Паломничество в Палестину

ГЛАВА 37. Пасха в Иерусалиме.

Мы, христиане, многое заимствовали из ветхозаветных установлений, но почему-то мало обратили внимание на следующую заповедь: «Три раза в году должен являться весь мужской пол твой пред лицом Владыки, Господа Бога Израилева, ибо Я прогоню народы от лица твоего и распространю пределы твои, и никто не пожелает земли твоей, если ты будешь являться пред лицем Господа, Бога твоего, три раза в году». И известно, что родители Христа каждый год ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. Наконец, сам Христос ежегодно приходил к Пасхе из Галилеи в Иерусалим. Посещать святые места, или «являться пред лице Владыки Господа Бога», вложено в самую природу человека, что мы можем видеть из многочисленных странствований нашего народа. Точно какая-то неведомая сила подымает весной и старых и молодых, и мужчин и женщин, и толкает их сходить куда-нибудь на богомолье.

И я, повинуясь этому внутреннему голосу, тоже достиг святых мест и явился «пред лице Господа» в священный день воспоминания воскресения Христова у самого Его Гроба. Пасха в Иерусалиме! Каким благоговейным восторгом должно наполниться здесь сердце верующего человека!

С сознанием важной минуты, вечером в Великую субботу, я приоделся и отправился в храм Воскресения, чтобы провести эту в своём роде единственную ночь у Гроба Господня. Если мы другие храмы называем православными, католическими, лютеранскими, армянскими, то этому храму, главным образом, приличествует название христианский в широком смысле этого слова.

Среди густых масс народа, я едва пробрался до южных дверей греческого придела. Сзади меня стояли турецкие солдаты с ружьями и не пропускали публику в переполненный храм. Произошла обычная в эту ночь борьба. Солдаты как-нибудь ещё умели сдерживать мужчин, но пред женщинами и они были бессильны…

В тесноте теряется то благоговение, с которым относится наш русский богомолец вообще к храму. Но иногда по неведению он делает здесь непозволительную непристойность. В иерусалимском храме каждая народность старается побольше воздвигнуть своих алтарей. Во всех углах замечаешь по небольшому престолу. Некоторые из открытых алтарей украшаются только во время богослужения. Не видя на них никаких священных предметов, наши паломники прикасаются к ним руками, кладут на них шапки. А один при мне полез на престол, чтобы быть повыше и лучше видеть богослужение.

— Куда ты лезешь! — остерегают его соседи. — Ведь это армянский престол.

— Ну, вот выдумали! — недоверчиво отзывается паломник. — Разве такие престолы бывают?

Среди храма стояли солдаты в ещё большем числе, в фесках и с ружьями. Сначала я не порывался пройти на середину и простоял всю полунощницу у южных дверей, откуда мне хорошо были видны все приготовления в алтаре к крестному ходу.

В 11 часов ночи патриарх открыл торжественное шествие вокруг храма Воскресения, в сопровождении всего духовенства, греческого и русского. Обычно при этом несли кресты и хоругви. Большинство паломников тоже двинулось следом за крестным ходом. Мне уже неудобно было стоять в проходе дверей, и я поневоле прошёл на середину храма, к невысокой каменной урне, известной здесь под названием «Пупа земли». Так как, по пророческому восхвалению

Праздничный обед паломников в подворье Палестинского общества

Давида, Господь устроил спасение людей посреди земли, то середину иерусалимского храма наш народ и назвал «пупом земли». В самом деле, взглянув на карту, мы должны признать Иерусалим средоточием трёх материков Старого Света.

Когда следовал мимо меня крестный ход, то знакомое духовенство попутно христосовалось со мною. Русские священники вскоре отделились от греческих, и ушли в свою церковь св. Троицы, а греки продолжали служить утреню, непрестанно повторяя своё «Христос Анести» (воскресе). С уходом русского духовенства заметно и народ поредел в храме.

В двигающейся толпе с зажжёнными свечами трудно сохранить своё платье, чтобы не закапали его воском. В этих видах я прислонился к «Пупу земли». Но кому-то вдруг вздумалось поцеловать нарисованный на нём чёрный крест. Глядя на него, стали прикладываться и другие. И вот во всё время службы народ подходил и целовал камень. Мне пришлось, конечно, отойти и ещё ближе стать ко Гробу Господню, где с полночи шла уже обедня. Гнусавое пение греков иногда перемежалось радостным хором наших паломниц, и это до некоторой степени скрашивало для русских пасхальную службу греков. Храм осветили, насколько это позволяло имеющееся здесь в распоряжении греков количество лампад и свечей, так что в эту ночь я видел его во всём блеске и великолепии. Сегодня четвёртый раз, как я ночую в Иерусалимском храме. С большим трудом, но всё-таки я пересилил себя и достоял обедню до конца. По окончании богослужения всё множество народа с зажжёнными свечами и с пением «Христос Воскресе» двинулось в нашу русскую «Палестину».

