Панджшерский узник

Глава 2

Ахмад Шах стоял возле шкафа со стеклянными дверками и просматривал корешки книг, составленных на полке. В комнате для переговоров по-хозяйски расположились два американских агента.

Более старший по возрасту и званию, разведчик уже в третьем поколении, Сэм П., Паерсон-младший, почесывал нос, что делало его тихую речь довольно невнятной, и отдавал распоряжения на французском языке.

– Подберите из числа окружения этого нужного нам человека наиболее талантливого, предприимчивого и амбициозного полевого командира. Пусть он продолжает работать на него, но слушает наши советы. Потом мы сможем обеспечить помощнику любой пост в новом правительстве, исходя из его деловых качеств, конечно.

Джордж Либо, возглавлявший разведгруппу ЦРУ в этом районе Пакистана, поморщился и сделал руководителю незаметный знак, указывая на уши.

– Этот господин в совершенстве владеет французским, – сказал он на плохом испанском. – Сэр! Перейдем лучше на английский. А еще лучше – поговорим позже.

Дьявол его возьми, подумал Паерсон, глядя сбоку на орлиный нос афганца, на его прищуренные глаза. Этот Ахмад Шах не переставал его удивлять.

Афганец вздохнул, провел пальцами по корешкам и сказал на дари:

– Вот чего мне не хватает на войне, так это книг. Учиться нужно всегда, в любых обстоятельствах. Так что вы сказали, мистер Паерсон?

– Я сказал, уважаемый Ахмад Шах, что еще три года назад под вашим руководством воевало меньше тысячи бойцов. Сейчас у вас чуть ли не дивизия трехтысячного состава.

– Три тысячи шестьсот двадцать семь человек, – невозмутимо поправил американца Ахмад Шах.

– Тем более, – кивнул Паерсон. – Нам кажется, что с такими силами вы могли бы развернуть более активные боевые действия. Вы получите любое оружие, какое только вам будет необходимо. У русских земля под ногами может гореть. Мы поставим вам большую партию «Стингеров» и данные о сроках пролета гражданских воздушных судов. Это будет хорошей провокацией. Мы поможем организовать общественное мнение и осуждение советских военных. Свалим вину на них.

– Полковник, я воюю так, как воюю, – ответил Ахмад Шах. – Сбивать гражданские самолеты я мог и без вас, но я этого не делал. Вы не видите разницы в том, против кого и за что я борюсь? Не против шурави как таковых. Не простые солдаты наша цель, и не они главное зло, главное зло – идеи, которые они несут в нашу страну. Мы построим свое исламское государство и обязательно победим в этой гражданской войне. Давайте вернемся к главной цели нашей встречи.

– Вы – афганец… – начал было Паерсон, но Ахмад Шах покачал головой:

– Я – таджик. Я защищаю свою землю, где живут таджики, я строю свой мир. Да, я готов сотрудничать и с вами, и с другими лидерами, кто сейчас воюет за мир.

– Вы, помнится, даже с советскими командирами пошли на перемирие. Не так ли?

– Да, это было в прошлом году, – спокойно ответил Ахмад Шах. – Мне это было выгодно.

– Хорошо, я понял вас. Вы не просто полевой командир, кем вас принято считать в Лэнгли, у вас государственное мышление. У нас обоюдовыгодное сотрудничество, и вы ведь по-прежнему желаете, чтобы мы готовили ваших моджахедов в военных лагерях Пакистана? Кажется, наше обучение идет им на пользу и вы воюете все успешнее.

– Да, я и далее приму такую помощь. И я понимаю, что помощь эта не безвозмездна, ведь США ничего даром не делают.

– Вы правы. Мы хотим дискредитации политики Советов. Нужна заметная наступательная операция, нужно подорвать доверие к афганской армии действующего правительства. Вы должны разгромить крупный гарнизон, например в Пишгоре. Сможете это сделать?

– Я подумаю. Не люблю давать опрометчивых обещаний…

Когда Ахмад Шах уехал, Паерсон-младший еще долго стоял у окна, заложив руки за спину. Джордж Либо, проводив гостя, вернулся к представителю из Лэнгли и, глядя на него, нахмурился.

Джордж принимал участие в боевых действиях во многих горячих точках и считался хорошим специалистом по разведывательно-диверсионной работе и специалистом по партизанской войне. Он посмотрел в спину проверяющего и, усевшись в кресло, закурил. Паерсон не был его прямым начальником, хотя обладал определенными полномочиями и имел право давать задания Либо и его сотрудникам, однако в отношениях с этим представителем Центра можно было не придерживаться условностей субординации. Цену себе Либо тоже прекрасно знал.

– Вы напрасно так построили разговор с Ахмад Шахом, – сказал Джордж, затягиваясь сигаретой.

– Вы ждали, что я буду разговаривать с ним как с равным? Простите, дружище, но при всем моем уважении к вашему опыту я не привык так разговаривать с людьми, которым плачу.

– Ну, пока об этом еще рано говорить, как мне кажется. Ахмад Шах слишком независим. Его поддерживают не только таджики, которые населяют этот район. О нем много говорят даже в Кабуле и в Кандагаре. Люди видят его успехи, он и без нашей помощи скоро соберет полноценную и боеспособную дивизию. А знаете, почему? Потому что он политик, а не боевик. Он понял, что вы не готовились к его визиту, не продумали разговора с ним.

