Парфюмер звонит первым

Глава 7

Валерий Петрович появился в толпе других пассажиров, и Таня им невольно залюбовалась. Нет, отчим, конечно, далеко не красавец: немолодой, грузный, с залысинами. Но он излучал настоящий европейский лоск: тщательно отглаженный, идеально сидящий летний костюм; начищенные до зеркального блеска мокасины; шейный щегольской платок. Шел такой важный, небрежно помахивал портфелем из натуральной кожи – Таниным подарком на его недавнее шестидесятилетие.

– Валерочка! – замахала ему Татьяна из толпы встречающих. Отчим подошел, она бросилась к нему на шею.

– Как здорово, что ты приехал! – От Валеры, как всегда, вкусно пахло дорогим мужским парфюмом – кажется, «Живанши».

– И я рад тебя видеть, Танюшка.

– У тебя есть багаж?

– Omnia mea mecum porto.[5]

Таня латынь не знала, но смысл поняла. Porto – это типа портье. То есть тот, кто сам таскает. Значит, багажа у Валерочки нет.

И она ответила ему в тон на очаровательной смеси английского с нижегородским:

– Тогда, как говорится, вэлкам на костровскую землю.

Пока они пробирались сквозь встречающих, таксистов, нищих и шагали по приаэропортовской площади, Таня успела задать пару-тройку дежурных вопросов: «Как там Москва? Как мама? Как погода?» – и получила короткие ожиданные ответы: «Мама скучает, погода мокрая, Москва богатеет…» Татьяна заметила, что мысли отчима сейчас далеки от всего столичного, а скорее сосредоточены на ее проблемах, и поняла, насколько она ему благодарна. Теплое чувство затопило ее: «Он уже старенький, а все равно бросил все и ко мне примчался. А ведь если судить формально, я ему никто. Падчерица. Неродная дочка от жены, с которой он давно в разводе». И она с чувством проговорила:

– Как хорошо, Валерочка, что ты приехал.

Отчим оценил ее отзывчивость, рассеянно улыбнулся:

– Посмотрим, что можно сделать.

Татьяна открыла перед ним дверцу своей машины. Он взгромоздил все свои сто десять «кэгэ» на сиденье. Не спрашивая позволения, достал пачку сигарет. Он курил только марки, известные ему с советских времен: «Яву», «Опал», «Ту». На этот раз Ходасевич выбрал «Стюардессу». Открыл окно, прикурил, выпустил клуб вонючего дыма и стал подстраивать под себя правое зеркальце заднего вида.

У выезда с парковки Татьяна заплатила червонец за стоянку и вырулила с аэропортовской площади. Разогналась на прямом участке шоссе, ведшем в город, и повернула голову к Валере:

– А ты знаешь, я тебе еще не все рассказала…

Отчим прервал ее:

– Давай об этом потом.

– Ты думаешь, что?.. – Татьяна повертела в воздухе пальцем, что означало вопрос: «Нас подслушивают?»

– Вполне возможно, – кивнул Валерий Петрович.

– Ну, тогда потом. Когда расположимся и пойдем завтракать. Ты извини, я плотный завтрак, в твоем стиле, соорудить не успела. Зато у меня есть на примете одна очень неплохая кафешка на набережной, в двух шагах от дома. Тебя омлет «а-ля Сидни Шелдон» устроит?

– Это как, с цианистым калием? – усмешливо нахмурился отчим.

– Нет, с помидорами, луком и болгарским перцем. Плюс бадья кофе со сливками и свежайшие булочки.

– Звучит завлекательно.

– Еще бы! Я не прощу себе, если ты тут у меня похудеешь.

Они проезжали пост ГИБДД у въезда в город, и офицер в белой рубашке решительно поднял жезл перед капотом Таниной машины.

– Ну, здра-авствуйте, – с неудовольствием протянула Таня. Послушно отъехала в «карман», где уже скучала фура, груженная мандаринами. Не стала выбираться из авто, дождалась, пока гаишник сам подойдет к ней.

