Отрави меня вечностью

Пролог

Она всё ещё боялась ночного леса, поэтому вздохнула с облегчением, когда узкая тропинка вывела на дорогу. Лунный свет лежал на камнях и траве голубыми бликами. Крикнула позади ночная птица, и она вздрогнула от этого внезапного звука.

Далеко впереди редкие огоньки обозначили городок вокруг замка ландграфа. Девушка брезгливо стряхнула с блузки налипшую паутину и потуже закуталась в плащ.

Тёплый ветерок донёс до неё запах дыма — кто-то впереди жёг костёр.

«Наверное, пастухи. В последнее время люди боятся ночи. И стараются не засыпать под открытым небом без веской на то причины».

Заскрежетал камешек под подошвой деревянного башмака. Она сжалась и постаралась, чтобы следующий шаг получился совсем неслышным. Костёр медленно приближался, всё чаще слышался мужской смех. И вот уже девушка смогла рассмотреть справа от дороги красные отблески на стволах, небольшую полянку и двух молодых парней.

Она накинула на голову капюшон и продолжила свой путь по левой обочине — очень уж не хотелось под тёмные своды леса.

— Девушка!

«Заметили».

— Что это вы делаете на дороге в столь поздний час?

— Хозяйка послала за свежими сливками, — тоненький голос дрогнул.

— Что? — поднялся с земли симпатичный парень со светлыми волосами. — Не слышно! Пойди-ка сюда.

— Не бойся, мы не сделаем тебе дурного, — второй пастух коренастый и бритоголовый поднялся с поваленного бревна и пошёл к ней навстречу. — Давай к нам. Согреешься и отдохнёшь. А как рассветёт, продолжишь свой путь до Квилинбрука.

— Спасибо, но я лучше пойду. Хозяйка у меня строгая. Если к рассвету не принесу свежих сливок, она побьёт меня палкой и заставит неделю ходить за свиньями.

— А ты что ли белоручка? — бритоголовый схватил её за руку. Не больно, но стало понятно — не выпустит.

Он повёл худенькую девушку в сторону поляны. А она еле успевала перебирать ногами в больших башмаках не по размеру.

— Нет, ваша милость, я…

Парни захохотали.

— Слыхал? «Ваша милость», — бритый усадил девицу на поваленное бревно рядом с блондином, волосы которого напоминали солому, а сам плюхнулся на низкий пенёк, торчащий из земли рядом.

— Будешь? — светловолосый протянул открытый бурдюк, от которого несло брагой.

Девушка невольно поморщилась и отвернулась:

— Спасибо. Что-то… не хочется.

— Брезгуешь, — парень скривился. При ближайшем рассмотрении его лицо, усыпанное оспинами, оказалось не таким уж привлекательным. — А я глотну, раз уж открыл.

— И мне передай, — в ожидании пока товарищ напьётся бритоголовый смотрел на путницу исподлобья.

Наконец её сосед по бревну напился вволю и передал заветный бурдюк второму пастуху, а сам сладко потянулся, подняв обе руки кверху:

— Эхх… хорошо-о-о… — опуская руки вниз, пастух завёл одну из них за спину девушки и приобнял за тонкую талию. — И тепло… — он сильнее прижал к себе девушку.

А та дёрнулась, пытаясь вырваться. Не получилось — объятья парня напоминали скорее тиски.

— Отпустите меня, пожалуйста.

— Пусти её, Тилли.

— Да я не держу, — светловолосый ослабил хватку, и ночная гостья качнулась в сторону, освобождаясь от рук мужчины, а потом и вовсе вскочила с бревна.

Капюшон слетел с головы, обнажая чуть спутанные блондинистые волосы длинные и густые.

— Не бойся нас, — бритоголовый медленно поднялся на ноги, не спуская глаз со стройной фигурки. — Тилли напугал тебя…

Она попятилась.

— Он просто не умеет обращаться с девушками, — голос его стал тихим, а шаги крадущимися.

Девушка спиной наткнулась на дерево.

— Гы-гы, — усмехнулся Тилли. — А ты, Виг, значит, умеешь. Ну-ну, покажи.

Глаза на хорошеньком личике расширились. Не смея пошевелиться, она только и могла, что смотреть, как бритоголовый парень приближается к ней мягкой неслышной походкой.

«Должно быть, он — хороший охотник,» — почему-то подумала девушка и обхватила руками ствол молодого дуба. От этого движения грудь её выпятилась вперёд. А «охотник», который уже нависал над ней, не смог удержаться — поднял руку к завязкам плаща и потянул за шнурок.

Плащ упал на траву.

Она же отвернула голову в сторону.

И осталась стоять перед сильным мужчиной в ночной рубашке да тёмной юбке, надетой просто поверх. От прерывистого дыхания её круглые груди поднимались и опускались под грубой тканью, а соски затвердели и, наверное, стали заметными.

— Покажу… — голос Вига, и без того низкий, осел, а дыхание стало тяжёлым.

Облапив груди заплутавшей служанки, он начал поглаживать их и мять, намеренно задевая большими пальцами бусинки твёрдых сосков. Дыхание девушки сбилось.

— Должно быть ты очень сильно торопилась за сливками, раз забыла надеть корсаж и платье, — он опустил ладони на тонкую талию, нашёл завязки на юбке и начал развязывать их дрожащими от нетерпения руками.

— Смотри-ка не дрыгается, — светловолосый пастух подошёл поближе и с интересом рассматривал происходящее.

Тем временем чёрная юбка тоже упала на мягкий мох, бритоголовый прижался к блондинке всем телом и начал ощупывать зад. В бедро ей уткнулось…

«Что-то твёрдое…»

— Ох…

В ответ на короткий стон девушки Виг еле слышно усмехнулся. Он начал ловко собирать подол ночной рубашки. А одна рука перемесилась вперёд и, поглаживая девичью коленку, поползла вверх.

— Панталоны ты тоже забыла в спешке, — в голосе Вига слышалась глумливая радость. — Признавайся, не шла ты ни за какими сливками, — пальцы его достигли промежности и, чуть помедлив, погрузились в мягкие скользкие складочки.

— А-а-а… — выдохнула девушка легко и сладко, и незаметно отставила ногу чуть в сторону.

— Мокрая… готовая… — грубые пальцы пастуха умело ласкали её между ног, а вторая рука пыталась задрать сорочку повыше. — К любовнику шла, — с какой-то мстительной радостью заключил Виг. Два пальца его нырнули внутрь и задвигались с хлюпаньем в узкой горячей дырочке.

— Да-а, — выдохнула она.

— И кто он? Может, мы его знаем? Того, кому повезло иметь такую сладкую девочку?

— Конюх… — произнесла девица с закрытыми от наслаждения глазами.

— Главный конюх самого ландграфа? — присвистнул Тилли. — Он же старый.

— Нет… О-о-ох… Просто конюх. Ганс.

— Ты знаешь какого-нибудь Ганса? — спросил Тилли у бритоголового.

— Не знаю и знать не хочу, — Виг вытащил пальцы из девушки и занялся более важным делом — развязыванием собственных штанов. — Помоги лучше. Стяни с этой… сучки платье. Видишь, как развезло, еле на ногах стоит.

— Ага, — парень услужливо подхватил полы светлой ночной рубашки и медленно потянул вверх.

Девушка с затуманенным взором, как во сне поняла руки, помогая пастуху избавить своё дрожащее тело от лишней липнущей от ночной духоты льняной ткани.

— Хороша… — бритоголовый сжал упругие груди с торчащими розовыми сосками, нехотя выпустил их из рук и сделал пару шагов назад.

В лунном свете и бликах костра обнажённое тело девушки выглядело совершенным, а на милом лице желание боролось со стыдливостью. И побеждало. Рот её был приоткрыт. Руки всё так же сжимали позади ствол дерева. Ноги бесстыдно расставлены в стороны, а между ними…

— Ух… — кровь застучала в голове пастуха.

Не медля больше ни секунды, Виг окончательно освободился от своих башмаков и штанов. В два шага приблизился к жаждущей продолжения девушке и, направив свой торчащий орган рукой, резко вошёл в неё. Раз. И два. Глубоко. Мощно. Во всю длину.

— О-о! О-о!.. — прерывисто застонала блондинка и обхватила мужчину за плечи и шею, прижимаясь теснее и подстраиваясь под заданный темп.

Он лапал её тело потными ладонями, то спускал их вниз и сжимал круглый зад, то тискал груди. И при этом, казалось, усиливал мощность толчков. И ускорялся.

— А-а-а… а-а… — тонкие прядки волос прилипли к её взмокшему лбу.

Глаза она всё чаще закрывала, чтобы объёмнее чувствовать разливающееся по телу наслаждение.

И всё же она бросила один короткий взгляд на Тилли, который тоже обнажил свой член и сейчас поглаживал его руками, мечтательно закатывая глаза.

Виг кончил внезапно.

«А я?..»

Он отвалился от её разгорячённого тела, и стало зябко. Но на место товарища тут же пристроился второй пастух.

Орган его был чуть длиннее, но Уже. Движения — более резкими и неумелыми. Ей пришлось взять процесс в собственные руки. Обхватить его спину и надавливать на ягодицы, чтобы добиться нужного угла и темпа.

— Сла-адкая девка. И не сопротивляется, — Тилли оказался более разговорчивым. — Повезло нам сегодня. Да, Виг? — проговорил он, ритмично дёргая задом.

— Ага, — бритоголовый расстелил на траве пару плащей и прилёг на них, пожёвывая травинку, и рассматривая небеса.

— А прошлая, дура… Сама виновата, — Тилли запыхался, но явно не собирался молчать.

— Прошлая? — томно уточнила девушка.

— Ревнуешь? — хихикнул Тилли. — Зря. Ты лучше её во сто крат. А-а-а… давно так не трахался… — захлебнулся он слюной, наверное, от удовольствия. — Зельда… мы её по разику… А она… И было бы отчего. Тебе же нравится? Ну, скажи… Нравится то, что мы сейчас делаем? А?

— Да, — ответила она только для того, чтобы прекратить расспросы.

— А та с моста сбросилась. Дура, — припечатал он свои выводы сильными резкими толчками.

— О-ох… — девушка содрогнулась всем телом от пика ощущений. Закрыла глаза, откинула голову и сжала пальцами свой сосок. Немного прокрутила и… — О-о-о-о-о… — выгнулась дугой от сладостной муки, которая пронзила её между ног, и разлилась изнутри частыми дрожащими волнами…

Но насладиться приятными ощущениями ей не дали. Прижимая нежную спинку к шершавому стволу дерева, её натягивал на себя не шибко опытный, но жаждущий собственного извержения юнец.

— Так, значит, девушка сбросилась с моста?.. — уточнила блондинка, когда смогла перевести дыхание.

— Ага… вон с того, — рукой он неровно указал в сторону замка ландграфа, стоящего на возвышенности.

Слева пологий холм подрубала излучина реки, которая вытекала из гор, покрытых густыми лесами, и в горы же убегала. В стародавние времена растекалась она широко и весьма высоко поднимала свои бурные воды. Вот тогда-то анты, которые жили раньше на этих землях, и построили акведук.

Шли столетия — девушка читала об этом в книгах — империя антов пала, рождались и умирали в муках войны княжества и королевства. Много их было: батавы, убии, хатты, квады, семноны, гауты… Они заключали военные союзы, торговые коалиции и даже вековые связи, основанные на родстве. Одни становились богаче, хитрее. Других ждало поражение. Время стёрло в песок всё то, что они построили, а люди этому помогли. Воины под другими флагами. С другими именами на устах. И должно быть, не все племена и короли удостоились чести попасть в историю.

Города и те за тысячу лет оказались под жирной землей. Девушка видела их обломки, торчащие, как старые зубы из-под мягкой зелёной травы.

А мост остался.

«Точнее, акведук. Но люди сломали сложную систему подачи воды в город, и используют это величественное строение, как мост. Да что говорить? От древнего Аруниума давно ничего не осталось. На руинах построили замок. А вокруг лачуги для простых людей… Та девушка, Зельда, должно быть, жила в Квилинбруке…» — в горле путницы неожиданно встал комок.

Она попробовала представить себе эту Зельду. Растрёпанные волосы, испачканное платье. И отчаянье настолько невыносимое, что его хватило на прыжок.

«…в горную реку с 30-метровой высоты…»

От этой картины лицо её застыло. Огромный зрачок уменьшился в точку, вопреки законам природы, писанным для человеческих тёплых существ. Она прикрыла веками радужки и потянулась губами к шее… К загорелой шее охваченного похотью пастуха Тилли, который дёрнулся в ней в последний раз, забился в судороге оргазма. И негромко, но протяжно застонал.

Мягкие губы нежно поцеловали его влажную жирноватую кожу, язычок слизнул солёный пот, оставляя особый состав слюны. Она мягко его куснула, как бы играя. А в следующую секунду пара острых клычков вошла в горячую плоть пастуха. В то самое место, где под тонкой кожей среди шейных мышц и сухожилий пряталась пульсирующая артерия с вкусной кровью…

— М-м-м-м…

Она пила его быстро. Так быстро, чтобы силы поскорее покинули это сильное молодое тело, которое теперь само пыталось вырваться из железных объятий хрупкой на вид хищной нелюди. Чтобы крупные зубы во рту, который она крепко зажимала своими пальцами, перестали пытаться её укусить. И чтобы сам он поскорей перестал мычать что-то нелепое своему товарищу.

«Наверное, просит о помощи. Вряд ли пытается предупредить. Эти твари считают нас исчадиями зла. Но сами думают лишь о себе в минуты смертельной опасности».

— Что, Тилли, кончил? — лениво спросил его Виг, даже не взглянув на парочку, затихшую вдруг у дерева.

— Ага, — ответила девушка озорным голоском вместо светловолосого. — Знаешь, Виг, он, кажется заснул. — Дочь ночи отвернулась от бритого, на случай, если тому вздумается повернуть голову к дереву, и аккуратно уложила мёртвого Тилли окровавленным передом вниз.

— Иди ко мне. Продолжим, — Виг потянулся и почесал волосатый живот. Меж его крупных бёдер шевельнулся и опал мягкий член.

— Я к ручью. Скоро буду. — Она исчезла в кустах босая и голая.

«Пьяная от крови… Вот только рано ещё терять голову. Дело пока не окончено».

Она опёрлась коленями на мшистые камни и втянула носом тонкие ароматы летней ночи, смешанные с запахом холодного железа, и от этого ещё более яркие.

Где-то рядом проснулась корова. Мыкнула. Быстро поднялась на ноги и поспешила вглубь леса, оправданно опасаясь хищника, похожего на человека.

Ледяные капли лесного ручья ошпарили разгоряченную кожу, но растворили кровь, которая темнела на груди и, наверняка, испачкала лицо и шею.

