Откройте, РУБОП! Операции, разработки, захваты

Беседы на высшем уровне

— Я был у Главного.

— Я в курсе.

— В курсе беседы?

— Естественно, нет.

— Так вот. Он взбешен. Это в самом деле — нонсенс… Похитить внаглую его советника! Над нами смеется весь мир.

— Ты сам знаешь, кто и как создал территорию, на которой от подобного не застрахованы даже мы с тобой.

— Вопрос не в территории. А именно что в нас с тобой… Ты понимаешь?

— Я понимаю.

— Тогда надо выбираться из проблемы совместными усилиями обоих ведомств. Сегодня ушат дерьма вылит на меня, завтра — на тебя. Уже заготовленный, кстати.

— Что ты конкретно предлагаешь?

— Сейчас нам нужны зацепки… Любые. На уши надо поставить агентуру по всей стране. И нашу, и вашу. Любой случайный разговор, любой намек…

— Я уже дал команду. Хватаемся за каждую нить. Теперь. Есть информация: за акцией стоят люди, приближенные к Дагестанцу.

— Наш дагестанский авторитетный друг тут ни при чем…

— Да, но он может выйти на этих людей, уже достаточно. К тому же он, вроде, действительно твой друг…

— Давай не передергивай…

— Хорошо. Поговори с ним. Доверительно.

— Я понял, но, думаю, пока рано…

— Почему?

— Это — будущие уступки. Касающиеся в том числе и бюджетных распределений. Если обманем его — окажемся в болоте еще более вонючем и глубоком.

— И что предлагаешь?

— Потянем время. Башку пленнику не отрежут, советник — товар перспективный, а там — посмотрим на настроение Главного… Глядишь, остынет… А тогда — другая игра.

— Значит, напрягаем хлопцев, пусть ищут ниточки?

— А это — их работа! И вообще… среднее звено костенеть не должно, пусть бегают…

— Верно. Но! Найдем несколько миллионов на крайний случай?

— Давай пока о крайних случаях не…

— Я понял.

— Тогда — до связи!

Мужские страсти

Автобус, видимо, только что ушел. Под прозрачным пластиковым колпаком остановки не было ни единого человека, кроме стройной высокой блондинки в легком элегантном плаще с изящно подвернутыми рукавами, открывавшими ее точеные руки.

Женщина, чья красота была оценена им, Вадимом, ослепляюще-молниеносно, как найденная на асфальте камея, заставила его невольно сбавить скорость, а когда кисть ее нерешительно поднялась в просящем жесте, он, не раздумывая, вывернул нос «Кадиллака» к кромке дороги, окончательно затормозив.

Ах, какое лицо — нежное, милое… Ах, какие волосы, словно лучащиеся своей ухоженностью и чистотой… А легкий изящный шарфик, подчеркивающий хрупкую беззащитность шеи?.. А эти чуточку припухлые, словно зовущие к поцелую губы?.. Как оказалось это прелестно-утонченное совершенство здесь, в промышленно-спальном районе, среди кривых и серых пятиэтажек с разномастно и угловато застекленными выступами балконов и безликими складскими модулями со подслеповатыми оконцами?

— Мне до метро… — виновато произнесла она.

— Садитесь, конечно…

И сразу мысли Вадима перемешал в бестолковую круговерть пахнувший на него щемяще-тонкий аромат дорогих духов, и застил глаза, как отпечаток солнечного диска, гладенький, обливной капрон колготок на умопомрачительных коленях незнакомки, и табу на прикосновение к этим коленям в тот же миг стало невыносимо, однако он привычно совладал с собой, довольно-таки небрежно и вместе с тем насмешливо, промолвив:

— Вообще-то, я не таксист, мне просто неудобно оставлять на обочине в ожидании корявого автобуса столь прелестную даму… К тому же я располагаю временем. А потому не стесняйтесь, говорите адрес, и я вас доставлю куда-либо безо всякого там «до метро»…

— Да что вы! Мне в Новые Черемушки, а это — через весь город…

— Сочту за честь, — отозвался он беспечно. — Кстати — Вадим…

— Настя, — представилась она с ноткой стеснения.

— Какое красивое имя… И вполне, надо сказать, соответствует вашей внешности.

— Спасибо… — Она явно смутилась.

— Чем занимаетесь, Настя? В этой жизни? — весело спросил он. — Если не секрет, конечно…

— Не секрет. Работаю учительницей.

— Вы?! — искренне изумился он.

— Да, я! — отозвалась она, с некоторым вызовом вскинув на него глаза. — А что, это, по-вашему, презренная профессия? Или я ей внешне не соответствую?..

— Профессия наиблагороднейшая! — заверил он. — Но вам больше подходит, на мой взгляд, ремесло фотомодели… Не пробовали?

— Представьте — нет.

— А какая у вас специальность, о, прекраснейшая из учительниц?

— Французский язык.

— А вот это замечательно! — проговорил он с чувством, и даже пристукнул по рулю кулаком. — И знаете, почему?

— И почему же?

— У меня был приятель, — пояснил Вадим. — Вернее, он и сейчас есть… Но — эмигрировал в Австралию. И, отъезжая, оставил мне свою библиотеку. А библиотеку собирала его покойная матушка — переводчица с французского… Так вот. У меня куча всяких толстенных словарей, книг… Сам я французскому учиться не собираюсь, выбросить книги — святотатство, а вот кому бы их отдать для пользы дела… Настенька, если у вас есть желание, может, взглянете? Если что-нибудь вас заинтересует, беру на себя обязательство: непременно отвезу всю эту литературу прямо к вам… До порога. Ну, как?

— Предложение, конечно, интригующее… — мягко улыбнулась она.

— И что же вам мешает его принять?

— Ну… — Она замялась. — Приеду к незнакомому мужчине, там еще какая-нибудь жена…

— Во-первых, мы уже познакомились, — возразил он. — Меня зовут Вадим, а вас — Настя, так, по-моему? Во-вторых, жены нет… В-третьих, позвольте вопрос: а вы замужем?

— Нет…

— Тогда это просто судьба…

— Вы полагаете?

— Уверен.

Она с кокетливым вниманием посмотрела на него и, встретив взор, исполненный сосредоточенного обожания, с замешательством отвернулась, сказав:

— Что же… Все может быть.

Эта ее ремарка в немалой степени укрепила надежды Вадима…

— Так когда же произойдет осмотр библиотеки? — настойчиво спросил он. — Давайте заедем сейчас?

— Что вы! — Она взглянула на часы. — У меня сегодня еще уйма дел…

— А какие планы на вечер?

— Ну на вечер… Вероятно. Но — не раньше семи часов.

— Вот и дивно. А телефончик ваш, Настя, можно узнать?

— Телефончик? — Она задумчиво посмотрела вперед себя, в несущееся в глаза пространство серого, осеннего города, угнетенного ненастьем подступающей зимы. — Знаете, Вадим, давайте поступим так… Вы мне оставьте свой, я вам непременно позвоню.

— Ведь обманете… — недоверчиво прищурился он.

— Нет, ни в коем случае, — просто и искренне произнесла она. — В семь часов вечера — обязательно…

— Вот… — он вытащил из бумажника «визитку». — Тут мой домашний, служебный, мобильный… Звоните на мобильный, это наверняка. Но все-таки, дайте и ваш…

— Не сегодня, ладно? — Она вздохнула. Произнесла нехотя: — У меня мама очень недоверчиво относится к мужским голосам… Свои семейные дрязги…

— Вот как? — Вадим удивленно вскинул брови. — И чем же они вызваны, извините за бестактность?

— Я развелась с мужем… В общем, длинная история, потом расскажу… — И — обреченно взмахнула рукой.

Последние слова, произнесенные вполне естественно, без всякого намека на лукавство, явились для Вадима просто-таки вожделенной благодатью, пролившейся на истомленное сердце… Значит, он тоже приглянулся ей, значит, встреча обязательно состоится, значит…

Неуемный бесенок желания сблизиться с этой женщиной и, что греха таить, непременно и самым скорым образом затащить ее в постель, этот бесенок возликовал: одинокая разведенная красавица! Подобранная в буквальном смысле на обочине! И тут он — молодой, красивый вице-президент крупной торговой компании на «Кадиллаке»… И что самое главное — также разведенный!

Ведь уже неделю он мается в своей квартире, упиваясь обретенной свободой, и то и дело хватаясь за телефон с желанием позвонить знакомым подружкам, готовым скрасить его холостяцкие вечера, но в следующий миг неизменно передумывая приглашать ту или иную доступную, однако надоевшую, как щи с селедкой солдату, пассию. Только набери номер, и через считанные минуты раздастся звонок в дверь, однако — что последует за этим звонком? Рутина! Тела давно прошедших дней…

А вся незадача — в нынешней тщетности поисков подружек новых…

И вот — подфартило! На ровном, как говорится, месте! Без приложения усилий! Подарок небес! Верно говорят: никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

Он искоса обернулся на прелестный профиль, затем, в который уже раз перевел взор на вожделенные колени…

Неужели сегодня искрящиеся колготочки спадут с них, и он, ухватив эти колени сильными ладонями…

— Вот здесь остановите… — произнесла она.

«Кадиллак» вновь принял вправо и замер у обочины.

— Ну… — Взявшись за дверную ручку, она посмотрела на него уже с откровенным и испытующим интересом, от которого у Вадима поползла внизу живота томительная истома. — Ну… я звоню. В семь.

— Ох, Настенька… — Покачал он головой. — Если этого не произойдет, вы нанесете мне удар, от которого едва ли оправлюсь…

Внезапно в глазах ее вспыхнул какой-то нежный, завораживающий блеск — зовущий, безоглядно устремленный будто в глубь его сути… И коротко, словно бы безотчетно наклонившись к нему, она чмокнула Вадима в щеку, а после решительно отворила дверцу и, не оборачиваясь, пошла в сторону снующих возле входа в метро людей, через секунду смешавшись с толпой.

Он закрыл глаза, совершенно одурев от прикосновения ее губ, аромата духов, и от того пронзительного предощущения близости, что тенью и шорохом выпорхнувшей из рук птицы еще дрожал, истаивая, на всем его существе…

А следом пришли рассудительные и холодные мысли: непременно надо купить что-либо поесть, хотя бы — пиццу, чтобы не возиться с готовкой… Далее и обязательно — фрукты… Презервативов целая упаковка, об этом беспокоиться не стоит… Что еще? Шампанского и сухого — целый бар, пару бутылок следует заморозить… А! Цветы! Чуть не упустил!

Впрочем, цветочницы в метро торгуют допоздна, так что с лютиками-орхидеями торопиться не стоит, а то не дождешься звонка, будешь эту оранжерею созерцать, как памятник своего наивного пролета…

А все-таки какая девочка, а? Чудо дивное! И неужели повезет? Неужели позвонит?

Настя позвонила в половине восьмого вечера. Торопливо извинилась за свою неточность.

— Чепуха, — урезонил он ее. — Неточность — вежливость королев… Надеюсь, встреча не отменяется?

— Ну, в общем, нет…

— Тогда — где?

— Не доезжая Курского вокзала из тоннеля — съезд на набережную…

— Так, знаю… Там, вроде, казино, и куча машин…

— Точно.

— Во сколько?

— Ну, я могу и через полчаса…

— Великолепно. Жду!

Уже сгустились черные октябрьские сумерки, и хлынул противный и подленький дождичек, когда он подъехал на оговоренное место, припарковавшись среди неясно чернеющих вдоль спуска к набережной машин.

Заглушил двигатель. И тут же услышал стук в стекло.

Открыл дверцу, различив в темноте какую-то неясную фигуру.

— Что вам?

Вместо ответа в скулу ему уперся пистолетный ствол, и тихий голос с кавказским акцентом бесстрастно порекомендовал:

— Двигайся на пассажирское сиденье. И без шума, а то хлопну, как муху…

Открылись задние двери, и в салон уселись еще двое.

Он ощутил на шее прикосновение то ли кончика ножа, то ли шила.

Незнакомец с пистолетом уселся на сиденье водителя. Хлопнули дверцы и салон погрузился во мрак.

— Бумажник давай, — распорядился бандит, сидевший сзади.

Пляшущей рукой Вадим достал из кармана бумажник, передал, не оборачиваясь, в сторону приказывающего.

— Ключи от квартиры где? — последовал следующий вопрос.

— Вот… — Чувствуя безжалостное стальное жало, впившееся в шею и грозившее неотвратимой смертью, он кивнул на связку, свисающую из замка зажигания.

— Значит, так, — пояснил голос сзади, также с кавказским акцентом. — Сейчас ребята едут на твою хату. Есть там кто?

— Н-нет… никого…

— Сигнализация?

— Есть, но… Я ее не включал… Я думал…

— Если, — с нажимом перебил его голос, — с ребятами что-нибудь случится, ты — труп. Ясно?

Человек с пистолетом вытащил связку ключей из замка, отсоединил от нее ключ «Кадиллака», вновь вставил его в замок, а остальные ключи передал сквозь щель приспущенного окна волосатой лапе, вынырнувшей из темноты. После чего резюмировал, неизвестно к кому обращаясь:

— Сидим, ждем.

«Вот тебе и красотка на дороге… Вот тебе и учительница… — с содроганием думал Вадим. — Хорошенький преподнесла урок… Или же бандиты — случайность? Тогда сейчас она должна подойти…»

Нет, Насти не было…

— Складно вы с девочкой придумали, — произнес он с ненавистью и, одновременно, с неуверенностью.

Ответа не последовало.

Бандиты угрюмо молчали, чернота за оконцами сгущалась, сыпал холодный дождь на стекла, подернутые влажной белесой пленкой, и тянула душу тоской и беспомощным страхом удручающая в своей беспросветности безвестность…

Осень. Скоро зима.

«Увидеть бы эту зиму… Вот же попал! На ровном месте… Где найдешь, где потеряешь…»

Мысли текли вяло, бестолково и удрученно.

«Пагубные мужские страстишки… А как без них? Без них — никак. То есть, как-то и можно… Но это „как-то“ и есть — никак…»

Майор Пакуро

Широкоскулый и коренастый чеченец лет двадцати пяти, с аккуратной набриолиненной прической и тщательно выстриженными, будто приклеенными усиками над жестким изгибом плотно сомкнутых губ, сидел, охватив колено сцепленными на нем пальцами напротив майора Пакуро, и мерно, словно нехотя, цедил ответы на вопросы, касающиеся его, чеченца, биографии.

Никакими особенностями, относящимися к трудовым, боевым или же творческим вкладам данного лица в историю рода человеческого, это жизнеописание не блистало. Школа, техникум, работа в совхозе, после — война…

Где и кем был во время войны? Да никем, сидел дома, проедал домашние сельскохозяйственные запасы, прятался от бомбежек в картофелехранилище. Потом село заняли бандиты, то бишь, повстанцы, потом их выбили федералы, и пока выбивали, чья-то шальная пуля угодила ему, Мусе Асаеву, безвинной жертве политических и военных игрищ — в ногу, задев кость. Теперь приходится привычно и колченого хромать…

— И, значит, похромал ты, Муса, после всех этих передряг в столицу, — подытожил Пакуро. — Зачем?

— Всегда мечтал в институт поступить, юристом стать, — стеснительно поведал собеседник. — А тут, чувствую, и самом деле подоспела пора… Ну, родственники денег собрали, отправили сюда. Живу вот…

— Но сейчас, вроде, октябрь на дворе, — Пакуро указал на оконное стекло, задернутое безысходно-серой моросью холодного редкого дождя. — И вступительные экзамены, как мне кажется, минули…

— Опаздал, да, — согласился собеседник. — Но чем дома заниматься? В банду идти? Не хочу, я человек законопослушный. Что еще делать? У нас выбор невелик: либо криминал, либо нищета… Вот и решил: пока освоюсь в столице, на жизнь посмотрю, на людей… Вдруг, и работа подвернется?

— То есть, идет период акклиматизации, — уточнил майор.

— Именно. — Чеченец замолчал.

Замолчал и Пакуро, оценивающе глядя на сидящего перед ним кавказского гостя.

Многие факты своей биографии пришелец, естественно, утаил, сгладил острые углы, но это — ладно… Дело в другом.

Таких, как этот Муса — в столице, увы, ошиваются сотни. И нынешний праздный статус, равно как и история жизни этого парня — по крайней мере, официально им заявленные, к сфере интересов РУБОП не имеют никакого прямого отношения, если бы не одна деталь: явился сюда этот посетитель с утверждением, что знает, кто похитил в Чечне важного правительственного Советника, где примерно чиновник содержится и, самое главное, — каким образом его вызволить из плена.

Более того: ответы на уточняющие вопросы «кто» и «где», чеченцем даны правильные, полностью совпадающие с оперативной информацией, что заставляет майора отнестись к посетителю не только всерьез, но и с вниманием едва ли не трепетного свойства… Кто знает, вдруг, благодаря этому парню, будет обнаружен доступ к решению актуальнейшей проблемы возвращения Советника на мирные российские территории, — проблемы, над которой упорно и покуда бесполезно бьются требовательно озадаченные Кремлем спецслужбы?..

В последнее время Пакуро специализировался на деятельности этнических преступных группировок, составленных из жителей неблагополучного кавказского региона. Естественно, нити клановых отношений, тянущиеся из обиталищ чеченских боевиков к их землякам и родственникам, проживающим в России, эти нити майор находил и прощупывал методично, с прицелом на решение сегодняшней важнейшей оперативной задачи: вызволить из далеких гор незадачливого сановника. Да и не только его… Сколько их еще там — разного рода горемык: украденных работяг, оставшихся в плену солдат и офицеров, просто похищенного и вывезенного из России люда…

И безмерно важны любые сведения о томящихся в затерянных аулах пленниках, собираемые по крупицам, а тут — просто кладезь информации, пришедший сам, без принуждения…

Впрочем, в стенах любой спецслужбы время от времени, под всевозможными предлогами, однако неиссякаемо и непреложно появляются так называемые «инициативники».

«Инициативник» — это персонаж, обладающий той или иной информацией — безусловно, ценнейшего качества с точки зрения ее носителя, — и желающий поделиться с ней за конкретное, как правило, воздаяние со стороны могущественной государственной организации.

Условия и формы оплаты информации отличаются изрядным разнообразием: от банальной денежной суммы — иногда, правда, умопомрачительного свойства, до звания генерала секретного ведомства с правом ношения именного оружия или же — письменных гарантий тайного и эффективного умерщвления надоевшей до икоты тещи.

Те, кому по долгу службы положено выслушивать подобные пожелания или требования, проделывают это с глубокомысленным видом и с подчеркнутым дружелюбием. Одновременно, в головах интервьюеров с погонами, естественным образом, согласно полученному специальному образованию, выстраивается простенькая схема-сеть, улавливающая все мотивы, подвигнувшие «инициативника» явиться в то заведение, которое благоразумные граждане предпочитают в любом состоянии души и тела обойти дальней стороной.

И довольно скоро личность явившегося в спецслужбу персонажа характеризуется следующими обозначениями:

— Действительно заслуживающий внимания информатор.

— Провокатор.

— Пустой авантюрист.

— Хитрый сумасшедший.

— Просто сумасшедший.

Между этими четырьмя категориями существуют порой и некоторые оттеночные взаимосвязи, однако доминирующий элемент принадлежности к системной породе, извечно и непреложно проявляется. Вернее, кропотливо вычисляется различными методами, в том числе — методом проб и ошибок.

Окончательная же классификация «инициативника» сопряжена с теми или иными выводами. Порой — плачевными. Причем неизменно плачевными для лукавого доброхота.

Чеченец, сидевший напротив майора, впечатление сумасшедшего никак не производил. Вел диалог ровно, связно, с достоинством, небрежно роняя термины, принятые в среде профессионалов разведки и контрразведки, и свои доводы подтверждал таким количеством и качеством фактического материала, который из случайно подслушанных разговоров и сплетен не выудишь.

— Значит, вы совершенно уверены, что Советника мы из ямы вытащим? — уточнял Пакуро.

— Абсолютно! Говорю же: мой брат в его охране, понимаете? Главное, выбрать, когда его смена… Ну и продумать, конечно, всю технологию, так сказать…

— Но откуда вы взяли, что ваш родственник окажет нам такого рода содействие?

— Почему — вам? — Собеседник позволил себе снисходительную ухмылку. — Предположим, меня арестовал РУБОП… Скажем, за продажу автомата… А родственников у нас принято выручать любой ценой.

— А что, приходилось автоматами торговать? — невзначай полюбопытствовал Пакуро.

— Здесь — нет, а в Чечне — что танк продаешь, что велосипед, без разницы… Кстати. В гостинице, где я сейчас живу, один осетин околачивается… У него три «Макаровых». Ищет надежного купца. Я не стукач, нет, я просто повторить хочу: не люблю закон нарушать, а оружие — оно не для забавы, оно — чтобы кровь лить, и потому сообщаю.

— Фамилия осетина?

— Не знаю, Резиком его кличут…

— А пистолеты он что, в номере держит?

— Вчера еще были в номере…

— Интересно… — Пакуро покачал головой.

Вот и первый, легко проверяемый факт… Своего рода саморекомендация Мусы, как надежного информатора. И факт этот следует реализовать спешным образом. Однако неясным все-таки остается мотив сотрудничества… Неужели перед ним — борец за идею? Ну, и попутно — соискатель мелких услуг со стороны РУБОП?

— Какие еще вопросы? — бесстрастно молвил собеседник.

— Вообще-то… — Майор выдержал паузу. — Вы, как понимаю, человек деловой, и потому предполагаете за свои действия и сведения, которые безусловно для нас важны…

— Ответную благодарность, — понятливо перебил Муса. — Не беспокойтесь. Еще раз повторю: никаких несусветных просьб с моей стороны не последует. Ни сейчас, ни в дальнейшем. С кем имею дело — полностью сознаю, и финтить с вами не собираюсь. Помогите с поступлением в институт и с пропиской. Все. Миллионы долларов за освобождение Советника не прошу. Да, кстати! — Поднял многозначительно палец. — Важно определить тактику. И тут, думаю, поступим так: я вылетаю в Чечню, провожу переговоры с братом. Затем еду или в Нальчик, или во Владикавказ. Оттуда звоню вам по нейтральному телефону. Из Чечни звонить не буду, мало ли что?..

— Это — верно, — подтвердил Пакуро.

— Но не исключена возможность, что вам тоже придется туда прилететь… Имею в виду, скорее всего, Владикавказ. У нас там родственница больная, брат отправится как бы ее проведать, а вы с ним и встретитесь… Обговорите детали. Я же не способен их обсуждать, а вам виднее, вы — профессионал… Да и УБОП там в отличие от Чечни существует, вас подстрахуют, если какие сомнения… — С деликатной иронией хохотнул: — Я же понимаю…

— Ну, что же, предложение грамотное, — кивнул Пакуро.

— Тогда — за дело?..

— Дурного слова не услышите!

Проводив посетителя до проходной, Пакуро вернулся в рабочий кабинет, где застал соратника Борю Гуменюка, с вниманием прослушивающего запись беседы с чеченцем.

— Ну, что? — оторвавшись от магнитофона, спросил тот. — Едем в гостиницу с визитом к осетинскому гостю столицы?

— А ты не знаешь ответ на этот вопрос? — откликнулся Пакуро. — Или, думаешь, я участкового с папочкой туда направлю? Лучше на мой вопрос ответь, он посущественней: твое мнение об этом кандидате в юристы?..

— Мотив сотрудничества — на поверхности, — начал загибать пальцы Борис. — Запросы добровольца — более, чем скромные. Информация сходится с той, что в шифровках, причем, в деталях… Кстати, насчет шифровок… Последнюю видел? Относительно целесообразности самых плотных контактов с ФСБ? Вот и вывод: давай его через коллег прокачаем, вдруг чем поделятся полезным?.. Вдруг, засветился в их сферах?

— То есть, вызывает у тебя хлопчик подозрения?

— Слишком гладко все излагает, не находишь? С прогнозом всех наших действий, как на блюдечке…

— А может, талант? Или книжек специфических начитался? Да и вообще… Недаром ведь он в юриспруденты устремился…

— А то, что он тебя на Кавказ вытаскивает, не настораживает?

— Подозреваешь комбинацию ворога? Но я же с поддержкой туда полечу, да и местные ребята в обиду не дадут, это тебе не беспредельный город Грозный…

— Пока еще не город Грозный! Что будет дальше — посмотрим! — пессимистически заметил Борис, накидывая наплечную кобуру. — В общем, чего гадать? Так или иначе, а на поводу у этого Мусы какую-то дистанцию пройти нам придется. В СОБР я уже заявочку дал, навестим гостиницу, проверим стучок. Кстати, — взглянул на часы, — у меня тут по приезде встреча с одним нашим пациентом… Представляешь, едет мужик по дороге, снимает с обочины диву неземной красоты, она ему встречу на вечер назначает, он приезжает куда сказано, а на месте рандеву вместо красотки в его «Кадиллак» залезает троица злодеев, суют кавалеру ствол в физиономию, приставляют шило к шее и рекомендуют не рыпаться. Уверяет — кавказцы. Забрали ключи от дома, подержали четыре часа в тачке, а после ключи вернули и — отпустили с миром.

— Повезло, — прокомментировал Пакуро.

— В общем, да, — согласился Борис. — Одно, правда, «но»: вернулся он домой, а там, оказывается, проведен тщательный обыск с конфискацией: тридцать тысяч долларов свистнули, раритеты, картины, иконы… Да ладно бы это! Все белье и одежду унесли, даже бар и холодильник выгребли! Во, устроился герой-любовник!

— А почему нам его под попечение пристроили? — нахмурился Пакуро.

— В том и дело, — накидывая курточку, небрежно пояснил Борис. — Парень русский, но вырос в Чечне. И знает тамошний язык. Так представь, покуда в машине он сидел, расслышал, как бандюги о Советнике упоминали. Мол, какой-то их родственник его захомутал… А значит, наш он клиент, не отвертимся. Принимай новый блин на штангу, Александр Викторович… И, стиснув зубы, иди на рывок…

— Блин-то — бумажный, — сказал майор. — Состоит из одного лишь заявления потерпевшего гражданина. За что зацепимся? Лиц в темноте он, конечно же, не разглядел, так?