Тут, в Свято-Троицкой церкви ещё продолжалась пасхальная служба. Я пробрался на хоры и там, борясь с дремотою, терпеливо дожидался окончания ранней обедни.

В пятом часу утра народ разошёлся из церкви по своим местам разговляться. В гостинице для паломников первых двух классов приготовлен был изысканный стол, но сидел за ним, когда я подошёл к нему, только один человек — тамбовский помещик.

Мне в это утро хотелось видимого объединения с верующими людьми. Я спустился вниз в народную столовую. Здесь были приготовлены столы для розговения, с особой платой по тридцати копеек с человека. Куличи, пасхи, яйца, окорока, вино и пр. предлагали всем в изобилии. Все сидевшие за длинными столами остались очень довольны, и по адресу заведывающего подворьем сыпалось множество искренних благодарностей.

Исполнив обычай пасхального разговенья, я поспешил к себе наверх: чувствовалась потребность отдохнуть.

В первый день Пасхи Христос явился двум ученикам, шедшим в Эммаус. Но где находилось это селение? До сих пор спорный вопрос. Одни указывают на селение Эль-Кубебе, отстоящее от Иерусалима на двенадцать вёрст (и это весьма справедливо, потому что по Евангелию Эммаус отстоит от Иерусалима на 60 стадий, т. е. на 12 вёрст приблизительно), другие относят Эммаус вдвое дальше, к селению Амвас. Но в том и в другом случае указывают на запад от Иерусалима.

Привыкнув здесь все евангельские воспоминания связывать с путешествием, я и на сегодняшний день наметил пройти пешком на запад, в селение Айн-Карим, которое лежит, вероятно, не очень далеко от евангельского Эммауса.

Под известным деревом «собрания паломников» я нашёл небольшую группу людей, оживлённо беседующих о только что высказанном пророчестве. Сам пророк, какой-то живописец, повторил и мне своё предсказание о падении в этом году Денницы-Люцифера на Елеонскую гору. Свои предсказания он подкреплял ссылками на пророков Исаию и Даниила. В другое время я с удовольствием занялся бы им, но теперь я должен был спешить в Айн-Карем, чтобы сегодня же вернуться в Иерусалим. Со мной изъявили желание идти ещё три человека.

Прекрасная шоссированная дорога, около восьми вёрст длиной, нисколько нас не утомила. За оживлёнными разговорами мы и не заметили, как подошли к католическому монастырю Иоанна Предтечи, красующемуся на краю селения Айн-Карим своим величественным храмом. У ворот и на лестнице никто нам не попался: как будто бы здесь все почили сном. Раскалённые стены, неподвижный воздух и ослепительный свет действительно располагали куда-нибудь поглубже спрятаться и не двигаться. Узнав, что в монастыре будет служба только вечером, мы направились к русскому женскому скиту. Здесь встретила нас молодая красивая послушница и лениво сообщила нам, что у них тоже все отдыхают. Мы попросили дать нам проводника до источника Иоанна Предтечи.

— Некого послать сейчас! — неприветливо ответила суровая красавица.

— Как так?! — изумился один из моих спутников: — около ста душ в вашей общине, — и некого послать! Тогда сведите нас к старшей сестре: мы желаем её повидать.

— Она отдыхает! — уклончиво отрезала послушница. Тем не менее обращение к старшей сестре, которая здесь играет роль игуменьи, возымело своё действие. Через несколько минут к нам пришёл в качестве проводника здешний сторож — симпатичнейший русский мужик. Он всю дорогу до источника занимал нас поучениями и назидательными рассказами из жития святых, причём умело иллюстрировал их воспоминаниями из своей жизни.

Перевалив через гору, мы спустились в долину, густо заросшую разнообразной зеленью. В одном месте, на склоне горы, пробивался светлый ключ. Около него вырыта пещера, и тут же под струёй холодной воды выкопан небольшой бассейн для купания. Несколько выше стоит скромная избушка сторожа. Всё это место принадлежит католикам. По преданию, в этой долине пребывал в младенческом возрасте Иоанн Креститель до явления его Израилю. Существует у паломников обычай окунуться три раза в бассейне Крестителя.

Хотели и мы исполнить этот благочестивый обычай, но холодная вода остановила нас. Набожный проводник никак не мог допустить, чтобы мы, пришедши к источнику Иоанна Предтечи, не окунулись в нём. Он нас долго уговаривал, находя воду достаточно тёплой, но мы не сдавались на его просьбы. Наконец, он решил ободрить нас своим примером и, быстро раздевшись, вскочил в холодную воду. Мы последовали за ним, но сейчас же и выскочили вон из бассейна.