Она ещё раз плеснула на себя водой. Ещё. И ещё… Она бы не смывала. Ей нравился этот сложный запах, напоминающий одновременно вкус отцовского ножа из той далёкой, но ушедшей невозвратно жизни, зреющие яблоки в летнем саду и пряное вино, растекающееся по нёбу.

«Но Виг… Он сильный. И скоро рассвет. А возиться с ним так не хочется…»

Она направилась прямиком к пастуху.

Он лежал на плаще и поглаживал свой ставший твёрдым небольшой, но толстенький пенис с крупной блестящей головкой. Девушка села прямо на него и плавно задвигалась.

— Я не хочу торопиться, — томно проговорила она. Склонилась над его лицом, поцеловала в щёку, в подбородок, коснулась губами губ. — Ты мне понравился, Виг, — тонкие пальчики погладили его голову, шею и плечи, и снова вернулись к бритой на днях голове.

— Так приходи, белоручка, — он попытался дотянуться губами до нежной холодной ладошки. — Приходи ко мне каждую ночь, — Виг расплылся в улыбке.

Да так и замер, когда она свернула ему шею.

В одно движение.

Он даже ничего не понял.

— Мы развлеклись бы с тобой по-другому. Так, что ты долго визжал бы от боли и умолял о пощаде… Если бы у меня было время, — она плюнула ему в лицо. — Бедняжка Зельда. И все те другие девушки, которые остались на твоей совести.

Пить его блондинка не стала — Тилли сполна утолил жажду крови, слабую, ведь она на днях осушила крупную лань — тело Вига, траченое временем и крепкими напитками её, тем более, не привлекало, а запах его крови, в которой притаилась дурная болезнь, на сытый желудок скорее вызывал дурноту.

Она быстро поднялась на ноги, вздрогнув от осознания, что всё это время его вялый член оставался внутри неё. Натянула рубашку и юбку. Подняла с земли и встряхнула плащ. Деревянные башмаки нашлись тут же под деревом. И быстро пошла к дороге, которая вела в Квилинбрук.

О, нет, она не собиралась идти в спящий городок за сливками. И даже еда не была целью её ночной вылазки.

«Но раз подвернулся случай напиться…»

Девушка шла прямиком к мосту.

Но шаги её не были уверенными. Отсыревшая за ночь трава неприятно касалась щиколоток. Перед глазами то и дело вставала улыбка Вига и белая шея Тилли, сжавшаяся от животного страха.

«Я сделала правильно. Они не заслужили жизни».

Но что-то внутри не отпускало. Заставляло беспокоиться. Будто она забыла что-то важное.

«В бездну… Как говорил Ларс, всё, что происходит, случается для чего-то. Таков закон мироздания!» — она глубоко воздохнула. — «К тому же я утолила другую свою жажду — похоть… Разве не этого мне хотелось? Я вышла найти мужчину и утешиться. И разве я виновата, что люди теперь настолько трусливы, что не ходят ночью по одному? Да к тому же нарушают собственные заповеди».

Меж тем впереди показалась дорожная развилка. Широкая часть дороги вела прямиком на улицы города, а более узкая сворачивала в сторону пустыря. В него упирался своим основанием акведук.

Вампирша спокойным шагом направилась к каменному мосту. Лёгкий ветерок раздувал полы её плаща и края капюшона, а лунный неверный свет, то прячущийся за рваными облаками, которые нагнал ветер, то сияющий в полную силу, подсвечивал оставшиеся на влажной земле следы от колёс, копытных животных и человеческих ног босых и обутых.

Когда её деревянные башмаки застучали по каменной кладке акведука, живущее внизу эхо подхватило этот новый звук, усилило его и умножило…

Девушка замерла.

Прислушалась к шепоту ночи — шелесту трав на ветру, сверчкам, которые в них потрескивали, журчанью воды внизу… Потом сняла башмаки, задрала край верхней юбки и обвязала свою обувь подолом, закрепляя концы вокруг талии, на манер поясной сумы мелких торговцев с рынка.

Теперь её шаги стали просто бесшумными.

Она остановилась на середине моста.

«Как Зельда».

Свесилась с краю. Выждала пару мгновений, справляясь с некстати накатившим из прошлой жизни страхом большой высоты… Вцепилась в камень твёрдыми, как алмазы, ногтями, вылезшими в ту минуту, когда она настроилась внутренне на опасный спуск по отвесной боковой стенке. И собралась заползти под мост.

Там, в середине центральной арки, дети ночи сотни лет назад вытащили из кладки несколько блоков, устроив, таким образом, надёжное укрытие, куда не проникал ни один луч солнца.

Каменная ниша была небольшая, но её вполне хватало, чтобы примоститься на каменный выступ, подобрать свисающий подол и, вцепившись когтями в стены, спокойно заснуть до заката.

— Именем Света, заклинаю тебя, тварь. Не с места, — прохрипел кто-то сзади, и в спину вампирше уткнулось что-то твёрдое с острым горячим концом.

«Как он… сумел подобраться?» — девушка всё же медленно развернулась.

И громко сглотнула, когда окинула взглядом поджарую фигуру вооружённого до зубов, благословенного в Светлом храме охотника на вампиров.

Глава 1. Охота

Герти уже не бежала — шла. Ноги вязли в снегу. Она бы остановилась, чтобы полюбоваться снежинками, которые кружились в воздухе, как маленькие белые бабочки. Но не могла — в голове всё ещё звучали слова Одиль: «Делай, что хочешь, мой дорогой — никто не станет её искать».

— Больше не станет, — под овечьей шубкой кожу покрыли колкие мурашки, а внутри снова появилось пугающее ощущение засасывающей пустоты…

Она — девица 18 лет осталась без крыши над головой. Без друзей и родных. А самое главное — она ничего не умела делать как следует! И каждая мысль о будущем терялась в её голове в бескрайнем сером тумане.

Как это началось?

Когда она впервые поняла, что счастливое детство закончилось, и как прежде уже не будет?

В памяти всплыло летнее утро.

Герти тогда было… 14?.. 13? Она возвращалась из курятника с большой корзинкой яиц, чтобы порадовать старшую кухарку Марту, показать, что и от неё есть польза. В тёмном коридоре для прислуги никогда не оставляли светильников. Так что ей приходилось идти на ощупь, перебарывая детский страх темноты. Герти шла очень тихо, буквально на носочках — мама ругала её за громкий топот. Ножки в кожаных туфельках мягко касались каменного пола.

«Если бы учитель танцев сейчас увидел меня, то, наверное, похвалил бы за лёгкость и осанку».

Впереди маячил светлым прямоугольником выход на кухню. Пахло из него умопомрачительно вкусно — дрожжевым тестом и жареным луком, а ещё бульоном и свежей зеленью.

— Отошли её Ханна. Пока не поздно, — Марта как-то особенно громко застучала ножом по столу, — Иначе, быть беде. Помяни моё слово. Одиль-то не успокоится.

Герти остановилась.

— Она и так не успокоится, — голос матери дрогнул.

— Так чего же ты ждёшь? Храм в неделе пути. Будешь навещать её по праздникам.

— Два раза в год?

— Все так делают, — Марта вздохнула. — Моя сестрица давно бы спровадила своих в послушницы, да денег нет. А у тебя только на шее висит двухлетнее содержание в Храме.

Герти подкралась к выходу и осторожно заглянула в кухню.

— Марта… — мать ссутулила худую спину, обтянутую зелёным бархатом и продолжила медленно резать укроп. — Я не могу… как представлю себе, что моя девочка станет нонной… Всю жизнь будет драить храмовые стены, просыпаться ни свет, ни заря, носить белую робу и платок… Острижёт волосы, — Ханна шмыгнула носом. — Никогда… никогда… не узнает…

— Мужчины? — Марта бросила нож. — Это лучше, чем стать…

«Она хотела сказать постаскухой,» — Герти съёжилась, как от удара.

Она недавно узнала гнусное значение этого слова. И с этих пор начала осознавать всю тяжесть и неоднозначность своего положения. Поняла, почему они с матерью спят и едят отдельно в северной башне, в то время как отец вместе с Одиль и господскими детьми занимают самые роскошные комнаты замка. Герти и раньше это видела, сознавала их с матерью исключительность. Неправильность. Но никак не могла объяснить для себя подобного положения вещей. Слуги об этом не болтали даже тогда, когда думали, что оставались одни. А мать и отец пресекали всякие расспросы на эту тему. Но теперь…

На первый взгляд ничего не изменилось. Они с матерью всё так же носили бархатные платья и кожаную обувь. Ели то, что готовили для господ. Отец пару лет назад даже велел Герти присутствовать на уроках грамматики, арифметики и естествознания вместе с Эрментруд, Мирабеллой и Дедриком. А позже она начала посещать и танцы, и этикет.

Но все блага, которые её окружали, стали вдруг как будто чужими…

И все смешки прислуги за спиной, казалось, были адресованы только ей, да ещё её матери — дочери прачки и конюха Ханне, которая бродила по замку, как привидение, не зная порой, чем заняться.

Марта схватила нож и продолжила резать зелень, а Ханна сгорбилась ещё больше.

Со стороны главного входа в кухню послышались гулкие тяжелые шаги. Мелькнул подол охрового цвета, и Герти юркнула вглубь тёмного коридора, продолжая подслушивать разговор.

Скрипнула лавка — разом вспотевшая Марта, должно быть подскочила с места и сделала неуклюжий книксен.

— Марта… — Одиль всегда многозначительно замолкала, увидев Ханну. — Что на обед?

— Желтый сыр, хлебцы, салат из зелени с яйцами, суп с клёцками, свиное жаркое и ягодный пирог.

— Тесто ржаное?

— Из белой муки, госпожа. Как любят малышки Эрментруд и Мирабелла, — голос Марты начал напоминать блеянье.

— Тупица… Разве я не говорила, что мы экономим? Ламмерт приедет со своим отрядом из столицы не позднее, чем за месяц до Сумрачного Сочетания! И не один! Возможно с ним прибудут его приятели — приближённые короля! И тоже с обслугой! Представляешь сколько это народу? И всех надо будет достойно накормить! И развлечь. Показать, что дом Кёрберов — не свиной хлев, он достоин принимать королевских особ! …А если им придёт в голову остаться на праздники?! Скорее всего так и будет! Ведь путь до столицы занимает месяц! Месяц!!! И никто не захочет прозябать в такие дни в дороге! В какой-нибудь… глухомани, когда мороз, всюду снег и день короткий, как твоя память, а во всех приличных домах пируют и прославляют Богов Сумрака! — Одиль наконец замолчала, пытаясь отдышаться.

В последние годы она немного располнела, но по-прежнему туго затягивала корсаж, отчего её часто мучала одышка, а настроение портилось из-за любой мелочи.

— Думаешь, если назвать моих дочерей «малышками», я прощу тебе твоё скудоумие? — продолжала Одиль. — Эрментруд и Мирабелла скоро войдут в брачный возраст. Так что им самое время задуматься о фигурах…

«Я — ровесница Эрментруд, а Мирабелла старше нас всего на год… О, боги, меня тоже выдадут замуж? Но за кого?»

— Никакого белого хлеба! И никаких пирогов!!! — графиня Кёрбер даже задыхаясь, продолжала орать на слуг.

— Но опара уже…

— Я вижу, — Одиль открыла и со злым стуком опустила деревянную крышку на кадку с поднявшимся тестом. Сегодняшнее испеки, но больше…

— Поняла, госпожа.

— И в салат клади поменьше яиц. Если будут оставаться, неси в ледник…

— Да, госпожа.

— А ты, — жена графа явно обратилась к Ханне, — прощайся со своим выродком. Завтра Джереон отвезёт её в Храм у Блаурштейна. — И добавила медовым голосом. — Не беспокойся, настоятельницы дали добро. Они со смирением и радостью примут под свои своды Гертруду.

«Что?!»

— Нет! — голос Ханны прозвучал скорее испуганно, чем решительно, и у Герти быстро-быстро забилось сердце.

— Вопрос решён, — Одиль была спокойна и тверда, как та самая голубая вершина, у подножья которой высился Храм.

— Не решён, — Ханна быстро вышла из-за стола и демонстративно направилась в сторону господского коридора, выложенного изнутри светлым камнем.

— Если не избавишься от неё по-хорошему, я вам устрою!.. Мрак на земле!!! — крикнула Одиль в спину убегающей матери.

Герти вжалась в холодную стену и стояла так долго-долго, пока хозяйка замка не вылила на Марту всю злобу и раздражение и не покинула, наконец, кухню.

С того дня жизнь Герти и Ханны действительно изменилась.

Их больше не обслуживали слуги — Ханна всех отослала. И на занятия с детьми Одиль Герти больше не ходила — иногда учителя сами приходили к ней в северную башню. Мать запретила дочери без лишней надобности показываться на глаза графине Кёрбер, и теперь ей было разрешено гулять лишь в том уголке сада, что примыкал к северной стене.

Герти не спрашивала у матери, каким образом та уговорила ландграфа не отсылать дочку-бастарда в Храм. Отец стал появляться всё реже. А при взгляде на светловолосую девочку, он мрачнел и становился задумчивым.

Но время шло, настал канун Сумрачного Сочетания. Приехал с королевской службы первенец Джереона и Одиль — Ламмерт. И 14-летняя Герти впервые в жизни влюбилась…

В лесу становилось темно. Снег валил густыми хлопьями, покрывал влажной корочкой капюшон и рукава, таял на лице горячими струями и уже не вызывал умиления — ноги проваливались в рыхлые сугробы, в башмаках хлюпала вода, а своих коленей, облепленных мокрыми ледяными чулками, Герти уже просто не чувствовала.

У неё был план. Точнее, его подобие. Ещё до темноты девушка должна была добраться до соседней деревни. Не по дороге — идти даже рядом с ней было бы равносильно самоубийству. Герти хотела добраться до человеческого жилья напрямую лесной тропой, что протоптали дровосеки и простой люд. А уж там… Оставалось надеяться на добрых людей.

«И мамино жемчужное ожерелье, вшитое в подкладку корсажа».

Но в пути она, видимо, сбилась — снег засыпал тропинку, и Герти, начав кружить, ушла в сторону от селения.

Лес сгустился. Начало темнеть.

Герти села на поваленное дерево, потому что просто устала.

Никогда ещё она не ночевала в лесу. И никогда не оставалась одна за стенами родного замка. Хотя для простых людей это было обычным делом: девушки и женщины испокон веков ходили в лес за травами, грибами, орехами и ягодами, парни приносили дрова, дичь и рыбу. Все они с детства учились ночевать вне дома, могли развести костёр и приготовить на нём похлёбку.

