Падение драконов

Пролог Альба

Закатное солнце плыло по золотому небосводу, заливая все вокруг красно-оранжевым светом. Последние лучи скользили над бескрайним лесом, окрашивали в бронзу принесенные древними ледниками камни и сверкали на наконечниках копий отступающей армии альянса. На волосах древних ирков и мехе золотых медведей солнечный свет играл, как языки пламени. Касаясь лиц людей, он сглаживал глубокие морщины, оставленные пережитым ужасом и постоянной усталостью.

Билл Редмид посмотрел на длинную вереницу измученных мужчин и немногочисленных женщин, затем перевел взгляд на странное золотое небо.

— Дождь, что ли? — обратился он к Джону Клосарду, который стал его заместителем. Нэта Тайлера не было рядом: он убил короля, по крайней мере, ходили такие слухи. Рикар Фитцалан отправился вместе с Анеасом Мурьеном служить на восток. Возможно, они были не только боевыми соратниками, но и любовниками. Фитцалан, уроженец Джарсея, был прекрасным командиром, и Редмид только мечтать мог о таком заместителе. Он отчаянно нуждался в Рикаре и Тайлере, но вместо них рассчитывать приходилось лишь на Серого Кота, сутками пропадавшего где-то в лесах, и Клосарда, надежного, но до безумия скучного.

Джон был кряжистым мужчиной среднего роста, и четыре дня не бритая щетина совсем не добавляла ему привлекательности.

— Дождь, — ответил он.

Редмид так вымотался, что почти уже не думал, что делает. Он потрогал закинутый за плечо лук в полотняном чехле, чтобы убедиться, что тот не промокнет, затем трусцой побежал вдоль вереницы воинов:

— Дождь! Прячьте тетиву под рубашки!

— Да кто ты такой, черт побери? Мой папаша? — пробормотал один из парней.

Все лето прошло в постоянных сражениях, товарищеские отношения сменились железной дисциплиной, и некоторым это было не по нраву.

— Я в егеря не нанимался, — раздался еще один голос.

Многие годы королевские егеря, единственные служители закона в лесах, сражались против повстанцев, отщепенцев и изгоев, теперь же по иронии судьбы они оказались в одном строю: всего несколько шагов разделяло последнего повстанца и первого егеря. Все без исключения, даже тугодумы, осознавали суровую истину: в глазах сильных мира сего они ничем не отличались друг от друга, были отличными разведчиками, привыкшими к жизни в лесах. Сэр Гэвин, формальный главнокомандующий, мало того что объединил два отряда, так еще и усилил их несколькими сотнями рыцарей-ирков верхом на лосях и пони. Эта закованная в броню кавалерия с легкостью дикой лани скользила по дремучим чащобам. Вместе они могли справиться почти с любым врагом в лесу.

— Берегите тетиву! — повторял Редмид, двигаясь вдоль колонны. Его забота раздражала далеко не всех: Стерн Рэйчел, воинственная и свирепая, словно тигрица, одарила Билла ухмылкой, а Гарт Беспалый что-то пробурчал себе под нос, погладив вощеный мешочек.

Большинство этих людей пережили битву при Лиссен Карак, затем сражались при Гилсоновой дыре, и теперь им снова предстояло воевать: на этот раз на западе против Эша и сонма его чудовищ. Конечно, они не боялись дождика. Но для Редмида это не имело значения: уставшие люди часто ошибаются. Усилием воли он заставил себя подняться на холм, с которого только что спустился, и взглядом поискал бледных и изможденных людей и тех, кто явно пил маловато воды. Бедра Редмида горели огнем, однако именно такие мелкие героические поступки выделяли его среди прочих командиров, и он знал об этом. На холм Билл взобрался одновременно с Долговязым Питером и Гвилламом Старом. Окинув взглядом полчища армии Эша, ветераны-повстанцы покачали головами, и Стар поинтересовался у Редмида:

— Снова сражаться?

Билл лишь пожал плечами.

— У меня всего девять стрел осталось, — посетовал Гвиллам.

Долговязый Питер и в лучшие времена не отличался разговорчивостью, поэтому продолжал молча шагать вперед.

— Понял тебя.

— Это значит, что придется опять сражаться? — не унимался Стэр.

— Это значит, что я сам ни хрена не знаю, — огрызнулся Редмид.

Редмид видел, как его брат с трудом поднимается на холм. Насмешница-судьба не только объединила враждовавшие десятилетиями отряды, но и свела вместе двух братьев Редмидов: Билла, предводителя восставших против власти короля, и Харальда, старшего, дослужившегося до командира королевских егерей. Они стали лучше понимать друг друга, и, возможно, именно благодаря этому их люди смогли действовать вместе.

— Харальд?

— Билл, — кивнул ему в ответ егерь. Рослые, рыжеволосые, с грубыми чертами, братья были похожи, только одевались по-разному: как и большинство повстанцев, Билл предпочитал свободную грязную котту из небеленой шерсти, Харальд же носил узкий камзол зеленого цвета. Шляпу он держал в руке, будто попрошайка. Командир егерей остановился на вершине, а его изможденные люди шли мимо. Многих Билл уже знал по именам, например Джона Хэнда, лучшего офицера брата, высокого и крепкого, как старый дуб, мужчину с бородой и усами как у рыцаря. Буркнув что-то в знак приветствия, Хэнд продолжил свой путь, то и дело оглядываясь на приближающиеся полчища боглинов. К тому времени уже почти все осилили подъем.

— Сегодня утром сэр Грегарио сказал мне, что мы одержали победу в крупном сражении в Этруссии, — заметил Харальд.

— А я слышал, что в Харндоне от чумы погибло около тысячи человек.

— Ага, если не в три раза больше. — Егерь оперся на лук.

С золотых небес закапали первые капли дождя.

— Мы выигрываем или проигрываем? — спросил брата Билл.

— Проигрываем, — ответил Харальд, протянув ему шляпу, полную лесных ягод. Билл жадно закинул в рот пригоршню ежевики.

— Хорошо-то как.

Их взоры устремились к подножию горного хребта, который они только что без боя сдали боглинам. Тварей было очень много, внизу будто тек хитиновый поток. Колонну замыкали рыцари-ирки. Казалось, будто даже их великолепные скакуны пали духом: лоси шагали, низко опустив головы, увенчанные ветвистыми рогами — тоже грозным оружием. Всадники понуро шли рядом.

— Мы обречены, — пробормотал Харальд. — Боже милостивый, скоро меня начнут принимать за повстанца, если я продолжу в том же духе.

— Я доверяю Тапио. Он поможет, — сказал Билл, едва сдержавшись, чтобы не добавить: «В Н’Гаре я провел самые счастливые дни своей жизни и теперь буду сражаться за нее». Н’Гара лежала всего в нескольких лигах, и, кажется, Эш нацелился именно на нее.

Редмид-старший улыбнулся без всякой радости.

— Гляньте-ка, мой братец-повстанец уверен, что какой-то эльф спасет нас, а я считаю, что командующий королевы — болван. Да ты просто молодец, братишка! Мы даже можем поменяться ролями: я возглавлю повстанцев, а ты — королевских егерей.

— Вечно ты не согласен со мной, Харальд. — Билл Редмид взглянул на темнеющее небо и задумчиво произнес: — Нам нужны стрелы.

— Нам тоже. Будем надеяться, что великий сэр Гэвин об этом знает, — отозвался егерь. — Если мы с тобой продолжим трепаться, нас живьем сожрут эти жуки.

