Сейчас

Я закончил составлять новый бюджет к половине одиннадцатого. Поскольку ситуация меняется очень быстро, мне пришлось сократить расходы и отказаться от уже объявленных инвестиций. Я пропорционально урезал бюджеты подразделений парка, а собственную скромную зарплату сократил до нуля. Также я подготовил отдельный план формирования финансовой подушки на случай кризиса, чтобы не повторилась нынешняя ситуация, не говоря уж об угрозе полного банкротства компании. Создание такой кризисной подушки требует терпения и экономии на протяжении многих лет, но с большой вероятностью эти жертвы однажды окупятся. Это можно обосновать и расчетами: когда мы продвигаемся вперед методично и полагаемся на факты, нам все удается. И мой собственный опыт – тому подтверждение.

Математика спасла мне жизнь как в переносном, так и в самом прямом смысле. Такая уж она, математика, – спасительная. Дарит уверенность, ясность и покой, помогает увидеть ситуацию в истинном свете, подсказывает, чем следует пожертвовать, чтобы добиться цели. Несмотря на то что обстановка в парке приключений сейчас сложная, будущее представляется мне в светлых тонах. И это благодаря математике, ну и еще некоторым усилиям. На мои взгляды и настроение, конечно, влияет и то, что я умею полностью сосредоточиться на расчетах, причем в тишине.

Последние посетители уже давно ушли, а мой ежедневник подсказывает: сегодня парк закрывает Кристиан. Днем шум из игрового павильона напоминает рокот моря. Сейчас это море успокоилось – кругом тишь да гладь.

Снова просматриваю электронные таблицы в программе Excel. Прокручиваю строчки на экране; в них нет противоречий, результаты «бьются» между собой. Я замечаю, что делаю это просто ради собственного удовольствия, а не для чего-то еще. Возможно, это именно то, что мне нужно после всех недавних эксцессов и неожиданностей: привычные вычисления, прояснение и уточнение отдельных моментов и взаимосвязей. Затем я напоминаю себе, что Шопенгауэр заждался ужина и, может быть, собеседника (что статистически маловероятно, но полностью не исключено), и щелчком мышки закрываю таблицу. Встаю со стула и тру воспаленные глаза. Даже представить страшно, насколько они красные.

Дверь в коридор открыта, ни звука не доносится и со стороны кабинета Минтту К: ни радио, ни ее скрипучего хриплого голоса, когда она говорит по телефону, ни даже ее низкого храпа после выпитого за день джина с тоником и выкуренной сигареты. Спина у меня затекла, и я снова думаю о том, что мне следовало бы заняться каким-то спортом, хотя времени на это совершенно нет. Похоже, владельцы парков приключений сами никогда не отдыхают.

На минуту я выглядываю в окно, но не вижу в ноябрьских сумерках ничего, кроме пустой автомобильной парковки для наших клиентов. Затем мое внимание привлекает что-то странное слева, на самом краю парковки. Проходит несколько секунд, прежде чем увиденное складывается в моем сознании в целостную картину. Да, мой взгляд задержался на парковочном месте между двумя фонарными столбами: круги света от каждого из фонарей, пересекаясь, выхватывают из темноты что-то из металла и резины, и мне требуется время, чтобы увиденное обрело форму.

Велосипед.

Он опирается на подножку, и в нем нет ничего необычного. Странно другое – место, где его оставили. Как правило, велосипеды так не оставляют: и от дороги далеко, и от входа в парк. Я снова вглядываюсь в двухколесную конструкцию, хотя непонятно, что я надеюсь там увидеть. Велосипед еле различим в темноте. В конце концов мне остается констатировать очевидный факт: велосипед оставили стоять посреди парковки.

Я выключаю компьютер, наматываю шарф, снимаю с вешалки и надеваю куртку. Выключаю в кабинете свет и через сумрачный холл направляюсь к служебному выходу. Не хочу идти через главный вход – потом приходится всякий раз тщательно проверять, хорошо ли закрыта дверь. Служебный удобнее и ближе.

Выхожу на улицу и оказываюсь на погрузочной эстакаде, спускаюсь по металлической лестнице во двор. Издалека доносится шум проезжающих машин, мои шаги гулко отдаются в пустом дворе.

В воздухе стоит горьковатый запах поздней осени. Земля мокрая даже без дождя. Я подхожу к углу здания офиса, и слева мне открывается вид на весь фасад, а дальше – на левую сторону парковочной площадки. Эта часть парка самая узкая. От стены здания всего пять метров до конца асфальтовой дорожки. Дальше идет резкий уклон к канаве, за которой начинается такой же крутой подъем к небольшому леску с редко стоящими деревьями. Я иду вдоль здания по этой дорожке, похожей на сужающийся коридор. Как будто соседний лес мелкими неумолимыми шажками приближается и прижимает меня к зданию. Разумеется, это только так кажется. Но вот что мне не кажется – хотя я поначалу просто не верю своим глазам, – так это то, что велосипед исчез.