– Это вы к тому, что я не выучил его биографию? – зло усмехнулся Паерсон. – Для меня новость, что Ахмад Шах хорошо владеет французским. Надо было тщательнее изучить досье на этого дикаря.

– У него могло бы быть хорошее столичное образование, если бы его не вовлекли в политику и не началась затяжная гражданская война. И он не зря здесь намекал на то, что учиться нужно всегда. Вы знаете, что он не против того, чтобы возглавить правительство в Кабуле? Более того, Масуд гарантирует, что меньше чем за год он прекратит войну в стране. Правда, если ему не станут мешать и развяжут руки. У него есть свой взгляд и своя программа.

– Черт бы его побрал, это вашего Масуда-Счастливого!

– Примерно так же о нем отзываются и советские командиры, – хмыкнул Джордж.

– Хорошо. – Паерсон неторопливо вернулся к столу, уселся напротив Либо и достал сигареты. – Итак, что мы можем реально сделать в Пишгоре?

– Есть у меня там один приличный парень с организаторскими способностями. На хорошем счету у своего командования, пользуется доверием солдат и офицеров. Мы могли бы обойтись и без Ахмад Шаха, но лучше сделать это его руками. По крайней мере, советское командование должно быть уверено, что это дело рук Масуда. Мы его скомпрометируем, подставим. Я же понимаю, что Масуд вам в составе центрального правительства не нужен.

– Это еще не решено. Я в Лэнгли подниму вопрос об использовании его кандидатуры на высоких ролях в будущем свободного Афганистана. Думаю, что будет разработан план по его политическому использованию. Он – хорошая платформа, на которой можно въехать в Кабул, но им трудно управлять, это его большой минус. Нам нужны в Кабуле парни покладистые и управляемые…

Когда Азизов вместе с товарищами по учебной команде вышел из самолета на бетонную полосу военной базы Баграм, то сразу начал озираться по сторонам. Все-таки другая страна, он впервые был за границей. Но перед его взором теснились точно такие же горы, как и на родине, вокруг взлетной полосы такая же сухая трава и яркое раскаленное солнце.

На краю бетонки – очень типичные строения военного аэродрома. А дальше, за рядами колючей проволоки, виднелся большой военный городок.

Самолет не глушил двигатель, к трапу спешила команда дембелей.

– Вешайтесь, «духи»! – дружно проорали убывающие домой старослужащие, громко гогоча. – Хана вам!

«Нечего сказать, теплый прием молодежи! – подумал Саид. – Вместо слов ободрения и поддержки…»

Дембеля быстро загрузились, и самолет улетел.

Капитан, старший команды, после высадки сразу куда-то убежал, приказав ждать его на бетонной полосе.

Солдаты сбросили вещмешки, стали нервно закуривать. Почти никто не разговаривал, только молча курили и озирались по сторонам. К вновь прибывшим не спеша подошел смуглый прапорщик-таджик.

– Что головами крутите, бойцы? – насмешливо спросил он по-русски. – Непривычно?

Уставшие после сумасшедших перелетов, голодные молодые солдаты угрюмо посматривали на прапора и молчали. Прапорщик медленно прошелся вдоль строя, всматриваясь в лица вновь прибывших. На лицах узбеков и таджиков он на некоторое время задерживал внимательный взгляд. С некоторыми заговаривал, выяснял, откуда призваны.

«Начальник склада? – подумал Саид. – Ищет каптерщиков? На складе сидеть – это не мое. Я должен вернуться домой к родным и своей девушке героем, с наградами!»

Прапор еще немного покрутился среди бойцов и ушел.

Вскоре со стороны вышки управления полетами показался капитан-сопровождающий с двумя сержантами. Сержанты, сыпя матерками, быстро подняли вновь прибывших, которые начали уже дремать, улегшись на бетонке, построили и повели нестройной колонной к домикам за рулежными полосами.

Здесь уже строилось какое-то подразделение, видимо, несущее караульную службу на самой авиабазе. Капитан, сопровождавший группу новичков, недовольно поглядывал на часы, явно нервничал. Вероятно, желал поскорее отметить командировочные и вернуться в Союз.

Через какое-то время он действительно сбыл с рук на руки команду офицеру в полевой форме и исчез.

После ужина началось построение на небольшом плацу.

– Сейчас поздравлять с прибытием будут, – послышались голоса в строю.

– Моджахеды, как увидят, кого нам прислали, сразу убегут в Пакистан! – хохотнули из соседнего строя старослужащие. – Душары! Готовьтесь! Вам пришла ж…

Подошедший офицер в потертом и выгоревшем полевом обмундировании строго посмотрел на солдат, обругал крикунов, и все говоруны сразу замолчали.

