Дэйна откинулась в кресле и посмотрела на свое собственное отражение в иллюминаторе. Ну, вот мы и вновь вместе, подумала она: ты и я. Спешу вернуться затемно в Грэнтэм, держу свое маленькое сокровище в руке — и жажду слова одобрения от этого чертова Короля детективов. Бог мой, какая я дура. Могла бы подождать по крайней мере до утра — так чего ты неслась на шестичасовую электричку? Скажи ты мне, — с досадой проговорила она почти вслух.
В записях Хоторна не было ничего, что указывало бы на причину его перемещения в Грэнтэм. Она тщательно посмотрела все в его кабинете — и безрезультатно. Затем поговорила с его секретарем — и вновь никакого результата.
Гэйб Хоторн всегда был скрытным и хитрым. Собирал информацию по крохам, делал выводы, подготавливал обвинение, — пока не набирал столько материала, чтобы его можно было с торжеством вывалить на голову ничего не подозревающей и ошарашенной публики.
Так он работал. И так зарабатывал свою репутацию.
Но она наконец-то кое-что нашла в его столе. Наспех нацарапанная записка, скомканная и брошенная в угол ящика. Вот все, что там было:
Грэнтэм
Френч-стрит
Офицер Хигли
Она немедленно позвонила в департамент полиции в Грэнтэм и попросила пригласить офицера Хигли. Ответ пришел весьма скоро: в местном департаменте полиции нет служащего с такой фамилией. Она запросила компьютер ФБР и узнала, что единственный офицер полиции с такой фамилией работает в Нью-Мексико, является пятидесятидевятилетним заместителем шерифа и должен через полгода выйти в отставку. Когда она дозвонилась до него, он ответил, что не знает никого по имени Гэбриэл Хоторн, однако когда-то, мальчиком, он знал престарелую Моди Хоторн, проживавшую в Вирджинии. Сейчас ей должно быть за сто — может, это пригодится Дэйне? — Дэйна сказала, что нет, спасибо.
Как последнюю надежду она добыла персональное секретное досье на Гэйба — и вот оно!
Гэйб Хоторн родился в Грэнтэме. Он вырос здесь, ходил в школу. И здесь поступил в департамент полиции. Прослужил он, однако, около месяца, затем компания его отца перебазировалась в Чикаго. Отец взял с собой всю семью. Гэйбу в то время было всего девятнадцать, и он жил с родителями. Он было снял квартиру в Грэнтэме, но двумя месяцами позже передумал — и тоже отправился в Чикаго. Причиной его ухода стал спор с одним офицером по фамилии Хигли, который также оставил полицию в это время. Читая между строк, Дэйна поняла, что им было позволено уйти по собственному желанию дабы их не уволили. Гэйб поехал в Чикаго, поступил в колледж и получил степень юриста. Затем он неизменно повышался по службе, работая в Департаменте судопроизводства.
А теперь, по прошествии стольких лет, Гэйб Хоторн вернулся в Грэнтэм и погиб здесь. Почему? Почему?
— Кофе, мисс?
Дэйна от неожиданности испугалась.
— Что? О, простите… нет, спасибо, не надо.
— Чай? Холодные напитки?
— Спасибо, ничего…
Стюардесса пошла по проходу, толкая перед собой тележку. Дэйна продолжала думать о Джеке Страйкере.
Она закрыла глаза и попыталась вызвать в воображении его образ. Плотно сложенный, широкий лоб и голубые глаза, лицо удивительно молодое и живое под седеющими волосами, длинный прямой нос и твердый, но чувственный рот. Он часто злился на нее, но она была уверена: он умеет ценить юмор, так же как была уверена в его способности быть нежным.
Задира, хулиган, тигр, яркая личность.
Нет. Он — другой. И вовсе не в нем дело, он не отвечает за ее интерес к нему. Он не старался пробудить интерес к себе. В конце концов, у него кто-то есть. Она видела женскую фотографию на его столе. Короткая стрижка, темные волнистые волосы. Тонкое лицо с высокими скулами, с маленьким, мягко очерченным ртом. Не то чтобы красавица, но когда увидишь, не забудешь. Наверное, они хорошо подходят друг другу.
У него есть женщина.
Кто-то, с кем, может быть, сейчас вместе.
Они должны быть сейчас вместе.
Она поежилась и выпрямилась в кресле, открыла глаза.
— Когда засыпаешь в самолете, всегда мерзнешь, — сочувственно сказал пожилой человек, ее сосед. — Могу я предложить вам мой плед?
Страйкер смотрел на микроволновую печь и мысленно посылал ей приказы превратить остывший в холодильнике обед во что-то необыкновенное. Видно было, как сбоку прозрачной кастрюли появился пузырек — и упал на дно. По прошествии секунды появился второй — и лопнул, не достигнув дна.
Как долго происходят некоторые события.
А некоторые — моментально.
Он думал о том, какие новости привезет агент Дэйна Марчант из Вашингтона — и даст ли она им новую линию расследования, новый ракурс, хоть что-то, что поможет выбраться из этого болота неопределенности.
Он стал думать о том, как она сейчас одета: костюм от Братьев Брукс, черные чулки… или джинсы и мешковатый свитер…
В любом случае нужно о чем-то думать, пока разогревается обед: или о копах, рыщущих по всему проклятому городу, или о лодыжках, коленях и прочих прелестях Дэйны Марчант.
Включи телевизор, сказал он самому себе.
Пообщайся же с миром, дурень.
Он находил сейчас в высшей степени удивительным, что когда-то наслаждался одиночеством. Склонившись над кастрюлей, он пережевывал перед телевизором куски резинового цыпленка и невкусную вермишель, и ему казалось, будто он грызет куски мебели. Вино — вот в чем дело. Открой бутылку вина. Порадуй себя. Налей себе бокал, поставь на «стерео» Равеля, возьми хорошую книгу.