Возможно, кому-то среди ночи понадобилось поехать в лес. Как мне неоднократно доводилось убедиться, все мы непохожи друг на друга. Если пришло в голову заняться чем-то поздним вечером в ельнике под Вантаа в пригороде Хельсинки, чем-то таким, что нельзя сделать в другом месте, – как говорится, вольному воля, – ночные заросли в полном его распоряжении. Потом можно продолжить путь, обогатившись новым опытом. Мои же фантазии подобны отсыревшим спичкам, они вспыхивают и тут же гаснут, так и не реализовавшись.

В следующий момент я вижу его.

Бегущего на меня мужчину.

Он напоминает мне шар для боулинга, у которого вдруг выросли ноги.

Этот образ уместен по многим причинам. Асфальтированный участок передо мной узкий и длинный, и «шар» с дикой скоростью несется на меня ровно посередине этой импровизированной дорожки, как будто я кегля в ее конце. Кроме того, «шар» набирает скорость. Я разворачиваюсь и бегу сразу, как только осознаю, что происходит. И одновременно вижу, что угол здания и двор находятся гораздо дальше, чем мне представлялось.

Я все еще в заторможенном состоянии из-за многих часов, проведенных в рабочем кресле. Скорость «шара» существенно превышает мою, я понимаю это на первых же шагах. Значит, мне надо набирать обороты. Одновременно быстро оглядываюсь назад.

«Шар» одет в темно-синие спортивные брюки и черную или синюю куртку, на голову глубоко натянута черная спортивная шапочка. Его короткие ножки мелькают как в мультфильме, когда их изображают в виде вихря. Руки двигаются в такт, как бы помогая стремительному движению, наподобие работающих на повышенной скорости цилиндров какого-то механизма. В любой другой ситуации я не отказал бы себе в удовольствии из чистого интереса понаблюдать за таким удивительным ускорением. Я бегу изо всех сил, но тем не менее слышу, как быстроходный механизм нагоняет меня.

Передо мной угол здания.

За ним находится погрузочная эстакада. На другом конце эстакады имеется лестница на крышу. Других идей у меня нет. Если получится добежать до лестницы и взобраться по ней на крышу, то я смогу дать чуваку по пальцам, когда он полезет наверх. Это первое, что приходит мне на ум. Трудно придумать альтернативные сценарии и выбрать из них оптимальный, когда «шар» уже рядом, а я, собственно, представляю собой кеглю.

Добегаю до угла и меняю направление движения. «Шар» в пятнадцати метрах от меня.

Направляюсь к погрузочной эстакаде. Мне остается несколько шагов до стальной лестницы. Вот я уже у ее основания и взбираюсь по грохочущим ступенькам на эстакаду. Снова бегу. Вижу перед собой лестницу. Еще несколько шагов, и мне удастся до нее добраться и залезть на крышу…

«Шар для боулинга» врезается мне в спину.

От удара я лечу вперед, как будто кто-то подбросил меня в воздух. Шлепаюсь животом на стальную разгрузочную площадку. Пытаюсь встать, но не могу. На спине у меня тяжелый конь. Так мне кажется. Словно лошадь и всадник поменялись местами.

«Шар» давит мне на спину, хватает за голову – я чувствую его короткие, но крепкие холодные пальцы у себя на затылке, он резко дергает мою голову вверх… и с силой бьет ею по площадке.

Мой лоб ударяется по стальной решетке – раз, другой, третий. Приглушенные удары по металлу отдаются у меня в ушах и где-то внутри. Я ловлю преследователя за запястья, но они похожи на вырытые из земли трубы центрального отопления, толстые и крепкие. И я не в силах остановить их движение. Мой лоб продолжает колотиться по перекрестью стальных прутьев. Когда моя голова в очередной раз поднимается, вернее сказать, когда ее рывком поднимают, я вижу слева перед собой обрезки досок, использованных при ремонте «Клубничного лабиринта».

Я тяну руку и сам тянусь вслед за ней. Мне удается ухватиться за конструкцию из двух досок, соединенных в форме буквы Г, я обхватываю ее пальцами, перемещая их сантиметр за сантиметром. Одновременно мой лоб раз за разом налетает на сталь, и мне кажется, что металл понемногу начинает поддаваться. Времени мало. Я хватаю доску как могу крепко, быстро прикидываю длину спины «шара» и местонахождение его головы и из последних сил бью.

Доска издает странный звук. Мягкий и влажный.

