Паранойя

первое черно-белое отступление

…Пленка слегка исцарапана: словно это старые архивные материалы. Зато звук этой громкой сцены боя - сегодняшний, шестиканальный. Так бывает со снами и воспоминаниями.

Крохотный аэродром на краю лежащего в горной впадине африканского городка. Солдаты еще пытаются удержать ближние подходы, но сверху, в стрекоте стрельбы, в разрывах мин и реактивных снарядов, спускаются повстанцы. Старый армейский газик со снятым верхом и пробитым задним колесом козлом прыгает по выбоинам, проскакивая между воронками разрывов. За рулем - мужчина (как мы скоро поймем - отец Веры), рядом - ее мать, сама двенадцатилетняя Вера на заднем сидении, в окружении багажа. Ей и страшно, и любопытно. Газик, минуя сорванные с петель решетчатые ворота, выскакивает на летное поле, где в начале полосы уже запустил двигатели небольшой турбореактивный самолет советского производства. Спущен трап, возле него -суета спешной посадки.

И тут наперерез джипу выскакивает откуда ни возьмись открытый броневичок, полный стреляющими повстанцами. Граната попадает прямо под передние колеса газика, он взлетает в воздух и обломками оседает на пыльную землю. Броневичок огибает обломки, направляясь к самолету. Вера приходит в себя и видит рядом мертвых родителей.

– Мама! - кричит. - Папа! - и трясет их, словно пытаясь оживить. Потом хватает валяющийся рядом ручной пулемет и начинает яростно, остервенело палить вслед удаляющемуся броневичку. Попала! Еще попала! Двое повстанцев вываливаются на землю. Броневичок замирает, разворачивается, направляется к Вере, осыпая пространство перед собою пулями. Вера, укрываясь за обломками, меняет магазин, продолжает палить по броневичку:

– Вот вам! Вот вам! Вот!!!

Но машина неумолимо приближается. И тут, словно с неба спустившись, материализуется мощный харлей… За рулем - человек, в котором мы могли бы признать того, джинсового, с телевидения, - только лет эдак на пятнадцать помоложе. Джинсовый хватает Веру поперек, бросает на бак, как на седло коня, и гонит, провожаемый стрельбой из броневичка, к трапу самолета. Тот уже опустел и вот-вот поднимется. Джинсовый с Верой на руках успевают в последнее мгновенье, когда самолет уже начинает разгон.

И - в грохоте стрельбы и взрывов - тяжело взбирается в небо…

Закадровый монолог:

– В общем, спас ее Василькин. Был у нас такой… в девяносто первом ушел в отставку. По принципиальным, можно сказать, соображениям. Хотя так я его принципов и не понял. Они с ее отцом дружили. Он сейчас на телевидении, на первом канале, шеф безопасности. Вернулись в Москву, она - можешь представить? - настояла пойти… в Суворовское. Как дочь погибших офицеров. Доби-илась… Пристроили… на особом, можно сказать, режиме. Приходящей. Закончила с отличием. Потом - в виде исключения - сразу в академию…

Возвращаемся в кабинет:

– …А вот у меня тут задержалась… Тиром заведует. Инструктор. Ее даже сам Армен признал! Короче, рекомендую, можно сказать. И, если настаиваете - ручаюсь головой.

– Ну ладно, зови, познакомимся.

– Да она, можно сказать, в приемной уже сидит.

Петрович нажал кнопку интеркома:

– Воронович здесь? Пускай заходит…

Дверь отворилась. На пороге появилась Вера. И обменялась с Косячковым пристальными, оценивающими взглядами. Взглядами равных…

…В "черном кабинете" находилось четверо: Петрушин за собственным столом, рыжий, моложавый Чубарь и представительный Кравченко в удобных кожаный креслах и, наконец, ничем не примечательный молодой человек, опасливо перетаптывающийся в дверях.

– Будет для вас другой вариант, - обратился Чубарь к молодому человеку. - У вас находится Ростропович в гостях. Ростропович едет на машине в Финляндию. Вы садитесь к нему в машину, ничего не оформляйте, а мы поможем вам доехать нормально. Вам уже заказан самолет из Хельсинки в Турцию. И спокойно полетите в Турцию. Все будет нормально. Только одно главное: вам нужно будет прожить в Турции месяца четыре-пять, поэтому возьмите побольше денег с собой, чтобы все было нормально и не было проблем. Иначе ваша жизнь… Вас схватят буквально у трапа самолета.

– Понял. Спасибо, понял, - благодарно закивал молодой человек. - Я все сделаю, как вы сказали. Я… конечно… я в приемной, если можно… - и вышел из кабинета.

