Палачи и казни в истории России и СССР (с илл.)

Законодательство о смертной казни

Смертная казнь как наказание в истории Советского государства применялась практически всегда. Однако независимо оттого, насколько широко она применялась на практике, в законе постоянно подчеркивался ее временный характер. Для обозначения смертной казни в разное время использовались эвфемизмы «высшая мера социальной защиты», «высшая мера наказания» и «исключительная мера наказания», так как официально считалось, что смертная казнь в СССР как мера наказания не практикуется, а применяется лишь в виде исключения как наказание за особо тяжкие преступления. После революции предпринималось несколько попыток отменить смертную казнь. Впервые об отмене смертной казни было объявлено Декретом II Всероссийского съезда Советов 26 октября 1917 г. Однако уже 21 февраля 1918 г. декретом СНК «Социалистическое отечество в опасности» было разрешено применение расстрела без суда, на месте и за достаточно широкий круг деяний — за совершение преступлений неприятельскими агентами, спекулянтами, погромщиками, хулиганами, контрреволюционными агитаторами, германскими шпионами. Такие практически безграничные права предоставлялись ВЧК, которая ими и воспользовалась. В Постановлении Наркомюста РСФСР от 16 июня 1918 г. говорилось, что революционные трибуналы в выборе мер борьбы с преступлениями не связаны никакими ограничениями. Кроме трибуналов смертные приговоры выносились также тройками или пятерками чрезвычайных комиссий на основе «революционного правосознания». Обжалованию они не подлежали. После убийства Моисея Урицкого и ранения на заводе Михельсона Ленина под нажимом Дзержинского 5 сентября 1918 г. правительство легализовало террор, издав знаменитый декрет «О красном терроре», который содержит несколько разделов:

О расстрелах. Подтвердить прежнее постановление об оружии (расстрел контрреволюционеров за нахождение у них оружия). Расстреливать всех контрреволюционеров. Предоставить районам право самостоятельно расстреливать. Дать соответствующие инструкции районам.

О заложниках. Взять заложников (крупных фабрикантов) от буржуазии и союзников, объявить, что никакие ходатайства за арестованных буржуа не принимаются. Район определяет, кого брать в заложники. Освобождать арестованных только в крайнем случае на день, а ночью держать их под арестом. Устроить в районах маленькие концентрационные лагеря.

Указания провинции. В ближайшие дни созвать совещание от представителей ВЧК, народного комиссариата юстиции и ЦИК. Обратиться к ЦК РКП, чтобы он посылал людей (по возможности) в Губчрезвкомы.

Об арестованных. Сегодня же ночью Президиуму ВЧК рассмотреть дела к.р. и всех явных к.р. расстрелять. То же сделать районным ЧК. Принять меры, чтобы трупы не попадали в нежелательные руки. Ответственным товарищам ВЧК и районных ЧК присутствовать при крупных расстрелах. Поручить всем районным ЧК к следующему заседанию доставить проект решения вопроса о трупах. Предложить комиссариату юстиции в специальном порядке разгрузить тюрьмы от мелких преступников.

Об инструкциях районам. Поручить избранной комиссии выработать инструкции.

О других партиях. Поскольку левые эсеры стоят на точке зрения ЦК (своего) и выступают активно, арестовывать их. Что касается правых эсеров, центровиков, меньшевиков, кадетов и др. черносотенцев, то вопрос о них ясен. Декрет подписали Народный комиссар юстиции Д. Курский, Народный комиссар по внутренним делам Г. Петровский и Управляющий делами СНК Вл. Бонч-Бруевич (1).

На активизацию террора было направлено и постановление СНК от 27 марта 1919 г. (протокол № 271): «Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности о деятельности этой комиссии находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью, что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесения в нее большей планомерности, необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей, что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях, что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры» (2: 18).

Следующая попытка отмены смертной казни была предпринята 17 января 1920 г., когда Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР была отменена высшая мера наказания. На Украине в это время смертная казнь отменена не была. Всеукраинский революционный комитет в Постановлении от 2 февраля 1920 г. пришел к выводу, что «не ликвидированы еще условия, угрожающие советской власти, и враг оказывает сопротивление Красной Армии». Однако и в РСФСР смертная казнь была восстановлена уже через несколько месяцев Постановлением ВЦИК и СТО от 11 мая 1920 г. «Об объявлении некоторых губерний на военном положении» и декретом от 28 мая 1920 г. Декрет ЦИК от 22 мая 1920 г. «О порядке приведения в исполнение губернскими революционными трибуналами приговоров к высшей мере наказания в местностях, объявленных на военном положении, а также в местностях, на кои распространяется власть революционных военных советов фронтов» предоставлял право губернским революционным трибуналам «входить представлением в местный губернский революционный комитет или его президиум, или в местный революционный комитет в течение 24 часов с момента получения трибуналом кассационной жалобы или ходатайства о помиловании, о непропуске таковых и приведении приговора к немедленному исполнению». Для этого требовалось лишь, чтобы трибунал признал, что в силу безусловной ясности дела, тяжести совершенного деяния и политической обстановки в данной губернии приговор требует немедленного исполнения. Таким образом, было достаточно решения губернского исполкома, чтобы лишить осужденного права на обжалование и помилование и привести приговор в исполнение немедленно.

В первом Уголовном кодексе, принятом в 1922 г., высшая мера наказания также была объявлена временной мерой, которая действует «впредь до отмены Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом». Временный характер расстрела подчеркивался и в Основных началах уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г., в Уголовном кодексе 1926 г. и в первоначальной редакции Уголовного кодекса 1960 г., где указывалось, что применение смертной казни допускается «впредь до ее полной отмены» (3).

Уголовные кодексы РСФСР 1922 и 1926 гг., хотя и не включили смертную казнь в систему наказании, но предусмотрели ее в отдельных статьях. В санкциях Особенной части кодексов она была представлена весьма широко. Наряду с этим в 20-е гг. расстрел заменялся лишением свободы и в порядке амнистии. Так, Постановлением Президиума ЦИК СССР от 2 ноября 1927 г. «Об амнистии» к 10-летию Октябрьской революции всем осужденным к высшей мере социальной защиты (расстрелу), кроме виновных в государственных и воинских преступлениях, а также вооруженном разбое, расстрел по приговорам, не приведенным в исполнение, был заменен лишением свободы на срок 10 лет со строгой изоляцией и с конфискацией имущества.

Попытка отказаться от смертной казни была предпринята также Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 г. «Об отмене смертной казни», который упразднил эту меру наказания в мирное время, заменив ее лишением свободы сроком на 25 лет. В 1949 г. Советский Союз на сессии Генеральной Ассамблеи ООН внес предложение об отмене смертной казни во всех государствах, которое в то время поддержано не было. Однако и в это время, когда смертная казнь была формально отменена, действовала секретная директива о возможности применения этого наказания специальными судами МГБ по делам о так называемых контрреволюционных преступлениях (4: 124). Но и этот, по сути, формальный запрет был отменен в 1950 г., когда высшую меру наказания было разрешено применять к изменникам Родины, шпионам, диверсантам-подрывникам, а с 1954 г. — и за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах.

Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. расширил перечень преступлений, караемых смертной казнью, доведя их до 30. Действующий Уголовный кодекс Российской Федерации был принят Государственной Думой

24 мая 1996 г. и вступил в силу с 1 января 1997 г. По Кодексу, смертная казнь как исключительная мера наказания может быть установлена только за особо тяжкие преступления, посягающие на жизнь. УК РФ содержит 5 статей, предусматривающих наказание в виде смертной казни: статья 105 «Убийство»; статья 277 «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля»; статья 295 «Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование»; статья 317 «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа» и статья 357 «Геноцид». В условиях военного времени допускается принятие самостоятельного уголовного закона об уголовной ответственности за преступления против военной службы, совершенные в военное время либо в боевой обстановке (часть 3 статьи 331 УК РФ). Смертная казнь не назначается женщинам, а также лицам, совершившим преступления в возрасте до восемнадцати лет, и мужчинам, достигшим к моменту вынесения судом приговора шестидесятипятилетнего возраста. Смертная казнь не назначается также лицу, выданному Российской Федерации иностранным государством для уголовного преследования в соответствии с международным договором Российской Федерации или на основе принципа взаимности, если в соответствии с законодательством иностранного государства, выдавшего лицо, смертная казнь за совершенное этим лицом преступление не предусмотрена или неприменение смертной казни является условием выдачи, либо смертная казнь не может быть ему назначена по иным основаниям.

Смертная казнь в порядке помилования может быть заменена пожизненным лишением свободы или лишением свободы на срок 25 лет. В настоящее время в Российской Федерации расстрел является единственной формой смертной казни. Порядок исполнения наказания в виде смертной казни предусмотрен ст. 186 Уголовного кодекса. Смертная казнь исполняется не публично путем расстрела. Исполнение смертной казни в отношении нескольких осужденных производится отдельно в отношении каждого и в отсутствие остальных. При исполнении смертной казни присутствуют прокурор, представитель учреждения, в котором исполняется смертная казнь, и врач. Администрация учреждения, в котором исполнена смертная казнь, обязана поставить в известность суд, вынесший приговор, а также одного из близких родственников осужденного; тело для захоронения не выдается и о месте его захоронения не сообщается. В связи с вступлением в Совет Европы с 1996 г. в стране введен мораторий на смертную казнь.

Первая официальная казнь в Советской России

Первым казненным в Советской России после принятия «Декрета о восстановлении смертной казни» в 1918 г. стал адмирал Алексей Михайлович Щастный. Причины и обстоятельства его обвинения поражают воображение даже на фоне ставших ныне известными казней «врагов народа» из ближайшего окружения Ленина (Троцкого, Бухарина, Каменева, Зиновьева и других), а также видных военачальников (Якира, Тухачевского, Блюхера, Уборевича и других). Алексей Михайлович Щастный (1881—22 июня 1918) — российский морской офицер. В 17 лет поступил в Морской кадетский корпус, в 1901 г. — мичман. С конца 1902 г. служил на Дальнем Востоке. «В Русско-японскую войну служил на кораблях Порт-Артурской эскадры, участвовал в боевых операциях. Был в японском плену, а потом служил на Балтике. Первую мировую войну А. Щастный встретил старшим офицером линкора «Полтава». В октябре 1915 г. он — командир эскадренного миноносца «Пограничник». В июле 1917 г. Щастному было присвоено очередное звание — капитан I ранга. За боевые отличия в Первой мировой войне награжден мечами к ранее полученным им орденам Св. Станислава 2-й степени и Св. Анны 2-й степени. Октябрьские события 1917 г. перевернули очередную страницу биографии А.М. Щастного, которая, к сожалению, оказалась последней. Он был одним из тех военных специалистов, которые откликнулись на призыв новой власти и верно служили ей. После революции Балтийский флот переживал трудные времена. Подписанием Брестского договора его судьба была предрешена: Балтийский флот ожидала передача в руки Германии или уничтожение. Флот находился тогда в Гельсингфорсе (Хельсинки) и Ревеле (Таллин), и Германия настаивала на его срочной передаче. 24 марта 1918 г. Советом флагманов Балтийского флота Алексей Михайлович Щастный был избран исполняющим обязанности Начальника морских сил Балтийского моря. После заключения «похабного» Брестского мира Щастный получил секретный приказ от Троцкого и Ленина подготовить суда Балтийского флота к взрыву. Троцкий даже обещал выплатить «подрывникам» денежное вознаграждение, приказав депонировать для этого специальные суммы в банках, понимая, что иначе будет трудно заставить моряков уничтожать родные для них корабли. Однако Щастный не стал минировать боевые корабли, решив их спасти. В первой декаде апреля возникла реальная угроза захвата флота; разведка сообщила: германская эскадра уже на подходе к Гельсингфорсу. Ранним утром 11 апреля с борта немецкого флагмана поступила радиограмма-ультиматум: «Германское командование вынуждено занять Гельсингфорс для защиты интересов Финляндии сегодня, а не 12 апреля в 12 часов дня. Все суда и вооруженные пункты просят поднять бело-красные флаги…» Немцы замышляли захват Балтийского флота. «Высадка немцев в Ганга, — сообщалось в одном из агентурных донесений в Морской Генеральный штаб, — имеет целью в ближайшее время занять Гельсингфорс, дабы помешать русским военным судам выйти в Кронштадт. Завладев ими, в случае возобновления войны с Россией немцы будут смотреть на суда как на военную добычу; в противном случае суда будут переданы Финляндской Республике. Во всяком случае, немцы хотят покончить с русским флотом до начала навигации в Финском заливе, дабы иметь там полную свободу действий…». В апреле — мае 1918 г. по инициативе и под командованием Начальника морских сил Балтийского флота А.М. Щастного, вопреки приказу большевистского правительства, состоялся Ледовый поход Балтийского флота. Корабли с помощью ледоколов были выведены через льды из Ревеля и Гельсингфорса в Кронштадт. В результате похода были спасены 211 кораблей, в их числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 54 эскадренных миноносца, 12 подводных лодок, 10 тральщиков, 5 минных заградителей, 15 сторожевых судов, 14 вспомогательных судов, 4 посыльных судна, 45 транспортов, 25 буксиров, один паром, плавучий маяк и 7 яхт. Эти корабли и стали основой Красного Балтийского флота и ряда флотилий (5). Как известно, Черноморский флот, чтобы не достаться врагу, был затоплен, все корабли Северного и Тихоокеанского флотов достались интервентам, а Балтийский флот служил России, защищая ее в годы Великой Отечественной войны. Так, линкор «Марат» (бывший «Петропавловск») героически оборонял осажденный Ленинград, громя гитлеровцев своими мощными орудиями. Успешное руководство флотом в сложных условиях Ледового похода подняло авторитет Щастного — он стал популярным среди моряков, и это насторожило новых правителей России. 27 мая он был арестован по личному распоряжению народного комиссара по военным и морским делам Л.Д. Троцкого «за преступления по должности и контрреволюционные действия». Приговор трибунала звучал нелепо, так как из него следовало, что Щастный героическим спасением Балтийского флота намеренно завоевывал расположение матросов для развертывания контрреволюционной деятельности. Однако в протоколе заседания трибунала и в показаниях Троцкого имеются детали, которые позволяют считать, что у обвинителей была более веская причина для казни Щастного.

Так, при его аресте был изъят портфель с документами «красного адмирала». Что находилось в том загадочном портфеле, остается судить лишь по высказываниям Троцкого. Из свидетельских показаний Льва Давыдовича следует, что кроме всего Щастный виновен в распространении и поддержании слухов о связи большевиков с Германией, а также фальсификации неких документов, подтверждавших указанную связь. На заседании ревтрибунала, на котором судили спасителя Балтфлота, Троцкий заявил: «Вы знаете, товарищи судьи, что Щастный, приехавший в Москву по нашему вызову, вышел из вагона не на пассажирском вокзале, а за его пределами, в глухом месте, как и полагается конспиратору. И ни одним словом не обмолвился о лежавших в его портфеле документах, которые должны были свидетельствовать о тайной связи советской власти с немецким штабом». Из приговора можно выделить фразу, которая явно свидетельствует о наличии таких документов, поскольку их именуют не только фальшивыми, но и засекреченными. Одновременное признание бумаг, находившихся в портфеле Алексея Михайловича, и подложными, и секретными наталкивает на определенные размышления, так как считать секретным фальшивый документ не имеет смысла (6). Чего же так опасался Троцкий? Почему так спешили уничтожить первого «красного адмирала»? Об этом мы уже никогда не узнаем. Можно только догадываться, что в портфеле, с которым Щастный приехал в Москву, были документы, обнародования которых смертельно боялись большевики. В книге Владимира Попова «Возвращение Руси» утверждается, что «адмирал Щастный увел флот из Гельсингфорса в Кронштадт, поставив Ленина в совершенно идиотское положение перед своими хозяевами, за что и был расстрелян» (7: Гл. 28). Несмотря на отсутствие прямых улик, доказывающих его участие в контрреволюционной деятельности, 21 июня Щастный был приговорен Революционным трибуналом к расстрелу. Многочисленные протесты в ходе процесса и по его завершении были проигнорированы. После отказа в помиловании адмирала из состава ревтрибунала демонстративно вышли его члены — эсеры, подчеркивая, таким образом, незаконность приговора. Приговор поддержали Троцкий, Ленин и Свердлов. Свою вину Щастный не признал и в ночь с 21 на 22 июня в 4 часа 40 минут утра китайцами из дежурной части трибунала был расстрелян. Спасителя Балтийского флота казнили во дворе Александровского военного училища. Наемниками командовал некий Андриевский. Впоследствии был опубликован его шокирующий рассказ о казни: «Я подошел к нему: «Адмирал, у меня маузер. Видите, инструмент надежный. Хотите, я застрелю вас сам?» Он снял морскую белую фуражку, отер платком лоб. «Нет! Ваша рука может дрогнуть, и вы только раните меня. Лучше пусть расстреливают китайцы. Тут темно, я буду держать фуражку у сердца, чтобы целились в нее». Китайцы зарядили ружья. Подошли поближе. Щастный прижал фуражку к сердцу. Была видна только тень да белая фуражка… Грянул залп. Щастный, как птица, взмахнул руками, фуражка отлетела, и он тяжело рухнул на землю» (8). По свидетельствам Андриевского, тело адмирала в мешке было зарыто китайцами под полом в том же училище. Приказ о срочном захоронении поступил от руководства, а для контроля за его исполнением был прислан специальный агент. Предсмертными словами Алексея Михайловича были: «Смерть мне не страшна. Свою задачу я выполнил — спас Балтийский флот». В одной из предсмертных записок Щастный писал: «В революции люди должны умирать мужественно. Перед смертью я благословляю своих детей Льва и Галину, и, когда они вырастут, прошу сказать им, что иду умирать мужественно, как подобает христианину». Дело Щастного пролежало в архивах КГБ более 70 лет. В советской военно-исторической литературе о его роли во время Ледового похода не упоминалось. Судьба А.М. Щастного и его семьи, к сожалению, так же трагична, как и судьбы многих его современников — моряков, прославивших Россию. Через тюрьмы и лагеря прошли А.Н. Гарсоев (первый «главный подводник» Советской России), А.Н. Бахтин (командир знаменитой подлодки «Пантера»), следы Н.А. Зарубина, возрождавшего подводные силы Советской России, не найдены до сих пор. Все они были офицерами царского флота, честно ставшими на сторону революции. А.М. Щастный был реабилитирован в 1995 г. В Научно-информационном центре «Мемориал» в г. Санкт-Петербурге хранится копия его предсмертной записки и вышитая рубаха адмирала (9).

ВЧК — карающий меч революции

После Великой Октябрьской революции и образования ВЧК нужно было в кратчайшие сроки уничтожить сотни тысяч и даже миллионы классовых врагов. Человеческая жизнь обесценилась. Казни стали массовыми. Казнь как «высшая мера наказания» или «высшая мера социальной защиты» в чекистском жаргоне стала иметь много терминов: вышка, разменять вышак, получить девять граммов, послать к Духонину, получить дырку в затылке, пустить в земельный отдел, отправить во мхи, отправить в Могилевскую губернию, пустить налево, сыграть на гитаре, запечатать, цокнуть, отправить на Машук фиалки нюхать, осудить по первой категории, списать в расход, расшлепать или шлепнуть, отвезти рябчиков в Кронштадт, шпокнуть, расхлопать, получить семь копеек, отправить в Иркутск, поставить к стенке, ухлопать (хлопнуть) и другие. В 1920-е гг. использовался также особенно циничный термин для конспиративного обозначения расстрела — «свадьба» (надо полагать, имелось в виду венчание со смертью). В тридцатые годы расстрел маскировали как: «убытие по первой категории», «десять лет без права переписки», «спецоперация». Характерно, что эсэсовцы также маскировали слово «убийство», употребляя такие выражения, как «особая акция», «чистка», «приведение в исполнение», «исключение», «переселение».

Идеологами красного, вернее кровавого, террора были революционные вожди: Ленин, Троцкий и Свердлов, а его «рабочим органом» — Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем — карательная организация, которая в течение десятилетий под разными названиями была главным орудием борьбы с «врагами народа». ВЧК была образована 20 декабря 1917 г. и располагалась в Петрограде на Гороховой ул., д. 2 (ныне Музей политической полиции России). В марте 1918 г. ее центральный аппарат вместе с советским правительством был переведен в Москву. ВЧК являлась органом «диктатуры пролетариата» по защите государственной безопасности РСФСР, «руководящим органом борьбы с контрреволюцией на территории всей страны». Главный идеолог ее создания — В.И. Ленин — называл Всероссийскую чрезвычайную комиссию, без которой «власть трудящихся существовать не может, пока будут существовать на свете эксплуататоры…», «нашим разящим орудием против бесчисленных заговоров, бесчисленных покушений на Советскую власть со стороны людей, которые были бесконечно сильнее нас» (10).

ВЧК возглавляла коллегия, членами которой были: Шкловский, Кнейфис, Кронберг, Цейстин, Хайкина, Карлсон, Шауман, Леонтович, Ривкин, Антонов, Делафарб, Циткин, Е. Розмирович, Г. Свердлов, Бисенский, Блюмкин (убийца посла Мирбаха), Александрович (сообщник Блюмкина), Модель, Ройтенберг, Финес, Гольдин, Гальперштейн, Книгиссен, Закс, Лацис, Дайбол, Сейзан, Депкин, Либерт (начальник Таганской тюрьмы), Фогель, Закис, Шилленкус, Янсон. Председателем комиссии и практическим организатором «красного террора» был Дзержинский. Несмотря на заслуги перед партией — шесть арестов, три побега из ссылки, 11 лет неволи, фанатизм в работе (спал в кабинете за ширмой), — Ленин не включил Дзержинского в Политбюро, а держал на политических задворках. Он поставил его на пост главного карателя как «пролетарского якобинца». Рассуждения о том, что «чекистом может быть человек с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем», — ложь. «Сам Дзержинский не был никогда расслабленночеловечен», — заметил его преемник Менжинский (11). Выполняя указания Ленина, Дзержинский отменил всякую законность. Первыми, кого казнили по его приказу без суда и следствия, были заложники из представителей высшего чиновничества бывшей Российской империи. Всего было расстреляно до 80 человек. Среди них — министр внутренних дел Н.А. Маклаков, бывший министр юстиции И.Г. Щегловитов, последний председатель Государственного совета, протоиерей Иоанн Восторгов, видные деятели А.Н. Хвостов, С.П. Белецкий и другие.

Как вспоминал очевидец расстрела Сергей Кобяков, казнь была совершена публично в Москве, в Петровском парке. Расстреливали китайцы. Чекист выкрикивал имена казнимых. Указывая на Щегловитова, он кричал: «Вот бывший царский министр, который всю жизнь проливал кровь рабочих и крестьян…» После расстрела все казненные были ограблены (12: 84).

Справедливости ради следует отметить, что лично расстреливать людей так, как это делали его подчиненные, Феликс Эдмундович, будучи тонкой и чувствительной натурой, не мог. Это подтверждает рассказ его бывшего помощника, левого эсера Александровича. В 1918 г., когда отряды чекистов, наряду с латышами, китайцами и мадьярами, включали и матросов, один такой матрос вошел в кабинет Дзержинского, как говорят, пьяный «в стельку». Аскет Дзержинский сделал ему замечание, но пьяный внезапно обложил Дзержинского, вспомнив всех его родителей. Дзержинский затрясся от злобы, не помня себя, выхватил револьвер и, выстрелив, уложил матроса на месте. Но тут же с ним случился припадок падучей. То есть для непосредственного убийства Дзержинский был слишком слаб. Для этого и были необходимы те «рукастые» коммунисты, которых требовал найти для защиты своей диктатуры Ленин. Их и возглавил эстет Дзержинский, росчерком пера убивавший десятки тысяч людей. ВЧК имела территориальные подразделения для «борьбы с контрреволюцией на местах».

В 1918 г. насчитывалось 40 губернских (Губчека) и 365 уездных чрезвычайных комиссий. В конце 1918 г. для организации борьбы с контрреволюцией в армии и в прифронтовой полосе, шпионажем и для проведения разведки в тылу неприятеля в Красной Армии созданы фронтовые и армейские чрезвычайные комиссии, которые 21 февраля 1919 г. были преобразованы в Особые отделы по борьбе со шпионажем и контрреволюцией. С августа 1918 г. действуют железнодорожные ЧК на крупных железнодорожных станциях и узловых пунктах, а также пограничные и водно-транспортные органы ВЧК. В начале июня 1918 г. в ВЧК работало 12 000 сотрудников, к концу 1918 г. их было уже 40 000, а к началу 1921 г. — 280 000. Председателями и уполномоченными ВЧК в крупнейших городах России в 1918–1920 гг. были: Петроград — М.С. Урицкий, Г.И. Бокий (Берг); Москва — С.А. Мессинг, Г.Я. Раппопорт; Нижний Новгород — Я.З. Воробьев (Кац); Киев — М. Блувштейн; Одесса — С.М. Деноткин, М. Вихман, Б. Юзефович; Харьков — И.И. Шварц, Я. Лившиц; Николаев — В.М. Горожанин; Чернигов — Л.И. Рейхман; Херсон — И.Я. Дагин, А.М. Минаев-Цихановский; Закавказское ЧК — С. Могилевский; Крымская ЧК — И.Я. Дагин, И.М. Радзивиловский; Брянск — И. Визнер, Пенза — Е. Бош; Самара — И.М. Леплевский, Я.С. Визель; Ростов — М.А. Дейч; Таганрог — И.М. Островский; Симбирск — Л.М. Вельский (Левин); Курск — Г.М. Каминский; Смоленск — Н.Е. Этингон; Екатеринбург — М.Д. Берман; Воронеж — Я.Д. Раппопорт; Архангельск — З.Б. Кацнельсон; Омск — С.Г. Южный; Томск — С.Г. Чудновский; Ашхабад — М.И. Диментман; Самарканд — К.В. Паукер.

С издания декрета «О красном терроре» началась эпопея террора, которой нет аналогов в истории. Следующие четыре с лишним года Россия буквально захлебывалась собственной кровью. Всероссийская чрезвычайная комиссия получила ничем не ограниченные права — права на самостоятельные обыски, аресты и расстрелы. Был введен институт заложников — один из самых мерзких методов борьбы, когда ни в чем не повинных людей хватали на улицах в облавах, арестовывали на квартирах, на вокзалах, в театрах. Хватали и расстреливали только потому, что кто-то другой где-то совершил убийство или теракт. К террору призывают телеграммы Ленина, разосланные 9 августа 1918 г.: Г. Федорову — в Нижний Новгород. «Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор». Евгении Бош — в Пензу. «Необходимо провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь». На другой день в ту же Пензу. «1. Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. 2. Опубликовать их имена. 3. Отнять у них весь хлеб. 4. Назначить заложников — согласно вчерашней телеграммы. Сделать так, чтобы на сотни верст народ видел, трепетал…». Исполкому — Ливны. «Необходимо… конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков…». О борьбе с Юденичем. «…Покончить с Юденичем… Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича».

К террору с пеной у рта призывают и другие вожди. В сентябре 1918 г. Председатель Петроградского Совета Зиновьев (Радомысльский) публично заявил: «Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить — их надо уничтожать». Судьба или другая какая-то сила, управляющая вселенной, распорядилась так, что Зиновьев «попал» в число тех, кого следует уничтожить. 24 августа 1936 г. он был приговорен к высшей мере наказания по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» и после оглашения приговора написал следующее прошение о помиловании. В Президиум ЦИК СССР. Заявление «О совершенных мною преступлениях против Партии и Советской Власти я рассказал до конца пролетарскому суду. Прошу мне верить, что врагом я больше не являюсь и остаток своих сил горячо желаю отдать социалистической родине. Я прошу Президиум ЦИК о помиловании меня. Г. Зиновьев.

26 августа 36 года 4 часа 30 минут». Призывающий к децимации русского народа Зиновьев расстрелян 25 августа в Москве, в здании ВКВС. По воспоминаниям, перед казнью он униженно молил о пощаде, целовал сапоги своим палачам, а затем от страха вообще не смог идти, на что Каменев сказал ему: «Перестаньте, Григорий, умрем достойно!» Бывший сотрудник НКВД А. Орлов писал, что при расстреле присутствовали глава НКВД Г.Г. Ягода, заместители главы НКВД Н.И. Ежов и начальник охраны Сталина К.В. Паукер (13: 82).

Другой видный деятель большевистской партии, Николай Бухарин, сразу же после завоевания власти большевиками заявил: «У нас могут быть только две партии: одна — у власти, другая — в тюрьме». Интересен также предложенный им метод «выработки коммунистического человека»: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов, является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи». Находясь во внутренней тюрьме НКВД СССР, приговоренный к расстрелу Бухарин, так же как и Зиновьев, 13 марта 1938 г. обратился в Президиум Верховного Совета СССР с прошением о помиловании: «Прошу Президиум Верховного Совета СССР о помиловании. Я считаю приговор суда справедливым возмездием за совершенные мною тягчайшие преступления… У меня в душе нет ни единого слова протеста. За мои преступления меня нужно было расстрелять десять раз. Пролетарский суд вынес решение, которое я заслужил своей преступной деятельностью, и я готов нести заслуженную кару и умереть, окруженный справедливым негодованием, ненавистью и презрением великого героического народа СССР, которому я так подло изменил… Я рад, что власть пролетариата разгромила все то преступное, что видело во мне своего лидера и лидером чего я действительно был… Прошу я Президиум Верховного Совета о милости и пощаде… Я твердо уверен: пройдут годы, будут перейдены великие исторические рубежи под водительством Сталина, и вы не будете сетовать на акт милосердия и пощады, о котором я вас прошу. Я постараюсь всеми своими силами доказать вам, что этот жест пролетарского великодушия был оправдан».

3 декабря 1987 г. в «Московских новостях» было напечатано письмо-завещание Бухарина «Будущему поколению советских руководителей». Заканчивается письмо такими словами: «Знайте, товарищи, что на том знамени, которое вы понесете победоносным шествием к коммунизму, есть и моя капля крови». Этого, по известному выражению Ленина, «любимца партии» характеризует его письмо от 1 сентября 1936 г. Климу Ворошилову: «Каменев — циник-убийца, омерзительнейший из людей, падаль человеческая. Что расстреляли собак, страшно рад» (14: Гл. Бухарин).

К массовому террору призывает и революционная пресса. 31 августа 1918 г. газета «Правда» писала: «…настал час, когда мы должны уничтожить буржуазию, если мы не хотим, чтобы буржуазия уничтожила нас. Наши города должны быть беспощадно очищены от буржуазной гнили. Все эти господа будут поставлены на учет и те из них, кто представляет опасность для революционного класса, будут уничтожены. Гимном рабочего класса отныне будет песнь ненависти и мести!» «Мы железной метлой выметем всю нечисть из Советской России, — писал в журнале «Красный террор» от 1 ноября 1918 г. председатель Всеукраинского ЧК М. Лацис. — Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Советов оружием или словом, — учил Лацис. — Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какое у него происхождение, какое образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть красного террора».

Журнал «Еженедельник Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией» ради устрашения начал публиковать списки расстрелянных. «В ответ на убийство тов. Урицкого и покушение на тов. Ленина… Красному террору подвергнуты: Сумской уездной ЧК — трое летчиков; Смоленской областной Комиссией — 38 помещиков Западной области; Новоржевской ЧК —… Александра, Наталия, Евдокия, Павел и Михаил Росляковы;…Пошехонской ЧК — 31 человек (5 Шалаевых, 4 Волковых…)» — зафиксировано в «Еженедельнике ВЧК» № 2 за 1918 г. «Взято… в общем количестве 184 виднейших представителей местной и крупной буржуазии и социал-предателей», — рапортовала Комиссия ЧК Иваново-Вознесенска в «Еженедельнике…» № 3. «По постановлению Петроградской Чрезвычайной Комиссии, — докладывает «Еженедельник ВЧК» № 5 от 20 октября 1918 г., — расстреляно 500 человек заложников» (15: 20–38).

«В своей картотеке, относящейся только к 1918 г., я пытался определить социальный состав расстрелянных, — пишет в своей книге «Красный террор в России 1918–1923» С. Мельгунов, живший в то время в Москве. — По тем немногим данным, которые можно было уловить, у меня получились такие основные рубрики, конечно, очень условные. Интеллигентов — 1.286 человек, заложников… — 1.026, крестьян — 962, обывателей — 468, неизвестных — 450, преступных элементов… — 438, преступления по должности — 187, слуг — 118, солдат и матросов — 28, буржуазии — 22, священников —19» (15: 43). Священник, инженер, фельдшер, купец, заводчик, бывший редактор газеты, лесничий, бывший охранник, отставной артиллерист, лидер местного отделения партии «Народная воля», студент, выдающий себя за матроса, — все это из перечисленных профессий расстрелянных, опубликованных в различных еженедельниках ВЧК. Это была какая-то вакханалия насилия! «Нелепо ввести деятельность ЧК в юридические рамки», — доходчиво объясняет в № 6 «Еженедельника ВЧК» чекист Шкловский. И — не вводили! По всей стране чекисты без суда и следствия пытали, насиловали гимназисток и барышень, убивали родителей на глазах детей, сажали на кол, били железной перчаткой, надевали на головы кожаные «венчики», закапывали живыми, закрывали в камеры, где пол был устлан трупами с разможженными черепами…

Читать «Архив русской революции» И. Гессена или «Красный террор» С. Мельгунова невозможно. Невозможно представить, что живешь в стране, где ради некоего «светлого будущего» земля была превращена в сплошной погост. «Наш террор был вынужденный, — восклицали большевистские лидеры. — Это террор не ЧК, а рабочего класса». То, что это был террор именно ЧК, возражают им очевидцы, историки, наконец, собственные инструкции ЧК. Вот одна из них — весны 1918 г.: «Применение расстрелов: 1. Всех бывших жандармских офицеров по специальному списку, утвержденному ВЧК. 2. Всех подозрительных по деятельности жандармских и полицейских офицеров соответственно результатам обыска. 3. Всех, имеющих оружие без разрешения, если нет на лицо смягчающих обстоятельств (например, членство в революционной Советской партии или рабочей организации). 4. Всех с обнаруженными фальшивыми документами, если они подозреваются в контрреволюционной деятельности. В сомнительных случаях дела должны быть переданы на окончательное рассмотрение ВЧК. 5. Изобличение в сношениях с преступной целью с российскими и иностранными контрреволюционерами и их организациями, как находящимися на территории Советской России, так и вне ее. 6. Всех активных членов партии социалистов-революционеров центра и правых. (Примечание: активными членами считаются члены руководящих организаций — всех комитетов, от центральных вплоть до местных городских и районных; члены боевых дружин и состоящие с ними в сношениях по делам партии; выполняющие какие-либо поручения боевых дружин; несущие службу между отдельными организациями и т. д.). 7. Всех активных деятелей к/революционных партий (кадеты, октябристы и проч.). 8. Дело о расстрелах обсуждается обязательно в присутствии представителя Российской партии коммунистов. 9. Расстрел приводится в исполнение лишь при условии единогласного решения трех членов Комиссии. 10. По требованию представителя Российского комитета коммунистов или в случае разногласия среди членов ЧК дело обязательно передается на решение Всероссийской ЧК. Арест с последующим заключением в концентрационный лагерь. 11. Всех призывающих и организующих политические забастовки и другие активные выступления для свержения Советской власти, если они не подвергнуты расстрелу. 12. Всех подозрительных, согласно данных обысков, и не имеющих определенных занятий бывших офицеров. 13. Всех известных руководителей буржуазной и помещичьей контрреволюции. 14. Всех членов бывших патриотических и черносотенных организаций. 15. Всех без исключения членов партий с.-р. Центра и правых народных социалистов, кадетов и прочих контрреволюционеров. Что касается рядовых членов партии с. — революционеров, центра и правых рабочих, то они могут быть освобождены под расписку, что осуждают террористическую политику своих центральных учреждений и их точку зрения на англо-французский десант и вообще соглашение с англо-французским империализмом. 16. Активных членов партии меньшевиков, согласно признакам, перечисленным в примечании к пункту 6. Должны быть произведены массовые обыски и аресты среди буржуазии, арестованные буржуа должны быть объявлены заложниками и заключены в концлагерь, где для них должны быть организованы принудительные работы. В целях терроризации буржуазии следует также применять выселение буржуазии, давая на выезд самый короткий срок (24–36 часов)» (16).

