Папство, Век двадцатый

Надежды и опасения

Как обычно, на коронацию папы съехались бывшие короли и вдовствующие императрицы, пребывающие в эмиграции принцы, герцоги и прочие титулованные особы. Газетная хроника отмечала присутствие на коронации Ронкалли отпрысков Габсбургов, Бурбонов, Бонапартов, Гогенцоллернов и пр. и пр. В числе почетных гостей находился и Джон Фостер Даллес.

Все гости и журналисты внимательно наблюдали за каждым жестом нового папы, ловили каждое его слово, пытаясь по ним определить будущий политический курс "священного" престола. Сенсаций было хоть отбавляй, но все они носили скорее бытовой, чем политический характер. Из уст в уста передавали реплику папы, брошенную в то время, когда его несли на тронном кресле, облаченного в пышные папские одежды, с массивной золотой тиарой на голове: "В этом одеянии я больше похож на восточного сатрапа, чем на пастыря". Отмечали указание, данное новым папой редактору ватиканского официоза "Оссерваторе Романо", не применять по отношению к его особе таких витиеватых выражений, как "глубокочтимые уста", "вдохновенные слова", "высочайшие поучения", "преподобнейшие шаги", а писать просто и скромно: папа сказал, сделал, пошел и так далее. Обсуждали отмену Иоанном XXIII традиционного коленопреклонения и целования "перстня рыбака", что до этого являлось обязательной церемонией на официальных приемах церковников и паломников.

Вообще новый папа по своим привычкам и по отношению к окружающим сильно отличался от своего предшественника. Он рано ложился и с зарей вставал. Курил. Любил обедать в компании: за столом у него всегда присутствовали его ближайшие сотрудники, нунции, кардиналы. Он ходил по Ватикану без свиты, посещая во время этих прогулок различные мастерские, где запросто беседовал с рабочими, а иногда и пригубливал с ними стаканчик вина. Новый понтифик часто покидал пределы Ватикана. Посещал всякого рода богоугодные заведения, нанес даже визит в римскую тюрьму "Реджина Коэли", где рассказал арестантам следующую историю:

- Мой дядя, такой же крестьянин, как и мой отец, однажды подстрелил в угодьях помещика утку. Его арестовали карабинеры и бросили за решетку. Это очень напугало нас, его родственников. Так что в тюрьму иногда можно попасть ни за что ни про что.

Куриальным прелатам такие эскапады нового понтифика не очень нравились, они называли его "наивным", в смысле "простаком", но это его только забавляло.

Правда, Иоанн XXIII, как и его предшественник, продолжал принимать королей, принцев, глав государств и всяких знаменитостей, но делал это без всякой помпы, без назойливых нравоучений. Официальный церемониал был ему в тягость.

Доступность, непосредственность, простота в обращении-таков был стиль этого понтифика, стиль, который так не вязался с традициями апостолического дворца.

Обращало на себя внимание и то обстоятельство, что Иоанн XXIII, в отличие от большинства своих предшественников, не приблизил к себе, не возвел в дворянское звание и не озолотил ни одного из своих многочисленных родственников. Все они, простые крестьяне, продолжали и после его избрания папой заниматься нелегким земледельческим трудом. Если папа и оказывал им помощь, то в очень скромных размерах.

"Сотто иль Монте,-пишет его американский биограф Роберт Т. Элсон,-никогда не покидало его сердца... Он при первой же возможности посещал родные места, а со временем стал арендовать маленькую скромную виллу, которая служила домом его незамужним сестрам (ныне умершим) и местом его собственного отдыха. Когда он стал папой, он купил эту виллу и поручил заботу о ней монахиням из женского монастыря в Бергамо".

От избрания Ронкалли на папский престол его родное селение мало что выиграло. Крупнейший в Италии трест по производству цемента "Италчементи" соорудил в Сотто иль Монте детский центр, названный "Иоанн XXIII", да сам папа подарил местной церкви набор электрических колоколов-вот, пожалуй, и все.

Этот полный, всегда приветливо улыбающийся старец, напоминавший своим обликом умудренного жизненным опытом библейского патриарха, вызывал к себе симпатию и доверие, порождал в сердцах рядовых верующих надежду на то, что он будет действительно творить добро, защищать мир, помогать сирым и страждущим.

Но подкупающий облик нового главы церкви не вязался на первых порах с его делами. 25 марта 1959 г. конгрегация священной канцелярии (инквизиция) опубликовала декрет, который вновь категорически запрещал католикам контактировать с марксистами, голосовать за коммунистов или лиц, с ними сотрудничающих. Судя по всему, новый папа решил первое время ничего не менять в Ватикане и в курии. Правда, он стал быстро пополнять кардинальскую коллегию, назначив за первые два года своего понтификата 43 новых кардинала, в результате чего их число впервые превысило установленный в 1586 г. максимум в 70 человек. Кардинальские шапки получили два ближайших сотрудника Пия XII-Тардини и Монтини, но на пост статс-секретаря был назначен ультраконсерватор Тардини, а не либерал Монтини. Среди новоиспеченных "пурпуроносцев" можно было встретить церковников самых разных политических ориентаций и даже разного цвета кожи. Впервые кардинальскую шапку получили африканец Ругабмва, епископ из Танганьики, а также японец и филиппинец. Однако все эти назначения не давали еще повода для тревоги в лагере сторонников интегристского курса.

Первые тревожные для них симптомы в поведении нового папы появились в 1961 г., когда вместо умершего кардинала Тардини папа назначил на пост статс-секретаря своего друга кардинала Амлето Чиконьяни, бывшего апостолического делегата в Вашингтоне. Был уволен с поста руководителя итальянского "Католического действия" Луиджи Джедда, специализировавшийся на организации антикоммунистических "крестовых походов", отстранен от дел иезуит Риккардо Ломбарди, один из приближенных Пия XII, выступавший с антикоммунистическими проповедями по итальянскому радио и прозванный за это "диктором господа бога".

Он не осудил кубинскую революцию

Но не в этих передвижениях фигур на церковной доске (хотя они и весьма симптоматичны) проявилось подлинное отношение Иоанна XXIII к острейшим и важнейшим проблемам современности - к борьбе за мир, социальной революции, коммунизму. Чрезвычайно красноречивой в этом отношении была позиция, занятая новым папой по отношению к кубинской революции.

1 января 1959 г. революционные силы Кубы во главе с Фиделем Кастро после двухлетних кровавых боев свергли тиранический режим ставленника американских монополий Батисты. Власть на Кубе перешла в руки трудящихся. Победа народных сил вызвала в стране крайнее обострение классовых противоречий. Кубинская крупная буржуазия в союзе с латифундистами при поддержке американских правящих кругов и монополий пыталась воспрепятствовать социальным преобразованиям, в частности осуществлению аграрной реформы. Реакционные силы перешли к политике диверсий, саботажа и заговоров. Католическая иерархия открыто встала на сторону империалистических сил. Епископы осуждали действия правительства Фиделя Кастро и призывали верующих оказывать самое решительное сопротивление проводимым мероприятиям. Церкви, приходы, католические организации превратились в опорные пункты контрреволюционного подполья. За рубежом, в особенности в США, католические церковные иерархи распространяли клеветнические вымыслы о кубинской революции, обвиняя правительство Фиделя Кастро в гонениях на духовенство и верующих.

После разгрома наемников на Плайя-Хирон в апреле 1961 г. революционное правительство, располагая неопровержимыми доказательствами сотрудничества церковников с наемниками, приняло решение о высылке из страны служителей культа-иностранцев, составлявших большинство католического духовенства на Кубе. Этот справедливый акт вызвал новую волну злобных нападок на кубинскую революцию со стороны реакционеров всех мастей. Кубинские контрреволюционеры, нашедшие приют за рубежом, и их империалистические покровители потребовали от Иоанна XXIII порвать дипломатические отношения с Кубой и даже отлучить Фиделя Кастро от церкви.

Кубинская революция была первой социалистической революцией в Латинской Америке. Ее пример мог оказаться заразительным для других народов Западного полушария. Поэтому международная реакция прилагала все усилия, чтобы втянуть Ватикан в борьбу против нее. Ведь папы римские всегда выступали с осуждением социальных революций, где бы они ни происходили и какой бы характер они ни носили - буржуазно-демократический, национально-освободительный или социалистический. А как же поступил Ватикан на этот раз? Какую позицию по отношению к кубинской революции занял Иоанн XXIII?

Он отказался встать на путь осуждения кубинской революции, несмотря на огромное давление, которое оказывали на него международная реакция и консервативные круги в самой церкви. Ни в одном из своих выступлений или высказываний Иоанн XXIII не осудил революционную Кубу, ее руководителей, ее внешнюю или внутреннюю политику. Более того, с приходом к власти Фиделя Кастро и его единомышленников дипломатические отношения между Ватиканом и Кубой не только не прервались, а, наоборот, укрепились. В 1962 г. папа согласился на аккредитацию посла революционной Кубы, который со временем стал дуайеном дипломатического корпуса при Ватикане. В Гаване постоянно пребывал папский нунций Чезаре Дзакки. Иоанн XXIII радушно принимал официальные делегации революционного правительства Кубы и в беседах с ними одобрительно отзывался о деятельности правительства Фиделя Кастро. Судя по всему, на примере своего отношения к кубинской революции папа стремился убедить общественное мнение в том, что церковь не намерена на этот раз поддерживать интересы мировой реакции и империализма.

Правда, Иоанн XXIII прямо не осуждал, по крайней мере публично, и тех церковников, которые боролись против революционной Кубы и распространяли о ней всевозможные измышления. Он не осуждал также и кубинских контрреволюционеров, выдававших себя за защитников церковных интересов. Но, воздерживаясь от осуждения кубинской революции, он тем самым как бы осуждал ее противников. Именно так воспринимало его позицию мировое общественное мнение.

В самом Ватикане далеко не все одобряли и разделяли позицию папы по этому вопросу. Кардинал Оттавиани, например, в январе 1960 г. заявил публично: "Никто уже не боится пожимать руку новым антихристам. Более того, происходит соревнование - все стремятся как можно скорее пожать им руку и обменяться с ними улыбками".

В тревожные дни октябрьского кризиса 1962 г., когда правящие круги США угрожали развязать атомную войну, Иоанн XXIII несколько раз лично звонил президенту Кеннеди, настойчиво призывая его к мирному урегулированию возникшего конфликта. Фидель Кастро так оценил позицию Иоанна XXIII в международных вопросах: "Он понял, что мир находится на перепутье, и знает, что стоит только начаться какой-либо войне, как нашей планете придет конец. Мы одобряем позицию папы, а его нунций на Кубе - человек достойный и умный".

Своей важнейшей задачей папа считал последовательную борьбу за международный мир. Он решительно повернулся спиной к политике "холодной войны", осуждал гонку вооружений. Выступая в сентябре 1961 г. по радио, Иоанн XXIII призвал великие державы сесть за стол переговоров, постараться найти мирное решение своих разногласий, разрядить международную обстановку, чреватую катастрофой термоядерной войны. Этот призыв папы был положительно встречен международной демократической общественностью. В советской печати также отмечалось, что высказанная папой озабоченность за судьбы всеобщего мира показывает: повсюду за рубежом все отчетливее понимают, что безрассудство и авантюризм в делах мировой политики добром не кончаются. Глава католической церкви, видимо, считается с настроениями многих миллионов католиков во всех частях земного шара, обеспокоенных военными приготовлениями империалистов. Подчеркивалось, что Иоанн XXIII отдает дань здравому смыслу, когда он предостерегает правительства от всеобщей катастрофы и призывает их осознать огромную ответственность, которую они несут перед историей.

Переворот в Ватикане?

В Ватикане между тем происходили весьма знаменательные и необычные для католической церкви события.

25 января 1959 г. истекло ровно 90 дней с момента избрания на папский престол Иоанна XXIII. В этот день, после богослужения в базилике св. Павла, на которое были специально приглашены находившиеся в это время в Риме 17 кардиналов, папа сообщил о своем решении созвать в ближайшее время римский синод и вселенский собор. Римский синод был призван обсудить положение дел в итальянской церкви. Что касается вселенского собора, то папа выразил надежду, что в нем примут участие и все "отделившиеся церкви, чтобы попытаться вновь обрести единство". Папа сказал: "Мы не будем вести исторический судебный процесс. Мы не будем пытаться разобраться в том, кто был прав и кто виноват. Мы скажем лишь: "Воссоединимся, покончим с раздорами"". Другой задачей собора папа объявил осуществление реформы Кодекса канонического права, который является своего рода конституцией, или высшим законодательным актом, католической церкви. Какие цели должна была преследовать такая реформа, папа не уточнил.

Заявление Иоанна XXIII произвело ошеломляющее впечатление на присутствующих. Они были поражены не столько сообщением о созыве римского синода, хотя он не собирался с XVI в., сколько известием о предстоящем вселенском соборе. Обычно папские выступления вызывали аплодисменты, возгласы одобрения. На этот раз после речи папы воцарилась гробовая тишина. Это несколько смутило Иоанна XXIII, но он быстро овладел собой, попрощался с кардиналами и отбыл в Ватикан. В тот же день кардинал Тардини сообщил, что кардиналы потрясены его сообщением. Им, по-видимому, потребуется некоторое время, чтобы "переварить" его. Тардини советовал воздержаться пока от публикации полного текста речи, ограничившись помещением краткого ее резюме в "Оссерваторе Романо". Действительно, на следующий день ватиканский официоз в нескольких строках сообщил о выступлении папы, а полный текст его речи появился в печати лишь два месяца спустя.

