Пациент 35

Почему я зациклился на совке

Ответ моим читателям, желающим узнать, почему я не пишу рассказы, действие которых происходит в современной Германии или в новой России.

Я действительно пишу об эпохе моего послесталинского детства, о застойном времени и о перестройке, о которых современные россияне ни думать, ни вспоминать больше не хотят.

Формально это так. Но я в своих рассказах опираюсь не на советскую ментальность, даже не на русскую культуру, а на образный строй старого немецкого и другого европейского искусства и на формообразующие схемы экспрессивного кино. В описываемых мной «квазисоветских» мирах нетрудно разглядеть чудовищ Брейгеля и Гойи, ощутить подлинность «Акка-тоне», сладость «Амаркорда», ужас «120 дней Содома» и мистику «Часа волка» Бергмана… Образованный читатель должен почувствовать в моих текстах холод стали резца Дюрера и мрачную силу мастеров «Дунайской школы», узнать резкие движения угрюмых розоватых масс с эротической графики Гросса, насладиться психо-цвето-музыкальными конструкциями Клее и Кандинского, распознать в квази-мужицких описаниях жестокий, разъедающий реализм Кокошки и Дикса, Шада и Шольца, Шлихтера и Хуббуха…

Работая на хорошо знакомом мне советском материале, я пытаюсь понять и показать природу человека и человеческих отношений, не только совков, людей вообще, используя любимые мной представления, средства и методы мировой культуры.

Вы спрашиваете меня, почему я не могу это делать на «человеческом материале» современной Германии или новой России.

Я прожил в Германии больше двадцати лет, многое тут пережил, со многими людьми меня столкнула тут судьба. Иногда и против моей воли. Например, с отвратительными неонацистами, с солдатами вермахта… Или с еще более мерзкими людьми — с бывшими сотрудниками гэдээровского КГБ — ШТАЗИ. 18 лет я живу с немками, говорю с ними по-немецки, более или менее активно участвую в общественно-политической жизни Федеративной Республики.

И тем не менее, я чувствую, что «ковш моего экскаватора» копает недостаточно глубоко, что я не понимаю по-настоящему ни личности немцев, ни их судьбу, ни их историю, ни их общество. Поэтому я охотно пишу о немецком искусстве, но никогда не пишу о самих немцах, никогда не использую мою любимую форму рассказа от первого лица, требующую перевоплощения в героя или в автора… Я пишу только о своем впечатлении от них, об их влиянии на мою жизнь или на жизнь человека, подобного мне. Так честнее.

Своих людей потерял, чужих — так и не понял. Неприятный шпагат для писателя! Но такова судьба эмигранта, жаловаться некому…

Я не осуждаю писателей-варягов, вовсю пописывающих об аборигенах. Но, увы — обычно одного абзаца хватает, чтобы понять — это не то. Слабо и претенциозно. Это правило распространяется и на Довлатова и на Набокова. Американские герои Довлатова скучнее, как-то бескровнее ленинградских, таллинских или пушкиногорских, а Гумберт Гумберт — не европеец и не американец, даже не человек, а набоковский гомункул, созданный из его эмигрантских фобий, посаженный диктатором-автором в автомобиль с бабочкой-лолиткой и разъезжающий по американским дорогам, не ведущим никуда…

О людях современной России я знаю гораздо больше, чем о немцах. Потому что это те же совки, только живущие не на коммунальной сцене в театре развитого социализма, а в мучительной реальности…

Но писать о них мне неинтересно. Почему? Казалось бы. сейчас там «ужас, как много всего происходит», а я люблю черные сюжеты, метафорические превращения и гротеск.

Меня не привлекают однако эти, обнажившиеся сейчас как гнилые зубы у бродяги, социальные язвы России. Это «прямое зло и несчастье» не интересно, а позорно, стыдно…

Тут не надо художественно заострять, подчеркивать и деформировать, чтобы показать… Тут все само и преувеличено и перекошено и наизнанку вывернуто. Нельзя исследовать психологические мотивации людей, с которых содрали кожу… Гротеск, как метод познания, не работает, когда ситуация сама по себе — запредельная. Бессмысленно писать о видениях безнадежного коматозного пациента (это делают две сегодняшние звезды российской литературы — Сорокин и Пелевин и легион их подражателей и попутчиков).

В социальном и политическом аспекте — новая Россия это даже не государство-банкрот, не диктатура, не хаос, это — скотобаза, на которой правят воры и убийцы. Великий русский народ ощущает это на собственном теле, но путинцев терпит и поддерживает. Потому что они — не марсиане и не завоеватели, а плоть от плоти он сам. Не может нога не поддерживать собственные пальцы…

Редкие в современной России добрые, честные и умные люди пытаются даже что-то предпринимать, организовывают пикеты, демонстрации и марши, чтобы не так подло было жить, но чувствуют, что все это бесполезно и даже смешно… И лучше бы… отправить детей учиться и жить за границу… Да и самим туда перебраться…

Бороться с путинщиной для русских — все равно что бороться с самим собой, с морями и реками, с пространством и временем…

Без большевиков и парткомов население России стало еще хуже, чем было — люди воруют, пьют, колются, убивают, насилуют, обманывают… все это без укоров совести, органично, естественно… Телевидение лжет и подличает, народ жрет эту ложь и тоже подличает, как может… Гламурная элита тонет в неправедно заработанной роскоши. Путинская нечисть обкрадывает страну и прячет награбленное за границей.

