Память сердца

Глава пятая

— А здесь мы сделаем мансардное окно спальни. — Бетси провела линию носком тапочка по пыльному полу чердака. — И может быть, рядом нечто вроде диванчика с большими подушками, которые вздыхают, когда садишься.

Это необходимый уют, чтобы мечтать и загадывать желания, подумала она. Вот чем следует заниматься детям, вместо того чтобы рыться в грязных мусорных баках и выпрашивать у прохожих мелочь под каким-нибудь благовидным предлогом.

— Надстройка, которую я могу вам предложить, — это по меньшей мере четыре большие комнаты и ванная, как на нижнем этаже, — объявил строитель Грант Кох, подведя черту в записной книжке в кожаном переплете. Он убрал и маленький блокнот, и тонкое золотое перо в карман ладно сидевшего на нем пиджака.

— Так не забудьте мансардное окно в каждой спальне и — если нам удастся выкроить из бюджета — диванчик у окна, — улыбнулась Бетси в надежде, что все получится.

— Я должен проверить кое-какие цифры, прежде чем представить окончательную смету.

— Используйте карандаш поострее, сэр!

Лицо Коха помолодело и озарилось лукавой мальчишеской улыбкой, которая вызывала у заказчика больше доверия, чем его искусство умелого плотника.

— Я предлагаю вам договор, Бетси. Вы идете со мной на бал-маскарад в старинном амбаре в костюмах времен освоения Запада, а я сделаю бесплатно окно и остальное, включая диванчик.

— Вы не будете испытывать смущения на балу, когда мы объявимся вместе на глазах у вашей жены?

Кох стряхнул паутинку с рукава.

— Вам надо почаще выходить из дому, куколка. Кара ушла два месяца назад, обвинив меня в лени и в том, что я таскаюсь по всему округу, а она, бедняжка, возится с детьми да на кухне.

— Жена была права?

Глаза Гранта лукаво прищурились.

— А вы как думаете?

Бетси укоризненно покачала головой.

— Я думаю, вам лучше бы изменить свои дурные привычки, пока вы не подхватили неизлечимую болезнь.

— Я не так глуп, леди: умею надежно защититься от подобной напасти. — Грант противно замурлыкал, став похожим на гулящего мартовского кота. — Вы не против побаловаться со мной? И начнем с бала в амбаре.

Бетси скрыла отвращение, холодно улыбнувшись. Она выросла, постоянно подвергаясь грязным притязаниям этого развращенного типа.

— Послушайте, Грант, вы отлично знаете, что я не хожу на свидания с женатыми мужчинами.

— А с покинутыми, куколка?

— Но все еще состоящими в законном браке?

Грант приблизился, и на нее повеяло кремом. Приторный запах и еще что-то неуловимое напомнили грузную темную фигуру мужчины, напавшего на нее ночью! Он выходил из ее комнаты!

Бетси окаменела. Она не могла поверить интуитивно возникшему подозрению. Грант действительно напоминал своей массивностью ночного взломщика, но это сходство все равно не объясняло таинственности происходящего. И кроме того, вряд ли старина Грант прибегнул бы к воровству.

Грант Кох вел свое происхождение по прямой; линии от полковника Франсиса Грэнтли, основавшего город. Кох быстро приобретал известность как способный хваткий бизнесмен в штате. Он всегда проявлял энтузиазм, когда речь шла о модернизации гражданского строительства и других потребностях города. Все знают Гранта, и большинство горожан любят и уважают его. Какие сверхъестественные силы могли заставить его лезть в личные бумаги и документы дяди Майка, рискуя своей устоявшейся репутацией?

И все-таки это был крепкий запах того самого дорогого крема. Сомнений у Бетси не оставалось.

Она почувствовала реальную опасность и стала украдкой продвигаться к лестнице. Тем не менее голос ее оставался приветливым.

— Ну что ж, спасибо, Грант, что заглянули сегодня. Как только у вас будут готовы эти расчеты, позвоните мне, и мы пройдемся по ним…

— Мами, ты здесь?

Это была Мэри.

Бетси подняла голову, услышав вопрос дочери, и посмотрела на верх чердачной лестницы.

— Я здесь, моя хорошая…

Голос ее осекся, она онемела, увидев за спиной Мэри возвышающегося, как башня, Джона.