Но чем же были так потрясены кардиналы? Почему, например, кардинал Спеллман отказался поверить в возможность созыва вселенского собора, заявив журналистам, что папу, вероятно, "превратно поняли"? Почему кардинал Леркаро отреагировал на эту новость словами: "Или папа безответственный человек, или он слишком хорошо знает, чего хочет".

Замешательство кардиналов объяснялось, скорее, тем, что им ничего не было известно заранее о принятии папой решения созвать вселенский собор. Иоанн XXIII сделал свое заявление, ни с кем из них предварительно не посоветовавшись, используя данное ему каноном право на такой созыв. О возможности созыва собора говорили и Пий XI и Пий XII, но они высказывались на этот счет в столь общей форме, что никто их высказываний всерьез не принимал. Новый же папа заявил в категорической форме, публично и официально-собору быть! Удивление и недовольство кардиналов объяснялось и тем, что, сделав такое заявление, папа как бы нарушил правила игры, которые обязывали его быть "промежуточной" фигурой на папском престоле. Созыв собора придавал его понтификату особую историческую значимость.

Вселенские соборы созывались всегда в особо критические моменты истории церкви и несли на себе печать реформаторских устремлений. Созыв собора, таким образом, был равносилен признанию, что церковь пребывает в состоянии кризиса, а это далеко не всем хотелось признавать. К тому же соборы, как правило, не излечивали церковь от застаревших "недугов". Их проведение всегда было связано с большими надеждами, а результаты всегда вызывали разочарование. "История церкви,- писал католический автор Карло Фалькони,это в значительной степени кладбище обанкротившихся соборов, в том числе и вселенских". К. Фалькони. Ватиканский собор и причина его созыва.

Соборы чаще всего созывались с целью "оздоровить церковь", провести ряд реформ, покончить с расколами, найти действенные средства для борьбы с ересями. По мнению католического богослова, правда весьма критически относящегося к Ватикану, Ганса Кюнга, "все официальные попытки реформировать церковь, предпринимавшиеся в средние века, не принесли никаких результатов. Подобно тому как папы пренебрегали данной ими в момент коронации клятвой проводить реформы, так и вселенские соборы терпели крах, ибо не осмеливались, по весьма различным причинам, ставить вопрос о радикальной реформе и ограничивались чисто поверхностными изменениями". К. Фалькони. Ватиканский собор и причина его созыва.

Вселенские соборы служили в прошлом реакционным интересам церковной иерархии, папства. XIX (Тридентский) вселенский собор, длившийся с перерывами почти 18 лет (с 1545 по 1563 г.), пытался покончить с протестантским расколом, но вместо выработки приемлемой для протестантов платформы, которая позволила бы восстановить церковное единство, встал на путь бескомпромиссной борьбы со сторонниками реформации. Тот же Ганс Кюнг отмечает, что на Тридентском соборе "не стремились конкретно понять сущность тезисов реформаторов, принять то, что в них было законного, и, следовательно, пойти, насколько возможно, навстречу протестантизму по пути раскаяния и милосердия. Наоборот, там стремились разбить протестантизм посредством проведения внутренней реформы католицизма. Одним словом, реформа была не средством примирения, возврата к единству, а программой военных действий, орудием борьбы". XX вселенский, или Первый Ватиканский, собор, созванный Пием IX, заседал в Риме под канонаду итальянских пушек, предвещавшую конец светской власти папы. Он одобрил пресловутый догмат о папской непогрешимости. Другие его решения были проникнуты реакционным духом "Силлабуса". Нужно было быть очень мужественным человеком, чтобы решиться на созыв нового собора. Вот как оценивает этот шаг Иоанна XXIII Карло Фалькони: "Когда папа Мастай-Ферретти (Пий IX) впервые публично объявил о созыве собора, он, хотя ему исполнилось уже 75 лет, был все еще бодрым и уверенным в себе человеком, почти юношеского темперамента. А тридцать лет понтификата обеспечили ему бесспорное господство над курией и над всей католической иерархией, рассеянной по всему миру, Иоанн XXIII на 77-м году жизни неожиданно стал преемником папы, которому поклонялись почти до последних дней его жизни. Новый папа, не знавший или плохо знавший мир курии и папского двора, состоявший из лиц, бывших ставленниками его предшественника, объявив о созыве собора всего лишь три месяца спустя после своего избрания, проявил невероятную смелость, а вслед за тем юношескую энергию в работе, что превзошло самые смелые предположения и ожидания". К. Фалькони. Ватиканский собор и причина его созыва.

Мог ли будущий собор обеспечить единство с другими христианскими церквами-протестантами и православными? Если да, то на какой основе? Что думал по этому вопросу Иоанн XXIII, на что он рассчитывал, на что надеялся? Что мог вообще предпринять на благо церкви созываемый им собор?

Как бы отвечая на эти вопросы, Иоанн XXIII в сентябре 1960 г. заявил, что единение с другими христианскими церквами может осуществиться на основе взаимных уступок. "Главные цели собора,-сказал папа,-заключаются в следующем: провести общую реформу, пересмотр и разъяснение доктрин, усовершенствовать структуру церкви для того, чтобы она могла охватывать весь мир... Мы сделаем все для того, чтобы они (протестанты, православные и представители других христианских вероисповеданий.-И. Г.) обдумали свои ошибки, а мы пересмотрим свое поведение, дабы в конечном счете у всех христиан был один дом".

Итак, собор будет созван для пересмотра церковных доктрин. Но в каком направлении? В плане отказа от средневековых богословских установок? Если да, то что их заменит? Другие установки? Какие именно?

Вопросы, вопросы, сотни вопросов, на которые никто толком не мог ответить. Но по мере того как шло время, росло убеждение (как в церкви, так и за ее пределами), что Иоанн XXIII действительно помышляет о кардинальной реформе церкви в плане приспособления ее идеологии и организационной структуры к требованиям современности.

Такая перспектива пугала большинство куриальных кардиналов, их светских союзников - правых клерикалов, вообще всех реакционеров. Пачеллианцы называли Иоанна XXIII "красным", "чокнутым", "гробокопателем церкви". Реакционеры опасались, что, используя догмат о папской непогрешимости и данные ему каноническим правом полномочия накладывать вето на решения собора, папа сможет навязать свою волю этому церковному форуму и, чего доброго, действительно изменить традиционный облик католической церкви. Поэтому они пытались любыми средствами затянуть подготовку собора, надеясь, что Иоанн XXIII просто не доживет до его открытия.

Предсоборные зигзаги.

Казалось, повторялась ситуация, о которой в свое время Пий IX говорил: "Каждый собор состоит из трех периодов: первый - когда дьявол пытается спутать карты, второй - когда человек еще более усиливает путаницу, и третий - когда святой дух вносит во все ясность". На этот раз положение усложнялось тем, что на стороне "дьявола" были куриальные кардиналы. Иоанн XXIII говорил генеральному секретарю собора прелату Перикле Феличе: "Неужели Вы, монсиньор, полагали, что перед лицом столь важного для судеб церкви события бес будет пребывать в праздности? Впрочем, если собор, в чем мы уверены, божье дело, то нам предстоит немало испытаний". К. Фалькони. Ватиканский собор и причина его созыва.

Иоанн XXIII был готов сразиться с "бесом", он утверждал, что у него "здоровая печень и нервы как канаты". И тем не менее он был вынужден маневрировать. В ноябре 1960 г., выступая перед членами комитета по подготовке собора, он заявил, что одна из основных задач собора "вызвать всеобщее духовное пробуждение для борьбы с материализмом". Это был жест в сторону пачеллианцев или интегристов, как стали называть в церкви сторонников ультраправой ориентации. Следовало ли из сказанного, что собор будет направлен против коммунизма? Многие сомневались в этом. Международная обстановка не благоприятствовала интегристам. Повсеместно крепли силы, выступавшие за всеобщий мир, мирное сосуществование и разрядку напряженности. Социализм превратился в быстро развивающуюся могучую мировую систему. Чрезвычайно возрос авторитет Советского Союза, последовательная мирная политика которого встречала все большую поддержку прогрессивной мировой общественности, в том числе трудящихся-католиков. Народы все решительней осуждали политику "холодной войны", гонку вооружений. В Азии, Африке, Латинской Америке бурно развивалось национально-освободительное движение. Мир вступил в эру научно-технической революции. Советский человек распечатал "божии чертоги" - проложил дорогу в космос. В подобных условиях антикоммунистическая направленность собора была бы для церкви равносильна самоубийству.

Это понимали даже некоторые интегристы. Один из них, иезуит Риккардо Ломбарди (о нем уже упоминалось выше), опубликовал посвященную предстоящему собору книгу, в которой высказывался за "осовременивание" церкви. Он писал: "Существует старое здание, воздвигнутое много веков назад, непрерывно приспосабливаемое (курсив мой.- И. Г.) к требованиям меняющихся со временем жильцов... Каждое из этих изменений было целиком оправдано при его проведении в жизнь. Но здание выглядит теперь так, что ни один архитектор, владей он этим участком земли, строительным материалом и обладай полной свободой действий, не воздвиг бы его таким, каким оно является ныне. Никто сегодня не стал бы так строить, ибо современные требования можно куда лучше удовлетворить теми же средствами, но путем более простой планировки".

Итак, иезуит Ломбарди признавал, что церковное здание безнадежно устарело, выглядит в современном мире архаичным, допотопным. Что же он предлагал сделать? Ремонт, побелку, чистку? Нет, генеральную реконструкцию:

"После стольких следовавших одно за другим приспособлений этого здания наступает однажды момент, когда необходимо проявить смелость и набросать новый генеральный (курсив мой.-И. Г.) план. При этом надо, сохранив капитальные стены, создать, предоставляя абсолютную независимость (архитектору), единый проект внутренней планировки в соответствии с существующими требованиями, не останавливаясь ни перед какими трудностями, возникающими на пути осуществления этого плана. Сначала надо все как следует обдумать и взвесить, а затем уж действовать-так при меньших затратах можно добиться большего. Дом будет как бы сделан заново: земля прежняя, все здание прежнее, даже отделочный материал примерно тот же, но зато все оно станет гораздо более удобным".

Что же, по мнению Ломбарди, следовало изменить в церковном здании? "Устройство церкви, оставленное Иисусом на усмотрение своих последователей и являющееся творением рук человеческих... Оно требует генерального пересмотра в соответствии с широким, абсолютно гармоничным планом".

Ломбарди преподнес свою книгу о соборе Иоанну XXIII и сообщил журналистам, что папа одобрил его сочинение. Но куриальный "Пентагон" встретил его сочинение в штыки. Пачеллианцы усмотрели в нем "подрыв церковных основ". "Требовать перемен" в церкви означало для них "требовать замен" на важнейших постах курии, а терять эти посты им, естественно, не хотелось. "Оссерваторе Романо" от 11 января 1962 г. устроила разнос книги Ломбарди. Более того, ватиканский официоз заявил, что Иоанн XXIII "молчаливо отверг идею и программу церковной реформы". Кардинал Оттавиани занес даже сочинение своего недавнего единомышленника в индекс запрещенных книг. Иоанн XXIII не смог предотвратить эти демарши интегристов. Он с головой ушел в нелегкое дело подготовки собора, стараясь благополучно подвести к нему находившуюся в аварийном состоянии церковную ладью.

Уже после смерти Ронкалли генеральный секретарь собора и ближайший сотрудник папы монсиньор Перикле Феличе сообщил журналистам, что первоначально Иоанн XXIII думал созвать собор не в Ватикане, а в базилике св. Павла, расположенной в районе Остия, и назвать его Первым Остийским. Этим папа хотел подчеркнуть, что он отмежевывается от обскурантистских решений Первого Ватиканского собора. Папа опасался, что созыв собора в Ватикане будет истолкован как продолжение реакционного курса, основные вехи которого были проложены Пием IX. Но ватиканский "Пентагон" восстал против этих показавшихся им слишком смелыми намерений Иоанна XXIII, и папе пришлось уступить: собор заседал в базилике св. Петра и получил название Второго Ватиканского.

Курия была настроена против собора, большинство итальянских иерархов-тоже. Они боялись, что собор лишит их преобладающих позиций в церкви. Позднее кардинал Леркаро признался: "Мы все (то есть итальянские кардиналы.-И. Г.) оставили папу Иоанна XXIII в одиночестве".

Следует ли из сказанного, что Иоанн XXIII, взяв курс на созыв собора, оказался в полной изоляции? Вовсе нет!

Многие зарубежные иерархи с оптимизмом и надеждой восприняли идею собора, а церковные деятели "третьего мира" отнеслись к ней с большим энтузиазмом. Тех, кто был за собор, за реформы, за перемены, за новшества в церкви, стали называть обновленцами. Как правило, это были представители стран, где церковь теряла свои позиции, свое влияние, своих последователей, свой авторитет.