«А я даже огниво с собой не взяла. Да и толку от него — всё равно не могу выбить самую малую искру».

Воспоминания о прошлом снова охватили Герти. Она замерла, и боги знают, сколько времени ещё бы так просидела…

Если б слева не завыли волки.

Герти сразу поняла, что не выберется.

Кровь бросилась в лицо, живот скрутило, а сама она затряслась мелкой дрожью.

Лазать по деревьям она так и не научилась, хотя Дедрик, который был младше на 4 года, много раз показывал это умение и даже предлагал потренироваться вместе.

Герти сама не поняла, почему побежала.

«Нельзя убегать! Ловчие говорят, что это только раззадорит стаю!»

Но страх не давал ей остановиться! Ноги несли её так быстро, будто и не было вокруг высокого снега и веток, что так и норовили попасть в лицо и выцарапать глаза.

Снег под ногами в ночной темноте светился голубоватым сиянием. По сторонам маячили чьи-то тени, а сердце стучало так часто и гулко, что она не слышала волчьего воя.

«Может, оторвалась?.. Тогда тем более не стоит останавливаться».

Впереди блеснули чьи-то глаза.

«Попалась…» — сердце оборвалось и ухнуло в пропасть.

Она не успела затормозить. Нога поскользнулась на гладком льду — видимо, под снегом замерз ручей. Правая ступня взметнулась высоко вверх. И в следующую секунду девушка рухнула всем телом на спину. Больно, обидно и…

«…сейчас загрызут,» — в голове зазвенело от удара обо что-то твёрдое.

Глаза открывать не хотелось, но ресницы сами собой начали разлепляться.

Краем ускользающего сознания Герти успела понять, что над ней нависло что-то тёмное и сильное. Вот только пахло от него не псиной, и дыхание существа… не было тёплым и влажным.

Глава 2. Твари

В классной комнате пахло мелом, чернилами и старыми кожаными переплётами.

— Твари Света делятся на высших и низших, где высшие — это светлые Боги и их создания, живущие над небесной твердью, — бубнел мастер Игнац, а Герти записывала в то место единственной учебной тетради, где начинались лекции по естествознанию. — Твари Мрака так же делятся на высших и низших.

— Высшие — это Боги Мрака, мастер Игнац? — подала голос рыженькая Мирабелла.

Герти глянула в её сторону — дети сидели за длинным столом, а перед ними, заложив руки за спину, ходил и вещал учитель.

— Да, ваше сиятельство.

Мирабелла улыбнулась. В солнечном свете, падающем из большого окна, её локоны отливали золотом.

— Низшие твари — это чада Мрака, — на этом слове мастер Игнац понизил голос до хрипа. — И хотя мы чтим могущественных богов Тьмы, в чьей власти находятся наши смерти и посмертия, следует помнить, что создания света и тьмы наделены противоположными свойствами…

Эрментруд зевнула. Учитель продолжил:

— И так как сама светлая суть противна Мраку, то дети Света противны порождениям тьмы. А мы с вами помним, что люди относятся к существам светлым, хотя и низшим.

— Все, кроме блудницы Ханны и её отродья, — шепнула сестре Эрментруд. — Им самое место в мрачных мирах.

Сёстры тихонько захихикали.

Мастер Игнац картинно нахмурил брови.

— Пожалуй, все, кроме нашей матушки, — чуть погромче парировал Дедрик и по-дружески толкнул локтем Герти. — Сложно причислить её к светлым созданиям, когда она орёт, как свинья на бойне.

— Ваше сиятельство!

— Дедрик!

— Это всё она! — вскричали одновременно учитель и сводные сёстры, а у Герти быстрее забилось сердце.

— Ваше сиятельство и… Гертруда, — обратился мастер Игнац к нарушителям спокойствия. — Вы наказаны. Дедрик, после занятия получит три удара прутом. А Гертруда — пять ударов.

— Это несправедливо! — вспыхнул мальчишка. — Она вообще молчала! За что ей пять ударов?!

— Она старше. И если бы Гертруда не присутствовала на этом занятии, вам не к кому было бы обращаться со столь возмутительным заявлением. Я добавляю ещё удар. Впредь вы будете достойно принимать вести о наказании.

— Но…

— Ещё одно слово, — мастер Игнац поднял руку в предупредительном жесте, — и я добавлю ещё прутов. И вам, и вашей подруге, — серые мутноватые глаза учителя задержались на вжавшейся в лавку девушке, и Герти готова была поклясться, уголки его крепко сжатых губ поднялись в довольной улыбке.

Сёстры же улыбались открыто.

Мирабелла больше других детей Одили походила на своего отца. И больше всех старалась навредить Герти. Неявно — обижать побочное дитя ландграфа в замке Кёрбер было строжайше запрещено. Однако наказывать за нерадивость в учении Гертруду следовало наравне с сиятельными детьми.

— Продолжим урок… Оборотни. Существа, меняющие облик. Превращаются из человека в зверя и обратно при сочетании ряда условий. Как то: полнолуние, состояние бешенства и…

Герти старалась записывать, но слёзы застилали глаза и капали на пергамент… Остаток урока, где учитель подробно рассказывал о зверствах, учинённых когда-либо оборотнями, превратился в муторное ожидание наказания. Мастер Игнац бил больно, наотмашь. А следы от подобной «науки» заживали потом целый месяц. Герти вздрогнула…

…И проснулась.

Она лежала на чём-то сухом и холодном. Потрескивали горящие дрова, и свет их подкрашивал оранжевым ветки деревьев, сквозь которые в вышине проглядывало чёрное небо.

«Должно быть, меня кто-то спас,» — Герти повернула голову к костру.

Так оно и оказалось — за высокими языками пламени виднелся чей-то тёмный силуэт.

— С-спасибо, — прохрипела она, тяжело усаживаясь на…

«Шерстяной плащ?..»

— Спасибо. И возьмите, пожалуйста, свой плащ, не то заболеете, — Герти осеклась.

Сидящий на снегу мужчина повернулся к ней лицом, и она забыла, что хотела сказать… Настолько необычным оказалось это самое лицо, освещённое сейчас костром.

Странно сверкнули синие глаза.

«Может, показалось?..»

— Я не заболею. Но спасибо за заботу, — голос его прозвучал так мягко, что Герти будто провалилась во что-то пушистое, а по телу забегали меленькие мурашки. — Кто ты, девушка, одетая, как принцесса?

Герти покосилась на свою шерстяную юбку, богато расшитую шёлком и бусинками.

— Моё имя Герти. Но я — не принцесса, а просто незаконнорожденная дочь ландграфа.

— Ясно. Я слышал что-то такое. Кажется, девушка отравилась… Или её отравили?.. О, нет, та девушка просто повесилась.

— Я живая, — в груди Герти рождался в восторг от чарующего голоса незнакомца, хотя смысл его фраз повергал в замешательство.

— А может это было пол века назад? — мужчина пожал плечами. — В последние годы я стал забывчивым.

«Пол века?! Забывчивым?» — Герти потянулась, как кошка спросонья — близость мужчины, несмотря ни на что, вызывала какое-то радостное предвкушение.

— Но вы ещё так молоды, — девушка присмотрелась к гладковыбритому лицу без сетки морщинок, скользнула взглядом по тёмным волосам. — Кажется, у вас нет седины.

Незнакомец молча подложил в костёр толстую ветку и оставил фразу Герти без ответа.

— Простите, если покажусь вам назойливой… Но мне очень нужно знать… В-вы охотник? Или лесоруб? Ах, это не важно… Вы живёте в Виттлихе? Мне нужно в Виттлих.

— У тебя там жених?

Герти вздрогнула всем телом от волны мурашек.

— Н-нет… Почему вы спросили?

— Ты незаконнорожденная, которая ушла из дома. Обычно принцессы бегут от нежеланного замужества.

— Вы недалеки от истины, хотя… — о причинах своего бегства Герти решила никому не рассказывать.

Но сейчас больше всего на свете ей хотелось, чтобы он продолжал говорить.

— Значит, тебя всё же ждёт жених? В другом городе? Или графстве?

— Не ждёт. У меня нет… — горло сжалось, и она не смогла закончить фразу.

Незнакомец задумался.

— Тогда как ты решилась? Зимой… без припасов…

— Я не знаю, право. — Герти пододвинулась к высокому костру и подтянула колени к самому подбородку. Приятное тепло начало разливаться от согревшихся рук и дальше по телу. — В последнее время столько всего произошло, что я сама порой не отдаю себе отчёт, зачем делаю те или иные вещи… Например, не следовало бежать от волков. Но я побежала…

— Надо было дождаться, пока соберется вся стая? — мужчина усмехнулся. — А потом стоять смирно, чтобы они с удобством тобою поужинали? — Он сидел в паре метров, но будто гладил её по волосам, не касаясь, и в сущности, ничего не делая руками…

Герти не сумела сдержать смешок.

Но следовало собраться — этот разговор был очень важен! Хотя дельные мысли разбегались, как мыши, которых застали в кладовке.

— Охотники говорят, что надо развести костёр, — она подняла брови для выразительности собственных слов. — И лучше, если кто-то будет пускать в волков стрелы. Ещё можно влезть на дерево, чтобы дождаться утра и помощи…

— Поверь мне, дитя, лучше всего от волков помогают замковые стены. К тому же, ты вряд ли рассчитываешь на помощь.

— Да… Я такая глупая.

— Скорее, молодая. Но с инстинктом самосохранения.

— С инс… чем?

— И не образованная.

— Я училась! В замке. — Герти поёрзала на плаще. — Мастера Игнац и Хольц преподавали нам…

— Вижу…

Герти невыносимо хотелось приблизиться к незнакомцу.

«Это ужасно… Мне нужна только его помощь!»

— Вы поможете мне?

— Чем же?

«Обнимите… О, боги, Герти, ну что за мысли?!!»

— Мне нужно найти работу.

— Работу… — эхом повторил мужчина.

— Я бы хотела, чтобы вы показали мне дорогу в Виттлих. Или проводили. Если, конечно, вам по пути! Ещё… если вам удобно, я бы не отказалась от рекомендаций. Признаюсь, я мало что умею делать по хозяйству. Но буду стараться! А если в Виттлихе не найдётся места, я найму подводу и…

«Дура! Проговорилась! Он поймёт, что у меня есть деньги! А вдруг он — разбойник? Скорее всего, так и есть. О, боги, какая же я всё-таки глупая!»

— Плохой план, — произнёс он медленно, и голос окутал теплом и негой…

— Почему?..

— Тебя ищут?

— Н-не знаю.

«Не важно…»

— Ты что-то взяла с собой, убегая?

— Мамино украшение. Не смотрите на меня так, я — не воровка. — Герти бросило в жар, захотелось даже расстегнуть шубку. — Просто папа часто говаривал, что в этой жизни никто ничего не делает просто так.

— Плохой план. — Мужчина поднял руки над головой и лениво потянулся.

— Но почему? — она всё ещё боролась.

— Тебя задержат в первом же доме. И сдадут родителям за вознаграждение.

В грудь Герти будто вогнали кинжал.

— У меня больше нет… родителей.

— Бывает… — глухо ответил мужчина. — Значит, сдадут врагам.

— Что же мне делать? — сквозь слёзы прошептала она.

— Это ты сама решишь.

— Вы мне поможете?

— По правде говоря, мне не стоит появляться в Виттлихе. А до ближайшего города несколько дней пути. — Даже в полумраке было заметно, что мужчина не сводит с неё светло-голубых глаз. — Но что-то мне подсказывает, что ты не продержишься неделю. Идти придётся ночами, пешком и без крыши над головой.

«Идти?»

— А лошади?

— Ни одна лошадь не сможет ко мне подойти… — эти слова почему-то прозвучали настолько угрожающе, что у Герти зашевелились волосы на голове.

С минуту она не могла собраться с мыслями.

К треску костра добавился шелест листвы. Порывом ветра принесло сухие мелкие снежинки с ближайшей ели.

Герти по-прежнему не понимала, что происходит. Но мысль о том, чтобы провести остаток ночи в лесу, казалась дикой и не выглядела больше правильной.

А ещё ей нестерпимо захотелось снова услышать баюкающий голос этого странного человека.

— Лошадь не сможет? Или я просто ослышалась, и это вы боитесь подходить к ним?.. Вы падали в детстве с коня?

Мужчина усмехнулся. Ветром прибило пламя костра и Герти смогла увидеть, что на щеках его появились ямочки, а губы растянулись в широкой улыбке. Странной. Неправильной. Что-то напоминающей.

Перед глазами встала классная комната. Злой мастер Игнац раскрыл потрёпанный фолиант. Учитель положил его детям на стол, чтобы показать изображения тварей Мрака. Но глаза Герти застилали слёзы — учитель вытаскивал ивовый прут из длинной вазы с водой…

— Прости, я не хотел тебя напугать. Во всяком случае, не так сразу, — незнакомец опустил подбородок, пряча блестящие зубы с двумя длинноватыми клыками.

«Он безумный…» — мороз пробежал по коже, будто не было рядом с Герти высокого жаркого костра.

— Я — вампир.

Девушка открыла рот.

— И может быть, ты права, безумие и правда начало одолевать мой разум. Хотя я стараюсь…

Остаток фразы утонул в гуле — кровь застучала в ушах Гертруды. В глазах начало темнеть. Сознание скользнуло в темноту… тёплую, уютную и безмятежную…

Глава 3. Дом Мрака

Очнулась она во Мраке.

«Хотя вряд ли в мирах посмертия пахнет мужскими духами, а служанки скребут полы щёткой и напевают фривольные песенки,» — Герти поднялась на локтях и удостоверилась в своих догадках.

По правде сказать, темнота царила только в углах комнаты и в её кровати, почти полностью завешенной балдахином. А в спальне, просторной, как зал для танцев, простоволосая женщина мыла пол. Особенно тщательно она тёрла на том пятачке света, что падал от яркого светильника, стоявшего на столе.

— Простите, пожалуйста, где я? — комната больше напоминала библиотеку.

«Но кто держит в читальне кровать?» — куда бы Герти ни повернула голову, всюду у стен стояли полки с книгами, свитками, коробками, шкатулками и разными странными предметами или же висели плакаты с рисунками.

Ещё она заметила, что сидит лишь в платье, а шубка и платок аккуратно висят на спинке высокого резного стула.

— Выспалась? — голос горничной оказался звонким. Она разогнулась и выжала тряпку в лохань с водой. — А ты что же, ничего не помнишь?

— Нет.

— А-а. Нежная, значит. Долго не протянешь, — девушка смачно бросила тряпку на пол, склонилась над ней и продолжила старательно возить по гладкому полу, отполированному почти до блеска.

— Не понимаю вас.

