Отмели космоса

Глава первая. Очевидные затруднения

Злость, обида и ощущение собственной тупости. Знал же, что нельзя здесь задерживаться, но поддался искушению. В итоге из десятков имевшихся вариантов я выбрал худший – остаться в пункте наблюдения.

Прямо сейчас патрульный корабль шарниров неспешно стыковался с нашей посудиной, нарушая стабильную работу системы искусственной гравитации. Так как космическим легавым никто не собирался открывать шлюз, они предпочли войти без приглашения – проплавить в стене корабля отверстие, в которое проникнет штурмовая группа. Может, я их даже увижу на мониторах наблюдения, если задержусь. А задерживаться было никак нельзя.

Интересно, как получилось, что их плазмобур проделывает путь непосредственно к нашему грузу, а не на капитанский мостик или, например, к отсеку со спасательными капсулами? На ум приходят две возможные причины такого развития событий: либо они знают, что мы везём, и боятся за сохранность, попрошу заметить, нашего груза; либо же иррациональное строение этого летающего корыта сбило лнео с толку, и они уверены в том, что в открывшемся проходе их будет ждать центр управления кораблём, а не десятки полумёртвых людишек.

М-да. За торговлю разумными формами жизни всю команду корабля отправят на рудники. А там – физический труд, агрессия надзирателей и «товарищей» по несчастью, скудная еда, множество болезней (ибо в таких местах лечат лишь то, что убивает) и так далее. Хочу ли я жить дальше такой жизнью? Нет. Лучше сдохнуть в попытке сбежать, нежели рассчитывать на милость бездушных машин, коими раса лнео, по прозвищу шарниры, и являлась.

Так что сейчас мне желательно не торчать в набитой полуработающей электроникой комнатке площадью три на четыре, а бежать в свою каюту за вещами, затем попасть к спас-капсулам, и тогда у меня целый год не будет никаких проблем, ибо когда ты спишь в анабиозе посреди космоса, этих самых проблем не может быть в принципе.

Правда, имеется пара-тройка неприятных аспектов. Первый заключается в том, что лнео, которые почти закончили прорезать борт нашего судна, не могли найти нас просто так. Либо им космически повезло, во что я не верю, либо кто-то нас слил. А если это так, то этот кто-то на нашем корабле. Возможно, сейчас он стоит прямо за этой заклинившей дверью. Кстати, это вторая проблема.

Пунктом наблюдения никто не пользовался, так как мониторы, передающие изображение с наружных камер, были продублированы на мостике, и поэтому никто не чинил барахлящий электрозамок на этой двери. И, разумеется, когда я забежал сюда, чтобы взглянуть на корабль лнео, замок, издав чавкающий звук, сдох, заперев меня.

Поэтому последние пару минут я был занят тем, что расковыривал замок с помощью одного из своих ножей. Расковыривался он плохо – винты заржавели, внутренности окислились. Пусть и с трудом я отогнул пластину корпуса настолько, чтобы появилась возможность просунуть туда свой новенький нож. Его я купил взамен утерянного во время незапланированного купания в одном озере, как мне казалось, процентов на двадцать состоящим из отработанного масла. Нажимаю на нож – не пролезает. Вгоняю его внутрь ударами рукояти другого ножа. Нажимаю – крышка отгибается. Вдохновлённый упираю нож в потроха замка и таким нехитрым рычагом полностью отгибаю пластину. Жаль, я не остановился вовремя, и последнее приложенное усилие ломает клинок. Разочарованно смотрю на обломок отвратительной порошковой стали, которая стоила как хорошая прокатка. Ладно, скорбеть по ножу буду, если выберусь, сейчас – замок.

Очень простая схема, разобрался с ней за пару минут. Кое-что вырвать, что-то соединить напрямую, что-то отковырять – и вот дверь открылась. Теперь пришло время коснуться третьей проблемы. Экипаж нашего корабля вместе с новичками, которых мы за глаза называем не иначе как «расходники», составлял четырнадцать человек. А спас-капсул десять. Кому-то сегодня придётся умереть, и рассчитываю, что это буду не я.

Лестницы на этом корабле не проходили сквозь все этажи, а были раскиданы то тут, то там, соединяя по два яруса. По одной из таких я сбежал к каютам. Тут на холодном металлическом полу лежало тело, укрепляющее во мне надежду попасть на последний рейс. Подхожу ближе. Узнаю одежду – это один из новичков. Склоняюсь над ним. Знаю, что нужно торопиться, но не могу побороть желание узнать, кто его убил. На этот вопрос даёт красноречивый ответ дырка в груди размером с дно пивной кружки. Палачом был капитан – я и раньше видел его новенький кинетический револьвер, а теперь ещё и знаю, на что он способен.

– Ах ты мразь! – слышу крик за своей спиной.

Поворачиваюсь, вижу одного из новичков, который, кажется, неправильно истолковал увиденное. Он был крупнее меня, его звали, кажется, Стултус и он сразу показался мне тупым. Сейчас я мог только радоваться, что ствола у него не было, в отличие от меня. Впрочем, свой сферошлетт я даже трогать не стал. Выхватываю нож, рассекаю руку приблизившемуся Стултусу, но он всё же наносит удар по корпусу, затем хватает мои руки, после чего получает лбом по носу. Болезненный удар, мне ли не знать. Он выпускает меня, делает шаг назад, я тут же всаживаю ему нож в район селезёнки, чувствую, как щучка на ноже рвёт мышцы и сосуды. Ответный пинок по голени, я валюсь набок, выпустив увязший в мясе нож. Стултус, увидев собственную кровь, ахнул и, пока я вставал, убежал к лестнице, по которой скатился вниз.