Вскоре из штаба вышел немолодой грузный полковник с тремя офицерами. Выйдя на середину плаца перед выстроившимися подразделениями, полковник заговорил:

– Товарищи, сегодня к нам прибыло пополнение. Молодые солдаты сменили тех, кто отслужил свой срок здесь, в составе ограниченного контингента советских войск на территории Демократической Республики Афганистан, помогая братскому афганскому народу строить новую жизнь, бороться с бандами наемников, чьими руками международный империализм пытается ввергнуть страну снова в мрачное Средневековье. Прибывшим придется быстро набираться боевого опыта и применять на практике в сложных условиях то, что они осваивали в учебных центрах у себя дома, в Союзе. Хочу отметить, что сегодня среди пополнения к нам пришли ребята боевые, умелые, храбрые. Настоящие бойцы! Вот у меня в руках служебные характеристики на некоторых из молодых солдат.

Солдаты, прапорщики и несколько офицеров слушали полковника со скучающими лицами – дежурная, обычная приветственная речь политработника. Но что-то в словах и интонации полковника было сегодня, видимо, необычным. В строю стали переглядываться.

– Равняйсь! Смирно! – вдруг приказал офицер. Ряды солдат замерли. – Рядовой Азизов, рядовой Таджибеев, выйти из строя!

Саид не шелохнулся, не понимая, что происходит. В учебном центре он бы автоматически выполнил приказ – мгновенно, по привычке. Но здесь, где его никто не знает, его вызвать из строя просто не могли. Может, вызывают однофамильца из числа солдат, которые уже несут службу на этой базе? Но вызвали еще и Таджибеева…

– Давай! Ты что? Тебя же! – зашикали сзади и сбоку бойцы.

Волнуясь, Саид вышел из строя на положенное количество шагов и четко повернулся через левое плечо. Рядом встал земляк-побратим. Странно было вот так стоять, когда на тебя смотрят сотни глаз. Такие чувства Саид испытывал только во время приема присяги.

– Товарищи! – продолжил полковник. – Совсем недавно двое этих солдат проходили службу в учебном центре в Таджикистане. Их часть располагалась недалеко от государственной границы, и когда через границу прорвались банды душманов с целью проведения террористических актов на территории Советского Союза, навстречу им на помощь пограничникам выдвинули имеющиеся подразделения округа. Зачитываю строки характеристики:

«Рядовой Азизов с пулеметом занял позицию на перевале. «Вторым номером» у него был рядовой Таджибеев. И когда банда, численностью до ста человек, попыталась прорваться, расчет открыл огонь. Благодаря умелым действиям пулеметчиков, хорошей боевой выучке и их личной храбрости и мужеству банда понесла огромные потери в живой силе, а подоспевшее воинское подразделение добило нарушителей окончательно. За выполнение боевого задания командования рядовые Азизов и Таджибеев представлены к медалям «За отвагу»! Награды, естественно, еще не пришли, но, думаю, скоро мы их вручим героям. И я считаю своим долгом объявить всем о подвиге этих молодых солдат, которые теперь будут служить с вами вместе. Встать в строй!

Азизов занял место в строю и почувствовал себя, как будто за спиной выросли крылья.

Солдаты из пополнения смотрели на них с Сархатом с уважением, но откуда-то сбоку раздался тихий насмешливый голос: «Ишь ты, отличились. Здесь такие бои каждый день! Посмотрим, душары, как вы тут повоюете».

Построение завершилось. Пополнению разрешили обосноваться в курилке и подождать приезда офицеров для распределения по частям. Смуглый, похожий на кавказца капитан в выгоревшей летней форме разговаривал с тем самым прапорщиком-таджиком, подходившим первым к самолету.

– Смотрите, молодые боевики, – кивнул головой кто-то из сержантов. – Знаете, кто это? Капитан Воротин из разведбата! Его рота страх на «духов» наводит по всей округе. Настоящие рейнджеры! Он лично завалил пару десятков «духов»…

И тут над аэродромом пронесся звук сирены. Откуда-то проехал пыхтящий бронетранспортер, промчался грузовик. Куривший народ вскочил и побежал в казармы – суета была деловитой и совсем не похожей на панику. Видимо, случилось что-то обыденное и каждый знал, что ему в этой ситуации делать.

Азизов крутил головой и таращил глаза: вот пробежали несколько десятков солдат с оружием, обвешанные пулеметными лентами, с вещмешками. По рулежке пронеслись вереницей БМП.

Капитан Воротин с несколькими бойцами в маскхалатах выбежали из казармы, загрузили вещи в машину, разместились, и колонна двинулась к воротам.

В воздухе носились разные слухи. Но, видимо, каждое объяснение тревоги могло быть верным, потому что налеты, нападения и тревоги случались здесь часто: или какое-то подразделение попало в засаду, или неожиданно обнаружили караван. А возможно, моджахеды сбили нашу «вертушку» или самолет и поисковая группа бросилась в район – спасать летчиков.

В этот день распределения новичков по частям не было. Шли бесконечные проверки, построения, инструктажи. И на второй день, и на третий тоже все та же бестолковая рутина. Пополнение временно разместили в освобожденную казарму, начался очередной карантин – вновь курс молодого бойца. А потом начали появляться офицеры и по несколько человек забирать в роты. Саида определили в батальон охраны.