— В замке вампиров ты. А меня зовут Вилма.

— Ой.

— Ой, — передразнила служанка. — Есть, наверное, хочешь?

Герти не ответила. В голове не укладывалось происходящее.

«В замке вампиров и всё ещё жива? У этих чудовищ человеческие слуги?! Как я попала в их логово? Вряд ли этот замок находится в нашем графстве. Учителя говорили, что дом вампиров — Мрак. Лишь изредка они вылезают на поверхность мира людей, чтобы утолить невыносимую жажду крови и надругаться над телом жертвы. Но я… живая,» — Герти даже приложила руку к сердцу, чтобы удостовериться.

«И их служанка — тоже! Вон какая кругленькая».

— Эй, не спи, — Вилма возвышалась рядом с кроватью и щёлкала пальцами перед лицом Герти. — Не советую падать в обморок из-за каждой мыши или жучка, иначе Кай тебя выпьет. А мы тут, знаешь ли, не очень любим возиться с телами.

— Мы — это кто? — смотреть снизу вверх на прислугу было весьма непривычно.

— Посиди тут, пока домою. Потом отведу тебя к девочкам, — Вилма отошла от кровати, переставила светильник на стул и продолжила намывать камни в другом месте. — Познакомишься со всеми. Заодно и узнаешь… — она воздохнула, — всё, что надо, чтобы выжить в этой новой жизни.

— А где тот… вампир? — Герти села на край кровати. Глаза её наткнулись на длинный стол, заставленный колбами, ретортами и пробирками. Часть сосудов уже изрядно запылилась, лишь некоторые блестели натёртыми боками.

— Кай?

— Наверное. Он не представился.

— Мне тоже не известно, кто тебя принёс. Я… — Вилма утёрла лоб рукой с закатанным рукавом, — много спала в последние дни. Надо было восстановиться. Сейчас ты ИХ не увидишь. Господа изволили отлучиться.

— Надолго?

— О-о, этого никто не знает. Они могут уйти на пару часов, а могут пропасть на недели и даже месяцы. Старуха с кухни рассказывала, что однажды они исчезли на три года. Запасы еды закончились, и женщин пришлось отравить. Но на её памяти такое было лишь раз.

— Она убила женщин? — внутри Герти зашевелился неприятный холодок.

— Конечно. Чтоб не рассказывали по селеньям всякое… про господ.

— О, боги…

— А меня жуть берёт, когда я смотрю на старую каргу. Кай говорит, что с того случая… ну-у, про голод… она повёрнута на запасах. Всё время что-то высчитывает, выписывает, шепчет чего-то под нос. И страшно ругается с господами. Я бы на их месте давно избавилась от неё. Вот только Каю, кажется, наплевать на такие мелочи, а Ларс не имеет привычки спешить. После 1000 лет жизни ему что год, что 20 лет — едино.

— Этот Ларс прожил 1000 лет?!

— Если точнее, 999.

— Боги, как он не рассыпался от времени?

— Представь себе, не рассыпался, — Вилма таинственно улыбнулась. — Ах, если бы ты увидела его… — на лице служанки появилось мечтательное выражение. — А, впрочем, у тебя будет возможность. — Она подхватила лохань с водой и тряпкой, прижала её к своему боку и скомандовала, — обувайся, бери свои одёжки и за мной. Как тебя звать-то?

— Герти…

Длинный тёмный коридор казался Герти бесконечным. Гулко стучали по камню низкие каблучки Вилмы, плюхалась в лохани вода.

Герти держала в руках светильник, и готова была поклясться, что впереди от источника света и шума разбегались крысы, и противные насекомые прятались в щели старых-престарых стен.

При ближайшем рассмотрении Вилма оказалась женщиной лет до 30, с круглыми щёчками, смеющимися глазами и парой седых прядок, вплетённых в толстые косы на подобие праздничных лент. Впрочем, косы свои Вилма укладывала на манер бараньих рожек. Так носили волосы замужние женщины, только прятали их под чепцами.

По дороге служанка нырнула в какую-то нишу, раздался плеск воды, стук таза о что-то твёрдое и шелест ткани.

Из ниши Вилма вышла с пустыми руками и без передника. Оказалось, что платье у неё не простое — лиф и подол украшали оборки, атласные ленты служили шнуровкой, а строгую вышивку разбавляли жемчужины.

Наконец, они свернули в узенький коридорчик, который резко расширился и превратился в комнату. Без входной двери и окон, зато ярко освещённую.

Странное это было место. У стен, украшенных картинами в рамах, стояли столы и маленькие столики, стулья и скамьи с мягкими сиденьями. Единственная узкая полка, была заставлена книгами в растрёпанных переплётах.

За столиком слева две девушки играли…

«…в шахматы?»

Ещё одна женщина читала толстую книгу.

— Сейчас нас 12. Это не считая старухи. Но та спит отдельно, в пещере рядом с кухней. Ну и со своими запасами, — Вилма хохотнула, хотя Герти последнее замечание вовсе не показалось смешным.

— То есть, ты — не служанка?

— Все мы в какой-то мере служанки. И госпожи.

— Когда господа того пожелают, — произнёсшая эту фразу девушка со светлыми туго заплетёнными косами, казалось, сверлила Герти глазами.

— Это Агна и Мирра. — Вилма кивнула в сторону шахматисток. — Им 20 и 19 исполнилось. Агна тут уже два года. Мирру привёл Кай чуть меньше года назад. Поздоровайтесь, дурёхи. Или вас не учили учтивому обхождению?

— Это новенькая? — в голосе Мирры читалось сочувствие.

— Тебя Кай притащил? — Агна вскинула подбородок.

— Постыдилась бы. Герти не из простых. Разве не видно?

— И что? — голос Агны дрогнул едва заметно, но она продолжала решительно смотреть на пришлую исподлобья. — Она что, на особом положении?

— Не дури. Она вообще ничего не знает, — примирительно попросила Вилма. — Вот только жизнь тут, сама понимаешь — не сахар.

— Ага. Кому не сахар, а кому и… — Агна кивнула в сторону прохода, вырубленного в боковой стене, из которого слышались тихие стоны. — Слушать уже не могу.

— Там у нас спальня. — пояснила Вилма. — Сиглинд опять снится что-то…

— Непристойное, — Агна поджала губы и манерно отвернулась к подружке.

— Значит, остальные спят? — Герти стояла посреди комнаты и озиралась по сторонам.

— Может спят, может на кухне. А может быть делают где-то уборку. Замок большой, а гулять нынче холодно. Летом мы всё больше бываем в саду.

Герти прошли на цыпочках к проходу и заглянула в сумрачную спальню. Эта комната казалась бы гораздо просторнее, если бы не соломенные тюфяки, разложенные то тут, то там.

Действительно, несколько женщин спали: кто-то, укрывшись с головой одеялом, а кто-то просто в рубашке и разметавшись во сне. Постанывала девушка с длинными чёрными кудрями.

«Это, наверное, и есть Сиглинд».

— Посиди пока тут, — Вилма потащила Герти к широкой скамейке и плюхнулась на неё сама. — Давай расскажу тебе всё, как есть. С самого начала. Заодно отдохну.

— Хорошо, — Герти почему-то было неловко усаживаться поудобнее. Она заняла место на краешке сиденья с гордо вытянутой спиной, но под хмурыми взглядами Агны и 40-летней женщины, оторвавшейся на мгновение от книги, ссутулилась.

«Вряд ли тут кто-то будет ругать меня за плохую осанку».

— Ну, слушай… замок у нас непростой… — Вилма вдохнула, чтобы продолжить, но почему-то замолчала.

Воздух неуловимо изменился.

Герти и сама не поняла, что тому виной — сквозняк ли откуда-то взявшийся, тонкий цветочный запах или…

— Ты… — раздался вдруг в голове Герти мужской шёпот.

Девушка вскинула голову и потеряла дар речи…

— Новенькая… — из темноты коридора послышалась усмешка и чьи-то лёгкие шаги.

Все смотрели на вход, из которого появился…

— Кай…

— Господин.

— Явился не запылился, — шепнула Агна.

«Значит, меня нашёл Ларс».

Кай в три шага пересёк комнату, и оказался напротив Герти:

— Пахнешь на весь замок, — мягкая рука приподняла подбородок девушки, и ей не осталось ничего, кроме как смотреть на это лицо.

«Такое… невозможное».

Мягкие его черты с мужским подбородком венчала копна блестящих волос. Полноватые губы хотелось нежно поцеловать. Герти вдруг ощутила тепло внизу живота, и щёки покрылись стыдным румянцем.

— Иди со мной, — блеснули огромные серые радужки.

— Ох! — вздохнули горько около спальни.

Герти обернулась и увидела Синлинд — брюнетку в ночной рубашке со скорбным лицом.

— Идти с вами? Зачем? — на всякий случай спросила Герти.

— Иди, иди, — шепнула Вилма. — Не гневай господина.

Герти сама не поняла, как поднялась со скамьи и последовала за вампиром.

— А светильник? — запоздало вспомнила она, когда оказалась под сводами тёмного коридора.

— Мне он не нужен, — бархатный голос шелестящим эхом отразился от стен, и девушка снова ощутила знакомую дрожь во всём теле.

Сколько они шли? Герти не запомнила. Ей хотелось только одного — чтобы этот путь никогда не заканчивался. Ведь иначе Кай…

«…оставит меня?!» — одна только мысль об этом была невыносимой!

Куда они поднимались? Всё было не важно…

Наконец, вампир открыл обитую железом дверь.

В этой комнате было прорублено окно. Без ставен, без стёкол, с яркими звёздами в ночном небе. Глаза Герти успели привыкнуть к темноте, и теперь она в деталях могла рассмотреть ту часть помещения, которую освещали ночные светила.

Ледяной ветер задувал внутрь, наметая вдоль стены беловатую снежную крошку. Из мебели в этой комнате Герти смогла разглядеть лишь огромную кровать с пропылившимся балдахином.

— Присаживайся, — Кай рукой показал в сторону этой самой кровати, а сам тем временем запер дверь на замок.

Герти села на край.

Скажи ей вампир встать на четвереньки и закукарекать, она бы подчинилась, не задавая вопросов…

А он только сел рядом и взял её за руку.

Не торопясь развязал узелки манжетов верхнего платья и нижней рубашки, закатал двухслойный рукав и поднёс к своим губам её бледное запястье, дрожащее от холода.

Страха не было, несмотря на то, что Герти догадывалась о предстоящем.

«Сейчас он откусит кусок моей плоти. И пусть. Насытить его — моё счастье, мой долг, моё высшее предназначение».

— Вкусная, — холодный нос вампира коснулся озябшей руки в том месте, где под кожей тянулись голубые венки.

По спине Гертруды растеклось теплом ощущение лёгкого прикосновения…

Губы Кая поцеловали худенькую руку.

Она вздрогнула от неожиданности.

И пропустила момент, когда пара острых клыков проткнула белую кожу.

Стало будто темнее.

— Кай!!! — от раскатистого голоса со стороны окна у Герти практически заложило уши.

Ларс спрыгнул с подоконника, взметнулся его длинный плащ.

И Герти тут же почувствовала, будто их с Каем застали за чем-то предосудительным.

Глава 4. Предосудительное поведение

— Ламмерт приедет через неделю! — Герти ворвалась в комнату матери, преодолев на одном дыхании шесть лестничных витков. — На конюшне сказали, что в этом году король раньше срока распустил по домам полки молодых вассалов.

— Ты рада, дитя моё, — лицо Ханны на мгновение посветлело.

— Ещё бы! Этот год был последним для Ламмерта. Больше никакой службы! Он вернётся к нам навсегда! — девушка плюхнулась на стул у окна рядом с матерью и взяла с подоконника вышивку. — Разве что король затеет военный поход. Но папа говорит, что страна устала. Рёссену нужны десятки лет мира, чтобы окрепнуть…

— Ты видела отца?

— Ага, на конюшне. Ламмерт, наверняка, привезёт мне подарки. И сладости, — Герти мечтательно посмотрела сквозь витраж на ленту дороги, что терялась в осеннем лесу.

— Герти, ты уже взрослая. На днях 18 исполнится, — Ханна пригладила волосы дочери. — Самый невестин возраст. А всё про гостинцы думаешь.

— Не только, — девушка сладко вздохнула. — Ещё я, конечно, жду бала на Сочетание. Ламмерт наверняка пригласит меня снова. Он так изящно танцует. Он… — Герти задумалась.

— Доченька… — улыбка слетела с уст матери. — Ты… влюблена в него?

— Наверное… Ах, я не знаю, — она картинно спрятала лицо в ладошки. — Мам, это плохо?

— Это… Просто не твоё будущее. Я долго надеялась, что эта детская привязанность пройдёт, когда ты повзрослеешь, и всё поймёшь… — на белом полотне под умелыми руками матери медленно распускался красный цветок. — Разве тебе никто не глянулся на ярмарке? Ты много плясала. Некоторые парни до сих пор смотрят на тебя с интересом.

— Что ж не подходят?

— Они просто робеют. К тому же, ты смотришь на них свысока.

— Я — дочь ландграфа.

— И прачки.

— Мама! — Герти резко подняла голову, но увидев печальные глаза Ханны, умерила свой порыв. — Мам, ты же знаешь, деревенские парни… совсем не такие.

— А ты не ищи особенного. Главное, чтобы он любил тебя. Только тогда ты будешь жить счастливо.

— Угу. В тесном домике со свиньями по соседству. Как вспомню эти хижины, так даже смотреть в их строну не хочется.

— Отец вам поможет. Я попрошу. Он справит отдельный дом. Может, подарит твоему мужу лавку. Джереон на многое готов для тебя.

— Так пусть найдёт достойного жениха.

— Какого?

— Молодого, красивого, доброго… И с зАмком! Представляешь, как разозлиться Одиль?

— Ах, Герти, ты же знаешь, что это мечты, — Ханна отложила вышивку. — Разве что среди военных найдётся подходящий юноша. Знаешь… А ведь с Ламмертом приедут приятели. Ты присмотрись: кого он выделяет? Кто всех ловчее дерётся на мечах? Иногда храбрые воины привозят из похода титулы.

— Но чаще вовсе не возвращаются домой. К тому же ближайший поход нескоро. И даже если всё выгорит, мама, пока-а мы постро-о-оим за-амок, я стану древней старухой!

— Я понимаю, малышка. Я тоже в юности была влюблена сначала в старшего брата Джереона, а потом и в него самого…

— И у тебя получилось! Мечта-то исполнилась.

— Да. Но какой ценой… — Ханна пристально посмотрела на дочь. — Герти… Джереон не был мне единокровным братом.

Дочка с вызовом взглянула на мать:

— На истории нам рассказывали, что в королевских семьях бывали браки даже между полнородными сиблингами.