«Вся Россия покрылась сетью чрезвычайных комиссий… Не было города, не было волости, где не появились бы отделения всесильной Всероссийской Чрезвычайной комиссии, которая отныне становится основным нервом государственного управления и поглощает собой последние остатки права», — пишет Мельгунов. И добавляет: «Это такой открытый апофеоз убийства как орудия власти, до которого не доходила ни одна власть в мире» (15:6). Крупной акцией «красного террора» был расстрел в Петрограде 512 представителей элиты (бывших сановников, министров, профессоров). Данный факт подтверждает сообщение газеты «Известия» от 3 сентября 1918 г. о расстреле ЧК города Петрограда свыше 500 заложников. По официальным данным ЧК, всего в Петрограде в ходе «красного террора» было расстреляно около 800 человек.

Согласно исследованиям итальянского историка Дж. Боффы, в ответ на ранение В.И. Ленина Ф. Каплан в Петрограде и Кронштадте было расстреляно около 1000 контрреволюционеров (17:92). Массовые казни в подвалах ЧК происходили по всей России, однако объемы репрессий не всегда можно было установить. О казнях на Украине и в Южной России известно гораздо больше, чем о том, что творилось на Кавказе, в Средней Азии, в Сибири или на Урале, благодаря работе Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Последний этап «ликвидации буржуазии как класса» — казни заключенных в тюрьмах, «подозреваемых» и заложников — разворачивался во многих украинских городах после взятия их большевиками. В Харькове от 2000 до 3000 казненных в феврале — июне 1919 г.; от 1000 до 2000 во время второго прихода большевиков в декабре 1919 г. В Ростове-на-Дону — около 1000 в январе 1920 г.; в Одессе — 2200 в мае — августе 1919 г., а затем от 1500 до 3000 в период между февралем 1920 и февралем 1921 г.; в Киеве — не менее 3000 в феврале — августе 1919 г.; в Екатеринодаре — не меньше 3000 между августом 1920 и февралем 1921 г.; в Армавире, маленьком городе на Кубани, — от 2000 до 3000 в августе — октябре 1920 г. При этом все население города составляло до войны менее 30 000 человек. В Екатеринодаре перепугавшийся приближения казачьего десанта врангелевского генерала Улагая глава местной ЧК Атарбеков приказал расстрелять 1600 «буржуев» за три дня — 17, 18 и 19 августа 1920 г. Этот список можно продолжить (15: 62).

В России до революции 1917 г. публично извещали об исполнении каждого смертного приговора. В первые годы советской власти расстрел по приговору суда исполнялся органами наркомата юстиции, ВЧК (ГПУ, ОГПУ) зачастую прямо во дворе этих учреждений. Расстреливаемых выводили из подвала ночью, ослепляли фарами грузовиков и открывали по ним огонь. Шум заведенных моторов заглушал выстрелы. С конца 1920 г. монополия расстрелов принадлежала только ОГПУ, а с 1934 г. перешла в ведение НКВД (НКГБ, МГБ, МВД, КГБ) СССР. Казни совершались не публично, в подвалах специальных расстрельных тюрем.

В первые годы советской власти, как правило, применялись «упрощенные» технологии казней. «Для расстрела был оборудован специальный сарайчик… — при доме на Институтской, № 40, уг. Левашевской, куда перешла с Екатерининской «губчека». В этот сарайчик палач (…а иногда «любители» из чекистов) заводил совершенно нагою свою жертву и приказывал ей лечь ничком. Затем выстрелом в затылок кончал со своею жертвой. Расстрелы производились из револьверов (чаще всего кольты). Но ввиду стрельбы на близком расстоянии обыкновенно от выстрела черепная коробка казненного разлеталась в куски… Следующая жертва приводилась тем же порядком и укладывалась рядом… Когда число жертв превышало… вмещаемое сарайчиком, то новые жертвы укладывались на прежде казненных или расстреливались при входе в сарайчик… Все жертвы шли на казнь, обыкновенно не сопротивляясь» (18: 111–141).

А вот свидетельство о расстрелах в Московской ЧК в 1918–1920 гг.: «Иногда стрельба неудачна. С одного выстрела человек падает, но не умирает. Тогда в него выпускают ряд пуль: наступая на лежащего, бьют в упор в голову или грудь. 10–11 марта Р. Олеховскую, приговоренную к смерти за пустяковый поступок, который смешно карать даже тюрьмой, никак не могли убить. 7 пуль попало в нее — в голову и грудь. Тело трепетало. Тогда Кудрявцев (чрезвычайник из прапорщиков, очень усердствовавший, недавно ставший «коммунистом») взял ее за горло, разорвал кофточку и стал крутить и мять шейные хрящи» (15: 146).

Большевики во время Гражданской войны для казней применяли и шашки. Так, в Пятигорске в 1918 г. казнили генералов Рузского, Радко-Дмитриева и других заложников. Эта казнь описана Антоном Ивановичем Деникиным в его работе «Очерки русской смуты» (19: Гл. 9). «Когда умер командовавший Северо-Западным фронтом «товарищ» Ильин от ран, полученных в бою с добровольцами, Чрезвычайная комиссия казнила в его память 6 заложников. После расстрела Сорокиным членов ЦИК обещание было исполнено в более широком масштабе: «чрезвычайка» постановила «в ответ на дьявольское убийство лучших товарищей» расстрелять заложников — по двум спискам 106 человек. В их числе были генералы Рузский и Радко-Дмитриев, зверски зарубленные 18 октября. Обоим им большевистские главари неоднократно предлагали стать во главе Кавказской Красной Армии, и оба они отказались от предложения, заплатив за это жизнью». «В одном белье, — говорится в описании «Особой комиссии», — со связанными руками повели заложников на городское кладбище, где была приготовлена большая яма… Палачи приказывали своим жертвам становиться на колени и вытягивать шеи. Вслед за этим наносили удары шашками… Каждого заложника ударяли раз по пять, а то и больше… Некоторые стонали, но большинство умирало молча… Всю эту партию красноармейцы свалили в яму… Наутро могильщики засыпали могилы… Вокруг стояли лужи крови… Из свежей, едва присыпанной могилы, слышались тихие стоны заживо погребенных людей. Эти стоны донеслись до слуха Обрезова (смотрителя кладбища) и могильщиков. Они подошли и увидели, как «из могильной ямы выглядывал, облокотившись на руки, один недобитый заложник (священник И. Рябухин) и умолял вытащить его из-под груды наваленных на него мертвых тел… По-видимому, у Обрезова и могильщиков страх перед красноармейцами был настолько велик, что в душах их не осталось более места для других чувств, — и они просто забросали могилу землей… Стоны затихли»». Сохранился рассказ о последнем разговоре генерала Рузского со своим палачом: «Признаете ли вы теперь великую российскую революцию? — Я вижу лишь один великий разбой» (20, 21).

Во время Гражданской войны в России политических противников казнили также путем сожжения и утопления. А.И. Деникин в упомянутой выше работе, говоря о расправах большевиков в Крыму в январе 1918 г., пишет: «Ужаснее всех погиб шт. ротмистр Новацкий, которого матросы считали душой восстания в Евпатории. Его, уже сильно раненного, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта». «Людей, приговоренных к смерти, топили, бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и у кистей; помимо этого связывали и ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали и голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам. К ногам привязывались колосники» (19: Гл. 9). В эти годы многие видные палачи-чекисты буквально залили кровью отданные под их неограниченную власть области. Так, латыш Петерс залил кровью Дон, Петербург, Кронштадт, Тамбов. Его земляк Лацис (Судрабс) залил кровью Украину, Кедров (Цедербаум) — Архангельск и Вологду, Артабеков — Кавказ и Астрахань, грузин Саджая — Одессу.

Осенью 1921 г. начальник секретного отдела Новониколаевской губчека Карл Крумин так характеризовал работу начальника секретно-оперативного отдела и зампреда губчека Сергея Евреинова: «Тов. Евреинов лично принимал участие и проявлял максимум энергии в раскрытии нескольких белогвардейских организаций. Сам лично расстреливал участников в количестве нескольких сотен человек. Кто думает бросить тень сомнения на таких революционеров, тот враг Революции». О том, как выглядели «рабочие места» чекистов в эти годы, видно из сообщения, которое оставил член Сибревкома В.Н. Соколов, в июне 1920 г. обследовавший работу Енисейской губчека, чье руководство во главе с В.И. Вильдгрубе за несколько недель (с марта) расстреляло более 300 человек. В телеграмме, адресованной в Сиббюро ЦК РКП(б), он сообщал: «Расстреливали в подвалах на дворе. Говорят о пытках в этом подвале, но когда я его осматривал, (он) оказался закрытым, и я подозреваю, что его подчистили. Кровь так и стоит огромными черными лужами, в землю не впитывается, только стены брызгают известью. Подлый запах… гора грязи и слизи, внизу какие-то испражнения. Трупы вывозят ночью пьяные мадьяры. Были случаи избиения перед смертью в подвале, наблюдаемые из окон сотрудниками чека» (22). Справедливости ради отметим, что среди чекистов, правда нечасто, встречались эстеты и поэты. Так, ближайший подручный Дзержинского, член Коллегии ВЧК в 1919–1921 гг. латыш А. Эйдук, опубликовал в 1921 г. в Тифлисе в сборнике с символическим названием «Улыбка ЧеКа» лирическое стихотворение, в полной мере отражающее сущность палаческой профессии:

Чекистские методы уничтожения и пыток были столь ужасными, что следственные комиссии белых армий, отвоевывавшие у красных города, поражались изуродованным трупам: у них часто были выколоты глаза, отрезаны носы, уши и конечности, раздавлены половые органы и вырваны кишки; тела не хоронили и не выдавали родственникам, а выбрасывали на свалки, в море, в реки и карьеры. Помещения для расстрелов были покрыты коркой от запекшейся крови и разлетевшихся мозгов — и их не убирали не только по нечистоплотности, но, возможно, и из садистского желания унизить жертву в последние моменты ее жизни: человек должен был с ужасом сознавать, что сейчас и его мозги добавятся в эту зловонную кашу. Судя по этим картинам, для работы в ВЧК нормальный человек был непригоден. Карательная машина Дзержинского производила некий естественный отбор сотрудников, принимая патологически кровожадных и даже психически ненормальных изуверов, находивших удовольствие в работе палача. «Волею революционной власти, — писал первый народный комиссар юстиции, левый эсер Штейнберг, — создавался слой революционных убийц, которым суждено было вскоре стать убийцами революции» (15: 55).

ЧК изначально была не только карательной, но и мародерской Организацией. В августе 1919 г. ВЧК издала приказ о том, что вещи расстрелянных концентрируются у видного чекиста А.Я. Беленького — начальника охраны Ленина — и распределяются по указанию Президиума ВЧК. Награбленное шло в первую очередь начальству. Сам Ленин получил от хозотдела Московской ЧК счет за полученные костюм, сапоги, подтяжки, пояс — всего на 1.417 руб. 75 коп. У Петрочека «был свой счет в Нарбанке, на который поступали конфискованные у осужденных деньги и выручка за продажу их имущества; рядовые чекисты не брезговали торговать одеждой и обувью казненных и, случалось, предлагали выкупить все это их родственникам» (22).

В архивах ЦК партии и в архиве Дзержинского сохранились многочисленные рапорты ответственных партийцев, ревизоров ВЧК, рисующие «разложение» местных органов политической полиции, «опьяненных кровью и властью». Упразднение всех юридических и моральных норм способствовало полной самостоятельности местных ЧК, их превращению в кровавые, никем и ни в чем не контролируемые застенки. Приведем выдержки из подобных рапортов. Инструктор ВЧК Смирнов сообщает Дзержинскому 22 марта 1919 г. из Сызрани: «Я просмотрел дело о кулацком восстании в Ново-Патренской волости. Пришел в ужас от хаотического ведения дел. Допрошено 75 лиц. Изо всех показаний невозможно уловить, что произошло… Расстрелы производились так: 16.11 — 5; 17.11–13. Постановления вынесены 28. II, через двенадцать дней позже произведения в исполнение. Когда я спросил местного начальника ЧК, он мне ответил: «Некогда разбираться и писать постановления. И к чему же, раз ликвидируем кулачество и буржуазию?»» Ярославль, 26 сентября 1919 г., донесение секретаря губкома РКП(б): «Чекисты грабят и задерживают кого угодно. Зная, что они будут безнаказанными, они превратили местную ЧК в сплошной притон, куда приводят «буржуек». Пьянствуют вовсю. Кокаин употребляется местным начальством». Астрахань, 16 октября 1919 г., донесение Н. Розенталя, инспектора Управления особыми отделами: «Начальник Особых Отделов XI армии Атарбеков не признает даже и центральной власти. 30 июля, когда тов. Ваковский, сотрудник ВЧК, откомандированный из Москвы для ревизии и налаживания работы, зашел к Атарбекову, тот ему заявил: «Скажите Дзержинскому, что я проверять себя не дам»… Штат состоит из подозрительных, а иногда и уголовных элементов, не соблюдающих никаких норм… Дела операционного отдела в полном беспорядке. О расстрелах даже нет личных постановлений, лишь списки, часто неполные, с краткой заметкой, что «расстрелян по распоряжению тов. Атарбекова». В деле мартовских восстаний даже не разберешь, кого, за что и почему расстреляли…».

В письме, адресованном Ленину, большевик Гопнер описал деятельность чекистов в Екатеринославе (письмо датировано 22 марта 1919 г.): «В этой организации, пораженной преступностью, насилием и произволом, управляемой уголовным сбродом, вооруженные до зубов субъекты расправляются с каждым, кто придется им не по нраву, производят обыски, грабят, насилуют, сажают в тюрьму, сбывают фальшивые деньги, вымогают взятки, а потом шантажируют тех, кто им эти взятки дал, и освобождают за суммы в десять, а то и в двадцать раз крупнее».

25 декабря 1918 г. ЦК РКП(б) обсудил новое положение о ВЧК. Инициаторами были Бухарин и ветераны партии Ольминский и Петровский. Они критиковали «полновластие организации, ставящей себя не только выше Советов, но и выше самой партии». Требовали принять меры, чтобы «ограничить произвол организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». Л.Б. Каменев, назначенный председателем комиссии политического контроля, предложил упразднить ВЧК. В.И. Ленин заявил о решительной защите ЧК, «подвергшейся за некоторые свои действия несправедливым обвинениям со стороны ограниченной интеллигенции…неспособной взглянуть на вопрос террора в более широкой перспективе». По предложению В.И. Ленина и без того нерешительная критика действий ЧК была окончательно прекращена и законодательно запрещена Постановлением ЦК партии от 19 декабря 1918 г.: «На страницах партийной и советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях» (23: 122).

Ученые-историки Ю.Г. Фельтинский и Г.И. Чернявский в работе «Красный террор» утверждают, что «в отличие от белых, которые не находили в массовом терроре идеологической и практической необходимости, так как воевали не против народа, террористическая политика большевиков носила принципиально иной характер, так как несмотря на все демагогические заявления и заверения большевистских лидеров, советская власть воевала не за интересы народа, а против народа. Поэтому курс насилия лидерами большевиков проводился в отношении почти всего крестьянства. Опиралась в этих своих действиях советская власть на сельских маргиналов — пьяниц, лентяев и проходимцев, которых украсила при этом регалиями «сельского пролетариата»». «Советской властью смертельным врагом был объявлен почти весь слой образованных и хозяйственно активных людей, которые несли на себе бремя экономического прогресса страны и являлись носителями ее культуры». Авторы приходят к выводу, что основная причина «красного террора» заключалась в отчуждении советской власти от основных социальных структур общества, в ее враждебности простым трудовым людям, людям знаний и общественной инициативы. «Красный террор», проводившийся с «высочайшего благословения» лидера партии большевиков и главы правительства В.И. Ленина, по своим масштабам, глубине, бесчеловечности ни в коем случае не может быть уподоблен «белому террору», который являлся вторичным, ответным и обусловленным обстоятельствами и конъюнктурой Гражданской войны (24: 508).

В октябре 1919 г. ВЧК потребовал от местных органов «создать гибкий и прочный информационный аппарат, добиваясь того, чтобы каждый коммунист был вашим осведомителем». Дзержинский предпочитал действовать методами внесудебных расправ. В январе 1922 г. он пишет Ленину: «Есть целый ряд дел, по которым в трибуналах из-за отсутствия фактического материала будут вынесены оправдательные приговоры, в то время как у нас имеется агентурный материал, вполне достаточный для строгого приговора вплоть до высшей меры наказания. По отношению к деятелям антисоветских партий при известной обстановке на территории всей республики или в отдельных частях необходимо применять те или другие репрессии, не имея против них конкретных материалов».

Для борьбы с интеллигенцией большевики создали цензурно-контрольные органы: первоначально политотдел Госиздата РСФСР (20 мая 1919 г.), позднее — Главлит (6 июня 1922 г.), комитет по контролю за репертуаром — Главрепертком (9 февраля 1923 г.). В структуре центрального аппарата ВЧК-ОГПУ были созданы отдел политконтроля (исполнение режима цензуры Главлитом и Главреперткомом, перлюстрация почтово-телеграфной корреспонденции), 4-е и 5-е отделения секретно-политического отдела (агентурные данные и организация сети осведомителей в художественной и научной среде, сбор агентурных данных). Деятельность этих подразделений поражает своим охватом. Как свидетельствует докладная начальника отдела политконтроля от 4 сентября 1922 г., в течение августа сотрудники отдела вскрыли и подвергли проверке 135 000 из 300 000 поступивших в РСФСР почтовых отправлений. Все 285 000 писем, отправленных за границу, также подверглись перлюстрации. Работники этого отдела готовили рецензии на литературные произведения, имели право вносить предложения об отмене решений Главлита и Главреперткома, если они оказывались положительными. Запретительная практика шла рука об руку с репрессивной.

Уже летом 1918 г. по подозрению в причастности к заговору левых эсеров арестовали Александра Блока. По надуманному делу «ЦК партии кадетов» в августе 1919 г. взяли под стражу Владимира Немировича-Данченко и Ивана Москвина, а 19 октября 1920 г. арестовали Сергея Есенина. Сохранились арестантская карточка (№ 13699) и протокол допроса поэта в качестве обвиняемого. В архиве КГБ имеется также записка в Президиум ВЧК об освобождении Есенина. «По делу Есенина Сергея Александровича, обвиняемого в контрреволюции. Произведенным допросом выяснено, что гр. Есенин в последние три месяца в Москве не находился, а был командирован НКПС в Кавказ и Тифлис, прибыл в Москву с докладом и был арестован на квартире у гр. Кусиковых. Допросом причастность Есенина к делу Кусиковых недостаточно установлена, и посему полагаю гр. Есенина Сергея Александровича из-под ареста освободить под поручительство тов. Блюмкина».

От начала и до конца было сфальсифицировано чекистами «дело Таганцева», по которому расстреляно 97 человек, в том числе и Николай Гумилев. По делу проходили также основоположник отечественной урологии Федоров, бывший министр юстиции Манухин, известный агроном Вырво, архитектор Леонтий Бенуа — брат Александра Бенуа, крупнейшего русского художника, сестра милосердия Голенищева-Кутузова и другие (25). В 20-е гг. Россия понесла самые большие интеллектуальные утраты. Ее покинули тысячи виднейших представителей отечественной интеллигенции. Уезжали за рубеж философы, писатели, юристы, художники. Покинули Россию выдающиеся представители русской культуры — Шаляпин, Бунин, Репин, Андреев, Бальмонт, Мережковский, Коровин, Шагал. Ленин предложил и через ОГПУ реализовал и такую форму репрессий, как насильственные высылки виднейших ученых за границу. В письме Сталину он пишет: «Решено ли «искоренить» всех энесов? Пешехонова, Мякотина, Горнфельда? Петрищева и др. По-моему, всех выслать. Тоже А.Н. Потресов, Изгоев и все сотрудники «Экономиста» (Озеров и мн. мн. другие). Розанов (враг хитрый)… Н.А. Рожков (надо его выслать, неисправим); С.А. Франк (автор «Методологии»). Комиссия под надзором Манцева, Мессинга и др. должна представить списки, и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго… Всех их — вон из России. Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!» (26:43).

18 августа 1922 г. руководство ОГПУ направило Ленину списки интеллигенции, высылаемой из Москвы, Петербурга и Украины — Николай Бердяев, Семен Франк, Федор Степун, Николай Лосский, Иван Ильин. За пределами России оказался ректор Московского университета биолог Новиков. Тяжелый урон понесла историческая наука: выслали Кизеветтера, Флоровского, Мельгунова и других. На одном из пароходов уехал Питирим Сорокин. От высылаемых требовали гарантий, что они никогда не возвратятся на Родину, и объявляли, что самовольный приезд обратно будет караться расстрелом. Академик Александр Яковлев опубликовал текст расписки известного русского писателя, философа и публициста Ильина: «…Дана сия мною, гражданином Иваном Александровичем Ильиным, Государственному Политическому управлению в том, что обязуюсь не возвращаться на территорию РСФСР без разрешения органов Советской власти (статья 71 Уголовного кодекса РСФСР, карающего за самовольное возвращение в пределы РСФСР высшей мерой наказания, мне объявлена)» (25).

В борьбе с инакомыслием и контрреволюцией большевикам представлялась важной ликвидация влияния церкви на политическую и социально-культурную ситуацию в стране и избавление от так называемого реакционного духовенства. Репрессии против священников Русской православной церкви начались еще до опубликования Декрета об отделении Церкви от государства (20.01.1918 г.) и изъятия у Церкви капиталов, земли и зданий, и постановления наркомата юстиции (14.02.1919 г.) о вскрытии мощей, которые вызвали массовые протесты верующих. Волна репрессий против духовенства в 1917–1918 гг. унесла около 20 000 жизней (27). Многие убийства священнослужителей проходили с особой жестокостью или осуществлялись публично с различными унижениями казнимых лиц. Так, священнослужитель старец Золотовский был предварительно переодет в женское платье и затем повешен. 8 ноября 1917 г. Царскосельский протоиерей Иоанн Кочуров был подвергнут продолжительным избиениям, затем был убит путем волочения по шпалам железнодорожных путей. В 1918 г. три православных иерея в г. Херсоне были распяты на кресте. В декабре 1918 г. епископ Соликамский Феофан (Ильменский) был публично убит «путем периодического окунания в прорубь и замораживания, будучи подвешенным за волосы». В Самаре бывший Михайловский епископ Исидор (Колоколов) был посажен на кол. Епископ Пермский Андроник (Никольский) был убит «путем захоронения в землю заживо». Архиепископ Нижегородский Иоаким (Левицкий) был убит, согласно документально не подтвержденным данным, «путем публичного повешения вниз головой в севастопольском соборе». Епископ Серапульский Амвросий (Гудко) был убит «путем привязывания к хвосту лошади». В Воронеже в 1919 г. было одновременно убито 160 священников во главе с архиепископом Тихоном (Никаноровым), которого повесили на Царских вратах в церкви Митрофановского монастыря.

В начале января 1919 г. в числе других был зверски умерщвлен епископ Ревельский Платон (Кульбуш) (28: Кн. 9). Избранный в ноябре 1917 г. патриархом Московским и всея Руси митрополит Тихон в январе 1918 г. обратился к народу с воззванием и предал анафеме «всех, проливающих невинную кровь». «Явные и тайные враги стремятся к тому, чтобы… всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани… Ежедневно доходят до Нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному, все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и с беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности, совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей Отчизны… Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это — поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенны в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной… Заклинаем и всех вас, верных чад Православной церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение» (27).

13 октября 1918 г. в послании Совету Народных Комиссаров патриарх Тихон писал: «Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство… Вы обещали свободу… Великое благо — свобода, если она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы не дали; во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств, грабежей заключается дарованная вами свобода… Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые церковные проповедники; голос общественного и государственного осуждения и обличения заглушен; печать, кроме узко-большевистской, задушена совершенно… Дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая, и от меча погибнете сами вы, взявшие меч» (29).

В 1921 г. Россию охватил голод. Церковь не могла остаться равнодушной к смерти миллионов людей, и 21.08.1921 г. патриарх Тихон образовал Всероссийский Комитет помощи голодающим, который был закрыт по распоряжению властей ровно через неделю. Патриарх пишет письмо Ленину и предлагает передать часть церковных ценностей для закупки хлеба. Ленин зачитал послание патриарха на Политбюро и заявил, что, воспользовавшись случаем, надо обвинить церковь в нежелании помочь голодающим. 23 февраля 1922 г. был опубликован «Декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей», а 19 марта Ленин направил секретное письмо членам Политбюро, руководству ОГПУ, Наркомата юстиции и ревтрибунала: «Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе… Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны!) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету. Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимо… Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут… Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его. Самую кампанию проведения этого плана я представляю себе следующим образом: официально выступить с каким-то ни было мероприятием должен только тов. Калинин — никогда и ни в коем случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий. Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий не должна быть отменена. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме, именно потому, что она секретная, противник, конечно, скоро узнает)… Самого патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он, несомненно, стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были, как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского и Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно. На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, Народного комиссара юстиции и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет, ни о каком сопротивлении они не смели и думать. Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии тов. Троцкого и тов. Калинина без всякой публикации об этой комиссии и с тем, чтобы подчинение ей всех операций было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах…» (30).

Отряды ОГПУ — преемника ВЧК ринулись в храмы и монастыри. Вся кампания по изъятию ценностей вылилась в чистейшее мародерство, которое нанесло огромный моральный и материальный ущерб России. Потрясенный происходящим 28 февраля Тихон обратился с воззванием ко всем «верующим чадам Российской Православной Церкви», объявив действия властей «святотатством». С протестующими не церемонились. Документы сообщают о случаях, когда толпы верующих рассеивались пулеметным огнем, а арестованных в тот же день расстреливали.

В ходатайстве на имя Ленина 16 июня приходская община села Барант Красноярского уезда Енисейской губернии в количестве 6 тыс. прихожан просила заменить изъятие немногочисленных ценностей из местного сельского храма продуктами в количестве 150 пудов хлеба, 75 пудов мяса, 15 пудов масла. ЦК Помгомола (Комитета помощи голодающим) отказал в ходатайстве. Большевикам нужно было золото, а не хлеб для голодающих. По данным Помгомола по состоянию на 1 ноября 1922 г., было изъято следующее количество церковных ценностей: золота — 33 пуда 32 фунта, серебра — 23 997 пудов 23 фунта, бриллиантов — 35 670 штук, других драгметаллов — 71 762 штуки, жемчуга — 14 пудов 32 фунта, золотой монеты — 3115 рублей, серебряной монеты — 19 155 рублей, различных драгоценных камней — 52 пуда 30 фунтов. Стоимось изъятого оценивалась на сумму 4 650 810 рублей 67 копеек. Кроме того, было изъято 964 единицы антикварных изделий (31: 59–60).

По самой скромной оценке специалистов, чистая прибыль мародеров составила два с половиной миллиарда золотых рублей. Некоторые исследователи утверждают, что эту цифру можно, не греша против истины, увеличить раза в три.

А как же обстояло дело с закупками хлеба? Официальная советская статистика указывает, что в 1922–1923 гг. хлеба за границей было закуплено всего на один миллион рублей — и то на семена. Что же касается закупок скота и сельскохозяйственных орудий, то их не было вообще. Церкви и монастыри были разграблены, как и приказал Ленин, «с беспощадной решительностью» и «в кратчайший срок». Чекисты расстреляли 32 митрополита и архиепископа, тысячи священников, дьяконов, монахов и простых верующих. В их числе был и митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин, расстрелянный 13.08.1922 г. вместе с архимандритом Сергием (Шейным), адвокатом И.М. Ковшаровым и профессором Ю.П. Новицким. Причислен клику святых в 1992 г.

По неполным данным, в течение 1922 г. было уничтожено 8100 духовных лиц; кроме того, тысячи людей погибли, защищая святые иконы и священные сосуды от комиссий по изъятию церковных ценностей (32:143). Патриарх Тихон был арестован вместе с членами Священного Синода в мае 1922 г. Скончался 25 марта 1925 г. в возрасте 60 лет — по официальным данным, от сердечной недостаточности, хотя существует версия о его отравлении. По оценкам некоторых историков, с 1918 г. до конца 1930 г. в ходе репрессий в отношении духовенства было расстреляно либо умерло в местах лишения свободы около 42 000 священнослужителей.

Подобные данные по статистике расстрелов приводит Свято-Тихоновский Богословский институт, проводящий анализ репрессий в отношении священнослужителей на основе архивных материалов, сообщая о 3000 расстрелов в 1918 г. По данным этого института, более чем 400 архиереев подверглись репрессиям, из них свыше 300 были казнены или скончались в заключении, «но даже и эти огромные цифры потерь среди православного епископата далеко не являются исчерпывающими, и можно ожидать заметного увеличения этого списка».

В числе жертв «красного террора» Николай II, его семья, доктор Боткин и прислуга, великие князья: Михаил Александрович (убит и его секретарь англичанин Брайан Джонсон), Николай Михайлович, Павел Александрович, Николай Константинович, Дмитрий Константинович, Георгий Михайлович. Были убиты также великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Сергей Михайлович; князья императорской крови Иоанн Константинович, Константин Константинович (младший), Игорь Константинович (дети великого князя Константина Константиновича), князь Владимир Павлович Палей (сын великого князя Павла Александровича от его морганатического брака с Ольгой Пистолькорс). Казнены были также царские министры А.Н. Хвостов, Н.А. Маклаков, А.А. Макаров, А.Г. Булыгин, А.Д. Протопопов, И.Г. Щегловитов, генералы Н.Н. Духонин, Я.Г. Жилинский, Н.В. Рузский, Радко-Дмитриев, П.К. Ренненкампф, адмиралы А.В. Колчак, Н.А. Непенин, Р.Н. Вирен, А.М. Щастный, В.К. Гирси и многие, многие другие.

Точные данные о числе жертв большевистского террора отсутствуют. Согласно сведениям, опубликованным лично Лацисом, в 1918 г. и за 7 месяцев 1919 г. были расстреляны 8389 человек, заключено в концлагеря 9496 человек, в тюрьмы — 34 334; взяты в заложники 13111 человек и арестованы 86 893 человека. Согласно Роберту Конквесту, всего по приговорам ревтрибуналов и внесудебных заседаний ЧК в 1917–1922 гг. было расстреляно 140 тыс. человек. Особой следственной комиссией по расследованию злодеяний большевиков в начале 1920-х гг. была обнародована цифра в 1 млн 700 тыс. человек жертв «красного террора». Современный исследователь истории ВЧК Олег Борисович Мозохин на основании архивных данных утверждает, что «со всеми оговорками и натяжками число жертв органов ВЧК можно оценивать в цифру никак не более 50 тыс. человек» (33). Общий итог «победы» революции был трагичным. В стране умерло от голода 5–6 млн человек, погибло в Гражданской войне, по разным данным, от 2 до 7 млн человек. Примерно 2 млн человек оказались в эмиграции. «Красный террор» открыл дорогу и послужил фундаментом для всех последующих репрессивных кампаний советского режима, включая искусственный голод и большой сталинский террор. «Идеи диктатуры пролетариата, красного террора, насильственного устранения эксплуататорских классов, так называемых врагов народа и Советской власти привели к массовому геноциду населения страны 20—50-х гг., разрушению социальной структуры гражданского общества, чудовищному разжиганию социальной розни, гибели десятков миллионов безвинных людей» (34).

Подавление восстаний Рабоче-Крестьянской Армией

Гражданскую войну в России обычно рассматривают как войну красных и белых. Однако за подвижными фронтами между Красной Армией и разнородными формированиями, входящими в белую армию, на так называемом «внутреннем фронте» полыхали крестьянские восстания. Они начались летом 1918 г. и достигли кульминации зимой 1920/21 г. Две причины толкали крестьян к выступлениям: реквизиции и насильственная мобилизация в Красную Армию. Солдаты, вернувшиеся домой после трехлетнего пребывания в окопах, отказывались вступать в ряды Красной Армии. Крестьяне, уклоняющиеся от мобилизации, уходили в леса, составляя основной контингент отрядов зеленых. Число дезертиров в 1919–1920 гг. оценивается в три с лишним миллиона. В 1919 г. было задержано и арестовано различными подразделениями ЧК и специальных комиссий по борьбе с дезертирством около 500 000 человек; в 1920 г. — от 700 до 800 тыс. От полутора до двух миллионов дезертиров, в основном крестьян, отлично знавших местность, смогли избежать поимки. В мае 1918 г. Ленин подписал декрет «О продовольственной диктатуре», согласно которому все продовольствие в стране изымалось у хозяев и распределялось исключительно советской властью. Свободный рынок запрещался. Большевики хорошо понимали: у кого в руках хлеб, у того и власть. Вскоре был подписан Декрет о принудительной «продразверстке». Для изъятия хлеба у крестьян была создана продармия, главным комиссаром и военным руководителем которой был Г.М. Зусманович. Примерно половину бойцов продармии составляли рабочие охваченного безработицей Петрограда и других городов, привлеченные регулярным содержанием и получением части конфискованного зерна. В деятельности продотрядов принимали участие будущие генералы С.Г. Поплавский, С.А. Калинин и другие впоследствии видные деятели советской эпохи. Бойцами продотрядов и сотрудниками ЧК были и писатели М.А. Шолохов и И.Э. Бабель. В состав продотрядов, а также в части особого назначения (ЧОН) и ЧК, изымающие хлеб наряду с продотрядами, кроме рабочих, включались латыши, венгры, китайцы и прочий интернациональный сброд, попавший в Россию во время военно-революционной смуты и безжалостный к чуждому ему населению (35). Презирающие русский народ, почти не знающие языка, они были идеальными исполнителями воли революционных вождей. По данным историка М. Бернштама, в 1918 г. «интернационалисты» составляли 19 % от общей численности Рабоче-крестьянской Красной Армии, а в 1920 г., после всеобщей мобилизации, — 7,6 %. Эти карательные войска общей численностью до 300 тыс. бойцов и сыграли решающую роль в подавлении всех восстаний. Бернштам утверждает, что интернационалисты «сыграли ключевую роль в победе режима над населением», «спасли мировую революцию от русского народа», контролировали и «террористически прочищали» ненадежную армию, «стали главной, решающей силой социализма в 1917–1920 гг.» (36). Активная роль инородцев в российских делах подтверждается и тем, что на памятниках погибшим при подавлении «кулацких» восстаний в основном нанесены фамилии воинов-интернационалистов.