— Так. — Борис, глядя в настенное зеркало, приводил в порядок прическу.

— В квартире бандиты не наследили, из соседей их никто не видел, не слышал…

— Соответственно, орудия преступления на месте преступления обнаружено не было, — подхватил Борис. — Как гласит протокол осмотра по делу об изнасиловании.

— А если каким-то чудом на ту красотку выйдем, — смешливо кивнув, продолжил Пакуро, руководствуясь, возможно, некоей затейливой ассоциацией, — то отовраться ей — как чихнуть. Скажет — да, видела я подъехавшую машину, да только в нее мужиков столько набилось, что побоялась подойти… Вот и весь сказ.

— Более того, — не отрываясь от зеркала, произнес Борис. — Боюсь, потерпевший тоже соврать способен… В том смысле, что уловил конъюнктуру насчет Советника, и — внес в заявление ма-аленькую такую детальку… Преследуя тем самым свои личные, и я бы сказал — корыстные интересы и, соответственно, напрягая лучшие силы МВД.

— Вполне вероятно. А что тут скажешь? Молодец парень, соображает. Ладно… Поехали, лучшая сила…

Капитан Акимов

О своем дорожном злоключении ограбленный «дальнобойщик» повествовал, не жалея эпитетов и красок, и потому история бедолаги словно вставала перед глазами капитана Акимова, едва успевавшего перефразировать эмоциональное живоописание в казенные протокольные строки.

В принципе, как поначалу полагал «дальнобойщик», с этой поездкой ему просто повезло: буквально в последний момент кладовщики поменяли ассортимент груза, и теперь грузовик вез в Москву не коробки с хрупкой дорогущей электроникой, а всего лишь упаковки какого-то сомнительного импортного кетчупа в небьющемся пластике. И потому, из-за специфики груза, сами собой умалялись те напасти, которые неизменно таит в себе трасса, и ожидание которых сидит, как заноза, в голове каждого перевозчика: придирки автоинспекции и — домогательства дорожных бандитов.

С водилы, везущего пищевой конгломерат, в котором и искушенный химик едва ли обнаружит полагающуюся томатную основу, денег не сорвешь, да и к тому же на прозрачные намеки дорожных блюстителей порядка у него имелось выверенное предложение: мол, командир, коли хочешь, возьми упаковочку приправы, только самому тебе во внутрь организма вводить ее не советую, ибо не хочу сидеть за покушение на жизнь сотрудников правоохранительных органов… Ну, и все. Махнет постовой жезлом разочарованно, езжай, мол, со своей отравой с глаз долой, не трать мое драгоценное время, вон сколько фур мимо просвистело, покуда ты мне тут баки заливал… А у гангстеров кетчуп тоже острой заинтересованности не вызывает, им бы чего посущественней — в плане, так сказать, коммерческой ценности…

Он убрал ногу с педали газа: в осеннем холодном туманце, висевшем над обочиной, блекло виднелось пятно гаишной машины с планками мигалок на крыше и сутулился возле раскрытой дверцы патрульный, испытующе вглядывающийся в приближающийся грузовик.

Он невольно ругнул себя за праздные размышления о дорожных несуразицах: вот же, как накликал… Сейчас наверняка тормознут, наверняка…

Ленивое движение потертой полосатой палки, гордо именующейся жезлом: к обочине…

Ну, брат, что же, затягивай песню про низкокачественный кетчуп, не зря же ее всю дорогу репетировал…

Несколькими часами позже он — взъерошенный и растерянный, давал показания в милиции: остановили двое в форме ГАИ, или же — ГИБДД, согласно новейшей дурацкой аббревиатуре; заставили открыть контейнер, скинули на землю несколько упаковок, никак не могли поверить, что грузом действительно является кетчуп… А после появились еще трое, явно кавказцы, отвели под угрозой оружия в лес, отняли наличные деньги…

Он давал показания, отдаленно понимая, что, в общем-то, легко отделался. Заначку сотенных в кабине бандиты не обнаружили, машина и груз целы, ну, разве нервы потрепали, так это пустяк по нашим-то лихим временам; это — как с гуся…

Он не стал подчеркивать дознавателю, что тогда, на обочине, под бандитским стволом, отчетливо заподозрил, что ждали грабители именно его машину, именно его… Ту, что должна была везти действительно ценный груз, непонятно по каким причинам в последний момент перемещенный на другие колеса…

Да и что дознавателю его догадки? Вот начальству своему о них он сообщит непременно, да только и другое подозрение тут возникает — вдруг, начальство тоже в курсе, что завелся в конторе наводчик? Потому без излишней суеты и сменило перевозчиков… А может, просто случай, судьба, кто знает?

Так или иначе, о версиях своих с милицейскими чинами беседовать бесполезно, у них своих забот хватает. Протокол, главное, составлен, гражданская совесть чиста, дави педаль, крути баранку, и благодари Бога, что в очередной раз пронесло…

Да, повезло ему с поездкой, чего там… И теперь — скинуть этот проклятый, а вернее, очень даже замечательный кетчуп адресату и — забыть о холодящем нутро приключении…

Но забудешь ли?

Нет, он, конечно же, не забыл ни одной минуты, прошедшей с той поры, когда шины грузовика, протащив за собой влажный гравий обочины, замерли, и, взяв потрепанную папку с документами, он спрыгнул с подножки навстречу приближающемуся инспектору, и — оступился, словно споткнувшись о настороженный и неприязненный взгляд… А вот слова патрульного были вкрадчиво-тихи:

— Чего в столицу возим, брат? Чем народ балуем?

— Да кетчуп… Химический.

— Ну, давай смотреть твой кетчуп…

— Так вот же накладные…

— Давай-давай, открывай шкатулку, и чтоб без базара…

Нет, он не забыл лесной сырой полумрак, кожаные куртки окруживших его грабителей, их руки, сноровисто обшарившие карманы, сорванное с пальца обручальное кольцо, чувство дохнувшей ему в лицо гибели, казавшейся тогда не просто близкой, но и неизбежной, а после — обжигающее душу унижение и бессилие перед вооруженной сволочью…

А ведь была бы в контейнере аппаратура — наверняка и остался бы он в этом лесочке… А так — поразмыслили бандюги, да и не стали на себя труп вешать: мол, ключи от фуры в канаве, поныряй, найдешь — поедешь, а в милицию, предупредили, не суйся, там у нас все свои… Запускай дизель и пили дальше. А покуда присядь на пенек минут на тридцать. Встанешь раньше, раньше и ляжешь… У нас тут грибник со стволом…

В таком вот духе. И понятно, вроде, что на испуг берут, а все-таки — боязно, тем более, есть ли тут грибник-снайпер и каков у него ствол — неясно, а вот у того, кто рекомендации выдает — поджарого, молодого кавказца с развязными манерами — очень даже убедительный пистолетик имеется. И потому приходится послушно и мрачно кивать, соглашаясь и, одновременно, изнывая душой и сердцем от ненависти и унижения.

И может, поэтому, спустя уже два месяца, сидя перед Акимовым в его служебном кабинете, «дальнобойщик» не без доли мстительного удовлетворения говорил:

— Ну, признал я их, гадов. Сразу же. Мы разгрузились, тачанки на охраняемую стоянку поставили, и — в кафе. День рождения у меня, решил с ребятами отметить… Мы с час где-то сидели, а после эти входят… Я их прямо с порога узнал. Ну, эмоции, конечно, были, но с ними я сладил, отвернулся, а сам прикидываю: уместился в углу, в полумраке, а они на свету… Потом еще двое зашли, дружки их. Уселись, коньяк с кофе заказали, о чем-то потолковали, и через полчаса ушли. А я ребят шепотком про инцидент просветил, и один, значит, пошел на улицу. Вроде как освежиться. В сыщиков мы играть не стали, но номера машин записали. Вот и все, собственно. А что не путаю я их — точно, мне эти рожи в память вклеились крепче, чем собственная фотка в права…

— Ну, и кто они по национальности, как полагаешь? — спрашивал водителя капитан. — Кавказцы — понятие широкое, а в нашем деле уточнение многого стоит.

— Вроде… чеченцы. Но что не грузины, точно. И не армяне. Хотя — чтобы с увереннностью… Нет, с уверенностью — не могу. Но, что не грузины…

— Понятно.

Капитан терпеливо вздохнул. Национальная классификация кавказских народностей и в самом деле искусство, требующее знаний многогранных. А когда на тебя смотрит зрачок пистолета в предутреннем лесу, то вся классификация естественным образом сводится к крылатому — «лицо кавказской национальности». И тут, естественно, не до нюансов.

В течение двух последующих дней и обозначенные шофером граждане, и их национальность были не без некоторого труда, но установлены: некто Ахмед и Тахир, чеченцы, законно проживающие в столице, безработные, фиктивно женатые на москвичках. Впрочем, насчет «фиктивно» — это так, термин внутриведомственный и юридической силой не обладающий. Во-первых, факт «фиктивки» еще надо доказать, а если и докажешь, то что толку? Это в США за недобросовестный брак с целью получения вида на жительства только по одному подозрению иммиграционных служб иностранца депортируют из страны в наручниках, а его партнера или партнершу штрафуют на весьма болезненную сумму, а в Расее-матушке — всем узникам Гименея воля вольная: заполучил печать в документе, прописался, и пушкой никто тебя из золотой и сладкой Москвы не выбьет. Да к тому же они ведь свои, эти российские кавказцы, сограждане, так сказать, члены братской семьи народов, а в свете же борьбы со всяким сеянием и урожаем национальной розни… В общем, какие к чертям наручники и вообще какая-либо доказательная база?..

А вот доказательная база в отношении конкретных криминальных деяний заполонивших город новых москвичей — категория уже иная, конкретная и прямо привязанная к УК России. Что означает в известном смысле и депортацию. То есть препровождение переселенцев в строго ограниченное охраной и колючей проволокой пространство. Но созидание такой доказательной базы — труд муторный, тяжкий, неблагодарный, однако — как для капитана Акимова, так и для его коллег — повседневный. И, в общем-то, привык капитан Акимов данного труда не бояться и не избегать, твердо для себя уяснив: клиентура у РУБОП — солидная, а потому, как только защелкиваются на запястьях этой клиентуры наручники, сразу же каждый шаг тех, кто их защелкнул, начинает вымеряться по прокурорской линеечке, звенят телефонные трели, и звучат в трубках гневные голоса весьма уважаемых, кстати, людей с большими чиновными и общественными полномочиями. И что характерно, как подметил себе капитан, защитники эти зачастую и не входят ни в какие коррумпированные кланы, и даже искренне огорчаются, когда та самая доказательная база им предъявляется, и порой попросту поверить не могут они, что, скажем, уважаемый бизнесмен являлся заказчиком зверских убийств, а студент консерватории входил в преступную группу, занимающуюся разбоями…

«Ну и что в итоге мы имеем? — рассуждал Акимов. — Показания шофера? Но в данном случае показаниям этим цена невысока. Груз доехал до места, машина цела, шофер тоже, а уж кто его грабил или это приснилось утомленному дорогой „дальнобойщику“ — материи достаточно отвлеченные в своей востребованности для возбуждения уголовного дела.

Далее. Есть двое чеченцев. Кто они? Бандиты? Возможно. Но опять-таки, как пелось в некогда известной песне — давай подробности… А с подробностями — тишина. Вот так!

С другой стороны — что такое дорожные грабители грузовиков? Да еще прикрывающиеся милицейской формой? Это — четко организованная банда. Товара в одном грузовике и на полмиллиона долларов бывает, а потому заработки у разбойников не хуже, чем у самых удачливых бизнесменов. А чтобы реализовать товар, создаются гангстерами собственные рыночно-криминальные каналы, благодаря чему грубый разбой соединяется с утонченной экономической преступностью, и ком вовлеченных в махинации бандитов, перекупщиков, продавцов и прочих сопричастных, растет, как на дрожжах. Опухоль. Злая, активная, энергичная… Но вот подобраться к ней…»

Акимов закрыл папку с установочными данными на вероятных грабителей грузовиков. С минуту сидел, пусто и сосредоточенно глядя в пространство. Умозрительная комбинация, покуда еще только начинавшая брезжить в его сознании, сводилась именно что к понятию «подобраться»… А точнее — войти в тщательно залегендированный контакт с бандитами.

Майор Пакуро

Осетина с тремя пистолетами «Макарова» взяли тихо и мягко, как зазевавшегося на птичку котенка. Парень и в самом деле производил впечатление легкомысленного дилетанта, к которому оружие попало по случаю.

Собственно, как выяснилось при первом же допросе, дело именно так и обстояло.

— У Гога пистолет брал, — объяснял осетин. — Я ему один тыщ долларов в долг давал, а он долг тянул, как резина… Разговор был много, толк — нет, потом нерв мой лопнул, я Гога по голова бил, он сказал, что денег сейчас трудно, только пыстолет… О, сын осел и шайтан — Гога проклятый! Что делать я мог, а? Надо брать, пыстолет — тожи вешчь…

— И много у него еще пистолетов? — спросил Пакуро.

— Ящык, слюшай, наверно!.. Ты скажешь, я помогать буду! Все помогу! Только скажешь!

Пакуро и Борис обменялись задумчивыми взорами. Готовность осетина к сотрудничеству оценивалась ими, как фактор безусловно позитивный, а кроме того, офицеры отчетливо сознавали, что сейчас ими нащупана прочная нить, ведущая не просто к некоему Гоге — незадачливому, видимо, деляге, запутавшемуся в каких-то криминально-коммерческих несообразностях, но и, возможно, к серьезному торговцу, способному в итоге крупно погореть на своих связях с откровенными раздолбаями, неискушенными в конспирации преступного ремесла. Старая и грустная для умников разного рода схема…

— Обходи трамвай спереди, троллейбус — сзади, а дурака — стороной, — резюмировал на сей счет Пакуро, когда задержанного увели. — Ну? Сами будем крутить комбинацию с выходом на этого самого Гогу?

— Одной задницей, — откликнулся Боря, — можно усидеть на двух стульях; технично ерзая, можно и на трех, но вот для двенадцати я, лично, слишком пропорционально сложен. А вы, Александр Викторович, вообще худенький. Давайте отдадим подарок в десятый отдел. Их профиль, да и ребята они не жадные, тоже готовы лишним добром делиться, проверено… А что касается нашей непосредственной работенки, то, покуда вы проявляли свойственную вам доблесть, задерживая лицо кавказской национальности, ее, работенки, доложу я вам, внезапно и радостно подвалило…

— Это как? — подозрительно взглянул майор на Бориса.

— Любителя снимать девочек с обочин помните? Так вот. Поздравьте! Сегодня ему позвонили грабители. Готовы вернуть иконы, картины и прочие безделушки за сумму в размере пятнадцать тысяч долларов.

— Экая прелесть! — изумился Пакуро. — Чтобы всегда так!

— Вот и я в полнейшем восхищении… — поддакнул Борис. — Хороший сюрприз, да? Единственное смущает, что за этим сюрпризиком наверняка кроются другие, весьма заковыристые…

— А каким образом должен произойти обмен дензнаков на произведения искусства?

— Вот! Хороший вопрос! — Борис дурашливо вскинул голову. — Тут все крайне незамысловато, что настораживает… Клиенту предписано положить означенную сумму в конвертик, а конвертик отвезти в хрестоматийно богатый уголовными традициями район Марьиной рощи. У дома номер пять, у первого углового подъезда, рядом с водосточной трубой, имеется подвальная ниша. Именно в эту нишу конвертик должен быть умещен. Завтра в три часа дня.

— Значит, живут они там, — высказал предположение Пакуро. — И угол дома просматривается из окон какой-то квартиры…

— Очень правильное предположение, — заключил Борис. — Правильнее некуда. Но только я уже там побывал, побеседовал с местной милицией, и интересные получаются выводы… Район пятиэтажек, а в пятиэтажках — сплошные чеченцы, ингуши, осетины и вообще полная и уникальная коллекция всех народностей седого Кавказа. Клоповник какой-то… Кстати, насчет угла дома. И вообще насчет местности… Ландшафт просматривается со ста позиций. Любую «наружку» они усекут сразу же. А нам ведь процесс изъятия конвертика на пленочку надо зафиксировать. Из соседнего дома — не выйдет, расстояние, кусты… Из автомобиля? Но незнакомая машина сразу бросится в глаза.

— А если бабушка на лавочке?

— Нет там лавочки. И бабушек кавказские переселенцы вывели, как превосходящие силы тли божьих коровок…

— И что предлагаешь?

— Вообще-то, — сказал Борис задумчиво, — ход конем я придумал.

— Вообще-то — не сомневался, — прокомментировал Пакуро. — И какой ход?

— Там есть элемент импровизации по обстоятельствам, — ответил Борис, — а потому — боюсь сглазить…

— Тогда — пожелаю удачи, — произнес Пакуро. — Я сегодня вечером вылетаю во Владикавказ. По поводу Советника этого… Муса уверяет, что обо всем уже договорился. Брат его будет меня там ждать. Ты разбирайся с текучкой и — с вымогателями. На хозяйстве, в общем. Что еще? А, иду в десятый отдел. Для подготовки процедуры торжественной передачи нашего осетинского оруженосца в заботливые руки.

Начальник десятого отдела РУБОП, Виталий Николаевич, человек немногословный и жесткий, переживший несколько мучительных операций после тяжелейшего ранения, полученного при задержании вооруженного бандита и целый год, закованный в гипс, балансировавший воистину на грани жизни и смерти, где каждая минута этого года являла собой адовое страдание, со своей обычной иронической невозмутимостью выслушал Пакуро, а затем, открыв сейф, вытащил из него служебную папочку, увенчанную эмблемой РУБОП.

Открыв папочку, Пакуро быстренько пролистал документы.

Из документов явствовало, что военные контрразведчики недавно любезно передали РУБОП материалы, касающиеся упомянутого осетином Гоги.

Расшифровки технических записей разговоров указывали, что Гога, запутавшийся в финансовых махинациях, предлагал своим кредиторам возврат денег не наличными, а тремя «калашниковыми».

История повторялась… Впрочем, при дефиците денег в стране и процветающем бартере — предложения Гоги по сути своей, носили характер банальный, если бы не специфика материала погашения долгов…

Борису, к примеру, задолжавший безработный сосед компенсировал ссуду вялеными судаками собственного изготовления.

Контрразведчики, выяснив оперативными путями номера автоматов, пришли к двум выводам: оружие принадлежит к однородной партии, похищенной с армейского склада, — это раз; а два — склад находится или же находился в одном из глубоко дружественных Российской федерации независимых государств нынешнего фантасмагорически-условного СНГ.

Как пояснил Виталий Николаевич, лобовая атака в отношении Гоги явно не годилась. Сорокалетний бойкий субъект, дважды судимый, а значит, весьма закаленный в общении с МВД, наверняка, как следовало из его психологического портрета, замкнулся бы на допросе и поплел бы, не сбиваясь, железную легенду, формулирующуюся в одной фразе: нашел автоматы за мусорным баком во дворе, находясь в состоянии опьянения. Показания осетина? Это ваш милицейский мрак и туман… Из которого вы каких угодно лжесвидетелей извлечете….

Вдаваться в расспросы о задуманной в десятом отделе комбинации в отношении распространителя оружия Пакуро не стал, мгновенно уяснив: Гога основательно и безысходно влип в прочные, покуда неразличимые для него сети. И отныне судьба его безотрадно предрешена. А потому, передав документы осетина в надежные руки Виталия Николаевича, и, пожелав ему всяческих удач, спешно откланялся: самолет во Владикавказ улетал через три часа.

Муса, следуя указаниям, данным ему из Чечни, оставался в Москве, на связи с братом и, соответственно, с РУБОП, который представлял для него оставшийся на хозяйстве Борис.

А Пакуро, покинув десятый отдел, отправился в СОБР: два бойца летели вместе с ним, обеспечивая силовую поддержку. Кроме того, предстояло созвониться со вспомогательными силами, должными проконтролировать его отлет и отследить возможное наружное наблюдение недругов за отбытием ответственного офицера РУБОП в дальние дали. И, если такая «наружка» выявится, в искренности помыслов Мусы придется всерьез и бесповоротно усомниться…

Да, он не верит этому чеченцу, внезапно уяснил Пакуро.

И это органическое, нутряное чувство поневоле заставило его подобраться.

Он был более чем уверен, что предстоящая командировка в беспокойный кавказский регион принесет массу неожиданностей и, вероятно, неожиданностей опасного свойства, но выбирать не приходилось: покуда обстоятельства диктовали ему поступки, и единственное, что оставалось — совершать эти поступки крайне осмотрительно, не доверяя обстоятельствам, способным в итоге обернуться ловушкой комбинации хитроумного противника.

Да, он не верил Мусе… И в любом случае в своем неверии был прав, ибо доверчивость в его профессии означала неизбежную катастрофу.

«Калечит ли эта наша холодная и ежечасная подозрительность душу? — невольно задумался Пакуро. — Ожесточает ли сердце? Вероятно… Но ведь это — не порок, а всего лишь — инструмент. Другое дело — когда инструмент ремесла становится частью личности… И тогда, во всем узревая затаенные капканы и подвох, становишься либо мизантропом, либо попросту трусом…»

Десятый отдел

С осетином Резиком, давшим признательные показания, все стало ясно после получаса общения: фигура была отыгранной, не представляющей ценности в дальнейшей разработке Гоги, и являла собой первого разоблаченного фигуранта по начавшемуся оперативному делу, чей итог пока был далек и неведом.

Проводив Пакуро, начальник десятого отдела отправился к дежурному офицеру, с удовлетворением сообщившему о работе оперов в городе: Гога благополучно передал автоматы своему кредитору и, как только кредитор проследовал на личном автомобиле в свой загородный дом, тут же был повязан на посту ГАИ. Операция прошла вполне естественно и органично.

Через несколько часов, просмотрев видеозапись «бартерной» сделки, задержанный очень откровенно поведал о всех связях своего доблестно расплатившегося с ним должника. Одновременно — выразив несомненную готовность номер один к сотрудничеству с РУБОП. При этом добавил, что Гога, испытывающий ныне серьезные материальные затруднения, остался должен ему еще тысячу долларов. Это была своего рода зацепка… И медлить с ней, как решили на вечернем совещании, не стоило.

Оглядев оперов взором искушенного режиссера, шеф десятого отдела выбрал троицу, кого отличало крепкое телосложение, волевые физиономии и испытующе-грозные взоры исподлобья.

И утром следующего дня данная троица, увешанная златыми цепями, позаимствованными из реквизита, с нарисованными на пальцах наколками, сноровисто запихнула вышедшего из подъезда «оружейника» в БМВ с затемненными стеклами. Разговор начался без экивоков и без елейной дипломатии, напрямик:

— Ты за что, гад, нашего кореша ментам вломил?

— Да вы чего, ребята…

— Мы его страховали, понял, гнида?! И все видели, понял! Его на первом же посту ГАИ приняли! И мы уже сутки как окрестности вокруг твоей хибары пасем, а никакой ментовской «наружки» нет! А менты — не шляпы, тебя бы уже свинтили, козла! Ну, колись!

— Да я… да сукой буду! — Возмущенная слюна пенилась на сизых губах Гоги.

— Да ты уже… Ты нам дело стуком своим завалил! На двести штук из-за тебя пролетели! Да еще и человека теперь спасать надо! А знаешь, сколько следаку надо бабок ввинтить, чтобы он меру пресечения поменял? Десятка зеленых — минимум! А в довесок — и наши стволы в конфискацию ушли! Олег, пускай движок, едем этого дятла ощипывать!

— Мужики, да вы чего?!.

— Мужики поле пашут! Вперед, Олег!

Готовый к сотрудничеству кредитор, по легенде уже находящийся под подпиской о невыезде, также выразил свое большое недоверие Гоге.

Взволнованный разговор двух бывших дружков происходил в стенах конспиративной квартиры.

— За штуку баксов решил подставить меня?! — бушевал кредитор. — Теперь по твоей милости мне в бега подаваться?! А ребятам дело сорвал, сволочь!

— Да ни при чем я! А если стволы нужны, у меня еще два имеются… По закупке отдам!

— Стволы-то чистые? — вопросил угрюмо, но и миролюбиво один из оперов.

— Мамой клянусь!

— В общем, так, — жестко произнес опер, играющий роль старшего среди бандитов. — Поживешь у нас. Если все в ажуре состоится, получишь бабки и вернешься домой живым. Как с ним беда приключилась, — кивнул на кредитора, — выясним. Но если твоя была наводка, то…

— Да я… — И дрожащие руки Гоги истово прижались к впалой груди. — Чтобы я в гнилой заход…

— Где стволы?

— У кореша в гараже…

— Едем!

Два «калашникова», обернутых в мешковину, действительно обнаружились в гараже одного из приятелей Гоги. Сделка таким образом состоялась. И живой невредимый Гога, переживший большое нервное потрясение, скоро вернулся под сень родимого крова, вспоминая поговорку, что, дескать, нет худа без добра, и отныне он, пусть и потеряв килограмм изношенных до ветхости нервов, обрел зато надежных партнеров для реализации огнестрельного товара, регулярно, как оказалось, поставляемого ему из Абхазии.

На месте Гоги поговорочку следовало бы перефразировать так: нет, худо, оно — без добра…

Но Гога, воодушевленный обретением благородной уголовной компании, честно расплачивающейся за товар, а потому, следовательно, дорожившей его жизнью, ни о каком худе уже не думал, и через неделю привез для реализации новые стволы. За что был удостоен высокой чести личного знакомства с авторитетом Андреем — то бишь, начальником одного из подразделений десятого отдела.

Андрей — широкоплечий, немногословный, мрачноватый, с пронзительным взором как бы отчужденных от всего глаз, произвел на вертлявого Гогу большое и уважительное впечатление.

Брезгливо кривя губу, Андрей, сидя в кресле, почтительно окруженном его «шестерками», неторопливо рассуждал, обращаясь в первую очередь к Гоге:

— Ты, вижу, пацан честный, хотя имелись сомнения, не скрою… И капитальные, между прочим, сомнения…

— Так ведь… выправилось! — радостно воскликнул Гога и — осекся под буравящим взором старшего товарища.