— Это недопустимо! — красные пятна покрыли щёки и шею Ханны. — Храмы не благословят ваш союз. К тому же наследники… Ламмерту нужен будет крепкий малыш.

— Я рожу.

— Зачатия просто не будет! А если случится, то родится урод, — губы Ханны тряслись, как руки и вся она.

— Ну и пусть, — Герти уже сама не понимала, зачем упорствует.

— Гертруда!

— Уфф… — иголка вонзилась в розовый палец, и Герти тут же сунула его в рот.

— Знаешь, ты выросла, но не повзрослела. — голос Ханны стал жестким. — Надеюсь на благоразумие Ламмерта… — она подумала ещё и добавила. — Я буду счастлива, если он привезёт из столицы невесту. Иначе Одиль…

— Папа справится с Одиль.

— Вижу ты неисправима. — Ханна вздохнула, и добавила с деланным равнодушием. — Наверняка у него там было много девушек. О свободе нравов при королевском дворе слагают весьма пошлые вирши и анекдоты.

«Она рассержена. Но отцу жаловаться не станет — побоится, что тот отправит меня в Светлый Храм,» — Герти поёрзала. — «Ах как все ошибаются насчёт Ламмерта! Конечно, он рассказывал мне про девушек из столицы. И о том, что скучает там лишь по мне,» — Герти покраснела от прошлогодних воспоминаний и опустила голову, якобы для того, чтобы разобраться с нитками.

— Что с тобой, Ларс? — Кай невинно улыбнулся. — Это всего лишь…

— Мои принципы. — Ларс кошачьей походкой подошёл к Герти. — Я её привёл.

— Хорошо-хорошо, — Кай помахал руками в примирительном жесте. — Просто ты давно…

— Будь добр, уйди.

Герти не понимала, что происходит. Голоса вампиров с гулким эхом звучали в её голове…

— Я, конечно, уйду, — вампир скрестил руки на груди. — Ничего, что вы в моей спальне. Но такие мелочи…

— Хорошо. Мы уйдём.

«Зачем ссорятся эти прекрасные существа? Почему я должна уходить? Счастье было… и будет — надо только остаться!»

— Это тебе, — Ларс надел на шею девушки тонкий шнурок с каким-то кулоном, и…

Всё изменилось.

Герти будто проснулась. Или вынырнула из воды.

Стала слышать отчётливее и видеть, и понимать.

Например, то, что в комнате очень, очень холодно!

— Я замёрзла… О, боги! — Герти крупно задрожала и потащила на себя покрывало с кровати.

— Просто пойдём со мной, — Ларс вырвал из озябших рук кусок ткани и обнял за плечи. Правда, тепла от этого не прибавилось.

— Зачем?! — в мыслях девушки отчётливо встала картина её ближайшего будущего: бледная рука, зубы вампира, кровь, боль и смерть в страшных мучениях — доктора она тут не заметила. — Нет!!! Никуда я с тобой не пойду! И с ним — тоже! — Герти вскочила с кровати и попятилась к двери.

Кай глумливо усмехнулся:

— Я снова оказался прав.

— Герти, — Ларс в одну секунду приблизился к ней и взял за руку своими ледяными пальцами. — Мы не тронем тебя. Слово вампира. А сейчас нам пора.

— Слово нечист-ти?

— Ты дрожишь. Я отведу туда, где тепло. Хочешь — верну в комнаты девушек?

— Обещаешь?.. — девушка уже еле шевелила губами.

— Да.

— Поклянись.

Кай закатил глаза и усмехнулся. Ларс же со всей серьёзностью приложил руку к груди:

— Клянусь вечностью, что не трону тебя. Без твоего на это согласия.

— Хор-рошо, — челюсти девушки будто зажили своей жизнью и сейчас лихо отплясывали во рту в тщетной попытке согреться.

Всё её тело тряслось. Не то от ветра. Не то от запоздалого ощущения смертельной опасности.

На плечи легло что-то тяжёлое и мягкое — Ларс укутал Герти собственным шерстяным плащом, от которого пахло морозом и лесом. И повёл обратно.

В этот раз тот же путь показался утомительно сложным. Отогревающиеся конечности сначала не слушались, а потом чувствительность начала возвращаться, обжигая кончики пальцев.

Герти молчала.

Ларс тоже не произнёс ни слова.

Девушка осмысливала, какое страшное влияние оказывают на неё вампирские голоса.

О приближении к человеческим комнатам она узнала по запаху жареного, печёного и, почему-то, пудры. Ларс остановился:

— У вас сейчас трапеза. Дальше я не пойду. Видишь тот поворот?

— С-спасибо.

— До встречи, Гертруда, — произнёс он отстранённо.

«Надеюсь, она случится не скоро».

Ларс, не дожидаясь ответа, просто исчез в темноте коридора.

«Растворился… Как они это делают?»

Герти постояла пару минут, обдумывая, что сказать девицам, и пошла по направлению, указанному вампиром.

В трапезной за длинным столом сидело пятеро уже знакомых Герти женщин. И все, кроме Сиглинд, обернулись на вошедшую.

Вилма удивлённо подняла брови:

— Эта вещь принадлежит господину Ларсу.

— Ой, да, — Герти скинула с плеч тёмно-вишнёвый плащ и повесила на спинку стула напротив Вилмы. Она села за стол и покосилась на чужие тарелки, в которых дымились похлёбка и жаркое. — На меня не накрыли. — девушка взяла ржаной хлебец из корзинки и с упоением вгрызлась в него, забыв про манеры.

— Мы думали, ты не придёшь. — Мирра запнулась и покраснела. — Так скоро.

— Да, если кто-то становится ужином Кая, спит потом по три дня. И ещё месяц отъедается, — Вилма пододвинула к Герти своё жаркое. — Ешь. Мне и бульона хватит. До следующей трапезы ждать шесть часов.

— Спасибо, — Герти не стала отказываться. Она уже согрелась и чувствовала теперь просто зверский голод.

— Испугалась? — Агна участливо смотрела на новенькую.

— Угу, — Герти усиленно жевала мясо. — Я не понимаю… Как вы можете это делать?

Мирра подавилась похлёбкой, Сиглинд хихикнула.

— Что именно? — уточнила Вилма у Герти.

— Давать себя есть! — глаза девушки расширились. — Эти раны… наверное, долго заживают?

Женщина с книгой расхохоталась.

— Вот эти? — Вилма задрала рукав и показала новенькой предплечье. — Как видишь, недолго. И тебя явно не ели.

— Ларс помешал, — Герти во все глаза уставилась на руку приятельницы, но кроме малюсеньких круглых шрамиков и пары ранок так ничего и не увидела.

Как не увидела и то, что девушки молча переглянулись.

— То есть… не понимаю, — Герти вопрошающе смотрела на Вилму.

— Господа не едят нас. Только пьют нашу кровь, — Вилма с наслаждением глотнула из кубка.

— Часто? — у Герти отчего-то меленько затряслись руки.

— По-разному. У кого-то — раз в несколько месяцев, а кто-то готов на жертвы и чаще.

— Вилма, скажи ей уже самое главное, — произнесла Агна и замерла в каком-то предвкушении.

— Не лезь. Не видишь, что она…

— Девственница?

— Агна! — Вилма со стуком поставила кубок на стол.

— Мы тут ещё и для того, чтобы они… делали всякие бесстыдства с нашими телами! — быстро проговорила Агна и торжествующе посмотрела на Вилму.

Герти поперхнулась.

Лицо Мирры стало пунцовым.

А Вилма только и смогла, что бессильно открыть и закрыть свой рот.

— Да-да, самый настоящий разврат! Потому что без брака это именно так и называется! — выплюнула Агна и скрестила руки на груди.

— Дурочка ты, Агна. — 40-летняя сухощавая женщина оторвалась от книги и своей тарелки. — Любые проявления любви естественны и прекрасны.

— Это тебе Ларс наплёл, Тереза? Сколько ты тут? Лет 20? 30? Да он уже давно овладел твоим разумом! Внушил, будто греховные мысли — и есть истина!

— 30… - Тереза прыснула и захлопнула книгу. — Я ещё не настолько старая. Всего-то 12 годочков живу здесь. Но они пролетели, как один год. Такой яркий… как праздник, — она улыбалась, явно перебирая в голове какие-то воспоминания.

— Я бы тоже не променяла эту жизнь на свою прежнюю, — произнесла Сиглинд и откинулась на спинку стула.

— Заткнись, Сиглинд. Слушать противно.

— Ты просто завидуешь, — Сиглинд поднялась и вышла из-за стола. — На тебя-то они даже не смотрят.

— А ты сама себя потеряла из-за этого Кая. То плачешь в подушку, то радуешься, как умалишённая. Надоело это всё, хуже горькой редьки. А ведь раньше с тобой можно было поговорить! — крикнула Агна вслед уходящей брюнетке.

Мирра принялась гладить подругу по плечу, и та начала успокаиваться.

— Вот так и живём, — подытожила Вилма. — Пошли что ли к старухе. Тебе нужен тюфяк. Его наверняка ещё чинить придётся.

Когда Герти с Вилмой вышли в коридор и остались наедине, Герти решилась спросить:

— Скажи, пожалуйста… заниматься развратом тут… обязательно?

— Нет. Если не захочешь и хватит сил, то сможешь противиться зову вампира. Удаётся же это Мирре и Агне… — Вилма задумалась и будто поёжилась. — А я не противлюсь. И знаешь, так легче.

Герти положила руку под грудь и нащупала спрятанный под платьем кулон, который ей подарил Ларс.

Глава 5. Запретные поцелуи

Вкус поцелуя навсегда соединился в памяти Герти с запахом опавшей листвы.

В заброшенном уголке сада, в том самом, в котором только и позволялось гулять Гертруде, у крепостной стены стояла деревянная скамейка. Чёрная от сырости, покрытая лишайниками, она могла оставить грязные следы на шёлковой юбке девушки. Чтобы этого не случилось, Ламмерт расстилал полы своего дорожного плаща, в котором ходил в сырую погоду, и сажал Герти рядом.

Они разговаривали.

Близко-близко, согревая лица дыханием друг друга. Герти любовалась его серыми глазами, бледными веснушками и складками у уголков рта. Он вдруг касался её обветренными губами — всегда неожиданно, хотя она хотела этого каждую секунду…

Рядом с Ламмертом Герти никогда не мёрзла. А от рук, сомкнувшихся тёплым кольцом на талии, становилось ещё жарче. И голова кружилась. Наверное, от счастья. И вопреки сюжетам любовных сонетов — не цвела весна, не пел соловей. Небо укрылось серым пледом из туч, с деревьев медленно падали листья…

— Так, так, та-а-к.

«Мирабелла!» — сердце забилось от плохого предчувствия.

Ламмерт тут же разомкнул свои небратские объятья, и ветер пробрался к ним под плотный плащ.

— Братец, мама послала за тобой.

— Чего ей?

— У неё что-то не сходится с запасами пива. И она упоминала твоих дружков.

— Тьма, — юноша насупился и поднялся со скамейки. Плащ натянулся, и Герти тоже была вынуждена встать, чтобы отпустить своего кавалера.

— А ты… — Ламмерт запустил пятерню в свои длинные волосы и покосился на Герти.

— Не скажу. Ты же наследник, — Мирабелла демонстративно отвернула лицо от скамейки и процедила, — мне нет дела до твоих шлюх.

— Я — не шлюха, — Герти вспыхнула.

— А ведёшь себя соответствующе, — пропела Мирабелла.

И Ламмерт смолчал.

А Герти захотелось провалиться до самого Мрака: «Самое ужасное, что она права!»

— Братец, поторопись. Ты же знаешь, что маменькино терпение лучше не испытывать, — златокудрая девица перестукивала пальцами по рукаву своей шубки.

— Герти… мне пора. — Её красивый и сильный возлюбленный, самый лучший мужчина на свете, под хмурым взглядом Мирабеллы переминался с ноги на ногу и с трудом подбирал слова. — Ну… увидимся.

— Да.

Когда он ушёл, шлёпая сапогами по раскисшему от сырости короткому пути, не покрытому плоскими камнями, Герти даже вздохнула от облегчения.

Она собиралась уйти, но Мирабелла, будто гончая, цапнула за рукав, не давая ступить ни шагу. Герти дёрнула рукой. Тщетно — сестра была на голову выше и значительно сильнее.

— Знаешь, что мама сделает с тобой, когда узнает, что ты пытаешься окрутить Ламмерта?

— Ничего. — Герти вскинула подбородок и встретилась с подлой сестрицей глазами. — Отец не позволит вам мне навредить. А если не отпустишь, я закричу.

Мирабелла отпрянула на мгновение и ослабила хватку. Этого хватило, чтобы Герти вырвалась и отбежала в сторону, слегка поскользнувшись на мокрой жёлтой траве.

— У мамы есть яд, — сестра похвасталась этим так, будто ей пошили новое платье или справили сапоги.

«Яд…» — внутри Герти всё похолодело.

Она не ответила. Накинула капюшон и со всех ног припустила к северной башне.

«Надо будет стащить у мастера Хольца трактат по ядам, прочитать об их свойствах. А то с этих станется… И маму надо предупредить».

Старуха Латгард жила рядом с трапезной.

— Пришли. — Вилма со всей силы замолотила железным кольцом в потемневшую дверь. — Она у нас глуховатая.

Через некоторое время дверь со скрипом отворилась. Пахнуло теплом, едой, застоявшимся воздухом, и…

«Котами?»

На пороге стоял пожилой мужчина в рубахе, заляпанном жилете и бурых штанах.

— Господин Эберхард, — Вилма сделала малый книксен, и Герти повторила за ней, хотя странно было приветствовать так бедного крестьянина. — Мы пришли к госпоже Латгард за тюфяком.

— Латти! — Эберхард крикнул куда-то в глубь комнаты, но войти не пригласил. — К тебе девушки! За тюфяком!

Через несколько минут из-за двери показалась сгорбленная женщина в платье непонятного цвета. Вместо корсажа она обвязала лиф платья крест-накрест шерстяным платком.

Гостьи повторили почтительный книксен.

— Это Герти. Новенькая, — объявила Вилма.

— Новенькая… — прошамкала старуха. — Им всегда будет мало, Эб… Всегда будет мало… Куда мне её?..

— Нам нужен тюфяк, — отчётливо проговорила Вилма.

Старуха кивнула, подошла вплотную к Гертруде и заглянула снизу в молодое лицо. Девушка с трудом нашла в себе силы, чтобы не отпрянуть и не проявить неуважение. Мутные глаза из-под седых бровей смотрели пытливо, но без враждебности.

— Когда у тебя регулы?

— Что?