Декретом от 11 июня 1918 г. были созданы комитеты деревенской бедноты (комбеды), призванные тесно сотрудничать с продовольственными отрядами, а также участвовать в реквизициях в обмен на передаваемую им часть изъятого у зажиточных крестьян зерна. Однако реквизиции коснулись большинства крестьян. Это вызвало всеобщее недовольство. В то время как горы зерна гнили на элеваторах и в вагонах, эшелонами отправлялись в Германию по позорному Брестскому миру, в стране начался голод. Не признавая большевиков, видя в них грабителей, крестьяне как могли противились изъятию хлеба. Продовольственные отряды входили в села, сгоняли жителей на сход и, угрожая оружием, требовали выдать зерно. Для устрашения продотрядовцы расстреливали упорствующих. Крестьяне не верили в «светлое будущее», которое не просматривалось за штыками китайцев, латышей и люмпен-пролетариев. Им были более понятны мысли, изложенные, например, в одной из листовок восставших: «Повстанческая армия считает своим святым долгом стать на защиту интересов трудового крестьянства против попытки господ коммунистов впрячь в свой хомут трудовое крестьянство. Повстанческая армия — меч в руках трудового народа призывает Вас, товарищи крестьяне и рабочие, самим взять в свои руки и дальнейшее строительство своего счастья, и свои народные трудовые богатства без помощи партийных лиц, пророков и большевистских шарлатанов, которые достойны смерти как гнусные воры, трусы и разбойники перед трудовым народом, в котором они находят только «человеческий материал» и пушечное мясо» (37: 337).

Действия продотрядов и реакцию на них крестьян можно проследить по событиям, происходящим в то время в российской деревне. В Тамбовском селе Козловка, куда прибыл «летучий отряд» из китайцев для установления советской власти и изъятия хлеба, продотрядовцы согнали крестьян на сход к церкви. Комиссар отряда, в пенсне, с черной бородкой, на вид добрый дядюшка, влез на тачанку с пулеметом и обратился к крестьянам с речью. Он сказал, что отныне в селе будет советская власть, от которой им ничего плохого не будет, а поэтому нужно будет создать совет из уважаемых людей. Крестьяне, переговорив между собой, начали называть имена уважаемых в селе людей. Когда они были названы, комиссар ласковым голосом предложил всем рекомендованным в совет выйти к тачанке. Вышедших сразу же взяли в кольцо китайцы и, щелкая затворами винтовок, стали оттеснять к церковной стене. Раздалась команда, и прозвучал винтовочный залп. Среди народа раздался истошный женский вопль, а затем заголосили и остальные женщины. Мужики, шокированные произошедшим, не сразу смогли прийти в себя от такой подлости. Первыми на китайцев кинулись бабы, а потом опомнились и мужики, похватав оглобли и колья. Раздались беспорядочные выстрелы, но народ уже смял пришельцев. Комиссар кинулся к пулемету, но у того перекосило ленту. Озверевший народ, отбирая у китайцев винтовки, забивал их оглоблями и колами, топча ногами под вой и крики. Помимо расстрелянных в селе было убито несколько женщин и ребенок четырех лет. Отряд был уничтожен озверевшей толпой, а комиссара чуть живого с выбитыми глазами мужики подтащили к козлам для распиловки дров и кинули на них. Держа за голову и ноги, вопящего от боли, его распилили пилой пополам.

Такой же «летучий отряд» из матросов, анархистов и мадьяр возглавляла комиссар Гельберг С.Н., получившая в тамбовских селах клички Красная Соня и Кровавая Соня. Эта садистка в присутствии селян лично расстреливала «богатеев», священников, офицеров и гимназистов, издеваясь при этом над своими жертвами. Отряд Кровавой Сони крестьянами также был уничтожен, а она, захваченная живой, по решению схода нескольких сел была посажена на кол, где умирала в течение трех дней.

В 1918 г. в одном из сел Тамбовской губернии «пьяная орава коммунистов — установителей Советской власти» ногами до смерти забила священника Космодемьянского, дедушку будущих Героев Советского Союза Зои и Шуры Космодемьянских, разграбила его дом, запретив под страхом смерти хоронить убитого старика. Он был предан земле через пять дней, когда бандиты ушли дальше устанавливать советскую власть. Семья Космодемьянских бежала от этого кошмара на Дальний Восток к родственникам. Однако всюду полыхала война, и семья переехала в Москву, стараясь затеряться среди многолюдья. В 1937 г. отец Зои и Шуры был арестован органами НКВД и навсегда канул в бездну сталинских лагерей (38: 46–49).

Осенью 1918 г. «Известия Пензенской Губчека» публикуют следующую информацию: «За убийство товарища Егорова, петроградского рабочего, присланного в составе продотряда, было расстреляно 152 белогвардейца. Другие, еще более суровые меры будут приняты против тех, кто осмелится в будущем посягнуть на железную руку пролетариата». (Егоров был убит уголовником, сбежавшим из тюрьмы. — В.И.) Донесения ЧК позволяют представить накал этой войны. 10 октября 1918 г. Череповецкая уездная ЧК. В уезде убит организатор комитетов бедноты. В ответ на это в г. Череповце расстреляны заложники: Кирилловский епископ Варсонофий, игуменья Ферапонтиевского монастыря Серафима, Бурлаков, Барашков, Трубников, Метышев, Пронин, Фокин, Савин и Агашин. В Субботинской волости Тверской губернии крестьянами дер. Двоенки и Подберезовки зверски убиты трое. Среди них член Зубцевского Исполкома Павлов (по имеющимся сведениям, зарыт живым, что видно из того, что в могиле оказалось много крови). Трупы вырыты в одном белье и отправлены в Зубцов. Отряд Тверского батальона возвращается обратно».

«Из оперативной сводки за 12 июля 1919 г.: сообщено по прямому проводу из Ярославля Кузмичевым 11 июля с.г. в 23 час. ночи. По сведениям разведки, дезертиры группируются в дер. Никольской Петропавловской вол. Костромской губ., которых насчитывается около 5 тыс. человек. Нашими отрядами ведется наступление на линии Кабаново. Отрядом захвачен караул зеленых численностью 40 человек. Тамбовская губ. 31 июля. Работа отрядов по ловле дезертиров протекает успешно. В лесах Темниковского уезда скрывается около 1400 дезертиров, в Кирилловской и Сядемской вол. Спасского уезда скопилось около 1500 дезертиров. Костромская губ. Политическое положение. Кирилловская вол. После перевыборов в волсовет прошли кулаки. Военное положение… Белые банды продолжают скрываться по лесам и терроризировать население. Было несколько случаев зверского убийства сторонников и работников Советской власти. При столкновении отрядов Советской власти с дезертирами от снарядов сгорели два села — Саметь и Селюце. Общее положение…

Воздвиженская вол. Председатель волисполкома к уничтожению дезертирства относится крайне пассивно. Отряды во главе с начальниками, работавшие по подавлению восстаний в Красносельской, Семеновской, Быгизинской и Мисковской вол. бесчинствовали — незаконные реквизиции продуктов сопровождались убийствами.

30 апреля 1919 г. Тамбовская губерния. В начале апреля в Лебедянском уезде вспыхнуло восстание кулаков и дезертиров на почве мобилизации людей и лошадей и учета хлеба. Восстание шло под лозунгом: «Долой коммунистов! Долой советы!» Восставшие разгромили четыре волисполкома, замучили варварски семь коммунистов, заживо распиленных. Прибывший на помощь продармейцам 212-й отряд внутренних войск ликвидировал кулацкое восстание — 60 человек арестовано, 50 расстреляно на месте; деревня, откуда вспыхнуло восстание, — сожжена.

11 июня 1919 г. Воронежская губерния. Положение улучшается. Восстание в Новохоперском уезде можно считать ликвидированным. Бомбами с аэропланов сожжено село Третьяки — гнездо восстания. Операции продолжаются.

Из Ярославля. 23 июня 1919 г. Восстание дезертиров в Петропавловской волости ликвидировано. Семьи дезертиров были взяты в качестве заложников. Когда стали расстреливать по мужчине в каждой семье, зеленые стали выходить из леса и сдаваться. Расстреляно 34 вооруженных дезертира».

В донесениях ЧК приводятся также обобщенные итоги войны по усмирению деревни: за период между 15 октября и 30 ноября 1918 г. только в двенадцати губерниях России вспыхнуло 44 бунта, в результате которых 2320 человек были арестованы, 620 убиты в бою, 982 расстреляны. При этом погибли 480 советских работников и 112 бойцов продовольственных отрядов Красной Армии и частей ЧК. За сентябрь 1919 г. «в десяти губерниях, о которых есть обобщенная информация, арестованы 48 735 дезертиров и 7325 «бандитов», 1826 человек убиты в бою и 2230 —расстреляны, 430 жертв насчитывается среди военных и советских работников. Этот далеко не полный перечень не включает жертвы крупнейших крестьянских восстаний» (39: 85,104,139,150,163,181).

10 августа Ленин предлагает наркому продовольствия Цюрупе проект декрета: «…взять в каждой хлебной волости 25–30 заложников из богачей, отвечающих жизнью за сбор и ссыпку всех излишков». Помимо системы заложничества большевистские руководители применили летом 1918 г. другой репрессивный инструмент — концентрационные лагеря. 9 августа 1918 г. Ленин телеграфировал в Пензенский губисполком: «Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города». Число заключенных как в трудовых, так и в концентрационных лагерях постоянно росло от примерно 16 000 в мае 1919 г. до 70 000 в сентябре 1921 г. И это без учета лагерей, созданных в Тамбовской губернии к лету 1921 г.

К июню 1918 г. волнения приняли форму настоящей войны. По материалам ВЧК, в 1918 г. в 20 губерниях России произошло 245 восстаний. В результате этих восстаний большевики потеряли 875 человек, а восставшие — 1821. Кроме того, 2431 человек из числа восставших были расстреляны. Восстания и массовые отказы солдат и унтер-офицеров от явки на приемные пункты начались в Орловской, Курской и Воронежской губерниях. В августе началось восстание в ряде волостей Пензенской губернии, а в ноябре очаги восстания запылали в Рязанской, Смоленской, Тамбовской, Тульской, Ярославской и Череповецкой губерниях. В ноябре 1918 г. практически вся территория России, контролируемая большевиками, оказалась охвачена крестьянским движением.

Наивысший накал сопротивления крестьян отмечен в марте 1919 г. В этом месяце крестьяне должны были сдать 30 % разверстки. В это время восстания повсеместно произошли в Пензенской, Уральской, Оренбургской, Вятской, Казанской и частично в Московской губерниях. Восстало до 10 тыс. казаков в районе Поворино-Царицыно и Лиски-Миллеровская, а также в станицах Вешенская, Шумилинская и Еланская. Осенью 1919 г. вспыхнули восстания в ряде волостей Череповецкой и Новгородской губерний, которые отказались сдавать скот для Красной Армии. Волости были объявлены на военном положении. Восстания разрастались: в марте — августе 1919 г. — в районах Средней Волги и Украины; в феврале — августе 1920 г. — в губерниях Самарской, Уфимской, Казанской, Тамбовской, в Средней Азии. Выкачав все, что можно, из сельских районов Южной России и Украины, большевики осенью 1920 г. обратили свой взор на Западную Сибирь, где размеры продразверстки были произвольно установлены «…с учетом экспорта зерна из края в 1913 г.».

Как и повсюду, сибирские крестьяне поднялись на защиту плодов своего труда и ради собственного выживания. В январе — марте 1921 г. большевики утратили контроль над губерниями Тобольской, Омской, Оренбургской, Екатеринбургской, т. е. территорией, превосходящей по размерам Францию. Транссибирская магистраль — единственная железная дорога, связывающая европейскую часть России с Сибирью, — оказалась перерезанной. 21 февраля Народная крестьянская армия овладела Тобольском и удерживала город до 30 марта. С конца 1920 г. и в течение всей первой половины 1921 г. крестьянские волнения, жестоко подавляемые на Украине, Дону, Кубани, Западной и Восточной Сибири, достигают в России масштабов подлинной крестьянской войны с центром в Тамбовской, Пензенской, Самарской, Саратовской и Симбирской губерниях. В 1920 г., когда на территории Центральной России, Поволжья, Урала и Сибири уже не было интервентов и белых армий, в 36 губерниях сохранялось военное положение и шла борьба с крестьянским движением. В феврале — марте 1920 г. восстания разгорелись в Уфимской, Вятской, Пермской и Екатеринбургской губерниях, где хлеб выметали «под метелку». Восстания распространились на уральские и сибирские территории: Омскую, Томскую, Енисейскую и Алтайскую.

В январе 1922 г. Горный Алтай был объявлен на чрезвычайном положении. Кровавый след оставили после себя каратели в Сибири. Там произошло более тысячи крестьянских восстаний, что тщательно скрывалось и стало известно только в последние годы. В борьбе с повстанчеством местные власти особенно широко использовали институт заложиичества и круговой поруки. Заложники подлежали расстрелу не только в случаях приближения повстанческих отрядов к уездным или волостным центрам, но и при «малейшем поползновении на попрание прав представителей власти» (40: 7—22).

На подавление крестьянских восстаний, как правило, бросали значительные силы Красной Армии, части особого назначения. Например, против повстанцев Степного Алтая выступили три полка 26-й стрелковой дивизии, четыре бригады, курсанты военной школы, коммунистические отряды. Общее командование ими было поручено начальнику

26-й дивизии Яну Гайлиту. С восставшими расправлялись самым жестоким образом. Документы свидетельствуют, что, например, 13 июля 1920 г. в бою за село Волчиха красноармейцы имели одного убитого и 12 раненых, а повстанцы — около 900 погибших. Последних хладнокровно зарубили бойцы 1-го кавалерийского дивизиона 87-й бригады ВОХР. А красноармейцы 226-го Петроградского полка 26-й дивизии за 13–17 июля 1920 г. только в пяти селах Славгородского уезда убили около 1600 мятежников (41).

В 1921 г. засуха поразила обширные территории Поволжья, Казахстана и Западной Сибири, южные районы Украины и Черноземного Центра, в результате чего разразился голод. Крестьяне резали скот, в пищу употреблялись собаки и кошки, в хлеб — мох, желуди, жмых и мякина. Отовсюду поступали сведения о многочисленных случаях голодной смерти, самоубийств и каннибализма. Всего в 1921–1922 гг. голодало свыше 30 миллионов человек, а от голода погибли от 1,5 до 2 миллионов человек (42: 42, 49).

Наиболее крупными народными восстаниями против советской власти с формированием крупных повстанческих армий были восстания в Тамбовской губернии под руководством А.С. Антонова и на Украине под руководством Н.И. Махно. В Тамбовской губернии в 1920 г. была резко повышена продразверстка, которую проводили губпродкомиссар Гольдин, секретари губкома Райвид и Пинсон, заведующий отделом пропаганды Эйдман и председатель губисполкома Шлихтер. Губерния вместо 18 миллионов пудов зерна должна была сдать 27 миллионов. Но еще до этого распоряжения крестьяне, зная, что все, что они не смогут употребить, будет реквизировано, резко сократили посевные площади. Таким образом, выполнение продразверстки означало голодную смерть для крестьянства.

Осенью 1918 г. хлеб у крестьян в губернии реквизировали 50 продотрядов численностью до 50 тыс. человек. Такой плотности реквизиторов не было ни в одной губернии (43). «Крестовый поход» за хлебом и деятельность продотрядов комбедов вызвали волнения крестьян, которые в августе переросли в народное восстание, которое наряду с Кронштадтским восстанием заставило Ленина отказаться от продразверстки. Численность восставших достигла 20–25 тыс. человек, многие из которых были вооружены огнестрельным оружием. Из восставших были сформированы две армии, имеющие в своем составе соответственно девять и четыре полка по 300–500 человек в каждом (44:241). Максимальное число бойцов в повстанческой армии, не считая внутренней охраны, достигло в феврале 1920 г. 40 тыс. человек, которое к весне 1921 г. снизилось до 25 тыс. Армия была хорошо организованной: в ней имелись отделы, обеспечивающие разведку, связь, медицинское обслуживание и снабжение.

В феврале 1921 г. в Тамбов для борьбы с бандитизмом был направлен Антонов-Овсеенко, который возглавил Полномочную комиссию ВЦИК. В апреле по решению Политбюро ЦК «единоличным командующим войсками Тамбовской губернии» был назначен «герой» Кронштадта М.Н. Тухачевский. Он прибыл в Тамбов с военачальниками Н.Е. Какуриным, И.П. Уборевичем, Г.И. Котовским и представителями карательных органов Г.Г. Ягодой и В.В. Ульрихом. Прекращение польской кампании и войны против Врангеля позволило бросить на подавление восстания почти стотысячную армию, в которую вошли специальные части ВЧК, бронепоезд, бронеавтомобили, тяжелая артиллерия и авиация. Командующий войсками Тухачевский и председатель Полномочной комиссии ВЦИК Антонов-Овсеенко установили в Тамбовской губернии подлинный оккупационный режим, применяя массовое взятие заложников, смертные казни, заключение в наспех оборудованные концлагеря, атаки отравляющими боевыми веществами и депортации целых деревень, заподозренных в помощи «бандитам». Какими методами проводилось «умиротворение» Тамбовской губернии, видно из приказов карателям, подписанных Антоновым-Овсеенко и Тухачевским. Приказ № 171 от 11 июня 1921 г. Тамбов. «1. Граждан, отказывающихся называть свое имя, расстреливать на месте, без суда. 2. Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполиткомиссии или райполиткомиссии объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия. 3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье. 4. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда. 5. Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитов, и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда. 6. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать. 7. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно». На следующий день после объявления этого приказа «красный маршал» и «победитель Кронштадта» по согласованию с вождями Лениным и Троцким приказал применить против повстанцев газы.

«Приказ № 0116 (Оперативно-секретный). Тамбов. 12 июня 1921 г. Остатки разбитых банд и отдельные бандиты, сбежавшие из деревень, где восстановлена Советская власть, собираются в лесах и оттуда производят набеги на мирных жителей. Для немедленной очистки лесов ПРИКАЗЫВАЮ: 1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами; точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось. 2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов. 3. Начальникам боевых участков настойчиво и энергично выполнять настоящий приказ. 4. О принятых мерах донести. Командующий войсками Тухачевский. Начальник штаба войск Какурин».

Это было первое в мире после Первой мировой войны применение отравляющих газов и единственное в истории человечества их применение против собственного народа. (Организаторы массового уничтожения крестьян — Тухачевский, его заместитель Уборевич и Антонов-Овсеенко — были расстреляны в 1937–1938 гг. Реабилитированы Хрущевым. Нарушивший присягу царский полковник Какурин арестован органами НКВД и умер в 1936 г. в тюрьме. Интересно было бы узнать, вспомнили ли перед смертью каратели об отравленных газом тамбовских крестьянах и расстрелянных кронштадтских матросах.)

Приказ Полномочной комиссии ВЦИК о порядке чистки в «бандитски настроенных» волостях и селах № 116 от 23 июня 1921 г. «Опыт первого боеучастка показывает большую пригодность для быстрого очищения от бандитизма известных районов по следующему способу чистки. Намечаются наиболее бандитски настроенные волости, и туда выезжают представители уполиткомиссии, особотделения, отделения РВТ и командования вместе с частями, назначенными для проведения чистки. По прибытии на место волость оцепляется, берутся 60—100 наиболее видных заложников и вводится осадное положение. Выезд и въезд из волости должны быть на время операции запрещены. После этого созывается полный волостной сход, на коем прочитываются приказы Полнком ВЦИК № 130 и 171 и написанный приговор для этой волости. Жителям дается два часа срока на выдачу бандитов и оружия, а также бандитских семей, и население ставится в известность, что в случае отказа дать упомянутые сведения взятые заложники через два часа будут расстреляны. Если население бандитов и оружие не указало по истечении 2-часового срока, сход собирается вторично и взятые заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники, и собравшимся на сход вторично предлагается выдать бандитов и оружие. Желающие это исполнить становятся отдельно, разбиваются на сотни, и каждая сотня пропускается для опроса через опросную комиссию из представителей особотдела РВТ. Каждый должен дать показания, не отговариваясь незнанием. В случае упорства производятся новые расстрелы и т. д. По разработке материала, добытого из опросов, создаются экспедиционные отряды с обязательным участием в них лиц, давших сведения, и других местных жителей, которые направляются на ловлю бандитов. По окончании чистки осадное положение снимается, водворяется ревком и насаждается милиция. Настоящее Полнком ВЦИК приказывает принять к неуклонному руководству и исполнению. Председатель Полномочной комиссии ВЦИК Антонов-Овсеенко! Командующий войсками М.Тухачевский. Предгубисполкома Лавров».

Приказ Полномочной комиссии ВЦИК о взятии и расстреле заложников в случае разрушения мостов. № 189, г. Тамбов. 9 июля 1921 г. «Разгромленные банды прячутся в лесах и вымещают свою бессильную злобу на местном населении, сжигая мосты, портя плотины и прочее народное достояние. В целях охранения мостов Полнком ВЦИК приказывает: 1. Немедленно взять из населения деревень, вблизи которых расположены важные мосты, не менее пяти заложников, коих в случае порчи моста надлежит немедленно расстреливать. 2. Местным жителям организовывать под руководством ревкомов оборону мостов от бандитских налетов, а также вменить населению в обязанность исправление разрушенных мостов не позднее, чем в 24-часовой срок. 3. Настоящий приказ широко распространить по всем деревням и селам. Предполком ВЦИК Антонов-Овсеенко. Командвойск Тухачевский. Предгубисполкома Лавров» (45).

Для оценки ситуации в области представляет интерес ответ руководителя тамбовского восстания А.С. Антонова на предложение большевиков сдаться: «Я был довольно удивлен, когда от Вас получил письмо. Вы мне пишете: «Если вы сознательный, а мы в этом уверены, вы должны прийти к нам и сдать все имеющееся у вас оружие, а людей своих распустить по домам». Так вот на что вы надеетесь. Это становится довольно интересно. Так какое оружие вы от нас хотите получить? То, которое добыто нами у вас ценой нашей крови? Для защиты своего имущества и собственной жизни от вас — насильников, разбойников и самозванцев. Это с вашей стороны придумано не умно. У вас еще хватает нахальства и наглости называть нас «бандитами». Вы оглянитесь кругом и назад, что вы натворили за то короткое время, как самозвано захватили в стране власть. Кругом одно насилие над нашим народом и сплошное его ограбление с уничтожением ни в чем не повинных людей, будь то старики, дети и женщины. Если взять и собрать все жертвы всевозможных властителей и деспотов, а также всех простых убийц и положить их на чашу весов, а на другую всех убитых вашей подлой рукой, то ваша чаша с убитыми и замученными вами людьми с грохотом упадет на стол, перетянув первую. Потому что таких извергов, как вы, еще никогда не видала наша земля. Посмотрите сами кругом, что вы наделали. Стон стоит от этого. Сплошь грабежи и убийства. От кого летят у крестьян в щепки двери амбаров и ворота, от кого льется народная кровь? Только от вас — самозванцев и хамов. А вы нас зовете «бандитами». У кого мы отняли его имущество? Тронули ли мы хоть единым пальцем старика, вдову или ребенка? Нет, не тронули. Все это делаете вы — коммунисты, вампиры и кровососы народной крови. Это вы-то не знаете, за что мы боремся против вас? Прошу вас прислать двух или трех представителей вашей Красной Армии. Жизнь им гарантирована, как и никакого над ними насилия. И пусть смотрят сами, кто есть кто. Но если вы по-прежнему будете в деревнях и селах убивать семьи наших народных партизан и их детей и жен, от нас пощады не будет. Антонов» (46: 78).

Массовые расстрелы восставших производили по ночам в подвалах резиденции Полномочной комиссии ВЦИК, Казанском монастыре и в уездах. Расстрелянных вывозили на Петропавловское кладбище или зарывали в ямах на берегу реки Цны. Б.В. Сенников приводит данные о трех этапах, включающих 850,563 и 490 детей повстанцев, направляемых в тамбовские лагеря из различных уездов. Сохранился список фамилий 23 подростков в возрасте 14–16 лет, изъятых из одного из таких этапов и расстрелянных по постановлению Особого отдела Полномочной комиссии ВЦИК РСФСР, подписанному начальником Особого отдела Турунбергом и его заместителем Рубинштейном (46:102). К июлю 1921 г. военные власти и органы ЧК открыли в губернии десять концентрационных лагерей, в том числе по два лагеря в Тамбове, Моршанске и Борисоглебске и по одному в Козлове, Кирсанове, Инжавино и Сампуре. Тамбовские каратели в 1921 г. докладывают: «В качестве заложников берутся ближайшие родственники лиц, участвующих в бандитских шайках, причем берутся они целиком, семьями, без различия пола и возраста. В лагеря поступает большое количество детей, начиная с самого раннего возраста, даже грудные». В докладе по улучшению жизни детей при тамбовском Губисполкоме приводились сведения о количестве детей, содержащихся в концлагерях губернии на 1 августа 1921 г.: до 3-х лет — 397, до 5 лет — 758 детей. Всего 1155 детей (47).

В лагерях было размещено по меньшей мере 50 000 человек, главным образом стариков, женщин и детей, «заложников» и членов семей крестьян-дезертиров. Обстановка в них была ужасающей: там свирепствовали тиф и холера, и полуодетые узники страдали от всех возможных бед. Летом 1921 г. дал о себе знать голод. Смертность к осени поднялась до 15–20 % в месяц. Заложники и заложницы содержались как в Тамбове, так и отправлялись в тюрьмы других городов, включая Москву и Петроград («Выборгская тюрьма»). Начиная с ноября 1921 г. тысячи тамбовских крестьян из «усмиренных» деревень и сел вывозились в концентрационные лагеря на север России, в Архангельск и Холмогоры. Поданным С. Мельгунова, «в одном Кожуховском концентрационном лагере под Москвой (в 1921–1922 гг.) содержалось 313 тамбовских крестьян в качестве заложников, в числе их дети от 1 месяца до 16 лет. Среди этих раздетых (без теплых вещей), полуголодных заложников осенью 1921 г. свирепствовал сыпной тиф» (48: 28–30).

Осенью 1921 г. Тамбовскую губернию, как и другие регионы страны, поразил голод. О его масштабах можно судить хотя бы по неполным данным, приведенным в отчете губкома РКП(б) за декабрь 1921 г. «О голоде и уголовной преступности в Тамбовской губернии». «…Объективные условия, создающие экономическую конъюнктуру губернии, суть — голод, охватывающий преимущественно южные уезды — Борисоглебский, в котором насчитывается 120104 голодающих, Кирсановский — до 160 000 человек, Тамбовский — 60 000 человек и Усманский — свыше 100 000 человек, причем в прочих уездах также количество голодающих превышает несколько сот тысяч человек. По сведениям, представленным специальными обследованиями голодающих уездов, на каждые 100 случаев рождения приходится в среднем до 216 смертей (точно — на 100 случаев рождения от 122 до 136 смертей по Костино-Отделецкой, Кулябовской и др. волостям Борисоглебского уезда), причем установлено, что 72 % смертей происходит на почве голода; что же касается заболеваемости, то она, по мнению врачей, должна быть целиком отнесена за счет голода. По данным губздравотдела, крестьянское население многих волостей, отчаявшись в возможности просуществовать, покидают целыми деревнями свои насиженные места и движутся в поисках хлеба. Главная тяжесть голода падает на детей, которые в этой обстановке гибнут сотнями…» (49).

Летом 1921 г. основные силы повстанцев были разбиты. Руководитель восстания Александр Степанович Антонов еще целый год скрывался в лесах, был выслежен и убит 24 июня 1922 г. в селе Нижний Шибряй Борисоглебского уезда. В этой войне «отличились» многие герои Гражданской войны. В автобиографии А.П. Голиков-Гайдар пишет: «…Был командиром 58-го отдельного полка армии по подавлению восстания в Тамбовской губернии (антоновщина)…» Активное участие в подавлении восстания принимали такие известные деятели, как Федько И.Ф., будущий генерал Тюленев И.А., известный «экспроприатор» Котовский и другие. Как это ни печально, но и прославленный маршал Жуков свой первый орден получил за «усмирение» тамбовских крестьян. По данным Б.В. Сенникова, за 1920–1922 гг. население Тамбовской области сократилось на 240 тыс. Из них треть погибла в боях и от террора большевиков.

Крестьянское восстание под руководством Н.И. Махно охватило Екатеринославскую, Херсонскую, Таврическую, Полтавскую и Харьковскую губернии. Оно распространилось также на некоторые районы Дона, Кубани, Воронежской, Тамбовской и Саратовской губерний. По данным советского командования, в мае 1919 г. повстанческая армия Махно насчитывала 20 тыс. штыков и 2 тыс. сабель. Сам Махно по состоянию на июнь 1919 г. оценивал ее в 27 тыс. бойцов. Осенью того же года численность повстанческой армии достигла 30–35 тыс. (50:145,228).

Махно в июне 1918 г. в Москве встречался с Лениным и Свердловым. Он трижды заключал соглашения с советской властью. В феврале 1919 г. его отряды стали третьей бригадой советской Заднепровской дивизии, а он — комбригом Красной Армии. В мае того же года бригада была реорганизована в дивизию и «батька» соответственно стал советским начдивом. Он боролся против Красной и Добровольческой армий, Петлюры, Скоропадского и Врангеля. После совместной победы над Врангелем началась ликвидация «махновщины». 26 ноября 1920 г. приказом Фрунзе Махно и его отряды объявлялись врагами Советской Республики. Командиры Крымской группы махновцев были приглашены на совещание в штаб Фрунзе, где были арестованы и расстреляны. Против махновцев была развернута мощная пропагандистская кампания, в которой использовались провокационные средства вроде мифа о тайном союзе Махно с белогвардейскими генералами.

В декабре 1920 г. председатель СНК Украины Раковский, секретарь ЦК КПУ Молотов и командующий вооруженными силами Украины Фрунзе утвердили «Краткую инструкцию по борьбе с бандитизмом на Украине». Согласно этой инструкции устанавливалась система заложников, которые расстреливались в случае невыдачи селами «бандитов» и имеющегося у населения оружия или воинского снаряжения, недонесения о появлении «бандитов» или неизвестных лиц, порчи мостов, железнодорожных путей и средств связи на территориях, прилегающих к населенному пункту. На местное население через систему заложников возлагалась также ответственность за какое бы то ни было волнение или выступление против советской власти. По инструкции на села в районах восстания устанавливались «плановые» показатели по сдаче оружия. При невыполнении «плана по сдаче оружия» разрешалось сдавать за несданную винтовку, например, свинью или корову. В случае обнаружения несданного оружия виновные расстреливались.

Основными задачами органов ВЧК в районах борьбы с повстанцами было выявление руководителей банд, мест их пребывания, определение численности банд, их вооружения, расположения штабов, отношение населения к бандитам и наличие оружия у населения. Для решения этих и других задач органы ВЧК создавали широкую агентурную сеть среди населения, а также вербовали осведомителей среди работников советских органов — волисполкомов и волревкомов для выявления проникших в них бандитских элементов и их ликвидации. После окончания крымской кампании власти развернули на Украине активную борьбу с отрядами Махно под лозунгом борьбы с бандитизмом и «ликвидации партизанщины». Крупные военные соединения были брошены против восставших. Отряды Махно с боями ушли из окружения в районе Гуляй-поля и несколько месяцев перемещались по Украине, уходя от преследования. После столкновений с превосходящими силами Красной Армии остатки отрядов Махно были прижаты к румынской границе, и 28 августа

1921 г. Махно с отрядом из 78 человек перешел границу. С 1921 по 1925 г. Нестор Иванович Махно находился в Румынии, Польше и Германии. С апреля 1925 г. жил во Франции, в пригороде Парижа. В последние годы жизни Махно бедствовал, работал разнорабочим (маляром), публиковал отдельные очерки в анархическом журнале «Дело труда», готовил мемуары. Его здоровье было подорвано множеством ранений, в том числе тяжелых, полученных в боях. Умер Махно 6 июля 1934 г. в больнице от костного туберкулеза в возрасте 45 лет. Урна с его прахом была замурована в стене колумбария кладбища Пер-Лашез, в ячейке под номером 6685.

Одновременно с Нестором Махно и после его поражения на Украине действовали десятки других, более мелких отрядов под руководством местных вождей и атаманов, которые боролись под лозунгами: «Земля — крестьянам», «Свободная торговля», «Свободно избираемые Советы без коммунистов, москалей и жидов». Среди войн, которые большевики вели против крестьянства, особое место занимает расказачивание, т. е. ликвидация казачества Дона и Кубани как социальной группы, искоренение вековых устоев казачества, физическое уничтожение его наиболее трудолюбивой и свободолюбивой части. Коммунистический режим предпринял ряд карательных мер, чтобы уничтожить и выслать все население с территории, именовавшейся на лексиконе большевистских вождей «советской Вандеей». Эта операция не была ответной мерой, предпринятой в разгаре сражений; она была спланирована заранее, стала предметом многочисленных распоряжений, отданных на самом высоком государственном уровне многими ответственными лицами в большевистском руководстве (Свердлов, Ленин, Орджоникидзе, Сырцов, Сокольников (Бриллиант), Рейнгольд).

Расказачивание, неудавшееся с первой попытки весной 1919 г. из-за отступления большевиков, возобновилось с новой силой в 1920 г., когда большевики вернулись на казачьи земли. Как признавал в июне 1919 г. председатель Донского ревкома Исаак Рейнгольд, на которого была возложена задача «навести большевистский порядок» на казачьих землях, «у нас была тенденция проводить массовое уничтожение казачества без малейшего исключения». С середины февраля до середины марта большевистские отряды уничтожили более восьми тысяч казаков. В каждой казачьей станице революционным трибуналам требовались минуты, чтобы просмотреть списки подозреваемых; всех их, как правило, приговаривали к «высшей мере» за «контрреволюционное поведение». Перед лицом такого разгула репрессий казакам ничего не оставалось, как поднять восстание, которое и началось в Вешенском округе И марта 1919 г. Восставшие объявили мобилизацию всех мужчин от шестнадцати до пятидесяти пяти лет. Они разослали во все округа Войска Донского и в соседнюю Воронежскую губернию телеграммы с призывом к населению подниматься против большевиков. «Мы, казаки, не против Советов. Мы за свободно избранные Советы. Мы против коммунистов, коммун и жидов. Мы против разверстки, грабежа и безобразий, причиненных болыиевицкими охранками».