Они развернулись и быстро зашагали вперед, стараясь нагнать своих людей, силуэты которых исчезали в золотистых сумерках странного сырого вечера.

Сэр Гэвин Мурьен обмяк в седле, вынув ноги из стремян, чтобы немного расслабить спину. В одной руке он держал небольшой топор, другой лениво отковыривал от него что-то влажное и отвратительное на вид; его шлем и латные рукавицы висели на седельной луке оруженосца. Взгляд рыцаря скользил по долине, которую ирки называли Дайксдейл. Он наблюдал, как его авангард (на этот раз ставший арьергардом) с трудом спускался с дальнего гребня горы. Они были похожи на цепочку муравьев, устремившихся к источнику пищи. Прямо у него под ногами на несколько миль вперед протянулась долина Дайксдейл, лежавшая под горой, заросшей кленами и буками. Их кроны радовали глаз сочными красками позднего лета, правда, многие деревья уже лишились листьев, будто рядом прошла ледяная буря. Местами — там, где лес вырубили люди и ирки, — зияли просеки.

В самой долине повсюду виднелись запруды и речные протоки, несшие свои воды к горному хребту по двум основным направлениям — к древней плотине, возведенной гигантскими, давно исчезнувшими бобрами, и валу, укреплению из камня и земли, единственному напоминанию о неудачной попытке императрицы Ливии отвоевать у ирков Н’Гару, случившейся пятнадцать столетий назад. После двух поражений на западе сэр Гэвин вместе с Тапио, Сказочным Рыцарем, Моган, герцогиней Запада, и Кераком, ее магом, посчитали именно это место идеальным полем боя. Теперь они стояли на округлой, лишенной растительности вершине горы, которую пришедшие из-за Стены прозвали Могилой Змея, и изучали открывшиеся взору дивные пейзажи.

— Похоже на неприступную крепость, возведенную самой природой, — заметил Гэвин.

— Так и ес-с-сть, ч-ч-человек, — улыбнулся Тапио, обнажив клыки. — Только воз-з-звели ее мои с-с-сородич-ч-чи, чтобы с-с-сокруш-ш-шать с-с-своих-х-х врагов.

Моган чуть наклонила огромную голову с костяным гребнем.

— Здесь гибли целые армии, уж Стражи-то знают не понаслышке. Но выстоит ли это место против такого количества врагов?

— Да, это вопрос-с-с, — согласился Сказочный Рыцарь.

— Вы не верите в победу, хотя мы с вами это уже не раз обсуждали, лорды Востока, — вмешался в разговор лорд Керак. — Мы замедлили продвижение врага, заставили раскрыть свое истинное войско, состоящее из Стражей-отступников, хейстенохов и троллей. Единственная моя просьба — вынудить его применить силу. У нас с Гармодием и Морганом имеется для него… сюрприз.

— Сработает ли он? — усомнился сэр Гэвин.

— Зависит от его самоуверенности и капельки удачи. — Богато украшенный клюв демона-ученого приоткрылся, и за ним показался кончик фиолетово-розового языка, что у Стражей сходило за улыбку.

Гэвин никак не мог поверить, что поле боя было возведено искусственно.

— Неужели все это ваших рук дело? — уточнил он, ощущая некое благоговение.

— Каждое дерево, каждая ветка — вс-с-се, кроме каменного вала. Его мы ос-с-ставили в кач-ч-чес-с-стве напоминания о глупос-с-сти людей, — ответил Сказочный Рыцарь, сверкнув клыками.

Но этим вечером, когда огненный шар солнца постепенно тонул за легионами Эша, слова Тапио, как и Керака, прозвучали излишне самоуверенно.

— Мы не можем постоянно сражаться и проигрывать, ведь рано или поздно воинский дух будет сломлен. Нам нужна победа, пусть даже кратковременная.

— В этой войне без чуда не победить, — сказал Керак. — Завтра, если мы сумеем удержаться здесь, я постараюсь сотворить чудо, но большего обещать не могу.

«И зачем только я так рвался стать командующим?» — подумалось Гэвину. Он уже выяснил, что главная задача командующего войсками альянса — демонстрировать хорошее чувство юмора и непоколебимую уверенность. Поэтому он молча обернулся посмотреть на заходящее солнце. Свет его лучей стал бронзовым вместо золотого, но странный металлический отблеск никуда не исчез. Насколько хватало взгляда, Гэвин видел лишь покрывавший землю ковер из копошащихся существ, простиравшийся до самого горизонта, — ничего больше: ни травы, ни кустов, ни болот.

Сбоку от него раздался мягкий голос Тамсин:

— Он разорил все гнезда вдоль берегов Западной реки. Подчинил всех боглинов. Сломил волю миллионов существ и теперь будет использовать их как расходный материал, лишь бы потешить свою гордыню. Как же я его ненавижу.

— Завтра я использую эту гордыню против него самого, — заявил Керак.

— Твои б слова да Богу в уши, — весело произнес сэр Грегарио. — Пойдемте-ка спать. Конечно, если вы не думаете, что они нападут на нас ночью.

Тапио не отрывал взгляда от кишащей массы врагов.

— Ес-с-сли мы проиграем, то Н’Гара будет для нас-с-с потеряна. Тамсин поцеловала его.

— Да, но я готова проститься с ней. А ты, любимый?

Ирк посмотрел на Гэвина.

— Мы вс-с-се вынуждены доверитьс-с-ся твоему брату. Может, он не подведет. Но даже ес-с-сли лиш-ш-шь на одно мгновение предс-с-ставить, ч-ч-что в конеч-ч-чном с-с-сч-ч-чете мы победим, ос-с-станетс-с-ся ли от моего мира хоть что-то?

— Нет, любимый, — очень мягко проговорила Тамсин.

Взгляды мужчин обратились к ней — все знали, что она наделена даром предвидения и умеет читать по звездам.

— Когда врата открываются, мир меняется. Так было всегда. Не нужно никакого волшебства, чтобы предсказать это.

— Пойдемте спать, — сказал Гэвин. Далеко справа от него последний отряд разведчиков добрался до подножия огромного горного хребта и обнаружил грубые шалаши из древесной коры и горячий ужин. А еще вязанки стрел, кое-какие запасы пищи для людей, корм для животных и чистую воду. Все, что могла подготовить горстка людей и ирков, было сделано.

— З-з-завтра, — произнес Тапио. — Я ч-ч-чувс-с-ствую это. Думаю, мы с-с-сможем ос-с-становить его. З-з-здес-с-сь мой народ еще никогда не проигрывал.

— Завтра, — отвесил поклон Керак.

— В юности, когда эти деревья были совсем маленькими, я попыталась подняться на этот хребет и сразиться против тебя, принц ирков, и все мое потомство погибло, — со смехом заметила Моган. — Как же приятно сейчас находиться по эту сторону. Завтра мы победим.

— Завтра, — эхом повторил Гэвин.

Где-то взошло солнце, но над долиной Дайксдейл сначала заклубился туман, затем пошел небольшой дождь. Светало очень медленно.

