Встретился я с ним в Караганде в 1961-м году – получается, шестьдесят лет назад. Ему было 30, а мне 17.
Он был молодым писателем, недавно выпустившим свою первую книгу, и руководил Литобъединением при Карагандинском Союзе Писателей. А я, закончив среднюю школу в Одессе, приехал в Караганду на стройку по «комсомольскому трудовому призыву», хоть в комсомоле не состоял: считал, что ещё не достоин.
Работал каменщиком и писал стихи, которые Герт помог мне опубликовать в молодёжной газете.
Но вот как наша первая встреча представилась мне через два года.
Сижу один. Спасенья нет
От ноющей тоски.
Опять сегодня Юрий Герт
Разнёс мои стихи.
Я молча, скатерть теребя,
Глотал его слова
И только думал про себя:
«Вот это голова!…»
Мои немые просьбы льгот
Безжалостно гоня,
Неумолимо третий год
Разносит он меня.
К беде и счастью своему
Свой стихотворный бред
Впервые я принёс ему
Ещё в семнадцать лет.
Тогда раздавлено домой
Я шёл, повесив нос,
Переживая первый свой
Решительный разнос.
Я шел, проглядывая тьму
И не желая дня.
Но сердцем чуял, что ему
Поверилось в меня.
С тех пор тщеславною душой
Признания ищу
И каждый новый опус мой
На Гертов суд тащу.
Свои оценки, как ножи,
Он в сердце мне вонзал,
Но всё же жалостливой лжи
Ни разу не сказал…
И вновь, над строчками склонясь,
Поняв свои права,
Какую бешеную страсть
Вливаю я в слова!
Громя устои в пух и прах,
Взрываюсь на лету
И мощно в собственных глазах,
Как на дрожжах, росту.
Уже сознанием горю
Всемирности своей,
Но снова с ним поговорю
И вижу, что пигмей…
Сижу один. И спору нет:
Дела мои плохи.
Но не беда, что Юрий Герт
Разнёс мои стихи.
Сижу, поэзией сочась,
В тишайшей тишине
И очень нравятся сейчас
Вот эти строчки мне.
Но принесу ему на днях
Я этот самый лист:
«Сейчас оценит он меня!» –
Надеюсь, утопист.
А Герт прогертовы стихи
Просмотрит от и до
И скажет голосом глухим:
-Опять, старик, не то…
14 ноября 1962,
Караганда
Встречались мы часто, и многому я у него научился: был он человеком глубокой образованности, острого ума и широкой души. Его роман КТО, ЕСЛИ НЕ ТЫ? я прочитал в рукописи. Был потрясён. Это стало вехой в моей жизни. Впоследствии не раз узнавал, что не только в моей. Храню в памяти свидетельство двух замечательных женщин – Майи Улановской и Доры Штурман. Обе они прошли в конце 40-х – начале 50-х через тюрьмы и лагеря за участие в характерных для тех лет делах НКВД о молодёжных кружках - «антисоветских – антисталинских –
марксистских организациях». И Майя, и Дора обе сказали мне об этой книге Юрия Герта – в разное время, но той же фразой, словно сговорившись: «Эта книга – о нас и лично обо мне».
При многочисленных похвальных откликах - московские издательства не посмели эту книгу опубликовать. Она была чудом издана в Алма-Ате в 1964-м. КТО, ЕСЛИ НЕ ТЫ? – Герт прислал мне экземпляр своей книги с такой дарственной надписью: «Дорогому Сане Авербуху с верой, что он найдёт ответ на этот вопрос. Ю.Герт, 25.IV.1964 г.»
КТО, ЕСЛИ НЕ ТЫ? – известное наставление талмудиста Рабби Акивы. Много лет я даже имени автора этого изречения не знал, но ответ искал отчаянно. Нашёл ещё в СССР, а узнал уже в Израиле.