Он был одет в форму рядового пожарника: темно-синяя тенниска с сокращенным названием округа, поношенные джинсы и служащие отличительным знаком Грэнтли ярко-красные подтяжки. В простой одежде Джон выглядел как крепкий, уверенный в себе деловой мужчина в отличие от худощавого нервного юноши, какого помнила Бетси. Она вновь ощутила неотвратимое желание принадлежать ему — неизбывное, из тьмы веков возникающее тяготение Женщины к Мужчине, чувство, которому род человеческий обязан своим существованием.

— Мы помешали чему-нибудь важному? — тусклый голос Джона, казалось, тоже окутала пыль, как и все кругом.

— Нет-нет. Мы с Грантом были заняты кое-какими расчетами. — Бетси вспомнила о светских приличиях и перевела взгляд с одного мужчины на другого. — Джон, ты наверняка знаешь Гранта Коха? Он унаследовал строительную фирму "Кох и сыновья", когда его отец ушел на пенсию и уехал в Калифорнию лет десять назад. Грант, а вы помните Джона Стэнли? Думаю, что да.

Джон скользнул взглядом с Бетси на мужчину, стоявшего молча рядом. Он прекрасно помнил своего соученика по школе, хотя Грант был намного младше. Зато Кох был из богатой семьи, пользовался подобострастным вниманием среди одноклассников, держался самонадеянно. Самый мерзкий тип хулигана, который по-дружески похлопает тебя по спине и тут же исподтишка двинет коленкой в живот.

— Привет, Кох, — кивнул Джон.

— Здорово, Стэнли.

Строитель осклабился в знак того, что помнит Джона. Они пожали руки. Грант держал себя снисходительно, как влиятельная персона по отношению к мелкой сошке.

— Приятно встретить местного парня, который тоже сделал хорошую карьеру.

Джон приосанился, прохладно улыбнувшись.

— Благодарю.

— Конечно, в наших краях есть люди, которые могут попрекнуть тебя твоим сомнительным прошлым, но я к ним не отношусь.

— Приятно слышать.

— Моя компания приобрела бывший фруктовый магазин в районе Мелроуз, кое-что там уже усовершенствовали. Заезжай, поболтаем, когда окажешься поблизости. У меня есть виски тонкой перегонки. Держу специально для друзей.

— Буду иметь в виду.

Грант добродушно вздохнул: все мы, мол, здесь друзья-приятели, и самым невинным образом улыбнулся озадаченной Бетси.

По пути к лестнице Грант остановился, чтобы погладить по головке Мэри.

— Ой, — пожаловалась маленькая девочка, поморщившись. — Больно.

— Не будь плаксой, малышка. Твоя мама никогда не хныкала.

Грант ухмыльнулся, спускаясь по лестнице. Через секунду он так сильно хлопнул парадной дверью, что задрожал весь дом.

Бетси взъерошила рыжие волосы своей дочери и посмотрела вниз.

— А где Рози и Анжелика?

— Конечно, ждут, когда их покатают на машине.

Конечно? Иногда, общаясь со своими девочками, Бетси казалось, будто она многого не знает. Вот и сейчас, о какой машине шла речь?

— О большой с белой лестницей, которая послушно поднимается все выше и выше. — Забавная девчушка перевела взгляд с матери на Джона. — Верно?

— Верно. Это называется телескопическая лестница.

— И ты пригнал пожарную машину, только чтобы покатать девочек?

— Не совсем так. Команда уже ехала сюда на практические занятия по спасению жертв на пожаре. Я счел, что лишняя остановка не помешает. Кроме того, оставалась эта горячая просьба, прямо-таки прожигающая мой рабочий стол.

— Какая просьба, чья?

— От Бетси Вудбери, владелицы компании "Сады Шепарда", которая просила обследовать систему пожарной безопасности.

Господи! Почему же она чувствовала разочарование, если Джон заехал только по делам? — возмутилась Бетси. Ведь сама хотела, чтобы их отношения оставались просто дружескими?

— Какой это заказ по счету, — съязвила она, — первый или второй?

Джон серьезно посмотрел на официальный документ, который держал в руке.

— Этот заказ датирован десятым февраля.

— Значит, второй. Дядя Майк обычно не очень спешил с подобными вещами.

— Мами, ты согласна? — спросила Мэри со своей обаятельной улыбкой, перед которой Бетси не в силах была устоять.

— Милая, о чем ты спрашиваешь?

— О том, чтобы прокатиться на большой машине.

В самом деле, подумала Бетси, почему не доставить удовольствия детям. Она и сама вдоволь покаталась на пожарных автомобилях, когда была чуть постарше, чем теперь близнецы. Джон согласился на это баловство, чтобы отделаться от ее настырных маленьких мартышек.