Той ночью из-за сырости никто заснуть так и не смог — ни человек, ни ирк, ни золотой медведь, ни Страж. Зато утром всех ждал горячий завтрак. Разделавшись со своей порцией овсянки и куском грудинки, Гэвин запрыгнул на верховую лошадь и проскакал вместе с Тапио и сэром Грегарио вдоль всего хребта. На далекой и самой высокой вершине справа разместились основные силы Моган — боглины-ветераны Экреча, тяжеловооруженные саурианские воины — демоны все до единого; их узорчатые клювы и красные, словно налитые кровью, гребни сияли в рассветных сумерках, как у героев легенд. В резерве у герцогини имелось двести величественных золотых медведей со склонов Эднакрэгов — в основном членов клана Длинной Плотины, которых втравили в эту войну, как и многих их родичей. От влажности золотой мех животных потемнел. Многие медведи были облачены в тяжелые кольчуги, выкованные за лето лучшими харндонскими оружейниками, а их когтистые лапы сжимали увесистые боевые топоры размером с хороший багор каждый. Рядом с ними стояла горстка пришедших из-за Стены. Большая часть их воинов отправилась либо на восток, либо на север сражаться против Орли. Сэссаги же, один из наиболее могущественных кланов среди пришедших из-за Стены, в данный момент защищали самое сердце земель Моган от рхуков, к тому же с запада, вдоль Внутреннего моря, приближалось еще больше боглинов.

Центральную позицию заняли лорды Брогата и северного Альбина: Эдвард Деспенсей, лорд Бейна, несмотря на неполностью зажившие раны, полученные в Гилсоновой дыре, командовал пешими рыцарями, конный же резерв возглавил сэр Грегарио. Вооруженные копьями и облаченные в доспехи новобранцы продержались несколько дней против боглинов практически без потерь, поэтому чувствовали себя увереннее, чем многие дружинники, и начинали превращаться в настоящих солдат.

Тапио командовал левым флангом, расположившимся на самом низком и уязвимом участке. В подчинении у него находились повстанцы и королевские егеря, а также рыцари-ирки — все, независимо от пола, кого только смогли призвать из Н’Гары. Здесь же заняли позиции сэр Ричард Фитцрой с рыцарями из северного Альбина и Альбинкирка и пятьюдесятью или около того странствующими рыцарями из Джарсея, вельможа Эстебан дю Борн с двумястами титулованными окситанскими латниками и Экреч в белоснежном хитиновом доспехе во главе когорты боглинов-копейщиков. Итого почти две тысячи воинов.

В общей сложности армия альянса насчитывала около восемнадцати тысяч против миллиона или около того тварей Эша. При грубых подсчетах выходило пятьдесят к одному. Своим союзникам и собственным офицерам Гэвин объявил, что им предстоит сражаться за древнюю Н’Гару. Тем самым он продемонстрировал иркам, что те могут рассчитывать на помощь людей. Сам же Гэвин сражался ради брата, разработавшего настолько грандиозный план, что Гэвину мало верилось в его успех. Несмотря на это он доверял Габриэлю и не мог его подвести.

Гэвин пустил лошадь рысью, вернулся на центральную возвышенность, называемую Могилой Змея, и спешился. Паж забрал у него поводья, а оруженосец подвел боевого коня. Юноша, которого он прежде ни разу не видел, протянул ему кружку гипокраса. Потягивая горячее вино, Гэвин задумался о раскладе сил. Им придется сражаться: об этом его брат твердил всю весну и лето. С каждым столкновением силы Эша будут иссякать, но только при условии, что все члены альянса — ирки, повстанцы, альбанцы и морейцы — примут участие в битвах. Сам же союз сможет продолжить свое существование, только если все увидят, что их будущее в безопасности. Это не та война, которую можно выиграть за один вечер. Сражение при Гилсоновой дыре тому доказательство. Эта война может длиться целые поколения.

«Начинается», — раздался голос лорда Керака прямо у Гэвина в голове.

Пока Гэвин в последний раз перепроверял расположение своих войск, битва началась. Боглины ринулись прямо через болото, плотину и вал, как будто морская волна ударилась о тщательно возведенные земляные укрепления, высаженные сплошной стеной деревья и «естественные» каменные выступы горного хребта Дайксдейл.

Наступление длилось около часа. Гэвину только и оставалось, что молча наблюдать за происходящим, не отдавая никаких приказов. Когда строй брогатских новобранцев дрогнул, сэр Эдвард перешел в контрнаступление и очистил от врагов нижнюю линию по центру. Десятки тысяч боглинов пали жертвами собственных собратьев: двигавшиеся сзади напирали на передних, втаптывали в землю упавших и шагали по их телам через болота.

В воздухе запахло жареным и появилось облако дыма, отгоняемое ветром на север. Кто-то из магов сотворил довольно простое заклинание, подпалившее кожаные панцири тварей.

И те испугались. Атака захлебнулась; боглины отступили обратно в болота, утопив там еще порядка десяти тысяч своих собратьев.

Гэвин задумался, не выпить ли ему еще одну кружку гипокраса и чем занят его брат, где бы он ни был.

«Как только Эш заново подчинит боглинов своей воле, они опять устремятся сюда», — заметил Керак в эфире.

На этот раз боглины мчались вперед, не обращая внимания на потери или рельеф. Они с головокружительной скоростью неслись по телам умерших собратьев прямо на выставленные копья брогатских новобранцев. На глазах у Гэвина снова гибли люди и ирки. Его измотанные воины, укрывавшиеся за оборонительными сооружениями, обрушили на врагов град стрел, затем перешли в рукопашную, орудуя мечами и топорами. Одного человека меняли на сотню боглинов, а одного ирка на некоторых участках — на целую тысячу. Во второй раз твари атаковали активнее. В болотах теперь лежало столько трупов, что следующие волны нападающих могли пересекать топи, не замочив ног.

Справа Стражи Моган и золотые медведи потеряли лишь нескольких бойцов, но мех животных свалялся, а гребни демонов поникли от усталости. Вдоль первой линии обороны скопились настолько высокие груды из трупов боглинов, что ее пришлось оставить.

Бесчисленное множество безжизненных тел полностью перекрыло реку.

Армия альянса применяла все возможные тактики, когда-либо описанные в трактатах об искусстве ведения войны: засады, поджоги, рейды, внезапные атаки, разрушительную залповую стрельбу.

Гэвин взглянул на бесконечное множество врагов и силой воли постарался отгородиться от нахлынувшего отчаяния.

— Их миллионы, — вслух произнес он, — а мы убиваем лишь тысячи.

— Тыс-с-сяч-ч-чи с-с-складываютс-с-ся в миллионы. Он нес-с-сет с-с-сокрушительные потери, — грустно улыбнулся Тапио, сверкнув клыками.

Гэвин лишь покачал головой. Боглины все прибывали; они полностью поглотили первую линию обороны и теперь нацелились на вторую, в двухстах шагах выше по склону. Шум не стихал: громкие крики, боевые кличи, душераздирающие вопли раненых, пожираемых боглинами. Монстры с пробитыми панцирями визжали не менее отчаянно, жить им оставалось всего неделю, от силы месяц. В любом случае они были обречены.

Постепенно, как день сменяет ночь или рассеивается утренний туман, атака захлебнулась: один за другим боглины начали медленно отступать. Эшу удалось овладеть их разумом и подчинить волю, но в какой-то миг кровь и плоть победили, разрушив заклинание. Даже таким примитивным тварям хотелось жить.

Ярко голубело небо; повсюду смердело кровью боглинов.

Монстры отступили во второй раз.

— Слава святому Михаилу, — произнес Гэвин, окинув взглядом поле брани в девять миль шириной. Его воины выстояли.

Далеко на западе взмыла ввысь едва различимая в пелене тумана тень.