Но… общественная система «новая Россия» органична и естественна…

Советский Союз же был, в некотором роде, исключением, особым временем, особым состоянием человека и общества. Не просто звеном в восхождении и закате Российской Империи.

Его граждане старались быть хорошими. Ходили на субботники. Верили во все советские идеологические штампы. Изо всех сил старались не отклоняться от линии партии. Многие искренне любили и Ленина и Сталина и Хрущева и Брежнева и Андропова… Огромная страна с упоением играла в коммунистический театр, никогда не прекращался кровавый бахтинский карнавал, интеллигенция была вечно занята в подготовке и проведении нескончаемого «черного капустника», народ ездил туда-сюда от Курского вокзала до станции Петушки, бесконечно строился БАМ. Миллионы энтузиастов потрясали отбойными молотками и саперными лопатками…

Этот мир был абсурден и ужасен, но интересен. Из-за его исключительности, двойственности. Несколько кричаще противоречащих друг другу начал жизни были насильственно вдавлены друг в друга… История, география и большевики породили совершенно особое чудовище.

Этот монстр убивал все не советское, что можно было убить…

И порождал особый вид двуногих — совков. Вынашивал и лелеял их в магическом свете «голубых экранов» и «новогодних огоньков». Дарил им «кавказских пленниц» и «бриллиантовые руки»…

Мой дед, еврей, крупный советский чиновник, был убежденным сталинистом. Во времена «врачей-вредителей» он был по ложному доносу с позором выгнан из партии и чудом избежал ареста. Но остался преданным партии коммунистом и сталинистом. Восстановился в партии при Хрущёве. Всю жизнь служил ИМ верой и правдой. Заискивал. Унижался. И в то же время — был умницей, замечательным организатором и бессребреником. Никогда не купил себе или семье ни машины, ни дачи. И всю жизнь действенно помогал униженным и оскорбленным советской властью людям… Дед вышел из партии только в 1991 году. Через несколько лет деньги, накопленные им в сберкассе, обесценились. Дед помешался и умер в доме для престарелых.

Его жена, моя бабушка-еврейка, пианистка, учившаяся у Николаева и Гольденвейзера, была в тридцатые годы вхожа в круг московских спиритистов… Ее любовником был один из самых знаменитых советских шпионов, тайно убитый Лубянкой незадолго до смерти Сталина…

Таких людей в путинской России нет. И больше никогда не будет.

Русская «вечно бабья» языческая душа заполучила в советскую эпоху в Ярилы особый образ — рябую морду Гуталина. Он проник своими черными усищами из каленой стали в колыбель каждого советского ребенка, в каждую брачную постель советских молодоженов, в каждую жадно пьющую водку и пиво совковую глотку, в каждое советское сердце, которое как известно — пламенный мотор…

Когда Гуталина вместе с его усами, не без помощи стальных щипцов, вытянули из «пластичной, эллинистической, добролюбивой, широкой и соборной» русской души, на его место положили попахивающие трупом и шоколадом «Золотой ярлык» мощи вождя медународного пролетариата, посыпали ложе и темя советского человека его сладковатым пеплом, вбили и его монументальную лысину и детские кудряшки в совковую под-сознанку…

У постсовка нет никаких богов, кроме денег и власти. У него нет свойств, только подлость. Это скучно.

Поэтому путинская Россия, органично возникшая из смрадной кучи, в которую превратился СССР, банальна, неинтересна. Это национальный гриб, грибок, продолжение осточертевшей всем России Гоголя, Достоевского и Салтыкова-Щедрина.

Не интересны ни желчная морда воблоглазого Чирея, ни настороженное мурло придурчика Айфончика.

Не интересны и кувшинные рылы дорвавшейся до власти и денег гэбни.

Не интересна и обобщенная подлая харя современного русского народа, с успехом уничтожающего не до конца еще загаженную природу и себя самого.

Не интерес, а недоумение вызывает горстка старых и новых литературных и других тусовщиков. Жалки не уехавшие добрые умные москвичи и питерцы.

Путинская Россия — «темное царство», от которого несет блевотиной и имперским дерьмищем, из которого доносится хриплая ругань, стоны и визг…

Во всем этом нет загадок. Все оголилось, все понятно и вызывает только одно желание — вытошнить из себя поскорее все, что как-то с современной Россией связано… Писать о ней — все равно, что копаться в нечистотах.

Чтобы поставить совсем уже жирную точку, добавлю — я искренне желаю новой России поскорее развалиться. Это дало бы шанс немногим, еще оставшимся там, добрым людям — построить небольшие, но жизнеспособные государства, основанные на волеизъявлении граждан, а не на прихоти державных воров, на труде, а не на бессовестном ограблении природы… Дружелюбные к соседям и к собственному населению…

У граждан таких стран появилась бы возможность сохранить хотя бы остатки русской культуры. Сберечь русский язык.