Отстань, девочка!

Глава 13

Мелисса

Говорят, мысли материальны. И если чего-то очень-очень сильно захотеть, то это обязательно сбудется.

Ага… Черта-с-два.

Я вот мечтаю, что сейчас моргну и все — это утро окажется моим ночным кошмаром, этот самодовольный индюк не будет идти мне навстречу, и мне не придется находиться с ним в такой катастрофической близости, что у меня будет реальная возможность его прибить. А я еще так молода… Не хочу я за решетку из-за человекоподобного барана.

Кладет руки мне на талию… Моя кожа съеживается так, что, не будь она эластичной, точно бы потрескалась в нескольких местах. Губы сжимаю, словно сдерживаю рвотные позывы. А почему, спрашивается, словно? Этот человек мне настолько неприятен, как никто до сих пор не был.

Одергиваю его руки, взглядом требуя, чтобы держал их при себе…

— Вальс — это, кажется, парный танец? — шепчет мне на ухо, обратно прижимаясь своими теплыми ладонями к моей заледеневшей талии.

Поганец…

«Андрей Николаевич, верните мне мою любимую табуретку!» — молю преподавателя взглядом. Ноль внимания… Честно говоря, меня всегда напрягало то, что я единственная танцевала с неодушевленным предметом. Даже некоторые девчонки были парой для своих подружек, а для меня — табуретка. Никто не хотел со мной связываться… И почему? Я ж ничего плохого никому не сделала!

Ну подумаешь, уж слишком заносчива иногда, принципиальна и не терплю, когда мною пытаются воспользоваться. Но в целом, я ж не плохой человек! Хотя да… Так даже лучше… Пусть лучше игнорируют, чем дружат со мной только из-за того, что я староста нашей группы.

«Раз-два-три», «раз-два-три» — считаю в голове, на каждый счет выполняя коротенький шажочек. Главное, не сбиться… Почему-то ритмика — единственный предмет, по которому у меня четверка в полугодии. Хотя я, правда, стараюсь, только вот я никогда не была пластичной и гибкой. Потому мои движения никогда не были лучше движений моего регулярного и единственного партнера — табуреточки…

«Раз-два-три», «раз-два-три»… Главное, не смотреть на самодовольную рожу этого придурка, а то сейчас точно собьюсь. И плакала моя пятерка золотыми слезами!

— Да расслабься ты, деревянная, что ли? Не думай, плыви, пари… И желательно, передай бразды правления в мои руки. Ты в курсе, что в танце ведет мужчина? — продолжая перебирать ногами, грозно смотрю на своего вынужденного партнера. — Ясно, не в курсе… Феминистка? Все можешь сама? — предпочитаю оставить его глупые высказывания без ответа…

Неожиданно прикосновения Бородинского становятся более крепкими, даже жесткими…

— И почему ты такая мелкая? — рычит он… Чтобы достать руками до моей поясницы, ему приходится прогнуться в спине. Точно старый сгорбленный дед… Только симпатичный… Чуточку… Ладно, очень симпатичный.

Что? Ты не о том думаешь, глупая! Раз, два, три, раз, два, три…

Что там говорил Дима? Отдаться танцу, расслабиться, парить? Проблема как раз в том, что расслабляться я не умею!

Что? Что происходит?!

Дима поднял мое тело, словно оно не весит ровным счетом ничего… Словно я — маленькая пушинка… И я на самом деле словно парю в воздухе!

Раз, два, три… раз, два, три… Считаю сумасшедшие биения моего сердца.

Дима не реагирует на мои попытки дотянуться носочками до земли. Не реагирует он и на мое шипение:

— Отпусти!

— Расслабься, мелкая! — буквально требует он.

Что ж… сегодня я на собственной шкуре почувствовала, каково моей табуретке, когда я махаю ее из стороны в сторону.

— Отпусти! — уже более сиплым голосом прошу я.

— Неа… Я еще ходить хочу. Ты ж не умеешь в паре работать. А говорила еще, что я на твои носки наступать буду.

— Дим…

— Ладно… — мое тело медленно скользит в его ладонях, и я, наконец, чувствую под своими ногами твердую поверхность. Но почему-то все вокруг кружится до сих пор. Если всего на мгновение мне показалось, что уже все, я свободна, то уже очень скоро я поняла, что это совершенно не так.

Бородинский снова прижал меня к себе. На этот раз еще сильнее… Руками сжимал мои лопатки, а моя голова приходилась прямо на его сердце. Я слышала, как оно билось. Кажется, так же часто, как и мое… Кажется, он тоже испытывал странное волнение. И кажется, так же, как и я, не понимал, с чем это связано. Я видела по его глазам, что он растерян. Хотя Дима старался «держаться молодцом», не выдавая своих истинных эмоций…

— Браво, Беляева, Бородинский! Очень-очень хорошо! — ставил нас с Димой в пример остальным Андрей Николаевич. Если честно, я впервые услышала это «браво» из его уст…

— Ты где так танцевать научился? — как дура улыбаясь и понимая, что на меня странно таращатся все мои однокурсники, шепотом спросила я у него.

— Да на выпускном в универе мы вальс с ребятами ставили и… — вдруг запнулся он.

А я… Все с тем же подозрением, что и раньше, смотрела на него… Мои странные нежные чувства, что я испытывала к нему во время танца вдруг растворились.

Что значит на выпускном в УНИВЕРЕ? Я так и знала, что он врет? Кто он? Шпион? Из него такой же шпион, как из меня балерина. И что он забыл в нашем университете!!!

Все эти вопросы не давали мне покоя до конца пары.

Правда, не смотря на то, что я очень злилась на Диму и была уверена, что совсем скоро смогу вывести его на чистую воду (у меня даже план появился), остаток лекции я не могла смотреть на него без слез и широкой улыбки. Впрочем, не только я…

Оказалось, что вальс — единственный танец, который Бородинский умел более-менее сносно танцевать.

Да и, надо же, так совпало, что сегодня мы должны были разучивать танец… ЧЕБУРАШКИ! Да-да, именно Чебурашки, а Дима, со своими здоровенными ушами, на нее был очень сильно похож.

Я, правда, с трудом сдерживалась, чтобы не смеяться в голос, когда Дима, здоровенный крепкий парень, вставал на носки, а его штаны при этом так и норовили сползти вниз. Когда он отставлял ногу в сторону, уже практически матерясь, потому что штаны снова сползали… Когда он топал на месте с довольно громким звуком, и психовал, опять же удерживая ослабленную резинку одной рукой…

— Да что за… — все же не выдержал он и матюкнулся. — Беляева, вот зачем мне, взрослому мужику, нужен танец Чебурашки? — да, мы по-прежнему танцевали в паре.

— А затем, Бородинский, что в детских садах нужно утренники ставить, и у нас, как будущих воспитателей, должно быть хоть малейшее представление о том, как работать с детьми…

— Это полный… пиз… — последнее слово сказал шепотом.

— Полный не полный, но от подобных слов тебе стоит избавиться. Дети — они как маленькие попугайчики, все за взрослыми повторяют. Как губка впитывают всю информацию.

— Так, разговоры! — пригрозил Андрей Николаевич.

«Слушаюсь и повинуюсь!» — кивнула я, больше не проронив ни слова до окончания лекции.

На перерыве я собиралась заглянуть в одно место, чтобы кое-что проверить. Я была уверена на 99 %, что мои подозрения насчет Димы окажутся верными.

Но мои планы несколько изменились… Ох, и знала бы я, какой позор меня сегодня ждет, вообще бы в этот день не приходила в университет… Это полный… как выразился Дима… пиз…