Сержант вставил его в график нарядов, правда, наряды были слишком частые, и потянулись скучные нудные дни. Азизов стоял «на тумбочке», чистил картошку на кухне, подметал плац. Ребят из Таджикистана почти не было, и они вместе с Таджибеевым оказались в разряде молодых, неумелых, которыми все постоянно помыкали. Он слышал, как их называли «молодыми туповатыми чурками», но хорошо понимал, что к ним придираются по старой армейской традиции, норовя объявить лишний внеочередной наряд, чтобы поменьше отправлять на кухню своих земляков или друзей.

– Я так больше не могу, – как-то вечером сказал Сархат, садясь рядом с Азизовым на лавку возле спортивного городка. – Я завтра пойду к командиру или к особисту. Пожалуюсь! Сколько можно? Чурка, душара! Мы с тобой, между прочим, к медалям представлены! Полковник ведь сказал, что мы – герои…

– Остынь, не шуми! – дернул друга за рукав Саид. – Мы с тобой да и другие здесь никто! Нас не знают, понимаешь? Мы в бою ребятам еще себя не показали! И дело не в том, что они – русские, хохлы, грузины, узбеки, а мы – таджики. Тут – своя ценность, и ее нужно заслужить. Многие такие боевые подвиги совершают каждый день, и каждый день им за это медали не дают. В роте всего у двух солдат медали, и те по ранению! Это их служба – работа. Знаешь, я тут подумал, что к нам как раз уважения нет из-за этих медалей. Мы как будто их службу в Афгане этими наградами обесценили.

– Не понял! – уставился на Азизова тугодум Сархат.

– Ладно, потом поймешь. Тут не все так просто, как у нас в «учебке» было. И сколько мы будем тут торчать, столько и будем терпеть. Скорее бы попасть на боевые, и скорее бы прошли эти самые тяжелые полгода! Потом будет легче.

– Смотри, тот самый боевой офицер! – Таджибеев толкнул Саида локтем и кивнул на дорожку, по которой мимо казармы шел капитан Воротин.

– Куда ты… – Саид не успел остановить друга, как тот вышел из курилки и, старательно топая ногами, подошел к офицеру:

– Товарищ капитан, разрешите обратиться?

Воротин остановился и насмешливо оглядел невысокого нескладного таджика. Саид, проворчав нелестное в адрес Сархата, поспешил на выручку.

– Ну…

– Товарищ капитан, возьмите нас к себе в разведроту! – выпалил Таджибеев. – Не подведем! Мы из пулеметов полсотни «духов» перебили!

– А, герои-пулеметчики…

Азизову не очень понравилось, с какой интонацией разведчик произнес «герои-пулеметчики». Это смутило и немного разозлило. Можно подумать, что они с Сархатом выпрашивали себе медали, просили всем рассказывать о том бое. А тут еще друг своим поведением внимание привлекает.

– Да, правда, возьмите, – уныло поддержал Сархата Саид, понимая всю бесполезность их затеи.

Он решил, что надо не только выручать друга, но и попытаться все-таки найти нормальную мужскую службу, а не дневалить целыми неделями, не выслушивать унизительные реплики в свой адрес. Нет, нельзя было сказать, что старослужащие относились именно к двум молодым таджикам как-то предвзято. Он видел, что так пренебрежительно относятся вообще ко всем молодым солдатам, независимо от национальности. Да и в своем кругу «дедов», как в армии называли тех, кому служить оставалось полгода, было много ребят с Кавказа и из Средней Азии. И там все были равны. Но все же Саиду и самому было стыдно из-за своего нынешнего положения. О чем отцу написать? Об этих нарядах по столовой и уборке территории? Позор! А врать не позор? Но ведь придется врать. Или как минимум какое-то время умалчивать.

– Знаете, что я вам скажу, парни. – Улыбка медленно сошла с лица Воротина, и теперь он выглядел очень усталым и терпеливым. – Вы, наверное, хорошие пулеметчики, спорить не буду. Но у нас свои правила, а они написаны кровью. Послужите здесь с полгода, осмотритесь. Проявите себя с лучшей стороны, вот тогда и поговорим. В разведке нужны не герои, а крепкие, выносливые, умелые и дисциплинированные ребята. И переводчики в разведке всегда нужны. Вы пока служите там, куда вас командование поставило. Через полгода поговорим… – Он похлопал Саида по плечу и двинулся по своим делам.

Азизов вздохнул и хмуро посмотрел на товарища:

– Ну чего ты полез к нему? Вот он тебе прямым текстом и выдал, что им нужны дисциплинированные.

– Что, опять на тумбочку, опять на кухню? – уныло проворчал Таджибеев.

– И про это он тебе тоже четко сказал, что им нужны крепкие и выносливые. А чего мы будем стоить, если от таких трудностей уже ныть начнем. И потом, он же сказал – в разведке нужны переводчики! Подождем…

На следующее утро снова началось то, что так раздражало Таджибеева. Замстаршины роты вновь поставил молодежь в наряд по столовой. И ничего страшного, что только вчера сменились из наряда.

– Все ребята заняты делом, а вы как два болвана слоняетесь без дела!

Сархат чуть было не сорвался, но Азизов вовремя его остановил, уговаривая не ссориться и не нарываться на неприятности. Так ведь не долго и на гауптвахту попасть.