К началу апреля 1919 г. восставшие казаки представляли собою армию в тридцать тысяч опытных и хорошо вооруженных бойцов. Действуя в тылу Красной Армии, сражавшейся южнее с Деникиным и кубанскими казаками, донские казаки, как и восставшие украинские крестьяне, обеспечили стремительное продвижение армии белых в мае — июне 1919 г. В начале июня восставшие казаки соединились с основными частями белой армии и кубанскими казаками. Вся «казачья Вандея» была освобождена от позорной власти «москалей, жидов и большевиков». Однако военное счастье переменчиво, и большевики вернулись на Дон в феврале 1920 г. Вторая оккупация казачьих земель оказалась гораздо разрушительней и смертоносней первой. На область Войска Донского была наложена контрибуция в 36 миллионов пудов зерна — количество, явно превосходящее возможности края; у сельского населения отбирались не только скудные запасы продовольствия, но и все имущество, «включая обувь, одежду, подушки и самовары», как уточняется в одном из донесений ЧК. В ответ на эти грабежи и притеснения все мужчины, способные носить оружие, присоединялись к партизанским отрядам зеленых. К июлю 1920 г. в таких отрядах на Кубани и Дону было по меньшей мере 35 тыс. человек. Занятие Крыма большевиками стало причиной самых массовых убийств за все время Гражданской войны: десятки тысяч гражданских лиц были уничтожены большевиками в ноябре — декабре 1920 г.

Оказавшись в лагере побежденных, казаки в очередной раз подверглись «красному террору». В октябре 1920 г. особоуполномоченный по Северному Кавказу чекист Карл Ландер, проинструктированный перед поездкой в регион лично Лениным, пообещал с «неумолимой жестокостью» подавить все выступления «бело-зеленых банд». Его приказом на Северном Кавказе был введен порядок, согласно которому станицы и селения, укрывавшие «белых и зеленых», подлежали уничтожению, а взрослое население — поголовному расстрелу. Для «наведения порядка» Ландер организовал на местах специальные трибуналы (тройки) по расказачиванию. За один только октябрь 1920 г. эти тройки приговорили к смерти с немедленным исполнением приговора более шести тысяч человек. Трибуналы рассматривали в день до 50 дел, смертные приговоры выносились старикам, женщинам и детям. В сохранившихся расстрельных списках казаков в графе «за что расстрелян» указывались, в числе других, следующие причины: за критику советской власти; за несочувствие большевикам; как отец офицера; офицер, отставной генерал, хуторской атаман, сельский священник, учитель, адвокат, ювелир, брат служит в Донской Армии; за сочувствие кадетам; и даже зато, что казачка отвергла любовь комиссара (51).

Дома расстрелянных подвергались разграблению и сжигались. Семьи, а иногда и просто соседи зеленых и казаков, еще не попавших в руки властей и боровшихся с оружием в руках против большевиков, повсеместно арестовывались, объявлялись заложниками и попадали в концентрационные лагеря, представлявшие собой, по сути, лагеря смерти. Вот красноречивое свидетельство Мартына Лациса, в то время председателя Украинской ЧК: «Заложники — женщины, дети, старики — изолированы в лагере недалеко от Майкопа, выживают в страшных условиях при холоде, октябрьской грязи <…>. Дохнут, как мухи <…>. Женщины готовы на все ради спасения, и стрелки, охраняющие лагерь, этим воспользуются».

Наиболее быстрым и распространенным методом расказачивания было разрушение казачьих станиц и депортация их обитателей. В архиве Орджоникидзе, крупного большевистского руководителя, направленного в те дни на Северный Кавказ, сохранились документы, относящиеся к одной такой операции, проводимой в октябре — ноябре 1920 г. 23 октября Орджоникидзе приказал: «1. станицу Калиновскую сжечь. 2. станицы Ермоловская, Романовская, Самашинская и Михайловская отдать беднейшему безземельному населению и в первую очередь — всегда бывшим преданным соввласти нагорным чеченцам, для чего: 3. все мужское население вышеназванных станиц от 18 до 50 лет погрузить в эшелоны и под конвоем отправить на Север для тяжелых принудительных работ; 4. стариков, женщин и детей выселить из станиц, разрешив им переселиться на хутора или станицы на Север; 5. лошадей, коров, овец и проч. скот, а также пригодное имущество передать Кавтрудармии…». Три недели спустя в донесении, адресованном Орджоникидзе, так описывался ход операции: «Калиновская:…полностью выселена. Ермоловская — от жителей очищена (32:18). Романовская — выселено 1600; остается к выселению 1661 чел. Самашинская — выселено 1018 чел.; остается к выселению 1900 чел. Михайловская — выселено 600 чел.; остается к выселению 2200 чел. Кроме того, в Грозный вывезено 154 вагона продовольствия. Из трех станиц, где выселение еще не закончилось целиком, выселены в первую очередь семьи злостных бело-зеленых и принимавших участие в последнем восстании. Не выселенные еще составляют часть населения, сочувственно относящихся к Советской власти: семьи красноармейцев, советских служащих и коммунистов. Медленное выселение объясняется плохой подачей вагонов, которых подается в количестве одного эшелона в сутки. К настоящему времени для выселения людей требуется еще 306 вагонов». Осенью 1920 г. около

9 тыс. семей (или примерно 45 тысяч человек) терских казаков были выселены из ряда станиц и депортированы в архангельскую губернию. Самовольное возвращение выселенных казаков пресекалось. Освободившаяся земля была передана нагорным ингушам и чеченцам, поддерживающим большевиков (52).

Война шла не только против крестьян, но и против «гегемона» — рабочего класса. Расстрелы голодных маршей, митингов и манифестаций были в Петрограде, Колпине, Березовском Заводе под Екатеринбургом, Ярославле, Нижним Тагиле, Белорецке, Златоусте, Екатеринбурге, Ижевске, Ярославле и других городах. Войскам Красной Армии и отрядам чекистов хватило нескольких дней для подавления этих восстаний, и только в Ярославле восставшие смогли продержаться две недели. После падения города Дзержинский направил туда специальную следственную комиссию, которая за пять дней, с 24 по 28 июля, расстреляла 428 человек.

10 марта 1919 г. общее собрание рабочих Путиловского завода (10 000 участников) одобрило воззвание, осуждающее большевиков, чье правительство «представляет собой диктатуру Центрального Комитета партии коммунистов и правит с помощью ЧК и революционных трибуналов». В воззвании были выдвинуты требования перехода всей власти к Советам, свободных выборов в Советы и заводские комитеты, отмены ограничений на ввоз рабочими продуктов питания из деревни в Петроград (разрешено было только полтора пуда (24 килограмма) муки в месяц на семью), освобождения всех политических заключенных из числа «настоящих революционных партий». С целью обуздания все шире распространявшихся рабочих волнений 12 марта в Петроград прибыл Ленин. Однако когда он попытался взять слово на захваченном бастующими рабочими заводе, его, как и Зиновьева, встретили свистом и криками: «Долой евреев и комиссаров!» 16 марта войска Петроградской ЧК взяли штурмом Путиловский завод. Около 900 рабочих были немедленно арестованы. В последующие дни примерно 200 забастовщиков были бессудно расстреляны в Шлиссельбургской крепости. Отныне рабочие находились под неусыпным надзором. С весны 1919 г. секретный отдел ЧК имел на всех важных заводах осведомителей из рабочей среды, которым было поручено поставлять регулярную информацию о настроениях на том или ином заводе.

Весна 1919 г. отмечена жестоко подавленными забастовками во многих рабочих центрах России: в Туле, Сормове, Орле, Твери, Брянске, Иваново-Вознесенске, Астрахани. Требования рабочих повсюду были почти одинаковы. Доведенные до голода нищенским жалованьем, которого едва хватало на оплату скудных (полфунта хлеба в день на человека) карточных рационов, забастовщики требовали уравнивания их пайков с солдатскими пайками Красной Армии. Но, главное, они выдвигали и политические требования: отмена привилегий для коммунистов, освобождение всех политических заключенных, свободные выборы в заводские комитеты и советы, прекращение мобилизации в Красную Армию, свобода союзов, слова, печати и т. п.

Наиболее опасным для большевиков было то обстоятельство, что в эти движения часто оказывались вовлеченными расквартированные в рабочих городах части Красной Армии. В Орле, Брянске, Гомеле, других городах взбунтовавшиеся красноармейцы присоединялись к забастовщикам. В апреле 1919 г. восстали рабочие в Туле. 3 апреля 1919 г. в Тулу прибыл Дзержинский, чтобы ликвидировать забастовку на оружейных заводах. Прекратили забастовку «железной рукой голода». Все рабочие были уволены, и их продовольственные карточки в течение многих недель не отоваривались. Чтобы получить новые карточки на 250 граммов хлеба и вернуться на предприятия, рабочие должны были подписать прошение о приеме на работу, в котором указывалось, что всякая остановка работы приравнивается к дезертирству, влекущему за собой наказание вплоть до смертной казни. 10 апреля работа возобновилась. Накануне 26 «зачинщиков» были расстреляны. В Астрахани стачка рабочих была подавлена с особой жестокостью. 10 марта красноармейцы 45-го пехотного полка отказались стрелять в рабочую демонстрацию, проходившую по центру города. Присоединившись к забастовщикам, солдаты двинулись к зданию горкома партии, разгромили его и убили нескольких ответственных работников. С.М. Киров, председатель Временного военно-революционного комитета Астраханской губернии, приказал «уничтожать безжалостно белогвардейских гадов». Оставшиеся верными правительству части и отряды ЧК, заблокировав все подступы к городу, начали методическое вытеснение мятежников из занятых ими кварталов. Когда тюрьмы оказались наполненными до отказа, забастовщиков и солдат-бунтарей грузили на баржи и с привязанными на шею камнями сотнями сбрасывали в Волгу. От двух до четырех тысяч «пленных» было расстреляно и утоплено в дни 12–14 марта.

Начиная с 15 марта взялись за городскую буржуазию, ведь это якобы «буржуи» стояли во главе заговора «белогвардейцев» и «вдохновляли» его. За два дня дома богатых торговцев Астрахани были разграблены, а их владельцы арестованы и убиты. Точное количество убитых в Астрахани «буржуев» установить трудно, но оценки колеблются между 600 и 1000 человек. В общей сложности за одну неделю было расстреляно и утоплено от 3 до 5 тыс. человек. Что же касается числа астраханских коммунистов, убитых и сгоревших во время грандиозного пожара 18 марта, в День Парижской коммуны, то, по данным властей, их погибло 47 человек. Астраханские убийства предстают как наиболее грандиозная расправа большевиков с рабочими, если не считать Кронштадта 1921 г.

Забастовка рабочих в Туле повторилась в июне 1920 г. В городе было введено военное положение. Забастовка ширилась, аресты множились; сначала сотни, а затем и тысячи работниц и домохозяек стали приходить в ЧК с требованием арестовать также и их. Движение разрасталось — теперь уже и рабочие требовали, чтобы арестовали их всех. За четыре дня более десяти тысяч человек были заключены в тюрьму, вернее, размещены на обширной поляне на открытом воздухе под охраной чекистов. Комитет по ликвидации заговора в Туле допрашивал тысячи рабочих и работниц в надежде отыскать воображаемых виновников. Чтобы выйти на свободу, снова получить работу и новые продовольственные карточки и не умереть с голода, все арестованные должны были подписать следующую бумагу: «Я, нижеподписавшийся, гнусный вонючий пес, раскаиваюсь перед революционным трибуналом и Красной Армией в своих преступлениях и обещаю впредь добросовестно трудиться».

24 февраля 1921 г. в Петрограде начались забастовки и митинги рабочих с политическими и экономическими требованиями. Петроградский комитет РКП(б) расценил волнения на заводах и фабриках города как мятеж и ввел в городе военное положение, арестовав рабочих-активистов. Эти события послужили толчком к восстанию гарнизона Кронштадта. 28 февраля 1921 г. состоялось собрание команд линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». Моряки и красноармейцы вынесли резолюцию о поддержке рабочих Петрограда и потребовали освобождения из заключения всех представителей социалистических партий, проведения перевыборов Советов и исключения из них всех коммунистов, предоставления свободы слова, собраний и союзов всем партиям, обеспечения свободы торговли, разрешения кустарного производства собственным трудом, разрешения крестьянам свободно пользоваться своей землей и распоряжаться продуктами своего хозяйства, т. е. ликвидации продовольственной диктатуры. 1 марта 1921 г. в крепости был создан Временный революционный комитет, который через радиостанции кораблей передал в эфир резолюцию митинга и просьбу о помощи. 2 марта Петроград и Петроградская губерния были объявлены на осадном положении. Ежедневные донесения ЧК о положении в Петрограде в первые дни марта 1921 г. свидетельствуют о растущей народной поддержке восставших Кронштадта: «Кронштадтский Ревком со дня надень ожидает всеобщего восстания в Питере. Установлена связь между мятежниками и многими заводами… Сегодня на общезаводском собрании «Арсенала» рабочие приняли резолюцию, призывающую к восстанию».

7 марта Петроградская ЧК получила приказ «предпринять решительные действия на заводах». Были произведены более двух тысяч арестов среди рабочих, членов социалистических партий и сочувствующих. Подавление восстания возглавил «герой» проигранной польской кампании Тухачевский. По состоянию на 12 марта 1921 г. силы мятежников насчитывали 18 тыс. солдат и матросов, 100 орудий береговой обороны (с учетом корабельных орудий линкоров «Севастополь» и «Петропавловск» — 140 орудий), свыше 100 пулеметов с большим количеством боеприпасов. 7 марта начался артобстрел Кронштадта. На рассвете 8 марта 1921 г., в день открытия X съезда РКП(б), начался штурм Кронштадта, который был отбит, и войска с потерями отступили на исходные рубежи. Как отмечал К.Е. Ворошилов, после неудачного штурма «политико-моральное состояние отдельных частей вызывало тревогу». Два полка 27-й Омской стрелковой дивизии отказались участвовать в сражении и были разоружены. В действующие части для усиления направили около 300 делегатов X съезда партии, 1114 коммунистов и три полка курсантов военных училищ. При подготовке ко второму штурму численность оружия карателей была доведена до 24 тыс. штыков, 159 орудий, 433 пулеметов. Второй штурм начался в ночь на 16 марта 1921 г., и Кронштадт пал. По данным советских источников, штурмующие потеряли 527 человек убитыми и 3285 ранеными. При штурме были убиты тысяча мятежников, свыше 2 тыс. было «ранено и захвачено в плен с оружием в руках», более 2 тыс. сдались в плен. Перед самым падением Кронштадта около восьми тысяч человек успели спастись, уйдя по замерзшему заливу в Финляндию. Они были интернированы в транзитные лагеря. Обманутые обещанной амнистией, многие из них возвратились в 1922 г. в Россию, где были арестованы и отправлены на Соловецкие острова и в Холмогоры вблизи Архангельска — один из самых страшных концентрационных лагерей. Согласно сведениям из анархистских кругов, из пяти тысяч узников Кронштадта, отправленных в этот лагерь, к весне 1923 г. в живых оставалось не больше полутора тысяч. Началась жестокая расправа не только над теми, кто держал в руках оружие, но и над населением, поскольку все жители мятежного города считались виновными. К высшей мере наказания были приговорены 2103 человека и к различным срокам наказания 6459 человек. Весной 1922 г. началось массовое выселение жителей Кронштадта с острова.

Уничтожение кулачества как класса

Все политические деятели и историки с советских времен и до настоящего времени старательно уходят от ответа на естественный и простой вопрос: откуда, каким образом и с чьей подачи в России появилась модель колхоза, положенная в основу государственной сельскохозяйственной политики? И не просто уходят от ответа, а делают все, чтобы такой неудобный вопрос и не задавался. Стратегия решения аграрной проблемы была сформулирована на XV съезде ВКП(б) Я.А. Яковлевым (Эпштейном): «Из трех теоретически мыслимых путей развития крестьянского хозяйства (рост кулацкого крупного хозяйства, гниение мелкого хозяйства, создание крупного хозяйства на кооперативной основе) единственно мыслимым путем развития в наших условиях является третий путь. Первый путь мыслим только в результате победы контрреволюции. Второй путь был бы предпосылкой контрреволюции. Только третий путь есть путь действительного движения к социализму».

7 декабря 1929 г. был образован наркомат земледелия, наркомом был назначен Эпштейн, возглавивший комиссию Политбюро по вопросам социалистической реконструкции сельского хозяйства. Эта комиссия и должна была рекомендовать модель «крупного кооперативного хозяйства». Под руководством Я.А. Эпштейна и руководителя Аграрного института марксиста-аграрника Л.Н. Крицмана комиссия изучила опыт работы разных типов сельскохозяйственных кооперативов. В 20-е гг. такой опыт был обобщен в нескольких крупных трудах, изданных в Германии, Англии и других странах. Так вот, марксисты — недоучившийся в политехническом институте Эпштейн и химик Крицман — самыми эффективными для условий России признали кооперативы типа кибуцев, модель которых была разработана и опробована в начале века Всемирной сионистской организацией. Кибуц (от евр. квуца — «группа») — сельскохозяйственная коммуна в Израиле, характеризующаяся общностью имущества и равенством в труде и потреблении, социальных услугах и отказе от наемного труда. В основе создания кибуцев лежит сочетание идей европейских социалистов-утопистов с социально-этическими идеалами библейских пророков. Программу создания кибуцев в Палестине возглавлял ученый из Германии видный сионист А. Руппин, который описал ее в книге, вышедшей в Лондоне в 1926 г. Программа пыталась реализовать одну из главных целей сионизма — переход евреев к производительному труду. Ее финансирование осуществлялось Рокфеллером.

Создание кибуцев явилось самобытным и важным социальным явлением. Это, по существу, была попытка организации нового образа жизни. Программа была рассчитана на колонистов-горожан. Это были эмигранты — евреи из малых городов и местечек Польши, Украины, Белоруссии, России с мироощущением жителей небольшого города. Программа соответствовала их культурным стереотипам. Они не собирались ни создавать крестьянских подворий, ни заводить скот. Обобществление в кибуцах было доведено до высшей степени. Членам кибуцев не разрешалось иметь никакой собственности, даже обедать дома им было запрещено.

Первое поселение было организовано в 1909 г., и к концу Первой мировой войны было создано восемь кибуцев, в которых работало 200–250 человек. За годы британского правления на территории Палестины число кибуцев возросло до 176, а их население насчитывало 47,4 тыс. человек (около 23 тыс. членов). Строительство кибуцев активизировалось после Второй мировой войны. Они показали себя как весьма эффективный производственный уклад и остаются таковыми вплоть до настоящего времени. Так, в 2001 г. в Израиле было 267 кибуцев, в которых проживало 116 тыс. человек, в том числе 69 тыс. трудоспособных. В их распоряжении было 38 % земель, и они производили 39 % сельскохозяйственной продукции. В еврейском населении Израиля жители кибуцев составляли около 3 % (до основания государства — 7 %).

На первом этапе коллективизации, используя опыт кибуцев, российских крестьян «организовывали в коммуны» с обобществлением всего имущества, включая весь инвентарь, птицу и мелкий скот. Не желая отдавать имущество и скот в колхозы и опасаясь репрессий, которым подверглись зажиточные крестьяне, люди резали скот и сокращали посевы. Другой, более рациональный путь развития сельского хозяйства предлагал видный ученый-аграрник, доктор наук, профессор Петровской сельскохозяйственной академии, директор НИИ сельскохозяйственной экономики Александр Васильевич Чаянов. Еще в 1919 г. вышел в свет один из основных научных трудов Чаянова — книга «Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации», где он писал: «…не разрушая тех сторон хозяйства, где мелкое семейное производство было технически удобнее крупного… выделить и организовать в крупнейшие кооперативные предприятия те отрасли, в которых это укрупнение давало заметный положительный эффект». Этот процесс Чаянов назвал «кооперативной коллективизацией». Он отрицал «коммунизацию производства» в сельском хозяйстве, указывая на такие труднейшие проблемы, как «стимуляция работы», «организация труда» и «хозяйствующая воля», т. е. управление. Чаянов полагал, что основой аграрного строительства должно стать кооперативное крестьянское хозяйство. Не сомневаясь в преимуществах крупного хозяйства перед мелким в промышленности, Чаянов считал, что высокая степень концентрации сельскохозяйственного производства нерентабельна, и делал вывод о желательности мелкого и среднего крестьянского хозяйства.

Взгляды Чаянова и его школы были объявлены антимарксистскими; в вину ученому вменялись желание сохранения индивидуального крестьянского хозяйства, недооценка роли пролетариата, защита интересов кулачества. С развертыванием сталинской «революции сверху» в 1928–1929 гг. нарастала волна идеологической и политической критики в адрес Чаянова. Его обвиняли в «защите интересов кулачества» и «протаскивании буржуазных аграрных теорий». На Конференции аграрников-марксистов (20–29 декабря 1929 г.) «чаяновщина» была объявлена «агентурой» империализма, находящейся в связи с «правым уклоном» в ВКП(б). Выступивший на конференции И.В. Сталин обрушился на Чаянова. В частности, он сказал: «Непонятно только, почему антинаучные теории «советских» экономистов типа Чаяновых должны иметь свободное хождение в нашей печати» (53).

В июле 1930 г. Чаянов был арестован и осужден по сфабрикованному делу «Трудовой крестьянской партии», а 3 октября 1937 г. вновь судим Особым совещанием при НКВД СССР и в тот же день расстрелян. Реабилитирован. Известно, что отправной точкой коллективизации явилась статья Сталина в «Правде» «Год великого перелома» от 7 ноября 1929 г. Однако хребет российскому крестьянству начали ломать гораздо раньше. Декрет от 9 мая 1918 г. объявлял всех, имевших излишек хлеба и не заявивших о нем в недельный срок, «врагами народа», которые подлежали революционному суду и тюремному заключению на срок не менее 10 лет, конфискации хлеба и имущества. Тем, кто доносил на «врагов народа», полагалась половина стоимости не заявленного к сдаче хлеба.

Еще 8 ноября 1918 г., на совещании делегатов комитетов бедноты, В.И. Ленин заявляет о решительной линии по ликвидации кулачества: «…если кулак останется нетронутым, если мироедов мы не победим, то неминуемо будет опять царь и капиталист». Уже тогда отметил свое начало «великий крестовый поход против спекулянтов хлебом, кулаков, мироедов…последний и решительный бой всем кулакам-эксплуататорам». В мае — июне 1918 г., после создания продармии, Декретом от 11 июля «Об организации деревенской бедноты» «повсеместно учреждаются волостные и сельские комитеты деревенской бедноты», в одну из задач которых входит «оказание содействия местным продовольственным органам в изъятии хлебных излишков из рук кулаков и богатеев». В качестве поощрения «сельским пролетариям» выделялась часть изъятого хлеба. 6 августа выходит Декрет «Об организации специальных уборочных и уборочно-реквизиционных отрядов». Каждый такой отряд должен состоять не менее чем из 75 человек и иметь 2–3 пулемета. При помощи их Советское правительство планировало обеспечить уборку урожая озимых, засеянных кулаками и помещиками осенью 1917 г. На вооруженное насилие деревня, наводненная вернувшимися с фронта солдатами, ответила вооруженным сопротивлением и целым рядом восстаний. За полтора месяца до нового урожая 1918 г. продотряды «добыли» более 2 млн пудов хлеба, оплатив его жизнями более 4100 коммунистов, рабочих и бедняков. За десятилетие, с 1917 по 1927 г., было экспроприировано 1,3–1,4 миллиона крестьянских и около 900 тыс. казачьих хозяйств, а спустя пять лет, к 1932 г., еще 4 миллиона хозяйств с 18–19 миллионами душ.

Перестройка сельского хозяйства в России, к сожалению, началась не по Чаянову. Ноябрьский (1929) пленум ЦК ВКП(б) принял постановление «Об итогах и дальнейших задачах колхозного строительства», в котором отметил, что в стране начато широкомасштабное социалистическое переустройство деревни и строительство крупного социалистического земледелия. В постановлении было указано на необходимость перехода к сплошной коллективизации. На пленуме было принято решение направить в колхозы на постоянную работу 25 тыс. городских рабочих для «руководства созданными колхозами и совхозами» (фактически их было более 73 тыс.). 15 января 1930 г. Политбюро ЦК РКП(б) образовало комиссию из 21 человека во главе с В.М. Молотовым, которая должна была предложить конкретные меры по отношению к кулачеству в районах сплошной коллективизации. В состав комиссии вошли Я.А. Яковлев (Эпштейн), И.Д. Кабаков, Н.В. Крыленко, С.С. Одинцов, секретари партийных комитетов ведущих регионов страны — С.В. Косиор, М.М. Хатаевич, Б.П. Шеболдаев, И.М. Варейкис, С.А. Бергавинов. Эта комиссия и разработала меры «по ликвидации кулачества как класса».

Комиссией в Политбюро ЦК ВКП(б) был представлен проект постановления «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». 30 января 1930 г. проект был утвержден Политбюро и передан по телеграфу всем местным партийным органам. Комиссией «кулаки» были разделены на три категории: 1 — я — контрреволюционный актив: кулаки, активно противодействующие организации колхозов, бегущие с постоянного места жительства и переходящие на нелегальное положение; 2-я — наиболее богатые местные кулацкие авторитеты, являющиеся оплотом антисоветского актива; 3-я — остальные кулаки.

2 февраля 1930 г. был издан приказ ОГПУ СССР № 44/21. В нем говорилось, что «в целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям Советской власти по социалистической реконструкции сельского хозяйства — в первую очередь в районах сплошной коллективизации — в самое ближайшее время кулаку, особенно его богатой и активной контрреволюционной части, должен быть нанесен сокрушительный удар». Приказ предусматривал: немедленную ликвидациию «контрреволюционного кулацкого актива», особенно «кадров действующих контрреволюционных и повстанческих организаций и группировок» и «наиболее злостных, махровых одиночек». Эти люди были отнесены к «первой категории» и подлежали расстрелу. Массовому выселению в отдаленные северные районы СССР подлежали наиболее богатые кулаки, «местные кулацкие авторитеты», «кулацкий антисоветский актив», «все кулацкие кадры, из которых формируется контрреволюционный актив», «церковники и сектанты» и их семейства — вторая категория. Все их имущество подлежало конфискации. Остальные «кулаки» были отнесены к третьей категории. Их имущество конфисковывалось, но выселению они не подлежали.

Основными «погонялами» при «нанесении сокрушительного удара» по крестьянству и «переломе» его хребта были Джугашвили-Сталин, Каганович, Скрябин-Молотов, Эпштейн-Яковлев, Калинин, Бубнов, Бауман, Каминский, Жданов, Киров, Андреев, Эйхе, Хатаевич, Шеболдаев, Варейкис, Шая Голощекин, Постышев, Чубарь, Гай и Ягода. Подручными Ягоды как главы ОГПУ на местах, так называемыми полномочными представителями, были: Фредберг на Северном Кавказе, Пилер, Круковский и Солоницын в Средней Азии, Пуркис в Закавказье, Заковский-Штубиц в Западной Сибири, Дерибас на Дальнем Востоке, Золин в Казахстане, Райберг, Касперс, Преображенский на Севере, Соколинский, Балицкий и Карлсон на Украине, Блат на Западе, Реденс в Центре, Драбкин, Литвин и Шапиро на Северо-Западе, Райский на Урале и многие другие. Области и районы соревновались между собой за высокий процент коллективизации. Для ускорения применялись репрессивные меры, которые Сталин позднее (в марте 1930) подверг критике в статье «Головокружение от успехов». А пока в списки кулаков мог попасть практически любой крестьянин.

Для обеспечения ускоренных темпов коллективизации репрессии применялись не только к кулакам и середнякам, но нередко и к беднякам — «подкулачникам», «уличенным» в прокулацких и антиколхозных действиях. Для принуждения крестьян к вступлению в колхоз широко применялась угроза раскулачиванием. В многочисленных работах и воспоминаниях очевидцев приводятся факты, когда под угрозой раскулачивания крестьяне были вынуждены вступать в колхозы. Очевидец сообщал о подходе к раскулачиванию следующее: «Дом хороший, давай раскулачивать. Выносят из дома все, вплоть до того, что с ребят снимают обувь и выгоняют на улицу… Вопли женщин, плач детей, разбазаривание имущества, отсутствие учета — все это создавало картину ночного грабежа…»

В литературе приводятся многочисленные факты «перегибов» при раскулачивании. При изучении документов тех лет создается впечатление, что процесс коллективизации состоял из одних перегибов. Вот навскидку несколько фактов. Так, обком ВЛКСМ Центральной Черноземной области отмечает: «Был допущен целый ряд таких вещей, которые дискредитировали идею коллективизации, были случаи, когда комсомольцы отбирали сапоги, тулуп, шапку у кулака, выходили на улицу, одевали все это и чувствовали себя на высоте положения. Были случаи, когда отнимали все вплоть до сапог, а такие крупные вещи, как мельницу, крупные средства производства оставались в стороне. Были случаи мародерства, когда люди дискредитировали себя, забирая такие вещи, которые нам не нужны». Борисоглебские комсомольцы в процессе раскулачивания ликвидировали несколько батрацких хозяйств за то, что дочери хозяев вышли замуж за кулацких сыновей. Среди «перегибов» со стороны проводящих раскулачивание комсомольцев встречались и формы особой жестокости, что следует из действий кирсановских комсомольцев, на общем собрании принявших решение о расстреле 30 кулаков (54). Правда, неизвестно, сами ли комсомольцы привели приговор в исполнение или передали кулаков для «исполнения» в ОГПУ.

Газета «Правда Севера» сообщала о раскулачивании середняков следующее: «В Чебоксарском районе «сгоряча» раскулачили несколько середняков и даже бедняков. Раскулачивание происходило без участия бедняцко-середняцкого схода и при игнорировании сельсовета. Это раскулачивание кончилось тем, что один из раскулаченных середняков в Чебоксарском районе наложил на себя руки». Об аналогичных нарушениях сообщает и газета «Рабочий край»: «Вместе с кулаками страдают и середняцкие хозяйства. В деревне Власове вынесено постановление — взять на учет имущество не только кулаков, но и середняков. В четырех сельсоветах проводились опись, обыск и конфискация имущества у крестьян, имеющих только по одной лошади и по одной корове, никогда не пользовавшихся наемным трудом и не лишенных избирательных прав».

Так происходило по всей стране. Для обеспечения более эффективной борьбы с кулачеством и расхитителями социалистической собственности по инициативе И.В. Сталина было принято Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», получившее в народе названия «закон о трех колосках», а также закон «семь восьмых», «закон от седьмого-восьмого», указ «7–8».

За хищение колхозного и кооперативного имущества, хищение грузов на железнодорожном и водном транспорте закон предусматривал расстрел с конфискацией имущества, который при смягчающих обстоятельствах мог быть заменен на лишение свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества. В качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны «кулацких элементов» предусматривалось лишение свободы на срок от 5 до 10 лет. Осужденные по этому закону не подлежали амнистии. Закон подписали Калинин, Молотов и Енукидзе. По этому закону на срок не менее пяти лет осуждались крестьяне даже за кочан капусты, срезанный на колхозном поле. Название «закон о колосках» он получил из-за того, что по нему часто осуждались крестьяне за срез неспелых колосков на полях, и даже за сбор оставшихся на поле после уборки колосьев. Всего, по некоторым сведениям, по закону за 1932–1939 гг. было осуждено 183 000 человек.

Коллективизация привела к голоду. Голодом была охвачена территория около 1,5 млн км² с населением в 65,9 млн человек. Наиболее сильным был голод в районах, которые в дореволюционное время были наиболее богатыми по количеству производимого хлеба и где был наиболее высок процент коллективизации крестьянского хозяйства. Согласно исследованиям доктора исторических наук В. Кашина, в ряде регионов РСФСР и, в частности, в Поволжье массовый голод был создан искусственно и возник «не из-за сплошной коллективизации, а в результате принудительных сталинских хлебозаготовок». Данное мнение подтверждают очевидцы событий, говоря о причинах трагедии: «Голод был потому, что хлеб сдали», «весь, до зерна, под метелку государству вывезли», «хлебозаготовками нас мучили», «продразверстка была, весь хлеб отняли». Села были ослаблены раскулачиванием и массовой коллективизацией, лишившись тысяч репрессированных хлеборобов-единоличников. В Поволжье комиссия ЦК ВКП(б) по вопросам хлебозаготовок во главе с секретарем ЦК партии П.П. Постышевым постановила изъять запасы хлеба у единоличников и хлеб, заработанный работниками колхозов. Под угрозой репрессий председатели колхозов и руководители сельских администраций были вынуждены сдать практически весь произведенный и имеющийся в запасе хлеб. Это лишило регион запасов продовольствия и привело к массовому голоду. Аналогичные меры были приняты В.М. Молотовым и Л.М. Кагановичем на Украине и Северном Кавказе, что вызвало соответствующие последствия— голод и массовую смертность среди населения. Несмотря на наступающий голод, продолжался экспорт зерна. В годы коллективизации было вывезено зерновых за рубеж (миллионов тонн): в 1930 г. — 4,8; в 1931 г. — 5,1; в 1932 г. — 1,8; в 1933 г. — 1,8; в 1934 г. — 0,8; в 1935 г. — 1,6 (55).