Остановив дочерей суровым взглядом. Бетси сказала:

— Прежде всего я хочу, чтобы вы обещали вести себя очень и очень хорошо.

Мэри торжественно произнесла:

— Я обещаю.

— И сделай так, чтобы Анжелика и Рози тоже дали обещание.

— Анжелика, Рози! Все в порядке, мами разрешает! — закричала Мэри, стремительно бросившись вниз по лестнице.

Джон покачал головой, оглушенный восторженным криком девчонок.

— С ними не заскучаешь, правда?

Грустная нежность осветила прелестное лицо Бетси.

— Иногда я думаю: лучше бы они родились мальчишками.

— А что будет, когда они станут ходить на свидания?

— Типун тебе на язык.

Взгляд, который она устремила на Джона, прежде чем спуститься вниз, мог выражать все, что угодно, но только не желание соблазнить его. Вообще, в Бетси не было ничего откровенно соблазняющего мужчину, подумал Джон, и это ему даже нравилось. Бетси остановилась на лестнице, поджидал его. Выбившиеся из прически волнистые пряди спустились ниже плеч, оттеняя ее шелковистую белоснежную кожу, чуть тронутую загаром.

Джона при виде ее вновь с прежней силой охватило желание. Перед ним была женщина в расцвете своей красоты, а не шестнадцатилетний подросток. Он чувствовал, что готов овладеть ею в это же мгновение. Господи! Где взять сил, чтобы укротить взыгравшую плоть?! Он, как и в том далеком прошлом, почувствовал себя изнемогающим от страсти двадцатилетним юнцом. Его выдающиеся скулы горели. Джона бросало то в жар, то в холод.

— Выглядит знакомым? — невозмутимо спросила Бетси, когда он догнал ее на лестничной площадке.

— Очень.

Стены были выкрашены в другой цвет, да и на полу лежал новый коврик, но запахи, ощущение чего-то родного — все то же.

Она повела Джона на первый этаж, где раньше располагалась комната ее отца. Бетси постучала разок-другой и, не получив ответа, открыла дверь. Оба они не хотели упоминать, что когда-то это была обитель Пата.

— Сейчас здесь живут вместе Пруди и Рози Ли. Не самый лучший вариант, но ничего другого я пока не придумала.

Светлая комната отличалась необычной яркостью красок. Стены, покрывала на кроватях — все было разных сочных тонов, чувствовалось, что здесь правила бал неудержимая фантазия юности.

Детство Джона прошло в доме священника с самой простой мебелью, в окружении унылых коричневых стен. Из книг разрешалось иметь в своей спальне лишь Библию: отец заставлял читать ее слово в слово каждый вечер; кроме того, носовой платок, который он обязан был аккуратно складывать, и парадное фото отца с матерью, сделанное в день, когда мать крестили по обычаю церкви, к которой принадлежал отец. Вот и все, чем довольствовался мальчик.

Когда же отец нашел у него под матрацем журналы с голыми женщинами, то приказал сыну сжечь их в камине, а остаток ночи Джон провел на коленях на холодном полу, моля у Господа прощения.

Около четырех часов утра, когда зубы стучали от декабрьского мороза, а ноги свела судорога, и все тело одеревенело, Джон поклялся никогда в жизни не просить прощения, чего бы это ему ни стоило. В то время он и не подозревал, как дорога цена прощения, — ею может оказаться будущее человека.

— Тебя что-то тревожит? — спросила Бетси, озабоченно глядя на него.

Джону, как бы он ни старался, не удавалось хоть что-нибудь скрыть от этих всевидящих голубых глаз. Может быть, проницательность Бетси была одной из причин его сдержанности: Джон долго не осмеливался сказать ей о своей любви. При одной мысли о признании у него замирало сердце.

Джон помедлил с ответом.

— Согласно записи в деле электропроводка устарела к тому времени, когда эти комнаты перестраивали, — бесстрастно ответил он.

— Да. Это было шесть лет назад, в сентябре.

— А печи?

— Чистим каждый год.

— Ванная комната на прежнем месте?

— Конечно. Правда, при перестройке мы добавили еще одну ванную комнату на первом этаже. — Перед дверью она остановилась, чтобы пропустить его вперед.

— Вы хорошо устроились, — одобрил Джон. — Иногда у меня закрадывалась мысль, что вы покинете Грэнтли.

— Я подумывала о том, чтобы уехать по окончании колледжа. Мне предлагали, между прочим, место советника по вопросам семьи в Сиэтле, когда я получила степень магистра.

— А почему не уехала?

Бетси недоуменно пожала плечами.

