, и в бесчисленных рядах теснились около города по ту сторону Днепра. Наконец, утомленный отпором наших войск, Наполеон приказал жечь город, которого никак не мог взять грудью. Злодеи тотчас исполнили приказ изверга. Тучи бомб, гранат и чиненых ядер налетели на домы, башни, магазины, церкви. И домы, и церкви, и башни обнялись пламенем – и все, что могло гореть, – запылало! Опламененные окрестности, густой разноцветный дым, багровые зори, треск лопающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная пальба, стук барабанов, вопль старцев, стоны жен и детей, целый народ, упадающий на колени, с воздетыми кверху руками – вот что представлялось нашим глазам, что поражало слух, и что раздирало сердце! Толпы жителей бежали из огня, полки Русские шли в огонь; одни спасали жизнь; другие несли ее на жертву. Длинный ряд подвод тянулся с ранеными».

Унылый звон колоколов, сливаясь с треском распадающихся зданий и громом сражения, сопровождал печальное шествие сие. Блеск пожаров освещал оное. Между тем черно–багровое облако дыма засело над городом, и ночь присоединила темноту ко мраку, и ужас к ужасу. Смятение людей было столь велико, что многие выбегали полунагими, и матери теряли детей своих. Казаки вывозили на седлах младенцев из мест, где свирепствовал ад. Наполеон отдал приказ, чтобы Смоленск взят был непременно 5-го числа; однако ж Русские отстояли его грудью, и 5-го числа город не был взят. Но 6-го рано, о, превратность судьбы! – то, что удерживали с таким усилием, отдали добровольно! Теперь Смоленск есть огромная груда пепла; окрестности его – суть окрестности Везувия после извержения лавы. Наши поспешно отступают к Дорогобужу, но сейчас, т. е. 8 числа к вечеру приостановились недалеко от Бредихи. Третьего дня дрались, сегодня дерутся и завтра будут драться».

Смоленск, 18 августа 1812 года, 6 часов утра. Художник Х. Фабер дю Фор.

«В ночь на 6 августа Барклай велел очистить Смоленск и наша армия стала отступать. Потери наши под Смоленском доходили до 6000 человек, неприятеля же до 12000. Ночью 6 августа перед сдачей, артиллерийская рота полковника Глухова вынесла из Смоленска чудотворную икону Божией Матери, и Наполеон занял город.

17 августа прибыл в Царево–Займище новый главнокомандующий всей русской армии, князь Кутузов. Здороваясь с войсками, Кутузов весело сказал: «Ну, как можно с такими молодцами отступать». Эти слова сразу воодушевили солдат.

Однако, Кутузов, подобно Барклаю, увидел, что ему необходимо отступать вглубь страны, уклоняясь от решительного сражения. Продолжая отступать, все же он подыскивал подходящую позицию, чтобы помериться силами с неприятелем. Наконец, он остановился у села Бородина, в 120 верстах от Москвы.

Наша армия, по прибытии к Бородину, была силою до 120 тысяч человек. В это число входили казаки и ополченцы, – тех и других было до 16 тысяч человек.

Все это войско разделено было на две армии: первая армия была под командою Барклая–де–Толли, а вторая – Багратиона.

Уже 24 августа начался бой за Шевардинский редут. До 30 тысяч пехоты и кавалерии атаковали наших. Но, несмотря на превосходство в силах неприятеля, наши отстояли свое место до ночи и затем вечером отступили на позицию.

Во все время этого боя Наполеон, с Бородинских высот следил за ходом дела.

Наполеон I на Бородинских высотах. Художник В. Верещагин.

По взятии Шевардинского редута[1], Наполеон пожелал видеть пленных. Пленных не нашлось. Бонапарт скорчил недовольную физиономию. Генерал его Коленкур при этом сказал:

– Русских скорее можно в землю втоптать, нежели в плен взять!

– Ну, хорошо, – возразить Наполеон, – так послезавтра (26 августа) мы всех их втопчем в землю».

Настал канун страшной битвы. Кутузов, как первые шаги, при своем отъезде на театр войны, направлял в Казанский собор, испрашивая в своих горячих молитвах Божия благословения, так и теперь, на Бородинских полях, перед страшным побоищем, он, коленопреклоненный, просить перед иконою Божией Матери небесной помощи.

Молебен накануне Бородинского сражения. Художник Н. Самокиш.

Вот что рассказывает об этом очевидец[2].

«Накануне великого дня Бородинского, главнокомандующих велел принести икону Смоленской Божией Матери, взятую из Смоленска, при отступлении от города, и носить ее по всей линии… Духовенство шло в ризах, кадила дымились, свечи теплились, воздух оглашался пением и св. икона шествовала… Сама собой, по влечению сердца, стотысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую готова была упоить до сытости своею кровью. Везде творилось крестное знамение, по местам слышалось рыдание. Главнокомандующий, окруженный штабом, встретил икону и поклонился ей до земли. Когда кончилось молебствие, нисколько голов поднялись кверху и послышалось: «Орел парит!» Главнокомандующий взглянул вверх, увидел плавающего в воздухе орла, и тотчас обнажил свою седую голову. Ближайшие к нему закричали: «Ура»! И этот крик повторился всем войском.