— А вот и он с-с-сам. Помолитес-с-сь с-с-своим богам или кому там еще, друз-з-зья, — ухмыльнулся Тапио. — Мы раз-з-зоз-з-злили его.

Со времен битвы при Гилсоновой дыре, когда красно-черный дракон парил над полем брани, Эш не участвовал в сражениях лично. Подчиненные его воле существа, в основном боглины, вооруженные лишь собственными когтями, отчаянно бросались в атаку, а он сам оставался в тени. Однако два дня назад Эш призвал из глубоких северных топей упырей, троллей и хейстенохов, придержав виверн и ирков в резерве.

Они находились настолько далеко на западе, что их местоположение нельзя было определить даже с помощью заклинания поиска или разведки. Этих существ великий дракон держал про запас.

Черная тень приближалась.

Гэвин вздохнул. Того и гляди начнется настоящая битва. А его армия настолько обессилела, что, едва боглины отступили, брогатские рыцари рухнули на колени, будто монахи, ставшие свидетелями чуда.

Эш с досадой посмотрел на своих врагов. Приняв этот облик, черный дракон постоянно чувствовал раздражение и усталость.

К слову, последней в эфире совсем не ощущалось.

— Глупые дети, — пророкотал он.

Он обрушил практически безграничную хитиновую мощь на оборонительную линию врагов в надежде, что среди них найдется хотя бы одна светлая голова, которая поймет его послание и уговорит остальных сдаться или скрыться в близлежащих лесах. Время неумолимо бежало вперед, звезды продолжали движение, и он рисковал опоздать. На морских «союзников» приходилось тратить массу времени, сил и воли, но они были ему нужны, чтобы сдерживать его соперников в Древней земле.

Из-за этого в Новой земле Эш воевал в одиночку, конечно, если не считать его главного противника — другого дракона, возглавившего более мелких существ. Поскольку никто из его так называемых врагов, возможно, за исключением старого ирка Тапио, даже не представлял, какая игра ведется и насколько велика награда, Эша немало раздражало, что они вообще посмели противостоять ему.

«Это все Лот, — рассуждал про себя черный дракон. — Он использует их, как я — боглинов. Глупый мальчишка. Он слишком поздно вступил в игру, а его союзнички — чересчур своевольные и независимые. Мне нужно разделаться с ним, да побыстрее».

Однажды Эш решил не заключать ни с кем союзов, лишь подчинять. Такой подход существенно экономил время и не требовал разъяснений. Даже Шип…

На мгновение могущественный дракон позволил себе заскучать по Шипу. Чародей предал его, возжелав слишком много силы. Как и Орли.

Затем Эш задумался о вопросах метафизического характера; он располагал поистине огромным запасом силы, а его связь с нематериальным миром была почти идеальной: «почти», поскольку она значительно уступала связи, имевшейся у него, пока он не обрел физическое воплощение в этом мире. Также дракон наладил связь с твердыней Шипа у Нагорного озера. Под толщей его вод располагался один из чистейших источников силы в реальном мире, своеобразный разрыв материи, созданный неизвестным магом в ходе затяжной войны десять тысяч лет назад. Эш то и дело припадал к источнику, словно сосущий грудь младенец, и использовал его силу, дабы подчинить своей воле миллионы тварей. Правда, подобная магия требовала времени и воли, которых ему самому в данный момент катастрофически не хватало.

Черный дракон ненавидел время. Он так и не привык к нему; для него оно оставалось «неестественным». Однако его природу Эш понимал достаточно ясно, как и то, что оно стремительно мчалось вперед. Движение видимых лишь ему одному звезд и время давили на него, словно армия могущественных врагов, вынуждая действовать.

Его ничтожные противники доставляли массу неудобств. Из-за этого на бессмертном теле дракона появились раны — последствия неудачи, задевавшие его самолюбие и доставлявшие физическую боль. Боль. Еще одна давно забытая им особенность материального мира.

В данный момент Эш обладал достаточной силой, чтобы навязывать свою волю не через недалеких посредников и глупых прислужников, а напрямую, как в самом начале. Черный дракон неспешно поднялся в прохладное осеннее небо над полем битвы и приготовил мощное заклинание, недоступное пониманию большинства смертных, находившихся под ним. Не просто атаку в реальности, но мысленное послание.

«Сдавайтесь. У вас нет другого выхода. Отступите, пусть все будет по-моему».

Пребывание в эфире было для Эша естественным состоянием. Стоило ему лишь пожелать, и его желание тут же воплотилось в жизнь. Мир содрогнулся.

Размышления, особенно о Лоте, подталкивали к действию. Черный дракон разделил собственное сознание на две части, чтобы второй Эш, прилагая лишь незначительные усилия, начал плести из эфирных нитей изящную паутину для отслеживания любых передвижений Лота в реальном мире. Настолько был глубок раскол в подсознании великого дракона, что тот не признавался даже самому себе в том, что он перенял эту технику во время сражения с человеческим магом Гармодием. Эш также прекрасно понимал, что благодаря его неудачной попытке напасть на Дезидерату у врагов появилось оружие против него и что в конечном счете это он предал Шипа, а вовсе не наоборот. В лабиринтах его подсознания имелось множество пустот, опасных ловушек и потаенных закоулков.

Самопознание никогда не интересовало Эша.

Вместо того чтобы размышлять о себе, Эш изменил количество сил, уходивших на ийагов, укрепил связи, подчинявшие Орли и мелких тварей его воле, приласкал ароматный ветер сил, благодаря которым миллионы боглинов превратились в его рабов, а еще устроил на юге небольшое человеческое предательство. Несмотря на все свое презрение к людям, Эш изо всех сил стремился уничтожить магистра Гармодия, пока он не воссоединился со своими союзниками. Поскольку Гармодий был его врагом. Как и человек по имени Морган, обладавший огромным потенциалом, но обманным путем удерживаемый в Древней земле. Пусть же талантливый Мортирмир схлестнется с противниками Эша. Это станет поистине блистательной победой. Возможно, ему даже удастся сразить неуловимую тень; дракон позволил себе рассмеяться. Или же тень сразит его, или восстанет.

Тень, восстание, воля, Лот. Эш играл со всеми своими врагами, даже с самыми мелкими. Боялся он только воли.

Дракон размышлял об этом и о сотне других мелочей, одновременно планируя и руководя обеими своими атаками — физической и волшебной. Боглины неслись навстречу неминуемой гибели, а его основные войска, которые он собирался использовать в настоящей битве, когда врата встанут в один ряд, покинули перевалочные пункты и направились к полю битвы. С помощью энергии, полученной после смерти первых боглинов, Эш усилил заклинание Змея и перенес целую сотню черных каменных троллей прямо в центр вражеских сил, сея хаос и разрушения. Дракон экономно расходовал свою силу и невольно гордился этим. Никогда прежде он не применял такую тактику; результат пришел незамедлительно и оказался весьма зрелищным. Целый взвод брогатских рыцарей смело, словно жнец срезал под корень спелую пшеницу.

Люди гибли там, где стояли, а дюжина его драгоценных троллей превратилась в груду камней.

Эта постоянная и напрасная трата ресурсов больше всего раздражала Эша. Его резервы были огромны, но не безграничны. Время убегало, словно кровь из зияющей рваной раны, и осознание этого причиняло боль. Он совсем по-другому воспринимал время, когда от него не зависел. Теперь же ему нужно было переделать кучу дел, и сражение с треклятым Тапио за никчемный горный хребет попросту выводило дракона из себя. Бесило — вот идеальное слово.