— Я вернулась на лето домой, хотела поразмышлять о будущем. Но встретила Стива. Его только что назначили старшим тренером и средней школе Грэнтли, и…

Она передернула плечами.

— И ты влюбилась? — Джон опустил глаза, якобы изучая официальный бланк, и долго не поднимал их.

— Да, я влюбилась.

Чувственное влечение к Мужчине, которое она годами подавляла в себе, с новой силой охватило Бетси. Она мечтала ощутить ласку большой ладони, тепло мужского тела, прильнувшего к ней в самый темный непроглядный час ночи; встретить нежную улыбку в конце трудного дня.

Припомнилась ей улыбка Стива, но теперь перед ней возникало страдальческое тонкое лицо Джона. Бетси хотелось упасть в его объятия и прижаться щекой к сильному плечу.

Одиночество, незащищенность, усиливающееся желание обрести в Джоне жизненную опору — вот что неотступно преследовала Бетси. Она не видела в своих грезах ничего личного, присущего только ей. Просто таков закон жизни…

Бетси отвела взгляд в сторону: на смятые постели близнецов, ветви деревьев за окном. Лишь бы не смотреть в эти темные как ночь, загнанные глаза.

— Ты обнаружил еще какие-нибудь упущения?

Бетси говорила деловым тоном, старательно избегая доверительной интонации.

Наступило холодное молчание.

— Тебе нужно на окнах спален наклеить списки, сколько детей находится в каждой комнате. Я удивлен, как женщина, выросшая в семье пожарника, не знает таких элементарных вещей.

Он повернулся и быстро покинул комнату, прежде чем Бетси могла произнести хоть слово в свое оправдание.

Запыленный пикап с орущими от радости подростками показался в конце аллеи как раз в тот момент, когда Джон вслед за Бетси вышел из дома Шепардов. Совсем юная женщина с округлившимся животиком тащила пачку учебников под мышкой.

— Я получила лучшую оценку по алгебре, — торжествующе закричала она издалека, увидев Бетси, стоящую рядом с Джоном у дорожки.

— Невероятно! Это событие надо отметить.

— По двойной порции бананового мороженого у Гроулера? — спросила виновница будущего пиршества.

— Договорились. Но только не посыпать шоколадными крошками, помнишь? Малышки не любят шоколад.

— Да, я чуть не забыла.

Пруди обернулась к Джону, прежде чем Бетси успела ее представить, и протянула руку.

— Меня зовут Пруди, а вы — новый пожарный начальник?

— Да, разве заметно? — ответил он, пожимая маленькую ручку.

Пруди гордо вздернула острый подбородок, ее подвижное лицо заметно повеселело.

— Знаете, сейчас вы самый популярный человек в Грэнтли. Вся школа гудит, и в семьях, куда я хожу сидеть с детьми, говорят только о вас. Понимаете? Рассказывают, как вы исчезли на целые века, а потом вдруг объявились откуда ни возьмись. А теперь все переделываете в своей службе. Ну, например, заставляете пожарников постоянно тренироваться. А они могли бы гонять в шахматы, как раньше, в свободную от тушения огня минуту. Я все беру на карандаш.

— Записываете? — Джон скосил глаза на Бетси. Она усмехнулась.

— Пруди когда-нибудь станет известной писательницей.

— Мне почему-то не хочется теперь уезжать.

— Шеф, вы сам себе командир. Я должна договориться со старым Шоном о делах на завтрашний день. Но я буду готова, если вы призовете меня к ответу.

Бетси посмотрела на группку ветвистых деревьев, из-за которых выглянул, пыхтя, старенький трактор. За рулем сидел приземистый седой мужчина. Он повернулся и помахал рукой.

— Это старый Шон, — объяснила Пруди, улыбаясь. — Он — вроде как отец Бетси. Только в самом деле они не родственники. Шон мне нравится: не унывает, умеет рассмешить, если тебе грустно.

— Когда-то он смешил и меня.

— Вы знаете старого Шона?!

И в ту ночь, когда погиб Патрик, старый Шон был здесь. Джон до сих пор видит слезы, заливавшие его лицо. Он понял, что еще не готов встретиться со стариком снова.

— Когда-то мы с ним были друзьями.

Пруди сердито нахмурилась. Но потом как ни в чем не бывало продолжала разговор:

— Так где я остановилась? Ах да. Мы говорили о записях. Я все распланировала. Сначала у меня будут дети, я рожу, потом я кончу школу и найду работу. Одновременно поступлю в колледж. Буду изучать особенности человеческой натуры, понимаете, психологию и прочее.