Орел продолжал плавать. Семидесятилетний вождь, принимая это за доброе предвестие, стоял с обнаженною головою. Это была картина единственная. Михаил Кутузов, главный повелитель всех воинских сил империи, являлся тут во всей красе военачальника. В простреленной голове его был ум, созревший в течение 70 лет; в его уме была опытность, постигшая все тайны политической жизни гражданских обществ и народов. Над ним парил орел, на нем была икона Казанской Божией Матери, сто тысяч русских кричали – «ура»! – а судьба завтрашнего дня укладывала жребий в таинственную урну свою…

«Из всех явлений 1812 года канун Бородина сохранился, конечно, у многих в памяти», – продолжает этот очевидец. Все ожидали боя решительного. Офицеры надели с вечера чистое белье; солдаты, сберегавшие про случай по белой рубашке, сделали тоже. Эти приготовления были не на пир. Бледно и вяло горели огни на нашей лини; темна и сыра была с вечера ночь на 26 августа; но ярко и роскошно чужими дровами освещал себя неприятель».

«Удвоенные костры, установленные в несколько линий, пылали до самого Колоцкаго монастыря. Это не наши огни, стоя огненными полками, скользили сквозь чащи лесов и кустарников, румянили наше небо и бросали какой-то кровавый отблеск на окрестности ямистые, темные».

«Рокот барабанов, резкие звуки труб, музыка, песни и крики несвязные (приветливый клик войска Наполеону) слышались у французов. Священное молчание царствовало на нашей лини. Я слышал, как квартирьеры громко сзывали к порции: «Водку привезли; кто хочет, ребята! ступай к чарке». Никто не шелохнулся. По местам вырывался глубокий вздох, и слышались слова: «Спасибо за честь! Не к тому изготовились не такой завтра день! И с этим многие старики, освещенные догорающими огнями, творили крестное знамение и приговаривали: «Мать Пресвятая Богородица, помоги нам постоять за родную землю»!

К утру сон пролетел над полками. Я уснул, как теперь помню, когда огни один за другим уже снимались, а заря начинала заниматься. Скоро, как будто кто толкнул меня в бок. Я вскочил на ноги, и чуть было не упал с ног от внезапного шума и грохота.

В рассветном воздухе шумела буря. Ядра, раскрывая и срывая паши шалаши, визжали пролетными вихрями над головами. Гранаты лопались. В пять минут сражение было уже в полном разгаре. Многие, вскочив от сна ночного, падали в сон вечный. Взрытая выстрелами земля, всклоченная солома, дым и вспышки огня рябили в глазах.

Начался бой неимоверный. Люди, точно львы, дерутся; пушки лопались от разгорячения, зарядные ящики взлетали на воздух. Кони без седоков ржут и бегают. Все было кровь и сеча в огненной атмосфере этого сражения.

Бородинское сражение. В центре картины раненый генерал Багратион, рядом с ним на коне генерал Коновницын. Вдали виднеется каре лейб-гвардии. Художник П. фон Гесс.

Это был ад, а не сражение. Наполеон и Кутузов не уставали соображать, не переставали действовать. Два великих полководца встретились на одной мысли: каждый метил своему противнику в грудь.

Когда Кутузов увидел, что пехота французская стянута на крылья, а центр поредел и состоял почти из одной кавалерии, решил нанести удар на этот центр и послал для этого дела несколько полков пехоты и часть кавалерии. Наполеон понял опасность такого предприятия и поспешил двинуть часть молодой гвардии. Удайся это движение, Кутузов из оборонительного положения перешел бы в наступательное. Он уже и сделал было попытку к этому, выслав Уварова, которому велел сказать: «Напасть и пропасть, если необходимо»! В то же время послал к Дохтурову на левое крыло записку: «Стоять до последней крайности»!

Французы дерутся жестоко, дерутся отчаянно. На одной квадратной версте гремят 700 пушек; спорные окопы облиты кровью, они то и дело переходит из рук в руки. Вдруг на русской лини раздается громкое, продолжительное – «Ура»! – это сам Багратион ведет свое левое крыло в штыки. Но, увы! и неустрашимости есть предел: Багратион смертельно ранен. Мундир на нем расстегнут, белье и платье в крови, сапог с одной ноги, снят, большое красное пятно выше колена. По лини несется страшная весть о смерти его, и руки у солдат опускаются.

Бородинский бой продолжается до 9 часов вечера. К этому времени у нас введены были в дело почти все войска, за исключением небольшого резерва. У Наполеона же оставалась нетронутой вся его старая гвардия.

Вот поле битвы под Бородиным.

Потери наши были громадны: 58 тысяч человек было убито и ранено; из них убито 22 генерала. Недешево достался этот бой и французам; у них выбыло из строя 44 тысячи; убито и ранено одних генералов 43 человека.

На Бородинском поле после битвы, 17 сентября 1812 года. Художник Х. Фабер дю Фор.