Такие явления наблюдались в большинстве стран Европы, но особенно они давали себя знать в развивающихся странах. В государствах, где на протяжении столетий орудовали миссионеры, выступавшие в роли прислужников колониальных властей, местное духовенство открещивалось от старых церковных порядков. Оно требовало от Ватикана недвусмысленного осуждения империализма, колониализма, расизма. Оно жаждало упрочить свою самостоятельность и ожидало от собора коренных церковных реформ, демократизации и подлинной универсализации римской курии. Церковные иерархи этих стран стали на соборе опорой обновленческого курса.

Сообщение о созыве собора, вызвавшее оживленный обмен мнений в церковной среде, вынудило церковных деятелей подвести итоги своей деятельности в религиозной и общественной областях, взвесить действенность религиозного влияния на массы, наметить пути преодоления имевшихся трудностей и недостатков в их деятельности. Несмотря на зигзаги и противоречия в предсоборной дискуссии, интриги куриальных иерархов и прочих ультраправых элементов в церкви, большинство духовенства считало, что следует отказаться от курса Пия XII, то есть оголтелого антикоммунизма и защиты интересов правящих кругов ведущих империалистических держав, что церковь должна найти в себе силы, чтобы пойти новыми путями, "оторваться" от своих традиционных политических и социальных привязанностей, поддержать общее стремление к прогрессивным социальным преобразованиям, попытаться найти способ сосуществования с социалистическим миром, приобщиться к новшествам XX в., обновиться внутренне и внешне.

Трудности с "отделившимися братьями".

Экуменическая программа Иоанна XXIII встретила горячую поддержку не только ряда зарубежных церковных лидеров, но и многих буржуазных политических деятелей, которые надеялись, что сближение католицизма с протестантизмом будет способствовать укреплению капиталистического строя. Идея сближения с Ватиканом давно уже поддерживалась наиболее реакционными протестантскими кругами в США и Англии. Ее сторонником был и Джон Фостер Даллес, сын которого стал одним из видных руководителей иезуитского ордена. К ней сочувственно относился английский премьер Макмиллан, ее превозносил Аденауэр.

В числе учреждений, призванных подготовить собор, Иоанн XXIII создал секретариат по делам протестантов, возглавляемый кардиналом иезуитом Аугусто Беа, бывшим исповедником Пия XII.

В течение 1959-1960 гг. представители Ватикана вели закулисные переговоры с протестантскими лидерами в США, Англии и Западной Германии с целью склонить их к участию в предстоящем соборе. Были проведены встречи и с видными деятелями мусульманства и даже иудаизма, в ходе которых обсуждалась идея образования единого церковного фронта в борьбе против атеизма. В Париже на эту тему с одной трибуны говорили кардинал Фельтен, глава французских протестантов пастор Бенер, главный раввин Франции Каплан и др.

В Мюнхене во время 37-го Международного евхаристического конгресса с одной трибуны выступали католические, православные, протестантские и мусульманские церковники, расточая друг другу комплименты. Один из ораторов, аббат-бенедиктинец Томас Сартори, даже расхваливал Лютера за его "глубоко набожное сердце".

В начале 1960 г. Иоанна XXIII посетил глава протестантской церкви в Западной Германии епископ Дибелиус. Это был первый успех Ватикана.

23 ноября 1960 г. премьер-министр Англии Гарольд Макмиллан и министр иностранных дел лорд Хьюм были с исключительным радушием приняты Иоанном XXIII. Папа заявил, что визит английских государственных деятелей доставил ему "громадное удовольствие и глубокое удовлетворение".

Примас англиканской церкви архиепископ Кентерберийский Джеффри Фишер, совершая паломничество к "святым местам" Палестины, посетил Стамбул, встречался по пути с религиозными лидерами восточных церквей и на обратном пути заехал в столицу Италии, следуя, по-видимому, пословице, согласно которой все дороги ведут в Рим. Прибыв в Вечный город, Фишер заявил, что он намерен нанести "визит вежливости" папе Иоанну XXIII.

Заявление Фишера вызвало сенсацию в буржуазной печати. Еще бы, ведь это был первый визит архиепископа Кентерберийского к папе с... 1337 г.!

2 ноября Фишер был принят папой и имел с ним продолжительную беседу. В связи с этим консервативная английская газета "Дейли телеграф" писала: "Фактически визит Фишера к папе знаменует собой осознание представителями обоих вероисповеданий, несомненно, ускоренное растущей силой антихристианской коммунистической идеологии, того, что разобщенность христиан является слишком большим позором, чтобы ее игнорировать, и слишком серьезной слабостью, чтобы не исправить ее".

Сам Фишер, выступая после посещения папы с проповедью в англиканской церкви Рима, сказал: "Пока что союз лишь зарождается, он еще не достиг зрелости, но тем не менее он уже существует... Нет больше необходимости предавать друг друга анафеме, ибо мы не выступаем друг против друга..."

Однако усилия Иоанна XXIII, направленные на сближение христианских церквей, натолкнулись на серьезные препятствия. Многие протестантские церковники расценили визит Фишера в Ватикан как капитуляцию передпапством. В Великобритании поднялась волна возмущения против архиепископа Кентерберийского. Вскоре после возвращения в Лондон Фишер был вынужден уйти в отставку. Объединение христианских церквей оказалось делом значительно более сложным, чем предполагали его сторонники.

Неокапитализм вместо корпоративизма.

В атмосфере нарастающей борьбы между различными группировками в курии и за ее пределами и накала дискуссии вокруг программы и задач предстоящего собора рождалась первая энциклика Иоанна XXIII "Mater et magistra" ("Мать и наставница"), посвященная социальным проблемам современности. Она была опубликована 15 мая 1961 г.

Энциклика "Матэр эт магистра" самая длинная в истории церкви, в ней 25 тыс. слов. Но значение ее определяется, конечно, не объемом, а содержанием.

В этом документе нашли отражение противоречивые тенденции, характерные для первых двух лет понтификата Иоанна XXIII. Хотя в тексте энциклики много ссылок на высказывания Пия XII, она тем не менее расценивается как первый шаг в сторону от его ультрареакционного курса, и именно поэтому она привлекла к себе всеобщее внимание.

Социальная энциклика Иоанна XXIII начинается с перечисления "великих изменений", происшедших в мире за истекшие после опубликования энциклики "Рерум новарум" 70 лет. Папа упоминает об атомной энергии, автоматизации и электронике, авиации, о радио и телевидении, о начале завоевания космического пространства, о развитии социального обеспечения и возросшей активности профсоюзов, которые якобы своей деятельностью уменьшают дистанцию между классами. Папа отмечает растущее участие граждан в руководстве государственными делами и все большую роль государства в управлении экономикой и в решении социальных проблем современности. Иоанн XXIII также не оставляет без внимания закат колониализма и возникновение новых государств, появление ряда международных организаций.

Отстаивая традиционную доктрину церкви о "естественном праве частной собственности на средства производства", энциклика Иоанна XXIII в то же время допускает "представительство трудящихся в управлении средними и крупными предприятиями и их участие в прибылях". Энциклика допускает, что "государство может обладать собственностью на орудия труда, если они являются источником экономической мощи, которую недопустимо передавать в руки частных граждан, не рискуя подвергнуть опасности общее благо". В то же время она оговаривает, что "государство должно расширять свою собственность" только в случае действительной и очевидной необходимости и если этого требуют интересы общего блага, но не с целью ограничить или тем более ликвидировать частную собственность.

Наиболее радикальный раздел энциклики посвящен отношениям между развитыми и слаборазвитыми странами. В нем содержится недвусмысленное осуждение неоколониализма. Папа заявляет, что "самый большой соблазн, которому могут подвергаться экономически развитые политические сообщества, состоит в использовании своего технико-экономического могущества для оказания влияния на политическое положение сообществ, находящихся на более низкой стадии экономического развития, с целью осуществления планов господства. В случае, если это имеет место, следует открыто заявить, что речь идет о новой форме колониализма, которая, как бы ее искусно ни маскировали, столь же обращена в прошлое, как и та, от которой многие народы недавно освободились. Она отрицательно влияет на международные отношения, представляя собой угрозу и опасность для дела мира во всем мире". Это был явный реверанс в сторону народов, сбросивших с себя колониальный гнет, реверанс, который должен был показать им, что католическая церковь порывает свои традиционные связи с колонизаторами.

В энциклике "Матэр эт магистра" большое внимание уделено аграрному вопросу. Иоанн XXIII отмечает бедственное положение крестьян, хотя и умалчивает о подлинных причинах этого явления: о концентрации земли в руках помещиков, о зависимости крестьян от монополий, скупающих за бесценок их продукцию, об эксплуатации батраков латифундистами. Энциклика предлагает улучшить положение крестьян путем установления более справедливых налогов, сохранения высоких цен на сельхозтовары и тому подобных мер. О целесообразности проведения аграрной реформы в энциклике не говорится ни слова.

Другой важной особенностью энциклики было то, что в ней, в отличие от подобного рода документов эпохи Пия XII, не содержалось прямых выпадов против коммунизма. В частности, энциклика не содержала осуждения кубинской революции, которую реакционные круги обвиняли в "преследовании" религии. Более того, энциклика, правда с оговорками, разрешала католикам "вступать в отношения с лицами, имеющими другие взгляды на жизнь". Под такими лицами подразумевались коммунисты, контакты с которыми с 1949 г. запрещались католикам под угрозой отлучения. Разрешая теперь эти контакты, энциклика предупреждала верующих, чтобы они были бдительными, не вступали в разлад с самими собой, никогда не шли на компромисс в отношении религии и морали. Но в то же время они должны руководствоваться "духом понимания, бескорыстия и честно сотрудничать в реализации целей, хороших по своей природе или, во всяком случае, ведущих к добру". Последнее слово в этих делах, согласно энциклике, оставалось за церковью.

"Матэр эт магистра" получила весьма широкий международный резонанс. Буржуазная печать в целом приветствовала ее как последнее слово в области социально-политического анализа современного капиталистического общества. Иначе она была оценена левыми силами. Итальянский левый журнал "Нови аргоменти" писал в феврале 1962 г., что энциклика Иоанна XXIII отражает "стремление освободить церковь от бремени компромиссов с отсталыми и авторитарными силами и, напротив, связать ее с самыми современными и динамичными течениями неокапитализма, чтобы облегчить международную деятельность церкви и создать широкие возможности для миссионерской деятельности вне европейских государств".

Левые круги в католической церкви и в католическом движении, главным образом в странах Латинской Америки, использовали многие расплывчатые и двусмысленные формулировки энциклики для укрепления своих позиций. Для них этот документ означал большую свободу действий. Опираясь на него, они стали выступать более решительно и смело.

В целом Ронкалли был доволен результатами своей предсоборной деятельности.

В августе 1961 г. он записал в "Дневнике души": "Когда 28 октября 1958 г. кардиналы святой римской церкви избрали меня на пост главы правительства последователей Иисуса Христа, распространилось убеждение, что я стану папой переходного периода. Вместо этого я уже на/пороге четвертого года своего понтификата, передо мной могучая программа, осуществления которой ожидает весь мир. Что касается лично меня, то я как св. Мартин:

пес mori timit, пес vivere recusavit-и смерти не боюсь, и жить не отказываюсь".

Собор открыт!

Почти три года длилась подготовка собора. В ходе ее было опрошено свыше 2 тыс. церковных иерархов с пяти континентов. Их предложения и соображения составили несколько десятков томов. Для обсуждения на соборе были подготовлены 70 документов.

Все это время Иоанн XXIII трудился без устали. За три года он стал еще более грузным, казался более усталым, болел, но приветливая улыбка по-прежнему не сходила с его лица.

Как-то принимая группу семинаристов, он им рассказал, что, став папой, обнаружил в архивах священной канцелярии заведенное на него еще при Пии Х дело по подозрению в модернизме. Причиной послужила перехваченная церковным начальством открытка, которую он послал своему другу священнику Эрнесто Буонаютти, обвиненному в модернистской ереси.

- Как видите, это не помешало мне стать папой.

История эта не предвещала ничего хорошего одному из ведущих учреждений курии- конгрегации священной канцелярии и ее руководителю кардиналу Оттавиани.

Ронкалли продолжал чувствовать себя неуютно в Ватикане, где его окружали, как правило, враждебно настроенные люди. Он часто, слишком часто, по мнению его врачей, покидал Ватикан, посещая благотворительные учреждения, монастыри, больницы. Иногда он останавливал свою машину в одном из римских парков и выходил погулять, подышать свежим воздухом.

Как-то личный секретарь Иоанна XXIII монсиньор Лорис Коповилла деликатно напомнил ему, что в его возрасте он должен быть осторожен, ибо всякое может случиться, причем внезапно, и лучше не покидать Ватикан, чтобы несчастье не произошло, не дай бог, на улице.

Папа ответил ему:

- Столько людей умирает на улицах, дон Лорис. Ничего страшного не произойдет, если и папа умрет на улице.

Папа знал, что он смертельно болен. Врачи обнаружили у него рак желудка, но он отказался от операции. В его возрасте операция была связана с большим риском, а Иоанн XXIII во что бы то ни стало хотел дотянуть до открытия собора.