Настало время действовать, ведь Эш торопился, а его прекрасные тролли продолжали гибнуть.

Гэвин с ужасом наблюдал за сокрушительным поражением своего центра. В голове звучали взволнованные голоса двух великих магов и десятков морейских, иркских и альбанских волшебников, оживленно что-то обсуждавших. Но он не обращал на них внимания, сосредоточившись на происходящем на поле битвы. Гэвин видел, как сэр Эдвард Деспенсей серией безупречных ударов огромного боевого молота повалил тролля на землю и ринулся в контратаку; дальше на севере вдоль хребта сэр Грегарио, лорд Уэйленд, обрушил на один из флангов противников кавалерию Альбина, полностью уничтожив его. Однако ущерб был несоизмерим: они вот-вот потеряют вторую оборонительную линию, поскольку тщательно продуманная тактика совершенно бесполезна против миллиона боглинов.

— Господи, он едва нас не разбил всего за одну атаку! — воскликнул Гэвин. — Откуда взялись эти тролли?

— Он прос-с-сто з-з-задейс-с-ствовал с-с-свои ос-с-сновные с-с-силы. А троллей перенес-с-с с-с-с помощью магии, — уверенно заявил Тапио, стоявший рядом. — З-з-знач-ч-чит, времени у него в обрез-з-з.

Гэвин глубоко вздохнул и пожалел о том, что его брат сейчас не здесь.

— Надеюсь, ты прав.

«А вот и он сам», — прозвучал в голове Гэвина голос Керака.

«Он начал колдовать», — удовлетворенно заметил мастер Никос, бывший магистр грамматики из университета.

«Сейчас мы кое-что увидим», — пообещал лорд-демон.

Далеко и высоко над полем брани, в эфире, Эш обнаружил следы магии дюжины волшебников. Не прерывая плетение заклинания, сложного даже для него, черный дракон атаковал их всех разом, выпустив двенадцать похожих на молнии стрел цвета запекшейся крови. Снаряды устремились вперед, оставляя следы на безоблачном небе.

Увидев летящие по небу коричневые стрелы, Тамсин запела про себя. Ее магические эманации представляли собой образы; по сути, они являлись зеркальными маячками, с помощью которых можно было определить местоположение сотворившего заклинание, где бы тот ни находился. Прежде чем стрелы-молнии, почти такие же быстрые, как мысли, взорвались смесью деревянных щепок, серы и чистой, готовой к использованию силы, Тамсин проследила их путь в обратном направлении и передала Кераку, который сразу же нарисовал траекторию и развернул все двенадцать снарядов вспять. Все это происходило в эфирном времени.

Когда череда взрывов прокатилась по Дайксдейлу, лорд Керак и хор магов союзной армии швырнули заклинание.

Стоило им начать колдовать, как Эш мгновенно понял, что волшебникам удалось определить его местоположение в эфире. Отреагировал он мгновенно: черный дракон избавился от ненужных заготовок заклинаний и выставил защиту. Мощная атака магов захлебнулась.

Одновременно Эш продолжал удерживать свое грандиозное заклинание, дотянувшись до древних камней, паривших в эфире вдоль звездных путей, неведомых ни одному живому существу во всей Альбе. В огромной голове черного дракона хранилось множество давно позабытых всеми знаний, в том числе о том, что тысячелетия тому назад рханки создали эти полые валуны, чтобы в обход Врат напасть на реальный мир прямо из эфира. Возможно, это произошло пятьдесят тысяч лет назад.

Эш взял восемь камней и запустил их в выбранном направлении.

Керак покинул хор. Началось. Все в точности как предсказывал Гармодий; они вынудили Эша воспользоваться самой массовой, сложной и зрелищной магией. К счастью, Шип неоднократно применял именно это заклинание, несмотря на то что сила и особенности его создания находились за гранью понимания любого смертного мага.

Хотя само заклинание волшебникам альянса было неподвластно, воздействовать на него они все же могли.

Керак вошел в свой Дворец воспоминаний, и его окатило теплом любви королевы-матери. Находясь там, среди своих сородичей, он чувствовал себя сильным и защищенным. Лорд-демон потянулся, выхватил из гнезда несколько личинок памяти и проглотил их, затем снял с потолка огромную летучую мышь-альбиноса. Он ласково подгладил ее, бормоча нежные слова, привязал ее символическое значение к цели, потом подкинул крылатое млекопитающее, излюбленного питомца всех демонов, в эфир. Мышь полетела.

Под прикрытием контратак рыцарей и магов искусное заклинание воли Керака взмыло в эфир. Влекомая дурманящим ароматом силы, летучая мышь скользила по широкой полосе потенциальной энергии, оставленной громоздким заклинанием Эша.

Лорд-демон наблюдал, как летучая мышь стремительно набирает высоту и исчезает из виду, затем вернулся к хору.

— Готово? — спросил Никос.

— Улетела, — ответил Керак.

Тем временем в эфире летучая мышь поднималась выше и быстрее, чем ее сородичи в реальном мире. Вдруг белый силуэт существа начал изменяться, превратившись сначала в сову, затем в стрелу, прибавив скорости. Наконечник стрелы был расписан рисунками и чертежами, а хвост постоянно подпитывался силой, излучая магию в реальности.

То было самое глубокое погружение Керака в мир магического искусства людей, поскольку это заклинание открыли именно люди: юный Мортирмир, мастер Никос и другие маги из университета. К тому же оно оказалось самым сложным и единственным заклятием, которое со времени падения империи пробовал сотворить смертный: человек, ирк или саурианин. К счастью, разум лорда-демона прекрасно справлялся с удержанием многослойных запутанных образов, хотя самому Кераку казалось, что вся конструкция тут же развалится, стоит ему лишь на мгновение упустить хоть одну петлю.

«Отступайте, — обратился он к Зеленому графу. — Самое время».

— Отступаем, — приказал Гэвин. Он заранее подготовил к такому повороту событий всех своих командиров; настанет момент, когда они побегут. Все знали об этом.

Трубач дунул всего раз, и все как один тысячи людей, ирков, золотых медведей, Стражей и боглинов развернулись и побежали назад за хребет. Во время отступления брогатские рыцари несли внушительные потери, храбрые пажи вели вперед хозяйских лошадей, чтобы рыцари могли сесть в седло. Многие погибли. По всему хребту союзники бежали, бежали на восток, бросая лучшую оборонительную позицию во всей Новой земле.

Почти целую минуту в настоящем мире искры и стрелы мелькали в воздухе над полем боя. Морейский маг умер, когда кровь вскипела в его иссохших венах, второй ученик лорда Керака, Мехгаи Черный, взорвался, как древесный ствол, в который ударила молния, и Квокветхоган, чародейский брат Моган, остался удерживать хор в одиночестве. Для этого потребовалось самое большое количество силы в его жизни.

Он выдержал.

Далеко к востоку запел хор Лиссен Карак, и энергия, которую они очистили, поплыла на запад, в руки лорда Керака. Его золотые и зеленые щиты поднялись над холмом — и остались там.

Эш подлетел ближе, он стал реагировать быстрее и атаковать чаще. Как будто паутина алых, зеленых и бурых нитей связала его со сверкающим куполом над холмом. Он почти видел разгром вражеской армии, но, несмотря на свое практически бесконечное могущество, всякий раз, когда дракон тянулся в эфир, чтобы разделить и уничтожить хор противостоящих ему магистров, он получал раны. Он мог заглянуть глубоко в пасть эфира и найти альбанского мага по пламени его души, он мог ударить, но даже при его свирепом интеллекте и могучей воле ему приходилось для этого концентрироваться — и становиться мишенью для тысяч других заклинателей. Он чувствовал себя как кот, который поймал мышь и не может убить ее. Точнее, как кот, который нашел целую стаю мышей и не может перебить всех.