– Вот мои права и техпаспорт, – сказала она через открытое окно, протягивая офицеру документы. – Там же страховка и талон техосмотра. А почему вы меня остановили? Что-нибудь случилось?

– Отвечать вам я не обязан, – отрезал милиционер. Его хмурое лицо резко контрастировало с веселым солнечным утром. Таня пожала плечами: «Нет так нет, не хочет говорить – и не надо. Может, у него зубы болят».

– Другие документы у вас, гражданка, при себе имеются?

– Какие вам еще нужны документы?

– Паспорт.

Татьяна перегнулась через спинку, достала с заднего сиденья сумочку. Вытащила из нее паспорт. Ее впервые за три месяца в Кострове остановил гаишник. И впервые требовал для проверки паспорт. Гаишник очень внимательно просмотрел все странички Таниного «аусвайса». С видимой неохотой вернул ей документ:

– Кто еще с вами в машине?

– Вы разве не видите? Человек.

Отчим сделал Татьяне предостерегающий жест: не заводись, мол.

Гаишник подошел к правой двери:

– Паспорт ваш попрошу.

Валера достал из кармана документы.

И снова – длительное, внимательное листание. Татьяне даже на секунду показалось, что гаишник зачем-то специально тянет время.

– У вас нет регистрации в Кострове, – хмуро заметил офицер.

– Я знаю, – спокойно ответствовал Ходасевич.

– Срок регистрации три дня.

– Я прилетел сегодня. Вот мой билет.

– По каким делам прибыли в город?

– По личным.

Гаишник сверху вниз поизучал лицо отчима. Тот не стал мериться с ним взглядами, отвел глаза.

– Возьмите, – мент с некоторым сожалением протянул Ходасевичу билет и паспорт. – И обязательно зарегистрируйтесь в трехдневный срок. Иначе будем штрафовать.

Не попрощавшись, гаишник потрусил в сторону будки.

Раздосадованная Таня резко взяла с места.

– Странно, – сказала она, разогнавшись, – сроду у меня здесь, в Кострове, документов не проверяли. Как ты думаешь, это случайное совпадение?

– Думаю, да, – безмятежно кивнул полковник.

А вскоре начались предместья Кострова: улицы, окаймленные акациями, одноэтажные домишки, водопроводные колонки. На конечной остановке разворачивался трамвай. Его поджидала толпа утренних пассажиров.

– Н-да, а я был не совсем прав, – вдруг пробормотал отчим.

– Насчет чего, Валерочка?

– Что гаишники нас остановили случайно.

– С чего ты взял?

Не оборачиваясь, полковник Ходасевич ткнул большим пальцем назад:

– Вон та черная «Волга» – видишь?

Татьяна вгляделась в зеркальце заднего обзора:

– С номером пять – три – семь?

– Именно.

– А что?

– Она едет за нами от самого поста.

В квартире отчим тоже запретил Тане говорить о делах. Болтали о незначащем.

Татьяна отвела Ходасевичу гостиную, показала, где постельное белье, подала пепельницу. После ритуальных вопросов, не хочет ли Валерочка принять душ с дороги или вздремнуть – на которые был получен отрицательный ответ, – Таня воскликнула:

– Тогда пошли завтракать!

В кафешку на набережной они отправились пешком. По пути Таня спросила: теперь-то наконец может она говорить о делах?

– Да, – кивнул полковник. – Странно, но «хвоста» за нами нет.

– А почему – странно?

– А потому что «хвост» не появляется и не исчезает вдруг, в одночасье. Он либо есть, либо его нет.