Оставшиеся помолчали, переглянулись друг с другом.

– Я не уверен, - нарушил тишину хозяин, - что Борис Николаевич сочиняет. Приказ Бориса Николаевича будет… прекратить.

– Я же говорю, что тут язык совершенно однозначный, - продолжил Чубарь. - Только в лоб ему сказать, что либо заткнетесь, ребята, либо посадим. Все! У нас материалов столько с документами, что хватит лет на пятнадцать каждому, про все воровство, про все убийства, про всю кровь, которая за ними стоит. В полном объеме. И лежит в достаточно надежных местах… Во многих местах это лежит. Если с любым из нас что-то происходит, мгновенно эти материалы публикуются. Схему я лично проработал до мельчайших деталей, сделал два месяца назад, потому что я знал, с кем имею дело. А сейчас картина такая: либо они затыкаются, либо посажу совершенно однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета…

Стоп-кадр. Щелчок фото-затвора. Камера наезжает сперва на Чубаря. Закадровый голос:

Валерий Чубарь. Вице-премьер правительства. Начальник штаба по выборам президента.

Потом - на Кравченко.

Андрей Кравченко. Работник аппарата Президента. Член штаба по выборам.

Кадр оживает…

– Я к этой роли не подхожу, - возразил Петрушин. - И поэтому делать этого не буду. А Осинкер сможет это сделать? Он же с ними там вроде по контакту дружит.

– Да нет, - вмешался Кравченко. - Осинкера сажать вообще не должны. Он там хорошо… в контактах.

– Сергей, поговори с двумя, - довольно властно распорядился Чубарь.

– Ясное дело: вот здесь нас в штабе познакомить.

– …это дает возможность…

…Вставив кодовую карточку в щель замка, Вера открыла дверь и вошла в каморку без окон, где безустанно крутились магнитофонные бобины и так же безустанно строчила стенографические каракули немолодая женщина в наушниках.

– Все в порядке? - спросила Вера.

– А что ей сделается, электронике вашей? Ручка скорей сломается. Или бумага порвется, - ответила женщина. - Если чо надо будет, я тебя кликну.

Вера, однако, не ушла, а взяла пару параллельных наушников, стала вслушиваться в разговор в "черном кабинете":

… - Как ему сказать? Что иначе Чубарь вас посадит?

– Да. Вот все, что я сказал здесь, перескажи ему.

– А почему ты сам ему это не скажешь?

– Могу и сам сказать.

– Ну, тогда они пожалеют. Мы вот здесь даже не посредники и не парламентарии.

– Ну, и что?

– Меня пошлют.

Повисла пауза. Нарушил ее голос Петрушина:

– Да, ребята, похоже, взорвались настолько уже… Так, ну что, мы это дело закончим тогда? Сами скажете…

– Ладно, - согласился Чубарь. - Скажем.

…Камера возвращается в кабинет.

– Я так понимаю, - сказал Петрушин, - что, если меня выгонят с работы, завтра я буду за Кремлевской стеной и не войду никуда. А у них-то какие силы, если они освобождены от занимаемой должности? С помощью чего они реализуют? Лично сами занимаются что ли? Или у них все это оружие функционирует под их руководством?..

Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос и пара соответствующих фотографий:

Оперативная справка: после смены президента Первушин устроился в Нефтепром менеджером по связям с общественностью на оклад в десять тысяч долларов в месяц. Продолжает ездить на красном спортивном "Мерседесе", но уже новой модели.

…Вера сняла наушники.

– Кто это?

– А я знаю? - с одесской интонацией ответила женщина. - А мне это надо? Мое дело - записывать. А кто, что… Я б и тебе не очень советовала… вслушиваться.

– Ну да, понимаю, отозвалась Вера. - Многие знания рождают многие печали.

– Тихо! - прикрикнула шепотом стенографистка. - Не мешай. Снова заговорили…

– …А я к тебе, Николай Васильевич, вот с какой просьбой… - еле слышно донеслось из наушников…

…- Мне б увидеться с Борис Николаевичем по совершенно неотложному делу, - сказал вошедший в кабинет седой представительный мужчина, удивительно похожий на артиста Кирилла Лаврова, и подошел к столу.

Стоп-кадр. Щелчок фото-затвора. Закадровый голос:

Олег Колобов. Первый вице-премьер правительства. Курирует силовые министерства.

– …А в чем проблема? - поинтересовался Петрушин. - Вы мне скажите… или еще лучше - записочку. Я ознакомлюсь, доложу.

