Парные послания Овидия долго считали подложными, составленными какими-то его подражателями. Письма Париса и Кидиппы были обнаружены только в XV веке, в рукописях отсутствовали стихи с 34-го по 144-ый из послания Париса, но они засвидетельствованы в средневековых рукописях. Начало письма Елены вставлено ученым Гензиусом (XIX в.) из неизвестного источника, но сделано это с большим талантом. В настоящее время послания почти единогласно считаются подлинными. Их метрические особенности (свобода дактилических концовок) согласуется с техникой, свойственной «Фастам» и «Тристиям», многие мотивы и описания напоминают «Фасты» и «Метаморфозы»; масса реминисценций из любовных элегий, да и самый стиль, повторение излюбленных мотивов Овидия, подтверждает подлинность этих, в своем роде замечательных элегических писем. Их подробный разбор давался уже в главе, посвященной «Героидам».
Крупнейшие зарубежные исследователи полагают, что эти письма был и написаны и изданы в самый блестящий и счастливый период творческой деятельности поэта, после второго издания его любовных элегий «Amores» (1-8 г. н.э.) до изгнания. В это время он завоевал репутацию одного из прославленнейших поэтов Рима, об этом свидетельствует и второе издание «Amores» и введение дополнительной третьей книги в поэму «Искусство любви». Решил он в это время дополнить и свои «Героиды» письмами с ответами. Они представляют собою, как мы уже говорили, новые вершины в творчестве поэта: тонкость психологического анализа, особую драматизацию действия, углубление самой темы любви (Леандр и Геро). Очевидно, и парные послания имели две версии: краткую и расширенную. Этим объясняются сложности рукописной истории текста. В России они никогда не были переведены полностью, да и некоторые современные издатели Овидия не избавились по-прежнему от сомнений в их подлинности.
В основу переводов положены тексты французского издания «Les Belles Lettres» (Paris, 1961), подготовленного известным ученым А. Борнеком (A. Bornecque).
Послание Париса Елене и ее ответ основаны на материале классической греческой литературы и прежде всего на поэмах Гомера.
Троянская война, которой посвящена «Илиада», была вызвана, как известно, тем, что троянский царевич Парис с помощью богини Венеры похитил у спартанского царя Менелая его жену — красавицу Елену. Поэма имела и мифологическую предысторию, известную каждому греку.
На знаменитую свадьбу родителей Ахилла — Пелея и морской богини Фетиды, где присутствовали все боги (она считалась счастливой и часто изображалась на греческих вазах), забыли пригласить богиню раздора Эриду. В гневе бросила она пирующим знаменитое яблоко с надписью «Красивейшей» («Яблоко раздора»). Три богини, Юнона, Минерва и Венера, претендовали на него. Чтобы рассудить их, Зевс послал бога-вестника Меркурия к красавцу Парису, чтобы тот решил спор богинь. Парис был в младенчестве выброшен в горы, поскольку существовало предсказание, что он принесет гибель родному городу. На горе Иде его вырастили пастухи, и сам он стал пасти стада, не зная о своем происхождении. Каждая из названных богинь, спустившись на Иду, обещает ему дары, если он присудит победу именно ей. Об этом и рассказывается в послании. Парис отдал яблоко Венере, обещавшей ему Елену и помогшей похитить ее. Прибыв со своим флотом в Спарту, Парис пытается в послании завоевать любовь красавицы.
Сын Пирама, к тебе обращаюсь я, к дочери Леды,22
Если только сама это ты мне разрешишь
Высказать все? — Или пламя мое не нуждается в речи
И против воли моей всем уж заметно оно.
5 Я бы хотел его скрыть, дождавшись блаженного часа,
Часа, когда не должна радость от страха дрожать.
Но притворяюсь я плохо, как все, кто страстью охвачен.
Пламя само выдает тех, кто пылает огнем,
Если ты хочешь услышать, как все это я называю.
10 Коротко определю словом одним: «Я горю!»
О прости, я прошу, не читай это с ликом суровым,
Будет достоин он пусть дивной твоей красоты.
Мне приятно уж то, что письмо мое приняла ты.
Это надежду дает, что не отвергнешь меня.
15 Ведь не напрасно, я верю, меня сама убеждала
Мать Амура к тебе в Спарту направить свой путь.
Знай, что божественной воле послушен я был (облегчает
Это провинность мою!). Мой вдохновитель велик!
Я награды не малой прошу, но награды законной.
20 Ведь Киферея23 сама мне обещала тебя.
От Сигейского брега корабль Периклеса работы
Плыл по коварным морям, воле послушен ее.
Ветры были попутны, приятны легкие бризы.
Все покорны моря ей, что из волн родилась.
25 Пусть же как море смиряет, смирит и огонь в моем сердце,
В порт и желанья мои, как мой корабль, приведет!
Страсть с собой я привез, не здесь она вспыхнула, верь мне.
Ей подчиняясь, дерзнул в долгий пуститься я путь.
Нет, не буря сюда, не случайность корабль мой прибила,
30 Путь к Тенарской24 земле твердо мой кормчий держал.
Также не думай, что я товары везу для продажи
(Боги да сохранят мне все богатства мои!).
И не как праздный турист, в города стремящийся греков,
Я приехал (в моей Трое пышней города!).
35 Ты мне желанна, тебя обещала златая Венера,
Я тебя полюбил, прежде чем встретил тебя.
В сердце (невиданный прежде) царил безраздельно твой образ.
Слава ко мне донесла весть о твоей красоте.
Так повелела судьба. Не пытайся с нею бороться,
40 Выслушай лучше, прошу, этот правдивый рассказ:
Я не родился еще, запоздали тяжелые роды
(Груз носила с трудом мать моя, страха полна).
Видела в сонном виденьи, что вместо младенца рождает
Факел горящий она, грозный бросающий свет.
45 В ужасе, с ложа поднявшись, дрожа от страха ночного,
К старцу Приаму идет, он обратился к жрецам.
Те вещают: сгорит от Парисова пламени Троя —
Этот-то пламень любви жжет мое сердце теперь.25
Прелесть, живость души, хоть я и казался плебеем. —
50 Все обличало во мне кровь благородных царей.
Есть укромное место в долинах Иды лесистой,
Где темно от дубов древних и нету дорог.
Там ни овца, ни коза, что любит взбираться на скалы,
Там ни медленный бык щедрой не щиплет травы.26
55 Влезши на дерево, я смотрел оттуда на крыши
Трои и на простор моря, синевший вдали.
Вдруг показалося мне, что земля от шагов задрожала
(Правда это, хотя трудно поверить в нее).
Вот стоит предо мной, примчавшись на крыльях летучих,
60 Внук Атланта и сын Майи — одной из плеяд.27
(Боги позволили мне увидать и поведать об этом.)
Он золотой кадуцей28 нежной рукою держал.
Гера с Палладой, за ними Венера легко выступала,
Нежной ногою топча свежую зелень травы.
65 Я от страха застыл. Поднялись волосы дыбом.
«Будь спокоен. — сказал вестник, ко мне обратясь. —
Должен красу оценить ты, богинь примирить меж собою.
Выбрать, какая из них всех превзошла красотой.
Это Юпитера воля!» Промолвил и к небу поднялся
70 Прямо к далеким звездам светлым воздушным путем.
С духом собравшись, о страхе забыв, внимательным взглядом
Стал я красу изучать каждой, почтения полн.
Все они были равно хороши, и, став их судьею,
Я жалел, что не мог каждую первой признать.
75 Правда, тогда уже мне одна из них нравилась больше,
Та, что внушает любовь; все обещали дары:
Царство — Юнона, военную доблесть — Афина Паллада.
Я размышляю: хочу ль власти и славы в бою.
С прелести полной улыбкой Венера: «Подумай! — сказала. —
80 Много опасных тревог эти подарки сулят.
Я же любовь тебе дам, дочь Леды прекрасная снидет
Прямо в объятья твои, мать превзойдя красотой».
Так сказала она, и был ее дар драгоценен.
Всех победив, поднялась к небу, сияя красой.
85 Тут смягчилась судьба и моя, появились приметы.
Стало известно, что я отпрыск Приама царя.
Радостен дом наш, найдя царевича после разлуки.
Праздник этот теперь празднует Троя всегда.
Как к тебе я стремлюсь, так ко мне троянские девы,
90 Ты владеешь одна тем, что желают они.
И не знатные только царевны и дочки героев,
Даже нимфы — и те ищут союза со мной.29
Все мне, однако, противны, с тех пор как явилась надежда
Стать твоим женихом, Тиндара30 славная дочь.
95 Образ твой вижу я днем и ночью, в мечтах ты витаешь
В час, когда очи мои скованы сумрачным сном.
Как вознесешься теперь ты, любимая мною заочно!
Жег меня пламень, но был он от меня далеко.
Я не мог предаваться пустой надежде, пустился
100 В путь по лазурным морям, страсти своей покорясь.
Пали троянские сосны под острой фригийской секирой,
Сосны, так нужные мне, чтобы построить корабль.
Всех лишилась лесов и Гаргара,31 только на Иде
Я нашел наконец множество нужных стволов.
105 Гнут уже гибкие сосны для остова быстрого судна.
Вот готов уж и бок для искривленной кормы,
Ставим крепленья и мачты для паруса и украшаем
Изображеньем богов пестрых кривую корму.
Но на моем корабле с Купидоном-мальчиком рядом
110 Та богиня стоит, что обещала мне брак.
Кончив работу, тотчас приказал я от порта отчалить
И по эгейским волнам к дальним поплыть берегам.
Молят мать и отец, чтоб от плаванья я отказался.
Благочестивой мольбой мой замедляя отъезд,
115 Тут и Кассандра — сестра, распустив свои косы по ветру,
В то мгновенье, когда кормщик отчалить хотел,
«Мчишься куда». — закричала. — С собой привезешь нам пожар ты.
Ищешь какого огня в водах, не знаешь ты сам!»
Правду она говорила, нашел я предсказанный пламень, —
120 Вот он, он в нежной груди грозно пылает сейчас.
В порт я вхожу, гонимый попутным ветром, вступаю
В землю, нимфа, где ты, о Эболида,32 царишь.
Муж твой как гостя меня принимает, и, я полагаю,
Что не без воли богов гостеприимен он был.
125 По Лакедемону он провел меня и показал мне
Все, что достоин узреть каждый приезжий турист.
Я же, кто многое знал о твоей красоте несравненной,
Был безразличен к тому, что он показывал мне.
Только увидел тебя, и сердце, как мне показалось.
130 Затрепетало от чувств, прежде неведомых мне.
У Кифереи самой лицо такое же было
В час, как явилась она передо мной на суде.
Если б пришла ты сама на суд этот, то сомневаюсь,
Что победу тогда я б присудил не тебе.
135 Слава твоей красоты известна повсюду на свете,
Нет страны ни одной, где б не звучала она.
Ни во Фригии дальней, ни там, где солнце восходит,
Ты ни одной не найдешь равной по славе тебе.
Верь мне, ничтожна людская молва по сравнению с правдой.
140 Кажется ложью она, если взглянуть на тебя.
Больше в тебе нахожу я, чем то, что обещано славой.
И превосходит твоя прелесть людскую молву.
Можно Тезея понять, свершившего подвигов много,
Он — великий герой — первый похитил тебя.
145 Видел, как ты, по обычаю Спарты, нагая в палестре,
Средь обнаженных юнцов соревновалась в прыжках.
Я понимаю, что он похитил тебя, удивляюсь,
Что возвратил, ведь он мог вечно тобой обладать…
Прежде падет голова с моей окровавленной шеи,
150 Чем из спальни моей будешь похищена ты.
Это тебя-то посмеют, разжавшись, выпустить руки!
Это я потерплю, чтоб меня бросила ты!
Так отдайся же мне! Узнаешь верность Париса,
Лишь погребальный костер пламя погасит мое!
155 Царствам тебя предпочел я, которые мне обещала
Зевса супруга сама — мощная Зевса сестра.33
Ради объятий твоих я отверг обещанье Паллады
Доблестным сделать меня, непобедимым в боях.
Я не жалею об этом, безумцем себя не считаю,
160 Тверд в решенье своем, верен желаньям моим.