Ирония ситуации от него не укрылась. Его противники использовали в эфире ту же тактику, которую легионы его боглинов использовали в реальности. На мгновение он дрогнул, потрясенный количеством и разнообразием противостоящих ему герметических талантов. Четверых особенно могущественных он не мог не замечать, а огромный хор их помощников пошатнул уверенность Эша в победе.

Неопределенность только распаляла гнев, а гнев был любимым чувством Эша. Вспыхнуло пламя. Его когти засветились, он дохнул смертью, и его атака против хора заклинателей достигла апогея.

Но это все равно был отвлекающий маневр. Настоящее оружие еще не прибыло. Эш наслаждался своим многоуровневым обманом и раз за разом выдыхал смерть.

Далеко впереди, где край реальности касался первых жутких клочьев восьми огромных эфирных скал — замков? кораблей? — следы войны, настолько древней, что только две из участвовавших в ней рас выжили и могли рассказать о ней, скользнули за грань, за которой они снова могли вернуться в приливы и отливы эфира, своей родины, и начали долгое падение в реальность. Долгое и недолгое. Пока скалы (если они были скалами) балансировали на краю реальности, звезды рождались и умирали, возможности становились невозможностями, а бесконечное боролось с конечным.

Но воля Эша преодолела все это.

Скалы стали настоящими и начали падать. Иногда такое происходило естественным образом, именно так рождалось звездное железо, о чем был осведомлен любой кузнец и любой магистр. Но в призыве Эша ничего естественного не было. Восемь огромных тел падали на землю из-за грани реальности, и злая воля Эша старательно направляла их.

Но в то долгое, но все же конечное мгновение, пока они скользили в реальность, заклинание Керака раскрылось и взорвалось, став из стрел мысли крыльями стайки очень сложных бабочек. Из стрелы родился щит или, вернее, множество щитов, слабо подрагивающих на краю реальности.

Каждый метеорит ударялся о крыло бабочки и чуть-чуть менял направление.

А потом они рухнули, словно люциферовы ангелы. Пролетая сквозь реальность, они собрали за собой шлейфы и явились смертным внизу указующими перстами.

Эш отвернулся от новой раны, прожегшей его правый бок. Он уже был в какой-то миле от принадлежащего врагу хребта, и его заклинания вскипали на сияющих щитах Керака. Он пробивал себе путь сквозь щиты, но они все еще держались. Зато последний удар синей ярости Эша уничтожил дюжину древних медведей и столько же Стражей. Огромный урон армии Союза. Так погиб Кремень, сильнейший из медведей, и с ним погибли старейшины его клана.

Но все же многослойные щиты хора держались. Тела королевских егерей лежали обгоревшими кучами, в северном Брогате появилась тысяча новых вдов, но Эш не мог пробить щиты.

Впрочем, это не имело значения — само его присутствие было обманным маневром.

Эш развернулся и поднял длинную голову на змеиной шее, чтобы полюбоваться делом рук своих. Одна из частей его разума отсчитывала мгновения до удара метеоритов; он оглянулся, чтобы посмотреть на их далекий след в воздухе, но тут ему пришлось защищаться от залпа магических атак. Он убил нескольких герметистов и обернулся посмотреть на восемь линий в небесах.

Что-то пошло не так.

Ему не хватило времени понять.

Столкновение вышло ужасающим. Метеориты ударили в землю, как огромные небесные кулаки, раскаленные от многих тысяч миль полета. Но они упали в долину Дайксдейл, а не вдоль хребта, куда их нацелил Эш.

Что-то изменило их путь — какие-то отклонились на сотни метров, а два — на несколько миль.

Один пролетел мимо него на расстоянии кожистого крыла, и неожиданно Эшу пришлось бороться за свою жизнь. Камень поднял целый вихрь воздушных потоков, которые ударили в его левое крыло, а взрывы…

Эш потратил всю накопленную энергию, чтобы оседлать ветер и не позволить огромным крыльям оторваться от неожиданно хрупкого тела. Страшные удары сотрясали небо, Эша бросило в сторону, незажившая рана, нанесенная нечестивым оружием несколько месяцев назад, лопнула, и из нее потек горячий ихор.

Гневный рев Эша потонул в буре фальшивого рассвета.

Он потянулся в эфир и хватанул силы с севера.

Шесть метеоритов легли рядышком вдоль болот. С девятимильного хребта сорвало каждое деревце, миллион лет древесных жизней пропали в одно мгновение, занялись пожары, которым предстояло пылать много дней.

Полмиллиона боглинов подохли в одно мгновение. На западе отклонившиеся из-за Керака метеориты не попали в самое сердце истинной армии Эша, но все же уничтожили сотни виверн и троллей, зажгли лесные пожары и превратили огромное озеро в столб пара, видимый из самого Харндона. Река навеки изменила свое русло, земная кора вдоль долины Дайксдейл треснула, потекла алая лава, и тела стали пеплом, а пепел поднялся в небеса и застил солнце.

Но, несмотря на все усилия Керака, ни один метеорит не попал в дракона.

Два камня, которые он направил на резервы Эша, ударили рядом, так близко, что они пробили дыру в жесткой внешней оболочке мира, высвободив огненный хаос. Из пламени родилась гора.

Все люди и ирки, задержавшиеся на западном склоне, связанные боем, слишком храбрые или глупые, чтобы бежать, вознамерившиеся продать жизни, чтобы спасти друзей, — все погибли. Там пал сэр Эдвард, сдерживавший троллей, чтобы его рыцари смогли уйти, пал вместе со своими оруженосцами. Там же пала дюжина старых Стражей, которые остались в северном лесу, прикрывая отступление Моган.

Те же, кто выжил, кажется, предпочли бы смерть — по крайней мере поначалу.

Небеса потемнели, солнце погасло, воздух превратился в дым, даже Стражи утратили слух из-за ужасающих контузий, а большинство людей еще много дней ничего не слышало. Все лошади разбежались, хотя их старались уберечь. А потом небо начало падать на землю. Посыпалась пыль, за ней ветки, затем камни, и снова пыль, и куски боглинских тел. Люди умирали, несмотря на доспехи: падающий камень мог прибить разом коня в броне и его всадника.

Тамсин, которая прожила тысячу зим и видела многое, даже представить не могла последствий этого удара. Она в страхе смотрела, как ужасающий дождь косит союзников. Они с Кераком подняли щиты, чтобы прикрыть своих людей в реальности…

И тогда Эш ударил.

В этом хаосе хор оказался не готов к удару, и несколько бесконечных мгновений Тамсин и лорд Керак пытались сдержать врага своими силами.

Далеко-далеко в Лиссен Карак голоса хора стали громче. Высокий альт Мирам слился с низким альтом Амиции, и над ним взлетело к небу великолепное сопрано юной послушницы, славящее Господа.

Амиция раскинула руки, и окружающее ее золотое сияние стало ярче.

Сила хора росла. Сила летела на запад, к Кераку и Тамсин.

Эш уже не мог не замечать присутствие Амиции. Он готовился к этому, но все же оказался не готов.