– Записочку тебе? - осведомился посетитель густым басом. - Лучше всего тебе таких записочек и не видеть. Чтоб спать спокойнее…

– Ну уж, знаете!.. Я такого повидал… И ничего. Никакой, так сказать, бессонницы, - попытался Петрушин взять верх над посетителем. Однако, безуспешно…

– В общем, передай, что есть разговор по поводу этого… кандидата… Лисовского… Президент знает…

…У Веры кабинетик был не намного больше, чем кабинка прослушивания, - но с окном и весь заставленный разного рода электронной аппаратурой. Наступал вечер. В окне светилась близкая Кремлевская звезда.

Раздался стук в дверь.

– Войдите, - разрешила Вера.

На пороге появился генерал Косячков.

– Освоилась?

– Осваиваюсь…

– Погода хороша, - кивнул Косячков на окно. - Не прогуляемся? По историческим местам… Да не смотри ты на меня так… Если чего - я по-другому приглашаю. Поняла бы…

…/Исторические места/ в вечернем освещении были красивы и безлюдны: только замаскированные под милиционеров охранники тенями торчали тут и там.

– Я хочу рассказать тебе, почему ты сюда попала. Вот, - генерал вынул из кармана несколько фотографий, - взгляни.

Они подошли поближе к фонарю, и Вера внимательно перетасовала снимки с изображением трупа "Человека с диском".

– На твоем месте еще неделю назад работал он. Подполковник Тришин. Ты у нас кто, старший лейтенант? Ничего, через месяц-другой я тебе капитана сделаю. У меня инженеров младше майора никогда раньше не служило. Ладно, не будем отвлекаться. Дело в том, что через кабинет, который мы слушаем, проходят чуть ли не каждый день миллионы… долларов. Я не оговорился. Такие там договоры происходят, такие сделки совершаются. Президент - ребенок. Его не так трудно уговорить подписать ту или иную бумагу. И дело, получается, в том, /какие/ бумаги ложатся ему на подпись. А вот это зависит от помощников. От Петрушина, например. И, может, в первую очередь. Сам он - человек мелкий, если что и наваривает - какие-то копейки. То ли попасться боится, - из-за десяти тысяч с ним ведь никто связываться не станет. То ли воображение слабое… А его посетители… Их, обладая информацией, очень хорошо расколоть можно. Тришин, наверное, и раскалывал. Да вот - на кого-то не того нарвался. Убийство заказное, если случайно киллера не схватили, -раскрыть можно только через "кому выгодно". Проходила в Академии? Вот я уже неделю тут прикидываю, пасьянсы раскладываю: /кому/ же выгодно? И /кто/ способен? И знаешь: буквально /всем/, кто в этот кабинет вхож, и выгодно может быть. И способен - каждый.

– Да. Я уже кое-что слышала…

– До Кремля дошел - значит, способен… Вот, собственно… все, что я хотел тебе рассказать. Свободна…

Вера пошла к четырнадцатому корпусу.

– Постой! - окликнул ее Косячков и она вернулась. - Я тебя звал-то не за тем, чтобы образовывать. Как-то само получилось. Ты стенографию знаешь?

Вера кивнула.

– У меня одна из дам в отпуск просится. Не могу отказать - учились вместе. Не подменишь на недельку? Заодно и в атмосферу глубже проникнешь…

…Дальше пошла мешанина голосов, приблизительно, как в начальных, на черном фоне, титрах. Только голоса эти крутились, - через наушники, - у Веры в голове. Надо было, не думая, успевать стенографировать, - поэтому до Веры доходил смысл немногого. Но порой куски того, что доходило, просто потрясало ее.

… - И я не постесняюсь даже тех, кто занимался организацией выборов в ЦК КПСС. У них опыта много, это люди хорошие. Они скажут, на что обратить особое внимание.

– Есть такая шутка: главное не правильно проголосовать, главное -правильно подсчитать.

– И это тоже правильно. Потому что сейчас у нас ситуация такова…

… - Поэтому вводить шефа в состояние, когда я при каждом входе в кабинет буду вызывать у него зубную боль, я тоже не могу, я это прекрасно понимаю. Ну ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом…

… - Там, понимаешь, кампания с капиталом на миллиард. Рублей, конечно. А я - вице-президент. У нас десяток инвестиционных программ. Есть проекты и даже рабочие чертежи. Я показывал наверху, есть интерес. В основном - металлы: медь, алюминий, твердые сплавы. Володя Кухарев, ну ты его помнишь, выехал в составе делегации на Кипр, напился и подписал протокол, - серпом, знаешь, по яйцам. А Мавроди обратился с письмом напрямую к Борису Николаевичу, и тот написал в инстанцию: "Разобраться". Идут разбирательства одно за другим. УВД там, Прокуратура… Я ничего не прошу. Хочу только посоветоваться… - вот! (шлепок увесистой пачки бумаги о полировку столешницы). И копия заключения юристов (второй шлепок, сильно послабее). Нельзя ли организовать нам тайм-аут с разбирательством? Скажем, на полгода. За которые мы найдем выход?