И наконец настал долгожданный для него сентябрь 1962 г.

В Рим со всего света съезжались журналисты, радио- и телекомментаторы, туристы и, разумеется, соборные отцы - кардиналы, патриархи, архиепископы, епископы, генералы монашеских орденов, а также почетные гости представители других церквей и культов.

Римские газеты пестрели необычными объявлениями: "Требуется квартира с ванной, телефоном и алтарем". Орган Ватикана печатал объявления по-латыни: "Automobiles novissimae locantur" ("Сдаются на прокат автомобили новейших марок"); "Omnes viae ducunt Romam, omnium vero pulcherrima per Helvetiam" ("Все пути ведут в Рим, но самый прекрасный проходит через Швейцарию"). Под этим объявлением стояла подпись Швейцарского бюро туризма... Печать сообщала также, что соборные заседания будут транслироваться по телевидению и что в связи с этим в папских покоях установлены телевизоры.

11 сентября в 8 часов утра в торжественной обстановке в сверкающем огнями соборе св. Петра открылась первая сессия XXI вселенского, или, как его стали называть, Второго Ватиканского собора католической церкви. Это было поистине величественное зрелище. Если в Первом Ватиканском соборе участвовало всего 764 епископа, из них две трети - европейцы, то теперь на трибунах восседало 2692 церковных иерарха в митрах и пышных средневековых одеяниях. На этот раз Европа была представлена 849 соборными отцами, Америка-Северная и Южная-932, Азия- 256, Африка - 250, Океания - 70.

Перед дипломатической ложей, почти рядом с местом папы, расположились наблюдатели 17 различных некатолических христианских церквей - "отколовшиеся братья". Среди них были представители различных протестантских направлений, а также русской православной церкви, присутствие этих последних на соборе привлекало всеобщее внимание. Кроме того, на открытии собора присутствовало 86 официальных делегаций из различных стран и от разных международных организаций. Повсюду были расставлены микрофоны, на креслах развешаны радионаушники, много было и другой техники, без которой соборным отцам очень трудно было бы осуществить свое вселенское мероприятие.

Собор открыл Иоанн XXIII. Он говорил 45 минут. Мировая печать обратила внимание на два момента в его выступлении.

Первый касался политики отлучений. Папа ясно дал понять, что церковь отказывается от нее. Если прежде, сказал он, церковь с крайней суровостью осуждала "заблуждения", то теперь "предпочитает лечить скорее милосердием, чем суровостью. Она считает, что можно удовлетворить потребности данного момента скорее путем подчеркивания ценностей своего учения, чем прибегая к осуждению".

Второй момент, привлекший всеобщее внимание,-это критические замечания папы в адрес "пророков напастей". Эти "пророки", сказал папа, видят в современном мире только одни опасности для церкви, предрекают лишь катастрофы, утверждают, что век нынешний хуже былых времен. Они ведут себя так, точно история, эта великая наставница жизни, ничему их не научила. Папа выразил свое несогласие с этими "пророками", предсказывающими разрушительные катаклизмы, чуть ли не конец света. "В настоящий исторический момент,-заявил Иоанн XXIII,-провидение ведет нас к новому порядку человеческих отношений, которые трудами людей и часто помимо их собственных ожиданий развиваются к осуществлению высших и неожиданных предначертаний".

Кого имел в виду Иоанн XXIII под "пророками напастей"? Разумеется, куриальных кардиналов и их сторонников, у которых успехи социалистических стран, рост влияния идей марксизма-ленинизма в широких массах вызывали суеверный ужас.

Знаменательным был и тот факт, что, встретившись в день открытия собора с иностранными журналистами, папа счел возможным тепло приветствовать представителя ТАСС А. Красикова. Обращаясь к нему, Иоанн XXIII сказал: "Приветствую с радостью каждого посланца с Востока и новой России". Польского журналиста И. Красицкого Иоанн XXIII просил передать слушателям польского радио, что папа с особой доброжелательностью следит за тем, что делается в их "прекрасной и мужественной стране", восстановление и успехи которой его в высшей степени радуют.

Все это не могло не порождать неудовольствия у интегристов, или "бешеных", как их стали называть на соборе. Эта группировка, в руках которой находилась подготовка собора и которая приложила руку к сочинению документов, представленных на его рассмотрение, потерпела поражение уже на втором заседании собора. На этом заседании монсиньор Феличе предложил соборным отцам утвердить комиссии по темам в том же составе, в каком они работали по подготовке документов, что, несомненно, позволило бы интегристам захватить руководство собором. Но не успел он закончить свое выступление, как слово попросил французский кардинал Лиенар, архиепископ Лиля, один из обновленцев, входивших в президиум собора. Председательствующий пытался поставить на голосование предложение Феличе без обсуждения. Но Лиенар выхватил у него микрофон и от имени французского епископата потребовал отложить голосование, с тем чтобы дать возможность соборным отцам более детально ознакомиться с составом комиссий и внести свои предложения. Его выступление было встречено громкими аплодисментами. Лиенара поддержали немецкие епископы. Было решено доложить вопрос Иоанну XXIII, по указанию которого в комиссии были кооптированы представители обновленцев.

Другим вопросом, по которому интегристы потерпели поражение, было предложение того же Феличе разрешить представителям некатолических церквей "отделившимся братьям" присутствовать на всех заседаниях собора. Соборные отцы встретили это предложение громкими аплодисментами, в то время как лидер интегристов Оттавиани в исступлении кричал по-латыни: "Horesco!" ("Категорически против!")

Когда эти вопросы были решены, Иоанн XXIII предложил собору принять обращение ко всем народам с призывом бороться за всеобщий мир и разоружение. В этом обращении не было выпадов против коммунизма и социалистических стран, столь характерных для Пия XII. Хотя это вызвало недовольство интегристов, все же большинство из них не отважилось голосовать против обращения. За него было подано 2439 голосов, против - только 15. Это была новая впечатляющая победа сторонников Иоанна XXIII над их противниками.

Настоящие баталии разыгрались на соборе при обсуждении так называемых схем, или проектов решений, подготовленных специальными комиссиями. Первой обсуждалась схема "О литургии", в ней речь шла о реформе богослужения.

Форма католической литургии не менялась с 1570 г., когда она была утверждена папой Пием V. Предложенная на рассмотрение собора схема предусматривала ее упрощение, с тем чтобы сделать богослужение более доступным и понятным верующим. Докладчиком по этому вопросу был кардинал Оттавиани. Председательствовал же на заседании голландский кардинал Алфринк, обновленец. Алфринк предупредил, что ораторы могут выступать не больше 10 минут, затем предоставил слово Оттавиани. Тот, по-видимому, решил, что 10-минутное ограничение его не касается и начал очень издалека. Когда он проговорил 17 минут, Алфринк попросил оратора оставить трибуну. Оттавиани продолжал говорить. Тогда Алфринк, крикнув "Satis!" (по-латыни-"Довольно!"), выключил микрофон. Соборные отцы одобрили решительное поведение председателя громкими аплодисментами. Кипя негодованием, глава конгрегации священной канцелярии демонстративно покинул заседание и две недели не появлялся в соборе св. Петра. Выше описанный эпизод показал, что интегристы на соборе оказались в меньшинстве. Дальнейшие события подтвердили это.

Оттавиани и его единомышленники выступали за сохранение латыни в качестве языка литургии. Против этого резко возражали представители азиатских стран и многие европейцы. Патриарх Максим IV при обсуждении этого вопроса демонстративно выступал на французском языке. Он утверждал, что латынь вовсе не является "святым" языком, ибо Иисус и его последователи говорили по-арамейски, а не по-латыни. В этом они в известной степени походили на кардинала Спеллмана, который говорит по-латыни на английский лад, заключил под смех соборных отцов почтенный патриарх. Другой участник собора вместо выступления скороговоркой прочитал несколько литургических молитв по-латыни и спросил присутствующих, поняли ли они что-нибудь в этой абракадабре. Соборные отцы ответили смехом.

После многодневной, довольно бурной и резкой дискуссии по этой схеме она наконец была поставлена на голосование. Подсчет голосов показал, что "за" проголосовало только 822, "против"-1368 соборных отцов! Согласно регламенту собора, для отклонения схемы требовалось 2/3 голосов. И хотя противники схемы не добрали около 200 голосов, они оказались столь многочисленными, что схема "О св. литургии" была снята с обсуждения и возвращена в комиссию на доработку.

В разгар дебатов произошел так называемый карибский кризис. Как уже отмечалось, Иоанн XXIII активно вмешался в эти события, призывая Вашингтон воздержаться от необдуманных и непоправимых действий. Большинство соборных отцов с одобрением отнеслись к миротворческой миссии Ронкалли.

14 ноября собор приступил к обсуждению схемы "Об источниках божественного откровения". В свое время разногласия по этому вопросу послужили одной из причин раскола в церкви. Протестанты считают единственным источником божественного откровения Библию, католики, кроме того, и "традицию" ("предание"), или интерпретацию и толкование Библии "отцами церкви" и папами, а также постановления вселенских соборов и т. п. Сближение, а тем более объединение с протестантами, пути к которому должен был указать собор, предполагало известный отход от традиционных бескомпромиссных позиций католической церкви. Между тем схема, подготовленная комиссией во главе с кардиналом Оттавиани, по существу, ничего нового в этот вопрос не вносила.

Докладчиком и по этой схеме снова выступал Оттавиани. На этот раз он уложился в отведенное ему время, но жидкие хлопки, которыми его провожали с трибуны, указывали на то, что большинство соборных отцов не удовлетворены схемой. Развернувшаяся затем дискуссия подтвердила преобладание обновленцев над интегристами. Не доводя схему "Об источниках божественного откровения" до голосования, руководство собором и ее сняло с повестки дня, вернув на доработку. При этом в комиссию был включен один из противников Оттавиани, кардинал Аугусто Беа, возглавлявший созданный Иоанном XXIII секретариат по контактам с протестантами.

Между тем состояние здоровья Иоанна XXIII начало резко ухудшаться. Готовясь к неизбежной развязке, папа пересмотрел заново свое завещание, тщательно отредактировав его. 8 октября 1962 г., в самый разгар первой сессии собора, в журнале официальных ватиканских актов появилось его распоряжение об условиях избрания папы ("Summi Pontificis electo"), существенно дополнявшее инструкцию Пия XII по этому вопросу. Иоанн XXIII категорически запрещал делать какие-либо фотографии с умирающего или умершего папы или звукозаписи в папских покоях во время его болезни. Только когда умерший папа будет выставлен для отпевания и прощания, с разрешения камерленго можно сделать с него фотографии. На церемонии погребения папы присутствие журналистов категорически запрещалось. Если в момент смерти папы камерленго нет, то кардинальской коллегии его следует немедленно избрать. До этого же всем распоряжается кардинал-декан. По новому порядку кардиналы, не принимающие участие в конклаве по неуважительным причинам, автоматически отлучаются от церкви. Избрание папы осуществляется ровно 2/3 голосов участников конклава. Если же число голосующих не делится на 3, то требуется 2/3 плюс 1 голос. По инструкции Пия XII вся документация по избранию папы подлежала уничтожению, теперь же она передавалась для хранения в секретный архив Ватикана. Доступ к этой документации разрешается только с согласия папы. Таковы были распоряжения Иоанна XXIII относительно избрания своего преемника.

25 ноября папе исполнился 81 год. Собор направил ему теплое приветственное послание. Поздравительные телеграммы папа получил от многих своих сторонников из разных стран мира. В этот день вечером папе стало плохо, у него резко поднялась температура. Врачам с трудом удалось поставить его на ноги. Они советовали папе изменить свой режим, больше отдыхать, лечиться, но Иоанн XXIII, почувствовав некоторое облегчение, вновь вернулся к своим делам. Он спешил довести до конца начатую им реформу католической церкви, чувствуя, что времени у него оставалось совсем немного.

На первой сессии собора довольно решительно с критикой консервативных порядков в церкви выступали прелаты из развивающихся стран. Индийцы и африканцы требовали сделать католическую церковь менее "западной", более универсальной. Один африканский епископ протестовал против того, что черта обычно изображают черным, а Христа и всех святых-белыми. В этом он усматривал расовую дискриминацию по отношению к католикам-неграм.

28 ноября 1962 г. бразильский епископ Элдер Камара, выступая перед журналистами, предложил закрыть первую сессию не благодарственным, а покаянным молебном. Он выразил также недовольство по поводу того, что собор до сих пор не затронул ни одного крупного вопроса современности. Элдер Камара одновременно высказал похвалу в адрес Иоанна XXIII и объявил, что папа намерен создать комиссию для изучения проблем слаборазвитых стран, демографического взрыва, голода, атомной войны, мира.

7 декабря, в канун закрытия первой сессии собора, другой латиноамериканец-епископ Куэрнаваки (Мексика) Мендес Арсео выступил с предложением снять с евреев нелепое обвинение в убийстве Иисуса Христа и установить дружеские отношения с масонами, преданными анафеме Пием IX и Львом XIII.

Вокруг этих вопросов развернулись жаркие дебаты на последующих сессиях собора.