— Я твердо усвоил, что вы собираетесь стать писательницей, — вставил слово Джон, когда Пруди сделала, наконец, паузу.

— Непременно. Но я буду писать о примечательных людях. Я уже коллекционирую интересные лица. Чтобы создавать разные характеры. Понимаете?

— Не совсем.

— Ну у вас, скажем, характер интригующий. Главным образом потому, что какая-то глубокая тайна скрывает ваши мысли.

Джон мягко улыбнулся, слушая жизнерадостный стрекот юной леди. В один прекрасный день Пруди непременно осчастливит какого-нибудь парня, будет преследовать его, пока не поймает, а остаток жизни он посвятит тому, чтобы угнаться за своей избранницей.

— Вы пришли, чтобы назначить Бетси свидание или зачем-то еще?

— Мне казалось, вы собирались стать писательницей, а не свахой.

— Но ведь яснее ясного, что она вам нравится. Прежде всего как женщина. Я могу это смело утверждать, потому что видела, как у вас катались желваки и вы стиснули зубы, когда Бетси подходила к забору.

— И на этом основании вы считаете, что она мне нравится?

— Вас к ней влечет. Ясное дело. — Пруди огляделась, нет ли кого поблизости. — Только я вам скажу: вы зря теряете время. Бетси разборчива и не спит со всеми. Не так, как я.

Девушка похлопала себя по животу и ухмыльнулась, но глаза смотрели настороженно, ожидая реакции Джона на ее откровения.

— Но я только однажды была круглой дурой, не подозревая, что могу забеременеть с первого раза. Но потом узнала: такое случается.

А иногда и нет, подумал про себя Джон. Если бы это произошло, его жизнь могла бы стать иной.

— А где же отец? — спросил Джон.

— Исчез, смылся, как только узнал. Ну кто может его обвинить? Он жил на улице, как и я сама. Такой парень меньше всего хочет обзавестись младенцем, о котором надо заботиться, верно?

— Зависит от того, что за парень.

— Бетси говорит то же самое. Она помогла мне разобраться во многом в моей жизни, как самой себе в моем возрасте.

— Понятно. Сколько же вам теперь? Я забыл.

— Шестнадцать. Бетси рассказывала: она была влюблена в шестнадцать и хотела выйти замуж. Только парень-то взял и бросил ее, как меня мой Артур. Он разбил ей сердце, понимаете, но она пережила это и влюбилась по-настоящему в хорошего человека.

В глазах Пруди появилась грусть.

— Только тот погиб несколько лет назад: утонул в реке Роуг. Бетси собиралась вместе с ним отправиться в поход на плотах, но близнецы слегли от ветрянки, и она осталась дома ухаживать за ними.

Пруди опечалилась, но быстро приободрилась. Очевидно, она не способна была долго пребывать в унынии.

— Ее жизнь — грандиозная, романтическая история, правда? Красивая женщина теряет единственных дорогих для нее мужчин: один был ее любовником, другой — мужем; и тогда она дает клятву никогда больше не влюбляться.

Джон так стиснул в руке карандаш, что он сломался пополам.

— Мне сюжет кажется несколько мелодраматичным.

Она бросила на него сердитый взгляд.

— Эй, да кто вы такой в конце концов? Один из тех хладнокровных типов, которые не верят в любовь?

Стэнли смотрел поверх крыши дома, макушек высоких деревьев: его взор был устремлен в небо. Листья колыхал легкий ветерок. Несколько канадских гусей летели, словно связанные ниточкой… Гуси, как и лебеди, вступают в союз на всю жизнь. Часто, потеряв свою пару, гибнут, не вынеся одиночества. Их преданные сердца перестают биться.

— Знаете что, Пруди? Вы задаете слишком много вопросов.

— Мне это все говорят.

Извинившись, Джон направился к амбару — последней цели его осмотра. После этого он разделается с домом Шепардов, с шумом и суматохой, с хозяйкой этого выводка рыжекудрых сорванцов, которая превратила семейный очаг в балаган.

Рассмеявшись после очередной шутки старого Шона, Бетси заметила, как Джон круто повернулся и направился к перестроенному после пожара сараю нервным шагом человека, у которого возникли подозрения. Что там еще наговорила фантазерка Пруди? — беспокойно подумала она.

