Ответ на молитву

Глава 1

Карька выкатила глаза и раздула ноздри, но спросила более-менее ровным голосом:

— Как это — не заплатите?

Толстый черноусый мужчина подчеркнуто категорично ответил:

— Нэ за что платыть. Слышком мэдлэнный работа.

Карька удивилась. В течение всей ночной смены в хлебопекарне ей не сделали ни одного замечания. Ей стало страшно. Она слишком устала для того, чтобы сегодня подработать где-то еще, безнадежно испачкала вполне крепкие туфли-шотландки, и вместо денег принесет матери буханку хлеба и батон?

— А ведь это грех большой, Бог вам за него воздаст! — неожиданно для себя самой выпалила Карька. Она не рассчитывала на воздействие слов, просто хотела хоть как-то отплатить за свою обиду.

Кавказец мгновение смотрел на Карьку, округлив глаза подобно ей, потом достал из кейса пухлое вычурное портмоне, вытянул из него сторублевую бумажку и бросил перед Карькой на обшарпанный стол, разделявший их. Карька схватила деньги и бросилась вверх по ступенькам, на свежий воздух и солнечный свет позднего воскресного утра. Сумка с хлебом болталась у нее через плечо, мешая дышать.

Оказавшись на улице, Карька глубоко вздохнула и украдкой трижды перекрестилась. Хоть сколько-то получила, слава Богу!.. Она считала себя верующей, носила на шее под рубашкой православный крестик, но в церковь ходить не любила, может, потому, что неоднократно видела, как служительницы грубо обращаются с прихожанами, толкают их, ругают… Спрятав деньги во внутренний карман косухи, Карька застегнула молнию на нем, приколола замочек молнии к подкладке английской булавкой, застегнула косуху и побежала к автобусной остановке.

Автобуса, видимо, долго не было, и на остановке собралась толпа. Карька отбежала в сторонку, вздохнула и повертела головой, ища глазами что-либо, могущее отвлечь от проблем и поднять настроение, отвлечь ненадолго, после чего следовало обязательно сосредоточиться на обдумывании способов дальнейшего зарабатывания денег…

Подошедший автобус помешал рассмотреть подробно трехъярусные облака: ажурные, бледные до прозрачности перья, на их фоне — пуховая, сливочного цвета пряжа, на ее фоне — темно-сизый комок ваты… Люди ринулись к дверям. Карька состроила кислую мину и осталась стоять в сторонке. Под настроение она могла весело ломиться в переполненный транспорт вместе со всеми, но сейчас толкаться почему-то не хотелось. Автобус успешно поглотил толпу, поаплодировал сам себе дверями и резво покатился под гору. Карька в одиночестве смотрела ему вслед.

Автобус взобрался на следующий холм, замер возле остановки, и в него полезли крепкие молодые люди, на ходу доставая что-то мелкое из-за пазухи. Карька вздрогнула, ей почудилось было, что это оружие, но на самом деле молодые люди были просто контролерами и доставали удостоверения. Хорошо, что она не села в этот автобус.

Следующий автобус пришел почти сразу вслед за первым, Карька запрыгнула в салон, пробралась к окну и, отвернувшись от всех, принялась усердно молиться, беззвучно шевеля губами. Она склонна была верить, что некто свыше руководит всем и всеми, поскольку часто замечала странное стечение обстоятельств, способствующее или непреодолимо мешающее свершению какого-либо события. Молитвы ей помогали с детства, она в конце концов обретала желаемое, но относилось это только к мелочам, отнюдь не к чему-либо по-настоящему значимому. До недавнего времени молиться она не умела, составляла текст своими словами и нередко начинала его так: «Господи, если ты есть…»

Примерно год назад к ней на улице подошла женщина в платочке и мешковатой длинной одежде. Женщина дала Карьке какую-то религиозную православную газету, Карька газету из любопытства пролистала, обнаружила там текст чудотворной молитвы к Богородице, принесенной людям преподобным Серафимом Саровским, и решила поставить эксперимент, рассудив, что хуже не будет.

Ежедневно повторяя молитву чуть не каждые пять минут, Карька заучила ее наизусть. И вскоре заметила, что ей стало везти и на хороших людей, и на благоприятные обстоятельства. Но от главного злосчастья пока что чудо ее не избавило, и она уже не знала, что делать…

Ехать домой не хотелось.

Если передвигаться по Москве только наземным транспортом, не спускаясь в метро, то можно ухитряться не платить за проезд. Карька так и поступала. И потому у нее было достаточно времени и для того, чтобы подумать, и для того, чтобы как следует начать нервничать.

Когда Карька подошла к дому, у нее в солнечном сплетении словно образовался большой гитарный колок, натягивающий нервы, как струны, все туже и туже. Чуть тронь — и тут же лопнут. Это ощущение изматывало, высасывало все силы, но за последние три года она к нему привыкла, поскольку оно стало почти постоянным. Говорят, мой дом — моя крепость. Тьфу… Крепостей не бывает, всюду ты — как голый младенец на ледяном ветру среди стада клыкастых ежей-мутантов…

Шагая все медленней и медленней, она вошла в подъезд, добрела до двери квартиры на первом этаже пятиэтажной «хрущобы» и несколько раз нажала на кнопку звонка в условленном ритме. Дверь быстро открыли — Чак как раз выходил из ванной и оказался в прихожей. Карьке в нос ударил смешанный запах убойного дезодоранта, табака и пота.