— Выправилось, да не наладилось, — молвил авторитет с ноткой сокрушения. А затем, снисходительно, как добрый папаша оглядев честную компанию, словно неразумных отпрысков, добавил: — Ну и чего вы, парни, по мелочам-то суетитесь, не понимаю?.. Туда ствол, сюда ствол, одна мелькотня… А вот у меня тут солидный имеется заказ, а потому и разговор к тебе основательный… — Доверительно протянул ладонь в сторону Гоги.

— Да-да… — Тот услужливо наклонился корпусом к важной персоне.

— Заказ такой: двести пятьдесят «калашей», маслята, десять гранатометов… Работай, заколачивай бабки…

Гога, впав в некоторое раздумье, сокрушенно выдохнул воздух через нос. Покачал головой в сомнении.

— Чего, кишка тонка? — презрительно усмехнулся Андрей.

— Надо с людьми говорить… В одиночку такую партию…

— А она хоть есть, партия эта?..

— Да там такого добра, как грязи! — отмахнулся Гога. — Но вот транзит…

— Ну так мы поможем! — Андрей привстал. — У меня пацаны боевые, к трудностям не привыкать… По рукам и по ладоням?..

— Сегодня же буду пробивать вопрос…

— Вот это — по-нашему!

Основной жизненной специальностью Гоги в течение долгих лет была мелкая спекуляция. На ней в эпоху покойного социализма он и погорел, впервые познакомившись с тюрьмой, но, выйдя на свободу, специальности не изменил, переквалифицировавшись лишь нынешний конъюнктурный товар. Товар прошлый — американские сигареты и видеокассеты в актуальных временах редкостью не являлся, а поскольку прибыльная спекуляция держится исключительно на дефиците, то, как ни верти, но при любом политическом режиме неизменно сочетается она с уголовным кодексом. Ибо получить сверхприбыли в демократическом обществе возможно, торгуя лишь товаром подпольным, и если товар — сигареты, то обязательно — контрабандные, а коли кассеты — то пиратские. Но вот оружие — оно везде и всегда приносило дивиденды баснословные, и Гога, как он полагал, выбрал для себя наиперспективнейшее направление.

Однако в предложенной ему масштабной сделке верх над желанием крупной наживы одержала сущность спекулянта именно что мелкого, заставив его схитрить, а хитрость эта диктовалась элементарной трусостью… И потому, поразмыслив, заявил Андрею — так или иначе пропащему головорезу, что, мол, его, Гогу, удовлетворит в намечающемся предприятии мелкий процент за коммерческое сводничество, ибо слаб он стал здоровьем, а от нервных потрясений последнего времени получил ослабление зрения, дрожь во всех сочленениях и для оперативной бандитской работы негоден, что в состоянии подтвердить любая медкомиссия, в том числе и самая бездушная тюремная.

Собственно, такой поворот событий учитывался, но возмущение свое по поводу подозрительной немощи оружейного снабженца Андрей выразил, грозно намекнув на необходимость надлежащих выводов.

Плачущим голосом Гога заверил, что дарует ему все «концы» вкупе с его личными и наилучшими рекомендациями, а уж взамен ему и подачки хватит от щедрот авторитета, поскольку человек он лет зрелых, запросов скромных, и, продавая один-два автоматика в месяц, успешно закроет данными доходами проблемы и с кефиром, и с аптекой.

Гога позвонил в Сочи своему снабженцу, сказав, что очень серьезные и, безусловно, надежные люди хотят встретиться с ним для переговоров. И вскоре снабженец Армен — низкорослый, небритый тип в поношенных джинсах и латаной кожаной куртке, прибыл в столицу.

Дорогому гостю был оказан должный прием, благодаря которому тот убедился, что находится в сплоченной и не стесненной средствами уголовной компании, имеющей твердые моральные и материальные устои.

На аудиенции с авторитетом-Андреем состоялся неторопливый, но заинтересованный разговор собратьев по криминальному ремеслу.

— За заказ берусь, — говорил Армен, совмещая свой бокал с бокалом уважаемого человека. — Большой бизнес будем делать, слушай!

— А то! — подтверждал, катая в губах модную сигарету «Парламент» основательный Андрюша, чей артистизм вызывал у сидящих за столом молодых оперов трудно скрываемое восхищение.

— Но куда вам столько стволов?

— А это, браток, как базарят торгашики, коммерческая тайна, — ухмылялся Андрей. — Я ведь не спрашиваю, откуда к вам железо плывет…

После гуманитарных тостов общего свойства за успех предстоящего долгосрочного бизнеса и вообще за процветание частного предпринимательства и экспортно-импортных операций, приступили к скучной, но, увы, необходимой деловой части.

Непременным условием Армен выдвигал приезд в Сочи ответственного представителя покупателя с наличными, ибо, не узрев денег, он не пошевельнет и пальцем, дабы воплотить замечательный проект в реальное дело — в данном случае, уголовное.

С таким доводом московский авторитет согласился, однако заметил, что, учитывая масштабность задуманного, поедет в Сочи сам, с боевыми соратниками, дабы убедиться на месте в солидности и дееспособности любезных его широкому сердцу партнеров.

Армен на такую ремарку собеседника выразил аналогичное согласие. И по той легкости, с которой согласие выражалось, стало понятно, что в южном городе, бывшей соцздравнице, будущий партнер чувствовал себя, как тамошняя роза под благодатным солнышком и теплым морским бризом.

Не проявив никакого интереса к историческим и культурным местам столицы, что, впрочем, никого и нисколько не удивило, южный гость с завидной напористостью и энтузиазмом посетил неохраняемые государством места злачные и, дымящийся от скверны, был почтительно препровожден в аэропорт, откуда, взмыв в высь небесную, отчалил на свое покуда постоянное место жительства.

Опергруппа, возвращавшаяся из аэропорта, пребывала в угрюмом молчании. Лучезарные улыбки, с которыми провожался парламентер-оружейник, исчезли без следа. Офицеры понимали: теперь начинается та игра, где в качестве ставок вполне могут быть выставлены на кон их головушки. И отступать некуда. Поскольку — такая работа. Да и судьба.

— Чего приуныли? — подал голос Андрей. — На дворе май, в Сочи все в цвету, на полном гособеспечении скоро двинем на курорт, предстоит интересный, живой отдых… Я со своей стороны уверен в куче ярких впечатлений… Ну, кто из вас сумеет опровергнуть хотя бы одно из этих утверждений?

— Мы-то — ладно, — сказал один из оперов. — А вот дружки Армена…

Борис Гуменюк

Получив итоговое сообщение из десятого отдела, что оружие приходит в Москву не по «чеченскому», как предполагалось, а по «абхазскому» каналу и, в очередной раз горестно постигая, насколько же широки и разнообразны огнестрельные залежи на территориях бывшей страны Советов, Борис уселся в свое старенькое, однако надежное «Ауди», и покатил к месту закладки пакета, указанному вымогателями.

В пакете, уже умещенном ограбленным Вадимом в подвальную нишу, находилась, правда, не затребованная бандитами сумма, а всего лишь записка, гласящая, что пятнадцати тысяч долларов, увы, не наскреблось и в ближайшее время в наличии не предвидится, а вот восемь тысяч на выкуп похищенных раритетов найдутся, и если подобный торг перспективен, то искомые доллары будут выплачены незамедлительно.

Наблюдение за подвальной нишей велось с чердака соседнего дома, куда еще ранним утром проникли специалисты из «наружки».

Район блокировали семь оперативных машин, расставленных с учетом долговременного и гибкого слежения, если вымогатели прибудут на место закладки на колесах.

Утро внезапно выдалось сухим и солнечным, словно в город опять возвратилось, будто что-то забыв, лето — казалось, уже безвозвратно истаявшее в череде сумеречных дней поздней осени.

Борис, сидя в машине, озирал оголенные деревья, газоны, застланные ворохами желтой листвы, искрящейся от ночной изморози, и думал, до чего же быстротечны в своем неуловимом ускользании в никуда и навсегда отрадные теплые деньки; и завтра уже зима, зима…

— «Ниссан», — раздалось в рации. — В нем — двое… Нарезают вокруг дома уже третий круг…

— Я — в готовности… — оторвавшись от сентиментальных мыслей, пробормотал Борис.

— Так… «Ниссан» встал напротив ниши. Стоит. Бабушка появилась. В руках — сумка. Зовет кого-то… Ой!

В следующее мгновение голос из рации пояснил, что к бабушке начинают сбегаться все местные дворовые коты, которых добросердечная женщина, очевидно, прикармливает в урочный час.

Через пять минут из «Ниссана» вышел молодой человек в кожаной куртке, подошел к кормилице котов, о чем-то ее спросил, а после, наклонившись, якобы погладить киску, вытащил из ниши пакет, молниеносно сунув его за пазуху.

— Конверт взяли, «Ниссан» отъезжает, ведите! — раздалось в рации.

— Отъезд по левой схеме… Второй выходи на трассу! Вишу у них на хвосте до эстакады, четвертый блокирует Дмитровку… — взбудоражился оперативный эфир.

Борис завел двигатель, устремившись к забитой автомобилями трассе.

«Ниссан», нагло обогнув стоящую у светофора «пробку» по встречной полосе, в следующий миг с визгом шин свернул на красный свет налево, понесся по узкой улице в сторону городского центра, затем круто развернувшись, полетел в обратном направлении и, как понял Гуменюк, также принимавший участие в гонках, вымогатели имели все шансы если не оторваться от преследования, то вычислить «наружку», если бы не семь искушенных милицейских водил и не продуманный заранее сценарий блокирования трасс.

Грубейшим образом нарушая правила движения, петляя по всему городу с обескураживающе опасными разворотами на эстакадах и односторонних улицах, «Ниссан» через час подкатил к пятиэтажке в Марьиной роще…

К той самой пятиэтажке, на чердаке которой сидела терпеливая «наружка».

Из машины вышли двое молодых кавказцев, проследовав в угловой подъезд.

Буквально через пять минут Борис, истомленный виражами затейливой гонки, получил сообщение: кавказцы вошли в квартиру на третьем этаже. Квартира устанавливается.

Предположение Пакуро о том, что вымогатели живут рядом с местом закладки гонорара за их неправедные труды, оправдалось. И окна квартиры, как понял Борис, наверняка выходят на ту сторону, откуда всецело и ясно просматривается угол дома с подвальной нишей.

— С бабушкой они хорошо придумали, — пробурчал Боря себе под нос. — Красиво… Приглядели бабушку. Находчивые стервецы. Просто — шпионы…

— Ну что, отбой? — вопросила рация.

— За «Ниссаном» надо еще посмотреть, — возразил Борис.

— А мы смотрим, — откликнулся чей-то вредный голос. — Мы ему в выхлопную трубу картофель забили, интересно и трудно он будет стартовать…

Весь день из квартиры никто не выходил. А вечером в разоренном жилище страдальца-Вадима раздался телефонный звонок.

— Прочли твою маляву, — доложил ему развязный голос. — Восемь штук — мало!

— Больше нет, и эти деньги едва наскреб, — последовал твердый и неприязненный ответ.

— Десять давай! Последнее слово!

— Восемь с половиной — это все! Вообще без гроша остаюсь!

— Одолжи.

— Ха! А откуда эти восемь взялись? Их и одолжил.

— Ладно… — откликнулись устало. — Положишь завтра в девять часов утра туда же…

— А вещи где?

— Вещи на пустыре возьмешь, в мешке… Где — объясним.

— А какие гарантии?

— Много разговариваешь!

— Ладно, хорошо…

— Вот так!

Следующим утром после закладки в нишу полиэтиленового пакета, в котором лежал конверт с долларами, Борис, одетый в рабочий комбинезон, толкал вместе с одним из оперов «Ауди» с открытым капотом, из-под которого отчетливо и густо парило, благодаря умещенной в подкапотное пространство кастрюле с крутым кипятком.

«Ауди» толкали в направлении того угла дома, где располагалась искомая ниша, дабы установленная в салоне видеокамера могла с близкого расстояния зафиксировать во всех подробностях процедуру извлечения пакета и личность исполнителя акции.

Вымогатели, не сумевшие завести «Ниссан» с забитой выхлопной трубой, на сей раз вызвали на подмогу ржавенький слабосильный «жигуленок», на котором с прежним упорством принялись исследовать местность в поисках затаившейся «наружки».

«Жигуленок», проезжавший мимо «Ауди», был остановлен Борисом, — озабоченным, взлохмаченным, с руками, перемазанными сажей перегоревшего моторного масла, следы которого, кроме того, виднелись у него на щеке и на подбородке.

— Мужик! — с мукой в голосе обратился Борис к водителю «жигуленка». — Не знаешь, где тут поблизости техстанция? Драндулет, сука, напрочь накрылся! Доконал, сволочь! — И пнул озлобленно колесо парившей машины, принося в душе извинения безотказному железному другу.

— Где-то там… — неопределенно ответил водитель — молодой чеченец с беспокойными, пронзительными глазами.

— Может, дотащишь на тросе? Я заплачу!

— Времени нет, друг…

— Э-эх! — И, обреченно махнув рукой, Борис полез в автомобильные потроха, выкладывая на асфальт воздушный фильтр, патрубки и болты.

— Да ты снимай термостат, и заведешь телегу! На хрен тебе станция! — прокомментировал ситуацию помощник-опер, игравший роль уличного доброхота. — Напрямую соединишь шланги, вот и все дела!

— Тогда труба нужна, переходник…

— Да просто шланг подлиннее, спроси у ребят…

— Ребята, — вновь обратился Борис в сторону уже тронувшегося «Жигуля», — а шланга не найдете?

— Какой еще шланг, слушай! — донесся возмущенный ответ, и бандиты тронулись прочь.

Как и предполагалось, в надлежащий час, с точностью хронометра, к углу дома проследовала уже известная кормилица беспризорного кошачьего племени, и началась раздача пищевых отбросов санитарам московских помоек и подвалов.

Копавшийся в двигателе Борис внезапно услышал напряженный шепот опера, протянувшего ему гаечный ключ:

— Бабка взяла пакет.

— Да ты чего?.. — оторопел Гуменюк.

— И ловко так… Сунула в сумку.

— Нормально… — не отрывая взора от двигателя, промолвил Борис. — Давай в салон и передай: пусть бабулю ведут. В случае чего — задерживайте. И сам в дело включайся… Бери канистру, делай вид, будто за водичкой отправился…

— А ты?

— Я еще с движком покопаюсь, мне тут теперь этот конструктор собирать и собирать…

Через двадцать минут, услышав зовущий писк рации в салоне, Борис пробормотал в микрофон:

— Первый на связи.

— Бабулю взяли, — доложили растерянно. — Но это… Пакет у нее, конверт, а денег нет…

— Как?!

— Говорит, вчера заметила, будто какой-то парень чего-то из ниши вытащил, а сегодня решила проверить — вдруг там опять что?..

— А как «Жигули»?

— Притормозили с обратной стороны дома, и в них какой-то тип уселся… Из кустов вышел…

— И что?

— Подъезжают к подъезду, где «Ниссан» вчерашний стоит…

— Так! Срубайте всех! — решительно распорядился Борис.

— Сделаем…

Он уже прикрутил воздушный фильтр и вылил из кастрюли остывший кипяток, как вдруг возле угла дома появился высокий, ладно сложенный кавказец лет тридцати в новеньком джинсовом костюме.

Парень остановился напротив ниши, внимательно вглядываясь в ее черный зев, потом настороженно зыркнул по сторонам, отошел на два шага в сторону, вновь вернулся на прежнее место и — снова уставился на нишу.

После перевел взор на Бориса. Взор был оценивающе-прям и враждебен.

Словно уяснив что-то, одному ему ведомое, в облике копающегося в моторе человека, кавказец резко повернулся и уже отправился восвояси, когда Борис, выхватив перемазанной в масляной копоти рукой удостоверение, вынырнул с боку от него, требовательно поведав:

— РУБОП! Ваши документы!

Незнакомец, сузив вспыхнувшие ненавистью глаза, в тот же момент сделал неуловимо короткое движение рукой, и, прежде, чем Борис успел каким-то образом на это движение отреагировать, ощутил тупой удар сгиба локтя в челюсть и — сверзился на асфальт.

Сознание, на миг помутившееся, тут же прояснилось от блеска лезвия ножа, извлеченного противником из кармана брюк.

Лезвие грозно и неотвратимо начало приближаться к поверженному наземь сыщику, заставив его спешно подтянуться на локтях, отвалившись спиной на бордюрный камень газона, и извлечь из из-под комбинезона пистолет.

— Брось пику…

В ответ кавказец наклонился над барахтающимся на асфальте недругом, рука с ножом круто возделась вверх, и когда лезвие достигло крайней точки замаха, грохнул «Макаров», упруго дернувшись в кисти Бориса.

На джинсовой куртке тут же возникло черное пятно, и агрессора, влекомого инерцией пули, отбросило в сторону. Звякнул нож-«бабочка», выроненный из безвольной руки.

Пав навзничь, кавказец поначалу сосредоточил изумленный взор на дымящемся стволе, все еще бдительно направленном на него, затем подсунул ладонь под рубаху, бережно ощупал пальцами живот и после, поднеся окровавленную руку к расширенным в ужасе глазам, прохрипел:

— Врача…

Борис метнулся к рации. Доложил:

— На меня напали, тут раненый…

— Кто напал?

— Да пес его знает…

— Поняли. Сейчас будем. Срубили трех чеченов, наши доллары у них… Номера совпадают.

— А… бабуля? То есть, тьфу, каким образом…

— Выясним, чего ты беспокоишься?

— Чего беспокоюсь? Да того, что у меня тут полутруп и сплошные загадки…

— Да выясним!

Когда раненого кавказца в сопровождении оперов увезла «скорая», Борис занялся задержанными.

Секрет нахождения у них долларов, предназначенных для выкупа раритетов, оказался столь прост, что вызвал у Гуменюка приступ нервного смеха: в то время, когда он занимался авторемонтными работами, а установленная в «Ауди» камера добросовестно фиксировала приближение к подвальной нише будущих фигурантов уголовного дела, один из сообщников бандитов, находящийся в кустах с противоположной стороны дома, выбрал с помощью ломика кирпичи из разъехавшейся кладки, прополз узким и темным подвалом с обратной стороны ниши и выгреб деньги из конверта, после чего уселся в подобравший его «жигуленок».

Раритеты, похищенные у Вадима, нашлись на квартире одного из грабителей. Возвращать их незадачливому охотнику за прелестными дамами никто из вымогателей, конечно же, не собирался.

Имя и место проживания чаровницы-подельницы установить не удалось. А тот факт, что в разговорах грабителей якобы прозвучало имя Советника и обозначились его похитители, оказался, как и подозревалось, блефом, выдумкой многомудрого Вадима, в чем тот с большой и явной неохотой, однако признался:

— Вы меня поймите правильно… Оставь я заявление в отделении… В лучшем случае получил бы его обратно. После переработки. В виде какой-нибудь упаковки. Сигарет или кефира. А я эти деньги заработал горбом, безо всяких там анекдотов…

Нить оборвалась.

Но единственное, чем себя Борис утешал — событием ликвидации очередной из орудующих в столице кавказских банд. Хотя почестей от начальства за эту ликвидацию ожидать не приходилось: раненый чеченец оказался в данной ситуации абсолютно ни при чем, он попросту дожидался на улице знакомую девицу, проживающую в том самом подъезде, рядом с которым находилась злосчастная ниша.

Парень попросту отличался излишней горячностью нрава, и не поверил в статус перемазанного продуктами нефтепереработки Бориса, приняв его то ли за психа, то ли — за хулигана.

Тем не менее, районная прокуратура по поводу стрельбы возбудила уголовное дело, и Бориса, согласно правилам, отстранили от дел, предоставив решать его судьбу юриспрудентам.

С одной стороны, правота его была очевидна: инициатором нападения выступал чеченец, кому предъявлялось служебное удостоверение; в деле фигурировал нож, а вот с другой стороны — конкретно и жестоко пострадал случайный прохожий, пусть и со скверным характером…

Решив навестить пострадавшего в больнице, Борис застал на выходе из его палаты пожилого человека с крючковатым носом, загорелым морщинистым лицом, с узловатой тростью и в высоченной бараньей папахе, смахивающей на тиару.

Узрев в руках Бориса пакет с фруктами, человек в кавказском головном уборе вздохнув, произнес:

— Что делают тут в Москва, а? Мальчик по тротуар гуляет, а его за это из револьвер, а?

— Да это я… — горестно признался Борис. — Недоразумение…

— Как ти?! — всплеснул руками благообразный горец. — Как нидаразумений?!

— Ну вот так… Он же с ножом на меня…

— У нас… — Кавказец остро прищурился. — Домовой книга есть… Ми туда всех наш враг пишем…

— Вы вот что, — произнес Борис отчужденно. — Без угроз, пожалуйста. А то мы и домовую книгу перелистаем, и прописку вам поменяем. А теперь извините, у меня священный долг: навестить больного.

— Ничего не понимаю я в эта милиция… — пробурчал человек гор. — Зачем стрелять, чтоб потом апыльсин по больнице носить? Ничего не понимаю…

Пакуро

Прилетев во Владикавказ, Пакуро мгновенно и остро ощутил тягостную напряженность, безраздельно царившую в городе. Провинциальная российская убогость, непобедимо выпиравшая сквозь налет кавказской экзотики и пестрые пятна коммерческих витрин, усугублялась атмосферой всеобщего и постоянного ожидания — если не войны, уже тлевшей по окраинам региона, то изуверского «исламского» террора, гремевшего внезапными взрывами на рыночных площадях, угонявшего пленников в рабство или же беспощадно лившего кровь при набегах, под стать кочевым, на безответные села.

Дремучая и однотонно-черная, как траурное одеяние мусульманки, мораль «истинно правоверных», грозно надвигалась на Кавказ, не оставляя никаких шансов для тех, кто не входил в ряды и кланы «избранных».

Просвещенный ислам конца двадцатого века упорно теснился кинжально бескомпромиссной беспощадностью извращенных средневековых уложений.

Ярлык «мусульманин» определял для большинства российского непросвещенного обывателя стереотип некоей враждебной и чуждой силы, хотя в такой формулировке несправедливо смешивались принадлежность национальная и конфессиональная. Ведь кто такой мусульманин? Это человек, всецело принявший порядок, установленный Богом. Гуманист, не должный покушаться на чью-либо жизнь. А тем более — на жизнь своего собрата по вере, ибо скрестившие оружие правоверные, как гласит коран, неизбежно попадают в ад. И, будь ислам античеловечен, вряд ли бы собрал он миллионы сторонников, став мировой религией.

Однако сегодняшние ослепленные «избранные» от якобы ислама, не брали на себя труд прочесть великую книгу, наполненную поэзией и мудростью, предпочитая ей изустные доморощенные истины наставников-экстремистов, зовущих на кровь и смерть. Воспевающих праведность погибели в неравном бою. Хотя в том же коране сказано, что если враг сильнее тебя, сиди, дружок, дома… Но — неуемна энергия сектантства и строителей институтов крайностей.

И волей-неволей Пакуро озадаченно раздумывал, к чему бы привело сегодняшнюю католическую Европу воссоздание «святой» инквизиции… Впрочем, в различного рода ипостасях, таковая бытовала и в новейшей истории. Вспомнить хотя бы германские, испанские и совдеповские охранки… А потому ни от чего зарекаться не следовало.

«А ведь действительно? — рассуждал майор. — Кто бы еще недавно и подумать мог о тихом-мирном крушении могучего Союза? Засмеяли бы такого провидца, сочли бы за фантазера с больным воображением. И, соответственно, за проявление активной ереси отправили бы силами современной инквизиции, то есть, пятого идеологического управления КГБ, на гуманное излечение воображения в специализированное медзаведение… И весь сказ.»

Да, могуч был Союз. И даже не идеологией и оружием, а практикой власти. Практикой гибкой и лицемерной, ибо местная система управления виноградных республик очевидно отличалась в своих принципах от нордических и славянских институтов правления. Будь то Рига, Москва или Вологда, чиновник взятки опасался, а вот номенклатурные привилегии использовал на всю катушку. А Юг и Восток государства российского извечно хранил традиции выкупа должности, поступка и чужой жизни. И традиции эти соответствовали основам администрирования страны Советов, как лозе — теплый грунт, верблюдам — оазис, овечке — горный лужок. Мзда снизу шла наверх, оплаченные должности волевым решением не отбирались, статусы эмиров, шейхов и визирей претерпели лишь внешние изменения, но никак не внутренние, и какая, в принципе, разница, именуешься ты султаном или первым секретарем партии?

И недаром любимой и искренней присказкой ответственных должностных лиц в ту пору была: «Клянусь Аллахом и партией Ленина!»

А кем был в то время исламский экстремист, проповедник противления Старшему российскому брату? Был он кровным врагом первого секретаря-султана! И всех его приближенных! А потому надлежало султану именовать его, согласно правилам игры, врагом народа и светлого коммунистического будущего! Собственно, для султана — уже настоящего…

Вот и текли крамольные мысли противленцев и раскольников, как горные реки в неприступных стенах ущелий, способные если и приподняться в них, то — на вершок, а высота же стен уходила в поднебесье, с большим запасом сооружена была та высота…

И вдруг, словно бы в одночасье, рухнули стены-стражи, грозя демократическим потопом. И моментально сообразили султаны и эмиры, что демократия — прежде всего — крах традиций. И, соответственно, власти. Да и вообще всего. И лекарство от нее — независимость. Причем — спешная. Пока быдло не очухалось и не прониклось какой-нибудь руководящей идеей. А потому независимость надлежало сочетать с укреплением повсеместной дисциплины. Вот — метода.