Как только Бетси освободилась, она сразу же пошла вслед за Джоном. Внутри амбара царил мягкий полумрак, и она остановилась, чтобы к сумраку привыкли глаза. Здесь гораздо прохладнее, чем снаружи; пахнет люцерной и навозом. Бетси любила этот родной запах. Он напоминал о далеком детстве с матерью; ей было тогда столько же лет, сколько близнецам. Она вспоминала, как, прокравшись незаметно в амбар, следила глухой ночью за отцом и матерью, принимавшими у кобылы жеребенка, который впоследствии оказался матерью ее Ягодки.

Услышав знакомые шаги, Ягодка высунула голову за перекладину своего стойла, требуя ласки и лакомства. Извини, малютка, мысленно произнесла Бетси, я не собиралась к тебе.

— Джон? Ты здесь?

Он ничего не ответил, хотя стоял у пустого стойла.

Бетси сделала несколько шагов и тихо назвала его имя.

— Джон?

— Я подумал, что иногда полезно выкурить сигаретку.

— Я знаю. Наверное, папа тоже так делал.

Джон замолчал на какое-то время.

— В ту ночь… Джефф Риверс совершил набег на винный магазин своего отца. Коньяк, виски, текила — все лилось рекой. — Губы Джона скорбно сжались. — Помню, я выпил чуть не полбутылки текилы и сразу бросился наружу — так меня мутило, рвало.

Бетси затаила дыхание. Джон говорил с беспощадной откровенностью, бичуя себя, как в ту ночь. Ей хотелось подойти к нему, обнять, тесно прижать к себе, чтобы приглушить боль, но она словно приросла к полу амбара.

Он медленно повернул к ней голову: Бетси не доставало слов, чтобы описать муку, исказившую его лицо. Душевная непроходящая боль — единственное, что она могла определить.

— Не надо, — шепнула она, сделав шаг к нему, но ее остановило появившееся в его глазах предупреждение. Так вот почему он пришел сюда один? — догадалась Бетси. Чтобы избавиться от терзающих его демонов вины? Если так — она с ним. Бетси сама испытала нечто подобное.

— Я помню, крался обратно с ощущением, что внутри у меня все пылало. Я сгорал от стыда, боялся приблизиться к дому. Я уже занес ногу на первую ступеньку крыльца, но сразу же понял: у меня не хватит духу появиться перед Патом в омерзительно пьяном виде. Поэтому я пришел сюда отоспаться.

Здесь ты не был, чуть не проговорилась Бетси. Это — новый амбар. Совсем не тот, который он помнит, впрочем, какая разница теперь? Ему необходима встреча с прошлым, чтобы распрощаться с ним, забыть навсегда, вычеркнуть из памяти.

— Почему ты напился тогда, Джон? Из-за того, что произошло между нами на берегу реки?

— Разве это важно теперь? Я нарушил свое обещание человеку, который был для меня кумиром, пойми же, я обещал не курить в сарае и прочих хозяйственных постройках. Пат доверял мне, не сомневался, что я сдержу обещание. Когда… Когда он погиб, ни для кого не было секретом, что трагедия произошла по моей вине.

Джон никому не говорил этих слов прежде. Вероятно, потому что они жгли душу, их мучительно стыдно произнести — эти слова жуткой правды…

— Когда мне было года три-четыре, на Пасху я получила в подарок белого кролика, — тихо сказала Бетси. — Я назвала его Снежок. У него были розовые глаза и очаровательный крошечный пушистый хвостик. Папа сказал, что ухаживать за ним — моя обязанность, и если я не буду этого делать, то ее не выполнит никто иной. Я старательно чистила клетку, рвала кролику траву, и один раз в день в хорошую погоду выводила его побегать во дворе.

Бетси замолкла — она боялась продолжать рассказ. Детское воспоминание причинило такую боль, что все внутри сжалось.

— Однажды я куда-то спешила или что-то срочно должна была сделать. Не помню точно. Снежок еще не вернулся в клетку — он явно не нагулялся. Обычно я ждала Снежка, но в тот раз не захотела. Стала загонять его, да слишком поторопилась, кролик испугался и бросился бежать — и прямо под колеса машины мусорщика.

Бетси, содрогнувшись при этом воспоминании, обхватила голову руками.

— Его умоляющие глаза смотрели на меня, как две замутненные бусинки, а его… его прекрасная белая шубка была вся в крови. Так много крови в таком маленьким существе. Я не хотела верить, что Снежок мертв, но судьбу не переспоришь. И это произошло по моей вине.

Джон слушал ее с каменным выражением лица, но его глаза оставались беззащитными и уязвимыми. Что бы она теперь ни сказала, пережитая боль останется с ним навсегда, как и в ту роковую ночь, когда ее жестокий приговор пронзил ему душу; по сути, убил прежнего Джона.