Таня не стала делиться с полковником соображением, что тот уже стал слишком стар, чтобы замечать современные методы наружного наблюдения. Она предпочла не обижать его даже шуткой. Вместо того конспективно рассказала, о чем умолчала, когда говорила с ним вчера по телефону: о письме, полученном от Лени; о странных цифрах, содержащихся в нем; о своем визите в камеру хранения. Потом поведала о том, как странно повел себя кладовщик, и о своей беседе с вокзальным забулдыгой, и о том, что в камере хранения ее опередили люди, похожие на ментов… Сообщила и о вчерашнем неожиданном телефонном звонке от Лени. Отчим выслушал Танино повествование бесстрастно и никак его не прокомментировал.

В кафе на открытом воздухе деловой разговор прервался. Таня, как и обещала, заказала Валерию Петровичу омлет с овощами плюс булочки, а себе велела поджарить шашлык. «Я в полседьмого встала, позавтракать не успела, – сказала она, оправдываясь за свой аппетит. – Есть хочется, аж в животе бурчит». Хозяин кафе, услужливый пожилой армянин, приветствовавший Таню как родную, бросился разжигать мангал.

– Итак, они – те, кто охотится за Леней, – что-то искали, – подвел черту под рассказом Тани полковник, поглядывая на широкую реку, блистающую под солнцем. – Сперва они пытались найти это в камере хранения в воскресенье вечером. И что-то действительно нашли. И изъяли. Какой-то предмет, оставленный Леонидом. Что-то похожее на мужскую сумочку-барсетку. Но эта находка их не удовлетворила. И тогда они (видимо, в понедельник днем) раскурочили Ленину машину. И, похоже, залезли в его квартиру и устроили обыск там – возможно, именно их ты слышала через дверь, когда пришла позавчера к нему домой. Но и в Лениной квартире их ждал – как вы, молодые, говорите – облом. И тогда в ночь на вторник они учинили погром в вашем офисе, а также объявили Леню в розыск, а тебя в жестком стиле «прокачал» милицейский опер Комков… Я ничего не упустил?

Ответить Тане помешала жена хозяина кафе. Она поставила перед Ходасевичем огромный омлет в чугунной сковороде и любезно проговорила:

– Кушайте на здоровье. А шашлык через десять минут готов будет, – и кивнула на супруга, который рядом с пылающим мангалом нанизывал на шампур куски свинины.

Когда хозяйка отошла, Татьяна сказала:

– Ты ничего не упустил. Как всегда, Валерочка, все очень стройно и логично, – Таня придерживалась правила, что лесть в разумных дозах необходима в отношениях даже между очень близкими людьми. – Поэтому возникает главный вопрос: кто эти – они?

– Нет, – покачал головой полковник, – кто – это вопрос второй. Вопрос номер один: что они искали?

– Я думаю, какую-то информацию. Иначе зачем им понадобилось красть наши офисные компьютеры? И диски? И даже кресла вспарывать?

– Правильно, – кивнул Валерий Петрович. – Скорее всего, они охотились за информацией. Тогда вопрос следующий: какой конкретно информацией мог владеть Леня? Для кого она может быть важна?

– Понятия не имею.

– Мог он, по роду работы, быть носителем какой-то коммерческой тайны?

Татьяна пожала плечами:

– Не думаю. Ничего особенного Леня не знал, то есть ничего такого, чего бы не знала и я.

– Ты говорила, что у вас здесь, в Кострове, есть мощный заказчик.

– Ну да, крупная парфюмерная фабрика. «Юлиана» называется.

– А Леонид бывал на этой фабрике в одиночку? Без тебя?

Хозяин кафе сбил пламя в мангале и водрузил на него шампуры. Ароматный дымок защекотал Танины ноздри и напомнил ей, как она голодна, а Валерий Петрович, сидящий напротив, вдобавок с видимым удовольствием уписывал омлет. Таня раздраженно ответила:

– Ну, положим, Леня бывал на фабрике в одиночку. Да только я не понимаю, что особенного он мог там выведать. Сколько тонн душистого мыла они сварят в нынешнем году? Или секретную формулу крема для ног?

– По-моему, Татьяна, ты напрасно язвишь. У промышленного шпионажа такие масштабы и такие ставки, что никакому ЦРУ не снилось. Около шестидесяти миллиардов годового ущерба только в США.