Крестьяне, сопротивлявшиеся изъятию хлеба, подвергались репрессиям. Вот как их описывает Михаил Шолохов в письме к Сталину от 4 апреля 1933 г. «…Но выселение — это еще не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 т хлеба: 1. Массовые избиения колхозников и единоличников. 2. Сажание «в холодную». «Есть яма?» — «Нет». — «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия — январь, февраль; часто в амбары сажали целыми бригадами. 3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма! Опять подожгу!» В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос. 4. В Наполовском колхозе уполномоченный РК, кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, — горячо; тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара — снова на плиту и снова допрашивают. Он же (Плоткин) заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: «Стреляйся, а нет — сам застрелю!» Тот начал спускать курок, не зная того, что наган разряженный, и, когда щелкнул боек, упал в обмороке. 5. В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перца (горчицы) и приказал не выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский, при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином. 6. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков. 7. Там же: закатывали в рядно и топтали ногами. 8. В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказав бежать к хутору рысью. 9. В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 человек демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику, подозреваемому в краже, во двор ночью; после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу. 9. (Нумерация нарушена Шолоховым. — В.И.) В Кружилинском колхозе уполномоченный РК Ковтун на собрании 6-й бригады спрашивает у колхозника: «Где хлеб зарыл?» — «Не зарывал, товарищ!» — «Не зарывал? А ну, высовывай язык! Стой так!» Шестьдесят взрослых людей, советских граждан, по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в 7-й и в 8-й бригадах с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял еще становиться на колени. 10. В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству. 11. В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивает колхозников, угрожая расстрелом. 12. В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили босых же на мороз. 13. В Колундаевском колхозе разутых до боса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезли в Базковскую больницу. 14. Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали. 15. В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз. 16. Уполномоченный РО ОГПУ Яковлев с оперативной группой проводил в Верхне-Чирском колхозе собрание. Школу топили до одурения. Раздеваться не приказывали. Рядом имели «прохладную» комнату, куда выводили с собрания для «индивидуальной обработки». Проводившие собрание сменялись, их было 5 человек, но колхозники были одни и те же… Собрание длилось без перерыва более суток. Примеры эти можно бесконечно умножить. Это — не отдельные случаи загибов, это — узаконенный в районном масштабе — «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету». Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне?». Так вот этакое «исчезание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников. Причем, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью. Аналогичная история происходила и в Верхне-Донском районе, где особоуполномоченным был тот же Овчинников, являющийся идейным вдохновителем этих жутких издевательств, происходивших в нашей стране и в 1933 г. Обойти молчанием то, что в течение трех месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда. Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины». С приветом М. Шолохов».

Интересен ответ вождя. И.В. Сталин — М.А. Шолохову. 6 мая 1933 г. «Дорогой товарищ Шолохов! Оба Ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже. Для разбора дела прибудет к вам, в Вешенский район, т. Шкирятов, которому — очень прошу Вас — оказать помощь. Это так. Но это не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов. Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов… Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло бы показаться издали. Ну, всего хорошего и жму Вашу руку. Ваш И. Сталин» (56).

Как писал 13 апреля 1933 г. в газете «Файнэншл тайме» советник бывшего британского премьер-министра Ллойд Джорджа Гарет Джонс, трижды посетивший СССР в период с 1930 по 1933 г., основной причиной массового голода весной 1933 г., по его мнению, стала коллективизация сельского хозяйства, которая привела к следующим последствиям: изъятие земли у более чем двух третей российского крестьянства лишило его стимулов к труду, кроме того, в предыдущем (1932 г.) у крестьян был насильственным путем изъят практически весь собранный урожай; массовый забой крестьянами скота из-за нежелания отдавать его на колхозные фермы, массовая гибель лошадей из-за нехватки фуража, массовая гибель скота из-за эпидемий, холода и бескормицы на колхозных фермах катастрофически снизили поголовье скота по всей стране; борьба с кулачеством, в ходе которой 6–7 млн лучших работников были согнаны со своих земель, нанесла удар по трудовому потенциалу государства; увеличение экспорта продовольствия из-за снижения мировых цен на основные экспортные товары (лес, зерно, нефть, масло и т. д.).

Общие оценки числа жертв голода, вызванного насильственной коллективизацией, сделанные различными авторами, значительно различаются и доходят до 8 млн человек. Официальная оценка, изложенная 2 апреля 2008 г. в заявлении Государственной Думы РФ «Памяти жертв голода 1930-х гг. на территории СССР», подтверждает эти выводы. Согласно заключению комиссии при ГД РФ на территории Поволжья, Центральночерноземной области, Северного Кавказа, Урала, Крыма, части Западной Сибири, Казахстана, Украины и Белоруссии «от голода и болезней, связанных с недоеданием» в 1932–1933 гг. погибло около 7 млн человек, причиной чему были «репрессивные меры для обеспечения хлебозаготовок», которые «значительно усугубили тяжелые последствия неурожая 1932 г.».

Во время одной из союзнических конференций Второй мировой войны Сталин сказал Черчиллю, обратившемуся к нему с соболезнованиями по поводу огромных людских потерь СССР: «При коллективизации мы потеряли не меньше». — «Я так и думал, ведь вы имели дело с миллионами маленьких людей», — заметил Черчилль. «С десятью миллионами, — ответил Сталин. — Все это было очень скверно и трудно, но необходимо. Основная их часть была уничтожена своими батраками».

Насильственные хлебозаготовки, сопровождавшиеся массовыми арестами и разорением хозяйств, вызывали резкое сопротивление крестьян. Согласно данным, приводимым О.В. Хлевнюком, в январе 1930 г. было зарегистрировано 346 массовых выступлений, в которых приняли участие 125 тыс. человек, в феврале — 736 (220 тыс.), за первые две недели марта — 595 (около 230 тыс.), не считая Украины, где волнениями было охвачено 500 населенных пунктов. В марте 1930 г. в целом в Белоруссии, Центрально-Черноземной области, в Нижнем и Среднем Поволжье, на Северном Кавказе, в Сибири, на Урале, в Ленинградской, Московской, Западной, Иваново-Вознесенской областях, в Крыму и Средней Азии было зарегистрировано 1642 массовых крестьянских выступления, в которых приняли участие не менее 750–800 тыс. человек. На Украине в это время волнениями было охвачено уже более тысячи населенных пунктов. Не желая отдавать имущество и скот в колхозы и опасаясь репрессий, которым подверглись зажиточные крестьяне, люди резали скот и сокращали посевы (57).

По приказу ОГПУ № 44/21 от 6 февраля 1930 г. началась операция по «изъятию 60 тыс. кулаков первой категории». Уже в первый день проведения операции ОГПУ было арестовано около 16 тыс. человек, на момент 9 февраля 1930 г. были «изъяты» 25 тыс. человек. В спецсводке ОГПУ от 15 февраля 1930 г. содержатся следующие данные о проведении операции: «При ликвидации кулаков как класса «изъято» в массовых операциях и при индивидуальных чистках 64 589 человек, из них в ходе подготовительных операций (1-й категории) — 52 166 человек, а в ходе массовых операций — 12 423 человека». Согласно отчетам ОГПУ по состоянию на 1 октября 1930 г.: «За первый период раскулачивания до

15 апреля 1930 г. «по первой категории» было арестовано 140 724 человека, из них кулаков — 79 330, церковников — 5028, бывших помещиков и фабрикантов — 4405, антисоветских элементов — 51 961 человек. За второй период раскулачивания, с 15 апреля 1930 г. по 1 октября 1930 г., арестованы 142 993 человека, кулаков — 45 559 и 97 434 антисоветчика». В 1931 г. «за один только январь… зафиксировано 36 698 арестованных», причем «подавляющее большинство — кулацко-белогвардейские контрреволюционеры». Всего в 1929–1932 гг. раскулачено около 4 миллионов семей. В ссылку направлено около 2 миллионов человек, из них умерли 389 521 человек.

Отдел центральной регистратуры ОГПУ в справке о выселении кулаков с начала 1930 г. до 30 сентября 1931 г. число «спецпереселенцев» определял в 517 665 семей с населением в 2 437 062 человека. За 1932–1940 гг. в спецпоселения прибыло еще 489 822 раскулаченных. Согласно секретной справке, подготовленной в 1934 г. оперативно-учетным отделом ОГПУ, около 90 тыс. кулаков погибли в пути следования и еще 300 тыс. умерли от недоедания и болезней в местах ссылки. (Смертность среди переселенных в 1932 г. была 6,8 %, а в 1933 г. — 13,3.) Тяжелые условия жизни спецпоселенцев вынуждали их совершать побеги. В 1932–1940 гг. число «беглых кулаков» составило 629 042 человека, из них пойманы и возвращены — 235 120 человек. К осени 1932 г. в колхозах состояло 62,4 % крестьянских хозяйств и было объявлено, что сплошная коллективизация в основном завершена.

Процесс коллективизации в 1931–1932 гг. привел к катастрофическим последствиям. Сборы зерна в 1933 г. сократились до 68,4 млн т. против 83,5 млн т. в 1930 г. Поголовье коров и лошадей сократилось вдвое, овец — втрое. От голода и болезней погибли 7 миллионов человек. Последствия коллективизации для России оказались более страшными, чем татаро-монгольское иго. Был разрушен традиционный вековой уклад жизни, питающий национальную культуру, уничтожены физически носители народной культуры, хранители национальных и религиозных традиций. Уничтожена наиболее активная часть сельского населения — первые представители российского фермерства, появившиеся в результате реформы Петра Аркадьевича Столыпина. В катастрофических результатах коллективизации, естественно, виновными оказались враги народа. В декабре 1932 г. началась чистка партии и Наркомзема СССР, в декабре 1932 — январе 1933 г. была выявлена «вредительская контрреволюционная организация, проводившая шпионскую и вредительскую деятельность в сельском хозяйстве», — так называемая «Группа Конрада (зам. наркома Наркомзема СССР) — Вольфа (зам. наркома Наркомсовхозов) — Коварского (зам. председателя Трактороцентра)» и других. Члены этой организации Коллегией ОГПУ 11 марта 1933 г. приговорены к расстрелу и 12 марта расстреляны. Реабилитированы. Идеолог и организатор колхозов — нарком земледелия Я.А. Яковлев (Эпштейн) — расстрелян в 1938 г.; сменивший его на этом посту Чернов расстрелян в этом же году, а их преемник Роберт Эйхе, уничтоживший до этого в Сибири десятки тысяч людей, арестован в том же 1938 г. и расстрелян в 1940 г. В 1938 г. умер, не дожидаясь ареста, химик по специальности и марксист-аграрник по призванию Л.Н. Крицман.

Казни и пытки в годы большого террора

Анна Ахматова

«Русский народ живет в порочном кругу насилия и страха. Страх разлит по всему лицу земли Российской. Страх заползает под крыши «дворцов» советских сановников и «хижин» трудового народа. Страх заставляет молчать или славословить, лгать и предавать. Страх растлевает человеческий ум и калечит душу» (Деникин А.И.).

В годы Большого террора пик репрессий пришелся на 1937–1938 гг. Этот период выделяется в советской истории особенно кровавыми и труднообъяснимыми репрессиями. По официальным данным, за два года по политическим мотивам было арестовано 1548 366 человек, из них расстреляно 681692, т. е. в этот период в стране в среднем казнили в день по 934 человека (без учета казненных за уголовные преступления) (58).

Но даже эти ужасные цифры вряд ли являются полными. В число арестованных не включены, например, сотни тысяч депортированных и ссыльных. Непонятно, в какую категорию власти отнесли погибших под пытками во время «следствия». Неизбежно возникают вопросы: в чем причины такого скачка массовых расстрелов именно в эти два года? Почему репрессии происходят спустя 20 лет после революции в условиях относительной политической стабильности? В годы Гражданской войны и во время коллективизации террор совпадал с периодами острейших социально-политических конфликтов, сопровождающихся перераспределением собственности. Но в конце 1930-х гг. не было таких острых социальных конфликтов, для решения которых необходимо было применить столь массовое насилие. Известно, что террор и массовые репрессии в 1936–1938 гг. обосновывались сталинской теорией усиления сопротивления свергнутых классов, хотя на самом деле к тому времени ни сопротивления, ни самих этих классов уже не было и в помине. Если в 1913 г. 16,3 % всего населения России составляли помещики, крупная и мелкая городская буржуазия, торговцы и кулаки, то в 1928 г. на их долю приходилось 4,6 % населения, а к 1937 г. эксплуататорские классы в СССР были ликвидированы (59).

Несмотря на это, вождь и его ближайшие соратники призывали советских людей к бдительности, разоблачению и уничтожению врагов: ««Шахтинцы» (враги народа, вредители. — В.И.) сидят теперь во всех отраслях нашей промышленности. Многие из них выловлены, но далеко не все выловлены» (60). «Во все советские учреждения и организации проникло много врагов, они замаскировались под советских служащих, рабочих, крестьян, ведут жесткую и коварную борьбу против советского народного хозяйства, против Советского государства» (61). Теория вождя об усилении классовой борьбы при приближении к социализму «подтверждается» на больших и малых открытых и закрытых судебных процессах, на которых прилюдно разоблачают и жестоко карают врагов народа.

В 1936–1938 гг. состоялись три крупных открытых процесса над бывшими высшими деятелями ВКП(б), которые были в 20—30-е гг. XX века связаны с троцкистской или правой оппозицией. На первом процессе «троцкистско-зиновьевского террористического центра» основными обвиняемыми были Зиновьев и Каменев. Помимо прочих обвинений, им инкриминировалось убийство Кирова и заговор с целью убийства Сталина. Все шестнадцать обвиняемых были приговорены к смертной казни и сразу же после оглашения приговора расстреляны. Второй процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» проходил над 17 менее крупными деятелями, такими, как Радек, Пятаков и Сокольников. 13 человек были расстреляны, остальные отправлены в лагеря, где вскоре умерли. На третьем процессе над 21 членом так называемого «Правотроцкистского блока» главными обвиняемыми были Николай Бухарин — бывший член Политбюро и глава Коминтерна и Алексей Рыков — бывший член Политбюро и председатель СНК, а также Г.Г. Ягода, Х.Г. Раковский, Н.Н. Крестинский, М.А. Чернов и другие. Целью «преступной группировки» был «шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, провокация военного нападения этих государств на СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана, Приморья на Дальнем Востоке в пользу упомянутых иностранных государств, наконец, свержение в СССР существующего социалистического общественного и государственного строя и восстановление капитализма, восстановление власти буржуазии» (62).

Все подсудимые были признаны виновными и, кроме троих, расстреляны. В работах В.П. Наумова, М. Геллера и А. Некрича утверждается, что в ходе допросов над участниками этих и последующих процессов широко применялись шантаж (угрозы расправы с близкими родственниками), пытки и истязания, а признательные показания были вырваны силой (63).

Происходило массовое истребление руководящих кадров и рядовых членов партии. Из 267 членов ЦК, избранных в его состав с 1917 по 1934 г., к началу репрессий умерли 34, пережили репрессии 36, в основном те, кто особо рьяно прислуживал Сталину, и вошедшие в ЦК в 1920—1930-е гг. Остальные были уничтожены (А.И. Козлов. «Сталин: борьба за власть». — Ростов Н/Д.: Издательство Ростовского университета, 1991, с. 381). Таким образом, было уничтожено 197 из 233 членов ЦК, доживших до начала репрессий.

Какой извращенной фантазией надо обладать, чтобы утверждать, что Сталин и его подручные, осуществившие эти репрессии, «продолжали дело Ленина и Октябрьской революции»? А может быть, и в самом деле продолжали? Ведь и во время революции пламенные революционеры марксисты-ленинцы также в первую очередь уничтожали лучших представителей российской элиты. По утверждению ответственного работника КПК при ЦК КПСС Каткова в 1991 г., среди лиц, репрессированных в 1937–1938 гг., было 116 885 коммунистов, т. е. тех, у кого был партбилет на момент ареста. Те же, кого исключили перед арестом или несколькими годами ранее при разгроме различных оппозиций, числились беспартийными. Трудно сказать, сколько было репрессировано таких «беспартийных», но, как заявил на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 г. Сталин, с 1922 г. из рядов партии было исключено около 1,5 миллиона человек (Роговин В.З. «Партия расстрелянных». — М., 1997, с. 487). По данным Вадима Роговина, коммунисты составляли более половины всех репрессированных. Жестоким репрессиям подверглись и представители зарубежных компартий. На IX съезде СЕПГ в январе 1989 г. было официально объявлено, что в СССР во время «великой чистки» было уничтожено 242 видных деятеля КПГ (В.И. Пятницкий. «Осип Пятницкий и Коминтерн на весах истории». — Минск: Харвест, 2004, с. 541).

Югославские историки приводят списки более 800 своих эмигрантов и коммунистов, погибших от сталинского террора, и среди них четыре генеральных секретаря КПЮ, занимавших этот пост в партии в разное время. «В руководстве югославской компартии, кроме Тито, не осталось никого» (там же). «В подвалах Лубянки, Лефортовской тюрьмы и других местах погибло болёё (500 болгарских коммунистов» (там же, с. 542). В сталинских застенках погибли основатели Коминтерна Г. Клингер, Г. Эберлейн (КПГ), швейцарский соратник Ленина Ф. Платтен. Жертвами сталинизма стали 10 из 16 членов первого ЦК Коммунистической партии Венгрии и 11 из 20 народных комиссаров Венгерской Советской Республики 1919 г. Были арестованы почти все польские коммунисты, находившиеся в СССР. Руководители Компартии Польши, в том числе ее генеральный секретарь Ленский и один из основателей Социал-демократической и коммунистической партий Польши 70-летний Варский, были расстреляны. Было принято постановление Исполкома Коминтерна о роспуске партии. В Монголию, находившуюся в полной зависимости от СССР, был послан заместитель наркома внутренних дел Фриновский. Из 11 членов монгольского Политбюро ЦК было уничтожено 10, кроме одного Чойбалсана. Были расстреляны лидер Компартии Ирана Султан-Заде и Компартии Мексики Гомес (там же, с. 340).

11 июня 1937 г. на закрытом судебном заседании без участия защитников и без права обжалования приговора было рассмотрено дело по обвинению Маршала Советского Союза Тухачевского, командармов 1-го ранга Уборевича и Якира, командарма 2-го ранга Корка, комкоров Фельдмана, Эйдемана, Примакова и Путны в шпионаже, измене Родине и подготовке террористических актов. Высших офицеров РККА судило образованное Сталиным Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе председательствующего В.В. Ульриха и членов Я.И. Алксниса, В.К. Блюхера, С.М. Буденного, Б.М. Шапошникова, И.П. Белова, П.Е. Дыбенко, Н.Д. Каширина и Е.И. Горячева. Все подсудимые были расстреляны сразу же после окончания суда. Из членов «присутствия» эпоху Большого террора пережили лишь Буденный и Шапошников, остальные «судьи» вскоре были расстреляны.

После «Процесса военных» начались репрессии в РККА. Особенно большой урон понес высший командный состав — с командиров полков и выше. Всего в армии за контрреволюционные преступления было осуждено командиров всех рангов и бойцов: в 1936 г. — 925 человек, в 1937 — 4079, в 1938 — 3132, в 1939 — 1099 и в 1940–1603 человека. По данным Архива Военной коллегии Верховного суда СССР к высшей мере наказания в 1938 г. были приговорены 52 военнослужащих, в 1939 г. — 112 и в 1940 г. — 528 военнослужащих (64).

Чистка способствовала быстрому продвижению остающихся на свободе офицеров вверх по служебной лестнице и круто меняла их судьбы. Например, военный летчик старший лейтенант Иван Проскуров (1907 г. рождения) с октября 1936 по июнь 1937 г. воевал в Испании командиром 1-й интернациональной бомбардировочной эскадрильи. В июне 1937 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза и, по указанию Сталина, минуя звание капитана, — воинское звание майора. Это определило карьерный взлет молодого летчика. В 1937 г. ему было присвоено звание полковника, а в начале 1938 г. — комбрига. 7 октября

1938 г. Проскуров утвержден членом Военного совета при народном комиссаре обороны СССР, а 14 апреля 1939 г. назначен заместителем наркома обороны СССР и начальником Разведывательного управления РККА. С июня 1940 г. — генерал-лейтенант авиации. Командовал ВВС Дальневосточного фронта, с начала июня 1941 г. — командующий ВВС 7-й армии. 27 июня 1941 г. Иван Иосифович Проскуров был арестован, а 28 октября расстрелян по личному распоряжению Берии: «Следствие прекратить, суду не предавать, немедленно расстрелять». В протоколе значилось: «Виновным себя не признал». В один день с ним были казнены 20 человек, в том числе генералы Локтионов, Штерн, Арженухин, Рычагов, Смушкевич, Володин, Каюков, Савченко и другие. Реабилитирован 15 мая 1954 г. (65).

Однако основную массу казненных в годы Большого террора составили не партийные деятели — маршалы и генералы, — а сотни тысяч простых советских граждан. 2 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик следующую телеграмму: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте, и в некоторых отраслях промышленности. ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке». Телеграмма была подписана Сталиным.

16 июля 1937 г. состоялось совещание Ежова с начальниками областных управлений НКВД, где обсуждались вопросы проведения предстоящей операции. В следственных делах на наркома Н.И. Ежова и его заместителя М.П. Фриновского имеются показания С.Н. Миронова (начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю), А.И. Успенского (нарком внутренних дел УССР), Н.В. Кондакова (нарком внутренних дел Армянской ССР) и других об этом совещании. С.Н. Миронов показал: «Ежов дал общую оперативно-политическую директиву, а Фриновский уже в развитие ее прорабатывал с каждым начальником управления «оперативный лимит»» (количество лиц, подлежавших репрессии в том или ином регионе СССР. — В.И.). В заявлении на имя Л.П. Берии С.Н. Миронов писал: «…в процессе доклада Ежову в июле я ему заявил, что столь массовые широкие операции по районному и городскому активу… рискованны, так как наряду с действительными членами контрреволюционной организации они очень неубедительно показывают на причастность ряда лиц. Ежов мне на это ответил: «А почему вы не арестовываете их? Мы за вас работать не будем, посадите их, а потом разберетесь — на кого не будет показаний, потом отсеете. Действуйте смелее, я уже вам неоднократно говорил«…При этом он мне заявил, что в отдельных случаях, если нужно, с вашего разрешения могут начальники отделов применять и физические методы воздействия» (66).

«Начальники управлений, — показывал А.И. Успенский, — стараясь перещеголять друг друга, — докладывали о гигантских цифрах арестованных. Выступление Ежова на этом совещании сводилось к директиве: «Бей, громи без разбора». Ежов прямо заявил, — продолжал он, — что «в связи с разгромом врагов будет уничтожена и некоторая часть невинных людей, но что это неизбежно». На мой вопрос, как быть с арестованными 70- и 80-летними стариками, Ежов отвечал: «Если держится на ногах — стреляй»» (67).

30 июля 1937 г. был принят приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». По этому приказу определялись следующие категории лиц, подлежащих репрессиям: «1. Бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания и продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность; 2. Бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудпоселков, а также кулаки, скрывшиеся от раскулачивания, которые ведут антисоветскую деятельность; 3. Бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисоветскую преступную деятельность; 4. Члены антисоветских партий (эсеры, грузмеки, муссаватисты, иттихадисты и дашнаки), бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, банд пособники, переправщики, реэмигранты, скрывшиеся от репрессий, бежавшие из мест заключения и продолжающие вести активную антисоветскую деятельность; 5. Изобличенные следственными и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверсионных контрреволюционных формирований. Репрессированию подлежат также элементы этой категории, содержащиеся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены; 6. Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу; 7. Уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой. Репрессированию подлежат также элементы этой категории, которые содержатся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены; 8. Уголовные элементы, находящиеся в лагерях и трудпоселках и ведущие в них преступную деятельность».

Все репрессируемые разбивались на две категории: «наиболее враждебные элементы» подлежали немедленному аресту и после рассмотрения их дел на тройках — расстрелу. «Менее активные, но все же враждебные элементы» подлежали аресту и заключению в лагеря или тюрьмы на срок от 8 до 10 лет. Приказом НКВД для ускоренного рассмотрения тысяч дел были образованы «оперативные тройки» на уровне республик и областей. В состав «тройки» обычно входили: председатель — местный начальник НКВД, члены — местные прокурор и первый секретарь областного, краевого или республиканского комитета ВКП(б). Для каждого региона Советского Союза устанавливались лимиты по обеим категориям. (Приказ впервые был напечатан в газете «Труд» 4 июня 1992 г. Другие документы о массовых операциях Большого террора были напечатаны в еженедельнике «Московские новости»

21 июля того же года. До этого времени информация о приказе была полностью засекречена. Даже в засекреченном выступлении в 1956 г. Н.С. Хрущев, который сам принимал участие в «кулацкой операции», не упомянул о нем ни слова.)

Для подготовки репрессий в Москве и регионах прошли рабочие совещания сотрудников НКВД и прокуратуры, на которых было указано на необходимость придерживаться строжайшей секретности, на допустимые упрощения при ведении следствия и быстрое проведение судебных процессов. Рекомендовалось также подобрать подходящие места для осуществления расстрелов и захоронения тел. Участники такого заседания в Новосибирске, например, приветствовали предстоящую операцию «громкими возгласами поддержки» (68).

В изданном Ежовым приказе лимиты по обеим категориям были уменьшены по сравнению со списками от регионов. В общей сложности 59 республик, краев и областей предоставили список из 263 076 бывших кулаков и преступников: 85 511 предлагалось расстрелять, а 181 562 — выслать. Приказом же предусматривалось число репрессированных примерно на 29 тыс. человек меньше: 59,2 тыс. по первой категории, 174,5 тыс. — по второй. Уменьшение лимитов было произведено в основном за счет регионов, в чьих списках было более 4 тыс. кандидатов. Наибольшее количество кандидатов на расстрел и депортацию представил первый секретарь Московского обкома Н.С. Хрущев. По состоянию на 10 июля им было предложено репрессировать 41 305 «криминальных и кулацких элементов», из которых 8500 предлагалось расстрелять (первая категория) и 32 805 выселить (вторая категория) (69: 274–282).

Приказ утверждал личный состав 64 «троек» на республиканском, краевом и областном уровнях. В «кулацкой операции» «тройки» были «оперативным костяком массового террора» и имели не только те же задачи, что и ускоренные суды по раскулачиванию, но иногда и тех же членов, например: Станислав Реденс, Ефим Евдокимов, Леонид Заковский, Василий Каруцкий, Борис Бак, Роберт Эйхе и другие. Председателем заседаний был представитель НКВД, материалы для принятия решений «тройкой» также готовили сотрудники НКВД — «докладчик»-следователь и «секретарь» «тройки». Следствие проводилось «ускоренно и в упрощенном порядке». Заседания происходили за закрытыми дверями, в отсутствие обвиняемого, не оставляя ему никакой возможности для защиты. Пересмотр вынесенных «тройками» решений не был предусмотрен приказом, поэтому расстрельные приговоры быстро приводились в исполнение (70:28, 31,228).

Лимиты на уничтожение неоднократно увеличивались как по инициативе центра, так и по многочисленным ходатайствам территориальных органов НКВД. Например, 15 октября 1937 г. Политбюро приняло увеличение лимитов на 120 тыс. человек, из них 63 тыс. по первой категории и 57 тыс. — по второй. В Омске назначенный 28 июля 1937 г. председатель «тройки» уже 1 августа просил Лубянку увеличить лимиты. Он объяснил это «стахановскими темпами», которыми арестовано уже 3008 человек по первой категории (71).

В 1938 г. репрессии приобрели еще более жестокий характер — в некоторых регионах подавляющее большинство приговоров были смертными. Так, в Украинской ССР и Молдавской АССР с 1 января по 1 августа 1938 г. лишь 830 человек были отправлены в лагеря, а 36 393 приговорены к смерти. Одной из причин особой жестокости репрессий на Украине, видимо, стали кадровые изменения в партийном руководстве. 27 января первым секретарем Коммунистической партии Украины стал Н.С. Хрущев. Работа «троек» была поставлена на конвейер. Например, Ленинградская «тройка» 9 октября 1937 г. вынесла 658 смертных приговоров заключенным на Соловецких островах. Омская «тройка» 10 октября вынесла 1301 приговор, по которым 937 человек были осуждены на смертную казнь. «Тройка» Татарской АССР 28 октября вынесла 256 смертных приговоров. Карельская «тройка» 20 ноября рассмотрела 705 дел и вынесла 629 смертных приговоров. В тот же день Краснодарская «тройка» вынесла 1252 приговора. Репрессии проводилась также в отношении лиц, уже осужденных и находившихся в лагерях. Для них в приказе был выделен лимит на расстрел на 10 тысяч человек, который впоследствии был увеличен. По данным ГУГБ НКВД СССР, по состоянию на 31 декабря 1937 г. в процессе «кулацкой операции» было арестовано 555 641 человек, из них 239 252 приговорены к смерти, 314110 человек осуждены на сроки в лагерях или тюрьмах и 14 600 заключенных лагерей были приговорены к расстрелу (72:150–152).

Современные российские историки оценивают общее число заключенных только в «кулацкой операции» до 820 тыс., из них от 437 тыс. до 445 тыс. были расстреляны. Начальники УНКВД, получив разверстку на арест нескольких тысяч человек, были поставлены перед необходимостью арестовывать сразу сотни и тысячи человек. А так как всем этим арестам надо было придать какую-то видимость законности, то сотрудники НКВД стали повсеместно выдумывать всякого рода организации, «центры», «блоки» и просто группы.

Из материалов следственных дел того времени видно, что почти во всех краях, областях и республиках действовали широко разветвленные повстанческие, «правотроцкистские шпионско-террористические, диверсионно-вредительские» организации и центры, и, как правило, эти «организации» или «центры» возглавляли первые секретари обкомов, крайкомов или ЦК компартий союзных республик. Так органами УНКВД Западно-Сибирского края было сфабриковано широкомасштабное дело, названное позднее «эсеро-ровсовским заговором». «Ровсовская» операция представляла собой репрессивную акцию, инициированную и реализованную руководством Западно-Сибирского края, которому удалось заручиться поддержкой Москвы. Поданная в Москву информация сыграла существенную роль и в разработке будущей «кулацкой» операции.

Кроме крупной «ровсовской» организации в Новосибирской области были «разоблачены» «Сибирский комитет польской организации войсковой», «Новосибирская троцкистская организация в РККА», «Новосибирский троцкистский террористический центр», «Новосибирская фашистская национал-социалистическая партия Германии», «Новосибирская латышская национал-социалистическая фашистская организация» и еще 33 другие «антисоветские» организации и группы. В конце июля 1937 г. члены оперативной бригады секретно-политического отдела УНКВД Западно-Сибирского края, в значительной степени укомплектованной курсантами межкраевой школы НКВД под руководством П.И. Молостова, ходили по предприятиям и стройкам Новосибирска, выясняя у администрации наличие «антисоветского элемента».

Курсанты обходились без протоколов, ограничиваясь записями вроде «антисоветски настроен», «кулак» и т. д. Аресты «врагов народа» производились как поодиночке, так и облавами. Так сотрудники НКВД ночью оцепили огромную площадку строительства оперного театра и в течение трех дней арестовали до 200 строителей. Один из сотрудников НКВД, проводивший подобную операцию в Прокопьевске, позднее показал: «Ночью к зданию городского отдела были подогнаны около 15 грузовых автомашин с вооруженной охраной. По указанию Дымнова мы выехали на поселок Южный, где в основном жили спецпоселенцы, и… подвергли аресту всех мужчин. Ордеров на арест у нас не было… брали всех подряд, кто окажется дома… В этот раз было арестовано свыше 200 человек… Руководством городского отдела, видимо, с участием Дымнова, был составлен список всех арестованных, которых вписали в заранее заготовленную схему повстанческой организации…» До 15 марта 1938 г. только по «ровсовской» организации было осуждено 24 383 человека, из них 21 129 человек были расстреляны (73).

«Кулацкая операция» была лишь одним из направлений в общей кампании чисток. Были приняты и другие меры государственного терроризма для чистки советского общества от нежелательных «элементов».

9 марта 1936 г. Политбюро ЦК ВКП(б) издало Постановление «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов». В соответствии с ним был усложнен въезд в страну политэмигрантов и была создана комиссия для «чистки» международных организаций на территории СССР (74).

25 июля 1937 г. Ежов подписал приказ № 00439, которым обязал местные органы НКВД в 5-дневный срок арестовать всех германских подданных, в том числе и политических эмигрантов, работающих или ранее работавших на военных заводах и заводах, имеющих оборонные цеха, а также на железнодорожном транспорте, и в процессе следствия по их делам «добиваться исчерпывающего вскрытия не разоблаченной до сих пор агентуры германской разведки». По этим делам было осуждено 30 608 человек, в том числе приговорено к расстрелу 24 858 человек (75).

И августа 1937 г. Ежов подписал приказ № 00485, которым приказал начать с 20 августа широкую операцию, направленную на полную ликвидацию местных организаций «Польской организации войсковой» и закончить ее в 3-месячный срок. По этим делам было осуждено 103 489 человек, в том числе приговорено к расстрелу 84 471 человек (76).

15 августа был издан приказ НКВД № 00486 о начале репрессий против «изменников родины, членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных военной коллегией и военным трибуналом по первой и второй категориям, начиная с 1 августа 1936 г.», а также о порядке «арестов жен изменников родины, участников правотроцкистских организаций, шпионов и диверсантов». 17 августа 1937 г. издан приказ о проведении «румынской операции» в отношении эмигрантов и перебежчиков из Румынии в Молдавию и на Украину. Осуждено 8292 человека, в том числе приговорено к расстрелу 5439 человек.

В связи с продажей КВЖД в Советский Союз вернулось несколько десятков тысяч советских граждан, ранее работавших на КВЖД, а также эмигрантов. Вся эта группа лиц получила нарицательное имя «харбинцы» и затем была подвергнута репрессиям по приказу НКВД СССР № 00593 от 20 сентября 1937 г. Всего было осуждено 29 981 «харбинец», из них расстреляно 19 312 человек. 20 ноября 1937 г. издана директива НКВД о проведении операции в отношении перебежчиков из Латвии, активистов латышских клубов и обществ, по которой осуждено 21300 человек, в том числе 16 575 человек были расстреляны. 11 декабря

1937 г. издана директива НКВД о репрессиях в отношении греков, по которой осуждено 12 557 человек, в том числе 10 545 человек расстреляны. Директивой НКВД от 14 декабря 1937 г. репрессии по «латышской линии» распространялись также на эстонцев, литовцев и финнов. По «эстонской линии» осуждено 9735 человек, в том числе расстреляно 7998 человек, по «финской линии» осуждено 11 066 человек, из них приговорено к расстрелу 9078 человек. В январе — феврале 1938 г. изданы директивы НКВД о проведении «иранской операции», «национальной операции» в отношении болгар и македонцев и по «афганской операции». Всего по этим «операциям» осуждено 14 455 человек, из которых 2412 приговорены к расстрелу. В начале 1938 г. дела инвалидов, осужденных по разным статьям на 8— 10 лет лагерей, пересматривались «тройкой» по Москве и Московской области, которая приговаривала их к высшей мере наказания, так как их нельзя было использовать как рабочую силу.

В 1937–1938 гг. репрессии проводились не только органами госбезопасности. В областных и краевых управлениях милиции устанавливались лимиты на аресты «социально вредного» и уголовного элемента, которые доводились до местных милицейских начальников. Всего «милицейские тройки» в 1937–1938 гг. осудили около 420–450 тыс. человек из числа деклассированных и беспаспортных. Кампания террора и преследований привела к переполнению тюрем, лагерей и поселений ГУЛАГ. Количество заключенных выросло с 786 595 (на 1 июля 1937 г.) до более 1 126 500 (на 1 февраля 1938 г.) и более 1 317 195 (на 1 января 1939 г.). Ухудшились и без того неблагоприятные условия содержания. По официальным данным, в 1937 г. погибло 33 499 заключенных, а в 1938 г. — 126 585 заключенных. Во время депортации и перевозки в 1938 г. погибли на 38 тыс. человек больше по сравнению с предыдущим годом. По данным статистики, в 1938 г. более 9 % заключенных, или чуть более 100 тыс. человек, были нетрудоспособными по болезни, инвалидности или из-за упадка сил. В 1939 г. количество нетрудоспособных, не считая инвалидов, составило уже 150 тыс. человек (77).