Ты достойна всех жертв, что тебе я принес, умоляю.
Дай надеяться мне на благосклонность твою.
Просит союза с тобой не бесславный муж и безвестный,
Ты не будешь краснеть, ставши супругой моей.
165 Есть средь предков моих знаменитых с Плеядой Юпитер,34
Много есть и других, меньших, чем эти, богов.
Азии царь мой отец, прекраснейшей части вселенной.
Лишь с трудом обойти можно границы ее.
Много там городов, сверкающих золотом кровель,
170 Храмы. Роскошны они, высшим любезны богам.35
На Илион подивишься, в венце из башен высоких,
Лирой своей Аполлон их над землею воздвиг.36
Что о толпе мне сказать многолюдной, о праздничной жизни,
Как только держит земля тяжесть ликующих толп!
175 Все навстречу к тебе побегут троянские жены,
Могут едва их вместить атрии наших домов.
О, как часто ты скажешь: «Бедна Ахэйя наша.
Все богатства ее дом троянский вместит».
Но не хочу я Спарту хулить, столь скромную вашу,
180 Счастлива эта земля тем, что родила тебя.
Да, бедна она очень, ты ж роскоши пышной достойна,
Город этот нейдет к прелести гордой твоей.
Лик твой ухода достоин, он требует мазей тончайших.
Самых изысканных средств для поддержанья красы.37
185 Если всмотришься ты в одежды приплывших со мною
Спутников, то лишь представь женщин наших наряд!
Будь же ко мне благосклонна, фригийца, молю, не отвергни
В скромной Терапне,38 вблизи Спарты родилася ты, Фригии я уроженец.
Но тот, кто божественный нектар
190 Ныне богам подает, также из Фригии был.39
Был фригийцем Тифон,40 супруг Авроры, похищен
Был он богиней, чья власть ночь заставляет уйти,
И Анхиз, наконец, фригийцем был — радость Венеры.
Тот, с кем делила она ложе в Идейских горах.41
195 И не думаю я, что сравнив Менелая со мною,
Ты его предпочтешь юной моей красоте,
Тестем тебе бы не дал я того, кто тьмой покрывает
Солнце, чьи кони дрожат, пир нечестивый узрев.42
Нету Приама отца, что убийством тестя запятнан.
200 Нет нечестивца, о ком Миртала море шумит.43
Предок мой не хватает, в стигийских водах погруженный,
Яблок, и жажда его рядом с водой не томит.44
Но несерьезно все это! Раз их потомок — супруг твой,
Царь богов принужден тестем приветливым быть.
205 О преступление! Тот, кто твоих ночей недостоин
Держит в объятьях тебя, счастлив любовью твоей,
Я же вижу тебя лишь тогда, когда пир приготовлен,
И обиды терплю даже и здесь за столом. Пусть
Врагам достаются пиры, подобные этим,
210 Миг, когда подают вина душистые нам.
Гостеприимство претит, когда на глазах моих этот
Грубый муж твой тебя держит в объятьях своих,
Ревность бушует моя (почему не сказать мне всю правду!).
Если, салфеткой прикрыв, плечи он гладит твои.
215 Часто целуетесь вы открыто, гостей не стесняясь.
Кубок хватаю, чтоб им отгородиться от вас.
Меньше стесняетесь вы, а я глаза опускаю,
И застревает еда в сдавленном горле моем.
Я стонать начинаю, и ты, коварная, слышишь.
220 Я замечаю, что ты смеха не можешь сдержать.
Чувства свои я в вине утопить пытаюсь, но тщетно,
Только сильнее огонь в винном пылает огне.
То отвернуться хочу я и голову вниз опускаю,
Но привлекаешь к себе жадные взоры мои.
225 Как же мне быть? Как смотреть на все, что сердце терзает,
Но не страшнее ль еще вовсе не видеть тебя!
Сколько в силах, борюсь я, пытаясь скрыть свои муки.
Но это видно, нет сил пламя мое утаить.
Я молчу, но ты знаешь, ты все за столом замечаешь,
230 О, если б только одна ты это видеть могла!
О, сколько раз, сколько раз сдержать я рыданья пытался,
Чтоб не старался твой муж выведать тайну мою,
Или, как будто спьяна, о чужой я рассказывал страсти,
Со вниманьем следя, как меня слушаешь ты.
235 Я о себе говорил, скрываясь под именем ложным.
Был героем я сам повести этой моей.
Пьяным я притворялся, чтоб мне язык развязало,
Это смелость дает, можно приличье забыть.45
Помню, туника твоя распахнулась и грудь обнажила.
240 Тут увидеть я смог прелесть твоей наготы.
Снега белей твоя кожа и лебедя перьям подобна,
Птицы, которою стал к Леде спустившийся бог.
От восхищенья застыл я, а кубок держал в это время,
Ручка резная была, выскользнул кубок из рук.
245 Целовала ли ты свою дочь Гермиону,46 публично
С уст ее нежных я пил след поцелуев твоих,
То воспевал, возлежа, я любовь знаменитых героев.
Изредка знаками вел тайный с тобой разговор,
И к служанкам твоим любимым, Климене и Эфре,
250 Я обращался с мольбой нежной, волнение скрыв,
С робостью мне отвечали уклончиво и прерывали
Речь свою, чтобы уйти быстро, покинув меня.
О, если б боги тому, кто всех победил в состязанье
Дали в награду тебя, ложем твоим наградив,
255 Как Гиппомен, победив Аталанту в беге крылатом,
Он — фригиец, ее к сердцу прижал своему.47
Так свирепый Алкид сломал рога Ахелою,
Добиваясь твоей, о Деянира, любви.
Я бы их всех превзошел, и ты бы смогла убедиться
260 В том, что ради тебя подвиг готов я свершить.
Время другое теперь, и мне, увы, остается
Только, колени обняв, слезно молить о любви.
Жизни краса ты, ты — слава живая двух братьев великих,48
Стать супругой могла б Зевса, но ты его дочь,
265 Или мужем твоим вернусь я в гавань Сигея,
Или изгнанником здесь, в этой погибну земле.
Рана моя глубока, не только задет я стрелою,
Нет! Насквозь мне пронзил сердце жестокий Амур.
То, что буду я ранен стрелой небесной (ты помнишь?)
270 Мне предсказала сестра — вестница воли богов.
Так побойся, Елена, любовь отвергнуть такую,
Важно уверенной быть в благоволенье богов.
С глазу на глаз скажу, хоть полна голова моя планов.
Ночью темной меня тайно на ложе прими!
275 Иль ты стыдишься права нарушить Венеры законной,
Святость брака поправ, ложу бесчестье нанесть?
Как деревенские девы, ты, право, наивна, Елена,
Трудно хранить чистоту тем, кто прекрасен, как ты!
Или свой лик измени, или быть перестань неприступной,
280 Ведь чистота с красотой вечную битву ведут.
Этому рад сам Юпитер, смеется над этим Венера,
Ты же, Елена, сама — плод незаконной любви.
Если наследие ты получила от предков великих,
Можешь ли, Ледина дочь, ты целомудренной быть.
285 Будешь такой ты со мной, супругой став моей в Трое,
Там-то причиной измен буду один только я.
Так согрешим же теперь, в ожидании этого брака,
Если Венере самой можем довериться мы.
Разве не к этому нас твой муж склонил, поручивши
290 Гостя заботам твоим, сам же покинул свой дом.
Выбрать он время другое не мог, отправившись к Криту.
О, как изыскан в своих хитростях твой Менелай!
Он, уезжая, сказал: «Заботы о госте идейском
Я поручаю тебе, будь ему вместо меня!»
295 Ты же приказ нарушаешь, скажу я, отплывшего мужа,
Я заботы твоей не ощущаю совсем.
Уж не считаешь ли ты, что муж твой, вкуса лишенный,
Может понять и ценить прелесть твоей красоты?
Ты ошибаешься, мог бы, тебя высоко почитая,
300 Вверить твою красоту гостю, уехавши сам?49
Даже если ты хочешь мои отвергнуть моленья,
Прежде подумай, должны ль мы упустить этот миг.
Глупость сделаем мы такую, какую он сделал,
Если без пользы пройдет время, что он нам отвел.
305 Сам своими руками к тебе меня он подводит,
Как же плоды не пожать этой его простоты!
Грустно покоишься ты на ложе в долгие ночи.
Так одиноко и я ночи свои провожу.
Счастье, какое могло бы связать нас с тобой в это время,
310 Блеском затмила бы ночь самый сверкающий день,
Я бы поклялся тогда богами, какими захочешь,
И за тобой повторять клятвы любовные стал.
Вот тогда, если только надежда меня не обманет,
Сам тебе предложу в Трою со мною отплыть.
315 Если ты будешь бояться по собственной воле со мною
Родину бросить, вину я возложу на себя.
Станут примером Тезей и братья твои Диоскуры.
Ну, какой же пример был бы дороже тебе!
Вслед за Тезеем они увезли Илиару и Фебу,50
320 Следуя тем же путем, стану четвертым средь них.
Ждет троянский наш флот, людей и оружия полный.
Весла и ветер легко нас понесут по волнам.
Шествовать будешь царицей по всем городам дарданийским,
Словно богиню народ чествовать будет тебя.
325 Всюду при встрече кругом благовония станут куриться,
Землю кровавой струей жертвенный бык оросит.51
Сам отец мой и братья, и все илионские жены,
Сестры и мать засыпать станут дарами тебя.
Но лишь ничтожную часть описать могу я словами,
330 Красочность этих торжеств речью нельзя передать.
И не бойся, что будут войной нам мстить за измену,
Греция мощная клич бросит и рать соберет.
Кто и когда возвращал оружьем похищенных женщин!
Верь мне, пустой это страх, не доверяйся ему.
335 Дочь Эрехтея фракийцы похитили в дар Аквилону,52
Но в Бистонии53 в час этот кипела война,
Дочь Ээта54 на судне, невиданном прежде, похитил
Сам Ясон, но войны не объявили ему.55
Да и тебя, Миноида, увез Тезей, как известно,
340 Но к войне не призвал критян могучий Минос.56
Страх обычно бывает сильней опасностей самых,
Стыдно людям потом от малодушия их.
Если ты даже представишь, что вдруг война разразится,
Доблесть есть у меня, гибельны стрелы мои.
345 Азия вашей земли не слабее, в ней воинов много,
Много коней боевых, много великих вождей.
Сам Атрид Менелай не храбрее, верь мне, Париса.
И оружьем своим не превзойдет он меня.
Мальчиком быв, побеждал я врагов, возвращал себе стадо,
350 Имя мое «Александр» — значит «защитник мужей».
Мальчиком мог превзойти я в играх воинственных многих,
Илионея, а с ним и Деифоба57 сражал.
И не думай, что я не страшен врагам моим, стрелы
Мне подвластны, всегда цель поражают они.
355 Муж твой с юным Парисом не сможет, конечно, сравняться,
Хоть он — Атрид, но меня он не сильнее в бою.
Пусть он всем знаменит, но Гектор был моим братом,
Гектор, что равен один множеству греческих войск!
Доблесть моя неизвестна тебе, и в нее ты не веришь.
360 Мужа, чьей будешь женой, ты не умеешь ценить.
Я утверждаю, что или никто войны не развяжет.
Если ж развяжут, падут греки, сраженные мной.
Нет, за такую супругу война не будет позорна.
Ведь за великую цель битвы ведутся всегда.
365 Если кровавой войны ты станешь причиной, Елена,
То до потомков дойдет славное имя твое.
Только б надежда на это боязнь твою поборола
И, уплывши со мной, ты бы верна мне была.58
…….…
…….…
Раз уж посланье твое мои глаза оскорбило,
Чести не вижу большой не отвечать на него.59
Гостеприимства законы дерзнул ты, приезжий, нарушить
И жену соблазнить, святость брака поправ.
5 Вот для чего ты приплыл, гонимый морскими ветрами,
В землю нашу и в порт благополучно вошел.
И хоть из дальних краев приплыл ты, но мы не закрыли
Двери дворца и в чертог царский впустили тебя.
Вероломство твое наградою было за это.
10 Был ли ты другом, иль враг к нам вероломный вступил?