– А у нас?

– У нас нет данных. Но зато в наших палестинах за коммерческие секреты убивают.

– Значит, ты считаешь, – округлила глаза Таня, – что Леня занимался промышленным шпионажем?

– А почему нет?

Таня фыркнула, вспомнив валенка и раздолбая Леньку.

– Не похож он на шпиона. Совсем не похож.

– А ты что, думаешь, что у разведчиков на лбу таблички висят?.. Ладно, отставим пока данный сюжет. Это только рабочая версия. Ничем не подкрепленная. Одна из многих.

– А какие другие?

– Уж больно быстро события развиваются… – задумчиво произнес полковник, не отвечая на Танин вопрос. – Как-то судорожно, спонтанно: и бегство Лени, и охота за ним, и обыски. Совершенно не похоже на тщательно разработанную операцию… Предполагаю, что здесь, в Кострове, что-то случилось…

Таня обратила внимание, что сейчас Валера, обычно немногословный, разговорился, расслабился от вкусной еды, и решила выведать как можно больше о его планах и гипотезах.

– Что здесь могло случиться?

– I don’t know.[6] Может, какая-то важная информация попала к Лене случайно? Вдруг, неожиданно? Он, к примеру, стал чему-то свидетелем и оказался для кого-то опасен…

– Что – увидел? И кому – опасен? И при чем здесь обыск в офисе?

– Кто знает. Может, Леня карту нашел? Какого-нибудь захороненного скифского клада?

По блеснувшим глазам полковника Таня поняла, что тот, конечно же, шутит, и подыграла ему:

– А сейчас за Леонидом «черные археологи» охотятся, да?

– В жизни все бывает, Татьяна. Поэтому на самом первом этапе расследования существует правило: относись к версиям некритично. Чем их больше, тем лучше. Чтобы было потом из чего выбирать.

Хозяйка кафе подошла к мангалу, обменялась с мужем парой реплик по-армянски, положила дымящийся шампур на тарелку. Присыпала сырым луком, полила кетчупом. Видимо, у супругов было разделение труда. Мужчина готовил, женщина обслуживала посетителей. Хозяйка с полупоклоном поднесла тарелку Татьяне:

– Кушайте на здоровье. Такой вкусный шашлык, что даже мой разохотился – сам, говорит, скушать его хочу.

– Не отдам, – засмеялась Татьяна. Что ей нравилось в Кострове – так это простота и добросердечие обслуживающего персонала.

– Да вон он и себе шашлык жарить поставил! Два шампура, обжора!.. – с деланым негодованием воскликнула хозяйка. – А вы запить чем-нибудь желаете? Есть вино молодое, водка, коньяк, минералка…

– Нет, хозяюшка. Потом, когда мы закончим, вы нам по чашечке кофе принесите.

– Сделаем.

Когда армянка отошла, Валера промолвил:

– Вернемся к нашим, так сказать, мутонам. Итак, первый вопрос. За чем конкретно они охотятся? За информацией? За компроматом? За документами? – И сам же себе ответил: – Возможно. Очень может быть. Но мне нужен твой совет: что сия информация собой представляет, так сказать, в физическом выражении?.. Какой, что называется, носитель?

– Судя по тому, что изрезали кресла в офисе и сиденья в машине, это должно быть что-то маленькое.

– Правильно мыслишь, Танюшка. Но что это? Дискета какая-нибудь?

– Ну, почему же только дискета!

Татьяна принялась за шашлык. Она любила есть его не церемонно, ножом и вилкой, а как в детстве: по-походному, сгрызая мясо прямо с шампура.

– Информация, – продолжала она, – нынче может быть записана на чем угодно. На дискете, кассете, микрокомпьютере, мини-жестком диске, CD-диске… У всех этих носителей крошечные размеры и гигабайты памяти… На флэшке, наконец…

– Кес ке се «флэшка»? – наморщил лоб Валера.