У кого-то получилось, у кого-то — нет, у кого-то — с серединки на половинку. Те, у кого получилось, аргументы имели серьезные: статусы республик, ресурсы, многомиллионное население. То бишь, не отделите нас, начнем войну. И куда деваться? Отделили. А кто на правах автономии, на голой земле, да с национально-раздробленным населением, тот благоразумно воздержался, решив время от времени, как еж при опасности, щетиниться — мол, нацвопрос у меня всегда в кармане, как пистолет, и — опять-таки, угадал! Прошел понт, утвердилось табу на неприкасаемость…

И только у одной Чечни с серединки на половинку вышло. Коса спешно возрожденных традиций сепаратизма уперлась в каменюгу геополитических интересов. Да и вообще опасений. Дай неугомонной Чечне официальную независимость, глядишь, по всему Кавказу свистопляска пойдет… А потом еще вопрос: чем будут люди заниматься в государстве Ичкерия? Барашков пасти и нефть продавать? Это — безусловно. Но имеются очень большие и крайне болезненные подозрения, что и другими занятиями народ не побрезгует, а именно: вырубит на корню прогрессивную власть, создаст государство патриархального ислама, и начнет вести очень недружественные действия, навязывая свою идеологию сопредельным регионам. И создадутся в таком государстве самые могучие террористические центры, и хлынут туда и оттуда — оружие, наркотики и фальшивая валюта высочайшего качества, и начнется — в первую очередь на территории ближайшего соседа — бывшего Старшего брата, такой трам-тара-рам, что и татаро-монгольское иго покажется сродни вводу в Казань ограниченного миротворческого контингента, курирующего княжескую междоусобицу…

Предвидел ли это Сталин, знавший Кавказ в сотни раз лучше, чем все его окружение и советники? И потому, не столько за сотрудничество с немецкими нацистами, лукаво обещавшими Чечне независимость, сколько предчувствуя перспективу смуты, рассеял неукротимый народ в чужедальних просторах, с беспредельной жестокостью погубив тысячи и тысячи жизней? И что этим выиграл? Передышку на время.

А сегодняшняя патовая внутриполитическая ситуация зародилась в начале девяностых, когда закрутились широкомасштабные чеченские банковские аферы, когда эмиссары Грозного разъехались на Запад и на Восток, зондируя каналы переправки оружия и наркотиков, отмывки черного нала.

Где только не мелькали эти тайные посланники! И в Колумбии, и в США, и в Европе, и в арабском мире… С представителями каких только мафий и секретных служб не встречались, ведя заинтересованные беседы и обкатывая нащупанные контрабандные пути-дорожки!

Не дремала и разведка, чутко отслеживающая передвижения лощеных горцев в иностранных далях. Но донесения резидентов в итоге ложились на правительственные столы тех псевдо-либералов, кто впоследствии будет с брезгливым презрением осмеян одураченным ими народом. Но и смех будет запоздало горький, ибо вскоре российского короля на шахматной доске политического игрища, загонит в угол черная чеченская пешечка. И — встанет он лоб в лоб к ней в безысходно-тупиковом противостоянии.

Да, пат.

Обо всем этом Пакуро говорил за ужином со встретившими его сотрудниками местного УБОП, один из которых был дагестанцем, а второй — чеченцем. Собственно, не столько говорили, сколько задавались опять-таки безответными вопросами. Однако одно было предельно и обреченно ясно: субъект Российской федерации Чечня жила по собственным законам, являлась крайне опасной и агрессивной территорией, чья бесспорная самостоятельность определялась хотя бы тем простеньким фактом, что, сунься сейчас майор Пакуро хотя бы и с ротой спецназа на поиски Советника в любую сторону окрестностей города Грозного, то вскоре, не исключено, количество заложников в мятежном непризнанном государстве несколько бы пополнилось…

А там, глядишь, приехал бы в город Грозный Боря Гуменюк, пошел бы на центральный рынок, где вывешены фотографии имеющихся в наличии пленников, ткнул бы в необходимую, и уже через пару минут толковал бы с компетентным посредником, обсуждая размеры суммы выкупа за верного друга…

Не просто правдоподобная, а жизненная версия!

От общей темы чеченского сепаратизма перешли к обсуждению ее конкретной частности, касающейся освобождения Советника.

Собеседники, досконально знакомые с местной спецификой похищений людей и технологиями их вызволения, квалифицировали вариант, предложенный Мусой, как авантюру, причем — теоретического свойства, весьма далекую от реалий практики.

Брат-охранник, соглашались они, конечно же, значимая фигура, однако, пади на него подозрение в измене, а оно падет неотвратимо, он превратится в смертельного врага могущественной и кровожадной группировки. Не слишком ли высокая цена за устройство его родственника в столице? Кроме того, каким образом этот самый брат полагает переправить своего подопечного через границу, оторвавшись от неизбежного аврального преследования?

— Что-то тут… не то! — качал в сомнении головой дагестанец.

— А вдруг, какая-то акция против тебя за этой легендой таится? — выдвигал предположение чеченец. — А Муса этот — подкидной дурак? Наживка?

Пакуро оставалось лишь пожимать плечами, повторяя неопределенное «Посмотрим…»

Утром из Москвы позвонил Муса. Отрывисто, словно приказывая, произнес:

— Идешь от гостиницы прямо, потом перекресток, за перекрестком — закусочная. Стой у входа. Подойдет брат. Он в кожаной куртке, синем свитере, все зубы — золотые.

— Когда идти?

— Прямо сейчас.

Положив трубку, Пакуро оглядел сидевших в номере сотрудников — московских и местных. Сказал:

— Вроде, началось… Встреча у закусочной. Надо идти от гостиницы прямо, а за перекрестком…

— Есть там закусочная, — подтвердил местный опер, вытаскивая из кармана рацию. — Я пошел на рекогносцировку ландшафта, народ сейчас выставится на позиции, а вы — подтягиваетесь… Кстати, — вытащил из сумки, стоящей в ногах, бронежилет, протянул его Пакуро. — Одень под курточку, неровён час…

Окружающие майора люди угрюмо и согласно кивнули, молчаливо подтверждая справедливость такой рекомендации.

Возле закусочной Пакуро прошатался около двух часов, однако никакой золотозубый человек в кожаной куртке к нему не подошел.

Пришлось возвращаться в гостиницу, снимать с себя тяжеленную спецодежку, а затем, в компании коллег, отправляться на обед в кафе.

Из кафе заехали в УБОП, провели короткое совещание с местным начальством, и вновь возвратились в гостиницу.

Едва Пакуро открыл дверь номера, раздался телефонный звонок.

— Извини, сорвалось, — раздался в трубке голос Мусы.

— Что сорвалось?! — раздраженно спросил Пакуро. — Чего ты мне мозги морочишь?!

— Ты не кричи, — злым голосом урезонил его Муса. — Все знаю: пошел ты к закусочной, был в куртке-«аляске»; два часа там торчал, потом в гостиницу отправился, а после на джипе в кафе вы поехали… Так?

— Ну… — сбавил обороты Пакуро.

— А потом в УБОП час сидели… Так? Я ведь не ясновидец, правильно? Люди звонили, есть проблема… Салман — шеф моего брата, «хвост» за ним направил, чего-то унюхал… Такое вот дело. А ты — горячишься…

— И что теперь?

— Жди завтра моего звонка. От девяти до десяти часов утра.

— Ладно…

На следующий день история в точности повторилась. Встреча, правда, была назначена в холмистой местности, у городской смрадной помойки, но, как и в прошлый раз, Пакуро, одуревший от воздуха, густо напоенного специфическими ароматами, вернулся ни с чем.

Вечером вновь позвонил Муса, сообщив, что происки Салмана — реально, как подтвердили Пакуро в УБОП, существующего полевого командира, — увы, продолжаются, и рандеву придется перенести на неделю.

Праздно околачиваться неделю во Владикавказе майор себе позволить не мог. Сказал Мусе:

— Дашь брату номер телефона. С ним встретятся мои местные друзья. Гарантии по его безопасности — железные. К тому же, никакой разницы, кто именно с ним встретится, нет.

— Но… — протянул Муса, однако Пакуро безапелляционно отрезал:

— До встречи. — И — положил трубку.

Улетал он, впрочем, не с пустыми руками и — весьма обескураженный. Кавказские коллеги из УБОП и ФСБ предоставили ему некоторые материалы, касающиеся личности Мусы.

Во время войны тот, оказывается, вовсе не отсиживался в овощехранилище, а пребывал в должности коменданта села, переходящего то и дело из рук повстанцев под попечение федеральных войск.

Сообразно присутствию того или иного вооруженного контингента, Муса прилежно вывешивал то зеленый флаг свободной Ичкерии, то — масоно-российский триколор.

Внезапно обретенной властью Муса упивался, как водозаборный насос.

Вершил суд, вынося суровейшие вердикты.

Когда же постановлением революционного руководства села было решено казнить за кражу барана одного из пришлых городских жителей, он, взяв на себя роль главнокомандующего расстрелом, отправился вместе с двумя соратниками на окраину села, конвоируя приговоренного к высшей мере социальной защиты баранокрада.

По дороге члены зондер-команды переругались то ли из-за бытовых пустяков, то ли из-за вопроса, кто и в чем главнее, однако так или иначе, словесная перепалка перешла в перепалку огнестрельную, благодаря чему комендант села, а ныне — соискатель звания студента-юриспрудента, получил пулю в ногу, ставшую причиной последующей хромоты.

Смертник-баранокрад, воспользовавшись вспыхнувшим среди палачей конфликтом, сумел бежать, выставив всю троицу на посмешище.

После излечения Муса вновь вернулся в село, однако должность коменданта в связи с окончанием войны была упразднена, подходящего занятия он для себя не нашел и — подался в Грозный, откуда невыясненными до конца путями попал в Пакистан, пройдя обучение в диверсионно-разведывательной школе.

«Вот откуда у него профессионализм формулировок, столь нас с Борей настороживший…» — подумал Пакуро, одновременно отдавая должное контрразведчикам и их доблестной агентуре, чья ценность сейчас, на территории горной вольницы, куда чужакам заказан любой доступ, была воистину неоценимой, как, впрочем, и риск тайной работы.

Брат же Мусы, как следовало из справки, действительно был бандитом, но, судя по сведениям из надежного источника, погиб в самом начале войны.

Информация — это оружие. И теперь, вооруженный, Пакуро, возвращаясь в Москву, с невольной мстительностью сознавал, что условия навязанной ему Мусой игры — пускай еще неясной по сути, тем не менее, непоправимо поменялись. Причем — не в пользу инициатора. Точнее, «инициативника». Чья нынешняя характеристика уже предполагала определение «провокатор». Действующий, очень возможно, по наущению спецслужбы. И вот же — смех! — чеченской спецслужбы, формально должной подчиняться Лубянке, а в действительности — глубоко ей враждебной… Да, казус, поскольку занимайся этот Муса в Москве хоть шпионажем, хоть провокациями, перед законом он чист… Ибо юридически дело можно квалифицировать, как внутренние интриги отечественных секретных ведомств…

Клоунада!

Беседы на высшем уровне

— Слушай, мой дорогой, проблема с нашим лопухнувшимся Советничком усугубляется…

— Это — да… У тебя никаких результатов?

— Ищем концы, нажимаем…

— Мы тоже, причем вовсю.

— Да, но тут банкиры и прочие деловые кавказские друзья в Администрацию накапали, плачутся, что, мол, идет откровенный шантаж… Главный, кстати, насупился…

— Знаю. Шантаж! А кого эти банкиры и деловые кормят, а?! И сколько оружия, на их денежки у арабов купленного, туда ушло?! Жалобщики! А всякие миссии… «Врачи без границ…» Шпионы без границ!

— А что предлагаешь? Воздушное пространство перекрыть?

— Ладно… Что у тебя с Дагестанцем?

— В Москве сейчас. Дал ему машину, охрану… Обещает.

— И всего-то?

— Ну ты же знаешь, кто в горах парадом командует… Несколько конкретных лиц. И решение принимают только они. Поэтому у Дагестанца естественные сложности. Но переговоры ведет…

— Пока ведет, они заложнику голову оттяпают… Как англичанам этим и новозеландцу…

— Ну, там другая ситуация была. Не тот уровень, не те перспективы.

— То есть?

— Они же под прикрытием одной из группировок там околачивались. А другая группировка возьми, да утяни их к себе. Тогда первая банда крадет вожака второй и заявляет: вернем в обмен на наших подопечных. А те в ответ: оставьте себе этого слабака. Ну, первые в экстазе беспомощного гнева слабаку голову отвернули, а вторые, погорячившись, ответили тем же. Только в массовом порядке.

— А тут, думаешь, какие-либо всплески эмоций исключены? Я, например, так не считаю. От этой публики можно ожидать всего. И, полагаю, если протянем еще неделю, добром дело не кончится.

— В смысле?

— Последуют выводы.

— Имеешь в виду…

— Да, нас с тобой. Советую: поговори с Дагестанцем сегодня же и жестко. В Москве ему делать нечего, хватит ему под мигалками по кабакам раскатывать, тщеславие тешить! Пусть к себе летит, и на месте займется делом. Не займется — устроим ему небо в овчинку. У меня на него столько всего, что и ему впору в горные дали линять, банду сколачивать, за независимость ратовать… От генеральной прокуратуры.

— У меня на него не меньше.

— Значит, решили.

Акимов

Установив места проживания грабителей грузовиков, капитан Акимов через путаные связи в московском криминальном мире, хитросплетения различного рода интересов и нужд, попытался установить контакт с одним из бандитов, однако, когда подступ к необходимому знакомству был нащупан, пришла обескураживающая весть: разбойника по подозрению в грабеже и в вымогательстве взял с поличным Центральный РУБОП.

Ситуация была отнюдь не выдающейся, а, напротив, достаточно рядовой и банальной, хотя немало Акимова раздосадовала, поскольку приходилось на корню менять уже выработанную тактику будущих действий.

Выяснить, кто именно отличился в данной операции, труда у Акимова не составило, и вскоре вместе с Борисом Гуменюком, в мрачноватых стенах следственного изолятора, он получил возможность побеседовать по душам с арестованным.

Беседа, отмеченная взаимной заинтересованностью сторон, проходила плодотворно: за обещанные послабления чеченец выразил готовность вывести капитана на некоего Ахмеда — по его словам, молодого, но весьма расторопного и хваткого парня, являвшегося бригадиром криминального сообщества, в чей личный состав задержанная группа входила на правах второстепенной рабочей «пятерки». Как понял Акимов, речь шла о тщательно законспирированной банде, в основном состоящей из кавказцев, с четко обозначенным для каждого члена уровнем информативности и связей.

Не оканчивая школ спецслужб и милиции, современные гангстеры, тем не менее, вдумчиво и творчески перерабатывая информацию о методах оперативной работы, а также, анализируя негативный и позитивный опыты своих коллег, с каждым днем проявляли в своих злодействах все более ухищренный профессионализм, и феномен перехода криминального количества в качество вырисовывался с удручающей наглядностью.

Законы времени пост-перестроечных дилетантов со всей очевидностью не властвовали, пожалуй, лишь в двух сферах общественного бытия: организованной преступности и системе ее сдерживания.

Увы, сдерживалась и система, подобно пружине с жестко фиксированным ходом. Пружине, работающей по горизонтали…

И именно в этом горизонтальном направлении, как сознавал Акимов, его товарищи — Пакуро и Гуменюк, ныне искали нити, ведущие к решению проблемы с вызволением пресловутого Советника. Впрочем, не только они, но и десятки иных офицеров спецслужб.

Каждодневно велась определенного рода работа по контактам и с респектабельными деловыми кавказцами, весьма заинтересованными в своей спокойной жизни в столице, и с некоторыми влиятельными лицами, проживающими за рубежом, и с политиками, широко известными в жизни общественной, но мало кому знакомыми в части их категорически тайных устремлений, амбиций и финансовых махинаций.

Прощаясь с Акимовым, Борис сказал:

— В общем, наши оперативные интересы ты уяснил, так что прокачивай бандюг с учетом этих интересов, ага? Может, Ахмед или кто-то из его подручных народ силком в Чечню таскает?.. А потом, знаешь, я для себя аксиому вывел: те «чехи», что у нас, в Москве, прямо или косвенно, а с засевшими в горах абреками — связаны. Ведь на кого заложников меняем? На кавказских сидельцев. Генеральная схема.

— Это — да, — согласно наклонил лобастую, коротко остриженную голову Акимов. — Но с Советником по-другому будет, помяни мое слово…

— А как?

— А так, что заплатят… Ставка в финансах слишком высокая, чтобы на нее урок разменивать. Другой вариант, правда, тоже есть: заплатят политическими интересами. Но это — те же деньги.

— Тогда — чего ради напрягаться?

— Как это? Подметем под это дело мрази на целый мусорный грузовик, информации получим — море, а она — задел… Да и вообще — вдруг, чего чудом прострелит?

— Во, такую точку зрения я разделяю, — согласился трудолюбивый Боря.

Контакт с Ахмедом состоялся на уровне средних звеньев — один из сотрудников РУБОП, лейтенант Васин, был представлен Ахмеду, как представитель славянской группировки, орудующей в Южном округе столицы и ищущей выходы на стабильных поставщиков оружия.

Разговор поначалу шел уклончивый, термины собеседники обоюдно выбирали обтекаемые, но суть беседы была достаточно прозрачна: «славянам» требовалось вооружение для совершения разбоев, и именно разбои, как было преподнесено Ахмеду, являются основной специализацией банды.

В итоге же разговора, отбросив дипломатические пассажи, Васин сформулировал заказ: необходимы пять «Стечкиных». И доверительно добавил:

— Я, конечно, понимаю — ты меня не знаешь, наши дела и расклады — это исключительно наши дела и расклады, но ведь и я тебя за язык не тяну. Что нам надо — ты усек, поговори со своей братвой, обсуди тему… Ну, а кроме железа есть еще и другой момент: был у нас тут один терпила, коммерсант. Ну, отстегивал, никаких проблем… И вдруг к ментам переметнулся. Ну, мы напролом не полезли, решили выждать. И — точняк! То ли он ментов кинул, то ли они его за жадность куда подальше послали, а только все снова-здорово пошло… Опять у него какие-то непонятки, опять с кем-то он схлестнулся по своим расчетам гнилым, и, короче, снова на нас выходит: мол, выручайте…

— И чего? — заинтересованно сощурился Ахмед.

— Ну как — чего? — хмыкнул собеседник. — Принимайте клиента… Подныривайте к нему со стороны… И — по схеме… Пусть ищет пятый уголок… Или вы не по этой части?

— Лохов, думаешь, не «разводить» не умеем?.. — Ахмед покровительственно усмехнулся. — У нас их знаешь сколько?

— А, вот так?.. — покладисто и уважительно кивнул лейтенант. — Ну тогда чего объяснять? На него чуть нажмешь — на все подпишется… А подпишется — за слова ответит! Короче… Мы вам все детали объясняем, вы наезжаете, он к нам в соплях приползает, а дальше — «стрелка», и лох проплачивает в два конца… Кстати! — Многозначительно поджав губы, лейтенант выдержал паузу. — Мы же таким макаром десятками этих кроликов сладеньких раздирать можем. Вы за одно ухо, мы — за другое. На контрастах работа, понял? Вы масти пиковой, мы — червонной, а дурак подкидной — он же общий…

Ахмед понятливо загоготал. Формулировки коллеги явно пришлись ему по душе.

— Ну, тема? — довольным голосом произнес лейтенант, выставляя вперед ладонь.

— Будем работать! — Ахмед коротко пожал его кисть. Рука у чеченца была сухой и цепкой. Да и веяло от него, несмотря на худощавое телосложение, недюжинной уверенной силой.

Простились тепло.

Из прощальных намеков кавказца явствовало, что предложенное мероприятие новизной в его глазах не отличается, и ремесло вымогателя известно ему досконально. Таким образом сам собой напрашивался вывод: друзья Ахмеда рэкетом не брезговали, занимались им давно и активно, и теперь предстояло выяснить круг их «клиентуры». Хотя, благодаря логике разработанной комбинации, пути выхода на подопечных коммерсантов кавказцы должны были указать своим славянским коллегам сами. Однако первый шаг к укреплению «бандитского» сотрудничества поневоле предстояло сделать Акимову. Естественно, согласовав подобный шаг во всех начальственных инстанциях. И — продуманно его обставив, ибо безоглядочное доверие друг другу в криминальной среде — категория достаточно редкая. Надеяться на то, что Ахмед со своими дружками с места в карьер начнет раскрывать перед «коллегой» все аспекты своей многогранной, чувствовалось, деятельности, не приходилось. Как говаривал незабвенный капитан Сильвер: «Джентльмены удачи редко доверяют друг другу. И правильно делают…»

На повторной встрече с Ахмедом лейтенант вел уже предметный и детальный разговор, касающийся не только персоны конкретного коммерсанта, но и технологии вымогательства. Знаний данной технологии офицеру было не занимать, и бандит лишь угрюмо соглашался с весьма грамотными предложениями будущего партнера. Партнер же исподволь проводил главную линию в своем монологе: никакого физического насилия! Грамотный запугивающий разговор, психологическое давление, атмосфера нешуточной угрозы… Но — и не более того. В конце концов, после выплаты первых оброков, отношения, как показывает практика, перейдут в иную стадию — некоей, как будет представляться коммерсанту, доверительности… Ведь главное — подвести подопечного ненароком к той иллюзорной самоуспокоительной мысли, что вовсе и не грабят его бессовестно и нагло бандиты, а всего лишь охраняют от бандитов других — куда более жестоких, непредсказуемых и беспредельных…

По хмурой реакции Ахмеда чувствовалось, что предложенная мягкость мер его команде несвойственна, и особенно деликатничать с коммерсантами ему не приходилось. Чувствовалось и другое: этот парень с легкостью пойдет не просто на насилие, но и на убийство, причем — самое изощренное. Нутром чувствовал лейтенант эту суть собеседника — суть того, кто утверждает себя через чужое страдание и кровь, испытывая при этом едва ли не наслаждение и более того — видя в подобном смысл всей своей жизни.

Скулы цепенели от ненависти к мрази, рассуждавшей, что эффективнее всего в беседе с жертвами — выбитые рукоятью пистолета зубы, ледяные ванны и электронагревательные приборы. Но приходилось, снисходительно посмеиваясь, с доводами собеседника если не соглашаться, то одобрительно им внимать, и дружески похлопывать бандита по плечам, уверяя его в безусловной перспективности совместных грядущих дел.

«Терпила-коммерсант» — бывший сотрудник милиции, приятель Акимова, необходимость установления делового контакта между группировками понял без излишних объяснений, и роль свою перед скрытыми камерами сыграл точно, и было в той роли замешательство и страх, и робкая попытка противоречить, окончившаяся, по его последующему возмущенному признанию, «надеванием факса на уши» — не утерпел все-таки Ахмед, дал волю рукам… Однако так или иначе, согласие выплачивать мзду было получено, после чего состоялась «стрелка» кавказцев со «славянами», представлявшая собой для коммерсанта целый спектакль, и, увы, итогом спектакля стала увесистая пачка казенных долларов, исчезнувшая в кармане Ахмеда…

Данный эпизод в доказательную базу действий вымогателей щепетильный Акимов помещать не хотел.

Эпизод являл для него, во-первых, проверку дееспособности и профессионализма бандитов, а во-вторых — тот фундамент, оттолкнувшись от которого, можно было переместиться в круг повседневных интересов банды, а значит, и в круг ее лидеров.

Таким образом начала завязываться некоторая криминально-деловая суета, касающаяся в основном рыночного устройства похищенного с грузовиков товара и поиска подходящих объектов для вымогательств.

Общение между группировками по-прежнему велось на уровне средних звеньев, но встреча лидеров теперь была неизбежна, и вскоре Ахмед поведал лейтенанту Васину, что является руководителем всего лишь отдельной боевой когорты, а когорт таких существует много, и руководит ими некий Аслан — человек молодой, но весьма авторитетный и мудрый. И желает Аслан встретиться с лидером «славян».

В качестве лидера решено было отправить на встречу капитана Акимова.

Первый контакт руководства бандитского интернационала происходил в обстановке весьма и весьма обыденной: встретились на холодной январской улице, побрели по тротуару, зябко кутаясь в дубленки, неторопливо и степенно беседуя об укреплении начавшегося содружества, обсуждая круг взаимных интересов и забот.

Аслан оказался бандитом всеядным: его привлекало буквально все: и разбойные нападения на офисы, обменные пункты и отдельных граждан; и похищение коммерческих грузов на дорогах, и рэкет, и продажа оружия, и получение денег за похищенных на Кавказе военнослужащих…

Акимов слушал босса кавказцев внимательно, с каждой минутой разговора постигая, что тот далек от праздного хвастовства в описании общих аспектов своей деятельности. Но — именно что общих. Ума и осторожности Аслану было не занимать, каждое слово он тщательно взвешивал, в детали не вдавался, и капитан не без досады сознавал, что магнитная запись разговора едва ли будет большим подспорьем в анализе уже совершенных группировкой преступлений и выходов на точные адресаты. Подробности Аслан умышленно опускал, и излишней откровенностью в описании своих подвигов не грешил.

Вывод, впрочем, из сказанного им был ясен: с задержанием бандитов спешить не следовало. Хотя бы потому, что даже в результате этого общего разговора на улице, стало ясно: банда имеет разветвленные связи и по горизонтали, и по вертикали, собственные каналы поставки оружия из горячих точек, и весьма стабильную базу за горными хребтами…

Однако кое-какая конкретная информация в разговоре все-таки промелькнула. И касалась информация недавнего нападения на пункт сбора денег на одном из оптовых рынков Москвы.

— «Московский комсомолец» в среду читал? — небрежно спросил Аслан.

— Чистая работа, — одобрительно подтвердил Акимов.

— Нормально все сделали, — сдержанно кивнул кавказец.

— Ну так не надо останавливаться на достигнутом, — со смешком произнес капитан.

— А кто собирается?..

— Вот и я о том же… — Акимов посерьезнел. Предложил сухо: — Ты, конечно, Аслан, парень бравый, и ребята у тебя лихие, но вот что скажу: Москва — город наш… В том смысле, что каждый булыжник нам тут знаком, как и тебе твое место рождения… Ну, понимаешь, в общем…

— Москвы всем хватит, — обронил сквозь зубы Аслан. — И мы сюда приехали, чтобы, не обижайся, брат, иметь эту столицу нашей родины так, как только захочется… И — имеем! — продолжил с вызовом.