А в Караганде в 1963-м я за свои крамольные стихи был отлучён от печати, изгнан с историко-филологического факультета, вызван на допрос, и было ясно, что дело идёт к аресту. Из Караганды я вынужден был уехать. Связь моя с Юрием Гертом прервалась…
Встретились мы через тридцать с лишним лет. Эта встреча, произошедшая случайно, была воспринята мною, как нечто мистическое, а Герт написал впоследствии в мемуарах, что тоже ощутил что-то подобное. Мы провели вместе несколько дней. Он требовал от меня «поэтического отчёта» за все эти годы. Я «отчитывался» по памяти, как мог, а он читал мне главы из своей последней тогда книги ЭЛЛИНЫ И ИУДЕИ. Её стиль я назвал бы лирической публицистикой. О событиях перестроечных лет в СССР. До глубины души потряс меня образ главного героя этой книги Юрия Герта. Мой любимый образ мировой литературы – испанский Дон Кихот. Герт в этой книге видится мне бесподобным еврейским Дон Кихотом. Но из-за её политической остроты и откровенности книга долго не находила себе издателя ни в России, ни на западе. В результате нашей встречи она была издана в 1996 году в Саратове легендарной организацией Джойнт, в российском отделении которой директором был в то время мой весёлый младший брат Игорь-Ицхак Авербух. А меня Герт заставил собрать и упорядочить большую книгу моих стихов, к которой он написал обстоятельное предисловие.
Когда-то я в младых летах
Балладу настрогал
О Герте, о моих стихах
И как он их ругал.
С тех пор прошло немало лет –
Скачки судьбы лихи! –
Опять сегодня Юра Герт
Прочтёт мои стихи.
Что расскажу ему, спустя
Десятилетия? –
Ведь в общем жил почти шутя
На белом свете я.
Среди житейской кутерьмы
Был путь мой не тяжёл,
Хотя попробовал тюрьмы
И две войны прошёл.
Пока ж меня нещадный рок
Кусал или спасал,
Я на извивах всех дорог
Стихи свои писал
И вслух читал. Каких идей
Я в них глашатай был? –
Я был, пожалуй, иудей,
Но эллинов - любил.
А чаще было так со мной:
В лирической тиши
Писал я только для одной –
Единственной души.
Я свято верил: «Вот – она!» –
Влюбляясь вновь и вновь…
И признаюсь: была грешна
Не раз моя любовь.
Творил я множество грехов
И многих целовал,
Но вместе с этим и стихов
Настряпал целый вал.
Да и поныне не устал:
Вещаю и свищу, -
Вот не тщеславен только стал,
Признанья не ищу.
И книг печатать не спешу,
И чужд мне этот зуд…
Но вновь с волненьем приношу
Стихи на Гертов суд.
С тех пор мой грозный судия
Грозней, наверно, стал,
Но вырос, кажется, и я,
От века не отстал.
И Герт признался даже мне
(Свидетель – телефон),
Что от стихов моих в спине
Дрожь ощущает он.
Он говорил мне: «Хорошо!» –
Прикрыв рукою глаз…
А помнишь, Юра, как пришёл
К тебе я в первый раз?
Тогда раздавлено домой
Я шёл, повесив нос,
Переживая первый свой
Решительный разнос.
«Не вздёрнуться ли на столбе?» –
Сверлила мысль, маня…
Но сердце чуяло: тебе
Поверилось в меня.
Семнадцать было мне тогда
И тридцать лет тебе –
Я благодарен все года
За этот день судьбе.
Но не было годов и лет,
Что разделяли нас –
И знай: всё тот же Юрка Герт
Ты для меня сейчас.
И сам я – Санька Авербух
Всё тот же, не другой:
Люблю тебя, мой старый друг,
Учитель дорогой.
21 ноября 1997
Печальное письмо 15 июня 1998 Герт написал мне из Кливленда в Иерусалим:
«Болезни жрут… Впереди же – нерсингхом, чужая речь, уход чужих людей, бессмыслица остатка жизни.
Это перспектива. И чужой, мрачный Кливленд, где оказались, запихнутые в этот каменный мешок.
И действительно выходит, что после библейского «Иова» никто ничего мудрее и точней не сказал…»
Выскочила из конверта
Весть, печальная весьма:
Жрут болезни тело Герта –
Узнаю в конце письма.
Герт клеймит с ожесточеньем
Мрачный кливлендский удел:
Он к тому же настроеньем
Скверным – тоже заболел.
Перестройка, Муза, дочка,
А в конечном счёте – рок
Запихнули Герта прочно
В Кливленд – «каменный мешок».
Неизбежность нерсингхома
И чужого языка…
Мне пока что не знакома
Эта Гертова тоска.
На моём пока что быте
Не лежит сия печать,
И не мне тебя, учитель,
В этой жизни поучать.