– Эх ты, отсталый ты элемент! А еще разведчик! «Флэшка», или си-эф, или компактэд флэш – это такая плоская фиговина, размером раз в семь меньше дискеты. Вставляется в цифровые фотоаппараты, сотовые телефоны, карманные компьютеры. Служит для записи и хранения информации. На маленькую такую штучку могут влезть тысячи фотографий, или целое кино, или музыки немереное количество. Находка для шпиона.

– У Лени они были?

Таня расхохоталась:

– Да они сейчас у каждого второго есть! Я имею в виду, из молодежи.

– К каковой я уже, к глубокому сожалению, давно не отношусь… – вздохнул Ходасевич. – Ладно. Ясно. Сойдемся на том, что они ищут что-то маленькое. Иголку в стоге сена… Теперь давай обратимся к тому, в чем я более «копенгаген». Вопрос второй. Что в городе случилось за последние несколько дней?

– В смысле?

– Ну, о чем сообщают телевидение, газеты, радио?

– Леня объявлен в розыск. За совершение тяжких преступлений.

– Каких тяжких преступлений? Конкретно?

– Не знаю. По ящику не сказали.

– Ни в одной передаче?

– Да я только одну и смотрела…

– А что в газетах пишут?

– Ох, не знаю. Мне как-то не до телевизора с газетами было.

– И напрасно.

– А ты считаешь, что Леня в самом деле, – Таня округлила глаза, – имеет отношение к местным преступлениям?

– Все бывает. Поэтому вот тебе, Танюшка, мое первое задание: узнать, что в городе произошло за последние три-четыре дня. Любые ЧП, преступления, несчастные случаи.

– Может, у Эрнеста Максимовича спросить?

– Что такое Эрнест Максимович? – сдвинул брови отчим.

– Мой бестолковый заместитель. Черединский его фамилия. Местный светский лев. Знает в Кострове все и вся. И каждое утро прочитывает тридцать газет и три журнала.

– Нет, Таня, – поморщился полковник, – не будем мы его в наше дело втягивать. Я сказал, ты этим займешься – значит, займешься ты, – сказал он тоном, не предполагающим возражений.

– Да, товарищ полковник. Слушаюсь, товарищ полковник.

– Договорились. Теперь дальше. Письмо Леонида у тебя с собой?

– Угу.

– Давай.

Но в сумочку Таня залезть не успела.

И тут… Вдруг выражение лица Валеры переменилось. Оно будто окаменело. Взгляд его устремился вдаль, за Танину спину, словно он увидел нечто ужасное. Таня стала оборачиваться, чтобы посмотреть, что происходит. Но в этот момент отчим крикнул сдавленным шепотом: «Ложись!» – и схватил падчерицу за руку, и сдернул со стула, и бросил вниз, на бетон набережной, и сам упал сверху, прикрыв своим телом ее голову и плечи. Таня, так и не успев понять, что случилось, и ничего не видя, услышала негромкие хлопки – словно рядом кто-то разрывает надутые воздухом пакеты. Хлопки следовали один за другим, через равные промежутки времени: Пах! Пах! Пах! Пах! Таня услышала неподалеку сдавленный крик боли, а потом рядом обрушилось что-то железное.

Наконец отчим привстал, освободил ее голову, и она смогла хоть что-то увидеть. Сперва в поле зрения возник перевернутый пластиковый стол, за которым они только что сидели. Он лежал на боку. Рядом по бетону разлетелись стул, тарелки и шампур с недоеденным кусочком шашлыка. Чуть поодаль валялся опрокинутый мангал. Угли из него рассыпались. Рядом полулежал хозяин кафе. Его лицо было бледным и перекошенным. Рукой он зажимал свою ногу – из нее хлестала кровь – и вполголоса ругался по-армянски. А в перспективе, на расстоянии метров двадцати, Таня увидела, что прямо по пешеходной зоне набережной от них не спеша удаляется мотоцикл. На нем сидят двое, оба в непроницаемых шлемах и черных рубашках, и второй, тот, что сзади, оглядывается и, не отрываясь, смотрит в их сторону, и в его опущенной руке поблескивает пистолет. И лица его не видно – только глаза в прорези мотоциклетной маски. И глаза эти – холодные, пустые – не предвещают ничего хорошего. Конечно, это дорисовало Танино воображение.