Но до наряда по кухне в этот раз не дошло.

Через час в роту позвонили из штаба и приказали рядовым Азизову и Таджибееву срочно прибыть к дежурному. Наскоро почистив полусапожки и подтянув ремни, друзья отправились к зданию штаба.

– Да, это они, – кивнул тот самый прапорщик-таджик, который первым подошел к самолету, когда привезли на базу новичков из Союза.

«Неужели на склад?» – забеспокоился Саид.

Прапорщик кивком велел солдатам следовать за ним. Возле одной из дверей «кладовщик» остановился и велел ждать. Азизов и Таджибеев с волнением переглядывались, озирались по сторонам, перешептывались. Сейчас происходило что-то важное в их жизни и службе? Возможно. Ведь так просто двух молодых солдат в штаб не вызывают.

«Неужели медали пришли и позвали за награждением?» – подумал Саид, но вслух не произнес. Как-то так само собой сложилось, что говорить об этом у них стало не принято.

Мимо ходили офицеры и прапорщики. Солдаты то и дело вытягивались, прижимаясь спинами к стене, и отдавали честь. В кабинетах гудели кондиционеры, а в коридоре было душно. Хотелось снять зеленые форменные панамы, расстегнуть «хэбэшку» на груди. А тем временем там за дверью что-то решалось важное. Дверь неожиданно приоткрылась, и голос прапорщика позвал:

– Азизов! Зайди…

Саид поправил головной убор, расправил складки х/б под ремнем и шагнул в кабинет. Прапорщик стоял у стены с большой картой мира, а за столом, заваленным пачками бумаг, расположился крупный мужчина с погонами подполковника на плечах и глубокими залысинами на голове. Гудел старенький кондиционер, вдобавок на тумбочке жужжал вентилятор. Саид нерешительно поднял руку к головному убору. Его сюда привел прапорщик, но докладывать, видимо, надо старшему по званию:

– Товарищ подполковник, рядовой Азизов по вашему приказанию прибыл.

– Вольно! – усмехнулся офицер и показал авторучкой на стул: – Сидай, пулеметчик! Тоби не жарко? Привычный? А мне продыхнуть нечем! Плавлюсь в вашем климате…

Напоминание о пулеметчиках резануло слух, но Саид пропустил это слово мимо ушей. Еще не хватало выслушивать насмешки от всех вокруг. Так еще и прилепится прозвище «пулеметчик». С наслаждением стащив панаму с потной бритой головы, он сел на предложенный стул.

– Значит, с отличием окончил учебный центр! – разглядывая солдата и шелестя бумажками, заговорил подполковник неторопливо. – Значит, говоришь, хороший стрелок? И с пулеметом обращаться умеешь? А скажи-ка, дружок, как на духу, какие языки ты знаешь?

– У меня мама окончила педагогический институт в Душанбе и преподавала на кафедре таджикского языка и литературы. Я знаю узбекский, дари, фарси и пушту. И сам я учился в Политехе – после первого курса призвали.

– Ты гляди, какой у нас солдат образованный пошел, – засмеялся подполковник.

– А я вам говорил! – улыбнулся прапорщик.

– Ну, если правильно называть, по-научному, то это таджикский фарси. А там, где большая плотность проживания узбеков или…

– Стоп! – подняв широкую ладонь, остановил Саида подполковник. – Про Таджикистан не надо. Мы в Афганистане, поговорим про него и про афганские языки. Знаешь, на каких языках разговаривает местное население?

– Ну, если опять говорить научным языком… – Саид перестал волноваться, почувствовав себя в привычной среде, говоря на знакомые темы. – Если по-научному, то Афганистан, насколько я знаю, страна многонациональная и с большим количеством языков и наречий. Весь этот регион, вместе с нашими республиками Средней Азии, формировался много тысяч лет, языковые различия очень маленькие. Здесь есть два официальных языка: пушту и таджикский дари, язык местных таджиков. Его еще называют фарси-кабули. Он не особенно отличается от таджикского фарси. А еще есть языки автохтонные, языки региональные, языки меньшинств. Есть даже афганский жестовый язык. А вообще практически все население в Афганистане понимает таджикский и персидский. Или новоперсидский фарси…

– Лингвист! – кивнул на Азизова подполковник, хитро улыбаясь.

– А я вам говорил, – подмигнул подполковнику таджик-прапорщик. – Парень знает и свободно изъясняется на дари и пушту!

Саид пожал плечами. Для него в этом не было ничего необычного. И почему эти двое так уперлись в языковые вопросы? Заниматься закупками продовольствия у местных? А может, пленных допрашивать надо?

– У мамы много знакомых и друзей, – заговорил он. – Часто приезжали родственники из-за границы. Я вырос с их детьми и с детства научился общаться.

– Вот что, Азизов. – Подполковник вдруг стал серьезным. – Вижу, парень ты грамотный, современный. И боевой! Я хочу взять тебя к себе. Я – военный советник, подполковник Кравченко Сергей Иванович. Это мой помощник, прапорщик Рахманкулов. Помощник, переводчик, а заодно и начальник охраны в гарнизоне в Пишгоре. Нас мало, всего восемь человек, из них шестеро солдат. Трое должны уволиться в запас, и им нужна смена.