— Я ждала, что папа страшно разозлится, может, даже возненавидит меня, как я возненавидела тогда сама себя.

Лицо Джона опять исказила боль; на щеке появилось красное пятно, как след от пощечины.

— Отец помог мне очистить от крови мех зверька и завернуть его в полотенце. Я ждала, что он раскричится на меня. Но он лишь продолжал вытирать мои слезы и слегка обнимал за плечи. Когда мы вернулись со старого кладбища, куда отнесли Снежка, отец посадил меня на колени и сказал, что любит свою дочку и будет любить всегда, что бы я ни сделала. Еще он сказал, что я поступила дурно, но это не делает меня плохим человеком. И что он уверен: я никогда больше не повторю легкомысленной ошибки.

Бетси придвинулась ближе к нему, пока не оказалась втянутой в силовое поле несгибаемой натуры Джона, в его ауру.

— Вот, Джон, что Пат сказал бы тебе в ту ночь. И это же сказала бы я. Но я не преодолела себя, прости…

Он ощутил, как сдавило ему грудь, — привычное чувство вины, которое ничем не искупить. Пат не воскреснет. Возможно, если бы Бетси смотрела на Джона тем непрощающим взглядом, как и в ту роковую ночь, он подавил бы свои чувства.

Но Бетси просто стояла перед ним в своей убогой одежонке. Ее бездонные голубые глаза по-прежнему с пронзительной нежностью смотрели на него. Казалось, она взвалила на свои хрупкие плечи часть его боли. Вот так же подвижнически Бетси принимала под свою крышу детей, от которых отмахнулись все.

Сделай она хоть малейший намек, что собирается укорять Джона, он ушел бы немедленно. Но этого не произошло. Джон положил ладонь на бархатистую шею Бетси, а другой рукой запрокинул ей голову, чтобы прильнуть к губам любимой женщины как путник, изнемогающий от жажды.

— От тебя исходит беда, Рыжик. Ты из тех, кого я всю жизнь избегал.

— А ты, Джон, все такой же философ.

Бетси раскрыла в ожидании поцелуя губы. Ее чистые глаза вопросительно смотрели на Джона. Он благоговейно коснулся рта Бетси, самого драгоценного человека в мире.

— Твой рот прекрасен. Он создан для поцелуев.

— Ты говорил не так, когда мне было двенадцать лет. Насколько я припоминаю, ты считал, что у меня нахальный рот и я нуждаюсь в хорошей оплеухе.

— Тоже верно.

Он сильнее прижался к ее губам, и она затрепетала от чувственного прикосновения его мягких усов.

— Джон, скоро вернутся Рози и близнецы.

— Это означает, что пора прекратить поцелуи?

— Нет, это означает другое: ты упускаешь дорогое время.

Сомкнув веки, Бетси подумала, что предлагает ему единственное утешение, которое человек вроде Джона способен принять. Снова редко удовлетворяли его даже в годы неприкаянного детства. Понятия "доброта" и "привязанность" вызывали у него сомнения. Именно эти гуманные качества больше, чем какие-нибудь другие человеческие достоинства, Джон упрямо отрицал и до сих пор, возможно, отрицает. Но как раз в них-то он нуждался более всего. В его поцелуе она ощутила голод одиночества — неосознанную потребность в близости и понимании.

Бетси смущала преувеличенная осторожность Джона в обращении с ней: будто от одного неловкого движения она может разбиться как дорогая чаша из севрского фарфора.

Она обняла Джона за шею и прильнула к нему всем телом. На лице его появилась странная усмешка, но Бетси поняла, каких усилий ему стоило сдержаться, и вновь увидела в его взгляде бесконечное опустошающее одиночество.

— Мне жаль, — шепнула она. — Ужасно жаль.

Джон не шелохнулся. Он разомкнул кольцо ее рук, но она удержала его.

— В шестнадцать лет я была слишком молода, чтобы понять твои страдания. Я наивно думала, раз ты никогда не плачешь, всегда отстаиваешь свою правоту, чего бы это ни стоило, значит тебе все безразлично. — Ее пальцы легко погладили обезображенную шрамами крупную кисть Джона. — Теперь твердо знаю: я глубоко ошибалась.

— Не надо…

Несмотря на то, что его слова прозвучали словно мольба, Джон вновь приник к губам Бетси, которая только этого и ждала. Страсть охватила Бетси с неистовой силой. Желание принадлежать ему подавило ее затуманенное сладостной истомой сознание.

