В детстве я знал всё. Как и все люди. Мир, само собой, был прекрасным и удивительным. В шкафу у меня жил добрый джинн, который часто рассказывал сказки, во сне катал меня на ковре-самолёте и прогонял буку — ну, того, который под кроватью.
Я знал всё, но меня зачем-то начали учить.
— Глупости это, — строго сказала воспитательница в детском саду. Мы знали, что она — переодетая Баба-Яга, но никому не говорили. — Не бывает ковров-самолётов. Наука доказала. Вырастете — поймёте.
И я поверил. Я вообще с детства очень доверчивый.
Буки под кроватью не было. Была только пыль и старые игрушки. В шкафу тоже никого не оказалось, но я не успел огорчиться по-настоящему. Мне все говорили, что вырасту — всё узнаю, и я спешил вырасти.
— Забудьте всю глупость про привидения, всякие там гробы на колёсиках, — наставляли нас в школе. И я забыл. Я же доверчивый.
— Забудьте всё, чему вас учили в школе, — сказали мне в университете. И я снова забыл. Это входило в привычку.
Много кто ещё советовал что-то забыть. Постепенно я понял, что вырос, потому что ничего нового о мире уже не узнавал. Я понял, что во всём виноват сами-знаете-кто, что пиво с водкой не смешивают, и что сколько верёвочке не виться, а в ящик все сыграем.
Жизнь стала непереносимо скучной и беспросветной. Я знал, что чудес не бывает, что всяк сверчок живи на одну зарплату, что выше головы не прыгнуть, и много других бесполезных истин. Я забыл бы их, но, во-первых, я перестал доверять людям, а, во-вторых, некому было посоветовать.
Одно оставалось. Монетка, которую мне когда-то подарила бабушка. Бросишь в колодец, говорила она, и желание исполнится. Какая глупость. Не бывает никакого исполнения желаний.
Я бросил эту монетку нищему, потому что было модно давать милостыню. Ну, я и давал, как все.
И тут я понял, что нищий — на самом деле мудрец. Он мне страшно понравился тем, что умел говорить без слов.
Он догнал меня у самой входной двери и похлопал по плечу. Я сразу понял, что он спрашивает, может ли он мне чем-то помочь.
Я ответил, что ничем, что я и так всё знаю. Он покачал головой и я понял, что он сокрушается, как всё запущено.
Я сказал, что он всё равно ничем не сможет мне помочь, и в ответ он огрел меня по лбу молитвенным посохом, ловко замаскированным под костыль.
И я всё вспомнил.
Я потёр ушибленное место, и мудрец понял, что я его благодарю. Он улыбнулся и, ловко притворяясь хромым, пошёл своей дорогой.
Ну что вам сказать. Жизнь вновь стала прекрасной и удивительной. Окружающие считают, что я спятил после того удара. Дома у меня висят над дверями подковы, пентаграммы отпугивают вампиров и недобрых духов, я часто звоню в колокольчик, разговариваю с домовым и возношу хвалу духам-покровителям. Дела мои пошли на лад, хотя недоброжелатели утверждают, что я просто смазал чьи надо лапы.
Теперь и мой сын знает, что под кроватью есть бука, но бояться его не нужно. Бука терпеть не может кошек. Мой джинн теперь возит и сына — на том же старом ковре-самолёте. Иногда мы летаем вместе.
Завтра мы идём смотреть на цветущий папоротник. Можете не трясти учебником ботаники. Что вы можете мне доказать? Ведь вы просто не видели, как он цветёт.
Если увидите, то уже никогда не забудете. Точно говорю.