«Зачем она спрашивает такое?.. Тем более, в присутствии мужчины».

— Давно было женское недомогание? — чуть громче проскрипела Латгард.

— Она про месячные крови спрашивает, — шепнула Вилма.

— Да поняла я, — щёки Герти зарделись. — Две недели назад закончились.

Старуха крякнула, вытащила из-под платка стопку бумажек и грифель и долго что-то царапала на бумажке не гнущимися пальцами в коричневых пятнышках.

Наконец она закончила запись, отцепила от пояса маленький ключ и отдала Вилме:

— Где тюфяки и постельное сама знаешь. Выбери там не самую гниль. От плесени, сама знаешь, кашель случается. А лишние хлопоты нам не нужны. Правда, Эб?.. Да выпусти котов, если запросятся выйти.

— Будет сделано, госпожа. — Вилма снова присела в почтительном книксене.

Через пол часа женщины сидели в общей светлой комнате и чинили тюфяк в шестеро рук — помочь Герти и Вилме вызвалась Мирра. Агна с Терезой ушли помогать на кухню. Прочие спали, и Сиглинд, скорее всего, в их числе.

— Чем вы тут занимаетесь? Ну-у, в свободное от разврата время, — подала голос Герти.

Вилма хохотнула:

— Деточка, что ты знаешь про разврат?

— Наверное, многое, — ответила Герти и сделала вид, что увлечена пришиванием заплаты.

— Так ты не невинна?

— Моя мама была второй женой ландграфа. Не признанной, конечно… Я многое слышала. Ещё я видела, как это происходит у животных, — добавила Герти осевшим голосом.

— Успокойся. Никто не посмеет приблизиться к тебе без твоего на то согласия.

— Уже приблизились, — буркнула девушка.

— Но не с порочными же намерениями, — Вилма перерезала толстую нитку ножом. — Разврат, скажешь тоже… Вон Агна и Мирра всё ещё девственны. Сиглинд тоже только недавно…

— Вилма, пожалуйста. Сплетничать — нехорошо.

Внезапная просьба Мирры прозвучала настолько мягко, что Вилма сразу прислушалась, а Герти невольно подумала: «Таким, как Мирра, самое место в Светлом храме».

— Мы живём тут в сытости и довольстве. — продолжала Вилма. — И платим за это кровью. Но я ни о чём не жалею.

— Ты была несчастлива среди людей? — осмелилась спросить Герти.

— Не знаю. По правде сказать, там я не успевала задуматься ни о чём таком. Есть похлёбка на ужин и поленья для очага — и ладно.

Герти прошептала:

— А вам никогда не приходило в голову… сбежать отсюда?

Мирра вздохнула и прикусила губу, а Вилма, прежде чем ответить, старательно вырезала из куска потёртого бархата новую заплату.

— Это место окружают скалистые горы. Если ты — не коза, то не выберешься…

Внутри Герти будто что-то оборвалось.

Не хотелось думать, что этот мрак навсегда!

А ведь так оно и было на самом деле…

— Ларс говорит, что наш замок построен внутри скальной породы, и его почти не видно снаружи. Хотя это — сердце Голубых гор, тех самых, что стоят в центре Рёссена.

— Мы в Голубых горах? — удивлению Герти не было предела. — Их видно с южной границы нашего графства, но…

— Но ты никогда не слышала о замке вампиров, — насмешливо перебила девушку Вилма. — Никто не слышал. Они же скрываются от людей… Снаружи торчат только две башни нашего замка, да и те изрядно потрепала природа.

— Ларс рассказывал, что этому замку больше 8-ми сотен лет, — произнесла Мирра. — Только представь себе: дожди и грозы, морозы и пустынные ветры, что прилетают сюда каждое лето… Редкий счастливчик, сумевший добраться сюда, увидит руины, а может и вовсе не догадается, что это строения рук человеческих. — Мирра замолчала, о чём-то задумавшись.

— Ясно… А господин Эберхард — муж Латгард? — Герти хотелось говорить. О чём угодно! Лишь бы не думать о том, что она в западне.

— Не знаю. — ответила Вилма. — Сколько их помню, они всегда были старыми. Слишком старыми, чтобы кого-то интересовало, сочетались ли они Храме? Родственники ли друг другу? Или просто два человека, которые оказались здесь по велению судьбы и уже притерпелись друг к другу.

— Интересно всё же, как они сюда попали? Почему не стали едой?

— Мы знаем только, что Латгард занимается кухней. А Эб чинит мебель и помогает господину Ларсу в опытах, — ответила Мирра. — Но в действительности их жизни — не наше дело. Излишнее любопытство и перемывание костей недостойно хороших людей. А мы даже вдали от источников Света хотим сохранить человеческий облик.

— Я не согласна, — Герти отложила шитьё на колени, — если бы люди не проявляли любопытства, то не учились бы новому и не совершали открытий! И жили бы мы по-прежнему, не в домах, а в пещерах. И ели бы только траву и сырое мясо.

— Фу-у-у! — Вилма скорчила брезгливую рожицу. — Давайте я вам лучше историю расскажу. Тереса на днях такое прочитала…

До ужина оставался час. Тюфяк был готов и ждал Герти в спальне вместе с тёплым одеялом и плоской подушкой. Вилма уснула и велела разбудить на трапезу. Мирра и Агна шушукались над шахматной доской.

Герти взяла шубку, сняла со стены светильник и отправилась прогуляться по замку — очень уж хотелось увидеть небо, вдохнуть свежий воздух, почувствовать, что даже в этой каменной клетке есть окошко во внешний мир.

Она помнила, что, когда Ларс провожал её, они два раза спускались по лестнице.

«Значит, если подняться, то можно найти выход к одной из двух башен. А в башнях всегда есть бойницы. Ну или хотя бы смотровая площадка».

Герти свернула на первую же лестницу, которая закруглялась налево от коридора. Через три витка она попала в новый длинный проход. Подъём же упирался в дверь, закрытую на замок. Девушка решила исследовать этот переход.

«Вдруг да найду лестницу,» — Герти шагнула в коридор, посчитала детской считалочкой направление и пошла направо.

На этом уровне в стенах каменного коридора то и дело попадались закрытые двери и ни одного подъёма наверх. Уткнувшись в тупик, Герти пошла обратно, прошла мимо спуска вниз и решила исследовать «левое» направление. Она дёргала ручку каждой двери, которые только попадались ей по пути.

Наконец, одна из тяжёлых створок открылась. От неожиданности Герти чуть светильник не выронила. Она с любопытством заглянула внутрь и поразилась роскошному убранству комнаты.

Гобелены на стенах изображали охотничьи сценки. Слева стояла широкая кровать, под светло-охровым шёлковым покрывалом. Справа на столе лежали книги, стопка бумаги и медная чернильница. Над столом висел огромный портрет рыжеволосой женщины, одетой по моде двухсотлетней давности. В те времена на рукавах верхнего платья делали множество коротких разрезов, через которые просвечивала белая ткань.

Герти залюбовалась портретом. Она, как завороженная, вошла в комнату и приблизилась к картине, чтобы как следует рассмотреть лицо красавицы.

— Ах, наконец-то, — послышался из коридора томный женский голос, затем шаги и шелест ткани.

— Я голоден… — ответил…

«…Кай?! …Только не он. Не хочу его видеть!»

— А я так скучала.

— Тогда разреши мне…

— Не здесь. Испачкаем камни, и Ларс узнает.

«Это Сиглинд. Тьма, надо спрятаться!» — Герти бросила взгляд на ту стену, в которой была расположена дверь и увидела большой платяной шкаф. По счастью он оказался пустым. Девушка быстро дунула на фитиль светильника, юркнула в шкаф и заперла дверцу.

Сначала она стояла, затаив дыхание, прижавшись спиной к холодной стенке шкафа. Наконец, Герти услышала, как открылась дверь в комнату, и через замочные скважины в шкаф двумя лучиками проник тусклый свет.

Девушка прильнула к одному из маленьких отверстий. Одинокая свеча давала неяркое свечение. Сиглинд оставила её на столе и прильнула к вампиру всем телом.

В тёплом сиянии Кай, хотя и одетый в чёрное, выглядел живым, обычным молодым парнем с лёгким загаром на коже и выгоревшими на солнце волосами. Он отвёл Сиглинд к изножью кровати, сдвинул с плеча ночную рубашку вместе с шалью и принялся покрывать поцелуями шею.

— Скажи… — прервался вампир. — Я жду…

— Поцелуй меня ещё. Я ужасно соскучилась, — руки брюнетки скользили по его спине.

— Я голоден, золотце, — вампир отбросил шаль Сиглинд на пол и развязал широкую горловину её рубашки.

— Я тоже голодная… до рук твоих, губ твоих… — Сиглинд, не обращая внимания на то, что одежда сползла и почти обнажила грудь, поцеловала его в подбородок. Потом чуть выше, играючи лизнула губы и ответила на поцелуй.

Вампир утробно рыкнул и как-то нервно улыбнулся, оторвавшись от лица человечки. Руки рванули ткань. Рубашка с жалобным хрустом распахнулась в стороны, Сиглинд судорожно освободила руки от рукавов и осталась стоять пред ним обнажённая.

Герти тут же отпрянула от скважины.

Не то, чтобы она считала, что подглядывать не хорошо — в прошлом именно подслушанные разговоры не раз выручали её и являлись источником полезных сведений. Но тут… Странное волнение овладело девушкой. Будучи неопытной в любовных утехах, она лицом к лицу столкнулась с тем, чего боялась, о чём знала только в теории и о чём грезила по ночам.

В 16 лет мать сухо рассказала ей суть брачной ночи, а после сохраняла благочестивое молчание. Замужние считали, что обсуждать это неприлично. Все знали, что жрецам и ноннам это запрещено. А среди девиц под покровом великой тайны ходили самые противоречивые слухи и догадки.

— Возьми моё тело, — простонала Сиглинд.

Герти тихо набрала в лёгкие воздуха, пытаясь справиться с накатившими переживаниями, и снова приблизила зрачок к освещённой скважине.

Довольная Сиглинд лежала на спине, разметав по охровому покрывалу чёрные кудри. Ноги её были широко разведены. Кай навис над ней, так и не сняв с себя одежды. Его руки ласкали смуглое тело, пальцы мяли груди, губы нежно целовали живот. Брюнетка шумно дышала, ёрзала на гладком шёлке и вздрагивала от каждого поцелуя.

— Я так хочу пить… — тело Кая напряглось и мелко содрогнулось, будто от боли, но распалённая Сиглинд этого, кажется, не заметила.

— Войди в меня, милый…

Вампир выпрямился, стоя на коленях, повозился руками со шнуровкой на гульфике и…

Герти почему-то закрыла глаза.

А когда открыла, Кай двигался внутри девушки. Не нежно, не медленно, как Герти раньше себе это представляла. Движения вампира были резкими, злыми.

И Сиглинд это, похоже, нравилось — она стонала и требовала:

— Ещё… ещё… О-о-о-о…

Кай закинул на руки согнутые в коленях ноги брюнетки и с размахом всаживал в её промежность довольно таки большой орган.

«О, боги, и как он в ней помещается?!» — Герти поняла, что не хочет быть на месте его любовницы.

— О, да! Кай, милый… я твоя… Вся твоя… И тело, и кровь, и… О-о-о! — договорить она смогла.

То, что Герти поначалу приняла за стон наслаждения, оказалось криком боли…

Вампир приник к шее Сиглинд справа, и Герти хорошо видела профиль девушки — вначале гладкое довольное лицо напряглось, будто она подняла что-то тяжёлое. Потом Сиглинд, кажется попыталась встать, но Кай лежал на ней всем телом. Он опустил свою руку на её ладонь и с силой вжал в перину, покрытую шёлком.

Потом — Герти не почудилось — Сиглинд испугалась, она расширила глаза и перестала кричать, задыхаясь от ужаса.

У Герти закружилась голова. Хотелось помочь Сиглинд! Но как? Страх парализовал тело, ноги тряслись от осознания собственной трусости, мысли метались в голове, как перепуганные птицы, натыкаясь на понимание — вампира ей не одолеть.

А потом Сиглинд просто замерла. Лицо её потемнело, нос заострился…

Герти поняла, что произошло что-то страшное.

— Ммм… закончилась… — Кай с окровавленным ром оторвался от шеи любовницы и сел на кровати между её тонких ног. — Давно такого не было. Вот незадача. — вампир утёр лицо рукавом рубашки и принялся зашнуровывать гульфик. — Ещё и не кончил. Ну, этот голод утолить — не проблема.

Спрятав концы завязок под поясом, Кай текучими движениями слез с кровати.

А через мгновение в замочных скважинах потемнело.

Вампир широко распахнул дверцы шкафа.

Герти вздрогнула всем телом и резко отпрянула. Но только больно ударилась спиной о холодную, твёрдую стену.

Глава 6. Ошибка

Самый чёрный день в жизни Герти начался… «поэтично».

После завтрака она отправилась в лес, чтобы набрать желудей.

Занятие это было всего лишь предлогом — в самом деле, никто не требовал от побочной дочки ландграфа помощи в подкормке графских свиней. Делала она это обычно ради забавы. Но в то утро, после того, как весь вечер проплакала в подушку, как-то особенно невыносимо было находиться в обществе матери.

А в лесу было спокойно. Красиво.

«И грустно».

Никто не бросал на Герти взгляды, полные молчаливого упрёка. Никто не выбирал слова, лишь бы не разразиться новой нравоучительной тирадой.

«То же мне, выискалась Ханна благочестивая,» — Герти и сама знала, что виновата.

Им с Ламмертом следовало быть осторожнее.

Лес скидывал с веток сухую листву, которая медленно кружилась в тумане.

«Деревья грустят по ушедшему лету. А я — потому что Ламмерт меня обидел».

Чем именно он её обидел, Герти и сама не могла сказать. Но перед глазами то и дело вставала довольная собой Мирабелла, и внутри Герти всё переворачивалось от возмущения!

Она всё думала и думала о Ламмерте. И намеренно громко ворошила носками сапог сухие листья, чтобы не вслушиваться в болтовню Дедрика.

«Увязался же. И с чего он взял, что я не могу гулять одна? Огромный замок высится на холме. Да тут при сильном желании не заблудишься… А если и потеряюсь, Ламмерт возглавит поисковый отряд. Он первый найдёт меня и… поцелует,» — сердце девушки начинало сладко щемить при мыслях о будущем примирении.

«Конечно же, я не стану теряться — нет ничего глупее, чем просиживать осенью в лесу. Тем более, без съестного. К тому же, к вечеру воздух станет морозным… Но помучить Ламмерта всё же следует. Пусть попросит прощения, прежде чем лезть ко мне снова. Нет. Пусть трижды попросит прощения!» — Герти торжествующе улыбнулась.