— Черт, — прошептал лорд Керак, когда сила Эша потекла сквозь его разум, не способный вместить силу хора и силу Эша одновременно. Вскоре он уже умирал, но армия альянса все еще жила, и Эшу пришлось отвернуться, броситься на восток, чтобы предотвратить крушение всех своих планов. Он кидался проклятиями, которые казались телесными, он отказался от всякой надежды уничтожить союзников за один раз, он собрал всю силу, высосанную из Нагорного озера, и бросился путем змея в Лиссен Карак, сконцентрировав всю свою могучую волю.

Сама Тамсин покинула свою крепость и спустилась в реальность, чтобы спасти Керака. Она проследила линию его жизни так далеко, как только могла, пытаясь сберечь древнего мага-Стража, величайшего из своего народа и, возможно, не уступающего самому Гармодию.

Тело Керака лежало неопрятной грудой посреди Китовой челюсти, огромной скалы на обратном склоне хребта, в месте схождения двух силовых линий, скрывающих его в эфире. Тамсин шла сквозь реальность, уйдя далеко в эфир, но Керак давно опередил ее. Его тусклый след почти истаял даже в самых далеких коридорах огромного и похожего на змеиную нору Дворца воспоминаний.

— Керак, — позвала Тамсин и добавила что-то такое глупое. Керак и Тамсин много раз бывали врагами и союзниками, но теперь, на склоне дней, она понимала, что отдала бы любого рыцаря, лучника или ирка из армии альянса за лорда Керака, своего друга и соратника.

Она преклонила колени в темнеющей пещере его Дворца воспоминаний, склонила голову. Пепел и песок падали с низкого неба.

Далеко на востоке над великим аббатством потемнело небо. Эш дохнул огнем на стену, но это ни к чему не привело. Он ругался и впадал в неистовство, вихрь, питающийся его силой, насыщенный вулканическим пеплом, разразился над замком. Эш тратил силы не думая, он терял сосредоточение, но все же не мог преодолеть защитный полог, созданный хором.

А потом в его разуме поселился хаос. Крыша церкви аббатства открылась и не открывалась, и одновременность существования двух реальностей, невидимых простым смертным, приводила Эша в ужас. И из этого парадокса явилась Амиция, увенчанная золотым сиянием, и против ее воли, золотой и адамантово-твердой, воля Эша ничего не значила, и он бежал в ближайший эфир, не успев остановить того, что увидел. Он только почувствовал в ней нового и сильного противника, не вступившего еще в бой. Пока.

Не в эту эпоху. Не в этот эон.

Но все же в момент ее вознесения он бежал от нее.

«Проходи мимо, — тихо сказал он, — в следующий раз я съем тебя».

Свет вспыхнул в темных развалинах Дворца Керака.

Тамсин понимала, что пора уходить, но внезапная вспышка света подарила ей надежду.

И тут в воздухе появилась бессмертная, держа Керака легко, как будто огромный ящер был игрушкой. Тамсин подняла взгляд и увидела, что это не ангел, а Амиция, похожая на живую статую из сверкающего золота, и что ее глаза горят так ярко, что даже Тамсин не смеет посмотреть в них.

— Не бойся зла, Сказочная Королева, — промолвила она. — Он отправляется в мой дом, где больше залов, чем может вообразить смертный. Слушай же меня! Это последние слова в моей жизни. Немертвый дракон Рун идет навстречу последней смерти, Габриэль одерживает победы в Древней земле. Мир балансирует на грани.

— Дай мне совет! — взмолилась Тамсин.

— Спаси Лиссен Карак, — сказала Амиция и моргнула. — Или нет.

Потом она улыбнулась теплой милой улыбкой, которую Тамсин помнила со времен гостиницы в Дормлинге.

И вместе с мерцающим телом Керака исчезла в темноте.

Тамсин вырвалась из тихого Дворца своего друга, удерживающего ее паутиной непонятных заклинаний, и…

Обнаружила себя у Китовой челюсти. Тело Керака пропало.

Тамсин рухнула на колени.

В миле к востоку, под прикрытием рощи древних буков, Тапио и сэр Гэвин собирали армию. Моган знала о смерти Керака и Кремня. Потеря двух сил Диких стала тяжелым ударом — таким же, как для Гэвина гибель лорда Бейна и его дружины. Сильный ветер приносил с запада запахи гари и разложения, серы и патоки. Небо потемнело, солнце казалось тусклым фонарем в ночи.

— Мы не сможем дать еще одно сражение, — сказал Гэвин. Его стрелки в бурых сумерках казались призраками и вздрагивали каждый раз, когда сверху что-то падало. Повстанцы из Н’Гары выглядели так, будто их били палками, королевские егеря тяжело горбились под весом заплечных мешков, как будто в них ударила молния.

Да так оно и было. Они видели, как пятьдесят их старых товарищей пали ужасной смертью.

Тапио вздохнул и посмотрел на запад. Небо на горизонте было красно-рыжим, воздух казался затхлым, как в старом доме, где давно не открывали окна. Горячий пепел падал с небес.

— Ес-с-сли мы потеряли гос-с-спожу мою Тамс-с-син, мы обречены, — сказал Тапио.

— Я здесь, — отозвалась она, целуя своего возлюбленного. Она явилась в обличье прекрасной смертной женщины в алом упелянде с золотым поясом из тяжелых пластин.

Люди посмотрели наверх.

— Лорд Керак мертв, — сообщила она. — Я видела его душу в руках сестры Амиции.

Никто не сказал ни слова.

Тамсин склонила голову, а затем подняла ее. Клыкастый рот открылся, и она произнесла нараспев, как менестрель:

— Невозможное теперь творится повсеместно. Я призвала пламя с небес и видела ангела Господня, и он принял облик милосердной сестры по имени Амиция и забрал Керака на небеса. Ну, или мне так показалось. Она — леди Тара? Или ваша Дева? Или уже Бог своего рода? Мы живем в великие времена. Я говорю вам, что видела. Она сказала, что Габриэль побеждает на востоке и что дракон Рун уничтожен. И что мы должны защитить Лиссен Карак.

Тапио пристально посмотрел на магистра.

— Это с-с-сказал тебе с-с-сияющий ангел их бога? — с циничным любопытством спросил он. — Лис-с-сен Карак? Не Н’Гара?

— Она сказала: спасите Лиссен Карак. Или нет.

Тапио рассмеялся без горечи:

— Да уж, никакой двус-с-смысленности, любовь моя.

Тамсин устало уставилась в землю.

— Я ей верю, — просто сказала она.

Сэр Гэвин оглядел остатки своей армии.

— До Лиссен Карак добрых две сотни лиг. Пятнадцать дней. Без отдыха.

Подошел сэр Грегарио с красными глазами.

— Да у нас столько времени уйдет, только чтобы здесь разобраться. И ребята долго еще не смогут сражаться в полную силу.

Тапио посмотрел на Билла Редмида, который в свои тридцать выглядел на все шестьдесят. Редмид кивнул. Он плохо слышал чужие слова.

— Если мы отступим, Н'Гара падет.

— Вы не можете… ее спрятать? — спросил Гэвин.

— Нет. Больш-ш-ше нет. Не от Эш-ш-ша.

— Трижды мы дрались и трижды проигрывали, — сказал Гэвин.

— Это не поражение, — возразила Тамсин. — Слушай меня. Мы нанесли Эшу удар, который может оказаться смертельным.