– Я согласен, – сглотнув, кивнул Саид. – Я – готов!

– А твоего согласия, дружок, никто не спрашивает, – расхохотался Кравченко. – Это армия, здесь приказы выполняют. Но раз согласен, то хорошо. Значит, не против твоей воли. Теперь скажи насчет своего земляка, Таджибеева.

– Он был моим «вторым номером» в бою, – поспешно заговорил Саид. – И я хочу служить с ним вместе…

– Ладно, ладно, – махнул рукой подполковник и посмотрел на прапорщика: – Ты как, Рустам?

– Вроде бы нормальный парень. Да и сдружились они, в бою вместе побывали. Я бы взял обоих. Позвать его?

Таджибеев, когда узнал, куда их берут служить, чуть не подпрыгнул от радости прямо в кабинете. Но надо отдать ему должное, сдержался и только смотрел на Кравченко и прапорщика-переводчика блестящими от восторга глазами. На вопросы, которые ему задавал подполковник, Сархат отвечал бойко, с какой-то даже лихостью, хотя и с сильным акцентом.

– Ну и хорошо, – закончил свои вопросы советник. Но тут в дверь постучали, она приоткрылась, и в проеме появилась голова помощника дежурного по части.

– Разрешите? Там прибыл рядовой Рахимов, которого вы вызывали.

– Ну, вот и третий претендент, – кивнул Кравченко. – Заводи его.

Саид напрягся, а по спине у него пробежал холодок от волнения и ревности. Эту фамилию называл отец, когда говорил о женихе Лайло. Но что такое фамилия! Рахимовых в Таджикистане – как Ивановых, Петровых и Сергеевых у русских. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел высокий худощавый солдат с густыми, сросшимися над переносицей бровями.

– Здравия желаю! – низким голосом проговорил он, вскинув руку к панаме. – Рядовой Рахимов по вашему приказанию прибыл!

– Ну, здравствуй, Рахимов. – Кравченко осмотрел солдата с ног до головы. – Как зовут, откуда родом?

– Шавкат Рахимов. Я из Таджикистана, из горного кишлака, Пичандар называется.

Саид прикусил губу, в груди защемило от ревности и глупой боли. Надо же, встретились. Да еще и служить вместе. Каждый день видеть его рожу и думать о том, что он станет мужем Лайло. Саиду захотелось закрыть глаза, зажмуриться сильно-сильно, до ломоты в глазных яблоках. А потом открыть глаза и увидеть совсем другую картину. Цветущие склоны гор в окрестности кишлака Пичандар, бегущую по тропе Лайло с подругами, ее черные косы. Но он знал, что ничего не изменится. Да и должно ли измениться? И в чем виноват этот парень, когда его родители и родители девушки решили все без согласия детей? Он-то не виноват, так за что его ненавидеть?

Мысли одолевали, метались в голове Азизова. Он почти не разбирал вопросов подполковника и ответов Рахимова. Что-то говорили о силе, о том, что Рахимов хорошо стреляет, что его еще дед научил метко стрелять. А потом новичок повернулся к двум другим солдатам, и Саид услышал голос подполковника:

– Ну, знакомься со своими новыми сослуживцами. Сегодня вы в последний раз до самой замены ходите в советской форме. Да и мы с Рустамом только на базе ходим в нашей форме. Сейчас топаете на склад – прапорщик вас переоденет в полевую форму афганской армии, получите сухой паек, оружие. Завтра с утра пораньше выезжаем в Пишгор…

Двое из восьми «Черных аистов» – моджахедов из афганского отборного спецназа – спустились с гребня хребта. «Аисты» сопровождали в этом опасном разведрейде майора пакистанской разведки Наджраба в Панджшер. Опустившись среди камней на корточки, они внимательно вглядывались в окрестности.

– Чисто, – кивнул «аист». – Сегодня днем движения на тропе не было. А на перевале движение шурави и сарбосов как обычно.

– Хорошо. – Наджраб развернул карту на колене. – Двоих отправь вот на этот склон севернее тропы. Я должен быть сразу информирован, идет наш друг один или его ведут.

– Будет сделано. – Бородатый моджахед вытащил из кармана куртки японскую рацию «Уоки-токи» и стал вызвать своих бойцов и отдавать приказы.

Майор взглянул на наручные часы. До времени встречи оставалось два часа. Но это совершенно не означало, что офицер появится в точно оговоренное время. Может быть, что-то изменится в графике движения колонны, может быть, русские пронюхали и решат сначала проверить выход с перевала. Их разведчики стали работать намного лучше, чем это у них получалось в 1979 году. Русские очень быстро набирались боевого опыта и наращивали свое мастерство. Подготовка у них была хорошей, за спиной у каждого офицера классическая школа, основанная еще ветеранами Второй мировой войны. А здесь, в Афгане, у них практики больше, чем нужно, и если уж честно говорить, во многом русский спецназ стал постепенно превосходить рейнджеров других стран. Особенно выносливостью и неприхотливостью в быту.