— Смотри, какая коряга! — Дедрик с восторгом сжимал в руке полуметровую суковатую палку. — С такой можно и на медведя.

— Куда тебе на крупного зверя? Папа говорит, ты и в оленя с трёх шагов не попадаешь, — Герти нагнулась, зачерпнула рукой горсть листьев и кинула в мальчишку.

— Вот ты как? Ну, погоди! — Дедрик нагрёб огромную охапку листвы и кинулся догонять Герти.

Та с визгом припустила. Она долго убегала от него, прячась за деревьями, петляя и ускоряясь. До тех пор, пока в боку не закололо и в груди не запекло от холодного воздуха. Наконец Дедрику удалось запустить в сестру изрядно поредевшую кучку дубовой листвы.

— Дедрик! Смотри, что ты сделал с моими волосами! — Герти с возмущением рассматривала белые пряди, в которых запутались мелкие сухие кусочки листьев. — Теперь на меня ни один жених не посмотрит!

— Слушай… Я хочу тебе кое-что сказать.

— Ну, — девушка надула губы, старательно вытаскивая сор из волос.

— Герти… оставь Ламмерта. Я сам о тебе позабочусь.

— Глупости. Я скоро выйду замуж.

— Все знают, что тебе здесь никто не нравится, кроме… — Дедрик принялся ковырять пальцем кору ближайшего дерева. — А Ламмерт — наследник.

— Чтобы бы ты понимал в моих сердечных делах.

— Может, в сердечных и не понимаю, но через 4 года я получу свою долю наследства. Деньги, земельные наделы, большой дом на юге.

— И что?

— Я смогу забрать тебя с собой. Или дать средства и отпустить. Ты поедешь, куда захочешь. И выйдешь замуж за того, кто полюбишь.

— Я желаю жить в замке. И быть его хозяйкой. А любовь… Моя мама жизни не видит без Джереона. Много ей счастья принесли эти чувства?

— С Ламмертом у тебя всё равно ничего не выйдет. Герти, подумай. Я написал договор о намерениях. Он защитит тебя, даже если что-то… случится… Отец сегодня же поставит печать, если мы придём к нему.

— Договор? Уже?

— Отец не вечен. Я просто… Всё время думаю о твоём будущем.

— Всё время думаешь за меня? — Герти хотела возмутиться, но слова младшего брата её тронули. — Это лишнее, Дедрик. Отец молод, силён и ещё долго сможет меня содержать. Раз он не ищет достойного жениха, то пусть и несёт это бремя до самой смерти! — девушка нервно хохотнула.

— Он ищет. Вот только…

— Что? — Герти оторвалась от своих волос и во все глаза уставилась на напряжённое лицо сводного брата.

— Никто не хочет…

— Жениться на бастарде? — она сама не ожидала, что при этих словах болючий комок изнутри сдавит горло, а изо рта сам собой вырвется тонкий всхлип. — Но у меня же приданое…

— Герти, — Дедрик стоял растерянный и с красным лицом. — Я хотел только… помочь, — парень нерешительно потянулся к ней, видимо, чтобы утешить.

— Да ну вас всех! — девушка развернулась и побежала к замку, забыв про корзинку, наполненную на треть желудями.

В тот день она решила не разговаривать с Ханной.

«Это ей за вчерашнее. И вообще».

Но когда подбегала к крепостной стене, то увидела, что от главных ворот отъезжают конные охранники и крытая повозка, запряженная двумя лошадями. На козлах вместо кучера сидел сам Джереон Кёрбер.

Среди провожающих не видно было Одиль и сестёр.

«Значит, он едет с матерью».

Герти не хотелось лишний раз попадаться на глаза отцу, и она спряталась за углом крепостной стены, чтобы дождаться, когда родители отъедут на приличное расстояние.

В кухне ей выдали обед и сказали, что его сиятельство вместе с Ханной отправились в город.

— Пусть едут. Я всё равно с ней в ссоре, — Герти доверяла кухарке Марте. Особенно с тех пор, как Одиль выписала из столицы нового повара и назначила его главным. — Надоело её кислое лицо хуже горькой редьки.

— Часто же ты лопаешь горькую редьку, — усмехнулась Марта.

— Ты и сама так говоришь, хоть не деревенская, — парировала Герти и мечтательно улыбнулась. — Хорошо, что Ханна укатила в город. Когда она приедет, то уже забудет, на что дулась. К тому же, всё равно привезёт мне что-нибудь новенькое. Или вкусное.

Однако к вечеру родители не вернулись.

И назавтра.

И через два дня.

И даже через неделю.

Со дня отъезда ландграфа зарядили дожди. Герти сама топила камин и сидела в башне с вышивкой, глядя через мокрое окно на дорогу.

Ламмерт от неё прятался.

Сама Герти почему-то избегала Дедрика.

Утром седьмого дня Марта сказала, что Одиль поднялась задолго до рассвета и отправила поисковые отряды во все стороны, потому что в замке никто не знал, куда поехал ландграф.

Услышав это, Герти отодвинула блюдо с куском холодного пирога, не в силах проглотить ни кусочка.

К вечеру вернулись поисковики с востока с новостью о том, что в Серых горах обрушился узкий серпантин. Маленький отряд его сиятельства вместе с повозкой рухнул в глубокую пропасть…

— Новенькая… — Кай высился над Герти, высокий, чёрный, нечеловечески-сильный…

От него тошнотворно несло свежей кровью. А рукав рубашки мокро блестел.

— На т-тебе кровь Сиглинд, — проговорила зачем-то Герти, — Ты убил её.

— Нечаянно.

«У него радужки глаз стали тёмными».

— Ты и меня убьёшь? — ныла ударенная правая лопатка, но это сейчас казалось такой мелочью.

— Не знаю, — Кай обернулся на кровать и долго смотрел на посиневшее тело своей любовницы.

— Убийцы всегда избавляются от свидетелей, — обреченно прошептала Герти.

Кай повернулся к девушке, стоящей в шкафу.

Сердце Герти стучало в груди так сильно, что, казалось, вампир тоже слышит его гулкие удары.

«Те самые удары, что разносят по моему телу кровь… О, боги, как не хочется, чтобы меня кусали!»

— Успокойся, новенькая, я насытился… Любопытное у тебя прошлое. Свидетельница, — добавил вампир многозначительно. — Расскажешь на досуге? — Кай подал руку с грацией истинного кавалера. — Выходи. Тут, конечно, уютнее, чем в ином укрытии, но… человечки, кажется, предпочитают более обширные пространства.

— Я сама. — Герти проигнорировала руку убийцы и вышла из шкафа, проскользнув между дверцей и его напряженным телом. — Что ты будешь делать?

— Жить… — Кай захлопнул шкаф, сполз спиной по лакированным дверцам и уселся прямо на пол, широко расставив согнутые в коленях ноги. — В этой жизни так много ещё… неизведанного.

— Я имею ввиду Сиглинд.

«Какое мне дело? Когда я научусь держать язык за зубами?!»

— Надо будет сказать Латгард, — ответил Кай вопреки ожиданиям. — И помочь ей… прибраться. Старики с каждым годом становятся всё немощнее.

— А девочки?.. О, боги… что они скажут? — Герти съёжилась от этих мыслей.

— Ничего.

— Они ведь дружили!

— Ничего особенного — вот увидишь. Разве что подруги девственницы немного поплачут. И ты. Ведь у вас иммунитет на наше влияние.

— Иммунитет? — девушка только сейчас заметила, что вампир не сводит с неё сытых глаз.

— Защитные силы против нашего зова.

Герти прислушалась к себе.

К вампиру не тянуло. Первая паника прошла. И плакать по Сиглинд… не хотелось.

«Наверное, у меня просто закончились слёзы. А может, это потому, что в сущности я не знала Сиглинд?»

— Тогда, я… пойду? — она осторожно шагнула в сторону двери.

«Светильник в шкафу забыла. Разиня».

— Конечно. Только скажи… А что ты тут, собственно, делала? — светлая прядь упала на лицо Кая, делая его взгляд ещё более пытливым.

— Шла мимо. Потом увидела этот портрет. — ответила честно Герти. Она взяла со стола свечу и поднесла к картине. — Кто это?

— Эвтерпа.

— Человек?

— Вампир. Молись своим богам, чтобы ваши пути не пересеклись.

— Почему? — сорвалось с губ девушки.

«Не отвечай, умоляю! Я не хочу этого знать!»

— Забудь. Вы всё равно не встретитесь, — в словах Кая прозвучала такая уверенность, что Герти выдохнула и расслабила плечи.

Но снова напрягла их, когда вампир продолжил допрос:

— Так куда же ты шла?

— Искала башню. Хотела посмотреть… на мир.

«Я ведь не сделала ничего предосудительного?»

— Пойдём, провожу, — Кай лениво поднялся с пола. — Иначе заблудишься.

— А-а… Сиглинд? — в нос Герти снова ударил металлический запах крови.

— Ей уже некуда торопиться. А мне… стоит. Скоро рассвет.

Они вышли из комнаты и направились к уже известной Герти лестнице.

— Значит, мастер Игнац прав, сама суть Света вам противна?

— Солнечный свет… горячий. Он превращает нашу плоть в пепел.

Герти не знала, что ответить.

«Сочувствовать? Этим тварям? Сама понимаешь, что это — бред?» — голос совести почему-то обрёл интонации Вилмы.

— Скажи… Ты выпил её, потому что не смог сдержаться?

Кай не ответил, и какое-то время тишину нарушали только звуки их шагов.

— У вампиров два голода — жажда крови и похоть. Со вторым справится легче. А человек… всегда хочет любви. И чем больше получает, тем больше ему не хватает… Сиглинд… думала, что она в безопасности. Что ей многое можно. Что она — особенная… Не совершай её ошибки, новенькая. Человечки для вампиров — это всего лишь навсего… человечки.

— Кажется, я понимаю тебя. Было бы странно всю жизнь любить один единственный… яблочный пирог.

Они остановились у закрытого подъёма, того самого, по которому Герти не смогла подняться из-за запертой двери.

— Ближайшее окно в моей комнате.

— А башня? — эта идея уже не казалась Герти хорошей.

— Она по пути, но тебе понадобится, в лучшем случае, полчаса, чтобы взобраться на семь сотен ступеней. А люк ты не откроешь.

— Я крепкая, — буркнула Герти. — Может быть, так не кажется, но…

— А… тебе просто ещё не сказали. — Кай явно не собирался выслушивать человечку. — Никто из людей не может открыть здесь ни одного замка. Все окна, двери, все их задвижки устроены так, чтобы… избежать неблагоприятного исхода… для нас.

— Для вас… — эхом повторила Герти и почему-то уставилась в широкую грудь вампира, прикрытую тонкой рубашкой с развязанным воротом. Кожа под ней была белой и гладкой. Так и тянуло потрогать.

«О чём я думаю??»

— Но если ты отведёшь меня к своему окну, то где будешь спать? — уточнила Герти.

Кай растянул губы в широкой клыкастой ухмылке:

— Всегда поражала эта ваша человеческая привычка — заботиться о всяком ближнем. — Он достал из кармана маленький ключ, вставил в замок и провернул. Потом нажал куда-то с силой и оттолкнул тяжелую дверь.

— Разве ты не был человеком? — Герти покосилась на прогорающую свечу.

— Был. Очень давно… Хочешь совет? — спросил Кай и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Думай в первую очередь о себе. О нас беспокоиться не надо. — Вампир поднёс руку к розовой щеке Герти и провёл по ней холодными кончиками пальцев. — В этом замке полно уголков, где мне будут рады… — он одёрнул руку. — Я открою окно и предупрежу Ларса. Оставайся там, сколько хочешь.

— Спасибо, — голос девушки прозвучал глухо.

Она перешагнула порог двери и продолжила подъём на следующий уровень в компании сытого вампира.

Глава 7. Щелчок мышеловки

Она не хотела входить в Тёмный Храм.

Не потому, что место это было овеяно жуткими слухами и с детства вызывало подспудную неприязнь — время изменило взгляды Герти на жизнь, в том числе и на роль Тёмных супругов в жизни каждого человека. Но сейчас под сумрачными сводами обители Тьмы лежали тела её мёртвых родителей.

Она остановилась. И густые слёзы тут же застлали глаза туманом.

Ей что-то говорили, дёргали за руку. Наконец она поняла, что задерживает людей. Толпа напирала с возмущёнными шепотками, сжимая её с боков и толкая.

Потом кто-то велел черни расступиться.

Кто-то с тихим голосом, не терпящим возражений. Этот мужчина взял её под руку и мягко надавил на спину, вынуждая идти. Герти сделала несколько шагов в тумане, а потом сморгнула крупные капли и по наитию глянула на высокую тень слева.

В своём новом спутнике она узнала дядю Отто.

Брат Одиль — полноватый мужчина лет сорока носил окладистую бороду и пах почему-то кислой капустой и дымом.

Внутри Тёмного Храма было душно и сумрачно. Стены главного зала ожидаемо оказались чёрными, а вот звёзды на стенах были сделаны не из меди, а из какого-то белого металла, отполированного до серебристого блеска. Чадили лампы, курильницы источали сладкие ароматы масел.

Впереди высились статуи Тёмных Супругов, отлитые из металла и зачернённые. Герти осмелилась поднять голову вверх. Но встретившись со строгими лицами хозяев Мрака, опустила глаза к их огромным ступням.

У ног величественных статуй стояло шесть гробов. Закрытых крышками от впечатлительных людей.

В один из них — самый большой и богато украшенный — положили тело ландграфа Кёрбера.

В котором лежала мать? Наверняка знала Одиль — она занималась подготовкой к церемонии проводов. Но Герти поняла, что не посмеет спросить. Да и не сможет — если она разомкнёт губы, то уже не сумеет держать себя в руках. И вместо молчаливых слёз бросится, как Одиль, на пол, и начнёт биться в истерике, будто рыбина в сетке.

Запели жрецы, выходя из боковых проходов. Казалось, им не было дела до плачущих родственников, в руках их горели толстые свечи. И даже когда воск с них стекал на бледные пальцы, никто из носящих чёрное не дёрнулся, не спутал слова.

«О, боги… для них даже проводы в иные миры — ремесло».

Когда песнопения закончились, Одиль упала на гроб Джереона. Она гладила пальцами золоченные украшения, а чёрные служители терпеливо ждали.

Наконец, Ламмерт, который всё это время утирал собственное опухшее лицо, помог матери встать на ноги. Жрецы подняли гробы и начали уносить их в недра Храма для того, чтобы без свидетелей поместить в подземный некрополь.