– Надо, чтоб Борис Николаевич потерял к вопросу интерес. Напиши короткую записку: два-три аргумента в пользу каждой из сторон и вывод, что спорные моменты урегулированы. Я ее доложу.

– Понял, сделаю… А как с этими… ну, с баксами… с двумя с половиной лимонов?

– В такие дела я стараюсь не лезть, извини…

– Но ссылаться-то на беседу с тобой можно?

– Н-ну… если между собой разберетесь - с Президентом я улажу.

– Я позвоню?

– Знаешь, я не хотел бы превращаться в постоянного консультанта твоей фирмы. Ты не представляешь реакцию прессы, если они узнают…

…Отслушав и отстенографировав смену, Вера гнала на Вернадского, спускалась в тир и стреляла там с остервенением…

…Первушин ехал в красном своем "Мерседесе" по вечерней Тверской и говорил по мобильнику.

– Может, сегодня поужинаем? У меня для тебя кое-что есть. Угу… раздобыл… как просила… Интересное. Нет, дорогая… Только за ужином. Я - тебя?? Нет, дорогая, это ты меня шантажируешь. Уже полгода… Ну что, я за тобой заезжаю? Нет уж, пожалуйста, без мужа. Тогда извини… Ну, лады, так-то лучше… Правильнее… Кишка у них тонка - мой мобильник слушать.

…Но у Веры кишка была нормальная. Она слушала и мобильник. И -стенографировала…

…Несмотря на поздний вечер, на огромной стоянке у сияющего огнями останкинского телецентра было полно машин.

Василькин, джинсовый человек с телевидения, ковбой на харлее, миновал проходную, мельком предъявив раскрытые корочки пропуска, и, выйдя на улицу, пошел в дальний конец стоянки, к своему скромному, не первой молодости фордику. Открыл дверь, запустил двигатель, тронулся с места. И услышал негромкий Верин голос с заднего сиденья.

– Не оборачивайся, пожалуйста…

– Вера? Что за шпионские игры? Позвонить не могла?

– Боюсь прослушки…

– Это уже паранойя, дурочка! При Андропове разговоры пошли, будто ГБ начало слушать всех… Знаешь, сколько этих /всех/ оказалось? Двести человек, даже меньше. На остальных ни аппаратуры, ни, главное, персонала просто не хватило… Ресурсов…

– Я, Валентин, последнее время про прослушку лучше тебя знаю. Поверь. И про ресурсы. И если говорю - значит, /могут/ слушать.

– И что, мы так вот с тобой по городу колесить будем? Я между прочим целый день отработал, устал. Молодость-то уже не первая…

– Ладно, - согласилась Вера. - Поехали к тебе. Старикашечка. Они вроде не должны знать, что я к тебе в машину села. А я тебе хоть ужин приготовлю. Все еще один живешь?

– Зная тебя, - улыбнулся Василькин, - разве можно жить с кем-то другим?..

…Войдя к Василькину домой, Вера извлекла из сумочки миниатюрную коробочку сканера, включила, покрутила туда-сюда. Но, не успокоившись, еще и осмотрела комнату, кухню, прихожую в поиске жучков. Василькин улыбался.

– Точно паранойя!

– Знаешь, Валентин: я ведь уже второй месяц в Кремле работаю. Как раз на прослушке. И просто с ума схожу… Буквально! У меня никогда, никогда! с детства, особых иллюзий не было!.. Но того, что там творится, я даже в кошмаре вообразить не могла… За этот месяц в кабинете первого помощника и трех слов не было сказано про страну, про государство… Только про бабки, про квартиры, про валютные счета. Про то, кому охрана положена, кому - нет. Про то, кто может на служебном самолете к морю летать, а кому - не по чину. Ну вот, про выборы еще много… Но такое все… циничное. Бандитское. Знаешь, там ведь одни бандиты сидят… Воры и бандиты… Причем, что самое немыслимое: мы ведь /сами/ их выбрали! Как, как такое могло произойти? И выберем снова: они так суетятся, что обязательно выберем!

Василькин задумался.

– Кто-то мне, кажется, обещал ужин?

Вера шумно выдохнула, улыбнулась, как бы стирая с лица страстное выражение, с которым произносила монолог.

– Ладно, уже иду. Холодильник-то не пустой?..