Не сомневаюсь я в том, что то, о чем говорю я,
Жалобой глупой сочтешь, столь же наивной, как я.
Да, я проста и наивна, пока верна и стыдлива,
Жизнь безупречна моя, не в чем меня упрекнуть,
15 Если мой лик не печален и если сидеть не привыкла
Я с суровым лицом, брови насупив свои,
Это не значит, что жизнь мою молва запятнала
И о связи со мной кто-нибудь может болтать.60
Вот почему удивляет меня твое дерзновенье,
20 То, что надежду тебе в полном успехе дает.
Раз Тезей — внук Нептуна решил меня силой похитить,
Так почему бы тебе тем же путем не пойти?
Если бы я согласилась похищенной быть, то, конечно,
Пала б вина на меня, но ведь противилась я.
25 Если б пленилась я им, то тогда бы была виновата.
Но не нужно б тогда было меня похищать!
Не получил он того, к чему стремился, похитив,
И отделалась я только испугом одним.
Поцеловал он меня, но и в этом был он умерен,
30 Это все, в остальном я оставалась чиста.
Я вернулась невинной, он был благородно воздержан,
Даже каялся в том, как он со мной поступил.
Да, стыдился Тезей, но дорогу открыл для Париса,
Чтоб мое имя всегда было у всех на устах.
35 Все ж на тебя не сержусь (на любовь кто же может сердиться!),
Если только твоя истинна жаркая страсть.
Не потому сомневаюсь, что мало верю тебе я,
Мне ведь известна самой прелесть моей красоты.
Знаю при этом, как вы изменчивы к женщинам юным,
40 Знаю, что вашим словам верить опасно для нас.
«Но поддаются другие легко на речи такие.
Редко матроны верны». Редкой могу быть и я!
Кажется, пишешь ты так, что мать — достойный пример мне.
Чтобы меня убедить стыд мой и верность забыть.
45 Жертва обмана она, дурную с ней шутку сыграли,
В перья одетым пред ней страстный влюбленный предстал,
Мне же нечем прикрыть вероломство, и я беззащитна.
Нет ничего, чтоб могло флёром поступок мой скрыть.
Матеры страсть почетна была и оправдана богом.
50 Дал Юпитер и мне счастье — ее полюбив.
Хвастаешь предками ты, имена царей называешь,
Предками дом наш велик, право, не меньше, чем твой.
Пусть умолчу я о Зевсе, о предке тестя, о многих
Славных, о Леды отце, Пелопее и о других.
55 Леда в отцы мне дала Юпитера, лебедем ставши.
Стал он супругом ее, к лону прижав своему,
Что ж после этого значат все предки твои, все фригийцы,
Сам Приам, вместе с ним даже и Лаомедон!61
Ставлю я их высоко, но тот, кого числишь ты пятым,
60 Первым могу я назвать в роде великом моем.62
Верю, что власть велика твоя над богатой страною.
Все же и наша земля не уступает твоей.
Троя пусть блещет богатством, полна толпою нарядной,
Все же ее не могу варварской я не назвать.
65 Ты мне в письме обещаешь такое обилье подарков,
Что соблазнили б они даже великих богинь.
Если все же рискну сознаться в том откровенно,
Только сам ты, ты сам можешь меня соблазнить.
Или же я сохраню навсегда свою добродетель,
70 Или тебя предпочту всем твоим щедрым дарам.
Их презирать не хочу, ведь тот, кто их предлагает,
Тот, кто подарки дарит, сам драгоценнее их.
Все же важнее всего, что ты любишь, что ради меня ты
Подвиг готов совершить, с бурей сражался в морях.
75 То, как вел ты себя за столом, о дерзкий, заметно
Было и мне, и с трудом смех я старалась сдержать.
Ты смотрел на меня глазами жадными, тяжко
Вдруг вздыхать начинал, кубок внезапно хватал.
Пил с того края, где след от губ моих оставался,
80 Тайные знаки потом дерзостно мне подавал.
Ах, сколько раз замечала движенья тайные пальцев
Или взлетевших бровей красноречивую речь.
Как я боялась, чтоб муж не заметил игры твоей дерзкой!
Как я краснела! Была слишком заметна игра.
85 Часто шепотом, часто чуть слышно я повторяла:
«Как он бесстыден!» И был мой приговор справедлив.
С краю стола, где имя мое обозначено было,
Вывел ты слово «люблю», вывел за пиром вином.
Я старалась не видеть, я делала вид, что не верю.
90 Как ужасно, что стал этот язык мне знаком!
Вот (уж, если на долю мне выпало быть соблазненной)
Этот язык мог склонить сердце и стыд подавить.
Да, признаюсь, красотой изнеженной блещет твой облик,
Можешь любую легко воле своей подчинить.
95 Пусть же другая, чиста и невинна, счастлива будет,
Чем, нарушив закон, я преступленье свершу.
Так на примере моем научишься ты воздержанью.
Как прекрасно уметь чувства уму подчинять!
Много юношей есть, стремящихся к цели такой же,
100 Но не дерзают. Красу видит не только Парис!
Видишь ты то, что другие, но дерзость твоя безгранична,
Чувства твои не сильней, но изворотливей ум.
Было б желаннее мне, когда бы приплыл ты в то время,
Как осаждала меня, юную, рать женихов.
105 Если б тогда я тебя увидала, то всем предпочла бы,
И одобрил тогда выбор мой даже сам муж.
После того, как испытаны мною все радости, поздно
Ты появился, другой мною владеет теперь.
О, я прошу, перестань волновать мое сердце речами,
110 Не огорчай меня, ты, ты, полюбивший меня!
Дай мне спокойно идти по мне отведенной дороге
И не требуй, чтоб я свой опозорила брак.
Но ведь Венера сама дала тебе обещанье
Там, в Идейских горах, вместе с другими двумя.
115 Царство сулила одна, военную славу другая,
Третья: «Ледина дочь будет супругой тебе!»
Я сомневаюсь, по правде, что сами богини Олимпа
В судьи своей красоты выбрать решили тебя.
Правда может и есть здесь, но вымысел в том, что Венера
120 Пообещала меня в дар за решенье твое.
Нет, не столь я прекрасна, не так в красоту свою верю,
Чтобы богиня меня даром высоким сочла.
Мне довольно того, что смертным кажусь я прекрасной.
Гнев всевышних навлечь может Венеры хвала.
125 Но не спорю ни с чем, меня радует все, что сказал ты.
Да и зачем отрицать то, что желанно душе!
Ты не сердись, я прошу, если верю с трудом в твои речи,
Вещи великие нам трудно тотчас же понять.
То, что я нравлюсь Венере, мне радостно, радость другая
130 В том, что кажусь я тебе высшей наградой трудов.
Ты меня предпочел дарам Юноны с Палладой,
Слух о моей красоте был драгоценен тебе.
Значит, я для тебя и доблесть, и царства замена,
Чтобы отвергнуть тебя, быть я железной должна.
135 Я не железна, поверь, но колеблюсь любить человека,
Не уверясь еще в том, что он истинно мой.
Смысла нет в том, чтоб взрывать песок неподатливый плугом,
Ведь враждебен сам край этот надеждам моим.
Опыта нет у меня в игре этой (богом клянуся!),
140 С мужем я не вела хитрой игры никогда.
Даже теперь, когда тайну свою письму доверяю,
Буквы противятся мне, против меня восстают.
Счастливы те, кто опытны в этом, а мне же дорога
К тайной этой любви кажется слишком крута.
145 Самый страх уж тяжел, пугает, что взгляды людские
Устремлены на меня, страх же меня выдает.
В этом права я, дошли до меня народные толки,
Мне рассказала о них Эфра — служанка моя.
Ты же пытайся скрывать, иль решил притязания бросить?
150 Ну, зачем же бросать? Ты же умеешь скрывать!
Игры свои продолжай, но тайно. Дана нам свобода.
Нет Менелая, уплыв, руки он нам развязал.
Он далеко сейчас, дела его призывали,
Был какой-то предлог важный, как он говорил.
155 Или мне так показалось, когда колебался, сказажла:
В путь пускайся скорей и возвращайся быстрей!»
В быстрый поверив возврат, целовал он меня, поручая:
«Дом храни, опекай гостя троянского в нем!»
Еле сдержала я смех, стараясь с ним справиться, только
160 Я и смогла произнесть: «Да, позабочусь о нем!»
Ветер парус надул, убыстрив плаванье к Криту.
Но в свободу не верь, не безгранична она!
Муж мой уехал, но он следит за мной и оттуда,
Как ты знаешь, длинны руки у властных царей.
165 Слава мне в тягость моя, ведь чем больше кого-нибудь хвалят
Ваши мужские уста, тем нам страшнее всегда.
Эта самая слава, сегодня столь лестная, скоро
Станет бесславьем, прожить лучше б мне было в тени!
Брось удивляться тому, что нас одних он оставил,
170 Зная нравы мои, он так уверен во мне.
Да, красота беспокоит, но, веря в мою добродетель,
Он, боясь одного, страх прогоняет другим.
Ты убеждаешь меня не терять драгоценное время
И обыграть простоту мужа, использовав миг.
175 Это прельщая, пугает, еще не созрело решенье,
Я колеблюсь, скользят мысли туда и сюда.
Муж мой уехал, и ты в одинокие ночи томишься.
Мною прельщен ты, меня прелесть волнует твоя.
О, как ночи долги, а мы уж едины в желаньях,
180 Сказано все, и живем вместе мы в доме одном.
О проклятие! все меня к измене склоняет,
Глупый препятствует страх, чья мне нелепость ясна.
Плохо меня убеждаешь, о если б ты силой принудил
И, победив простоту, опытной сделал меня.
185 Ведь полезно бывает порой обратиться и к силе.
Стать счастливой хочу, власти предавшись твоей.
Может быть, юную страсть побороть нам нужно в начале,
Гаснет малый огонь, каплей обрызган одной.
Непостоянна любовь чужеземцев и с ними блуждает.
190 Только поверят в ее прочность, она убежит.
Вот пример Гипсипилы, известен пример Ариадны,
Их надежды на брак не оправдали мужья.63
Сам ты изменник, любивший Энону64 долгие годы.
Бросил ее, говорят, быстро забыв свою страсть.
195 Все, что могла, расспросив, о жизни твоей я узнала,
Много забот приложив, чтобы всю правду постичь.
Ты бы хотел постоянство хранить в своих увлеченьях,
Но не можешь; уже ставят твои паруса.
И пока говоришь со мной о скором свиданье,
200 Ветер подует, неся в море твои корабли.
Ты забудешь о всех обещаниях страстных, признаньях.
Как паруса, унесет ветер и нашу любовь.
Или последую я за тобой, как ты этого хочешь,
С Лаомедоном сроднюсь, с внуком сошедшись его?
205 Нет, не так презираю молву летучую, чтобы
Дозволять ей хулить землю родную мою.
Как обо мне говорить будут в Спарте и в той же Ахайе,
В Азии, да и в самой Трое, любимой тобой.
Глянут как на меня Приам и царица Гекуба,
210 Все твои братья и их жены, встречая меня.
Сам ты как сможешь поверить, что буду я верной супругой,
Спарту вспомнив и то, как я вела себя там?
Сам сколько раз назовешь меня «изменницей», зная,
Что в измене моей ты больше всех виноват.
215 Станешь в одном ты лице и виновник и обвинитель.
О, разверзнись тогда передо мною земля!
Все Илиона богатства украсят меня, и, я знаю,
Много прекрасных даров, в Трою придя, получу.
В пурпур оденусь, начну носить драгоценные ткани,
220 Золотом отягчена. Стану богаче, чем все.
Но сомневаюсь, прости, уж не столь дары драгоценны,
Чем, кроме них, одарить край этот сможет меня?
Кто на помощь придет обиженной в землях фригийских?
Где я братьев найду или защиту отца?
225 Сколько давал обещаний Ясон-изменник Медее,
Все же изгнал из дворца дочь свою грозный Ээт.
Нет, не смогла и потом она в Колхиду вернуться
К матери и к царю,65 и к Халкиопе — сестре.
Этого я не боюсь, но Медея разве страшилась?
