Палата на солнечной стороне. Новые байки добрых психиатров

Кокос раздора

Если кто-то считает, что с момента поступления человека в наш психиатрический стационар и до долгожданного дня его выписки на свободу с ясным разумом его связь с… нет, не потусторонними или инопланетными сущностями, а с обычным, реальным, но дразняще расположившимся вне стен больницы внешним миром обрывается, – смею уверить, что это не так.

Напротив, многие пациенты, попав с обострением в больницу, начинают общаться по телефону – звонками ли, перепиской ли в соцсетях – заметно активнее, чем делали это дома. А еще начинаются визиты родных и друзей. Ну как же – человек небось томится без сигарет до опухания ушей, а гречневая каша хоть и зело пользительна, все же не заменит маленьких радостей жизни, каковые можно получить от принесенных шоколадок, печенек и шедевров домашней кулинарии.

А если, к примеру, друзья попались понимающие и чуткие к нуждам страждущего, так и вовсе можно втайне от санитаров получить бонус… нет, порулить Вселенной, конечно, все равно не получится, зато, кинув в окно прихваченную из лечебно-трудовых мастерских или сплетенную из больничного тряпья веревочку, станешь обладателем пакета с чем-нибудь столь же вожделенным, сколь и запретным. Вроде пачки чая и кипятильника с банкой, чтобы заваривать чифирь. А то и емкости с огненной водой и пачки неучтенных сигарет.

Когда Федор (назовем его так) на волне своей очередной мании попал в стационар, он знал твердо: друзья его не забудут. А забудут – так он напомнит. И даже вишлист предоставит, чтобы не мучились неврозом выбора, собирая передачку. Нет, халявщиком он себя не считал, что вы. Просто открытый для предложений, с уверенностью глядящий в будущее и четко доносящий до окружающих свои чаяния человек.

Так что, отправив приятелю заказ на что-нибудь горячительное и экзотическое – в конце концов, он ведь не желудок на ножках и не алкоголик, а истинный ценитель прекрасного, – Федя стал терпеливо дожидаться визита. Ну то есть терпеливо настолько, насколько вообще может позволить маниакальное состояние: всего-то несколько километров по палате за несколько часов. В конце концов, стены и потолок остались интактны, за что санитары задолжали ему огромное человеческое спасибо.

Приятель объявился где-то на четвертый день, на пятидесятом километре внутрибольничного марафона. К тому моменту Федор уже переехал из наблюдательной палаты в другую, с менее суровым в плане пристального внимания санитаров режимом, потому трюк с подъемом пакета на веревочке прошел без накладок. Федя распаковал увесистый тючок, обернутый в несколько слоев газет… и кратко, но емко выразил всю глубину своей фрустрации, разочарования в людях, обиды на мироздание в целом и нечуткость близких в частности. В пакете, тщательно запеленутый в газетную бумагу, лежал приличных размеров кокосовый орех.

Нет, оно понятно, что экзотика. Оно понятно, что в чем-то даже эксклюзив, не для желудка на ножках, а для истинного ценителя прекрасного. Но как его вскрыть, не имея подручных средств? Шарахнуть о стену, на радость дежурной смене и к вящему огорчению задницы, нашедшей на свой верхнелатеральный квадрант пару кубиков аминазинового [12] приключения? А главное – где спиртное?

Видимо, в цепочке дальнейших событий непоследнюю роль сыграл прокатившийся по стране футбольный чемпионат мира. Федя разочарованно выпустил кокос из рук, тут же вскочил, зажмурившись от боли в ушибленном большом пальце ноги, и рефлекторно, со всей силы, наподдал по нему другой, еще не ушибленной.

Кокос, пушечным ядром вылетевший через дверной проем палаты в коридор, был остановлен впалой грудью местного завсегдатая-параноика. Приняв передачу, тот пошатнулся, сполз по стенке, но все же нашел в себе силы катнуть снаряд ногой дальше, под ноги здоровенному детине, который попал в больницу не столько оттого, что с детства умел больше, чем знал, сколько потому, что умения эти применял исключительно в деструктивных целях. Перехватив передачу, тот радостно возопил что-то про Аршавина, который прорывается через центр поля, – и, поддев орех ногой, отправил его в длинный полет по коридору, над головами успевших пригнуться пациентов.

Голкипером, сыгравшим последний аккорд в этой комбинации, выступил как раз санитар. Прилетевший кокос был профессионально перехвачен ладонью, сравнимой по размерам с немаленьким почти спортивным снарядом. Услышав в ответ на свой простой вопрос, что орех ничей, и вообще приятного аппетита, санитар хмыкнул, подбросил орех пару раз на ладони, пожал плечами и повернулся к выходу из отделения. Как оказалось, зря.

Федя, утерев выступившие от боли в столь неосмотрительно сделавшей пас ноге слезы, позвонил приятелю, чтобы попенять ему на… да на все. И услышал в ответ: мол, ты же просил спиртное и экзотику, чем же ты недоволен? Дескать, стараешься тут, сверлишь в кокосе дырку, льешь в нее, пуская скупую слезу, спирт – и где, спрашивается, благодарность, Федор Михалыч? Уронив телефон на койку, прихрамывая на обе ноги, Федор рванул из палаты.

Мечты санитара о том, как он, меланхолично сплетая пальцы ног, будет раскачиваться где-нибудь на ветке… хорошо-хорошо, восседать на кушетке, лакомясь добычей, были грубо прерваны. Чьи-то руки вцепились в кокос, последовал рывок – и орех упал на пол. И треснул. Санитар, ошалев от такой наглости, хотел было мягко попенять товарищу – мол, жадность до добра не доведет, а вот до наблюдательной палаты вполне способна, – как вдруг заметил, что на него не обращают внимания, а вместо того, подобрав орех с пола, жадно пьют льющееся из него… нет, не может быть! Молочко так спиртом в нос не шибает!

В общем, через несколько дней, когда приятель смог снова дозвониться до Федора, тот сообщил ему, что от экзотики в больнице один лишь вред. Уж очень много побочных эффектов. Мало того что пальцы ног ноют – так еще и пару дней потом из кровати встать не можешь и задница неделю словно резиновая. И тоже болит.