Ухмыльнувшись, отчего усики над пухлой верхней губой зашевелились, как две пиявочки, Чак загородил Карьке дорогу и подмигнул. Карька попятилась и зыркнула на него исподлобья. Слышно было, как в большой комнате мать кричит в телефонную трубку:

— Да знаю я!.. Алло, ты меня слушаешь?.. Знаю, что в детский дом — поздно! Алло! А куда?..

— Натик, твоя дылда пришарчала, — громко и очень ласково сказал Чак, обернувшись к комнате.

Наталья что-то буркнула, швырнула трубку на рычаг и выскочила в прихожую, с грохотом уронив по дороге стул.

— Деньги принесла? Давай!

Карька поспешно достала деньги и отдала матери.

— И это — за три дня? Почему так мало? Не умеешь нормально зарабатывать — иди трахайся за деньги!

И Наталья заливисто захохотала.

Вообще ни с кем никогда не буду трахаться, ни за деньги, ни без денег, подумала Карька. А вслух хмуро сообщила:

— Меня уволили. Ничего страшного, сегодня найду другую работу. — поспешно добавила она, на всякий случай попятившись.

— У-у-у, дубина стоеросовая, одно разорение от тебя! Ты мне еще должна за проживание остаешься, слышишь? Если бы не ты, я бы квартиранта на кухню пустила, так что давай приноси деньги, мне за квартиру платить надо!

Наталья замахнулась на дочь, Карька увернулась и сверкнула глазами.

— Звереныш! И когда я от тебя избавлюсь?

— Чтоб тебя черт взял! — ухмыляясь, поддержал жену Чак.

Все трое были высокого роста, но тощая Карька выглядела наиболее элегантной и наименее физически сильной. У Натальи были массивные ноги и бедра при довольно узких плечах, отчего она фигурой напоминала динозавра, а у Чака здорово расплылись когда-то неплохо накачанные мышцы из-за активного поедания пельменей, макарон и пирогов…

Разборки явно были закончены, и Карька прошмыгнула на кухню. Наталья попыталась было подойти к зеркалу в ванной, ей надо было собираться на работу, но Чак ее перехватил.

Из ванной раздался протяжный, с присвистом чмок, потом два сплетенных тела с шумом упали прямо на стоящую в прихожей обувь и принялись перекатываться туда-сюда, сопя, кряхтя, охая, повизгивая и выдавая целые свистящие рулады, сопровождающие поцелуи взасос.

Передернувшись от отвращения, Карька как только могла бесшумно полезла в холодильник. Ей надо было утащить немного молока для кошки, которая уже терлась о ее ноги, тихо урча. У кошки было шестеро котят, а запас сухого корма уже заканчивался.

Но Наталья все же услышала.

— Чево ты там шаришь? — зычный вопль на всю квартиру заставил Карьау вздрогнуть.

— Кассету ищу, «Мановар», — неохотно отозвалась Карька. Врать она не любила, но иногда считала необходимым.

Вдруг столь же зычно заржал Чак.

— Твои кассеты — у меня вместе с магнитофоном, все равно валяются без дела, пока ты весь день где-то шляешься!

Струны почти не натянулись, кассеты — фигня, зато под этот шум Карьке повезло вынуть из холодильника две сосиски, одну она запихнула себе в рот, вторую быстро скормила кошке. Потом вытащила из-под своего топчана картонную коробку с ветошью, торопливо перегладила котят, подсыпала корму и подлила воды попугайчику, чья клетка стояла на полке у нее над головой, проверила корм, воду и подстилку у белой крысы в соседней клетке и прислушалась к тому, что происходило вне кухни.

Мать и ее сожитель все еще были крайне заняты, поэтому Карька задвинула на всякий случай коробку с котятами под топчан и прилегла. Топчан был ей короток, и длинные Карькины ноги свисали, но она не замечала неудобства. Струны немного отпустило, совсем немного, а полностью они и не расслаблялись в последние три года. Кошка свернулась клубочком у нее на животе. Карька начала проваливаться в сон…

Разбудил ее крик:

— Ее нет и не будет, больше сюда не звоните!

Дернувшись, как от удара, Карька чуть не свалилась с топчана.

Охи и ахи в прихожей прекратились, и кто-то из двоих, поднявшись, прошагал в комнату, а кто-то направился в кухню. Карька схватила кошку, сунула ее в коробку к котятам, а коробку затолкнула ногой поглубже под топчан. В кухню вошел Чак и направился к плите. Он взял чайник, открыл крышку, проверил пальцем налчие накипи внутри, налил воды, включил газ и с грохотом водрузил чайник на конфорку, после чего настежь распахнул форточку. Затем он полез в холодильник, достал сырую морковку, помыл, почистил, порезал, сунул в соковыжималку и тут же выпил нацедившуюся мутно-оранжевую жидкость, капнув туда пару капель подсолнечного масла.