230 Так надежда всегда может обманчивой быть.
Много найдешь кораблей, бросаемых бурею в море,
Но из порта они вышли по мирным морям.
Факел пугает меня, его ведь во сне увидала,
Прежде чем ты родился, мать твоя, страха полна.
235 Страшны пророчества мне о яром огне пеласгийском,
Том, что Трою сожжет, по предсказаньям жрецов.
Любит тебя Киферея за то, что всех победила,
Два трофея твой суд сразу же ей подарил.
Но боюсь двух богинь, если слава твоя достоверна,
240 Ведь проиграли они дело свое в этот час.
Гипподамия66 не стала ль причиной сраженья лапифов
Против кентавров, война из-за нее началась!
Думаешь, что Менелай не вспыхнет гибельным гневом,
Что Диоскуры, Тиндар в просьбах откажут ему.
245 Хвастаешь доблестью ты, деянья свои прославляешь.
Не подтверждает твой лик этих хвастливых речей,
Люб ты своей красотой скорее Венере, чем Марсу,
Войны — смелых удел, ты же рожден для любви.
Гектор, пусть он за тебя воюет, его восхваляешь,
250 Войны другие, поверь, больше подходят тебе.
Если б умелой была я сама и более смелой,
То в любовный союз я бы вступила с тобой,
Может быть, сделаю так, откинув робость, и смело
Руки тебе протяну, страхи свои позабыв.
Ээт — сын бога Солнца, царь Колхиды — отец Медеи.
255 Что же до просьбы твоей о тайном свиданье, то знаю,
Все, о чем думаешь ты, все, что беседой зовешь.
Слишком торопишься ты, трава еще сеном не стала.
И промедленье само будет полезно тебе.
Тут пусть и будет конец письму, сочиненному втайне,
260 Вестнику мыслей моих, пальцы устали уже.
Все остальное оставим служанкам Климене и Эфре.
Все они знают, во всем верные спутницы мне.
В посланиях Леандра Геро и ее ответе, также как и в письме Аконтия Кидиппе и ответном послании, Овидий опирается уже на поздние эллинистические источники, плохо известные нам. В главе, посвященной «Героидам», был уже изложен миф, ставший очень популярным в греческой поэзии III-II в. до н.э., а потом и в римской. Действие происходит на берегах Геллеспонтского пролива (Дарданеллы). Юноша Леандр из Абидоса, полюбив девушку Геро из Сеста, служительницу маяка, по другим версиям жрицу, каждую ночь переплывает пролив для свидания с нею, а утром возвращается обратно. Однажды он рискует плыть в бурю, но свет маяка гаснет, и он тонет. Утром волны прибивают его тело к берегу Сеста, и Геро кончает жизнь самоубийством. Для римских поэтов Леандр был примером героической любви, которая сильнее смерти. (В Новое время один лишь Байрон рискнул переплыть Геллеспонт.) Подробностей в этом предании было мало, и Овидий говорит, в сущности, все сам. Он рассказывает о душевном состоянии героев, рисует исключительную по поэтичности картину ночного моря, дает обаятельный образ любящей Геро, опираясь на свой опыт элегического поэта.
Этот привет тебе жаждет послать, о девушка Сеста,
Твой абидосец, но шторм в море вздымает волну.
Если боги позволят и будут к нам благосклонны,
Лишним будет письмо, снова увидимся мы.
5 Гневны, однако, они. Почему преграды мне ставят?
Путь привычный зачем весь взбаломучен волной?
Видишь сама ты, что небо чернее дегтя, и море,
Вздутое бурей, кипит, гибель суля кораблям.
Только один, слишком дерзкий, с которым письмо посылаю,
10 Все же решился рискнуть выйти из порта во тьму.
Был готов на него я подняться, канаты упали.
Был бы тогда Абидос весь у меня на виду.
Скрыться тогда бы не смог от моих родителей, стала б
Тайна нашей любви сразу известна бы всем.
15 Так я начал письмо: «Иди, счастливое, к ней ты.
Сразу протянет она нежные руки к тебе.
Может быть, даже губами коснется тебя, разрывая
Зубом, что снега белей, с края обертку твою».
Так я шептал еле слышно, в то время, как все остальное
20 Произносила, ведя речи с бумагой, рука.
О, как сильно желал я, чтоб лучше она не писала,
А рассекала волну и помогала мне плыть!
Вот седьмая уж ночь, а мне это кажется годом.
Как бушует волна в море, шипя и ревя.
25 Сердце ласкали мое сновидения нежные ночью.
Но разлуку сулил бешеный вал по утрам.
Сидя один на скале, я с грустью вижу твой берег,
Недостижимый сейчас, но достижимый в мечтах.
Свет маяка, что горит негасимо на башне высокой,
30 Светит мне наяву или, быть может, во сне!
Трижды одежду свою я бросал на берег песчаный,
Трижды пытался начать путь свой привычный в волнах.
Грозно вставали валы, мешая дерзким попыткам,
И, хлестнув по лицу, волны втекли в глубину.
35 Ты, жесточайший из всех и самый быстрый из вихрей,
Гений твой почему войны со мною ведет?
Против меня ты, Борей, свирепствуешь, может, не зная.
Если б не ведал любви, был бы неистов вдвойне.
Хоть ледяной ты, но все же не сможешь солгать нечестиво,
40 Что к Орифии ты страсть не питал никогда.67
Если б тебе преградили пути к свиданию с нею,
Как бы прорваться сумел ты по воздушным путям?
Так пощади, умоляю, смягчи вихревое дыханье,
Если сам Гиппотад68 грозных приказов не дал?
45 Просьбы напрасны! Он ревом валов мою речь заглушает,
Всюду бушуя, нигде не умеряя порыв.
О, если б смелый Дедал69 мне крылья легкие сделал,
Я бы взлетел… но ведь здесь рухнул несчастный Икар!
Все стерпеть я готов за возможность в воздух подняться.
50 Пусть поплыву по нему, как по привычным волнам.
Все мне враждебно сейчас, бушуют море и ветры.
Что ж остается: в мечтах утро любви вспоминать.
Ночь тогда наступила (отрадно вспомнить об этом!),
Час, как покинул я дом отчий, любовью горя.
55 Тотчас с одеждой и страх я сбросил и, берег покинув,
Взмахами рук рассекать волны спокойные стал.
В это время луна, отражаясь в волнах дрожащих,
Путь освещала, как друг, сопровождая меня.
«Будь благосклонна, — твердил я, — свети мне, помня, благая,
60 Латмии70 скалы твои, разве их можно забыть?
Эндимион71 твое сердце смягчает и гонит суровость,
Будь же и к страсти моей ты благосклонна, молю!
Ты — богиня — спускаться дерзала к смертному с неба.
Я же (правду скажу!) смертный к богине плыву.
65 Что сказать мне о нравах ее, достойных бессмертных.
Не уступит она им и своей красотой.
Только ты и Венера ее превзойдут, а не веришь,
Так попробуй сама ты на нее посмотреть.
Как, когда ты блистаешь в своем серебряном свете,
70 Звезды меркнут, одна царствуешь в небе ночном.
Так прекрасней она всех женщин смертных, не веришь?
Это значит, что слеп, Кинтия, глаз у тебя».72
Это сказав, или что-то похожее, плыть продолжал я.
Мне покоряясь, несли волны все дальше меня.
75 Лик лучистый луны отражался в волнах дрожащих.
Дню подобна была светлая, тихая ночь.
Звуки замолкли. Мой слух никаких не улавливал шумов,
Лишь под ударами рук тихо журчала вода,
Да галкионы одни, о возлюбленном помня Кеике,73
80 Тихо стонали, хоть их не было видно нигде.
Вот уж устали предплечья мои, и руки устали.
Выпрямив тело, слегка я поднялся над водой.
Свет увидел: «Огонь мой горит!» — ликуя, воскликнул,
Берег близок, ведь здесь дом моего божества.
85 Тотчас силы вернулись к рукам, и податливей стали
Волны, стало легко мне, утомленному, плыть,
Холод, идущий со дна, перестал я чувствовать, пламень
Сердца меня согревал, жарко горевший в груди,
И чем дальше я плыл, тем ближе делался берег,
90 А чем ближе, тем плыть было все радостней мне.
Как только ты увидала, так взглядами мне помогала.
Сил прибавляла, чтоб мог я поскорее доплыть.
Тут стал я думать о том, чтоб тебе показаться прекрасным
Взмахами мерными рук, гибкостью и быстротой.
95 В волны бежать ты пыталась, но нянька тебя удержала.
(Это видел я сам, не по рассказам сужу!)
Все ж, хоть старалась она не пускать тебя, ты вырывалась,
Ноги твои замочил вал, набежав на песок.
Ты обнимаешь меня, блаженство даришь поцелуев,
100 О ради них (я клянусь!) можно моря переплыть!
Снявши свой плащ, ты меня, обнаженного, им прикрываешь
И умеряешь поток влаги, текущий с волос.
Все остальное лишь ночи да нам, да башне известно.
Той, на которой горит свет, освещающий путь.
105 Все наслаждения наши никто перечислить не сможет,
Как в Геллеспонте не счесть трав, что растут у брегов.
Времени мало дано нам, тем больше мы тратим усилий,
Чтобы зря не прошел каждый отпущенный миг.
Вот уж кончается ночь, гонима супругой Тифона,74
110 И, предваряя зарю, Луцифер светлый встает.
Нацеловаться мы вволю спешим, торопясь и волнуясь,
Жалуясь на быстроту нам отведенных ночей.
Медля, с трудом подчиняясь суровой няньке, спускаюсь
К холоду берега я с башни, чтоб плыть в Абидос.
115 В море Геллы75 вхожу, и плачем мы оба, бросаясь
В воду, долго еще взглядом я берег ищу,
Чувствую, как я искусен, когда к тебе направляюсь,
А уплывая, тону, будто разбился корабль.
И неохотно к себе на родину я возвращаюсь.
120 Мне тяжело и сейчас здесь на родном берегу.
О почему же родству наших душ препятствует море.
В разных землях живем, хоть и едины душой!
Должен я волноваться, когда волнуется море,
И для чего? Почему должен мне ветер мешать?
125 Даже дельфинам уже любовь моя стала известна,
Думаю, рыбы, и те знают сегодня меня.
Мною протоптан уж путь, привычный в водной пучине
Следу подобен колес, видных на глади дорог.
Я огорчался, что нет другого пути, а сегодня
130 Даже и этого нет, хаос на море царит.
Встали волны горами, и, пеной покрыто, белеет
Море Геллы, и понт грозен для хрупких судов.
Буря такая ж была, когда утонувшая дева
Имя проливу дала, так представляется мне.76
135 Место это зловеще от Геллы, здесь утонувшей,
Имя опасно его, помощь богов мне нужна.
Как я завидую Фриксу, в волнах уцелевшему, вез он
Чудо-барана с златой шкурой и к порту доплыл.
Но зачем эта зависть? Зачем мне быстрое судно?
140 Только бы мог я волну телом своим рассекать.
Кроме умения плавать, в каких мне нуждаться искусствах?
Сам себе я корабль, кормчий и пассажир.
Путь по Медведице я не правлю, не правлю по Аркту,77
Ведь не нужен любви свет путеводной звезды.
145 По Андромеде78 свой путь, по Короне79 кормчие правят.
Иль по Медведице, чей блещет на полюсе свет.
Даже полеты, что любят Персей, Юпитер и Либер,80
Не прельщают меня, ими нельзя управлять.
Есть другое светило, оно гораздо вернее.
150 И блуждать в темноте не позволяет любовь.
С нею могу доплыть я в Колхиду и к Понта границам,
Даже туда, куда плыл Арго — Ясона корабль.
Я могу превзойти Палемона,81 так я искусен
В плаванье, хоть он и стал богом от соков травы.
155 Часто болят мои руки, устав от ударов по волнам,
Еле движусь тогда по бесконечности вод.
Только стоит сказать: «К дорогой вы стремитесь награде.
Скоро в объятиях сжать дам вам любимую я».
Сразу они оживают, спеша к высокой награде,
160 Словно конь, когда знак дан и бега начались.