Она сжала его широкие, сильные запястья, потом вновь обвила руками его шею и замерла. Джон осыпал ее поцелуями, тая от радости и счастья. Так бывает, когда перед неприкаянным путником после долгих, долгих скитаний на лютом морозе блеснут вдали приветливые огоньки теплого пристанища.

Руки Джона медленно заскользили по ее округлым бедрам. Он раздвинул полы ее блузки и прикоснулся к тонкой талии. Бетси содрогнулась, предвкушая наслаждение. Джон нежно гладил прохладную кожу, вызывая у Бетси чувственные волны все нарастающего желания.

Потом он опять принялся целовать ее, начиная с глаз, спускаясь по изящной линии ее стройной шеи. Он замер, услышав биение пульса в укромной ямочке. У Бетси перехватило дыхание, она вся горела, ее острые груди отвердели.

Как любовник за прошедшие двадцать лет он сделал большие успехи. Но не его искусство обольщения, а тяжкие удары их сердец вызвали у Бетси непреодолимое стремление слиться с мускулистым поджарым телом, стать частью его, открыли неизведанный и темный источник всесокрушающей страсти в ее существе.

— Ты — моя окончательная погибель, — шепнул он, продолжая неистово целовать Бетси и доводя ее до исступления…

Тело Бетси было как воск в руках Джона. Казалось, он может создать из него все, что подскажет фантазия на этой вершине Любви… Каждое прикосновение, каждый новый поцелуй уводил ее дальше и дальше на край пропасти.

Бетси подсознательно была уверена, что Джон никогда не переступит черту. Ведь они находятся в открытом амбаре, никаких замков. Здесь невозможно уединиться.

Но древний инстинкт, притаившийся в Бетси, требовал продолжения: лишь бы его руки обнимали ее, а сводящие с ума поцелуи возносили к высотам блаженства…

Джон боялся потерять самообладание — качество, которое воспитать в себе стоило ему так дорого! Он навсегда расстался с бездумной беспечностью, когда-то унесшей жизнь самого дорогого человека. Но желание нарастало, как морской прилив в штормовую погоду, сметая его железную волю. Это был девятый вал страсти… Послушное тело Бетси, пребывающее в томительной истоме, обезоруживало Джона.

Он давно не знал таких прекрасных ощущений. У него за годы разлуки с Бетси были интимные связи, которые тотчас же забывались. Но ему не встречалась женщина, способная всколыхнуть все его существо, заставить забыть суровые жизненные принципы, которые он "выковывал" в течение двадцати лет…

Теперь все пошло прахом. Страсть поставит его на колени. Еще один поцелуй, еще один нежный вздох Бетси, и он пропал. Ничто не помешает ему овладеть ею так же естественно и просто, как тогда на копне скошенной весенней травы у реки.

Со стоном он оторвал губы от ее волшебной шеи и попытался взять себя в руки. Безуспешно. Голова у него пошла кругом, когда она распахнула длинные загибающиеся вверх ресницы и озарила его проникновенным взглядом голубых глаз, на дне которых сияла ее душа.

— Ты неотразима, Бетси, твои женские чары действуют как магнит.

— Почти то же самое ты сказал в давнюю летнюю ночь у реки.

— Не может быть!

— Эти слова я не могла забыть. От них у меня от счастья закружилась голова.

Голова у нее кружилась и теперь по той же причине.

А Джон Стэнли как завороженный судорожно искал укромное место, где бы их никто не нашел и они могли бы предаться любви.

Неожиданно раздались отдаленные звуки пожарной сирены.

— Наша кавалерия, Рыжик, — разочарованно прошептал Джон.

— Вовремя подоспела! — разозлилась Бетси, еще не пришедшая в себя от возбуждения.

Массивная стена заглушала вой сирены, однако противный звук становился все явственнее. В ушах у Бетси зазвенело. Наконец вой прекратился, и она услышала счастливые детские голоса.

— Кажется, девочки вернулись, — вполголоса произнес Джон и заботливо пригладил ее разметавшиеся локоны. А Бетси усердно разглаживала свою помятую блузку, чтобы не вызвать и тени подозрений у маленьких пинкертонов. Быстро же они вернулись.

Машина отсутствовала около полутора часов, гораздо дольше, чем ожидал Джон.

— Ах негодяй! Как же я не подумал…

— Что случилось? Почему у тебя такие испуганные глаза?

— Потому что, могу поклясться своим значком пожарного начальника, эти беспутные парни взяли маленьких девчушек с собой на выезд.

Бетси зазнобило.

— На выезд? Ты имеешь в виду… на пожар?

— Конечно, именно это я и имею в виду.