— Даже без с-с-своих безумных боглинов он с-с-слишком с-с-силен для нас-с-с, — сказал Тапио. — А теперь он будет относ-с-ситьс-с-ся к нашим волш-ш-шебникам вс-с-серьез. — Его темные глаза сверкнули. — Я буду защищать Н’Гару, а вы катитес-с-сь к с-с-своему дьяволу.

— Нет. — Тамсин вздрогнула.

— Нет, любовь моя? Вмес-с-сте мы можем ос-с-становить Эш-ш-ша. Или хотя бы с-с-сберечь Н’Гару.

— Нет, — ответила она. — Это прекрасная мечта, но, вступая в эту войну, мы согласились рискнуть всем. Пришло время платить по счетам.

— Мы терпим поражение, — сказал Тапио. — Мы уже проиграли.

— Да, — согласилась Тамсин. — А еще мы потеряли Амицию и Керака в один день. Такого хора больше никогда не будет. Если только к нам не присоединятся Гармодий и Дезидерата.

— В с-с-следующий раз Эш-ш-ш нападет ос-с-сторожно, — сказал Тапио, — и ты умреш-ш-шь, Тамс-с-син.

Люди пожимали плечами, кто-то сплюнул. Сэр Грегарио поиграл с мечом, сэр Гэвин пожалел, что он не мастер разговаривать.

— Сэр Габриэль выигрывает? Что это значит? — осторожно спросил Билл Редмид. Вышло так тихо, что окружающие, оглушенные падающими камнями, его не расслышали и заставили повторить. Он покраснел.

— Красный Рыцарь победил? — крикнул он. — И что это значит?

— Это значит, что он пьет отличное красненькое в Этруссии, пока мы сражаемся с этим чертовым Эшем, — пробурчал сэр Грегарио.

— Это значит, что он разменял мою Н’Гару на Арле, — заявил Тапио.

— Да. Если мы хотим спасти Лиссен Карак, нам придется оставить Н’Гару, — согласилась Тамсин.

— Врата выстроятся в ряд, откроются, или что там они сделают, через двадцать три дня, — сказал Гэвин. Что бы ни случилось… — он на мгновение прикрыл глаза, — мы сами по себе.

Тамсин, несмотря на усталость, подняла руки.

— Слушайте. Наши заклинания и заклинания Эша превратили долину Дайксдейл в бурлящее озеро с лужей расплавленного камня на дне. У нас есть день или два. Мы можем бежать на восток… устраивать ловушки и засады. Каждый день.

Тапио отвернулся. Билл Редмид посмотрел на брата.

— Двадцать дней?

Харальд Редмид был капитаном королевских егерей и самым опасным человеком в лесах, по мнению некоторых.

— Умирают только один раз, — сказал он и сплюнул. Не презрительно: рот у него был забит пеплом.

— Ну, тогда попробуем спасти Лиссен Карак, — задумчиво протянул Гэвин. — Боже милостивый. У нас осталось тысяч двенадцать человек, да?

— Брат твой удержал его с пятью сотнями, — заметил Редмид-старший.

— Тогда пришел король и спас нас.

— На этот раз нам придется рассчитывать на Гармодия и Дезидерату, — повторила Тамсин. Она замолчала, открыла рот, чтобы снова заговорить, но так ничего и не сказала, только посмотрела на Тапио.

Гэвин оглянулся на восток.

— Принц Окситании и граф Приграничья собирают на востоке королевскую армию. Так что мы не одни.

— Ты прос-с-сишь меня отдать вс-с-се, что у меня ес-с-сть, чтобы с-с-спасти мир людей.

Гэвин расправил плечи. Он все еще оставался Зеленым графом и не собирался сдаваться.

— Я потерял Тикондагу. Когда мы победим, я заново отстрою ее. Я обещаю, что Альба поможет восстановить Н’Гару.

Тапио медленно кивнул, затем вскинул руки, словно моля небеса о помощи.

— Договорились, — согласился он.

Тамсин исчезла.

— Тамс-с-син забрала наших людей и с-с-сбежала. Не будем тратить драгоценное время понапрас-с-сну.

— Отступаем. Быстро, — кивнул Гэвин.

Усталые люди поднимались на ноги и поднимали своих товарищей, мужчины подбирали поклажу. Бесс была с женщинами. Билл Редмид скучал по ней. Он задумался, есть ли символическое значение в том, что белые шерстяные котты повстанцев приняли цвет летней листвы, а темно-зеленые камзолы королевских егерей выгорели на солнце до цвета дубовых листьев, так что оба отряда были почти неразличимы среди буков.

— Я устал от поражений, — сказал Редмид брату. Вышло слишком громко, но никто почти ничего не слышал, а темное небо пугало всех.

Сэр Гэвин оглянулся с усталой мрачной улыбкой:

— Дерись, получай, вставай и снова дерись. Это наша работа.

Кто-то засмеялся, кто-то глухо заворчал, но с начальством не спорят. Сержанты строили людей в колонны, и, несмотря ни на что, арьергард повстанцев, егерей и рыцарей-ирков встал и, словно испытывая судьбу, поднялся на вершину.

У Гэвина забилось сердце.

— Черт. Черт. Мы еще не проиграли.

— Да. С-с-смертным хватает мужес-с-ства. Возможно, это потому, что мы вс-с-се равно с-с-скоро умрем.

Армия Союза людей и Диких вставала под прикрытием разведчиков. Медленно они двинулись в последних лучах солнца по той самой тропе, по которой шли в обратном направлении всего год тому назад разгромленные повстанцы Билла Редмида.

Серый Кот, самый хитроумный из охотников, усмехнулся:

— Всего восемь дней пути до долины Кохоктона.

Редмид хорошенько приложился к почти пустой фляге и сплюнул.

— Я слишком стар для всего этого.

Гэвин задумался, пока оруженосец подводил ему коня, и подергал путлища.

— Где леди Тамсин? — поинтересовался он у Тапио.

— Близко. Она делает все возможное для Н’Гары.

— Мне она нужна.

Сказочная Королева тут же явилась.

— Если бы мы могли спрятаться, — обратился Гэвин к госпоже Иллюзий, — то смогли бы избежать кое-каких сражений, которые точно проиграем.

— Хорошая идея, — согласилась она, — а еще мы можем использовать эту отвратительную темноту против наших же врагов.

Тамсин и Тапио стояли подобно статуям, стояли так долго, что мимо них прошел самый конец колонны. Сумерки освещались магическими огнями и блуждающими огоньками. Ирки растворились в темноте, исчезнув, как краска, сходящая с ткани в лохани для стирки.

Когда сэр Идрик со своими охотниками проехал мимо на долговязом боевом лосе, он не заметил и следа магистра и королевы ирков, а дюжина опытных разведчиков проскакала на восток и не смогла найти ни одного следа армии, от которой они совсем недавно отделились.

Гэвин заставил колонну идти всю ночь, несмотря на всеобщее изнеможение и близость мятежа. Они дошли до источника воды и укрепленного лагеря. Только тогда он спешился, взял письмо, принесенное птицей-посыльным, написал длинный отчет о недавней битве и велел настоятельнице Мирам собрать крестьян из северного Альбина и начать копать траншеи. Скача на восток, он смотрел на звезды, гадая, видит ли их его брат со своими солдатами.

Он почесал чешуйки, теперь покрывавшие почти весь левый бок, и пожелал, чтобы Красный Рыцарь сейчас появился здесь. Или хотя бы прислал ему птицу, или подал хоть какой-то знак.

— И где тебя только черти носят? — спросил он у зловещего неба.