Сам собой управляю, стремясь к единственной цели,
Цель моя — ты, я в тебе вижу одну из богинь.
Неба достойная, ты на земле сейчас пребываешь,
Но скажи, как же мне в небо подняться с тобой?
165 Здесь ты, но трудно бывает тебя мне увидеть, пучина
Так же кипит, как и страсть в сердце влюбленном моем.
Не утешает меня, что нас лишь пролив разделяет.
Разве меньше преград ставит он нам, чем моря.
Может быть, лучше, чтоб жил я на самой окраине мира.
170 Чтобы вдали от тебя в сладких томиться мечтах.
Ведь чем ближе, тем больше от страсти своей я страдаю
В вечных надеждах, а жизнь ставит препятствия им.
Я касаюсь почти руки твоей (так она близко!).
Но вот это «почти» столько приносит мне мук!
175 Разве не то же мученье за яблоком тщетно тянуться
Или стремиться к воде, мимо бегущей, припасть.
Так никогда не обнять мне тебя, если буря не хочет.
Счастье уносит мое каждый поднявшийся шторм.
Непостояннее нет ничего, чем ветер и волны,
180 Но от ветра и волн радость зависит моя.
Море кипит и сейчас, что ж будет, когда взбаламутит
Свет Амалфеи его — Зевса вскормившей козы.82
Сам заблуждаюсь, возможно, я в том, на что я способен.
Прочь опасенья! Меня гонит в пучину Амур!
185 Ты не думай, что я даю обещанья пустые.
Скоро тебе докажу верность своим я словам.
Ночь еще не одну пусть дыбом становятся волны,
Я попытаюсь поплыть, сопротивляясь ветрам.
Или спастись мне поможет опасная дерзость, иль станет
190 Плаванье это концом пытки любовной моей.
Но я хочу, чтоб прибило меня к знакомым пределам,
Чтобы принял твой порт мертвое тело мое.
Будешь ты плакать, сочтешь достойным ко мне прикоснуться.
Скажешь: «В смерти его я виновата одна!»
195 Эти строки, я знаю, взволнуют тебя, предсказанье
Вызовет гнев твой, прочтешь ты с недовольством его.
Успокойся, прошу! Но моли, чтобы буря затихла.
Будем едины в мольбах, как мы едины в любви.
Нужен нам краткий покой на море, пока поплыву я,
200 Как приплыву, то пускай снова вскипают валы.
Есть у тебя столь удобная гавань для нашего судна,
Вряд ли удачнее мы место могли бы найти.
Пусть Борей берет меня в плен, там сладко мне медлить.
Лень будет плыть, наберусь благоразумия я,
205 Там упрекать я не буду глухую к упрекам пучину.
Жалобы я прекращу на невозможность уплыть.
Пусть задержат меня и ветры, и милые руки —
Две причины мешать станут мне двинуться в путь.
Как только буря позволит, мне руки веслами станут,
210 Но следи, чтоб огонь на маяке не погас.
Пусть меня ночью заменит письмо это, я же стремлюся,
Время не тратя, за ним в путь устремиться скорей.
Тот привет, что прислал ты, Леандр, на хрупкой бумаге,
Чтобы я верить могла, делом его подтверди. Действуй!
Любая задержка, что радостям нашим мешает,
Мне тяжела. Пощади! Меры не знает любовь.
5 Страсть нас сжигает одна, но силы наши различны,
Тверже, так кажется мне, нрав у мужчин, чем у нас.
Тело девушки нежно, и так же слаба ее воля,
Если разлуку продлить, силы иссякнут мои.
Время для вас незаметно проходит в работе на поле,
10 Иль на охоте, часов не замечаете вы.
Маслом натершись, вы заняты спортом в привычных палестрах.
Или послушным узде правите быстрым конем,
Ловите птиц вы силками, крючками удите рыбу,
Вечером время идет быстро за кубком вина.
15 Мне же вдали от тебя, даже если б я меньше любила,
Чем заняться? Одно мне остается — любить,
Я и люблю, ведь ты единственный — вся моя радость,
Но сомневаюсь, равна ль страсть твоя страсти моей.
То с кормилицей верной шепчусь, когда удивляюсь,
20 Что могло задержать путь твой привычный в волнах,
То на море гляжу, ненавистным вздутое ветром,
И сержусь на него, как это делаешь ты.
Жалуюсь, если немного стихают ветер и волны,
Что не хочешь приплыть, хоть и открыт тебе путь.
25 Сетую, слезы текут по щекам, а верная няня
Их утирает, любя, пальцем дрожащим своим.
Часто ищу я следов твоих на песке увлажненном!
Будто бы может песок эти следы сохранить.
Что прибавить еще! Одежду твою я целую,
30 Ту, что ты сбросил с себя, прежде чем в волны нырнуть.
Если же свет потускнел и ночь дружелюбная звезды
Вывела в небо, задув отблески долгого дня,
Сразу на башне огонь зажигаем недремлющий, светит
Он кораблям, не дает кормчему сбиться с пути.
35 Мы же берем веретена, за пряжу свою принимаясь,
И коротаем часы, женским занявшись трудом.83
Ну, а о чем говорим, тебе интересно услышать,
О Леандре, Леандр — имя его мы твердим.
«Думаешь, няня, что он — моя радость, уж вышел из дому,
40 Или там бодрствует все и он боится родных.
Или уж с плеч он своих одежды скинул, готовясь
Плыть, и тело свое маслом оливы натер?»
Няня кивает в ответ: «Возможно!» Она дружелюбна
К нашей любви, но ее клонит ко сну в этот час.
45 А пробудившись: «Плывет, — говорит, — плывет он, конечно.
Мощным движением рук волны гоня пред собой».
Как только нити мои, сливаясь, касаются пола,
Мы начинаем гадать, где же находишься ты.
Может, отплыл далеко, и то мы на море смотрим,
50 То умоляем, чтоб был ветер попутен тебе.
Слух напрягая, мы ловим малейшие звуки, и в каждом
Шорохе чудится нам, что приближаешься ты.
Долгая тянется ночь в заботах таких, а под утро
Одолевает меня вдруг неожиданный сон.
55 Кажется мне, что ночь ты со мною на башне проводишь,
И хоть не хочешь приплыть, в мыслях ты рядом со мной,
То я вижу тебя, ты близко уже подплываешь.
Чувствуют плечи мои влагу любимых мной рук.
То, как всегда, я плащом покрываю холодное тело,
60 Или стараюсь согреть, плотно прижавшись к тебе.
Все же о многом молчать приличье требует, сколько
Радостей есть, но о них стыд запрещает сказать.
О, несчастная я! Как зыбко краткое счастье,
Сон проходит, а с ним вместе уходишь и ты.
65 Пусть же прочней мы сойдемся с тобой в действительной жизни.
Пусть не во сне, наяву свяжут нас узы любви.
Кто виноват, что томлюсь без тебя я на ложе холодном.
Кто виноват, что ленив мною любимый пловец?
Я согласна, бушует сегодня опасное море,
70 Было ночью вчера много спокойней оно.
Ты пропустил это время. Зачем же не верить мгновенью?
Ты не поверил ему, броситься вплавь не посмел.
Кажется, стало спокойней сейчас, и явно слабее
Буря, и видно, что вал вздыбленный падает вниз.
75 Быстро меняет свой лик пучина бурного моря,
Если ты поспешишь, может, успеешь доплыть.
Здесь же в нашем порту, в моих объятьях, не будет
Буря тебе угрожать, пусть свирепеет она.
С радостью буду я слушать ветров завыванье строптивых
80 И уж не стану молить, чтоб успокоился понт.
Что случилось с тобой, что стал ты вдруг боязливым?
Море, что ты презирал, ныне пугает тебя?
Помню, как ты приплывал в такое же грозное время,
Может быть, только слегка было волненье слабей,
85 Я кричала тебе: «Будь смелым, но помни о море».
Только б оплакивать мне смелость твою не пришлось!
Страх этот новый откуда? Куда твоя дерзость пропала?
Где этот смелый пловец, так презиравший волну!
Все-таки будь уж таким, это лучше, чем прежняя храбрость,
90 По безопасным волнам в море спокойном плыви!
Только бы ты не менялся, любил бы меня, как ты пишешь.
Чтоб погребальным огнем пламя не стало любви.
Ведь не так я боюсь ветров, мешающих счастью,
Как того, что твоя ветреной станет любовь.
95 Вдруг подумаешь ты, что опасностей этих не стою.
Что награда мала, риск же погибнуть велик,
Часто и родины я твоей опасаюсь, ведь могут
Счесть абидосцы, что я в жены тебе не гожусь.
Все стерпеть бы могла, но не страх, что ты, на досуге
100 С новой любимой сойдясь, с ней коротаешь часы.
Если обнимут тебя другие руки, то значит —
Эта новая страсть нашу убила любовь.
Лучше погибнуть тогда, чем этим горем томиться.
Пусть роковая судьба прежде меня поразит.
105 Так говорю, но ведь ты не давал мне для этого повод,
И молчала молва, значит, ты верен мне был.
Просто всего я боюсь! Кто любит, тот страх этот знает,
Он растет потому, что мы в разлуке всегда.
Тот, кто рядом живет, боится реальной измены,
110 Зная всю правду. Зачем слухам ему доверять?
Мне ж одинаково страшны и ложь и открытая правда.
То и другое равно душу волнуют мою.
О, скорей бы приплыл ты, и пусть отец твой и ветер
Будут задержкой, не я, верен ты нашей любви.
115 Если ж отвергнута я, то гибель одна остается.
Так изменяй, если ты смерти желаешь моей!
Знаю, что ты не виновен, мои опасенья напрасны,
Буря мешает тебе, гневный завидует вал.
Как я несчастна! Какие на берег катятся волны.
120 Ночь воцарилась, черно небо от туч грозовых.
Может быть, к морю явилась Нефела несчастная, буря —
Это слезы, что льет, плача по Гелле, она.
Мачеха Ино, быть может, к проливу, носящему имя
Ей ненавистное, став моря богиней, пришла.84
125 Место это опасно теперь для девушки каждой,
Гелла погибла, и мне бурей грозит Геллеспонт.
Ты же, Нептун, о возлюбленных помня своих, разве можешь
Быть враждебен любви, волны морей возмущать!
Если только верна молва о твоей Амимоне,85
130 Или о страсти к Тиро, славной своей красотой,
Об Алкионе, Калике, Гекатия дочке, Медузе.
Не всегда ее лик змеями был искажен.
И Лаодика была, и Келено, взнесенная к небу.
Много я помню других, в книгах о них прочитав.
135 Да и поэты, их славя, в стихах своих утверждают,
Что в объятьях твоих нежились часто они.
Так почему же любовник столь пламенный, страсти изведав,
Путь нам привычный закрыл, грозные вспенив валы?
О пощади нас, свирепый! Бушуй на широких просторах,
140 Этот же узкий пролив заперт меж двух берегов.
Нет! Корабли-великаны бросать тебе в море пристало.
Целый флот подвергать страху потопленным быть.
Подло владыке пучины грозить пловцу молодому.
Это скорей подойдет тем, кто в болотах царит.
145 Юноша мой благороден, и предки его родовиты.
Нет там Улисса, кого гневно преследовал ты.86
Так пощади и спаси нас обоих, плывет он, наверно,
С ним и надежда моя в море не тонет твоем.
Вот светильник трещит (при нем мы письмо свое пишем).
150 Он трещит и дает знак нам счастливый, сверкнув
Нянька моя окропляет вином его взвившийся пламень.
«Завтра мы будем втроем!» — и допивает до дна.
Пусть будет завтра нас больше, скользи по глади спокойной,
Ты — единственный свет, радость и счастье мое.
155 В лагерь любви возвращайся, не будь дезертиром позорным,
О почему я одна ночи должна коротать!
Нет причины для страха. Венера смелого любит.
Волны она усмирит, ведь она вышла из них.
Может, боишься, что ты не успеешь вернуться обратно.
160 Ночь коротка, чтоб успеть дважды пролив переплыть.
Так давай поплывем друг другу навстречу, чтоб, встретясь,
Посередине пути слить в поцелуе уста.
После же каждый вернется обратно в покинутый город.