— А никто и не запрещает! — подтвердил Акимов жизнерадостно. — Но только о другом я… Куда лучше дела вместе месить. Пусть и в пополаме. У вас свои сильные стороны, у нас — свои… Дружить не вредно, точно ведь я говорю? Может, когда мы вас толково подстрахуем, а когда и вы нас…

— Ну, а кто против?.. — после некоторого раздумья произнес Аслан. — Пора серьезными делами заняться. Хватит с дерьма пенку снимать. Есть тут на примете одна точка… Офис фирмы. Бабок налом через него идет тьма. Пойдешь на дело? — Он испытующе уставился на собеседника.

— Что за офис? — деловито осведомился Акимов. — В смысле, где расположен? Место не стремное?

— Офис как офис… — Аслан поднял воротник пальто, потер им покрасневшие от мороза уши. — В полуподвале, на Садовом кольце.

— Но надо же знать, когда там хороший нал уместится… Чтоб не в холостую…

— Точно. — Аслан зябко передернул плечами. — Гнилая у вас в Москве зима… — Вздохнул удрученно. — Ну, пошли, в тачке договорим…

Усевшись на теплые велюровые кресла в салоне мощного «Форда», партнеры повели дальнейший разговор.

— Дело лучше обстряпать днем, — продолжил Аслан. — Есть у нас классная девка, она туда с бумажками сунется… ну, типа за справкой, и — снимет охрану. Стреляет она клево, рука твердая… А потом залетают наши ребята. Пиф-паф, всех валим, берем сейф, выносим его, умещаем в багажник и — привет!

— Погоди-погоди! — Акимов покачал головой. — Нал-то какой? «Черный», ведь так?

— Конечно…

— Ну и дивно! Так ты сам посуди: кто будет об ограблении заявлять? Не усекаешь? Тогда зачем этот «пиф-паф» в принципе нужен? Войдем ранним утречком под видом участкового инспектора с помощником, приглушим интеллигентно охрану, заберем сейф, и на хрена порох ребятам нюхать в замкнутом, тем более, помещении? Вредно же для здоровья…

— А вообще — да… — Аслан с уважением посмотрел на собеседника.

— Вот и да, — кивнул Акимов. — Мокруха как ни верти — мокруха. И тут уж каков бы нал не был, а заява автоматом последует…

— Давай на субботу забиваться, — сказал Аслан. — Бабки к выходным точно поднакопятся, день нерабочий, всего два охранника в конторе…

— Погоди… В субботу же мы с твоими ребятами коммерсов потрошим…

— Да подождут эти коммерсы… Ты вот чего… «Стечкиных» просил?

— Ну.

— Вот и «ну». Паровоз вчера прибыл.

— То есть?

— Из Чечни…

— Прямо из Чечни?!

— Да мы чего, дураки? С пересадкой двигаемся, кто же буром с товаром в столицу прет? В общем, у меня твой заказ. Пять волын, как просил. На каждой — муха не сидела! По две штуки зеленых. Можешь получить хоть сегодня. Бабки имеются?

— Обижаешь… — Акимов рассеянно смотрел на укрепленный в углу лобового стекла пропуск московской мэрии, отчужденно постигая, что пропуск настоящий, не липа…

Мысли капитана метались: так, значит, оружие возят по железной дороге. Курьер сходит с поезда наверняка в соседней с Подмосковьем области, дальше добирается до столицы электричками. Ход простенький, но эффективный. Теперь — о пистолетах. Являют собой пистолеты своего рода хорошие кирпичи в фундамент столь трудно выстраиваемой доказательной базы. Только как эти пистолетики четко привязать к Аслану и к его подручным?..

— Значит, брат, так, — Аслан сладко потянулся, сцепив руки на затылке. — Пора бы нам отметить первые дела и вообще знакомство, как полагаешь?

— Без вопросов!

— Вечером по паре капель… как? Но с тебя — подарок, понял? Люблю блондинок. Имеются?

— Во сколько встречаемся? — откликнулся Акимов весело.

— В семь часов. С Ахмедом договоришься, он тебя довезет… Но ты и себе телку возьми, понял? Я групповухи не люблю…

— Понял, ты — не сачок…

Расстались тепло.

Проведя профилактические проверочные мероприятия и, убедившись, что «хвоста» за ним не пустили, капитан вновь тяжко задумался.

Помимо десятка горячих рабочих дел, которые еще надлежало выполнить по службе, предстояло еще срочно связаться с технарями, дабы те выделили изотоп, которым будут помечены пистолеты; одновременно следовало начинать вычисление расположения офиса, ибо хитроумный Аслан до самого последнего момента не укажет искомый адрес, а кроме того, волей-неволей приходилось задуматься, где отыскать эту самую блондинку, черт бы ее побрал… Впрочем, определенного типа блондинок в Москве развелось достаточно, и с этой проблемой тот же самый Васин ему подсобит. Теперь — насчет второй подруги. Придется выполнить и это пожелание кавказского друга, благо, кандидатура подходящая имеется: старший лейтенант Катя Макеева, думается, с предназначенной ролью справится. Хотя восторга и благодарности по поводу предложенной роли от нее наверняка не дождешься. Но, так или иначе, но на контакт, причем неформальный, Аслан пошел, а там — война планы покажет…

И вот уже в который раз убедился Акимов, насколько непредсказуемым образом способны развиваться события на его профессиональном поприще!

Съемная квартира, куда его, лейтенанта Васина и прелестных дам привез Ахмед, изысканностью обстановки не отличалась, представляя собой несколько запущенное конспиративное логово со следами регулярных гулянок, но, главное, комнат было несколько, и задача остаться наедине с оружием, дабы его пометить, заложив изотоп под «щечки» рукояток, теоретически виделась выполнимой.

Однако — только теоретически. Аслан комнату покидать не желал, стол, заставленный водкой и расхожей ресторанной закуской, стоял в невыгодной близости от сумки со «Стечкиными», и к тому же рядом с шефом неотлучно крутился верткий и остроглазый Ахмед.

Тут-то судьба преподнесла Акимову непредвиденный сюрприз: несмотря на свои заявленные симпатии к блондинкам, Аслан предложенную ему путану отверг, и отчего-то возжелал шатенку Катю, найдя в ней какие-то одному ему ведомые скрытые достоинства. Более того — с места в карьер предпринял в отношении ее персоны действия недвусмысленно-конкретные.

Активные убеждения Васина в пользу профессионалки-блондинки до него упорно не доходили. Природа в данном случае решительно одержала верх над принципами. Блондинку же Аслан даровал верному Ахмеду, тотчас уединившемуся с ней в соседней комнате.

Напряжение росло. Катя, под блузкой которой, кстати, был укреплен оперативный микрофончик, старательно от настырного кавалера отбивалась, но ее «давай чуть-чуть попозже» ни малейшей радостной перспективы в плане охлаждения определенных мужских желаний не сулило.

Улучив момент, Васин, скрипнув зубами, шепнул Акимову на ухо:

— Чего делать будем? Вырубать этого черта?

И вдруг — новая неожиданность: Катя, внезапно воспылав трудно объяснимой страстью к Аслану, взяла его за руку, при этом недвусмысленно указав Акимову и Васину на дверь.

Они прошли на кухню.

— Ничего не понимаю… — озадаченно прошептал лейтенант, оглянувшись на дверь соседней комнаты, за которой слышались томные вздохи блондинки и сладострастное рычание Ахмеда.

— Тут что-то не… — произнес Акимов, но завершить фразу не успел: из комнаты буквально вылетел, злобно матерясь, белый от злобы Аслан, стягивая с себя рубашку со следами рвоты.

— С-сучка ужратая… — прошипел, скрываясь в ванной.

Акимов жестом приказал лейтенанту: следи за дверьми…

Вошел в комнату.

— Отвертку, быстро… — встретил его спокойный голос Кати.

— Да, сейчас…

— Он в ванной?

— Да.

— Быстрее… — Она кивнула на сумку с оружием. — Меть стволы…

— А… как ты? — растерянно прошептал он.

— Хлебнула соду с маслом… Сообразила.

— Да, улетучился у парня запал… — Акимов лихорадочно откручивал крепежные винты «щечек». — Недаром, Катенька, у тебя диплом психолога… Курсовые работы по сексопатологии, небось, на «отлично» защищала?

— Шевелись, Акимов, острить позже будем, времени нет…

— Уже вовсю кончаю, не дави на мозг.

Когда Аслан вошел в комнату, то застал трогательную сцену: партнер напрасно, хотя и упорно пытался привести в чувство незадачливую шатенку, пьяно валившуюся на продавленный диван…

Вечеринка окончилась препровождением якобы неадекватно воспринимающей действительность Екатерины в салон подъехавшей машины и — расчетом за оружие.

Однако брать с собой «Стечкины» Акимов отказался, заявив: ночь, вдруг остановят, нам же через весь город тащиться… Будет лучше, если оружие подвезут люди Аслана прямо к офису. Чего впустую сталь с места на место передвигать? Или мы — переносчики тяжестей?

С такими аргументами было трудно не согласиться.

Весьма раздосадованный случившимся срывом с вожделенной шатенкой, Аслан холодно процедил в сторону Акимова:

— Завтра с утра давай вопрос обсуждать, куда твоих людей ставить, куда моих…

— Имеешь в виду разгон с офисом? — уточнил капитан. — Лады… Мне главное — знать, где там ментовка, и каков из себя дом — жилой или контора на конторе, деловой курятник?..

— Дом жилой, — устало вздохнул Аслан.

И — назвал адрес.

Командировка на курорт

Первым в Сочи приехал «авторитет» Андрей — один и без оружия. Осмотреть, так сказать, диспозиции места будущей боевой славы.

Армен встретил его на вокзале.

Усевшись в потрепанное «Вольво», покатили в пригороды. По дороге провожатый пояснял, что является беженцем из Абхазии, и здесь, на непотревоженной войной российской территории, выстроил себе скромный домик, где обретается со своим морально и материально пострадавшим от вынужденной перемены жительства семейством.

Машина притормозила у глухих железных ворот, густо выкрашенных голубенькой масляной краской, и вскоре, под яростный рев цепного кавказца, будущие партнеры прошли просторным чистеньким двором в обиталище беженца, представляющее из себя трехэтажную каменную виллу, украшенную на фасаде коваными, ручной работы решетками балконов.

— Скромно я живу, скромно, — сетовал Армен, располагаясь на кожаном диване в гостиной, обставленной гарнитуром из карельской березы. — Вот видел бы ты, дорогой, какой у меня дом в Гудауте был…

Далее в помещение шагнули двое соотечественников Армена с неприветливыми физиономиями, нехотя буркнули себе под нос слова приветствия. После пришедшие сгорбясь уселись на диван, сцепив короткопалые пальцы в замки — знак отчуждения и обороны.

— Вот мои друзья, хотят спросить, с чем приехал, где остальные ребята, — перевел их сумрачное молчание Армен.

— Ну, прежде чем делегацией сюда ломиться, — небрежным и веским тоном начал Андрей, — решили мы оглядеться, не стремно ли в ваших окрестностях и вообще…

— И што вашэ? — внезапно проронил один из соратничков хозяина дома.

— Вообще — познакомиться, — пояснил гость.

— Поживешь у меня — познакомишься, — напряженным голосом произнес Армен.

— Не, зачем у тебя? — Андрей отрицательно покачал головой. — Кому такое светилово надо? Поживу в гостинице, хотя за приглашение — спасибо.

— А други твой когда приедут? — внезапно произнес второй тип.

— Значит, так, — вдумчиво поведал Андрей. — Мы как договаривались? Привозим лавэ на всю партию железа, иначе дела не будет. Так? — Кивнул в сторону Армена.

— Ну, — осторожно подтвердил тот.

— А это — четверть лимона зелени, — продолжил Андрей. — Деньги, — покривился, — в общем-то, не очень и большие… — Тут он заметил, что после данной ремарки южные люди посмотрели на него с явной толикой молчаливого уважения. — Но все же — бабки! — сделал неоспоримый вывод. — И в дровах их редко находят. Хотя — бывает. Так вот. Коли мы решили работать вместе, то надо убедиться в надежности друг друга. А как? А очень просто! — Полез в карман, тряхнул пачкой денег, отпущенных на оперативные расходы. — Мне надо три «калаша» с подствольниками. Плачу — сейчас. И пусть железо едет в Москву-красавицу. Вот и проверим, как у вас обстоит дело с перевозом.

— Платы! — кратко отозвался один из типов, неотрывно глядя на заветную пачку.

— Легко, — сказал состоятельный гость. — Только сначала покажи стволы.

— Стволы завтра будут, — сказал Армен.

— Ну тогда и расчет завтра… — Андрей сладко потянулся, — А сегодня — гуляем… Я хоть сюда и в командировку прибыл, так сказать, но все же и на курорт, чего не оттянуться? Кабаки-то приличные в городе есть?

Потертые люди уставились на него довольно-таки доброжелательно.

— Если ест дэнги, па-ачему нет кабак?

— Ну вот, слышу золотые слова, а не шарманку, — подытожил Андрей. — Кончаем тереть, едем в гостиницу. Душик, полотенчико и — за стол!

По дороге в гостиницу он судорожно подсчитывал, каким образом распределить выданную в РУБОП сумму денег — чтобы хватило и на контрольную закупку оружия, и — на проживание. Проживать — сообразно его нынешнему образу — означало жизнь прожигать. И скромненькое бытие командировочного милиционера, способного в качестве обеда удовлетвориться парой пирожков с пепси-колой, ему в данной ситуации категорически не подходило. Бандитская удаль диктовала посещение ресторанов, летящие в оркестр купюры и засовываемые в трусики стриптизерш поощрительные доллары.

Помимо финансовых вычислений он был озабочен действиями уже прилетевшей в город группы поддержки, должной очень грамотно, не засветившись, отследить как его передвижения, так и суметь поселить в соседнем от его двухкомнатного «люкса» номере связника.

Кроме того, «люкс» нуждался в оборудовании специальной техникой, фиксирующей телефонные разговоры и производящей надлежащую съемку.

Внедряться в банды Андрею доводилось многократно, и главный принцип в этаком мероприятии — никогда не рассчитывать на обязательную помощь извне. В первую очередь потому, что непроизвольно начинает сиять вокруг разведчика ореол настораживающей самоуверенности, способной быть ложно, а вернее, очень даже четко понятой наблюдательными бандитами, звериным своим чутьем распознающими своих кровных врагов, в чье число он без сомнения входил.

Существовала и небольшая побочная проблемка: в ресторане ему предстояло выпить. А на алкоголь у него существовала стойкая и агрессивная аллергия. Терпеть не мог он алкоголя, такое уж было дано Богом счастье. В данном случае — способное быть истолкованным совершенно не в его пользу.

Уселись за стол.

Пригубив бокал за знакомство, он отставил его сторону, тут же пояснив подозрительно уставившимся на него сотрапезникам:

— Верите, кореша, у меня валет, как говорится, в кармане… Дурь: ну, не могу ничего, кроме виски… Сразу изжога начинается. Попроси халдея, — небрежно обратился к Армену, — пусть притаранит пузырек «Глен Фиддитч»… — И Андрей невозмутимо стряхнул пепел с сигареты во влажную пепельницу, не без удовольствия подумав, что данный сорт шотландского виски едва ли предусмотрен провинциальным ресторанным ассортиментом, а значит, так и не начавшемуся алкогольному испытанию пришел естественный конец.

В произнесении названия желаемого напитка Армен испытал вполне понятную сложность, и попросить официанта принести искомый алкоголь пришлось гостю.

Официант, учтиво кивнув, попросил обождать минутку и, вернувшись по истечению оной, сообщил, что «Глен» в городе имеется только в одном ресторане — в «Астре».

— Едем! — вставая из-за стола, решительно произнес Армен.

— Куда?

— Нэдалеко, — пояснил его собрат. — Дэсять минут, дорога в гора…

Поехали «в гора».

«Глен» по местным расценкам стоил около ста долларов. Изнывая в душе, Андрей бросил надменным жестом официанту ворох российских ущербных купюр — сдачи не надо!

Вот же — попал!

Бутылку, из которой он с трудом влил в организм сто грамм, по окончании вечера все-таки взял с собой в номер, обосновав свою меркантильность якобы выработанной традицией промочить горло перед сном. Оставлять дорогостоящий напиток на столе в пользу ресторанного жульнического бара и в самом деле было жаль, а к тому же скоро из Москвы должны были прилететь сослуживцы, которые, в чем он не сомневался, отметить свое прибытие казенным «Гленом» определенно бы не погнушались.

Вечер провели в солидных, на полушепоте разговорах, обоюдно уверяющих стороны в серьезности намерений, чистоте помыслов и надежности дальнейших бандитских отношений.

Уже ночью, бредя гостиничным коридором к своему номеру, Андрей заметил открывающего соседнюю дверь мужчину — начальника десятого отдела Виталия Николаевича.

Вот кого было решено начальством послать на роль связника — опытнейшего, стреляного и битого муровского опера. Решение точное: при проведении операции нужен был не просто «почтовый ящик», а и координатор совместных действий с группами поддержки, одной из которых являлась «Альфа» ФСБ.

Лучшей кандидатуры, способной мгновенно выработать тот или иной оперативный вариант действий, Андрей не мог себе и представить.

Через пятнадцать минут он выбрался на широкий балкон, опоясывающий здание гостиницы и, буквально упершись лоб в лоб, офицеры обсудили дальнейшие планы, способные развиваться по направлениям самым что ни на есть непредсказуемым…

На следующий день, подтверждая слово делом, Армен предъявил перспективному партнеру заказанные стволы.

После Андрей проинструктировал перевозчика — молоденького, худощавого паренька с настороженными, злыми глазами:

— Выйдешь из поезда, к тебе подойдет женщина. Назовется Ларисой. Канай за ней. Накормим, спать положим, по Москве погуляешь…

— Чего я там не видел?! — отозвался юный контрабандист неприветливо.

— О, многого! — пообещали ему.

Мальчишку Андрей проводил на вокзал лично. То бишь — в компании Армена. Кроме того, в общей толпе за курьером следовали, ничем не выделяясь в массе законо — и не очень послушных граждан, сотрудники из группы поддержки, отследившие технологию перевозки автоматов: мальчишка сразу же сдал свой криминальный баул — великолепно, чувствуется, известной ему проводнице, та упрятала нежными женскими ручками суровый и тяжкий груз в своем купе, а сам юный контрабандист, жуя жвачку, завалился на плацкартную полку, развернув книжонку с переводными американскими комиксами, полностью отвечающими своим содержанием его интересам и вообще интеллекту.

Пройдя в машину, Андрей незамедлительно передал оговоренную сумму Армену.

Мальчишку теперь требовалось аккуратно провести по городу, поселив на одной из конспиративных квартир.

Следовало также учитывать, что за курьером вполне мог следовать пущенный дружками Армена проверочный «хвост», который предстояло усмотреть и переиграть.

Как намекнул Армен, в Москве у них существовала некая перевалочная база, однако и естественно — ни в какие намеки относительно ее расположения он вдаваться не стал. Излишнего интереса не проявил и Андрей: ухваченная криминальная нить была еще слишком тонкой и ветхой, и непоправимо оборвать ее могло не только любое неосторожное слово, но даже интонация и взгляд…

Мысленно он посетовал на то, что важнейшую из дисциплин — актерское мастерство, выпускники школ милиции и спецслужб вынуждены осваивать исключительно на практике, где зритель куда привередливее самого дотошного режиссера, а провал спектакля означает не вялый аплодисмент, и даже не салют из тухлых яиц, а удар ножом, либо — выстрел в упор.

Беседы на высшем уровне

— Ты, чувствую, взялся за дело горячо… Дагестанец пятый угол ищет…

— А как он хотел? В лимузинах на икорно-шампанские рауты разъезжать? Пусть разъезжает, но пусть и работает…

— Слушай, но ты же его в горы загнал, причем конкретно!

— Ничего, посидит среди скал, подумает, в небо звездное глядя, а потом спустится…

— Вот это — позиция, понимаю.

— Как там… настроение?

— Вчера был, сказал о тебе самые трогательные фразы. О принципиальности, последовательности в действиях…

— Неделя еще есть?

— Думаю — да. Хотя что там в голове у Главного…

— Ясно…

— Да никому ничего не ясно! Ты связь со страдальцем-то опальным имеешь?

— Ну, людишки рассказывают с каким настроением он встает и ложится… И с кем связь держит.

— Очень хорошо. Как созреет — звони сразу же. И вообще если какая поддержка моя потребуется…

— Спасибо, ты — верный друг.

Пакуро

По приезде в Москву, ознакомившись с накопившимися оперативными сводками, касающимися текущей работы отдела, Пакуро красным карандашом отчеркнул строки сообщений о миграции поступающих с Кавказа фальшивых долларов, чьи крупные партии фигурировали в обращении уже в четырнадцати российских регионах. География распространения фальшивок была широчайшей — от Питера до Хабаровска.

Образцы подделок, хранившихся у майора в сейфе, отличало завидное в своей качественности исполнение: гознаковская бумага высокой степени подготовки, пропитанная специальным составом, придающем ей кремовый оттенок, контрольная ниточка, продернутая в лист, водяной знак, нанесенный спецкраской, искусно подкрашенная цифра «100», переливающаяся зеленью и фиолетом, и, наконец, следы клише, придающие цветной копии вид изделия, выполненного методом глубокой печати. Словом — залюбуешься!

Купюры, обработанные, вероятно, хитроумным магнитным составом, без осечек проходили контрольные банковские детекторы. При этом номера дензнаков не повторялись.

Источник фальшивок покуда выявлен не был, но территорию их изготовления установили: Дагестан. И сейчас майору предстояло связаться с коллегами из Махачкалы, дабы выяснить, как идет работа и сообщить, что обнаружен подступ к распространителю купюр в Москве.

Капитан Акимов, успешно разрабатывающий цепочку кавказских бандитов, недавно получил от них предложение масштабной закупки долларовой липы и — два образца, чей лабораторный анализ подтвердил их принадлежность к партиям, поступающим из Дагестана.

В кабинет вошел, а вернее, ворвался Борис — как всегда возбужденно и оптимистически готовый к любому действию, несомненно должному увенчаться победой.

— Поздравьте, я при пистолете, происки прокуратуры закончены! — доложил он.

— Ты о чем? — коротко обернулся на него Пакуро.

— Как? Я же в человека стрелял!

— А-а… Действия признаны правомерными?

— А как же! А против человека, наоборот, возбуждено уголовное дело. По факту нападения на сотрудника милиции при исполнении… Хотя, — легкомысленно отмахнулся, — там такой папа кавказский в папахе до небес, что наверняка все замнется… И ладно! Лично я местью не горю. Урок он получил, этот хмырь психованный, и запомнит его надолго. Кстати, как слетал?

— Да так… — досадливо качнул головой Пакуро. — Вон папка с данными на Мусу этого, посмотри. Много чего любопытного.

— Ага! — И Борис присел к столу, погрузившись в чтение. Перевернув последний лист, широко улыбнулся, заключив: — Оказывается, он — парень с биографией! Кстати, я по своим лубянским каналам на него тоже кое-что нарыл… Немного, но — весомо. Факт такой: мелькал он в коридорах чеченской госбезопасности.

— Я так и думал, — проронил Пакуро.

— Тогда — что же, интересно, он выкручивает, водя нас за нос, а? Диверсант этот…

— Да вот хочу с аналитиками поговорить, — отозвался Пакуро. — А потом и с ним — по душам…

— Готов принять участие! — бодро заявил Борис. — Самое непосредственное и жесткое. Теперь. Чего местные про Советника говорят?

— Да то же, что и мы… Политический козырек. А на крайний случай — просто мешок с деньгами… Все наверху решится, он не у случайного сброда обретается, там минимум десантный полк нужен, чтобы его вырвать грубой силой. А полк не пошлешь, навоевались. Кстати, что тут новенького по похищениям народа в Ичкерию эту неладную?

— Парня одного свинтили, — доложил Борис. — Сынка крупного промышленного деятеля. Командующего добычей никеля. Ехал на «Порше» с подругой, вдруг наперерез «Жигули»… Ну, похитили. Вчера звонили маме с папой: гоните три, кажется, миллиона баксов. Откуда звонили, установлено: из автомашины вневедомственной охраны трубопровода.

— Какого?

— Естественно, чеченского. И парень уже действительно в горах, косвенно подтвердилось. Вот устроился, да? Ехал в сторону Кремля, а прибыл к горным вершинам.

— И в какой стадии дело?

— В плохой. Папа с мамой своими силами решили разобраться, нам не доверяют. А их, кстати, тоже во Владикавказ выдергивают на переговоры… Так что дело есть, а сочувствующих… Впрочем, не наш отдел ведет, соседи… Теперь о хороших новостях. Генерал мне вчера твердо жилье пообещал. Очень хочется верить. Очень!

Борис жил за городом, ютясь с женой и тремя детьми в однокомнатной квартирке.

— Мне тоже, — сочувственно вздохнул Пакуро.

— Что еще? — призадумался Борис. — Два дела по текучке закрыты, вчера из Дагестана звонили по фальшивым баксам, вышли ребята на администратора и на одного из курьеров. Представляешь — обе — дамы! Причем — респектабельные. А у одной — удостоверение ФСБ! То ли липа, то ли — нет, разбираются. Потолок ей вчера просверлили, поставили аппаратуру, фиксируют преступный быт. А курьер завтра вылетает в Питер, сопроводят. Вот, пожалуй, и все новости наших серых героических будней. Да! Чувствую, опять с Акимовым пересечься придется, читал шифровки? Во, как все запутано! А ведь кто знал, что наши бандюги в его мероприятиях фигурируют?..

— Мир тесен, как фибровый чемодан, — пожал плечами Пакуро. — А мирок преступный — тем паче. Тебе ли мне объяснять? Но баксы, замечу, мазурики клепают отменные. Имитируя все циклы заводской технологии.