Говорить об этом начальству вслух не следовало, но делать выводы приходилось на местах.

Русские хитро и умело работали с местным населением – щедро подкупали вождей племен. Невоенная помощь Афганистану от Советского Союза была до войны впечатляющая, и один этот факт располагал многих афганцев к «шурави» – советским, как тут называли русских. Сколько Советский Союз построил здесь дорог, больниц, электростанций! И если бы не война…

К тому же в приграничных районах СССР жили таджики, узбеки, которые этнически были почти родственниками большей части афганцев. Даже язык был очень похож. И они использовали своих подготовленных таджиков и узбеков для работы с местным населением…

Прошло два с половиной часа, прежде чем один из наблюдателей передал, что колонна вошла в ущелье. Советской бронетехники нет, и сопровождение осуществляется только бронемашинами с солдатами армии ДРА. Еще тридцать минут прошли в ожидании. Где-то западнее пролетели два советских военных вертолета.

«Неужели сюда?» – подумал с опаской пакистанский майор.

Но вертолеты ушли в другом направлении. «Все, пора, – решил майор Наджраб и двинулся к месту встречи. – Теперь лишь бы все сработало как надо».

Колонна грузовых машин и бензовозов выбралась из ущелья и стала спускаться на равнину, когда вдруг справа на склоне не удержался большой камень и покатился вниз к дороге. Обычное дело в горах, когда случаются небольшие обвалы или мелкие осыпи. И отдельные камни не редкость, когда проходит тяжелая техника, и вибрация передается скалам и почве. Водитель переднего армейского грузовика сбавил скорость, глядя, как катится камень. Но вот валун ударился в другой камень, чуть ниже по склону, и уже на обочину скатилась группа камней, среди которых что-то зловеще блеснуло.

Капитан афганской правительственной армии, сидевший в кабине переднего грузовика, положил руку на плечо водителя и сжал его, продолжая напряженно смотреть на выкатившийся на дорогу артиллерийский снаряд. Это могло означать что угодно: или рассыпавшийся из-за осыпи подготовленный фугас, призванный уничтожить колонну, или снаряд, оставшийся после боевых действий, который просто не разорвался. И бомбы иногда не взрываются, и минометные мины.

Выйдя из машины, капитан подозвал к себе трех солдат из числа сидевших в кузове и послал их предупредить об опасном сюрпризе. «Сарбос» пробежал дальше по колонне, требуя заглушить двигатели машин. Другие «сарбосы» медленно и осторожно спустились из кузова на дорогу, отошли за третью машину в колонне и залегли, изготовившись к обороне. Туда же капитан отправил и водителя головной машины. Сам он присел у переднего колеса грузовика и стал ждать.

Наконец к нему подошли два сержанта и немолодой лейтенант с густыми черными усами, в которых пробивалась седина.

– Он? – спросил лейтенант, кивнув на виднеющийся впереди снаряд.

– Да! Скатился прямо на моих глазах. Не знаю, почему он не взорвался. Повезло! По виду – от гаубицы большого калибра.

– Это снаряд шурави, – сказал лейтенант. – Видел я такие – от 152-миллиметровой гаубицы. Надо бы машину отогнать назад, да опасаюсь даже заводить. Сейчас любая встряска опасна…

– Что делать будем? Вызывать саперов? Советских?

– Они доберутся сюда только завтра, а у нас в гарнизоне продовольствие на исходе и дизельное топливо для генераторов. Да и опасно! Душманы ночью нас могут зажать с двух сторон и перебить с гор! У меня есть иное предложение.

– Какое? – оживился капитан.

– Сниму куртку, а вы мои руки свяжете ремнями через шею и положите на ремни свернутую куртку, чтобы мягче было. Сержанты – опытные бойцы, они осторожно, без рывков поднимут снаряд и положат мне на руки. Если руки и устанут, то я все равно снаряд не выроню, ремни не дадут. Донесу его до склона и сброшу в обрыв.

– Снаряд весит больше сорока килограммов! Сумеешь ли? Неужели сумеешь до отвесного участка дотащить? – покачал головой капитан. – Только там можно бросать снаряд вниз, чтобы он не коснулся склона, пока ты не отбежишь от обрыва подальше.

– Я мужчина крепкий, в молодости работал кузнецом и занимаюсь борьбой! Донесу! – уверенно заявил лейтенант. – Иначе колонна не пройдет.

– Я пойду с вами, – предложил один из сержантов. – Вы устанете и не сможете бросить снаряд с обрыва. Это сделаю я.

– А я осмотрю склон, – сказал второй сержант, потрогав шрам на щеке. – Я почти год работал с саперами, смогу увидеть признаки минирования. Колонна не должна пострадать, и ехать в обход ущелья нельзя. Мы везем продукты.