Это иль ничего, выбора нету у нас.
165 Ах, если б можно нам было любить не стыдяся, открыто.
Иль не бояться молвы, втайне друг друга любя.
Стыд и любовь, их нельзя примирить, они борются вечно.
Требует строгость одно, радость к другому влечет.
Как в Колхиду вошел Ясон Пеласгийский, сейчас же
170 Девушку на корабле быстром с собою увез,87
Как только прибыл Парис в Лакедемон любовником страстным,
Так с добычей своей тотчас пустился домой.88
Ты же, любя постоянно, меня так часто бросаешь.
Пусть опасно судам, ты же бесстрашно плывешь.
175 Но сейчас я прошу, победитель бурной пучины,
Чтоб из презрения к ней ты не касался ее.
Терпит крушенье корабль, его не спасает искусство,
Веслам ты предпочел сильные руки свои.
Плыть боится моряк, а ты, Леандр, не боишься.
180 В бурю ж плывущий корабль гибнет в пучине морей.
О как трудно всегда от желаний своих отказаться,
Будь уговоров моих выше, Леандр дорогой!
Если б ты только доплыл, руками усталыми обнял
Ты бы меня, тяжело путь им в волнах пробивать.
185 Но каждый раз, когда я смотрю на лазурные воды,
Холод какой-то в груди чувствую, а отчего?
Просто испугана я зловещим сном этой ночью,
Хоть совершила уже все возлиянья богам,
В час, как Аврора встает и уже тускнеет светильник,
190 Время, когда, говорят, видим мы верные сны,
Веретено вдруг упало из рук, погружаясь в дремоту,
Я разрешила себе к мягкой подушке прильнуть.
Вижу, как наяву, плывущего в волнах дельфина.
Думаю, это не сон, слишком правдиво в нем все.
195 Вот закипевший прибой его выбросил с силой на берег,
Но недвижимым лежал мертвый дельфин на песке.
Что это значит? Мне страшно! Не смейся над этим виденьем.
Но доверяйся, прошу, только спокойным волнам!
Если себя не жалеешь, подумай о том, кого любишь,
200 Если здравствуешь ты, значит, здорова и я.
Кажется, можно сейчас на мир надеяться в море.
Так плыви же теперь, волны уже не кипят.
Но, пока ты медлишь, еще и нужно терпенье,
Это письмо пусть тебе горечь разлуки смягчит.
Легенда была известна Овидию по «Причинам» — поэме эллинистического поэта Каллимаха (III в. до н.э.). Сохранился фрагмент. На Делосе юноша Аконтин с острова Кеоса встречается с девушкой Кидиппой с Наксоса. Влюбившись, он бросает к ее ногам в храме Артемиды яблоко с надписью: «Клянусь Артемидой выйти замуж за Аконтия!» Кидиппа читает надпись вслух и тем связывает себя нерушимой клятвой. Отец ее в Дельфах узнает от Аполлона, что обещание нужно исполнить. У Каллимаха рассказывается, как Аконтий поверяет в лесу свои страданья деревьям и упрекает себя, так как каждый раз, когда Кидиппу хотят выдать замуж, она заболевает. Овидий — знаток права, учившийся в декламационной школе, обсуждает в посланиях вопрос: имеет ли клятва Кидиппы правовую силу, поскольку не было заключено полагающегося при браке договора между отцами (sponsalia). Но, конечно, и здесь на первом месте психология влюбленных и размышления о любви истинной, которая должна завершиться браком, и о римском обычае — заключать его, не интересуясь чувствами будущих супругов.
Брось бояться, ведь дважды в любви тебе клясться не нужно,
Хватит того, что тобой верность обещана мне,
Но дочитай до конца. Исцелишься ты от болезни,
Ведь виновен в ней я, боль твоя — боль и моя.
5 Ты стыдишься? Чего? Как было и в храме Дианы,
Кажется мне, что горят щеки твои от стыда.
Брака прошу я законного, честная связь не постыдна.
Как супруг я тебя, не как любовник люблю.
Можешь слова повторить, что на брошенном яблоке были,
10 Том, что невинная ты нежной поймала рукой.
В этих словах обещанье даешь ты, желанное мною.
Бог был свидетелем клятв, как же обратно их взять.
Видели все, что кивнула она головой, подтверждая
Клятву твою, и всерьез слово твое приняла.
15 Ты говоришь, что ты жертвой обмана бесчестного стала,
Я согласен, но страсть вызвала этот обман.
Хитрость чужда мне, она моему несвойственна нраву.
Только ради тебя, верь мне, лукавым я стал.
Это Амур, чтоб связать тебя со мною обетом, —
20 Изобретатель Амур все это мне подсказал.
Он диктовал обязательства брачные, как юрисконсульт,
Ловким приемом помог цели достичь мне моей.
Если обман в этом есть и буду я назван коварным,
Разве коварство — желать милой своей обладать?
25 Вот я снова пишу, к тебе обращаясь с мольбами.
Хитрость это опять! Повод для жалоб тебе!
Если вред от любви, то буду вредить постоянно.
Я добиваюсь тебя. Но уклоняешься ты.
Можно, мечом угрожая, похитить любимую, мне же
30 Ставят в вину, чти пишу письма неловкие я.
Но да помогут мне боги узлами связать тебя крепко,
Чтобы прорваться сквозь них клятва твоя не могла,
Много хитростей есть, а я лишь начал осаду,
Страсть побуждает меня не упустить ничего.
35 Выскользнешь в дырку одну, но петля другая задержит.
Больше, чем думаешь ты, ставит препятствий Амур.
А не поможет искусство, к оружию мы обратимся.
Силой похитив, тебя к сердцу прижму своему.
Я не тот человек, чтоб винить в вероломстве Париса,
40 Подлинной сути мужской в муже таком не ценя.
Так же и я… но молчу! Пусть погибну, тебя похищая,
Но тебя потерять — это куда тяжелей!
Будь не так ты прекрасна, не так бы тебя домогались,
Дерзкими делает нас прелесть лица твоего.
45 Очи твои виноваты, тускнеют звезды пред ними, —
Вот причина моей огненной страсти к тебе.
Цвет волос золотой, как кость слоновая — шея.
Руки, о если б они обняли нежно меня!
Грация, жесты твои, безупречность изящных движений,
50 Ноги! Фетида сама ими б гордиться могла!89
Если б и скрытое все я мог бы прославить, счастливым
Был бы, но ясно и так все совершенство твое.
Этой красой очарован, чего ж удивляться, что жажду
Я залог получить, видя невесту в тебе.
55 И, наконец, если ты признаешься, что в плен ты попала,
То в засаде моей, девушка, будь до конца.
Ненависть я вызываю, пройдет она, будет награда.
И расплата придет за нарушение клятв.
Обвиняй сколько хочешь и будь возмущенной все время,
60 Только б из гнева я мог пользу извлечь для себя!
Я — вызывающий гнев, смягчу его сам, если только
Ты мне подаришь хоть миг, чтоб успокоить тебя.
Если б дозволено было пред плачущей мне появиться
С речью, созвучной твоим льющимся горько слезам.
65 Так, как раб поступает, боящийся грозных побоев,
Дай коснуться колен, робко пощады моля.
Прав ты не знаешь своих и меня обвиняешь заочно.
Но позови! Прояви волю свою, госпожа!
Волосы, властная, рви мне, согласен я и на это,
70 Пусть от царапин лицо все посинеет мое!
Все готов претерпеть, одного лишь буду бояться,
Чтоб не ушибла ты рук, так расправляясь со мной.
Только тело мое, прошу, не заковывай в цепи.
И без этого я — пленник твой вечный, поверь!
75 После, когда отбушуешь и гнев твой насытиться пылкий,
Разве не скажешь сама: «Как терпелив он, любя?»
Тронет, конечно, тебя, что все я безропотно вынес,
«Он — наказанный раб, пусть мне и будет рабом!»
Ныне же я обвинен заочно и все проиграю,
80 Раз защитников нет в праведном деле моем.
Пусть, как ты утверждаешь, и письма мои беззаконны,
В этом, однако, винить нужно меня одного.
Не заслужила Диана обманутой быть, если в просьбе
Ты мне откажешь, но ей слово сдержать ты должна,
85 Знай, что свирепее нет ее, колченосной богини.
Мстящей жестоко тому, кто ей обиду нанес, —
Вот пример калидонского вепря, но волей Дианы,
Ярость его превзошла сына убившая мать.90
Вспомни, как страшно погиб Актеон, став охотничьей дичью
90 Тех, кто охотился с ним, — псы растерзали его.91
А надменная мать, в скалу превращенная ныне,
Слезы льет и теперь на Мигдонийской земле.92
Горе мне! Страшно всю правду тебе говорить, ведь ты можешь
Думать, что лгу я тебе, чтобы тебя убедить.
95 Должен я все ж сказать! Поверь, что недуг тебя мучит
Каждый раз, когда ты замуж решишь выходить.
Это богиня сама не дает тебе слова нарушить
И, спасая тебя, честность спасает твою.
И получается так, что как только ты клятву нарушить
100 Хочешь, то сбиться с пути тотчас мешает она.
Остерегайся же стрел жестоких гневной богини,
Будешь слову верна, будет добра и она.
Нежное тело свое береги от внезапной болезни
И сохрани красоту — дар предназначенный мне.
105 Лик свой прекрасный храни, для моей предназначенный страсти,
Легкий румянец на нем снежной смягчен белизной.
Если ж найдется такой, что прогнать меня пожелает,
Пусть страдает, как я, если лежишь ты больна.
Мне одинаково больно, когда собираешься замуж
110 И когда мучит тебя этот внезапный недуг.
Я страдаю при мысли, что я — причина болезни.
Хитрость моя, не она ль вред причиняет тебе?
Пусть падет на меня вина в нарушении клятвы,
Пусть накажут меня, чтобы поправилась ты!
115 Часто встревожен, неузнан, брожу я около дома
Взад и вперед, чтоб узнать, что сейчас делаешь ты.
То к служанке твоей, то к слуге обращаюсь с вопросом,
Как спала ты и ешь ты с аппетитом иль нет.
Мне тяжело, что не я предписанья врачей выполняю,
120 Рук не глажу твоих, возле тебя не сижу.
И вдвойне тяжело, что я-то с тобою в разлуке.
В доме же кто-то другой, мне нежеланный, сидит.
Он твои руки ласкает, что клятвой связаны. Боги
Ненавидят его, как ненавижу и я.
125 Пульс он может считать, найдя на руке твоей вену,
Часто касаться твоей может он нежной руки,
Слушает сердца биенье в груди и, быть может, целует,
Плату беря за труды так, как угодно ему.
Кто тебе разрешил срезать серпом мою жатву,
130 Кто тебе путь указал к полю чужому, скажи?
Эта мне грудь отдана, крадешь у меня поцелуи.
Руки прочь! Это все клятвой обещано мне!
Руки свои убери, нечестивый! Моя это собственность! Слышишь!
Будешь в разврате, смотри, вскорости ты обвинен.
135 Ты выбирай из свободных, ни с кем не связанных клятвой.
Тот, кто связан, тот мстить будет, лукавый, тебе!
Если не веришь ты мне, то вышний найдешь договор ты.
Чтоб убедиться, прочти лучше-ка сам ты его.
Убирайся из спальни чужой (тебе говорю я),
140 Что ты делаешь здесь? Занято ложе. Уйди!
Да, у тебя самого договор есть написанный, правда.
Но с моими твои все ж несравнимы права.
Мне сама обещала, тебе же отец ее отдал.
Знает, конечно, себя лучше она, чем отец.
145 Да, отец обещал и клятву влюбленному дал он, —
Люди свидетели: бог — клятвы свидетель моей.
Лжи не желает отец, но дочь будет клятвопреступной.
Разве неясно, чей страх больше, вина тяжелей?
Чтоб убедиться, взгляни же на то, что сейчас происходит.
150 Он здоров, а она тяжко бывает больна.
Наша с тобою борьба различна, неравны и чувства,
В страхах, в надеждах своих неодинаковы мы.
Сватаясь к ней, ты спокоен, боюсь я отказа, как смерти,
В будущем будешь любить, я же — сегодня, сейчас.