Напейся.
Стань сентиментальным.
Встряхнись.
Пошли все к черту.
К тому времени, как позвонила Кейт, он размышлял, не научиться ли ему вязать.
— Привет.
— Кейт?
— Да.
— О, Кейт! — Он почувствовал себя лучше, услышав ее голос. Или, может быть, почувствовал себя в безопасности, когда ему напомнили о ее существовании, когда зазвучало тепло ее голоса.
— О, Джек! — Голос ее был полон слезами.
— Что-то случилось? Опять сны?
— Нет, нет, ничего, — быстро сказала она. — Все хорошо.
Наступила тишина.
— Как там погода?
— Прекрасная. День был изумительный. А ты как?
— Со мной тоже все хорошо, но у нас дождь. Я скучаю по тебе: приезжай, я все прощу. Я дошел до того, что глажу собственные рубашки.
— Но ты же всегда делал это сам, пока мы не встретились, — суховато заметила Кейт.
— Я разработал способ борьбы с артритом…
— Наверное, у тебя вышли все деньги?
— Да, много проиграл.
— Я оставила шесть чистых, отглаженных рубашек в моем шкафу.
— Нет, ты не оставила.
— Нет, я оставила.
— Так, значит, нет — не оставила?
Ее смех — все тот же, прежний.
— Пойди и отыщи их, когда я повешу трубку. Ты там ешь что-нибудь?
— Ты говоришь прямо как Тос. Я только что сам приготовил себе обед в микроволновой печи. Ты когда-нибудь пробовала мороженое из цыпленка с вермишелью?
— Ты меня пугаешь. Я сегодня наслаждалась старомодным английским чаепитием: тосты с анчоусами, запеченные креветки, яйца по-шотландски, лепешки, истекающие маслом, с земляничным джемом, экклский пирог, домашний торт, гата из грецких орехов…
— Что такое, черт возьми, экклский пирог?
— Я привезу тебе попробовать домой.
— Ты имеешь в виду, что привезешь мне, наконец, чувство дома?
— Именно это я и сказала, разве не так?
— Не совсем. Ты становишься англичанкой прямо… перед моими ушами.
— Ничуть! — Она делала вид, что оскорблена.
— Как тебе угодно. Как там Ричард?
Она помолчала, а когда заговорила, голос ее звучал неуверенно. Может быть, плохая связь, подумал он.
— Я так предполагаю, Ты имеешь в виду Ричарда Коттерелла?
— Да, я имею в виду его. И он также наслаждался этим роскошным чаепитием?
— Ты спрашиваешь как полицейский.
— А я и есть полицейский, ты что, забыла? Грязный коп… — Но его имитация речи из телефильмов всегда хромала, а дальнее расстояние не улучшило ее.
— Да, он тоже пил чай. Как идет расследование?
— Оно не идет, а подвешено в воздухе. Издевается над нами.
— А малышка мисс «Факел» из Вашингтона? — Голос ее совсем сдал, несмотря на высококалорийный чай.
— Снова в Вашингтоне: ей поручено проверить некоторые вещи. Завтра возвращается.
— А.
— Кэти… — Его голос стал мягок.
— Что? — Она была далеко-далеко.
— Нет, ничего. Что за тема завтра?
— О… опять Шекспир, конечно. Я сдаю доклад в полдень. Очень нервничаю. — На заднем плане послышалось бормотание. Голос был мужской. Безошибочно и ясно — мужской.
— Кто это там?
— Просто кто-то вклинился. Как прошло твое появление в суде?
— Хорошо. Вклинился — куда?
— Куда? В наш разговор. Меня ждут внизу. Нас пригласили после театра на вечер. Это уникальный шанс встретиться с несколькими актерами и дирек…
— Внизу? Ты что, звонишь из своего помета?
— Да, конечно.
Наступила тишина на полминуты. Итак, она в своей комнате, время — после одиннадцати вечера, и она там не одна.
— Джек? Ты здесь?
— Да, Кейт… знаешь, таймер сработал — мне нужно идти к моему пирогу. У меня в духовке чудный горячий пирог. Удачи тебе и твоей завтрашней речи, я буду думать о тебе. Бай.
Тут же он убедился на опыте: остатки запеканки из цыпленка с вермишелью, брошенные с высоты мужского роста, разбрызгиваются по окружности радиусом примерно в метр — и при этом еще норовят запрыгнуть под холодильник.
Он все еще ползал на коленях, убирая с пола остатки обеда, когда вновь зазвонил телефон. Ругаясь, он пошел отвечать, волоча за собой грязные бумажные полотенца.
— Да?!
— Это Дэйна. Мне кажется, я что-то добыла.
— Великолепно. Когда ты вернешься?
— Я уже вернулась. Я только что вошла…
— О!
— Я разбудила вас? Простите.
— Нет, нет, я просто мыл тарелки.
— Ваша очередь на кухне?
— Мое недельное дежурство на кухне: Кейт на конференции в Англии.
— А, понятно. — Наступила пауза. — Я думаю, дело потерпит до утра, но если вы ничего не имеете против того, чтобы выпить со мной в отеле, мне будет приятна компания.
— Это того стоит?
— Что — бар?
— То, что ты добыла в Вашингтоне?
— Ну… это наводит на размышления, — медленно проговорила она.
Он подождал, но она не захотела сказать большего. В его голове начала звучать какая-то мелодия… Все знают эти игры, — звучали слова песенки, — все играют в эти игры, всем нравится эта игра: а тебе… А Кейт? А мерзавцу Ричарду Коттереллу?
— Дай мне полчаса, я приеду, — сказал он в трубку.