— Всё кончено. Пошли, — дядя Отто, который всё это время держал Герти под руку, помог ей в числе первых выйти на свежий прохладный воздух. В неуместно яркий солнечный день, в который даже лесные птицы щебетали радостно.

Сквозь какое-то оцепенение Герти видела, как он окликнул Иллу — немолодую горничную, сунул ей что-то в руку и прошептал на ухо ряд указаний.

Горничная сменила Отто рядом с дочкой гулёны. Поторапливая бранными словами, она отвела девушку в северную башню, велела ложиться в кровать и ушла, заперев комнату на ключ.

«Всё изменилось. Правы были Дедрик и мама,» — глаза Герти нашли знакомые трещины на потолочной балке. Теперь даже они смотрелись по-иному.

Герти плакала и молчала. И снова плакала, жалея… о многом.

Стемнело. За мутным оконным витражом белел кусок луны, далёкой и какой-то чужой, равнодушной.

Герти захотелось встать, чтобы открыть окно и посмотреть на звёзды. Но сил просто не было. Тогда она закрыла глаза и представила, что засыпает, а на соседней кровати спит мама…

Когда Герти вошла в комнату Кая, первым, что бросилось в глаза были затворы на окнах!

— Странно… Я помню, что не было ставен.

— Ты была здесь… в несколько ином состоянии, — Кай подошёл к окну и поднял с огромных креплений тяжеленный засов, величиною с брёвнышко.

— Хорошо это наверное — подчинять людские умы и сердца. Так ведь легче? Когда мы не сопротивляемся.

— Конечно, — засов был заботливо отставлен к стене. — Вот только… Мы снимаем лишь некоторые ваши страхи. А сердца свои, новенькая, вы вручаете нам… сами, — вампир распахнул массивные ставни, и ветер удар его в лицо, надул черную рубашку парусом, спутал волосы.

— Я не верю, — Герти поставила подсвечник на пол и поспешила накинуть капюшон своей шубки.

Она нерешительно подошла к окну, стараясь не думать о близости вампира, в переменчивости настроений которого уже успела убедиться.

Вилма и Мирра не соврали — замок действительно окружали горы. В лунном свете их острые пики, присыпанные снегом будто сахарной пудрой, со всех сторон напирали на древние стены и продолжались до самого горизонта.

«Отсюда действительно не выбраться,» — во рту почему-то стало горько.

Очередной порыв ветра чуть не содрал с неё капюшон и опрокинул подсвечник, который с глухим бряцаньем покатился по полу. Стало темно. Но ненадолго — небо с каждой секундой теряло свою черноту. Герти не плакала, просто тяжело вздыхала.

— Она расстроена.

«Ларс».

— Они все расстраиваются, — Кай дождался, когда Ларс отведёт Герти от окна и принялся деловито запирать тяжелые ставни.

— Ей пора ужинать, — Ларс сделал шаг к двери, но Кай его опередил, оказавшись в одну секунду между ними и выходом.

— Расскажешь, что за вещество? — вампир ткнул пальцем в то место на груди девушки, где под слоем одежды прятался таинственный кулон.

— Не сейчас. Может быть… лет через 30.

— Хорошо. Так даже интереснее… — вампир приблизил к Герти лицо, и она зажмурилась. — Ммм… пахнет чем-то похожим на мяту.

«А я не почувствовала».

— Правду говорят, даже дети ночи с годами становятся более бережливыми. Прямо как человеческие старики, — Кай подмигнул Герти.

«Тебя бережливым не назовешь».

Будто улавливая ход её мысли, Ларс произнёс:

— Сиглинд.

— Да, — Кай и не думал отпираться.

— Идём, — Ларс потянул Герти к двери.

«Просто идём? Да что с ними такое? Девушка умерла!»

— Среди людей она бы встретила свою смерть раньше, — спокойно ответил Ларс.

— Вы этого не знаете!

— Знаем, — прошептал вампир.

И Герти поняла, что он прав. Но внутри клокотало.

— К этому невозможно привыкнуть, — она почти крикнула.

— Ко всему привыкают. Со временем.

Сколько прошло часов с тех пор, как ушла Илла? Луна уплыла из окошка Герти, и теперь, должно быть, подглядывала за тем, что происходило в восточном крыле или южных залах.

На улице постоянно разговаривали чужаки.

«Должно быть, на похороны прибыло много соседей».

На лестнице раздались лёгкие шаги.

«Кто-то из молодых слуг».

В дверь легонько постучали:

— Герти, это я.

— Уходи, Дедрик, — она никого не хотела видеть.

— Герти, надо поговорить. Это важно. Я кое-что узнал. Речь о нашем будущем.

— Мне всё равно.

— Значит, ты хочешь выйти замуж за Отто?

— Дядю Отто? — до Герти с трудом начал доходить смысл происходящего.

— Тебе он — не дядя, и вообще — подлый человек, — голос Дедрика стал обиженным. Он подёргал дверную ручку. — Тебя заперли?

— Да. Но погоди, я сейчас, — Герти резко поднялась с кровати, справляясь с головокружением, и припоминая кое-какие странности Ханны, которые теперь уже не казались странными.

Она подошла к столику у окна и сдвинула крестовину ножки в сторону. Стянув со стола спицу, Герти поскребла вокруг одного из кирпичиков напольной кладки, раскачала его, а потом и вовсе подняла. В тайнике обнаружилась тряпка, из которой выпал ключ, несколько монет и жемчужное ожерелье.

«Столько лет прошло, с тех пор, как мама рассказывала про этот тайник. Она много полезного тогда сказала. Упоминала даже каких-то родственников… Не то в Миндене, не то в Виттене. Какая я была тогда беспечная дура! Ну почему ничего не запомнила?» — Герти подняла с пола ключ, остальные трофеи решила до поры оставить в тайнике.

Замок плохо поддавался — вероятно у Герти оказалась не слишком хорошая копия ключа, но девушка была настойчивой. И когда дверь поддалась, она выглянула в тонкую щёлочку.

— Погоди со светильником. Надо закрыть окно, — какое-то деятельное беспокойство овладело ею.

Заперев покосившиеся ставни так, чтоб снаружи не было видно ни одной полоски света, она впустила Дедрика и заперла дверь. А ключ сунула под корсаж.

— Садись, — не задумываясь, она указала Дедрику на собственный стул, а сама заняла место матери за столиком с рукодельем.

- Хм… Даже не знаю, с чего начать, — Дедрик сжимал и разжимал кулаки, пристально глядя на ставни. — В общем… Отто претендует на графство.

— Мало ему севера? У него же там треть.

— Уже нет. Годфрид и Берингар стали его вассалами.

— Что?! — Герти на мгновение потеряла дар речи. — Но как?..

— В обмен на союз с графством Кёрбер, — Дедрик тяжело вздохнул. — Во всех будущих сражениях. И союз этот будет скреплён браком с Беллой и Труди.

— Погоди… Это безумие. Готфрида не даром кличут синей бородой. — тонкая складка пролегла меж бровями Герти. — И это не бабьи россказни. Ему и сорока нет, а жён было… семь? Постой… он женился на прошлое Тёмное Сочетание.

— Угу. И Отец тогда не поехал на свадьбу. Даже подарка не выслал. И Готфрид обиделся. Так сказал Отто.

— На поминальном пиру?

— Нет, они с мамой разговаривали в её покоях. А перед тем она оставила меня в гардеробной. Сказала, если что, бежать тайным ходом к Ламмерту, сзывать войска.

— Неужели…

— Вассалы Отто идут с большими отрядами. Будут через несколько дней.

— Нет.

— Да. И Мирабелла должна согласиться.

Герти замотала головой. Ещё несколько дней назад она не прочь была поквитаться с противными сёстрами.

«Но не настолько жестоко!»

— А прошлая жена? Жива?

— Догадайся.

— Дедрик, как страшно… С другой стороны, Берингар…

— Толст и болен.

— По крайней мере, Эрментруд станет правительницей, когда овдовеет. В северных землях такое часто бывало.

— Труди? Боюсь, с её привычкой… медленно думать она сгинет раньше в междоусобной грызне. Если ты забыла, у Берингара шестеро братьев.

— От разных матерей, — Герти поёжилась и обхватила руками плечи.

— Зато они — северяне. — Дедрик оглянулся по сторонам. — У тебя есть дрова? Камин прогорел.

— Да, вон за той ширмой, — деревянная лакированная перегородка с искусно вырезанными на ней цветами — подарок отца — скрывала хозяйственные приспособления покоев Ханны и её дочери.

Дедрик быстро сложил в камине дровяной шалашик, затем снял со своего светильника купол и поджёг над фитилём какую-то исписанную бумажку. Сунув её внутрь кострища к пучку соломы, он несколько раз подул особым образом.

— Ламмерт должен будет присматривать за сёстрами. — Дедрик качнулся, сидя на корточках. — Но он не сумеет быть в двух местах одновременно, и об этом известно нашим врагам.

— Врагам… — Герти не верилось, что она произнесла это слово. Что с ней вообще происходит всё… это! — Раньше они считались соседями.

— Они и сейчас соседи. — Дедрик дунул на пламя ещё разок. И когда убедился, что огонь перекинулся на деревяшки, вернулся за стол. — Мне придётся ехать на север. Скорее всего, с Труди, потому что Шлезвиг дальше. А тебе…

— Надо тоже соглашаться?

— Не знаю, — Дедрик крутил в руках спицу, измазанную с одной стороны грязью. — Отто говорит, что отступится от земель Кёрбера, и оставит графство матери, если… — тонкая спица затрепетала меж его пальцами, как бабочка. — Если мать сделает его преемником Ламмерта, — он чеканил слова. — Если его вассалы получат в жёны дочерей Кёрбера. И если ты станешь его женой.

- Я не хочу… — Герти скуксилась.

— Мать тоже не хочет.

— Госпожа Кёрбер на моей стороне? — робкая надежда разгладила лицо девушки.

— Нет. Говорит, бери в наложницы, — почти прошипел Дедрик. — Не может допустить, чтобы вы стали ровней. А ты — хозяйкой замка Кёрберов. — Он с силой воткнул спицу в стол.

— И что теперь делать? — почти прошептала Герти.

— Н-не знаю… Бежать, — добавил он твёрдо.

— И всех подвести? Отто ясно сказал. Он не отступится от графства.

— Он и так не отступится, — Дедрик выдернул спицу и отбросил её в сторону корзинки с вязанием.

За своим разговором они не услышали шагов на лестнице. И когда дверь затряслась от громовых ударов, Герти вздрогнула, а Дедрик кинулся под кровать, прошептав:

— Кто бы это ни был, не говори, что у тебя есть ключ…

Глава 8. Любовь и нелюбовь

— Это я, малышка.

— Ламмерт? — Герти так и застыла посреди комнаты.

— Пьяный, как обычно, — процедил Дедрик из-под кровати и чихнул, старательно зажимая рот ладошкой.

— Ты слишком строг к нему. И постарайся не шуметь, — ответила она шёпотом и уже громче произнесла, — Ламмерт, меня заперли!

— Я знаю, малышка.

«Чего тогда стучал?! Дверь чуть не выломал!»

— Я раздобыл ключ, — хихикнул из-за двери юноша и, судя, по царапающим звукам, начал пытаться открыть замок.

Дедрик снова тихонько чихнул.

— Я же просила, — прошипела Герти.

— Убираться надо вовремя, — огрызнулся братец.

— Ну извини, что так была занята горем, что совершенно некогда было взяться за веник! — не удержалась она.

В этот момент Ламмерт медведем ввалился в комнату, захлопнул дверь и в два шага оказался рядом.

— Как я скучал… — он тут же облапил стройную фигурку. — Не плачь, скоро ты про всё забудешь.

«Заметил, что плакала. Внимательный».

Тем временем руки «внимательного» ощупывали её сильно ниже талии, а после поползли кверху, где правая сжала грудь. Это было настолько непохоже на их прошлые робкие объятья и поцелуи, что Герти не сразу нашлась, что сказать.

— Ламмерт, не надо, — она упёрлась руками в его торс, обтянутый толстым зимним дуплетом. Но он не заметил.

Напротив, в губы Герти впился его рот, из которого противно несло пивным духом. Герти замолотила кулачками по его широкой груди.

Безрезультатно.

Ко всему прочему под кроватью завозился Дедрик!

«Ламмерт убьёт его…» — от отчаянья Герти сильно сжала зубы.

— С-сука, — отпрянул Ламмерт. — Больно же! — он утёр оттопыренную губу рукой и тупо уставился на красный след крови.

— Мало тебе, развратник! — намеренно громко ответила Герти, чтобы заглушить не утихающую возню под кроватью. — Пришёл, не извинившись! Облапал так, будто я — твоя шлюха! И когда?! В тот день, когда я проводила в иные миры родителей!!! На что ты рассчитывал? Что я буду просто не в состоянии дать отпор?! — разойдясь, Герти вывалила на него всё, что думала и под конец уже просто кричала сквозь слёзы. — Ты мерзок! Уйди! Ты просто противен мне!

«И это сущая правда… О, боги, как он мог?!» — Герти закрыла лицо руками и только по ощущениям поняла, что Ламмерт упал к её ногам и обхватил колени, спрятанные под слоями юбок.

— Прости меня, Герти… Я не хотел… Я просто подумал, что раз ты теперь свободна, и никто…

— …не может за меня постоять? — девушка всхлипнула.

— Никто не смеет указывать тебе, что делать… — он поднял голову, — то мы будем вместе.

Герти мгновенно представила себе, как именно это будет.

Отчётливо. Без иллюзий. Со всеми шепотками за спиной и неспособностью Ламмерта отстоять перед людьми её честь и достоинство.

— Ламмерт… я не хочу, — она тяжело вздохнула. — Не хочу жить, как мама.

Юноша отстранился. Поднялся на ноги и отошёл на шаг, окинув Герти с ног до головы.

— Но я люблю тебя, — он снова подошёл к ней.

— Ламмерт, пожалуйста… — Герти перехватила его руки.

— Ну хочешь, я женюсь на тебе? — он снова опустился перед ней, на этот раз на одно колено.

— Хочу! Но твоя мать и дядя…

— Никто не посмеет мне возразить, — он самонадеянно ухмыльнулся, и глаза его засияли превосходством.

— Но…

— Слово ландграфа — закон, малышка. — Ламмерт сунул руку за пазуху и вынул оттуда церемониальный венец.

Серебряный, грубой выделки, венец этот, больше походил на обод. В толстых металлических лапках сидели разновеликие камни с плохой огранкой — четыре изумруда и рубин по центру. Время не пожалело корону ландграфов Кёрберов, чуть гнутая и кривоватая она была испещрена множеством мельчайших царапин, оставшихся от множества чисток. И всё равно тёмный налёт намертво въелся в выемки креплений.