Капитан посмотрел на сержантов, на немолодого лейтенанта. Этот лейтенант был из местного гарнизона, не из столицы. Черт, может, они тут все такие отчаянные? Чертовски опасно! Но он отвечает за прохождение колонны. Стиснув кулак, капитан долго разглядывал дорогу, камни и одинокий снаряд. Наконец принял решение. Передав приказ занять круговую оборону, он отошел и лег с автоматом вместе с солдатами у третьей машины. Оттуда были хорошо видны приготовления лейтенанта. Потом он вместе с сержантами поднялся в полный рост, и они пошли к снаряду, переговариваясь о чем-то, постояли немного, а потом сержанты стали поднимать снаряд, причем с такой осторожностью, с какой не берут на руки даже больного ребенка, и положили его в руки лейтенанта. Ремни на шее напряглись, и лейтенант медленно пошел вперед. Высокий худощавый сержант шел рядом, протянув руки в готовности подхватить офицера, если он оступится или начнет ронять свою страшную ношу. Второй сержант со шрамом на щеке вытащил армейский нож и стал обходить склон, поднимаясь все выше и выше. Он приседал, что-то трогал ножом, поднимался и медленно шел дальше.

Капитан лежал в пыли и щурился от солнца. Один раз ему показалось, что со склона впереди что-то блеснуло. Снайпера бинокль или просто зрение подводит от такого яркого солнца? Блики больше не появлялись, сколько офицер ни тер глаза. Он старался не выпускать из поля зрения ни сержанта на склоне, ни лейтенанта с его ношей. Время шло, солнце припекало спины, но никто на дороге не шевелился. Все было очень похоже на засаду, но странно, что до сих пор никто не начал стрелять по колонне.

Наконец лейтенант остановился у обрыва с краю дороги. Капитан поднес к глазам бинокль, но солнце слепило, и он убрал его, продолжая смотреть, просто прикрыв глаза ладонью, как козырьком. Сержант осторожно взял из рук лейтенанта снаряд, шагнул к краю и бросил его с натугой вниз. Тут же оба отскочили от обрыва и упали на дорогу, закрыв головы руками. Напряжение всех солдат в колонне чувствовалось почти физически. Но взрыва так и не произошло. Стягивая ремни, лейтенант шел назад, еле волоча ноги. Капитан вскочил на ноги и поспешил навстречу храброму офицеру.

– Как вы себя чувствуете?

– Все хорошо, – вытирая локтем с лица пот, ответил лейтенант. – Ноги только не держат. Я бы посоветовал вам послать опытных солдат с моим сержантом. Ариф скажет, что и как проверять. Надо пройти по склону до самого обрыва. Тут могут быть еще снаряды или мины. Видимо, когда-то выход из ущелья обстреливался из орудий. Видно, что в прошлом году засыпали воронки.

– Да, мы проверим, – кивнул капитан. – Вам помочь?

– Не надо. Я посижу немного у ручья. – Лейтенант показал в сторону противоположного склона, где между большими валунами пробивалась серебристая струйка родника. Затем хлопнул по плечу сержанта: – Ашрафи, помоги Арифу. Там могут быть еще снаряды.

Сержант отдал честь и поспешил к колонне. Капитан тоже направился к машинам. Он несколько раз оглянулся и посмотрел, как лейтенант перешел дорогу, перелез через несколько больших обломков скальной породы и, усевшись у ручья, стал смачивать платок и прикладывать его под курткой к груди, ко лбу и затылку. Да, немолод он, подумал капитан, и все в лейтенантах. Наверное, поздно пришел на службу или недавно произвели в офицеры из сержантов. Однако видно, что человек он опытный, давно в армии.

Вдруг раздался какой-то шорох, скатился камешек под ноги, но лейтенант не обернулся, продолжая прикладывать мокрую ткань к груди.

– Ну, и зачем вам понадобился этот спектакль, майор? – спросил он, не поворачивая головы.

– Вы не поняли, Мансур? – ответил ему голос за спиной. – Во-первых, нам надо было срочно поговорить с вами. Другой возможности у меня нет. Вы безвылазно в гарнизоне, а передавать через связного устно или запиской мне кажется опасным. И с этим караваном вы все время на людях. А кое-кого начали в вашей части подозревать. Там уже работают несколько офицеров из ХАДа, и о вашей контрразведке я очень высокого мнения. Там дураков нет.

– А если бы он взорвался? – недовольно ответил лейтенант.

– Ну, зачем вы так, Мансур? Мы же все-таки не пальцем деланы и думаем головой! Все заранее подготовлено – взрыватель не рабочий. И потом, вам же нужно подтверждение преданности, личной храбрости. С такими подвигами вас точно подозревать не будут. Теперь о вас легенды буду ходить по гарнизонам правительственной армии. Может, награду получите.

– Вы знаете, майор, что мне не нужны награды от существующего режима. И если честно, то вы нам больше мешаете, чем помогаете.

– Вас не должны подозревать в связи с Ахмад Шахом. В гарнизоне не так много надежных людей. А Ахмад Шах ждет сообщения с датой начала мятежа. Это самый крупный гарнизон возле перевала. Его нужно уничтожить. Вы подготовьте мятеж внутри, вам помогут ударом снаружи.

– Если бы я мог, я бы своими руками перерезал бы всех, – зло проговорил лейтенант.

– Успеете еще, – тихо рассмеялся пакистанский разведчик. – Главное, чтобы все знали, что гарнизон разгромил Ахмад Шах.

– Зачем вам это? Какая разница?

– Потом узнаете. Главное сейчас – подготовить мятеж.