155 Если б ты был справедлив и знаком с законами права,
Тотчас же путь уступил праведной страсти моей.
Раз уж сейчас он, жестокий, за дело неверное бьется,
То, Кидиппа, к тебе вновь обращаюсь с письмом.
Он виноват, что больна ты и гнев вызываешь Дианы.
160 Будь же мудрой, ему доступ к себе запрети.
Повод для страха исчезнет, твое здоровье окрепнет.
Только храм почитай тот, где ты клятву дала.
Нет, не жертвы, поверь, угодны жителям неба,
Но выполнение клятв, пусть и свидетелей нет.
165 Чтобы здоровыми стать, прибегают к огню и железу,
Горькие соки подчас могут полезными быть.
В этом нужды тебе нет. Избегай лишь обет свой нарушить,
Этим обоих спасешь нас ты и честь соблюдешь.
Будет тебе извиненьем незнанье свершенной ошибки.
170 Ты забыла о том, клятву какую дала.
Но теперь и мой голос тебе напомнил об этом,
Да и болезнь, каждый раз, как нарушаешь обет.
Если, поправившись даже, то разве, рожая, не будешь
У светоносной просить помощи, муки терпя.93
175 Просьбы услышит она и вспомнит о слухах давнишних.
Спросит, кто твой супруг — плод понесла от кого.
Ты сошлешься на брачный союз, но ей правда известна.
И, что богов обмануть хочешь ты, сразу поймет.
Не за себя я боюсь. Стремлюсь убедить тебя в большем,
180 Речь идет о тебе, страшно за жизнь мне твою.
Плачут, боясь за тебя, родители, но почему же
Ты скрываешь от них, что виновата сама.
Но почему ж им не знать? Откройся матери смело.
Ведь постыдного нет в том, что случилось с тобой.
185 Все расскажи по порядку, о первой встрече в том храме.
Где Диане несла ты колченосной дары.
Расскажи, что как вкопанный встал я (заметила верно!)
И не мог отвести взоров своих от тебя.
Даже (свидетельство страсти!), пока на тебя любовался,
190 Плащ, с моих плеч соскользнув, тут же на пол упал.
После, не знаю уж как, полетело яблоко это,
Яблоко, где начертал я роковые слова,
Были тобой прочтены они громко пред ликом Дианы,
Так нерушимым обет стал твой — свидетель был бог.
195 Но, чтоб знала и мать, что было написано мною,
Ты прочитай еще раз ей роковые слова.
«Замуж иди за того, — она скажет, — с кем боги связали,
Тот, кому клятву дала, пусть будет зятем моим.
Этот мне дорог уж тем, что прежде меня он Диане
200 Мил был». Скажет так мать, скажет, коль любит тебя.
Если спросит, кто я, из какого я рода, пусть знает,
Что богиня была к вам благосклонна во всем.
Остров, прославленный прежде Картейскими нимфами, Кеос94
Морем Эгейским омыт, гладью его окружен.
205 Там я родился и, если ты знатность родов уважаешь,
То за предков меня также не будешь корить.
Есть и богатства у нас, ничем не запятнаны нравы.
И, что важнее! Женюсь я на тебе по любви.95
Ты пожелала бы мужа такого и клятвы не давши,
210 Но дала или нет, будет он мужем твоим.
Это тебе написать во сне приказала мне Феба.96
А наяву сам Амур этот приказ повторил.
Раны уже нанесли мне его беспощадные стрелы.
Но опасайся других, Фебой направленных стрел!
215 Наше спасенье в одном, пожалей и того, и другого,
Что же ты медлишь помочь сразу и мне и себе!
Если ты станешь моей, сигнал раздастся желанный.
Кровью обещанный бык Делоса брег окропит.97
Плод, изваянный в злате, тот самый, что счастье принес мне.
220 Пусть будет выставлен там, с надписью в кратких стихах:
«Этим плодом золотым Аконтий всем возвещает,
Что воплотилося в жизнь то, что обещано там».
Страшно мне! Я про себя твое письмо прочитала,
Чтобы случайно опять клятвой себя не связать.
Кажется мне, что ты снова поймать меня хочешь в ловушку.
Хотя сам говоришь, — клятвы довольно одной.
5 Я не хотела читать, но если б суровой была я,
Гнев богини сильней стал бы, так кажется мне.
Всем угождаю я ей, благовония жгу в ее храме,
Но, несмотря ни на что, ты ей дороже, чем я.
Лучше б девичества дни продлить она мне помогла бы.
10 Дева сама, но, боюсь, скоро им будет конец.
Слабость без всякой причины меня изнуряет, не может
Врач ни один ни помочь мне, ни болезнь распознать.
Как я могу на письмо отвечать? Ты только подумай,
Если подняться с трудом с ложа могу своего.
15 Кроме того, я боюсь, что, кроме доверенной няни,
Кто-нибудь сможет узнать о переписке с тобой.
Сидя у двери, она на вопрос обо мне отвечает:
«Спит!», для того, чтоб могла я безопасно писать.
Если ж, причина удобная, сон затянется долго,
20 То не верит никто, что в забытьи я лежу,
И приходят такие, кому отказать невозможно,
Кашлем своим она знак мне потаенный дает,
Тут, торопясь, не закончив слова, писать я бросаю
И, от страха дрожа, прячу письмо на груди,
25 Снова потом продолжаю писать усталой рукою,
Сам по себе этот труд слишком тяжел для меня.
Этого ты недостоин, и, если по правде сказать мне,
Все же добрей я к тебе, чем ты того заслужил.
Ради тебя столько раз, не зная, поправлюсь ли, горечь
30 Всех измышлений твоих вынесла и выношу.
Это ль награда моей красоте, что ты так восхваляешь.
То, что я нравлюсь тебе, — в этом причина беды.
Если б тебе показалась уродливой я (было б лучше!),
Я бы здоровой была и не просила б помочь.
35 Вами прославлена, мучусь, борясь за мою благосклонность.
Вред вы приносите мне, пагубна внешность моя.
Ты уступать не желаешь, а он быть первым стремится,
И договор одного опровергает другой.98
Я ж как корабль на волнах, Борей в открытое море
40 Гонит его, а прибой к берегу снова несет.
А как назначенный день, желанный родителям, близок,
То начинает меня жечь лихорадочный жар.
Что ж это! В самый тот день, когда свадьба должна совершиться,
В дверь стучится мою не Персефона ль сама!99
45 Стыдно и страшно (хотя разобраться ни в чем не могу я),
Что обидеть могла я всемогущих богов.
Но считает один причину болезни случайной,
А другой, что жених мой неугоден богам.100
И тебя обвиняет молва, люди видят причину
50 Всех недугов моих в кознях коварных твоих.
Скрыта причина, видны лишь страданья мои, и нарушив
Мир и войны ведя, вы углубляете их.
Правду скажи и не лги по своей привычке обычной,
В гневе каков бы ты был, если ты губишь, любя?
55 Раня любимую, верю, что будешь к врагу благосклонен.
Так, чтоб меня сохранить, смерти ты мне пожелай!
Или Кидиппы судьба тебя совсем не заботит,
Если гибнуть даешь ей у себя на глазах.
Тщетны мольбы о здоровье моем, им не внемлет богиня,
60 Значит, хвастаешь ты расположеньем ее.
Ложь это все: раз не хочешь просить обо мне ты Диану,
То равнодушен ко мне, должен, служа ей, молчать!
Делос101 в море Эгейском я б знать вообще не желала.
В час неудачный для нас мы посетили его.
65 Плыл с трудом наш корабль по волнам широкого моря.
И предсказанья мрачны были в начале пути.
Той ли ногой я вошла на корабль, чтобы берег покинуть,
Так ли вступила на пол102 палубы я расписной.
Дважды вернулись назад мы, гонимые ветром противным.
70 Лгу я, безумная! Дул ветер попутный тогда.
Был он попутен, меня назад относивший все время
И сгонявший с пути, горе сулившего мне.
О, если б стойко корабль в обратную сторону гнал он!
Глупо, однако, винить ветры морские во всем!
75 Остров прославленный видеть спешила, горя нетерпеньем,
И досаду внушал медленный бег корабля.
Часто гребцов упрекала, что бьют они веслами вяло.
И число парусов малым казалося мне. Но мы прошли
Миконон, миновали и Тенос и Андрос103 —
80 Вот уж в своей белизне Делос сиял предо мной.104
Издали видя его, «Что бежишь от меня? — я сказала, —
Или как прежде скользишь ты по пучине морской.105
Мы коснулись земли, когда день к концу приближался
И собиралось распрячь Солнце пурпурных коней.
85 Утром, когда оно снова впрягло их в свою колесницу,
Мать приказала мои волосы пышно убрать.
Кольца надела, златой диадемой украсила кудри
И сама наряжать празднично стала меня.
Выйдя, сначала богам — властителям острова стали
90 Мы благовонья курить, в дар им вино приносить.
И пока мой отец окропляет жертвенной кровью
Алтари, на костер потрох богам возложив,
Няня моя по другим меня святилищам водит,106
И беззаботно идем мы по священным местам.
95 В портик вступаю, а дальше любуюсь царей приношеньям.107
Статуи всюду стоят, мой вызывая восторг,
Тут из рогов алтари меня удивляют108 и пальма,
Что опорой была в родах Латоне самой.109
Делос богат чудесами (но тягостно вспомнить об этом,
100 Перечислять не могу все, что я видела там).
Хоть любовалась я многим, а мной в это время Аконтий,
Что пленило его? — Молодость и простота.
В храм возвращаюсь Дианы, иду по высоким ступеням.
Храм! Безопаснее нет места на целой земле!
105 Яблоко брошено вдруг ко мне с такими стихами…
Осторожно! А то клятву опять повторю. Няня его подняла.
Удивилась: «Прочти!» — мне сказала.
Я, великий поэт, стих твой коварный прочла.
Стыдно мне стало, когда прочитала я слово «супруга».
110 Жар меня охватил, щеки зарделись мои.
Я опустила глаза и долго поднять их стеснялась,
Ведь виноваты они, слугами ставши тебе.
Рад ты чему, нечестивый? Какой ты славы достигнул?
Девушку ты обманул, это ль достойно похвал!
115 Не со щитом пред тобой я стояла, была безоружна.
Не амазонкой, какой Пентезилая110 была.
Как с Ипполиты,111 не снял ты с меня сверкающий златом
Пояс, роскошный, что Марс некогда ей подарил.
Что тебя радуют так обещанья, что мне диктовал ты!
120 Разве, глупая, я не оказалась в силках,
Яблока жертва — Кидиппа и жертва его — Аталанта,112
Что ж, значит, можешь считать, ты Гиппоменом себя!
Пусть бы лучше ты был во власти младенца, который,
Ты утверждаешь, несет факел какой-то в руках.113
125 Честные люди надеяться могут, не зная обмана.
Не коварством, мольбой мог бы меня ты склонить.
И почему ты силу избрал, не став мне желанным
Сам по себе, не раскрыв то, чем ты мог бы пленить.
Не убедить, захватить ты меня предпочел почему-то,
130 Если б не это, была б я благосклонна к тебе.
Пользу какую тебе приносит формула права —
Клятва, которую я перед Дианой дала?
Клятва — дело души, моя же к ней непричастна.
Если идут из души, искренны, значит, слова.
135 Если б на брак я тебе согласие дать пожелала,
Так по законам свершен должен был быть договор.
Те же слова, что сказала я, были пусты и бездушны,
И не могут они вес доказательств иметь.
Поклялась ведь не я, прочитала на яблоке клятву,
140 Разве так я тебя мужем должна бы избрать.
В сети лови ты других, бросив яблоко, письма пиши им,
Если выйдет, гляди, можешь ты стать богачом.
Пусть клянутся цари, что тебя своим царством одарят.
Всем, чем мир наш богат, сможешь ты так завладеть.
145 Станешь могуществом выше Дианы самой, превзойдя ее властью,
Если писанья твои неотразимы для всех.114
А теперь, все сказав и твердо тебе отказавши,
И до конца доведя дело о клятве моей,
Я сознаюсь, что боюсь свирепого гнева Дианы.
150 Он — причина того, что я больная лежу.