Убийца, кажется, что-то сказал своему товарищу, потому что мотоцикл замедлил ход. «Наверное, сообщил, что мы живы», – отстраненно, будто о постороннем, подумала Таня. И тогда водитель мотоцикла еще больше сбавил скорость. Не спеша развернул свою машину.

И помчался прямо на них. Добивать.

Человек в черном, сидевший сзади, начал вскидывать свой пистолет с глушителем. Таня отчаянно глянула в сторону Валеры, ожидая от него хоть каких-то действий. Хоть какой-то защиты. Но чем ей мог помочь толстый, старый человек?

Однако отчим с неожиданным для его лет и комплекции проворством вскочил на ноги. В руке он сжимал какой-то длинный железный прут. «Боже, это же шампур, – мелькнуло у Тани, – да что он может им сделать?» И в этот момент отчим размахнулся и с силой метнул свое импровизированное оружие в сторону мотоциклистов. До них уже оставалось метров десять, и задний на ходу целился из своей пушки в лежащую Таню. Таня смотрела прямо в лицо смерти и даже не успела осознать это.

И случилось чудо. Заостренный шампур, с силой пущенный отчимом, вонзился в правое плечо пассажира. Рука того дрогнула. Таня увидела, как из дула пистолета все же вылетел горячий плевок. Что-то жаркое пронеслось рядом с ее щекой. И тут до нее донесся хлопок от выстрела и звяк пули, угодившей в мангал. А в следующую секунду мимо нее промчался мотоцикл. Пассажир держался левой рукой за правое плечо. Он выронил пистолет, а может, намеренно бросил его. Пистолет загремел на камнях набережной.

Ни один из двух наездников не обернулся. Мотоцикл съехал с пешеходной зоны и по проезжей части устремился вдаль.

Он быстро исчез в потоке машин.

И только в этот момент к Тане вернулись во всей полноте краски и звуки дня.

Солнце сияло над белым городом. По реке шла ленивая баржа. Велосипедист-мальчик остановился чуть поодаль и, раскрыв рот, смотрел на происшествие. Вяло тлели рассыпанные по бетону угли. Валера стоял в испачканном в пыли костюме и тяжело дышал.

К сидящему на бетоне шашлычнику подскочила жена.

– Сирелиз, инче пата хэль?! – прокричала она по-армянски.

– Индз вираворэльен,[7] – прохрипел ее муж. Его нога была залита кровью.

И тут все, что было вокруг Тани: река, солнце, дымок от углей и даже кровь на ноге шашлычника, и даже озабоченное лицо отчима, – показалось ей, только что избегнувшей неминуемой смерти, невыразимо прекрасным. Она улыбнулась. Видок у нее был сейчас, наверное, дикий: сидит на бетоне и улыбается. Однако чувство эйфории длилось не более полуминуты, вскоре оно стало стремительно исчезать, уступая место панике. И в голове почему-то шумело.

– Ты цела? – озабоченно спросил Валера, наклоняясь над ней.

– Да. Все в порядке. А ты? – через силу ответила Таня.

– Слава богу.

Он помог ей подняться.

– Пошли отсюда.

– Подожди. Вам нужна помощь? – обратилась она к раненому хозяину.

– Какая, слушай, от тебя помощь? – скривился тот, а его жена уже названивала по мобильному телефону: «Але, «Скорая»? Срочно приезжайте, у моего мужа огнестрельное ранение!»

– Вот вам за завтрак и за беспокойство, – Таня достала из портмоне все, что у нее с собой было: пятисотрублевую купюру и стодолларовую бумажку.