«Рабочую» обстановку в низовых звеньях чекистского карательного аппарата во времена Большого террора можно представить по ставшей известной докладной записке сотрудника Белозерского РО НКВД Вологодской области И.В. Анисимова секретарю Вологодского обкома ВКП(б) Овчинникову. Ввиду уникальности документа приведем его полностью. Докладная записка И.В. Анисимова секретарю Вологодского ОК ВКП(б) Овчинникову о нарушениях, совершенных работниками УНКВД. (Написана не позднее 27 декабря 1938 г. Стиль и орфография соблюдены.) «Доношу до Вашего сведения, тов. ОВЧИННИКОВ, об искривлениях политики партии большевиков по вопросу практики оперативной чекистской работы о нарушении постановления ЦК ВКП(б) и указаний лично т. СТАЛИНА о дискредитации органами НКВД СССР отдельными работниками УНКВД по ЛО и ВО. В подтверждение этого излагаю факты этих нарушений, совершенных в 1937 г. на территории г. Белозерска Вологодской Области.

Будучи на работе в Белозерском РО НКВД по ВО в должности начальника Бюро Исправительно-трудовых работ, мне известно, что с целью подготовить большое количество следственных дел на тройку УНКВД работники Белозерского сектора арестовали совершенно невинных граждан, а именно: бывш. начальник опер, сектора ВЛАСОВ перед началом своей работы собрал у себя в кабинете совещание и сказал, что наш сектор должен дать больше всех секторов дел на тройку и в осуществление этого он, ВЛАСОВ, организовал группу из своих работников, так называемую «вербовочную комиссию», в которую входили: 1. Бывш. Начальник оперативного сектора ВЛАСОВ; 2. Чекист запаса ЕМИН; 3. Зам. Начальника Белозерского РО ОВЧИННИКОВ; 4. ВОРОБЬЕВ — работник Ленинградского УНКВД; 5. Начальник Белозерского РО ПОРТНОГО; 6. Сотрудник Ленинградского УНКВД ЛЕВАШОВ; 7. Капитан школы им. Ворошилова АНТИПОВ и другие. Тут же в кабинете у себя распределил ВЛАСОВ обязанности между этими лицами: 1. ЛЕВАШОВ был секретарем по выдаче денежных авансов; 2. ВОРОБЬЕВ — «доктором»; 3. ЕМИН, ВЛАСОВ и ОВЧИННИКОВ были агентами «вербовочной комиссии», причем договаривались в закрытом кабинете и об этом никто не знал, а лично мне рассказал ОВЧИННИКОВ, впоследствии стало известно от самих заключенных. Нужно сказать, что все они переоделись в штатскую форму и уехали.

Работа этой «комиссии» была построена следующим образом: вызывали по одному человеку из камеры, совершенно не располагая на последнего компрометирующими материалами и «доктор» ВОРОБЬЕВ начинал производить «медицинский осмотр», а ВЛАСОВ, ОВЧИННИКОВ и ЕМИН сидели, писали протоколы допроса, пользуясь ранее составленным еще в Белозерске протоколом. После осмотра ВОРОБЬЕВ кричал «годен», подводили к столу и, не читая ему протокола, говорили — подписывай акт медицинского осмотра и таким образом они в течение 4-х суток арестовали 200 человек, на которых не было совершенно материалов о к. р. агитации и других. Вернувшись обратно в Белозерское РО НКВД, ВЛАСОВ созвал вторично совещание и поставил вопрос перед работниками, что не соответствует с указаниями ЦК ВКП(б), а именно: 1. Протоколы писать хорошие, а хорошие нужно понимать так — они должны быть крепкие и длинные и больше вписывать актов к. р. деятельности на обвиняемого и тут же роздал всем работникам стандартный протокол, написанный лично ВЛАСОВЫМ и ОВЧИННИКОВЫМ, что и выполняли все. 2. Увязывать на к. р. организацию, хотя они пусть были и не связаны по к. р. работе.

После этого совещания ВЛАСОВ, ПОРТНОГО, ОВЧИННИКОВ и ЕМИН составили списки на лиц подлежащих аресту, а в списки заносили так — придет от председателя с/совета заявление, что на территории этого с/с проживает гражданин, имеющий ранее судимость или взяли в Райисполкоме списки кто в прошлом облагался твердым заданием и вот только по этому производили аресты. Мне известно, что по 30–40 человек арестовывали так, что после ареста у следователей был один его паспорт и вписывал в протокол обвиняемому, что ему вздумается, а после этого принуждали подписывать его написанное. Я помню как мне дали 15 штук паспортов (женщин) и Власов сказал, что садись, пиши протоколы, вот тебе мой черновик, а когда я ему сказал, что т. Начальник, у них нет состава преступления, то он ответил — «Партия нам так диктует, а ты должен подчиняться решениям партии».

Кроме этого ВЛАСОВ, ПОРТНОГО, ОВЧИННИКОВ, ВОРОБЬЕВ и др. применяли фашистские методы допроса и убивали в кабинетах путем физического насилия тех кто упорно не подписывал протоколы, заготовленные ранее ОВЧИННИКОВЫМ и ВЛАСОВЫМ. Одному «обвиняемому», фамилии сейчас не помню, ВЛАСОВ, ВОРОБЬЕВ и ОВЧИННИКОВ в кабинете у ВЛАСОВА сломали железным крюком нос и выкололи глаза, после свалили его под пол в это помещение. Двух граждан, фамилии тоже не помню, ОВЧИННИКОВ, ВОРОБЬЕВ и АНТИПОВ убили в помещении ЗАГСа и зарыли его под полом в этом помещении, причем убивали этих лиц железным молотом в голову, окна помещения были заставлены досками и одеждой. После этих убийств 3-х граждан ВЛАСОВ вызвал меня в кабинет и отобрал подписку о неразглашении этого дела, а в подтверждение с целью запугивания сказал, что если выдашь нашу работу, то убьем сразу, как собаку. Я подписку его не подписал и отказался, тогда он поручил мне убить обв. СКВОРЦОВА в кабинете железным молотом и когда я отказался от этого дела, то он прислал в кабинет ВОРОБЬЕВА, а меня выгнали из кабинета и там большой чернильницей СКВОРЦОВУ разбили всю голову и после этого он подписал им «показания», причем мне давали 15 рублей денег за то, чтобы СКВОРЦОВА я заставил насильно подписать написанный им протокол и тогда как мною этого не было выполнено, то ВЛАСОВ назвал меня «тряпкой» лишил обещанных денег.

Кроме этого в один вечер, по договоренности с ВЛАСОВЫМ, ПОРТНОГО дает свое распоряжение в помещении РО НКВД в течение всей ночи никому не входить из рядового состава и после этого ВЛАСОВ и ПОРТНОГО собрали совещание и сказали, что по указанию ЦК ВКП(б) мы должны убить около 70 человек, причем бить будем их холодным оружием. После всех этих разговоров ВОРОБЬЕВ, ОВЧИННИКОВ и ЕМИН достали из шкафа топор, железный молот и сказали — вот чем будем убивать сегодня человек 30. Будем рубить головы и крохи мяса закапывать в могилы, подготовленные сторожем кладбища, который очевидец этого дела. Приводили из тюрьмы по 15–20 человек, вязали им в помещении ЗАГСа руки, ложили в сани, а сверху валили одеяла и садились сами. По приезду на могилу ЕМИН, АНТИПОВ и другие брали по одному из саней и подносили его туловище на плаху, а ВОРОБЬЕВ и ОВЧИННИКОВ рубили топором, а после куски этого мяса бросали в могилу и вот таким образом они в течении 3-х суток уничтожили большое количество человек. Нужно сказать, что до отъезда на могилу ВЛАСОВ, ПОРТНОГО поили всех водкой в кабинете у ПОРТНОГО, а когда возвращались с могилы, пили водку на квартире у ОВЧИННИКОВА. Водкой поили курсантов, работающих на практике из Ворошиловской школы. Одежду свою забрызганную кровью жгли в огне и также жгли вещи убитых. К этой работе был привлечен Начальник тюрьмы МИХАЙЛОВ. Особенно издевались ОВЧИННИКОВ и ВОРОБЬЕВ, а после выпивки водки ОВЧИННИКОВ выступал в сильном самоопьянении и говорил в присутствии своей жены, что «молодцы мы с ВОРОБЬЕВЫМ, не имея практики, рубили человеческое тело как репу». Мне хорошо известно, что они пьянствовали на гос. средства в течение всей операции и доходило до массовых скандалов о том, что ОВЧИННИКОВ приписывал все эти заслуги себе, а ВЛАСОВ выступая говорил, что мое руководство было, а поэтому мои заслуги. Не случайно у т. ОВЧИННИКОВА в Белозерском РО НКВД два самоубийства и оба совершены на почве систематической пьянки. В этом деле должны нести ответственность и руководящие работники Управления, как то, ЖУПАХИН и БЕНЮК Начальник ОК НКВД по ВО, ибо они способствовали и способствуют в настоящее время.

В1938 г. меня выдвинули на работу Пом. опер, уполномоченного УГБ в Кадуйское РО НКВД, куда был в порядке выдвижения начальником назначен ОВЧИННИКОВ Василий Дмитриевич. Узнав БЕНЮК, что я знаю о преступных действиях по Белозерскому РО НКВД в отношении ОВЧИННИКОВА, он вызвал меня к себе в кабинет и стал изыскивать на меня компрометирующие материалы с целью уволить из органов НКВД. Он сказал, что я не выполняю указаний ОВЧИННИКОВА и не пишу протоколов допроса, так как пишет ОВЧИННИКОВ, а ОВЧИННИКОВ на протяжении ряда лет имеет стандартную форму допросов — об этом известно всему составу Белозерского РО НКВД. Дальше он говорит: Ты еще в 1937 г. не хотел выполнять наши указания, а когда ему повторил я, что Ваши указания не соответствуют с постановлением ЦК ВКП(б) и об этих указаниях я хочу сообщить т. ОВЧИННИКОВУ в Обком ВКП(б), тогда он, БЕНЮК, сказал: «Какое отношение имеет ОВЧИННИКОВ и Обком к нашей работе, к нашему руководству» и после этого обозвал меня «болтуном» и «треплом». После этого предупредил в отношении подписки о неразглашении. В этот же день уволил меня из органов УГБ НКВД и меня перевел в милицию, где и работаю в настоящее время.

В декабре месяце 1938 г. по этому делу мною было сказано Особоуполномоченному УНКВД по ВО СУКОНКИНУ, но последний мер к расследованию совершенно не принял и не придал значения этому делу, так как по его мнению это дело не имеет никакого значения, тогда как я ему подробно изложил о всех действиях Белозерского РО НКВД. Где был организован настоящий фашистский застенок и эти работники Белозерского РО ПОРТНОГО, ОВЧИННИКОВ стоят в большом почете у руководства по Вологодской области УНКВД. Если потребуется, могу подробно доложить о всех действиях, которых я еще не указал здесь. Анисимов» (78).

В материалах «комиссии Шверника» приведены и другие факты нарушения законности в органах НКВД Вологодской области. В частности, о незаконном осуждении к высшей мере наказания заключенных Вологодской и Грязовецкой тюрем ГУГБ НКВД СССР, отбывавших наказание по приговорам Военной коллегии Верховного суда и Особого совещания при НКВД СССР, которые, «находясь в заключении, продолжали вести активную борьбу с Советской властью». Так, 23 ноября 1937 г. были осуждены 25 заключенных Вологодской тюрьмы. 1 декабря 1937 г. были осуждены 15 заключенных Грязовецкой тюрьмы, 17 января

1938 г. 15 заключенных Вологодской и 8 заключенных Грязовецкой тюрем. 7 декабря 1937 г. «…за проведение контрреволюционной агитации, срыв политико-воспитательных и общих мероприятий, нарушение режима к ВМН были приговорены 100 заключенных НТК № 14 УНКВД по Вологодской области».

В письме А.Я. Вышинского от 1 февраля 1939 г. И.В. Сталину и В.М. Молотову о результатах расследования нарушений в Вологодском УНКВД подтверждены и дополнены факты, изложенные в докладной записке Анисимова и детально описана процедура «следственных действий»: «Бывш. начальник Белозерского оперсектора УНКВД лейтенант госбезопасности Власов, получив задание о разработке и выявлении кулацких, антисоветских элементов, занимающихся к/р деятельностью, вместо честно и добросовестного выполнения этого задания встал на путь подлогов и фабрикации фиктивных дел. В этих целях Власов и работники оперсектора сержант госбезопасности Воробьев, старший лейтенант, чекист запаса Емин, сотрудник Левашов и прикомандированный к оперсектору начальник пограничной школы в Ленинграде капитан Антипов прибыли в исправительно-трудовую колонию № 14 под видом «медицинской комиссии», якобы для отбора и направления осужденных в другие колонии. Отобрав здесь из отбывающих наказание 100 человек, Власов и его сотрудники составили подложные протоколы допросов обвиняемых, якобы сознавшихся в совершении тягчайших государственных преступлений. Подписи обвиняемых на этих протоколах были получены под видом подписей на «свидетельствах о болезни». Сфабрикованные таким образом дела были переданы на рассмотрение во вне судебном порядке на Тройку при УНКВД по Вологодской области и все 100 человек были расстреляны. Власов, Емин, Воробьев, Левашов и начальник Белозерского РО НКВД Портнаго во время допросов доходили до изуверства, применяя к допрашиваемым всевозможные пытки. Дело дошло до того, что во время допросов этими лицами четверо допрашиваемых были убиты…» (79).

«Искривления социалистической законности» имели место не только в Вологодской области. По единоличным распоряжениям начальника УНКВД по Житомирской области Вяткина в 1937–1938 гг. расстреляно свыше четырех тысяч арестованных, среди которых были беременные женщины и несовершеннолетние дети. В момент расследования этого факта выяснилось, что более чем на две тысячи расстрелянных протоколы членами «тройки» не подписаны и на многих из расстрелянных не оказалось даже следственных дел (80). В Ленинграде в августе — ноябре 1937 г. по расследуемому делу арестовали 53 человека, в том числе 51 глухонемого, обвинив их в подготовке террористических актов против Жданова, Молотова и Сталина. По решению «тройки» все эти лица были осуждены, причем 34 человека расстреляны. На 1 июля 1938 г. по Свердловской области значились осужденными 9853 поляка и 1237 латышей. В конце того же года была проведена выборочная проверка дела на 4123 поляков и 237 латышей. Выяснилось, что из осужденных по проверенным делам поляками по национальности являлись только 390 человек, а латышами — 12 человек (81).

«Тройки» рассматривали дела в отсутствие обвиняемых, десятки и даже сотни дел на каждом заседании. По воспоминаниям бывшего чекиста М.П. Шрейдера, проработавшего на руководящих должностях в системе НКВД до 1938 г. и затем арестованного, порядок работы «тройки» по Ивановской области был следующий: составлялся так называемый «альбом», на каждой странице которого значились имя, отчество, фамилия, год рождения и совершенное «преступление» арестованного. При просмотре «альбома» начальник областного управления НКВД красным карандашом писал на каждой странице большую букву «Р» и расписывался, что означало «расстрел». В тот же вечер или ночью приговор приводился в исполнение. Обычно на следующий день страницы «альбома» подписывали другие члены «тройки» (82). Протоколы заседания «троек» направлялись начальникам оперативных групп НКВД для приведения приговоров в исполнение. Приказ устанавливал, что приговоры по «первой категории» приводятся в исполнение в местах и порядком по указанию наркомов внутренних дел, начальников областных управлений и отделов НКВД с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение. Подбору мест расстрелов и массовых захоронений в НКВД уделялось большое внимание. 25 июля 1937 г. начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю Миронов С.Н., который впоследствии был сам расстрелян, на совещании так инструктировал начальников оперсекторов управлений НКВД: «Чем должен быть занят начальник оперсектора, когда он приедет на место? Найти место, где будут приводиться приговора в исполнение, и место, где закапывать трупы. Если это будет в лесу, нужно, чтобы заранее был срезан дерн и потом этим дерном покрыть это место, с тем, чтобы всячески конспирировать место, где приведен приговор в исполнение — потому что все эти места могут стать для контриков, для церковников местом религиозного фанатизма. Аппарат никоим образом не должен знать ни место приведения приговоров, ни количество, над которым приведены приговора в исполнение, ничего не должен знать абсолютно — потому что наш собственный аппарат может стать распространителем этих сведений» (83).

8 августа 1937 г. заместитель Ежова Фриновский направил телеграмму: «Всем начальникам УНКВД. В дополнение оперприказа № 00447. Приговора троек объявлять осужденным только второй категории. Первой категории — не объявлять. Повторяю — не объявлять. Фриновский». В результате обреченные на смерть узнавали о своей участи лишь на месте расстрела. В годы массовых репрессий приведение приговоров в исполнение осуществляли сотрудники тюрем и так называемые «расстрельные» команды, в которые входило по четыре-пять сотрудников НКВД. В официальных документах 1930—1940-х гг. для обозначения исполнителей приговоров использовался термин «сотрудники для особых поручений».

В период Большого террора 1937–1938 гг. для массовых расстрелов привлекались также оперативные работники органов безопасности, следователи, сотрудники милиции и даже штатские партийные активисты. Исполнители пользовались личным оружием, обычно это был наган, который они считали самым подходящим оружием. Стреляли с расстояния менее метра в левую часть затылка или под череп, в шею снизу вверх, целясь в первый шейный позвонок. В этом месте находится нервный узел, соединяющий мозг со всем телом, и при его разрушении смерть наступает мгновенно.

Изучая акты на списание патронов у расстрельных команд, исследователи пришли к выводу, что в ряде случаев в одного казнимого стреляли два-три раза с контрольным выстрелом. Расстреливали, как правило, партиями. Расстрелянных на территории тюрем раздевали до белья или донага. Обнаруженные в 1979 г. многочисленные мумифицированные трупы на размытой Обью территории колпашевской тюрьмы и в других, ставших известными, местах массовых захоронений были в нижнем белье. При казнях за городом, как показывают раскопки последних лет, в могилах обнаруживают обувь и остатки верхней одежды. Технология расстрелов и беспредельный цинизм «органов правосудия» видны из материалов дела дважды расстрелянного крестьянина колхоза «Труженик» Ново-Борчатского сельсовета Крапивинского района Кемеровской области Г.Н. Чазова. Григория Чазова арестовали 5 декабря 1937 г., 19 февраля следующего года он был допрошен фельдъегерем Крапивинского райотдела НКВД Н. Молевым, протокол подписал не читая. Шесть дней спустя был переведен в Кемеровскую тюрьму, а 20 марта 1938 г. в отделение Кемеровской тюрьмы в селе Ягуново, где содержались 312 человек, в том числе и его 63-летний отец Николай Чазов. 22 марта около девяти вечера всем заключенным было приказано немедленно собраться для отправки на этап. Их по одному выводили из камеры и направляли за дом, где уже была приготовлена братская могила. Чазова комендант тюрьмы сзади ударил по голове, «а двое неизвестных, насунув ему шапку на глаза, повели за дом и сильным толчком бросили в глубокую яму». Упав в яму, Чазов почувствовал под собой тела стонущих людей. По этим людям неизвестные ему лица ходили и стреляли в них. Чазов, лежа между трупами, не шевелился и таким образом остался жив. А когда расстреливавшие люди уехали, оставив яму не закопанной, — вылез и пошел домой в колхоз, находившийся за 45 километров от места происшествия».

Вместе с братом Федором Григорий Чазов 4 апреля того же года приехал в Москву, и из приемной М.И Калинина они оба были направлены в Прокуратуру СССР. На следующий день их допросил дежурный прокурор Главной военной прокуратуры военюрист 1-го ранга Качанов и затем доложил по существу дела начальнице 2-го отдела ГВП военюристу 1-го ранга Софье Ульяновой. С санкции армвоенюриста Н.С. Розовского оба брата были арестованы (Федор — как укрыватель беглеца). Прокурор Г.К. Рогинский написал первому заместителю наркома внутренних дел Фриновскому о необходимости проверки дела и привлечения к ответственности лиц, «небрежно выполнивших приговор о расстреле». В июне 1938 г. Григорий Чазов был повторно расстрелян в Москве, а его брат по докладу Рогинского как социально вредный элемент осужден на 5 лет заключения и отправлен на Колыму. Дело № 33160 на Чазова и еще 16 человек (все осуждены к расстрелу) было сфабриковано с образцовой грубостью и цинизмом: обвинительное заключение составлено 19 января 1938 г., а допросы проведены — с 16 по 19 февраля. Чазова обвиняли в поджоге Тайгинского пихтового завода, отравлении стрихнином трех колхозных лошадей, поджоге тока с соломой и антисоветских разговорах. Ни документов, ни свидетельских показаний в деле не было.

В 1939 г. Прокуратура СССР внесла протест на решение по делу о расстреле Чазова, не проведя расследования в отношении 16 его подельников. Случаи с обнаружением могил и побегами из-под расстрела сильно компрометировали чекистское начальство. Из НКВД СССР в Новосибирск отправили требование выяснить обстоятельства «небрежного» расстрела, тем более что случаи деконспирации казней в Новосибирской области были и ранее. Бывший начальник Новосибирского УНКВД Горбач на следствии в конце 1938 г. показал, что в результате его «вредительской работы» в г. Ленинске-Кузнецком массовые операции по арестам кулацкого элемента задели также середняков «и, кроме того, там приговора в исполнение были приведены в таком месте и так, что на второй день какой-то человек натолкнулся на место, где был обнаружен труп». Указал Горбач и на промашку с Чазовым: в Кемеровском горотделе НКВД, согласно его показаниям, один из осужденных к ВМН «фактически не был расстрелян, после операции ушел и явился в Москве, кажется, в приемную М.И. Калинина» (84).

Поражает интенсивность расстрелов. Так, в небольшом городе Минусинске за август 1938 г. было расстреляно 310 человек, а своеобразный «рекорд» был поставлен в ночь на 8 декабря 1937 г. — 222 расстрела. В Славгороде «рекорд» был поставлен 22 января 1938 г. (298 расстрелов), в Тобольске 14 октября 1937 г. (217 расстрелов). Так как сотрудники УНКВД в маленьких провинциальных городах были малочисленны и с таким объемом расстрелов не справлялись, к исполнениям приговоров привлекались работники милиции, красноармейцы и партактив. Начальник УНКВД по Куйбышевской области 4 августа 1937 г. своим постановлением особо запретил привлекать к расстрелам красноармейцев и рядовой милицейский состав, в Тобольске 22 апреля 1938 г. отдельным постановлением было запрещено привлекать к расстрелам партактив (85).

Однако в годы Большого террора применялись и более жестокие методы казней. Так, в небольшом городе Куйбышеве Новосибирской области прямо в здании райотдела НКВД жертвы подвергались удушению. Бывший начальник Куйбышевского оперсектора УНКВД по Новосибирской области Л.И. Лихачевский, арестованный за нарушения законности, в августе 1940 г. показывал: «Осуждено к ВМН за 1937–1938 гг. по Куйбышевскому оперсектору было около 2 тыс. человек. У нас применялось два вида исполнения приговоров — расстрел и удушение. Сжиганием не занимались. Сжигали только трупы. Всего удушили примерно 600 человек. Постоянными участниками этих операций были Плотников, Малышев, Иванов, Урзля, Вардугин и другие работники как НКВД, так и милиции. Операции проводились таким путем: в одной комнате группа в 5 человек связывала осужденного, а затем заводили в другую комнату, где веревкой душили. Всего уходило на каждого человека по одной минуте, не больше». Лихачевский также добавил: «При исполнении приговоров в первой комнате сидел я и проверял личность осужденного, затем после меня (его) заводили в другую комнату, где связывали, а затем оттуда выводили в третью комнату, где и расстреливали». По каким-то причинам одно время «в условиях Куйбышевского района» расстреливать было нельзя, «и я отдал распоряжение согласно указанию начальника Управления применять удушение. Всего было задушено человек 500–600».

Некоторые из палачей соревновались в умении убить осужденного с одного удара ногой в пах. Казнимым забивали рот кляпом, причем у С. Иванова был специальный рожок, которым он раздирал рты, выворачивая зубы сопротивляющимся. Этот садист расхаживал во время «ликвидаций» в белом халате, за что «коллеги» прозвали его «врачом». Тройка палачей (Лихачевский, Малышев и Иванов) трибуналом войск НКВД Западно-Сибирского округа 27–29 августа 1940 г. была осуждена к высшей мере. Никто из них в последнем слове не выразил сочувствия к своим жертвам — говорили только о собственной невиновности и расстройстве здоровья от усиленной работы по исполнению (86).

В «Записке Комиссии Президиума ЦК КПСС о результатах работы по расследованию причин репрессий и обстоятельств политических процессов 30-х годов» сказано: «Работники Белозерского райотдела НКВД Вологодской области Анисимов, Воробьев, Овчинников, Антипин и другие в декабре 1937 г. вывезли в поле 55 человек, осужденных «тройкой» к расстрелу, и порубили их топорами. (Сначала били приговоренных арестованных молотом по голове, а затем клали на плаху.) В том же райотделе поленьями убили 70-летнюю старуху и 36-летнюю женщину-инвалида» (87).

С 1939 г. близким казненных не сообщалось об их расстреле. На вопросы родственников отвечали, что их отец, муж или брат «осужден к 10 годам ИТЛ без права переписки и передач». С осени 1945 г. на запросы стали отвечать, что «осужденный умер в местах лишения свободы».

В ходе репрессий для получения признательных показаний в широких масштабах применялись пытки. В записке комиссии Н.М. Шверника в Президиум ЦК КПСС отмечено, что арестованные, которые старались доказать свою невиновность и не давали требуемых показаний, как правило, подвергались мучительным пыткам и истязаниям. К ним применялись так называемые «стойки», «конвейерные допросы», заключение в карцер, содержание в специально оборудованных сырых, холодных или очень жарких помещениях, лишение сна, пищи, воды, избиения и различного рода пытки. В записке, среди фактов пыток, приводится выдержка из письма заместителя командующего Забайкальским военным округом комкора Лисовского: «…Били жестоко, со злобой. Десять суток не дали минуты сна, не прекращая истязаний. После этого послали в карцер… По 7–8 часов держали на коленях с поднятыми вверх руками или сгибали головой под стол и в таком положении я стоял также по 7–8 часов. Кожа на коленях вся слезла, и я стоял на живом мясе. Эти пытки сопровождались ударами по голове, спине» (88).

Во времена хрущевской «оттепели» советская прокуратура осуществила проверку ряда политических процессов и групповых судебных дел. Во всех случаях проверка вскрыла факты грубой фальсификации дел, когда «признательные показания» были получены под пытками. Специальная комиссия ЦК КПСС под руководством секретаря ЦК П.Н. Поспелова также подтвердила, что имели место «факты незаконных репрессий, фальсификации следственных дел, применения пыток и истязаний заключенных» (89).

Один из первых пяти советских маршалов, первый кавалер почетных боевых орденов Красного Знамени и Красной Звезды, «судья» на процессе по делу Тухачевского и других военачальников, Василий Константинович Блюхер скончался от жестоких пыток в Лефортовской тюрьме НКВД 9 ноября 1938 г. Во время пыток у него был выбит глаз. По приказу Сталина его тело отвезли для медицинского освидетельствования в печально известную Бутырку и сожгли в крематории. (По заключению «судмедэксперта», смерть наступила от закупорки легочной артерии тромбом, образовавшимся в венах таза.) Через 4 месяца после убийства, 10 марта 1939 г., судебная инстанция приговорила мертвого маршала к высшей мере наказания за «шпионаж в пользу Японии», «участие в антисоветской организации правых и в военном заговоре». Этим же решением к расстрелу были приговорены первая жена Блюхера Галина Покровская и жена его брата Лидия Богуцкая. Через четыре дня расстреляли его вторую жену, Галину Кольчугину, а третью — Глафиру Безверхову, Особое совещание при НКВД СССР приговорило к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Был расстрелян и брат Василия Константиновича, капитан Павел Блюхер — командир авиазвена при штабе ВВС ОКДВА. До ареста Блюхера были брошены в казематы НКВД его порученец Павлов и шофер Жданов. Из пяти детей маршала от трех браков старшую — Зою Белову, в апреле 1951 г. осудили на 5 лет ссылки, судьба самого младшего, Василина (на момент ареста Блюхера 24 октября 1938 г. ему было 8 месяцев), неизвестна. Василий Константинович Блюхер и все члены его семьи реабилитированы (90).

Конструктору первых советских ракетно-космических систем, первому гражданину СССР, которому звание Героя Социалистического Труда было присвоено во время пребывания в заключении, Сергею Павловичу Королеву во время допросов сломали челюсти и вызвали сотрясение мозга. Видному партийному деятелю, кандидату в члены Политбюро Р.И. Эйхе и деятелю литовской Компартии З.И. Ангаретису во время «следствия» сломали позвоночники, сотруднику Коминтерна В.Г. Кноринышу паяльной лампой жгли спину (91).

Маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский провел три года в сталинских застенках, где его пытали и выбили передние зубы. Затем была реабилитация и Великая Отечественная. Битва за Москву, Сталинградское сражение, Курская битва. Рокоссовский был главным идеологом крупнейшей за всю историю войн операции «Багратион».

Герой Советского Союза генерал Горбатов Александр Васильевич, вспоминая дни, проведенные в сталинских застенках, пишет «.. Прошло три дня. Начались вызовы к следователю. Сперва они ничем не отличались от допросов, которые были на Лубянке. Только следователь был здесь грубее, площадная брань и слова «изменник», «предатель» были больше в ходу». «…Допросов с пристрастием было пять с промежутком двое-трое суток; иногда я возвращался в камеру на носилках. Затем дней двадцать мне давали отдышаться» (92: 123).

Видный чекист Михаил Шредер также оставил свидетельства о пыточных застенках в НКВД в 1930-е гг. «…Я категорически отказался от дачи ложных показаний. В это время в кабинет вошел Минаев и спросил Ильицкого: — Ну что, эта фашистская б… все еще не дает показаний? — Ты сам фашистская сволочь, — вне себя заорал я. — Ты же лучше других знаешь меня как работника, преданного делу партии. — Не смей говорить о партии, фашистский гад, — закричал Минаев, снова изо всей силы ударил меня по лицу, а затем сказал: — Обработайте его так, чтобы он не мог узнать свою собственную задницу. Тут же появились несколько молодцов. Избиение было настолько сильным, что обратно в камеру я уже идти не мог и меня, окровавленного, в полубессознательном состоянии, отволокли туда вахтеры…» (93: 124).

Всеохватывающую и ужасающую картину пыток дает Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». В главе, посвященной следствию, на основе многочисленных свидетельств людей, прошедших сквозь ад советских застенков, перечислены мыслимые и немыслимые виды истязаний и пыток. Тут и многодневная выдержка подследственного без сна — «стойка», самый распространенный метод, и многочасовое стояние на коленях, и сидение на краю или ножке стула… «Ну а всех способов битья и не перечислить: плетками, резиновыми палками, мешками с песком, наконец, и вовсе бесхитростно — кулаками и ногами. Были и экзотические приемы, например, тесный бокс с клопами». В 1937–1938 гг., отмечает Солженицын, виды пыток не регламентировались — «допускалась любая самодеятельность». «Ни хозяйственный аппарат НКВД, ни тем более советская промышленность не озаботились снабдить следователей годным для пыток инвентарем. Из положения выходили кто как. Сами мастерили и приспосабливали к делу — туго скрученные жгуты из веревки или из проволоки, резиновые или кожаные плетки с грузом и без, цепи, куски шлангов, резиновые дубинки из автопокрышек и т. п.».

Арестованный начальник 1-го отдела ГУГБ НКВД СССР И.Я. Дагин в показаниях от 15 ноября 1938 г. сообщал: «Ежов… пристально посмотрел на меня и сказал: «Был у меня такой хороший приятель Марьясин… вместе с ним работали мы в ЦК. Марьясин пошел против нашего дела, и за это по моему указанию его каждый день били… Дело Марьясина было давно закончено, назначалось к слушанию, но каждый день откладывалось по моему распоряжению для того, чтобы продолжать избивать Марьясина. Я велел отрезать ему ухо, нос, выколоть глаза, резать Марьясина на куски. И так будет со всеми»». (Очевидно, речь идет о Льве Ефимовиче Марьясине, советском государственном и партийном деятеле, председателе Госбанка СССР, близком друге и собутыльнике Ежова, расстрелянном в Москве 10 сентября 1937 г.) (94).

Избиение и пытки арестованных во время следствия были заурядным и массовым явлением и практиковались во всех республиканских и областных управлениях НКВД. Начальник отдела УТБ НКВД Белоруссии Сотников писал в своем объяснении: «Примерно с сентября месяца

1937 г. всех арестованных на допросах избивали… Среди следователей шло соревнование, кто больше «расколет». Эта установка исходила от Бермана (бывший наркомвнудел Белоруссии), который на одном из совещаний следователей наркомата сказал:…Каждый следователь должен давать не менее одного разоблачения в день… Избиение арестованных, пытки, доходившие до садизма, стали основными методами допроса. Считалось позорным, если у следователя нет ни одного признания в день. В наркомате был сплошной стон и крик, который можно было слышать за квартал от наркомата. В этом особенно отличался следственный отдел».

По этому же вопросу начальник 3-го отдела УТБ НКВД БССР Гепштейн показал: «В августе месяце в Белоруссии согласно приказу НКВД была начата широкая операция по польской агентуре… Во второй половине октября 1937 г. вернулся из Москвы Берман и заявил мне, что мы, оказывается, очень резко отстали от всех без исключения УНКВД Союза, что в Ленинграде разоблачено 2000 человек, на Украине 4000 человек и что поэтому нам необходимо резко перестроить всю работу. Берман предложил мне созвать совещание следователей, на котором он даст указания… Берман заслушал доклад каждого следователя, и здесь, на этом совещании, впервые и была дана установка о том, что арестованных можно бить, о том, что протоколы должны быть короткими, что по групповым делам надо включать арестованных в альбом каждого сразу по мере отработки, а не всей группой… В Минске вскоре началось поголовное битье арестованных. Это распространилось чрезвычайно быстро и широко во всех остальных отделах наркомата».

Кроме побоев в НКВД Белорусской ССР применялись и другие виды пыток: арестованных затягивали в смирительные рубашки, обливали водой и выставляли на мороз, вливали в нос нашатырный спирт, издевательски называемый «каплями искренности» (95).