– Нож верни, паскуда! – безрезультатно кричу я ему вслед.

У меня нет времени гоняться за ним, с минуты на минуту тут будут шарниры. Бегом в личную каюту. Сгребаю вещи – базовый портативный компьютер, он же БПК, пищевые концентраты, первая аптечка, вторая, И-блокада, инструменты, резак, оружие. Всё кроме сферошлетта и кошелька в рюкзак – и быстрее к спас-капсулам.

Осторожно выглядываю из каюты, агрессивного придурка не видно. Наверное, уже истёк кровью. Сбегаю по другой лестнице вниз, вот дверь в отсек со спас-капсулами. Оглядевшись вокруг и убедившись, что никто меня здесь не подкарауливал, вхожу вовнутрь.

Безмерную грусть на некоторых лицах трудно передать словами – уныние, снизошедшее на стоящих около капсул новичков, нужно было видеть. На незначительный промежуток времени мне даже стало стыдно, что я появился тут, живой и здоровый, мешая своим существованием беспрепятственному побегу этих замечательных людей. Но лишь на миг.

– Здрасте! Заждались? – непринуждённо спросил я, окидывая взглядом пять человеческих фигур, за спинами которых стояло пять спас-капсул.

– И на кой ты припёрся? – с усмешкой спросила бритоголовая фигура.

Капитан Бубно́в был навеселе, что, учитывая особенности его характера, значительно напрягало. Злобное веселье свидетельствовало о намерении пустить кому-то пулю в голову. Предсказывать действия этой глубокой и многогранной личности было трудно, но, скажем так, я достаточно долго знаю обладателя этого морщинистого лица с недельной щетиной, ангельски-голубыми глазами и взглядом матёрого душегуба, чтобы делать кое-какие умозаключения.

– Уже решили, кто останется за бортом?

Четыре новичка и Бубнов. Четыре проблемы со страхом в глазах.

– Ага. Ты. – По-моему говорящего звали Акмар.

– И что нам делать? – произнёс девичий голос.

– Летите отсюда, я остаюсь, – твёрдо сказал капитан. – Капитан всегда остаётся на своём судне.

Этим словам, произнесённым с такой интонацией и с такой злобной улыбкой, не поверил бы и пятилетний. А вот эти четверо поверили. Почему? Потому что хотели верить. Умирающие от голода на неблагополучных планетах тоже верят в то, что сейчас в небе появится корабль с гуманитарной помощью, который приземлится прямо перед их домом и накормит всю семью, измученную лишениями. Вот-вот. Нужно только ещё немного подождать.

Раздался взрыв – каратели пробили грузовой отсек и уже рассредотачиваются по кораблю. Тем не менее пара минут в запасе ещё была.

– Грузитесь, чёрт вас дери! – Капитан обожал отдавать очевидные приказы. Не потому, что любил конкретику – просто считал всех окружающих идиотами.

Первой в свою спас-капсулу залезла девушка по имени Кяторока, за ней Акмар, я был третьим.

– Так, вы двое…

Уже закрывая за собой дверцу стального гроба, я услышал эти слова. Жертвы были определены. Капитан не стал подзывать кого-то одного, он задумал пустить в расход сразу двоих. Зачем? А кто его знает. Возможно, он нашёл предателей, возможно, усыплял бдительность, возможно, что это было совершено просто так. Всё равно вторая пара новичков уже ничего не могла сделать – дверцы спас-капсул закрылись и откроются теперь ой как нескоро.

Здесь, внутри, ничего не было слышно, лишь ощущалась вибрация корабля. Перехватило дыхание – пусковое устройство выплюнуло мою капсулу в космос. Какое же облегчение мне принесла эта перегрузка. Я до последнего боялся, что шарниры собьют вылетевшие из корабля объекты, даже учитывая то, что у капсул была какая-никакая система противодействия такому исходу. Итак, я жив, свободен, а впереди у меня неопределённое будущее.

С другой стороны, уверенности в будущем и не было, так что самые важные вещи остались без изменений. Меня всё так же зовут Ян Дрейфус с планеты Магнедааль, мне пока 23 года от роду, и я всё ещё контрабандист, которым являюсь уже примерно двадцать месяцев. Очень насыщенные двадцать месяцев. Наша команда за это время сменила два корабля и около десяти человек в личном составе. Впрочем, никуда не делся наш капитан и ощущение, что, покинув дом, я лишил себя шансов на нормальную жизнь.

А хотел ли я нормальной жизни? Раньше – нет. Теперь – да. Тяжело признавать, но те десятки и сотни людей, которых мы перевозили с планеты на планету, чтобы они попали на чёрные фермы стволовых клеток или в палаты по экспресс-пересадке органов, повлияли на меня. Я ещё не до конца понял, как именно, но мне определённо требовался перерыв.

Но об этом я подумаю потом. Судя по показателям датчиков, скоро начнётся процесс погружения в анабиоз, и я благополучно засну на четыре месяца. Именно столько понадобится, чтобы долететь до пункта назначения. Как глупо, нам не хватило всего одного телепортационного прыжка, чтобы прибыть на планету не в этих дурацких капсулах, на корабле с грузом.

Перед потерей сознания промелькнула мысль, что по федеральному календарю этот год почти закончился, и очнусь я уже в 297-м. Интересно, а какое на планете, куда я попаду, летоисчисление? А впрочем, плевать на их местные календарные заморочки. Неизвестно доподлинно, были ли эти пророки и мученики, от дат рождения которых так любят начинать считать года, но точно известно, что, когда я проснусь, будет уже 297 год от Великого спасения человечества.