— Вот какими деньгами за всяких Советников надо расплачиваться, — вдумчиво молвил Борис.

— Чтобы потом эти деньги к нам снова на голову свалились? — возразил Пакуро. — Нет… Уж лучше с МВФ по их процентам-удавкам… Ладно, хорош трепаться. Пошли на консультацию к теоретикам?

— Насчет провокатора? Непременно! Ух, я его… — И Боря воздел к потолку крепкий кулак.

— Погоди… Вдруг, у парня наилучшие намерения? — высказал сомнение осторожный Пакуро.

— Те самые, которыми дорога в ад устлана? — покосился на него Борис. — Вот тут — да, верю!

После совещания с аналитиками, на котором присутствовал один из опытнейших ветеранов контрразведки, и дотошного изучения имеющихся материалов, диагноз «провокатор» все-таки был заменен определением «авантюрист».

— Мне думается, дело обстояло так, — предположил контрразведчик. — После войны парень повис в воздухе, амбиции ему покоя не давали, и отправился он в то учреждение, где, по его разумению, лежат ключи от власти, к которой он всегда стремился. Отправился в госбезопасность. В тайную власть. К власти явной пути ему были заказаны. Власть явная — это карьера, годы труда… Или же — приближенность к лидирующему клану. На худой конец — деньги, на которые покупается должность. Нет этого — живи среди плебеев. А власть тайная многообразна. И пусть ты в ней — шестеренка, однако если твое тщеславие определенными привилегиями удовлетворено, значит, пребываешь в ладу со своей гордыней. Далее. Дилетант в спецслужбах стоит на воротах, что ему, возможно, и было предложено. Специалист должен пройти обучение. Вот он себе и выкрутил имеющуюся вакансию курсанта. Отучился в Пакистане, вернулся назад, однако — что это за учеба? Общие навыки, необходимые для мелкой агентуры с основным боевым предназначением. То есть, иди воюй в поле… А он рассчитывал на другое — на беловоротничковый статус. А когда уяснил, что с данными позициями — туго, решился на самостоятельный финт. То бишь, явился в РУБОП с конъюнктурным предложением. Основу общения в спецслужбах он понял: это — конкретика, детали. Чем вас и подзавлек.

— Это все ясно, — сказал Пакуро. — И я, в общем-то, согласен. Одного не могу понять: какой он видел перспективу, мороча нам голову?

— А никакой, — вступил в разговор Борис. — Сорвалось бы с Советником, так и сорвалось… Главное, чтобы процесс всех радовал, а то, что результат огорчает, он же не виноват, верно?.. Он же старался… А его личный результат — это знакомство с нами. Крайне интересное для чеченского ГБ, где он тоже крутит хвостом. Мол, вербую ответственных офицеров российской спецслужбы, непосредственно занимающихся этническими криминальными группировками. И вот вам доказательства: вылетает важная птица во Владикавказ, остановится там-то и там-то, завтра пойдет на встречу с агентом к такой-то закусочной… Опять конкретика, опять ему верят. На сей раз — на другой стороне. А какой-нибудь его дружок действительно отслеживает перемещения московского гостя и докладывает ему детали перемещений. А он эти детали — тебе, Александр Викторович… В общем, по принципу: главное — завоевать доверие. Хоть какое, хоть условное, а там — что-нибудь выплывет… Предложение работы, к примеру. Или здесь, или — в Грозном.

— Тут есть еще один элемент, — подал голос один из аналитиков. — Признаки паранойи.

— Болезнь большинства «инициативников», — согласился контрразведчик. — То бишь, тех, кто маркирован, как «авантюрист». И если о процессе, как таковом, то им он действительно важен в первую очередь. Возвышает он их, рождает иллюзию востребованности и значимости. Но в данном случае существуют и чисто практические соображения: он наверняка ищет каких-либо полномочных покровителей. Офицеры РУБОП — надежная страховка для проживающего в Москве кавказца.

— А почему на Лубянку он не пошел? — задумчиво вопросил Пакуро.

— Да тут может быть много объяснений, — отозвался контрразведчик. — Традиционный страх, если хотите… Затем — он в курсе, как в разведке и контрразведке поступают с лукавой агентурой; а тут, вроде, тоже спецслужба, однако куда с большей привязкой к закону… Где-то в этом районе мыслишки у него крутились. А потом, насколько понимаю, он вращается в околокриминальной среде, и, случись чего, оправдается самостоятельностью разработок по прямым интересам управления…

— Точно, — сказал Борис. — Недаром он нам осетина с пистолетами подарил. Для затравочки. И опять-таки — конкретика. Причем — реализованная.

— Вывод, — подытожил Пакуро. — Проводим нелицеприятную беседу. Прямого вопроса «Чего же ты хочешь?» задавать не будем. Но к ответу на него бестию подведем…

Присутствующие синхронно наклонили головы, единодушно соглашаясь с таким заключением.

Вызванный в РУБОП Муса выглядел угнетенно-задумчивым. Вздохнув, сел напротив Пакуро, сказал:

— Извините меня с этой поездкой, кто знал, что за братом «хвост» пустят… Вот же — шакалы коварные!

— Ничего, бывает, — отмахнулся майор. — Большие дела никогда гладко под горку не катятся. Наоборот — только в гору, через рытвины и ухабы.

— И все-таки мне неудобно…

— Я понимаю — хотел, как лучше…

— Слушай, Муса, ты у нас, вроде, теперь уже свой парень, — подал голос Борис. — Но вот ведь заковыка какая: учреждение наше секретное, кто попадя сюда не ходит и к делам не допускается, согласен?

— Безусловно! — Взгляд Мусы лучился искренностью и полнейшим согласием со словами офицера.

— А коли так, — продолжил Борис, — необходимо исполнить некоторые формальности. Если, конечно, у тебя есть намерения с нами и впредь общаться… Формальности такие: придется тебе уже не в общих чертах, а подробно поведать нам свою биографию. Начнем с даты рождения, папы, мамы и дедушки с бабушкой… — Он достал из стола диктофон. — Не возражаешь? — Кивнул на компактный аппаратик, присоединяя его к сети.

— Пожалуйста. Биографию по минутам излагать?

— По знаменательным событиям. И желательно — правдиво. На худой конец — как было на самом деле. Итак. Дата и место рождения.

На вопросы Муса отвечал спокойно и с достоинством, без единой заминки.

— Значит, грянула бездарная война, — подобрался Борис к главной теме. — Твои действия?

— Я же говорил… Сидел дома.

— В окно, что ли, смотрел, сложив руки? Медитировал?

— Вы подозреваете, что я воевал на той стороне? — усмехнулся Муса. — К этому клоните?

— Нет, — сказал Пакуро. — Уверены, что не воевал. Более чем.

— Я занимался хозяйством, читал книжки, что еще?.. — Голос Мусы был напряженно-терпелив. — Спал, в конце концов…

— А в селении вашем какая-нибудь администрация существовала? Координирующая сила, так сказать? — спросил Пакуро.

— Да какая там еще сила…

— Извини, — недоверчиво покачал головой Борис. — В селах у вас коменданты были с помощниками, все, как надо… Ориентировали население в определенное политическое русло…

— Ну, был какой-то комендант… — покривился Муса. — Бродил с ружьем, следил за порядком. Придурок.

— Такого, значит, ты о себе мнения? — холодно констатировал Борис.

Взгляд Мусы метнулся по сторонам.

— Почему о себе?

— Потому что комендантом был ты! Ну, рассказать тебе, как вел ты на расстрел любителя баранины, а в итоге сам пулю схлопотал? Действительно, как придурок…

— Хорошо. — Тон Мусы стал отчужденно сух. — Был комендантом. Схлопотал пулю. Обязан вам это рассказывать? До трусов тут раздеваться? По-моему, у каждого человека бывает в жизни то, что принадлежит исключительно ему. И у вас промахов и всякого дерьма — тоже, хоть отбавляй! И ни с кем этим дерьмом делиться вы не намерены.

— А как насчет контактов с госбезопасностью республики Ичкерия? — бесстрастно молвил Пакуро. — Эти контакты из той же интимно-дерьмовой категории?

— Устраивался туда водителем, — спокойно ответил Муса. — Но зарплата — чушь, будущего — никакого… А потом — не понимаю… Это российское учреждение, я же не в ЦРУ на службу поступал…

— Твой брат, который должен был со мной встретиться, погиб в начале войны, — резко переменил тему Пакуро. — Он что, восстал из мертвых?

— Вы видели его могилу? — парировал Муса. — Цветы принесли?

— Грамотный ответ, — кивнул майор. — Ладно, вернемся к несостоявшемуся трудоустройству в тайное ведомство. Отказался от должности водителя, и… куда?

— Обратно в село.

— Книжки читать?

— Не только. Заниматься хозяйством и спать.

— Отоспался. Дальше?

— А дальше поехал в Москву.

— Через Пакистан?

Муса поджал губы, медля с ответом. Затем, осторожно разминая подбородок пальцами, произнес:

— Туда меня направило руководство страны… То есть, — поспешно поправился, — республики. Входящей в Российскую федерацию! Я — военнообязанный, выполнял приказ Родины… Все?

— И чему обучали в Пакистане? — спросил Борис. — Как на территории этой самой Родины диверсии совершать?

Муса угрюмо молчал.

— Ну так что насчет Советника? Блеф? — презрительно спросил Пакуро.

— У нас пошел плохой разговор, — откликнулся чеченец. — Продолжать его не собираюсь. Если это — допрос, оформляйте его надлежащим образом.

— Слушай, дорогой друг, — дружелюбно улыбнулся Пакуро. — Давай-ка мы сейчас отбросим все в сторону. Все твои грешки, авантюристические метания… Что было — то было. Мы понимаем: изложенные факты говорят не в твою пользу, утаил ты их по понятной причине, ибо нашему прошлому общению они бы если и не помешали, то здорово бы его омрачили, так? Именно поэтому ты и не стал вдаваться в подробности… В общем, забыли! Проехали! Оказались на новой диспозиции. Слушаем в этой радостной связи твои предложения.

— Предложения должны исходить от вас, — пожал плечами Муса. — Я — кто?

— Вот именно. Пока — никто. Сомнительный тип. Но ты же не будешь отрицать, что кем-то себя хочешь видеть? Но только не говори о том, что хочешь видеть себя исключительно студентом юрфака. Это так, приложение.

— Нет, это — основа, — сказал Муса. — Но если речь идет о сотрудничестве…

— О нем, родимом, о нем…

— Ну… Готов выполнить любое ваше задание.

— То есть, войти в состав агентуры.

— А почему бы и нет? Не мне вам объяснять, на чем держится оперативная работа. А я к ней способен. И, кстати, только у нас, в России, секретный сотрудник считается чем-то вроде порочной гниды. А в Штатах, слышал, это лицо, к которому проявлено особое доверие государства. И практически каждый обыватель так считает.

— Позицию понял, возвращаемся к истории с Советником…

— Я этой историей не управляю, — процедил Муса. — Что могу, то и делаю.

— Значит, настаиваешь на том, что брат жив и не смог встретиться с нами в силу объективных причин?

— Именно.

Пакуро и Гуменюк обменялись задумчивыми взорами.

— Понимаешь, Муса, что сегодня это обстоятельство будет самым определенным образом выяснено? — сказал Пакуро. — У тебя куча родственников в Чечне, а у нас, не скрою, не меньшая куча уважаемых тобой секретных сотрудников, живущих бок о бок с ними… Дальше продолжать?

— У моего брата — нелады с законом, — сказал Муса. — И его гибель — это легенда. Вы будете проверять легенду? В Чечне? Что же… попробуйте. — Взглянул на часы. — У меня, извините, деловое свидание. Должен идти. Если, конечно, не возражаете…

— На свободу с чистой совестью? — иронично прищурился Пакуро.

— Естественно…

— Ну, если человек выходит из этого кабинета самостоятельно, значит, совесть у него, по идее, действительно должна быть чиста, — резюмировал Борис. — Я провожу, Александр Викторович…

Оставшись в одиночестве, Пакуро дернул щекой в усмешливом и усталом негодовании.

Вот, проходимец… И ведь, что печально, не первый, и не последний… Тоже — своеобразные плоды демократии. Хотя такие издержки все равно куда более приемлемы, нежели незабвенные прошлые…

И всплыл перед глазами майора документик военного СМЕРШ, с которым ему по долгу службы как-то довелось ознакомиться:

Разсмотрели — разстреляли. Это лучше?

Припомнилась и крайность иного рода: лет десять назад, когда Пакуро еще работал в МУРе, в отдел пришло агентурное сообщение о готовящемся ограблении церкви — один из жуликов решил украсть ценную икону. День и час ограбления, а также личность мерзавца, загодя были установлены.

О готовящемся преступлении волей-неволей пришлось поставить в известность батюшку.

Выслушав сыщиков, священник сказал:

— А не лучше ли, сыночки, чем ловушки налаживать, поговорить с ним, да убедить раба Божьего, корыстью ослепленного, искушения избежать? А уж коли ему самому так эта икона нужна… Тогда — что ж? Пусть берет. Вдруг, он молится на нее станет, и вдруг, через святой лик Господь его вразумит? Нет, не надо в Божьем храме засад, не надо… Остерегите его…

Или так — лучше?

Вернулся Борис.

— Слушай, вот ты — человек верующий, — обратился к нему Пакуро. — Как думаешь, этот наш провокатор способен свою страсть ко всякого рода подлянкам отринуть? Или ему без щекотки нервов и комбинаций — никак?..

— Ну, это ему — равно, как в монастырь… — неопределенно ответил Боря.

— У мусульман монастырей нет. Почему, кстати?

— И у евреев нет, — сказал Борис. — Почему? Да потому, что, согласно обеим религиям, отречься от радостей жизни, значит, отречься от даров Всевышнего. Религии же эти, как мне один компетентный богослов объяснял, развивались из Ветхого завета, где сказано: плодитесь и размножайтесь. А в монастырях для такой директивы обстановка не способствует…

В полночь, едва Пакуро успел задремать, раздался надсадный гудок домофона. Чертыхаясь, он вылез из-под одеяла, подошел к укрепленному в коридоре переговорному устройству.

— Кто?!

— Александр Викторович? — донесся вежливый бесцветный голос. — Мы из ФСБ. Необходимо с вами поговорить.

Пакуро ошалело посмотрел на настенные часы.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

— И вы думаете, я так к вам и побегу, захлебываясь от восторга? В чем дело?

— Одевайтесь, выходите, мы вам все объясним.

— Вот что, умники, — отозвался майор раздраженно. — По служебным делам я беседую в своем служебном кабинете. Завтра после развода — жду.

— Но…

— Все, конец связи!

Набрав номер мобильного телефона Бориса, Пакуро сообщил ему о странном визите якобы контрразведчиков, наказав:

— С утра езжай ко мне, ключ от подъезда у тебя есть, проверишь лестничную площадку и местность около дома, потом, если не произойдут приключения, вместе катим на работу…

— Понял.

Ни в подъезде, ни возле дома подозрительных личностей не обнаружилось, и, усевшись в «Ауди» Бориса, офицеры благополучно добрались до штаб-квартиры РУБОП.

Шагая после развода к кабинету, Пакуро узрел двух озабоченных молодых людей в плохо пошитых костюмах, топчущихся у запертой двери.

— Ко мне? — спросил сухо, уже подозревая в этих безликих типажах своих вчерашних ночных визитеров.

— К вам, к вам…

— Это вы вчера?..

— Мы, мы…

— А в чем дело? И почему надо было ночью…

— Очень срочное дело, Александр Викторович! — неприязненно и развязно отозвался один из представителей нынешнего ЧК, предъявляя удостоверение.

— Ну, заходите… — Пакуро растворил дверь.

— У нас поговорим, — буркнул второй чекист, не обнаруживая ни малейшего желания ступить за порог.

— У вас, так у вас, — Пакуро вновь запер дверь.

Черная «Волга» остановилась в переулке у приземистого здания следственного управления ФСБ.

В сопровождении своих немногословных конвоиров майор поднялся по лестнице на второй этаж, вошел в кабинет, где за широким письменным столом сидел желчный человек в черном костюме, неприветливо буркнувший, указав на стул:

— Устраивайтесь…

Безликие опера, вежливо человеку кивнув, вышли из кабинета.

Устраиваясь на продавленном сиденье казенного стула, майор покосился в сторону голубеющего экрана компьютера, установленного на углу стола, узрев на нем свои установочные данные и — заготовленный список вопросов…

Отчетливо различить удалось лишь фразу: «Первый секретарь посольства…»

— Иннокентий Иванович, — представился человек за столом, привычно не протягивая руки.

— Ну, мое имя вам известно, — сказал Пакуро равнодушно.

— Положено представиться, вы же в курсе…

Пакуро представился.

Дальнейший разговор отличался какой-то дичайшей несообразностью. Майору инкриминировалась тайная встреча с первым секретарем посольства Саудовской Аравии, получение от него гонорара в размере восемнадцати тысяч долларов за организацию недавнего взрыва синагоги, а также оплаченная пятью тысячами долларов ликвидация одного из воров в законе, организовавшего данный подрыв.

— Да что за чушь! — потрясал руками Пакуро. — Бред параноика!

— Я вас попрошу…

— Я вас тоже попрошу, — настойчиво произнес майор. — Свяжитесь с вашим антитеррористическим департаментом. Пусть сюда придет… — Назвал фамилию генерала, неоднократно общавшегося с ним по связанным с РУБОП вопросам. — И вместе поговорим.

Явившийся в кабинет генерал заставил следователя авторитетом своей персоны несколько изменить колючую манеру общения с подозреваемым в теракте офицером МВД.

— Информация поступила от представителя МОССАД, из израильского посольства, — объяснил следователь ответственному лицу. — Детали совпадают. Имя первого секретаря посольства Саудовской Аравии, затем… э-э…

— А от кого поступили сведения в МОССАД? — перебил генерал.

— Неустановленное лицо.

— Кем неустановленное?

— Естественно — нами. МОССАД же нам не выдаст источник… Но вот конкретика…

И тут в голове Пакуро полыхнуло: конкретика! Знакомый термин! Неужели — месть раздосадованного своим позорным разоблачением Мусы? Хотя — даже не месть… Вдруг, побоялся, что его разоблачат окончательно относительно вранья о брате, и не только разоблачат, но примут какие-либо неформальные меры? Вот и нанесен упреждающий удар — мол, в суматохе после такого доноса майору Пакуро определенно будет не до него…

— Кажется, я знаю, с какой помойки ветер дует, — сказал Пакуро. И — изложил свою версию.

Генерал поднялся со стула. Махнул рукой. Обратившись к следователю, произнес:

— Кончай эту волынку… Еще не хватало под дудку всякого сброда плясать. Все, я пошел.

— Ну, — оставшись наедине со следователем, произнес Пакуро. — И неужели вы думаете, что я — офицер РУБОП за какие-то восемнадцать тысяч долларов пойду взрывать храм Божий? И… Сколько я там за убийство вора в законе заплатил? Всего пять тысяч? Не кажется ли вам, что сумма явно занижена?

— Ну, вы расценки лучше меня знаете… — неопределенно отозвался оппонент, откидываясь на спинку стула.

— Ладно. Могу быть свободен?

— Идите…

У двери Пакуро задержался, кивнув на маленький приставной столик, на котором лежал окрашенный салатовой краской цилиндр, опутанный какими-то разношерстными проводами. Спросил механически:

— Чего это?

— В смысле? — Следователь смотрел на него стылым свинцовым взором.

— Да вот… Похоже на взрывное устройство…

— Вам виднее… — последовал ответ.

— Тьфу! — только и произнес Пакуро, захлопывая за собой дверь.

Вернувшись на Шаболовку, незамедлительно позвонил в ОВД округа, где находилась гостиница, в которой проживал многомудрый Муса.

Связавшись с приятелем, одним из самых толковых оперов, дал данные на чеченца, попросив:

— Посмотри за ним внимательно, хорошо? Наверняка какой-нибудь криминал выстрелит…

— Сильно тебя достал? — поинтересовался приятель.

— Если честно, хотя это личное, — огорчил до невозможности!

— Приглядим…

Акимов

Как размышлял Акимов, пора разгрома банды уже наступила: выяснились имена и адреса многих ее участников, задокументировались эпизоды более чем двадцати вымогательств, всплыли прошлые преступления, связанные с грабежами автотранспорта, отчетливо выступили из рыночно-коммерческой кутерьмы каналы реализации товара через людей Аслана на московских рынках… Но каждый день «сотрудничества» приносил все новую и новую информацию: через Аслана шли деньги на выкуп похищенных в Чечне военнослужащих, и на днях в неспокойных кавказских горах готовилась операция по вызволению из плена нескольких солдат.

Однако намеки относительно личности Советника и перспектив выхода на его местонахождение, были категорически Асланом проигнорированы — дескать, не мой уровень, и карабкаться на него — попросту наивно… Забудь!

С другой стороны, позитивным с точки зрения Акимова открытием явилось признание Аслана, что существует целое звено курьеров с Кавказа, и доставляют курьеры в Москву не только оружие и информацию, но и фальшивые американские доллары.

Две купюры с изображением незабвенного Бенджамина Франклина, переданные капитану в качестве коммерческих образцов, заставили сокрушенно покачать головами видавших виды экспертов: липовые американские денежки были изготовлены на совесть, со многими степенями защиты, и поверхностную проверку проходили под громкое «Ура!», которое, подредактировав, можно было справедливо видоизменить в «Караул!»

Валюта, изготовленная промышленным способом в одной из арабских стран, где, как уверяли масс-медиа, царят террор и реакция, в изрядных количествах переправлялась отчего-то именно что в кавказский регион. Аслан в свою очередь пояснил, что арабов, у которых жен и денег куры не клюют, лично не знает, но через доверенных лиц уполномочен обменять полтора миллиона фальшивой валюты номер один на сорок процентов ее номинальной стоимости. То ли умышленно врал, легендируя источник, то ли попросту заблуждался, ибо предложенные им образцы, как установили эксперты, принадлежали к фальшивкам, печатающимся в Дагестане и именуемым «алиевками» — сообразно фамилии некоего Алиева, инициатора подпольного производства липовой валюты.

Как сообщил Акимову Пакуро, тесно связанный с дагестанскими коллегами, за главным фальшивомонетчиком ныне велась активная охота. Что же касается «арабских» долларов, то их качество, по словам тех же экспертов, было на порядок хуже кавказских подделок.

Так или иначе, однако предложение Аслана о покупке изрядной партии самопальной валюты, меняло многие планы РУБОП, касающиеся разгрома его банды. И, в частности, вносило серьезные коррективы в операцию по задержанию преступников при планирующемся ограблении офиса, тем более, что в целях укрепления личного авторитета Аслан не желал оставаться в стороне и также выразил намерение участвовать в деле.

Акимов, понимая всю дальнейшую юридическую значимость уже неизбежного налета, не уставал вдалбливать в бандитские головы трогательную истину: никакой крови! Кровь — значит, расследование. Расследование — значит, вероятный прокол. И если кавказские друзья в любой момент могут кануть в недоступных далях своих хребтов и долин, то ему и его людям суждено оставаться в Москве, и потому рискует он куда как больше… Так что — без фанатизма, пожалуйста, как любил приговаривать рассудительный Пакуро…

И вот наступил этот день, главный, в общем-то, день, когда на постамент доказательной базы должен был взгромоздиться эпизод абсолютно конкретного и тяжкого преступления, в котором была задействована вся бандитская элита кавказской группировки.

Обычный пасмурный денек московской зимы: бледное солнце в мглистом небе, нехотя срывающиеся из его глубины редкие снежинки, почернелые сугробы, подмерзший снег, хрустящий под подошвами, как битое стекло… И — обычный жилой дом, облицованный белой и голубой плиткой, чьи подъезды выходят на дворик с катающейся с горки детворой… Вокруг — также обычные люди: домохозяйки, неспешно бредущие с продуктовыми сумками, случайные прохожие… Но среди них — наблюдатели бандитов, тщательно изучающие и припаркованные во дворе машины, и появляющихся на тротуаре персонажей, и подъезды соседнего дома…

Напрасно! Не вычислить наблюдателям ни притаившихся в замаскированных укрытиях спецназовцев, ни оперативников, ни машин РУБОП…

Камеры, поставленные в офисе и на улице, бесстрастно фиксировали события: трое молодых невзрачных людей, идущих по улице к подъезду, где располагается офис, подъезжающий к ним «Форд», женщина, сидящая рядом с водителем и безмятежно смотрящая в окно…

«Форд» притормаживает, опускается стекло, и коротким движением дама вручает одному из троих мирных пешеходов увесистый пластиковый пакет.

И сразу же сообщение на оперативной волне:

— Передали оружие. Так… Вошли в подъезд. Ждем!

«Форд» неторопливо развернулся на пятачке, обставленном гаражными «ракушками» и замер, попыхивая белесым дымком.

Тем временем установленные в офисе камеры фиксировали стремительно развивающиеся события: мгновенное разоружение охраны, крючки наручников, защелкнувшихся на запястьях незадачливых стражей и, соответственно — на водопроводных трубах, после — заход бандитов в главное помещение офиса, раскрывшиеся дверцы шкафчика, за которыми блеснул хромированным пятачком замка вожделенный сейф…

Бандиты «работали» не торопясь, без малейшего намека на какую-либо суету и нервозность, не обмениваясь ни единым словом.

Один из подручных Аслана легко, словно ребенка, взял сейф в руки и спокойно понес его к выходу.

Уже потом, просматривая видеозапись, Акимов невольно присвистнул: двое здоровенных спецназовцев при имитации сцены ограбления едва подняли тяжеленный ящик, а этот абрек нес его, словно пустую картонную коробку, пружинисто поднимаясь по лестнице.

Ограбление, гипотетически сулившее куш в полмиллиона долларов, неожиданно довершил Ахмед: словно спохватившись, вернулся к висевшему на вешалке пальто и обшарил карманы… И вспомнилось невольно Акимову обручальное кольцо, сорванное с пальца бедолаги-водителя…

«Ну-у, крыса…»

Через минуту троица появилась на тротуаре у подъезда.