8 декабря первая сессия собора закончила свою работу. Был объявлен перерыв до сентября 1963 г. На закрытий сессии выступил Иоанн XXIII. Он выразил надежду, что собор завершит свою работу в следующем году. Зная состояние здоровья папы, соборные отцы опасались, что видят его в последний раз.

Итоги первой сессии.

Соборные отцы разъезжались по домам, а мировая печать подводила итоги первой сессии вселенского форума католической церкви.

Сторонники интегристов, приверженцы пачеллианского курса, кипели от негодования, обвиняли Иоанна XXIII в потворстве еретикам, чуть ли не в симпатиях к коммунизму. Они утверждали, что папа пустил "красного" дьявола в церковь, что он невменяем, безответствен. Весьма красноречиво в этом отношении было заявление кардинала Оттавиани, который сказал: "Я надеюсь умереть до окончания собора, ибо тогда я умру как кардинал святой римской церкви, а не как чиновник пропротестантской и прокоммунистической церкви".

Напротив, сторонники обновления церкви были довольны результатами первой сессии собора. Хотя на ней не была принята ни одна схема, ни один документ, сам ход соборной дискуссии показал, что интегристы находятся в меньшинстве и вынуждены сдавать одну позицию за другой. Обновленцы были настроены весьма оптимистично. Годичный перерыв между сессиями собора они надеялись использовать для мобилизации и сплочения своих сил, для пропаганды своих взглядов в печати, с тем чтобы еще более успешно сразиться с интегристами на второй сессии собора. Правда, эти радужные надежды омрачались болезнью Иоанна XXIII. Его смерть могла изменить расстановку сил на соборе в пользу интегристов. Но споры и разногласия внутри церкви уже зашли так далеко, что, по мнению обновленцев, кто бы ни пришел на смену Ронкалли, он будет вынужден считаться с их мнением.

Ив Конгар, известный французский богослов и сторонник обновленцев, подводя итоги первой сессии, писал, что если бы собор на ней закончился, не приняв никаких решений, то и тогда его роль была бы огромной, ибо первая сессия показала, что церковь желает идти новыми путями, епископы же обрели на ней сознание своей силы и независимости по отношению к Риму. Об этом свидетельствовала их активность на первой сессии, где выступило свыше 500 соборных отцов, а 500 других участников собора внесли поправки и предложения к дебатируемым схемам в письменном виде.

Прогрессивная печать в целом оценивала результаты первой сессии собора как известный отход от традиционной ультраправой ориентации католической церкви и поражение ее правого крыла. Дебаты на соборе и высказывания его участников в печати показали, что большинство церковных иерархов отвергает политику отлучений и анафем в адрес коммунистов и высказывается за конструктивный диалог с ними в интересах укрепления мира и борьбы за социальный прогресс.

Разумеется, среди участников собора были и ярые реакционеры, предпринимавшие попытки навязать собору декларации с новым осуждением атеизма, философского материализма, коммунизма, Советского Союза. Но их происки не получили поддержки большинства соборных отцов и даже не стали предметом обсуждения на соборе. Иоанн XXIII решительно отказался пойти на поводу у антикоммунистов. На их назойливые призывы осудить коммунистов Ронкалли отвечал: "Оставьте их в покое, и они мои дети. Обращайте больше внимания не на то, что требует осуждения, а на то, что достойно похвалы".

В отличие от Пия XII, Ронкалли не чурался контактов с политическими деятелями из социалистических стран, доброжелательно отзывался о Советском Союзе. Принимая Ежи Завеского, члена Государственного совета Польской Народной Республики, папа с интересом расспрашивал его о положении в стране, затем разговор перешел на Советский Союз. Папа сказал: "Россия-это великая нация. Советское государство населяют огромные массы людей, там свершаются многие достойные дела".

Итак, первая сессия собора означала, судя по всему, начало крутого поворота в политике Ватикана. Сессия выявила наличие двух противоборствующих течений в лоне церкви - интегристов и обновленцев, или, как их тоже называли, прогрессистов, сторонников перемен, реформ, нововведений в церкви. Но это было только начало длительной и упорной борьбы.

"Мир на земле".

С окончанием первой сессии собора в Ватикане закипела работа по подготовке новой энциклики, посвященной острейшей проблеме современности-обеспечению всеобщего мира.

Начальный набросок этого документа был сделан в грозные дни карибского кризиса. Опубликованию новой энциклики Иоанн XXIII придавал большое значение. Теперь, после того как выявилось, что подавляющее большинство церковных иерархов выступают с позиций обновленчества, папа мог более решительно и откровенно высказать свои взгляды. Преодолевая сопротивление все еще сильной в Ватикане группировки интегристов, Иоанн XXIII попытался сделать это в энциклике "Pacem in terris" ("Мир на земле"), опубликованной в пасхальный четверг 10 апреля 1963 г.

Это была первая в истории церкви энциклика, церемония подписания которой понтификом передавалась по телевидению. Она отличается от предыдущих документов такого рода тем, что обращена не только к духовенству и верующим, но и ко всем людям доброй воли на земле. В ней папа Иоанн XXIII выступил с осуждением гонки вооружений, за всеобщее и полное разоружение, за запрещение атомного оружия.

"Вошло в обычай,- говорится в энциклике,-оправдывать гонку вооружений словами о том, что в нынешних условиях мир обеспечивается только равновесием вооруженных сил. Но в этом случае, если кто-то увеличивает свой военный потенциал, другие страны также должны не отставать и вооружаться. И если одна страна производит атомное оружие, то и другие должны производить атомное оружие такой же разрушительной силы. В результате люди живут под постоянным страхом, ожидая урагана, который может разразиться в любой момент, принеся с собой невообразимые страдания. И не без основания, поскольку оружие уже готово".

Практически Иоанн XXIII высказался в этой энциклике за мирное решение спорных вопросов между государствами, за политику мирного сосуществования без каких-либо ограничений.

Эта энциклика в еще более ясной форме по сравнению с предыдущей допускала диалог между католиками, с одной стороны, и верующими других вероисповеданий и неверующими - с другой.

"Встречи и соглашения в разных областях общественной жизни,утверждается в энциклике,-между верующими и неверующими или верующими неправильно и ошибочно- могут способствовать открытию истины и служению ей".

Энциклика подчеркивала, что форму и степень таких контактов определяет церковная иерархия.

Отмечая, что католическая церковь продолжает оставаться непримиримым противником "ложных философских учений" (читай: марксизма.-И. Г.), энциклика признавала вместе с тем, что в этих "ложных" учениях, "поскольку они согласуются с нормами благоразумия и отражают законные человеческие стремления, могут быть элементы положительные и заслуживающие одобрения". Она призвала по-разному подходить к "ошибочным воззрениям и форме их осуществления", то есть к теории и практике. "Учения, раз выработанные,писалось в ней,- уже не меняются, тогда как начинания, находясь в переменных обстоятельствах, не могут не поддаваться влиянию этих обстоятельств". Из чего следовало, что если теория с точки зрения церкви достойна осуждения, то практика может содержать положительные моменты и заслуживать одобрения церкви и верующих.

Вместе с тем энциклика предостерегала от излишнего рвения в стремлениях восстановить социальную справедливость, что может привести на путь революции. Ссылаясь на Пия XII, энциклика напоминала, что церковь осуждает революцию и ратует за эволюцию.

Мировая общественность сразу обратила внимание на то новое, что содержалось в энциклике "Пацем ин террис". Обновленцы восприняли ее как программу действий.

Однако среди сторонников "холодной войны", интегристов и прочих реакционеров энциклика Иоанна XXIII вызвала новый приступ ненависти к ее автору. Правая печать не стеснялась осыпать папу бранью, его с издевкой называли "товарищем Иоанном XXIII", "безумцем", требовали его немедленного ухода в отставку. Вот что, к примеру, писал 19 мая 1963 г. в западногерманской газете "Ди Вельт" ее обозреватель Рудольф Кремен-Бадони: "Политика добрых намерений папы, к сожалению, на практике оказалась серьезной ошибкой... Я обращаюсь к папе

Иоанну, восседающему на престоле св. Петра, со следующим предупреждением: ты используешь в политических целях свой пост. Ты встал на путь, который ведет к полному исчезновению нашего и без того слабого стремления обеспечить свободу. Ты желаешь спасти церковь за счет нашей свободы. Тебя никто не уполномочил заниматься политикой. Брось это дело".

В памфлете, изданном в Италии и подписанном псевдонимом "Швейцария", говорилось: "Сбывается пророчество св. Джованни Боско, предсказывавшего, что наступят времена, когда казацкие лошади будут пить воду из фонтанов на площади св. Петра". А кардинал Сири заявил, что для того, чтобы исправить зло, нанесенное церкви этой энцикликой, потребуется не менее пятидесяти лет.

Подобных высказываний было множество, но они не волновали Иоанна XXIII.

Священник Надзарено Фаббретти, сторонник обновленцев, с возмущением писал в итальянской "Газетта дель пополо": "Стало совершенно ясно, что энциклика "Пацем ин террис" не только принесла Иоанну XXIII 20000 посланий со всех уголков мира с выражением благодарности и солидарности с ним, но и нарушила душевное спокойствие некоторых консервативных католических кругов, а также родственных им и связанных с ними умеренных и консервативных течений. Совершенно открыто проводится безудержная клеветническая кампания, которая представляет Иоанна XXIII как "красного папу", открывшего коммунизму врата собора св. Петра...

Многие из нас слышали собственными ушами в поездах, в домах, на улицах оскорбления, которыми не боятся осыпать святого отца.

Но горько думать, что такая безудержная и истерическая реакция наблюдается не столько в правых кругах в Италии и во всем мире, сколько в некоторых католических консервативных кругах, и в том числе (почему не сказать то, что все, увы, знают?) среди некоторых священнослужителей. Она выражается как в снисходительных улыбках, так и в явном осуждении.

Было бы менее абсурдно, если бы выявилось, что с папой абсолютно не согласны широкие католические слои. Однако нелепо и унизительно знать, что это несогласие проявляет немалое число ответственных людей, которые должны быть примером и образцом послушания папе для тех, за кого они призваны отвечать".

Эта мышиная возня вокруг энциклики "Мир на земле" отнюдь не умаляет ее значения как документа, осуждающего гонку вооружений и войну.

"Пацем ин террис"-это последняя энциклика Иоанна XXIII. Его понтификат не был урожайным на энциклики: их всего четыре.

Последние дни "красного папы"

В середине мая 1963 г. Иоанн XXIII слег. Его личный врач венецианец Гаспарини и многие другие специалисты, постоянно наблюдавшие за его здоровьем, осмотрев пациента, пришли к выводу, что надежды на выздоровление нет и что теперь следует лишь стараться облегчить страдания больного.

23 мая папа в последний раз поднялся с постели и подошел к окну своей спальни, чтобы взглянуть на площадь св. Петра, как всегда запруженную многоликой и разномастной толпой. Он как бы прощался с Римом. Силы его слабели с каждым днем. И хотя журналистов и близко не подпускали к папским покоям, газеты во всех подробностях описывали последние этапы его болезни.

Иоанн XXIII сильно исхудал, глаза впали, цвет лица стал землистым. Но ясное сознание не покидало его до последних минут. За день до кончины папа дважды принял своего статс-секретаря Амлето Чиконьяни, который докладывал ему о текущих делах. Кардиналы наносили ему прощальные визиты. Приехали проститься с ним его братья и сестра.

Ватиканское пресс-бюро, опасаясь преждевременного сообщения о смерти папы, как это случилось во время болезни Пия XII, стало трижды в день выпускать бюллетени о состоянии здоровья Иоанна XXIII.

3 июня 1963 г. в 19 часов 49 минут Иоанн XXIII скончался.

Некоторое время спустя один журналист спросил его брата 89-летнего Дзаверио Ронкалли:

- Считаете ли вы святым папу Иоанна XXIII?

- Святым? - переспросил Дзаверио.- Того, кто не попадет в ад, можно, пожалуй, считать святым, а он в ад не попадет. Он всегда был добрым.

- Согласен, но был ли он святым?

- Он всегда был добрым. Таких священники считают святыми.

НА ПАПСКОМ ТРОНЕ ПАВЕЛ VI.

Джованни Баттиста Монтини, родился 26 сентября 1897 г. в Кончезио (провинция Брешиа) в семье католического политического деятеля. Ватиканский дипломат. Важнейшие посты в церкви: заместитель статс-секретаря при Пии XII, архиепископ Миланский, кардинал. Избран папой 21 июня 1963 г., принял имя Павел VI. Прозвище "Гамлет". Под его руководством Второй Ватиканский собор завершил свою работу принятием ряда решений обновленческой ориентации. Реорганизовал римскую курию, учредил синод церкви. Придерживался центристского курса. Осудил "мятежную церковь", получившую распространение в Латинской Америке. В вопросах международной политики выступал за мир, разоружение, разрядку. Павел VI скончался 6 августа 1978 г., когда книга уже находилась в печати.

Папа умер, да здравствует папа!

И снова хоронят папу, и спешат кардиналы в Рим на конклав, и снова газетчики и дипломаты дают оценку истекшему понтификату и гадают, кого изберут "пурпуроносцы" на место усопшего.

Знакомая картина, которая периодически повторяется в Ватикане и к которой римляне привыкли как к карнавалу или другому зрелищу, характерному для Вечного города.