И почему, в самом деле, как только свадьбу готовят,
Так невесту тотчас одолевает недуг.
Трижды уже Гименей,115 подойдя к алтарям моим брачным,
Спешно бежит, в пустоте свадебный бросив чертог.
155 Еле в вялой руке он держит свадебный факел,
Чуть-чуть горящий, но лень пламя сильнее раздуть.116
А с венков, им надетых, струи ароматов стекают.
Плащ же шафранный влачит по полу он тяжело.117
Только порога коснется, страх смерти и слезы он видит,
160 Все, что так чуждо ему и от торжеств далеко.
Он стыдится, веселый, в толпе выделяться печальной,
Пурпурным цветом плаща щеки горят у него.
И, срывая венки, далеко от себя их бросает.
И вытирает масла, с блещущих ими волос.
165 У меня же горит все тело от скрытого жара,
И одежда гнетет тяжестью страшной меня.
Вижу родителей плач, на лице своем чувствую слезы,
И погребальный горит факел — не свадебный здесь.
О пощади же, богиня, украшена пестрым колчаном,
170 Брата118 ко мне позови, чтоб исцелил он меня.
Разве не стыдно тебе, что он спасает от смерти,
Ты же, напротив, грозишь смертью без жалости мне.
Ведь не я заглянула бесстыдно в пещеру, когда ты
Искупаться в ключе в сени лесной собралась.119
175 Нет, не я твой алтарь, средь других стоявший, презрела,
И презренья моя мать не питала к твоей.120
Я виновата лишь в том, что прочла подложную клятву
И смогла разобрать смысл вредоносных стихов.
Ты же, Аконтий, моля за меня, кури благовонья,
180 Если любишь, и смой с рук навредивших вину!
Но почему до сих пор, хоть тебе я дала обещанье,
Дело Диана ведет так, чтоб не быть мне твоей.
Можешь, пока я жива, надеяться ты, так зачем же
Жизни лишает меня, светлой надежды тебя?
185 И не верь ты, что тот, кому я обещана в жены,
Сидя рядом с больной, руки гладит мои.
Если ему разрешают, сидит он, зная, однако,
Что еще девушка я, девственно ложе мое.
Думаю, он уже понял всю шаткость своих упований,
190 Это причина тех слез, что он скрывает от всех.
Редко и робко лаская, он скуп и в своих поцелуях,
А называя «своей», он неуверен во мне.
Не удивляюсь, ведь чувства свои проявляю открыто,
Если войдет, то к стене я отвернуться спешу.
195 Не говорю с ним, глаза закрываю, что сплю, притворяюсь.
Руку его оттолкну, если коснется меня.
Стонет, вздыхает, горюя, что я обижена чем-то,
Между тем как ничем он не обидел меня.
Мне тяжело, что приятно тебе это все, что ликуешь
200 И что чувства свои я открываю тебе.
Если по правде сказать, то гнева ты больше достоин,
Ты, кто в сети меня так вероломно поймал.
Пишешь, что хочешь увидеть меня, изнуренную жаром,
И хоть далек от меня, но и оттуда вредишь.
205 Удивляюсь тому, что имя Аконтия носишь,
Ранит издалека и тяжело «острие».121
Я не восстала еще от этой раны, как снова,
Словно пикой меня, ранил теперь и письмом.
И зачем приходить, чтоб мною больной любоваться, —
210 Вот он — военный трофей, гением взятый твоим!
Я исхудала совсем, нет румянца, бледные щеки,
Яблоко, помню, твое было вот так же бело.
Мертв этот цвет без оттенков, без всяких розовых бликов.
Словно из мрамора лик только что вырублен мой.
215 Матов бывает вот так роскошный серебряный кубок
От воды ледяной блеск потеряв на пиру.122
Если увидишь меня, то скажешь, что прежде не видел:
«Нет! На такую зачем тратить искусство свое!»
Клятву ты мне возвратишь, боясь союза со мною,
220 Станешь Диану просить, чтобы забыла о ней.
Может быть, клясться в обратном меня ты захочешь заставить
И другие слова, чтоб прочитала, пришлешь.
Но хочу, чтобы ты увидел меня, как и просишь,
Чтоб убедился, какой стала невеста твоя.
225 И хотя твое сердце железа тверже, Аконтий,
Но от меня получить просишь прощение ты.
Постарайся узнать, к каким мне средствам прибегнуть,
Чтоб исцелиться. Пойди к богу дельфийскому в храм.
Слухи ползут, что и он на меня обижен за что-то,
230 Данное мной при сестре слово нарушила я.
Бог и жрецы, и мои предчувствия в этом едины,
Нет ничего, чтоб с твоей не совпадало мечтой.
Все благосклонно к тебе, или новые найдены строки,
Те, которыми ты всех олимпийцев связал?
235 Раз ты богов покорил, то за ними следовать нужно,
И, обету верна, руку тебе я даю.
Об остальном забота твоя! Я сделала больше,
Чем пристойно, веду письменно речи с тобой.
Все утомилася я, от палочки писчей больная
240 Службу свою выполнять больше не может рука.
Тот я, кто автором был шутливых любовных элегий.
Слушай, потомство, хочу я о себе рассказать.
Родина мне Сульмон, обильный водой ледяною.
Он от Рима лежит на девяностой версте,123
5 Здесь я родился, но знай и время рожденья, читатель.
Консула оба в тот год пали в неравном бою.124
Если важно узнать, потомок я древнего рода,
Не от Фортуны щедрот всадником сделался я.
Не был я первым ребенком, в семье вторым я родился.
10 Годом старше всего был мой единственный брат.
В день мы родились один, освещенный одною зарею,
В этот день нам пекли каждому по пирогу.125
Первым был этот день в пяти, посвященных Минерве,
Той щитоносной, чей день кровью всегда обагрен.126
15 Юными отдали нас учиться, отцовской заботой,
В Риме стали ходить к лучшим наставникам мы.
С раннего возраста брат увлечен красноречьем был пылко,
Был для форумских битв и для судебных рожден.
С детства меня увлекло служенье высоким искусствам,
20 Муза тайно влекла к ей посвященным трудам.
Часто отец говорил: «К чему занятья пустые,
Ведь состоянья скопить сам Меонид не сумел».127
Я подчинялся отцу и, весь Геликон забывая,
Стопы отбросив, писать прозой пытался, как все.
25 Но против воли моей слагалась речь моя в стопы,
Все, что пытался писать, в стих превращаюсь тотчас.
Годы шли между тем неслышно, шагом скользящим,
И вслед за братом и мне тогу пришлося надеть.128
Плечи окутала нам одежда с пурпурной каймою,129
30 Но занятья свои мы не стремились бросать.
Вот на двадцатом году мой старший брат умирает,
Осиротел я с тех пор, части лишившись души.
Стал я лицом должностным, куда молодежь допускалась.
Стал одним я из трех тюрьмы блюдущих мужей.
35 В курию путь был открыт, но полосу уже избрал я.
Пурпур тяжелый носить не было мне по плечу.
Не был я телом вынослив, к трудам не стремился тяжелым.
Честолюбивых надежд я не лелеял в душе.
Музы к досугам меня безопасным всегда увлекали,
40 К тем, которые сам предпочитал я всему.
Я почитал высоко в то время живших поэтов,
Верил, что в каждом из них бог всемогущий живет.
Макр, что старше меня, читал мне поэму о птицах,
И об укусах змеи, и о целебной траве.130
45 Часто элегии мне декламировал страстный Проперций,
Тесной дружбой со мной связан он был издавна.
Понтик, гекзаметром славный, и ямбами Басс знаменитый131
Были в союзе друзей самыми близкими мне.
Слух услаждал мне Гораций — неслыханный мастер размеров —
50 Легким касаясь перстом лиры авзонской своей.132
Только видеть пришлось Вергилия мне, а с Тибуллом,
Рано умершим, продлить дружбу судьба не дала.133
Галл начинателем был, а Тибулла продолжил Проперций,
Место четвертое мне время средь них отвело.
55 Как я молился на старших, так младшие чтили Назона,
Рано Муза моя стала известною всем.
Я впервые прочел публично стихи еще юным,
Бороду раз или два только успевши побрить.
Воспламеняла меня в стихах, звучавших повсюду,
60 Та, которую я ложно Коринной назвал.
Много писал я, но все, что мне неудачным казалось,
На исправленье бросал прямо в горящий огонь.
Да и тогда, когда выслан был, зная, что будет народу
Труд мой любезен, его в гневе на Музу я сжег.
65 Нежное сердце имел я, легко Купидон его ранил.
Всякая мелочь тотчас воспламеняла меня.
Но хоть и был я таким, и от всякой вспыхивал искры,
Все-таки сплетней меня в Риме никто не чернил.
Рано женили меня на женщине мало достойной,
70 И из-за этого брак наш кратковременным был.
Вслед за нею пришла другая, была безупречной,
Но и с нею союз быстро расстроился наш.
Третья верна мне и ныне, хотя тяжел ее жребий
И называют ее ссыльного мужа женой.
75 Дочь моя рано меня двух внуков сделала дедом,
Хоть родилися они и от различных мужей.
Вот и отец, к девяти пятилетиям столько ж прибавив,
Кончил сбой жизненный путь, силы свои истощив.
Так же я плакал над ним, как он надо мною бы плакал,
80 Вскоре затем пережить матери гибель пришлось.
О, как счастливы оба они, удалившись в то время,
Пока в ссылку еще не был отправлен их сын.
Счастлив и я, что им горя при жизни еще не доставил
И о несчастье моем не горевали они.
85 Если от тех, кто погиб, не имя одно остается
И погребальный костер легким не страшен теням,
То, если только молва дойдет до вас, милые тени,
И на стигийском суде будут меня обвинять,
Знайте, прошу вас, ведь вас обманывать мне не пристало,
90 Что лишь ошибка виной — ссылки моей роковой.
Манам почет я воздал, теперь я к вам возвращаюсь,
К тем, кто жаждет узнать правду о жизни моей.
Вот уже старость прогнала мои цветущие годы
И, как всегда, сединой волос окрасила мой.
95 Десять раз уж с тех пор, как я родился, оливой
Всадник Писейский свой лоб на состязанье венчал.134
В это-то время меня на левый берег Евксина,
В Томи Цезарь сослал, тяжко обиженный мной.
Всем была хорошо известна причина изгнанья,
100 И не должен я сам здесь показанья давать.
Что мне сказать об измене друзей, о слугах неверных.
Многое я перенес горше, чем ссылка сама.
Дух мой все ж поборол несчастья, себя показал я
Непобедимым, нашел силы в душе я своей,
105 И позабыв свою жизнь, проведенную в неге досуга,
Меч жестокий схватил, чуждый привычкам моим.
Столько я бед перенес на земле и на море коварном,
Сколько и видимых нам есть, и невидимых звезд.135
После многих скитаний, гонимый бурями в море,
110 Прибыл я в землю, где гет вместе с сарматом царит.
Здесь я, хотя вкруг меня и звенит повсюду оружье,
Песней печальной стремлюсь участь мою облегчить.
Пусть здесь и нет никого, кому мог прочесть, что пишу я,
Все-таки день скоротать, время могу обмануть.
115 И за то, что живу, что противлюсь горьким страданьям
И не стала еще мне отвратительна жизнь,
Муза, тебе благодарен! Ведь ты даешь мне усладу.
Ты — покой от забот, ты — исцеленье от мук.
Вождь и спутник ты мне, уводишь меня ты от Истра,
120 На Геликоне даешь место почетное мне.
Ты мне, а это так редко, при жизни славу даруешь,
Ту, что вкушать суждено только умершим у нас.
Даже и Зависть, что все живое привыкла порочить,
Зубом ехидным своим мой не затронула труд.
125 Пусть, хоть славу стяжало в наш век и много поэтов,
Все-таки ниже, чем их, слава моя не была.
Предпочитал я себе из них столь многих, и все же
С ними равняли меня, в мире я стал знаменит.
Если истина есть в предсказаньях вещих поэтов,
130 То, когда я умру, твой я не буду, земля!
И любви ли твоей иль стихам я этим обязан,
Но благодарность мою, добрый читатель, прими!