– Пошли, – отчим цепко схватил ее под руку.

– А мы не будем ждать милицию?

– Ни в коем случае.

Армянин так и не взял деньги, и тогда Таня разжала руку, и купюры мягко спланировали на бетон к его ногам.

– Пошевеливайся, Татьяна, – Валерий Петрович потащил ее за собой.

Откуда-то издалека, со стороны центральной площади, донесся прерывистый звук сирены. Он приближался.

– Бегом, – коротко приказал Ходасевич.

Они перебежали дорогу и по широким ступенькам стали подниматься к подножию сталинских домов, которыми была застроена набережная. Совсем рядом отсюда, в трех кварталах, находился Танин двор.

Когда они поднялись по ступенькам и готовы были нырнуть в подворотню, Татьяна обернулась и бросила сверху вниз прощальный взгляд на набережную.

Возле столиков уже собралось четверо-пятеро зевак. Они окружили раненого хозяина и склонившуюся над ним хозяйку. Мангал и стол, за которым только что сидели Таня с отчимом, по-прежнему валялись на боку. С подвыванием сирены у места происшествия остановилась машина. Это оказалась не «Скорая», а милицейский «газик». Из «газика» выскочили двое ментов с автоматами.

– Скорее! – прикрикнул на Татьяну Валера.

Она ступила вслед за ним в прохладную подворотню:

– Куда мы идем?

– Подальше отсюда.

– А потом?

– Пока не знаю, – после паузы ответил отчим сквозь зубы.

Они пересекли тихий двор и вышли на спокойную улицу Володарского. Мирно шелестели акации.

– Что это было, Валера?

– Ты что, не понимаешь? На тебя только что покушались. И чуть не убили.

– Меня? А может, тебя?

– Неважно. Может, нас обоих.

– Тогда что нам делать?

Отчим промолчал. Они шли по улицам, удаляясь от реки вверх.

– А здорово ты его! – вдруг нервно рассмеялась Таня. – Р-раз, и поразил копьем, как древний грек.

– Береги дыхание.

Татьяна хотела было сказать, что это ему, толстячку-старичку, надо беречь дыхание, а не ей, которая за два сета здорового мужика способна умотать, но, искоса глянув на посеревшее, озабоченное лицо Валеры, решила благоразумно сменить тему.

– Мы убегаем? Едем в аэропорт? Или на вокзал?

– Не уверен, что это хорошая идея.

– Постой, у тебя весь костюм в пыли.

– После, после, – проговорил отчим, начиная отряхивать светлые брючины на ходу. Таня, пожалуй, впервые видела его настолько растерянным.

– Может, тебе помогут твои товарищи? – предположила Таня.

– Какие еще товарищи?

– Ну, из комитета. То есть из местного управления ФСБ.

Они пересекли главную улицу Красных Партизан и шагали в сторону вокзала.

– Не думаю, – покачал головой Валера. Дыхание его прерывалось; лицо от волнения и физической нагрузки стало землистого цвета.

– Почему?

– Потому что потому.

– Слушай, прекрати «потомукать»! Я не девочка! Говори толком!

– Я не уверен, что в сложившейся ситуации могу им доверять.

И тут – как реакция на происшедшее и на Валерину растерянность – Татьяной по-настоящему овладела паника. «Боже, что же нам делать?! – подумала она. – Мы в чужом городе. И нет никого, кому мы можем доверять. Даже в ФСБ нельзя обратиться, а в милицию тем более. И любой встречный может оказаться наемным убийцей!»

И тут в сумочке у Тани зазвонил мобильный телефон. Она достала его. Номер на дисплее не определился, и Татьяна секунду помедлила: брать, не брать? Валера вполголоса сказал: «Не надо», – но она, из чувства противоречия – сколько можно ею командовать! – нажала на «прием».

– Татьяна? – раздался в трубке бархатный голос Глеба Захаровича Пастухова.

– Да, это я.

– Как вы относитесь к балету?