Но скажу тебе от сердца:
Ты-то сам хоть не спеши
Растравлять избытком перца
Борщ пораненной души.
Не явлю тебе, дружище,
Я спасительную весть –
Лишь замечу: до кладбища
Жизнь пока что всё же есть.
Воздух есть, земля и небо,
Есть природы торжество,
И довольно в доме хлеба,
Чтоб не думать про него.
Эти думы, муки эти
Скольким в жизни суждены! –
Но добрее нет на свете,
Чем Америка, страны.
Соглашусь: чужие песни
Душу здесь не веселят,
И жестокие болезни
Перспективы не сулят.
Но пока мы в мире живы
Столько, сколько суждено,
Про худые перспективы
Думать глупо и грешно.
Есть у каждого мужчины,
Если только он живой,
Персональные причины
Для кручины мировой.
Но всегда найдут живые,
В порицанье бытию,
Основанья мировые
Персональному нытью.
Знаю: мир наш безобразен,
Но: сокрыт в нём Божий Глас! –
Твой премудрый «Иов» разве
Не тому ли учит нас?
И не ты ли так умело
Рассказал когда-то мне,
Как был счастлив Кампанелла
И под пытками в тюрьме.
Посмотри ж на вещи шире
И порадуйся судьбе:
Есть причины в этом мире
Быть счастливым и тебе.
Сколькие вокруг убоги!
Ты же – цел и не в долгах,
И здоровы руки-ноги,
И стоишь на двух ногах.
Навестить детей и внука
Выпадает в день иной,
И живёшь ты не в разлуке
С умной преданной женой.
А ведь сколькие, до срока
Растеряв детей и жён,
Дохнуть будут одиноко,
Например, как я – пижон.
Скольких, скольких после смерти
Не припомнят никогда
Люди! – разве только черти
После Страшного Суда.
Ты ж свою земную повесть
Записал, отшлифовал
И при этом честь и совесть
Никогда не предавал.
Так порадуйся же, Юра,
Как подарку, бытию:
Русская литература
Сохранит судьбу твою.
И какое это благо,
Что за счастье и добро,
Если есть ещё бумага,
Вдохновенье и перо.
Есть ещё талант и сила,
И горение внутри,
Есть восставшая Россия,
Что ты там ни говори.
Разве это не опора,
Не в твою ли также честь?
А ещё на свете Тора
У тебя, еврея, есть!
От её премудрых правил
Сторониться не спеши.
А ведь есть ещё Израиль –
Тоже радость для души.
Глянь: травимый целым светом,
Он – не чудо ли? – в полёт!
Как подумаю об этом –
Так душа и запоёт.
Будь ты болен и изранен,
Да свершится вещий сон:
Нас ещё спасёт Израиль,
Если сам спасётся он.
Я-то верю, что спасётся,
Всех врагов переживёт,
И, ликуя, сердце бьётся,
И тебя к тому зовёт.
По пророчествам Завета,
Будет счастье на земле! –
А тому, кто верит в это,
Свет сияет и во мгле.
Возродится и Россия –
Наша горькая мечта:
Срифмовался наш Мессия
С ней, беспутной, неспроста.
Озарит и осчастливит
Исраэль, спасая мир,
Так что даже мрачный Кливленд
Даже Герту станет мил.
Пусть летит к тебе счастливый
Этот зов и тычет в бок…
А про наши перспективы
В мире знает только Бог.
Но на зов Его сердечный
Надо, Юра, отвечать! –
Хоть не мне тебя, конечно,
В мире этом поучать
3 июля 1998,
Иерусалим
Юрий Михайлович Герт умер в Кливленде 21 июня 2003.
Я говорил с ним по телефону в один из последних дней его жизни, когда он уже и говорить-то почти не мог, но выкрикнул мне на прощанье: «Санька! Пиши, не прячься и не отчаивайся!» Хорошо понимаю, что именно он хотел мне этим сказать. Это была его мне последняя заповедь. Стараюсь следовать по мере сил.
Да будет благословенна память об этом благородном человеке и замечательном писателе!
Надеюсь и мечтаю, что его талантливые книги ещё не раз найдут, откроют и прочтут в старых библиотеках или у себя в интернете жаждущие правды и справедливости молодые сердца – в России, в Америке, в Израиле.