Иоанн XXIII, несомненно, был необычной фигурой на папском престоле. Можно по-разному относиться к его деятельности, взглядам, высказываниям, но бесспорно одно: понтификат папы Ронкалли явился переломным периодом в современной истории католической церкви.

Это выразилось, пожалуй, наиболее ярко в трех моментах его политики. Во-первых, в его отходе от курса "холодной войны", который с фанатическим упорством проводил Пий XII, и в поддержке идеи мирного сосуществования государств с различным социальным строем. Во-вторых, в признании необходимости и полезности контактов и диалога между католиками и коммунистами. В-третьих, в отказе от политики отлучений в отношении инакомыслящих и в признании права на существование внутри католической церкви различных группировок, течений и мнений.

Деятельность Иоанна XXIII свидетельствовала о его отходе от политики оголтелого антикоммунизма, которую осуществлял Ватикан со времени Пия IX. Иоанн XXIII отказался и от антисоветизма, чуть ли не возведенного в новую догму Бенедиктом XV.

Папа Ронкалли не совершил переворота в католической церкви, не изменил ее догматики, ее богословских установок, ее организации, сложившейся в результате многовековой практики. Но он способствовал созданию предпосылок для превращения авторитарной церковной машины, тесно связанной с интересами крайней реакции, в более либеральный и созвучный современным условиям организм, действующий с учетом стремлений к прочному миру и социальному прогрессу многомиллионных масс католиков не только в Западной Европе и США, но и в развивающихся странах.

Если к сказанному прибавить созыв им вселенского собора, первая сессия которого показала, что курс Иоанна XXIII пользуется поддержкой подавляющего большинства церковных иерархов, то станет понятно, насколько действительно знаменательным был для церкви понтификат этого папы.

Иоанн XXIII не успел довести до конца свои начинания. Он ушел из жизни, не дожив до завершения работы собора, будущее которого с его смертью представлялось весьма туманным. В церковном аппарате ему не удалось осуществить сколько-нибудь значительных изменений: интегристы продолжали удерживать в нем многие ключевые позиции.

После смерти Иоанна XXIII в кардинальской коллегии не было человека, которого можно было бы считать его идейным наследником, продолжателем его дела. Из итальянских кардиналов самым близким к нему человеком считался статс-секретарь Амлето Чиконьяни, но он был слишком стар для папабиле. Ему уже исполнилось 80 лет. Джованни Урбани, наследовавший после Ронкалли патриарший престол в Венеции и слывший за центриста, был мало известен иностранным кардиналам (а они составляли большинство на конклаве) и поэтому имел очень мало шансов быть избранным. Другие сторонники Иоанна XXIII в кардинальской коллегии были слишком молоды и еще ничем особенным себя не проявили.

Реально претендовать на папскую тиару мог, пожалуй, лишь 66-летний кардинал Джованни Баттиста Монтини, архиепископ Миланский, имевший репутацию либерала, несмотря на свое многолетнее сотрудничество с Пием XII.

Монтини решил, что лучший путь достичь заветной цели - это не высказываться по спорным вопросам, разделяющим духовенство. На первой сессии собора Монтини, к удивлению многих наблюдателей и вопреки некоторым прогнозам, отводившим ему роль лидера обновленцев, или отмалчивался, или выступал с таких позиций, что трудно было понять, кого, собственно говоря, он поддерживает, а кого осуждает. Иоанн XXIII, наблюдавший эту игру Монтини на соборе, как-то назвал его Гамлетом. И это прозвище за ним закрепилось. Такая осмотрительность Монтини на соборе могла принести ему на конклаве поддержку как обновленцев, составлявших приблизительно половину членов конклава, так и центристов и даже некоторых либерально настроенных консерваторов и, таким образом, обеспечить ему необходимые для избрания 2/3 голосов.

19 июня вечером кардиналы прошествовали в Сикстинскую капеллу, сопровождаемые церковным хором, распевавшим духовные гимны, швейцарскими гвардейцами и высокопоставленными ватиканскими прелатами. Каждого кардинала сопровождали на конклав два ассистента, что было очень кстати, ибо из 80 князей церкви, участвовавших в конклаве, добрая треть по немощности и дряхлости не могла передвигаться без посторонней помощи. Некоторых просто несли на руках.

Выборы папы прошли сравнительно гладко и быстро. Конклав длился всего 42 часа и 22 минуты. Большинство участников конклава сошлось на том, что кардинал Монтини, этот долголетний сотрудник Пия XII, попавший к нему в немилость вскоре после второй мировой войны, был достойнее других занять место наместника бога на земле. Монтини получил большинство в 2/3 голосов в шестом туре. В 11 часов 33 минуты утра 21 июня 1963 г. белый дымок, выходящий из высокой и тонкой трубы над апостолическим дворцом, возвестил миру, что новый папа избран, а в 12 часов 18 минут с балкона собора св. Петра кардинал Оттавиани объявил: "Habemus papam!"

Став папой, Монтини избрал себе имя Павла VI, весьма редко встречающееся в истории папства. Хотя апостол Павел считается наряду с Петром основателем папства, его именем до Монтини назвались только пять верховных руководителей католической церкви.

Кардинал Сюененс, один из лидеров обновленческого течения, истолковал решение Монтини так: "Имя, выбранное Джованни Баттистой Монтини, восходя к памяти св. Павла, апостола людей, означает стремление повернуть церковь лицом к миру, означает проповедь и диалог".

31 июня состоялась коронация нового папы. Впервые с 970 г., когда короновался папа Лев III, она происходила не внутри собора св. Петра, а на его паперти, под открытым небом, в присутствии стотысячной толпы, заполнившей до отказа прилегающую к собору площадь. Церемония коронации передавалась по телевидению. Было и другое нововведение:

коронация продолжалась не шесть часов, как того требовала традиция, а всего три. По-видимому, ее организаторы решили, что для телезрителей, да и для присутствовавших на площади людей шесть часов-слишком много.

В 6 часов вечера папу вынесли из Ватикана через Бронзовые врата на тронном кресле к алтарю, сооруженному на паперти. Его сопровождали кардиналы и прочие ватиканские вельможи.

На паперти папа сослужил торжественную мессу и произнес перед микрофонами проповедь-тронную речь. Он начал по-латыни, затем перешел на итальянский, французский, английский, немецкий, испанский, португальский языки. Несколько слов он произнес по-русски.

На часах пробило 20.30. На площадь опустились сумерки. Зажглись десятки прожекторов, наступил момент коронации. Кардинал-диакон Оттавиани возложил тиару на голову Монтини. Стотысячная толпа на площади разразилась аплодисментами, возгласами: "Да здравствует папа!", "Павлу VI-ура!"

Папской тиаре газеты уделили особое внимание. Тиара Павла VI была изготовлена по заказу Миланской епархии из серебра и золота. Украшенная бриллиантами, рубинами и другими драгоценными камнями, она оценивалась во много десятков миллионов лир. Но это была далеко не самая ценная корона в ватиканском собрании папских тиар. Например, тиара папы Юлия II (XVI в.) оценивается ныне в 1 млн. долларов, ее украшает 120-каратный рубин и жемчужина величиной с орех. Она сделана из чистого золота и весит 2,5 кг. Всех пап конца XIX и первой половины XX в. короновали тиарой, изготовленной для Пия IX. Она тоже усыпана множеством ценных камней, но в Ватикане вам по секрету скажут, что Пий Х заменил в ней многие камни менее ценными и даже стекляшками. Для Павла VI решено было изготовить новую тиару.

Итак, Павел VI увенчан тиарой. С этого момента он официально считается понтификом. Церемония коронации подходит к концу. Оттавиани зачитал декрет нового папы, дарующий индульгенцию - прощение грехов - всем присутствовавшим на этой церемонии. Папа вновь уселся на тронные носилки, и его унесли через те же Бронзовые врата во внутренние покои Ватикана. На этом торжества коронации завершились.

Путь наверх монсиньора Монтини.

Когда сошли со страниц газет и журналов отчеты, комментарии, очерки о коронации, были пропеты приличествующие случаю дифирамбы новому понтифику, печать приступила к более уравновешенному, объективному и всестороннему анализу личности и прошлой деятельности Монтини, пытаясь на этой основе прогнозировать будущее его поведение. Обозреватели искали ответы на вопросы: продолжит ли новый папа реформистский, обновленческий курс Иоанна XXIII или вернется к курсу своего бывшего патрона Пия XII? куда, в какую сторону пойдет под его руководством

Второй Ватиканский собор? или, может быть, следующая сессия собора вообще не состоится?

Что ж, последуем их примеру и ознакомимся более детально с биографией преемника Иоанна XXIII.

Джованни Баттиста Монтини родился в семье католического политика и журналиста, богатого землевладельца и адвоката, председателя Избирательного союза итальянских католиков, деятеля католической Народной партии, депутата от этой партии в парламенте Италии после первой мировой войны. Мать Монтини руководила организацией женщин-католичек в Брешии. Брат его, Людовико, неоднократно избирался депутатом итальянского парламента от демохристианской партии.

В детстве Монтини отличался слабым здоровьем, и это, по-видимому, сыграло роль в выборе им церковной карьеры. После окончания в 1916 г. лицея, носившего имя "еретика" Арнольда Брешианского, вождя Римской республики в XII в., казненного по приказу папы, Монтини поступает в семинарию, но живет дома и сдает экзамены экстерном. В 1920 г. он получает сан священника и едет в Рим, где изучает католическую философию в Грегорианском университете и одновременно слушает лекции на литературном факультете Государственного университета. В Риме его заметил заместитель статс-секретаря монсиньор Пиццардо, уговоривший Монтини оставить оба университета и поступить в Академию дворянских священников-так называлась тогда ватиканская дипломатическая школа. В 1923 г., после окончания академии, Монтини получает направление в нунциатуру в Варшаву, где он некоторое время работает под руководством нунция Акилле Ратти, будущего папы Пия XI. Однако климат Польши отрицательно сказался на здоровье Монтини. Он вскоре возвращается в Рим, где в апреле 1925 г. поступает "минутантом" (клерком) в статс-секретариат. Так началась служба Монтини в этом важнейшем ватиканском ведомстве. В общей сложности он проработал там 30 лет, из них 15-на посту заместителя статс-секретаря.

1925 год-сложный, насыщенный острыми конфликтами в политической жизни Италии;

Фашисты, захватив при поддержке крупной буржуазии, королевского дома и правых католиков власть, пытаются ликвидировать все оппозиционные партии и группировки, в том числе массовые католические организации, в которых сильны антифашистские настроения. Одной из них являлась ФУЧИ - Итальянская католическая университетская федерация, объединявшая студентов-католиков. По рекомендации того же Пиццардо, который руководил тогда "Католическим действием", молодого Монтини назначают духовным советником, а по существу, неофициальным руководителем этой организации. Под его контролем находился центральный орган ФУЧИ "Акционе фучина" и ее издательство "Студиум". Эти функции он выполнял в течение восьми лет, совмещая их с работой в статс-секретариате. Участие в деятельности ФУЧИ дает ему богатый политический опыт, в эти годы он непосредственно сталкивается с фашистскими политиканами, стремившимися использовать церковь в своих интересах.

"На заре фашистского режима,- писал в органе Компартии Италии "Унита" коммунистический деятель Паоло Сприано,- молодое поколение студентов-католиков видело в Монтини советника и стойкого вдохновителя в делах, требующих осторожного подхода. Многие вспоминают о его проницательности, благодаря которой ему удавалось сохранять у вверенной ему молодежи определенную независимость в душной атмосфере фашистского режима".

После подписания Латеранских соглашений Монтини оставляет ФУЧИ и всецело сосредоточивается на работе в статс-секретариате, если не считать лекций по истории папской дипломатии, которые он читает в ватиканской дипломатической школе.

В статс-секретариате он работает вначале с кардиналом Гаспарри, занимавшим пост статс-секретаря, а после его смерти - с Эудженио Пачелли, будущим папой Пием XII. И Гаспарри и Пачелли очень ценили этого сотрудника чрезвычайно трудоспособного, исполнительного, немногословного, сдержанного, всегда подтянутого.

В те годы многие считали Монтини истинным вдохновителем политики папского престола и рассматривали его как возможного преемника статс-секретаря. Монтини, безусловно, играл определяющую роль в создании политического католического итальянского движения в период с 1942 по 1948 г., в разработке политической программы христианско-демократической партии.

С избранием в 1939 г. Пачелли папой и смертью статс-секретаря Луиджи Малиони в 1944 г. Монтини назначается сперва заместителем статс-секретаря, а потом просекретарем - титул, специально созданный для него. Должность статс-секретаря оставалась незанятой, так как Пий XII предпочитал сам выполнять эти функции.

В августе 1951 г. Пий XII направляет Монтини в Соединенные Штаты с особо важной миссией-добиться установления с этой страной дипломатических отношений. Монтини добивается того, что президент Трумэн вносит в конгресс предложение назначить генерала Кларка, бывшего командующего союзными оккупационными войсками в Италии, послом США при Ватикане. Но большинство членов конгресса отвергло это предложение. Пий XII, профашистские симпатии которого были обще известны, выглядел одиозной фигурой даже для далеко не прогрессивных членов конгресса.