«Форд», совершив короткий рывок, подкатил к ней.

Считанные секунды, и вот уже сейф исчезает в чреве просторного багажника, дама на переднем сиденье принимает пакет с оружием, и машина неторопливо скользит к выезду из дворика, оставляя позади себя трех невзрачных молодых людей, которые, поправляя воротники и шарфы, спокойненько бредут прочь…

Впрочем, спокойствие оставляет троицу, когда буквально под ногами у нее хлопает, застилая глаза плотным серым дымом взрыв-пакет и сухо щелкают пусть холостые, но весьма грозные автоматные очереди, заставляя бандитов, пригибаясь, слепо бежать в расплывающееся перед глазами пространство…

И тут же, будто материализовавшиеся из воздуха, возникают в мирном и тихом до сей поры дворике, спецназовцы в серых плотных куртках, звучат отрывистые команды и рев автомобильных двигателей…

Впрочем, бандитский «Форд», лошадиных сил в котором было больше, чем во всей Московской области, несмотря на спланированные засады, весьма лихо обогнул их, и, проявляя чудеса в искусстве скоростного маневрирования, водитель сумел-таки выскочить на магистраль — предусмотрительно, впрочем, застрахованную машинами РУБОП.

Искусство седока за рулем «Форда» было оценено должным образом, и потому, дабы не тешить мирного обывателя перипетиями феерической гонки по московским улицам, было принято пусть грубое, но эффективное решение в задержании мощной и верткой машины…

Тяжелый, сваренный из толстых труб и мертво укрепленный на раме бампер милицейского джипа, выкатившегося из переулка, в глухом поперечном таране смял крыло «Форда», отбросив его к тротуару; покореженное железо заклинило колесо, и, прежде чем водитель успел потянуться к ключам, пытаясь завести заглохший движок, матовыми брызгами полетело под автоматными прикладами разбитое остекление, и в следующие мгновение спецназовцы умело вытянули вон из салона рискового каскадера…

А вместе с ним — и даму, на бедре которой в кобуре обнаружился еще один пистолет…

После изымались из пакета помеченные изотопом «Стечкины», и видеокамера регистрировала изъятые стволы, выкладываемые на капот и — мерный голос офицера, комментирующий:

— Три пистолета… Обоймы… Теперь — открываем багажник… Так… Видите — сейф…

Когда схлынула нервная лихорадка, когда перестали противно и непослушно дрожать пальцы и утихомирился хаос горячечных мыслей, Акимов понял, что еще ничего не кончилось….

Да, операция задалась. Причем окончилась она именно так, как и планировалась: вполне естественно, без какой-либо натяжки.

С места совершения преступления скрылись трое преступников: он сам, то бишь, глава славянской группировки, Аслан и — один из бандитов, непосредственно участвовавших в ограблении.

Однако с данной минуты ему предстояло точно сыграть перед Асланом роль неудачливого подельника.

Легко сказать — сыграть! Любая фальшь, малейший интонационный или мимический провал, будут тут же уловлены настороженным и взвинченным от неудачи гангстером, и последующие за тем выводы чреваты отнюдь не задушевными упреками в адрес вероломного провокатора…

Сидя в конспиративном логове Аслана, капитан мрачно выслушивал возбужденно ходившего по комнате кавказца:

— Откуда спецназ взялся, а? Ждали нас, что ли?

— Там окружной отдел РУБОП рядом, может, сигнализацию туда коммерсы протянули, хрен знает… — с усталым раздражением говорил Акимов. — А если б нас ждали… — зло усмехнулся, — хрен бы мы тут с тобой сидели, дебаты разводили… Кто бы нам дал уйти? Давай думать, как ребята себя поведут, кто колоться будет, а кто…

— Мои — не колются, — оборвал его Аслан высокомерно.

— А женщина эта?.. Ну, которая пушки подвозила…

— Ольга? — отмахнулся Аслан. — Быстрее я поплыву, чем она… Хоть и на половину наших кровей, держаться будет, как кремень…

Тут он не ошибся. Показания дали все участники преступления, и лишь Ольга держалась с ледяной неприступностью, не давая никаких признаний. И даже когда сами бандиты убеждали ее: мол, ладно, ты тут сбоку-припеку, мы все рассказали… любительница ношения пистолета под юбкой чистосердечными признаниями порадовать следователя не захотела.

Следователь, не раз бывавший в горячих точках, глубокомысленно заметил Акимову:

— Встречал я таких, так сказать, дам… И знаю эту категорию.

— Что же за категория?

— Из них снайперы первоклассные получаются…

Курортники из десятого отдела

Через два дня Андрей и Армен вновь очутились на вокзале, встречая двух лейтенантов РУБОП, выступающих в качестве прибывших по приказу шефа «братков».

После короткого совещания гости решили поселиться в просторном «люксе» своего непосредственного во всех смыслах руководителя.

Войдя с Арменом в номер, ребята демонстративно сунули под подушки позаимствованные из служебного арсенала «ТТ», и, перехватив обострившийся взгляд кавказца, Андрей кратко и дружелюбно заметил ему:

— Мы тебе верим, друг, но сам знаешь — судьба чревата подлянками… Особенно — когда ты находишься в тесной компании с дензнаками. — И в подтверждение своих слов открыл привезенный из столицы кейс, предоставив на обозрение принимающей стороне ровные, затянутые в полиэтилен пачки крупнокалиберных российских купюр. — За всю партию, — пояснил внушительным тоном.

Армен, не ведающий, что ему демонстрируется «кукла», уважительно наклонил голову.

— Ну, сегодня гуляем? — полувопросительно, однако с ноткой торжественности, вопросил Андрей.

— Естественно! — озарился Армен радостной улыбкой.

После ресторанной кутерьмы, верхнего слоя денег, доставаемых из раздербаненной «куклы», тостов, гремящей музыки, которая порой предварялась фразой: «А теперь для пацанов из Москвы прозвучит…»; словом, после удалого бандитского праздника наступили опять-таки бандитские будни, посвященные разного рода переговорам о стратегии и тактике предстоящей контрабанды.

Отлучившись в туалет, а после вернувшись обратно к столу, Андрей, каким-то мистическим чувством осознав мысли сослуживцев, понял, что во время его отсутствия местные «партнеры» усердно пробивали «простаков-боевиков» относительно персоны их босса, да и вообще насчет истории знакомства с ним, дружественности сегодняшних взаимоотношений и продуктивности бизнеса.

Пробивали, как выяснилось впоследствии, довольно тонко и изощренно искусно. Но только бы знали они, как говорится, с кем связываться…

Преступник сталкивается с опером или со следователем раз в энное количество лет. Иная сторона этого противостояния сталкивается с преступником каждый день. Существует количественная и, соответственно, качественная разница в тренировках, касающихся такого общения, а потому результат откровенной, глаза в глаза, схватки, практически всегда предрешен.

Впрочем, никогда и никому не следует обольщаться, ибо схватка изобилует приемами разнообразными и порою — неведомыми.

Технологию перемещения оружия из Абхазии Андрею надлежало выяснить, не вызывая своей любознательностью настороженности у шайки, в которую входил Армен. Шайки, как он полагал, многочисленной, обладающей определенными навыками конспирации, и на праздные контакты с новыми знакомыми идущей крайне неохотно. Зато — планомерно и ежеминутно отслеживающей все контакты и передвижения трех залетных «братков».

— Значит, так, — втолковывал Андрей Армену и паре его легализованных для общения с ним соратничков, бродя по приморскому бульварчику и беспечно щуря глаза от полуденного настырного солнца. — Бабки мы привезли, теперь дело за вами. Когда будут стволы?

— У нас тут некоторые сложности, — виновато говорил Армен. — Надо вытерпеть день-два, на границе не все слава Аллаху!

— Че-его?! — погнал возмущенный рык из горла Андрей, гневно холодея сверлящими собеседника глазами. — Мы чего, в натуре, на курорт сюда пригребли? Да мы бы лучше на Канарах задницы погрели! Как вообще с вашей категорией дело иметь, а?!.

— Все будет в лучшем виде!

— Это все язык, а дел-то — ноль!

— Ну хотя бы сутки… — лепетал Армен.

— Чего, вообще нет товара? В принципе?..

— Будет! А пока… два гранатомета остались…

— Почем?

— Отдам, как подарок… По двести баксов. И сегодня же налажу их в Москву.

— Кому?

— Наш человек гонца встретит, отвечаю. Как прибудете отсюда, все получите…

И из кейса, уже несколько облегченного процессами ресторанных гулянок, из стремительно тающего слоя оперативных купюр, был тут же выплачен задаток.

Окончательный расчет договорились произвести уже в столице, с хозяином перевалочной базы, кому передадут координаты московских партнеров.

Андрей между тем искусно разыгрывал некую психопатическую блатную нервозность, итогом которой стало следующее его заявление Армену:

— Я, конечно, не то, чтобы на измене, друг, но возможности ваши хочу увидеть собственными глазами… Вернее, вот… — Его тяжелая рука опустилась на плечо одного из лейтенантов. — Вот он… Пусть идет на ту сторону, во всем убедится сам.

— В чем именно? — насторожился Армен.

— В том, что товара в натуре навалом, и что мы зря напрягаемся, — сказал Андрей. — И что канал переправы верный, осечек не будет. Мы вслепую не хотим рисковать. Ни бабками, ни временем. А то раскатаем губы, а у вас на той стороне — пшик с фасоном… Или, — усмехнулся, — его боитесь? Так он безоружный и один, а вас там, судя по базару, — дивизия, и все с пушками…

— Я посоветуюсь, — осторожно сказал Армен.

— В бывшей стране Советов живем, отчего ж… — покладисто согласился «авторитет». — Привычка — как мазут, хрен и пемзой ототрешь…

Доводы Андрея показались кавказцам не просто убедительными, но и взаимовыгодными: им виделся явный резон в демонстрации перед партнерами неистощимости своего арсенала и безупречного взаимодействия местных криминальных звеньев. Заодно московским гостям представлялась возможность осознать и тот факт, что любая их недобросовестность в поступках и в расчетах найдет соответствующее силовое воздаяние.

Опасения, что кто-либо из парламентеров московской группировки способен навести дядь с погонами на базы абхазских боевиков, были попросту смешны: для того, чтобы справиться со здешними бандами, требовалось задействовать регулярную армию.

В качестве ответственного экскурсанта бандиты, посовещавшись, определили Андрея — как-никак, а начальник, пускай во всем убедится не со слов шестерок, а самолично.

Границу минули без сложностей: на российской и сопредельной сторонах коррумпированные солдатики всего лишь за пару стаканов анаши сноровисто организовали «окна» для беспрепятственного прохода, Андрей перешел вброд зеленую горную речку, и вскоре шагал затерянной в скалах тропой в глубь уже иностранной, ха-ха, территории.

Он брел, изрезая подметки выданных ему тяжелых десантных башмаков о ломкий выщербленный грунт, видя перед собой «калашников» на широком плече своего провожатого, пятна пота, выступившие на жабьем камуфляже его куртки, и вспоминал другую Абхазию, в которой неоднократно бывал…

Другую. Где было детство, море, папа с мамой, каждое лето приезжавшие вместе с ним отдыхать в дом своих друзей; вспоминал выдававшуюся в прозрачное море песчаную косу, над которой взлетали и садились самолеты с беспечными курортниками; ватагу местных босоногих и смуглых мальчишек, с кем ловил бычков и крабов; вспоминал иную, сгинувшую в безвозвратность жизнь…

Давно уже не летают над этой косой самолеты, пляж стал пустынной прибрежной зоной, а те милые сорванцы превратились, вероятно, в таких же, как его провожатые, бородатых и загорелых громил, прошедших через кровь и войну, ставшую их естеством и профессией.

Развал Союза откинул прежние благодатные территории в нищее средневековье.

На этих территориях никогда и ничего не производили. Поскольку и не умели ничего производить. В силу особенностей национального характера и вообще менталитета. Издревле остающихся неизменными. Здесь не было истоков искусств и наук, в этих вторичных слоях человеческой цивилизации. И выкинь сюда хотя бы все деньги и технологии мира, и поставь перед здешним народонаселением задачу: сделать тот же «Калашников» или «Мерседес», ничего, кроме кривой телеги или убогого ружьишка, в итоге бы не вышло. Аграрно-курортная зона. С загнанными тоталитарной системой амбициями, что вылились в итоге в непрекращающуюся бойню. И в местный бизнес: торговлю оружием, наркотиками и людьми. Тот бизнес, щупальца которого, простирающиеся уже до Москвы, теперь было необходимо жестоко и без оглядок отсекать.

И смешны были Андрею захлебывающиеся вопли либералов-демократов о дискриминации хлынувших в Россию кавказцев. Уж он-то знал, что представляет собой их большая часть — невежественная, паразитирующая, производящая лишь деньги из денег, с агрессивно-криминальным сознанием, не имеющая практически никаких моральных обязательств перед страной, в которую они проникли, и чья культура была им абсолютно чужда и безразлична…

Американцы и европейцы, уяснившие эту исторически-кочевную суть, быстренько поставили прочнейшие визовые заслоны для хлынувшей в их страны кавказской лавины, а Россия — извечное государство-буфер, приняло удар на себя — безропотно и бездарно. И уповать оставалось лишь на будущее. На будущее эффективных полицейских и иммиграционных мероприятий, не способных быть подорванными коррупцией и взяточестничеством. Утопия?

Провожатые шагнули в прохладный полумрак сложенного из сцементированных булыжников домика. Домика, представляющего один из оружейных складов.

Груды автоматов, ящики с патронами, мины, гранаты, винтовки…

Наследство бывшей советской армии, а вернее, тех деятелей в погонах, кто посодействовал тому, чтобы арсенал перекочевал в руки местных бандитствующих заправил. Настоящая армия свое оружие не бросает.

— Ну что, брат? — открывая брезент, под которым хранились «Мухи», поинтересовался заведующий складом. — Будешь брать шайтан-трубу? Или если хочешь — десять «Утесов» есть, пять ДШК…

— Я Кремль покуда штурмовать не собираюсь…

Простодушный гогот.

— А хочешь бронетранспортер? Колес, правда, нет, но ты от ГАЗ-66 поставишь, хорошо подходят…

— А как же его через речку?..

— Ты денег дай, а «через речку» — наши трудности, брат…

Он пробыл в гостях у боевиков двое суток. И убедился: оружия тут в самом деле хватит на армию, организация переправки налажена, причем за каждый этап контрабанды отвечает конкретное лицо. Кто-то — за открытие «окна» на одной стороне, кто-то — на другой, российской, откуда затем стволы поступают в затерянные в горах тайники. А из тайников огнестрельный товар партиями перевозится в курортный безмятежный город. Далее в силу вступает схема разнообразных транзитов.

И вновь раздвинулись пограничные посты, и вновь, слава Богу, он сумел второй раз ступить в зеленую быструю воду той же самой реки, покрытой предутренним вязким туманом, а вечером уже сидел в номере с сослуживцами и с Арменом, восхищенно живописуя компании неограниченные возможности оружейного промысла.

— Пятьдесят стволов уже в городе, — говорил Армен. — Гоните бабки.

— Нам надо двести пятьдесят…

— У меня с памятью хорошо… Как у слона. Хоть триста, но сначала — бабки за то, что уже переправлено!

— Во-первых, давай посмотрим стволы, — урезонил разгорячившегося партнера Андрей. — Не кота в мешке покупаем, надо проверить каждую пушку…

— Чего проверять, новяк, все в масле…

— Армен, ты пойми: у нас — свой капризный заказчик, и нам «обраток» не надо…

— Ладно, кто будет проверять?..

— Да все и будем!

— Ладно…

Насколько возможно Андрей оттягивал момент оплаты. Момент, впрочем, категорически иллюзорный хотя бы потому, что все выданные в РУБОП деньги кончились. Нынешняя задача была проста: дождаться, когда в город переправят всю партию стволов, чтобы отследить места их хранения и всех лиц, входящих в местную группировку.

Московский курьер был уже арестован, но никто не знал, должен ли он выйти с Арменом на связь, что привносило в создавшуюся ситуацию дополнительную нервозность.

Стволы прибывали и прибывали, и страсти явно и грозно накалялись. Москвичи твердо настаивали на той минуте полного расчета, когда увидят своими глазами последний из заказанных стволов, а бандиты столь же упорно требовали пятидесятипроцентного погашения сделки в счет уже доставленного товара. Бесконечно «забивались стрелки», одну из которых, вопреки, видимо, первоначально выработанной системе конспирации, посетил шеф Армена — кряжистый, с землистой физиономией местный авторитет по кличке Антифриз.

Кличка отражала способность угрюмого хрипатого бандюги остужать самые горячие страсти среди подчиненных и конкурентов с помощью огнестрельного инструмента, который он, не раздумывая, пускал в ход при каждом удобном случае.

От бесконечных бандитских наездов и претензий приходилось буквально ежечасно выкручиваться.

Слащавость в интонациях горных орлов сменил угрожающий клекот, и утихомиривали их ярость исключительно веские аргументы авторитета-Андрея:

— Никуда от вас бабки не уплывут! Мы здесь, и нам не до пляжа, бухалова и телок! Сами на больном нерве! Заказчик — в законе, усекаете? Если хотя бы один ствол с браком, или недокомлект в партии, мы — попадаем! А за что? За нетерпеливость вашу?

Недовольно урча, бандиты смирялись с такой точкой зрения — кстати, вполне логичной.

Явки и базы были уже выявлены оперативными группами. Последнюю партию стволов ожидали через сутки, но поздним вечером, выйдя на балкон по сигналу связника-начальника, офицеры получили внезапную информацию: оружие уже в городе, и с минуту на минуту покупателей должны посетить бандиты… С целью окончательного расчета.

Однако — не только местные. По каналам ФСБ сообщили, что с гор через границу перешла группа вооруженных боевиков, остро желающих потолковать с московской братвой, усердно вращающей пустопорожнее «динамо».

Андрей не успел прийти к какому-либо решению, как вдруг тонюсенько и тревожно пропищал сигнал рации и, выслушав очередное сообщение, Виталий Николаевич посуровел лицом и сподобился на пару выражений, далеких от изящной словесности: две машины с боевиками только что подъехали к гостинице…

Спешно перебросив в соседний номер все свои вещи, офицеры прикрыли балконную дверь и задернули ее шторой. Выключили свет.

Сидя в темноте, проверили оружие: два «ТТ» и один «ПСМ» — генеральская пукалка.

Противостоять десятку вооруженных «калашниками» головорезов силами имеющегося огнестрельного хулиганского арсенала было сродни попытке сбить булыжником с рельсов несущуюся на всех парах электричку. Оставалось надеяться на подстраховывающую их «Альфу», однако воспользоваться ее услугами они не спешили: во-первых, случись стычка, они так или иначе обречены, а в перестрелке двух вооруженных групп наверняка погибло бы невесть сколько неповинного народа…

И они стали ждать. Отчетливо сознавая единственную перспективу оконцовочки своего земного бытия: продажи его в обмене горячим свинцом как только можно дороже… Такая вот простенькая коммерция. Всем им — притаившимся в тишине и темени гостиничного номера — понятная, и пустому обсуждению не подлежащая.

И тут категорически непьющий Андрей внезапно произнес:

— Ребята, кстати… У нас там, вроде, было виски…

— Э, трезвенник, чего с тобой?

— Ладно, давай бутылку… Разбавлю адреналин…

В коридоре послышался уверенный топот приближающихся шагов.

В дверь покинутого «люкса» требовательно и зло постучали. Снова и снова. Затем донеслась отрывистая ругань. И вслед за ней — грохот выломанной вместе с коробкой двери.

Андрей поднес холодный «ТТ» ко лбу, остужая выступившую горячую испарину и попутно вспоминая, как закаляется сталь. Кто-то, как помнилось ему, ратовал за закалку металла в масле, кто-то — в проточной воде, а вот что, интересно, насчет пота?..

Скрип балконной двери.

Снова ругань, переворачиваемая мебель…

И вдруг гортанно, по-русски:

— За балкон ушли! У-у-у, шакалы!

И — после бесконечности тех трех минут, которые боевики протоптались в опустевшем номере, снова — писк рации:

— Уехали…

Дождавшись глубокой ночи, они черным ходом вышли из гостиницы, продрались через колючие кущи опоясывающего тыльную сторону здания кустарника, и, вжимаясь в стены спящих домов, добрались до обозначенного места, где их ожидала машина.

Всю ночь ехали в соседнюю область, и лишь когда местная милиция проводила их в рейсовый самолетик, с трудом осознали, что все позади. И что в очередной раз остались живы.

А в городе уже шли аресты бандитов, изымались стволы, и насупленный Армен под охраной бойцов «Альфы» сидел у печи своего «домика беженца», угрюмо взирая на вытащенную из подвала кучу автоматов и снаряженных патронами рожков.

«Дипломатическая», а вернее, разведывательная миссия Андрея завершилась.

Главной ли была она в этой операции? Кто знает… Особенно, если учесть ту адову, без сна и роздыха, и не менее рискованную работу в городе незаметных оперативных групп, вычисляющих тайники и бандитские звенья, держащих тигра за хвост…

Беспечно и отдохновенно Андрей отоспался только тогда, когда прибыл домой, провалившись, как в черную пропасть, в долгое, без сновидений, забытье.

Очнулся поздним утром от телефонного звонка.

Звонил шеф.

— Ну, оклемался? А у меня сюрприз: помнишь те два гранотометика, уехавшие неизвестно с кем и неизвестно к кому? Так вот. Адресат оказался человеком щепетильным и исполнительным. Нас ждут для окончательного расчета. Так что — давай в темпе, покуда жаждущий денежек человек не связался из чистого, скажем, любопытства, с известным нам городом… Куда, увы, тебе еще долго не стоит приезжать для отдыха…

Итак, новая нить.

Или она оборвется, знаменуя финал командировки на курорт, или, как не без оснований Андрей подозревал, потянется и потянется, скользко и длинно извиваясь, а затем из этой нити вылезет другая, — поначалу тонюсенькая, призрачная, что начнет твердеть, все утолщаясь и утолщаясь…

Душ, кофе, пистолет в кобуру, удостоверение, здравствуй, машинка-труженица, — поехали!

Пакуро

Ознакомившись с шифровкой, пришедшей из министерства, Пакуро и Борис в немом недоумении воззрились друг на друга.

— Ты веришь?

— Нет… А ты?

— Тоже…

— А чего делать? Исполнить проверочные мероприятия предписано нам.

— Значит, будем исполнять, куда деваться?

Пакуро вновь внимательно прочитал шифровку, из которой следовало, что пресловутый Советник перевезен из Чечни в Подмосковье, в одно из больших селений, где содержится в подвале деревенского дома. Точный адрес в шифровке отсутствовал, однако описание и расположение дома было дано в подробностях.

— Слушай, — в раздумье проговорил Борис. — А ведь кто его знает… Они же, эти похитители, такими, сволочи, ухищрениями последнее время блещут… Выкуп, например… Хрен о какой подвальной нише заикнутся! Вот вам счет в Гонконге, переведите деньги туда. А заложника отдадим, когда получим наличные в Швеции, к примеру, после соответствующего перевода… Так и тут: в Чечне агентура с ног сбивается, а объект в часе езды до Кремля сидит… Умный, вообще-то, ход!

— А риск переправы? — возразил Пакуро.

— А что риск? Если людей на их же машинах из Москвы в горы вывозят, то почему бы… — Борис осекся. — Слушай, давай позвони в министерство, надо потолковать с источником…

Пакуро поднял телефонную трубку, набрал номер. После краткого разговора положил трубку на место, хмуро сказал:

— Источник генеральский, личный, никакого доступа… Действуйте, мол, и докладывайте результат.

— Каблуками щелкать? — спросил Борис.

— Обойдутся.

— Тогда иду договариваться с СОБРом. Вдруг там целая боевая когорта с гранатами и пулеметами свое сокровище охраняет?

— Какие у нас еще сегодня дела? — массируя ноющий затылок, невпопад поинтересовался Пакуро.

— Разное… В том числе — дождаться новостей из Дагестана. По поводу этих самых долларов. Вчера даму-курьера свинтили в Питере. И, знаешь, как ловко вышло? Она в туалет пошла, а когда платье и прочее бельишко поправляла, у нее из пояса, в котором деньги, пачка выпала. Прямо на пол. А она и не заметила. А следом в кабинку другая дама зашла. И встречаются же, доложу я тебе, порядочные люди! Узрела деньги, и чинно-благородно помчалась к милиционеру с десятью тысячами зеленых! Вот, мол, потеряли. Наши оперы, глядя, как она через зал бежит с этой пачкой в вытянутой руке, одурели просто… Ну, вопрос: где нашли? В сортире. А кто туда до вас наведывался? Она зал оглядела и тычет пальчиком — вон, она, растяпа! Дальше — дело техники. Что еще? — Потер лоб. — На Алиева, главаря печатников, вроде, вышли. Эта женщина с удостоверением ФСБ — подлинным, кстати, их прикрывала. На транзитных, как понимаю, перемещениях товара.

— Откуда у нее удостоверение?

— По блату в местном управлении выписали… Темная история, проясняют.

— В Гознаке насчет бумаги договорился? — спросил Пакуро, имея в виду получение образцов специального материала в РУБОП для сравнительного исследования.

— Во, кстати, — удрученно сказал Борис. — У них там целая процедура с двадцатью подписями и тремя печатями, чтобы листочек такой получить. Строжайший, говорят, учет. А у наших клиентов этой бумаженции — центнеры. И ведь, подозреваю, они ее не производят, источник аналогичный…

— Ладно, иди в СОБР, — отмахнулся Пакуро. — Я вздремну минут на пятнадцать, башка разваливается. Погулял накануне у приятельницы жены на дне рождения. А сегодня мой организм крупно обиделся на меня за то, что я с ним сделал вчера.

— Вздремни, — согласился Борис. — Тем более, чувствую, вечерок нам предстоит веселый. Дверь я запру.

В указанное в шифровке селение двинулись тремя машинами: головной была «Ауди» Бориса, следом ехала «Волга» с прокурорскими работниками, а замыкал процессию автобус со спецназом.