Здешний сторож-католик живёт настоящим отшельником и занимается изделием из дерева. Он выпиливает дощечки для наклейки бумажных образов, делает чётки и крестики. Мы купили у него чётки из «акрид», т. — е. из тех якобы плодов, которыми питался Иоанн Креститель, хотя акридами Евангелие называет не плоды, а саранчу. «Акриды» в здешних чётках представляют собой крупные яйцевидные формы зёрна какого-то плода в виде огурца, как здесь нам объяснили.

Вернувшись в общину, мы застали здешних обитательниц за всенощной в церкви Казанской иконы Божией Матери. Скитницы пели по нотам очень старательно. Только две из них были в клобуках, остальные же в бархатных повязочках послушниц и в чёрных платьях. Сзади всех стояла старшая сестра Ксения.

Рядом с русским местом католики показывают капеллу — место встречи Божией Матери с Елисаветой. Она известна у паломников под названием дома праведной Елисаветы. Обозревая здешние святыни, мы опять пришли к монастырю Иоанна Предтечи и на этот раз застали середину католической мессы. Красивые звуки органа и вообще вся торжественная обстановка просторного храма повергла некоторых из нас с чувством искреннего умиления на колени. Один из монахов, по окончание службы, обвёл паломников по всем приделам храма и показал им две наиболее чтимых святыни его: влево от главного алтаря — место рождения Иоанна Предтечи, а справа — камень, на котором отдыхал «великий пророк обоих заветов».

Камень был вставлен в стену и закрыт мраморной доской с крестообразными вырезками. Богомольцы благоговейно прикасались через них к святыне рукой и затем крестились ею.

Один из католических монахов пригласил меня к себе в келью. Угощая местным вином, он рассказал мне о «скучной» палестинской жизни. Некоторые из них, чтобы скоротать здесь томительное время, прибегают к таким невинным занятиям, как, например, собирание почтовых марок для коллекции.

У моего спутника в здешнем русском скиту были две знакомые землячки. Здесь все женщины живут вдвоём или втроём в отдельных домиках, разбросанных по склону горы среди красивых цветников и фруктовых деревьев. Вот в такой-то райской обстановке указали нам и дом скитниц, которых мы искали.

Обе женщины, любезно принявшие нас в свою маленькую комнатку, оказались премилыми девушками и напомнили нам своим гостеприимством евангельских Марфу и Марию.

За скромным угощением они охотно рассказали об условиях здешней жизни. Скит их находится в зависимости от русской духовной миссии. Им полагается из общих доходов только трапеза; остальное же всё они должны иметь своё собственное. Заработок их небольшой; им заказывают монахи из Иерусалима бельё, рясы и проч.

Пока они расспрашивали нас о России или сами говорили о палестинских феллахах, — тон их речи был бойкий, весёлый. Но когда мы спросили об их внутренней скитской жизни, они отвечали вяло и печальным голосом. Мы заметили им это и попросили их высказаться откровеннее. Тогда они наперебой стали жаловаться на здешние порядки. Я не передаю подробней их рассказа. Главное недовольство выражалось против стеснения их свободы.

Русское место в Горней (Айн-Карим)

Мне кажется, желание здешних скитниц получить некоторую свободу совершенно понятно. Нам надо только радоваться, что находятся среди наших женщин желающие заселить русские места в Палестине. Так смотрел на это и покойный архимандрит Антонин, помогая русским женщинам в устройстве домиков и келий на купленной им земле в Горнем граде.

Если и попадутся среди них две-три вольницы, то ведь с этим надо считаться: в России в хорошо организованных монастырях также встречаются подобные послушницы. Напротив, в Палестине среди русских женщин мы видим и высокие примеры благочестивой жизни. Всем паломникам известна удивительная подвижница Марина, проживающая в настоящее время на Елеонской горе. А сколько таких негласных Марин по всей Палестине!

Я не знаю подкладки существующих отношений между сёстрами здешнего общежития и духовной миссией; но если принять во внимание, что хорошо устроенный яффский монастырь пустует, то надо, повторяю, только радоваться на многочисленную семью палестинских сестёр.

С заходом солнца мы вышли из «Горняго града», или селения Айн-Карима, где воображение рисует идиллию двух святых семейств, и также пешком отправились назад в Иерусалим. На полпути захватила нас тёмная ночь. С дороги мы не сбились, но были немного напуганы верховым арабом. Он почему-то стремительно наехал на нас и сразу осадил коня. Мы молча обошли его и направились дальше, не понимая, что он хотел выразить своим манёвром.

Когда мы подходили к Иерусалиму, нам попадались навстречу медленно шествующие парочки: тихая ночь манила всех вон из душных комнат.