Хотя визит Монтини в США и не принес желаемого результата в плане установления дипломатических отношений с Ватиканом, все же он позволил ему укрепить личные связи с американскими иерархами, в частности с их главой кардиналом Спеллманом, что было отнюдь не маловажно, особенно если иметь в виду, что кое-кто видел в Монтини будущего преемника Пия XII.

Была ли у Монтини в период его работы в статс-секретариате своя, особая, отличная от взглядов Пачелли точка зрения на происходившие в мире события, в частности на взаимоотношения церкви с фашизмом, вторую мировую войну, послевоенное устройство, "холодную войну"? Серьезных расхождений с Пием XII у него не было, по крайней мере до начала 50-х годов.

И тем не менее в силу ряда обстоятельств, о которых уже упоминалось в главе, посвященной понтификату Пия XII, Монтини прослыл либералом. Он проявлял большой интерес к социальному вопросу, по его инициативе, одобренной Пием XII, были созданы АКЛИ (Итальянские католические рабочие ассоциации). Они проводили в профсоюзном движении антикоммунистическую линию церкви и демохристианской партии, но делали это под прикрытием весьма радикальных лозунгов, что вызывало раздражение и недоверие к ним ультраправых церковных кругов. В самой демохристианской партии симпатией Монтини пользовалось либеральное крыло, возглавляемое тогда молодыми профессорами Ла-Пирой, Доссети и Фанфани. Пий XII относился с недоверием к этому течению, считая его чуть ли не прокоммунистическим. Кроме того, утверждали, что Монтини сочувствовал французскому теологу-неотомисту Жаку Маритену, выступавшему тогда за разрядку международной напряженности, за что его труды угодили в индекс запрещенных книг.

В 1954 г. происходит очевидное охлаждение Пия XII к Монтини. Пий XII якобы предложил Монтини и второму заместителю статс-секретаря Тардини шапку кардинала. Но Монтини, не желая допустить в кардинальскую коллегию реакционера Тардини, решительно отказался от этой чести, чем вынудил отказаться от нее и Тардини. Последовало назначение Монтини архиепископом Милана. Хотя эта должность связана с присвоением кардинальского звания, Пий XII не счел нужным вторично предлагать его своему бывшему просекретарю, как, впрочем, и Тардини. Знатоки ватиканских дел утверждают, что отношения между Пием XII и Монтини после отбытия последнего в Милан, по существу, прервались. Назначение Монтини в Милан, таким образом, расценивается как опала попавшего в немилость к Пию XII ватиканского сановника.

В Милане при жизни Пия XII Монтини пытался представить себя "архиепископом рабочих". В 1957 г. он провел так называемую "миланскую миссию" - широкую пропагандистскую кампанию, целью которой было добиться "возвращения рабочих в лоно церкви". Это мероприятие, несомненно, было направлено против коммунистического влияния на трудящихся, однако Монтини старался не придавать ему характера "крестового похода против коммунизма". Избегая анафем и проклятий в адрес коммунистов, он пытался убедить трудящихся, что только церковь-подлинный друг рабочих, защитник их прав и интересов, что именно она способна добиться существенного повышения уровня их жизни. Кампания продолжалась с 4 по 23 ноября 1957 г. Она стоила около 500 млн. лир. За этот период церковники произнесли 7 тыс. проповедей и лекций, провели сотни различных мероприятий, посетили десятки заводов и фабрик. В кампании участвовали кардиналы Сири и Леркаро, 24 архиепископа и епископа, 600 священников, 597 монахов, сотни семинаристов.

Напутствуя участников кампании, Монтини предупреждал их, что в своих выступлениях они должны воздерживаться от прямых нападок на политических противников (читай: коммунистов). Не следует давать повод для подозрений, что "миссия" является политическим, а не чисто религиозным мероприятием. "Мы повторим ясно наше осуждение атеизма,- поучал Монтини,- и всех других ошибок, но отнесемся с исключительным уважением даже к тем, кто, к сожалению, их исповедует".

Призывая священников смело вторгаться в среду трудящихся, Монтини, однако, предупреждал их "не превращаться в солдат, которые вместо того, чтобы сражаться, сдаются противнику" (явный намек на эксперимент священников-рабочих во Франции, осужденный Ватиканом).

В период кампании Монтини лично посещал фабрики и заводы и произносил перед рабочими прочувственные проповеди: "Когда я посещаю предприятия,сказал Монтини, выступая перед рабочими завода "Грациола",-мне кажется, что у многих возникает вопрос: "Что нужно здесь этому человеку?" Между моим миром и вашим существует большая враждебность, но она безосновательна. Я не считаю ваш мир враждебным моему, а мой- враждебным вашему; более того, я считаю себя вашим другом и соседом, способным понять вас..."

Эта гигантская пропагандистская кампания закончилась полным провалом: после нее на Севере Италии число голосующих за компартию не только не уменьшилось, но продолжало расти.

Монтини не чурался и прямых контактов с коммунистами. На одном из официальных приемов кардиналу Монтини представили муниципального советника Коссуту, секретаря Миланской федерации коммунистической партии. Кардинал сказал: "Я сожалею, что у нас столь мало оказий для встреч... Тем не менее прошу мне верить, что я с особой симпатией слежу за вашей деятельностью..." На что коммунист Коссута ответил: "Уверяю вас, что и мы наблюдаем с большим вниманием за вашей деятельностью".

Даже обмен подобными ничего не значащими любезностями между кардиналом и коммунистом во времена Пия XII, предававшего коммунистов анафеме, приобретал особый политический смысл, тем более что это происходило в миланской епархии, возглавлявшейся до Монтини реакционно настроенным кардиналом Альфонсо Шустером.

Обратило на себя внимание и то обстоятельство, что, будучи архиепископом Милана, Монтини направил телеграмму диктатору Испании Франко с просьбой помиловать осужденных на смерть испанских антифашистов. Больше никто из итальянских епископов и архиепископов не решился на такой шаг. Находясь на посту архиепископа Миланского, Монтини совершил две кратковременные поездки за рубеж. Он посетил Уганду и Бразилию. В Рио-де-Жанейро он от местного католического университета получил почетную степень доктора наук. В Бразилии установил тесную связь с епископом Элдером Камарой, который станет после Второго Ватиканского собора лидером латиноамериканских обновленцев.

Пий XII подозрительно относился к бурной деятельности своего бывшего сотрудника и до самой смерти не проявлял желания вновь сблизиться с ним. Как уже было сказано, кардинальскую шапку Монтини получил из рук Иоанна XXIII.

При Иоанне XXIII, когда католические иерархи разделились на сторонников и противников обновления церкви, Монтини держался в стороне от тех и других. Тем не менее он прекрасно отдавал себе отчет, что изменения, происшедшие в церкви и связанные с именем Иоанна XXIII, носят необратимый характер и что возврата к курсу Пия XII быть не может. Уже в своей проповеди на панихиде в честь покойного папы Иоанна XXIII 7 июня 1963 г. Монтини отчетливо выразил эту мысль, сказав: "Иоанн XXIII указал нам некоторые направления, и было бы благоразумно не только помнить о них, но и придерживаться их. Его смерть не может погасить тот дух, который он придал нашей эпохе".

В первом своем послании к верующим, переданном по ватиканскому радио, Павел VI, отдавая дань памяти Пия XI и Пия XII, сказал: "...с особым волнением и благочестием мы вспоминаем образ покойного Иоанна XXIII, который за короткий, но весьма интенсивный период своей пастырской деятельности завоевал любовь людей, в том числе и тех, кто находится очень далеко отсюда". Папа заявил, что хочет приложить все усилия "для сохранения среди народов великого блага человечества - мира".

Какие же из всего вышеизложенного можно было сделать выводы о курсе, который намеревался проводить Павел VI?

На этот вопрос влиятельная французская газета "Монд", связанная с католическими кругами, отвечала следующим образом: "По своему характеру новый папа более политик, чем тот, который только что умер. В Риме, как и в Милане, он был тесно связан с внутренней жизнью Италии, тогда как карьера Иоанна XXIII проходила в основном за границей. Суровый, худощавый, с развитым интеллектом, он не отличается ни добродушием Иоанна XXIII, ни его чувством юмора. Он, несомненно, будет преследовать те же цели, но более расчетливо и, вероятно, будет прислушиваться больше к голосу разума, чем сердца.

Нет никакого сомнения, что при нем церковь больше, чем когда бы то ни было, будет стремиться "присутствовать" в нынешнем мире. Что касается условий такого "присутствия", то можно с уверенностью сказать, что у 263-го наместника св. Петра имеются вполне определенные взгляды на этот счет".

Собор заседает, дебаты продолжаются.

Павел VI был избран 21 июня, а 29 сентября, то есть три месяца и восемь дней спустя, должна была начать работу вторая сессия собора. Естественно, что основной заботой нового папы была эта предстоящая сессия собора. Ведь от того, куда пойдет собор, какими будут его решения, кто победит на нем, обновленцы или интегристы, зависело будущее церкви, будущее папского престола.

Судьба собора в значительной степени находилась в руках Павла VI. И в наши дни "непогрешимый самодержец католической церкви" при желании мог распустить собор, отложить его заседания, отменить или не утвердить его решения, наконец, он обладал многочисленными средствами давления на соборных отцов, чтобы заставить их занять соответствующую его взглядам позицию.

Пока журналисты гадали, как поведет себя новый папа по отношению к собору, в Ватикане шла ожесточенная закулисная борьба между обновленцами и интегристами. В соборных комиссиях, где готовились документы, схемы, в конгрегациях, в кардинальской коллегии и других учреждениях курии плелись интриги, осуществлялись хитроумные маневры, распускались всякого рода слухи с целью подорвать позиции противника.

Иной была обстановка в церковных кругах других стран. Точно проснувшись от многовековой спячки, многие прелаты ФРГ, Франции, Голландии, Бельгии и даже Испании во всеуслышание заявляли, что церковь, ее литургия, догматика, ориентация нуждаются в реформах, что вся церковная организация, в особенности курия, требует перестройки и демократизации. Некоторые откровенно высказывались за отмену догмата непогрешимости папы, за участие в конклаве наряду с кардиналами руководителей национальных епископатов и католиков-мирян, требовали ликвидации одиозной конгрегации священной канцелярии и не менее одиозного индекса запрещенных книг.

Еще смелее и решительнее высказывались в этом плане соборные отцы представители развивающихся стран. Они требовали пропорционального представительства в органах курии, осуждения колониализма и расовой дискриминации, настаивали на реорганизации устаревшей системы миссионерской службы.

Особенно радикальными были высказывания церковных иерархов Латинской Америки, где быстро развивался революционный процесс, захватывающий широкие круги верующих. Опасаясь потерять влияние на верующих, многие церковные деятели стали выступать с требованиями коренных социальных преобразований как единственного средства, могущего, по их мнению, приостановить неминуемый рост коммунистического влияния в массах.

Именно в таком духе высказался в июне 1963 г. чилийский кардинал Рауль Сильва Энрикес. Он потребовал от власть имущих преодолеть "несбалансированную" социальную систему и улучшить положение миллионов бедствующих, иначе это будет сделано "коммунистическими методами".

В мае 1963 г. перуанский епископат опубликовал заявление, в котором призывал правительство изменить социальные условия в стране, предупредив, что иначе возникнет "вирус", который приведет к "социальному краху". Подобное же заявление опубликовал и бразильский епископат.

Архиепископ Медельина (Колумбия) предложил начать "революцию святого креста". Выступая перед верующими, он сказал: "Мы живем во время, когда следует осуществлять социальный прогресс более быстрыми темпами и быть более уступчивыми, святая революция должна победить революцию язычества. В этой битве каждая минута является решающей".

Влиятельный бельгийский иезуит Роже Е. Вакеманс, один из советников Эдуардо Фрея, лидера демохристианской партии Чили, выступая в том же 1963 г. на симпозиуме по латиноамериканским делам в Вашингтоне, говорил: "Без глубоких и быстрых социальных изменений, имеющих подлинно революционный размах, невозможно достигнуть действительного и скорого экономического развития в Латинской Америке, а без действительно впечатляющего экономического развития не возможно соответствующим образом противостоять революционному кризису, бушующему в этом районе".

Таких высказываний можно было бы привести немало. На первый взгляд они могут показаться противоречивыми, нелогичными. С одной стороны, церковники призывали к осуществлению революционных преобразований, с другой-противопоставляли их социальной революции, коммунизму, хотя коммунисты всегда готовы поддержать любые социальные изменения в интересах трудящихся. В действительности же в сверхрадикальных высказываниях церковных иерархов все было логично. Дело в том, что под революционными преобразованиями они подразумевали весьма ограниченные реформы буржуазного характера.

Обновленцы из стран Западной Европы и США отнюдь не проявляли такого "революционного" пыла. У них были свои заботы. Они требовали отмены мелочной опеки со стороны курии, большей свободы действий и автономии для национальных епископатов, надеясь таким образом укрепить свои связи с правящими кругами своих стран. Они стремились сблизиться на антикоммунистической основе с консервативными деятелями других религиозных направлений. В политике они занимали такие же реакционные позиции, как и интегристы, и вовсе не были заинтересованы в радикализации церковной социальной доктрины.