Двигались медленно: к вечеру ударил морозец, и узкую трассу подернул коварный ледяной панцирь.

Как назло, в «Ауди» вышла из строя отопительная система, и через час у Пакуро, одетого в пальто на тонкой подкладке, зуб на зуб не попадал.

— Как ты можешь так ездить! — корил он невозмутимого Бориса, облаченного в основательную дубленку. — Вообще… чего за телега? Рухлядь!

— Нормальная машина, тропический вариант, — отзывался Борис, тыльной стороной ладони отирая испарину с лобового стекла. — Вы дышите повоздержаннее, Александр Викторович, а то из-за вашего выхлопа дороги не видать…

— Лучше бы я с прокурорами…

— С ними скучно.

В поселок приехали с наступлением темноты. Дом нашли сразу же — третий слева от дороги, фасад выкрашен зеленой краской, забор деревянный, глухой, на окнах — белые резные наличники.

Приплясывая от мороза в тонких ботиночках на заснеженной дороге, Пакуро выслушивал наставления командира спецназа:

— Я расставляю снайперов, ребята лезут через ограду, а мы с вами идем к дому. Калитка, кстати, не заперта…

— Да? Тогда зачем же преграды одолевать?

— А если из окна засекут, что ватага в камуфляже во двор врывается? Мало ли какие действия последуют? Того же заложника пристрелят в сердцах…

— Верно.

— Вот так. Ну, а мы с вами подходим к двери, стучимся… Вроде того, что машина заглохла, и у кого тут аккумулятор можно попросить? Идет?

— Идет-то идет, лишь бы прошло… — Зубы Пакуро выбивали неуемную азбуку-морзе.

— Ишь, подморозило вас, — сочувственно крякнул шеф доблестных бойцов. — Эй, Васильев, давай сюда бронежилет! Вот… Оденьте, все будет теплее… Да и вообще кто знает… А там, по ходу пьесы согреетесь, обещаю.

Когда прозвучали необходимые приказы бойцам, Пакуро в компании боевого командира двинулся к калитке, и в самом деле оказавшейся отворенной.

Перед ними простирался обширный, устланный свежим снежком двор. Сонно взбрехнула собачка из конуры, стоявшей под навесом сарая.

— Теперь — самое главное, — полушепотом наставлял командир сыщика. — При первом же выстреле ложитесь на землю. Без рассуждений. Упал и — все. Понятно?

— Я-я-с-сно…

— Простудитесь, чувствую…

Утопая по щиколотку в пороше, подошли к крыльцу. Поднявшись на него, постучали в дверь.

— Кто там? — донесся из сеней деловитый мужской голос. Кавказский акцент в произнесенной фразе отсутствовал.

Шеф спецназа поведал легенду о скоропостижно скончавшемся аккумуляторе.

Дверь раскрылась.

В залитых светом сенях с чисто вымытым полом, увиделся лысоватый, полный мужичонка в валенках, байковой рубашке и меховой безрукавке.

Мужичонка, видимо, только что отужинавший, ковырялся в зубах пластиковой зубочисткой. Веяло от него сытостью, довольством и основательностью.

— Тэк-с, — шагнув на крыльцо, — молвил он. — Накрылась, значит, батарея… Вообще-то у меня есть, но машина в гараже, придется снимать… Э-э! — испуганно воззрился он на фигуру в пятнистом комбинезоне и в черной маске, появившуюся на гребне крыши сарая. — Ты чего тут забыл, парень?! Он же мне шифер проломит! — поведал скороговоркой, озабоченно обернувшись к Пакуро.

И тут неподалеку грянул тугой автоматный выстрел, грозным эхом потревожив морозную ночную тишину.

Пакуро замер. Лихорадочно метнулись мысли: «Падать? Куда? Сопливым носом в валенки хозяина на пятачке тесного крыльца? Или сигануть вниз? Вот — задача! Упадешь — дураком сочтут, не упадешь — пристрелят…»

У хозяина, замершего с открытым ртом, из которого нелепо торчала зубочистка, окаменело лицо и опустились руки.

В следующую секунду, будто стряхнув с себя оторопь и, механически перекрестившись, мужичонка проворной юлой юркнул в дом.

А спустя считанные секунды, в комнату, где до сей поры мирно ужинало семейство, состоящее из жены хозяина и трех детишек, ворвались громилы в черных масках с автоматами, заставив мирное население дружно и затравленно завыть от ужаса.

Зажурчали, образуя на полу характерные лужицы, потоки из детских и взрослых штанишек.

Как выяснилось позднее, причина автоматного выстрела заключалась в том, что один из бойцов при преодолении забора зацепился спуском «Калашникова» за верхний заостренный угол доски.

— Извините, — учтиво наклонил голову Пакуро, уясняя, что о похищенном Советнике эти люди если и знают, то — благодаря исключительно информационным теле и радиосообщениям. — Батарея сдохла, движок остыл, ребята замерзли, пришли погреться…

— Так… это… в гараж-то пойдем? — тупо уставившись на покачивающийся зад хозяйки, склоненной с половой тряпкой на образовавшимися лужами, произнес хозяин.

— За батареей? Да нашли уже… — ответил Пакуро.

— А-а-а…

Утром, вновь связавшись с МВД и, доложив, что по указанному адресу никаких преступников и заложников не обнаружено, майор с озлоблением брякнул трубку на вспискнувший рычажок.

Однако через час из МВД перезвонили вновь, уточняя, в каком именно доме производились проверочные мероприятия.

Пакуро, сморкаясь и покашливая, подробно и терпеливо объяснил.

Однако, спустя некоторое время, его вновь потревожил звонок из главного правоохранительного ведомства.

— Дом стоит на другой стороне дороги, — недовольно попеняли ему. — Что же вы… так невнимательно, а? А во дворе — голубые «Жигули».

Пояснив о совершенной оплошности Борису, Пакуро вновь отправил его в СОБР, а сам позвонил в прокуратуру, предложив ответственному лицу повторную поездку за город.

— Да ну вас к бесу! — получил он раздраженный ответ. — Приезжайте, берите санкцию и — удач! Нам вчерашнего цирка хватит!

Возражать собеседнику майор не стал.

При повторной рекогносцировке местности в селении действительно отыскался дом-близнец с аналогичным забором, беленькими наличниками на окнах и — стоящей во дворе старенькой голубенькой машинкой.

Решение командира спецназа, вдохновленного полным соответствием установочных деталей, отличала безоговорочная воинская прямота:

— Берем хату внезапно и — в лоб!

Получив данную директиву, спецназовцы, удрученные прошлой неудачей, выворотив одним ударом входную дверь, сноровисто ворвались в жилище.

Следом за ними в дом шагнули Гуменюк и Пакуро.

От увиденной картины в глазах сыщиков качнулись и поплыли в разные стороны пол, потолок и — стены, сложенные из гладенько отесанных, проложенных сухим стародавним мхом бревен.

По комнате металась, истошно и жалобно блея, испуганная коза, до сей поры обретавшаяся в клети, установленной в сенях. Дверь клети валялась на полу, являя собой результат то ли активных действий спецназа, то ли заполошного испуга животного.

На кровати, застеленной цветастым лоскутным одеялом, причитала одетая в ночную рубашку бабка с обернутой вокруг головы толстой шерстяной шалью.

— Что деется-то, что деется! — твердила бабка навзрыд, как заклинание. — Ой, умираю, ой, запужали, соколики!

— Одна живешь, бабушка? — участливо спросил Борис.

— Ой, что деется-то, что деется!

— Спроси ее, правительственных советников здесь не мелькало? — угрюмо посоветовал Пакуро Борису.

— В подвале — картофель, — деловито доложил командир спецназа сыщикам. — Больше — никого.

— Ой, что деется-то, что деется!

Пакуро взглянул на сорванную с петель дверь. Полез в бумажник. Достал последнюю сотню, оставшуюся до зарплаты. Кашлянув стесненно, произнес:

— Вот, бабушка, дверь починишь…

— Кто ж мне ее за эту твою бумажку чинить-то будет! — плаксиво возразила старая женщина, обретая некоторую ясность мышления, продиктованную, вероятно, естественной крестьянской меркантильностью. — Ой, что дее…

— А сколько надо? — буркнул Борис.

— Хотя бы пятьсот, соколики… Кто вы будете-то?..

— Это… Уголовный розыск Московской области… — нашелся командир спецназа. — Сейчас скинемся, бабуля, ошибочка у нас вышла…

— Вам ведь к соседу надо! — плачущим голосом проговорила хозяйка, поднимаясь с кровати. — К Ваське!..

— А что он?.. — насторожился Борис.

— Я ж на него заявление писала!..

— Какое еще заявление?

— Половину поленницы у меня спер, пьяница!

— А-а… — протянул Пакуро. — А чья машина-то у тебя во дворе, бабушка?

— Петьки-кузнеца. У него двор малый, не протиснешься…

Отдав старушке деньги за починку двери, и, кое-как приладив отодранный запор козлиной клети, покатили, теряясь в догадках и матерясь, обратно в Москву.

Уже укладываясь спать, Пакуро был потревожен поздней телефонной трелью.

Звонил один из знакомых офицеров министерства, кого он по-приятельски просил разведать о надежности и компетентности неведомого генеральского источника.

— Да там никакой не источник, — пояснил небрежно приятель. — Там ситуация другая. Ему, в общем, экстрасенс какой-то гадает, генералу…

— Чего?! — округлились глаза у Пакуро.

— Ну, я не знаю, какая у вас там проблема, но концепция была следующей: колдун этот всякие места, что ли, определяет… Ну, а тебе и спустили команду: проверьте… Вдруг, чего и в самом деле…

— Ну, подумаешь, пускай ребята проверят… Все же возможно… — поддакнул Пакуро.

— Ну да…

— Действительно все возможно, стал же он генералом… — заключил майор.

Акимов

Провалившаяся операция хотя и внесла значительное смятение в группировку Аслана, однако в итоге воспринята была, как жизненная неприятная данность — дескать, что же, попали… Бывает.

Из криминальной машины выпало несколько шестерен, но остальные продолжали неутомимо крутиться, замена соратников особенной сложности не составляла, хотя сидельцы являли собой для Аслана немалую ценность, поскольку их поведение перед следователем прямо зависело от эффективности хлопот за них теми, кто остался на воле. То есть, непосредственно от Аслана. А потому хлопотами этими в отношении собратьев-бандитов вожак не манкировал, включив в дело все имеющиеся у него связи. Как неожиданно выяснилось — довольно значительные.

В РУБОП полетели грозные бумаги, где задержание грабителей квалифицировалось некоторыми весьма известными политиками, как акция, направленная против дружбы кавказских и русского народов, зазвучали в телефонных трубках милицейского начальства депутатские и чиновные голоса, требующие и выражающие… И даже пожилой известный актер, имеющий помимо общественных регалий еще и административную должность, долго убеждал руководство капитана Акимова, что один из бандитов — и не бандит вовсе, а его замечательный и талантливый ученик, случайно блуждавший по улице в умозрительных поисках образа и попавший ненароком под чугунную пяту спецназа…

Правда, ознакомившись с той самой пресловутой доказательной базой, заслуженный и народный артист не смог скрыть своего замешательства и, кто знает, подумал, что, видимо, ученик его и в самом деле талант, коли сумел на протяжение нескольких лет создать в его глазах безупречный типаж этакого юноши-эстета, поклонника муз и вообще высших духовных сфер…

Словом, шел обычный и агрессивный напор на следствие, имена защитников также представляли для РУБОП некоторый интерес, хотя природа связи некоторых чиновников и депутатов с банальными бандюгами была привычно-проста: бандюги закрывали законопослушным и законотворческим дядям некоторые пикантные проблемы, возникающие в их непростом бытии, а дяди ныне отрабатывали оказанные им услуги, ничуть, кстати, при этом не рискуя: ну, мало ли кто обратился к ним с жалобой и почему бы не послать, скажем, в МВД официальный и вполне корректный запрос, преследующий однозначно гуманистические цели и благу юстиции всемерно отвечающий?..

Только вот заковыка — доказательная, опять-таки, база… Со всеми техническими подробностями. База, чье строительство капитан Акимов, впрочем, еще до конца не завершил.

Он сидел в машине патрульно-постовой службы, слушая сообщения «наружки», ведущей старенький «БМВ», встретивший в аэропорту прибывшего из Махачкалы курьера с фальшивой валютой.

Курьера не арестовали сразу же по приезде лишь потому, что было необходимо установить личность встречающих его лиц.

Встречающим лицом оказался один из бандитов Аслана, и адрес, по которому курьер будет поселен, никакого секрета для Акимова уже не представлял.

По полученным от Пакуро сведениям, операция по ликвидации источника подделок в Дагестане, подходила к уверенному финалу, а потому особенно мудрить с явившимся с далекого Кавказа порученцем смысла не виделось.

— Они минут через десять будут рядом с вами, — донеслось из рации.

Акимов покосился на сидящего рядом с ним дорожного полицейского.

— Слышал?

Понятливо кивнув, тот вышел из машины, встал, облокотившись на низкую крышу и закурил, высматривая в потоке машин скромную, неприметную иномарочку.

И вот широкий, как на строевом плацу, шаг инспектора навстречу движущимся капотам и фарам, требовательный взмах полосатой палки, указующей на обочину… А вот и машина «наружки», крадучись, подъехавшая к милицейским «Жигулям» и остановившаяся позади них…

Из БМВ вышел водитель, предъявил документы, после поднял крышку багажника, демонстрируя его содержимое…

Пора!

Акимов вылез из теплого, прокуренного салона в морозную слякотную морось. Открыл переднюю правую дверь остановленного БМВ, увидел одетую в невзрачную шубейку, нахохлившуюся женщину со смуглым лицом и настороженно бегающими черными глазами.

— Выходи, моя сладкая… Приехали.

Боковым зрением он заметил, как четверо сотрудников, покинувшие машину «наружки», оцепили патрульного и растерянного, небритого водилу в потертой, блекло-бежевой кожаной куртке. Донеслось:

— Это ваш чемоданчик?

— Не, что ты, гражданин нашальник!.. Я женщина у аэропорт брал, в город спешить, ее чемодан…

— Понятых везут? — не отводя взгляда от уткнувшей лицо в ладони курьерши, спросил Акимов стоявшего поодаль офицера.

— Да, вон идет машина…

— Вот и славно.

В чемоданчике оказалось полмиллиона «алиевок».

Радость Акимова омрачал тот факт, что каждую купюру, представлявшую собой вещественное доказательство, надо было прокатать на ксероксе и подшить к делу. Значит, сегодня ему и лейтенанту Васину, закатав рукава, до полуночи предстоит вкалывать в качестве типографских рабочих. И еще, как назло, ксерокс забарахлил, придется договариваться со знакомыми полиграфистами — может, одолжат свой промышленный агрегат? И как он Васину об этом забыл напомнить, вот же досада…

Впрочем, всегда бы ему такие трудности…

А вот трудности Аслана и представить себе сложно.

Да, ему, Акимову, будет трудно поздравить чеченца с очередным провалом… Тем более, тот даже и не подозревает, каким именно образом РУБОП вычислил его ответственного курьера.

Хотя — пора всякого рода легенд прошла… И можно, как надеялся Акимов, подруливая к площадке служебных машин, наконец-таки передохнуть от роли самого, в общем-то, натурального разведчика, работающего в стане врага. Долгим ли будет такой отдых, вот в чем вопрос? И с какого дня он начнется?

Посетив начальство, капитан услышал долгожданный приказ:

— Завтра начинаем большую рубку. В шпионов играть хватит. Отоспись. Денек предстоит горячий.

И — наступил день…

День, когда минута в минуту, по тридцати двум! — адресам Москвы и области, в жилища бандитов вошли спецназовцы, оперуполномоченные и следователи, поставив завершающую точку в существовании мощной банды.

В чем был Акимов уверен абсолютно твердо — так это в аргументах следствия — обескураживающе ясных и твердых. Лишенных какой-либо воздушно-эфемерной основы.

Заехав после кутерьмы арестов и обысков на Шаболовку и, зайдя в кабинет Пакуро, он застал в нем приехавшего из Дагестана опера, курировавшего дело фальшивомонетчиков.

Молодой, не лишенный юмора парень — майор Мирзаев, поведал ему:

— На сам цех мы долго не могли выйти, вот в чем беда! И где бы ты думал этот цех находился? В дальнем горном кишлаке! Чабаны вокруг, овцы, и рядом — модуль, замаскированный под загон скота и — набитый аппаратурой. Условия производства — европейские. Лоск и чистота. Душевая, туалетная комната… Мощная вентиляция, краска-то, оказывается, ядовитая донельзя. Ну, компьютеры, соответственно, сушильное оборудование… Питание систем — от мощного автономного дизеля. Теперь о технологии. Сначала бумагу замачивали в магнитном растворе с кремовым красящим наполнителем, после разъединяли фактуру, и продергивали в нее специальной спицей контрольную ленту. Наносили шелковые волоски с помощью распылителя, и — в сушилку. А потом начиналась печать… В общем, интересное производство. И еще прием у них был грамотный: как только партию отштампуют и спустят с гор, — сразу же — стоп, машина! Возобновление процесса — исключительно после реализации товара.

— Но брали-то вы их во время процесса? — требовательно поинтересовался Акимов, пекущийся в первую очередь о доказательной базе.

— А как же!.. Суета там была, как в осином гнезде, куда дихлофосом брызнули. Кто-то доллары в унитазе принялся топить, их потом из канализации целый клубок выудили… На сто тысяч.

— А Алиев?

— Раскололся! — широко улыбнулся опер. — У него расписание текущего дня на стенке было пришпилено, собственноручно начертанное: в десять ноль-ноль — завтрак, с десяти тридцати до трех ноль-ноль — дорисовать доллары…

Беседы на высшем уровне

— Слушай! Прорезался Дагестанец. Сам вышел на связь. Разговор был конкретный: в качестве гарантий насчет Советника кладет на плаху собственную голову. Утверждает, что с бородатыми в камуфляже договорился, единственное — деньги…

— Ха! Так это и есть его главная проблема…

— Бородатые требуют пять. Безоговорочно. Два он наскребет. Три — за нами.

— Значит, торг исключен?

— Ты говоришь таким тоном, будто у нас с тобой разные позиции… Я, извини, не коммерсант, старающийся выехать в расходах за счет партнера…

— Ладно, не горячись. Надо, думаю, соглашаться.

— А им такой бизнес, как думаешь, не понравится ненароком?

— Думаю, понравится.

— И кто, интересно, следующий?

— Границу надо укреплять на гонорар за следующего, вот что! Пусть называется административная, но охраняется — как государственная! Причем — как государственная с враждебным соседом!

— Верно.

Обоюдный вздох.

Пакуро

Когда Пакуро собирался пообедать в служебный уютный буфет, раздался телефонный звонок от опера, присматривающего за зловредным Мусой.

— Ну, взяли мы твоего голубка, — сообщил опер. — На улице, с гранатой.

— Коршуна, — уточнил Пакуро. — И на кой черт ему граната?

— Для самообороны, естественно, — безмятежно ответил опер.

— Вот так, да?

— Вот так.

— Спасибо и — поздравляю.

— Так ведь бьется голубь-коршун у нас, как в силках, — поведал опер. — Говорит, что ты его куратор и шеф. И сейчас приедешь сюда и всех нас посадишь… Чего, скажи на милость, ему отвечать?

— Та-ак… — Пакуро почесал макушку. — Скажи ему: куратор и шеф уволен из органов за подрыв синагоги.

— Какой еще синагоги? — донеслось с ноткой некоторого удивления.

— Он поймет!

И майор, снисходительно усмехаясь, отправился в пункт качественного общественно-ведомственного питания.

В залитом светом просторном коридоре первого этажа столкнулся с начальником десятого отдела Виталием Николаевичем:

— Ну, привет! Как абхазская ниточка?

— Распутали, — небрежно проронил тот.

— Продуктивно?

— Да как тебе сказать… Враг в нокдауне.

— Чего так слабенько врезали?

— Врезали как надо! Но если бы мы еще и границу охраняли… На обед?

— Ага.

— Правильная мысль.

За одним из столиков узрел родную троицу: Бориса, Акимова и командированного в Москву Мирзаева.

— Ты какими судьбами у нас? — спросил он Акимова.

— Пролетая над дружественной территорией… — обтекаемо ответил тот.

— А все же?

— Ну, ты дотошный! У нас столовка в округе уже закрылась, дай, думаю, забегу в штаб-квартиру…

— У нас лучше кормят?

— Пока я служу в округе, я патриот нашей кухни.

— В любом случае — приятного аппетита! Очень рады.

— Во-от. Правильно… А то — как в анекдоте: Девушка, вы выходите? Да, выхожу. А впереди вас выходят? Да, выходят. А вы их спрашивали? Да, спрашивала. И что они вам сказали?

— Новости слышали? — промолвил Борис. — Все, прилетел Советничек в Москву. Как предполагали, так все и решилось. В сферах небожителей.

— Мне уже сегодня звонили, — кивнул Мирзаев. — В ауле, где его держали, несколько быков зарезали, пируют… И пачки баксов по саклям разносят.

— Мусу свинтили, — доложил Пакуро Борису. — С гранатой приняли на тротуаре…Только что звонили из ОВД.

— Выкрутится! — коротко отмахнулся тот.

— Думаешь?

— Конечно. У меня тут был один клиент. В машину РГД приспособил вместо противоугонного средства. Ну, угонщик и подорвался. А клиенту дали условно… Знаешь, что на суде он в последнем слове сказал? Я, говорит, гражданин судья, сильно пьющий человек. И как только выпью, меня сразу же тянет в дорогу… Поэтому установил на педали гранату. Лучше уж подорвусь сам, чем, сев пьяным за руль, задавлю невинную жертву! И наш провокатор чего-нибудь в этом духе придумает. У него же основная профессия — сочинитель историй… Кстати, обратился Борис к Акимову. — Курьеров с валютой всех задержали?

— Вчера — последнего… — не без гордости ответил тот. — Мы ему агента выставили, он является на квартиру со своей охраной, сидят, кофе-водку пьют, мы их, естественно, слушаем, и тут агент спрашивает: «А не боишься? С такой суммой фальшака по городу шляться?» А он: «Чего бояться? У меня удостоверение консультанта министерства юстиции!» Агент: «Ну, вдруг, сейчас менты, положим, вломятся?» Курьер губу выпятил, взором орлиным заискрился, и заявляет: «Насмэрт стоят буду!» Ну, тут СОБР влетает, пять секунд, все лежат… Потом курьера выводим, а командир СОБРа ему по загривку так — ласково, ладошкой: «Чего же на смерть-то не стоял, а?»

Хохот.

— А у нас тут вот какая штука при задержании приключилась… — начал Мирзаев. — Уже ночь, едем в самый поганый район…

Пакуро, невольно улыбаясь, смотрел на своих товарищей. Сейчас ему казалось, что пока они вместе, жизнь наполнена смыслом.

Так ли это, или же нет, все равно. Наша жизнь — это то, что мы о ней думаем. А хрупкий миг счастливой сопричастности кому-то — как редкое озарение в темени вечного одиночества каждого.

1999 г.

Послесловие

Мне повезло. В девяностые годы уже прошлого века я, советник начальника Центрального РУБОП, каждодневно был с теми, кто выполнял неподъемную задачу: расчистить общество от засилья организованного криминала, набравшего всесокрушающую силу. Парадокс: в стране, абсолютно дезориентированной, утратившей все былые социальные и идеологические ценности, где каждый выживал в одиночку и главной заветной целью являлось обретение доллара, нашлись люди, способные беззаветно вступить в схватку с разнузданной, разжиревшей на крови сволочью, подминавшей под себя все и вся, и отчетливо устремленной во власть. И эта схватка была выиграна. Были распылены и уничтожены сотни группировок и банд.

Меня вполне могут упрекнуть в том, что я пытаюсь идеализировать милицию. Но это будет неверным упреком. Задача состояла в ином: среди многочисленных плевел — то бишь, ядовитых побегов, обнаружить живые зерна, и показать, что таковые, несмотря ни на что, существуют.

Россия — не Швейцария, где каждый из тех, кто желает служить в полиции, проходит проверку на моральные и физические качества едва ли не под микроскопом. И численность населения иная, и благосостояние общества печальное, и с рядовыми кадрами дефицит. А в затхлости забюрократизированного начальственно-правоохранительного пласта, подпитываемого сегодня деньгами за «крыши» и «отмазы», великолепно и праздно живется тем, кто рассматривает милицию, как большой коммерческий проект.

По окончании немилосердной эры девяностых, выжившие бандиты, оставшиеся на свободе и при деньгах, благоразумно и логично ушли в бизнес. Те из них, кто обрел значительные капиталы, выкупили для себя административные и политические позиции, уже давно ставшие самым доходным бизнесом, имеющим свою рыночную и нормативную стоимости. Человеческая же суть этих типажей при всех их социальных трансформациях не поменялась ни на йоту, но технологии извлечения доходов — кардинально. Примитивный тупой рэкет исчез, он стал неугоден прежде всего стабильному коррупционному сообществу, часть которого когда-то только им и промышляла. Рэкет уголовный сменился узаконенным рэкетом предписаний, штрафов, постановлений, уложений и согласований. И нынешняя милиция без промедлений усвоила правила игры в новой социальной среде, заняв покинутые криминалом площадки. Но вот и иной парадокс: несмотря ни на что, в ней остаются те, кто думает в первую очередь не о своем кошельке, а о профессии и долге. Впрочем, бизнесменам от милиции эти рабочие лошадки выгодны: они безропотно тянут на себе весь груз той работы, которой, собственно, милиция и должна заниматься.

Так или иначе, но летом 2001 года высшим политическим решением были упразднены региональные управления по борьбе с организованной преступностью, — структуры нового типа, набравшие мощь, сноровку, и что самое главное — самостоятельность и широчайшую информационную базу. Мотивировка упразднения представляла собой набор туманных фраз. Большинство сотрудников — профессионалов высочайшего класса, были безо всяких объяснений уволены со службы.

В стране наступала новая эра.