«Боже, о чем это он! Ее только что чуть не убили, а он – балет!»

– Честно говоря, мне сейчас совсем не до балета, – ответила она недипломатично, но по крайней мере откровенно.

– Что-нибудь случилось? – В голосе ГЗ послышалось искреннее участие.

– Случилось.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

Она решилась:

– Да, можете.

– Говорите, что я должен делать, – немедленно с готовностью откликнулся он.

– Нам с вами надо встретиться. Для начала.

Он тут же, без рассусоливаний, спросил:

– Говорите: где и когда?

Валера шел рядом, хмурился и неодобрительно покачивал головой.

– Там же, где мы встречались с вами вчера – у входа.

– Во сколько?

Таня глянула на часы:

– Во столько же, как вчера, минус семь часов.

ГЗ если и удивился ее загадкам, то виду не подал.

– Понял вас, Татьяна. Я буду.

– Только, пожалуйста, приезжайте один. Без своей свиты.

– Как скажете.

Едва Таня нажала «отбой», как отчим отрывисто спросил ее:

– Кто это?

– Мой поклонник. Влиятельный в городе человек.

– Конкретней?

– Конкретней – мой главный заказчик, генеральный директор парфюмерной фабрики «Юлиана» Пастухов.

– Зачем тебе с ним встречаться?

– Чтобы попросить у него защиты.

– Ты хорошо с ним знакома?

– Виделись несколько раз.

– Он может оказаться кем угодно. В том числе тем, кто заказал покушение на тебя. По-моему, это очень неразумно.

– Да, я согласна! Неразумно. А что разумно? Бегать по улицам? Идти пешком в Москву?

Ее горячность произвела должное впечатление на Валеру. Во всяком случае, раньше она никогда себе не позволяла возражать ему. Тем более в таком жестком тоне. Тем более в тех вопросах, где он, а совсем не она, был докой.

Видя реакцию отчима, Таня продолжила наступление:

– Зачем ему меня заказывать? Потому что я его в теннис обыграла?

– А ты обыграла? – улыбнулся отчим, и Таня поняла, что Ходасевич идет на попятную.

– Значит, ты не возражаешь против нашей с ним встречи?

– Не возражаю. Если он действительно приедет один. Тем более что других вариантов у нас с тобой пока, кажется, не просматривается.

Глеб Захарович прибыл на встречу один. Он, как джентльмен, подкатил ко входу в спорткомплекс минута в минуту. Как договаривались: в час, то есть в двадцать (время вчерашней встречи) минус семь часов, Пастухов вышел из своего «Лексуса». Он сам сидел за рулем. Машины охраны поблизости не наблюдалось.

Таня пошла по направлению к ГЗ. Отчим наблюдал за свиданием издалека, сидя на лавочке. Все вокруг выглядело буднично, спокойно. Ничего подозрительного. Ходасевич оценил, какое удобное место Татьяна, пусть даже неосознанно, выбрала для конспиративной встречи: рядом парк, он уступами спускается вниз к реке и вскорости превращается в настоящий лес. А с противоположной стороны спорткомплекса – оживленные улицы, полные прохожих, машин и проходных дворов.

ГЗ, похоже, никто не пас и не сопровождал.

– Садитесь, – сказал Глеб Захарович, распахивая перед Татьяной дверцу.

– Нет, давайте лучше пройдемся, – ответила Таня, как научил ее полковник.

– Как скажете.

Глеб Захарович центральным ключом запер машину, и они не спеша пошли по парковой дорожке, удаляясь от открытых кортов, на которых шла вялая пенсионерская борьба. Валерий Петрович внимательно следил за парочкой.

– Глеб Захарович, нам нужна ваша помощь.

– Кому это «вам»? – поднял бровь Глеб Захарович.

– Мне и моему отчиму, Валерию Петровичу Ходасевичу.

– Что ж, мне будет приятно вам услужить, – галантно ответствовал ГЗ, даже не поинтересовавшись, в чем заключается дело.