Интегристы, страдавшие политической близорукостью, не сумели использовать эти противоречия в лагере обновленцев для укрепления своих позиций. Они все еще уповали на то, что, используя свое влияние в курии, сумеют столкнуть собор вправо. Характерным в этом отношении было выступление в конце августа 1963 г. в городе Ассизе (Италия) заместителя кардинала Оттавиани на посту главы конгрегации священной канцелярии монсиньора Пьетро Паренти, который заявил: "Первая сессия собора разворошила осиное гнездо внутри церкви и за ее пределами... Много дерзостей написано в последнее время против римской курии и ее догматизма, ее жестокости, и, конечно, более всего нападок выдержала конгрегация священной канцелярии - главный орган церкви. Эта... наглость не беспокоит нас, но дает нам повод напомнить санкюлотам теологии (сторонникам обновления.-И. Г.), что их дерзость-дочь иллюзий. Вселенский собор не изменит лица католической, апостольской, римской церкви". С. Маркович. Тайные недуги католицизма.

А какую же позицию занимал по этим вопросам папа? Павел VI-это прежде всего политик, привыкший иметь дело и считаться с существующими реальностями. Разумеется, он не хотел развала церкви, более того, он стремился его предотвратить, но не путем отстаивания прежних, дособорных позиций, а путем разумных реформ. Однако он не намеревался стать в оппозицию к влиятельному интегристскому крылу. Более того, он, как, впрочем, и Иоанн XXIII, вынужден был временами идти ему на уступки и даже опираться на него в тех случаях, когда обновленцы заходили, по его мнению, слишком далеко влево или забегали слишком далеко вперед. Такой была позиция Павла VI по отношению к внутрицерковным делам. Что же касается внешнеполитических вопросов, то Павел VI весьма последовательно высказывался за политику мира и международной разрядки. В этих вопросах он пошел еще дальше, чем Иоанн XXIII. Павел VI не только приветствовал подписание Договора о запрещении ядерных испытаний, но и направил по этому случаю главам "атомных" держав поздравительные телеграммы. В телеграмме от 5 августа 1963 г. на имя Председателя Совета Министров СССР Павел VI писал следующее:

"Подписание Договора о запрещении ядерных испытаний глубоко взволновало нас, так как мы видим в нем доказательство доброй воли, залог согласия и обещание более безоблачного будущего, что приветствует наша душа, всегда стремящаяся к благополучию человечества. Вместе с удовлетворением, которое мы испытываем в связи с осуществлением надежды, возникающей во всех частях мира, мы шлем наши поздравления по поводу заключения договора, который приносит столь большое облегчение и является столь значительным. Мы молим бога, чтобы он проложил путь новому и истинному миру на земле".

Следует подчеркнуть, что это было первое за время существования Советского государства дружественное послание римского понтифика советскому руководителю. Оно было встречено с одобрением мировым общественным мнением.

x x x

Вторая сессия собора открылась 29 сентября 1963 г.

Выступая на ее открытии, Павел VI поставил перед собором следующие четыре задачи:

глубоко изучить состояние церковных дел во всем их многообразии, реформировать и внутренне обновить церковь, способствовать единению христиан и начать "диалог с миром", их окружающим. Все эти четыре задачи были созвучны программе обновленцев.

Папа явился на собор не в тиаре, а в митре, что как бы уравнивало его со всеми соборными отцами и было воспринято как жест в сторону обновленцев. На второй сессии была отменена присяга о неразглашении соборных дебатов. Требование хранить в секрете то, что происходит на соборе, в котором принимало участие 2500 соборных отцов и сотни ватиканских чиновников, было практически нереальным.

В ходе второй сессии собора, которая продолжалась до 4 декабря 1963 г., было проведено 43 пленарных заседания. На них обсуждались пять различных схем. Каждая схема вызывала бурные споры между обновленцами и интегристами. В середине октября конференция итальянских епископов, возглавляемая ультраправым кардиналом Сири, приняла документ, в котором ополчилась в духе "холодной войны" против коммунистов и коммунизма. Этот документ был приурочен к очередным выборам в Италии. Сири и его сторонники пытались добиться создания в Италии правого блока-от демохристиан до неофашистов. Итальянские интегристы стремились заручиться поддержкой собора. Однако Павел VI и большинство соборных отцов воспрепятствовали их маневрам.

Интегристы потерпели поражение и в вопросе о так называемой ответственности евреев за распятие Иисуса Христа. Сторонники экуменизма выступали на соборе за сближение со всеми религиями мира, включая и иудаизм. Они настаивали на изъятии из всех церковных текстов обвинительных тирад в адрес евреев. В то же время, опасаясь, что это может ухудшить отношения католиков с мусульманами, сторонники "реабилитации" евреев заявляли, что она не означает оправдания сионизма. Несмотря на оппозицию интегристов, распространивших среди участников собора документ со злобными выпадами против евреев, подавляющее большинство соборных отцов высказалось за их "реабилитацию".

При обсуждении схемы "О церкви" обновленцы также одержали внушительную победу. Собор большинством голосов поддержал тезис обновленцев о том, что верховной властью в церкви является коллегия епископов вместе с папой. Интегристы же утверждали, что этот тезис ограничивает права папы как непогрешимого самодержца. За тезис обновленцев проголосовало 1808 человек, против- 336. Предложение обновленцев о восстановлении института диаконата и об уравнении диаконов, которым разрешалось жениться и иметь детей, в правах со священниками получило поддержку 1588 соборных отцов, против проголосовало 525.

Яростные споры вызвало положение о свободе совести, означавшее признание церковью за людьми права исповедовать любую религию или придерживаться атеистических взглядов. Хотя свобода совести существует (по крайней мере формально) во всех католических странах, официально церковь до собора считала, что "истинной" религией является католицизм, все же остальные культы, а тем более атеизм провозглашались ошибочными, вредными, достойными лишь осуждения. Однако было очевидным, что если церковь стремится наладить отношения с другими культами и установить диалог с неверующими, то выступать против свободы совести уже нельзя. И все же интегристы продолжали с пеной у рта защищать преимущественные права католицизма. Но и здесь они потерпели поражение.

И все же результаты работы второй сессии собора были почти столь же незначительны, как и первой. Удалось полностью завершить обсуждение лишь одной схемы и соответственно принять лишь один документ - конституцию "О св. литургии".

Какие новшества внес собор в литургию католической церкви? Главным, несомненно, было разрешение проводить богослужение не на латыни, а на национальных языках. Кроме того, была упрощена сама процедура богослужения, что сократило его время наполовину. Собор рекомендовал впредь строить католические храмы без излишнего великолепия и украшательств, в "функциональном стиле".

Павел VI не принимал прямого участия в дебатах второй сессии собора, он руководил ею, так сказать, из-за кулис. Хотя он открыто не осуждал интегристов, все указывало на то, что симпатии его находились на стороне обновленческого большинства собора. В дни работы второй сессии он пообещал реформировать курию, наделить большими правами местные епископаты. Павел VI явно выражал стремление идти в ногу со временем, но не убыстряя шага, не опережая событии, не вырываясь вперед. Ближе всего ему была позиция умеренных обновленцев, представлявших церковную иерархию развитых капиталистических стран.

Диалог - с кем, во имя чего?

Итак, собор затягивался, и трудно было предсказать, сколько еще понадобится сессий для его завершения. Между второй сессией собора и третьей, которая должна была начать свою работу в сентябре 1964 г., внимание общественности привлекли два события в жизни католической церкви: поездка Павла VI в Иерусалим и энциклика "Ecclesiam suam" ("Своей церкви") -первый программный документ нового папы.

Монтини, в отличие от Ронкалли, до своего избрания папой сравнительно мало ездил по белу свету. Зато, став Павлом VI, он посетил многие страны и почти все континенты. За 13 лет своего понтификата Павел VI проделал на самолете путь в 133 тыс. км. Он побывал кроме Иерусалима в 1964 г. в Индии (в Бомбее), где выступил на 37-м Международном евхаристическом конгрессе, в 1965 г.- в Нью-Йорке, где произнес речь на Генеральной Ассамблее ООН и встретился с президентом США, в 1967 г.-в Португалии и Турции, в 1968 г.-в Колумбии, где принял участие в очередном Международном евхаристическом конгрессе. Кроме того, папа посетил в 1969 г. Женеву, где нанес визиты в Международную организацию труда и Всемирный совет церквей. В 1970 г. он побывал в Гонконге, Джакарте и Маниле. В последние годы, по-видимому по причине преклонного возраста, Павел VI за пределы Италии не выезжал.

О своем намерении посетить Иерусалим папа сообщил, выступая на закрытии второй сессии собора. Тогда часть Иерусалима находилась под контролем Израиля, часть-Иордании.

Какие цели преследовал Павел VI этим визитом? Судя по комментариям печати, направляясь в "святые места", где до него не побывал ни один папа, Монтини стремился наладить прямые связи как с арабами, так и с евреями. Кроме того, Павел VI надеялся, что это путешествие позволит ему встретиться с православным патриархом Константинопольским и убедить его если не присоединиться к католической церкви, то, во всяком случае, установить с ней более тесные отношения. Павел VI рассчитывал, что установление подобных контактов придаст соответствующий вес экуменическим устремлениям католической церкви. Однако этим надеждам Павла VI не суждено было осуществиться. Его поездка к "святым местам" не принесла ощутимых результатов.

Что касается энциклики "Экклезиам суам", то она привлекла всеобщее внимание, ибо в известной степени предрешала дальнейший ход вселенского собора и характер его будущих решений, а также проливала свет на курс, который намеревался в ближайшем будущем осуществлять Павел VI.

Энциклика была опубликована 10 августа 1964 г. Ее главная тема-это диалог католической церкви с внешним миром, формы и границы диалога с атеистами (читай: с коммунистами).

Павел VI подчеркивал в этой энциклике, что "церкви необходимо вступать в диалог с миром, в котором она живет". Цель такого диалога не достижение какого-либо компромисса или взаимоприемлемой программы действий в интересах, например, обеспечения всеобщего мира или достижения социальных изменений в пользу широких масс трудящихся, а пропаганда католического мировоззрения, католических "истин" в кругах, которым такие истины чужды. Диалог, согласно энциклике,-это путь к обращению в католическую веру некатолического мира.

Павел VI далее поясняет, что для достижения этой цели "необходимо подойти к нему (некатолическому миру.-И. Г.) и завязать с ним беседу", но без анафем и осуждений. "Подобная форма взаимоотношений,-говорится в энциклике,-свидетельствует о намерении вступающего в диалог соблюдать учтивость, почтительность, дружелюбие и доброжелательность... Если подобный диалог и не рассчитан на немедленное обращение собеседника, он направлен к тому, чтобы расположить собеседника, его чувства и убеждения к более полному общению". В другом месте энциклики сказано, что "дружелюбию надлежит быть климатом диалога".

Ведя диалог, объясняет Павел VI, следует соблюдать ясность и доступность в изложении точки зрения церкви, мягкость, исключающую "высокомерие, колкость, оскорбительность", ибо диалог "мирен и чужд духу насильственности, терпелив и великодушен", нужно верить в силу собственного слова и в способность восприятия его собеседником.

Энциклика предупреждает верующих, что поворот церкви к политике диалога, а значит, контактов с инакомыслящими чреват разного рода опасностями. Диалог может, например, толкнуть католиков к уступкам в вопросах веры, к недопустимому отходу от католических принципов, более того - к переходу на точку зрения, противоречащую истине, как ее понимают последователи католицизма. "Это недопустимо",-указывает папа. И поясняет:

"Диалог наш не может привести к послаблениям по отношению к обязательствам, налагаемым нашей верою. Двусмысленность и какие-либо сделки невозможны в апостольском служении... Апостолом может быть лишь всецело преданный учению Христову".

Павел VI высказал надежду, что собор более подробно рассмотрит вопрос о диалоге, а церковные власти будут в будущем принимать "время от времени разумные меры, дабы вводить известные пределы, указывать направления и предлагать различные формы диалога, живого и благодетельного, в целях постоянного оживления его".

Павел VI неоднократно подчеркивает в энциклике, что церковь готова "поддерживать диалог со всеми людьми доброй воли, будь они внутри или вне ее ограды". Однако в мире, сокрушенно замечает Павел VI, есть "много, слишком много людей, не исповедующих никакой религии" и даже провозглашающих себя атеистами. Они убеждены, "будто освобождают человека от ложных и устаревших представлений о жизни и мире и заменяют их... научным мировоззрением, сообразным с требованиями современного прогресса". "Это - самое серьезное явление нашей эпохи",-признает Павел VI. Но вслед за этим замечает, что "гипотеза диалога" с атеистами "становится трудноосуществимой, чтобы не сказать невозможной", и отнюдь не потому, что церковь против такого диалога, а потому, что атеисты из-за своего атеизма "отказываются" от диалога с церковью.

Но ведь такое утверждение папы неверно, может сказать непредубежденный читатель, коммунисты всегда выступали за диалог с верующими, считали и считают, что верующие и неверующие могут не только вместе бороться против империализма, капиталистической эксплуатации и угрозы войны, но и строить социалистическое общество.