В НКВД Туркменской ССР арестованных сажали в дезкамеру, насыщенную слабой концентрацией хлорпикрина, в летнюю жару выставляли на солнцепек, смазывали волосы клеем, а когда клей высыхал, прочесывали голову гребнем. В УНКВД по Житомирской области во время «следствия» возникали нежелательные специфические проблемы. Как отмечалось в справке секретариата НКВД от 8 января 1939 г., описывавшей примеры беззакония в годы Большого террора: «В результате жестокого избиения з/к крики и стоны последних были слышны на улице, что могло стать достоянием масс» (96).

В УНКВД по Ленинградской области каждому следователю был установлен лимит — за день не менее пяти «признаний». И следователи старались. Арестованный в 1937-м в Ленинграде комсомольский активист А.К. Тамми, которому запомнились, по его выражению, только садисты из садистов, писал: «…Карпов сначала молотил табуреткой, а затем душил кожаным ремнем, медленно его закручивая»… Вероятно, речь идет о Георгии Карпове — будущем генерале и председателе Совета по делам Русской православной церкви. Хотя в то же время в Ленинградском НКВД работал и другой чекист — Иван Карпов, также сделавший карьеру, — с 1954-го он возглавил КГБ Эстонии. Ни тот, ни другой за «искривления социалистической законности» наказаны не были. Особенно ретиво выполняли указания вождя о «выкорчевывании» врагов народа его земляки — грузинские чекисты. Их деятельность можно наглядно представить, например, по показаниям подследственных по делу бывшего министра внутренних дел Грузии Рушадзе. Бывший начальник Тбилисской тюрьмы Окрошидзе на допросе в июне 1954 г. показал об избиениях арестованного командира грузинской дивизии комдива Буачидзе: «…все тело Буачидзе было покрыто сплошными синяками и кровоподтеками. Он не мог мочиться естественным способом, т. к., видимо, у него был поврежден мочевой пузырь, и моча выходила через живот… Буачидзе был уже в предсмертной агонии… на следующий день он скончался» (97).

Свидетель Свиридов, допрошенный в январе 1954 г. по тому же делу, показал об избиениях в 1937 г. арестованного пчеловода совхоза Леткемана: «Рухадзе, я это видел лично, бил Леткемана кулаком в живот и по голове, бил его веревочным шнуром, а однажды дошел до того, что привязал к половым органам Леткемана шпагат и стал дергать его, требуя показаний от Леткемана. Я в это время составлял протокол допроса Леткемана и лично видел эту картину» (98).

Избиения и истязания быстро вошли в арсенал средств «следствия» и стали привычкой. Чекисты били осужденных даже когда везли их к месту казни, в чем не было никакого практического смысла. Очевидец расстрелов, бывший сотрудник НКВД Грузинской ССР Глонти на допросе в КГБ 10 июня 1954 г. показал: «Жуткие сцены разыгрывались непосредственно на месте расстрелов. Кримян, Хазан, Савицкий, Парамонов, Алсаян, Кобулов… как цепные псы набрасывались на совершенно беспомощных, связанных веревками людей, и нещадно избивали их рукоятками от пистолетов» (99).

Особо свирепствовали грузинские чекисты по отношению к своим, приговоренным к смерти, коллегам. Осужденного Михаила Дзидзигури начали избивать на глазах других осужденных, как только все они были размещены в грузовой машине, чтобы следовать к месту расстрела. Его били рукоятками пистолетов и убили еще до расстрела. Перед расстрелом били также бывшего чекиста Морковина. «Савицкий и Кримян обвиняли его в том, что он не присваивал им очередные специальные звания, и издевательски спрашивали его: «Ну как, теперь ты присвоишь нам звания?»» Парамонов во дворе внутренней тюрьмы насмерть забил осужденного чекиста Зеленцова, и в машину, следовавшую к месту расстрела, его отнесли уже мертвого. Парамонов пояснил и причину расправы: его бывший начальник ему «жизни не давал». На месте расстрела уже били всех подряд. В обвинительном заключении по делу Савицкого, Кримяна, Парамонова и других бывших работников НКВД Грузии, осужденных в 1955 г., отмечено, что указание об избиениях приговоренных к смерти им дал первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Берия: «Перед тем как им идти на тот свет, набейте им морду» (100).

От пыток в Тбилисской тюрьме скончался известный грузинский композитор и дирижер Е.С. Микеладзе, которому, по слухам, Берия лично проткнул уши. В результате истязаний и пыток многие арестованные умирали, кончали жизнь самоубийством, становились калеками, сходили с ума. Так умерли во время следствия в НКВД СССР подвергавшиеся жестоким избиениям ответственный работник Коминтерна Анвельт, начальник Политуправления наркомата совхозов Соме. Через день после ареста скончался член ЦК ВКП(б), заведующий отделом ЦК партии Бауман (101).

Покончили жизнь самоубийством, будучи арестованными, председатель СНК Белорусской ССР Голодед, заведующий секретариатом председателя СНК СССР Могильный, второй секретарь Саратовского обкома ВКП(б) Липендин и другие. По свидетельству бывшего врача Лефортовской тюрьмы Розенблюм, с декабря 1936 по январь 1938 г. в этой тюрьме было зарегистрировано 49 случаев смерти арестованных от побоев и истощения (102).

Пытки подследственных сочетались с методами психологического воздействия. Чекисты давали задание внутрикамерной агентуре уговаривать арестованных «сознаться» в несовершенных преступлениях. Когда и это не помогало — попросту подделывали подписи арестованных под протоколами допросов.

Пытки не исчезли из арсенала сталинской госбезопасности и после окончания Большого террора. Главный прокурор ВМФ направил 3 января 1940 г. письменную жалобу начальнику Особых отделов ГУГБ НКВД Бочкову и Прокурору СССР Панкратьеву о нарушениях закона в Особом отделе Черноморского флота. И, в частности, сообщал, что на вопрос о практикуемых там в ходе следствия избиениях начальник Особого отдела флота Лебедев открыто заявил прокурору: «Бил и бить буду. Я имею на сей счет директиву Берия».

Большинство отечественных историков поддерживают точку зрения об управляемом характере репрессий. Эту концепцию сформулировал О. Хлевнюк в работе «Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е гг.». По его мнению, «чистка» 1937–1938 гг. была целенаправленной операцией, спланированной в масштабах государства. Основным и важнейшим доказательством целенаправленного воздействия высшего руководства страны на ход массовых операций является тот факт, что их начало и завершение определялись соответствующими постановлениями Политбюро ЦК ВКП(б) и советского правительства. Основной целью такой политики он считает ликвидацию «пятой колонны» — миллионов людей, обиженных политикой власти в предыдущий период (103).

Жестокое противостояние в ходе Гражданской войны, репрессии периода нэпа, многочисленные акции конца 1920-х — 1930-х гг. — чистки партии и аресты оппозиционеров, коллективизация и «раскулачивание», борьба с «саботажниками хлебозаготовок» и «расхитителями социалистической собственности», аресты и высылки после убийства Кирова и т. д. — затронули многие миллионы людей. В число «обиженных» попала значительная часть населения страны.

Произвол всегда порождает противодействие и ненависть, и, чтобы удержаться у власти, диктатура прибегает к более жестокому террору. Репрессии и насилие можно рассматривать и как необходимое условие функционирования советской экономики, основу которой составляло прямое принуждение к труду. Беспощадность сталинского руководства подпитывал и своеобразный синдром «неполноценности власти», власти «в первом поколении».

Лишь пятнадцать лет прошло со времени завершения Гражданской войны, и вожди партии еще хорошо помнили, как нелегко далась победа, сколь часто стоял вопрос о судьбе нового режима. Многие из них пережили страшные минуты неопределенности и страха за собственную жизнь, и растущая угроза новой войны, а значит, новых испытаний для власти возвращала к этим воспоминаниям.

О боязни утраты власти достаточно откровенно высказался в своих рассуждениях о событиях 1930-х гг. один из ближайших соратников Сталина и один из главных организаторов террора — В.М. Молотов.

Он говорил писателю Ф. Чуеву: «1937 г. был необходим. Если учесть, что мы после революции рубили направо-налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 37-му году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны. Ведь даже среди большевиков были и есть такие, которые хороши и преданны, когда все хорошо, когда стране и партии не грозит опасность. Но если начнется что-нибудь, они дрогнут, переметнутся. Я не считаю, что реабилитация многих военных, репрессированных в 37-м, была правильной… Вряд ли эти люди были шпионами, но с разведками связаны были, а самое главное, что в решающий момент на них надежды не было…И пострадали не только ярые какие-то правые или, не говоря уже, троцкисты, пострадали и многие колебавшиеся, которые нетвердо вели линию и в которых не было уверенности, что в трудную минуту они не выдадут, не пойдут, так сказать, на попятную…Сталин, по-моему, вел очень правильную линию: пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны» (104).

Таким образом, массовые репрессии в период Большого террора, по существу, были «профилактическим» мероприятием с целью «очистки» страны от потенциальных врагов сталинского режима, удержания в повиновении общества, подавления инакомыслия и оппозиционности, укрепления единоличной власти вождя. Число безвинных жертв при этом власть не интересовало, в соответствии с известным сталинским принципом — «лес рубят — щепки летят». Это не означает, конечно, что в репрессивных операциях 1937–1938 гг. не присутствовала известная доля стихийности и местной «инициативы». На официальном языке эта стихийность называлась «перегибами», «искривлениями» или «нарушениями социалистической законности». К «перегибам» относили, например, «слишком большое» количество убитых на допросах.

В новейшей отечественной историографии сложилось устойчивое представление о том, что именно Сталин является главным «творцом» трагических событий 1937–1938 гг. Существует большое количество документальных свидетельств о том, что Сталин в годы Большого террора тщательно контролировал и направлял деятельность Ежова. Он правил основные документы, готовившиеся в ведомстве Ежова, регулировал ход следствия и определял сценарии политических процессов. В период следствия по делу Тухачевского и других военачальников Сталин принимал Ежова почти ежедневно. Как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937–1938 гг. Ежов побывал у вождя более 270 раз и провел у него в общей сложности более 840 часов. Это был своеобразный рекорд: чаще Ежова в сталинском кабинете появлялся только Молотов (105: Приложение 4).

Несмотря на то что большинство директив о терроре оформлялись как решения Политбюро, их истинным автором был, судя по имеющимся документам, Сталин.

Как утверждал в своих мемуарах Хрущев, значительную роль в 1937 г., помимо Сталина, играли также Молотов Ворошилов, Каганович, однако многие решения Сталин принимал единолично. За подписью Сталина на места шли директивы ЦК о проведении арестов и организации судов. В ряде случаев Сталин рассылал телеграммы с указаниями от своего имени. Например, 27 августа 1937 г. в ответ на сообщение секретаря Западного обкома партии Коротченко о ходе суда над «вредителями, орудовавшими в сельском хозяйстве Андреевского района», Сталин телеграфировал: «Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати». Аналогичную телеграмму от своего имени в тот же день Сталин послал в Красноярский обком (106).

Сохранились собственноручные резолюции Сталина на поступавших к нему от Ежова протоколах допросов арестованных, в которых он требовал «бить». Например: 13 сентября 1937-го в письменном указании Ежову Сталин требует: «Избить Уншлихта за то, что он не выдал агентов Польши по областям (Оренбург, Новосибирск и т. п.)»; или 2 сентября 1938-го на сообщении Ежова о «вредительстве в резиновой промышленности» Сталин оставляет пометку: «Вальтер (немец)» и «избить Вальтера» (107).

До конца своих дней Сталин остался приверженцем применения пыток при дознании по политическим делам. Его жестокость в особой степени проявилась в последние годы жизни. В потоке поступавших на стол Сталина государственных бумаг все большую часть составляли протоколы допросов арестованных. Вновь были инспирированы громкие дела: «Ленинградское дело», «Дело Еврейского антифашистского комитета», «Мингрельское дело», «Дело Абакумова» и «Дело врачей», особенно беспокоившее Сталина. Ему казалось, что «вредительское» лечение» кремлевской верхушки является частью «всеобщего заговора», нити которого ведут за океан. Диктатор лично давал указания министру госбезопасности С.Д. Игнатьеву, в каком направлении вести следствие, и о применении к арестованным истязаний. Докладная записка Игнатьева Сталину от 15 ноября 1952 г. свидетельствует, что и за три с половиной месяца до смерти «вождь народов» настаивал на пытках арестованных: «Докладываю Вам, товарищ Сталин, что во исполнение Ваших указаний от 5 и 13 ноября с. г. сделано следующее:…2. К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия и усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками» (108).

Позднее Игнатьев описывал, как Сталин устроил ему разнос за неповоротливость и малую результативность следствия: «Работаете как официанты — в белых перчатках». Сталин внушал Игнатьеву, что чекистская работа — это «грубая мужицкая работа», а не «барская», требовал «снять белые перчатки» и приводил в пример Дзержинского, который не гнушался «грязной работой» и у которого для физических расправ «были специальные люди».

Н.С. Хрущев вспоминал, как в его присутствии разъяренный Сталин требовал от Игнатьева заковать врачей в кандалы, «бить и бить», «лупить нещадно». Сталинская жестокость зафиксирована и в его пометках «бить, бить» на многих опубликованных ныне так называемых расстрельных сталинских списках. Нарком Ежов был лишь способным и инициативным «учеником» Сталина. Он достаточно успешно справился с подготовкой нескольких открытых процессов, которые завершились полным признанием подсудимыми — видными деятелями большевистской партии — своей вины. Ежов лично участвовал в допросах и отдавал приказы о применении пыток. От НКВД, который возглавлял Ежов, исходила инициатива в проведении многих репрессивных акций. Сталин, несомненно, подталкивал Ежова к более активным действиям. В литературе неоднократно отмечался факт невиданной по интенсивности пропагандистской кампании, которая была организована вокруг НКВД и лично Ежова.

В 1937–1938 гг. Ежов получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых партийно-государственных постов. Его именем называли города, предприятия и колхозы. Однако Сталин расчетливо сохранял определенную дистанцию между собой и Ежовым и предпочитал возлагать «лавры» за массовое «разоблачение врагов» на НКВД и его руководителя. «Сейчас мне думается, когда я вспоминаю то время, — рассуждал в 70-е гт. по этому поводу известный советский писатель К. Симонов, — что раздувание популярности Ежова, его «ежовых рукавиц», его железного наркомства, наверное, нисколько не придерживалось, наоборот, скорее, поощрялось Сталиным в предвидении будущего, ибо, конечно, он знал, что когда-то наступит конец тому процессу чистки, которая ему как политику и человеку, беспощадно жестокому, казалась, очевидно, неизбежной; раз так, то для этого последующего периода наготове имелся и вполне естественный первый ответчик» (109).

«Великое кровопускание» было приостановлено решением Политбюро ЦК ВКП(б) № П65/116 от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Сталин и Молотов, подписавшие директиву, подвели итоги репрессий. Они положительно оценили итоги кампании против внутрипартийной оппозиции (троцкистов и бухаринцев) и массовых кампаний против кулаков, преступников, антисоветских элементов и т. д. Но в то же время подвергли острой критике допущенные НКВД и прокуратурой «ошибки», которые вызвали «нарушениями революционной законности». Это, конечно же, было допущено врагами, которым удалось проникнуть в НКВД, прокуратуру и вырвать их из-под партийного контроля.

25 ноября 1938 г. Берия возглавил НКВД. Ответственность за допущенные во время Большого террора нарушения возложили на Ежова, который был арестован 10 апреля 1939 г. и 4 февраля 1940 г. расстрелян по обвинению в сочувствии троцкизму, шпионаже и подготовке государственного переворота. Проделано это было без обычных шумных кампаний. Аккуратность, с какой убирали Ежова, свидетельствует о том, что Сталин опасался вызвать слишком широкий общественный интерес к деятельности НКВД и обстоятельствам проведения Большого террора. Ежов стал очередным «козлом отпущения», одним из тех, кто, выполнив волю вождя, расплатился жизнью во имя того, чтобы сам вождь оставался вне подозрений. Такая же судьба постигла и всех подручных Ежова: Агранова, Заковского, Реденса, Балицкого, братьев Берманов, Дагина, Кацнельсона, Фриновского и прочих. Однако далеко не все организаторы репрессий разделили судьбу своих жертв, немало было и таких, как Берия и его сподвижники, организовавшие Большой террор в Грузии, которые сделали в эти годы большую карьеру и выдвинулись на руководящие посты в государстве. 10 января 1939 г., уже после окончания Большого террора, от имени ЦК на места была разослана телеграмма, где разъяснялось, «что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК ВКП», и, несмотря на то, что «впоследствии на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими», «ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь… в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод» (110).

Казни по Сталинским спискам

Среди 681 692 человек, расстрелянных в 1937–1938 гг. по политическим мотивам, значительную долю составляют люди, уничтоженные по личному приказу Сталина и его подручных по так называемым Сталинским спискам. В 2002 г. Обществом «Мемориал» и Архивом Президента РФ в 11 томах опубликованы 383 списка, в которых содержатся фамилии 44 477 человек, из них санкцию «вождей» на осуждение по первой категории, т. е. на расстрел, получили 38 955 человек (111).

Справедливости ради следует заметить, что упрощенный порядок уничтожения личных врагов (они же и «враги народа») по спискам был изобретен не «великим вождем всех народов». Более чем на две тысячи лет его опередил римлянин Луций Корнелий Сулла (138—78 гг. до н. э.) со своими проскрипциями. В СССР «упрощенный порядок» уничтожения «врагов народа» по Сталинским спискам впервые был применен 4 октября 1936 г., через несколько дней после назначения Ежова на должность наркома внутренних дел СССР. В этот день Политбюро рассмотрело просьбу Ежова и Вышинского санкционировать осуждение 585 человек по списку, и приняло — «опросом» — следующее постановление: «Согласиться с предложением тт. Ежова и Вышинского о мерах судебной расправы с активными участниками троцкистско-зиновьевской контрреволюционной террористической организации по первому списку в количестве 585 человек». На подлиннике решения стояли подписи: «За. Каганович, Молотов, Постышев, Андреев, Ворошилов, Ежов». Решение было принято в отсутствие Сталина, который в этот момент отдыхал в Сочи.

С февраля 1937 г. началось регулярное утверждение таких списков Сталиным и его ближайшими соратниками. Следующий список, утвержденный таким образом, датирован 27 февраля 1937 г. В нем записаны фамилии 479 человек, мерой наказания для которых был определен расстрел. Потрясает простота и деловитость при «оформлении» массовых убийств сотен людей. Так 20.08.1938 г. Ежов пишет: «Товарищу Сталину. Посылаю на утверждение 4 списка лиц, подлежащих суду, на 313, на 208, на 15 жен врагов народа, на военных работников — 200 человек. Прошу санкции осудить всех к расстрелу». Резолюция вождя не вызывает сомнений в дальнейшей судьбе 736 человек — «За. 20.08. И. Ст., В. Молотов».

Списки составляла «специальная группа» в центральном аппарате НКВД на основе справок из территориальных управлений. На списках имеются подписи и визы чекистов М.П. Фриновского, В.М. Курского, С.Г. Гендина, Я.С. Агранова, М.И. Литвина, Л.Н. Вельского, В.Е. Цесарского и И.И. Шапиро. Поданным комиссии Н.М. Шверника, которая в начале 1960-х гг. расследовала преступления сталинского режима, «вопросы о мерах наказания предрешались руководящими работниками НКВД СССР, председателем Военной Коллегии Верховного Суда СССР Ульрихом и заместителем Прокурора СССР Рогинским». Все чекисты, причастные к процедуре уничтожения «врагов народа» по Сталинским спискам, уничтожены. Зам. наркома М.П. Фриновский расстрелян 3.02.1940 г., старший майор госбезопасности С.Г. Гендин — 23.02.1939 г., комиссар госбезопасности 1-го ранга Я.С. Агранов — 1.08.1938 г., комиссар госбезопасности 2-го ранга Л.Н. Вельский — 16.10.1941 г., старший майор госбезопасности В.Е. Цесарский — 21.01.1940 г., старший майор госбезопасности И.И. Шапиро — 5.02.1940 г. Комиссары госбезопасности 3-го ранга В.М. Курский и М.И. Литвин застрелились.

Заместитель Генерального прокурора СССР (Вышинского) Г.К. Рогинский «за создание контрреволюционной организации в прокуратуре СССР» в 1940 г. получил 15 лет лагерей и умер в местах заключения. «Рогинский, как отмечалось в справке комиссии ЦК, — благодаря своей беспринципности использовался бывшим вражеским руководством НКВД в необоснованном массовом избиении партийного и советского актива. Рогинский давал санкции на аресты по простым, ничего не говорящим справкам НКВД, не проверяя дела по существу. Он по требованию НКВД давал санкции по телефону из квартиры и даже из дома отдыха». «Отговорилось далее в справке, — разлагал и развращал аппарат, устранял его от надзора за следствием, запрещал военным прокурорам, участвующим в выездных сессиях, снимать сомнительные дела на доследование или для направления в другие суды. Военным прокурорам, выезжавшим на места, запрещалось вмешиваться в следствие и осуществлять права прокурора». (Шапиро, Вельский, Гендин и Рогинский реабилитированы.)

В подписании списков принимали участие только те члены Политбюро, которые были наиболее приближены к Сталину. На списках нет автографов Калинина, Андреева, Чубаря, в то время как подпись Жданова, кандидата в члены Политбюро, встречается очень часто. Молотовым завизировано 372 списка. Собственноручные резолюции «за» и подписи Сталина сохранились на 357 списках, Каганович подписал 188, Ворошилов — 185, Жданов — 176, Микоян — 8, а вскоре расстрелянный Косиор — 5 списков. На 8 списках стоит подпись Ежова, который подписывал их не как нарком внутренних дел, а как секретарь ЦК, хотя он почти всегда присутствовал при утверждении списков. Рекорд в деле уничтожения «врагов народа» «великий вождь и учитель» Иосиф Сталин и его подручный Вячеслав Молотов поставили 12 декабря 1938 г., когда за один присест подписали сразу несколько списков и отправили на смерть 3167 человек. Именно Сталин и его подручные вынесли приговор каждому из них. Военная коллегия была лишь техническим оформителем этих заранее вынесенных приговоров.

Осуждение по спискам продолжалось и после 1938 г., хотя с приходом Л.П. Берии на пост главы НКВД СССР масштабы репрессий сократились. (За 1939 г. по обвинению в контрреволюционных преступлениях были осуждены к высшей мере наказания «всего» 2600, а за 1940 г. — 1600 человек.) Сталинские списки с этого времени стали утверждать постановлениями Политбюро. Принятое 16 февраля 1939 г. по записке Берии и Вышинского постановление Политбюро за № П68/112-оп гласило: «Дела активных врагов партии и Советской власти, входящих в руководящий состав контрреволюционной правотроцкистской, заговорщической и шпионской организации, в количестве 469 человек — передать на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР с применением Закона от 1 декабря 1934 г.». Из них расстреляны 413 человек. Решением от 8 апреля 1939 г. за № П1/217-оп, принятым также на основании записки Берии и Вышинского, Политбюро постановило «дела активных участников контрреволюционной правотроцкистской, заговорщической организации» (всего 931 человек) передать Военной коллегии Верховного суда для рассмотрения в соответствии с Законом от 01.12.1934 г., причем в отношении 198 руководящих участников применить высшую меру наказания — расстрел, а остальных 733 человек приговорить к заключению в лагерь «на срок не менее 15 лет каждого».

Решением Политбюро от 17 января 1940 г. (№ П11/208-оп) на основании списка, представленного Берией Сталину, «осуждено» несколько сотен человек. В сопроводительной записке (№ 265/6) говорилось об окончании следствия в отношении арестованных «врагов ВКП(б) и Советской власти, активных участников контрреволюционной, правотроцкистской заговорщической и шпионской организации в количестве 457 человек» и о том, что НКВД считает необходимым передать их дела в Верховную коллегию для рассмотрения в порядке Закона от 01.12.1934, причем 346 человек следует приговорить к ВМН, а 111 — на сроки не менее 15 лет. «Просим Вашей санкции», — завершал записку Берия. В прилагаемом списке среди 346 человек, подлежащих расстрелу, были Исаак Бабель, Михаил Кольцов, Надежда Михайловна Бухарина-Лукина, Всеволод Мейерхольд. Большую часть списка заняли имена чекистов-«ежовцев» и членов их семей, включая Ежова и Фриновского с женой и сыном. Предложение Берии было принято без изменений.

6 сентября 1940 г. Берия попросил санкцию на передачу в Верховную коллегию дел еще на 537 человек. Из приложенного списка предполагалось 472 человека расстрелять (в том числе 41 по обвинению в принадлежности к «заговорщической организации, готовившей вооруженное восстание против правительства МНР»), а остальных 65 человек приговорить к заключению на срок не ниже 15 лет каждого.

Списочные расстрелы военного времени оформлялись решениями Государственного комитета обороны (ГКО). Так 6 сентября 1941 г. по представлению Берии Сталин подписал решение ГКО № 634 сс, санкционировавшее расстрел заключенных Орловской тюрьмы. В нем говорилось: «Применить высшую меру наказания — расстрел к 170 заключенным, разновременно осужденным за террористическую, шпионско-диверсионную и иную контрреволюционную работу. Рассмотрение материалов поручить Военной коллегии Верховного суда СССР». В 1941 г. Берия направил Сталину список на 46 «арестованных, числящихся за НКВД СССР». На этот раз вопрос был решен без формальностей. Никаких постановлений не принималось, была лишь наложена резолюция: «Расстрелять всех поименованных в списке. И.Сталин». В этом списке было несколько генералов, командующие ВВС округов, бывший нарком боеприпасов И.П. Сергеев и другие видные военные деятели. Расстрелянные генералы были арестованы по сфабрикованным обвинениям накануне и в самом начале войны (аресты начались 8 июня).

22 июля 1941 г. расстреляны командующий войсками Западного фронта генерал армии Павлов Дмитрий Григорьевич и генералы Климовских, Григорьев, Таюринский, Оборин, Коробков. Генерал Копец Иван Иванович застрелился. 16 октября 1941 г. были приведены в исполнение смертные приговоры в отношении генералов Н.А. Клича, С.А. Черных, С.М. Мищенко, Р.Ю. Клявиньша, А.Н. Крустыньша, А.И. Дальберга и А.Я. Даннебергса. 23 октября 1941 г., в праздничный День Красной Армии, в то время, когда армия истекала кровью и задыхалась от нехватки квалифицированных кадров, по указанию «великого вождя всех времен и народов» в Куйбышеве были расстреляны еще несколько заслуженных генералов и руководителей оборонной промышленности. Вот их имена. Штерн Григорий Михайлович, генерал-полковник, начальник Главного управления ПВО Наркомата обороны СССР. Локтионов Александр Дмитриевич, генерал-полковник, с 1940 г. — командующий войсками Прибалтийского военного округа. Смушкевич Яков Владимирович, генерал-лейтенант авиации, помощник начальника Генерального штаба РККА по авиации. Савченко Георгий Косьмич, генерал-майор артиллерии, заместитель начальника Главного артиллерийского управления РККА. Рычагов Павел Васильевич — генерал-лейтенант авиации, заместитель наркома обороны СССР. Сакриер Иван Филимонович, дивизионный инженер, заместитель начальника вооружения и снабжения Главного управления ВВС РККА. Засосов Иван Иванович, полковник, временно исполняющий должность председателя артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления РККА. Володин Павел Семенович, генерал-майор авиации, начальник штаба ВВС РККА. Проскуров Иван Иосифович, генерал-лейтенант авиации, начальник штаба ВВС РККА. Склизков Степан Осипович, бригадный инженер, начальник Управления стрелкового вооружения Главного артиллерийского управления РККА. Арженухин Федор Константинович, генерал-лейтенант авиации, начальник Военной академии командного и штурманского состава ВВС РККА. Каюков Матвей Максимович, генерал-майор, генерал-адъютант при заместителе наркома обороны СССР Соборнов Михаил Николаевич, военинженер 1-го ранга, начальник опытного отдела Технического совета Наркомата вооружения СССР. Герои Советского Союза генералы Птухин Евгений Саввич, Пумпур Петр Иванович и Шахт Эрнст Генрихович. Таубин Яков Григорьевич, конструктор стрелково-пушечного вооружения, начальник Особого конструкторского бюро № 16 Наркомата вооружения СССР, создатель первого в мире пехотного автоматического гранатомета. Нарком боеприпасов Сергеев И.П. и другие. О некоторых расстрелянных генералах стоит рассказать особо.

Григорий Михайлович Штерн служил в рядах Красной Армии с 1919 г. В 1937–1938 гг. он участвовал в гражданской войне в Испании, где был главным военным советником, а в 1938–1939 гг., когда произошло резкое обострение отношений между СССР и Японией, Штерн руководил Дальневосточной армией и Дальневосточным фронтом и тогда же получил звание Героя Советского Союза. Во время советско-финской войны 1939–1940 гг. он командовал 8-й армией. К 1941 г. в числе наград Штерна были два ордена Ленина, три ордена Красного Знамени и орден Красной Звезды.

Яков Владимирович Смушкевич свою службу в рядах Красной Армии начал в 1918 г. в должности комиссара стрелкового полка, но потом был направлен в авиацию. В 1936–1937 гг. он под псевдонимом легендарного «генерала Дугласа» принимал участие в гражданской войне в Испании, где занимал пост старшего военного советника республиканского правительства по авиации. За участие в испанской кампании Смушкевич был удостоен звания Героя Советского Союза. В мае — августе 1939 г., во время боев на реке Халхин-Гол, он командовал авиацией 1 — й армейской группы, за что вскоре был награжден второй медалью «Золотая Звезда», став, таким образом, первым в стране дважды Героем Советского Союза. С ноября 1939 г. Смушкевич — начальник ВВС РККА, командарм 2-го ранга, а с декабря 1940 г. — помощник начальника Генерального штаба РККА по авиации. Смушкевич был арестован в госпитале, вскоре после тяжелой операции ног, и в тюрьму доставлен на носилках. Его 15-летняя дочь буквально «прорвалась» к Берии, и тот пообещал ей скорое освобождение отца. Однако вскоре дочь Смушкевича вместе с его женой оказались в тюрьме.

Павел Васильевич Рычагов всю свою жизнь тоже связал с авиацией. В 1936–1939 гг. он участвовал в гражданской войне в Испании, за что получил звание Героя Советского Союза. Затем он защищал небо Китая в период начала японской оккупации, был главным советником китайского правительства по авиации. Во время советско-финской войны Рычагов командовал авиацией 9-й армии. В 1940 г. в возрасте всего 29 лет он был назначен начальником Главного управления ВВС РККА, а в феврале 1941 г. — заместителем народного комиссара обороны СССР по авиации. Вместе с ним была расстреляна и его жена, известная летчица Мария Петровна Нестеренко, которая вышла замуж за Рычагова после испанской войны. Все расстрелянные генералы реабилитированы.

Известен послевоенный список, который 11 апреля 1950 г. представил Сталину министр государственной безопасности В. Абакумов. Всех 35 человек, названных в этом списке, осудили и расстреляли в апреле 1950 г. 12 августа 1952 г. в подвалах Лубянки по обвинению в космополитизме были расстреляны 13 членов президиума Еврейского антифашистского комитета, в том числе такие видные еврейские литераторы, как Лев Квитко, Перец Маркиш, Давид Бергельсон и Давид Гофштейн.

Под топор сталинской гильотины попадали и сотрудники карательных органов, которых иногда убирали и как нежелательных свидетелей. В число казненных вошли и бывшие руководящие работники ВЧК — «соратники Дзержинского». Всего по Сталинским спискам в период с 1 октября 1936 по 15 августа 1938 г. было арестовано 2273 сотрудника госбезопасности, из них за «контрреволюционные преступления» — 1862 человека. После прихода Берии, в 1939 г., к ним прибавилось еще 937 человек. Приговоры на видных сотрудников НКВД оформлялись «особым образом». В их следственных делах отсутствуют как протоколы об окончании следствия, так и приговоры. Их и уничтожали в так называемом особом порядке. После утверждения Сталиным и ближайшими членами его окружения расстрельного списка жертву без судебной процедуры выдавали коменданту Военной коллегии Верховного суда СССР с предписанием расстрелять. Предписания выполнялись от руки, что говорило об особой секретности данной категории расстрелов.

Казни в ГУЛАГе

Главное Управление ОГПУ-НКВД, осуществлявшее руководство системой исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ), было создано по личному приказу И.В. Сталина в 1929 г. и объединяло 53 лагеря с тысячами лагерных отделений и пунктов, 425 колоний и более 2000 спец. комендатур. Организаторами и первыми руководителями ГУЛАГа были: Ф.И. Эйхманс (апрель — июнь 1930), Л.И. Коган (до 9 июня 1932), М.Д. Берман (до 16 августа 1937), И.И. Плинер (до 16 ноября 1938). (Расстреляны в 1937–1938 гг. Реабилитированы.)

В 1936–1937 гг. управления ГУЛАГа в регионах возглавляли: заместитель начальника ГУЛАГа Фирин Самуил Яковлевич; начальники концлагерей: в Украине — Кацнельсон, Белицкий; в Карелии — Коган Самуил Львович; в Северной области — Финкельштейн; на Соловецких островах — Серпуховский; в Московской области — Раппопорт, Абрамопольский, Файвидович, Зелигман, Шкляр, Реденс; в Свердловской области — Погребинский, Шкляр; в Казахстане — Полин; в Западной Сибири — Шабо, Гогель; в Верхоуральске — Мезенец; в Ленинградской области — Заковский; в Западной области — Плятт; в Азово-Черноморском районе — Фридберг; в Саратовской области — Пиляр; в Оренбургской области — Райский; на Северном Кавказе — Файвилович; в Башкирии — Зелигман; в Восточно-Сибирской области — Троицкий; в Дальневосточном районе — Дерибас; в Среднеазиатском районе — Круковский; в Белоруссии — Леплевский. 11 июля 1943 г. в соответствии с Указом ПВС СССР от 19 апреля 1943 г. «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев… шпионов и изменников родины и их пособников» был издан приказ НКВД № 00968 «Об организации отделений каторжных работ при ИТЛ НКВД», в соответствии с которым, в частности, «начальнику лагерей Дальстроя» Никишову предписывалось сформировать на добыче золота и олова каторжные лагерные отделения на 10 000 человек, «выделив их от остальных лагерных отделений».

Осужденные-каторжане в лагерном делопроизводстве шли отдельной строкой: для каторжан было принято писать «з/к КТР», в отличие от «з/к ИТЛ» — для остальных (112).