Чайник вскипел и неистово засвистел. Чак плюхнул на стол чашку с блюдцем, почесал бритый наголо сверкающий череп и налл в чашку кипяток так небрежно, что плеснул исходящей паром водой на Карькино колено. Как всегда. Карька вскрикнула больше от неожиданности и ярости, чем от боли, к боли она давно уже привыкла. Чака это развеселило, он захихикал. Поправив висящую у него на шее купленную Натальей мобилу, он запустил огрызком яблока в клетку со спящей крысой. Крыса подскочила и заметалась, разбрасывая подстилку, Чак еще громче захихикал.

В кухню пришла Наталья, подмигнула Чаку и поманила его в комнату, Чак ухмыльнулся и немедленно трусцой побежал за ней, не допив чай. Рубашка и брюки на нем тяжело колыхались, он напоминал борца сумо на пенсии, по мнению Карьки.

В комнате тяжко заскрипела кровать, пыхтенье вполне могло бы принадлежать паровозу начала двадцатого века. Карька попыталась подремать еще немного.

— Ты на работу не опоздаешь? — пробубнил Чак.

— Обойдутся… Ну? Как я умею? Сладко?

— М-м-м… Ах! Уф-ф!.. А вот такого тебе точно никто не показывал, ну-ка…

— О-о-о! Я умираю! Супер!.. Но на работу все-таки надо, а то без денег останемся.

Наталья работала в смену на выкладке товара в крупном универсаме, умела подружиться с сослуживцами и ее не выдавали начальству, когда она опаздывала, а происходило такое частенько…

Карька проснулась, когда ее за шиворот рывком сдернули с топчана. Мать сунула ей в руки ее сумку и потащила Карьку к двери.

— Шагай-шагай, я — на работу, а ты — искать работу.

Наталья не хотела оставлять дочь наедине с Чаком, и в этом Карька была с ней солидарна на все сто.

У двери их догнал Чак, плотоядно ухмыльнувшись, отпихнул Карьку, так что она больно ударилась локтем о стену, и облапил Наталью.

— Так просто я тебя не отпущу, моя сладкая, — проворковал он, задирая на Наталье юбку.

Наталья не носила под юбкой трусы даже в холодную погоду, так что довольный Чак легко добрался до своей цели.

Отвернувшись от них, Карька проверила покамест свою сумку. Стропа на боку немного отпоролась от полотна, надо будет приштопать. Мать, разумеется, порылась у нее в сумке — из кармашка испарилась мелочь, пропала пудра фирмы «Avon» — недавний подарок Регги Кинг, исчез дорогой карандаш, найденный на днях Карькой в автобусе, это уже скорей всего Чак постарался. Больше вроде ничто не пропало, дешевая Карькина косметика и прочие мелочи никого не заинтересовали.

Радостное лихорадочное сопение наконец прекратилось, Карька едва успела застегнуть свою сумку, как ее схватили за локоть и выдернули за дверь.

— Учись у матери, как надо обращаться с мужиком — пригодится, — ухмыльнулся вслед Чак, захлопывая пухло обитую кожей тяжелую створку.

Мать самодовольно заулыбалась.

Мне это не понадобится, подумала Карька.

Когда вышли из подъезда, мать почти бегом направилась к универсаму, а Карька приостановилась, раздумывая. Надо было выбрать, к кому пойти, у кого можно немного поспать и позвонить по объявлениям. У Карьки были с собой несколько газет с вакансиями и ворошок отрывных талончиков с телефонами от объявлений, какие расклеивают по всем фонарным столбам. Надежды на те и другие было мало, Карька уже не раз сталкивалась с «гербалайфами», «визионами» и «таймшерами».

Яркий солнечный свет резал, как ножом, невыспавшиеся глаза и вызывал досаду своим радостным сиянием. Карька поморщилась, потерла живот в районе солнечного сплетения и, бормоча чудотворную молитву от Серафима Саровского, неуверенно побрела прочь от дома. К каноническому тексту у нее постоянно добавлялась одна и та же просьба. Карька немного забылась и забубнила вслух, громче, чем следовало.

— Господи, если ты есть, пошли мне банду байкеров во избавление от мамочки и ее прихлебателя! Пошли мне банду байкеров с ревущими голосами на ревущих мотоциклах, с татуировками на бугристых мышцах в сто раз круче, чем у Чака, в черной коже с ног до головы, с цепями, кастетами и ножами! Господи, пошли мне банду байкеров, которые отобьют меня у матери и Чака, увезут с собой и будут заботиться обо мне! Пошли мне банду байкеров, я буду любить их, как сестра, я буду на них стирать, готовить, чистить мотоциклы! Господи, пошли мне банду байкеров, спаси меня!!!..

У власть предержащих управу на мать искать бесполезно, Карька в этом давно убедилась. Ни милиция, ни префектура, ни любые другие учреждения в семейные дела не вмешиваются. Ей оставалось только молиться…

Какая-то женщина с авоськами в руках в испуге шарахнулась прочь от Карьки, пробормотав недоуменно:

— О Господи, вот это молитва!