Хватка слабеет, и лошадь на моей спине принимается раскачиваться. Оттолкнувшись руками, я поднимаюсь, а лошадь все качается, теперь еще сильнее, и мне удается из-под нее выбраться. Я передвигаю ногу, встаю, первая мысль – снова бежать. Но это вряд ли получится. Моя голова после ударов по стальной наковальне кружится, и я могу двигаться лишь осторожными, неуверенными шагами. Оглядываюсь назад. «Шар» высматривает что-то в своих пальцах, потом поднимает голову и фокусирует взгляд на мне. Я пытаюсь поскорее сообразить, куда я попал своей импровизированной палицей.

Точно. В рот. В зуб.

«Шар» швыряет зуб, который сжимал в пальцах. Зуб летит по дуге и исчезает в темноте. «Шар» вытирает окровавленный рот рукавом куртки. Затем снова устремляется ко мне. Поворачиваюсь и бросаюсь наутек. Мне не пережить еще один неравный бой без правил, я это понимаю. Поэтому я бегу. До лестницы остается несколько десятков метров. Каждый шаг требует полного сосредоточения. И я не сразу замечаю, что на погрузочной эстакаде появился еще один персонаж.

На голове у него балаклава, и он приближается ко мне с неосвещенной стороны эстакады. «Балаклава» сначала бросается ко мне, потом меняет траекторию движения, и я вижу, что он пытается меня опередить.

Следующие две с половиной секунды вмещают в себя поистине многое.

«Шар» почти догоняет меня, он на расстоянии вытянутой руки. «Балаклава» приближается с другой стороны, сзади из темноты, поэтому «шар», вероятно, его не видит.

«Балаклава» на бегу наклоняется, хватает клубничину и догоняет меня.

Клубничина в руках «балаклавы» – это украшение «Клубничного лабиринта». Я собственноручно снял ее и вытащил на улицу, разобрав на две части, чтобы выбросить в соответствующие контейнеры для раздельного сбора мусора: пластмассовую часть в контейнер для пластика, а металлическую – для металлолома. Я убрал эту шестидесятисантиметровую клубничину, потому что она раскололась и своими острыми краями представляла опасность для детей.

Пытаюсь изменить направление движения, но в результате маневра с трудом удерживаюсь на ногах и частично разворачиваюсь. Это позволяет мне увидеть, что происходит.

«Балаклава» и «шар» на полном ходу сталкиваются друг с другом. Правильнее сказать, что «балаклава» со всего маху бьет «шар» по макушке. А если уж быть совсем точным, «шар» врезается в клубничину. Пластик трещит; голова «шара» проламывает ягоду и оказывается внутри.

Клубничина остается на плечах у «шара», и теперь кажется, что у него огромная красная голова с султаном зеленых волос. При этом прочная острая стальная проволока, которой армирована клубничина, разрезает мужчине шею, не щадя и сонную артерию. В результате всего этого…

На разгрузочной площадке стоит мужик с красной башкой, а из шеи у него фонтаном хлещет кровь.

Мне становится дурно, в ушах шумит, я могу сохранять вертикальное положение, только стоя на коленях. Перебираю в уме причины головокружения и гула в ушах: кислородная недостаточность, удары лбом по металлической решетке и малоприятная картина, представшая перед моими глазами. У меня такое чувство, будто я наблюдаю за результатом сложного неудавшегося фокуса или попытки поставить спортивный рекорд.

Мужчина явно обескуражен и ошеломлен – а кто сохранил бы спокойствие, оказавшись в пластмассовой клубничине с открытой раной на шее? – и ведет себя во всех отношениях неразумно. Он размахивает руками, зачем-то несколько раз подпрыгивает на месте, хотя ему следовало бы…

«Балаклава» делает несколько шагов в сторону несчастного, говорит что-то, чего я не разбираю, приближается к нему с поднятыми руками – я расцениваю это как попытку помочь… Возможно, клубничноголовый слышит только приближающиеся шаги и понимает ситуацию неправильно. А может быть, что-то другое вызывает у него панику, и он, быстро повернувшись вполоборота, начинает улепетывать.

Чувак с клубничиной на голове мчится по эстакаде, фонтанируя во все стороны кровью, и его ноги мелькают, как лопасти пропеллера.

«Балаклава» несется вдогонку и снова что-то кричит. Кажется, лидер гонки от этого только ускоряется. Через несколько мгновений «клубника» начинает качаться, и амплитуда этих колебаний с каждым шагом увеличивается. «Балаклава» почти догоняет его, но помочь тому уже невозможно – он прыгает с эстакады в темноту ноябрьской ночи.

Через мгновение «клубника» пролетает в свете фонарей, пластмассовая ягода у него на голове блестит, кровь создает в воздухе подобие радуги, ноги продолжают бежать, не касаясь земли…

Затем переменные в уравнении меняются.

Главным действующим фактором становится гравитация.

Загрузка...