Постановлением Совета Министров СССР № 416–159 сс от 21 февраля 1948 г. «Об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников» для «шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и участников других антисоветских организаций и групп» в системе ГУЛАГа в шестимесячный срок создавались особые лагеря, общей численностью на 100 000 человек, в том числе в районах Колымы на Дальнем Севере на 30 000 человек… Такие лагеря: Степлаг, Минлаг, Дубровлаг, Озерлаг и Берлаг были созданы. Заключенные в них должны были носить номера на одежде. Всего в системе лагерей, тюрем и колоний в 1930–1956 гг. одновременно содержалось 2,5–2,75 млн человек. За годы существования системы ГУЛАГа через него прошли 15–18 млн человек. Смертность заключенных в лагерях ГУЛАГа достигла в 1933 г. — 15,3 %, в 1942 г. — 24,9 % и в 1943 г. — 22,4 % от среднесписочной численности узников. Согласно официальным данным МВД СССР, с 1930 по 1956 г. в системе ГУЛАГа умерли 1606 742 человека (113). Заключенные ГУЛАГа в 1930—1950-х гг. строили каналы (Беломорско-Балтийский канал имени Сталина, канал имени Москвы, Волго-Донской канал имени Ленина); ГЭС (Волжскую, Жигулевскую, Угличскую, Рыбинскую, Нижнетуломскую, Усть-Каменогорскую, Цимлянскую и др.); металлургические предприятия (Норильский и Нижнетагильский МК и др.); объекты советской ядерной программы; железные дороги (Трансполярную магистраль, Кольскую железную дорогу, тоннель на Сахалин, Караганда — Моинты — Балхаш, Северную железную дорогу, вторые пути Сибирской магистрали, Тайшет — Лена (начало БАМа) и другие); а также автомобильные дороги. Учреждениями ГУЛАГа были основаны и построены города Комсомольск-на-Амуре, Советская Гавань, Дудинка, Воркута, Ухта, Инта, Печора, Молотовск, Дубна, Находка, Волжский, Джезказган. Труд заключенных широко использовался на добыче золота и других полезных ископаемых.

В 1938 г. только на Колыме в забоях шахт, рудников и на строительстве дорог работало 93 978 заключенных из 113 930 человек трудоспособного населения. В этом году было добыто 62 008 килограммов химически чистого золота. Заключенные работали в нечеловеческих условиях. В магаданских архивах говорится, что «сокращение норм питания, зачастую ниже установленных норм всем без исключения лагерникам, без установления пайка в зависимости от производительности труда в период массовой промывки золота не могло не отразиться на работе лагерников… За 1938 г. среди заключенных умерло 10 251 человек, главным образом от истощения».

Назначенный руководителем «Дальстроя» старший майор госбезопасности К.А. Павлов приказом № 91 от 26 февраля 1938 г. установил «с 1 марта на открытых горных работах 11-часовой рабочий день для заключенных дневной смены и 10-часовой день для ночных смен». В последующие месяцы продолжительность рабочего дня была увеличена до 16 часов (десятичасовой рабочий день был восстановлен с 1 октября 1938 г., с выходными каждого 10-го, 20-го и 30-го числа). Через два года число заключенных возросло до 176 685 человек, а 1940 г. стал самым «урожайным» на золото в истории Колымы — было добыто 80 028 килограммов золота.

Помимо высокой смертности от невыносимых условий труда и содержания, плохого питания и медицинского обслуживания, многие заключенные были расстреляны по указанию властей. Расстрелы в лагерях и тюрьмах начались сразу же после выхода приказа НКВД № 00447 от

30 июля 1937 г. В первую очередь расстреливали троцкистов и «контрреволюционеров», а также «отказников», сектантов, «за саботаж и попытку восстания», за побеги и т. д. Известны массовые расстрелы заключенных на Колыме, в Воркутинских лагерях и в урочище Сандармох в Медвежьегорском районе Карелии. В колымском «Дальстрое» вдохновителями таких расстрелов были начальники С.Н. Гаранин и К.А. Павлов, а «техническую сторону» вопроса решали палачи: начальник УНКВД по Дальстрою В.М. Сперанский с так называемой московской бригадой в составе чекистов Кононовича, Каценеленбогена (Богена), Бронштейна и Виницкого. Используя методы фальсификации, провокации и прямого физического воздействия, «московская» бригада разрабатывала дело о «Колымской антисоветской, шпионской, повстанческо-террористической, вредительской организации», которая якобы была организована и возглавлялась бывшим директором «Дальстроя» Э.П. Берзиным. По данному делу в числе остальных был арестован и бывший начальник Севвостлага И.Г. Филиппов. Уже через несколько дней он дал следующие показания: «Антисоветская организация, активным участником которой я состоял, ставила перед собой основную задачу — свержение Советского правительства. В этих целях организация вела практическую работу в направлениях: а) подготовки на Колыме вооруженного выступления против советской власти в момент возникновения конфликта между СССР и Японией или же Германией; б) подготовки и совершения террористических актов против руководителей Коммунистической партии и Советского правительства; в) возбуждения местного коренного населения против советской власти; г) широкого вредительства во всех областях хозяйства Дальстроя; д) передачи различных сведений иностранным разведкам. Кроме того, организацией переправлялось за границу золото… Вредительство по линии лагерей проводилось под моим и Берзина непосредственным руководством… Мы считали заключенных на Колыме своими людьми и старались всемерно улучшить их материально-бытовое положение…» (114: 217).

«Тройкой» НКВД по «Дальстрою» до начала декабря 1937 г. были рассмотрены дела около 3000 человек, по которым вынесено 2428 расстрельных приговоров. С 16 декабря 1937 г. по 15 ноября 1938 г. «тройка» рассмотрела еще 10 734 дела, по которым был расстрелян 5801 человек. Таким образом, общее количество казненных более чем за год деятельности «тройки» УНКВД было не менее 8000 человек, включая вольнонаемных работников «Дальстроя» (114: 218). В «Справке по делу вскрытой на Колыме антисоветской шпионской, террористическо-повстанческой, вредительской организации», подписанной 4 июня 1938 г. начальником УНКВД по «Дальстрою» В.М. Сперанским, приводились следующие данные: репрессировано вольнонаемных — 285 человек, среди которых выявлены 150 шпионов, работавших на 12 разведок, в том числе: на японскую — 52 человека, на немецкую — 35, польскую — 21, итальянскую и литовскую разведки — по 2 человека. В «Справке» также отмечалось, что «… в погранзоне Охотского побережья ликвидирована японская шпионская сеть организации в 116 человек», включая: 54 кулака, 17 служителей культа, 11 бывших жандармов и полицейских, 3 родовых князя и т. д. Все репрессированы по 1-й категории». Кроме того, в «Справке» было указано, что уже «арестовано и осуждено заключенных 3302 человека». В это число входило: «троцкистов и правых — 60 %, шпионов, террористов, вредителей и других контрреволюционеров — 35 %, бандитов и воров — 5 %» (115).

Расстрелы заключенных проводились в Магадане, на так называемой «Серпантинке», на «Мальдяке» и некоторых других приисках «Дальстроя». Так, 13 августа 1938 г. на прииске «Мальдяк» по двум актам было расстреляно 159 человек. Тела всех расстрелянных затем были «зарыты в землю в районе 3-й командировки прииска «Мальдяк»». Принимавший участие в расстреле сотрудник НКВД А.И. Гарусов позже показывал:

«В начале августа 1938 г. я был командирован начальником РО НКВД Мельниковым на прииск «Мальдяк» в распоряжение члена бригады Богена. По прибытии в его распоряжение Боген поручил мне и группе товарищей проводить следствие, давая сроки за три часа заканчивать 20 дел. Когда мы ему жаловались на непосильную работу, он прямо приказывал бить арестованных. Боген сам показал нам пример, вызвал одного заключенного и избил кочергой, после чего и мы били, чем придется. Через несколько дней приехал капитан Кононович с прокурором Метелевым в 2 часа ночи и к 6 часам утра рассмотрели больше 200 дел… 133–135 приговорили к высшей мере наказания. Прокурор арестованных не смотрел и ни с кем из них не разговаривал» (116).

О самом страшном расстрельном месте Колымы — «Серпантинке» — свидетельствует А.И. Солженицын: «…расстреливали каждый день 30–50 человек под навесом близ изолятора… Ожесточение колымского режима внешне было ознаменовано тем, что начальником УСВИТлага (Управление Северо-Восточных лагерей) был назначен Гаранин, а начальником Дальстроя вместо комдива латышских стрелков Э. Берзиня — Павлов… Тут отменили (для Пятьдесят Восьмой) последние выходные… летний рабочий день довели до 14 часов, морозы в 45 и 50 градусов признали годными для работы, «актировать» день разрешили только с 55 градусов. По произволу отдельных начальников выводили и при 60… Еще приняли на Колыме, что конвой не просто сторожит заключенных, но отвечает за выполнение ими плана, и должен не дремать, а вечно их подгонять. Еще и цынга, без начальства, валила людей. Но и этого всего оказалось мало, еще недостаточно режимно, еще недостаточно уменьшалось количество заключенных. И начались «гаранинские расстрелы», прямые убийства. Иногда под тракторный грохот, иногда и без…» (117).

27 сентября 1938 г. С.Н. Гаранин был арестован как «польский шпион» и обвинен в проведении необоснованных массовых репрессий. После ареста был распространен слух о «разоблачении японского шпиона», который под видом убитого им Гаранина занимался вредительством и уничтожал заключенных. 17 января 1940 г. заседание Особого совещания НКВД СССР приговорило С.Н. Гаранина «за участие в контрреволюционной организации заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет». Позже этот срок был продлен. Согласно справке 1-го отдела Печерского ИТЛ МВД СССР, «Гаранин Степан Николаевич умер 9 июля 1950 г.». Реабилитирован 6 февраля 1990 г. В апреле 1940 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила бывшего начальника УНКВД по «Дальстрою» Сперанского по статьям 58—7 и 58–11 УК РСФСР к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор приведен в исполнение. Каценеленбоген (Боген) М.Э. 7 июля 1941 г. Военной коллегией Верховного суда СССР также приговорен к расстрелу.

Массовые расстрелы заключенных в Воркутинских лагерях проводились по приговору «тройки» по Архангельской области «за вновь совершенные преступления в лагере». С 29 сентября 1937 г. по 15 марта 1938 г. «тройка» на 18 заседаниях вынесла 2633 приговора заключенным (в среднем 146 приговоров за заседание), из них 1311 приговоров (49,8 %) — по политическим обвинениям. Работу «тройки» характеризуют такие факты: заключенный Н.П. Лукин был расстрелян 29 декабря 1937 г., а 2 января 1938 г. «тройка» вторично приговорила его к расстрелу. Заключенный А.П. Можаев был трижды приговорен к расстрелу на заседаниях «тройки» 5, 9 и 11 января 1938 г. Из расстрельных актов следует, что четыре человека были расстреляны дважды. Заключенного Рахима Хасанова расстреляли уже после того, как было выяснено, что по ошибке был расстрелян его однофамилец Алим Хасанов. В актах в числе расстрелянных значатся Бесфамильный 1, Бесфамильный 2 и Бесфамильный 3, видимо сектанты-скрытники, отказавшиеся от какого-либо сотрудничества с властями и не назвавшие в лагере свои фамилии (118).

Расстрелы проводились на лагпунктах Кирпичный завод, недалеко от Воркуты, и Новая Ухтарка. Карательной операцией руководил присланный из Москвы оперуполномоченный ГУЛАГа лейтенант Е.И. Кашкетин. Большое число заключенных в условиях перенаселенных лагерей нельзя было быстро и незаметно казнить «обычным способом», поэтому заключенных партиями «переводили» в «другой лагерь» и в тундре расстреливали пулеметным огнем из засады. Живых добивали из револьверов. Могилы казненных до сих пор не найдены. Эти события стали известны среди заключенных как «кашкетинские расстрелы» (119). Массовые расстрелы заключенных проводились также в лесном урочище Сандармох в Медвежьегорском районе Карелии, в 9 км от поселка Повенец. Урочище Сандармох — одно из самых больших на северо-западе России захоронений жертв сталинских репрессий 1937–1938 гг., где на площади 7,5 гектара захоронено свыше 9500 человек 58 национальностей.

Кроме заключенных — строителей Беломорско-Балтийского канала и Соловецкого лагеря, в урочище Сандармох казнили также спецпоселенцев и жителей окрестных сел. Всего в урочище были обнаружены 236 расстрельных ям. Как и везде, расстрелы проводились тайно, и первые захоронения были обнаружены лишь в июле 1997 г. В число казненных в Сандармохе входят и жертвы массового расстрела 1111 заключенных так называемого соловецкого этапа. Среди них — выдающиеся мастера культуры, государственные деятели, священнослужители из многих республик СССР. 27 октября 1937 г. этап погрузили на баржи, потом его след потерялся. Много лет существовало предположение, что людей утопили в Белом море. Однако в 1995 г. директор Санкт-Петербургского центра «Мемориал» Вениамин Иоффе нашел в архивах управления ФСБ в Архангельске документы, в частности расстрельные списки. Исполнителем приговоров был капитан НКВД Михаил Матвеев, заместитель начальника АХУ УНКВД Ленинградской области. Ему «ассистировал» помощник коменданта УНКВД Ю. Алафер. Из протокола допроса обвиняемого Матвеева Михаила Родионовича от 13 марта 1939 г.:

— Вы принимали участие в операциях по приведению приговоров в исполнение над осужденными к высшей мере наказания?

— Да, в таких операциях я принимал участие неоднократно, начиная с 1918 г., с перерывом с 23-го по 27-й год.

— Были ли вы командированы в период с 37-го года на операцию по приведению приговоров в исполнение в НКВД Карельской СССР?

— В 1937 г. примерно в октябре или ноябре месяце я от бывшего замначальника управления НКВД по Ленинградской области Гарина получил распоряжение выехать на станцию Медвежья гора в Беломорский Балтийский комбинат, во главе бригады по приведению приговоров в исполнение над осужденными к высшей мере наказания, что было мной выполнено в течение примерно 20–22 дней.

— Кто непосредственно приводил приговора в исполнение, и в чем заключалась обязанность остальных членов вашей бригады?

— Непосредственно приводили приговоры в исполнение я, Матвеев Михаил Родионович и Алафер, помощник коменданта.

— Расскажите, как приводились вами приговора в исполнение над осужденными.

— Осужденных к высшей мере наказания привозили на машине в предназначенное для этого место, то есть в лес, вырывали большие ямы и там же, то есть в указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера в арестованного стреляли.

— Имели ли место случаи избиения арестованных до приведения приговора в исполнение?

— Да, такие случаи действительно имели место (120).

В начале «операции» случилось ЧП. Кто-то из «обслуживаемого контингента» пронес с собой нож, и во время перевозки к месту расстрела заключенные перерезали веревки, напали на конвой и попытались совершить побег. «Работу» приостановили на четыре дня и возобновили первого ноября, после усовершенствования технологии казней. Приговоренных «готовили» в трех комнатах барака, расположенных анфиладой. В первой комнате — «сверяли личность», раздевали и обыскивали. Во второй — раздетых связывали. В третьей — раздетых и связанных оглушали ударом деревянной «колотушки» по затылку. Потом грузили в машину, человек по сорок, и накрывали брезентом. Члены «бригады» садились сверху. Если кто-то из лежащих внизу приходил в себя, его «успокаивали» ударом «колотушки». По прибытии на полигон людей сбрасывали по одному в заготовленную яму, на дне которой стоял Матвеев. Он лично стрелял каждому в затылок. Трупы присыпали известью и засыпали. Расстрелы проходили накануне 20-летия Великой Октябрьской социалистической революции, 27 октября, 1,2,3 и 4 ноября 1937 г. Всего были расстреляны 1111 человек: один по ходу дела умер, а четверо были истребованы и этапированы в следственные тюрьмы.

Михаил Родионович Матвеев с формулировкой «за успешную борьбу с контрреволюцией» был награжден орденом Красной Звезды (121). Расстрелы предписывалось проводить в строжайшей тайне, однако в какой-то момент произошла «утечка». Члены спецбригады — Бондаренко, Шондыш и Миронов — были уличены в жестоком обращении с приговоренными к смерти. Началось судебное разбирательство. Материалы следствия по делу Шондыша и Бондаренко (они были впоследствии расстреляны) и дали «мемориальцам» ключ к поиску места расстрела. Среди расстрелянных было около 300 узников из Украины — цвет украинской интеллигенции: историк Матвей Яворский, профессор филологии, поэт-неоклассик Николай Зеров, режиссер Лесь Курбас, драматург Николай Кулиш, министр образования УНР Антон Крушельницкий и его сыновья Остап и Богдан, министр финансов УССР Михаил Полоз, писатели Михаил Козориз, Мирослав Ирчан, Олекса Слисаренко, Валерьян Полищук, Павел Филиппович, Григорий Эпик, Михаил Яловый, Валерьян Пидмогильный, Марко Вороный… Среди тех, чей последний адрес — Сандармох, были и знаменитый адвокат россиянин А. Бобрищев-Пушкин (защитник Бейлиса и Пуришкевича), создатель Гидрометеослужбы СССР датчанин по национальности А. Вангенгейм, московский литературовед сибиряк Н. Дурново, основатель удмуртской литературы Кузебай Герд, белорусский министр Ф. Волынец, татарский общественный деятель И. Фирдевс, председатель московского цыганского табора Г. Станеско, грузинские князья Н. Эристов и Я. Андронников, профессор истории ВКП(б) еврей Пинхус Глузман, черкесский писатель князь X. Абуков, корейский деятель Тай До, православные епископы Алексий (Воронежский), Дамиан (Курский), Николай (Тамбовский), Петр (Самарский), лидер баптистов СССР В. Колесников, отец П. Вейгель — посланный Ватиканом для проверки данных о преследовании верующих в СССР, и многие другие.

Источники и примечания

1. Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма (ЦПА ИМЛ). Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 8991. Л. 2. Опубликовано в журнале Новое время. 1996. № 16. С. 45.

2. Ратьковский И.С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 г. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. 286 с.

3. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. М., 1953, С. 75.

4. Шишов О. Ф. Смертная казнь в истории Советского государства // Смертная казнь: за и против. М., 1989. С. 124.

5. Звягинцев В. Первый смертный приговор. Журнал «Человек и закон» № 3–4, 1991 г.

6. Андрей Соколов. Что было в портфеле «красного адмирала»? (Военный архив). История. 30 ноября 2010 г. Интернет.

7. Попов В. Возвращение Руси. На пути к Русскому государству. — М., 2003. С. 330. Гл. 28.

8. 22 июня 1918 г. — скончался Алексей Михайлович Щастный (3.10.1881–1918), контр-адмирал. Синодальный отдел Московского патриархата по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями. (По материалам статьи капитана 1-го ранга Вадима Кулинченко «Алексей Щастный. Спаситель Балтийского флота».)

9. Гордеева Елена. Адмирала расстреляли за спасение флота? Военный архив. История. 17 февраля 2012 г. Интернет.

10. Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии (1917–1922 гг.). Сб. док. М., 1958, № 144.

И. Яковлев Александр. Гимн ненависти и мести // Гражданин. № 1. 2003 г.

12. Латышев А.Г. Рассекреченный Ленин. — М., 1996. — 336 с.

13. Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М.: Всемирное слово, 1991. 352 с.

14. Балаян Л.А. Вернуть Сталина. М.: Эксмо: Алгоритм, 2010. 256 с.

15. Мельгунов Сергей. Красный террор в России (1918–1923). М.: Изд-во «Айрис-Пресс», 2008. 400 с.

16. Архив КГБ СССР. Ф. 1. Оп. 2. Д. 4. Л. 64–65.

17. Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М.: Международные отношения. 1990. 580 с.

18. Чекист о ЧК (Из архива «Особой Следств. Комиссии на Юге России») // На чужой стороне: Историко-литературные сборники / Под ред. С.П. Мельгунова. Берлин: Ватага; Прага: Пламя, 1925. Т. 9. С. 111–141.

19. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 3. Гл. 9. На сайте mіlіtеrа. ru. Полная версия.

20. Николай Владимирович Рузский (1854–1918) — генерал-адъютант, генерал от инфантерии, член Военного и Государственного советов. Участник Русско-турецкой 1877–1878 гг., Русско-японской 1904–1905 гг. и Первой мировой войн. Активный участник Февральского переворота. В Русско-турецкую войну 1877–1878 гг. командовал ротой. Во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. был начальником штаба 2-й Маньчжурской армии. С 19 июля по 3 сентября 1914 г. командовал 3-й армией. За бои с австрийцами и в первую очередь за взятие Львова награжден орденом Святого Георгия 4-й и 3-й степени. За Галицийскую битву награжден орденом Святого Георгия 2-й степени, став одним из трех награжденных высших военачальников этой высокой наградой. Обрел славу «завоевателя Галиции» и громкую славу в общественных, в том числе оппозиционных, кругах. С 3 сентября 1914 г. — Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта. Один из активных участников военного заговора. Сыграл выдающуюся роль в отречении Николая II. 25 марта 1917 г. потерял пост Главнокомандующего фронтом. Уехал в Кисловодск. Был арестован 11 сентября 1918 г. в Ессентуках красными. 1 ноября 1918 г. был выведен в Пятигорск в составе группы заложников и зарезан кинжалом председателем ЧК Атарбековым.

21. Радко-Дмитриев (при рождении Радко Русков Димитриев (1859, Болгария — 18 октября 1918 г., Пятигорск) — болгарский и русский генерал. В 1904–1907 гг. начальник Генерального штаба болгарской армии. Командовал болгарской армией во время первой балканской войны. Во время второй Балканской войны занимал пост помощника главнокомандующего действующей армией. С 1914 г. болгарский посланник в Петербурге. С началом Первой мировой войны поступил на службу в русскую армию. Командовал 8-м армейским корпусом, 3-й армией. Командовал 2-м и 7-м сибирскими корпусами. С 20 марта 1916 г. — командующий 12-й армией, расположенной в районе Риги. С 20 июля 1917 г. в резерве чинов при штабе Петроградского военного округа. С 1 января 1918 г. в отставке. Уехал на лечение в Кисловодск. Там был захвачен красными и по приказу председателя местной ЧК Атарбекова зарублен шашками в Пятигорске.

22. Тепляков Алексей. Сибирь: Процедура исполнения смертных приговоров в 1920—1930-х гг. // Голоса Сибири. Вып. 4. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2006.

23. Ленин и ВЧК: сборник. С. 122.

24. Фельштинский Ю.Г., Чернявский Г.И. Красный террор в годы Гражданской войны: По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. — М.: Терра-Книжный клуб, 2004. С. 508.

25. Яковлев Александр. Гимн ненависти и мести // Гражданин. № 1. 2003 г.

26. Хомизури Т.П. В.И. Ленин о терроре (теория и практика). М., 2005. С. 43.

27. Репрессивная политика РКП(б) — ВКП(б) — КПСС по отношению к религии и Церкви. 1917–1980 гг. от 20.12.95 и ПРЕСС-РЕЛИЗ на пресс-конференции А.Н. Яковлева 25.11.95 (Архив Православного Свято-Тихоновского Богословского института).

28. Цыпин В. История Русской Церкви, 1917–1997.— М., 1997,832 с.

29. Послание Патриарха Тихона Совету народных комиссаров от 13/26 окт. 1918 г.

30. Российский Центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ). Ф. 2. Оп. 1. Д. 22947.

31. Алешкин П. Ф., Васильев Ю.А. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М.: Вече, 2012.400 с.

32. Архивы Кремля. В 2-х кн. / Кн.1. Политбюро и Церковь. 1922–1925 гг. М., Новосибирск: «Сибирский хронограф». 1997. 600 с. С. 143.

33. Мозохин О.Б. Монография «ВЧК-ОГПУ». Глава «Правовое регулирование внесудебных полномочий ВЧК».

34. Постановление Конституционного суда РФ от 30.11.1992 № 9-п. «Ведомости СНД и ВС РФ», 18.03.1993, № 11, ст. 400.

35. Перед Октябрьской революцией в России находилось около 4 млн иностранных граждан, в том числе: более 2 млн немецких, австро-венгерских, турецких и болгарских военнопленных; около 500 тыс. беженцев из Австро-Венгрии, Румынии и турецкой Армении; не менее 1,5 млн переселенцев и отходников из Болгарии, Чехии и Словакии, Сербии, Китая, и других стран. В это время в России проживало также свыше 2 млн отходников и беженцев из Польши, Финляндии и Латвии. В апреле 1918 г. всем находившимся в России иностранцам было дано право принимать советское гражданство. В это время и развернулось формирование интернациональных частей Красной Армии. К лету 1918 г. примерно в 90 городах России были сформированы интернациональные отряды, роты, батальоны, полки. Под ружье становились китайцы, венгры, немцы, корейцы, поляки и т. д. Из Европы и Америки для поддержания большевиков приехало немало иностранцев. Ударную силу Красной Армии составляли латышские стрелки. За героизм и отвагу многие из интернационалистов были награждены орденами Красного Знамени: хорват Т. Дундич, финн Т. Антикайнен, китаец Чу Чин-лин и другие; немец А Кампф, венгр Л. Гавро и чех Э. Кужело были удостоены этой награды дважды.

36. Бернштам М. Стороны в Гражданской войне 1917–1920. (Проблематика, методология, статистика.) Вестник Русского Христианского Движения. М.: 1979. С. 252–357.

37. Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918–1921: Документы и материалы. М., 2006. С. 337.

38. Сенников Б.В. Тамбовское восстание 1918–1921 гг. и раскрестьянивание России 1929–1933 гг. М.: Посев, 2004. 176 с.

39. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Документы и материалы. Т. 1. 1918–1922. М.: РОССПЭН, 2000. 864 с.

40. Алешкин Я. Ф., Васильев Ю.А. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М.: Вече, 2012.400 с.

41. Муравлев Анатолий. Неизвестный Алтай. — Барнаул, 2011. С. 123.

42. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Документы и материалы. Т. 1. 1918–1922. М.: РОССПЭН, 2000. 864 с.

43. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919–1921 гг. Антоновщина. Сборник. Документы и материалы. Тамбов: Редакционно-издательский отдел, 1994.

44. Алешкин /7. Ф., Васильев Ю.А. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М.: Вече, 2012.400 с.

45. РГВА. Ф. 235. Оп. 2. Д. 13. Л. 27 (Документы 198, 199, 210, 256). Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919–1921 гг. Антоновщина. Сборник. Документы и материалы. — Тамбов: Редакционно-издательский отдел, 1994.

46. Сенников Б. В. Тамбовское восстание 1918–1921 гг. и раскрестьянивание России 1929–1933 гг. М.: Посев, 2004. 176 с.

47. РГВА. Ф. 33988. Оп. 2. Д. 315. Л. 256. Цит.: Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919–1921 гг. Антоновщина. Сборник. Документы и материалы. Док-т 323. — Тамбов: Редакционно-издательский отдел, 1994.

48. Мельгунов Сергей. Красный террор в России (1918–1923). М.: Айрис-Пресс, 2008. С. 400.

49. РГВА. Ф. 33988. Оп. 2. Д. 315. Л. 256. Цит. по: Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919–1921 гг. Антоновщина. Сборник. Документы и материалы. Док-т 313. — Тамбов: Редакционно-издательский отдел, 1994.

50. Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918–1921: Документы и материалы. — М., 2006. С. 337.

51. Алешкин П. Ф., Васильев Ю.А. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М.: Вече, 2012.400 с.

52. Венков А.В. Вешенское восстание. История казачества. М.: Вече, 2012. 336 с.

53. Труды 1-й Всероссийской конфер. аграрников-марксистов. Т. 1. М., 1930.

54. РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 23. Д. 976.

55. СССР в цифрах ЦУНХУ Госплана СССР. М., 1935.

56. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 827. Л. 1—22. Подлинник// Вопросы истории, 1994. № 3.

57. Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М.: РОССПЭН, 1996. Гл. 2.

58. Справки 1-го спецотдела МВД СССР о количестве арестованных и осужденных в период 1921–1953 гг.

59. Ноткин А.И. Социалистическая индустриализация СССР и новый технический переворот// Вестник АН СССР. 1958. № 1. С. 18.

60. Вопросы ленинизма. Изд. 2. С. 217.

61. Цит. по: Советское государство и право. № 3, 1965. С. 24.

62. Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса. Утреннее заседание 2 марта 1938 г.

63. Наумов В.П. К истории секретного доклада Н.С. Хрущева на съезде КПСС // Новая и новейшая история. № 4.1996; Геллер М.Я., Некрич А.М. История России. 1917–1995. В 4-х т. Т. 2. М.: МИК, 1996.432 с.

64. ВИЖ 1993. № 1. С. 57, 59.

65. Иван Иосифович Проскуров / Іvап Іоsіfоviсh Рroskurov.

66. ЦАФСБ РФ. Арх. № Н-15301. Т. 7. Л. 33, 35–36.

67. ЦА ФСБ РФ. Ф. 30. Оп. 6. Д. 3. Л. 410. Цит. по: Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. 5.1937–1939. Кн. 1.

68. Попков С А. Апогей террора // Кровавая карусель. Сталинский террор в Сибири: 1928–1941. Гл. V. Красноярское общество «Мемориал». Архивировано из первоисточника 26 августа 2012 г.

69. Юнге Марк, Бордюгов Геннадий, Биннер Рольф. Вертикаль большого террора. М.: Новый хронограф, 2008.784 с.

70. Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим»: секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М.: АИРО-ХХ, 2003.352 с.

71. Сталинизм в советской провинции: 1937–1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00447.

72. Юнге Марк, Бордюгов Геннадий, Биннер Рольф. Вертикаль большого террора. М.: Новый хронограф, 2008.784 с.

73. Тепляков А. Машина террора. ОГПУ-НКВД Сибири в 1929–1941 гг.

74. Роговин В. Террор против зарубежных коммунистов — партия расстрелянных.

75. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937–1938 гг.

76. Польская операция НКВД 1937–1938 гг.

77. Документы по Большому террору 1937–1938 гг.

78. ГАРФ.Ф. 8131. Оп. 37. Д. 118. Л. 54–62. Цит. по: Юнге Марк, Бордюгов Геннадий, Биннер Рольф. Вертикаль большого террора. История операции по приказу НКВД № 00447. М.: Новый хронограф; АИРО-ХХІ, 2008.

79. Архив УФСБ РФ по ВО.Ф. 10. Оп. 1.Д.7,9,11,13,21,54.

80. Архив КГБ. Ф. 8. Оп. 1—1939 г., порядковый номер 14. Л. 100–112.

81. Архив КГБ. Ф. 8. Оп. 1—1939 г., порядковый номер 11. Л. 8.

82. Шредер М.П. НКВД изнутри. Записки чекиста. М.: Возвращение, 1995.255 с.

83. Тепляков А. «Машина террора. ОГПУ-НКВД Сибири в 1929–1941 гг.

84. Расстрелянный дважды. Правда ГУЛАГа. Спецвыпуск № 6 от 7.07.2008 г.

85. Тепляков Алексей. Сибирь: Процедура исполнения смертных приговоров в 1920—1930-х гг. // Голоса Сибири. Вып. 4. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2006. С. 824.

86. Тепляков Алексей. Сибирь: Процедура исполнения смертных приговоров в 1920—1930-х гг. // Голоса Сибири. Вып. 4. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2006. С. 824.

87. Материалы проверки о нарушениях законности. Т. 19. Л. 8,61.

88. Документы по «Большому террору».

89. Наумов В.П. К истории секретного доклада Н.С. Хрущева на съезде КПСС // Новая и новейшая история. № 4.1996.

90. Понтарев А.Н. Трагедия маршала Блюхера // Независимое военное обозрение от 19.11.2004 г.

91. Геллер М.Я., Некрич А.М. История России. 1917–1995. В 4 т. Т. 2. М.: МИК, 1996. 432 с.

92. Горбатов А.В. Годы и войны. М.: Воениздат, 1989. С. 123.

93. Шредер М.П. НКВД изнутри. Записки чекиста. — М.: Возвращение, 1995. 255 с.

94. Петров П., Янсен М. «Сталинский питомец» — Николай Ежов. М.: РОССПЭН, 2008. С. 350.

95. Материалы проверки о нарушениях законности. Т. 10. Л. 51–58.

96. Материалы проверки о нарушениях законности. Т. 10. Л. 5–6.

97. Архив Главной военной прокуратуры, архивно-следственное дело № 0061 по обвинению Рухадзе. Т. 44. Л. 368.

98. Архив ГВП, архивно-следственное д. № 0061. Т. 20. Л. 237.

99. Архив ГВП, архивно-следственное д. № 0061. Т. 43. Л. 98.

100. Архив ГВП, архивно-следственное д. № 0061. Т. 11. Л. 138.

101. Архив Парткомиссии; дела №№ 1/8672, 1/2997, 10/102.

102. Материалы проверки дела «Правотроцкистского блока». Т. 8. Л. 17–34.

103. Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е гг. М.: РОССПЭН, 1996.304 с. Гл. 5. Политбюро и «Большая чистка».

104. Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 390, 391, 416.

105. Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е гг. М.: РОССПЭН, 1996. 304 с.

106. Известия. 1992. 10 июня. С. 7.

107. Документы по «Большому террору».

108. Новая Газета, спецвыпуск «Правда ГУЛАГа» от 16.10.2008. № 9 — Пытки от Сталина: «Бить смертным боем».

109. Симонов К. Глазами человека моего поколения. М., 1989. С. 78.

110. Подписанная Сталиным директива ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 г. «О применении мер физического воздействия» к «врагам народа» опубликована в сб.: Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР СМЕРШ.

1939 — март 1946. М., 2006.

111. Сталинские расстрельные списки. Именной указатель. Географический указатель. НИПЦ «Мемориал». Архив Президента РФ. Введение. Т. 1—11. М., 2002.

112. Петров Н.В. История империи «ГУЛАГ». Гл. 12. «Псевдология».

113. Попов В.И Государственный террор в советской России, 1923–1953 гг.: источники и их интерпретация //Отечественные архивы, 1992. № 2.

114. Бацаев И.Д., Козлов А.Г. Дальстрой и Севвостлаг НКВД СССР в цифрах и документах… Ч. 1. С. 217–218.

115. Козлов А.Г. Гаранин и «гаранинщина» / (Материалы научно-практической конференции) // Материалы сайта «Колыма. ru».

116. Бацаев И.Д., Козлов А.Г. Дальстрой и Севвостлаг НКВД СССР в цифрах и документах… Ч. 1. С. 219.

117. Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918–1956. Опыт художественного исследования. В 3 кн. Кн. 2. — Екатеринбург: Изд-во «У-Фактория», 2006. С. 100–101.

118. Архив УФСБ РФ по РК. Ф. 6. Оп. 8. Д. 42, 50, 55. Цит. по: Репрессии в Архангельске: 1937–1938. Документы и материалы: Изд-во Приморского гос. университета. 1999. С. 91, 103, 114.

119. Рогачев М.Б. «Операция по приказу 00409» в Ухто-Печорском ИТЛ. Мортиролог. Покаяние. Т. 8. Ч. 2.

120. Цит. по: Тольц Владимир. 1937–2007: Соловки-Сандормох. «Потерянный» этап. Разница во времени.

121. Черкасов Александр. Преуспевший в невозможном//Ежедневный журнал. М. 27.10.2007.